–          Никогда еще в жизни мой отдых не был так хорош, – говорил Аркадий Львович своему давнишнему приятелю Язину.

Оба они сидели на берегу озера с ивовыми самодельными удочками в руках и по очереди таскали из воды жирных карасей. Язин приехал навестить профессора, погостить день-другой, заодно прихватил почту и сейчас охотно расска¬зывал институтские новости и сплетни. Он был моложе своего ученого коллеги, хотя и в достаточных уже летах для того, чтобы иметь собственные заслуги.

 

– Зарплату не платят пятый месяц, – жаловался в этот момент Василий Саввович, – ну, где это видано? Поневоле станешь завидовать вашему Свириденко.

 

– Я не предполагал в Сергее Юрьевиче таких талантов… Честно говоря, он меня смутил своим предложением. Но Ируська так просто заставила подписать бумаги. Что придумал?! Какой-то международный центр развития психокуль¬тур Я, разумеется, возражал. Есть сферы строго научные… Сейчас молодежь смотрит по-другому. И потом, везде этот бизнес…

 

– А разве плохо? Я и сам с удовольствием стану читать платные лекции. Кушать-то нужно, у меня ж семья!

– Конечно, конечно, – поспешно согласился профессор, – вот только кто платит, тот и музыку заказывает, как известно. А продажный ум – пропащий. Боюсь, что популярность некоторых гипотез принесет вред некомпетентной, праздной аудитории.

 

– Не нужно, Аркадий Львович, – пропуская мимо ушей обидный афоризм, возразил доцент, – взрослая аудитория пусть сама выбирает, что ей полезно, а что нет. Не засекречивайте вы свои гипотезы, как правительство архивы КГБ.

– Зачем вы так говорите! – почти вскричал Грязнов, отшвырнув удочку. – Вы ученый и не можете не знать, что психотроника – наука об энергиях не изученных, что мы еще только осмысливаем само наличие этих энергий. Почти такими же безобидными казались опыты Пьера Кюри в прошлом веке.

 

– Я вовсе не то имел в виду, – оправдывался Язин, – успокойтесь, пожалуйста. Только какие психокультуры пропагандирует ваш Свириденко?

– Почему мой? Почему вы все время это подчеркиваете? Он намеревается открыть платную школу восточных едино¬борств, у него давние связи с сансеями школы Суунь-Фу, потом у меня есть некоторые наработки по психической самозащите…

 

– И это замечательно, – вдохновенно отозвался Василий Саввович, собирая снасти, – у вас будет семейное предприя¬тие, собственная лаборатория, издательство…

– Да что вы такое несете? – замахал руками Грязнов. – Какое такое мероприятие? Или я, старый дурак, узнаю обо всем последним?

 

Язин явно смутился. Он совсем не собирался портить такое чудное утро разоблачением чьих-то секретов. Правда, сплетни по институту ходили. Говорили даже, что Свириденко купил усадьбу своей невесте, куда она «увезла» стариков, заменивших ей родителей… Но это были всего лишь слухи, причем раздутые и преувеличенные завистниками.

 

– Аркадий Львович! – торжественно провозгласил Язин, глядя в лицо профессору своими честными близорукими глаза¬ми. – Вы не можете сомневаться в моем искреннем уважении!..

– Да оставьте свой выспренний тон, – вспылил профессор, – говорите прямо, что происходит?

 

– Откуда же мне знать, что происходит в вашем доме?! – выделяя последние слова, отвечал обиженный Язин. – Гово¬рят… мало ли что говорят? Но если хотите… Весь институт судачит про вашу дачу и про то, что Ирина Александровна выходит замуж за Свириденко.

– Три ха-ха! – наигранно хохотнул Аркадий Львович. – Не сам ли Сергей Юрьевич муссирует эти слухи, выдавая желае¬мое за действительное? Не стану отрицать, он делал предложение… Но Ируська даже его присутствие терпит с трудом.

– В таких деликатных вещах нужно быть готовым к любым сюрпризам. Уж поверьте отцу премногих дочерей, – многозна¬чительно подмигнул Язин, – женщины непостоянны и ветрены, за малым, разумеется, исключением. К слову сказать, моя старшая дочь…

 

И гость стал рассказывать о своем. Но сердце любящего дядечки уже царапнула отравленная стрела. Нет, ни в чем таком он не подозревал племянницу, да и вообще не имел права… Она могла принимать какие угодно решения само¬стоятельно. Слава Богу, взрослая и образованная достаточно. Но Свириденко… Свириденко! Хорош гусь. Одарен, бес¬спорно, образован академически. Ну, были разные мелочи: идейки сомнительные подбрасывал. Умел обобщить, при¬дать размах… Хотя существенного так ничего и не сотворил. Диссертациями грозился… Зато теперь вице-президент международного центра, презентабельные визитки с золотым тиснением… Ируське какую-то должность выдумал. «На¬туральная авантюра, – мысленно суммировал аргументы профессор, – как это я согласился? Распушил лопухи. Из Акаде¬мии звонить станут…»

 

– …вам бы это понравилось? – хлопнул его по плечу Язин, ища сочувствия.

– Не сердитесь, – спохватившись, покраснел до ушей Аркадий Львович, – я немного задумался.

– Ничего, – махнул рукой увлеченный собственным монологом Василий Саввович, – я только хотел сказать, что тепереш¬ние дети – не то, что мы, они не комплексуют. Понятия совести, нравственности, родины для них весьма относительны.

 

– О чем это вы? Я полагаю, что категории нравственности закладываются именно в семье, в первую очередь.

– Закладываются, конечно. Только сегодняшний идеал всякого нормального молодого человека – бизнес, то есть деньги. Свобода!

– Что вы называете свободой? Это святое слово затаскали, как дешевую шлюху. Свободу глумиться над человеческой нравственностью, вот что мы получили взамен гулагов.

 

– Тогда о какой нравственности в семье может идти речь? Кто защитит наших детей от лакомых свобод?

– Погодите, у человека разумного всегда есть выбор.

– Выбор? Что за выбор? Прозябать в нищете, терпеть голод и унижения? Конечно, мы, старики, можем позволить себе роскошь такого выбора. Но как быть молодым? Умным, тщеславным, с нормальным здоровым аппетитом? Какой выбор у них?

 

– Вот видите: вы уже защищаете молодых. Значит, дело не безнадежно. Компромисс непременно найдется, если захотеть. Что такое? А-а, сама Леонида Архиповна с крыльца машет… Ишь, как усердствует. Иде-ем! – прокричал профессор, приложив ладони ко рту, и, обернувшись, кивнул приятелю, – тащите сюда наш улов, сейчас поглядим…

 

С этими словами он опустился на колени около ведра, погрузил в него руки по локоть и стал подхватывать рыбешку, нахваливая каждую в отдельности:

 

– Ух ты, какой пузатенький! А этот… два фунта! Давайте спорить. У меня дома есть пружинные весы, кантар. Почему кантар, спрашивается? Что за название? Между прочим, это весьма популярная мера веса на Ближнем Востоке, и – что самое непонятное – у всех разная. От 45 до 320 килограммов, представляете?! Приходишь на турецкий базар и говоришь: дайте мне помидорчиков с полкантара. Подставляешь авоську, а тебе – бух! – контейнер на полтора центнера! Ха-ха-ха, – заразительно смеялся профессор.

 

Василий Саввович несколько обескураженно кивал головой. Он не умел так быстро переключаться и все еще оставался под впечатлением от собственного красноречия. Детская непосредственность старого ученого чем-то даже уязвила его ораторское самолюбие. Но все же на даче полагалось отдыхать. Оставалось только расслабиться и наслаждаться сиюминутными радостями рыбалки.

 

Однако Язину суждено было пережить иные чувства. Внезапно со стороны острова пронесся над водой сильный, но приглушенный свист. Профессор, ухватившись за край ведра, повернул голову, да так и застыл с раскрытым от удивления ртом.

 

Вода в озере кипела и вспучивалась в сотне метров от берега. Оттуда, к небу, медленно поднимался сверкающий купол. Еще немного и из бездны, казалось, явится лохнесское чудовище, какой-нибудь плезиозавр… Оглушительный страшный грохот потряс землю. Купол распался надвое и низринулся колоссальной водяной массой в озеро, взметнув вверх мутные волны…

 

Наблюдатели могли бы присягнуть, что видели светящийся шар, как бы растворивший¬ся в солнечных лучах. Но оба молчали, оглушенные грохотом и пораженные небывалым зрелищем. К тому же их накрыло волной, набежавшей из озера, и едва не смыло с берега. Наглотавшись воды, Язин изо всех сил ухватился за ногу профессора, а тот, прижимая ведро к груди, повалился на спину. Через минуту оба сидели в кустах, отплевываясь от водорослей и недоуменно оглядывая друг друга. Затем профессор перевел взгляд на ведро и тихим, испуганным голосом произнес:

 

–          Рыба… где наша рыба?

–          Уплыла, – буркнул Язин и нехорошо засмеялся.

 

Озеро еще слегка волновалось, расплескивая по берегам круговые симметричные волны. Ничто больше не напоминало про пережитый феномен. Все произошло настолько стремительно, что сейчас каждому казалось, будто только он сам стал жертвой внезапных галлюцинаций, и признаваться в этом было как-то неловко. Но мокрая одежда и пустое ведро подтверждали другое.

 

– Дядечка! Дядечка! – вдруг раздался пронзительный женский крик.

К месту, где сидели рыбаки, бежала босоногая Ирина, размахивая руками. Она скатилась с травяного невысокого холма как раз в тот момент, когда Аркадий Львович поднялся с колен, а Язин выкручивал тенниску.

 

– Боже, как мы перепугались, – рассказывала она через минуту, – что это было? Может быть, тут подводный вулкан? Или еще какой-нибудь снаряд взорвался?

– Не волнуйся, все скоро узнаем, детка. Здесь не Семипалатинск и не атолл Мороуа, надеюсь, что с экологией вполне благополучно. Дом целый?

– Еще бы! Это ж Брестская крепость, как говорит Иван Лукич. А вот и он, легок на помин, – Ирина указала рукой в сторону дороги, – сейчас послушаем быль-небылицу.

 

Возбужденные происшествием, через четверть часа все столпились на веранде, беспорядочно обмениваясь свежими впечатлениями. Леонида Архиповна заправляла шкварками гречневую кашу и слышала только, как что-то грохнуло. На плите свистел чайник, и некогда было осматриваться по сторонам. А Ирина занималась у себя в комнате, выходящей окнами в сад. Поэтому, когда она бросилась на веранду, то увидела между островом и берегом, как раз посередине, кипящий вкрутую круг воды мелочно-белого цвета с разбегающимися волнами.

 

Иван Лукич и Аграфена Петровна чини¬ли птичник. Услыхав громовой удар – как кто будто из пушки пальнул – выключили электричество, чтобы, упаси Бог, молнией не убило. Затем разглядели, что на небе ни облачка и никакой грозы нет, тогда спохватились и побежали к соседям узнать, не случилось ли чего.

Профессор же с Язиным смущенно переглянулись и вовсе не стали ни о чем рассказывать, пожаловались только, что совсем уже было собрались домой и стали считать карасей, но тут волна как накроет с головой, ведро выплеснулось и вся рыба обратно в озеро ушла.

 

– А караси были, – прищелкнул языком профессор, – в руке не удержать, самый мелкий на три фунта.

– Ага, – подтвердил Язин, – вы еще хотели дома кантаром взвесить.

– Ну-ка, рассаживайтесь побыстрей, каша стынет, – скомандовала Леонида Архиповна, – ты, Кадик, не расстраивайся, – заметила она между прочим, – в другой раз привяжи покрепче ведро к дереву, чтобы не опрокинулось. Мой дедушка всегда так делал. Сергей Юрьевич! – позвала она в открытое окно. – Где вы там подевались?

 

– Иду, иду, – разнесся по дому бас Свириденко.

И сейчас же он сам появился в дверях, приветливо раскланиваясь со всеми.

–          Как это вы здесь? – удивилась Ирина. – Когда?

–          Да буквально следом за вами. Вы к реке, а я на крыльцо.

–          Так вы видели тоже? Ну, расскажите же, никто ничего толком не понял.

 

Свириденко пожал плечами. В светло-сером декроновом костюме и ослепительной белизны рубашке, он представлял собой невероятный контраст с загорелыми дачниками. Но более всего шокировал галстук, ярко-лиловый в лимонно-фосфорную полоску, на который присутствующие уставились разом, как по команде. Вице-президент международного центра по изучению психокультур извлек из кармана батистовый платок и аккуратно промокнул лоб.

 

– Надо бы на острове поглядеть, – поскреб пятерней затылок Иван Лукич, – никак браконьеры с динамитом балуют, рыбку глушат.

– В самом деле, пора обследовать эти «райские кущи», – поддержал соседа профессор.

И компания, загоревшись желанием непременно устроить экскурсию на остров, с большой охотой принялась уплетать поздний завтрак.