Нередко я замечал за собой странные признаки предвидения. Иду однажды по посёлку, а впереди метрах в ста двадцати едет грузовик. Вдруг, обгоняя меня и обдав пылью, промчался мотоцикл с коляской. Я смотрю, как этот мотоцикл стал догонять машину. И тут я явственно увидел, что мотоцикл должен перевернуться при обгоне. Случилось это за несколько секунд до его реального падения в кювет. Я так и опешил, словно бы я вызвал эту аварию. Правда, никто не пострадал, разве что мотоцикл, у которого помяло крыло и треснуло ветровое стекло у коляски. А ещё был случай, когда мы с товарищем шли по тропинке по склону горы, на которой стоит наша школа. И вдруг я ни с того, ни с сего приседаю на корточки и начинаю перочинным ножом ковыряться в плотно утоптанной тропинке. Выкапываю в земле ямку и нахожу в ней лампочку от фонарика. А мой друг Миша, отойдя вперёд, остановился и смотрит на меня. Я зову его и показываю выкопанную лампочку. Он страшно удивился моему прозрению. Мы стали обсуждать это, а потом решили пойти к Мише и проверить эту лампочку с помощью квадратной батарейки. Попробовали приставить лампочку к двум клеммам, и она загорелась! Как целая лампочка оказалась зарытой в тропинке, при этом не испортилась, не заржавела, несмотря на то, что она довольно долго пролежала в земле? Это было одной загадкой для нас, а вторая загадка, как меня угораздило присесть над этой лампочкой и начать выкапывать ямку? Мы тут же рассказали эту историю отцу Миши, фронтовику, потерявшему правую ногу на войне. Он тоже очень удивился и сказал мне, что, наверное, в тебя вмонтировали миноискатель…
А ещё мне часто снятся сны, в которых я сочиняю стихи и поэмы. Чаще всего я не пишу их, а сочиняю в уме. Они получаются такими образными и зримыми, что я просыпаюсь восхищённым теми волшебными произведениями. Хочу тут же сесть и записать их, но, оказавшись с пером в руке, ничего не могу вспомнить, чтобы увиденное во сне, перенести на бумагу. Однажды привиделась мне большая поэма об уральских горах, на которые я поднимаюсь и любуюсь красотами, открывшимися с высоты. И текст поэмы был так прекрасен, словно он был прошит золотым шитьём поэзии…
Свои впечатления о педагогическом училище я записывал в юношеский дневник, который завёл чуть ли не на первом курсе. Записывал в него мудрые изречения из прочитанных книг, свои впечатления о работе на уборке картофеля в совхозе. Стихи свои записывал, хотя они были очень бледными по сравнению с классическими вещами великих авторов. Многое восторгало меня в период учебы в педучилище. Но самым главным и ценным достоянием об этих временах были наши девчонки. Они мне нравились в любое время года. Зимой они румяные, весной цветущие, а летом, особенно в походе, просто обворожительные…
На втором году мне очень понравилась одна девчонка с нашего курса, но подойти к ней не было никакой возможности: Ирина все время находилась под присмотром своей подруги Любы Красильниковой. Но она украдкой от Любы переглядывалась со мной, даже могла улыбнуться мило, а потом стыдливо опустит глаза и делает вид, что роется в портфеле. Я знал, что Ирина берёт в нашей библиотеке поэтические сборники известных поэтов. Я сначала думал, что она учит стихи, чтобы выступать с их чтением на концертах училищной самодеятельности. Но нет, она ни разу не приходила на репетиции участников кружка. Я как-то спросил у неё, почему она не хочет декламировать стихи или петь в хоре. Она ответила, что её подруга Люба не советует отвлекаться от учёбы на разные глупости.
О том, что я умею заглядывать в будущее и предвидеть какие-то события, я никому не говорил. Скажешь, что должно произойти наводнение или землетрясение, все сочтут, что ты врун и болтун. Если окажется, что предсказание сбылось, обязательно сочтут, что ты же эту напасть и накликал. Нет, уж, лучше молчать, а то как древнюю прорицательницу Кассандру, дочь царя Приама, примут за сумасшедшего.
Всегда молчу о том, что знаю. Но вот однажды, когда я влюбился, всё-таки не устоял и сам не понимаю, как, но вдруг сорвался. Дело в том, что Люба Красильникова, как активная лыжница, должна была отправиться на сборы в соседний городок, чтобы оттуда поехать на областные соревнования. То есть, получалось, что три дня её точно не будет рядом с Ириной. Узнав об этом, я тут же на перемене незаметно подобрался к Ирине и сказал ей. Она ещё не знала, и очень обрадовалась этой весточке. Когда Ирина осталась у своей бабуси одна, я тут же подкатил к ней с цветами и бутылкой вина.
Поскольку бабуся была старенькая, плохо слышала, то мы могли в отдельной комнате говорить довольно свободно. Кроме упомянутых цветов и вина, я прихватил с собой томик стихов Сергея Есенина. Я знал, что Ирина обожала этого поэта. Так что после первой рюмки вина я сразу взял в руки этот сборник, где много стихов было о любви. Я читал ей стихи наизусть, потом находил что-то новое в книге и читал оттуда. При этом я старался подсесть к Ирине поближе. Выпивать она отказалась, ссылаясь на то, что ей ещё надо готовить уроки. Я даже подумал, что ошибся в её предрасположенности к моей персоне, коль она так отбаяривается от моих попыток сближения с ней. Стихи Есенина явно не помогли мне переломить ситуацию. И я тогда сказал:
– А хочешь, я тебе свои стихи почитаю. Я понимал, что мои стихи тем более не окажут на неё никакого воздействия, но вдруг её подкупит то, что она имеет дело хоть и с начинающим, но все-таки юношей, склонным к поэзии.
– Ты пишешь стихи? – с удивлением воскликнула Ирина.
– Ну, да, – неуверенно произнёс я.
– И ты можешь прочитать что-то своё?
– Могу, – сказал я.
– Читай, промолвила Ирина и потянулась за своей рюмкой.
И тут же я задумался: а что читать? У меня были стишки, которые я записывал в дневник. О любви, но они такие наивные. Есть о природе. Но это не в тему. Я знал, что должен буду написать стихи о девочке, которая подвигла к настоящему творчеству. И я сказал ей:
– Я не стану читать написанные в эти два-три года. Они ещё слабые. Давай я прочту тебе то, которое напишу через семь лет…
– Как это? – Ирина с изумлением уставилась на меня.
– А что тебя удивило? – говорю я непринуждённо, допивая рюмку вина. Да, я могу знать, что я буду делать в последующие годы, помнить написанное и даже знать, где это может быть напечатано. Я говорил чистую правду, потому что по-другому я не мог бы её расшевелить. А тут я пошёл ва-банк: или она поверит мне и полюбит такого странного юношу, или сочтёт за трепача и никчёмного человека.
Видимо, она решила протестировать меня до конца, пока окончательно не утвердится в каком-то одном из своих суждений. Она сказала:
– Читай, то что напишешь через семь лет.
Я стал читать наизусть:
Первые стихи
Мне не махнула девочка рукой,
А только взгляд случайный подарила.
Но день ли, к счастью,
выдался такой,
Что всё во мне в тот миг заговорило.
Вокруг меня галдели воробьи,
Небось, ругали всех скворцов на свете…
А я бежал,
разбрызгивал ручьи,
Собою всем раздваивая ветер.
Пригорки так заманчиво сухи,
Вовсю цвели подснежники в овраге.
И трепетали
первые стихи
Ещё во мне,
еще не на бумаге.
Читатели могут сказать, что автор явно привирает о том, что может знать всё наперёд. Как же получается? Если он знает всё наперёд, то почему он сомневается относительно того, полюбит его Ирина, или нет. Тут я сразу выложу карты: Господь может наделить любой возможностью предвидения, кроме одной – связанной с тонкими и непредсказуемыми женскими особенностями, по отношению к мужчинам. Поведение женщин невообразимо многогранно, а её логика может поставить в тупик даже Всевышнего…
Ирина выслушала меня и спросила:
– Если ты знаешь написанное семь лет назад, могу ли я услышать, что ты напишешь через 10 лет?
– Пожалуйста, не задумываясь, ответил я и стал читать новое стихотворение:
СЛОВА ЛЮБВИ
Слова любви придуманы давно,
А всё свежи, как вишни
в час цветенья,
но каждый, кто влюбился,
всё равно
считает: это их изобретенье…
Пусть говорят, что тема не нова,
Но век сиять ей
платьем подвенечным.
Забудут люди многие слова,
Слова любви
останутся навечно.
Ирина была изумлена.
Если девушка имеет виды на совместную жизнь с вами, то она понимает, что именно при первых встречах закладывается у вас высокая оценка о ней. Она признала второе стихотворение,
показав мне большой палец, направленный вверх. Меня это подбодрило, и я решил продолжить чтение ненаписанных ещё стихов, замахнувшись на этот раз на 17 лет вперед:
ВИНО
Тобой одной, тобой одной –
я на других глядеть не в силах –
любуюсь,
нежной и красивой,
слепящей взор мой
белизной.
И поклоняюсь я ногам,
твоё смущенье разделяя…
и пью вино не разбавляя,
едва ль
доступное богам!
На этот раз Ирина высоко вскинула ярко очерченные брови и сказала:
– Это мне нравится, но возникает вопрос: действительно ли лирический герой может слиться с автором стихотворения в одно целое или мне, как читателю или – слушателю, надо автора оставить за скобками? Уж очень пылким получился лирический герой!
Я сослался на возраст автора, когда к его годам возрастает градус восприятия любовных вин…
– Ты хочешь сказать, что с годами ты сделаешься более активным в отношениях с женщинами? Это меня настораживает…
– Не бери в голову, успокаиваю я собеседницу. Это всего лишь стихи. А хочешь прочту нечто такое, что наведёт тебя на более умиротворяющие мысли:
Недолговечна красота,
как свежий снег, упавший в городе.
Но как тебе сегодня дороги
И эта девушка и та,
и та, что взор свой отвела,
твоим признанием смущённая…
А жизнь,
во времени смещённая,
от снега первого светла.
Прекрасная картинка, – сказала Ирина, – но меня смущает двойственность твоего лирического героя: «и эта девушка, и та…»
– Если честно, то тут любая сторона может сомневаться в искренности слов своего партнёра.
– Пока отношения не сложились, – говорю я, поглядывая на наполненные бокалы, сомнения то и дело могут возникать. Чтоб устранить их, предлагаю выпить.
Ирина приняла предложение, более не ссылаясь на подготовку домашнего задания.
А что ты ещё напишешь в будущем? Ты заинтриговал меня…
Вот это стихотворение войдёт в мой второй поэтический сборник:
Снова стало свежо, тополино –
это тесного сада сквозняк,
это длинные линии ливня
и грозы
восклицательный знак.
Перемешана с ливнем и градом
перегнутая ветром лоза.
Как ни делаем вид,
что мы рады, –
все равно нас пугает гроза.
Эти плечи и профиль античный
да её молодые лета!
Как ни кажемся мы безразличны –
все равно нас влечет красота.
Новый день, ты дождем нас обрызни,
остуди наших мыслей накал,
чтобы голос диктующей жизни
никогда, никогда не смолкал.
Да, это здорово, тут я вижу невероятный творческий рост! Ирина не стала отсаживаться от меня, когда я приблизился к ней и полуобнял её плечи.
– Ты действительно будешь поэтом и станешь издавать свои книги?
– Ну да, конечно буду.
– А где ты собираешься жить?
– Я ещё не решил, но, скорее всего, в столице. Я хочу учиться в Литературном институте.
– Значит, ты в будущем видишь себя большим поэтом?
– У меня нет полной уверенности в этом? Но я должен стараться идти в этом направлении.
– А как ты собираешься обустраивать личную жизнь?
– До этого ещё далеко, но буду искать себе настоящую подругу, одну, и на всю жизнь!
А искать её ты начал прямо сейчас?.. – в вопросе Ирины звучала скрытая ирония.
– Конечно, ответил я, не придав значения приколу. Ответ ей понравился своей категоричностью.
– А не рано ли ты занялся этим вопросом? Впереди ещё столько препятствий и трудностей!
“Для веселия планета наша мало оборудована” – сказал Владимир Маяковский. Будем преодолевать все колдобины на этом пути.
– Ты сказал «будем» во множественном числе. Конечно, я далека от мысли, что ты уже подключил и меня к своему «пути». Или я ошибаюсь?
– Я был бы рад, если б мы объединили усилия.
– Олег, сказала Ирина, а ты в самом деле читал свои стихи из будущего, или просто выучил произведения другого поэта?
– Обижаешь – ответил я. Всё было так, как я сказал в самом начале! И никогда не сомневайся в моих словах.
На этом мы расстались с Ириной.
Идя к своей хозяйке, я подумал, что зря так раскрылся перед девушкой. И не мог понять, как я читал стихи, которых и не знал никогда. А она наверняка не поверила, что я был искренним с ней и в действительности читал стихи какого-нибудь из малоизученных поэтов Серебряного века. И вообще, подумала, наверное, что я трепач.
Остановился я около плотины, закурил и стал смотреть на отражающиеся в пруду огни другого берега. Хорошо, если она поймёт и, хотя бы, не станет меня высмеивать. Получилось, что я стал хвастаться, причём не тем, что есть, а тем, что ещё только будет… Реально существующие заслуги никому не интересны, а ты решил блеснуть тем, чего ещё нет, что ещё никто не слышал и не сделал должной оценки.
Между тем, Ира задала вполне резонный вопрос на счёт устройства личной жизни. Ну какая у меня в 17 лет может быть личная жизнь с девчонкой, которой, как и тебе ещё надо учиться да учиться?
На другой день Ирина пришла в педучилище раньше обычного, вошла в аудиторию, где у нас должно быть обществоведение, и села за свою парту. Я тоже пришёл раньше. Она тут же завела разговор о моих стихах, которые я читал ей.
– А ты можешь переписать в мою тетрадь те стихи, которые вчера читал мне?
– Могу, наверное, ответил я не очень уверенно, а сам подумал, что вещи из будущего не должны проявляться в этой действительности раньше предназначенного для них времени. Вдруг где-то Свыше на подобные перемещения наложен запрет? И я решил, что рисковать не стоит… Вдруг они решат наказать меня за нарушение их строгих правил и не дадут мне возможности написать эти стихи. И вообще наложат запрет на всё моё возможное творчество!
Тогда я взял поданную Ириной тетрадь, сделал вид, что хочу писать, но ничего не могу вспомнить. Ира не удивилась этому обстоятельству, а только воскликнула:
– Ага, я поняла! Вчера ты читал свои стихи из будущего, чтобы вскружить мне голову!
– Нет, Ирина, это ты обаяла меня до такой степени, что я стал проговаривать то, чего ещё не существовало никогда. Впрочем, я в каждом отрезке времени буду писать о том, чего нет, но что очень может быть востребованным. Вот, скажем, стихи про вас, про девушек педучилища:
ДЕВУШКАМ ПЕДУЧИЛИЩА
.
Есть в педучилище свой шарм, свои устои,
Там грёзы юности тянулись к новизне,
Там всюду музыки звучанье золотое
В открытых окнах в распушившейся весне.
Пятьсот прелестниц, где одна другой прекрасней
Очарованье мне дарили на лету,
Моя душа не становилась беспристрастней
От созерцанья милых девушек в цвету.
Слова любви несовершенны и несвязны…
Тот век от нас отплыл на алых парусах.
Мне вдохновеньем возвращаются негласно
Их поцелуи и сияние в глазах.
.
Сергей Каратов
29 декабря 2024 г.
Мне кажется, сама идея предвидения не раскрыта в данном рассказе. Зачем было вообще начинать с этой идеи, чтобы она в последствии никак не реализовалась в действиях героя.
Автор рецензии так увлеклась желание “разгромить” автора рассказ (да, не совершенного). но что вы знаете о поэзии? Разве что стихи пастернака совершеннее, а стихи автора бледные. Это любой может сказать, опираясь на непререкаемый авторитет Пастернака. На этом основании всю поэзию 20 века можно назвать бледной… Не спорю, что в первой части рассказа я наделал немало аляповатостей. Но тут и нафталин пришёлся к слову, и отсутствие причин предвидения и прочее такое же нечто. Словом, госпожа Крокодилова (фамилия говорящая) Или это очередной аватар, какими модно прикрываются многие авторы, не желающие раскрыть свой пенджаби и показать “личико”. А то, что сейчас модно писать всякие фэнтези бог знает о чем и для чего. Но зато модно и нафталином не пахнут… Но пахнут желанием зарабатывать на чем угодно, лишь бы литературой не пахло. Как и от вашей статьи, грубой и необъективной.
я спешил и есть опечатки, к сожалению. Но больно уж рецензент оттянулась на моём материале, словно бы она держит Бога за бороду…
Халявщик жалуется на объективную оценку.
Как написал, так и оценили!