Читайте в номере журнала «Новая Литература» за январь 2025 г.

Флорентин Тригодин. О предисловии Владимира Захарова к сборнику произведений грязного реализма (критическая заметка)

(приложение к «Новой литературе», ноябрь, 2024)

Форентин Тригодин (1950 г.р.) – в журнал «Новая литература»

Штрихи о себе: сочинять стихи и фрагменты прозы начал в 16 лет, а лекции по истории мировой литературы слушал в УрГУ на философском факультете, в 1977-м. Мог позволить себе только литературное самообразование, выписывал 20 лет «Вопросы литературы», периодику, читал, печатал на машинке в стол. Моя дипломная работа (хомо-советикуса) была «Субъект, объект и формы социального познания», одна из форм – литература.  В столе начатая работа «Язык в аспекте неизменности» с подзаголовком «О сущности искусства (литературы)». Развязываю рюкзачок к тому, чтобы торопливые замечания не приняли за бездумные. И ещё: взрослел в 60-е, когда большая часть послевоенных сверстников обоего пола воспитывалась без отцов: во дворах был грязный рализм, а в вузах,  техникумах или у кого-то дома – социалистический. Но ведь после занятий идёшь во двор… Тем самым, сборник грязного реализма возвращает не в прошлое, не в недавнее прошлое, а в себя.

 

Скажу сразу, что согласен со всеми тезисами В.Захарова, поданными от своего имени или ссылками. Читал с карандашом и листком бумаги.

Действительно, мотив пишущего должен быть не в том, чтобы «быть замеченным». Главное – о чём, что хочешь сказать. Но и в этом случае печатающий должен, думаю, ориентироваться на известную «отповедь» редактора Твардовского молодому писателю: «Рассказ интересный. Но напечатать можем только то, что занимает минимум 200-250 тысяч умов…» Уверен, проведённый конкурс исподволь на это и ориентировался.

Далее, к поиску выхода из тупиков абсурда. Выход – во входе в  культуру, в письмо-творчество. Согласен. Фильм «Пьянь»: он пишет и преображается. Да, если постмодернизм 21 века несёт толику модернизма начала 20 века, то неосимволистские нынешние грани растут из начального символизма; а в нём «выход», нахождение себя – только в процессе творчества, непостижимом и нескончаемом.

Так и неосентиментализм использует арсенал сентиментализма. Исключение разве что интертекстуальность в прозе и поэзии. Эти тексты – ломание веток зарослей-штампов, бросание их на трясину: идти надо!..

Краеугольный вопрос: как выбрать правильную цель в творчестве? Вопрос поворачивается задом наперёд: чтобы литература выбрала тебя, увидела складывающийся  стиль. Без своего, уникального стиля ты никто в литературе. Поиски стиля (как бы долго ни было) – это интересно, это честно, ты уже в дверях литературы. Замечательная постановка вопроса.

Резануло слово «православненький». Мы не знаем, кто из нас верующий, «вправду» верующий, это решит Он. Но вот Н.Лесков (из эпохи «грязного» романа, как верно подметил В.Захаров) пишет «Леди Макбет Мценского уезда» – в пику (есть такая версия) «Грозе» Отровского. Дескать, Катерина свела счёты с жизнью из-за невозможности любить, в то время как наказание должно быть за грехопадение, и Лесков свою героиню казнит морально и физически сугубо за грехи.

Ещё блок: «не натягивать цепь до звона». Есть много значений этого верного посыла: отец кибернетики Н.Винер вывёл соотношение: в самоуправляемой системе (человек, общество, и т.д.) соотношение «сознательного» и «стихийного» доджно быть 20 к 80. Если сознательное начинает переходить предел – система стагнирует. Литературный процесс: если вещают не характеры и не сюжет, а авторские сентенции, – произведение погибает. Ленин печатно распинал Троцкого: «Нам нужно не администрирование, а мягкое дирижировние»…

О посыле «мир не сделать лучше!» Экклесиаст в Апокалипсисе то и дело повторяет: «Что было –  то и будет». Я решил поискать, неужели никакого просвета в конце, выхода в новый позитив? И не нашёл. Поэтому верно:  «не пытайтесь!» Экклесиаст говорит, что радость только «в пути следования», в процессе: успевай радоваться веселью с друзьями, любовной истории, всему, что радует в пути. В конце – ничего не будет. Хотя можно долго пытаться рисовать пером радужные правильности: презрнение к Стиве в «Анне Карениной», восхищение Левиным, помещиком-хлеборобом, но в итоге романа – ничего! Увлекателен только процесс чтения. И Некрасов пишет кратчайшую оценку-пародию:

Толстой, ты доказал с терпеньем и талантом,

Что женщине не следует «гулять»,

Ни с камер-юнкером, ни с флигель-адьютантом,

Когда она жена и мать.

 

К литературе можно подходить социологически: какая группа пишет и для какой (вспомним теорию Л.Н.Гумилёва о пассионарности), и часто можно видеть вопрос «для кого?». Можно подходить культурологически, отбросив в сторону прежнее «литература отражает» (в духе теории отражения) и сказать реальное: литература – особая деятельность, жизнь, или ипостась реальной жизни, функция планирования поступков (конечно, и эстетического наслаждения или отвращения, и т.д.), когда план намертво прилипает к читателю (и к самому автору) через чувства, образы, а не посредством приклеенного на крахмал сухого дискурса.

Писатель-реалист так или иначе пишет о биографическом опыте, пишет о себе вчерашнем, сегодняшнем и завтрашнем. «Быть собой» – это и обнаружить свой стиль. Здесь характерно свидетельство американского критика Роберта Пенна о Теодоре Драйзере, его «Американской трагедии». Драйзер рисует бывшую с ним самим историю. Можно примеры множить.

Проведя теоретическую разминку, предложу разбор одного рассказа, выскажу некоторое оправдание направления «грязный реализм».

Читайте журнал «Новая Литература»

 

Марат Шакиров. «Морщины»:

Смачное, старательно-грязное, фотографическое, без условности описание утра опустившегося человека, кем бы он ни был. Терпеливо читаю дальше: когда появится оправдание такому началу?

Начинается с творческой кухни: «Так начинается старость»… «Шкет в конкурсе… Ты же пишешь? Помогай…» «Стряхнул пыль с машинки и принялся перечитывать вчерашние наброски…» (за ночь машинка покрылась пылью?) «Обманули, чтобы писать начал». – Признаюсь, близко знал такого: на листках «от руки» ничего, кроме вычиток из горы словарей и энциклопедий. Заметного не написал и не мог написать, потому что пил и опустился, небрежно щеголял резной тростью собственной работы.

Далее продолжается несколькими неоднозначными пассажами:

– «Текст – это не про сюжет, события и развязку». (Можно принять за манифест грязного реализма и вообще литературы. Текст – глубокое понятие, он сразу есть реализация сюжета, не может быть ПРО сюжет).

– О кино: какое дело до замысла? Восприятие – оно со стороны… Дескать, в замысле был секс, но презерватив был худой, и родился ребёнок… (По теории эстетического восприятия действительно так, но пример неудачен: дети родятся не потому, что причиндалы подвели…)

Вот и всё. Весь рассказ.

Заканчивается конспективным объяснением, к чему тут заглавие «Морщины»: он заметил на её лице морщины, сделал всё возможное, чтобы она преобразилась. После «преображения» она развелась, он стал пить, морщины перешли к нему, опустился, распустил себя. Нынче эта тема тривиаьна: один жертвуют другому, тот встаёт на ноги и бросает благодетеля. Потом борьба за восстановление статус-кво, хорошее побеждает. В рассказе «Морщины» так и не так: падение, борьбы нет, есть правда жизни с точками невозврата, он на дне, а жизнь – на исходе.

Вот, оказывается, о чём рассказ (если не гадать о зымысле).

Герой идёт в бар, пишет (заказанный) текст: как к нему перешли морщины, как он опустился. Он оставил листок на стойке бара и ушёл. Красноречиво! Эпитафии не берут с собой, оставляют «наверху».

Герой рассказа – антигерой. Но он тоже… герой, потому что образ работает: нельзя быть слабым! Кроме эпитафии, ему не о чём писать, как бы ни провоцировал приятель. Человек-писатель «умер».

Если бы не грязно-реалистическое живописание утренних часов, оставление текста на стойке было бы малопонятным и случайным, не достойным рассказа. В состоявшемся виде рассказ продолжает мистические новеллы В.Брюсова (например, муж увлёкся острыми играми во сне, перепутал сон и явь, и по сю сторону сна искромсал спящую жену). Это можно сказать и об «Обращайся», «Как на курорте»…

Натуралистическое перенасыщение описаний утра опустившегося человека-писателя удержало внимание, – до момента раскрытия сюжета. Так происходит в рассказе А.П.Чехова «Моя жизнь». 1-2 страницы монотонных скучных событий, но заглавие заставляет читать, чтобы встретить-таки слова о жизни (которая не должна быть такой монотонной и скучной). И вот скоро последние строки, а о жизни, какой мы её представляем – ничего! И тогда глаза открываются удивлённо: вот она, его жизнь! Своего рода антигерой, он же – герой…

«Москва – Петушки» я читал сразу при появлени. Тоже грязный реализм, тоже про опустившегося, но описание светлое: как описание свечи, которая догорает, тратя свой последний свет, но ведь на то и свеча, чтобы от неё зажечь следующую, достав из шкапа, где они сложены на тёмные времена…

Не мудрствуя, можно сделать вывод:

Грязный реализм – в самом себе содержит только ключ ко входу туда, куда всякое другое направление не протиснется. Ключ подходит не ко всем дверям, и в самом ключе ничего кроме железа. В этом направлении натурализм не должен возвышаться над литературностью. Грязный реализм уместнен, если только того требует органика сюжета.  По мне, так грязнее «Гаргантюа и Пантагрюэль», которым был обрушен рыцарский салонный роман, пока не появилось, если не считать обильной натуралистической пыли на машинке.

В целом, интересно, любопытно знакомиться с такими рассказами и разбирать их. И, видимо, отбирать их. Выражаю признательность редактору малой прозы журнала Владимиру Захарову.

В папку «грязного реализма» – мой рассказ «Советская женщина». Не требую признания, и т.п. Главное – процесс, творчество.

 

30 декабря 2024 г. Флорентин Тригодин.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников

Флорентин Тригодин. О предисловии Владимира Захарова к сборнику произведений грязного реализма (критическая заметка): 4 комментария

  1. Флорентин Тригодин

    Глафира! Вы всем приписываете задачи, которые теми не ставились? То же о целях. Винегрет – это блюдо из ваших однотонных пик (ладно. поправлюсь: Ваших).
    В одностраничном эссе показать явление (направление) “грязного реализма” – в литературно-историческом контексте: это, конечно. можно только штрихами, которые вы по недомыслию приняли за стремление показать “всё. что знает”.
    Мой текст не предназначался к публикации, следовательно, не готовился, был выложен редакцией, пусть будет так. Н вы-то способны читать тексты без предустановок? Не способны, а можете только показывать, как умеете замечать соринки в чужих глазах. С огромедным уважением!

  2. Флорентин Тригодин

    Открытое письмо Глафире Крокодиловой

    Глафира, вы попали пальцем. Я, Фл.Тригодин, пока не сподобился написать ни одну критическую статью. Мой текст в письме в редакцию назывался «отзыв». Добавление «критическая статья» сделано редакцией. Мой текст предназначен В.Захарову и автору рецензируемого рассказа. Я не в претензии к решению редакции: их дело, я не запрещал.
    А вы тут же купились (весьма недорого): «Критическая статья на предисловие. Ха…», «автор опуса (?) не обличает, распевает дифирамбы», «суть «критической статьи» сводится…». Короче говоря, обули левый сапог на правую ногу, и понеслась губерния. Примыслили автору некую задачу, с которой «автор не справился. Незачет». А я-то думал, что время ветряных мельниц кануло.
    Далее экспрессия «реверансы, реверансы, реверансы». Но разве суть литературно-критических статей только в изобличении? И разве в истории мысли термин «критика» не был синонимом «исследования»? (Например, «Критика чистого разума» И.Канта). Но это так, для справки.
    Мной была подчёркнута цепочка посылов В.Захарова: в чём мотив творчества, в чём выход из тупика абсурда, и т. д. И к каждому посылу В.Захарова приведено увиденное мной (в истории и в истории литературы) подтверждение. Ваша оценка: «к месту и не к месту». Брать предметом «что не к месту» вы не стали, перекинулись на личность автора: «собрал всё, что знает и когда-то слышал», «не указал только таблицу умножения», «заверение, что читал Венечку»… – Глафира, если бы нужно было говорить о Хлебникове, то и таблица появилась бы. «Заверять» – это «доказывать» (см. словарь). Где я доказывал, кроме сообщения о времени прочтения?
    Вы поотстригали концы-хвосты логических цепочек и увидели набор терминов, имен… Но это ваш винегрет, ножницы были у вас. Хотели найти в чужом глазу… А уж «о себе любимом» – это ваше любимое мусорное ведро, кочует, видимо, из текста в текст (поройтесь, где вы о Лариной). Или словарный запас тает? Читайте рассказы «грязного реализма», поможет.
    В абзаце, откуда отстрижены в ваш винегрет Винер, Ленин, Троцкий, есть термин «литературный процесс», к которому вполне относима формула «не администрирование, а дирижирование», но вам не до сути.
    А ваше козыряние грамотностью? Вот в женском календаре за 1975 год в рубрике «Говорите правильно», к примеру, слово «вАхтер» с ударением на первом слоге, а уже в 2002 у Ожегова «вахтёр». Или как Достоевскому вернули рукопись с просьбой исправить «круглый стол овальной формы», а он отправил обратно с пометой «оставьте, как было». А как вы, грамотная более меня и В.Захарова, относитель к круглому столу овальной формы? К «вАхтеру», которого впихивали хозяйкам грамотники?
    Вам, Глафира, за ваш опус полный зачёт. Вы с задачей справились. И вас, может, какая-нибудь награда ждёт, ведь человек только предполагает…

    12 января 2024г. Флорентин Тригодин.

  3. Екатерина Петрова

    Рефлексия литературных произведений на реальную жизнь делает данный очерк практичным для читателя. Чувствуется опытная рука пера.

  4. admin Автор записи

    Что и говорить, приятно читать критику про НЛ или по поводу деятельности нашего журнала, например, о сборнике Грязного Реализма. Очень приятно. И главное, что я хочу сказать: спасибо Флорентину Тригодину за внимание, за сопереживание, за труд. Такие жесты нужны всем нам: и создателям журнал, и его авторам, и читателям. Спасибо!

    Ну а остальное по сравнению с этим уже не так важно. Лично меня в представленном тексте не удовлетворила его форма. Пока что этот текст воспринимается как заметки на полях, оформленные вступлением и заключением. Структуры нет. И всё, о чём написано тут, останется непонятным каждому, у кого перед глазами нет исходных текстов – того самого вступления и рассказа, о которых тут речь. Хорошо было бы переписать эту заметку так, чтобы она легко читалась без заглядывания в исходники, но вызывала желание заглянуть в них по прочтении.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Ответьте на вопрос: * Лимит времени истёк. Пожалуйста, перезагрузите CAPTCHA.