© Л. Толич, 2015
Реставрировать эпистолярные семейные реликвии – занятие небезопасное, особенно, если твой заказчик, молодой ученый, – сотрудник ФСБ, а область его изысканий непосредственно касается управляемых энергий живых материй и окружающие становятся жертвами чудовищных опытов. Сможет ли разоблачить преступные замыслы авантюриста впечатлительный журналист, к тому же полюбивший чужую невесту?..
Часть первая
Вираж над бездной
Читать далее
Столичная квартира Андрея Масалитинова на первый взгляд случайно зашедшего человека выглядела весьма своеобразно. Можно было подумать, что хозяин либо недавно переехал, либо собирается начать капитальный ремонт. Книги вперемежку с посудой, коробками и одеждой, кое-как распиханные в то ли полуразобранную, то ли недособранную мебель, громоздились вдоль стен малометражной низенькой комнатенки. Широкое, выходящее на юго-восток окно занавешивала грубо расшитая рыбацкая сеть.
Свежее и погожее весеннее утро вполне сочеталось с чудесным настроением Масалитинова, наверняка ниспосланным свыше за вчерашний пережитый кошмар. Он принял душ, тщательно вычистил зубы и побрился, ощутив во всем своем молодом и сильном теле прилив радостной какой-то энергии. Освежившись одеколоном и похлопывая себя по щекам, он поздоровался со своим отражением в зеркале, которое вполне удовлетворяло его в настоящий момент слегка самодовольным выражением, плутовским блеском серо-голубых глаз с загадочной поволокой, чуточку наивных, от чего, в общем, создавалось весьма приятное впечатление. Было бы грешно допустить нечто, что могло бы испортить это комфортное ощущение, и захотелось прогуляться немедленно. Андрей подмигнул двойнику в зеркале, хлопнул дверью и был таков!
В самый час пик по галерее московского метрополитена, соединявшей кольцевую и радиусную линии, несся плотный молодой человек в велюровой шляпе с большими полями, внушительного роста и комплекции. Он довольно невежливо расталкивал пассажиров, не делая исключения для особ нежного пола. Наконец, на рысях спустившись с последних ступеней, господин в шляпе внедрился в гущу напиравшей встречной толпы и каким-то чудом влез в переполненный вагон. Ворочаясь всем своим грузным телом в оливковом плаще с желтыми металлическими пуговицами, он протиснулся к скамье и вскоре занял освободившееся место, пристроив на коленях нелепых размеров старомодный портфель.
В семье профессора Грязнова царило явное замешательство, впрочем, вполне объяснимое в силу неординарности ситуации. Дело в том, что, во-первых, его единственная племянница, фактически удочеренная им из-за раннего сиротства, увлеклась идеями некого Свириденко, вечного кандидата, так и не сумевшего защититься, несмотря на интерес к его версиям в научном мире и авторитетные рекомендации самого Грязнова. Ни одна из его оригинальных идей, которыми он был напичкан сверх меры и умел интересно подавать, особенно таким восприимчивым барышням, как Ируська, не была достаточно состоятельной для серьезной разработки. И все же, если бы это был обычный роман на фоне, так сказать, кабинетной науки, вряд ли стоило беспокоиться, однако именно область сомнительных изысканий бывшего любознательного ученика тревожила профессора не меньше, чем чувства племянницы. Но об этом после.
Андрей Михайлович спускался в подземный переход у Киевского вокзала, ощущая на плече приятную тяжесть спортивной сумки и предвкушая несравнимое ни с чем дорожное безделье. Он не мог позволить себе сознательного, запланированного безделья уже много лет, а вынужденное безделье, конечно, не в счет, потому что лишено блаженной расслабленности, комфорта и душевного спокойствия.
Месяц спустя, в пустующей городской квартире профессора Грязнова сидели двое. Ирина, приехавшая с дачи на несколько дней из-за всяких хозяйственных дел, и ученик Аркадия Львовича, вхожий в их дом уже давно, молодой ученый Свириденко. Сергей Юрьевич был совершенно поглощен новым, захватившим его с головой, проектом.
Южная щедрость раннего лета опьянила Андрея полынной брагой степного разноцветья, морским бризом и шальным откровением оживших пейзажей. После короткой душной ночи солнце растекалось по сонному морю. Розовые пелены утреннего тумана стелились над ним. Прохладой тянуло от обгрызенных ветром шершавых скал, воткнутых в красно-рыжие глиняные осыпи. Манили к бесцельным прогулкам долгие пляжи, укрытые бархатистым, седым песком. Мысли то будоражили безудержные фантазии, то проникали в прошлое, настороженные, как разведчики, и безжалостно обнажали самое сокровенное.
Оставив недоеденный гамбургер бродячей рыжей собаке с кудлатым хвостом, Масалитинов посмотрел на часы и огляделся по сторонам. Время назначенного свидания почти подошло. Свириденко должен был появиться с минуты на минуту. В пустынном сквере в этот жаркий полуденный час, кроме него, сидела на дальней скамье пара молодых людей и о чем-то оживленно беседовала. Юная особа с копной светлых, слегка растрепанных волос порывалась, видимо, встать, но мужчина удерживал ее одной рукой, сдержанно жестикулируя другой.
Библиотека, судя по всему, служила хозяину одновременно и кабинетом. Классический беспорядок на массивном старинном столе красного дерева, какой обычно сопутствует творческим потугам интеллектуала, по-своему украшали причудливо оплывшие толстые свечи в медных подсвечниках. В углу стояло удобное полужесткое кожаное кресло вполне современного силуэта. Особенный книжный дух, присущий лишь старинным собраниям, царил повсюду.
За спиной Масалитинова, казалось, остановился некто, видимый одному хозяину, потому что, обернувшись, Андрей ничего подозрительного не обнаружил и решил, что звуки, должно быть, донеслись от соседей. Разумеется, в этом, если принять во внимание замечательную акустику старых домов, ничего настораживающего не было. Не выказывая больше особого интереса к шорохам за дверями, он принялся утолять разыгравшийся аппетит, отдавая должное вкусному угощению.
– Никогда еще в жизни мой отдых не был так хорош, – говорил Аркадий Львович своему давнишнему приятелю Язину.
В «райские кущи» решено было податься втроем: Иван Лукич снарядился в качестве лоцмана и опытного проводника, Аркадий Львович как научный руководитель «экспедиции», Ирина же оставалась всегда и везде неизменным и верным дядюшкиным ассистентом.
«Зачем он назвал имя Ирины? Случайно… к слову… – думал Андрей, оставшись наедине с собой в отведенной ему комнате и припоминая долгое повествование Свириденко. – В этой девочке и в самом деле есть шарм. Странная пара. Странная… И вообще, замок на Черном озере… Что это? – кровь ударила ему в лицо, он зажмурился и отер мгновенно выступивший на лбу холодный пот, – но ведь треклятые Горки, описанные подробно безумной женщиной, располагались именно в тех злополучных местах, у какого-то озера, неподалеку от Каменец-Подольского!»
Профессор, онемевший от удивления, перевел вопросительный взгляд на Ивана Лукича, а тот, заслонившись от ослепительного, после недавней грозы, полуденного солнца, пристрастно разглядывал пришельцев.
Машина мчалась по загородному шоссе на приличной скорости. Разогретые за день поля колыхались золотыми каскадами в закатном мареве горячего воздуха. Медноликое солнце плавно оседало за горизонт в пурпурные пелены махровых низких облаков. На завтра ничто не предвещало грозы или плохой погоды. Читать далее
Под утро, на рассвете, Ирина окончательно проснулась и поняла, что влюбилась. Она почувствовала это сразу, едва разлепив веки и почему-то немного робея от нового, охватившего все ее существо чувства. Читать далее
Тексты дневника Марии Тураевой были, наконец, перепечатаны начисто. Этот труд мало чем отличался от рукописи какой-нибудь книги, страниц на двести пятьдесят. Андрей удовлетворенно поглаживал рукой лаковый переплет нарядной папки, в которую был заключен результат не только кропотливых многодневных усилий, но еще и многое другое, чему он не пытался пока дать четкого определения. Доверяясь предчувствию, он, впрочем, резонно полагал, что оригинальная работа, навязанная почти что по принуждению, обернется для него сизифовым камнем, с которым он не сможет расстаться до конца отмеренных ему дней.
Премьера развлекательного представления «Чары полнолуния», по полной программе совмещавшегося с лечебно-оздоровительным сеансом группового гипноза, готовилась в камерном зале аристократического театра «Звездный круиз». Представление начиналось в 23.00, и до назначенного времени Ирина была занята подготовкой к дебюту. Видеться с ней даже во время репетиции Свириденко запретил кому бы то ни было.
Заключение экспертов-криминалистов по поводу смерти сержанта Грекова завело следствие в тупик. В протоколе специалистов значилось, что смерть сержанта (возраст 23 года, рост 182, вес 80,6…) наступила в результате приступа сердечной недостаточности. Оставалось только закрыть дело за отсутствием состава и прочее. Такой финал следствия никого не удовлетворил.