Глава 61

Снег порошил нещадно и пес стоял, взирая на громоздившиеся перед ним двери бункера. Животное стряхнуло шерсть, очищая ее от накопившегося снега. Индикатор на биометрической панели тихо помигивал желтым цветом, обрабатывая попавший на него материал. Кровавое пятно растекалось, просвечиваясь огоньками сканера под собой. Язык пса прошелся по красным от крови Сары зубам. Холодный ветер вновь завыл среди древесных стволов, унося за собой запах убегающей девушки. Пес подошел ближе, пригнув голову. Сканер биометрической панели вспыхнул на секунду и потух, а через мгновение индикатор по соседству пискнул, загоревшись зеленым.
Из-под земли донесся ели заметный скрежет и грохот. Последовал звук разгерметизации и снег посыпался с медленно открывавшихся ворот. Толстые стальные двери разъехались в стороны, отворяя вход. Переступив с лапы на лапу, животное шагнуло внутрь, погружаясь в темноту подземного строения.
За это время он уже привык приглядываться в темноте. Разглядывать предметы, столь невидимые человеческому глазу во мгле, сродни ночной. Аккуратно спускаясь, ступенька за ступенькой, пес спускался все ниже, виляя хвостом. Риск свое дело оправдал. Теперь девчонка потеряна, но лишь на время. Главное, что он здесь. Среди лабораторных тоннелей, пахнущих так знакомо и оттого столь сильной болью врезавшихся в сознание.
Пустые залы были обесточены. Чего он еще ожидал? Попасть сюда – половина дела, куда сложнее – активировать дополнительный реактор, полагаясь на то, что его автономный режим еще сможет подпитать бункер, хотя бы на несколько часов. Решающих часов. Второго шанса у него не будет.
Пробираясь вглубь тоннелей, он осматривал и обнюхивал все вокруг. Здесь было так пусто. Одиноко. Это проклятое место отдавало могильным холодом и смертью, которой оно успело наполниться за все время своего существования. Колонны, подпиравшие первый уровень лаборатории, казались такими громоздкими. Тявкнув, он услышал свое эхо, пробежавшееся в пустом зале.
Спуск еще ниже доставил некоторые трудности ввиду подкосившихся конструкций и лестнице, которой не стоило бы доверять. Однако под весом животного ступени не прогибались и на втором уровне он оказался без проблем. Теперь наступало самое сложное, пробраться к реактору. По расчетам, к нему вела система вентиляции, но точной схемы он не помнил. Это значило только то, что его ждало блуждание в узких, затхлых ходах вентиляционных шахт, полных тупиковых веток. Пробиравшийся через открытый вход в бункер сквозняк уже добрался до вентиляционных шахт и с гулом проходился по ним. Это напомнило крик или стон. Благо на этот раз, его здесь издавал порыв ветра.
Блуждание по вентиляции заняло не один час. Сложнейшая система оплетала весь бункер и оттого запутаться в ней не составляло труда. Эти одинаковые холодные шахты путались перед глазами и сложно было разобрать, не лазаешь ли ты по их сетям кругами. Лазать так ему было не впервой, однако легче от этого не становилось. Но сдаться сейчас было бы глупейшим решением и через черт знает сколько времени, он наконец выбрался по шахтам к реактору.
Его комната, большая и просторная, была заполнена компьютерными терминалами, панелями управления и огромным количеством техники для самого реактора. В главном отсеке слабым светом отдавали потухшие плазменные стержни, израсходованные и непригодные. Заменить их было делом непростым, да и менять было не на что. Оставалось надеяться на удельную мощность автономного режима. Заставить эту рухлядь работать на износ, отключив меры безопасности. Это приведет к перегреву, а может и к взрыву, но что поделать, это был его единственный шанс.
Запустить его будет непросто, учитывая, что этими проклятыми лапами невозможно орудовать достаточно ловко. Привыкнуть к ним не вышло, как не старайся. Потому для переключения рычагов пришлось полагаться на пасть. С кнопками было куда труднее, особенно теми, что находились выше его роста. Несчетное количество раз он изворачивался, соскальзывал и падал на пол, ударяясь и принимаясь за все те же попытки вновь. От очередного удара рубец на загривке прижгло и из него полилась кровь. Шов не был надежным и вновь расходился. Встряхнувшись, пес с разбегу бросился к рычагу, который находился слишком высоко и, с трудом допрыгнув, вцепился в него пастью. Под весом животного рычаг потянулся вниз и наконец переключился. Послышалось жужжание и заискрили некоторые провода. Затем раздался грохот и гул. Начали зажигаться фонарики, светодиоды и индикаторы. Запищали схемы систем и начали разгораться экраны. Он осмотрелся, глядя на то, как безжалостно выжимает из себя энергию реактор. В вентиляции завыл ветер, словно подбадривая его за победу. Запустить это техногенное чудище было половиной дела. Радоваться было рано. Он не знал сколько у него времени в запасе. Дни или считанные минуты? Нужно было спешить.
Операционные комнаты ниже ярусами медленно подпитывались энергией. Эти аппараты были точные и надежные, хоть он и не доверял им как человеческим рукам. Скальпели, пилы и прочие хирургические приспособления на манипуляторах громоздились над столами, некогда полными тел. Тут до сих пор пахло смертью и кровью. А кроме того, было еще холоднее чем на верхних ярусах.
Дойдя до нужной комнаты, он пробрался внутрь, испытав некоторые проблемы с рубильником открытия двери. Лампы в операционной моргали, излучая тусклый, гибнущий без питания свет. Его блеклые лучи ложились на острые хирургические манипуляторы, заставляя их зловеще блестеть в полумраке. В одной из капсул рядом стоял экзоскелет, подключенный к машине. Что-ж, одной проблемой меньше. Добравшись до компьютера, он начал рыскать лапами по экрану, в попытках настроить устройства на нужный операционный режим. Компьютер аппарата легонько сбоил и экран потухал на мгновение, вновь загораясь. В эти моменты все в сознании застывало. Наконец наладив параметры хирургических вмешательств, он махнул хвостом, переступив с лапы на лапу и подойдя к операционному столу.
Шприцы с морфином были пусты. Кроме того, подломились некоторые гидравлические шланги. Но этот хирургический аппарат выглядел целее других. Тряхнув мордой, он забрался на стол, глянув на стоящий рядом прототип. Быть может, это было ошибкой. Если ничего не выйдет, значит все попытки были тщетны. Все это было зазря. Фыркнув и устроившись на столе, он закрыл глаза.
Операционные механизмы зашевелились, приковывая его к аппарату. Пути назад уже не было. Отступать некуда. Бежать не получится. Дрожащими манипуляторами машина поднесла несколько шприцов к его телу. Вонзившись под кожу, они сжались и писк сообщил о пустых емкостях с обезболивающим. Аппарат запищал, обрабатывая настройки. Как и было задано, он продолжил без введения препаратов.
Хирургический лазер шипел, медленно нагреваясь. Скальпели неторопливо опустились к его голове, подравнивая швы. Острая боль пронеслась по телу. Животное заскулило, пытаясь трясти лапами в припадке. Лазер вспыхнул, сообщив о достаточной температуре. Опустившись на манипуляторе к голове животного, он испустил тонкий лучик света, вжигающийся в плоть. Пес заскулил, метаясь в своих оковах. Аккуратно высчитывая траекторию, лазер рассекал шрам на его загривке. Рыча и скуля, он чувствовал, как горячая струя разрезает его плоть, как скальпели вгрызаются в черепушку, а манипуляторы раздвигают уже рассеченное мясо. В глаза, сквозь шерсть, струилась кровь. Ухваты раздвинули кожу на его затылке, оголяя череп. Невыносимая боль застилала глаза. Мышцы сжимались в судорогах. Из пасти животного потекла пена и слюни.
Лазер с новой силой вгрызся, на этот раз в череп. Кость медленно разрушалась под жаром лазера. Черепная коробка треснула из-за неверного движения барахлящего манипулятора. Издав последний пик, животное вздрогнуло, осев на хирургический стол и больше не шевелясь. Кровь медленно сползала по его голове, пока манипуляторы и скальпели вскрывали черепушку. Наконец, довершив дело, лазер остыл. Лампы операционной моргнули и потухли, через пару секунд вновь включившись. В трубах завыл блуждающий ветер.
Раскрыв свою клешню, манипулятор погрузился внутрь собачей головы, ухватившись за свою цель. Гидравлические трубочки наполнились жидкостью и аппарат медленно извлек из черепа животного прозрачную емкость, в которой таился мозг. Плескаясь внутри, тот медленно бился о стенки своей темницы, наполненной густой, вязкой, сероватой субстанцией.
Энергия перераспределилась и емкость с мозгом медленно была перенесена ближе к стоявшему рядом экзоскелету. Провода заискрили, шипя. Манипуляторы поднесли емкость к стальным креплениям, погружая ее внутрь. Крепления защелкнулись, удерживая в себе полость с мозгом, словно капкан. Машина принялась подключать провода и нейронные сети к новоявленной стальной “черепной коробке”. Сквозь герметичные отверстия, иглы проникали внутрь емкости, подключаясь к различным областям мозга внутри. Один за одним, машина водила нейронные провода, подключая их к емкости. Затем, подведя трубки к воздушным фильтрам и “черепушке” экзоскелета, машина начала закручивать крепления на нем. Наконец, довершив свое дело, манипуляторы вновь разошлись в стороны, вставая на прежние места.
В операционной стало тихо. Покачивающаяся лампа мигала, дребезжа. Тело пса со вскрытой головой распласталось по столу. Кровавое пятно, растекающееся из зияющей дыры в его затылке, уже стекало на пол обильными струями. Машина подала энергию на экзоскелет и провода вокруг него на мгновение вспыхнули и потухли. Лампы в операционной погасли, знаменуя трату энергии большую, чем рассчитывалось. Тишина вновь наполнила комнату.
Ветер завыл в трубах бункера, блуждая по их сети вдоль всей лаборатории. Воздушные фильтры экзоскелета резко засосали воздух в трубки, наполняя ими баллоны в импровизированной “груди” его туловища. Конечности роботизированного тела затряслись, гидравлические насосы медленно позволили двигаться его стальным мышцам. Воздух добрался по трубкам до емкости с мозгом и в той забурлили пузырьки кислорода. Огоньки-индикаторы загорелись вокруг, сообщая об успешном завершении операции и аппарат потух, веселым писком завершая свою работу. Поморгав, окуляры на черепе экзоскелета зажглись красным огоньком, фокусируясь на темноте комнаты. Динамик захрипел. Дрожащая рука, сплетенная из проводов, стальных каркасов и гидравлических трубок поднялась перед металлическим “лицом”. Окуляры сжались, концентрируясь на медленно сгибающихся и разгибающихся пальцах-манипуляторах. Клешня экзоскелета, заменяющая ему кисть, щелкнула пару раз. Воздушные трубки с хрипом набрали воздуха. Стальное тело дернулось, срывая с себя провода и вырываясь из операционных креплений.
Отшатнувшись на своих металлических “ногах” в другую сторону комнаты, он огляделся, рассматривая искрящие провода и тушу собаки на столе. Подойдя ближе и оперевшись на аппарат, он медленно сделал глоток воздуха. Один за одним. Вестибулярная система экзоскелета подстраивалась под его нынешнее положение. В сознании все помутнело. Ощущения были непередаваемы в худшем смысле этого слова. Он ничего не чувствовал. Толком не мог совладать с движениями конечностей-манипуляторов. Но он стоял здесь, мог видеть, слышать и рассуждать. Если мысли все еще роились в его мозге, значит у него все сработало.
Сдернув оставшиеся на экзоскелете провода, он поднялся, выпрямляя осанку своего стального скелета. Двигая руками и пытаясь свыкнутся с новым телом, он чувствовал, как наполняются воздухом лёгочные мешки в груди аппарата. Питательная жидкость циркулировала по трубкам. Гидравлика, двигающая конечности, кажется, не сбоила. Из динамика послышался легкий хрип, затем вздох и стон. Красные огоньки-глаза метнулись на ненавистную собачью тушу на столе. Проведя своими “пальцами” по луже крови, стекающей на пол, он осмотрел красные следы на тактильных сенсорах манипуляторов, позволяющих ему ощущать прикосновения. Потерев три пальцы своей клешни друг о друга, оглядел слипающуюся кровь пса на них. Затем опустил взгляд на свое металлическое тело, издающее странный скрип при каждом движении. Он все еще ему не доверял, но это было лучше, чем отвратительное тело этой шавки.
— Что-ж, стоит поздравить тебя, Виктор. Хоть в этот раз твое творение тебя не подвело. О, как же жаль, что ты этого не увидишь. Тогда порадуйся посмертно, кхе. — прохрипел динамик экзоскелета глухим голосом, напоминающим скрежет металла. Одернув одну из тканей, закрывавших операционный стол, он обтер свои руки-манипуляторы от кровавых следов и, стараясь сохранить равновесие, к которому еще не привык, вышагнул из комнаты, пошагав дальше, вглубь лаборатории.
Здесь было пусто, как в склепе. Эти заброшенные тоннели, полупустые комнаты. Все это словно тени прошлой жизни. Сколько времени прошло с того момента? Как долго. Трудно было представить, что это реально. Покачиваясь, все еще не в силах совладать с этим стальным телом, он прошествовал к лаборатории Виктора. В этом зале было полным-полно барахла, которое никто не тронул. Ничего секретного, но все же много полезного. Осматривая верстаки, у которых идиот Крюгер проводил все свое свободное время, он закашлялся, выискивая нужные инструменты. Этот проржавевший стальной скелет был невероятно неповоротлив. Впрочем, грация его не волновала, главное, чтобы он работал.
Найдя нужные ему инструменты, он пошагал, волоча за собой энергоблок. Устроившись неподалеку от источника питания, он принялся покручивать и налаживать механические конечности. Конечно, никто кроме Крюгера не мог создать эту громоздкую машину. Экзоскелет был жутковатой пародией на человеческое тело. Мнительный имбицил даже затолкал в него легкие и выстроил своеобразную “кровеносную систему” из этих гидравлических шлангов и питательных трубок, подступающих к мозгу. В этом словно чувствовалось какое-то извращение над человеческой природой. Одно из многих, что они творили в этих лабораториях.
Настроив пластичность конечностей так, чтобы ими было удобно орудовать, настало время корректировать остальные механизированные “органы чувств”. Подкручивать зрение окуляров, настраивать динамик, проверять тактильные и звуковые сенсоры. В своем жутком желании создать искусственное тело, неуязвимое для вирусов, болезней и ран, Виктор зашел так далеко, что сам того не заметив, выстроил этот экзоскелет слишком сложным. Он был нагроможден механизмами и аппаратурой, переплетенной между собой. Повреди лишний кабель и эта штука сломается, став непригодной. Столько проводов, трубок, механизмов, вплетенных в стальной скелет и подводившихся к мозгу, что они были едва ли крепче человеческого тела. Даже уязвимее. Видимо и здесь этот идиот облажался.
Подкорректировав окуляры, он осмотрелся. Что-ж, достаточно неплохо. Их можно было переключать в различные режимы, от инфракрасного, до теплового. Как и звуковые сенсоры, они позволяли ему куда более отчетливо ощущать вещи вокруг. Контуры предметов, четкость цветов. О таком зрении он мечтал, еще не лишившись своего тела. Даже в сравнении с ощущениями проклятой собаки это было нечто. Он мог разглядеть пылинки, оседающие на аппаратуре. Услышать, как капает вода на другом конце тоннелей и проследить по звуку за тем, в каком именно участке вентиляции сейчас шумит ветер. Оглядывая свои новоиспеченные конечности, он не мог не поразится. Определенно Виктор постарался хотя-бы над этим. Стоило отдать ему должное.
Следующим шагом было перераспределить энергию реактора. Если оставить тот работать на износ, как сейчас, то недалек миг, когда аварийные системы затопят все здесь водой. Причем, вместе с ним. Благо теперь, когда он мог полноценно оперировать своими конечностями, это не представляло труда. За столько лет эти реакторы часто давали сбой. Приходилось разбираться в их управлении, лишь бы не случилось непредвиденных ситуаций.
По пути к лифту он остановился у комнаты, которая принадлежала ей. Глядя на нее блестящими во тьме глазами-огоньками, он ждал привычного ощущения боли в груди. Но теперь его сердце не билось и не могло ответить скорбью на его мысли. У него вообще не было сердца. Проведя конечностью по груди экзоскелета, внутри которого циркулировали механизмы и вздымались легкие, накачивающие кислородом организм, он попытался почувствовать боль. Скорбь. Тревогу. Хоть что-то. Но всего этого больше не было. Единственное, что сохраняло его память о ней, был мозг. Мозг это единственное, что от него осталось. Его разум и память. Все внутри этой стальной черепной коробки. Имплантированные легкие затянули воздуха и тот потек по трубкам, поставляя кислород в мозг. Это было странное ощущение. Оно не похоже на дыхание. Оно вообще ни на что не похоже.
Открыв дверь, он шагнул внутрь. Здесь было так пусто. Как будто ничего не осталось. Несколько бумаг на столе. Кружка. Какие-то папки. В комнате Маргарет едва ли ощущалось то, что она когда-то жила здесь. Коснувшись тактильным сенсором стола, он ощущал каждую пылинку, осевшую на нем. Воспоминания переполняли его разум. Память это все, что у него осталось. Он потерял ее. Потерял их ребенка. Потерял себя. Но он все еще жив. В каком-то извращенном понимании этого слова. И если у него вышло, значит все еще не кончено. Они все поплатятся. Как его самодуры-коллеги. Как Паттерсон. Они отняли у него все, что было. Даже его самого. Ничего больше не осталось от прежнего человека, которым он был. Лишь кусок мяса в банке, импульсами напоминавший ему о том, что некогда его звали Отто Хартманн. Но это все теперь неважно. Память, как туман. Даже мысли теперь ощущались иначе.
Пройдя вглубь комнаты, он остановился у душевой. Маргарет любила принимать душ. Он успокаивал ее. Обычно, когда он вспоминал те мгновения, что они проводили вместе, по его коже проходила дрожь. Он помнил ее прикосновения. Как капли воды стекали по их телам. Какими мягкими были ее губы. Но теперь все тактильное, что он когда-либо испытывал, было брошено далеко и уничтожено. Он мог лишь представлять себе эти ощущения, не в силах их испытать. Металл его нового тела не позволял ему чувствовать. Не так, как ему бы этого хотелось.
Шагнув в кабину душа, он повертел манипулятором краны. Воды не последовало. В трубах что-то прошуршало, издавая гул. Несмотря на то, что аварийные системы все еще работали, едва ли поставка воды или электричества распределялась и на эти жилые блоки. Он развернулся, чтобы покинуть это место, заставлявшее его вспоминать и пытаться причинить себе хоть какую-то боль в попытке ощутить себя живым, как вдруг его привлек блеск на стене. Остановившись, он присмотрелся. Его окуляры сдвинулись, фокусируясь. Там висело старое зеркало, по которому уже прошлась трещина, словно рассекающая его отражение пополам. Глядя в него, он не мог осознать, что все это реально. Что это жутковатое существо, сплетенное из стали и кабелей, действительно он. Проведя механической рукой по прозрачной ёмкости с мозгом, он начал жадно заглатывать воздух, словно закашлявшись. Эти механические легкие барахлили за столько-то лет в этих катакомбах. Увидев, как неестественно двигается экзоскелет и как жалко тот смотрится, он размахнулся со всей силы, разбив чертово зеркало. Звон прошелся по коридорам и осколки полетели вниз, рассыпавшись по полу ванной кабины. Перешагнув порог, он поспешил выбраться из комнаты, некогда принадлежавшей Маргарет. Своего он добился. Он почувствовал то, что хотел. Ненависть.
Дни шли за днями. Кажется, он потерял ощущение времени. Все теперь ощущалось иначе. Он не чувствовал боли, голода, сонливости и усталости. С этим телом он лишен всех человеческих потребностей в еде и воде. В темных, ели освещаемых тоннелях заброшенной лаборатории вслед за этим и пропало ощущение времени. Все, словно одна большая темная ночь, в которой не бывает рассвета. Отлаживая компьютеры, предварительно заблокировав их сигналы в Атланту, он проверял данные, которые могли сохраниться. Тут и впрямь почти ничего не осталось, а значит Маккриди не смог получить почти ничего. Когда он избавлялся от данных, он сомневался, что такие массивы получиться уничтожить безвозвратно. Определенно, часть исследований еще оставалась на серверах Атланты, но все что у них было это лишь крупицы всей их многолетней работы. Крупицы и поврежденные файлы. Теперь все, что они делали, что создали и о чем знали находится лишь в одном месте. У него в голове.
Бывало, он часами бродил по этим мрачным тоннелям, сам не зная почему. Словно статичные, они были похожи один на другой. И каждый раз, проходя один и тот же этаж, он останавливался у двери ее комнаты. Заглядывал внутрь, заглатывая воздух имплантами легких и закашливаясь. В очередной раз оглядывая эти стены и пытаясь обрисовать в мыслях то, как она выглядела при ее жизни, он заглянул внутрь. Он помнил все эти нагромождения бумаг, неряшливо раскиданные вещи, проклятую собаку, вечно сидящую в углу и рычавшую, когда он приближался. Вновь заметив блеск разбившихся на полу стекол, он пригляделся. Каждое из них, словно кинжал, опасно мерцало, отражая в темноте красный блеск его окуляров. Приподняв конечность, которую с трудом можно было назвать рукой, он пошевелил пальцами-манипуляторами. Вновь ощутил, сколь мало от него осталось.
Попытавшись перешагнуть порог, он вдруг упал, чувствуя, как теряет связь нейронов с управлением экзоскелета. Имплантированные легкие начали жадно наполнятся и сужаться, заставляя воздух циркулировать и сотни пузырьков наполнять капсулу с мозгом. Что-то внутри сбоило. Он не чувствовал боли. Он просто переставал что-либо ощущать. Прошло мгновение. А может час. Он не понял. Прежде, чем мозг вновь пришел в норму и он смог подняться, он словно выпал из реальности. Покачиваясь и устанавливая связь с кибернетическими конечностями, он посмотрел в темную пустоту лабораторий. Ну конечно, как он мог не додуматься сразу.
Он столько много времени провел в теле шавки, что даже не задумывался об этом. Первичные потребности стояли прежде всего. Еда, сон, испражнение. К тому же, он только и делал, что оберегал эту недалекую от смерти, на которую она шла, словно самоубийца. Его механические конечности вздрогнули и он вновь издал привычных звук, похожий на кашель. Теперь он понимал. Проведя рукой по емкости с мозгом, он пошагал, задумываясь. Вероятнее всего это было тем, что Крюгер в своем идиотском плане рассчитать не смог. Мозг не мог вечно существовать в одном и том же растворе. Концентрированный биогель конечно подпитывал его, даже столь длительное время. Но этого было мало. Питательная жидкость требовала замену. Замену, которой сейчас у него не было. Значит, перед ним вновь стояла задача, которую нужно было решать. Но как? Он и без того позволил девчонке уйти. Конечно, она наверняка сейчас была где-то в логове этих идиотов. Но как ему попасть туда в этом виде?
Прошло немало дней, прежде, чем решение само пришло к нему в руки. Он обыскивал очередной лабораторный склад, в котором оставили еще кучу всякого хлама. Тут, под тентами, лежали разобранные или поврежденные хирургические устройства, огромное количество каких-то клеток, в которых раньше держали подопытных животных, поврежденные механизмы и использованные аккумуляторы для приборов. Тут же были несколько истощенных плазменных стержней и прочие инструменты для работы с реактором. Перебирая их, он услышал звук барабанящих пуль. Сомнений не было, это были выстрелы. Кто-то пришел сюда. Вооружённый. Неужели он просчитался и в Атланте уловили работающий сигнал систем лаборатории? Если так, это значило лишь одно, нужно убираться по аварийному выходу.
Спускаясь на этаж ниже, в комнаты охраны, он методично перенаправил энергию на камеры. Переключая экраны один за другим, он наконец нашел нужные ему сектора и не сразу поверил, что это реально. Девчонка здесь. Сама пришла к нему в лапы. Если так, то это невероятное стечение обстоятельств, не иначе. Приглядевшись к рябящим экранам, демонстрирующим то, что происходило на уровнях выше, он понял, что их обстреливают. С девчонкой был этот неприятный тип. Он сразу ему не понравился. Ничего, теперь их жизни в его власти. А значит первое, что нужно сделать, спасать эту недалекую, вновь оказавшуюся в смертельной опасности.
Ловкими движениями пальцев-манипуляторов он переключился на систему охранной блокировки. Кажется, это были полицейские. Видимо в этот раз, сбежать от преследования им не удалось. Что-ж, удача когда-то иссякает у всех. Радовало то, что его удача еще при нем. Он никогда не верил в высшие сущности, что предопределяют жизни, в богов, в судьбу и, уж тем более, в удачу. Он уже шел на смерть. Но сейчас… Сейчас он невольно допускал вероятность того, что, быть может, нечто свыше его понимания помогало ему. Чем чаще он задумывался, в какой курьезной, идиотичной, глупой и одновременно страшной ситуации он оказался, тем сложнее было отрицать что-то предопределенное в происходящем.
Двери бункера захлопнулись, с шипением загерметизировавшись. Наружные камеры показывали, что полицейские еще какое-то время бездумно палили в них, но затем направились ближе, чтобы понять, что вообще происходит и как их жертвам удалось спастись. Но сейчас его не интересовали эти идиоты в погонах. Взгляд окуляров был прикован к девчонке, вместе со спутником опускавшимся на нижние уровни. Конечно, куда им еще было деваться. Теперь главное было – не упустить момент.
Заблокировав дверь за ними, он, хрипя динамиком, рассматривал их силуэты, перемещавшиеся по этажу. Они находились на одном уровне. Это был служебный отсек, полный запутанных коридоров. Включив систему экстренной блокировки дверей, он ждал, пока эти двое неразлучных идиотов разделятся. С ними не было третьей, что несколько его озадачило. Полоумная наркоманка никогда бы не оставила девчонку. Погибла или ранена? Быть может. Бросила их? Едва ли. В одном он был уверен, если здесь ее нет, все становится в разы проще. Этот отброс общества все бы только усложнила. От нее всегда были одни только проблемы.
Наконец, девчонка заглянула за угол, заворачивая к кабинетам охраны. Вот она, так недалеко. Вооружена. Значит нужно действовать резко, прежде чем эта девка, ненароком, не повредила бы выстрелом экзоскелет. Нажав на кнопку, он включил процесс блокировки отсеков. Двери сомкнулись, отрезав девчонку от ее спутника. Тот бросился к двери, принявшись пытаться понять, что происходит, но у него, естественно, ничего не вышло. Как он и предполагал, девка запаниковала, начав пытаться искать выход. Переключив окуляры в ночной режим, он вырубил свет в коридорах. Перед взором все равно было светло, словно днем. Переступая с ноги на ногу как можно более аккуратно, он вышел в коридор, медленно направляясь к цели. Девчонка барабанила в дверь, судорожно оглядываясь. Перед ней стояла лишь темнота. Дуло пистолета в ее руках ходило в разные стороны и он старался держаться в обратном от прицела направлении.
Приблизившись к ней, он застыл, глядя как Сара в панике барабанит в двери. Импланты легких вновь закачали воздуха, направляя его к черепной коробке. Хриплый звук его “вздохов”, разнёсся по коридору. С полными ужаса глазами, девушка обернулась, глядя прямо на него. Одной механической рукой перехватив ее руки и отведя оружие в сторону, а другой хватая ее за шею, он обезоружил девушку таща ее за собой. Дергаясь, Сара едва успел издать хоть звук, как четким, выверенным движением, он ударил ей в висок, оглушив ее. Обмякнув в его стальной хватке, она потеряла сознание. Проверив пульс и дыхание, он понял, что та все еще жива. Значит с ударом он не переборщил. Что-ж, теперь осталось как-то объяснить ей что здесь, ко всем чертям, происходит и попытаться сделать что-то прежде, чем ее проклятое отмирание легких покончит со всеми его стараниями.
Сара еще достаточно долго лежала на кушетке, приходя в себя. В голове все было тяжело от удара. Девушка поежилась, услышав гул ветра в шахтах вентиляции. В ушах стоял звон, смешивающийся с посторонними звуками. Стиснув зубы, она собралась с мыслями не открывая глаза. Подвигав пальцами рук и ног, она убедилась, что все еще жива. Простонав и приоткрыв глаза, она увидела вокруг себя острые лезвия скальпелей и других приспособлений, назначения которых она не знала, но которые выглядели ничем не лучше пил и ножей для вскрытия человеческих тел.
Приподняв голову, она присмотрелась к темноте вокруг. Свет бил в глаза и заставлял ее щуриться. Аккуратно развернувшись, лишь бы не порезаться о хирургические приспособления жутковатой машины, она слезла с кровати, чуть было не упав вновь. От удара стоять было сложно. Ей уже было не привыкать к тому что ее бьют и что ей прилетают удары от кого только можно, но вот к дезориентации приспособиться было нельзя.
Постояв с минуту на ровном месте и позволили вестибулярному аппарату перестать бесноваться, она закашлялась. Гул ее хриплых легких пронесся по коридорам. Вздрогнув, она прикрыла губы, испугавшись. Она не могла понять, что происходило. Руди уже не было рядом, а то, что она там видела? По телу пробежала дрожь. Может это бред? Она уже готова была поверить в то, что мозг подводит ее после стольких раз, сколько она билась головой за время этого ужасного образа жизни, но в комнате напротив мелькнула громоздкая тень. Прижавшись к стене, Сара с ужасом смотрела, как странное существо стоит неподалеку от нее, собирая что-то в мешок.
На нем был плащ, прикрывавший его до пола и оседавший на явно худощавом, но большом теле. Это нечто перекладывало какие-то пробирки, судорожно хрипя и двигаясь неестественно. Шаг за шагом, Сара медленно вышла из комнаты, прикрыв рот и нос ладонью. Внутри нее все тряслось. Куда ей деваться? Она даже не знает выхода из этого лабиринта тоннелей. Пока существо в противоположном зале делало свои дела, девушка заметила лежащий на небольшом металлическом столе неподалеку от него оружие. Это был ее револьвер. Это, чем бы оно ни было, выхватило у нее оружие.
Оглядываясь по сторонам, она поняла, что множество дверей здесь закрыты. Несколько поворотов вели куда-то в темноту, но она не была уверенна, что и там ее не ждет тупик. Сдержав кашель, она услышала, как с неприятным звуком, существо в плаще шипит, словно изображая дыхание. Весь ее взор был притянут к револьверу. У нее был лишь один шанс. Выхватить оружие, прикончить этого странного нападавшего и нестись, сколь позволят ее изнывающие легкие, по коридорам, в поисках Руди, а затем выхода. Онемение внутри заставило ее вздрогнуть. Адреналин бил в виски.
Подкрадываясь ближе, она задумалась. Снаружи были полицейские. Перед ней пугающая тварь, сгорбившись, собиравшая колбы и склянки в сумку. Пистолет всего в паре шагов от нее, а чудовище, кажется, не обращает на нее внимания. Куда ей деться? Она между молотом и наковальней? Конечно, ворота отделяли ее от внешнего мира и полицейских преследователей. Но был ли тут иной выход? Что ей было делать дальше? Плевать. Главное сейчас – убраться подальше от скрежетающего и хрипящего существа, находящегося от нее в опасной близости и схватившего ее.
Остановившись, Сара прикинула, сколько мгновений ей потребуется, чтобы схватить пистолет. Существо было совсем рядом. Оно могло напасть в любой момент. Но разве у нее был выбор? Боль в легких, словно подгоняющая Сару, подтвердила, что нет. Набрав в грудь воздуха, она рванула к оружию, хватая пистолет за рукоятку. Громоздкое создание тут же развернулось к ней, словно и не торопилось. Его блестящие кроваво-красным огоньки-глаза мелькнули перед ней, заметив пистолет в руках Сары. Девушка отступила на шаг, взяв жуткую тварь в прицел.
Существо не пошевелилось. Замерло, как статуя. Лишь его красные огоньки на месте глаз уставились на нее, да хрипящий звук донесся из-под плаща, под которым ничего не было видно. Стиснув зубы и кашлянув, Сара отступила еще на шаг. Затем еще. Кажется, пистолет не пугал жуткое создание, скрытое под тряпьем, словно мусорщик. Выпрямившись, то стало совсем уж огромным, под два метра ростом. Плащ развивался на нем, не давая разглядеть его туловище, но Сара заметила стальные клещи, словно заменявшие ему руки. После очередного шага уперевшись спиной к стене, Сара прикусила губу, чувствуя першение в горле. Она подметила свой рюкзак, стоявший рядом с заполненным лабораторным хламом мешком существа, вновь захрипевшего.
То двинулось, словно поправляя свисающие на нем тряпки. Сара взвизгнула, показательно принажав на курок и глянув на дверь. Хватит ли у нее прыти еще и выбежать отсюда? Она не успела подумать об этом, как существо сделало к ней еще один шаг. Чуть было не вскрикнув, Сара дернула пистолетом, демонстрируя, что готова пустить его в действие.
— Не приближайся ко мне! Слышишь? — истерично протараторила она. — Я буду стрелять! Я убью тебя! Убью! — существо остановилось, но не отступило назад. Девушка не была уверенна в том, что это странное, жуткое, стальное создание, понимает ее. — Ты слышишь? Слышишь, что я говорю? Не двигайся, или я пристрелю тебя, черт возьми!
Прохрипев и со свистом заглотнув воздуха, от чего грудь существа вздыбилась под плащом, создание ненавязчиво развело в стороны руки.
— Стреляй. — хриплый, металлический, неестественный голос, донесся из-под капюшона его плаща. Огоньки вцепились в нее, взирая на девушку со своим пугающим блеском в полумраке.
Развернувшись спиной к выходу, она медленно пошагала, не спуская оружия с твари перед ней. Определенно, это существо не было человеком. То, как оно двигалось, как говорило, как издавало звуки. Словно странная имитация. Безжизненное существо, сотканное из металла. Его руки-клешни, выпирающие из-под тряпья, приковывали к себе ее внимание жутковатыми движениями.
— Я не шучу, тварь! Я выстрелю! — голос ее от безысходности, стал грубым и злым. Она не находила себе место и агрессия не оставила места панике. — Я убью тебя! Прикончу!
Переставляя ноги и стараясь не упасть из-за тяжелой головной боли, Сара старалась медленно приблизится к выходу. Существо скрипнуло своими движениями, расправляя руки, словно потягиваясь и пошагало к ней. В груди девушки, кроме боли, вспыхнули ненависть и желание жить, и она нажала на курок.
Донесся щелчок. Она вжала спусковой крючок до упора, но то не выстрелило. Девушка опешила, уставившись на револьвер. Осечка? Быть того не может. Вновь подняв взгляд на остановившееся существо, девушка истерично начала жать на спуск еще и еще. Но ничего, кроме щелчков, оружие не издавало.
Выставив вперед свою стальную руку, существо разжало “кисть”, демонстрируя лежавшие в ней два патрона. Те последние, что остались у Сары в револьвере служившим ей еще с того момента, как она покинула Бей-41. Проведя языком по губам, она сделала шаг назад, чуть было не оступившись и опустила пистолет. Кажется, она была безоружна перед стоявшим напротив чудовищем.
— Убери эту штуку подальше с глаз моих. — кивнув на револьвер, прохрипело существо, развернувшись и пошагав в другой конец зала. Сара, в ступоре, смотрела, как-то направилось к ее рюкзаку, взяв тот и кинув девушке. Отскочив, та не поймала его и рюкзак рухнул рядом с ней.
Сара посмотрела сначала на тот, поднимая его недоверчиво и повесив себе на плечо, а затем на существо. То, взяв свой мешок, перевесило его через свое туловище. Пока он делал это, его плащ раздвинулся, демонстрируя жуткие переплетения стали и проводов, сокрытые под ним. У Сары пересохло в горле.
— Идти можешь? — донесся хриплый звук из-под капюшона.
— Я-я? — дрожащим голосом переспросила девушка.
— Тут есть кто-то еще, кроме нас, идиотка?! — гул голоса существа, словно громовой раскат, пронесся по комнате. — Включи уже свой недалекий маленький мозг и оглядись! Если бы я хотел убить тебя, я бы сделал это еще пока ты была в бессознательном состоянии, тупица! — указав свой рукой-клешней на койку, на которой пришла в себя Сара, крикнуло существо.
— Я… — Сара помялась, чувствуя, что ощущает себя какой-то действительно глупой. Она понять не могла, что сейчас происходит и почему это нечто с ней разговаривает. Зачем оно напало на нее, как попало в лабораторию и что ему нужно? С каждой секундой ее размышлений вопросов становилось все больше, а ответов не было. — Я не понимаю. — потупила взгляд Сара.
— Ты вечно ничего не понимаешь, маленькая безмозглая тупая овца! — стукнув стальным кулаком по стене, бросило существо. Затем, замерев, со свистом засосало воздуха, выпятив грудь и перевело на Сару свой взор. — Не стой столбом, как ты любишь это делать, девка! Приди уже в себя!
— Да ты только что врезал мне по голове свой стальной рукой! — возмущенно бросила Сара, перейдя на крик. Она уже ничего не понимала. Ей просто хотелось во всем разобраться. Понять, что, мать его, тут происходит. Это все выглядело как ужасный фарс. Какая-то сюрреалистичная комедия, в которой она занимала роль главного осмеиваемого всеми персонажа, ничего не понимающего в происходящем. — Кто ты вообще такой, мать твою!
— У нас нет времени на болтовню! — сказало существо, пошагав к выходу рядом с ней. — Нам нужно убираться отсюда!
— Куда?! — истерично взвопила Сара. — Я никуда не пойду!
— Конечно пойдешь, идиотка! — остановившись напротив нее, существо резко повернуло голову. Его дрожащий голос будто пытался изображать человеческие эмоции. — Ты и твой тупой дружок привели сюда целую армию свободной полиции! — Сара хотела было сказать что-то поперек странному созданию, но то не дало вставить и слова. — Ты никогда не славилась своим интеллектом, но я считал, до этого самого момента, что в тебе еще есть какие-то естественные природные зачатки чувства самосохранения! Теперь я убеждаюсь, что снова был не прав!
— Да я вообще не знаю, кто вы такой! — сморщилась Сара. — Какой-то?.. Киборг? Робот-охранник?
— Нет, черт тебя дери, робот-пылесос! Хватит задавать свои тупые вопросы, девка! Ты уже заварила достаточно дерьма. Я устал его расхлебывать каждый раз. Теперь ты будешь слушать меня и идти туда, куда говорю я! И точка!
— Я вообще не понимаю, что тут происходит! Что это за место? Почему за мной следят? Что за идиотизм тут вообще происходит и причем тут я! — топнула ногой Сара, будто бы пытаясь выразить свое недоумение и возмущение одновременно. Выглядело это по меньшей мере, как ребячество. — Да и вообще, кто ты, блин, такой?!
— Я тот, кто спасал тебя все это время, недоразвитая ты имбицилка! — взревело существо. — Мое имя Отто Хартманн и ты уже с десяток раз обязана мне своей жалкой инкубаторной жизнью!
Сара замерла, пытаясь переварить сказанное. У нее не получилось. Скривив губы и приподняв бровь, она фыркнула.
— Чего? — выдавила девушка, чувствуя себя не в своей тарелке.
— Того! — крикнул тот, поправляя свой плащ и резким движением расстегнув рюкзак, свисающий с ее плеча. Запустив внутрь металлическую трехпалую руку-клешню, он вытащил из ее рюкзака голопроектор, чуть ли не ткнув устройством ей в лицо. — Ответы все это время были у тебя под носом, глупая девка! Все это время ты носила правду о чудом доставшейся тебе идиотской ничтожной жизни, у себя в рюкзаке!
— Да эта хрень даже не работала! — бросила Сара.
— О, ну конечно, и именно потому ты таскала ее с собой, позволяя агентам Беверли идти за вами по пятам?! — существо бросило ей устройство, которое Сара с трудом поймала и бросила обратно в рюкзак. Выходит, что из-за него за ней следили? И следят до сих пор? Но существо мигом отбросило все ее сомнения. — Я деактивировал на нем режим отслеживания. Теперь эта штука больше не опасна. А теперь будь добра, перестань пялится на меня и двигай ногами. Уж хотя бы ходить то ты не разучилась?! — одернув свой балахон существо пошагало в коридор, оставив Сару осматриваться в комнате. Тяжелые звуки его шагов удалялись. Поразмыслив, девушка нырнула в коридор вслед за ним, нагоняя удаляющийся в тоннель силуэт в балахоне.
Спешно нагоняя странного попутчика, Сара задумчиво осматривала его. Это все скорее походило на дурной сон, нежели на реально происходящие с ней вещи. Она все еще не понимала. Абсолютно ничего. Хартманн? Тот самый доктор Отто Хартманн? Это, верно, какая-то метафора. Ну, или издевка. По крайней мере, это не укладывалось у нее в голове. С чего бы этому существу выдавать себя за этого ученого? Что это странная тварь вообще из себя представляет? Почему он не прикончил ее? Что вообще он имел ввиду, сказав, что вечно спасал ее все это время?
Проходя мимо очередной хирургической комнаты, ее проводник остановился, устремив взгляд своих блестящих во мраке глаз на нее, а затем двинулся дальше. Его динамик издал недовольный хрип. Сара, поправив рюкзак на плече, глянула в дверной проем и отшатнулась. На столе, над которым нависали лезвия и пилы, лежало тело собаки. Голова пса была раскромсана и в ней зияла здоровенная дыра. По всей комнате запеклась огромная лужа крови. Девушку помутило и она кашлянула, поспешив убраться подальше. Не такой судьбы она желала животному.
— Там… — сказала она, попытавшись окликнуть явно опережавшего ее проводника. — Там…
— Да, — гаркнул динамик из-под капюшона. — эта мерзкая псина.
— Вы… — Сара взглотнула комок в горле. — Вы убили ее.
Существо обернулось. От этих горящих во тьме окуляров было не по себе.
— Не стой столбом. Шагай. — приказным тоном бросил тот.
— Что вы со мной сделаете? — Сара так и не решалась двигаться. Ее взгляд скользил по коридорам и их разветвлениям. Где-то здесь был Руди. Нужно было найти его. Сбежать от этого странного создания.
— Хочешь сбежать? — тварь явно уловила ее ускользающий к повороту взгляд. — Ну попробуй. Интересно, далеко ли ты уйдешь?
— Конечно хочу. — стиснула зубы девушка, недоверчиво продолжив шагать вслед за тем. — Я до сих пор не понимаю, реально ли это? Такое чувство, что все это какой-то бред.
— Если ты не прибавишь шагу я врежу тебе еще раз и понесу на руках. — прохрипело существо. — Меня утомила твоя бессмысленная болтовня. Всем ответам свое время. А сейчас мы должны выбраться отсюда и не дать этим ничтожествам добраться до нас.
— Полиция у входа. — возразила Сара, прибавляя шаг. — Мы не сбежим.
— Конечно она у входа, идиотка! — вспылив, существо ударило стальным кулаком по стене. — Ты и твой друг удосужились притащить их прямо к моему порогу! Эти твари уже наверняка сообщили в Сирентити-тауер, а если они сообщили это…
— Эй, притормози! — Сара шла вровень с жутковатым стальным скелетом.
— Каждая секунда твоего промедления стоила мне и без того слишком дорого. — внезапно стальная лапа схватила Сару за куртку, одернув и остановив. — Я же сказал, хочешь жить, иди за мной. И заткнись!
Вздрогнув, Сара попыталась отстраниться, глядя на стиснувшие ее железные пальцы существа. Она снова посмотрела на его лицо, точнее то, где-то должно было быть. Заместо него там был литой череп, взирающий на нее горящими глазами, издающий металлический хрип.
— Вот жесть. — прошептала она, разглядывая жуткую личину этого существа.
— Побереги свое внимание для более важных вещей, которые ты упустила, девка. — существо отпихнуло ее, разжав свою стальную ладонь и вновь широкими шагами поспешило за угол тоннеля.
Разблокировав очередную дверь, они прошли вперед, как вдруг перед ними мелькнула фигура. Существо резко остановилось, застыв и Сара чуть было не врезалась ему в спину, не успев среагировать в этой темноте, от которой болели глаза. Отступив в сторону, она увидела Руди, прицелившегося в того из винтовки. Он удивленно глянул на девушку, а затем вновь на нечто в плаще. Не спуская с того прицела, он обратился к девушке:
— Что это за урод? — приподнял бровь парень, поправляя свою челку.
— Без понятия. — аккуратно обходя незнакомца, Сара выступила вперед, осторожно направляясь к Руди.
— Он напал на тебя? — нахмурился тот.
— Ага. — бросила Сара, поравнявшись с пареньком. Теперь они оба стояли напротив существа, настороженно глядящего на оружие Руди.
— Ты цела? — оглянулся тот на девушку. Она утвердительно кивнула ему.
— Опусти оружие. — пошевелил своей клешней железный тип, с привычным неприятным звуком заглатывая воздуха.
— С чего бы? — Руди чуть придавил курок.
— С того, что если ты повредишь что-то в этом гребаном экзоскелете, я не смогу вывести вас, двух недоразвитых, отсюда! — взвопил динамик существа, как вдруг он издал звук, похожий на кашель и тот рухнул на колени, начав производить непонятные движения руками.
Руди отступил подальше, крепче прижав к плечу винтовку. Сара, по инерции направила на упавшего револьвер, сама не понимая почему. Даже когда она вспомнила, что в нем нет патронов, оружия она не опустила. Они с парнем снова посмотрели друг на друга. Даже обычно холодные и безжизненные глаза Руди сейчас смотрелись озадаченными от происходящего.
— Кто это? — кивнул он на дергающееся в припадке стальное чудище.
— Говорю же, понятия не имею. — пожала плечами Сара, потерев рукоять револьвера. — Он напал на меня, но не тронул.
— Это что, какой-то… робот? — озадаченно спросил Руди.
— Похоже на то. — почесала затылок Сара.
— Почему оно говорит?
— Не знаю.
— А хотя бы как нам выбраться имеешь предположения?
Сара неуверенно смотрела тоннели, полные заблокированных дверей, проходов и поворотов. Жуткий лабиринт, в котором они заточены в полумраке.
— Ни одного. — вздохнула она.
— М-да, — разглядывая существо перед ними, помялся Руди. — И что будем делать?
— Может этот, — кивнула она на стальной скелет в припадке. — знает выход? Кажется, он шел к нему довольно уверенно.
— Идея доверится жуткому железному чудищу, которого мы видим в первый раз мне кажется не самой удачной. — поджал губы парень.
— У нас есть выбор?
— Попробовать сбежать самим?
— И далеко мы уйдем? — разглядывая замершего киборга, спросила Сара.
— Я не смог открыть ни одной двери. Бродил по этому коридору кругами с пол часа. И тут бац… — парень окинул жестом ее и железяку. — Вот это.
— Этот умеет их открывать. — кивнула на существо Сара. — Двери. Кажется, он знает эти тоннели лучше нас.
— По-моему он сломался. — подойдя ближе к существу, недвижно сидящему на коленях, напрягся Руди. Огоньки-окуляры экзоскелета моргали рябящим светом, словно были повреждены.
— Эй, — окликнула существо Сара. — мистер робот, вы нас слышите?
Стальной скелет, словно зависнув, сидел в одном положении, мигая своими глазами. Он был похож на прикрытую тентом металлическую статую. Руди подступил ближе, остановив Сару жестом и как бы показывая, чтобы та не приближалась. Осторожно осматривая стальные переплетения его тела, парень ткнул его стволом винтовки. Никакой реакции. Проведя рукой по своей челке, паренек ткнул оружием в грудь стального скелета посильнее. Но опять ничего. Уверенно направив ствол прямиком между глаз существа, Руди готовился было пихнуть то в самую черепушку, как вдруг ловким и резким жестом рук-манипуляторов, существо перехватило ствол его винтовки, резко дернув его в сторону. Руди, чуть ли не подпрыгнув, нажал на курок и выстрел озарил тоннель, светом врезавшись в глаза Сары. Пуля высекла искры из стальной клешни экзоскелета, разворотив его “кисть” и срикошетила, улетев со звоном куда-то в глубь тоннеля.
— Идиот! — вновь донесся громкий выкрик существа. Резким движением выхватив винтовку и отбросив ее к стене, тот встал, отпихнув Руди в сторону. — Ты чуть не выстрелил прямо в меня!
Ошарашенный парень спешно отполз в сторону, схватив свое оружие. Сара подскочила к нему, помогая встать и не спуская прицела своего пустого револьвера с существа. Выпрямившись в полный рост, их неоднозначный собеседник рассмотрел раскореженную выстрелом железную руку. Судя по тому, как неладно двигались клешни на ней и по недовольному звуку существа, та была сломана.
— Просто прекрасно. — взгляд его красный глаз-огоньков снова упал на Руди и Сару. — Что-ж, повезло, что это только рука.
После этой фразы Сара почувствовала неприятное онемение в пальцах. Размяв их о рукоять оружия, девушка пригляделась к шрамам на обеих ладонях. В тенях полумрака тоннелей они казались еще более неприятными.
— Мы так и будем стоять и смотреть друг на друга, или вы дадите мне пройти вперед и помочь вам, недалеко ушедшим от амеб существам, избежать встречи с вашими лучшими друзьями из полиции? — поправив целой конечностью свой плащ и поглубже нацепив на череп капюшон, существо неторопливо пошагало дальше, поглядывая на них. — Или вам потребуется отстрелить мне еще пару незаменимых конечностей, прежде чем до вас дойдет, что если бы я хотел вас убить, я бы давно это сделал?
— С чего нам вообще тебе доверять? — резким движением передернув затвор винтовки, Руди вновь нацелил ее на их собеседника.
— Да, знаете, как-то не получается. — кивнула, поддерживая Руди, Сара.
— Что-ж, тогда приятной встречи с свободной полицией. — одернув свой плащ, пошагал дальше тот. — Тебя они сразу отправят в Атланту, девка, а твоего польского дружка пристрелят у ближайшей стены, как террориста. Приятного времяпровождения. — словно издеваясь, он, даже не оглянувшись, пошагал к следующей двери, легким движением целой руки набрав на ней код и проходя дальше.
Сара и Руди снова посмотрели друг на друга, одновременно почесав затылки. Кажется, они оба были одинаково озадачены.
— Мы пойдем за ним? — явно сдавшись, опустил винтовку Руди, глядя в след покачивающемуся существу в плаще.
— Кажется он и правда не оставил нам выбора. — кашлянула Сара, потерев застонавшую грудь.
— Мы и впрямь в заднице, если полагаться на двухметрового стального киборга, который живет в стремном подземном бункере – наша единственная надежда. — фыркнул Руди.
— Лучше и не скажешь. — причмокнула Сара, вновь чувствуя на языке привкус крови от кашля. Облизнув губы, она поспешила за Руди, первым направившимся за их не внушающим доверия проводником.
Спуск по лестнице в полумраке был не самым удобным и заставлял Сару съежится от ощущения, что она сейчас оступится. Это все равно было удобнее, чем их первый спуск в эти подземные комплексы на пару с Роуз, посреди кромешной тьмы, но это не очень-то ее успокаивало. Оказавшись на уровне ниже, где свет был еще более блеклым, в некоторых частях коридора им приходилось ориентироваться на горящие глаза их спутника, как на маяк, когда тот оборачивался, чтобы взглянуть, следуют ли они за ним.
Сару не покидал потаенный страх, что ее заманивают в ловушку. Руди, судя по его неестественно резким и напряженным движениям, тоже не был в восторге от перспективы оказаться застигнутыми врасплох. В вентиляционной системе вновь взвыли порывы ветра, проносясь в застенках лабораторий. Каждый раз Сара оборачивалась на этот жуткий звук, как в первый.
Существо привело их в комнату, заполненную экранами. Часть из них рябило, часть выдавало более-менее четкие изображения, другие же вовсе были выключены или сломаны. Это явно были записи с камер, демонстрирующие различные этажи и сектора этих подземных строений. Пометки на экранах давали понять, с какой именно части комплекса подается изображение.
— Черт. — прохрипело существо, встав напротив мониторов камер и шустро щелкая по клавиатуре, переключая их.
Некоторые экраны потухли и заместо них загорелись другие. Камеры заработали снаружи, демонстрируя собравшихся там полицейских, осматривающий заблокированную дверь и биометрическую панель. Они переговаривались, пытались открыть ворота, связывались по рации с кем-то. Одернув свой плащ, существо затянуло воздуха, издав все тот же звук, напоминающий кашель.
— Этим ублюдкам понадобится время, прежде, чем они свяжутся с Атлантой. Им придётся обзвонить десяток чертовых этажей этой бюрократической иерархии, прежде, чем весть о том, что мы здесь, дойдет до отрядов коменданта. — сказал стальной скелет, оглянувшись на Сару и Руди.
— И что это значит? — приподнял бровь парень.
— Это значит, что у нас есть еще время, прежде, чем они придут и прострелят тебе башку, недалекий! — гаркнул металлический голос из динамика. — Живо сюда, к пульту управления.
Механическая конечность их пугающего попутчика указала им на обширную панель напротив экранов. Они недоверчиво подошли ближе, пока само существо двинулось в другую часть комнаты, сорвав с петель дверцы электрощита напротив какого-то люка и принявшись копаться в проводах.
— Что нам делать? — нахмурившись, обернулась Сара.
— Перенаправь энергию реактора на аварийные системы. — бросило существо так, как будто Сара должна была знать, как это сделать.
— Что? — помялась девушка.
— В левом углу пульта есть регуляторы, отвечающие за аварийные системы, — не отрываясь от переподключения проводов, сказало существо. — там есть перенаправление энергии реактора. Видишь?
Они с Руди начали бешено бегать взглядом по кнопкам пульта управления. Там действительно была панель, отвечающая за реактор, но пометок на ней не было.
— Тут есть кнопки, но непонятно, какую из них жать. — сказал Руди, взволнованно поглядывая на экран камеры, выходящей на полицию снаружи.
— Сначала нажми на левую сверху. Потом третья снизу и большая красная. — в приказном тоне объяснил их спутник. — Нашла?
— Так… — Сара водила пальцем от кнопки кнопке и от рычага к рычагу. — Кажется да! — она ткнула на кнопки в нужной последовательности. Еще одна часть камер погасла и загорелись индикаторы на панели.
— Светодиоды зажглись? — пригнувшись и переставляя толстый провод, спросил тот.
— Ага. — кивнула Сара.
— Теперь поверни переключатель слева в середине. Четвертый сверху. Одновременно с этим пусть мальчишка нажмет нажмет на тумблер с правой стороны и переведет его…
Пытаясь одновременно следовать всем инструкциям, они с Руди истерично переключали кнопки за кнопкой. Одни огоньки то погасали, то загорались. Одновременно с этим гасли и рябили экраны и даже свет в помещении и коридорах работал неравномерно.
Сара торопливо дернула за очередной рычаг в том месте, на которое ей указал их “инструктор”, как вдруг все экраны резко зажглись и на них, вместо изображения с камер, вспыхнула эмблема с медленно вращающимися песочными часами. Надписи на экран символизировали о “попытке подключения”. Одновременно с этим один из проводов вспыхнул искрами, заставив существо чуть ли не отпрыгнуть от щита.
— Что вы натворили?! — заревел тот, развернувшись и пошагав к пульту управления. Отпихнув Сару и бросив на нее все тот же жуткий взгляд окуляров, существо посмотрело на экраны. — Только что ты подключила системы центра к вышкам связи Атланты! Что ты нажала, мать твою?!
— Я… — Сара вздрогнула, опешив и указывая на тот рычаг, что передернула.
Существо с размаху стукнуло конечностью в один из экранов, разбив его в дребезги. Оттуда посыпались искры, заставляя Сару прищуриваться от ярких вспышек света. В бешенном темпе перещелкивая кнопки на пульте управления, существо бегало глазами по экранам, пытаясь отключить процесс установления связи.
— Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. — оглядывая экраны, тот резко указал Руди на один из кабелей, отходящих от пульта управления. — Выруби его! — приказал он парню.
— Как?! — развел руками Руди.
— Да как угодно, имбицил! — буквально прорычал динамик существа.
Замешкавшись, Руди перезарядил винтовку, прицелившись и сделав выстрел в щит, к которому подходил кабель. Тот вспыхнул, разорвавшись и кабель отлетел, испуская дым. Вместе с этим все двери лаборатории начали открываться.
— Будьте прокляты! — с размаху существо чуть было не разбило ударом еще один экран. От удара по нему разошлись трещины. — Вы оба как живое доказательство того, что человек может жить без мозгов!
Процесс подключения к Атлантским серверам прервался и на экранах вновь вспыхнули изображения камер. Горели почти все, кроме тех экранов, что в ярости разбил их спутник. На всех этажах лаборатории открывались двери, включая центральный вход. Полицейские испуганно отбежали от отворяющихся дверей, прицеливаясь в темноту. Один из них кинул туда светошумовую гранату, яркий блеск которой забавно исказился на изображении камеры. Оглядывая углы, полицейские начали по одному заходить в комплекс.
Встав неподвижно и следя на экранах за тем, как полицейские медленно входят внутрь, существо медленно дышало. Часть из отряда полиции осталась снаружи, как-бы оцепив местность. Другие же разбредались по этажам, включив фонарики на винтовках и осматривая каждый закоулок, продвигались дальше. Задумчиво постукивая пальцами по панели управления, существо будто выжидало. Сара и Руди, решив не вмешиваться, стояли и глядели на экраны на пару с ним, изредка бросая взгляд друг на друга. Все они были в замешательстве.
Как только большинство полицейских забралось ближе в глубины комплекса, существо начало вручную переключать управление дверями, ровно так же, как оно запирало их с Руди в этих лабораториях. Отрезая отряды полицейских друг от друга, он в конце концов заблокировал им проход к месту, где они находились. Оторвавшись от экранов, существо обратилось к другой части пульта, которая отвечала за тот самый реактор, с которым успела налажать Сара.
С некоторой задержкой на раздумья нажимая на кнопки, существо обернулось на Руди и Сару, запустив руку в свою сумку и достав оттуда две странных палочки. Он кинул их сначала девушке, затем парню. Сара увидела, что это химические фонари.
— Надеюсь пользоваться хотя бы ими вы умеете? — спросил тот.
— Вот так. — переломив палочку, Руди поднял ее перед собой. Реакция заставила палочку излучать свет.
— Угу. — Сара повторила действие вслед за Руди, перегнув тот. Чудесным образом та и впрямь загорелась у нее в руках.
— Тогда готовьтесь бежать. — резко бросило существо, переключая сразу все тумблеры на панели управления реактором.
Свет во всех частях комплекса вырубился. Экраны и искры погасли. Все, кроме вспыхнувших в тоннелях красных ламп аварийной сигнализации. По всем этажам завыли сирены, сливаясь в одну жуткую какофонию с свистящим в трубах ветром. Существо разломило сразу пачку химических фонарей, подняв их над собой и как бы демонстрируя Руди и Саре, чтобы те следовали за ним в совсем уж лишенным светом подземном лабиринте. Ориентируясь на горящие всеми цветами радуги над его головой химические фонари, они оба поспешили вперед, освещая путь себе под ногами личными фонарями.
Пока они спускались ниже, Сара заметила в жутком пении сирен и ветра еще один звук. Доселе незнакомый. Он напоминал рев какого-то животного. Чудовищного, огромного монстра, завывающего в пещере. Рык, который доносился из-за стен вокруг. Поначалу он был далеко, словно эхом проносился откуда-то с других уровней, но спустя несколько секунд уже и вокруг них загремел этот чудовищный гул. Сара не сразу распознала в нем звук огромных потоков воды, несущихся по трубам. Оглушающий бой стихии, вырвавшейся наружу.
Они неслись по коридорам за ускользающей фигурой впереди, ориентируясь лишь на радужный блеск фонарей в тоннеле. Тот то исчезал за поворотами, то вновь появлялся впереди, заставляя взор цепляться за то единственное, что мелькало во мгле. В голове все перемешалось. Неясно, что в этой борьбе было громче – завывания аварийной сирены, истошно вопящей об эвакуации, ярый гул ветра, разрывающийся в воздуховодах или рев воды, разрывающей трубы и с бешенной скоростью струившейся где-то за толстыми стенами комплекса.
Наконец мелькающие впереди огоньки остановились и Руди с Сарой прибавили скорости бега. Существо привело их в какой-то тоннель, вход в который медленно раскрывался, отворяя проход куда-то в темноту. Шагнув туда вслед за тенью плаща их попутчика, они оглянулись назад. Донесся звук, словно что-то громко лопнуло позади и в тот же миг звук грохота воды наконец низверг прочие, заполняя все пространство вокруг. Вдалеке, на другом конце тоннеля, посреди мерцания темно-красных аварийных сирен, вырвался огромный поток воды, со всей своей безжалостной мощью заполнявших все вокруг. Стоило Руди и Саре переступить порог тоннеля, как существо дернуло за рычаг с их стороны и двери начали поспешно закрываться, издавая ели слышимый скрип.
Беспощадный поток воды рвался к ним с каждой секундой становясь все ближе и ближе, пока ворота стягивались, блокируя тоннель. Стихия захлестывала комнату за комнатой, проход за проходом, вымывая из лабораторий все, что в них было и унося это бешенным потоком. Сердце Сары ушло в пятки. Поток, казалось, уже почти достиг их и темные воды мелькнули, отражая свет авариный ламп уже всего в десятке метров, как вот ворота захлопнулись, с шипением герметизируясь. Спустя мгновение, поток врезался в дверь, отделявшую их от бешенства стихии и заставил двери перед ними содрогнутся от столь мощного удара.
Кажется, звук потока теперь доносился не так громко. Он еще шастал где-то там, на прочих этажах, но здесь, в темном тоннеле, даже их дыхание теперь слышалось громче. Сара испуганно взглянула на Руди, а тот перевел взгляд на горящие в темноте окуляры из жестяного спутника. Подняв в воздух свою пачку фонариков, тот, не сказав ни слова, двинулся вдоль тоннеля, ведя их за собой.
Пока они, по эвакуационному ходу пробирались как можно дальше и как можно поспешнее от научного комплекса, внутри него водные потоки захватывали комнату за комнатой. Этаж за этажом. Заглушая крики полицейских, не способных спастись от скоростного затопления, заглушая аварийные сирены и прочие звуки. Блюстители закона неслись сломя ноги от обрушившейся на них волны, но тщетно. Не прошло и пары минут, как вода поглотила все этажи в комплексе, подбираясь к самым высоким.
Стоявшие на страже полицейские выпучили глаза на поднимавшуюся из тоннеля воду. Отступив подальше и недоумевающе перекрикиваясь, они увидели, что двери бункера вновь закрываются. На этот раз навсегда. В некоторых из них еще теплилась жажда броситься спасать своих сослуживцев, но, когда они увидели первый всплывающий посреди закрывающихся дверей труп, их желание мгновенно угасло.
Некоторые блюстители закона из их отряда еще были живы, пока реактор перегревался, вырабатывая всю возможную мощь. Запертые в обесточенных тоннелях, они пытались найти выход. Рвались к вентиляционным шахтам, пытались найти двери и проходы во тьме и воде. Одни, без воздуха и помощи, они оказались в ловушке, пока их жертвы уносили ноги как можно дальше от лабораторий. Аварийная система затопления завершила свою работу, заодно погребя почти весь отряд полиции в застенках научного центра. Всех их, пытающихся найти хоть каплю кислорода, а некоторых, уже отчаянно глотавших воду, наполнил страх. Страх жуткой смерти, застигнувшей их так внезапно здесь, в этих залах. Эхо сирен все еще звучало в глубинах тоннелей, но ветер уже не выл.
Вода в реакторном отсеке закипала от жара. Раскаленные плазменные стержни лопались, разрывая капсулы, в которых хранились. Раскаленный реактор собрал в себя последнюю мощь, какую мог. Его системы на мгновение сообщили о выходе из строя и потухли. На эту секунду в реакторном зале воцарилась тишина, нарушаемая лишь шипением воды, касающейся разгоряченных стержней. А спустя мгновение, реактор вспыхнул, разрываясь и огромной волной обрушая зал, в котором находился. Затем весь этаж, а после и подхватывая прочие. Снаружи земля вздрогнула под ногами полицейских, словно сейчас в Джорджии, впервые за столько лет, произошло землетрясение.
Вода заглушила часть взрыва, но почва все равно просела, пока этажи рушились друг на друга. Осколки бетона и стали, железные арматуры, компьютеры, сорванные двери, лабораторные приспособления и тела, все смешалось в мраке пучины. Никто не успел понять, что произошло. В какой-то мере, страх этих несчастных не оправдался. Не удушье в воде убило их. По крайней мере не всех. Обрушившийся комплекс стал их могилой. Кого-то погребло под завалами камней, кого-то лишила жизни взрывная волна. Тем же, кому не повезло больше, досталась жуткая смерть от раскаленной плазмы, рассекающейся по тоннелям и добравшейся до них. Водные пучины потушили взрыв, однако земля над бункером все равно просела, заставляя полицейских снаружи в панике разбегаться в сторону леса, откуда они подошли.
Спустя еще секунду, все устаканилось, словно ничего и не произошло. Ошарашенные и непонимающе, те из них, кто выжил, смотрели на прогнувшиеся двери бункера, из которых неторопливо сочилась вода. Вести об этом очень вскоре достигли Атланты. Подобное никак не могло остаться незамеченным. Пока комендант поднимал в воздух свои самолеты, а обломки научного центра оседали под давлением тонн воды, безжалостно поглотивших их, беглецы были уже далеко и в конце их эвакуационного тоннеля уже мерцал свет.

 

Глава 62

Она подергала наручники, выкручивая их в разные стороны. Глупо было даже пытаться. Те не поддавались и были сделаны добротно. Сломать их или вывернуть как-то, чтобы те отворились не было и шанса. Глядя на закованные руки, девушка стиснула зубы, задумываясь. Был еще вариант сломать большие пальцы. Тогда, возможно, появлялся шанс высвободиться из оков. Но когда она рассмотрела те ближе, то поняла, что наручники затянуты в упор. Даже если переломать все пальцы, освободиться из них не получится.
Откинув голову к холодному железу сарая, в котором ее держали, девушка поерзала на земле. Оглядевшись вокруг, она не нашла ничего, что могло бы помочь ей сбежать. Все здесь было пусто. Они предусмотрели все так, что побег был невозможным. Несмотря на то, что она сидела на земле, думать о каком-то подкопе было попросту глупо. Вся почва промерзла и выкапывать ее, к тому же голыми руками, заключенным в кандалы, было, что катить булыжник в гору, уповая на то, что тот не скатится вниз на вершине.
Рассвирепев, Триша с размаху ударила затылком о стену сарая. Как обычно, ничего не почувствовала. Хотела бы она ощутить хоть что-то, но нет. Ничего. Как всегда и было. Почесав затылок, она поудобнее устроилась на земле, глядя на свет, бьющий из щелей в стенах. Дверь была подперта снаружи, взломать ее не вышло. Она пыталась хоть как-то отворить ее еще прошлым вечером, но ее обнаружили по шуму и упекли обратно, заодно врезав по голове прикладом. Ей пришлось пролежать несколько минут, приходя в себя. Боли не было, но вот перед глазами все плыло и тело словно переставало слушаться. Такое часто бывало, когда ее избивали. Но к этому было трудно привыкнуть. Ощущаешь какую-то жуткую беспомощность, когда практически ничего не видишь и не можешь даже пошевелить руками.
В животе заурчало. Значит, нужно поесть. Она не ела уже третий день. Чувствовалась какая-то легкость, но и слабость наравне с ней. Нужно было найти еды. Хоть какой-то. Трише было не привыкать не есть. Однажды она почти две недели провела без еды. Тогда она была еще подростком и в их общине в какую-то из зим наступил голод. Буквально было нечего есть. Даже животные, словно специально, исчезли в лесах. Норы крыс были пусты. Птицы не желали попадаться в капканы. Это была суровая зима. Когда люди начинали голодать, а вокруг не находилось еды, первыми их взгляды падали на других людей. Она же ушла слишком далеко от общины, чтобы обменять на еду запчасти, которые вытащила из старого автомобиля, но ее застала вьюга. Не в силах пройти дальше сквозь лес, она почти день провела, прячась от ветра в сугробах и чуть было не отморозила и пальцы на руках. Но метель утихла, словно по мановению руки и она, вся в снегу и промерзшая, доплелась до общины. Там к тому времени поймали оленя. Большого и жирного. Почти не больного. Лишь в паре мест на его теле попались нарывы от лучевой болезни. Так говорили сородичи. Но она пришла слишком поздно и ей ничего не досталось.
Тогда она рухнула на постель, понимая, что ее пальцы с трудом сгибаются от обморожения, а конечности не слушаются. Ей разожгли костер, но этого было мало. Она лежала, пытаясь прийти в себя. В такие моменты ей было особенно мерзко. Никакой боли не было. Была невозможность банально двигаться или говорить. А тело даже не желало сообщать ей об этом. В ту же ночь в ее лачугу зашел Джейк, помешивая ржавой ложкой свою похлебку. У него еще остался теплый бульон из оленятины. Он сел напротив, глядя как она, трясясь и клацая зубами, тянется к нему рукой, прося дать ей еды. Хоть немного. Она не могла сказать, но всеми своими действиями показывала, буквально умоляла, поделиться с ней похлебкой.
Конечно, он понимал это. Знал, что она промерзла насквозь. Ему уж точно сказали. Но он сидел, медленно поедая ложку за ложкой и глядя на обессиленную от холода сестру, распластавшуюся рядом с костром. И не сделал ничего. Он смотрел ей прямо в глаза, доедая свою проклятую похлебку. Медленно, демонстрируя ей, как он пережевывает ее содержимое. Пытаясь выдавить хоть какие-то слова из дрожащих губ, Триша надеялась высказать ему, как же она его ненавидит. Но ничего кроме писка, она издать не смогла. Так продолжалось до глубокой ночи. Еда в его миске уже остыла, а он все сидел, да ел. А когда та кончилась, отбросил миску в сторону, улыбнувшись сестре и выйдя из лачуги. Когда ее руки и ноги вновь смогли шевелиться, она попыталась встать, набираясь сил и глядя на горящее в хижине пламя, которое уже потухало. Глядя на почерневшие пальцы, девушка медленно сжала и разжала их. Она поклялась себе однажды убить его этими самыми руками. Клялась себе каждый раз, когда терпела унижение и удары.
Вновь посмотрев на эти же самые пальцы, черные от впившейся в них заразы, от болезней и грязи, она скрепила их в кулаки. Еще раз дернув наручники, она в который раз пообещала себе, что убьет Джейка. Выдавит ему глаза и вырвет язык, а затем вцепится ему в горло, выдавливая из него жизнь этими самыми руками. Тогда, когда она сбежит и доберется до него. В следующий раз она сделает это. В следующий раз уж точно.
На то, что ее покормят, рассчитывать не приходилось. Едва ли ее ждет еда ближайшую пару дней, пока эти ублюдки не перегонят ее за границы этих земель. В группе пленных вместе с ней было еще несколько человек. Какая-то семья фермеров, жили близ города. Им не посчастливилось встретить их группу, когда фермеры решили срезать через лес. Молодого пацана, который вступился за мать и сестру, выстрелив и промазав, убили на месте. Его отца, старого и явно больного человека, подстрелили, но не добили. Они долго спорили, что делать с фермером. Его рану никто лечить не собирался, а та уже загноилась, расползаясь с бедра на живот. Когда их еще не распихали по разным сараям, жена и дочь фермера пытались ему помочь. Как-то дезинфицировать рану. Но все тщетно.
— О господи, что нам делать? — простонала полноватая женщина, мать семейства. Дочь, лет двенадцати-четырнадцати, хлопотала рядом с матерью. Надеялась хоть как-то помочь. Триша же видела, что та лишь мешалась.
— Я не знаю, дорогая. — прохрипел фермер, кривясь от боли, когда та касалась его гангрены. — Не знаю…
— Морти… Наш бедный Морти… — всхлипывала женщина, постоянно поминая имя сына, которого подстрелили работорговцы. Перед сном она постоянно ныла, утирая слезы и не давая заснуть. Еще один их “сокамерник”, бандит в кожанке, которого схватили неподалеку от автомобильной свалки, огрев по затылку, пока он мочился, пригрозил прирезать ее, если та не заткнется и продолжит не давать ему уснуть.
Триша тогда взяла с земли острый камень, сказав, что будет лупить его им по голове, пока не вгонит его ублюдку в висок и провернет, вытрясая все его невеликие мозги из черепушки, если он не заткнется и не отстанет от женщины. Тот поначалу решил пойти на конфликт, встав и направившись к Трише, но, когда та со всей силы долбанула его камнем по челюсти, вывихнув ту и выбив несколько зубов, сразу унялся. Сейчас придурок сидел в углу, отведя взгляд и потирая свою явно сломанную челюсть. Он даже говорить не мог. И Триша была этому рада. Если бы этот недоносок продолжал болтать, она бы действительно вбила ему мозги, даже без использования посторонних предметов.
— Мама, что нам делать? — дрожащим голосом проговорила девчушка.
— Я не знаю, дорогая… Я не знаю… — прошептала женщина, прикрыв рану своего мужа и оставив того тяжело дышать у стены, пригрела дочь у груди.
Женщина и девочка тогда посмотрели на Тришу, недовольно поглаживающую свою выбритую голову. Поначалу они боялись мусорщицы как огня, морщась от ее запаха. Но когда запах от гноя раны их родича расползся по всему подвалу, где их держали, они явно позабыли про неприятный аромат Триши. Их страх поубавился в тот вечер, когда она защитила мать семейства от бандита, но они все еще сторонились ее, бросая на девушку недоверчивые взгляды.
— О, Боже, — стиснув зубы, мужчина дернулся у стены, держась за рану и тряся ногами. Он явно испытывал жуткую боль. Триша с интересом смотрела за раненым, что явно пугало и его, и всех прочих в мрачном подвале. Она следила за его мимикой, за движениями. Пыталась представить, какого это. Ощущать боль.
Ближе к тому вечеру, мужчине совсем поплохело. Он стонал, тяжело дышал, с трудом говорил. Кожа его побледнела и он смотрелся как живой труп. Жена положила его голову себе на грудь, пытаясь успокоить мужа. Дать ему какую-то последнюю милость, как казалось мусорщице. Но она глянула на испуганную девочку в углу, прижавшую колени к груди и констатировала факт:
— Он будет умирать, пока не взойдет солнце. — подняла она глаза на мать семейства, которое вскоре станет еще на одного члена меньше.
— Ч-что? — дрожащим голосом спросила женщина, глянув на Тришу. Это были первые ее слова, которые она обратила к ней.
— Эта хуйня у него на бедре, — кивнула она на гангрену. — она уже в его крови. Эта ебаная зараза убьет его еще до рассвета. Он будет жутко страдать, мать его. Я видела, как умирают парни, втрое крепче чем он, разлагаясь заживо. Жуткая смерть.
— Что ты такое говоришь? — голос женщины стал твердым, как сталь. Кажется, правда слишком ранила ее нежные уши. — Ты спятила? Здесь ребенок!
— Я просто говорю… — погладила затылок Триша, подбирая слова. — Твою мать, бля, если ты хочешь, чтобы девчонка смотрела, как ваш старик сдохнет в сраном подвале, — прикусив губу, она находила слова не сразу. — может, было бы правильнее, знаешь, бля… Попросить этих уродов наверху о том, чтобы они прекратили его страдания? Парни Черепа не жалеют пуль. Это милосерднее чем смерть от ебучего гниения заживо.
— Тебя никто не спрашивал, животное! — рявкнула женщина, прижав мужа к груди сильнее. — Помойная сука, заткни свою пасть и не трогай моего мужа!
Триша, глянув на нее равнодушно, отвернулась вздохнув. Ей было не привыкать к такому. Она лишь хотела помочь, чем могла. Но в ответ получила лишь плевок в лицо. Как всегда. Глянув на бандита в другом углу подвала, она задумалась о том, а стоило ли помогать тогда этой женщине? Может, все было бы проще, если бы они сами все решили. Мусорщица вновь укорила себя. Она слишком пропитана состраданием к неженкам. Это не то чувство, которое поможет ей выжить, так ей всегда говорили. А она все равно ничего не могла с этим поделать. Люди, сродни этим, спасли ее много лет назад. И в моменты их трудностей, она старалась не думать, помогать ли этим “цивилизованным” мнительным свиньям. Она просто делала это. А потом жалела.
Мужчина с криками и болью умрёт ближе к рассвету. Его дочь смотрела на его тело, лежащее на руках жены, налитыми кровью и слезами глазами. Она оторвалась от него лишь однажды. Чтобы с бессилием посмотреть на Тришу, убедившись, что та была права.
Люди Черепа выволокли их из подвала с восходом солнца, пнув пару раз, для бодрости. Женщина умоляла в слезах дать ей похоронить своего мужа. Но работорговцам было плевать. Они решили оставить его труп гнить там, в сыром холодном подвале заброшенной фермы. В отчаянии она вырвалась из лап одного их пленителей, побежав в сторону подвала, ставшего могилой ее мужа. Тогда, не медлив, один из работорговцев пустил очередь ей под ноги и та свалилась, словив пулю в лодыжке. С криками она валялась по земле, тянув руки к удаляющемуся входу в подвал, и взывая к мужу. И на что она только надеялась?
Пинком по роже один из конвоиров утихомирил ее пыл. Чтобы не тратить свои немногие медикаменты на ее лечение, эти ублюдки просто опалили ее рану огнем, закрыв ей рот кляпом, чтобы не кричала и не выдавала их. А затем заставили шагать дальше. Та оступалась на каждом шагу и стонала от боли ожога и раны. Но идти было надо, иначе она получала удар в спину от людей Черепа. Она попросила помощи у парня со сломанной челюстью, но тот, яростно окинув ее ненавистным взглядом, промычал что-то, идя дальше. Триша, видя, что дочь не справляется с помощью матери при ходьбе, подошла, протянув ей руку и предложив опору, но женщина, словно сама не своя, ударила кулаком ей по руке, вновь зарыдав. Мусорщица, отойдя от женщины, не решила больше предлагать ей помощь. Хочет страдать – пускай. Это ее гребанный выбор.
Следующую передышку они сделали на очередной брошенной ферме, когда торговцы людьми проверили, что внутри все пусто. Когда они обнаружили, что у их молчаливого пленника сломана челюсть, он указал им на Тришу. Ей прилетел еще град ударов сапогами за то, что она испортила их “товар”. Ровно тогда их и расселили по разным сараям. В соседний бросили раненую женщину с дочкой и бандита, а ее, еще раз убедительно ударив в спину прикладом, затолкали в этот сарай. Прежде, чем наступила ночь, она слышала из соседнего амбара крики женщины и плач девочки. Если не этот ублюдок в кожанке, то один их работорговцев явно добрался до одной из них. Может до обеих. Ближе к середине ночи стоны после насилия над ними прекратились и Триша их больше не слышала. В такие моменты она задумывалась, а так ли плохо было родиться в общине? Даже если она в плену, как сейчас, едва ли кто-то полезет ей между ног. В мире полно извращенных ублюдок, жадных до того, чтобы просунуть свой прибор куда можно и куда нельзя, но доселе тех неженок, кто позарился бы на промежность мусорщицы, она не встречала. Многие из цивилизованных боялись даже прикасаться к ним, да что там, мусорщиков обходили за километр, куда уж там насиловать их женщин. Как говорила ей одна из этих неженок, мусорщики больны всем, чем только можно и оттого их чураются, как чумных. Триша могла бы с этим поспорить. Она не чувствовала себя больной. Может, видок ее по сравнению с неженками был и не очень, зато самочувствие почти всегда было отменное. Может, просто потому что она не ощущала болезненности нарывов и язв на своем теле.
Так как есть было нечего, Трише только и оставалось, что думать. Когда она вернется… Вернее, если она вернется, она прикончит Джейка. Впустит ему кишки и скормит стае бродячих собак. Или заставит его самого их сожрать. Она только и делала, что придумывала наиболее достойный вариант мести своему брату. Он был ублюдком. Предателем, лгуном и садистом, но главное – чертовым ублюдком. Она не знала, куда он подастся, но она убедила себя, если он попадет в ее лапы, пощады ему не видать. Он будет молить о смерти и получит ее. В зависимости от раскаянья братца зависело только то, как скоро.
Сдать ее работорговцам. Подумать только. Она знала, что он мудак, способный на многое, но о таком и подумать не могла. Хотя бы даже потому, что работорговцам просто не нужны были мусорщики. Они никогда не брали их в плен и не торговали ими. Она торговались с ними. Все эти парни, что использовали неженок, как товар, не считали их за людей, как и сами цивилизованные. Но Джейк умудрился сбагрить ее эти уродам. Он просто привел их ночью ей в лачугу и приказал вывести и забрать. Она пыталась закричать, но ей заткнули рот тряпкой и врезали по затылку. В очередной раз. А очнулась она уже в наручниках, прикованная к одной из машин у старой свалки. Бежать не было варианта. Она знала много троп в этой местности, но трудно их использовать, если от остова машины оторваться не можешь.
Люди Черепа теперь шли на запад. В Спорные земли, как она слышала по их речам в пути. Ублюдки возвращались в свою родную степь, где их дело процветало сильнее всего. Триша никогда не была так далеко, да и не знала, дойдет ли туда теперь. Судя по тому, что снега становилось поменьше и она замечала некоторых птиц в округе, зима скоро должна была кончится. А если она пережила чертову зиму, это уже что-то. Каждая зима для общины, как болезнь, которую нужно переждать и никак нельзя вылечить. В зимнее время сложнее всего. Этот урок она помнила еще с детства. Так что идти в кандалах по весне, все же было лучше, чем разгребать ножными обмотками снег. Но это все равно не умаляло ее ужасного положения. Сам Череп, как она слышала, был уже мертв. Насчет того, кто именно убил его, были спорные речи, но после того, как главарь шайки работорговцев сгинул, те разбились на отдельные группы и старались как можно скорее улизнуть отсюда через границы, по пути прихватив и пару рабов на продажу. Трише не повезло оказаться в этом числе.
Оторвавшись от мыслей, девушка запустила руки за шиворот, накопав там цепочку, на которой блестел медальон. Он нравился ей. Такой чистый и незапятнанный, в отличие от нее самой. Он стоил своей цены. Потерев его большим пальцем, она девушка посмотрела на изображения на нем. Красиво вырезаны. Украшение, прямо как у неженок. Она считала его счастливым и прятала под одеждой, надеясь, что ублюдки не полезут осматривать ее. Какими бы грязным мудаками не были люди Черепа, они все равно считали себя лучше мусорщиков. Именно оттого, и от страха подцепить заразу, в отличии от прочих били ее чаще сапогами и прикладами.
Рядом послышались шаги. Триша тут же запустила кулон обратно под тряпье. После скрипа открывающихся замков, двери отворились, ударив в глаза девушки ярким потоком света. В проеме стояла фигура одного из работорговцев с винтовкой в руках. Он жестом приказал ей выходить, отступив от двери и приподняв винтовку в ее сторону.
— Вылезай. — приказал тот.
Поднявшись, Триша поплелась к выходу, щурясь от солнечного света, отражаемого бликами на вездесущем снегу. Да, в нем виднелись небольшие проталины. Наверняка скоро весна, убедилась она
— Шевели ногами, тварь. — гаркнул тот, ткнув ее стволом в спину.
Мусорщица молча прибавила шаг. Из соседнего амбара выводили ели плетущуюся на своих двоих женщину, ковылявшую и хромающую. Ее взгляд был опущен к земле и выглядела она разбитой и сломанной. Девочка рядом с ней молча глядела в пустоту, помогая матери идти. Последним вышел урод в кожанке, растирая челюсть и глянув на стоящую неподалеку Тришу.
Подгоняя их, как скот, погонщики направились в сторону ближайшего леса. Они миновали дороги, зная, что там их будут ждать патрули людей из-за стен, которым их небольшая группа ничего не могла сделать. Работорговцев было около десятка. Все они крепкие парни с большими пушками. Триша приглядывалась к тому, кто более небрежно держит оружие, на случай, если ей представится шанс улизнуть и выхватить ствол у самого нерадивого. Но все они были матерые и почти никто не расставался со своими винтовками. Шагая вдоль лесной полосы, мусорщица заметила у одного из них, идущего впереди, свой нож, которым она так любила играться еще с детства. Этот сученыш забрал его себе, повесив на пояс. Девушка, облизнув губы, поглядывала на торчащее из-за ремня работорговца острие. Будь оно у нее в руках, паре этих мерзких свиней она бы перерезала горло, это уж точно.
Через пол часа преодоления запорошенного снегом лесистого холма, их группа остановилась, глядя на дорогу впереди. Там был КПП, облепленный полицейскими и проходила железная дорога. Таких построек было много повсюду. И жителям общины нужно держаться от них подальше. Так ее учили с детства. Никто из неженок не любит их, но вот ублюдки-стражники больше других. Чаще всего, завидев подбирающихся к КПП мусорщиков, те делали первый предупредительный выстрел под ноги. Но иногда стреляли на поражение сразу, забавы ради. Однажды Триша с парой ребят шли от берега, набрав целую котомку металлолома и вдоль рельс им преградил путь КПП. Решив его обойти, они начали путь полукругом, но их заметили. Несмотря на то, что расстояние было далекое, по ним открыли огонь. Одного из парней прибили со второго выстрела. Им пришлось прятаться и перебегать от укрытия к укрытию, чтобы скрыться от ублюдков с охранного поста. Второго ее спутника ранили в живот. Трише пришлось вести его до общины, постоянно придерживая. А огонь по ним не прекращали. Как сказал один из стариков в общине, это старая забава охранников-неженок. Стрельба по живым мишеням.
Несколько Черепов вышли вперед, разглядывая препятствие.
— Черт. — выпалил один из них, здоровенный ублюдок с изъеденной угрями рожей. — Прямо у нас на пути.
— Охранный пункт, — почесал затылок второй работорговец. — сколько их там? Десять? Двадцать?
— Секунду, — их тощий собрат достал бинокль, выглядывая из кустов на КПП. Рассматривая его почти минуту, он, глянув на стоящих позади него мужчин. — почти пять десятков. Может даже чуть больше. И они обосраться, как круто вооружены.
— Не прорвёмся даже если захотим? — щелкнул затвором пулемета здоровый, как бык, торговец людьми.
— Едва ли. — покачал головой тощий. — Их дохера и они там не дрочат сидят, а осматривают окрестности.
— А что насчет обойти их? — почесал подбородок третий.
— Слишком открытая местность. Нас сразу спалят, даю гарантию. — фыркнул тощий.
— Что будем делать? — нахмурился самый большой из них.
— Нужно идти в обход. — сказал тощий.
— Дождаться темноты? — спросил его третий, выглядывая из-за кустов.
— Эти членососы пойдут в патруль ближе к ночи. У нас шансов, конечно, будет больше, но в ночи идти сквозь лес, да еще и надеясь, что нас не засекут их тепловизоры или чем там еще могут быть снаряжены эти хреновы ублюдки?
— Какие тогда варианты? — угрюмо спросил здоровяк.
Тощий, убирая свой бинокль, пошагал к пленникам, оглядывая их. Конечно же, первой он заприметил Тришу, оперевшуюся на дерево и водившую ногой в глубоком сугробе. Он окликнул ее, подзывая ближе взмахом руки.
— Ты, живо сюда. — приказал тощий.
Мусорщица неторопливо оторвалась от древесного ствола и пошагала к худощавому работорговцу. Он присматривался к ней недовольным взглядом.
— Ты сестра Джейка, правильно? — спросил он.
Триша промолчала, стиснув зубы и глядя на него.
— Отвечай, бля, когда я тебя спрашиваю, вонючая уродина! — повысил тот, замахнувшись для пущей угрозы, но ни капли не испугав девушку. Та даже не дернулась. Ударит и ударит. Что с того?
— Эта шлюха молчит всю дорогу. Может она тупая? — сказал здоровенный.
— Нет, — покачал головой тощий. — Джейк говорил, что она хитрая сукина дочь и чтобы мы не спускали с нее глаз. — подойдя ближе к Трише он посмотрел ей в глаза, морщась, явно от запаха. Девушка спокойно смотрела на него в ответ, так презрительно, как только могла. — Ты меня слышишь, шлюха?
Она кивнула, не желая тратить слов на этого придурка.
— Джейк говорил, ты хитрая сукина дочь, мать твою. Хитрая мусорная шлюха, это так? — прошипел тощий.
Триша переступила с ноги на ногу, причмокнув и чуть соскалив зубы.
— Он говорил, что ты знаешь тропы вокруг как чертова сраная крыса и облазила тут все пути, что только могла. — сложил руки на груди тощий. — Джейк сказал, что тебя лучше держать взаперти, мать твою. Потому что ты легко сбежишь и мы тебя нихера не найдем. Это правда?
— Чего тебе, блять, надо, нахуй? — процедила она.
— Впереди стоит блокпост, нам через него не пробраться. Ты сможешь провести нас каким-то окольным путем, чтобы мы не срезали местность полукругом и не тратили лишний день пути?
— Какой мне, блять, прок вести вас куда-то? — фыркнула она. — Ты, хуесос, все равно меня не отпустишь, — приподняла она закованные руки. — если я откажусь тебя вести – ты меня ебнешь, если вы пойдете напролом через пост – меня тоже ебнут. Я труп в любом ебаном случае. Чего ты от меня хочешь, нахуй?
— Может я врежу этой суке, а? — выступил вперед массивный. — После пары ударов по животу или сломанных пальцев она явно сменит свое мнение и станет повежливее.
— Не станет. — отмахнулся тощий. — Джейк говорил, что эта шлюха не чувствует боли. Как суперспособность, сечешь? Я видел, как парни лупили ее прикладами почем зря, но ей было похер. Как будто ее, бля, щекочут.
— Вот это прикол. — усмехнулся здоровяк.
— Но, приличия ради, — тощий посмотрел на прочих пленников. — чтобы остальные наши спутники не слишком зазнавались и не считали нас мягкотелыми, всеки этой суке так, чтобы они запомнили, как с нами обращаться не стоит.
Улыбнувшись, здоровый хрен выступил вперед, явно радуясь такому дозволению и с размаху врезал Трише по голове прикладом. Она упала в сугроб, морщась от лезущего в глаза снега и чувствуя, как тот пинает ее сапогом по животу и ногам. Затем удар пришелся по груди, а после ублюдок наступил ей сапогом на горло, придавив его и перекрыв воздух. Чувствуя, как тот не поступает в легкие, Триша начала пытаться дышать, но вздохи едва проходили через перекрытое горло. В глазах начало темнеть.
— Я знаю, что тебе похуй, помойная свинья, но давай поставим немного другой расклад, — тощий достал из кобуры на груди пистолет, нацелив его на мать маленькой девочки, которая тут же сжалась, видя оружие, нацеленное на женщину. — Твой милый братец-ублюдок говорил, что ты питаешь некоторую “слабость” к нормальным людям. Я поначалу и не поверил, а потом увидел, как ты предлагала этой толстой шлюхе помощь, там, на дороге. Как мило, ты хотела помочь идти бедной женщине? У-у-у, как это благородно, тварь. Как нетипично для мусорщицы. Давай ка рассудим иначе, если ты не можешь чувствовать боль, как тебе ощущение, когда из-за нее будут страдать другие? — подручные тощего схватили сломленную женщину и оттолкнули от матери ее дочь. — Каждый твой отказ будет стоить этой жирной корове пальца. А если пальцы кончатся, то у нас в запасе есть еще ее дочурка.
Сапог чуть приподнялся с горла Триши, дав ей говорить.
— И ты поверил этому уебищу Джейку? — прохрипела она. — Отстрели этой бабе хоть все пальцы, мне будет наплевать. — придала она уверенности своему голосу.
— А, ну конечно, — задумавшись, кивнул тот. — кажется, эта женщина отвергла твою помощь? И ты сразу же забыла о своей псевдо-человечности, мусорщица? Давай сыграем по-другому. — выступив вперед, он схватил за руку девочку, пихнув ее перед собой и пнув в спину. Та крикнула, упав на снег и заплакав. Он прицелился ей в затылок. — Не поможешь – и я отымею эту сучку прямо здесь, на глазах ее матери, а затем спущу ей кожу со стоп и пущу босиком через лес. — Триша попыталась изобразить равнодушие на лице, но не вышло. — О, я прямо вижу, как ты сейчас борешься сама с собой, мусорщица. Наверное, ты хочешь доказать себе, что ты не просто помойное животное. Что у тебя, якобы, есть чувства? Но вот незадача, я видел таких как ты. Мусорщики и торговцы людьми старые друзья, ты не забыла? — наступив девочке на спину и почти вдавив хнычущую малышку в снег, он натянул мерзкую улыбку, глядя на Тришу. — Все вы одинаковы. Продадите кого угодно за лишнюю порцию жратвы или какую побрякушку. Но вот у тебя есть шанс доказать обратное, хотя бы самой себе. — рывком подняв девочку с земли, он придавил пистолет ей к виску и сжал челюсть бедняжки, повернув ее лицо на себя. — Ну же, сучка, попроси тетю-мусорщицу провести нас мимо копов. Давай, она послушает тебя, а иначе я снова отымею твою мамашу, а затем отдам ее остальным ребятам. А если эта мерзкая помойная крыса решит препираться, то потом на очереди будешь и ты. Ну, как тебе, девочка? Достойный стимул.
Здоровяк, отойдя от мусорщицы, с размаха пнул мать девочки в спину, заставив ту рухнуть на колени, а затем нанес еще один удар по лицу, от которого у той из носа и с губ хлынула кровь. Девочка всхлипнула. Триша увидела, как та дрожит от страха и холода. Как слезы стекают по ее красным от холода щекам. Внутри нее что-то сжалось при виде девочки.
— П-пож-жалуста, — дрожащим голосом прошептала малютка, умоляюще глядя на Тришу. — д-делайте т-то что он-ни вам в-велят…
Приподняв руку вверх, как бы приказывая остановить избиение, тощий вновь посмотрел на Тришу. Та, поднимаясь и стряхивая с себя снег, посмотрела на него, стиснув зубы и выдавив:
— Пошли, гавнюк. — кивнула она в обратную от леса сторону. — Я проведу вас куда ты только, блять, захочешь.
— Другой разговор, — усмехнулся тощий, отпуская девочку и убирая пистолет. — как хорошо было бы вовсе обойтись без насилия, верно, мусорщица? Тогда, быть может, у этой толстой коровы было бы на пару зубов больше.
Пошагав вперед, работорговцы подгоняли пленных. Мать девочки совсем поплохела. Идти ей было крайне сложно. Малютка уже не могла держать мать. Здоровенный, как бык, мужчина, предложил оставить ее подыхать в лесу, сославшись на то, что все они не так дорого стоят и в принципе, потерять еще одного человека им не в тягость, но тощий наотрез отказался. Когда девочка уже валилась под весом матери, Триша вновь подошла к ней, пересиливая свое презрение и вновь протянув руку женщине. Она подняла на нее избитое до крови лицо с огромными синяками под глазами. Помедлив мгновение, женщина взяла руку Триши, молча поднимаясь и оперевшись на нее. Они пошагали вперед, пока мусорщица жестами указывала, куда именно сейчас лежит их путь.
Триша прекрасно ориентировалась на местности. Еще будучи ребенком, совсем маленькой, она с взрослыми пробиралась где только можно. Приходилось учиться с раннего возраста, иначе легко можно было заплутать или нарваться на не слишком приятные встречи с патрулями людей из-за стен. Будучи мелкой, она еще не знала, что не ощущает боли. Ей казалось, что все так и должно быть. Она падала, била ноги в кровь, бывало, ломала что-то. Но никогда не плакала. Ей казалось, что все это так обыденно. Нормально. А когда кто-то вокруг получал ранения, ей приходилось спрашивать у старших, почему они так кричат. Из-за чего так корчатся на земле. Почему так стонут и дрожат.
— Боль. — отвечали ей каждый раз.
— А что это? — всякий раз переспрашивала она.
Едва ли кто-то обращал внимания на слишком любопытного ребенка. Пока однажды ее не застали сидящей у разведенного в ночи, среди леса, костра. Она спокойно водила рукой сквозь огонь, с интересом глядя, как краснеет и сжимается кожа на руках. Ее оттащили от костра, отчитав и накричав, а лишь затем поняв, что девочка даже не плачет. Она вообще не понимала, за что на нее свалилась такая ругань и агрессия.
Тогда они с группой рылись в одной свалке автомобилей. Доставали оттуда детали, обыскивали багажники, салоны. В них редко, но что-то было. Когда эти штуки сваливали в груды, многие что-то в них, да оставляли. Трише было сложно представить, что все эти десятки автомобилей когда-то ездили. За свою жизнь она видела не так много автомобилей. Чаще подмечала летающие аппараты в воздухе, циркулировавшие от одного города неженок, к другому. За ними тянулся голубоватый след. Будучи ребенком, она любила смотреть, как эти полосы разрезают небо по ночам. Представляла, какого там, в местах, где они садятся. За стенами городов. И ее воображение не давало ей уснуть, рисуя то, что и описать то было сложно.
Чаще всего, это были их огромные сверкающие дома, сделанные из стекла. Прозрачные и отсвечивающие солнечные блики. Такие гигантские. Непостижимо большие. Утром их было не так легко разглядеть, но вот ночью. Когда она спала вне общины, где-то в пути, разбивая лагерь на привал, она старалась найти место с видом на города за стенами. Редко когда выпадал такой случай, но их блеск был виден, словно второе солнце. Триша лежала на спальном мешке, подложив руки под голову и глядя на горящие огнями башни за стенами. На них мерцали какие-то картинки. Самые разные. С такой дали было не разглядеть. Но город горел, как восход солнца среди ночи. Доносились звуки. Эти города жили даже по ночам. Они были огромны. Блестели, заставляя мечтать о том, что же там, за этими стенами. Жизнь, которая не снилась ни одному члену общины. Жизнь, до которой им не добраться. Она любила протягивать руку, глядя как свет мегаполисов струиться через ее пальцы. Представлять, что сейчас она буквально коснется этого сказочного изумрудного сияния. Но оно было все так же далеко, а в какой-то миг от ярких лучей начинали болеть глаза. Тогда она опускала руку, вздохнув и закрывая веки. Манящий свет был от нее все так же далек, а мечты о нем лишь обжигали сердце девушки.
Сейчас поблизости не было городов. Они находились там, где цивилизация была наименее заметна. Тут, на окраинах, даже фермеры были редкостью. Ближе к границам начиналась настоящая жизнь этого мира. Мира, в котором нужно было выживать. Едва ли неженки за стенами знали об этом. Почему они не живут безмятежно? Все их проблемы так надуманы. Триша знала, что такое настоящие проблемы. Проблемы, когда людям негде согреться среди зимы. Когда общине нечего есть или не на что выменять медикаменты для детей и больных. Проблемы, это когда лихорадка уносит жизни одного за другим, или, когда стаи диких животных застают тебя посреди леса. Проблема, это когда на тебя смотрят, как на этих самых животных, не принимая руку помощи, которую ты протягиваешь. Что неженкам знать о проблемах? Они выдумали себе мир, настолько далекий от реальной жизни. Скрылись за стенами от мира, который сами и создали. А когда этот мир являлся к их стенам просить помощи или бартера, они осыпали его пулями, посылали бомбы на его селения и перебивали целые общины.
Триша еще не родилась, когда на них велась охота. Но старожилы рассказывали ей, как люди с оружием врывались в поселения, стреляя по всем, без разбора. Выгоняли жителей, сжигали дома. Кто-то пытался дать отпор, но тщетно. А если и выходило, то “цивилизованные” пригоняли свои летающие машины, осыпая их бомбами. Это было так давно, но представлялось ей вполне живо. К тому же она видела тех немногих, кто пережил те страшные времена. Их ожоги и обрубленные конечности рисовали в воображении жуткие сцены бомб, разъедающей плазмой всех вокруг. Это было так давно. Очень давно. И Трише порой казалось, хорошо, что она не застала те времена. Времена, когда общинам приходилось бежать, едва завидев людей с автоматами вдалеке. Потому что они знали – те идут по их души. По души их женщин и их детей. А все лишь потому что реальный мир, со всей его жестокостью, вторгся на территорию иллюзий неженок, верящих, что стены делают их теми, кто они есть.
Но это было не так. Не стены делают их теми, кеми они себя считают. А пушки. У них было оружие. Много оружия. Летательные аппараты и машины с пулеметами. Даже с численным превосходством мусорщики не могли справится с ними. У них нет оружия. А если и появлялось, то недостаточно. В итоге общины всегда бежали, оставляя свои прошлые дома и обжитые места огню, что оставляли за собой цивилизованные. А когда селений почти не осталось, они все стеклись в главную общину, выстроенную на побережье. Самое большое из поселений. Решили переждать там и отразить атаку, если надо. Но атаки не было. Те просто прилетели и выжгли все там бомбами. Уничтожили подчистую, почти со всеми, кто не успел бежать раньше. И с ближайшим приливом все, что осталось от поселения, сожрал океан.
За десяток лет общины вновь отстроили свои дома, в иных местах. Стали прятаться там, где почти не ходят патрули. Ближе к лесам, дальше от дорог. Страх перед стенами городов и голубым огнем плазменных бомб заставил их укрываться по чащам, еще сильнее приравнивая себя к зверям в глазах этих неженок. Теперь их часто встречали не только косые взгляды, но и пули. Редко каким из них удавалось подойти близко к поселениям цивилизованных. Даже отстроив новую главную общину вдалеке от стен, даже запустив в ней свет и спрятав подальше от глаз неженок, они не были в безопасности. Теперь мусорщикам ничего не оставалось, кроме как жить в страхе перед тем, что за ними и их детьми вновь явятся люди с пушками. Вновь голубые полосы расчертят небо, сравнивая с землей их дома. Пламенными клыками пожирая все, что они вновь возвели и выжигая больных стариков и грудных детей, которые не смогут сбежать.
Цивилизация. Пф, кто придумал это глупое слово? Для Триши, да и любого мусорщика, оно звучало почти ругательное. Цивилизация это изоляция. Мир, огороженный стенами и связанный лишь сотканной паутиной рельс, по которым, грохоча, скачут поезда. Цивилизация – это зверь, который сожрет любого, кто зайдет на его территорию. Цивилизация – это винтовки, нацеленные на безоружных и бегущих людей. Это летящие с неба бомбы и пламя, покрывающее города. А ради чего? Лишь потому что кто-то в глазах этого “цивилизованного” мира не столь же цивилизованный, как он сам. Если этим нужно платить за те яркие и влекущие огни среди высотных зданий, то Триша предпочла бы оставаться изгоем этой самой “цивилизации”.
Обогнув очередной холм, мусорщица усадила женщину на землю и выглядывая из-за деревьев, остановилась. Прищурившись, она заметила солдат в черной броне. В их руках были пушки. Они прочесывали местность в округе. Но это же был лес? Что они тут забыли? Не заблудились же, мать их. Неужто кого-то преследовали? Но пока она рассуждала об этом у себя в голове, ее тут же окликнул тощий, в его голосе чувствовалась раздраженность.
— Чего встала? — подошел тот.
— Не шевелись. — приподняла руку Триша, словно приказав пленителю.
— Ты что мне указывать вздумала?! — уже начал поднимать голос тот.
— Да завали ебало, твою мать! — стиснув зубы, рявкнула она. — Там впереди отряд патруля. Ебучий отряд патруля.
— Что? — тощий скривился, одернув ее за плечо.
— Если ты продолжишь пиздеть, они услышат нас. — прошептала Триша.
— Ах ты сука, — тот с размаху врезал девушка по голове, пинком оттолкнув ее к дереву и прижав за горло рукой. — ты завела нас в ловушку? Ты, шлюха, привела нас прямо к ним в лапы?
— Что там такое? — окликнул тощего его здоровенный дружок.
— Эта мразь привела нас в ловушку! — крикнул тот, обернувшись на группу и сильнее сдавив пальцы на горле Триши, встав к ней полубоком. — Там впереди солдаты.
— Солдаты?! — закричал здоровяк.
— Да, эта вонючая уродина, — брызжа слюной начал было тощий, как Триша, воспользовавшись моментом, уцепилась обеими руками за рукоять своего украденного ножа у него на поясе и, выхватив его, пырнула ублюдка в живот. Тот вздрогнул, его хватка на шее Триши ослабла. Обернувшись, словно в шоке, он посмотрел сначала на мусорщицу, затем глянул вниз на выползающие из его живота лезвие. Не мешкая, Триша вырвала его нанеся еще один удар. И еще. Ублюдок схватил ее за горло, вцепившись в него и, мыча, начал душить ее. Удар за ударом, он сгибался, но не отпускал. Очередной удар ножа застрял у него в животе. С губ тощего потекла кровь, но он из последних сил сдавливал пальцы на горле мусорщицы. Тогда она, сжав рукоять, резко дернула ее вверх, рассекая его живот. Он закричал, отпустив ее шею, а из-под его разорванной ударами одежды, вместе с лезвием ножа вывалились кишки, замазав одежку мусорщицы кровью.
Их обнаружили прежде, чем работорговцы успели осознать, что произошло. По древесным стволам забарабанили пули. Тело тощего рухнуло на Тришу, сползая по ней, прижавшейся к дереву. Щепки летели, осыпаясь на снег. Завязалась перестрелка. Несколько работорговцев упали в снег от метких выстрелов патрульных. Сжав свой нож, Триша схватила тело тощего, придерживая его и выглянув из-за дерева. Солдаты были прямо там. Они наступали, бездумно поливая огнем силуэты из группы среди деревьев. Малютка-девчушка побежала в сторону своей матери, но та, прежде чем успеть крикнуть ей нет, стала очередной жертвой пуль. Очередь вспорола ее бок, а последняя пуля прилетела ровно в висок. Девочка, замерев на месте, уставилась на тело матери, упавшее на землю.
Девушка приподнялась, держа тело тощего. Один из солдат перезаряжался, прицеливаясь прямиком в сторону малютки. Как только он поднял свое оружие, Триша резко выбежала из укрытия, прикрываясь явно потяжелевшим телом тощего и понеслась между деревьями.
— Ложись! — прокричала она изо всех сил девочке. Та словно не слышала ее, устремив взгляд на мертвое тело. Триша понеслась почти вприпрыжку и тут же ощутила, как очередь врезается в тело тощего, потроша его и без того искромсанный труп. Она повалилась на снег, осматривая себя. Крови на одежде видно не было. Может, ее и не задело. В любом случае она бы не почувствовала. Не время думать об этом.
Из-за дерева выглянул черный силуэт, направив на нее винтовку, но прежде, чем солдат смог нажать на курок, ему в грудь выстрелил здоровый работорговец, передергивая затвор своей винтовки. Он сам был ранен, но явно еще в состоянии отбиваться. Солдата он не убил, но хотя бы дал Трише пару лишних секунд.
Отопнув тело тощего, а точнее то, что от него осталось, подальше, мусорщица со всех сил понеслась к девочке, стоявшей прямо в центре перестрелки. Она пригнулась, протянув руку к матери. Ее тело причудливо развалилось на земле, а глаза полной женщины все еще были открыты и направленны прямо на дочь. Прежде, чем та успела коснутся ее лица, Триша схватила ее и прыгнула в ближайший сугроб. Девочка закричала, молотя по ней руками и выкрикивая что-то бессвязное. Триша прижала ее к груди, слыша, как по деревьям вокруг барабанят пули.
Через секундное затишье, вдалеке взорвалась граната, обломав несколько деревьев и разорвав на части одного из их пленителей. Девочка хныкала, пытаясь оттолкнуться от груди Триши. Грохот пуль и ее крики заполняли все пространство вокруг.
Посреди боя над ними нависла тень. Мусорщица подняла голову, увидев там бандита в кожанке, потиравшего свою сломанную челюсть. Он, сжав кулаки и держа в одном из них острый камень, шагал прямо на них. Звуки боя удалились. Видимо перестрелка шла уже чуть дальше от них.
Прошипев нечто непонятное слуху, мужик в кожанке встал над ней, глядя на мусорщицу красными глазами. Он замахнулся камнем, целя ей в голову. Мусорщица, обернувшись полубоком и приотпустив девчушку, с размаха врезала ему ногой в пах. Он вскрикнул, сжавшись и выронив камень. Триша сделала ему подсечку, повалив наземь и перекатываясь в сторону. Крикнув девочке, чтобы та осталась на земле, Триша сжала свой нож и, пригнувшись, пошагала к валявшемуся на коленях бандиту. Он оглянулся, попятившись и стараясь подняться. Девушка с разбегу ударила ему пяткой в висок, выбив из равновесия. Отмахиваясь руками, он пытался вслепую отбиться, не попадая по ней. Триша же, подскочив к нему сзади, схватила того за волосы и, одернув его голову к себе, вонзила нож в горло, рассекая его. Ублюдок обмяк, хрипя и трясясь. Из него хлестало, как из фонтана. Отбросив его на землю и обтерев нож о тряпье, мусорщица подскочила к девчушке. Та, закрыв глаза и уши, лежала, трясясь, в сугробе. То ли от страха, то ли от холода, то ли от всего сразу.
Пошевелив наручники, Триша пригляделась вокруг. Едва ли она сможет обыскать тела в поисках ключа под пулями. Стоило признать, наручники вовсе были не основной ее проблемой. Прикрывая собой девочку, она потрясла ее за плечо, поднимая. Звуки стрельбы вновь послышались громче. Малютка подняла на нее глаза. Вся она дрожала. Триша, вся в крови и грязном тряпье нависала над ней с ножом в руках, от чего ребенку стало совсем дурно. Она прикрыла лицо ручками, стоная.
Несколько работорговцев отступали спиной в их сторону. Один из них заметил этих двоих, но, когда очередь взрыла снег у его ног, тут же отвернулся от своих пленников. Стряхнув снег с тела девочки, она обхватила ее лицо, глядя ей в глаза. Судя по испуганному взгляду той, посреди этой стрельбы и грохота, Триша, имеющая, честно сказать, жутковатый от крови, побоев и болезней вид, внушала ей ужас не меньше, убивших ее родных, ублюдков. Она начала брыкаться, отпинываться и всячески мешать Трише удержать ее в руках.
— Тебе нужно бежать. Убегать. Понимаешь? Ты слышишь меня? — крикнула Триша, потирая голову девчушки, явно бывшей не в себе. — Ты понимаешь, что я говорю?!
Малышка вновь лишь брыкалась, пихнув ее ногой в грудь. Девочка была не в том состоянии, чтобы говорить. Триша, фыркнув, встряхнула ее, пытаясь привлечь к себе внимание ребенка.
— Беги! — тряхнула ее Триша, обернувшись на подступающих работорговцев. Их осталось всего двое. Остальные либо сбежали, либо умерли, либо затерялись где-то в лесу. — Беги, бля, слышишь?!
С глаз девочки потекли слезы. Девушка не знала, как привести ее в чувство. Единственное, что пришло ей в голову, это как следует смачно огреть ее по щеке. Обычно это работало. Когда после очередной попытки достучаться до паникующего ребенка девочка начала вырываться и брыкаться, Триша, скрепив сердце, взмахнула рукой, ударив ее по щеке. Не так мощно, чтобы повалить ее на снег, но достаточно сильно, чтобы та отшатнулась, схватившись за лицо.
— Уноси ноги нахуй! — рявкнула Триша, скривив лицо с целью отпугнуть дитя. Другого варианта она не видела. Ребенок, отступив на пару шагов назад, поднял на нее глаза, утирая слезы тыльной стороной ладони. К девочке пришло понимание и она, осмотревшись, действительно пришла в себя. Но в то же время, потрогав горящую от удара щеку, она подняла глаза Тришу, в окровавленном тряпье и с жутким выражением на лице, сжимающую нож в руках, и почувствовала себя преданной. Неуверенно отступив через сугроб, девочка кинула на мусорщицу последний взгляд и, развернувшись, понеслась между деревьев прочь, исчезнув за кучей кустов.
Глянув на следы девчонки на снегу, Триша выдохнула, покачав головой. Не то, чтобы ей было приятно это делать. Но нужно было выиграть девчонке время, а иного способа дать уйти живой хотя бы ей, Триша не видела. Ее взгляд вновь вцепился за следы девочки, уходящие в чащобу. На мгновение в ней самой проснулось желание бежать. У нее были все шансы. Но только вот далеко бы они все равно не ушли.
Спрятавшись за ближайшее дерево и подхватив большой камень, которым хотел ей врезать мужик в кожанке, Триша сжала его в руке. Примерившись, она подскочила к отступавшему ближе работорговцу, который стрелял по целям между деревьев и слишком поздно увидел летящую на него тень. Врезав ему камнем по голове, она заставила того отшатнутся. Потеряв равновесие, он все еще держался за винтовку. Пинком выбив ее из рук ублюдка, мусорщица вновь ударила его камнем, метясь острой стороной булыжника ему в затылок. Мужчина рухнул в снег, кряхтя и сплевывая кровь. Последним ударом она пробила ему череп, вогнав острие камня внутрь на несколько сантиметров.
Последним работорговцев был тот самый здоровяк. Весь израненный, он шагал в метрах десяти от нее, стреляя вслепую куда-то в сторону врагов. Из его плеча, живота и бедра стекала кровь. Это был живучий сукин сын. Стиснув зубы, Триша подхватила винтовку врага, которому мгновение назад раскроила башку камнем и, прицелившись навскидку, спустила курок. Грохочущая очередь впилась в живот амбала, откинув того к стволу ближайшего дерева.
Рухнув, он взвыл, вцепившись в свой дробовик. Триша, отползая и прицеливаясь вновь, наметилась ему в голову. Прежде, чем громила поднял на нее дрожащую руку с дробовиком, придерживая второй вспоротый пулями живот, из всех щелей, словно тараканы, выскочили солдаты в черном, прицеливаясь в них. Амбал оглянулся на них и Триша, в то же мгновение, нажала на курок, остатками пуль в магазине превратив черепушку здоровяка в кашку. Автомат щелкнул, сообщав о том, что пуст. Триша, недовольно оглянув его, еще раз нажала на курок. Щелчок. Опять щелчок. Вздохнув, она отбросила оружие в сторону, аккуратно взяв нож и запихивая его под одежду. Среди обильных обмоток мусорщицы он не проступал и был незаметен. Она посмотрела на стоявших вокруг солдат. Те, словно застряв на месте, осматривали ее, а затем мертвого амбала и его дружка с камнем в черепушке. Наверное, они испытывали недоумение.
Триша усмехнулась. Ну, что-ж, не самый горький конец. Она хотя бы прикончила пару мразей напоследок, прежде чем солдаты из-за стен прикончат ее саму. Всяко лучше, чем рабство. Наверняка ее запихнули бы в какие-то изнурительные шахты с углем, заставив работать там день и ночь. О еде стоило бы и вовсе забыть. Обычно мусорщиков не берут в рабство. По понятным причинам. Но раз Джейка уговорил их сделать исключение, видимо они нашли бы ей самое мерзкое место для работы. Такое, где им не пришлось бы держать ее долго. Она бы действительно не удивилась, если бы этот мудак еще и доплатил бы им за то, чтобы те похитили и ее.
Солдаты подошли ближе, держа Тришу на прицеле. Осматривая тела, они разбрелись по округе. Двое из них подошли ближе к мусорщице, не спуская с нее прицела. Из-под их шлемов доносился хрип и шипение. Естественно, расслышать, о чем они говорили, у нее не вышло бы. Она и не старалась. Переглянувшись друг на друга, солдаты вновь перевели взор на девушку, перекинувшись парой слов.
— Где остальные? — проговорил солдат, переключив заглушение звука в шлеме и не спуская с нее прицела.
Мусорщица посмотрела на него непонимающе. О ком он? Они же всех перебили. Неужто он решил и девчонку прибить? В таком случае нужно выгадать ей еще времени.
— Отвечай! — показательно махнув автоматом, сказал второй.
— Кто, блять, «остальные»? — скривилась Триша, осматривая солдат вокруг. Навскидку она насчитала в районе двадцати. От таких никуда не сбежишь.
— Не играйся со мной, — гаркнул солдат. — твои дружки, где они?
— Дружки? — фыркнула девушка.
— Эти работорговцы, — кивнул на трупы в паре метров от них солдат. — ты вела их к границе, не так ли?
— Вся ваша группа мертва? Или есть еще? Говори! — сказал второй солдат.
— Моя группа? — Триша оскалила зубы, покачав головой. — Твою мать… Эти уебки – не моя группа. Вы всех их нахуй перебили и хорошо. Я не имею к ним никакого отношения.
— Да неужели, — прохрипел сквозь шлем солдат. — решила мне голову морочить? Я знаю, из какого, вы, мусорщики, теста. Ни для кого не секрет, что вы проводите этих ублюдков через границы. Мусорщик и работорговец – два сорта одного дерьма.
— Скажи, куда вы направлялись, сколько вас было, есть ли в округе еще группы? Скажешь и, быть может, уйдешь живой.
— Где остальные члены вашего сброда? Куда вы ведете похищенных пленников? Сколько еще ваших людей на территории республики?
— А я-то, блять, откуда знаю? — нахмурилась мусорщица.
— Не играй со мной, сука, у нас с вами, грязными свиньями, разговор короткий. — он демонстративно взвел курок. — Сколько вас было? Какими путями вы обходите сторожевые посты? Где пленники?
Триша, приподняв бровь, посмотрела на черное стекло шлема, заменяющее солдату лицо. Из-под этой брони он говорил глухо, не слишком понятно. Причмокнув, она аккуратно подняла вверх ладони, скованные наручниками и потрясла ими, привлекая внимание солдат.
— Пленники прямо перед вами нахуй. — переводила она взгляд с одного на другого. Те вновь впали в ступор, а затем переключили шлемы и, оглянувшись друг на друга, начали переговариваться. К ним подключились еще трое подошедших, которые минуту назад осматривали трупы, оставленные Тришей. Между ними завязалась беседа, от которой Триша едва сдерживала смешок. Они переглядывались друг на друга, показывали какие-то жесты, возмущенно махали руками. Но вместо слов лишь шипение глушителей речи. Эдакий диалог, понятный лишь им. Для мусорщицы это было попеременное шипение динамиков их шлемов под забавные телодвижения солдафонов.
Прошло не меньше пяти минут, прежде чем те закончили разглагольствовать под странный аккомпанемент жестов и возмущенных переглядываний. Наконец один из солдат вновь обратился к Трише, приподняв на нее ствол своей винтовки.
— С чего бы им брать тебя в плен? Все знают, что мусорщиков не берут в рабство. Вы заразны и едва ли полезны. — донеслось из-под шлема.
— Ну спасибо, блять. — закатив глаза, Триша покачала головой. Опустив руки, она демонстративно выставила их вперед, демонстрируя наручники и то, что она не опасна. — Жаль, что парни которых вы ебнули так не думали. Или, быть может, я эти наручники по приколу, блять, нацепила, а этот здоровый хер пытался меня прибить?
После ее ответа солдаты вновь переглянулись, заглушив звуки в шлемах и перекидываясь парой фраз.
— Встань. — дернул он винтовкой, показывая ей, чтобы та поднималась.
Мусорщица неторопливо поднялась, стараясь не двигаться.
— Так зачем они пленили тебя? — кивнул головой, спросил ее солдат.
— Мой братец продал меня им, чтобы избавиться от меня. — процедила Триша сквозь зубы. — Сраный мудак.
— И зачем ему это? — обратился к ней второй солдат.
— Откуда я знаю? Может выменял меня на пару банок консервов или еще какой съедобной хуйни. — голос Триши полнился желчью и ненавистью. Ей противно было вновь говорить и даже думать об этом. — А может ему даже чего поценнее дали, уебку эдакому.
Они вновь глянули друг на друга, но на этот раз говорили слышно, не отключая своего диалога. Видимо, никакого секрета в этот раз их слова не несли. А обычно неженки любили прятать от всех свои секреты, это Триша уж точно помнила.
— А вот в это я охотно поверю, — кивнул солдат. — эти парни жуткие. В них нет ничего святого и ничем они не дорожат. Продадут родную мать за ящик маринованных бобов, как я слышал.
— Неудивительно, — солдат вновь посмотрел на Тришу, пройдясь по ней взглядом.
— И что будем с ней делать?
— Ну, во-первых, не будем ей верить. — ответил ему напарник.
— Не отпускать же ее.
Они снова переключились на шифрование своего разговора и начали советоваться с группой. Триша, оперевшись на дерево, смотрела на них, вздохнув. Что-ж, может у нее даже появился шанс выжить и сбежать. А если не выйдет, то, что поделать, ее, вероятно, пристрелят. Жить или умереть. Какая, впрочем, разница. И то, и другое не так уж и плохо.
— Слушай сюда, — опять начал солдафон. — ты покажешь нам, каким путем ты вела этих ублюдков к границе. Как они шли. Как обходили патрули. Где прятались. Едва ли вы идете один день, судя по твоему видку.
— Ты расскажешь все, что видела. Все, о чем они говорили и какие пленники с ними были. — вставил второй солдат. — Все и дословно. Надеюсь лексикона тебе хватит, мусорщица.
— И че потом? — фыркнула та.
— Это не твое дело. — буркнул солдат. — Не ставь условий, мусорщица.
— И какой тогда мне, нахуй, смысл вам помогать? — Триша вальяжно оперлась о дерево, пожав плечами. — Эти уебки, — кивнула она на трупы работорговцев. — могли меня убить. И не один раз. Меня могли убить вы, пока палили, блять, по всему что движется. За всю мою жизнь меня какая только ебаная херь не могла убить. Теперь хотите убить вы. Ну, и какая мне выгода говорить и показывать вам что-то, а?
— Что с тобой делать – решит командование, а не мы. — более мягко ответил ей второй. — Если твои данные чем-то нам помогут хотя бы предотвратить налеты на фермерские хозяйства, то, быть может, тебя отпустят.
— Только не смей возмущаться, мусорщица. У тебя нет на это прав.
— В общем, я должна просто проводить вас тем же путем, которым шли эти придурки, верно? — нахмурилась, задумавшись, Триша. — И сказать вам все, что я о них знаю.
— Именно так.
— Идет. — оторвалась от дерева девушка, сделав шаг вперед. На нее вновь подняли оружие и она остановилась. Солдаты перекинулись парой жестов и слов, снова доносящихся лишь шипением. Затем опустили оружие и те двое, что говорили с ней, выступили вперед, подтолкнув ее в плечо винтовкой. Поняв все и без слов, Триша развернулась, пошагав сквозь сугробы и оглянувшись на следы девчушки, уходящие за заснеженные кусты.
Группа солдат разделилась. Ее отправились сопровождать эти двое, а остальные принялись опознавать трупы или отправились дальше прочесывать лес. Судя по всему, они что-то искали. Или кого-то. Триша все еще была озадачена, с чего бы вдруг патрулю бродить в этих местах? В конце концов, неженки не большие любители забродить в лес. Особенно так далеко от своих мегаполисов. Они боялись природы, как огня. А может боялись того, кто в ней обитает, кому знать? В одном Триша была уверенна, они совершенно не подготовлены к жизни в этом мире. Настоящем мире. Отними у них энергию, свет, патроны и прочие красивые безделушки и что будет? Где окажется их гребанная “цивилизация”. Хотелось бы Трише на это посмотреть. Зрелище, наверное, было бы забавное.
Когда она начинала уставать и шла медленнее, солдаты позади подгоняли ее, напоминая о своем присутствии. Триша ели заметно подергала наручники. Бесполезно. Да и если бы она их сняла, какой толк? Бросаться с кулаками на закованных в броню мужиков с пушками? Смерти она, конечно, не боялась, но самоубийцей, вообще-то, уж точно не была.
Проходя мимо места недавней перестрелки, девушка оглядывала трупы. Тел было немало. Особенно работорговцев. Всех перебили до одного. Она улыбнулась, глядя на их остывающие трупы. Сукины дети получили то, что заслужили. Однако, когда ее взгляд уцепился за убитую шальными выстрелами женщину, лежавшую у дерева, радость как-то улетучилась. Что-ж, она понадеялась, что поступила правильно с той девочкой. Наверняка ее ждут тяжелые дни. Но рано или поздно она забредет к каким-нибудь другим фермерам. Или даже доберется до города. А учитывая, что неподалеку отсюда были пути монорельса, скорее всего той недолго оставалось бродить. Но все равно что-то гложело Тришу внутри. Мысли напоминали ей о том, что она могла обречь ребенка на смерть, а может и на судьбу похуже. Это напоминало ей чувство вины. Даже не столько перед девчонкой, сколько перед самой собой. Одно из немногих чувств, что она испытывала особенно болезненно. Когда тебе недоступна физическая боль, душевная становится особенно острой. Словно слепой, который лишился возможности видеть, начинает слышать и ощущать то, чего не может зрячий. Какое-то жуткое влечение человеческого организма к самоистязанию.
Проведя солдат до брошенной фермы, где их держали в последний раз, Триша остановилась, кивнув на постройку. Это был действительно хилый, обветшалый домик. С обрушившейся крышей и косыми стенами. Рядом с ним был амбар и сарай, в котором ее держали не так давно. Прошагав через кучу явно мокрого снега, она обернулась на солдат.
— Что тут? — спросил один из них.
— Заброшенная ферма. Тут держат пленных? — обратился к ней второй.
— Они просто останавливались тут. Ненадолго. Таких заброшенных сраных хибар в округе сотни. Тут нихуя никто не живет. Отличное место для привала под крышей от дождя или еще какой хуйни. — пожала плечами Триша.
— Так вот где, вы, мусорщики обитаете? — солдат вышел вперед, подтолкнув ржавую калитку фермы оружием и проходя внутрь. Его сослуживец, махнув ей достаточно резко и приподняв на мусорщицу дуло автомата, пошагал за ним следом, когда убедился, что Триша не осталась позади них. Они все еще боялись, что она сбежит.
Уже не так торопливо, переставляя ноги, она остановилась, поглубже вдохнув. Территория смотрелась такой пустой, как и все эти домишки. Во многих из них уже почти ничего не осталось внутри. Еще подростком она помогала обыскивать эти домики, в которых исчезла жизнь лет пятьдесят назад. Они все бежали от радиации и бомб, летящих с небес. Какая чертова ирония, подумалось Трише, они так превозносят трагедию, которая стерла их идеальный мир в порошок и в то же время, куда ни попадя сбрасывают эти бомбы и по сей день. Эти цивилизованные люди только кажутся умными. Если у них уже есть горький опыт в чем-то, что приводит к серьезному дерьму, зачем повторять его? Даже в меньших масштабах? Она не знала ни одного члена общины, который полез бы в светящуюся от радиации лужу, зная, что тот, кто лез в нее перед ним покрылся ожогами и сгнил заживо. Нужно учится на ошибках, хотя бы настолько, насколько это возможно. Триша постоянно пыталась учится на них. На своих и на чужих. Пожалуй, не всегда выходило, какая-то неправильная часть нее была сильнее, чем желание вновь не оступится. К тому же, она не чувствовала боли, хотя очень хотела бы. Ведь что, как ни боль, отпечатается в тебе, заставив остерегаться чего-то, чего стоит остерегаться? Что, как ни боль, является печатью, которая всегда будет напоминать тебе, как делать не стоит? Триша, к сожалению, этой прекрасной возможности запомнить, как делать не стоит, была лишена. В ней было слишком много жалости для мусорщика. Она жалела тех, кого не стоило и тогда, когда не стоило. И ей, бывало, это обходилось боком. Наверное, это еще один недостаток рода человеческого, мусорщик ты, работорговец, или неженка из-за стен, ты все равно будешь наступать на те же самые грабли, пока в один прекрасный момент они не выбьют тебе ударом глаз. А кого-то не остановит и это.
Оставив Тришу у амбара и не спуская с нее глаз, солдаты принялись осматривать местность. Один из них вошел внутрь обветшалого здания, а второй остался снаружи. Оглядывая окрестности, он с какой-то собственной периодичностью, поворачивал голову на мусорщицу. Убеждался, что та сидит смирно. Что-ж, забавно, что они, вооруженные и закованные в бронекостюмы боятся простой девушки, в одних только утепленных обмотках. Эта мысль вызвала у Триши улыбку.
Повесив винтовку на плечо, солдат схватился за шлем, снимая его с головы. Это не могло остаться без внимания девушки. Она и не припомнила, чтобы эти вояки снимали шлемы когда-то. Казалось, что под этими черными оболочками ничего и нет. Взяв шлем под руку, солдат глубоко вдохнул и обернулся на Тришу, разглядывающую его.
— Что? — приподнял бровь тот. На ее удивление, это был не какой-то чудовищный, брутальный ублюдок, весь в шрамах или с холодным лицом психопата. Обычный паренек. Она не дала бы ему и тридцати. С кожей, чистой как снег. Хотя, у большинства людей была такая, по меркам мусорщицы. Светлые волосы, достаточно густые, почти доставали до его плеч. У паренька были карие глаза.
Поерзав на месте, девушка рассматривала его. Он казался каким-то слишком чистым и ухоженным. Типичный неженка. Даже чище прочих. Не такими ей представлялись суровые лица солдат за этими черными шлемами, внушавшими ужас.
— Как будто первый раз человека увидела, мусорщица. — вздохнул тот. Голос его, без фильтра шлема, был обыденным. Даже мягким. Это вызвало у нее некий диссонанс. Что поделать, не вязался у нее образ этого парня-неженки с убийцей в черных доспехах.
— Не думала, что вы снимаете эти ебучие шлемы. — фыркнула та, пытаясь скрыть свое разочарование в том, что видит.
— Вообще-то при исполнении этого делать нельзя, — улыбнулся паренек, глубоко дыша. — но кто мне что скажет? Мы же не посреди города. В этой глуши никто, кроме, разве что, тебя, этого не увидит.
— Разве что твой дружок. — кивнула на амбар Триша. — Без этого ведра на башке хотя бы можно понять, что ты там говоришь. А то когда вы, парни, говорите в них, обычно ощущение такое, что вам хуев в рот напихали.
Паренек, услышав это, нахмурился. Ему явно не понравилась аналогия, приведенная мусорщицей. Зато, глядя на его недовольную физиономию, Триша с трудом смогла сдержать улыбку. А прежде, чем тот смог ответить, его окликнул третий их спутник.
— Ты снова снял амуницию? — донесся голос второго, более грубого, солдафона из амбара.
— Напишешь рапорт командору? — усмехнулся тот. — Будь проще, у нас только что убили двоих парней. Мне нужно глотнуть свежего воздуха.
— Не такой уж он и свежий, верно, когда рядом… вот эта… — возразил ему второй. Триша скривилась, покачав головой.
— Плевать. — отмахнулся солдат, взяв шлем в руки и поглядывая на свое отражение в его стекле. — Мы были в дерьме и похуже. Чего уж там какой-то запах.
— Как минимум шлем может спасти тебе жизнь. Не просто так мы всегда ходим в полном комплекте амуниции. Опасность может поджидать повсюду.
— И кого мне боятся. Ее? — кивнул на Тришу паренек, бросив на ее свой взгляд. Вовсе не злобный, для такого типа.
— Возможно. — пробурчал второй.
— Эй, мусорщица, — повернулся парень к Трише. — Мне стоит тебя опасаться?
После этой фразы девушка мельком пробежалась глазами по его шее, открытой, без шлема и коснулась локтем спрятанного в обмотках ножа. Конечно, при должной сноровке, она могла бы убить его. Слишком расслабился этот парень. Перестал видеть в ней угрозу. Но даже если прикончит этого, от пуль его приятеля не сбежит. Разве что, перехватить автомат и попытаться убить того первее?..
— У нормальных людей принято отвечать, когда тебе задают вопрос, мусорщица. — вновь окликнул ее солдат. — Не знаю ваших законов и нравов, но я вообще то спросил тебя, мы условились, что ты помогаешь нам или все же стоит держать тебя в прицеле?
— Не стоит. — спокойно ответила Триша, попытавшись изобразить смирение и все еще приглядываясь к обнаженной шее солдата.
— Одень этот чертов шлем, Пьер. — вновь бросил ему из амбара сослуживец. — Вспомни, скольких ребят это спасло от смерти.
— А скольких не спасло? — усмехнулся паренек, вновь набрав полную грудь воздуха и улыбнувшись. — Если кто умеет стрелять, да еще и калибр крупный, то никакое бронестекло тебя не спасет. Прикончат, и все тут. Как будто и шлема на тебе не было.
— Вспомни хотя бы Патрика, — парировал второй солдат. — вот кому повезло, так это ему.
— Да, ему досталось. — покачал головой светловолосый паренек, названный Пьером. — Сколько раз, он говорил, та девка выстрелила в его?
— Трижды. Три гребаных раза, Пьер.
— Черт возьми, — смутился тот. — три выстрела… Паршиво. Повезло, что он выжил. Особенно, учитывая, что стреляли в упор.
— Повезло, пф. Это еще как сказать. Бедняге порвало внутреннее органы и раздробило позвоночник. Кто-кто, а старина Кэмпбелл этого точно не заслужил. Он хороший парень, добросовестно относится к службе и все такое. Он любил эту работу.
— И она же его и погубила. Как часто нас губит то, что мы любим. — вздохнул Пьер. — Патрик хотя бы сможет ходить? Я как-то раз был с ним в патруле. До… всего вот этого.
— Понятия не имею. Повезло, что рядом были другие парни и уж тем более самолет. Если бы не первая помощь, он бы умер на месте.
— Да, он был хорошим солдатом. Ну, думаю ему дадут какую-нибудь медаль.
— Он ходить, мать твою, не сможет. Думаешь, ему нужна медаль? — возмущенно сказал второй.
— Сможет. — фыркнул Пьер. — Вставят ему имплант позвоночника, или еще что такого. Он же при исполнении получил раны. Заменят ему пару органов, раз жив. Будет лучше, чем раньше. Служить, конечно, уже не будет. Но зато уважение других точно сыщет.
— Уважение. Уважение. Кому оно к черту нужно, если тебя пристрелят во время очередного вылета. Вокруг полная задница. В Мейконе творится черт побери что. Тут и там какая-то резня, террористы, убийства. Хреновое нам досталось время для службы. Сейчас в Атланте явно дел поболее, чем вручать медали раненым “героям”.
— Разве нам не должны возмещать ущерб?
— Когда тебе прострелят башку из-за того, что ты не надел шлем, возмещение ущерба тебе вряд ли поможет, Пьер. — с грохотом перевернув что-то в амбаре, крикнул второй. — Хватит болтать. Иди обыщи окрестности, а я отправлюсь в этот фермерский дом. Надеюсь, он не развалится, когда я открою дверь. — донеслись шаги солдата и скрипнула задняя дверь амбара.
Пьер, пожав плечами, вновь посмотрел на Тришу и приподнял автомат, взглянув на нее в попытке быть грозным. Мусорщице он показался смешным.
— Сиди здесь. Поняла? — нахмурился он.
Она промолчала, приподняв уголки губ. Он вызывал у нее только смех.
— Я спросил, ты поняла? — кажется, ее молчание выводило его из себя. Он подошел ближе, нагнувшись и показательно поправив в руках автомат. — Мы поняли друг друга или мне пристегнуть тебя к этой ограде? — кивнул он на заборчик, об который оперлась Триша.
— Одни кандалы у меня уже есть, — подняла она руки, демонстрируя наручники, нацепленные работорговцами. — хочешь нацепить еще? Неужели я такая страшная, неженка? — издевательски скривилась она, демонстрируя зубы в оскале и пригнув голову. Судя по неприязни на лице того, его это не очень впечатлило, но смутится заставило.
— В общем, сиди здесь. — он легонько ткнул ей в живот стволом оружия, отодвигая ее обратно к ограде. Подальше от себя. — И не вздумай убегать. Пространство тут открытое, а стреляю я хорошо. — сказал парень.
— Да поняла я, блять. Ты грозный хер с мордашкой как у бабы. Боюсь так, что аж штаны обмочила.  — фыркнула Триша. — Никуда я не уйду, мать твою. Мне все равно некуда идти.
— Очень на это надеюсь. — отшагнул от нее Пьер, взяв автомат поудобнее и направившись прочь, вдоль этого брошенного ранчо. Территория тут была довольно большая. Наверное, когда-то ее использовали под посевы. К тому же живые стены леса вокруг укрывали это, наверное, когда-то милое местечко. Но теперь тут было серо, тускло и буквально пахло унынием и заброшенностью.
Усевшись поудобнее у ограды, Триша смотрела на удаляющегося солдата. Тот брел и его волосы развевал ветер. Она задумывалась, как бы ей сбежать так, чтобы ее не заметили? Вокруг огромное поле, обнесенное оградой. Даже если побежать, сломя голову, она будет лишь мишенью. Если повезет, и она доберется до леса, быть может, это спасение. А быть может, наткнется на остальных членов этого патруля и зря будет рисковать.
Другим вариантом было заскочить в амбар. Переждать там, потом, воспользовавшись замешательством, пройти мимо пары сараев и понестись сломя голову к лесу в другой стороне. Но там находился второй солдат, обыскивал дом, как он сказал. Даже если она сможет прятаться за укрытиями, тот быстро завидит ее через свой шлем. Они видят их даже в темноте. Проклятые неженки. Триша оглянулась на распахнутые двери амбара, но тут же словила на себе взгляд обернувшегося Пьера. Ладно, они были внимательно обучены, а шансов у Триши было немного
Зевнув, Триша в очередной раз нащупала нож под своими обмотками. Может, стоит подождать ночи. И пустить его в дело. Если они не успеют добрести ближе к городам, а такой шанс есть, то солдаты остановятся где-то. И тогда можно будет прикончить их и сбежать. Главное выждать момент, а потом…
Но от этих мыслей Тришу отвлекло движение на другом краю брошенной фермы. Там, где шел Пьер, держа оружие наготове, появилось еще несколько фигур. Солнце мешало ей приглядеться, кто это был, но люди, явно пробираясь между разрушенными теплицами, шли наперекор Пьеру, не ожидая встретить того. Их было двое, судя по силуэтам. Триша прищурилась, пытаясь их разглядеть. Но не выходило. Зато вот солдат заметил их достаточно быстро. Он инстинктивно резко вскинул винтовку, выронив шлем, который придерживал согнутой рукой и крикнул что-то. Мусорщица не разобрала из-за расстояния. Зато двое незваных гостей слышали прекрасно.
— Бросить оружие! — вскрикнул Пьер, переводя прицел то на девушку, то на паренька, стоявшего перед ними.
Те встали, словно оцепенев. Парень потянулся к винтовке за плечом, но солдат быстро навел на него оружие, умерив его пыл. Девушка робко приподняла руки, демонстрируя револьвер за поясом, прикрытым курткой.
— Не так быстро, — в приказном тоне, Пьер подобрался ближе. — поднимите руки вверх. Медленно. — те, поначалу помешкав, все же послушно подняли руки, оглядываясь друг на друга. — Молодцы. — процедил Пьер, подойдя ближе.
Он держал прицел на девушке, первым подойдя к парню, оглядывающемуся на него жуткими серыми глазами и сдернул винтовку с его плеча, накинув на свое. Отпихнув обезоруженного противника, он прицелился в девушку, которая, закашлявшись, с трудом удержала руки над головой. Воспользовавшись моментом, Пьер выхватил револьвер у нее из-за пояса, прицелившись им в девушку и кивком указывая подойти к тем же остовам теплицы, у которых стоял паренек, нервно поправивший челку.
— Не опускать руки. — переломив револьвер, Пьер увидел в нем только два патрона. Убрав его за пояс, он вновь взялся за свой автомат. — Хотел бы я спросить, что вы тут делаете, но догадываюсь.
Двое промолчали, поглядывая за его спину.
— Очередная парочка ютящихся по лесам террористов? — издевательски хмыкнул Пьер, шагая к ним ближе. Те попятились, упершись в останки теплицы. — Какой злачный день. Вижу, вы уже успели применить свои пушки, да? — похлопал он по револьверу девушки на поясе. — Наверное, по невинным людям в Мейконе, верно?
Кашлянув и сплюнув кровь на снег, девушка молча глядела в сторону Пьера. Паренек же, бегал глазами то тут, то там, словно придумывая как сбежать. Но Пьер держал их обоих на мушке. Никуда им не соскочить. Сделав очередной шаг, сопровождаемый хрустом снега, Пьер глянул на свой шлем, лежащий в паре метров. Нужно сообщить по рации, что он перехватил парочку этих мерзавцев.
— Вы еще совсем молодые, а уже лезете убивать людей в чужие войны, — фыркнул Пьер. — интересно, что они вам обещали, эти уроды? Или просто моча в голову ударила, а? Захотелось пострелять на улицах? Ну ничего, дострелялись. — окинул их ненавистным взглядом Пьер. Под его ногами хрустнул снег.
Его новоявленные гости ничего не ответили, вновь переглянувшись. Девушке явно было тяжело дышать. Она сдерживала кашель.
— Что, молчите? Нечего сказать? — скривил губы мужчина, сделав шаг к шлему. — Ничего, как вас возьмут парни, сразу заговорите. И с похитителями людей разобрались, так еще и мерзких экстремистов перехватили. Повезло же мне сегодня.
Сделав очередной шаг, он услышал скрип снега. Но не тот. Нахмурившись и напрягшись, Пьер посмотрел на парня и девушку. Те стояли неподвижно. А скрип донесся вновь. Буквально у него за спиной. Солнце било позади, потому Пьер не сразу заметил громоздкую перемещающуюся тень, нависшую прямо у него из-за спины. Вцепившись в автомат и развернувшись, Пьер вскинул было его, как мощная хватка перехватила дуло, направив его в землю. Что-то холодное вцепилось ему в лицо.
Два стальных пальца, вынырнувшие из-под подола плаща, впились ему в глаза, а третья часть механической клешни зашла в рот. С жужжанием гидравлических проводов, хватка чудовища сжималась, проникая все глубже в его глазницы, из которых сочилась кровь. Крик застыл в его горле, Пьер выжал курок винтовки, удерживаемый чудовищем и грохот очереди озарил ферму. Пули взрыли снег у него под ногами. Стальные пальцы сжались, сдавливая его лицо и оно тут же лопнуло, превратившись в кровавую массу и тело солдата рухнуло у ног существа. Кровавые ошмётки стекали сквозь металлические пальцы. С хрипением засосав воздуха, существо откинуло винтовку Пьера в сторону, пошагав дальше и кивнув своим спутникам на его тело.
Руди тут же устремился к нему, схватив винтовку с его плеча и, переключив предохранитель, начал осматривать ферму. Сара, скривившись, посмотрела на револьвер у трупа за поясом. С недоверием подойдя, она держалась за грудь, потянувшись к рукояти. Руди, заметив отвращение на ее лице, спокойно вытащил оружие из-за пояса мертвеца, взяв его за ствол и протянув Саре. Та, благодарно кивнув, взяла пистолет, обхватив его двумя руками и поспешила за Руди, который уже старался нагнать их проводника, в очередной раз спасшего их жизни.
Триша, приглядевшись к ситуации, поняла, что момент настал. Подскочив, и оглядевшись, она юркнула в амбар, решив побежать в обратную сторону, но тут же увидела спешащего из дома солдафона. Тот, выставив винтовку перед собой, направлялся прямиком в ее сторону. Девушка, замешкавшись, осмотрела громоздкое сооружение и увидела загон для когда-то обитавших тут животных. Прыгнув в него, она прижалась к стенке, нашаривая в своей одежде припрятанный нож.
Влетев в двери амбара, солдат осмотрел все вокруг. Приглядевшись к выходу, он понял, что мусорщицы там уже не было. Еще раз попытавшись связаться со своим спутником, он переключил рацию шлема. Его попытки отзывались шипением из-под маски. Никакого ответа. Вновь оглядевшись, солдат переключил режим шлема на тепловизор и тут же направился к Трише, чей силуэт высветился у него перед взором. Мусорщица услышала его шаги в паре метров от нее, и, стиснув нож в руках, приготовилась уже было выбежать прямиком на врага, как вдруг, прозвучал выстрел и за стенкой стойла раздался грохот.
Солдат упал, схватившись за нагрудник и осматривая его. Поднимаясь, он крепче сжал винтовку, кашляя из-под шлема. Встав, он прицелился куда-то вдаль, выпустив выстрел, а затем еще один. Ему в ответ одна из пуль врезалась в ворота амбара. Включив режим очереди на винтовке, тот начал постреливать отрывками по несколько патрон в сторону ворот, шагая вперед и прицеливаясь. Еще один ответный выстрел проскочил мимо, влетев в одни двери амбара и вылетев из других. Вновь прицелившись, закованный в черное мужчина, выпустил остаток обоймы, отступая, чтобы перезарядится.
Услышав звук щелчка при извлечении магазина, Триша, стиснув зубы, выскочила из загона, с ножом бросившись на солдата и метясь ему в шею. Но тот, успешно среагировав, мгновенно развернулся, с размаху врезав прикладом винтовки ей по голове. Девушка рухнула на землю, стараясь не потерять равновесия. Обернувшись к ней, солдат схватил запасную обойму с пояса, вставляя ее в оружие и уже было передёргивая затвор, как ферму озарил очередной грохот выстрела и пуля, прилетевшая солдату в спину, сбила его с ног. Послышался хруст бронежилета.
Упав на колени прямо рядом с Тришей, тот все еще держался за винтовку. Перед глазами мусорщицы плыло, но она попыталась сфокусироваться на его шее. Прорычав, словно дикий зверь, Триша кинулась на него, прижимая винтовку одной ногой и обеими руками направляя клинок ему в шею. Однако, тот предрасчитал ее движение и, отпустив одну руку с винтовки, ударил локтем в живот мусорщице. Триша согнулась, повалившись рывком прямо на него. Острие ножа угодило в броню прямиком рядом с шеей. Пока солдат замахивался для очередного удара, который снес бы с него девушку, Триша мгновенно вырвала свое оружие из жилета солдата и с бешенной скоростью начала молотить лезвием в районе его шеи, стараясь попасть.
Один удар, второй, третий. Наконец, лезвие проскочило в проем между шеей и бронежилетом, с хрустом войдя прямиком меж позвонков солдата. Тот вздрогнул, обмякнув и ерзая по земле, но Триша, вырвав лезвие, нанесла очередной удар. Кровь, хлыстающаяся из его шеи, двоилась перед глазами девушки, сознание которой поплыло от удара. Боли нет. Вновь. Но вот дезориентация мешала. Сталь вновь вошла в шею солдата. Затем еще. И еще. Наконец, нанеся очередной удар, пронзивший шею солдата насквозь, она успокоилась, тяжело дыша и с хрустов повернув ручку своего ножа.
Все ее руки были в крови, как и земля вокруг. Солдат лежал перед ней, с раскромсанной ударами шеей. Триша, усевшись на задницу перед его трупом, тяжело дышала, держась за голову в надежде, что это поможет расходящимся перед глазами картинкам вновь стать единым целым. Но ее взор все еще заполонял калейдоскоп изображений, в которых кровь, растекающаяся по полу амбара, переплеталась с потолком этого самого амбара. Урод сильно по ней врезал. Неприятное чувство. Тяжело вдохнув и закрыв глаза, Триша ощущала, как мир ходит вокруг нее ходуном. Как будто она кружится, при этом сидя на месте. Весело ощущается, если бы не ситуация, в которой она была.
Приоткрыв глаза, картинка в которых начала понемногу сходится, Триша схватилась за рукоять ножа, оперешвись об спину солдата и выдергивая оружие. В ее сторону, выставив оружие вперед, направлялись те самые фигуры. Небольшая ростом, другая повыше, а третий, с ними, гигант почти в два человеческих роста, как ей казалось. На нем развивался плащ, напоминавший одежду жителей общины. Но он казался таким гигантским, словно не был человеком. В любом случае, они не стреляли, хотя он была у них в полной досягаемости. Остается только надеяться, что это кто-то из своих. Дать отпор в этом расплывчатом состоянии ей будет трудновато, хоть девушка и подметила заряженную винтовку солдата, выпирающую из-под его мертвого тела.
— Проверь амбар. — сказал высокий хриплым металлическим голосом.
— Тут есть кто-то кроме нее? — девушка прицелилась в Тришу, затем, правда, опустив пистолет.
Подойдя ближе и поправив челку, Руди смотрел на мусорщицу, пытавшуюся прийти в себя. Поерзав на месте и сжав в руках вырванный нож, мусорщица повалилась на колени, пытаясь встать. Парень все еще держал ее в прицеле винтовки.
— Эй, — окликнул ее он. — ты нас слышишь?
Повернув на него голову и потерев глаза, девушка все равно не могла избавится от ощущения, что у нее перед глазами двоится. Пусть уже и не так сильно.
— А они знают английский? — помялась Сара.
— Конечно. — обернулся на нее Руди, улыбнувшись.
— Может она глухая? — девушка почесала затылок, глядя на мусорщицу.
— Нет. — донеслось из-под капюшона плаща. Триша только сейчас поняла, что ей не мерещатся горящие глаза этого человека. — Это состояние шока. Ее зрачки реагируют на свет, она оборачивается на звуки. Просто оглушена. Удивительно, что не корчится от боли.
— Вы уверенны, что она нас слышит? — нахмурившись, недоверчиво глянул сначала на мусорщицу, а затем на их спутника, Руди.
— Может как-нибудь расшевелишь ее? — пожала плечами Сара, закашлявшись и сплевывая густой комок крови на пол амбара. Триша тут же обратила внимание на этот жуткий звук.
Руди, в попытке привлечь внимание к своему вопросу, попытался ткнуть в мусорщицу стволом винтовки, но та, скривившись, отпихнула его оружие, пытаясь подняться. Ее вестибулярный аппарат еще не пришел в норму и потому она покачивалась, балансируя, словно на канате. Как только мусорщица поняла, что сейчас упадет, она схватилась за деревянное ограждение одного из стойл для животных и повисла на нем, перебирая ногами. Фыркнув, она встала, переведя взгляд на незнакомцев. Сначала на Сару, утиравшую кровь с губ, затем на Руди, нелепо поправлявшего челку, стараясь при этом не выронить винтовку из рук и на третьего, огромного, два метра ростом. Замотанный в тряпье, он напоминал мусорщика, но нечто чудовищное выдавали в нем горящие красными огнями глаза и шипение в груди, когда он вдыхал.
— А вы-то кто еще такие, еб вашу мать? — процедила мусорщица, осознавая, что приходит в норму и может наконец самостоятельно держаться на ногах, почти не опираясь на перегородку. Приглядываясь к новым лицам, она покрепче сжала нож в руках, сама не зная зачем, пошевелив наручниками.
— Мы тебе не враги, — начал было Руди, пытаясь улыбнуться мусорщице.
— Ты только что пытался ткнуть в меня винтовкой, пидарас. — нахмурилась мусорщица, соскалив зубы.
— Эй, но я же не стрелял. Вот, смотри, — он повернул ее боком к Трише, демонстрируя предохранитель. Он стоял на блокировке. — она бы не выстрелила. Я просто хотел проверить, понимаешь ли ты нас.
— Ахуенный способ проверить. — бросила Триша, огрызаясь. — А как ты проверяешь, жив ли кто, а? Шмаляешь им в живот, блять, чтобы посмотреть будет ли хлестать кровь?
Руди, смутившись, отвел взгляд.
— Да хватит уже, — потирая грудь, сквозь подступающий кашель, сказала Сара. — это все неважно. Нам надо знать, есть ли тут еще солдаты в округе. Мы только что нарвались на патруль, хотя кое-кто, — она недовольно бросила взгляд на Руди. — обещал, что мы не наткнемся ни на каких солдат.
— Эй, я не обещал, — Руди опустил взгляд в пол, почесав затылок. — просто сказал, что тут их, ну, обычно, не должно быть.
— «Обычно не должно»? — нахмурилась девушка. — Но, вот, смотри, — указывая на лужу крови, расползавшуюся от трупа солдата с искромсанной ножом шеей, возмутилась Сара. — они тут есть.
— Ну, формально, — помялся Руди. — уже нет.
— Откуда нам знать? — развела руками Сара, вновь зайдясь кашлем.
Поправив капюшон и бросив взгляд на кровь, сплевываемую девушкой, их проводник перевел взгляд своих блестящих окуляров на мусорщицу и кивнул на нее. Триша вновь принялась рассматривать странного незнакомца.
— Эта. — прохрипел динами из-под покрывавшего экзоскелет тряпья. — Она должна знать. Эти прихвостни Атланты взяли ее в плен. — он указал на наручники на ее руках.
— И правда. — кивнул Руди, подойдя ближе к Трише и глядя на ее кандалы. — Они арестовали тебя?
Мусорщица скривилась, приподняв бровь.
— Ну-у-у… — вздохнула она. — это долгая история.
— И мы слишком спешим, чтобы ее слушать. — прохрипел незнакомец в плаще, подступив к Трише. — Солдаты. Где они? Их было только двое? Сколько из них взяло тебя в плен? В округе есть еще?
— Как же вы, ебаные неженки, любите засыпать меня сраными вопросами. — фыркнула Триша.
Внезапно, незнакомец, заглотнув воздуха рванул к ней, с размаху выбив нож из рук Триши и схватившись стальной кистью ей за горло. Подняв ее над собой и оторвав от земли, тот приподнял другую руку, демонстрируя изогнутые стальные клешни, прикрытые тряпками. Дергаясь в его железной хватке, мусорщица чувствовала, как ей вновь не хватает воздуха. Глядя в его лицо, едва заметно под обмотками и стиснув зубы, она пнула его ногой. Затем еще раз. И еще. Но тщетно. Он даже не сдвинулся и был твердый, как металл. Осознав, что перед ней не простой противник, Триша уперлась ногами в жесткую поясницу под тряпками существа и выпрямилась, пытаясь использовать этот шанс для того, чтобы заглотнуть воздуха.
— Были ли тут еще гребанные солдаты?! — с шипением издало свой громкий металлический крик существо. — Отвечай, иначе я сверну тебе шею, поганая грязная дрянь! — его клешни еще сильнее сомкнулись на горле Триши.
Мусорщица прохрипела, чувствуя, как слюна стекает с ее губ. Существо прижало ее к стене амбара, еще сильнее сдавливая и наклонив голову, словно наблюдая, как синеет ее кожа, как вдруг, его окликнул Руди, отвлекая на себя внимание.
— Эй, вы, — бросил он и хватка на горле мусорщицы ослабла. — отпустите ее.
— Что? — сказал тот.
— Едва ли она что-то так ответит. — пожал плечами Руди, потирая предохранитель винтовки. — Отпустите. Она не причинит нам вреда.
— Но это же мусорщица. — вздрогнула Сара.
— И что? — Руди, легонько улыбнувшись, обернулся на нее. — Она нам не враг. Как и мы ей. Мы сейчас в одной лодке. Посреди проклятой чащи, окруженные рыщущими вокруг солдатами Алекса Моралеса.
— Ты же сказал, что сможешь провести нас через их патрули. — Сара убирала пистолет за пояс.
— Я сказал, что попытаюсь! — развел руками паренек. — Это разные вещи.
— И что ты предлагаешь? — потирая горло, болящее после кашля, вздохнула Сара, косясь на труп у себя под ногами.
— Отпустите ее. — вновь обратился к их спутнику Руди.
— И что она нам даст? — тот, разжав свою стальную клешню, бросил мусорщицу перед парнем. Триша, рухнув на пол, тут же принялась вставать, быстро делая вдохи и выдохи. Прошагав в холл амбара, она сразу же схватила свой нож, встав напротив них и поглядывая на дверь. Она была готова прирезать хотя бы этих двух, если не выйдет убить стального типа.
— Она же мусорщица, — глянул на нее парень, стараясь придать голосу доброжелательный оттенок. — она знает эти места лучше нас.
— Но ты же не предлагаешь… — возмутилась Сара.
— Именно это я и предлагаю. — закинув винтовку на плечо и демонстрируя Трише, что не настроен враждебно, парень оглянул Сару и существо в плаще. — Она проведет нас из этого окружения, в которое, к слову, вы нас и завели. — он недовольно обратился к плащеносцу.
— Ты предлагаешь доверится ей? — горящие глаза устремились на Тришу. — Она зарежет вас, как только я отвернусь, а затем унесет ноги. С какой стати вам верить ей?
— А с какой стати нам верить вам? — оборвала его Сара.
— И правда, — кивнул ей Руди. — разве у нас есть выбор? Мы так и так в западне и доверия к вам, как бы вы себя не называли, у нас ничуть не больше, чем у девушки, живущей на помойке.
— Пф. — скривилась Триша.
— И все же, — донесся железный голос существа.
— И все же она сможет провести нас. — Руди обратил свой взор к мусорщице. — Дафна и Магдалина, да и другие, часто пользовались их услугами. В обмен на что-то полезное, они всегда готовы выведать какую-нибудь информацию, о патрулях, темных делишках и всякой такой штуке. Или же, провести туда, куда скажешь. Подальше от чужих глаз. И уж тем более далеко от глаз Атланты.
— Эй, притормози-ка ебаных коней, — Триша, все еще осматривая эту троицу, пыталась понять, что происходит. — вы че, из этих? Ну, неженок, которые пытаются ебнуть других неженок?
— Что? — приподняла бровь Сара.
— Она имеет ввиду, что мы боремся с Атлантой. — пустил смешок Руди. — У мусорщиков… Несколько иные понятия о взаимоотношениях людей, живущих в городах, Сара. Для них что мы, что Атланта, что кто угодно прочий. Все одинаковы.
— Да хватит пиздеть, патлатый. — оборвала его Триша. — Вы пришили этих пидрил в черном потому что вы одни из них?
— Ну, — ответил ей Руди. — да. Можно сказать и так. Мы одни из них.
— Ахуеть денек выдался. — покачала головой Триша. — Просто пиздец.
— Так ты уверен, что она нам поможет? — спросила Сара у парня.
— Ну, думаю стоит спросить у нее самой. — он вновь обратился к мусорщице. — Как тебя зовут?
— Меня? — недоверчиво оглядела его та. — Триша. Меня зовут Триша.
— Ты поможешь нам пробраться мимо патрулей, чтобы выйти к безопасному месту, Триша? Пожалуйста. — натянул улыбку Руди.
— А че мне за это будет? — почувствовав, что теперь она может задавать условия, Триша встала куда увереннее, покручивая в скованных руках нож.
— Я не выверну тебе башку вместе с шеей, отброс. — выступило вперед чудовище в плаще.
— Снова угрожают меня ебнуть? — равнодушно посмотрела на того Триша, с интересом посматривая на железные пальцы, выпирающие из-под рукавов плаща. — Уже который, блять, раз за день. Мне кажется, эта хуйня становится даже скучной.
Руди встал между ними, переглядываясь с Сарой.
— Давайте лучше вместо пререканий будем уносить ноги. — выпалил он. — Мы посреди фермы, в амбаре, у всех на виду. Если сюда явятся, нас ничего не стоит пристрелить.
— Он прав. — кивнула мусорщица. — Нам нужно съебывать.
— Так пошли уже. — Сара сплюнула очередной кровавый комок на землю. Триша глянула на него, а затем на девушку.
— Только присмотрите за этим огромным жопошником, — кивнула на незнакомца Триша. — а то неровен час он впрямь меня ебнет. Что это вообще за урод?
— Заткнись, мусорщица. — прохрипел железом голос под капюшоном. — Выведи нас отсюда. И живо.
— Ага, бегу и спотыкаюсь нахуй. — она подняла скованные руки, посмотрев сначала на красные-глаза огоньки, а затем на холодные зрачки Руди. — Может хоть вы снимете эту херню? Не слишком удобно убивать этих мудаков, — пнула она труп солдата. — связанными то руками.
— Ты пойдешь так, мусорщица. — одернув плащ, тот не спускал с нее своих горящих огоньков-окуляров. Взгляд мусорщицы все еще цеплялся за стальные пальцы этого нечта, выпирающие из-под тряпья. Стоило признать, она много видела в жизни, но вот такое, пожалуй, впервые. — Меньше шансов, что ты улизнешь.
— Че, блять, серьезно? А где же доверительные отношения, мать вашу? Ну, там, бартер сраный? Вы мне, а я вам?
— Обменивать будешь помои на консервы в своих лачугах, когда выберемся отсюда. — сказал тот. — А сейчас ты идешь так.
— Слышь, ты, хер со стальными яйцами, а не боишься, что я тебя в ловушку там заведу, а? Мудила. — процедила Триша. Сара с удивлением смотрела, как эта неопрятная, грязная девушка в рванье, с закованными руками и без какого-либо оружия дерзит незнакомцу, который только что чуть не задушил ее одной рукой. Если это можно конечно было назвать рукой. Да, смелости этой девушке было не занимать. Даже Сэм, наверное, засомневалась бы.
— Так-так, стойте! Успокойтесь! — Руди вновь вставил свое слово. — Давайте без ловушек и выкручивания голов? Нам нужно бежать!
— Ну так освободи меня, хрен ли ты ждешь? — протянула руки вперед Триша. — Раз так торопитесь, то давайте уж играть по одинаковым правилам.
— Мы не будет тебя освобождать, мусорщи… — но прежде чем хриплый голос из динамика закончил свою речь, Руди направил винтовку в наручники Триши, отведя ее ствол в сторону и, приставив оружие вплотную к тем, нажал на курок. Выстрел разорвал ее оковы, часть которых разлетелась на куски, а мусорщица, отскочив посмотрела на пулю, взрывшую землю. Затем подняла ладони, осматривая оставшиеся на руках браслеты.
— Ебать. — выпучив глаза, посмотрела она на Руди. Тот улыбнулся ей, передергивая затвор винтовки.
— Зря ты это сделал, мальчишка. — отпихнув Руди в сторону, их железный проводник прошел дальше. — Этими же руками она вскроет тебе горло, когда отвернешься.
Триша, подняв свой нож с земли, обтерла его об одежду, и без того полную крови и шагнула к солдату. Перевернув его тело, она отодвинула винтовку и принялась стягивать с него шлем. Сара, скривившись, отступила на шаг, прикрыв рот и взявшись за револьвер. Поддевая шлем ножом, она все не оставляла попыток сорвать его.
— Что ты делаешь? — нахмурился Руди.
— В смысле? — приподняла бровь Триша.
— Ну… — паренек поправил челку. — Мы же спешим.
— А если у него че полезное есть? — ощупывая второй рукой форму солдата и достав из нее пару обойм, мусорщица принялась бить лезвием ножа в стекло шлема, поняв, что тот застрял.
— Полезное? Ты шутишь? Может и правда оставишь мародерство на потом? — теперь недовольным был уже Руди. — Мы же спешим.
— Вы спешите. А я пытаюсь выжить. — разрезая ремешки на одежде солдата и срывая его бронежилет, присматривалась к трупу Триша.
— Успокойся уже. — наступил на грудь трупа Руди, указав своей винтовкой на оружие солдата. — Ничего дороже пушки и патронов у него все равно нет. А у нас нет времени!
Грозно глядя на него, Триша соскалила зубы, потянувшись рукой к винтовке, но как только коснулась ее, железная клешня перехватила ее руку, одернув со всей силы и откинув от тела солдата на пару метров. Сморщившись и снова поднимаясь на ноги, Триша взялась за нож. Плащ незнакомца раздувал ветер, демонстрируя его ноги, словно стальной скелет, полные трубок и проводов.
— Ты не будешь нести огнестрельное оружие. И это не обсуждается. — вновь поправив капюшон, сказал тот.
— Пошел ты, стальной мудозвон. — размяв плечи, Триша убрала нож и пошагала прочь из амбара. Руди переглянулся с их механическим проводником и, фыркнув, пошагал вслед за ней. Обернувшись, гигант бросил взгляд горящих глаз на Сару, откашливающуюся у стены амбара. Она выглядела, как живой труп. Бледная кожа, дрожащие руки и лицо, полное боли, при каждом вздохе.
— Идти сможешь? — обратился к ней тот.
— Д-думаю д-да. — кивнула она, посмотрев на винтовку. Неторопливо подняв ее, девушка поправила оружие в руках и пошагала, покачиваясь, к выходу, вслед за Тришей и Руди.
— Ты в этом уверенна? — донесся его вопрос из-за спины девушки.
— Не меньше ч-чем в том, что кажет-тся я схожу с ума. — пустив грустный смешок и облизывая кончиком языка десна, на которых чувствовался металлический привкус крови, вздохнула она.
— И с чего такое решение? — набрал воздуха в легочные мешки, спросил тот.
— Напомните, как вы там с-себя назвали? — потирая глаза, взглотнула слюну Сара. Горло было разодрано от кашля и делать это было трудно.
— Меня зовут Хартманн. Доктор Отто Хартманн. Но ты, конечно, слышала обо мне. — одним широким шагом нагнав ее, тот стал идти с ней вровень. — Обойдись без лишних вопросов. Я объясню все, когда придётся время.
— Да, вот, наверное, именно в тот м-момент я окончательно и уб-бежусь, что спятила. — дрожащим голосом ответила Сара.

Глава 63

Солнце стояло в зените. Оно было удивительно теплым по сравнению с последними днями. Лесные тени падали, сплетаясь очертаниями веток в какие-то пугающие узоры, напоминавшие паутину. Сара чувствовала, что становится теплее, а между снежным ковром на земле виднелись проталины. Ну неужели. Видимо, зима отступала, а значит, худшее должно было остаться позади. По крайней мере, так всегда было. Она привыкла к тому, что зимой, когда наступали холода, было сложнее всего разносить посылки и бродить по городкам в поисках нужного дома с получателем. Из-за болезненных слабых легких, она часто простужалась, а Дейзи отчитывала ее за то, что та не одевала шарф. И, что самое странное, это действительно казалось ей проблемой. Подумать только. Она считала больное горло и причитания Дейзи проблемой. Как глупо это сейчас звучит. Она многое отдала бы за то, чтобы Дейзи сейчас, ворча, надела на нее шарф и, укоряя за безответственность, протянула бы теплого чая с противопростудной смесью, пахнущей лимоном. Но все это сейчас казалось таким далеким и нереальным. Ее старый дом. Старая работа. Люди, которых она знала так давно. Словно она прожила еще одну жизнь, все чаще забывая о прошлом. И когда эти моменты все же накатывали, ей становилось грустно. Ведь она понятия не имела, как там сейчас люди, которые были ей дороги. Ровно, как и они не знали, что с ней, и какую жуткую боль она испытывает сейчас.
Ей было уже привычно прятаться. Передвигаться, пытаясь не попасться никому на глаза. Все последнее время лишь так она и жила. Лишь так жили они все. Оттого ничего необычного в том, чтобы пережидать за камнями или десяток минут прятаться за пригорком, помалкивая, она не видела. Мусорщица, что вела их, обходила чуть ли не целые километры и у Сары создавалось впечатление, что они ходят зигзагами. Стоило им дойти до очередного лесного массива, как Триша останавливала их суровым жестом и, призадумывавшись, садилась, осматривая территорию. Затем, с уверенным видом, вскакивала, указывая на ту ли иную сторону. Руди шел позади нее, несмотря на все-таки более-менее дружелюбный настрой, держа наготове свою винтовку. Сара плелась вслед за ним, а ее пугающий спутник, назвавшийся доктором Хартманном, шел шаг за шагом вслед за ней. Его пугающая тень мелькала из-за спины Сары, накрывая девушку. И ее несколько передёргивало от этого.
Что-то не укладывалось в голове. Она, конечно, знала, о докторе Хартманне. А кто не знал? Это был человек, научные подвиги которого все время любили славить по телевидению. По крайней мере, долгое время. А потом, внезапно, перестали. Сара, вообще-то, никогда не обращала на это внимания. Для нее это был очередной ученый, сродни политическому деятелю, портреты которого развешивали по больницам, как агитплакаты с Маккриди повсюду. Да и что она могла о нем вспомнить сейчас? Пару фактов, да и то с трудом.
Оглянувшись на жуткое существо позади, она взглотнула комок в горле и закашлялась, прикрыв рот рукой, чтобы не было так громко. Триша уже пару раз укорила ее, что если она будет «харкать кровью и кашлять на весь лес», то их всех не составит труда найти вовсе. Но это ее почти не волновало. Жуткие красные глаза под капюшоном метнулись на нее и Сара, прибавив шагу, отвернулась. Она вновь испытала недопонимание. В последнее время она слишком часто его испытывала.
Доктор Хартманн. Отто Хартманн. Очередной ученый. Их было так много, что всех Сара и не помнила. Кто там еще был? Эйнштейн? Ньютон? Девушка не помнила, чтобы их учили чему-то особому о них в школе. А вот о Хартманне говорили и не раз. Спаситель мира, гений и все в таком духе. Его формула, инъекции которой позволяли обезопасить организм от лучевой болезни и спасти сотни жизней, была, как ее величали «величайшим научным достижением двадцать второго века». Да уж, достижение. Придумать что-то от разложения легких он не мог? Тоже мне, гений, подумалось Саре.
Но вот, однажды, все упоминания о нем пропали. Вся слава доктора Отто Хартманна, «спасителя человечества», «гения» и все вот это, словно было смыто в унитаз. Причем, достаточно грубо и быстро. Сара помнила, как полицейские избили до полусмерти бедного доктора в их клинике, в Бей-41. Просто за то, что тот отказался снять его портрет. Она ведь даже и не придала этому значения. Избить человека из-за портрета. Хотя, она видела вещи и похуже. Чему уж там удивляться. Но в ее памяти вспылили и другие вещи. Кажется, когда они с Брэдом и тетей Мередит ходили в музей в Мейконе, ворчливый старик говорил что-то о Хартманне. Да, именно. Стенд. Там был пустой стенд, на котором, по его словам, раньше говорилось об Отто Хартманне. И пес стоял напротив него. Может, это был его питомец? Или он знал эту… Маргарет? Может, они были как-то связанны? Работали вместе? Пес привел ее к этому жуткому существу? В сознании, словно в ответ на эти размышления, всплыла картина животного, с раскромсанной головой распластавшегося по операционному столу, а рука Сары вновь занемела на месте укуса. Но зачем этому существу, выдающему себя за доктора Хартманна, убивать животное? Ради чего? Звучит, как бред какой-то. Все это звучало как бред. И Сара в жизни бы не поверила, если бы кто-то сказал ей про такое. В подземных лабораториях живут разумные животные и говорящие роботы? Что за чушь! Это же вздор, правда. Как в каких-то фильмах. Либо Сара была слишком уж глупа, чтобы понять что-то. Например, что он имел ввиду, там в лаборатории? «Обязана своей жалкой инкубаторной жизнью»? Эта фраза прозвучала в ее голове все отчетливей. Она не совсем понимала. А может, не хотела понимать.
Их путь продолжался долго. Ноги Сары уже болели. Заглушать кашель становилось невыносимо. Она уже так привыкла сплевывать кроваво-серые сгустки, что не находила это ужасным. Выплюнув очередной такой, она растерла его по снегу, пошагав дальше. Наверное, все дело было в том, что она уже смирилась со смертью. Но все еще была жива. Есть в мире люди, которые борются до самого конца. Те, кто готов идти на все, чтобы выжить. Люди, которым не знакомо слово «поражение». Сара была не из таких. Она просто устала. Устала от боли. Страха. Вечного побега. А сейчас, когда Сэм была где-то далеко от нее, израненная и ели живая, желание жить почти покинуло девушку. Лишь когда она была рядом, когда могла облокотится на сильные плечи подруги, когда чувствовала аромат прогорклого вишневого пива, пропитавший ее насквозь, когда слышала ее голос, биение ее сердца, когда могла притронуться к ней, лишь тогда, она была жива. Ни в какое другое время. Ей уже подписан приговор. Ей не помочь. Никогда и ничем. Поздно спасаться. Может ей и вовсе остались считанные часы. Пусть даже так. Желанием девушки было не продлить эти часы, а провести их с Самантой. Быть с ней рядом, хотя бы в последние мгновения. Чтобы ничто не смогло их разлучить. Уже нечего терять и приобрести ничего не получится, потому остается лишь желать находиться с теми, кто тебе дорог. Видеть их. В последний раз.
Саре и этой привилегии не досталось. Очередное ее поражение на этом жизненном пути. Люди, которых она любит, остаются так далеко от нее и затем исчезают из ее жизни. А вернуться к ним она не может. Будет жутко, случись так и сейчас. Куда они забредут? Может эта жутковатая мусорщица заведет их в ловушку? К работорговцам? Сара насмотрелась на этих уродов. И не хотела бы попасть к ним в плен. Сам факт того, что люди торгуют людьми, заставлял ее сердце обливаться кровью и сжиматься в отвращении. И почему человечество просто не может жить спокойно? Будь у нее шанс, она, наверное, постаралась бы сделать мир лучше. Но шанса ей не представилось. Она лишь загубила чужие жизни, разносила наркотики, даже убивала людей. А что хуже всего, сейчас, в этот самый момент, она не чувствует жалости. Ни к кому из них. Ее переполняет лишь жалость к самой себе. А кроме жалости лишь чувство отвращения к тому, каким же ничтожеством она на самом деле является.
При пересечении очередного холма, покрытого густой растительностью, Триша резко обернулась на них, махая руками и прыгая на землю прямо в холодный снег. Руди, не растерявшись, пригнулся, ложась на землю, в отличии от Сары, которая замешкалась и не поняла, что произошло. Но хватка железной руки этого Хартманна тут же повалила ее на землю и Сара, ойкнув, уткнулась лицом в холодный снег, вздрогнув. Сам же Хартманн, кое-как выгнувшись, скрылся за близлежащим камнем, устремив свой взгляд на кашлянувшую девушку.
Вдалеке послышался грохот. Она не сразу поняла, что это автомобили. Тихое жужжание двигателей выдало их, когда они проезжали совсем уж близко. Стараясь не шевелится, не смотря на жгущий щеки снег, Сара прищурилась, провожая глазами удаляющиеся за деревьями конвой черных машин. Странно, для такой-то местности. Но они пронеслись быстро, даже их не заметив. Несмотря на это, мусорщица вставать не спешила. Прошло больше пяти минут, проведенных ими на земле и лишь потом, Триша, привставая и приглядываясь, кивнула им, чтобы все могли подняться.
— Что это такое было? — стряхивая с себя снег, проворчала Сара, подбираясь ближе к парню и мусорщице, заодно стараясь поскорее отдалиться от не отстающего от нее ни на шаг существа, назвавшегося доктором Отто Хартманном.
— Конвой, кажется. — почесал затылок Руди, глядя в ту сторону, куда унеслись бронетранспортеры по полуразрушенной дороге.
— Вооруженные машины? Тут? — приподняла бровь девушка.
— Ублюдки. — прохрипел стальным голосом названный Хартманн. — Что они забыли в этой глуши? Неужели они пригнали за нами целый конвой?
— Могли бы и не пригонять, если бы кое-кто не устроил огромный взрыв в подземном бункере. — глянул на него с прищуром Руди.
— Кстати да. — кивнула Сара. — Это ведь вы виноваты в том, что нас преследуют. Вы же, ну, затопили эту лабораторию.
— Ага, — поддержал ее паренек. — и эти солдаты рыщут по лесам в наших поисках только из-за вас.
— Из-за меня? — медленно обернув на него голову, поверх которой ветер трепал капюшон, тот подступил к Руди. — А может это вы, неаккуратные глупцы, привели их за собой прямо к порогу научного комплекса?!
— Ага, как же. — Руди, выпрямив спину, демонстративно потер курок винтовки. — Мы привели отряд копов, а ты, кем бы ты ни был, устроил землетрясение на всю округу. Я уверен, в Атланте нас засекли.
— Конечно, засекли, идиот! — крикнул Хартманн. — Потому что вы облажались!
— Вы че, думаете, что эти мудилы ездят тут ради вас? Пха! — Триша усмехнулась, поигрывая ножом в руках. Сара удивилась, как сильно она сжимает острие. Крови на ее ладонях видно не было.
— Конечно. — ответил доктор. — Учитывая балаган, который устроили эти две амебы, не было никакого иного способа спасти их шкуры, не привлекая внимания. Теперь нам нужно убраться, как можно дальше, а по наши души Маккриди уже выслал целую армию, я уверен.
— Кто, блять, выслал? — нахмурилась Триша, задумавшись.
— Бенедикт Маккриди. — прохрипел Хартманн.
— Первый министр. — сказала Сара.
— Ну, главный гад, в общем. — улыбнувшись, попытался пояснить ей Руди на понятном мусорщице языке. — Он заправляет солдатами, городами и всем в таком духе. Вроде, знаешь, главаря общины у мусорщиков.
— И вы че, реально, бля, решили, что какой-то Макнаггетс будет посылать за вами, неженками, целую армию, мать вашу? — Триша говорила это посмеиваясь, словно знала что-то, чего не знали они.
— Убери ехидство со своей физиономии, мусорщица. — осматривал дорогу за деревьями Хартманн, поправляя свой плащ. — Я больше прочих здесь знаю этого человека. И знаю, на что он способен, ради достижения того, что ему нужно.
— Вы хотите сказать, что вы лично знали первого министра? — недоверчиво покосился на него Руди.
— Ну, если вы и правда… Ну… — Сара помялась, прежде чем сказать это. — Доктор Хартманн… То, что с вами вообще такое?
— Нам нужно идти, а не болтать о том, что со мной такое. — затянул в легочные мешки воздуха тот. — Эта история подождет. А вот прихвостни Бенедикта ждать не будут. Они прочесывают эти леса, и вы сами видели это. Даже тебя, мусорщица, схватили они.
— Да вы ебанулись. — усмехнулась Триша. — Какой-то огромный сраный робот и две неженки считают, что знают больше чем я, лишь потому что вы за стенами живете, да? Да нихуя вы не знаете. Эти типы тут не из-за вас шарятся. Нахер вы им сдались?
— Как будто тебе известно, для чего они здесь. — возмущенно сказал Руди, хотя при этом вложил некоторый интерес в свою фразу.
— Конечно известно, бля. — Триша расплылась в улыбке, почувствовав наконец свое превосходство в знании над цивилизованными спутниками.
— В смысле? — нахмурился парень.
— О чем ты, мусорщица? — даже Хартманна, кажется, зацепила ее фраза.
— Эти засранцы перевозят в своих машинах хреновы плазменные стержни. — обнажила зубы Триша, пытаясь изобразить ехидную ухмылку. Вышел, скорее, зловещий оскал.
— Что? — спросила Сара.
— Магда с Дафной говорили про это. Про то, что находили тот конвой. Они говорили про стержни, про солдат. — поправил челку Руди, задумавшись. — Я даже видел их лично. Но… Погоди, откуда ты это знаешь? — посмотрел он на Тришу.
— Нам, знаешь, ли, патлатый, приходится много о чем знать, чтобы выжить. — словно хвастаясь, сказала мусорщица, выпятив вперед грудь. — Например то, что эти херовы стержни используются как эти, бля… сердца для бомб, нахер. Вот. И между прочим, даже одной штуки достаточно, чтобы поток плазмы выжег все в округе к ебаной матери.
Руди, Сара и доктор Хартманн оглянулись друг на друга, а затем на Тришу. Сара даже закашлялась от удивления, а Хартманн, хоть его железный череп и не мог изображать эмоции, тем не менее, покачал головой в недоумении.
— А вы че, бля, думаете, что я тупая нахуй? Вот так вот, неженки. Не вы одни тут “цивилизованные” хреновы. — бросила с долей хвастовства Триша, не снимая улыбки и, водя острием ножа по ладони, медленно пошагала дальше вдоль деревьев. — И к слову, они еще, вроде как, охренительное излучение выдают. И если взять такой стержень в руки, от него должен остаться ожог. Болезненный, вроде как. — пожала плечами Триша, сжав острие кинжала в руке. — Но я бы так не сказала.
Дальнейший путь они вновь продолжали в молчании. Сара чувствовала, что ноги уже не держат ее. К тому же в ботинки попал снег и оттого ноги начинали замерзать. Каждый раз, когда она закашливалась, ее надзиратель впивался в девушку своими горящими глазами. Определенно, он все знал. Все, что она хотела узнать. Она боялась его. Он не походил на человека. Что стряслось с этим доктором Хартманном, Сара представить себе не могла, но он очень ловко орудовал в той лаборатории. Словно все знал. И он вполне уверенно, насколько это можно было сказать о его хриплом, механическом голосе, доносящимся из-под тряпья, говорил обо всем. Он знал. Но не говорил.
Крепко сжав в ладони рукоять винтовки Сара задумалась над тем, что ей делать дальше. Вокруг рыщут солдаты. Даже если мусорщица не предаст их, или не ошибется и выведет из западни, нужно понимать, как действовать? Руди наверняка предложит сбежать как можно дальше от их жуткого нового знакомого и вернуться в подземку. Вокруг царит хаос. Мейкон в огне, а земля горит у них под ногами. Им нужна помощь. К тому-же, где-то там сейчас Сэм… Одна. Израненная. Потерянная. Наверняка понятия не имеет, что с ними случилось. Они ведь уже должны были вернутся. И они вернутся, Сара пообещала себе это. Она не умрет так просто, сколько бы в нее не стреляли и как бы сильно не расползалась зараза из ее легких по внутренностям. Она не умрет так просто. Она вернется к Саманте, чего бы ей это не стоило.
Но в то же время, ответы были рядом с ней. Шагали в паре метров, нависая грозной тенью над девушкой. Сморщившись от очередного раздирающего горло приступа и сглотнув кровавый сгусток мокроты, ощущая его горький, жгущий вкус с оттенком металла, Сара покосилась на Хартманна. Из-под его плаща показывались конечности, напоминавшие импланты. Только, какие-то, более сложные. Она видела людей, заменявших органы на импланты. Ей и самой бы пригодились искусственные легкие, чего уж таить. Но здесь… Здесь что-то другое. Словно все его тело было создано из них? Но разве такое возможно? В ее понимании это все еще было каким-то бредом сродни передачам про инопланетные вторжения на телевидении.
Даже если предположить, что он и есть доктор Отто Хартманн. Даже если поверить ему. То что? Если она пойдет за ним, лишь бы понять, что с ней вообще происходит, каковы ее шансы? Определенно, шансы у нее были. В любом случае, жалости к нему она не испытывала. И могла бы пригрозить этому жуткому типу оружием. Прижав винтовку ближе к груди, она прикусила губу, пытаясь придумать, как выудить из него информацию. Он был сильнее человека. И, наверное, куда более живучий. Что бы он ни сделал со своим телом, он был сильнее Сары. И, наверное, тоже просчитывал сейчас, что он будет делать.
Поразмыслив над вариантами, девушка взвесила все за и против. Так редко жизнь ставит перед ней выбор. Так редко позволяет ей самой решать, что будет дальше. Но сейчас… Сейчас именно такой выбор стоял перед Сарой. Выбор, который, быть может, решит всю ее жизнь? Даст ей ответы. Хочет ли она их знать? Конечно. Ей очень интересно, почему ее пытаются убить, почему за ней гонятся, следят, охотятся на нее, как на зверя. Все эти мысли приводили ее в чувства, смешивавшие в себе гнев и искренне любопытство. Что было не так со всей ее жизнью? Чем она это заслужила? Для чего было все это? Даже если ответы разобьют ей сердце, она должна их узнать. Сбежать и провести всю жизнь в неведении, прямо сейчас, когда ради правды нужно лишь протянуть руку, она не могла. Она и без того слишком долго бежала. И на этот вопрос у нее не было другого ответа. Сара твердо решила для себя, что она добьется правды, чего бы та ей не стоила. А затем, когда узнает все, она вернется к Сэм, заберет ее и они вместе уйдут так далеко, как только это будет возможно. Оставив здесь все мерзкое прошлое, на пару с их грехами. Уйдут подальше от бойни, от ублюдка Генри Моралеса, от смертей и боли. Оставят Джорджию позади. И где-нибудь в Флориде, или, может, Алабаме, проведут ее последние дни. Счастливые моменты, которых они заслужили. И пусть весь мир катится к черту. Пусть сгорит, если ему так хочется. Но она будет жить, ровно до тех пор, пока не умрет на своих собственных условиях. В объятиях Саманты, где-нибудь на тихом, скромном ранчо. Главное, не на берегу океана. Смотреть на полные грязи и мусора приливы перед смертью ей не очень-то хотелось.
В ближайшие несколько часов они чуть было не нарвались на еще один патруль. Вечерело, а Триша все шла и шла, словно не зная усталости. Плутая посреди этих бесконечных лесов, Сара уже не могла представить, насколько они огромны. На карте Джорджия выглядела куда более скромно, в отличии от того, какой огромной она была на самом деле. Когда ее жизнь была ограниченна парой десятков километров вдоль железной дороги от Бей-41 она и представить себе не могла, что можно вот так бесцельно бродить вдоль лесной полосы, не встречая никакой жизни на пути. Конечно, мусорщица вела их так, чтобы они не пересеклись с кем-либо, но все равно подобное с трудом укладывалось у Сары в голове.
Когда солнце уже заходило и закат обрушился на лес обжигающими лучами, стало холоднее. Ветер проносился среди древесных стволов, забираясь под куртку. Вздрогнув, Сара вновь закашлялась. Мусорщица и Руди, идущие впереди, остановились. Решено было остановится и не идти дальше в ночи. Триша не была уверенна, что сможет разглядеть облаченных в черное солдат посреди ночи, а вот их приборы ночного видения и тепловизоры спокойно могли поймать силуэты их компании. Доктор Хартманн попытался настоять на том, чтобы идти дальше, ведь ему ни по чем ночной мрак. Но Руди уперся в том, что они никуда не пойдут. Хартманн уже решил спорить, но Триша вставила свое решительное слово, заявив, что «не попрется никуда посреди ночи, а если железножопому так охота попасться в прицелы неженок, то пусть топает один». Теперь уже ослушаться мусорщицу не решился никто.
Найдя небольшой пролесок, они укрылись от ветра за холмом. В темноте было почти ничего не разглядеть и Саре с Руди приходилось следовать за мусорщицей почти на ощупь. Лишь Хартманн шагал уверенно и четко, поскольку взгляд его глаз-имплантов прорезал любой мрак. В какой-то момент Сара чуть было не споткнулась на очередной крывшейся в снегу коряге, но прежде, чем она успела упасть, железная хватка Хартманна впилась в ее плечо, одергивая девушку. Вздрогнув, она увидела в ночи лишь его горящие глаза. В нем было что-то жуткое, но Сара заставляла себя не боятся. Чтобы узнать правду, нужно быть сильной. Иначе она сломает тебя. А страх делает тебя слабым, потому сейчас он был непозволителен.
Пока ветер со свистом и метелью носился по лесу, Руди предложил разжечь костер. Хартманн отказался наотрез, заявив, что это словно сигнальный маяк для солдат в лесу. Триша убедила его, что в такой глуши солдаты не ходят, к тому же ночью, но он был непоколебим. Руди уже достал было спички, собирая палки для костра, но доктор, замахнувшись ногой, разбил небольшую заготовку для костра, сказав, что не позволит этого сделать. Ровно в тот же момент Сара зашлась кашлем, дрожа и сплевывая кровь на снег. Она не могла понять, так ли действует на нее темнота, или же от нехватки воздуха перед глазами плывут пятна чернее самой ночи. Но когда ее усадили и помогли отдышаться, не потеряв сознание и заметив, как она дрожит от холода, чаша весов снова пала не на сторону жуткого доктора Хартманна. Руди развел костер, чтобы согреть хотя бы промерзшую до костей девушку.
Из-за покрытых снегом веток тот поначалу горел слабо и потух. Руди предпринял еще одну попытку. Но тщетно. Те небольшие языки пламени, что ему удавалось разжечь, быстро потухали. Сосредоточившись, паренек сдул челку, сползавшую на лицо и принялся вновь чиркать спичкой, в надежде развести пламя, но стоило ему поднести огонек к дровам, тот тут же потух. Тогда мусорщица, фыркнув, выхватила коробок спичек у него из рук, смерив Руди недовольным взглядом и, отпихнув его, принялась подкладывать небольших веточек, которых обломала с ближайших деревьев и укладывать их покомпактнее между сложенных парнем бревен.
— Даже костер развести не можете. — проворчала Триша, резко высекая из спички пламя и неторопливо подсовывая ее в ветки. — И как вы еще не сдохли, гребаные неженки. — покачала она головой, аккуратно прикрывая перехватившиеся языки огня руками от ветра и глядя, как костер медленно пожирает маленькие веточки, разгораясь все больше. Саре показалось, что Триша держала руки слишком близко к огню и что тот буквально облизывал ее ладони и пальцы, но она подумала, что ей чудится и из-за темноты воображение рисует это за нее.
Спустя минут пять огонь уже полыхал во всю, обдавая сидящих вокруг него целительным теплом. Сара чувствовала, как пламя пляшет рядом и как пышущий жар проходится по ее пальцам и лицу. Протянув руки и присев ближе к огню, она закрыла глаза, покашливая. Утерев стекающую с губ каплю крови, девушка почувствовала, что согревается.
— Чертовщина. — прохрипел Хартманн, подняв взгляд на взметающийся вверх столп пламени и следовавший за ним дым. — Это одна из худших ваших идей. Мы как на ладони с этим костром.
— У вас есть идеи согреться получше? — приоткрыла глаза, глядя на дрожащие руки, Сара. Она потерла ладони, в надежде разогнать кровь, но почувствовала лишь то, как немеют пальцы.
— Да уж, — покосилась на нее Триша. — тебя пробрала дрожь. Присядь еще ближе, чтоль. А то ведь замерзнешь нахуй.
— Куда еще ближе? — вздохнул Руди, тоже трясущийся от холода. — Засунуть руки в костер?
— Как вариант, хе. — мерзковато усмехнулась Триша, достав свой нож из-за пояса и покручивая его в руках. Пламя играло на его острие.
— Нас точно засекут. — сказал стоявший в паре метров Хартманн. Ветер раздувал его плащ, из-за чего его экзоскелет был как никогда раньше заметен в свете костра. Сара, даже нехотя, поглядывала на него, все еще пытаясь смириться с мыслью, что с ними тут стоит настоящий, чертов, андроид.
— Не засекут. Не ссы, страшила. — посмеялась Триша. — Тут обычно никто не ходит.
— Раз ты пробралась сюда, значит и кто угодно другой сможет, мусорщица. Особенно, если они идут по нашим следам. — голос Хартманна заглушала метель, но разобрать его было можно.
— Если они смогут найти следы в такой снегопад, то стоит пожать им руки. — вставил Руди.
— Патлатый прав, бля. — кивнула Триша. — Хер кто нас найдет в такую вьюгу. Не видать нихера, так еще и ночь.
— Если мы не будем достаточно аккуратны, они настигнут нас. — поправив свой плащ, Хартманн направился к возвышенности на холме. Все трое у костра проводили его взглядом. — С высоты я смогу дальше разглядеть, если кто будет подбираться. — он обернулся на Руди, указав на него своей железной рукой. — Ты, мальчишка, несешь на себе ответственность за ее голову, — он перевел палец на Сару. — если мусорщица тронет ее хоть пальцем, я убью вас обоих. Понял?
— Повежливей. — приподнял в руках винтовку Руди, положив ее на колени. — Кем бы ты ни был, я уверен, ты смертен.
— Я сам уже в этом не уверен. — прохрипел Хартманн, взрывая ногами наст. — Не спускай с этой мусорщицы глаз. Повторюсь, если что-то случится, вы с ней останетесь в этом лесу диким зверям на корм.
Руди проводил его холодным взглядом. Развивающийся плащ исчез во мгле. Хруст снега стал неслышим за воем ветра и вскоре силуэт Хартманна показался на холме, под которым ютились они трое. Триша, усмехнувшись, начала крутить и подбрасывать в руках нож, обходясь с ним достаточно виртуозно. И сжимая слишком уж сильно. Руди, которого это тоже напрягало, старался не подавать вида, но винтовку на коленях в сторону мусорщицы все же направил.
— Что это вообще за урод? — посмотрела на ребят Триша, в очередной раз подбросив нож и поймав его за острие. — Какой-то робот хренов?
— Ну, — Руди почесал затылок, поерзав на бревне, на котором сидел.
— Мы и сами особо не знаем. — помялась Сара, понимая, как это звучит.
— Я много какого гавна повидала за свою жизнь, — улыбнулась мусорщица. — но роботов, бля, клянусь, никогда не видела. Я видела всякого, даже крыс, размером с сраных собак… Но роботов? Бля, никогда.
— Это не робот, — начала Сара, кашлянув в кулак. Приступ был сильным и она чуть не повалилась на землю. Руди подскочил, чтобы поймать ее, но через мгновение кашель унялся. Кровь осталась на ее руке и Сара торопливо утерла ее о снег. Сейчас ее было больше, чем обычно и в груди прижгло сильнее, чем раньше.
— Срань. — прошептала Триша.
— Что? — девушка подняла на мусорщицу уставшие от недосыпа глаза.
— Этот кашель. — кивнула та. — Сложно его не заметить. От него, бля, мурашки по коже. Я видела, как люди подыхали и с втрое меньшим кашлем. А ты… Харкаешь кровью, мать твою. С такой херней долго не живут.
— Спасибо за оптимистичный прогноз. — простонала Сара.
— Да пожалуйста. — явно не поняв упрека, пожала плечами Триша. — Просто знай, что это жуткая срань. Бывало я видела, как простуда валила быков в десять раз крепче тебя. И, к тому же…
— Замолчи. — оборвал ее Руди, положив руку на винтовку.
— А че не так? — скривилась Триша. — Я говорю, как есть. Этой девке немного осталось.
— В твоем авторитетном мнении, мы, прости, не нуждаемся. — он сказал это так холодно, как только мог. Холодно-серые глаза Руди вцепились в мусорщицу, но ее это вовсе не проняло.
— Не знаю че вы тут себе удумали, неженки, но я вас уверю, она же сдохнет, если ей не помочь. — насупилась мусорщица. — От такой хуйни у вас, за стенами, я думаю, что-нибудь да найдется. Вы же, это, производите медикаменты и всю такую херню.
— Едва ли мы вскоре попадем за стены. — держась за горло и налаживая дыхание, прохрипела Сара.
— Ну так постарайтесь, блять. Потому что, выхаркивая свои легкие ты, бля, долго не протянешь. Меня сложно напугать, но я даю тебе зуб, а то и два, — она приоткрыла рот, щелкнув пальцем по своим явно больным зубам. — но вот с такой херней ты откинешься в ближайшие дня два или три.
— Ну и ладно. — тихо ответила Сара. Говорить громче из-за боли в горле она не могла. — Значит такая судьба.
— То, что ты не ссышь смерти, это конечно похвальная хрень, — задумавшись, кивнула мусорщица. — редкая особенность для неженок. Обычно все вы вопите и скулите, когда умираете.
— Со своей судьбой я уже смирилась. — прошептала Сара, потирая пальцы, на которых остались размазанные остатки крови и мокроты.
— Слушай, Сара, — начал Руди. — не говори так.
— Почему? — опустила взгляд девушка.
— И, правда, бля, почему? — недоумевала мусорщица. — Эта телка одна из самых храбрых неженок, что я видела. Она блюет кровищей и даже не боится так умереть. Это же редкость. Охуенная храбрость.
— Я не к тебе обращался. — судя по тону Руди даже его Триша уже сумела начать выводить из себя. — Сара, мы выберемся. Как только выйдем ближе к Мейкону, направимся обратно, к нашим.
«К твоим», подумалось Саре. Эти люди были никем для нее. Она не хотела умирать в их войнах и не хотела вновь лезть под пули ради Генри Моралеса и его ублюдков, какими бы целями он не прикрывался. И не хотела, чтобы Сэм вновь рисковала из-за него. В следующий раз ей может не повезти так. В следующий раз она может уже не выжить. Но следующего раза не будет. Как только она выведает у этого Хартманна правду, они с Сэм сбегут. Как можно дальше. А если подруге будет сложно идти, Сара потащит ее на себе, даже если ей придётся выхаркать оба легких.
— Я думаю, у Дафны найдутся еще лекарства, — размышлял Руди, скорее сам с собой. — я уверен, что будут. Мы поможем тебе. Не оставим в беде, правда. Ты хорошая девушка и я не позволю тебе умереть… вот так. Правда, Сара, — он поднял на нее свои серые глаза, словно пытаясь показать какие-то эмоции. Но девушка их не увидела. — мы выберемся. Потому что всегда выбиралась, ведь так?
Но Сара ему не ответила. Взяв в другую руку снега, она, превозмогая его обжигающий холод, стерла со второй ладони остатки кровавой мокроты и бросила грязный красно-серый комок снега в костер. Ладонь вздрогнула от очередного ощущения онемения. Посильнее принявшись растирать руки в районе старых шрамов, Сара смотрела на огонь, стараясь ни на секунду не отрываться от ощущения его тепла. Языки пламени плясали над горящими бревнами, словно танцуя. Подвинувшись чуть дальше от пламени, раздуваемого ветром, Сара потянулась к своему рюкзаку, расстегнув молнию и достав оттуда упаковку снеков, которую она купила еще так давно. Там же лежала и банка «Маверика», но она решила припасти ее на другой случай. Сейчас ей достаточно было адреналина и без энергетика.
Зазевавшись, Сара протерла глаза. Жутко хотелось спать. Поправив куртку, девушка подвинулась ближе к костру, достав упаковку снеков и распечатав их. Вообще-то из-за холода и усталости есть не очень хотелось, но живот урчал, сообщая о том, что ей нужно перекусить. Голод не был для нее чем-то необычным, она успела привыкнуть к нему, но раз уж сейчас представилась возможность, почему бы не перекусить.
Мерный хруст перебивал мысли и несколько отогнал сон. На упаковке было написано, что это нечто вроде печенек со вкусом «морского коктейля». Вкус же походил скорее на одну из тех добавок, что мешают в крабовые или рыбные снеки. Отличалась только резкость приправ. Сара могла поспорить, что во все эти снеки насыпают одни и те же химикаты, только в разных пропорциях. Слишком уж они были похожи на вкус.
Пожевывая очередную печенюшку, она подняла глаза на Руди, вздохнув и протянув ему упаковку. Она молча улыбнулся, взяв оттуда горсть снеков и начав неторопливо, словно смакуя, поедать их. Упаковка была пуста уже на половину, как Сара заметила на себе взгляд Триши. Мусорщица не слишком уверенно поглядывала на печенья в руках Руди и Сары, словно пытаясь понять, что они едят. Почувствовав некоторый укор от самой себя, Сара, помявшись, протянула упаковку Трише.
— Будешь?
— Это хлеб? — скривилась та, поглядывая внутрь пачки.
— Снеки. Со вкусом, ну, морского коктейля.
— Со вкусом чего? — приподняла бровь Триша.
— На, держи. Попробуй. — потупив взгляд, потрясла упаковкой Сара.
— Как скажешь. — пожала плечами та, выхватив у нее всю упаковку и запустив внутрь руку. Большой горстью вытащив почти половину всего, что было в пачке, Триша затолкала снеки в рот, принявшись пережёвывать те с надувшимися щеками. Сара потерла руку, не рассчитывая на то, что мусорщица возьмет у нее всю упаковку.
— Я думаю Сара предлагала тебе попробовать. — укорил мусорщицу Руди. — А не забирать у нее всю пачку.
— А? Че? — крошки посыпались у Триши изо рта. Оглянувшись, мусорщица вновь посмотрела на пачку и, оглядев парня и Сару, протянула пачку обратно.
Отстранившись, Сара поморщилась, покачав головой. Она, конечно, не могла назвать себя брюзгой, но брать что-либо из рук мусорщицы уже не хотела.
— На, — заглотнув всю кучу печенья, потрясла упаковкой Триша. — бери.
— Не-е-е, — неловко покачала головой девушка. — мне не жаль. Ешь.
— Угу. — мусорщица подняла голову, засыпая в рот остатки снеков из пачки и снова принявшись смешно их пережевывать. Это напомнило Саре, как Саманта кушала кукурузные хлопья всухую, но сравнивать подругу с кем-то вроде Триши ей показалось неуместным, и она отогнала эту мысль.
Покончив даже с крошками в пачке, мусорщица бросила упаковку в костер.
— Ну и как? — поинтересовалась у той Сара.
— Что как? — глянула на нее Триша.
— Тебе понравилось? Как тебе вкус? — она была уверенна, что та никогда в жизни раньше не ела чего-то подобного. Потому было странно не видеть ее восторга от ароматизаторов, добавок и усилителей вкуса.
— Какой вкус? — обтерла руки о свое тряпье Триша.
— Эм, — почесала затылок Сара. — «морской коктейль»?
— Это просто сухой хлеб. Мелкий. — совсем без восторга ответила та.
— Но ведь он со вкусом… — начала Сара.
— Я не чувствую вкусов. — холодно ответила ей мусорщица, в очередной раз повертев нож в руке.
— То есть? Вообще? — приподняла бровь Сара. Судя по виду Руди, доедавшего снеки, ему тоже было интересно.
— Вообще. — грустно приподняла уголок губ та. — Хочешь прикол?
— Какой? — Сару «приколы» от мусорщицы скорее напрягали.
— Глядите, бля. — выставив вперёд пальцы руки, Триша начала водить им прямиком над костром. Пламя облизывало ее пальцы, а той было словно все равно. Вытащив руку, она размяла ладонь и с издевкой помахала ей Саре, глядя на испуганный вид девушки. — Бу-у-у. — посмеявшись, потянулась к ней своей жутковатой рукой Триша. Девушка торопливо отсела подальше от нее. — Обожаю смотреть на такую херню. Реакция неженок всегда бесценна.
Когда метель поутихла и тепло костра начало ощущаться более ярко, Сара, подложив под голову рюкзак, прилегла, опираясь на дерево. Сон все равно побарывал ее. Зевнув, девушка глянула на холм, на котором отчетливо виделась фигура Хартманна. Его глаза были почти незаметны во тьме, но силуэт плаща в лунном свете виднелся прекрасно. Руди посапывал рядом. Он тоже устал и позволил себе отдохнуть, но выглядел напряженно. Винтовку в руках сжимал крепко. Вероятно, и вовсе не спал, несмотря на закрытые глаза.
Сара размышляла. В последнее время слишком часто. И все сводилось к одному. Ответы были у нее под носом. Не так ли? И если доктор не наврал, то вся правда была перед ней. Буквально ближе, чем на расстоянии вытянутой руки. Поглядев на Тришу, которая явно заметила, что девушка не спит, но не сдвинулась с места, поигрывая ножом у костра, Сара запустила руку в рюкзак. Достав оттуда голопроектор, она потерла устройство в руках. Теперь должно работать, если Хартманн не соврал.
Что-то внутри затрепетало от одной только мысли, что она все поймет, посмотрев то, что там записано. Коленки задрожали и сердце забилось чаще. В последний раз она испытывала такой трепет в тот момент, когда они с Роуз подбирались к одной из этих заброшенных лабораторий. Когда ее рука коснулась холодной сенсорной панели. Однако, в тот раз все закончилось разочарованием. Что же тогда пошло не так?
Переключив кнопку на устройстве, она запустила его. Первые несколько секунд прозвучали все еще знакомые помехи, но вот, что-то внутри вспыхнуло и проектор воспроизвел над собой небольшое трехмерное изображение. Сара улыбнулась, поджав ноги. Неужели? Работает? Она и глазам не поверила. На изображении был список из десятков, даже сотен записей. Текстовых и визуальных. Он явно содержал в себе доступ к большому количеству информации. Сара смотрела на названия записей и не понимала, о чем они. Большинство были датированы лишь цифрами. Выбрав одну из них, девушка пробежалась глазами по большим пластам текста. Ничего не ясно. Какие-то биологические исследования? Белки? Яйцеклетки? Дезоксирибонукле… что? Зря, наверное, она плохо слушала на уроках.
Закрыв документацию, она включила видеозапись. Первую, что была в списке из многих, десятков, сотен других. Экран вспыхнул после демонстрации порядкового номера записи. На нем появилась, забавно поглядывая в камеру, девушка, еще достаточно молодая, чтобы восприниматься серьезным ученым. Неаккуратная прическа, большие толстые очки и лицо, в котором виднелась растерянность. Но она узнала эту девушку. Это была та хозяйка пса. С фотографии, которую она нашла вместе с проектором. Доктор Маргарет Райт. Та, что ответила бы на все ее вопросы. И та, что по словам Тиффани, уже была мертва. Ее выдало не только знакомое лицо, но и желтый свитер под белым халатом, который запомнила Сара.
Помявшись и поправив камеру, девушка на записи улыбнулась.
— Дневник Пегги, запись номер… Ой. — словно опомнившись, доктор Райт выпучила глаза, покраснела, забавно поглядев в камеру и торопливо отключила запись. Сара, задумавшись, пересмотрела запись еще раз. Да, и правда, это был весь отрывок. Такой себе, судя по всему, электронный дневник.
Следом за этой записью следовала и другая. Судя по дате, заснятая меньше минуты спустя. Она была куда длиннее и, Сара надеялась, информативнее. На ней, доктор Райт, уже с нарочито серьезным видом, схмурив брови и диктуя все отчетливым голосом, смотрела в камеру с ровно выставленным ракурсом.
— Дневник доктора Маргарет Райт. — начала та. — Запись номер 312. Сегодня я прибыла в Джорджию. Тут все не так, как я представляла. — после этого, доктор Маргарет начала невнятную речь со своими впечатлениями о прибытии. Словно вела не научный журнал, а школьный дневник. Сара слушала всю запись до конца, в надежде наткнутся на что-то дельное, но нет. Все было предсказуемо просто. В конце, с лаем, в камеру ворвалась собака, принюхиваясь и ютясь мордой к хозяйке. Сара присмотрелась к животному. Доктор Райт называла ее Векс. Неплохое имя для собаки, но только дело было в том, что эта овчарка не походила на покойного спутника Сары. Остановив запись на моменте, где животное было видно сильнее всего, девушка принялась рассматривать его трехмерное изображение. Да, определенно, порода та же, но животное другое. Хотя, рано было делать такие выводы.
Закрыв запись и вновь подняв глаза на Хартманна, она потерла руки, прокручивая список из очередных прилагающийся лабораторных записей. Зевая и протерев сонные глаза, она включила следующую запись. И еще одну. И еще. Они были короткие, но в большинстве их них, самых первых, доктор Райт лишь болтала, словно сама для себя, смотрясь несколько зажато и неуверенно. Сара представляла ее… иначе. Определенно, доктор Хартманн знал ее. Маргарет постоянно упоминала о нем в записях, в промежутках между сообщениями о том, как звонила своим родителям и какое вкусное кофе пила на завтрак. Она скорее походила на простушку, чем на какого-то серьезного лауреата научных премий. Так Саре показалось поначалу, но потом появились записи доктора Райт из лабораторных комнат, где она с коллегами и лаборантами или брала кровь или вкалывала что-то кроликам, жабам, крысам и другим животным. И вот когда она начинала говорить научными терминами, буквально засыпая свой дневник фразами, от которых у Сары закипал и без того уставший сонный мозг, в ее компетентности не осталось сомнений.
Пролистав еще пару записей и поняв, что в списке их действительно очень много, девушка вздохнула, помассировав тяжелые веки. Просмотреть все это не представлялось возможным, а все те догадки, что пока приходили ей в голову, Саре казались какими-то странными и бредовыми. Отметя их и пролистав список резко вниз, чтобы посмотреть более поздние метки в дневнике, Сара зазевалась, не заметив, что к ней подошла Триша, посматривая на устройство в ее руках. Убрав нож за пояс, мусорщица пригнулась, поглядывая из-за спины девушки на небольшую голографическую панораму, которую проецировало устройство.
Протянув руку и выхватив у Сары голопроектор, Триша начала разглядывать его. Сара испуганно повернулась, чуть было не свалившись с корня, на котором сидела.
— Эй! Ты что творишь?! — стараясь не слишком громко возмущаться, обернулась к ней девушка, вскакивая с места.
— Че это за штуковина? — наклонив голову, Триша крутила в руках голопроектор, переключая кнопки на нем.
— Отдай! Отдай это мое! — полезла к ней Сара, поморщившись от исходившего от мусорщицы запаха. Та приподняла руки вверх, оглядывая вещицу и, перемещая ползунки на экране с интересом вцепилась в голографическую проекцию. Сара, в силу своего роста, даже подпрыгивая не могла дотянутся до поднятых рук мусорщицы.
— Да хорош, я ща отдам. — прикусив губу, мусорщица отступила от Сары на шаг. После очередного ее нажатия, прибор мигнул небольшим индикатором сбоку. Сара, поняв, что мусорщица не уступит просто так, приподняла куртку положив руку на револьвер. Судя по тут же ставшему серьезным виду Триши, та поняла, что это и правда не игрушка.
— Живо. Отдай. — стиснув зубы, протянула руку Сара. Мусорщица, покосившись на пистолет, пожала плечами и всучила устройство девушке. Сара заснула его в карман, от чего проекции начали сбиваться в непонятные образы, просвечивая ее куртку. От ощущения того, что прибор держала мусорщица, Сару передернуло и она принялась обтирать руку о штаны.
— Эй, ты че так взбесилась то? — аккуратно обошла Сару Триша, встав у дерева в паре шагов и поглядывая на девушку, все еще державшую руку на револьвере.
— Это мое. Тебе нельзя это трогать. — пыталась втолковать хоть что-то мусорщице Сара. — Поняла? Это моя вещь. Ты знаешь, что такое “чужое”?
— Я просто хотела посмотреть, мать твою. — фыркнула Триша.
— Ты не имеешь права что-то выхватывать у меня из рук. — нахмурилась Сара, отпустив рукоять оружия и поправив куртку, из-под которой доносился искаженный свет проектора. — Ты должна хотя бы спросить.
— Успокойся, неженка, — усмехнулась Триша, жестом попытавшись успокоить Сару. — че ты так взъелась? Яж не в пизду к тебе полезла. Просто решила глянуть, что за прикол у тебя.
— Больше так не делай. — все еще обтирая ладонь о джинсы, глядела на ту Сара, отступив назад к своему месту и усевшись. — И… Не. Прикасайся. Ко. Мне. — скривилась она, взяв снега и принявшись обтирать свои руки от грязи, которой на них даже не видела. Но она еще помнила, как от одного только пребывания рядом с токсичной прибрежной свалкой, у нее шелушились руки. Теперь же ее не оставляло ощущение, что мусорщица оставила на приборе еще больше заразы.
— Ладно-ладно, неженка. — покачала головой Триша. — Скажи хоть, че это?
— Голографический проектор. — достала тот из кармана Сара, глядя на очередную проецируемую запись.
— Смотрится… ахуенно. — кивнула Триша задумчиво и поглядывая на трехмерное изображение в воздухе у рук Сары. — Никогда такого не видела.
— Я тоже. Их больше не производят. Это редкость. — глядя на застывшее изображение записи, сказала Сара. На нем доктор Райт, видимо, записывала разговор с какой-то пациенткой. Небольшой девочкой.
— А почему не производят? — подняла бровь Триша.
— А я-то, блин, откуда знаю? — бросила Сара, пытаясь показать мусорщице, чтобы та отвязалась от нее.
Внимательно разглядывая запись, она не узнала девочку. Впервые ее видела. Не ее лицо, ни ее голос Саре не был знаком. Прибавив громкости звука, девушка заметила, что в этих кадрах Маргарет Райт была старше. Гораздо. И выглядела куда менее оптимистично. Скорее вовсе сломлено. Уставшее лицо, бледная кожа, мешки под глазами. Словно время сломало ее. Это резонировало с первыми увиденными Сарой записями.
— Как правильно пишется? — поправила камеру доктор Маргарет, вновь обернувшись к девочке. В ее чертах угадывалось что-то, но что именно, Сара понять не могла.
— Мицкевич. — ответила девочка, взволнованно оглядываясь, а затем повторила более медленно, чтобы доктор смогла записать. — Ми-ц-ке-вич.
— То есть я правильно записала? — Маргарет отчетливо пыталась говорить спокойно, но в ее голосе угадывалась дрожь и неуверенность. — Нина Мицкевич?
— Да. — кивнула девочка. — Все правильно.
Сара тут же остановила запись, замерев. Затем поглядела на Руди, дремавшего неподалеку. Отмотав запись назад, она просмотрела ее еще раз. Триша, пытаясь скрыть свою заинтересованность, поглядывала за тем, как работает проектор. Когда уже третье воспроизведение записи закончилось, Сара прикрыла проектор, оглядываясь по сторонам. Ее внимание вновь привлек силуэт Хартманна, облекаемый лунным светом, на холме. От постоянных раздумий, ее мозг уже закипал.
Приподнявшись, она подошла к Руди, подсев рядом. Тени от огненных бликов костра мерцали на его лице, наполовину прикрытом челкой. Помявшись и прикусив губу, Сара ткнула его локтем. Парень открыл глаза, зевнув и поправив винтовку в руках. Первым делом он посмотрел на Тришу, удостоверившись, что та сидит смирно, а затем уже обратился к Саре, жестом убирая с глаз волосы.
— Что такое? — улыбнулся ей Руди.
— Слушай, — Сара потерла в руках проектор. — я не знаю, как сказать…
— О чем? — приподнял бровь тот.
— В общем, — вновь отмотав запись к самому началу, она протянула проектор Руди. Уже только увидев заставку, тот изменился в лице. Нахмурившись он не отрывал взгляда от изображения. — вот.
Только Сара успела включить запись, как Руди вырвал у нее из рук проектор, глядя на доктора Райт, обращавшегося к его сестре. Как только запись дошла до конца, он посмотрел на Сару, но ничего не сказал. Включив ее снова, парень остановил ту на моменте, где лицо его сестры было видно куда более отчетливо. Приблизив его к себе, паренек попытался коснутся изображения рукой, но пальцы перекрыли проекцию, жутко исказив изображение.
— Что это? — тихо спросил он, вновь запуская запись. Застывший силуэт Маргарет Райт все так же натянуто улыбался девочке.
— Какая-то запись… Я не знала, но… Потом… — девушке было действительно трудно подобрать слова. — Это же…
— Нина. — тихо сказал Руди, не отрывая взгляда от движущейся модели ребенка, воспроизводимой проектором. — Но откуда? Что? Что это значит? — покачал он головой, вновь включая запись.
— Понятия не имею. — вздохнула Сара.
— Откуда это здесь? Где ты это взяла?
— В лаборатории. Но, слушай, я понятия не имела, что там твоя сестра. Я… Это же она? Ты уверен?
— Шутишь? — дрожащим голосом прошептал он. — Это она. Это Нина но… — парень запнулся вновь, глядя на застывшую запись. Медленно летящие с деревьев хлопья снега проходили сквозь нее, вызывая на голограмме рябь.
— Но ты говорил, что она…
— Мертва. — отрезал Руди, перебивая Сару. Вновь запуская проекцию, он даже не глядел на девушку. Взгляд его серых глаз непрестанно тянулся к голограмме юной Нины. Он цеплялся за каждую мелочь на картинке, пока зловещие тени от затухающего костра метались по его лицу.
— Это ведь там? Из-за теракта? Братья Далласы, ну, в той больнице? Когда мы были в Саванне, на Алее Памяти, — но Сара вновь не успела договорить.
— Да. — оборвал ее Руди, тяжело дыша. Челка вновь сползла на его холодные глаза.
— Выходит, что это запись из клинки? До взрыва? — приподняла бровь Сара.
— Что-то не сходится. — прошептал он, указав на дату, мерцающую поверх изображения. Это была маркировка записи. Информация о том, когда проекция была записана. — Эта дата.
— А что с ней не так?
— Взрыв был за полгода до этого. — скривившись, сказал Руди. Огонь перед ними уже почти потух и становилось холодновато. Искры, вылетающие из-под углей, отражались в его серых глазах, впервые выражавших что-то кроме безразличия. — Это более поздняя запись.
— Ты уверен? — Сара с трудом могла понять, что это значит.
— Я во многом в своей жизни могу быть не уверен. Но это, — словно инстинктивно, парень снова перемотал запись на самое начало. — это я знаю точно и наверняка. Я могу ошибаться насчет разных вещей, но насчет того случая – никогда.
Несколько мгновений они промолчали.
— Выходит, она не погибла тогда? — почесала затылок Сара, кашлянув.
— Я не знаю. — тяжело выдохнув, Руди нахмурился, вцепившись в винтовку и подняв взгляд на силуэт доктора на холме. — Зато я знаю, кто знает.
— Я не слишком то ему верю. — вздрогнула Сара, видя, как Руди поднимается с места. Вскочив вслед за ним, она преградила ему дорогу. — Что ты хочешь сделать?
— Пойдем к нему и выпытаем из него правду. Чем бы не была эта тварь. — стиснул зубы Руди, снимая винтовку с предохранителя.
— Нет. Стой. — уперлась руками ему в грудь Сара. Его тяжелое теплое дыхание било прямо ей в лицо. — А если он убьет тебя?
— Наплевать. Кто бы он ни был, он знает все об этих бункерах. Ты сама мне это сказала. Пусть скажет все, прямо сейчас, — Руди поправил винтовку в руках, держа ее в боевом положении. — а затем прикончим его и вернемся к нашим. Я думаю им пригодится информация об этих бункерах. Дафна и Хэнк найдут, как нам их использовать. — голос Руди полнился нетерпением.
Он хочет рассказать об этом всем Генри Моралесу? Это было главное, что услышала Сара в его словах. Нет. Нет-нет-нет. Если вся эта история с взрывом больницы, детьми, сестрой Руди, доктором Маргарет связанна напрямую с слежкой за Сарой и попытками ее убить, Моралес сожрет ее заживо. Он всегда ненавидел ее. С тех пор, как умерла Магдалина. Как будто бы она была виновата в ее смерти. Как будто бы у нее был выбор. Нет. Ну уж нет. Ей вспомнилась измученная Тиффани, умирающая среди холодных тоннелей. По спине пробежали мурашки. Ублюдок Генри Моралес наверняка решит использовать ее как козырь. Чтобы выманить братца-коменданта, или еще чего хуже. Она не разменная монета. Она не позволит играть собой. Больше нет. Она вернется и сбежит, вместе с Сэм, как и решила в планах. И этого плана она собиралась придерживаться, а значит, нужно было не дать Руди прикончить жутковатого доктора раньше времени.
— Ты вообще видел, что он из себя представляет? — кивнула на стоящего вдалеке Хартманна Сара. — Ты реально уверен, что, пригрозив ему винтовкой, ты напугаешь его? Забыл, как он несколько часов назад раскроил лицо тому солдату, который чуть было не поймал нас?
— Я его не боюсь. — Руди попытался шагнуть вперед, но Сара, пытаясь сообразить, как остановить его, шагнула ему наперекор и положила руки на его винтовку, опуская ее вниз.
— Руди, не делай глупостей. — взволнованно пролепетала она.
— Мы уже их наделали. — вырвал винтовку из ее рук парень. — Так давай выпутаемся. Узнаем, что эти ублюдки сделали с моей сестрой, а затем вернемся и все расскажем. Если все это ложь, если дети были живы и они похитили их. Представь, какой это удар будет для Атланты.
— О, это будет жуткий удар для Атланты, но только если этот парень раздавит тебе голову своей стальной клешней, мы не сможем его нанести!
— Я не позволю просто так оставить это все безнаказанным. — он, подняв перед лицом Сары проектор, указывая на запись с сестрой. — Ты же понимаешь, это знак. Это доказательство того, что все ложь. Если Нина была жива, если все это неправда… — голос Руди вздрогнул. — Мы отомстим им за все. За Магдалину, за детей, за всех, кто погиб, Сара. Мы отомстим им за то, что они сделали с Сэм. — кажется, он попытался использовать главный козырь. Но Сара отбросила чувства в сторону. Как бы она не хотела отомстить тем, кто навредил Саманте, в первую очередь эта правда – подарок для Генри Моралеса. А она не позволит этому ничтожеству воспользоваться данными и тем, что все это связанно с ней. В горле вновь встало пугающее ощущение пистолета, которое Моралес засунул ей в рот. Колени Сары вздрогнули. Нет, она этого не допустит.
— Послушай, Руди, — девушка решила импровизировать. Взяв голопроектор у Руди, она еще раз посмотрела на запись, а затем на парня. — давай не делать поспешных действий. Успокойся. Прошу тебя.
Он несколько мгновений посмотрел на Сару, затем поглубже вдохнул и отвернулся, покачав головой. Руди снова изменился в лице, помассировав глаза.
— И что ты предлагаешь? — спросил он более мягко, словно прислушиваясь к ней. Сара задумалась над тем, что же предложить ему дальше.
— Знаешь, ему зачем-то нужна я. — указала она на Хартманна. — Так давай обхитрим его. Давай я вотрусь к нему в доверие. А затем, когда он сам расскажет все, мы сбежим и уже потом…
Она не хотела сказать, что согласна с его планом, но Руди вновь ее не дослушал. Парень опустил винтовку, кивнув и вновь подняв на Сару взгляд. Его глаза снова были прежними, словно трезвость мысли вернулась к нему.
— Идет. Ты права. Кем бы не был этот парень, он пытается держаться ближе к тебе. Давай используем его. А затем разберемся с этим всем. — твердо сказал он. Что-ж, видимо сработало. Теперь осталось как-то выкручиваться дальше.
— То есть ты согласен? — уставилась на него Сара.
— Да. Давай попробуем по-твоему. — отступил он к костру, подкидывая ветку в угли, но все еще держась настороженно и удерживая палец на курке винтовки. — Дождемся утра и пойдем за этим ублюдком. Выведаем у него все. Про тебя. Про Нину. Про эти бункеры. А потом покончим с ним и вернёмся к нашим.
Значит и правда поверил. Ей же лучше. Сара никогда не была мастаком по части сложных планов, да и импровизация у нее выходила не очень, но видимо некоторая симпатия к ней со стороны парня сыграла ей на руку. А значит ее план все еще был работающим.
— Тогда я попробую выяснить у него, что он планирует сделать дальше. Да? — изобразила заинтересованность в мнении Руди девушка.
— Давай. — он указал на снятую с солдата винтовку, лежавшую у рюкзака Сары. — Но на всякий случай возьми это. Я тоже буду настороже. Подстрахую, если что. — прижал он к груди оружие.
— Пожелай мне удачи. — повесила винтовку на плечо Сара, пошагав на нависающий над ними холм.
— Ты права. — задумчиво кивнул Руди, глядя на затухающие угли костра. — Удачи. Надеюсь мы еще не израсходовали весь ее запас.
Триша обернулась на Сару, поднимающуюся на холм и проводила ее взглядом, пока девушка исчезала в ночной темноте. Сугробы тут были больше, чем снизу и Саре пришлось постараться, чтобы пробраться через них. Она зачерпнула еще снега в ботинки, но холод ее уже не пугал, пусть она и закашлялась от озноба. Теперь внутри нее бушевало пламя, и это была не боль в легких. Она разрывалась, пытаясь придумать, что делать дальше. Как обвести всех вокруг пальца, чтобы ни она, ни Саманта, не пострадали, да еще и успели сбежать? Вариантов было немного, значит надо было действовать по ситуации.
Поправляя плащ и с хрипом затягивая воздух в легкие, Хартманн с пригорка глядел вдаль. Снег уже осел на свисающим с него тряпье, но его новому телу было плевать на холод и жару. Он ничего не ощущал. Наверное, это было единственное в этом сейчас он был схож с ненавистной ему мусорщицей, сидящей у костра внизу.
Поднявшаяся на пригорок Сара подошла к нему ближе. Он даже не обернулся, хотя точно ее услышал. Закашлявшись, девушка сплюнула кровавый сгусток на снег, переступив с ноги на ногу.
— Что ты хочешь сказать, девчонка? — прохрипел Хартманн.
— Я… Да просто… — вздохнула она, потирая шрамы на руках. — Хотела, воспользовавшись случаем, задать пару вопросов.
— Когда я сказал «всему свое время» ты не слушала, или не пожелала услышать? Терпение никогда не было твоей сильной стороной, девчонка. — ветер потрепал его плащ, вновь оголяя механизированное тело.
— Не в этом дело. Просто, кхе, — Сара снова закашлялась. — я решила, что имею право услышать хотя бы пару ответов. Разве нет?
— И какие же ответы, ты хочешь услышать? — оглянулся на нее Хартманн. Сара взглотнула комок в горле, перебарывая желание отвернутся от взгляда его глаз-имплантов.
— Ну, как минимум, что с вами стряслось? Если вы и впрямь, ну… Отто Хартманн? Что с вашим телом? Почему оно?..
— Это не мое тело. — прозвучал его железный голос. — Это лишь экзоскелет, управляемый нейронными импульсами моего мозга. Едва ли от моего тела еще что-то осталось.
— Импульсами мозга? — приподняла бровь Сара.
— Имитация нервной системы, передающая сигналы этим конечностям-имплантам. — отмахнулся доктор. — Своеобразная искусственная нейротрансмиссия. Хотя откуда тебе знать, что это такое? Кхе.
— Так выходит, все ваше тело состоит из имплантов? — оглядела его стальные руки Сара.
— Именно так. — вновь поглядел вдаль Хартманн.
— Но разве… Разве это возможно?
— Я тоже в это не верил. — поднял перед собой трехпалые руки-клешни доктор, щелкнув ими и натянув на них рукава подальше. — Но, знаешь, девчонка, жизнь иногда любит насмехаться над нами. Вот ты считаешь какую-то идею идиотской, а в какой-то момент эта идея – единственное, что может сохранить твою жизнь, висящую на волоске от кончины.
— То есть вы создали такую штуку, чтобы… выжить?
— Не я. Эта идея принадлежит другому. Ирония в том, что он никогда не мог ее закончить. Допускал простейшие ошибки. Его мания собственного величия и ощущение избранности его идей вывели моего коллегу из ума и он просто-напросто допускал элементарнейшие просчеты в собственных схемах.
— А что… Что стало с вашим настоящим телом?
— Думаю, от него уже избавились. — ответил тот.
— Вам пришлось… Как-то переместить свой разум в этот…
— Экзоскелет. Пожалуй, самое емкое название для этой сложнейшей имитации человеческого организма. Настолько дотошной, что аж тошно. Виктор был помешан на превосходстве имплантов над плотью. А я насмехался над его идеями. И что в итоге? Пришлось доверить мой мозг этой машине.
— Виктор? — недопоняла Сара.
— Один мой коллега. Напыщенный индюк, верящий в то, что если он поздоровается с людьми за руки, то подхватит инфекцию. Боюсь представить, что он думал о прочих физических контактах между людьми, кхе.
— Погодите, — подступила к нему ближе Сара. — вы сказали мозг?
Хартманн вновь обернулся на девушку. Он несколько мгновений простоял молча, а затем, подняв руки, скинул с себя капюшон, демонстрируя жутковатый череп, скованный из стали, и заменявший ему голову. Место рта замещал динамик, из которого исходила речь доктора, глаза-импланты горели в ночной темноте, несколько трубок были подведены к черепу, опускаясь к легочным мешкам в скованной из стальных прутьев грудной клетке, заменяя дыхательную систему. А посреди черепа, за всеми этими проводами и механизмами, виднелся плавающий в странной серой жиже мозг. Человеческий мозг. В какой-то округлой банке. У Сары просто не нашлось слов для увиденного.
— Нечего сказать, верно? — затянул воздуха Хартманн. — Мне тоже сложно подобрать слова.
— Но… Зачем вам было делать это? Ваше прошлое тело умирало или?..
— Я был в западне. Меня окружили и хотели убить. Избавится от меня. Стереть все мои достижения с лица земли и сделать так, чтобы мое имя исчезло из истории. Это был мой единственный способ выжить.
— Вы так перешли дорогу Атланте? — приоткрыла рот Сара, сама с трудом убеждая себя, что она сейчас действительно стоит и говорит с жутким мозгом, запертым в экзоскелете.
— Перешел.
— И что же вы такого сделали?
— Я перебил всех своих коллег, уничтожил кучу данных и привел в негодность десятки лабораторий, в которые вливал средства первый министр. — вновь накинул на свой стальной череп капюшон Хартманн. — А еще я убил президента Паттерсона, и чуть было не убил Бенедикта.
— Стоп, что? — последние слова врезались в мозг Сары сильнее прочих.
— Что? — хриплый звук из динамика доктора напомнил смех. — Ему было за девяносто лет. Каждый в этой проклятой стране знает, что жизнь Хьюго Паттерсона поддерживали импланты. И их обслуживание он доверял лишь самым проверенным людям. А я занес туда скверну, медленно разъедавшую его изнутри. Как иронично, что его убило то, что он сам собирался использовать, как оружие.
— Стоп-стоп. Погодите-ка. — выпучила глаза Сара. — Но ведь по новостям сказали, что…
— Мало ли что сказали по новостям? Ты им все еще веришь?! Если там вдруг скажут, что гребаные марсианские колонисты вернулись с космическим флотом, чтобы захватить землю, ты им тоже поверишь? — яростно выпалил тот.
— Эй, полегче. Просто, ну… Это несколько шокирует. Я думала он умер от старости или что-то в этом роде. А выходит его убийца сейчас стоит прямо передо мной.
— Он бы жил еще лет двадцать, будь он проклят. Не он был моей главной целью, а Бенедикт. — сжал железные кулаки Хартманн.
— Вы и первого министра хотели убить?
— Но к сожалению, не смог до него добраться.
— А разве вы не были кем-то вроде соратников? Раньше по телику показывали, что вы и первый министр вроде как ладите. Ну, или это тоже была ложь?
— Нет. Не была. Но с тех пор все изменилось.
— Что такого случилось?
— Он убил их.
— Убил кого? — подняла бровь девушка.
— Маргарет и нашего нарождённого сына. — прохрипел доктор.
— Стоп? Маргарет Райт? Доктора Райт? И вашего сына?
— Именно так. На его плечах лежит их смерть. И вся моя жизнь пройдет впустую, если он не поплатится за это. — Хартманн снова посмотрел на Сару. Теперь блеск его глаз не так уж ее пугал, хоть некоторая неприязнь внутри все еще ощущалась.
— Так вы и доктор Райт были вместе, вроде как?
— Я любил ее. И пытался спасти. Я бросил все силы, что мог, лишь бы спасти ее. Но было поздно. Бенедикт отнял мой последний шанс на ее спасение. В этой битве я проиграл. Но тогда же и он допустил тогда свою главную ошибку.
— Какую? — Сара не совсем понимала, о чем речь, но пока доктор разговорился, задавала вопросы, чтобы вытянуть из него максимум информации.
— Он поверил, что я простил его. — кашлянул Хартманн.
— А доктор Маргарет? Она… Что с ней случилось?
— Это уже неважно. Она мертва. Моя Пегги. И мой сын. Память о них, все, что у меня осталось. И лишь эта память подогревала мое желание жить все эти годы. Память и желание отомстить.
— Тиффани сказала мне, что доктор Маргарет могла бы все мне рассказать. А теперь вы, видимо, последний, кто может это сделать.
— Тиффани? Кхе. Ты имеешь ввиду агента Фрайдей?
— Вы знаете ее?
— Конечно знаю. Она работает на Беверли и службу государственной безопасности Джорджии. Слежка. Разведка. Спецагент, если тебе угодно. Учитывая, сколько раз она упускала возможность тебя схватить, в деле спецагентом она была не очень.
— У нее всегда почти получалось. Мне ее жаль. Она мертва.
— Мертва? — покосился на девушку доктор. — Когда она успела?
— Раскусила ампулу с цианидом. Когда попала в плен. В общем, как бы это сказать, я все это время была с людьми…
— Конечно я знаю, с кем ты была, идиотка! Ты якшалась с опасными ублюдками, подставляя свою голову под пули! А ради чего? Чего ты добилась? Расположения своей гомосексуальной подружки? Ох, и за что ты такая невежественная и недоразвитая особь.
— Эй, хватит обзываться. Что у вас вообще за привычка такая?
— Кхе. Лишь говорю, что взбредает на ум. Мне сложно себя контролировать. — он постучал пальцем по черепу. — Жидкость в этой черепной коробке подлежит замене. Она уже почти израсходовала себя. Мне нужно ее заменить, иначе будет худо. И я как раз продумывал, как мне это сделать. Если хочешь узнать ответы, ты должна пойти со мной. Я все тебе расскажу. Не обещаю, что правда придётся тебе по душе, но мое слово у тебя есть. Я поведаю тебе, кто ты и зачем ты была создана.
— Создана? Ладно, придержите коней. Мне нужно как-то убедить Руди идти с вами. Он… Он видел на записи проектора свою сестру и… В общем, нельзя его оставлять, но и с вами иметь дел он не хочет. Он настаивал, чтобы мы вернулись к его людям назад и…
— Вернутся? Да ты, верно, шутишь, девчонка. Либо ты еще глупее, чем я думал. Неужто ты хочешь поспорить, что Генри Моралес и его банда тебе не друзья?
— Откуда вы его знаете?
— Ровно оттуда же, откуда знаю, что ты выросла в одном из этих вшивых поселений. Бей-41. Сбежала оттуда с психанутой наркоманкой Самантой Кессиди и этим жутким недоноском Рудольфом. И что вы бы пропали без помощи дочери Коуди Роудсона, мисс Роуз. Я знаю все, через что ты прошла. Как ты попала к Тео Фишеру и его недоумкам. Как ты чуть было не умерла десятки раз. И как ты могла умереть если бы не моя гребанная помощь.
— «Ваша гребанная помощь»? Пф, да о чем вы вообще?
— О твоем псе. Неужто ты еще не поняла, девчонка?
— О моем псе?
— Да, об щенке Векс. Маргарет очень не хотела с ним расставаться.
— А вы, — вздохнула Сара, вспомнив искромсанный труп собаки на лабораторном столе. — вы убили его. Он часто помогал мне. Я думаю его стоило похоронить.
Со свистом затянув воздуха в легкие, Хартманн вцепился ей в куртку, одёрнув ее к себе и чуть было не взвыв, надрывая динамик. Кажется, он снова ни с того ни с сего пришел в ярость.
— Это я помогал тебе, имбицилка! — рявкнул доктор, встряхнув девушку. — А эта шавка всего лишь жалкое тело, которым мне приходилось воспользоваться. — он отпихнул Сару и та чуть было не повалилась на снег. Постаравшись не упасть и сохранить самообладание, Сара откашлялась и удержала себя в руках. Нужно было хотя бы стараться не подавать вида, что все это ее жутко пугает.
— В смысле вы? Вы управляли моим псом? — нахмурилась Сара.
— Ох, — прикрыл лицо железной рукой, покачав головой Хартманн. Этот жест выглядел невероятно человечно для экзоскелета. — какая же ты… Все это время я и был этим гребаным псом. Чтобы сбежать, мне пришлось пересадить свой чертов мозг в чертово тело чертовой собаки! Ты просто не представляешь, через что мне пришлось пройти!
— Да это же бред!
— Согласен, звучит ужасно. Но такова правда. — развел руками доктор,
— Но ведь… Ведь… Если бы это было так… Постойте, ведь… Тот шрам на загривке у пса. И когда в лаборатории он открыл дверь, и… Нет-нет. Я сейчас с ума сойду. Я не шучу. Это же не может быть правдой.
— Смирись с этим или просто забудь. Это уже неважно. — махнул конечностью Хартманн, поглядывая вдаль. Сара не понимала на что он смотрел.
— Нет. Стойте! Это важно! Когда мы жили в квартире у Клэр, я же выходила из ванной прямо на глазах моего пса! Вы же не хотите сказать, что… Черт… — Сара покраснела, скрестив руки на груди и поджав ноги.
— Какие все же низменные вещи тебя волнуют, девчонка. — фыркнул, выдыхая, Хартманн. — Порой я поражаюсь ничтожной приземленности твоего мышления.
— Но разве это возможно? — нахмурилась Сара, опустив взгляд. — Выходит вы всегда были рядом, но… Эй, погодите-ка! — выставив перед собой руку, Сара недовольно вгрызлась взглядом в Хартманна, демонстрируя ему свои укусы. — А это как понимать?!
— А, это. — спокойно ответил доктор. — А как иначе я мог объяснить тебе, что биометрический сканер работает не на отпечатки твоих проклятых пальцев. Интересно, сколько бы вы с мисс Роудсон стояли у той лаборатории, пытаясь прижимать твою ладонь к панели, если бы я не заметил, что двери были уже открыты.
— Блин, да это же просто жуть какая-то! Вы хоть понимаете, что вы маньяк?!
— Может быть. Но иного выхода у меня не было. Ты хоть представляешь, какие ограничения выставляло передо мной тело этой жалкой шавки? Да ты и представить себе не можешь, девка, через что я прошел!
— А через что прошла я, а?! Могли бы хоть, там, ну, не знаю. Какой-то знак подать что-ли. Или там записку какую-то сварганить. Вы же доктор, черт возьми. Придумали бы что-нибудь. Я, кажется, уже заработала себе манию преследования из-за всей этой чертовщины!
— И как ты себе это представляешь, девчонка? Ты нужна была мне целой и невредимой. А так ты бы посчитала, что сходишь с ума, если бы твой пес вдруг начал пытаться оставлять тебе записки или рисовать буквы мочой на снегу. Не неси ерунды, я делал все, что мог.
— Так вы это так о моем психическом здоровье заботились?! — скривилась Сара, чуть было не перейдя на крик. — Ну спасибо, услужили! Я вообще уже не уверена, что не сошла с ума.
— Не сошла. У тебя лишь шок, причем не сильный. — махнул на нее Хартманн, оценивающе окинув ту взглядом. — Это пройдет. Я не так беспокоюсь за это, как за то, что нас скорее всего ищут люди Маккриди по всей Джорджии. В конце концов, паренек прав. Я взорвал целую лабораторию у них под носом. Теперь они это просто так не оставят.
— Ну прелестно. Теперь люди Маккриди охотятся не только за мной, но и за вами. И что предложите делать? — решила пойти более прямым путем Сара.
— Есть у меня один вариант. — взгляд доктора вновь устремился вдаль. Сара посмотрела в ту же сторону что и он, кашлянув и прищурившись. Только сейчас она заметила, что где-то там, вдалеке, виднелись проблески света. Они были почти не видны за деревьями. Это был не город. И не поселение. Но и огней было слишком много для фермерского хозяйства. Она задумалась, понятия не имея, что это.
— Вы хотите направится туда? К огням? Что там? — поглядела она на Хартманна, не имея и малейшей идеи, что у него на уме.
— Это было бы самоубийством. Мы сейчас находимся близко к границам Джорджии. Здесь цивилизация медленно уступает место истинной жестокости этого мира. Эти огни, не что иное, как скопление жилищ этих ничтожеств. — кивнул он на сидящую внизу Тришу.
— В смысле? Жилища мусорщиков? — удивилась Сара.
— Как там сказала твоя подружка-торчок? — изобразил задумчивость Хартманн, поглаживая металлический подбородок. Только сейчас девушка начала обращать внимание, что во многом его действия и движения инстинктивно похожи на движения обычного человека. — «красивая сказка о мусорщиках и их вечном двигателе на уране»?
— Погодите-ка, так это правда? Я думала, что та история, которую рассказывала Сэм, это что-то вроде городских легенд, ну или вроде того. — пожала плечами Сара, глядя на огни вдалеке. Снизу их и впрямь невозможно было увидеть, но вот отсюда, с вершины, они были заметны.
— И вовсе не легенда. Приукрашенно конечно, ведь двигатель у них не вечен. Но да, это община мусорщиков и мы с тобой смотрим на нее вживую своими глазами. А еще, быть может, эта дикарка ведет нас туда прямо в ловушку.
— А ваш план? Какой? Куда вы хотите двинутся? В обратную сторону?
— Нет. Я исхожу из того, что раз мы близко к границам республики, значит где-то здесь должна находится та самая церковь. — окинул взглядом распростершийся перед ними лес Хартманн.
— «Та самая церковь»? — поджала губы Сара.
— Невероятно ценная выгода взаимопомощи. Однажды я помог одному набожному идиоту спасти его семью от лихорадки, а он оказался святошей. А церковь, недалеко от границ, в которую почти никто не ходит, это идеальное место, чтобы прятать там от глаз Маккриди все, что угодно.
— И что же вы там спрятали?
— Мое скромное логово. Туда мы и направимся. Я уверен, там еще остался биогель. Он поможет заменить жидкость в моей черепной коробке, прежде чем мой многострадальный мозг сварится заживо. Заодно отец Ллойд даст тебе еды, и место, чтобы согреться. Быть может, я даже найду что-нибудь, что поможет прочистить твои легкие, которые ты, неразумная имбицилка, умудрилась угробить. Это, к слову, тоже своего рода ирония. — прохрипел он, изображая усмешку.
— Ирония?
— О, ты поймешь всю иронию, когда узнаешь правду. Я дал тебе слово ее поведать, а ты дай мне слово, что не потеряешь рассудок, когда я тебе ее расскажу. Нам нужно выдвигаться раньше рассвета, чтобы быть незаметнее. Достигнем владений настоятеля прежде, чем нас смогут вычислить, значит будем спасены.
— А вы уверенны, что мы сможем туда добраться? Тут же вокруг сплошной лес. Да и логово мусорщиков под носом.
— Доверимся дикарке еще раз. Главное не спускай с нее глаз. Возможно, нам предстоит долгий путь. — переступив с ноги на ногу и поправив свой длинный плащ, Хартманн пошагал вниз. Сара, проводив его взглядом, направилась следом, поглядев на ожидавших у подножья холма Руди и Тришу. Ночь тянулась еще долго, а путь им и впрямь предстоял неблизкий. Благо, ветер, подувший с запада был теплее, чем обычно. Снег запорошил всего несколько минут, а затем утих. Сара, поправляя висящую на плече винтовку и потирая руки, пыталась уложить все это в своей голове. Все это уже не казалось ей каким-то безумием или бредом, скорее головоломкой, для которой ей не хватало еще пары частиц паззла. Но только чтобы их добыть, придётся идти прямиком в пасть опасности. В любом случае, когда Сара начинала думать о том, что ей что-то угрожает, она вдыхала поглубже, чтобы ощутить адское жжение в легких и сплюнуть кровавый сгусток. Слабость и бессилие вновь брали над ней верх и она вспоминала, что умирает. Умирает уже долго и достаточно мучительно, чтобы с этим свыкнутся. Оттого любой риск был оправдан. Она узнает правду и вернется к Саманте. Они вместе сбегут, как она и планировала. В уютное место, подальше от всех. Подальше от мира и всего, что Сара уже так возненавидела. Пусть ненадолго. Но они будут вместе. Сара и Сэм, вдали от пожирающего их мир апокалипсиса. Этот риск того стоил. Ей было нечего терять. А люди, которым нечего терять – страшнее прочих.

Глава 64

Снег застилал землю у небольшой церкви, расположенной среди глубоких, темных лесов Джорджии. Старая крыша уже проседала под навалившимся на нее белоснежным покровом. Крест, покрытый ржавчиной, накренился. Распятье даже терялось на фоне заполонивших крышу храма пластин солнечных батарей. Огороженная сооруженными кое-как стенами, площадь вокруг храма божьего была почти не исхожена. Ветви густой поросли деревьев, испещрявшие и прикрывавшие храм, как еще одна защита, сплетались в узоры. Покрытые снежными шапками, леса вокруг напоминали белое покрывало. Старая церковная дверь скрипнула и оттуда, засунув руки в теплую куртку, вышел мужчина с изрядной проседью в волосах. Его лицо, уставшее и вечно хмурое, было словно частью этого одинокого места. Проведя ладонью по щекам, тот обнаружил выросшую щетину. В последнее время он забывал за ней следить. Может, это отличный повод отрастить бороду?
Достав из-за пазухи сигарету, отец Ллойд потер ее. Старая, потрепанная, она все еще работала. В ней уже кончился ароматизатор и добавки, потому дым синтетической сигареты напоминал обычную химозную горечь. Едкую, мерзкую и кислотным привкусом жгущую горло. Большего мужчине было и не нужно. Затянув полные легкие и поправив одетую поверх сутаны куртку, отец Ллойд выдохнул серо-черный дым, исчезавший среди крон деревьев.
Несколько сутулый, но при том высокий человек, он был серым и невзрачным, как и вся эта обитель. Он, последний ее настоятель, был единственным жильцом в этой глуши. Очень редко сюда заглядывали фермеры или еще какие жители окрестных поселений, в надежде найти тут какое-то спасение. Бывало, заглядывали, чтобы попросить у Господа урожай. Бывало, чтобы просить отпущения грехов у отца Ллойда. Он делал это так часто за всю свою жизнь, что перестал находить в этом хоть сколько-нибудь понятную властность и удовольствие. Он отпускал людям все. Даже то, что в общем-то, не следовало. Но они так редко сюда заглядывали, к тому же заносили святому отцу еды или еще-какой провизии. Потому это скорее было не духовное дело, а торговля индульгенцией. Кто-то в этом потерянном мире отчаянно искал прощения за свои грехи, а так как Господь молчал, говорить за него приходилось Ллойду. Последнему гласу божьему на несколько сотен километров вокруг. Говорить они могли, что хотели, но с каждым новым посетителем, отец Ллойд убеждался, что люди все чаще теряют Бога. А значит они теряют себя.
Рядом с обветшалым пристанищем Господа на земле, находилось кладбище. Большинство могил здесь были датированы очень старыми временами. Захороненные лет так пятьдесят назад. Еще с десяток чуть поздних могил и две, которым не было и года. Те две, что отец Ллойд посещал чаще прочих. Ухаживать за убранством этого места в одиночку не представлялось возможным, оттого он почти не старался. Ему хватало забот и без того.
Позади церквушки стоял дом, в котором жил мужчина. Такой же старый и потрепанный временем. Здесь, в глуши, сложно было держать что-либо в хорошем состоянии. Чувство одиночества зачастую переполняло священника. Особенно в последние несколько месяцев. Мир за пределами этого места для него перестал существовать. А вот это место все еще было живо для мира вокруг. Мира, который ни в грош не ставил уважение к этой земле. Сюда часто пытались заглянуть мусорщики, или еще какие заблудшие твари божьи. Не с целью искупить свои грехи, нет. Их скорее привлекало одинокое невзрачное строение посреди леса, еще не обнесенное их братьями. Потому, с некоторой периодичностью, мусорщики пытались пробраться сюда. Именно потому, отец Ллойд, еще лет пять назад, с помощью пришедших ему на выручку фермеров, обнес это место оградой, колючей проволокой и даже подтянул электричество к проводам. Не от всяких напастей Господь мог защитить его в этом падшем мире. Зато ружье двенадцатого калибра отлично делало за него эту работу. Одернув висящее на плече оружие, отец Ллойд направился проверять периметр своей ограды. Она огибала достаточно приличный участок, на котором кроме кладбища, его дома и церквушки, находились также несколько теплиц, в которых ему приходилось взращивать все, что росло, для заготовки на зиму. Энергии солнечных батарей едва ли хватало на все сразу, потому приходилось переключать генератор, спрятанный в самой церкви, на разные нужды. На дом, когда приходилось готовить что-то внутри, на тепличную систему, когда растениям требовался обогрев, а ближе к ночи – на электрическую ограду. Потому, когда его скромные угодья не были под защитой напряжения на ограде, приходилось периодически прогуливаться вдоль стен, хотя бы ради собственной безопасности.
Редко кто из мусорщиков лез сюда в последнее время, но осторожность не помешает. Красть тут было особо нечего, но он понимал, что есть и нечто большее, что ему стоит охранять. И если об этом кто-то узнает, то ему несдобровать, если хозяин этого места сюда заявится. Потому он не мог бросить эту церквушку и свой старый, одинокий, фермерский домик. Уже не столько Бог держал его на этой земле, не люди, что приходили сюда за покаянием и раскаянием, ни ради помощи кому-то и даже не ради семьи. Ее у него больше не было. Он знал лишь то, что под этим местом, укрытым скромной старой церковью, прячутся секреты, о которых он не мог говорить. И старался, в общем-то, не думать. Он был лишь обязан сторожить эти тайны, большего от него и не требовалось. Бывало, Ллойд даже забывал, что таится под его ногами. Бывало, он задумывался, а не сон ли все это. Но он знал, что держит свое слово и потому не мог уйти. Это место однажды станет и его могилой тоже. И, вероятно, вместе с ним сгинет и эта тайна.
Прохаживаясь вдоль ограды, мужчина проверял, нет ли где брешей или нарушений. Он занимался этим каждый день и знал каждую доску этого проклятого забора наизусть. Как иронично, храм Божий должен быть открыт для всех, но, вот незадача, все здесь было обнесено баррикадами, чтобы отпугнуть нерадивых охотников за добычей. Обойдя большую часть территории, Ллойд направился к церкви, убрав сигарету в карман и причмокнув. Сегодня потеплело, как он заметил. Это ли не повод поблагодарить Всевышнего за то, что еще одну зиму он пережил. Но лишь он один…
Отворив проржавевшую дверь, Ллойд вошел внутрь, почувствовав теплый уют обители. Здесь было пусто, но чисто. Мужчина постоянно наводил порядок в убранстве храма, за неимением прочих занятий. Протирал пыль с висевших на стенах икон, мыл пол, отчищал окна, через цветные стекла которых внутрь струился сказочный, нереальный свет. Его радужные лучи проходили сквозь зал, освещая его лучше любых лампад. Однако, ночью, когда лишь лунный свет проникал в мрак обители, и особенно зимой, в долгие, холодные ночи, внутри становилось жутковато. Его жена любила молиться на ночь, посреди темноты глядя на догорающие свечи и приучала к этому их дочь. Она вечно проводила девочку в мрак с одной лишь свечой, пытаясь научит ту не боятся мрака. Доказывая ей, что свет мотающегося огонька в ее руках, словно длань божья разгонит любой мрак. Сейчас, без них, ночью эта зала пустовала и казалась чуждой и зловещей. Блеск икон в мраке лунного света заставлял святого отца вздрогнуть.
Хотя, святой отец часто боялся. Немудрено боятся многого, обитая в брошенной глуши посреди леса, куда почти не заглядывают местные фермеры. Он жил так далеко от городов и поселений. Даже ближайшая железная дорога проходила от обители в десятках километров. Ее было сложно разглядеть, даже забравшись на колокольню. Зато, что оттуда можно было разглядеть, так это лесные заросли, облепившие все вокруг. Летом среди них было особенно жарко. И дикие животные становились смелее, когда уходила зима. Сняв с плеча оружие, отец Ллойд проверил заряженный в него патрон и, волоча ружье за собой, направился к подъему на колокольню. Оттуда пространство вокруг виднелось куда отчетливее. Не то, чтобы его паранойя брала над ним верх, хоть он и страдал этим недугом, но отец Ллойд предпочитал осматривать эти владения с высоты небольшой церковной башни, чем, осматриваясь и переглядываясь с мрачной чащобой вокруг, патрулировать ее по земле.
Поднимаясь вверх по старой, обшарпанной лестнице, он осторожно поглядывал по сторонам. Эти обкрошившиеся многолетние ступени повидали много шагов, но все еще были строением, на которое можно положится. Святой отец ступал на них без всякого страха, они простояли немало лет и простоят еще столько же. Видит Бог, этот храм их всех переживет.
Пересекая очередной пролет, где его обдало бодрящим ветром, отец Ллойд остановился, прищурившись. В лесу что-то шевелилось. Может животные, а может те, кого он боялся больше животных. Скинув с плеча ружье, отец Ллойд прибавил шагу, доставая из-за пазухи свои старые, потертые очки. Зрение уже подводило его, но от постоянного ношения жутко болели глаза, потому, ради удобства, мужчина одевал их лишь в крайних случаях. Тут, может быть, был именно этот.
Достигнув предпоследнего пролета перед вершиной и натянув очки на нос, мужчина выглянул в окно, выставив вперед ружье. Да, его не подвело чутье. Фигуры, слишком большие, быстрые, ловкие и изворотливые для зверей направлялись в сторону входа. Приметившись, он решил не спускать курок. Ежели мусорщики решили наведаться, куда удобнее отпугивать их, выцеливая на открытой местности. Потому, перескакивая ступеньку за ступенькой, Ллойд заскочил на колокольню, присев на одно колено и прицеливаясь. Очки запотели, сползая с носа и ему пришлось наспех вытирать их рукавом. Он не был хорошим стрелком и зачастую был неуклюж. Потому надеялся, что его незваные гости не заметят его первыми. Так у него было больше шансов защитить себя.
Взобравшись на самую верхушку, он посмотрел в сторону входа. В лесу толпились фигуры, не так много, но все-таки группа мусорщиков могла представлять опасность. Присев и прицелившись, отец Ллойд тяжело дышал, поджав губы. Он насчитал четыре фигуры. Не так много, но все равно это заставило его поволноваться. Неторопливо вышагивая из леса, поначалу из-за веток выбрался мужчина. Нет, скорее мальчик. Юнец. Он оглядел церковь, пошагав к ней с настороженным видом. Потом выползла девушка, чуть ниже его ростом. Она закашлялась, чуть-было не повалившись на землю, но ее подхватил третий их спутник.
Поначалу, отец Ллойд решил было расслабиться, поняв, что сюда забрели обычные путники. Может фермеры. Какая-то юная пара или что-то вроде того, но вот затем, когда следом за ними вышел странный высокий человек в плаще, святой отец снова напрягся. А последней из кустов вылезла женщина в обмотках, с нездоровым цветом кожи и выругивающаяся так, что было слышно аж на колокольне. Нахмурившись, мужчина задумался, что это могло значить. Вероятно, два мусорщика взяли в плен эту молодую пару. Наверное, направлялись далеко отсюда, а сейчас решили передохнуть в выглядящей заброшенной церквушке. Что-ж, их ждало разочарование.
Прежде чем девушка и паренек переступили проход среди ограды, отец Ллойд выстрелил вниз, принявшись перезаряжать ружье. Дробь взрыла землю в метре от ног этих двоих и вся группа, идущая к церкви, остановилась. Внезапно для священника, что парень, что девушка, достали оружие, нацелив его в сторону церкви. Выходит, они были не пленники дикарей? Соучастники? Работорговцы? Отец Ллойд прошептал молитву, перекрестившись и выглянул из-за своего укрытия в башенке. Огромный человек в плаще поднял голову прямо на него, словно глядя ему прямо в глаза. Ллойду показалось, что его взгляд горит дьявольским огнем. Быть может, зрение подводило его, а быть может, сам сатана явился в его святую обитель. В любом случае, страх схватил его за душу и тот принялся отгонять его, мысленно штудируя обращение к Господу. Прижав оружие к себе и прицелившись в сторону группы, он выглядывал из-за угла, подумывая, сможет ли он пережить очередной нежданный визит злодеятелей в его дом.
Медленно выйдя вперед своих спутников и поправив свой плащ, человек продолжал смотреть прямо на святого отца. Конечности вздрогнули от того, как четко он вглядывался прямо в него. Но он стоял у входа. Не делал ни шага дальше.
— Ллойд! — его крик, жестокий, словно железный, донесся до святого отца. Он знал его имя! Он обращался к нему! Как это возможно? — Убери оружие! Тебе незачем беспокоится!
Выглядывая из укрытия в сторону незнакомцев, святой отец поправил очки, пытаясь понять, что это значит. Если это были не фермеры, то откуда они знали его имя? Что это за жуткий гигант стоял прямо у его дверей?
— Ллойд! Я знаю, ты слышишь меня! Слезай оттуда и даже не думай стрелять!
— Это угроза?! — крикнул из-за укрытия святой отец. — Я не боюсь твоих угроз! Убирайтесь! Убирайтесь, или, клянусь Богом, я пристрелю вас!
— Успокойся, Ллойд! Тебе незачем стрелять! Я – доктор Хартманн! — крикнул ему в ответ гигант. Это заставило мужчину войти в ступор.
— Что? — стиснул зубы он. — Быть того не может! Убирайтесь!
— Прекращай этот цирк, мы пришли не грабить тебя. Спускайся и помоги нам! Что тебе не ясно?!
— Не грабить? Твои люди с оружием, мусорщик! Они целятся в мою сторону!
— Я не мусорщик, набожный ты недоносок! — одернул капюшон тот.
— Позади тебя стоит одна из них! Кого-кого, а отличить тех, кто пришел с недобрыми намерениями от праведных я еще могу отличать! — Ллойд махнул винтовкой на мусорщицу, стоявшую позади.
Все остальные обернулись на нее. Они начали говорить друг с другом, только тихо. Ллойд едва ли мог их расслышать. Он приглядывался, пытаясь разобрать, о чем же они говорят, но тщетно. Тем временем, доктор Хартманн, развернувшись, пытался указать мусорщице, чтобы та ушла. Триша была не слишком рада такой перспективе.
— А, ну то есть вы просто, блять, воспользовались моей помощью. Ты говорил у этого хера есть еда и кров. Знаешь, я тоже не хочу сдохнуть на морозе, усек?! — выпятила грудь вперед Триша.
— Ты плохо поняла, дикарка? — прохрипел доктор. — Убирайся. Дело тут не в моей к тебе неприязни. Этот человек, — указал он своей стальной лапой на колокольню. — пристрелит тебя, стоит нам переступить порог. Он не потерпит таких, как ты, на этой земле.
— Все ясно, мать вашу. — развела рукам Триша, положив ладонь на рукоять ножа. — Просто воспользовались, чтобы добраться сюда. Ничего удивительного, неженки. И что теперь, блять? Мне идти и сдохнуть в лесу, м?
— Если так хочешь – иди. — кивнул доктор на чащу позади.
— Пошел ты нахуй, жестянка. — оскалила зубы Триша.
— Слушайте, — кашлянув в кулак и потирая замерзшие руки, Сара выступила между ними. — в чем проблема? Давайте просто пойдем туда вместе.
— Я не знал, что среди списка того, в чем ты недоразвита, есть еще и слух, девчонка. — глянул на нее Хартманн. — Он убьет и мусорщицу, и вас, если та посмеет сунуться за ворота. Пусть дикарка идет куда хочет, нам она больше не нужна.
— Это и впрямь нечестно, — Руди обернулся, злобно поглядывая на доктора. — она помогла нам. Если бы не эта «дикарка», нас бы не было здесь. Не подумали об этом?
— О-о-о да, я безмерно благодарен этой обитательнице помоек, — попытался изобразить сарказм доктор. — но, однако это ни сколь не исключает того факта, что пока она с нами внутрь мы не войдем.
— Она заслужила этот кров ничуть не меньше, чем мы. — выступил ближе к доктору Руди. Взгляды холодных глаз парня и неживых красных окуляров доктора встретились друг с другом. — Мы не оставим ее здесь в опасности. Мы должны отплатить ей, хоть чем-то.
— Во-во! — кивнула мусорщица.
Затянув воздух в легкие, Хартманн метнулся к мусорщице, схватив ее за горло и начав сдавливать. Триша, брыкаясь и дергаясь, выхватила нож, начав молотить им по стальным рукам экзоскелета, но четно. Мгновение спустя, доктор разжал кисть и мусорщица упала на землю, откашливаясь.
— Я только что отплатил ей, оставив в живых. — перевел взгляд окуляров на Руди Хартманн, разведя руками. — Достаточно.
— Сукин сын. — сплюнула Триша, потирая нож. — Чтоб ты сдох.
— Эй, давайте все успокоимся! — прошептала Сара, потирая разодранное кашлем горло. — Нам нужно скорее попасть внутрь, верно?
— Именно. — кивнул доктор.
— Но мы не оставим ее здесь, что бы не говорил… он. — полным презрения голосом, выдавил Руди, кивнув на Хартманна. — Мы должны ей помочь. Отплатить, если угодно. Она такой же человек, как и мы.
— Так почему бы нам просто не вынести ей еды, пока она подождет здесь? — помялась Сара, поглядывая на Тришу. Мусорщица с удивлением выпучила на нее глаза, поднимаясь и отряхиваясь от снега.
— Исключено. Ллойд не позволит этого. — отмахнулся доктор.
— А кто его спросит? — фыркнула Сара, сделав шаг к Трише. — Слушай, — обратилась она к той. — спрячься неподалеку. Вон у тех деревьев, — кивнула она на несколько густо сросшихся стволов. — а ближе к ночи мы поделимся с тобой припасами.
— Нет. Нет. И еще раз нет. — встал между ней и мусорщицей Хартманн. — Пусть убирается куда хочет. Она нам больше без пользы. Мы не будет тратить свое время попусту на эту тварь.
Пока тот отвернулся, Руди поглядел на мусорщицу и на Хартманна, а затем подмигнул Саре. Триша, заметив его жест, покосилась на рощу. Они с парнем переглянулись, и она кивнула. Сару позабавила их простенькая конспирация.
— А, знаешь, что? — махнула Триша, явно переигрывая и пытаясь выказать на лице театральную неприязнь, что вышло у нее комично. — Иди ты в пизду, железножопый! Я ухожу! Мне вот эта вот вся ваша помощь тоже без пользы! Я убираюсь отсюда! Все! Отвалите! — развернувшись и топнув ногой, словно ребенок, Триша пошагала в сторону леса. Хартманн, покачав головой, тут же отвернулся от нее, направившись в сторону храмовой территории. Руди и Сара, глянув друг на друга, хитро улыбнулись. Сара, покосившись в сторону леса, заметила, что Триша спряталась между корней деревьев, устроившись на проталине и провожая их взглядом. Она кивнула мусорщице в знак благодарности. Оставалось только как-нибудь отблагодарить ее за помощь.
— Ты доволен, Ллойд? — крикнул доктор, встав напротив выхода, но не делая ни шагу дальше. — А теперь опусти оружие и спускайся.
— С чего я должен вам верить? Что бы вы там не говорили, я не поведусь на вашу обманку! — ответил тот, но уже не так уверенно.
— Тебе пятьдесят три года. Живешь в этой обители порядка двадцати лет. Ты слишком набожен и слишком отягощен чувством долга, чтобы убраться отсюда. Твоя мелкая дочь и жена подхватили лучевую болезнь и лихорадку сразу. Ты отчаялся и обращался к кому только можно. Ничего не могло их спасти, кроме меня. У жены были темные волосы и голубые глаза. Рост сто семьдесят сантиметров. Вес порядка сотни килограмм. Дочь пошла в тебя. Светлые волосы, карие глаза. Девчонка обожала ту шавку, что я подарил вам и ей было жаль с ней расставаться. Она назвала его Каспером, и твоя жена ужасно не любила животину, оттого, что она слишком часто лаяла. Кроме того, прямо здесь, под твоим жилищем…
— Доктор?! — вышел, уже явно не столько напряженным, из-за укрытия, отец Ллойд, все еще недоверчиво, но уже более мягко поглядывая на прибывших. — Это?.. Это вы? Но? Что за визит в такое время? Я слышал, что вы и вовсе пропали, или улетели из страны. Люди говорили разное.
— Это неважно. — отмахнулся Хартманн, поправляя свой плащ. — Я здесь. Убери оружие и спускайся вниз. Живо.
— С-сейчас, доктор Хартманн! Минуту! — крикнул мужчина, тут же скрывшись из виду и побежав к спуску с колокольни.
— Как я вижу, вы очень хорошо знаете этого… священника. — недовольно оглядывал Хартманна и территорию храма Руди.
— Очень быстро его убедили. — кивнула Сара.
— Это проще чем кажется. Пускай и не любой обвел бы Ллойда вокруг пальца, но он, как человек до глупости верующий, легко впечатляем. А я перечислил простейшие факты из его жизни, что еще помнил. И перечислил те, что мог знать только я. — проходя внутрь, покосился на ворота Хартманн, кивнув Саре. — Закрой их.
— Х-хорошо. — входя за ограду последней, Сара потянула на себя скрипучие ржавые ворота от которых на ее руках осталась грязь. Взяв комок снега с земли, Сара вытерла им ладони, закашлявшись и сплюнув кровавый сгусток под ноги. Она почти не поморщилась от боли. Слишком сильно она к ней привыкла. Присмотревшись и попытавшись увидеть силуэт мусорщицы среди деревьев, но тщетно, Сара развернулась и пошагала за Руди и Хартманном, которым навстречу уже шел человек в грязной потрепанной куртке и сутане.
Все еще настороженно сжимая в руках оружие, отец Ллойд остановился, глядя как незваные гости приближаются к нему. Он снял очки, дыхнув на них и обтирая линзы о внутреннюю подкладку куртки, убрал их в карман. Встав напротив него, доктор Хартманн закрыл священнослужителя своей тенью, нависая над ним, словно темное пятно.
— Пресвятая дева Мария, — перекрестился мужчина, глядя на жуткий силуэт доктора. По его взгляду было понятно, что он растерян не меньше, чем Сара, когда в первый раз столкнулась с этим странным типом. — что с вами стало?
Дрожащие и пугливые глаза священника пересеклись с металлическим взглядом доктора, мигающим из-под развивающегося на ветру капюшона.
— Ничего особенного. — покосившись на Ллойда, шагнул дальше Хартманн, проходя мимо священника. — Я всего лишь опроверг каждое из религиозных учений, на пару с идиотией о реинкарнации душ. Можете снять крест отец, он вам больше не нужен.
— Ч-что? — покашиваясь на выпирающие стальные “руки” собеседника, спросил священник.
— Оставим это на потом, Ллойд. — скрипящий голос из динамика доктора моментами резал слух, словно нож. — Проведи девчонку и второго в дом. Очаг. Теплая еда. Постель. Одежда. Пусть твоя жена предоставит им все, что нужно.
— Но, доктор Отто, — начал Ллойд, однако Хартманн его оборвал.
— Никаких “но”, — отмахнулся тот. — девчонке нужно тепло и еда. Не стой столбом, тугодум! Отведи их в дом и скажи уже своей женщине, чтобы принималась за дело. Я все объясню позже. — эту фразу Сара слышала от него уже не раз. И она ее порядком напрягала.
— Но, доктор, ее нет.
— Как это “нет”, Ллойд? Куда она подевалась? Неужто ушла от того простофили, как ты? Хотя, чему я удивляюсь. Твоя наивность и простодушие способны и мертвого из могилы поднять.
— Она отошла в мир иной, доктор Отто. — суровым, но все еще полным смирения голосом, сказал мужчина, перекрестившись и глянув на серые небеса, нависающие над ними. Угрюмые тучи плыли по ветру, словно нагнетая подступающую беду.
— Я бы выразил сожаление, если бы мог, но сейчас первостепенную важность имеет не твоя мнимая трагедия. Иди и делай, что я велел. А затем вернись сюда, нам нужно будет кое-что обсудить. — привычно одернув своей плащ, Хартманн шагнул за двери храма.
Священник, прискорбно опустив взгляд, оглянулся на Сару и Руди, кивнув им и, одевая на плечо винтовку, направился к находившемуся неподалеку жилищу. Оглядываясь вокруг, Сара чувствовала некоторое смятение. Ей было не по себе. Не то, чтобы она боялась кладбищ или храмов, вовсе нет. Просто она никогда в них не была и видела разве что в каких-нибудь фильмах по телику. Ей всегда представлялось нечто более величественное, нежели обшарпанное строение, увенчанное покосившимся крестом и солнечными батареями. К тому же окруженное лишь серыми могилами, да крестами. Тут ей скорее было неуютно, нежели спокойно.
Возможно, это была лишь мнимая тревога. Ведь она переживала далеко не из-за того, что сейчас суровый бог взирает на них с небес или что-то подобное. Она вовсе никогда не задумывалась о боге, религии или жизни после смерти. Брэд бывало говорил ей, как они с родителями и тетей Мередит каждую субботу посещали службу, но сам мужчина никогда не приучал ее к подобному. Как и не рассказывал ничего толкового о вере, может, потому что и сам не знал. Сара считала, что все технологии давно уже заменили человечеству веру. Когда наступают холода, люди не молят бога о теплых днях, они продлевают оплату за отопление. Когда наступает голод, они идут в гипермаркет, а не просят снисходительное божество преподнести им явства. Когда вокруг бушует болезнь, люди не молятся о том, чтобы всевышний избавил их от недуга, они идут в клинику и покупают лекарств. Если бог и правда сейчас смотрел на них, Сара ему не завидовала. Потому как битву техническому прогрессу он проиграл.
Однако в ее случае, она могла положиться на любую помощь. Даже на ту, которую кто-то назвал бы выдумкой. В конце концов, что она теряла? А если вдруг какие-то высшие силы окажутся милосердны к ее воззваниям, ей явно не станет хуже. Излечение было ей недоступно. Она умирала и, быть может, скоро сама окажется в одной из подобных могил, что окружали ее сейчас. Пустых и серых. Надгробий, покрытых снегом, грязью и пылью. Ничего уже ее не спасет. А если ад и существует, то она наверняка в нем окажется. В любом случае, выхода у нее уже не было. Подняв глаза на возвышающийся над ними храмовый крест, Сара вздохнула, кашлянув и проглотив сгусток крови, чтобы не плеваться исторжениями своих лёгких на территории кладбища. Не то, чтобы мертвые стали бы вдруг возмущаться, сколько саму Сару передергивало от мысли опорожнить легочной слизью место чьего-то упокоения.
Жилище священника представляло собой небольшой одноэтажный дом, крайне скудный и простой. Как и на большинстве фермерских хозяйств, он был обвешан солнечными батареями, чтобы вырабатывать электричество там, где его не подают по энергосетям. Внутри убранство было чуть менее бедным, но все-таки захламлённым. Было видно, что мужчина не уделял много времени уходу за собственным домом, даже если когда-то он был красивым.
— Прошу, проходите. — указывая им путь в гостевую, сказал Ллойд, явно думая о чем-то своем. — Снимите верхнюю одежду. Думаю, она промёрзла, как и вы. Я отнесу сушиться.
Передав священнику свою куртку, Сара потерла руки, которые дрожали скорее от онемения, чем от холода. В полумраке дома шрамы на ее кистях казались ей еще более непритязательными. Опустив руки вниз и поглаживая одну о другую, Сара прошла внутрь, пока Руди осторожно осматривал другие уголки дома.
— Оставьте свое оружие в прихожей. — сказал из соседней комнаты святой отец, развешивая у батарей их одежду. — Тут вам ничего не грозит, а ходить по чужому дому с пулеметом в руках – более чем невежественно.
— Это винтовка. — поправил его Руди, настороженно отнесясь к просьбе священника, но все-таки положив их с Сарой оружие на тот же комод, где оставил свою винтовку священник.
Сара же, пройдя вглубь дома, опустила пониже свою кофту, прикрывая спрятанный за поясом револьвер. Не то, чтобы она пыталась обмануть священника, или планировала устроить здесь перестрелку. Дело было в том, что она уже привыкла к нему. Бродя среди лесов, пустырей или брошенных фермерских хозяйств без оружия, она ощущала себя голой. Особенно учитывая то, сколько раз ее жизнь уже была в опасности. Потому, надеясь, что это не вызовет каких-то проблем, девушка решила оставить пистолет при себе.
В гостиной было мрачно и все-же зябко. Тут же находился камин, который еще предстояло разжечь. Кроме всего, два старых пыльных кресла напротив очага, стол в центре комнаты с тремя стульями и деревянные шкафы родом из прошлого века. На их полках стояли книги, посуда, какие-то статуэтки и чаши. В другом шкафу висела одежда, в следующем – какое-то белье, которое было нагромождено кучей и явно давно не стиралось. Сара заметила в углу на тумбочке несколько игрушек. Какие-то плюшевые и достаточно жутко выглядящие. Они покрылись пылью и лежали вразнобой. К тому-же их безжизненные глаза-пуговки словно смотрели на нее. Это заставило девушку вздрогнуть, подойдя ближе к камину и поглядывая внутрь. Там были лишь угли. Значит, чтобы согреться, его еще предстояло растопить.
Пока отец Ллойд попросил Руди помочь ему носить нарубленные поленья из запасов к очагу, Сара, принимая те, запихивала их в топку. Уложив их более-менее сносно, она полила дрова стоявшей неподалеку жидкостью для розжига и, бросив внутрь спичку, подожгла очаг. Приятный греющий огонь начал весело схватываться за просохшие куски дерева и вот уже внутри танцевали языки пламени, разгораясь все ярче. Сара сидела, поджав колени к груди и понемногу подкидывала деревяшки в камин. Наконец оказавшись в чем-то, действительно напоминавшем место для ночлега, достаточно уютное, чтобы зваться домом, девушка почувствовала, что ее разморило.
Закинув очередное полено в очаг, она потерла руки друг о друга, разгоняя кровь по пальцам. По коже пробежался жар, пышущий из камина. Она вспомнила жуткую ночь, проведенную в такой же глуши, в окружении людей Моралеса. В ту ночь погибла от ран та маленькая девочка. Сара уже и не помнила вида ее ран. Могла только понимать, что-то были чудовищные ожоги, которые медленно убивали ребенка, корчащегося в агонии. Но ее вида она уже не помнила. Да и лицо ее тоже. Как и имя. Она видела так много смертей в последнее время. Кто бы мог подумать, что даже такие жуткие вещи будут вспоминаться так обыденно.
Она чувствовала, как из-за того, что побег и смерти вокруг стали рутиной, эти вещи ускользали из ее памяти. Таяли, как упавшие на теплую ладонь снежинки, растворяясь в задворках воспоминаний. Пытаясь занять свои мысли хоть чем-то, Сара попыталась прокрутить в памяти события той ночи, но все они казались такими банальными, обыденными. Стоны умирающей девочки. Раскаяние Дафны. Ее письма, что так и не дошли до сестры. Так странно было сейчас ощущать, что она держала в руках чью-то судьбу. И эта судьба ускользнула из ее рук, пропав, как и ее собственная. Она даже не могла вспомнить, а куда они с Дейзи дели это письмо? Зато кое-что она точно помнила прекрасно. То, что, бывало, не давало ей спать по ночам. Помнила вкус леденящей стали пистолета, который Моралес засунул ей в рот. Ее чуть не стошнило, когда оружие коснулось ее неба. Она помнила лицо этого ублюдка, упивающегося такой близкой местью. Где бы она сейчас была, не помоги ей Сэм тогда? Она была обязана подруге всем. И она вернет этот долг. Спасет их из этой череды смертей и неудач. Они уйдут и перестанут рушить чужие судьбы в попытках спасти свою. И эта мысль заставляла огонь в ее душе гореть сильнее жгучей коррозии в легких, сильнее ненависти к Хэнку Моралесу, сильнее теплящегося в очаге жара. Только эта мысль сейчас и делала ее живой.
Руди, скинув на пол последнюю пачку дров, устроился рядом с Сарой, протянув свои худые пальцы к очагу. Девушка покосилась на него, словив в ответ взгляд паренька. Когда их зрачки пересеклись, они оба резко отвернулись, вновь глядя на огонь. Руди подвинулся к нему ближе, опустив взгляд и хмурясь. Он явно был слишком задумчив в последнее время.
— Ты как? — спросила его Сара, почувствовав, что неловкое молчание выворачивает ее изнутри. Она ненавидела неловкие молчания.
— Не знаю. — ответил Руди, сжимая и разжимая пальцы.
— Выглядишь не очень.
— Неважно.
— О чем думаешь? — потерла онемевшие пальцы Сара.
— Думаю, что нам не стоит здесь оставаться надолго. Согреемся, перекусим и пора будет придумывать, как слинять отсюда подальше и побыстрее. Не нравится мне это место, этот священник и этот дом. — Руди перешел на шепот. — Если у тебя есть план, как вытянуть правду из этого жуткого типа, приступай к его реализации. Иначе нам придётся прибегнуть к другим методам.
— Другим методам? — приподняла бровь Сара.
— Да. К другим. — паренек кивнул на лежавшие у входа винтовки. Его лицо, кажется, впервые за долгое время, выразило искреннюю эмоцию. Это были нетерпение и неприязнь. Кажется, он действительно чувствовал себя максимально некомфортно и был готов к решительным мерам. Что было на него крайне не похоже.
Сара надеялась, что он не сорвет все ее планы и не явится к Хартманну с пушкой наперевес. Она понимала, что эта загадка с его сестрой тронула Руди за живое. Он стал крайне молчалив и проводил за раздумьями даже больше времени, чем обычно. Размышлял и глядел куда-то в пустоту. Словно был оторван от реальности. Наверное, у каждого из нас есть тема, способная задеть наши чувства. Сделать нас совсем не похожими на себя самих. Вцепится в глубины души, разрывая на части. В случае с Руди, это была юная Нина. Вероятно, младшая сестра занимала в жизни парня особое место. Его мать умерла, как и отец. Он был одинок, а все, кто его окружали, не очень-то его ценили, как казалось Саре. Да и она сама не могла сказать, что очень уж ценила его помощь. Да, Руди часто спасал их с Сэм и помогал ей. Они проводили немало времени вместе. Но его холод, его молчаливость, его отчужденность, все это не работало на руку построению доверия между ними. Он всегда казался Саре странным, тихим и скрытным. Слишком скрытным, если быть честным. Она хотела бы быть ему благодарной, но не могла. И ей было трудно винить себя за это.
Прошло минут десять, как к ним заявился отец Ллойд, стряхивая снег со своей куртки. Уединившись на кухне, он принялся готовить что-то съестное. Руди поглядывал в его сторону молча. Жуткий аппетит проснулся у Сары, когда в гостиную начал доносится запах какого-то варева. Она сглотнула слюну, вновь закашлявшись. В голове загудело и к горлу подступила тошнота. Желание перекусить тут-же куда-то испарилось.
Подав им двоим тарелки с кашей, священник пожелал им приятного аппетита и вновь куда-то исчез. Он явно выходил на улицу и явно к доктору Хартманну. Саре оставалось лишь догадываться, о чем они там говорили. Этот человек в рясе не внушал ей особого доверия. Он казался странным и дерганым. Наверняка одинокая жизнь посреди леса оставила на нем свой отпечаток.
Мешая неприятную на вид кашу ложкой, Сара с кислой миной сидела напротив камина. Руди поднялся, медленно доедая густую овсяную массу. За окном снаружи пошел снег, неторопливо опускаясь на землю Встав напротив окна и разглядывая что-то за пеленой снегопада, парень замер, словно статуя. Сара же, с трудом запихнув в себя пару ложек каши, отставила ее в сторону, поднявшись и усевшись на кресло, рядом с камином. Она уже достаточно согрелась, чтобы не ютится у очага.
Глаза слипались. Чтобы ненароком не уснуть, девушка принялась бродить по домику, осматривая его шкафы, полные всяческого старого хлама. Внутри пахло пылью и сыростью. Пол скрипел под каждым ее шагом. Этот домик не выглядел надежным. Остановившись у шкафа с книгами, Сара окинула их взглядом. Там были в основном религиозные писания и книги, так или иначе с ними связанные. Судя по всему, с этих полок их давно никто не снимал.
На кухне было пустовато. Заглянув в пару ящиков Сара не обнаружила там большого разнообразия еды. Хорошо, что ей уже не столь хотелось есть. Усталость медленно ушла, пока она ходила по дому. Снаружи уже вечерело и становилось темнее. Время уходило с бешенной скоростью. Значит надо было действовать и поскорее, пока не случилось чего-нибудь неприятного, как это всегда с ней бывало.
Взяв свою куртку, которая более-менее просохла, она натянула ее и пошагала к выходу, предварительно посмотрев на лежавшее рядом оружие. Не лучший вариант явится к доктору с пушкой. Стоит попытаться вытянуть из него еще больше, чем вышло в прошлый раз. Конечно, некоторое волнение все равно брало над ней верх. Но когда очередные мысли о том, что чего-то может не выйти заползали ей в голову, Сара вдыхала поглубже и болезненные спазмы в груди выбивали все сомнения. Времени у нее было в обрез. Нужно было торопится.
— Куда ты? — тихонько обратился к ней Руди из соседней комнаты, оглянувшись на девушку и поправив челку.
— Попробую все узнать. Пока ты не перешел к… другим методам. — вздохнув, кивнула она винтовки справа от нее.
— Надо быть осторожнее. Мы сейчас играем не на своей территории. Мало ли, какие сюрпризы есть у этой твари здесь. Слишком уж покорно мы шли прямо в эту ловушку. — глубоко вдохнул Руди, сжав кулаки. — Мне кажется держаться рядом с ним безоружной – плохая затея. Может все-таки прихватишь с собой винтовку?
— Думаю, это не лучшая идея. Пойду так, сделаю все, что смогу. Попытаюсь вывести разговор на то, что связывает его с этим местом. С теми лабораториями. И с твоей сестрой.
— Зови меня на помощь, если что-то пойдет не так. Я буду настороже.
Руди скрестил руки на груди, отвернувшись к окну. Оно выходило как раз на испещренный укусами времени храм.
— Надеюсь, что помощь мне не понадобится. — застегнув куртку и потрогав пистолет у себя за поясом, вышла на улицу Сара. Снег тут же запорошил в лицо. Он был мокрый, сырой, липкий. К тому же падал достаточно обильно, из-за чего приходилось прищуривать глаза, лишь бы в них не попало. Остановившись у ближайшей могилы и закашлявшись, Сара оперлась на ограду, ощутив во рту тошнотворный привкус мокроты и крови. Пересилив себя, она заглотнула мерзкую гадость, чтобы не выплевывать ее на захоронение.
Закачивая в емкость с мозгом биогель, священник поглядывал на железную черепушку доктора, сидящего посреди церковного зала. Он не шевелился, словно истукан. Закончив работу и отступив от Хартманна, отец Ллойд отвел взгляд на ближайшую и икону и перекрестился. Его пальцы дрожали, и он сам не мог понять, почему.
— Ты закончил? — спросил, переведя свои окуляры на мужчину, доктор.
— Да. — судорожно взглотнув, кивнул святой отец. — Да, кажется, закончил.
— Прекрасно. — подняв перед собой механическую “кисть”, Хартманн сжал ее, поднимаясь и поправив на себе тряпье. Вновь накрывшись капюшоном, он прошагал вдоль залы, осматривая заброшенное убранство храма. — Вижу, ты забросил следить за извечной частотой этого места, Ллойд. Что же такое тебя отвлекло? Сношение послушников? Как забавно, я думал, что для тебя целостность этого места первостепенно важна.
— Этим обычно занимались моя жена и дочь. — покраснев, вздохнул священник. — Теперь же меня одного не хватает, чтобы присматривать за всем здесь.
— Как они умерли? — затянул воздуха Хартманн. Когда его имплантированные легочные мешки расширялись, доносилось жуткое шипение. Оно эхом пронеслось по залу.
— Лихорадка унесла их, доктор Отто. Мне не к кому было обратится, чтобы их вылечить. Они слегли обе прошлой зимой. Снегопады были жуткие, добраться до любого фермерского угодья, да даже до города, мне было не под силу. Я помогал им как мог, поначалу даже не придал внимания серьезности их болезни. Пытался найти лекарства в вашей… В вашей лаборатории. Но тщетно. Там ничего не было.
— И все-таки они умерли? — повернулся к нему доктор. Он был выше любого человека, оттого вечно смотрел свысока. Это угнетало и даже пугало, особенно такого простого обывателя, как Ллойд.
— Да. Сначала моя дорогая супруга, а затем и дочь. Я думал ничто не восполнит мне эту потеряю. Лишь непрестанно молился и спрашивал Господа, почему он не забрал меня вместо них.
— Как прискорбно. Я спас их от смерти один раз, но вот во второй обмануть ее они не сумели. — покачал головой Хартманн.
— Все твари божьи смертны. Такова уж наша доля.
— Не моя. — покосился на него доктор. Красный блеск его глаз зарябил в полумраке. — Как оказалось, обмануть смерть чуть проще, чем кажется.
— Мне сложно понять, не обманывает ли меня взор и не сошел ли я с ума. Что с вами стало доктор? Все ваше тело… Оно… Оно словно…
— Это не мое тело. Экзоскелет, не более. Гидравлика и электроника, скованные среди стальных прутьев. От меня в нем осталось лишь это. — постучал по емкости с мозгом тот. — Все остальное – импланты, собранные в единое целое. Механическое тело, “неуязвимое” для всех невзгод. Отвратительная мечта идиота, воплощённая в жизнь.
— О пресвятая дева Мария, — вновь наложил на себя крест Ллойд. — как же так вышло? До меня доходили слухи, что вы погибли или были убиты. А еще, что сбежали из Джорджии. Но… Все это не укладывается в моем скромном мирском понимании.
— Скажем так, мне пришлось пройти несколько кругов ада, чтобы добраться сюда. Если вам будет понятнее, я уже умирал, святой отец. В каком-то глупом и искаженном понимании.
— Я думал, что Маккриди узнал о ваших планах. Что рассказал все президенту. И решил избавиться от вас. — утер лоб тыльной стороной ладони священник, переступая с ноги на ногу. — Думал, что скорее всего вас устранили, узнав, что вы замышляли.
— Давно ли ты отрезан от мира, Ллойд?
— Что, простите?
— Ты, верно, не знаешь новостей. Не так ли?
— Каких, доктор?
— Старый мерзавец Паттерсон мертв. Я убил его.
— Вы?.. Вы убили его? Да простит вас Бог, как вам удалось? Я думал, что ваши планы – не больше чем мечты об отмщении. Праведном, конечно, не спорю. Я понимаю вашу боль, но…
— Заткнись, Ллойд. Ты ничего не понимаешь и никогда не поймешь.
— Уж извольте, доктор. Я священник. Понимать людей – моя работа. Мисс Райт была дорога вам и когда она умерла, гнев заполонил вашу душу. Но, поймите же, нельзя жить лишь местью. Месть сладка на вкус, доктор. Но яблоки Эдема тоже были соблазнительно хороши. Стоил ли их вкус падения с небес? — пошел вслед за доктором Ллойд, пока идущий вперед Хартманн оглядывал подкосившиеся своды церкви.
— Понимать людей твоя работа? Тогда пойми, что я не желаю слушать твоих извечных речей о загробной жизни и морали. — отмахнулся доктор. — Нет никакой загробной жизни. И нет никакой морали. Все это перестает казаться значимым, если вы потеряете все, как и я.
— Я не могу согласиться с вами, доктор Отто, но… Может, я слишком глуп, — не успел закончить Ллойд.
— Да, это правда. Ты глупец. — кивнул ему тот, остановившись и сложив руки на груди. Прорвавшийся в двери ветер потрепал плащ Хартманна.
— Доктор, позвольте закончить.
— Позволяю.
— Может, я слишком глуп, но… Как так вышло, что вместо жизни вам досталось… — священник попытался подобрать слова. — Это?..
— Я убил президента, Ллойд. Конечно же меня ждала смерть. Чего еще стоило ждать? — разглядывая фрески на своде, ответил ему Хартманн. — Но моей целью был не он. Я хотел прикончить Бенедикта. Заставить его умереть в муках, как сделал он с Маргарет. Хотел, чтобы он сгнил заживо. Понял, какого это, глядеть в глаза смерти. Но было слишком поздно. До него было не добраться.
— И вы убили президента? — потупил взгляд Ллойд.
— Жизнь в старом хрыще Паттерсоне поддерживали импланты. Они заменяли ему многие органы. Так он обезопасил себя от отравлений, удуший и еще кучи всего. Но он был слеп. Когда обслуживать его импланты пришел не Крюгер, а я, он радушно принял меня к себе. Я ввел токсины в систему жизнеобеспечения его имплантов. А потом бежал. Его уже было не спасти, как бы они потом не пытались. Хьюго Паттерсон сдох, как ему и полагалось.
— А затем вы сбежали? Но что помешало вам сделать то же самое с первым министром? Ведь вы столь часто говорили мне, как он заслужил смерти прежде прочих?
— Время поджимало.
— Время?
— Понимаете, ли, Ллойд, — динамик экзоскелета вновь издал что-то похожее на усмешку. — я убил всех своих коллег. Избавился от них.
— Я не совсем понимаю? — нахмурился священник. — Но зачем?
— Чтобы не оставить Маккриди и шанса. Инициировал аварийное затопление лабораторий. Повредил все файлы с данными. Уничтожил огромные массивы информации, в которую он вкладывался всю его жизнь. Все, что могло спасти его дочь. Все это стало ничем. Но оставалось одна проблема. Эта информация была не только на лабораторных серверах. Она была в головах.
Замолчав на мгновение, Хартманн словно задумался над чем-то.
— Пришлось повозится, чтобы устранить охрану. Затем отключить слежение, связь. Но труднее всего – объяснить Крюгеру и Майерс, зачем я собрал их и старших лабораторных помощников. Они успели заподозрить неладное, но, когда осознали… Было поздно.
— Вы убили их? Лишь, чтобы какие-то проклятые данные не попали в руки Атланты? О, да упокоит Господь их души, это же изуверство!
— Изуверство? — прохрипел доктор. — Вы, верно, думаете, что этих людей рыльца в пушку? Святые ангелы небесные Виктор Крюгер и Мойра Майерс? Они убийцы. Убийцы и преступники, как и все мы. Я сделал то, что должен был. Я спас мир от них. От нас всех и от того, что мы делали.
— Прошу простить меня, доктор, но вы, словно, пытаетесь оправдать все жертвы, на которые идете ради потакания собственной ненависти.
— Потакания ненависти? Что ты несешь?
— Может, вы правы. Может я, простой человек, не в силах осознать всю глубину вашего горя. Да, я ничтожен, как и все мы перед ликом Господним, но, умоляю вас, не обманывайте себя. Вы лишь насыщаетесь смертью тех, кого вините в гибели мисс Райт. Отвечаете рекой крови на пролитую каплю.
— Каплю?! — вспыхнул яростью доктор, резко развернувшись к Ллойду и схватив его за шиворот. — Да что ты знаешь о том, сколько крови пролили эти люди?! Молчи, раз ничего не понимаешь, Ллойд! И не смей меня учить! — он отпихнул священника, который ели устоял на ногах.
Перекрестившись и прошептав молитву, тот остался стоять там, где стоял, не двинувшись с места. Кажется, собственное обращение к Господу придало Ллойду уверенности. Он почувствовал, что перед ним, пусть и в облике чудовища, предстал все тот же, знакомый ему, Отто Хартманн. Человек, одержимый до глубины души скорбью по женщине, которую у него отняли.
— Так вы говорите, что избавились от них и потому время вас поджимало?
— Да. Именно так.
— И какое-же жуткое развитие событий заставило вас сделать с собой… это?
— Западня. Мне некуда было бежать. У меня оставались считанные часы. И, когда смерть уже встала у моего порога, мне ничего не оставалось, кроме как рискнуть всем, лишь бы сбежать.
— И вы рискнули всем? Даже собственной жизнью?
— О, моя жизнь уже давно не так ценна. — остановившись у висящего на стене распятья, ответил Хартманн. Его взгляд приковал укрощающий стену крест. — Но, как я уже сказал, я пожертвовал всем, чем имел. И теперь от прошлого меня остались лишь мозги в банке. Стоит заметить, мозги достаточно ценные, чтобы я не хотел потерять и их.
— Но, как вы могли выжить? Как… Как вы существовали все это время? Ведь прошел почти год с того момента, как я не смог даже связаться с вами. Почти год, как люди говорили о том, что вы исчезли.
— Лучше тебе не знать, Ллойд. Уж поверь, моя жизнь жизнь тогда мало чем отличалась, скажем так, от жизни бродячей собаки.
— Что вы имеете ввиду, доктор?
— Оставим эту тему. Я думаю, рассказал и без того достаточно. Теперь важно лишь то, что я сделал то, что планировал. Но вот, теперь, оказавшись здесь, я понимаю, что даже эта толика моих достижений лишь шаг посреди всей мощенной дороги, что нужно пройти. Шаг, который стоил мне всей моей жизни. И пока лишь отдалил меня от справедливости.
— Вы можете не признавать, что ваша справедливость – лишь месть. Что вы, доктор Отто, заплутали во грехе и нуждаетесь во спасении больше, чем кто угодно прочий. Можете отрицать любые мои слова. Но, помяните мое слово – еще никого месть не приводила к счастью. Даже когда совершите задуманное, даже если убьете Маккриди, она не даст вам радости. Оставит лишь опустошение. — посмотрел он прямиком в механические глаза Хартманна.
— Что-ж, тогда это опустошение будет самым приятным, что я испытывал за всю свою жизнь, святой отец. — словно пожал плечами тот, усмехнувшись.
Вместе с открывшимся дверьми в зал ворвался свистящий поток ветра. Сара поспешила закрыть достаточно тяжелые ворота, чтобы не дать метели пробраться внутрь. Те громко хлопнули, затворяясь. Вновь стряхнув с себя упавший снег, девушка оглядела полумрак храма и, одернув куртку пониже, пошагала к доктору и священнику. Вдоль зала стояли несколько рядов старых деревянных скамеек, явно отсыревших и местами прогнивших. Внутри стоял неприятный холодок и жуткая тишина, нарушаемая лишь хрипом ее легких.
— Что ты здесь делаешь, дитя? — нахмурившись, посмотрел на нее Ллойд. — Иди в дом, согрейся. Я думаю, нам с доктором…
— О, вовсе нет. Проходи. — кивнул ей Хартманн. На фоне замявшегося, небольшого священника он выглядел исполином. Живым монументом, сотканным из стали.
— Вы уверены, что стоит пускать ее, доктор Отто? — переглянулся с тем священнослужитель. Он говорил достаточно быстро и нервно. Явно был взбудоражен их нежданным прибытием.
— Да. Пусть идет. Она нам не угрожает. — ответил доктор.
— Как тебе овсянка, дитя? — скорее учтивости ради обратился к ней Ллойд. — Я постарался сделать ее не такой пресной, как обычно.
— Я не голодна. — подойдя к этим двоим, отрезала Сара.
— Тебе стоит поесть. — прохаживаясь мимо мрачных ликов святых, покрытых пылью, сказал, даже не оборачиваясь на нее, Хартманн. — Голод не пойдет тебе на пользу, а вот все мои старания пойдут прахом, если ты свалишься без сил от недоедания.
— Ну спасибо за заботу. — саркастично ответила Сара, вновь закашлявшись и ощущая сгусток слизи во рту. Ее чуть не стошнило от вкуса, но пришлось заглотнуть и его.
— О, Иисус, — обратил на нее взор священник. — что с тобой, дитя?
— Ничего. Не обращайте внимания. — махнула рукой опиравшаяся на одну из скамеек Сара. Слабость в теле дала о себе знать и девушка, не в силах большее себя перебарывать, опустилась на скамью, чувствуя, как спрятанный револьвер уперся ей в бедро.
— Твой кашель. Он такой… Нездоровый. Быть можете тебе лучше вернутся в дом? Если это простуда, то, — запнулся Ллойд.
— Это не простуда. — утирая сползавшую струйку крови с губ, скривилась Сара, перебив назойливого священника.
— У девчонки проблема с легкими. Они отмирают. Гниют заживо. — спокойно, словно ни в чем не бывало, повторил ее диагноз Хартманн. — Опухоли. Некроз. Внутренние кровотечения. Вскоре и смерть.
— Пресвятая дева Мария, — вздрогнув, в очередной раз перекрестился Ллойд.
— Оптимистично, ага. — прикрыв рот кулаком во время очередного приступа, сказала Сара. Доктор обернулся на нее.
— Какая злая ирония. От смерти сложно убежать, не так ли, Ллойд? — нарезая очередной круг по храму, сказал доктор.
— Девочке нужна помощь. — теперь священник явно был взволнован. — Что может помочь ей? Или хоть облегчить боль?
— Я как раз работаю над этим. — остановившись у одной из икон, Хартманн начал пристально вглядываться в нее. Сара покосилась на доктора, пытаясь подобрать слова, чтобы начать. Это ей удавалось не очень. В первую очередь из-за священника, который никак не желал удалиться отсюда.
— Что вы там увидели? — потирая горло, которое словно разорвали изнутри, прошептала Сара, думая, что Хартманн не услышит ее. Однако, в тишине храма даже ее тихая речь была четка и различима.
— Ничего интересного. — ответил тот.
Ллойд, подойдя ближе, присмотрелся к изображению в раме.
— Воскрешение Лазаря? — глянул тот на доктора.
— Лазаря? — сдержала вновь подступивший порыв кашля Сара. В конечностях чувствовалась тяжесть. Ей было все хуже. Особенно, когда она начинала придавать своей боли значение.
— Лазарь из Вифании, — оглянулся на нее Ллойд, сделав лицо подобное школьному учителю, который поясняет что-то, что итак всем понятно. Саре, правда, было непонятно. — он был другом Христу. Притча о Лазаре повествует, что тот подцепил хворь и умер. Через четыре дня Иисус явился к его могиле и даровал ему воскрешение, чтобы все уверовали в силу господню.
— Он был другом бога и потому тот его воскресил? Да, очень удобно. — удивилась Сара, грустно усмехнувшись. — Слушайте, док, если вы действительно хотите мне помочь, то думаю, в первую очередь вам нужно сделать что-то с моими легкими. Я не Лазарь, или вроде того, и боюсь воскреснуть уже не смогу.
— Да, девчонка, я прекрасно знаю это и без тебя. — отойдя от иконы, Хартманн направился к ней и священнику, который стоял неподалеку от девушки, взволнованно на нее поглядывая. — Мне нужно еще поразмыслить над решением, но у меня уже есть пара вариантов.
— И каких, интересно? — на самом деле Саре было не так интересно. Если у доктора, каким бы гением он не был и как бы не пересаживал свои мозги из одного тело в другое, в запасе не лежала парочка легких, он был для нее бесполезен.
— Глядя на вас, доктор Отто, я сомневаюсь в том, что вы чего-то не можете. — оценивающе покосился Ллойд на Хартманна. Его железный череп с горящими глазами выглядел действительно пугающе посреди висящих повсюду крестов с распятьями. Словно живой мертвец стоял, собирая на себе пустые взоры святых. — Ведь если вы смогли… сотворить с собой такое, — священник покачал головой, поджав губы. — то, о, Пресвятая Богородица, какого же вам сейчас?
— Я сам себе Лазарь и Иисус, святой отец. — сказал доктор. — И чувствую себя при этом не так уж и плохо. Но, хватит обо мне. Ты же явилась сюда не слушать сказки этого маразматика про воскрешения. У тебя, верно, накопились несколько иные вопросы, не так ли, девчонка?
— О, это еще мягко сказано. — нахмурилась Сара, сжав кулаки.
— Я обещал ответить тебе, а свои обещания я привык исполнять. — наконец прекратив расхаживать вокруг, остановился доктор, уставившись на девушку в ожидании.
Сара кивнула на священника.
— А то что он здесь, это ничего?
— Он тебя смущает? О, не беспокойся, Ллойд, он как преданный, верный пес. Будет держать язык за зубами и никому ничего не скажет. Не стоит беспокоится за него. Если при ком и можно вести этот разговор, то при этом остолопе. — судя по не особо задетому виду святого отца, его оскорбления Хартманна практически не трогали. Видимо он к ним и впрямь уже привык.
— Ну, если вы уверенны…
— Вполне. А теперь, я думаю, мне придётся вести самый нелепый диалог во всей своей жизни, правда?
— Почему? — приподняла бровь Сара.
— Зная твое невероятно узкое видение мира, объяснить тебе истину будет, скажем так, несколько проблематично.
— Нормальное у меня видение мира. — фыркнула девушка.
— Очень спорное утверждение. — усмехнулся доктор. — Мне не потребовалось бы и пяти минут, чтобы доказать обратное. Ты – узколобая, недальновидная, глупая, доверчивая и инфантильная. И, как бы то ни было прискорбно, ты, девчонка, не мыслишь дальше собственной прихоти. А учитывая ситуацию, в которой ты оказалась, это всегда играет с тобой злую шутку.
— Как я понимаю, в этой ситуации я оказалась из-за вас?
— Хм, в какой-то мере даже сам факт твоего появления на свет зависел от меня. Но, по большей части, то, как ты здесь оказалась, для меня загадка.
— Погодите-ка, вы же сказали, что вы были, ну, как бы, все время со мной? — попыталась подобрать слова Сара, избегая упоминания того, что этот жутковатый тип пересадил свой мозг в собаку.
— Нет, я не об этом, девчонка. Твой путь и то, как ты его проделала – это череда ошибок, твоих и твоего окружения. Но, пожалуй, неимоверное стечение обстоятельств все-таки заставит меня согласится с тем, что твои ошибки в какой-то мере привели нас сюда.
— Слушайте, хорош уже отходить от ответа, а, док? — поерзала на скамье Сара. — Вы сказали сейчас, что от вас зависел сам факт моего рождения? Это как вообще понимать?
— Рождения? — издевательски произнес тот. — Я не сказал «рождения». В твоем случае это понятие неуместно. «Появление на свет», знаешь ли, тоже мне не очень нравится.
— Я все еще не совсем понимаю, о чем вы.
— Значит ты невнимательно смотрела, когда залезла в дневник Пегги. Ты ведь глядела в него, верно? И все еще ничего не поняла?
— Поняла только то, что вы похищали детей, не так ли? Вы похищали детей, чтобы проводить над ними опыты? Там, на записи, вместе с доктором Райт была сестра Руди. Нина. Она ведь не умерла? Тот взрыв, он ведь не был терактом? Это все… Это все ложь? Да?
— Конечно это ложь. — спокойно ответил ей Хартманн. — Все это, одна большая и жестокая постановка, для того, чтобы восполнить биоматериалы.
— Так вот, как вы зовете тех детей? «Биоматериалы»? — скривилась Сара.
— Справедливости ради, я и тебя должен так называть, девчонка. Ведь ты – результат того, зачем все это было провернуто.
— Что? Вы чокнутый или как? — усмехнулась девушка, не находя логики в словах доктора. — Этот взрыв случился уже когда мне было, вроде, лет двенадцать. Если уж и вы меня с кем-то перепутали, то, знаете, мне кажется этот мир сошел с ума. Вы сказали, что я уловлю иронию, когда узнаю правду? Да, прикиньте, ирония реально есть. Она в том, что даже такой, извините меня, мозг как у вас дал просчет.
— Нет. Никакого просчета.
— Тогда причем тут дети? При чем эти похищения? Опыты?
— Как раз из-за того, что все мы считали, будто результаты прошлых были утеряны. Понимаешь ли, девчонка…
— Слушайте, почему все вокруг зовут меня “девчонка”? — возмутилась она. — Как будто у меня, блин, нет имени. Уж вы-то должны запомнить, как меня зовут.
— О, ну извини меня, Сара, — выдавил из себя, словно издеваясь, доктор. Его металлический голос придавал любым фразам жутковатый холод. — просто по большей части для меня такие как ты не имели имен. Они были номером. Пометкой на баке с эмбрионом.
— Баке с эмбрионом? — почесала затылок Сара.
— Ах, ну конечно. Ведь в твоем представлении, ты такой же ребенок, как и все. Бедная, несчастная дочь повстанца. Ведь именно так все видел твой отчим мистер Кесседи. Боюсь, слушай я эту историю в каком-то ином облике, я бы не смог сдержать сарказма. Но, к сожалению, функционал доступных эмоциональных составляющих тела собаки недостаточно хорош, чтобы, скажем, поиздеваться над той умилительной наивностью, с которой ты и мистер Кессиди обсуждали твоего “отца”.
— Постойте, вы хотите сказать, что Брэд мне врал?
— Вовсе нет, Сара. Думаю, достопочтенный человек, воспитавший тебя, лишь излагал все так, как видел сам. И, думается мне, его простая версия действительно кажется крайне реалистичной. Не знаю, что там было на самом деле, но, предполагаю, что тот человек и впрямь принес ему тебя, завернутую в какие-нибудь пеленки. Видимо, этот мужчина был крайне сентиментален, раз он спас твою жизнь.
— Этого мужчину звали Генри. — стиснув зубы, оборвала того Сара. На самом деле, сейчас, называть это имя ей было даже больнее, чем раньше. Ведь единственным Генри, которого она могла представить, произнося его, был Генри, чертов, Моралес. — И пусть я никогда не видела его, я знаю, что он был моим отцом. И никакая ваша ложь не сможет меня в этом переубедить?
— Ну, тогда думаю, тебя переубедит дневник Маргарет. — пожал плечами Хартманн. — Ему-то ты сможешь поверить?
— Поверить во что?
— В то, что ты, Сара, всего лишь выращенный в питательной смеси плод. Плод – единственное назначение которого, стать запасными органами для юной, прекрасной, будь она неладна, дочери Бенедикта Маккриди. О, что с твоим лицом, сделай его попроще. Да, я сказал, Бенедикта Маккриди. Первого министра Джорджии.
— Чего? — у Сары невольно приоткрылся рот. Несмотря на то, что, вообще-то, после этих слов в ее голове начало прояснятся, девушка не совсем понимала, что это сейчас должно было значить. Плод? Органы? Маккриди? В ее голове это прозвучало, как несвязный шум. Это не может быть правдой. Ну, в самом деле, она же не выращенное в каком-то инкубаторе существо. По крайней мере принять подобную правду она была не готова. Или просто не желала.
— А что именно в словах «выращенный на органы в питательной смеси плод» тебе было неясно? — скрестил сплетенные из стали руки на груди тот.
— Вы на полном серьезе сейчас хотите мне сказать, что я, вроде как, клон? Клон хреновой Патриции, блин, Маккриди? — девушка нервно усмехнулась. Но доктор сохранял в своем поведении обыденную серьезность.
— Да, именно это я и хочу сказать.
Помедлив мгновение, Сара попыталась собраться с мыслями. Нет, конечно, она понимала, что в этой истории что-то не так. Был в ней какой-то подвох. Какой-то смысл, который она искала, но все не знала, каким же он будет. Ей почему-то вспомнилось, как Оливия в той темной комнате Роуз, увешанной сотнями газетных вырезок, пошутила про потерянную сестру-близнеца или нечто в этом роде. Да, пожалуй, стоило почаще прислушиваться к Пинки. Может, в ее болтовне иногда и впрямь промелькивало что-то, достойное внимания. Но это? Это уже не вписывалось ни в какие рамки. От бесконечных размышлений у Сары словно закипело в голове. Выходит, все это время Тиффани пыталась поймать ее, чтобы сдать на органы? Да, наверное, не зря она никогда не пыталась ей доверится. Значит, вся ее жизнь была одной сплошной ложью? Ложью, которую все вокруг считали за правду. Человек, которого она считала отцом просто отнес ее к Брэду? Но нет, это было глупо. Зачем ему было это делать? Где он вообще ее взял? В какой-то момент ей показалось что она все-таки сходит с ума и Сара зашлась истеричным смехом, откинувшись на спину скамьи для прихожан. Доктор и священник поглядели на нее, чуть было не сползавшую с своего места от хохота. Но, когда из-за излишнего напряжения, ее смех перешел в кашель, из-за которого ее чуть было не стошнило на церковный пол, девушке пришлось угомониться. Переждав пару мгновений уставившись в пол, Сара перевела дух и, тяжело и быстро дыша, протерла намокшие от смеха и боли веки. Ей потребовалось время, прежде, чем она смогла выдавить из себя фразу.
— Слушайте, нет, это какая-то чушь. Я в этом не верю. Это не может быть правдой. Это звучит как какая-то очень дешевая и беспонтовая хрень.
— Конечно тебе проще поверить в то, что какой-то обычный человек просто так приносит новорожденного ребенка, посреди пылающего от бомбардировки города, домой к своему знакомому, вверяя ему жизнь собственного дитя? В то время, когда у него есть сотня прочих вариантов? Естественно тебе удобно убеждать себя сейчас, что ты такая как все. Но только вот дело в том, что это не так.
— Погодите, но откуда мой… — «мой отец», хотелось сказать Саре, но почему-то сейчас это застряло у нее в горле. — Откуда тогда он взял меня? Вы же не хотите сказать, что бунтовщики прорвались в вашу суперсекретную лабораторию? Да еще и так, что смогли похитить, — девушка истерично хихикнула. — боже, мне стыдно это говорить, клона дочери первого министра?
— Да, неловко вышло, согласись? — саркастично прохрипел Хартманн.
— Стоп. Да ладно! Что, серьезно?
— А ты можешь логически соображать, если захочешь, девчонка. В этом забавная ирония. Та самая, о которой я говорил. Посреди хаоса и бойни в Мейконе группа повстанцев находит спрятанную у всех под носом лабораторию. Врывается в нее и что она там видит? Вот так сюрприз, правительство, которое они так ненавидят, плюс ко всему прочему, проводит эксперименты над людьми. Что они решают сделать? Ну конечно же устроить погром. Уничтожить все, что было внутри и явить миру истинное лицо «справедливой демократии Джорджии». Лицо чудовища, запятнанного кровью. Ты думаешь кто-то мог позволить им уйти? Нет. Мы позаботились об этом. И ты даже лицезрела, как. Активировав систему аварийного затопления реактора, мы похоронили бунтовщиков под землей. А когда на город падали бомбы, никто даже и не заметил чудовищного взрыва, содрагающего город еще и из-под земли. Научный центр под Мейконом был уничтожен. Никто из бунтовщиков оттуда не вышел. По крайней мере мы так думали.
— Но, как я понимаю, вы и тут где-то просчитались?
— Да. Представь мое удивление, когда я, бредущий под дождем, в теле мерзкой шавки, вижу за окном какой-то дешевой забегаловки с дурацким маскотом-лапшой сидящую за столом и мерно поедающую противную стряпню девушку, один в один похожу на Патрицию Маккриди.
— Знаете, Мери бы не очень обрадовалась вашей характеристике ее лавки. По-моему, там клевая рисовая лапша.
— Тебе кажется забавным сводить на нет все мои объяснения?
— Наверное, вы правы, я слишком глупа, чтобы в такое поверить. Как вы вообще наткнулись на меня там?
Это же, блин, каков шанс?
Стоявший все это время рядом с ними Ллойд, переглядывающийся то на девушку, то на экзоскелет доктора, кашлянул, как бы привлекая к себе внимание. Одновременно обернувшись на него, Сара и Хартманн пристально впились в священника взглядом. Тот, перекрестившись и, вздохнув, переступил с ноги на ногу.
— И впрямь пути Господни неисповедимы. — поджал губы он, сложив ладони на груди. — Однако, доктор, позвольте поинтересоваться, вы и впрямь сейчас не шутите?
— Я похож на комедианта, Ллойд? Из нас всех наибольший шут здесь это ты.
— Может, я тоже слишком глуп, чтобы осознать, но, извиняюсь, вы сказали «тела собаки»? Нет, быть может, это какая-то научная аллегория, для которой я слишком не образован и…
— Знаешь, Ллойд, пускай это и останется научной аллегорией. — оборвал его Хартманн, сказав, как отрезав. — Мне кажется ты сейчас лезешь не в свое дело. Если тебе больше нечем заняться – иди вниз и проверь работоспособность систем лаборатории. Думаю, тогда от тебя будет больше пользы.
— Лаборатории? — кашлянула Сара.
— Ах, да, — кивнул Хартманн. — я забыл сказать? Под этой церковью лежит моя скромная научная обитель, скрытая от глаз проклятого Бенедикта Маккриди.
— Так, погодите-ка, у вас что, под этой развалюхой еще один здоровенный научный комплекс? Вот черт, мне кажется могло бы быть смешно, если бы не было так странно и, если бы мои легкие не разрывало сейчас на части.
— Вы уверены, что девушке стоило раскрывать этот, кхм, факт? — помялся Ллойд, явно налившись краской.
— Я только что рассказал ей, что ее вырастили в проклятой пробирке, ты все еще уверен, что ее удивит факт скрытой под твоим убогим храмом лаборатории?
— На самом деле удивит. — кивнула Сара, прикусив губу.
— Ладно, признаю, это действительно могло быть для тебя неожиданно. — изобразив задумчивую позу, кивнул Хартманн.
— Так, слушайте, мне надо как-то переварить всю эту информацию. — опустила взгляд в каменный пол Сара, начав потирать шрамы на руках. Сейчас они уже не немели, но это вошло ей в какую-то дурную привычку. По крайней мере, это позволило ей отвлечься и уцепится за первую здравую мысль за ближайшее время. Она подняла взгляд на доктора. — Слушайте, а у вас в этой лаборатории не найдется мне запасных легких?
Окуляры Хартманна зарябили на секунду, а затем вновь вспыхнули ярким светом. Тот, разведя руками, набрал воздуха, словно вздыхая.
— Если бы все было так просто, я бы уже тащил тебя на хирургическую койку. Это не огромный лабораторный комплекс. Это скромная обитель, которую я оборудовал втайне от Маккриди. К тому же, ей едва ли хватит питания. А запасных легких для тебя, девчонка, там тоже не найдется.
— Ну, тогда, знаете, неважно есть у вас эта лаборатория или нет. И неважно, насколько бредово звучат ваши слова про то, что меня вытащили из пробирки. — она показала ему ладонь, по которой стекала только что утертая ею с губ кровь. Густая, липкая и серая. — Потому что мне, вообще-то, осталось недолго.
Доктор изобразил задумчивую позу, кистью своей “руки” подбородок. Он вновь куда-то пошагал, ничего не сказав. Сара и священник посмотрели ему вслед, затем переглянувшись и почти в один голос вопросив:
— Вы куда? — это заставило Хартманна остановится и обернутся.
— Девчонка, иди в дом. Тебе нельзя находится на холоде в таком состоянии. Ллойд, подсуетись и проводи меня к энергогеренатору. Мне нужно кое-что оценить. — кивнул он, одернув свое тряпье и размашистыми шагами подскочив к воротам церкви, распахнув их и удаляясь.
Мужчина, покосившись на Сару и машинально наложив на себя крест, чуть-ли не в припрыжку побежал за ним. Оставшись одна посреди зала, Сара вздрогнула, чувствуя, как холодный ветер прорывается через открывшиеся ворота. Встав и откашлявшись в кулак, она обтерла кровь об внутреннюю часть штанов, просунув ладонь в карман и осмотрелась. Встав, она прошла к выходу, покосившись через щель на горящий в доме свет. У окна был силуэт Руди. Он наверняка ждал ее с ответами. Ответами, которые она ну никак не могла ему сказать. Это же какая-то чушь. Абсолютный абсурд. Только вот как бы сейчас это не звучало, склизкая мысль, словно паразит, проскальзывала в ее голову, пытаясь убедить ее в обратном. Ведь все сходилось. Действительно, сходилось. Осознать это было трудно, но вот поверить – уже проще. Но поверить во что? Что она всего лишь какой-то эксперимент? Ну нет, не может такого быть. Серьезно, кажется пересаживание мозгов пошло этому типу не на пользу. Хотя, если учесть, что он действительно представлял собой закованный в экзоскелет мозг, который, между тем, преследовал ее еще и в собачьем теле, поверить в то, что она сама была ребенком из пробирки было уже не так уж и сложно.
Закрыв дверь, Сара осталась в полумраке зала, пройдя обратно вглубь строения. По спине пробежали мурашки. Висевшие вокруг иконы в какой-то миг показались ей жуткими, впивающимися в девушку своими осуждающими взглядами. Она осматривала их, пытаясь найти в ликах что-то, что ищут страждущие, приходя в божью обитель. На деле она скорее ощущала дискомфорт. В голове от невозможности осознания того, что с ней происходило, стоял гул. Помассировав глаза, она прошла к небольшому алтарю, на котором не стояло никаких свеч. Здесь вообще не было горящих свеч, хотя Сара была уверенна, что во всех фильмах в подобных местах все пестрило от блеска огней.
На выцветшем изображении очередной иконы женщина держала на руках младенца. Над головами обеих блистали нимбы. Прикусив губу, девушка оглядела икону. При виде младенца, она в первую очередь уцепилась за мысль о том, что она никогда не имела матери. Выходит, и отца тоже. Хотя, сложно было это утверждать. Если ее действительно вырастили, скопировав гены Патриции Маккриди, то можно ли называть первого министра своим отцом? Несмотря на общую угнетенность, у Сары эта мысль вызвала усмешку. Она понятия не имела, как к этому относится.
Как вообще можно относится к тому, что ты всего лишь чья-то копия? Притом, достаточно жалкая. Ну нет, не может все быть так. Она не копия. Она живая. У нее есть стремления, чувства, мысли и желание выжить. Нет, она не подделка, никак нет. У нее есть люди, ради которых она готова умереть, у нее есть человек, ради которого она хочет жить, неужели все это не делает ее собой? Ведь она и понятия не имела, кем была эта, уже порядком ненавистная ей, Патриция Маккриди. Именно сейчас, в этот самый момент, она почувствовала настоящую ненависть к этой девушке, которую могла лицезреть лишь на фотографии. К превеликому сожалению, ненависть была самым сильным из чувств, что она могла сейчас испытывать. Даже ее любовь к Саманте сейчас меркла по сравнению с тем, как разъедало сейчас ее нутро ощущение отвращения ко всему этому. И потому, чтобы не пасть духом и не сдаться, она цеплялась именно за это чувство. Ненависть, которая заставит ее выживать, как бы сильно мир вокруг не рвал ее на части. Неважно, кем она была создана и неважно зачем. Важно то, кто она есть. И огонь в ее груди не погас, она будет пытаться сделать все, лишь бы вернутся к Сэм. Больше ничего для нее не было важно. Этот мир уже потерял все свои краски и, даже если ничего не выйдет, даже если они не смогут сбежать, не скроются, даже если они все-таки погибнут, она знала лишь одно. Одну вещь, которая тревожила ее помимо любви и ненависти. Если уж ей суждено умереть, она надеялась, что какой бы мучительной не были ее последние мгновения, когда они наступят, Саманта будет держать ее за руку, а последним, что она увидит, будет ее лицо, такое твердое и суровое, но в то же время, заставляющее сердце биться.
Засунув руку в карман, она вытащила голопроектор, перещелкнув его кнопку включения. Индикатор мигнул, сообщая о подсоединении. Прикусив губу, девушка с волнением переключила очередную запись. Вокруг никого не было и тишину зала помрачал лишь вой ветра за окном, но Сара все равно огляделась, чтобы убедиться, что внутри никого. На рябящей голографической проекции возникли скучные монотонные списки. Сара начала читать, пытаясь вникнуть. Когда она уяснила, что ничего, кроме формул, в документе нет, она переключила его на следующий и так, до тех пор, пока не нашла хоть что-то, что было ей ясно. На очередной из записей доктор Маргарет делала пересчет неких «объектов». Судя по всему, это ей давалось трудно. Просматривая список и внося очередную пометку в протокол, она сообщала, что тот «утилизирован». Следом за записью был сам документ, где пара десятков столбцов с этими самыми объектами были маркированы, как утилизированные. Порывшись в данных, Сара откопала и изображения рентгенов эмбрионов, и их физические данные. А, если судить по тому, что в некоторых из отчетов упоминались термопечи, ее передернуло. От самого осознания того, что кому-то взбрело в голову кидать маленькие тельца детей в огонь ее коробило. Что за чудовища вообще способны предложить такое?
На следующих пометках дневника доктора Райт были медицинские показания Патриции Маккриди. Сара скривилась, читая их. Она не слишком то понимала в диагнозах и симптомах, но рентген девочки, который прилагался к записи показывал достаточно неприятные черные точки в разных частях тела. «Пф», подумалось Саре, когда она вспомнила оцифрованное изображение собственных легких, «и из-за этого они похищали людей и сжигали человеческие эмбрионы? У меня то поражение легких и то было крупнее.» После того, как эта мысль промелькнула у нее в голове, девушка поняла, что вообще-то гордится тут нечем.
Прочие записи дневника были довольно унылыми. На них доктор Райт то прохаживалась между инкубаторов, в которых едва заметными плавали подключённые к питательным трубкам тела, то записывала с некой доктором Мойрой результаты введения генных модификаций в тела кроликов и крыс. Еще в паре записей она снимала процесс пересаживания органов на автоматической хирургической станции. Этим процессом заведовал странно выглядящий мужчина с густой бородой и кистями рук, заменёнными на импланты. Это Сара заметила не сразу, как и то, что его ярко-желтые глаза, вообще-то, тоже были искусственными. В какой-то момент Маргарет Райт назвала его «доктором Крюгером». Уж не тот ли это самый Крюгер, которого упоминал во время их похода Хартманн? Стоило ей подумать об этом, как в кадре появился и сам док. Он вошел, надменно глядя на процесс, в котором механическая клешня вытаскивала из свежевскрытой черепушки кролика мозг. Он выглядел чуть старше, чем на всех портретах в учебниках. Но, судя по манере подбора фраз и речи, он и впрямь чем-то походил на ее жутковатого спутника. А когда Маргарет подняла вопрос о том, гуманно ли проводить операции по извлечению органов из животных тел без введения им обезболивающих, он принял почти такую-же задумчивую позу, потирая рукой подбородок, какую, словно в издевку над самим собой, принимал экзоскелет доктора. Словно бы все человеческие манеры и движения он унаследовал за хозяином мозга. Наверное, в этом и была вся логика. Но оттого было еще более странным видеть его живым. В нормальном теле. А не этом пугающем стальном чудовище или, как бы ее не вводил в ступор этот факт, теле собаки.
Как она заметила, на более поздних записях, которые делала Маргарет для самой себя, она часто ссылалась на помощь свыше и на то, что за все их дела им воздастся на небесах. В одной из них, она даже торопливо перекрестилась. Сара задумалась над этим фактом. Очень странно, что она верит в бога, она же ученый. Что это вообще за человек науки такой, который верит в бога? Хотя, Сара знала не так много людей, которые действительно были верующими, и уж тем более не знала никого, кто посещал бы храмы. Как минимум потому что все время пока она росла, она видела все эти сооружения только в старых фильмах по телевизору. Наверное, люди просто разочаровались в религии, думалось ей. Даже Брэд и тетя Мередит почти никогда не упоминали об этом, хотя они точно праздновали какие-то религиозные праздники. Вроде Рождества. Сара не испытывала к этому празднику никаких особых чувств. А в этот раз и вовсе справила его в холодной заброшенной комнате, голодная и уставшая. Кажется, Создатель родился в этот день, да? Девушке вспомнилось, как полицейские расстреляли перебегавших улицу людей в комендантский час. Что-то не очень счастливый выдался у бога день рождения.
Подняв взор к фрескам на потолке, она прищурилась, пытаясь разглядеть узоры в лунном свете. Там тоже были изображены какие-то люди, но Сара понятия не имела, кто это был. А еще там были ангелы. Их крылья смотрелись красиво и выделялись на общем выцветшем фоне фрески. В этих картинах было что-то могущественное, но в целом, они скорее пугали девушку. Впрочем, а что ей было терять? Может, если Бог и вправду сейчас смотрит на нее, она могла бы у него что-то попросить? Это же так работает? Не поэтому ли люди и заходят в такие места?
Обойдя зал, она нашла у входа ящики, в которых, вместе с какими-то пыльными книгами, стопку свечей, которые явно уже давно никто не доставал. Подвинув томик с изображением креста, она покосилась на книгу. Ей вспоминалась наемница, которая вечно читала эту ерунду в свободное время. Мэдисон явно знала в священных писаниях побольше, чем кто угодно из ее окружения. Но была ли она от этого лучше? Едва ли. По просьбе ублюдка Моралеса она, как ни в чем ни бывало, открыла огонь на людных улицах Мейкона. Огонь по людям. Да, придумал это все конечно эта мразь, Хэнк. Но сделано это было ее руками. По сути она виновата в этом не меньше, чем братец старшего коменданта. По ее вине погибли много людей. Включая Лили, которая умерла на руках у собственной сестры. Как жаль, что Сара не знала об их планах. Как жаль, что она не смогла остановить наемницу, прежде чем та совершит затеянное. Да, она определенно лучше прочих знала священное писание. Да только вот спасало ли ее это, когда руки Мэдисон были по локоть в крови?
Достав из ящика одну свечку, она захлопнула тот, пошагав между стен к иконам и выискивая среди них нужную. Так, вероятно бог должен выглядеть как-то солидно, да? Ну, что-ж, значит и найти его будет не сложно. Покручивая в руках свечу и чувствуя, как воск на ней даже потихоньку подтаивает, она прикусила губу. О чем же ей попросить? Она ведь и сама не идеальна. Она убивала людей, и в общем-то, даже не жалеет об этом. Ведь они хотели убить ее, а значит заслуживали такой участи. Эти слова Саманты она навсегда запомнила. Убивать людей вообще-то плохо. Да и не только этим она грешила. Да, пожалуй, она была не лучшим человеком. Но ее это и не заботило. Просить она все равно будет не для себя.
Остановившись у одной из икон, она заметила на ней солидного мужчину с белой бородой. На его фоне, словно на агитационных плакатах, сиял свет, озаряющий его голову нимбом. Вытащив из рюкзака спички, Сара повертела свечку в руках. Изображение с иконы словно смотрело прямо ей в душу. И от этого взгляда нельзя было отвернутся. Ладно, стоит признать, это было действительно неловко. Она никогда такого раньше не делала. Да и говорить с изображением, вроде бы, не было чем-то нормальным. Но, так ведь и делали во всех фильмах, кажется. А, учитывая ее положение, чем она хуже героя какой-нибудь истории?
Повертев свечу, Сара глянула на небольшой алтарь, напротив иконы. Чиркнув спичкой, она не сразу высекла искру. Фыркнув, девушка провела спичкой еще раз, и еще. С третьей попытки она загорелась. Ее слабый свет озарил лик на иконе. Оттого тот показался даже более грозным. Поднеся огонек к свече, девушка подожгла ее, легким движением руки потушив спичку. Фитилек подхватил пламя и начал медленно разгораться.
Девушка, помявшись и вновь стеснительно оглядевшись, поджала губы, глядя на изображение и пытаясь подобрать слова. Это была не лучшая ее затея. От волнения она начала потирать горящую в ее руках свечу.
— Ты же вроде такой всесильный, раз твои изображения вешают везде, — сказала Сара, следя за стекающей по свече каплей воска. — может тогда и мне помочь сможешь. Я, конечно, тоже делала что-то неправильное. Уж точно делала. Но, знаешь, я не хочу просить прощения или что-то такое. Меня можно не прощать. Я лишь хочу сказать, что если ты такой крутой, то, пожалуйста, сделай так, чтобы у Саманты все было хорошо. Я не видела её так давно. Я хочу, чтобы ей стало лучше, чем когда я видела её в последний раз. Чтобы она обрела то, что искала. Покой, наверное. — Сара не была уверенна, что её на небесах действительно кто-то слышит. Она и вовсе не знала, как это работало. А от переживания ей еще сложнее было подбирать слова. — Пусть она перестанет страдать. Ей страшно и плохо. Как и мне. — Сара посмотрела на икону, так напоминающую ей первого министра. — Я не очень разбираюсь во всех этих молитвах, но почему бы и не сказать что-то такое. Так что, если ты действительно такой крутой, то помоги ей, пожалуйста, Иисус. Аминь. Или как там говорится?
Она протянула свечку, поставив её перед иконой. Тусклый свет блестел в глазах бородатого мужчины на ней. В воздух струился тонкий столп дыма.
— Это не Иисус. — Сара, немного испугавшись, обернулась. Там стоял священник, мирно сложив руки перед собой. Как долго он прятался позади в этой храмовой тьме?
— В смысле? — Сара недоуменно обернулась на икону. — Разве это не бог? Я думала это старый Иисус.
Священник, опустив взгляд, покачал головой.
— Это Святой Николай. Покровитель заплутавших во тьме путников. — тихо ответил мужчина, потирая крест на груди.
— Да? — разглядывала мужчину на изображении Сара. — Думаю, тоже подойдёт.
— Кажется, ты и впрямь не совсем понимаешь, в каком месте ты оказалась, дитя. — Ллойд, прошел ближе к ней. Его шаги и впрямь были едва слышны. Сара посмотрела вокруг. Ворота храма были закрыты. Значит тут был иной выход? От такого нежданного появления ее несколько покоробило.
— Слушайте, а что я сделала не так? — нахмурилась девушка, кашлянув в кулак и скривив лицо. — И, вообще-то, вот так стоять и пялится на людей за их спинами это невежливо. И жутко, если что.
— Прощу меня извинить, если я тебя напугал. — вздохнул тот.
— Как вы вообще тут очутились? Я не слышала скрипа дверей.
— Поднялся из подвала. Там находится основной генератор. Мы с доктором проверили дополнительные и удостоверились, что питание к ним подходило как надо. Сейчас и он сам поднимется сюда. А почему ты не пошла в дом? Тебя так притянула возможность раскаяния перед Богом?
— Раскаяния? Нет. — махнула на него Сара. — Я просто хотела попросить, чтобы у… одной девушки, которая мне небезразлична, все было хорошо. А какая вам разница?
— Меня несколько удивляет это рвение. Учитывая, кхм, твое происхождение.
— Слушайте, мне наплевать, что вы там себе надумали. Я не собираюсь выслушивать эти ваши претензии.
— Это не претензии, дитя. — скромно покачал головой Ллойд. — Я, просто, знаешь ли, пытаюсь понять, что ты из себя представляешь. Ведь ранее, когда доктор рассказывал мне о том, какие зверские вещи они сотворяли в лабораториях, я сомневался в том, что их отродья могут походить на людей.
— Эй, ну хватит уже нести эту чушь. — вспылила Сара. — Я вполне себе нормальный человек. Ничем не хуже вас или этого гребанного доктора Хартманна, понятно? Или вы думаете, что, нацепив на себя этот балахон с крестом и читая по вечерам молитвы вы тут же получаете привилегию судить других людей? Ага, конечно.
— Умерь пыл дитя, — смутился тот. — я тебя не сужу.
Неподалёку послышался скрип и громкие звуки ходьбы. Откуда-то из темноты вынырнул балахон, под которым скрывался доктор. Его массивная фигура остановилась, облекаемая светом из окон и уставилась на Сару.
— Почему ты не в доме? Тебе не следует быть на холоде. Живо туда.
— И впрямь, дитя, иди к камину. — суетливо кивнул, поддерживая доктора, Ллойд. — Я не буду тебя задерживать.
— А ты что встал, Ллойд? — махнул ему своей стальной клешней Хартманн. — Нечем заняться? Или решил промывать ей мозги своей чепухой?
— Нет, нет, упаси Господь. — перекрестился священник. — Я ничего не…
— Что этот недоумок тебе сказал? — прохрипел Хартманн.
— Ничего такого. — фыркнула Сара. — Но он имел ввиду, что-то вроде, «отродья ваших лабораторий не могут походить на людей, потому я не могу понять, зачем ты подожгла свечу в моем храме». Он сказал, что я «отродье», блин.
— Я такого не говорил! — спешно перебил ее доктор.
— Ну конечно! — скрестила руки на груди Сара.
— И впрямь, зачем ты поставила тут эту свечу? — покосился на горящий в темноте огонек Хартманн. — За все время, что я наблюдал, я не замечал за тобой веры в эту чушь, девчонка.
— Да отвалите уже от меня! — отпихнув священника, отошла подальше от него Сара, закашлявшись и сев на скамью. Когда она стояла, легкие напрягались сильнее.
— Если бы бог и существовал, Сара, тебя он ненавидел бы больше других. — словно в издевку сказал ей Хартманн, поправляя свой плащ и подойдя ближе.
— Это я уже поняла. Интереснее было бы понять почему.
— Потому что ты, дитя, живая попытка доказать то, что он больше не всесилен. — скорбно ответил ей Ллойд. — Доказательство того, что человек способен создать жизнь вопреки его законам.
— Обойдемся без твоих неуместных и пустых пафосных речей. — Хартманн вновь заглотнул легочными мешами воздуха.
— Мои речи не пусты, — явно недовольно ответил тот. — я просто пытался понять, насколько человечно это дитя. Оно ведь… Не совсем естественно. — от подобных выражений в свою сторону Сару уже начинало мутить. Она ненавистно поглядела на святого отца.
— Я тоже поначалу так думал, но знаешь, Ллойд, она едва ли чем-то отличается от тебя. Такая же простофиля и имбицилка.
— Давайте без оскорблений, окей? — нервно помяла пальцы руки девушка.
— Однако же эта дитя – явление порока. — достаточно серьезно заявил святой отец. — Причем не плотского порока, а порока гордыни. Вашей гордыни, доктор Отто. И людей, которые помогали вам. И как неестественный плод гордыни и желания превзойти Создателя, душа ее, если у нее вовсе она есть, попадет в чистилище.
Это лицемерное заявление от священника заставило Сару испытать испанский стыд. Она была ничем не хуже него и, если уж ей была уготована дорога в ад, то она хотя бы не боялась это признать, в отличии от святоши, который позволял себе обвинять ее в чем-то, прикрывая между тем лабораторию под своим храмом.
— Какое еще к черту, чистилище? — попытавшись придать хриплому голосу бодрости и дерзости, обратилась она к священнику.
— Место между раем и адом, где души людские искупают грехи, лежащие на них. Избавляются от нажитых при жизни пороков. — гордо вставил Ллойд.
— И вы решили, что у вас есть право вот так вот судить, куда я попаду после смерти? — впилась в него взглядом Сара. Это явно покоробило святого отца.
— Пожалуй, да. — довольно смело ответил ей священник. — Я не знаю, что есть ли в тебе жалость. Есть ли в тебе чувства, присущие живой душе. Откуда мне знать, что за твоими плечами? Убийства, или спасенные судьбы? Ты, дитя, порождение неестественных стремлений людских. Твоя история мне незнакома, и я не уверен, есть ли у тебя вообще право на спасение?
Сара попыталась подобрать что-то едкое и гадкое, чтобы бросить ему в ответ, но не смогла. Зато доктор вставил свое слово.
— А что вы скажете обо мне, святой отец? Быть может, и я неестественен?— прохрипел динамик Хартманна. — Моё тело уже давно сгорело где-нибудь в термопечи. Но я все ещё жив и сознание со мной. Куда мне дорога, в ад или рай? Вы говорили про убийства и спасенные судьбы. За моими плечами полно и того и другого.
Обернувшись на доктора, святой отец помялся, подбирая слова.
— Вы, доктор, особый случай. Во мне нет стремлений судить вас, но наставить вас я обязан. Возможно, сейчас, пережив все эти ужасные события, вы стоите тут, с новым, выкованным из стали, телом и думаете, что теперь вы всесильны. А рядом с вами стоит существо, живое существо, которое вы и вам подобные люди вырастили, как какой-то эксперимент, из ничего. Вы преодолели холод смерти, преодолели естественное зачатие жизни… — священник покосился на Хартманна. — Но, когда заиграешься в бога, невольно забываешь, что не всесильным являешься ты сам.
Красные окуляры Хартманна пристально вцепились в священника, который, видимо, только после этого осознал дерзость своих слов. Свист легких экзоскелета неприятно проскрипел, раздаваясь эхом по залу.
— Заткни свою пасть, Ллойд. — сжал стальные пальцы доктор. — Нам нужно перенаправить энергию с твоего заграждения на питание дополнительных генераторов. Шагай. — учуяв, что железный тон Хартманна сейчас звучит грознее, чем обычно, Ллойд, отчаявшись, поспешил к выходу. Доктор обернулся на Сару. — А ты иди в дом. Я приду, когда найду кое-что, что мне нужно. Возможно, это оттянет твою кончину.
Постояв мгновение и поразмыслив, Сара поняла, что вообще-то, ей нечего будет сказать Руди. Как она все ему объяснит? Да она, честно сказать, даже и не собиралась пока что к нему возвращаться. Надо было придумать что-то, чтобы пока держаться от парня и его желания узнать правду подальше.
— Слушайте, — почесала затылок Сара, а затем достала из кармана голопроектор. — мне бы хотелось еще немного поглядеть на эти… записи мисс Райт. Понимаете, мне все еще сложно поверить в вашу историю.
— Так в чем проблема просмотреть их в доме? Холод лишь вредит состоянию твоей дыхательной системы. — сказал доктор.
— Там же он, — более тихо сказала Сара, словно Руди сейчас был рядом. — не включать же мне записи этой штуки при нем! Он ничего не знает и не должен узнать! — насчет «ничего не знает», она конечно, слукавила. Ведь паренек уже видел пару записей. Тех, что касались его сестры.
— Хм, — задумчиво потер свой цельнометаллический череп Хартманн, размышляя. — пожалуй, ты права. Неведение этого мальчишки нам на руку. Ладно, пусть так, но не задерживайся здесь. Даже лишние десяток минут на морозе могут тебе навредить. А ухудшать твое состояние было бы кощунственно, в нашем положении.
Развернувшись и одернув свой плащ, доктор пошагал на выход, вслед за святым отцом, оставив наконец, Сару одну. Свеча, поставленная ею, прогорела почти на половину. Оплавленный воск стекал, сгущаясь у основания. Плещущий огонек бросал свои блики и на прочие изображения святых вокруг. Оттого их зрачки блестели, заставляя изображение Сары рисовать девушке, словно все они смотрят на нее, сидящую в этой кромешной тьме.
Спустя несколько минут, пока девушка размышляла, поворачивая в руках голопроектор, входные ворота снова скрипнули. Холодный ветер опять прорвался в обитель. Спешно засунув проектор в карман, Сара оглянулась, увидев стоящего у дверей Руди с винтовкой в руках. Он прикрыл дверь ногой, проходя внутрь. Вот только его появления сейчас и не хватало.
— Куда они ушли? — твердо спросил парень.
— Пошли проверять какую-то там электросеть или вроде того. — пожала плечами Сара, обернувшись на него.
— Какую еще электросеть? — нахмурился он, остановившись рядом и поправив свое оружие в руках.
— Понятия не имею. — зевнув, Сара откашлялась.
— И как все прошло? — с неподдельным интересом спросил Руди.
— Что прошло? — потерев тяжелые веки, она встретилась с ним взглядом.
— Ты узнала, чего он хочет? Спросила его про эти лаборатории? Про мою сестру? Что он сказал? Выдал хоть что-то? — судя по непривычной для него спешке и заинтересованности, его это и впрямь волновало.
Промолчав секунду, она окинула его взглядом. Мурашки пробежали по спине. Он так хочет знать правду? Ну так пусть берет и разбирается в ней сам. Она ничего ему не скажет. Он ничего не узнает. Ни о своей сестре, ни о том, что с ней стало. Нет, он не должен узнать. Ведь иначе, всю истину о ней самой узнает и Моралес. Даже мгновенной мысли о нем было достаточно, чтобы Сара от отвращения до скрипа сжала зубы.
— Нет. — вновь соврала она. — Я ничего не узнала.
— Что? Вообще? — Руди набрал полную грудь воздуха, прижав к груди винтовку. — Вот ублюдок. Он ведь все знает, это уж точно.
Внезапно Сара осознала, что, если сейчас же не отвлечь Руди, он явится к доктору с пушкой в руках. И кто бы из них не вышел в итоге победителем, результат будет девушке не на руку. Срочно нужно было что-то придумать. Отвлечь его. Хоть как-то.
— Может, нам стоит как-то позвать на помощь? — выпалила она первое, что пришло ей в голову.
— В смысле? — озадачено приподнял бровь Руди.
— Ну, то есть, мы одни в глуши, наедине с жутким доктором и мерзковатым священником. Кто знает, что они хотят? Да еще и этот Хартманн ничего не отвечает. Может, лучше будет, если мы будем не одни? — идея была так себе, но все-таки это могло его отвлечь.
— Что ты предлагаешь? — задумавшись, он поправил свою челку. — Связаться с Дафной? Попытаться достучатся до наших?
Что-ж, он хочет связаться с Веллингтон. Ладно, пусть так. Снаружи идет буря, а они достаточно далеко от связных вышек. Быть может, настройка рации займет у парня какое-то количество времени. Потому что, когда он пытался подключить связь по пути сюда, никакого сигнала не было. Вокруг стоял глухой лес и были одни лишь помехи.
— Ну да, — спешно отрезала Сара. — что-то такое я и имела ввиду.
На самом деле она не имела ввиду ничего подобного. Меньше всего ей хотелось, чтобы сейчас сюда явился Моралес и его братия. Но пусть лучше Руди займется этим, чем пойдет выяснять отношения с доктором.
— Ну, если ты считаешь, что это хорошая идея. — потер шею парень, скромно отведя взгляд. Она заметила, что, несмотря на его странности, Руди был одним из немногих, кто старался к ней прислушиваться. Значит стоило воспользоваться этим, чтобы оттянуть время и дать ей еще немного поразмыслить.
Парень посмотрел на свечу, почти целиком оплавившуюся.
— Кто это здесь зажег? — глянул на нее он. — Священник?
— Не-а, — вздохнула Сара. — я.
— Зачем? — видимо, не только доктора ввел в ступор этот факт.
— Мне показалось, что это может нам помочь. Ну, знаешь, так ведь вроде и делают. Может, высшие силы будут к нам благосклонны и все такое. Ты сможешь узнать, что стало с Ниной. Я наконец-то смогу вернутся к Саманте. Может, и ей это поможет.
Взгляд Руди выглядел осуждающе. Он смотрел на нее, как на полную дуру. Это заставило Сару усомнится в адекватности собственных слов. И впрямь, что это на нее нашло? Наверное, Сэм тоже не оценила бы ее религиозных стремлений, как и парень. В конце концов, в их ситуации уповать на какое-то божественное вмешательство было и впрямь глуповато.
— Ты думаешь, что это тебе поможет? Нет, это не так. — Руди подул на свечку, затушив огонёк. Тонкая струя дыма поднялась в воздух, сливаясь с мраком. — Это все ложь. — невзначай развел он руками, показывая на висевшие во мраке лица святых. — Это все смехотворно.
— Почему? — потерла дрожащие от холода руки Сара.
— Когда моя сестра заболела, я тоже верил, что ей смогут помочь. Верил, что стоит попросить и люди не откажут. Думал, если обратится к богу, помолиться и надеяться на спасение, то небеса будут благосклонны. Ты тоже так считаешь, не так ли? — голос его стал неестественно скорбным. Он отвернулся, вздохнув. — Только вот небеса не услышат. А люди, которые согласятся оказать помощь окажутся лжецами и убийцами, как те, кто забрал мою сестру.
— Слушай, — помялась Сара, пытаясь как-то сгладить этот его порыв мысли. — мне жаль…
— Спасибо, что понимаешь. — его холодные серые глаза проводили поднимающийся к потолку дым от угасшей свечи. — Но пойми еще и то, что не все проблемы можно решить, понадеявшись на удачу или на прочих. Нас окружает мир, который не дает поблажек, Сара. Мир, в котором, мы должны делать все сами. Где выбор и его последствия лежат только на наших плечах. Вроде твоих и моих. И никакие высшие силы и боги тебе не помогут.
— Боюсь, я уже ничего не решаю. — хрипло кашлянула Сара, словно нарочно демонстрируя свою беспомощность. — Так что, наверное, у меня нет выбора, кроме как надеяться на чудеса.
Скорбно поглядев на нее, Руди заметил, что у девушки трясутся руки.
— Ты замерзла.
— Вовсе нет. — сжала кулаки Сара.
— Ты дрожишь. Я же вижу.
— Не переживай. Бывало и хуже.
— Может и бывало, — настоял на своем тот. — но тебе стоит вернутся в дом. Камин достаточно все прогрел. Теперь там теплее, чем было. Да и к тому же, ты так и не съела свою порцию.
— Я уж подумала, ты сделаешь это за меня. — попыталась отшутится Сара, но учитывая больной тон ее голоса, вышло у нее ужасно.
— Пойдем, не упрямься. Тебе нужно тепло. — протянув ей руку, Руди помог девушке встать со скамьи, и они направились к выходу. Сара все еще не знала, чем теперь это все обернется. Столько мыслей вертелось у нее в голове, что та шла кругом и казалось, ее мозг сейчас взорвется.
В доме и правда было теплее. Даже жарко. Камин разгорелся и пламя за решеткой полыхало, с треском пожирая дрова. Руди, с усилием закрыв дверь, которую тянул за собой порыв ветра, отправился в соседнюю комнату, чтобы принести еще дров, так как жадные языки огня почти расправились с лежавшими внутри поленьями. Сара уселась в одно из кресел, протянув руки к огню. Ее пальцы дрожали, как она подметила. И дрожали сильно. Сжав кулаки, девушка откашлялась, плюнув комок мокроты в огонь.
Закинув в камин свежих деревяшек, Руди вновь отошел к окну, достав рацию и принявшись крутить на ней тумблеры, пытаясь поймать нужную волну. Связь никак не находилась и динамик шуршал, а его хрип мерно сливался с треском дров, за которые принялся огонь. Сара протянула руки ближе к огню, надеясь согреться, но даже когда от ощущения озноба не осталось и следа, они все равно дрожали. Размяв костяшки пальцев, она выставила ладони перед собой, глядя на то, как ее исхудавшие пальцы подергиваются. Тени, отбрасываемые огнем, делали шрамы на ее бедных ладонях еще более отвратительными. Что-ж, пожалуй, на самом деле, это меньшее, о чем ей сейчас приходилось волноваться.
Больше всего ее мысли сейчас трогала ни сложившаяся ситуация. Ни желание Руди узнать истину о том, как умерла его сестра, ни туманные планы доктора, и уж тем более, не тот факт, что она сама уже погрузила одну ногу в могилу. Ее волновала Саманта. Не столько ее состояние, сколько то, как ей теперь смотреть той в глаза. Без сомнения, все это было правдой. Не могло быть столько совпадений. Несмотря на то, что мысли Сары все еще боролись с ней самой, не желая признаваться, что она собой представляет. Но когда сомнение снова вцеплялось в ее душу, девушка пыталась взвесить все за и против на чаше весов. И каждый раз, жуткая истина перевешивала ее ничтожные желания оказаться обычной девушкой, чья судьба была бы никому неинтересна. Ее так устраивала тихая жизнь. Все в ней было прекрасно, даже то, что раньше казалось нудным или отвратительным. А сейчас, когда все это рухнуло на ее плечи, не желая отпускать, ей ничего не оставалось, кроме как смирится. Смирится с той правдой, что ее, в общем-то, вырастили в пробирке, чтобы отправить на органы.
Что Саманта скажет, если узнает? Сара не собиралась ей говорить, но, как она знала, правду было трудно утаивать. Особенно ей, не смыслившей ничего в том, как обводить людей вокруг пальца. Даже если она выживет, даже если вернется к Сэм, что ей сказать? С чего вообще начать? «Здравствуй, Сэм. Как здоровье? Я волновалась за тебя. А хочешь расскажу прикол? Я – клон дочери Бенедикта Маккриди. Да-да, того самого первого министра, которого ты так ненавидишь. Круто? Я тоже так считаю. Пожалуйста, не возненавидь меня за это.»
Чушь. Беспросветная и глубокая чушь. Она не поймет. Подумает, что все это шутка. Что у Сары, наверное, поехала крыша. А может она и впрямь сошла с ума? В конце концов, ее раз уже избивали, и она теряла сознание, падала, билась головой. Да уж, было бы куда проще, если она реально бы была сумасшедшей. Не пришлось бы разбираться в себе и искать попытки выбраться из этой ситуации. В любом случае, она боялась, что, узнав правду, Саманта начнет испытывать к ней презрение. Возненавидит ее. Остынет и больше никогда ничего не будет как прежде. Да и возможно ли полюбить ее, зная ту правду, которую теперь знала о себе сама Сара? Наверное, ее и за человека то считать не будут. Ведь люди вокруг идиоты, они не знают, что она чувствует. Не понимают и никогда не поймут. А Саманта? Саманта не такая, как все, но ее жизнь словно питалась ненавистью. Все, что ей двигало, было ненавистью. Ненавистью за то, что с ней сделали. Ненавистью к Френку. Ненавистью к Ричи. Ненавистью к Роуз, Брэду, да даже к собственной матери. Ненавистью к миру, в котором она живет и который глядит на нее, как на отброса. Ненавистью к самой себе.
А что станет, когда она избавится от очередной причины ненависти? Что будет сутью ее жизни? Их теплые чувства? Наверное, нет. Саманта была хорошей. Доброй и далеко не глупой. Но это было очень глубоко. Так глубоко, что все это казалось ненастоящим. Словно ничего в жизни Сэм не было так же важно, как ее неприязнь ко всему сущему. Они могли бы стать хорошей парой. Наверное, они и были парой? В конце концов, они уже далеко не просто подруги, которые росли рядом, словно сестры. Нет, больше нет. Она любила ее. Любила Саманту и, кажется, ни разу не сказала ей об этом прямо. И лишь сейчас по-настоящему сожалела, что не делала этого. Когда она оказалась так далеко от нее, когда их разделяло столь многое, она поняла, как многое упустила. Может страх не позволял ей сказать этого, может гордость. Сэм, понятное дело, и сама это понимала. Но что теперь? Как жить дальше, понимая жуткую правду? Грань между любовью и ненавистью так тонка, особенно, когда речь идет о Саманте. И если она узнает, все рухнет. Не останется ничего. Уже ничего не будет как раньше. Ее мечты, и без того столь зыбкие, сейчас рушились, как стеклянные замки. Никогда и ничего не выйдет. Даже если они сбегут, оставшись одни в целом мире. Этот мир рухнул в одночасье. В этой истории, написанной кровавыми чернилами, в мире, который Сара нарисовала себе, мечтая о спокойной жизни с подругой, мире только для них двоих, наступил апокалипсис. Будь она проклятой Дороти, жившей в этом трижды ненавистном Канзасе, ураган не просто унес бы ее дом, он переломал бы ей кости, а все, что было бы ей дорого, перемолол на куски.
Помассировав глаза, Сара попыталась вдохнуть поглубже. На удивление, кроме боли в груди, ее легкие никак не ответили на это раздражение. Как же ее утомили эти вечные раздумья, сожаления и самобичевание. Но она ничего не могла с собой поделать. Мысли сами лезли ей в голову, пожирая ее изнутри. Судорожно потирая руки, девушка уже отчаялась что-либо решить. Все вокруг было против нее. Обстоятельства и люди. Даже ее собственные рассуждения сводили все к тому, что вокруг больше нет выхода. Оперевшись на спинку кресла, Сара почувствовала, как ствол револьвера упирается ей в бедро. Поджав губы, она до боли сжала кулаки, стараясь отогнать дурные мысли. Да, так было бы куда проще. Гораздо проще. Покончить со всем этим, просто нажав на курок. Выбить из головы все черные мысли на пару с мозгами, конечно, куда легче, чем перебороть их. Но она не имела на это права. Уж точно не сейчас.
Покосившись на уже остывшую тарелку с варевом, которым угостил их священник, Сара вспомнила, что, вообще-то, где-то там их ждет Триша. Наверняка голодная. Эта жутковатая девушка вызывала у Сары подсознательный страх. Но, пока она им не вредила. А значит, стоило отплатить ей за помощь. Встав с кресла и зевнув, она подняла тарелку, пошагав к выходу. Отличный повод подышать свежим морозным воздухом, чтобы хоть сколько-нибудь избавиться от тумана в голове. Прежде, чем Руди успел спросить, куда та направляется, Сара молча побрела к выходу, подхватив с собой автомат, стоявший у выхода и повесив его за плечо. Дверь хлопнула вслед за девушкой и Руди остался один, непонимающе пялясь ей вслед. Поглядев в окно, он заметил, что та направилась к выходу, стараясь не пролить содержимое тарелки с варевом. Прищурившись, он провожал взглядом силуэт Сары, попутно покручивая переключатель каналов на рации. Та, в своем обычном ритме, выдавала лишь хрипящие и скрежетающие по перепонкам помехи.
Из-за сильного ветра, пробирающегося под одежду, холод ощущался еще более сильным, хоть снег уже и перестал валить. Вокруг не было ни души. Только едва различимые в темноте могильные камни, устилающие все вокруг. Все дальше удаляясь от дома, Сара старалась дышать глубже, несмотря на всю чудовищную боль, которую ей приносило это действие. Неподалеку от дома, где в окне все еще горел свет и виднелся сидящий напротив паренек, явно глядящий на нее, девушка заметила будку. Это была подкосившееся, но все еще достаточно крепкое убежище для собаки. Правда, внутри никого не было. Почему-то эта картина показалась Саре крайне грустной.
Остановившись перед воротами, она сомнительно пригляделась к темноте. За ними, среди мрака леса, ничего не было видно. Была ли там Триша? Или, быть может, она уже ушла? Скорее всего, она еще выжидала. Но стоило ли идти к ней? Вдруг она нападет? Она же мусорщица. Кто знает, что у нее на уме. Но, не оставлять же эту проклятую кашу у входа, в надежде что там ее заметит? Пересилив себя и сделав шаг во мрак, Сара положила руку, сжав палец на курке винтовки.
Укрывшись от снега под густой кроной, Триша проигрывалась с ножом, подбрасывая его в воздух и затем подхватывая. Прошло уже больше часа и она устала сидеть у подножья дерева, устроившись на его толстых корнях. Заметив идущую к ней Сару, мусорщица привстала, глядя на тарелку в ее руках.
— Жратва? — кивнула Триша на емкость с кашей.
— Угу. — безынтересно сказала Сара, подойдя ближе и заметив нож, которым Триша перебирала между пальцев. Ее сердце сжалось, когда она заметила блеск острия.
Остановившись, Сара поставила тарелку с варевом на землю и, чутка замешкавшись, пододвинула ее ногой к Трише, отступив назад и спустив с плеча винтовку. Мусорщица посмотрела сначала на кашу, затем на Сару, а затем на оружие в ее руках. Фыркнув, она приподнялась, убирая нож за пояс и, размяв шею, взяла тарелку, тут же принявшись поглощать содержимое ложкой.
— Надеюсь, этого хватит. — сказала Сара.
— Сойдет. — быстро ответила Триша, расправляясь с кашей так быстро, как только могла. Она черпала еду четко, уверенно и притом очень поспешно. Не прошло и минуты, как она опустошила миску больше чем наполовину. Словно кто-то сейчас возьмёт и отберет у нее эту жалкую пресную кашу. Возможно, она делала это инстинктивно, Сара могла ее понять. Но то, как Триша набивала щеки кашей, смотрелось довольно забавно.
— Приятного аппетита, что ли. — кашлянула Сара, выпалив это просто ради того, чтобы не стоять молча.
— Че? — соскребая остатки каши со дна тарелки, покосилась на нее мусорщица.
— Ничего. — махнула рукой Сара, вновь зайдясь кашлем и отплевываясь кровью на снег. В горле осталось жгучее ощущение, словно в нем застряли остатки мокроты. От него начала ощущаться тошнота.
— Пиздец. — облизав языком тарелку, посмотрела на кровавые сгустки на снегу Триша. Сара подметила, что язык у нее был нездорового, будто серо-черного цвета и смотрелся крайне сухим. От этого ее покоробило.
— Ничего. — утерев кровь с губ, Сара взяла немного снега, чтобы отчистить им руки от красных разводов.
— Как это вообще? — нахмурившись, Триша посмотрела ей прямо в глаза, отложив в сторону тарелку.
— Что? О чем ты? — Сара была слишком растерянна, чтобы нормально сконцентрироваться на диалоге с мусорщицей. В голове стоял шум и мозг словно вибрировал.
— Об этом, бля, — поднявшись, мусорщица подошла ближе, глядя на окропившие снег сгустки слизи и мокроты. — какого оно? Испытывать такую боль?
Саре стало не по себе от ее вопроса. Кому вообще это может быть интересно? Многие зачастую избегали подробностей, оттого девушка толком и не знала, как объяснить разрывающее чувство в груди. Она не думала, что кто-то способен это понять.
— Ну, — почесала она затылок. — очень неприятно.
— Насколько? — кажется, мусорщице и впрямь было это интересно.
— Понятия не имею, как объяснить. — Сара погладила шею, чувствуя, как в горле пылает от раздражения. — Как будто… Ну, словно кто-то раздирает тебя. Ощущения, как будто ты обожглась, но только изнутри и эта боль расползается при кашле по всему телу. Трудно двигаться. Трудно начать дышать. Даже думать не выходит. Все заполоняет только боль.
Мусорщица отвела взгляд, как будто пытаясь это визуализировать.
— Да, звучит хреново. — она покусывала свои сухие, бледные губы, глядя себе под ноги, а затем, поднявшись, потянулась и подняла взгляд на церковь. — Здесь, как я понимаю, наши пути расходятся, да?
— Наверное. — пожала плечами Сара, пытаясь не быть слишком дерганной при каждом движении мусорщицы в ее сторону.
— Надеюсь, что умирать будет не так страшно, как тебе кажется. — спокойно, словно в этой фразе не было ничего необычного, сказала Триша, странно поглядывая на кровавую мокроту Сары.
— Эм, — помялась девушка, легонько кашлянув. — ну, спасибо.
— Ты трясешься так, словно я тебя сожрать сейчас попытаюсь. — усмехнулась мусорщица, заметив волнение Сары. — У тебя же в руках пушка хренова. Или чего ты боишься, — она достала из-за пояса нож, крутя его в руках. — этого?
— Убери. — сурово ответила ей Сара, шагнув назад и приподняв винтовку в сторону Триши. Мусорщица лишь усмехнулась.
— Да ладно? Серьезно? — потерев ладонью лезвие, она опустила острие. — Ты не такая смелая, какой поначалу кажешься, бля.
— А какая вообще разница? — вздохнула Сара.
— И впрямь. Мне никакой. — развела руками Триша. — Что-ж, приятно оставаться в этой сраной стремной штуке. — кивнула она на возвещающийся силуэт храма.
— Не думаю, что оставаться в ней будет особо приятно. — нахмурилась Сара.
— Тоже считаешь странным этого железного уебана? — глянула ей прямо в глаза мусорщица. От ее дерзкого, чуткого взгляда, Саре стало не по себе. — Я бы не стала ему доверять. Я всякой херни в своей жизни повидала, но вот ебаных роботов вижу впервые. У вас за стенами они обычное явление что ли?
— Нет. — покачала головой Сара. — Я тоже много что видела, но вот такое – впервые. Может, ты и не бывала в мегаполисах, но, думаю, меня это смущает не меньше твоего.
— Надо было разобрать его, пока был шанс. — оценивающе кивнула мусорщица, поглядывая на храмовую территорию.
— В смысле? — приподняла бровь Сара.
— Ну, пока у него были эти, перебои ебаные, — Триша почесала подбородок, пытаясь понять, как это объяснить. — с ним же явно что-то не так. Пока он глючил, надо было ебануть ему по башке, вытащить мозг и разобрать на части.
— Ты серьезно? — легонько улыбнулась Сара. Ей показалось это смешным.
— Максимально серьезно. — на лице мусорщицы, в отличии от девушки, не было и тени усмешки. — Я слышала, у вас, за стенами, люди любят ставить себе всякие железные руки, ноги и прочую хероту. Представь, если бы мы разобрали его и поделили? Да я могла бы выменять одни его руки хреновы на несколько ящиков с провизией.
На этот раз она не смогла сдержать смеха. Сара, оперевшись на дерево, рассмеялась, но, боль в легких снова дала о себе знать и вместе с ощущением растяжения, в груди все забурлило и она зашлась кашлем, отхаркиваясь на снег.
— Вот же херня. — вздохнула Триша. — Тебе, честности ради, мы бы отдали легкие этого робота.
— Да, — с трудом дыша и кривясь от горечи во рту, Сара все же улыбалась. — думаю твой план был бы просто прекрасен.
— Расскажи кому, что видела гребаного робота, мне ведь и не поверят. — с не присущей ей долей мечтательности, сказала мусорщица. Подкидывая нож, она медленно пошагала в чащу, поглядывая на держащуюся за грудь Сару. — Сама-то обратно доберешься, неженка?
— Угу, — едва заметно кивнула ей та. — думаю дойду.
— Удачи тебе, — глядя на то, как она утирает кровь с губ, словно бы откровенно сказала ей Триша. Саре даже не верилось, что в этой жуткой на вид девушке были хоть какие-то чувства, схожие с человеческими. — учитывая эту хуйню, думаю, что мы видимся с последний раз.
— Да, я тоже так думаю, — прошептала Сара, растирая пальцами кровавую слизь, стекающую по ладони. — и тебе, наверное, удачи. — не прошло и нескольких мгновений, как Триша уже скрылась за деревьями, и не виден был даже ее силуэт. Она растворилась в темноте, и даже хруст снега от ее шагов был, кажется, неразличим. Несколько минут постояв у дерева и переводя дыхание, Сара обтерла кровь об штаны и, опустив винтовку, пошагала обратно в дом.
Может, мусорщики и впрямь были не столь плохи. А может, Триша была просто уникальным, для них, экземпляром. Она ведь была достаточно быстра, чтобы убить ее. Наверное, даже смогла бы обезоружить и пырнуть ножом. Но не сделала этого. Почему? Сара не знала. С ее первых секунд знакомства с этими существами, ее пробирала дрожь от одной только мысли о них. Казалось, под своими обмотками они не похожи на людей. Но вот теперь, когда она даже успела поговорить с одной из них, ей не казалось, что эти мусорщики столь уж ужасны. По крайней мере, она встречала ублюдков и похуже Триши. Таких, как Генри Моралес. На его фоне меркли даже Уильям Коллинз, или Фрэнк. Все они были уродами, которых Сара бы предпочла не встречать, но Моралес?.. Тот уровень желчи, который переполнял ее душу при мысли о нем просто переходил все границы. В последнее время только эти неприятные чувства и поселились внутри нее. Недостаточно сильные, чтобы сломить ее, но при том все еще столь коррозийные, что разъедали все ее нутро ничем не хуже почти полностью отмерших легких.
Прикрыв за собой дверь и потирая успевшие замерзнуть руки, Сара прошла в дом. Здесь уже было даже жарко, что она сразу ощутила. Пришлось снять куртку, нацепив ее на крючок у входной двери. В гостиной Руди сидел, оставив рацию у окна, напротив камина. Держа в руках голопроектор, он смотрел какую-то текстовую запись на нем, внимательно вчитываясь в строчки. У Сары сжалось сердце. Это было явно не то, чего она ожидала. Прищурившись, девушка попыталась понять, что именно он смотрит, но не разглядела. Если он увидит что-то лишнее, или узнает что-то не то?.. Нужно было действовать. Отлечь его. И как можно быстрее.
— Руди? — шагнула в гостиную Сара, окликнув его.
Он был так увлечен ознакомлением с документом, что даже не обратил на нее внимания. Это не к добру. Что он там нашел? Стоило действовать решительнее. Робость сейчас может ее погубить.
— Руди, ты как? — она, стараясь держаться уверенно, подошла ближе, сев прямиком на поручень его кресла и положив рядом винтовку. С такого расстояния она смогла понять, что за документ перед ним. Она тоже видела его. Списки эмбрионов, негодных и утилизированных. Сам Руди, судя по его озадаченному виду, не слишком понимал, о чем шла речь.
— Я, — покачал головой тот, подняв на нее глаза. — я не пойму…
— Чего? — посмотрела на него в ответ Сара, глядя прямо ему в глаза. От его взгляда становилось не по себе, но она выдержала и это.
— Что они делали? В этих лабораториях? Я просмотрел несколько записей, прочел документации, но все еще не могу составить цельную картину. Словно что-то ускользает от меня. Они похитили детей. Похитили Нину. Но для чего? Зачем им нужны были больные дети? Что вообще двигало этими уродами?
Стараясь не показывать ему свою истинную цель, Сара изобразила задумчивость, покашиваясь на голопроектор. Если он посмотрит дальше, он поймет. Он все поймет. Руди, пусть и жутковатый, но не глупый. Он догадается. А если узнает он, узнает и Моралес. Ну уж нет, такого не будет.
— Я знаю, что стало с Ниной. — сказала она резко и уверенно, пытаясь отвлечь внимание парня от записей. Выражение задумчивости на его лице тут же сменилось на смешение чувств. В его взгляде промелькнул блеск. Он уставился на нее, удивившись. — Я знаю, что стало с твоей сестрой.
Обнадеженный взгляд паренька впервые стал настолько человечным, насколько это было возможно для Руди. Значит, сработало.
— Ты?.. Ты узнала? Он сказал тебе? — чуть ли не шепотом спросил он.
Сара кивнула, заметив, что тот тут же отложил голопроектор.
— Детей похитили, чтобы ставить на них опыты. Я не слишком поняла, кажется, что-то связанное с вакциной этого Хартманна. — из ее уст это прозвучало не слишком убедительно, но явно ошарашенный Руди готов был поверить в это. Он доверял ей, а значит этим стоило воспользоваться. — Они испытывали на них эту дрянь. Заперли их в подземных бункерах. Может, пытались создать какое-то биологическое оружие, или, черт его знает, что еще.
— Так Нина… — голос Руди задрожал. — Они просто?.. Просто воспользовались ей и детьми, как зверями для… Для своих мерзких экспериментов?.. — парень сжал дрожащие кулаки.
Уверенно поглядев на него, Сара кивнула. Он был словно потерян. Это ей и было нужно. Но когда его внимание вновь привлек голопроектор, она предугадала его вопрос.
— Хочешь узнать, что это за утилизованные тела? — спросила она.
Руди оглянулся на нее, явно удивленный еще пуще прежнего. Он ничего не успел ответить, прежде чем Сара высказала ему версию, пусть не правдивую, но достаточно близкую к правде, чтобы повергнуть того в шок.
— Это дети. Когда их использовали, и те не выдержали вакцины, их просто непросто уничтожили. Как какие-то вещи. — придав своему голосу тон достаточно суровый, чтобы он поверил, она уставилась прямо в глаза Руди. Они больше не казались холодными. Они покраснели от выступающих слез. — Я знаю, это больно. Я боялась сказать тебе правду. Но твоя сестра для них всего лишь расходный материал. Материал, который потом просто выкинули за ненадобностью.
Скупая, едва заметная слеза сползла по его щеке. Взгляд парня отцепился от Сары, уставившись куда-то за ее плечо, в темноту. Он замер, сжав дрожащие кулаки и тяжело дыша. На мгновение девушке показалось, что сейчас он вскочит, схватит винтовку, и направится прямиком к Хартманну, чтобы прикончить его, но, все случилось совершенно иначе. Прикрыв лицо руками, он положил голову ей на колени и тихо, почти неслышимо, заплакал. Это было так нетипично и так шокирующе, что у Сары на мгновение от жалости сдавило в сердце. Но она тут же пересилила эту эмоцию, поняв, что свое дело она сделала. Потянувшись к голопроектору, она выключила его, убирая тот в карман и положила руки на плечи Руди, пытаясь изобразить поддержку, которую якобы ему оказывала.
— Понимаю. Я понимаю тебя. — погладила она его по плечам, чувствуя, как его теплое, тяжёлое и медленное дыхание отдает ее ноги. — Все будет хорошо. Не волнуйся. Все будет хорошо. — прошептала она так мягко, как могла себе позволить, хоть ее голос и сошел на хрип, как обычно. Паренек, прижавшись к ее ногам, покачивал головой, пряча лицо. Она уселась на кресло поудобнее, с трудом деля его с Руди, но он, конечно, не был против. Подняв взгляд на горящий перед ней камин, копнами пламени пожирающий веточки внутри одну за другой, девушка ощутила в груди горечь и тяжесть от своего поступка.
Воспользоваться его чувствами, конечно, было нечестно. Но был ли у нее выбор? В конце концов, боль от отмирающих легких ощущалась куда сильнее боли душевной. Ее сознанию даже не хотелось отвечать на эти терзания. Чтобы сохранить эту тайну, она пошла бы и не на такое. Слишком опасно было ее разглашать. Вздрогнув, Руди поежился, всхлипнув. Девушка аккуратно погладила его по голове, посмотрев на полыхающее пламя в топке камина. Еще раз нащупав голопроектор, хранилище ее секретов, у себя в кармане, Сара улыбнулась, проводя пальцами по волосам парня. Что-ж, хотя бы ее тайны были в безопасности.
Тяжело дыша, парень устроился у нее на коленях, словно ребенок и, приобняв ее, уткнулся лицом в плечо. Несколько смутившись, девушка приобняла его в ответ, похлопав по спине и нахмурившись. Видимо, это задело его куда сильнее, чем она ожидала. Теперь даже сама Сара была не менее шокирована. Такого Руди она никогда не видела, он всегда представлялся ей куда более сдержанным и рассудительным. Хотя, с другой стороны, чего ей следовало ожидать, обрушивая такую больную тему на этого и без того растерянного сейчас парня.
— Это нечестно. — прошептал он.
— Что? — стараясь скрыть неудобство в голосе, переспросила Сара.
— Все это нечестно. — оторвавшись от ее плеча, Руди покачал головой. Его глаза были красными, а веки напухли от влаги. — Так не должно было быть.
— Конечно, это нечестно, — показательно вздохнула Сара, прижав к себе Руди. Нужно было как-то усыпить его бдительность. — твоя сестра не заслужила такого. Никто не заслужил.
— Она… Нина… Она была такой… такой…
— Я уверена, что она была хорошей. — чувствуя, как дрожат руки парня на ее плечах, ответила Сара. Она заметила, как он поник видом.
— Такое чувство, словно из меня вырвали кусок, Сара. Оставили во мне дыру. Я всю жизнь понимал, что она мертва, но теперь… На мгновение, я подумал, что правда о ее смерти успокоит мои терзания… Но нет. Теперь стало только хуже. Знаешь, я… Я словно не знаю, что чувствовать. — он посмотрел ей прямо в глаза. Сейчас они казались уставшими и мокрыми, в его зрачках отражались блики камина.
— Мы должны держаться вместе, — солгала Сара, пытаясь наконец приободрить раскисшего парня. Он казался ей сейчас таким жалким. — иначе, кто знает, что хочет от нас этот Хартманн.
— Ты права, — лицо Руди вновь стало серьезным, словно слова Сары наполнили его храбростью. Перестроившись с ее колен на подлокотник кресла, он глубоко вдохнул, пытаясь собраться с мыслями. Его взгляд упал на винтовку, которую Сара положила рядом. — мы не знаем, на что он способен.
— Думаю, нам надо, — договорить Сара не успела, ее слова прервал очередной приступ кашля и она, отвернувшись от парня, перегнулась через кресло и, откашливаясь, сплюнула на пол несколько кровавых сгустков. Легкие зашлись громким, отчётливым хрипом при каждом вздохе. В голове помутнело от боли, перед глазами поплыло. Руди положил руку ей на плечо. Когда, наконец, в сознании прояснилось и боль во всем теле перестала пульсировать, Сара наконец повернулась к нему, утерев кровь с губ.
С горечью поглядев на нее, Руди вздохнул, покачав головой.
— Каждый раз, когда ты заходишь кашлем, мое сердце обливается кровью. — сказал ей парень.
— Когда я захожусь кашлем, что-нибудь уж точно обливается кровью. — горько усмехнулась Сара, глядя на капли крови в ладони.
— Помню, когда мы впервые встретились, у тебя тоже был кашель. Не такой сильный и жуткий, но, знаешь, он даже меня сумел насторожить. — словно пытаясь разрядить обстановку, улыбнулся ей Руди.
— Да, помню, — кивнула Сара, облизнув губы от остатков крови. — кажется тогда я несколько подпортила плакат первого министра.
— И не ты одна. — пустил смешок Руди. — Эх, как же ты тогда сказала? — он попытался изобразить мимику Сары. — «У меня вышел самый чертовски хреновый день из всех чертовски хреновых дней в моей жизни.» Все еще уверенна, что это так?
Кашлянув в кулак, Сара вздохнула, удивившись собственной наивности.
— Удивительно, какие идиотские проблемы тогда меня волновали. Подумать только, какой глупой я тогда была. — девушка перевела взгляд на трещащие в огне поленья, которые поедало пламя. — Как же давно это было. Словно в прошлой жизни.
— А мне кажется, словно это было вчера. — тихо ответил он.
— С тех пор много воды утекло, — пожала плечами Сара, не отрывая глаз от пламени. — моя жизнь уже никогда не будет прежней.
— Как и моя. — волнительно ответил ей Руди.
— Думаю, твоя жизнь не особо то и поменялась, Руди. — потерла немеющие запястья Сара. — Ты и раньше рисковал, и занимался всей этой опасной ерундой. Что и делаешь сейчас. Едва ли в твоей жизни произошли какие-то перемены.
— Произошли. — улыбнулся он. — Я встретил тебя.
Нахмурившись, Сара хотела было обернутся, чтобы объяснить парню, что ничего особенного в их встрече все же не было. В конце концов, она уже не так ему доверяла. Особенно сейчас, когда один неверный шаг мог обрушить всю ее жизнь. Но стоило ей повернуть голову, как она почувствовала, как он аккуратно положил ладонь на ее щеку. Прежде, чем она успела отреагировать, Руди прильнул к ней, прикоснувшись к ее губам своими. Сара опешила, ощущая, как по всему ее телу бежит дрожь. Она закрыла глаза, понимая, что от растерянности не может понять, как ей поступить.
Она не попыталась отстраниться, приоткрыв глаза. Внутри нее заиграло какое-то жуткое ощущение дискомфорта. Парень, придвинувшись к ней еще ближе, провел рукой ей по шее, а вторую положил на бедро. В этот момент что-то закололо в груди. По пальцам пробежалась немота, колени вздрогнули, легкие заболели. Ее сердце застучало так сильно, что, казалось, звук его ударов разносится по всей комнате. Оперевшись на поручень кресла, Сара уперлась в него бедром. Руди, остановившись на секунду, приоткрыл глаза, посмотрев на девушку. Когда она потерянно облизнула губы, почувствовав на них непривычную влагу, тот снова прильнул к ней, коснувшись ее губами. Его рука скользнула с бедра выше, чуть не коснувшись груди Сары и ее в то же мгновение перехватил жуткий страх. По спине пробежали мурашки, сердце сжалось до боли, словно перестав биться. В сознании все помутнело, мысли потерялись в голове, между ног свело и, привычно, не осталось ничего, кроме страха.
Девушка тут же коснулась пальцами рукояти револьвера, выпирающего из-под куртки и, обхватив его, дернула оружие, что есть мочи, засадив парню прикладом по челюсти. Тот вскрикнул, свалившись с кресла. Сара, скривившись от паники и ужаса, спешно отползла назад, щелкнув предохранителем пистолета и нацелившись им на парня. Руди, шокировано подняв глаза и заметив нацеленный на него ствол, инстинктивно спохватился, хватая лежавшую рядом винтовку и прицелившись в девушку. Они оба тяжело дышали, глядя друг на друга ошарашенно и непонимающе. Треск дров в огне въедался в ушные перепонки, а жутковатые тени пламени бегали по их лицам.
— Какого черта? — потирая место удара, покосился на нее Руди.
Она промолчала, отползая назад и держа его в прицеле.
— Что это значит? — парень не мог оторвать от нее взгляд. Его серые глаза все еще казались слишком неестественно живыми. Опустив винтовку, он сделал шаг к ней, протянув руку. — Сара…
— Не приближайся. — прошипела она, чуть надавив на курок, чтобы показать, что она не шутит.
Руди, тяжело дыша, нахмурился, глядя как девушка, прижавшись к стене, целится в него. Сжав винтовку в обеих руках, он покачал головой, разочарованно на нее глядя. Его глаза, недавно красные от слез, снова стали холодными и безжизненными. Он снова стал похож на себя. На того Руди, от которого у нее в свое время мурашки бежали по коже.
— Да что с тобой такое? — тихо сказал он, сделав еще шаг вперед, но как только Сара уже приготовилась жать на курок, дверь дома распахнулась и, ковыляя, внутрь вошел доктор Хартманн, стряхивая с плаща снег своими стальными клешнями.
Шагнув в гостиную, тот замер, оглядывая целящихся друг в друга парня и девушку. Переводя свои окуляры с одного на другую, доктор набрал воздуха в легкие, поправляя прикрывающее его экзоскелет тряпье. Руди, тут же отвлекшись от дрожащей напротив него Сары, нацелил свое оружие на возвышающегося посреди гостиной Хартманна. Его лицо скривилось, выражая холодную, но очень четко различимую ненависть.
— Вы! — сказал дрожащим голосом Руди. — Вы убили ее.
— Что? — донеслось из динамика доктора, пока его окуляры покосились на Сару. Та, пожав плечами, вздрогнула, показывая ему, что дело плохо.
— Моя сестра! Вы похитили ее! Использовали, как какое-то животное, а потом убили! — голос парня вновь взорвался, став похожим на крик. — Ублюдок! Я убью тебя! Убью!
— Что-ж, кажется мы оказались в непростой ситуации, не так ли? — окуляры Хартманна прошлись по винтовке парня. — Кажется, ты узнал то, что не следовало, не так ли, мальчишка?
— Я узнал достаточно. — прошипел он. — Большего мне и не надо.
— Понимаю, тебя переполняет ярость, — приподнял свои железные руки доктор. Их с Руди безжизненные глаза, ярко-красные и мертвенно-серые вновь встретились, сойдясь в схватке. — но и ты пойми, что, если сейчас сделаешь что-то необдуманное, я раздавлю тебе голову и брошу твое тело в этот камин. Потому подумай дважды, прежде чем совершить свой следующий шаг, мальчишка. Ты и впрямь веришь, что сможешь так просто меня убить? Чтобы сейчас выйти отсюда живым, тебе придётся смирится с тем, что стало с твоей сестрой, ты ведь понимаешь? Смирится и уйти так далеко, как только можешь. И забыть все, что ты видел.
— Смириться и уйти, вот как? — фыркнул Руди, стиснув зубы. — Это твое предложение?
— Да, осознай, что ты в меньшинстве и что иного выхода из ситуации у тебя нет. — пожал плечами доктор.
— А мне кажется выход как раз-таки очень прост. — выпалил Руди, кивнув доктору и в тот же момент нажал на курок. Яркая вспышка винтовочного выстрела озарила гостиную. Вспоров плащ доктора, она пролетела навылет через его стальное тело, порвав несколько проводов и гидравлических трубок. Жидкость начала стекать, по его экзоскелету, пропитывая тряпье, в которое он был обернут. Динамик доктора прохрипел и тот согнулся, хватаясь за сочащиеся жидкостью провода. Руди, ненавистно глядя на него, передернул затвор винтовки. Сара шокировано сжала в руках пистолет, стиснув зубы. Доктор переступил с ноги на ногу, глядя на трубочки в своих руках, напоминавшие выпущенные из его живота кишки. Проскрипев, он поднял голову, глядя на парня. Его горящие глаза-окуляры замигали.
— Я ведь предупреждал. — прохрипел он. Его стальная клешня резко перехватила оружие парня, вырывая его у того из рук. Прежде, чем Руди успел отскочить, доктор с размаху ударил его прикладом винтовки, повалив на пол. Парень замычал, хватаясь за голову. Стиснув в руках ствол винтовки, Хартманн встал над ним. Сочащееся из его трубок масло капало на пытавшегося подняться парня. Как только Руди оперся на колени, доктор вновь замахнулся винтовкой, ударив его прикладом по спине. Взвыв, парень вновь упал, постанывая.
После очередной попытки подняться, он получил удар прикладом по затылку. Сознание Руди поплыло и старалось не отключится. Перебирая руками, парень попытался ползти из-под ударов Хартманна, но доктор, наступив ему на спину ногой, придавил его к земле. Замахнувшись, он наметился прикладом в голову парня, но в этот же момент внутрь вошел отец Ллойд, захлопнув приоткрытую дверь, в которую уже занесло снега и, остановившись, поправил в руках свое ружье. Выражение непонимания, происходящего на его лице отлично описывало жутковатость всей ситуации.
— Я, эм, — помялся священник, подступив ближе к доктору, который опустил замахнувшуюся руку и перевел взгляд на Ллойда. — я услышал выстрелы. И подумал, что… Кхм…
— Ты как всегда “вовремя”, Ллойд. — скрежетающим голосом выпалил доктор.
— Доктор, что вы делаете? — смущенно подошел ближе святой отец, поглядывая на стонущего на полу парня. — Вы в своем уме?
— Вполне. — ответил Хартманн. Руди, вцепившись за угол, попытался выползти из-под ноги доктора, но тот, заметив это, еще сильнее надавил на его спину, придавив того к полу.
— Я в этом не уверен. — встал напротив него священник, покашиваясь на издающего стоны Руди. — Мне кажется, вы только что хотели убить этого человека прямо в моем доме! Это же безумие!
— Заткнись, Ллойд. — отмахнулся Хартманн.
— Бога ради, отпустите его! — пригнулся священник, пытаясь отодвинуть доктора с избитого Руди, но тот не сдвинулся с места.
— Боюсь, что не могу. — развел руками док, демонстрируя тому поломку своего экзоскелета. — Он пытался прикончить меня, идиот.
— О, боже правый, — скривился священник, поглядывая на искореженное выстрелом содержимое тела доктора. — может, стоит как-то спаять эти провода, или, быть может…
— Да. Именно. — потер в руках оружие Хартманн, кивнув Ллойду. — Но поначалу я избавлюсь от этого тошнотворного польского червяка. — он вновь сделал замах, но в этот раз его оборвала Сара, у которой наконец начало проясняться в уме.
— Нет! — крикнула она. — Стойте!
Доктор, вздохнув, обернулся на нее, одернув свой плащ.
— Ну что теперь? — проворчал он.
— Не надо, — вздохнула девушка, глядя на корчащегося под весом доктора Руди. Ей было неуютно и неприятно это говорить, но, вообще-то, сейчас, когда шок прошел, она не хотела бы смотреть, как он умрет. — не убивайте его.
— Ты только что хотела его пристрелить. Что изменилось? Мне сложно уловить работу твоего недалекого мышления, девушка.
— Просто… просто, не надо. Он ничего не знает.
— Как это?
— Ну, — почесала затылок Сара. — не в этом дело.
— А в чем тогда? — теперь доктор явно был озадачен не меньше Ллойда.
— Неважно. — облизнула губы она, поморщившись. — Не надо. Не убивайте его.
— Так он ничего не знает?
— Нет. Правда. Вообще ничего.
— Ты уверенна?
— Да сколько раз я должна это сказать? — фыркнула Сара.
Вновь посмотрев на Руди, а затем на девушку, доктор отступил, убирая ногу с тела парня. Тот, откашлявшись и потирая места ушибов, сел на колени, пытаясь прийти в себя. Ллойд, подойдя к нему ближе, присел, протянув ему руку, чтобы помочь подняться, но Руди, фыркнув, с размаху ударил по ней, заставив святого отца отступить. Отдышавшись и поднимаясь, он отряхнулся, глядя на испачканную стекающей с дока гидравлической жидкостью одежду. Держась за ушибленный затылок, он оглянулся на Сару, впившись в нее вновь холодными, безжизненными и пугающими глазами. Девушка, скрепя сердце, выдержала этот взгляд. Крепко сжав рукоять револьвера, она приподняла его на парня, махнув стволом в сторону входной двери.
— Убирайся. — сказала она тихо, но отчетливо. — И не смей возвращаться.
Еще несколько мгновений он просто стоял, пронзая ее взглядом. Но она не дрогнула. Поправив свою куртку и отряхнув ее от грязи, он развернулся, медленно пошагав к выходу. Парень заметил лежавшую у входа винтовку, но, как только Ллойд обратил на это внимание, он поднял оружие на Руди, шагнув ближе и ткнув ему в спину винтовкой.
— Даже не думай. — ворчливо приказал священник.
Руди обернулся на него, обходя комод с оружием стороной. Открыв дверь, он тихо вышел на улицу, погруженный в собственные мысли. Ллойд обернулся на доктора, который стоял, глядя на уходящего парня.
— Отпустить его? — кивнул на удаляющуюся фигуру Ллойд.
Хартманн покосился на Сару, а затем развел руками.
— Сопроводи его и убедись, что он не вернется. — сказал доктор.
— Как скажете. — кивнул Ллойд, закрывая за собой дверь.
— Ну и как это понимать? — хрипло проскрипел доктор, поглядев на девушку. Сара, почесав затылок, пожала плечами, переступая с ноги на ногу. Она чувствовала какое-то отвратительное омерзение внутри. Как будто ее желудок переполняли слизни, копошащиеся в животе.
— Знаете, — вздохнула Сара, убирая пистолет за пояс и вновь прошагав к камину. — это неважно. — кашлянув, она протянула дрожащие пальцы к огню.
— Что он знал? — Хартманн, подойдя к Саре сзади, навис над ней тяжелой тенью. Но ее это уже не пугало. Ее обуяло какое-то до дрожи холодное безразличие. — Почему он пытался убить меня? Что ты ему рассказала, девка?
— Ничего. Абсолютно ничего. — взглотнула ком в горле Сара.
— Именно поэтому он выстрелил в меня? — собирая обвисающие провода и трубки, словно вылезающие наружу внутренние органы, старался сохранить равновесие доктор. Зажав своими манипуляторами их часть, он пытался не дать вытечь гидравлической жидкости.
— Нет. То есть, да, но… — Сара вздохнула, разминая пальцы, по которым вновь пробежалась немота. — Это сложно.
— Что-ж, пожалуй, у нас еще будет время объяснится, а вот у меня времени не так много. — отступил от камина доктор, пытаясь усесться ровно на старое, пыльное кресло. Его механические ноги несколько подкашивались, оттого нарушалась координация даже его, отточенных, механических движений. — Нужно не дать нарушить работы экзоскелета. Он не повредил никаких имплантов, но вот несколько гидравлических труб порвал. — погрузившись в кресло, которое помялось под его весом, доктор хрипло затянул в легкие воздух. — Девчонка, отвлекись от погружения в свои не слишком-то рациональные размышления и помоги мне заделать эту брешь, пока я не лишился возможности передвигаться.
Молча кивнув, Сара отошла от камина, следуя распоряжениям доктора. По его словам, основные части экзоскелета повреждены не были, а значит, серьезных проблем у них не возникало. Обшарив ближайшие комоды, Сара не нашли в них ничего, что могло бы помочь перекрыть утечку гидравлической жидкости, потому принялась обыскивать другие комнаты. Пройдя мимо окна, она заметила вдалеке фигуры святого отца и Руди, идущего под его прицелом к воротам. В животе что-то свернулось и почувствовалась тошнота. Сара утерла губы рукавом, пытаясь избавиться от оставшегося ощущения поцелуя. Ее передернуло. Все вокруг казалось таким поганым, что даже прикасаться к вещам было примерзко.
Потирая плечи, Сара бесцельно бродила по комнатам дома, кашляя то ли от пыли, то ли от раздражения в легких. В голове стоял белый шум, не давая ей собраться с мыслями. В ногах ощущалась слабость и каждый шаг отнимал крайне много сил. Остановившись у одного из окон, Сара откашлялась, держась за горло и поглядела на висящую в углу икону. Кто бы ни был на ней изображен, ее взгляд словно придавил ее к земле. Фыркнув, Сара нахмурилась и поплелась обратно в гостиную, чтобы сообщить Хартманну о том, что в доме нет ничего полезного, и заодно, убраться подальше от злополучных укоряющих взглядов святых.
Прикрикнув на нее, доктор приказал Саре поторопится. Конечно, его система не была критически повреждена, но промедление могло стоить ему многого. Конечно, девушка не особо переживала за доктора. Будь ее воля, лучше бы Руди прострелил ему голову, раз уж на то пошло. Жизни их обоих ее не очень-то волновали. Но раз она избавилась от проблемы в лице надоевшего парня, теперь надо было как-то сгладить проблему с заключенным в механическом теле доктором. У нее промелькнула мысль воспользоваться его временной поломкой, чтобы прострелить доктору мозг и покончить со всем этим, но в то же время, ее гложили смутные сомнения, сумеет ли это ей как-то помочь. Да и доктор, даже имея повреждения на экзоскелете, все еще был крупнее, сильнее, быстрее и умнее ее. А значит нужно было действовать как-то иначе. Как-то более хитро. Возможно, стоило подыграть ему, чтобы он помог ей с болезнью легких. Ей сейчас пригодились бы любые лекарства. Хартманн считает ее идиоткой, не так ли? Сара себя к таковой не причисляла и оттого пыталась придумать хоть что-то, что позволило бы обвести дока вокруг пальца.
Выйдя на улицу, чтобы позвать священника, она уже увидела его, бредущего ближе к дому. Взрывая сугробы ботинками и чувствуя, как холодный снег, забравшийся в обувь, впивается в пятки, она поспешила к Ллойду, попытавшись объяснить ему ситуацию. Тот среагировал незамедлительно и позвал ее помочь дотащить ему из небольшого сарая неподалеку плазменную горелку. Под «помочь», он, естественно, имел ввиду нести эту тяжеленую штуку заместо него. Когда он передал ей эту махину, Сара, пыхтя и откашливаясь, потащила ее по снегу, не в силах держать ту на весу. Когда ее схватил приступ на середине дороги, Ллойд, вздохнув побрел к ней, чтобы помочь девушке нести устройство. Вдвоем тащить горелку оказалось куда проще.
— Еще немного! — кряхтя, Ллойд вцепился в нее обеими руками, от чего Сара тут же почувствовала облегчение в передвижении этой штуки.
— Я больше не могу, — отмахнулась Сара, отходя и отхаркиваясь кровавыми сгустками на снег. Боль в груди взорвалась сильнее обычного, так, что у девушки аж подкосились колени. Святой отец, увидев это, вздохнул, продолжив тащить аппарат к дому.
— Ты жива, девушка? — окликнул ее он, прикрывая глаза от порошащего снега.
— Угу. — проворчала Сара, облизывая кровь с губ. Переступив с ноги на ногу, она ощутила слабость, словно все тело стало ватным. Держаться на плаву сейчас ей было очень сложно.
Вновь зайдя в дом следом за священником, Сара поняла, что уже не ощущает разницы между жаром и холодом. Несмотря на то, что снег снаружи уже понемногу начинал смешивается с дождем, превращаясь в еще более холодный поток с небес, она будто бы не чувствовала этого. По ее телу бил озноб и конечности тряслись, и даже теперь, вернувшись в дом, она не ощутила тепла. Конечно, где то, сознательно, она понимала, что в доме тепло и горящий камин прилично исторгает жар, но ее тело будто отказывалось это принимать. Ее трясло, не сильно, но столь ощутимо, что никаких прочих ощущений она уже будто бы и не испытывала. Только сейчас, пройдя за Ллойдом, тащащим тяжеленный аппарат к доктору, она поняла, что у нее кружится голова. Встав рядом, она оперлась о камин спиной, чувствуя, как его жар пробивается через одежду, но этого было недостаточно. Кашлянув, Сара принялась нервно потирать руки, дрожащие и трясущиеся сильнее всего ее прочего тела. Она вцепилась взглядом в пальцы, подгибающиеся и дергающиеся. Их эпилептические движения сводили ее с ума.
Ее одернул священник, усадив на кресло рядом с Хартманном. Девушка послушно уселась, чувствуя, как в легких все перемешивается и бурлит. Сжав кисти в замок, Сара впилась ногтями в кожу, в попытках перекрыть эту боль, но напрасно. Ее лихорадило и знобило. Перед глазами что-то мелькнуло. Ллойд, по приказу доктора, принес ей чая, в который кинул приличное количество болеутоляющего. Взяв чашку из его рук, почти не различая его голос, Сара сделала глоток. Кипяток чая обжег ее горло. Недостаточно больно, чтобы заставить ее хотя бы взвизгнуть. Глоток за глотком, Сара осушила чашку, чувствуя, как все ее органы обдает жаром напитка. На языке остался привкус таблеток. Болеутоляющие подействовали не сразу, но очень эффективно. В какой-то момент в голове словно что-то щелкнуло и боль отошла на второй план. Расслабившись на кресле, Сара переваливала языком во рту ошметки кровавой слизи, чья горечь смешалась с привкусом обезболивающих таблеток и вызывала тошнотворные ощущения. Скрепя сердце, девушка заглотнула кровавую мокроту, не желая выплевывать эту дрянь вновь. Ей уже осточертело исторгать свои органы повсюду.
Ощущения вновь вернулись к ней. Аморфно расползаясь по креслу, чувствуя себя каким-то куском желчи, растекающимся и бесформенным, Сара зевнула, покашляв и переведя отстраненный взгляд на доктора и священника. Ллойд, присев, запаивал провода на механизированном теле Хартманна, пока тот указывал ему что и с чем соединять. Они перевязали несколько гидравлических трубок, чтобы из них не вытекала жидкость до той поры, пока они не закончат с проводкой. Плазменная горелка ярко вспыхивала, освещая полумрак гостиной сильнее камина. Святой отец каждый раз осторожно и боязливо щурился, когда от нее отлетали голубые искры. Хартманн же сидел неподвижно, будто бы был отключен. Но его голос все еще доносился из динамика. Его плащ был спущен и оттого перед девушкой предстало все его жутковатое стальное тело. Громоздкое, страшное, нечеловеческое. Как будто кто-то слепил из имплантов пародию на организм. Она хотела бы ощутить отвращение или, быть может, страх. Но таблетки, которыми напичкал ее напиток святой отец довольно сильно ударили ей по мозгам, не давая испытать каких-либо ярких эмоций. Оттого девушка, просто отдавшись ситуации, разлеглась на кресле, тяжело дыша и слушая невнятное лепетание дока и Ллойда. Ее сознанию не хватало сил даже разбирать их простые слова, хотя ясно было, что говорили они о ней.
— …болевой шок? — прояснилась в голове речь Ллойда.
— Она скоро придёт в себя. — ответил доктор. — Это не первый случай.
— Кем… кхм, — кашлянул священник. — кем бы не было это дитя, я чувствую, что мне все-таки жаль ее. Гляжу на ее болезненное лицо, слышу тяжесть ее дыхания и мне не по себе.
— Ты сентиментален, Ллойд. — затянул воздуха Хартманн.
— Быть может, но мне, как человеку верующему, в отличии от вас, доктор Отто, сочувствие к людям не чуждо. — нахмурился мужчина.
— О, так теперь, Ллойд, она для тебя не «богомерзкое создание»? — изобразил усмешку доктор. — Определись уже.
— Да, пусть она явилась на свет бесчеловечным путем, но, — тот задумался. — справедлива ли моя к ней неприязнь? Ведь, отбрось я тот факт, что она лишь дитя из пробирки…
— Так забавно глядеть на твои метания. — покачал головой доктор. — Как ты, Ллойд, рвешься между своей мягкотелостью и желанием быть преданным своим выдуманным идеалам.
— Я знаю, что вам пришлось нелегко, доктор. Но постарайтесь обойтись без оскорблений, в конце концов, не будь у меня этих «выдуманных идеалов», я бы давно бросил это место. Но моя преданность своим обещаниям заставляет меня сидеть здесь и хранить ваши секреты.
— Боюсь, ты сам уже давно запутался в том, что из твоих идеалов тебе диктует твое священное писание, а что ты накрутил себе сам, Ллойд.
— Может и так, доктор Отто. Может и так. — причмокнул священник, скривившись и спаивая очередной проводок. — Но повод ли это для вас столь меня презирать?
— Презирать? Тебя? — рябящие окуляры доктора опустились на священника. — Ты же пустоголовый простак, Ллойд. С чего вдруг я должен испытывать к тебе столь яркое чувство, как презрение? Кхе.
Поворочавшись, Сара промычала, чувствуя головокружение. Доктор тут же обратил на это внимание, обернувшись на девушку.
— А, очнулась. — проскрежетал тот. — Как быстро. Верно, в твоей голове и впрямь не столь много содержимого, раз оно приходит в себя так скоро.
— Вы уже достали, доктор. — прошептала Сара, поглаживая себя по затылку.
— Как твое состояние? Способна координировать свои действия хоть сколько-нибудь? — смерил ее взглядом Хартманн.
Подняв перед собой руку и двигая пальцами, Сара кивнула.
— Да, кажется еще могу. — кашлянула девушка.
— Прелестно, обычно совместная работа мозга и тела редкое для тебя состояние. — издал свой привычный металлический “смех” доктор.
— А вы-то сами как, док? — вновь вставил свое слово священник, допаивая последние провода. — Этот выстрел вас сильно не повредил?
— Я просканировал системы экзоскелета. Несколько неприятные последствия точно мне обеспечены. Нарушена скорость координации движений из-за повреждения связующих элементов нейросети. К тому же дополнительные режимы восприятия функционируют паршиво.
— Это как понимать? — приподнял бровь Ллойд.
— Инфракрасное зрение, тепловизоры, эхолокация и все прочие прелести восприятия окружающего мира через системы экзоскелета сбоят. — прохрипел Хартманн, поглядывая на свои руки-манипуляторы и медленно двигая ими. — Даже несколько жаль. Я уже стал привыкать к хоть каким-то плюсам пересадки своего мозга в это убожество.
— Выходит не у меня одной теперь «работа мозга и тела редкое состояние», да, док? — сквозь головокружение усмехнулась Сара, покосившись на Хартманна. Тот явно шутки не оценил, сжав своим стальные “кулаки”.
— Как я посмотрю, ты уже достаточно отошла от болевого шока, что позволяешь себе отпускать ехидства, девчонка? Раз так, то иди и помоги этому пустоголовому святоше починить гидравлические трубки, а не пользуйся своим состоянием, чтобы отлынивать от работы и взаимопомощи людям вокруг, как ты обычно любишь это делать. — выпалил доктор.
— Эй, кто бы тут говорил про взаимопомощь! — подняла ладонь Сара, демонстрируя Хартманну жутковатые следы от собачьих зубов.
— Прекращай язвить и помоги. Я спасал тебя достаточное количество раз, чтобы ты хотя бы сейчас прикусила язык и сделала хоть что-то полезное кроме жалоб на жизнь и нытья в плечо своей неадекватной подруги.
— Пф, — фыркнула Сара, поднимаясь и, превозмогая свое разбитое состояние, поплелась ближе к священнику. — еще бы вы мне говорили про неадекватность, ага.
— А что, ты хочешь сказать мне, что все твои действия продиктованы логикой или здравым смыслом? Ты руководствуешься эмоциями, совершенно не думая о последствиях. — не спускал с нее глаз-окуляров Хартманн.
— Это называется чувства, которых вы, доктор, — процедила Сара. — видимо лишены в силу своей… необычной формы.
— На самом деле доктор Отто куда более сентиментален, чем может показаться. — пустил смешок Ллойд.
— Вы, оба, захлопните пасть, и делайте уже, что я говорю. Чем больше вы болтаете, чем больше времени утекает в пустую. — оборвал их Отто Хартманн и принялся в приказном порядке диктовать дальнейшие действия с его роботизированным организмом. Пока Ллойд пытался приплавить друг к другу трубки, испещрявшие экзоскелет доктора, Саре досталась работа попроще, но в то же время, не особо приятная. Хартманн заставил ее держать трубки, чтобы из тех, во время ремонта, не вытекла большая часть гидравлической жидкости. Вышло это у Сары, как обычно, не очень хорошо. Несколько раз напор жидкости в трубках был сильнее ее и девушка, не в силах сдерживать или сжимать их должным образом, оказывалась обрызганной этой вязкой гидравлической жижей. После третьей попытки почти вся ее куртка оказалась в этой жирной дряни. Доктор, конечно, осыпал ее оскорблениями, но в итоге, когда Ллойд закончил, даже поблагодарил ту за помощь, пусть и в своей привычной надменной манере.
Когда починка была завершена, доктору понадобилось еще некоторое время, чтобы свыкнутся с повреждениями. Судя по тому, что его движения казались несколько заторможенными, этот выстрел был для его искусственного тела несколько более неприятен, чем он сам предполагал. Но, когда он свыкся с повреждениями, Хартманн достаточно быстро принялся торопить Ллойда и Сару выбираться из дома. Наматывая свое тряпье на стальные конечности и покрывая тело плащом, он вышел, направляясь куда-то на дальнюю часть фермы. Ллойд, помогая Саре держаться на ногах, поспешил за ним.
— Куда мы так торопимся? — тяжело переставляла ноги Сара.
— Доктор хочет поспешить в лабораторию, на случай, если вдруг вновь начнутся перебои с электроэнергией в генераторе. А такое, бывает, случается. — вздохнул священник.
— Я могу идти и сама. — вырвав у него свою руку, девушка сделала несколько шагов вперед, но, поскользнувшись, повалилась на снег и зашлась кашлем. Доктор, идущий метрах в десяти вперед них, обернулся на своих спутников. Ллойд, кряхтя, принялся поднимать Сару.
— Ну, видимо не можете. Давай руку, дитя, я помогу. — вздохнув, протянул священник свою ладонь.
Несколько погодя, Сара все же приняла его помощь.
— Теперь, вы, значит, на моей стороне? — проворчала она, вновь оперевшись на нелицеприятного святого отца. — Теперь, я, значит «дитя», а не «мерзкое отродье».
— Прости меня за мою вспыльчивость, девушка. — помялся Ллойд, вздохнув и пошагав с повиснувшей на его плече Сарой к доктору. — Я простой человек, невеликого ума. Покорность законам божьим, все, что меня волнует.
— А я, как вы там сказали, «создана вопреки законам»? Пф, что за бред.
— Мне сложно уложить в голове, что ты чувствуешь и страдаешь также, как прочие. — честно ответил ей Ллойд. — Ведь ты… не совсем рождена в прямом смысле этого слова.
— Да ладно уж, говорите, как есть, — отмахнулась девушка. — я всего лишь ребенок из пробирки, или как там эта хрень называется?
— Я лишь думал, что в таких… неестественных опытах нет жизни. Нет души, дитя, не знаю, понимаешь ли ты меня, или нет. Я впервые сталкиваюсь с подобным. Потому, мне сложно понять, как относится к тебе.
— И все-таки сейчас вы помогаете? Почему?
— Там, в храме… — помедлил Ллойд. — я услышал, как ты чисто, откровенно, так по-живому, просишь счастья и душевного мира… Но не для себя. А для своей подруги. Как то бишь, ты ее назвала?
— Саманта. — с благоговением произнесла Сара. — Ее зовут Саманта. Кессиди.
— Она дорога тебе, не так ли? Я часто видел, как прихожане искренне просят о помощи. Здоровья для себя, своих детей. Я видел жизнь и душу в их мольбах. И никогда бы не ждал, что подобное смогла бы сказать…
— Я? — покосилась на священника девушка.
— Не держи на меня зла. Быть может доктор прав, и я лишь раболепный глупец. Но то, как ты говорила это, то, как пыталась вознести свою полную неуверенности, но все же чистую молитву, к небесам… Я долго думал об этом, помогая доктору. И почему-то не могу избавиться теперь от этой мысли.
— Вот видите, может, не такое уж я «отродье». — проворчала девушка. Они, плетясь сквозь сугробы из мокрого снега, почти догнали доктора. Он стоял у какого-то старого сарая. Хибарки между деревьев на другой стороне храмовых угодий, незаметной на первый взгляд.
— Надеюсь, что твои молитвы исполнятся. Да будет Пресвятая Дева Мария мне свидетелем, кем бы не была Саманта Кесседи, пусть она получит заслуженный покой и душевный мир, какого ты для нее просишь.
— Надеюсь, что не она одна. — улыбнулась Сара, вновь прокрутив в своем помутневшем сознании мысли о том, как они с Сэм наконец-то будут вместе.
— А что с этим пареньком? — наконец добравшись до доктора, остановился Ллойд, убирая руку Сары со своего плеча. — Что на него нашло? Он показался мне таким… умиротворенным, поначалу, когда вы прибыли сюда?
— Руди? Что с ним? — скривила губы Сара, кивнув на Хартманна. — Если так интересно, спросите у доктора. Может он вам расскажет, как он пустил сестру Руди на органы, или что-то в этом духе.
— Ох, Боги, бедный юноша. — перекрестился Ллойд, покосившись со страхом на Хартманна, чей плащ уже порядком промок от летящего с неба мокрого снега с дождем, обращающего всю землю под ногами в мерзкую слякоть. — Узнать об этом так… внезапно. Да смилуется над ним Бог.
— Богу следует смилостивится надо мной. — вспоминая пробирающий до дрожи взгляд Руди, тихо проворчала Сара, потирая стонущие от онемения пальцы и пошагав ближе к доктору, который вцепился в низ обоих взглядом.
— Вновь решил промывать мозги этой юной особе своей мракобесной религиозной чепухой? — поправляя изрядно промокший и свисающий по его стальному скелету плащ, обратился к Ллойду Хартманн.
— Быть может, если вам, доктор Отто, в один день не удастся обмануть смерть, все, что я говорю, окажется не такой уж «религиозной чепухой». — словно вкладывая в свои слова надежду, сказал священник. — Быть может, девушка будет права, если прислушается. Не так ли, дитя? — словно ища у Сары поддержки, посмотрел на нее Ллойд, щурясь от текущего в глаза ливня.
— Не знаю. — пожала плечами Сара, чувствуя озноб. — Я не особо разбираюсь в религии и всей этой карме небес.
— Религия – культурное наследие, не более. Стоит уважать все хорошее, что она привнесла и порицать все мерзкое, в чем она виновна. — отмахнулся Хартманн, дергая свой прилипающий к экзоскелету плащ. — Второго, к слову, явно больше.
— Какое искреннее нежелание поверить во что-то выше наших заблудших душ. — вздохнул Ллойд, подходя ближе к доктору. — Неужто вам и впрямь не верится в то, что жизни наши самим нам не принадлежат? Может, в вашем гениальном мозге нет места для подобных “низких” размышлений, доктор Отто, но все же, подумайте об этом на досуге, прошу вас. Может, мы и впрямь лишь рабы божьи, чьи судьбы и жизни уже предопределены кем-то, кто выше нас? Кем-то, кто пишет историю нашего мира, строка за строкой. Историю, в которой что вы, что я, что это дитя, лишь винтики в одном, неясном для нас механизме?
— О, дорогой мой пустолобый Ллойд, быть может недалекой девке, вроде Сары, ты и смог бы затуманить этим мозги. Но не мне. — хрипло сказал док. — Мы сами вершим свои судьбы и сами виновники своих поражений и своих побед. Конечно, куда проще обвинить в этом кого-то, кто выше всех нас, но я ученый, и я знаю, что историю вершит далеко не какой-то премерзкий бог или высший замысел. Историю вершат такие, как я. Не ты ли сам сказал, что я переступил через все законы твоих богов? — он указал на Сару своей железной клешней. — Быть может, это значит, что никаких богов и вовсе нет? Наука давно повергла всех их в пыль, растоптала их храмы и кинула в огонь их святые писания. Подумай сам об этом, Ллойд. Подумай на досуге.
— В вас нет ни капли святости. — сказал святой отец так горько и надменно, словно слова Отто Хартманна задели все его существо.
— Святости? — прохрипев, обернулся на него доктор, выпустив одну из своих клешней сквозь тряпье, навешанное на нем. — Святости?!
Подступив к мужчине, он вцепился в его горло своей стальной рукой, запустив один из “пальцев” ему в рот, а другими обхватив череп до затылка. Сжав его голову в свои стальные тиски, доктор с размаху врезал телом храмовника об стоящий рядом сарай. Хлещущий дождь струился по стеклу, за которым скрывался мозг доктора, капли скользили по окулярам, заставляя их недобрый свет зловеще мерцать. Кожаные мешки в его груди вздулись, наполняя трубки на его теле воздухом.
— Мой отец был таким же, как ты. Омерзительным фанатиком. — доктор сжал свои руки сильнее на его черепе. — Он вечно прикрывался этим. Говорил мне и моим братьям про святость. Стоило нам не помолится перед сном, и он избивал нас розгами. Я помню каждый удар. Помню, как его плеть врезалась в кожу, просекая ее до мяса. Я лишен тела, но мой мозг помнит каждое мгновение. Даже сейчас по мне бегут фантомные боли. О, а знаешь, что бывало, когда мы опаздывали на службу? — глаза священника исказились в ужасе. Дождь бил ему в лицо. Он схватился за руку Хартманна, тряся ногами. — Он запирал нас в амбаре. Мы неделями сидели там без еды, света и воды. Среди коров и дерьма. Лишь благодаря тому, что наша маленькая сестра протаскивала нам останки ужина, мы там не сдохли. Но однажды он прознал об этом. И в ту ночь он закинул её к нам в амбар, сорвал с неё платье и измывался над ней всю ночь, заставляя нас смотреть.
Сара взглотнула комок, вставший в горле от ужаса.
— Он вечно прикрывался тем, что истинная святость в бичевании. В страдании. Что через муки мы прокладываем себе дорогу на небеса. — священник взвыл, когда доктор в очередной раз стиснул свою трехпалую клешню. — За своей святостью он прятал гниль и мерзость, которую выдавал за непорочность. Я рационален в своём мышлении. Я знаю, где я поступил аморально, а где совершил поступок, которым могу гордится. Он не знал. Он верил, что так и должно быть. Что он единственно правый. Даже когда мать повесилась в сортире, он верил в свою правоту. — доктор наклонил голову приблизившись своим жутким лицом стального скелета к священнику. — Не смей говорить мне про это. Иначе твоя смерть будет настолько мучительной, что на твоих “небесах” тебя и впрямь возведут в ранг святого.
Доктор с размаху откинул священника, бросив его на мокрую грязную землю. Тот со стонами вцепился в лицо, валяясь посреди грязи и луж. В лице Сары он выглядел жалко.
— Открывай уже чертов сарай. — прохрипел Хартманн.
Когда Сара представляла себе сокрытую под храмовой территорией секретную лабораторию доктора, ей представлялись все те же бесконечные ходы, сплетающиеся, словно лабиринты. Огромные залы, полные хирургических приспособлений. Сложные машины и мерцающие в воздухе голографические экраны. В общем, представлялось ей что-то в разы еще более впечатляющее, чем жуткие заброшенные научные комплексы, на которые она уже успела насмотреться не только на голопроекторе доктора Райт, но и вживую.
На деле же, все оказалось иначе. Огромный зал, конечно, был, но лишь один. Когда промокший и испачканный Ллойд, стоная от побоев, открыл им несколько замков на сарайной двери, и Сара спустилась за Хартманном вниз, ее ждало, на самом деле, лишь разочарование. После спуска по не так уж плохо сохранившейся лестнице, она увидела зал, достаточно большой, чтобы быть лабораторией, но все еще недостаточно выдающийся, чтобы теперь ее впечатлить. Она насмотрелась на столько странного дерьма за последнее время, что казалось теперь ее уже ничего не удивит. Что вообще может удивить сильнее, чем факт того, что тебя вырастили в каком-то чертовом инкубаторе? Сара уже так спокойно пропускала через себя эту мысль, что она даже не казалась ей какой-то выдающейся. Ей вообще ничего больше не казалось выдающимся. Редко что способно настолько удивить человека, ежеминутно захлёбывающегося собственной кровью. Будь она хоть трижды чьим-то клоном, ее это практически не волновало. Да, подумаешь, с кем не бывает. В последнее время она вовсе чувствовала себя абсолютно ничтожно и жалко, с чего бы ей вообще поражаться тому, что она лишь чья-то жалкая копия?
Следуя за доктором по просторному, но мрачному залу, Сара поежилась, взглотнув тяжелый комок в горле. От этого в трахее почувствовалось раздражение и кашель подступил к легких, однако девушка сдержала этот порыв. Судя по тому, что некоторые провода сверкали, исторгая освещающие темный зал сотни искр, сюда все же подавалась энергия. Однако, учитывая слишком тусклое мерцание ламп и полумрак, от которого напрягались и болели глаза, даже всей энергии, что перенаправили на эту постройку Ллойд и док, все равно было недостаточно.
— Жутковатое место. — прошептала хриплым голосом Сара.
— Бесспорно, но оно и не должно внушать ощущения счастья. — одернул сырой, болтающийся на нем плащ, доктор. В этом мокром тряпье, подчеркивающем жуткий стальной скелет его фигуры, он напоминал настоящее чудовище из фильмов ужасов. Впрочем, наверное, чем-то подобным он и был, подумалось Саре. Нормальный человек не сотворил бы с собой такое. А ведь еще и собака…
— Ну и что мы хотим тут найти? Вы же говорили, что у вас есть идеи, как мне помочь. — зуд в горле все же переборол Сару и та снова зашлась кашлем.
— Да, у меня есть вариант. — кивнул док.
— И какой же? — оперевшись на какой-то операционный стол, попыталась отдышаться Сара.
Пройдя к шкафам, полным каких-то колб и ампул, Хартманн принялся аккуратно переставлять их, выискивая что-то. Его движения были быстры, но при этом выверены и точны. Он быстро и четко переставлял баночки и склянки, это казалось на удивление интересным зрелищем.
— Когда жена и дочь Маккриди были смертельно поражены опухолями, мы не знали, что делать. Нам нужно было время, которого у нас не было, — ответил ей доктор. — потому мы решились на отчаянный шаг. Мы вводили им сыворотку, замедляющую все процессы в организме. Включая распространение метастаз от опухолей.
— Замедляющую все процессы? — почесала затылок Сара.
— Да, звучит неприятно, но в этом нет чего-то критического. Это своеобразный тормоз для биологических процессов в теле.
— Это как? Вы решили, что если я буду медленнее дышать, я дольше проживу что ли? Фигня идея, док. — грубовато усмехнулась девушка, приподнявшись и усевшись на стол.
— Нет, идиотка! Это работает иначе. И это даст нам время.
— Даст время? Но ведь это же ни черта не помогло ни этой проклятой Патриции Маккриди, ни, как я понимаю, ее матери. Ведь если бы помогало, то зачем… — Сара помялась. — Зачем тогда вообще нужна была бы я?
— Мы искали самые разные способы. И эта сыворотка не основной из них. Как, собственно и твои органы. — сама формулировка подобной фразы заставляла внутренности Сары сжаться, словно в чьем-то кулаке. Трудно осознать, что вся твоя жизнь, в общем-то, всего лишь неудавшаяся попытка стать заменой органов кому-то другому.
— Знаете, доктор, это очень паршивое чувство. Ну, то есть… вы поняли.
— Понял, но представить мне и впрямь сложно. — посмотрел на очередную склянку в руках Хартманн. — Думаю, понять, что твое рождение – это не результат половой связи, а всего лишь последствие скрещивания генов в инкубаторе, достаточно ошеломляюще.
— Не столько это, сколько-то, что вы, блин, растили детей, чтобы пускать их на органы. Это же, — она задумалась, пытаясь подобрать слова. — просто мерзко, короче.
— Абсолютно с тобой солидарен, девчонка. Впервые за долгое время. Я ненавидел то, что делал. Особенно после… Ах, впрочем, неважно.
— Ненавидели то, что делали? — фыркнула Сара. — Тогда почему бы не послать Маккриди в задницу и не уйти? Вы же, вроде как, не особо то стесняетесь в выражениях.
— Что бы ты понимала, девка. Ты ведь даже представления не имеешь, что держало меня здесь все эти годы. — прохрипел динамик Хартманна.
— Маргарет Райт. — сказала ему Сара. — Вас держала здесь она, не так ли?
Доктор остановился, поворачивая в своих цепких лапах-манипуляторах пробирку, а затем резко обернулся на Сару. Полумрак зала озарил блеск его окуляров, впившихся в нее взглядом.
— Замолчи, девка. — резко выпалил он.
— А, ну вот, — кивнула Сара. — значит я угадала.
— Ты не имеешь права даже запнуться о ней, пока я тебе не разрешу, поняла?
— Вот так да, — грустно улыбнулась девушка. — похоже я задела вас за искусственное… сердце? Или что там у вас вместо него в груди? Я-то просто «имбицилка» и ничего не понимаю в этих ваших имплантах.
Затянув в легочные мешки воздуха с свистящим звуком, доктор отвернулся, вновь принявшись за перебор скляночек. Сара, поерзав, поудобнее устроилась на своем месте.
— Неужели вы так любили ее, что сейчас даже говорить о ней больно? — не то, чтобы Сару и впрямь это волновало, просто ей стало интересно, что из себя представляла эта женщина, которая, в общем, была виновницей всей ее проклятой жизни и ее существовании на свете в принципе.
— Ты не сможешь этого понять, даже если я расскажу. — бросил доктор.
— Да неужели? — нахмурилась Сара. — Не только вы тут страдающий, запертый в каком-то стремном экзоскелете, чувак. Мне тоже, знаете ли, доктор, пришлось нелегко. И уж вы-то точно должны это знать, не так ли? Вы же, ну, следили за мной, скажем так…
— Ты? Страдающая? Во всех своих бедах повинна ты сама.
— Это уже не важно. Просто, знаете, думайте, что хотите, считайте меня кем вам угодно, экспериментом там, или как вы называли нас в этих инкубаторах? — кивнула Сара на дневник доктора Райт, который достала из кармана. — Но мне не чужды чувства. И я тоже знаю, что такое боль, предательство и любовь, вообще-то.
— Любовь? — словно с издевкой выдавил доктор. — Психически нездоровая аморальная наркоманка с склонностью к излишнему насилию, это твоя любовь?
— А разве так важно кто она? — недовольно покосилась на доктора Сара.
— Открою тебе страшную правду, — снова глянул тот ей в глаза. — нет у тебя никаких любовных чувств. То, что ты испытываешь к этой девке, не что иное, как обычная сексуальная девиация.
Достав ампулу с нужной смесью, доктор осмотрел ее, поднеся ближе к окулярам. Затем, затянув содержимое ампулы в шприц, он подошел ближе к Саре, кивнув ей, чтобы та ложилась. Неуверенно покосившись на длинную иглу и мутную жидкость раствора в шприце, девушка скривилась.
— Вы собрались мне это колоть? — спросила она.
— Именно так. — ответил доктор. — Я припасу еще инъекций, чтобы их оказалось достаточно на то время, что нам потребуется.
— Потребуется для чего? — напряглась девушка.
— Я объясню позже. Ложись и меньше болтай. — навис над ней доктор, пригвоздив к земле своим видом.
— И какие ощущения от этой инъекции? — помялась Сара.
— Будешь чувствовать тягость в теле, медлительность, сонливость, возможно будет нарушено пищеварение, вероятно кислородное голодание, головные боли, понижение иммунитета к вирусам и небольшие потери сознания. — словно заученно ответил ей Хартманн.
— Просто прекрасно, — скривилась девушка. — вы уверенны, что это лекарство, а не какой-то вид яда? Потому что по описанию очень похоже.
— Это и не лекарство. Но иного выхода у нас нет.
— Я не хочу, чтобы вы вкалывали мне эту дрянь. — возмутилась Сара.
— Тогда можешь сдохнуть прямо здесь и сейчас, если так хочется! — разъяренно выпалил док. — Ложись и не противься, иначе я дам тебе в висок и сделаю все без твоего согласия. Я слишком многим рисковал, чтобы позволить какой-то ничтожной атрофированию легких тебя убить.
— Ладно-ладно, — ворча, улеглась Сара, поднимая свой рукав. — и что я сейчас, потеряю сознание, вроде как?
— Учитывая то количество обезболивающих и успокоительных, которые ты выпила, скорее всего, просто уснешь. Лучше всего, когда придёшь в себя, оставайся на этом же месте и никуда не уходи. Я вернусь и осмотрю тебя. — Хартманн ввел иголку ей под кожу. Сара скривилась, чувствуя, как достаточно густая жидкость болезненно растекается по руке. Но на фоне общей боли в ее теле, это показалось теперь легкой щекоткой.
— Черт, — процедила девушка. — это неприятно.
— Не больше, чем гниющие легкие, верно? — пустил хриплый смешок док.
Чувствуя, как сыворотка расползается по руке с болезненной медлительностью, Сара начала ощущать, что ей вообще-то и впрямь очень хотелось поспать. Она давно не отдыхала.
— И что, — зевнула она. — сейчас, когда я отрублюсь, вы вскроете меня и пустите на органы?
— Скорее пересажу свой мозг в твое тело. — снимая плащ и отбросив его в сторону, отошел от девушки доктор. Ее вдруг схватил ужас и она начала пытаться встать, чувствуя, как немеют ноги и все тело. Сонливость слишком резко обрушилось на нее, а чрезмерное спокойствие мешало мыслить здраво. Но от слов Хартманна, в мозг прокралась паника.
— Я… не… — пробормотала она, ерзая на операционном столе. Неужели ее так просто обманули? Опять.
— Ты что, всерьез поверила в это? — усмехнулся док, перебирая какие-то приборы на своем столе. — Зачем мне нужно твое полумертвое тело? Если бы я хотел сделать это, я бы пересадил его еще когда ты была без сознания в том бункере. Успокойся и не дергайся, мне нужно поработать прежде, чем ты придёшь в себя. — последние слова дока растаяли в помутнении мыслей.
Смирившись с тем, что даже если доктор все-таки ее обманул, то метаться уже поздно, она улеглась, чувствуя, как тяжелые веки опускаются вниз и цепляясь взглядом за расплывчатый силуэт доктора. Он доставал какую-то большую колбу, заполняя ее жидкостью из стоявшего рядом бака. Слышались звуки жужжания и треска, доносившееся непонятно откуда. А может ей и вовсе померещилось. Она не знала. Зевая, Сара закрыла глаза, погрузившись в сон, в котором она не видела сновидений.
Конечности ломило так сильно, что от этого ощущения она вновь пришла в себя. Осознать, сколько прошло времени было крайне трудно, даже подняться с кушетки стоило ей больших усилий. Сев на ней и глядя в пустоту, она прислушалась и осмотрела залу. Хартманна в ней не было. Тусклое свечение ламп и искры из проводки, оплетающий второй ярус зала, заставляли глаза слезиться. Она попыталась задуматься, но собраться с мыслями не получалось. Девушка ощущала себя потерянной в пространстве и времени. Вдохнув поглубже, Сара ощутила распирающую легкие боль, однако, теперь та ощущалась чуть легче. Девушка даже смогла спокойно выдохнуть, не закашлявшись, но от того не стало легче. Теперь ощущение разрываемой плоти осталось в легких, вызывая раздражение и дрожь в груди. Но, кашля и впрямь не было. Проверки ради, она даже попыталась откашляться, но у нее ничего не вышло и в горле лишь осталось отвратительно горькое ощущение.
Поднявшись на ноги, Сара медленно прошлась по залу, в попытке разработать ноги. Те казались какими-то неживыми и тяжелыми. К тому-же, она словно ощущала, как по конечностям медленно ползет кровь, прорываясь сквозь вены и лимфоузлы. Было похоже на то, что кровь в организме загустела, став похожей на пюре, и оттого чуть ли не каждая клеточка ее тела ощущала это распространение вязкой жижи по рукам и ногам. Подняв руки, Сара попыталась сжать кулаки. Вышло у нее не очень. В пальцах ощущалась жуткая слабость, к тому же, раны на ладонях пульсировали и ощущались, будто новые. Она не понимала почему, но это показалось ей не таким уж плохим. Как будто она все еще может чувствовать какую-то боль, кроме всепоглощающего гниения легких.
У стола, на котором работал док, стояла колба. Шаг за шагом, стараясь не потерять равновесие, Сара направилась к ней. Вестибулярный аппарат будто бы перестал реагировать и ее шатало из стороны в сторону. Зевнув и оперевшись на стол, девушка принялась осматривать эту колбу. К ней была подключена какая-то аппаратура, а внутри болтался какой-то мутноватый раствор, в котором расплывалось что-то грязно-белое. Рядом с приличного размера колбой лежали какие-то ампулы и тюбики. Один из них был помечен, как “Н.М.”, другой был с простой пометкой “семенная жидкость”. Сара поморщилась, приглядевшись к колбе. Что это там внутри плавает вообще? На вид это было вещество не из приятных. Девушка сморщилась, отступив подальше от раствора. Сара даже побоялась предположить, что там намешал доктор. Ну, впрочем, пусть мешает, что хочет. Он не пересадил свой полоумный мозг в ее голову, и то хорошо.
Только спустя несколько минут в попытке дать организму время на реабилитацию после вакцины, Сара поняла, что куда-то пропал голопроектор доктора Маргарет. Прищурившись, чтобы осмотреться во мраке, она прошлась взглядом по всему залу, но того так и не было видно. Видимо, доктор стащил его, пока она была в отключке. Что-ж, пусть так. Может, ему хотелось лишний раз посмотреть на запись с человеком, которого он любил. Саре это чувство тоже было не чуждо. Достав из своего рюкзака телефон, она разблокировала его медленным движением дрожащих пальцев и зашла в галерею фотографий. Там, на самом видном месте, красовалась их с Сэм совместное фото. Приблизив его так, чтобы на изображении вновь осталась лишь Саманта, девушка улыбнулась, проведя рукой по мерцающему голографическому экрану. Ей очень хотелось прикоснуться к Саманте в живую, но та была так далеко сейчас. Их разделяло много миль и Сара с трудом понимала, что ей сейчас делать дальше. Но одно она знала точно, ей нужно играть свою роль, изображать перед Хартманном овечку, которая блеет по одному лишь его указанию, если так ему удобно. И, когда представиться момент, бежать, что есть мочи. Бежать к Саманте.
Подхватив лежащий рядом с винтовкой рюкзак и поправив его на плече, она проверила, что пистолет все еще при ней, Сара пошагала к выходу, стараясь держаться рядом с чем-то, что могло бы служить ей опорой, если она упадет. Подъем из лабораторной залы занял у нее больше сил и времени, чем она планировала, но девушка все же вышла наружу, заметив, что жуткая смесь снега и дождя все же поутихла. Она хотела спросить у доктора, что же дальше. Надо бы поторапливать его, а сидеть в мрачном, промерзлом зале ей в его ожидании ей вообще не хотелось.
Обнаружив Хартманна посреди кладбища, неподалеку от покинутой собачьей будки, Сара, накрывшись капюшоном от неприятного, мерзопакостного снегодождя, потихоньку подошла к нему, взрывая сапогами мокрый снег. Устроившись у небольшой ограды могилы, Сара присела на нее, спустив с плеча рюкзак и глядя на доктора. В горле пересохло от одного только его вида. В плаще, обернутый в свое грязное тряпье, он казался куда человечнее. Держа в своих цепких механических лапах голопроектор, он глядел на запись, где доктор Маргарет, явно напуганная, с трудом удерживала записывающее устройство перед собой. Падающие дождевые капли разрезали изображение, заставляя его рябить и поддергиваться, придавая неровности трехмерной картинке.
— Это Марг… — помялась доктор Райт, такая неестественно испуганная для своего обычного состояния на записи. — Это Пегги. Отто, прошу, хотя бы сейчас послушай меня внимательно! Я должна тебе рассказать, то, что я сейчас увидела… — доктор Райт взглотнула тяжелый ком в горле. — Это… Мойра… Она, о, Святая Мария, она разрабатывает оружие! У нее в лаборатории… Мы всегда задавались вопросом, что у нее за проекты, верно? Почему ее держат тут? Почему выделяют средства и… Господь Всемогущий, Отто, у нее целые залы зараженных! Какая-то инфекция, которая… — доктор Райт потерла слезящиеся глаза под очками. — Она модифицировала твою сыворотку, Отто. Занесла в нее какой-то вирус! Если у Майерс… Ох, Боже, если у Майерс получится довести ее до совершенства, то, возможно, это будет оружие, способное точечно поражать любого, кто привит твоей сывороткой, защищающей почти весь континент от лучевой болезни! Если… Если она… — но тут донесся звон прибывающего лифта и доктор Маргарет Райт спешно выключила запись.
Хартманн остановил воспроизведение, выключив голопроектор. Напротив него стояло два креста, небольшие могилы, которые явно были куда свежее прочих здесь. Поначалу, девушка подумала, что это захоронение доктора Маргарет и ее ребенка, о которых так постоянно твердил Хартманн, но, приглядевшись к надписям, она поняла, что это совершенно другие люди.
— Я велел тебе ждать внизу, девка. — проворчал доктор.
Сара проигнорировала его претензию, задумавшись над тем, что она сейчас увидела в записи. В дневнике доктора Райт было столько всего, неудивительно, что девушка не наткнулась именно на эту видеопроекцию.
— Что это? — кивнула она на проектор в руках доктора. — О чем говорила доктор Райт? Что за оружие?
— Майерс. — коротко ответил ей Хартманн. — Это безумное чудовище было нашим с Пегги ассистентом. За несколько недель до смерти, Пегги обнаружила в ее лаборатории эксперименты, которые та проводила над моей сывороткой.
— Эксперименты, превращающие сыворотку в оружие? — приподняла бровь Сара, причмокнув. Сухость во рту была слишком сильной. Порывшись в рюкзаке, Сара достала оттуда потрепанную банку «Маверика», которую припасла в магазине у Клэр так давно. Открыв крышку, она принялась попивать зеленоватую жидкость, в надежде, что та придаст ей энергии. Даже излишняя кисловатая сладость напитка ощущалась не сразу. Видимо, укол доктора тормозил и вкусовые рецепторы.
— Да. — кивнул доктор, протянув перед собой руку. Капли дождя, стекающие по его стальному скелету, забарабанили теперь и по сенсорам на концах его “пальцев”. Хартманн сидел неподвижно, словно наслаждаясь ощущением касающегося его ливня. Он выглядел живой статуей. Макетом человеческого тела, как казалось Саре. Капли медленно стекали по банке с мозгом, заключенной в его своеобразной “черепной коробке”. Девушка посмотрела на подведенные к серому куску плоти посреди металла проводки. Ей даже не представлялось, какого это, ощутить подобное. Когда, кроме коробки с твоим сознанием, у тебя не остается ничего. — Она разрабатывала на основе моего достижения оружие, по заказу Паттерсона. Это, к слову, была одна из тех вещей, которые позволили мне убить его безо всякого сожаления. Хьюго Паттерсон был свиньей, ничуть не меньшей, чем Бенедикт. Они оба заслужили сдохнуть.
— А для чего было это оружие? — хлебнула еще энергетика Сара.
— Думаю, Паттерсон нуждался в универсальном средстве для убийства каких-либо своих оппонентов. А этот вирус… Он мог достать кого угодно в этой части света. Любого его врага или того, кого мистер президент посчитал бы опасным для себя. Причем смерть его выглядела бы так, словно беднягу поразила лучевая болезнь. Поразила быстро, неожиданно и, почти при любом раскладе, смертоносно. Никто и не подумал бы. Идеальное оружие в мире, страдающем от последствия действий идиотов, разрушивших пол мира ядерными ракетами. Оружие, дающее тебе еще больший контроль над чужими жизнями. Что еще нужно таким жадным до власти ублюдкам, как Хьюго Паттерсон?
— То есть, этим оружием он мог бы достать кого угодно? Совершенно незаметно? — Сару впечатлили эти слова. Это и впрямь была невероятная власть над судьбами людей вокруг.
— Именно так. — кивнул док.
— Что вообще у вас там творилось? Какой-то клуб начинающих злодеев, блин. Одни выращивают детей на органы, другие заменяют человеческие тела на жуткие экзоскелеты, а эта Майерс вообще создает оружие против всего человечества. — фыркнула Сара, подержав во рту очередной глоток «Маверика».
— О Майерс можно не беспокоится. — словно гордясь собой, ответил ей доктор. — Ее разработки умерли вместе с ней, когда я пустил пулю ей в спину.
— Воу, — причмокнула Сара. — каждый раз убеждаюсь, что вы очень жесткий чувак, на самом то деле. Так спокойно перебить людей, с которыми вы работали столько времени?..
— Они заслужили это. Все до единого. От Крюгера и Мойры, до каждого из проклятых лаборантов. Все они заслужили. Все мы. Даже я. — покрутив в руках голопроектор, ответил Хартманн. — Все, кроме Пегги.
Девушка вздохнула, снова ощутив переворот в легких.
— Я поначалу подумала, что это ее могила. Но тут… кто-то еще?
— Это жена и дочь Ллойда. Не такие плохие люди, знаешь ли. Когда-то я помог им, больным и умирающим. А теперь они все равно лежат в земле, и я задумываюсь, а стоило ли оно того? Ведь, они все равно закончили в сырой могильной земле. Какой тогда смысл?
— Ну, зато вы смогли построить огромную лабораторию под этим кладбищем. Едва ли этот странный тип, Ллойд, скрывал бы ваши секреты, не ощущая себя в долгу перед вами. — усмехнулась Сара, сама не понимая, что вообще тут смешного, а затем сделала уверенные глотки из банки, осушив ее почти наполовину.
— Я бы на твоем месте побоялся пить эту дрянь. — сказал доктор глядя на энергетик. — В ней много сахара.
— И что? — пожала плечами Сара.
— Ну, есть масса причин. Но самая очевидная – он разрушает зубы.
— Как-то не очень я боюсь за свои зубы.
— А стоило бы. Иногда от трупов остаётся настолько ничтожно мало, что только по зубам и можно определить того, кому принадлежало тело.
Девушка посмотрела на банку в своих руках. От изложенного доктором факта по спине пробежали мурашки. А может из-за холода и того, что от снега с дождем вся ее одежда промокла насквозь. Так или иначе, ее это особо не смутило, и Сара вновь приложилась к горлу «Маверика», сделав несколько уверенных, глубоких глотков. По языку пробежались оттенки мятной свежести.
— И что будет дальше? — тихо спросила она, посмотрев на доктора. Мокрые волосы сползали по ее лицу, прилипая к коже. Она уже устала их поправлять.
— В плане? Какие дальнейшие действия мы предпримем? — оглянулся на нее Хартманн, встав в полный рост и, перешагивая могилы, направился к скрытому входу в лабораторию.
— Да, вроде того. — вздрогнув, теперь уж точно от озноба, ответила она.
— Если вопрос касается тебя, моя задача – сохранить тебе жизнь, которую ты так усердно пытаешься угробить. Ты, отличный козырь в моем плане. Идеальный объект, который нужен Маккриди, чтобы спасти его проклятую дочь, будь она неладна. Я не могу упустить тебя.
— А, — уже не удивляясь, вздохнула Сара. — значит я всего лишь очередной «козырь» в чьей-то “игре”. Да, док, большего я от вас и не ожидала.
— Тебе не стоит держать обиду на мои слова, я лишь говорю, что считаю нужным. — доктор подкрутил окуляры, заменявшие ему глаза и постучал по ним. Учитывая его недавнее повреждение, они явно сбоили. — Все люди вокруг тебе лгут и пытаются использовать в своих целях, через ложь. Один только я пытаюсь использовать тебя не скрывая этого. Не лучший ли это повод начать чуть больше мне доверять?
— Откуда мне знать, что у вас за планы? Учитывая ваше ко мне отношение, я не слишком-то для них ценна. — прищурила глаза от моросящего в них дождя Сара. — Что вы вообще планируете делать, док, убить первого министра?
— О, убить Бенедикта было бы слишком просто. — проскрежетал Хартманн, разведя руками. — Хотел бы я лишить его всего, что ему дорого. Посмотреть, как мир, который он так тщательно строил, горит у него на глазах. И когда он возвопит, потеряв все, ради чего жил в очередной раз… Тогда, в тот самый момент, я позволил бы ему умереть.
— Вы эту речь у какого-то злодея из фильмов заучили? — пустила смешок та.
— Не вини меня в излишней ненависти и злобе. Я и сам потерял все, что хоть что-то для меня значило. Даже собственное тело. Кто, как не я, имею все права завывать о том, что жизнь не имеет смысла? Но только, в отличии от тебя, я живу, не желая умирать, какими бы ударами меня не сокрушали происходящие события.
— Вы живете ради мести. — пожала плечами Сара. — А что, кроме нее? Разве это реальная жизнь? Что будет, когда вы прикончите первого министра? Если, конечно, прикончите. Его ведь уже столько раз хотели убить. Взять, хотя бы ту же наемницу, ее ведь прислали, чтобы пристрелить Маккриди. Но он жив, а вы, собственно говоря, не совсем.
— Да, добраться до него будет не так уж легко. Но я сдаваться не планирую. — утвердительно сказал Хартманн. — Бенедикт сдохнет. Так или иначе. Он заслужил умереть ничуть не меньше всех нас.
— Мне кажется, зная, что столько людей хотят до него добраться и поквитаться с ним, Маккриди уже обезопасил себя, как только можно.
— Маккриди лучше других знает, сколько под его короной гнездится скорпионов. — прошипел динамик Хартманна. — Он всеми силами пытается сделать так, чтобы они не посмели его ужалить. Но вокруг него столько врагов, особенно сейчас, когда я убил Паттерсона. И я не только о твоих дружках-партизанах. В Атланте многие недолюбливают Маккриди. Но Хьюго, мать его, Паттерсон, держал их всех в узде. Он извивался, как змей, чтобы не дать врагам сожрать его любимую республику Джорджию. Бенедикт, как бы он не был хитер, сколь бы не был хладнокровен, все же часто совершает ошибки. И эти ошибки ему многого стоят. Однажды, он оступится, как с Роудсоном, а затем…
— Роудсоном? — потирая вновь заболевшие руки, Сара спускалась вниз, слушая доктора. — Вы имеете ввиду, отца Роуз?
— Да, именно. Когда он приказал Беверли избавиться от него, и почитаемого среди всей атлантской знати министра убили прямо в его доме, чуть ли не на глазах собственной дочери, многие поняли это, как угрозу. Угрозу, что не стоит переходить путь Бенедикту Маккриди.
— Так выходит, первый министр приказал убить отца Роуз? — опешила Сара. — Но, за что?
— Я не уверен наверняка, сделал ли это сам Бенедикт лично, либо это был их с Паттерсоном сговор. Маккриди не говорил об этом со мной. А я, собственно, и не спрашивал. Но, для меня, ответ вполне очевиден.
— Какой ответ?
— Коуди Роудсон полез туда, куда не стоило. Решил узнать, куда поступают такие огромны средства и почему нам, деятелям науки, столь многое себе позволено. — фыркнул Хартманн. — Вероятно, в попытке узнать правду, в результате которой, ты, девушка, вообще была произведена на свет, министр Роудсон вырыл себе могилу.
— Так значит… отец Роуз был убит из-за меня? Ну, то есть, в каком-то смысле?
— Как иронично не правда-ли? — издал очередной “смешок” доктор. — Юная мисс Роудсон действительно пошла в своего именитого отца. Она была так близка к правде, верно? Но ее погубило то же, что погубило министра – собственная жажда ответов на вопросы, которые ей задавать не положено.
Тяжело отдышавшись, Сара поникла взглядом. Что это вообще за чертовщина такая? Куда она не сунется, везде она приносит лишь беды. Даже еще не родившись, она разрушила жизнь Роуз и ее семье. Это что, проклятье какое-то? Беды, которые она несла людям, словно всадники апокалипсиса, следовали за ней по пятам.
Оказавшись в своем подземном убежище, Хартманн первым делом подошел к колбе, на которую обратила внимание Сара, еще когда очнулась. Посматривая на датчики на прилегающих устройствах, он что-то переподключал и настраивал. Девушка, подойдя сзади, смотрела за его действиями, пытаясь понять, что планирует сделать доктор. Тот, правда, заметил ее интерес первым.
— Неужто неприятно смотреть на это, Сара? — донесся хриплый голос из динамика доктора. — Мерзко осознавать, что я создаю себе тело, или то, что так же была создана ты?
— Фу, — поморщилась она. — серьезно? Вы хотите в этой банке вырастить нового себя?
— Не совсем так. Я лишь использую имеющиеся у меня биоматериалы, чтобы слепить себе тело из того, что придётся. От меня в этой новой оболочке все так же будет ничего, кроме этого. — постучал он по банке со своим мозгом.
— Интересно, какого это, жить, пересаживая свой мозг из одного тела в другое? Неужели настолько классно, что вы хотите делать это еще и еще? — съязвила она.
— Какое бы тело ни было, оно явно будет получше собаки. — сказал, как отрезал, Хартманн. Саре вновь стало не по себе от этого факта.
— Слушайте, а когда вы, блин, пересаживали свой мозг в пса, вас нисколько не смутило, что вы могли навсегда в нем и остаться? Ведь, если бы не я, то вы не попали бы в лабораторию.
— У меня были прочие варианты. Ведь кроме заброшенных научных центров у меня был, по крайней мере, этот. — пожал плечами Хартманн, подключая банку с вязкой жидкостью, в которой собирался выращивать новый эмбрион, к компьютерным терминалам и запуская экраны. — Но, да, я понимал огромнейший риск и безумность своей затеи. Ведь в ней был один, но очень веский изъян. Если что-то пошло бы не так, я навсегда бы остался в теле мерзкой шавки.
— Знаете, в теле “шавки” вы мне нравились куда больше. — нахмурилась Сара.
— Не удивлён, ведь в таком обличье я не мог сказать тебе в лицо, какая ты мерзопакостная идиотка. — выискивая что-то в программах перед собой, доктор осматривал большой горящий голо-экран, освещающий своим голубоватым блеском весь огромный зал.
После доктор попросил, а вернее сказать, потребовал, подключить голопроектор Маргарет Райт к своему терминалу. Сара, неспешно повинуясь, подключила устройство к компьютерам доктора. Тот, переключая одни документ за другим, загружал свои файлы на устройство Маргарет, а с голопроектора данные, в свою очередь, загружались на компьютерный терминал. Как пояснил Хартманн, если данные здесь будут повреждены, сохранятся хотя бы их копии на этом носителе. Затем, отсоединив колбу с биологическими смесями, доктор отставил ее в сторону, наладив температурные условия внутри своего компактного инкубатора. Сару же он заставил следить за перекачиванием файлов с его компьютерного терминала на голографический проектор.
Перекидывая с носителя на носитель файл за файлом, девушка лениво смотрела на загружаемые данные. Сейчас туда переносились ещё одни списки утилизированных эмбрионов и результатов исследований. На очередном переносимом файле, Сара подметила то, что списки примерно двадцатилетней давности не совсем полные. Приглядываясь к ним, она обнаружила на некоторых из “объектов” пометки “статус: утерян”, либо-же “статус: неизвестен”. Вот значит какой она считалась в их глазах? Неизвестный, утерянный биологический материал.
— Это данные обо мне, не так ли? — присматриваясь к предлагающимся файлам с изображениями крохотных телец в физрастворе, вздохнула Сара, оглядываясь на доктора.
— Объекты с неизвестным статусом? — приподнял взгляд на экран тот. — Да, именно. Учитывая, что мы не могли указывать на их абсолютную утилизацию, некоторые из объектов были помечены так. Из юридических соображений.
— Тут несколько таких материалов, — перелистывая страницы, присмотрелась Сара. — сколько вообще… таких как я было в той лаборатории? Сто? Тысяча?
— Меньше полусотни. Мейконский центр должен был быть не столь обширным, чтобы он мог скрываться под городом. — ответил ей Хартманн. — Зато был обеспечен энергией и ресурсами больше прочих. Помнится, конечно, иногда реактор там барахлил и нам приходилось брать энергию из городских подстанций. Забавно, что от этого в некоторых районах бывали отключения электроэнергии на долгие часы.
— Вся страна работала на то, чтобы вам было комфортно выращивать детей, которых бы пустили на органы. Как-то это, несправедливо, что ли. — пожала плечами Сара, глядя на очередной потерянный объект. Это казалось таким странным. В какой-то мере все они, наверное, были ей как сестры. Что-ж, выходит довольно большая у нее была-бы семья, будь они все не “утилизированы”.
— А справедливо ли что из всех них выжила только ты? — хмыкнул Хартманн. — Ты как паршивая особь в стаде овечек Долли, пушенных на убой. Из всех образцов лишь только ты одна сейчас и существуешь.
— Выходит, мой отец был там, когда бунтующие прорвались в лабораторию? И вынес меня? — прошептала Сара. — А может, кого-то кроме меня?
— О, вселенная сильно пострадала бы, выживи еще кто-нибудь из этих объектов помимо тебя, девка. Само твое существование есть не больше, не меньше, цепочка случайных событий, которым удалось сойтись в один момент. Сойтись столь удачно, что в итоге ты, которая вовсе не должна была существовать, сидишь тут и задаешь мне глупые вопросы, ответы на которые итак всем понятны.
— Тут есть документы с более ранними датами, — приподняла бровь Сара, читая новые выплывшие на экране документы. Некоторые из них и впрямь были более ранними. Как будто некоторые образцы пропадали и до событий в Мейконе. — с точно такими же пометками. Что это значит?
— О, не обращай внимания. Это некоторые вольности, которые мы позволяли себе, чтобы не расшатывать и без того слабую психику Маргарет. Поначалу она не знала, куда мы деваем не сложившиеся образцы. Потому, я позволял себе говорить ей, что они не подлежат уничтожению. Однако, вечно так увиливать не выходило и однажды Маргарет об этом прознала. Ее хрупкое сердце было разбито.
— Думается мне, Маргарет была не таким плохим человеком, как все вы, да?
— Так и было. Но мир оказался прочней ее воли к жизни. Она не смогла вытерпеть этого и из-за поступка Маккриди она умерла. Как умер и наш ребенок. Именно тогда я и понял, что ничто во всей вселенной не заменит мне этой потери. Ничто, кроме мучительной смерти Маккриди.
— А что такого он сделал? Почему она умерла из-за него, как вы говорите?
— Ее болезнь пожирала ее. Ровно такая же, как и у гнусной дочки Бенедикта. Я все свободное время корпел над тем, как спасти их обеих. Не понимая, что тружусь, обманывая себя. — доктор остановился, оглядывая в руках инкубатор с перемещающейся по нему смесью. — Я предположил, что, если соорудить что-то наподобие криокамеры, при погружении в которую все процессы в организме будут не просто остановлены, а полностью заморожены, это даст нам безграничное количество времени. Столько, сколько нужно, чтобы найти лекарство.
— И что такого произошло, что первый министр не дал вам это сделать?
— Произошел случай. Такое же до убогого жуткое стечение обстоятельств, как то, что позволило тебе жить. Приступ Маргарет и Патриции произошел примерно в одно и то же время. Их организмы были не способны больше бороться с болезнью. Счет с дней перешел на часы, а криокамера, способная достаточно заморозить всю жизнь при их тяжелой стадии болезни, была не совсем готова. Я понял, что, если не испробовать ее хотя бы в таком состоянии, Маргарет погибнет. Но когда я заставил ее погрузиться внутрь, люди Маккриди пришли, помешав мне. Бенедикт был с ними. Он посмотрел на меня своим вечно задумчивым взглядом и сказал, чтобы я простил его.
— В попытке спасти свою дочь, он убил Маргарет? — помялась Сара.
— Да. Он заключил Патрицию в криокамеру, а Маргарет осталась наедине со своей болезнью. Я не смог ей помочь. А ее метастазы уже добрались и до мозга. — доктор вновь взглотнул воздуха легкими. — Она отказывалась говорить со мной. Ушла. Укрылась от мира, как любила это делать. И умерла.
— Значит эти опухоли убили ее? — в горле девушки вновь пересохло.
— Нет. — покачал головой Хартманн. — Ее убила не болезнь, а передозировка болеутоляющими. Пегги приняла столько, что это убило ее. Ее и нашего сына. Она больше не могла так жить. Жить, понимая, что ее существование приносит страдание не только ей, но и мне. Страдание, которое уже никак не исцелить. Боль, которую не унять. Эта боль, все что у нее осталось. Боль, страх и никакого спасения. — доктор сделал паузу. — Но тогда она не подумала, что, прекратив свою боль в тот момент, она оставит эту боль со мной навечно.
В зале повисла тишина. Сара, потерев немеющие пальцы, прикусила губу, кашлянув и посильнее сжав веки. Она так устала от этих всепоглощающих страданий, терзающих ее и всех людей, окружавших ее. Ну, хотя бы сейчас она понимала доктора Райт. Сейчас, после вакцины, некроз легких, почти уже убивший ее, не ощущался так болезненно, но эта боль всегда, словно воспалением, отдавалась в ее воспоминаниях. Посмотрев на доктора, она тяжело вздохнула, ощутив першение в горле. Вероятно, не столь уж он зол. Просто несчастен. Несчастен из-за того, что тот, кого он любил был слишком слаб, чтобы бороться до конца. Это вновь укрепило в Саре веру в то, что сдаться она права не имеет. Умри она сейчас, хоть по мановению собственной руки, ее смерть будет вечно с Самантой. И боль, которую она испытывает сейчас, отзовется в жизни подруги тысячекратно, если та поймет, что ничем не смогла ей помочь. Так что нет. Если уж умирать, то явно не сейчас. Сэм и без того настрадалась за свою тяжелую жизнь. Не стоит давать ей еще один повод для самобичевания.
— Так что дальше? — задумалась Сара, поняв, что так и не получила ответа на свой вопрос. Ведь первое, что ее должно сейчас интересовать, это то, что в свою очередь задумал доктор и куда он решил пойти. — Что вы собираетесь делать?
— То, к чему тебе, девка, не привыкать. — закачивая из иньектора гормоны роста в банку с будущим эмбрионом. — Мы собираемся бежать.
— Бежать? — напряглась Сара. — Куда?
— Тебя это так волнует, как будто у тебя есть выбор. — фыркнул доктор. — Но, раз уж тебе интересно, мы отправимся в Канаду. Туда, где есть люди, способные выжечь до тла все, что создал Маккриди.
— Погодите, — опешила Сара. — в Канаду? Вы шутите?
— Я похож на гребаного шутника? — бросил доктор. — Нет, мы отправимся туда в скором времени. А когда будем там, применим все свои знания для того, чтобы эти идиоты из Оттавы смогли уничтожить Бенедикта, его прихвостней и всех этих лицемерных крыс, наводнивших Атланту, словно чума.
— Вы что, решили воспользоваться этим стремным парнем? Генералом Тейлором, или как там его? — Сара прекрасно помнила новости о Канадском диктаторе, с войсками шагающем по Северной Америке. Он захватил уже несколько слабых государств на севере, и, как говорили в новостях, не планировал останавливаться.
— Мне не столь важно, кто стоит у руля в Оттаве, главное, что они имеют достаточно мощи, чтобы раздавить эту погань, которая заслужила смерть. — хриплый голос доктора словно вздрогнул. — И чем дольше мы здесь ждем, тем сильнее Маккриди готов к войне, если она придёт на его землю. Мы не должны медлить, девка. Запасемся инъекциями и всем необходимым и сбежим. Можешь порадоваться, увидишь в своей жизни хоть что-то, кроме этой треклятой Джорджии.
Уйти? Сейчас? Сбежать? В Канаду? Что за бред? Сара, замешкавшись, прикусила губу. Нет. Нет-нет-нет. Она не может себе этого позволить. Уж точно не сейчас. Сбежать она готова куда угодно и в какое угодно время, но только не в одиночку. Она должна вернуться к Саманте. Забрать ее, а потом отправляться хоть в Канаду, хоть на Аляску. Значения это не имело. Она сбежит. Сбежит, это уж точно. Но не сейчас и уж точно не с Хартманном. Если он так хочет использовать ее, как пешку в своей игре против первого министра, то, пожалуй, этот сумасшедший доктор не на ту нарвался.
— Давай, не медли. — махнул доктор, подступив ближе и настраивая датчики на своем переносном инкубаторе. — Промедления слишком многого нам стоят. Надо подготовиться сейчас. Мы выходим на рассвете.
Сара, отступив от экрана, схватила рукоять револьвера, доставая его из-за пояса и крепко вцепившись в оружие пальцами. Потерев спусковой, она заглотнула воздуха поглубже.
— Я так не думаю. — уверенно проговорила девушка, резко развернувшись и нацелив оружие на стоящего рядом доктора. Он, замерев, поглядел поначалу на направленный на него ствол, а затем на девушку. Его искусственные легкие, шипя, засосали еще воздуха.
— Что это значит, девка? — скрежещущий динамик Хартманна стал громче.
— Это значит, что я никуда с вами не пойду. — процедила сквозь стиснутые зубы Сара. — Я устала слепо идти за всеми, кто приказывает. И вы ничем не лучше других. Думали, что я буду вашей пешкой, да? Разменной монетой? Ну уж нет! — крикнула Сара, махнув стволом, нацеленным на грудь стоявшего перед ней доктора, прямиком в его импланты легких. — Найдите себе другую глупую овечку, которая захочет идти с вами беспрекословно!
Доктор мгновение помедлил, переводя свои окуляры то на оружие, то на Сару, а затем, пару секунд спустя, резко дернулся, с размаху выбив оружие из рук девушки и оттолкнув ту в сторону. Револьвер со звоном покатился по холодному полу лаборатории, упав в нескольких метрах от девушки.
— Да что ты о себе возомнила, ничтожная тварь?! — захрипел доктор, наступая на нее шаг за шагом. Сара, впопыхах, не успев собраться с мыслями, отползала назад, поднимаясь на ноги.
Уставившись на пистолет, лежавший неподалеку от нее, девушка тут же выдала свое следующее действие доктору и тот, размашистыми шагами приближаясь к ней, пошел наперекор ее пути к оружию. Тяжело дыша, девушка, скрепя сердце, бросилась к оружию что было мочи. Но ее ноги, тяжелые и заплетающиеся из-за ее состояния подвели ее и девушка, оступившись чуть было не повалилась вниз. Пистолет, лежавший на земле мелькнул в сантиметрах от нее, но тут же пинок доктора выбил оружие чуть ли не из ее рук.
Огромная тень Хартманна нависла над ней, жутковато хрипя. Сара, пытаясь подняться на колени, заметила лежавшую на столе рядом винтовку, но прежде чем девушка успела броситься к ней, стальные пальцы доктора вцепились ей в куртку, резко одернув ее вверх. Сара, повиснув в воздухе и брыкаясь ногами в попытке отбиться от непоколебимого экзоскелета Хартманна, начала махать руками и стараться отмахнуться от доктора.
— Чертовка, — притянув ее лицо к своему железному черепу, выдавил Хартманн. Глядя на его жуткую рожу с такого расстояния, Сара невольно испытала чувство, похожее на страх вперемешку с отвращением. — ты думала обставить меня? Решила так просто сбежать? Нет, маленькая мерзкая поганка, я тебя просто так не…
Но, прежде чем он успел договорить, Сара, вывернувшись, вытащила свои руки из рукавов и, буквально вывалившись из одежды, оставила доктора с курткой в руках, сама пустившись бежать в сторону выхода. Сердце заколотилось в привычном для побега темпе, а прежде чем Хартманн успел среагировать, она пересекла уже почти половину залы. От такого рывка ее легкие бешено разрывались, невзирая на действие сыворотки, но цель была уже вот-вот почти перед ней.
Разъярённый доктор метнулся к терминалу, мгновенно нажав на нем нужную комбинацию кнопок. Дверь, выходящая к лестнице наружу тут же захлопнулась, с характерным грохотом отгородив Сару и Хартманна в лаборатории от всего остального мира.
Врезавшись в ворота с разбега, Сара закашлялась, сплевывая на пол кровь. В голове от прибивающего адреналина начинало проясняться. Доктор, неторопливо расправив механические плечи и отбросив в сторону ее куртку, оглянулся на Сара и пошагал в ее сторону, сжав кулаки.
— Как ужасающе глупо. — укоряюще выдавил он. — Впрочем, как и всегда, в твоем стиле. Этого от тебя следовало ожидать, девка.
Сара, метаясь, как загнанный в угол зверь, бегала взглядом по залу вокруг. Она была отгорожена от всего мира. Она была в капкане. Капкане, в который, в этот раз, сама себя и загнала. Громоздкий экзоскелет доктора все приближался, вцепившись в нее горящими глазами-окулярами. Их кроваво-красный блеск разрезал полумрак лаборатории.
— Я дал тебе шанс на сотрудничество, девка. Но ты его упустила. — махнул рукой доктор, пошевелив своими длинными манипуляторами. — Теперь придётся прибегнуть к другим, силовым, методам.
На лбу выступил холодный пот. Колени задрожали. Сара, оглянувшись влево, заметила копну проводов, струившихся с потолка, откуда мерцали падающие искры. Это явно был какой-то источник питания, проходивший сверху. Не зря же доктор с Ллойдом так заморачивались вокруг него. Рванув к проводам, Сара схватилась за стоявший там рубильник и со всей силы дернула его. Что-то позади сверкнуло и свет вокруг погас. Сара моргнула, убедившись в этом. Опущены были ее веки, или нет, но перед глазами стояла полная тьма.
Вспышка искр из-под потолка озарила темноту. Фигура доктора была уже совсем близко. Если он приблизится, то даже отключение света ее не спасет. Сара, нащупав провода руками, принялась вырывать их из электрического щита, в надежде, что не нарвётся на оголенный. Когда несколько из кабелей было выдернуто, она побежала к лестнице, ведущей на второй ярус зала, который состоял из переплетений лестниц и балконов, на которых были установлены провода. Звуки ее шагов мгновенно донеслись до доктора и он, остановившись, поднял взгляд наверх.
— Пытаешься сбежать, девчонка? Одна лишь твоя попытка – предсмертная агония. — его голос, хриплый, мерзкий и такой громкий эхом разнесся по залу, вгрызаясь в перепонки словно скрежет ножа по стеклу.
Сара, на ощупь передвигаясь по невысоким верхним ярусам и поглядывая через парапеты вниз, на огоньки глаз Хартманна, мерцающие внизу, пряталась за колоннами и железными перилами, стараясь укрыться от его взгляда. Он остановился внизу, медленно посматривая на нависающие над ним ходы верхнего яруса. Очередная вспышка искр из-под потолка, посыпавшаяся почти над Сарой осветила ее силуэт во мраке зала. Доктор тут же приковал к ней взгляд.
— Захотела сама вершить свою судьбу, да? — его горящий взгляд впился в Сару, несмотря на то, что в зале вновь воцарилась тьма. Сердце ушло в пятки. — С чего бы вдруг? Решила, что у тебя есть право на выбор? Нет, тварь, у тебя нет никакого права!
Пока эхо Хартманна прошлось по залу, Сара торопливо побежала по платформе за колонну, в попытке укрыться. Но грохот ее шагов тут же привлек внимание доктора. Он резко посмотрел в ее сторону, пытаясь прислушиваться и осматриваться. Послышался топот шагов доктора по бетонному полу. Он приближался снизу. Сара, вжавшись спиной в колонну, и задержав дыхание, обшаривала руками пол вокруг себя. Ее пальцы наткнулись на что-то железное. Какой-то прут, как она поняла. Ощупав предмет, Сара поняла, что это была длинная железная арматура, запутавшаяся в проводах. Изо всех сил стараясь не издавать звуков, девушка принялась доставать стальную палку из комков провода. Тем временем, Хартманн обходил зал, чтобы заметить, на какой из верхних точек, прячется девушка.
— Может ты посчитала себя избранной? Возомнила главной героиней этой истории? Даже не мечтай. Ты мешок с органами! Расходный материал! Даже в том, для чего ты была создана, ты оказалась бесполезна!
Фраза доктора, врезавшись в сердце, словно удар, заставила Сару скривиться от злости. Вырвав из проводки арматуру и сжав ее двумя руками, она прижалась к опасно скрипящему парапету, облизнув пересохшие губы. Стоило ей только выглянуть из-за своего укрытия, как она тут-же встретилась глазами с стоявшим внизу, всего в метрах трех от нее, доктором. Он впился в нее взглядом, с размаху ударив по несущему стальному брусу внизу. Дрожь от удара пробежала по платформе, на которой укрывалась Сара и парапет, на который она опиралась, вздрогнул и обвалился.
С криком падая вниз, уповая на удачу, она прижалась к арматуре, нацелив ее конец на черепную коробку Хартманна. С лязгом врезавшись в капсулу с черепом, стальной жердь, высекая искры, раскроил часть черепа доктора, вырвав один из его окуляров и повредив динамик. С разгона падения жердь вошел глубже, разорвав одно из имплантированных легких Хартманна и повредив часть его и без того с трудом скрепленных гидравлических трубок. Прежде чем арматура пробила прогнившую железную пластину на полу, пригвоздив доктора к земле, его цепкая хватка сомкнулась на груди Сары, поймав ее, летящую вниз. Болезненный удар об его механическую руку с дрожью прошелся по всему телу. Она вновь оказалась схвачена Хартманном, на этот раз, пробитым длинной стальной арматурой насквозь.
Его манипуляторы, цепко обхватившие ее за горло, сжались с поразительной мощностью. Перед глазами Сары все поплыло. Среди вспышек искр, освещающий лабораторный зал, искорёженное, поврежденное лицо доктора казалось поистине пугающим. Оно было разорванно надвое, и если одна его часть еще походила на прошлый экзоскелет, то вторая, по которой прошлась арматура, напоминала искорёженный взрывом кусок металла.
— Ты… — раскуроченный динамик доктора уже не передавал тона его голоса. Он звучал одинаково скрипуче и шипя, словно голос, доносившийся из бездны. — Мерзкая… гадкая… отвратительная… мразь… — пальцы доктора сжались на ее горле так сильно, что Сара выдавила из себя писк. — Ты… сдохнешь… — режущий слух голос Хартманна эхом разнесся по залу, впиваясь в ее голову. Сара вцепилась руками в его длинные холодные пальца-манипуляторы, стараясь разжать их и дать себе хоть глоток воздуха. Но тщетно. Мир плыл перед ней, а хватка доктора не теряла силы.
— Ты… сдох… нешь… — повторил он. На глазах выступили слезы, она чуть ли не прикусывала свой язык в попытке не дать себя удушить. Дергаясь и чувствуя, как сердце вырывается из груди, Сара заметила, как из трубок доктора медленно вытекает гидравлическая жидкость. Она стекала на пол, не достигая рук доктора, ослабляя его хватку. Но недостаточно сильно. Сара, стиснув зубы, приметилась в пронзающее его тело арматуру и, замахнувшись болтающимися в воздухе ногами, ударила ими со всей силы.
Арматура дернулась, разорвав трубки и провода внутренних систем экзоскелета. Те вспыхнули искрами, дернувшись и выплеснув на пол еще несколько струй столь ценной для работы его искусственного тела гидравлической жижи. Хватка на ее шее ослабла, позволив девушке сделать вздох, но силы в руке доктора все еще было достаточно, чтобы удерживать ее.
— Сдох… нешь… — его дрожащий окуляр, единственный целый, мигал и искрился, но все еще цеплялся за схваченную им Сару. Девушка, спешно глотая поступающий кислород вновь качнулась в воздухе, пнув арматуру. На этот раз достаточно сильно, так ее рывок растормошил внутренние системы экзоскелета достаточно, чтобы пальцы Хартманна разжались на ее шее, и девушка вывалилась из его смертельных объятий.
Ударившись спиной о бетонный пол, Сара принялась в спешке ползти назад, скуля, хныча, но хватая воздух. Доктор, поняв, что потерял свою цель, принялся, хрипя динамиком, говорить что-то несвязное, тянуться обвисшими от недостатка питания руками к пронзившей его стальной балке. Хватаясь за нее и подергивая, Хартманн пытался вырваться из ловушки. Но тщетно. Его мигающий окуляр метался из стороны в сторону. Динамик, вместо речи, издавал мерзкий, въедающийся в уши писк.
Уперевшись спиной во что-то позади, Сара обернулась на стол. Оперевшись на него и поднимаясь, она закашлялась, вновь упав на колени и забрызгав свою кофту кровавыми ошметками. Переведя дыхание и превозмогая полирующую боль, неторопливо расползающуюся по всему телу, она поднялась на ноги, схватив лежавшую на столе винтовку. Страх погони и желание выжить уступили место обычной ярости и боли, заполнявшей все мысли. Перевернувшись и опираясь на стол, Сара одернула затвор винтовки, прицелившись в Хартманна. Девушка буквально чувствовала, как оружие дрожит в ее руках.
Обвисающий на своем жерде доктор медленно дергал арматуру, в тщетных попытках слезать с нее. Он выглядел жалко. Как поломанный скелет, полный порванных внутренностей, только вместо крови на пол с него сочилась жидкость для гидравлики конечностей. Очередная вспышка света озарила его искромсанный силуэт и Сара, прицелившись в корпус доктора, нажала на курок. Грохочущая очередь сотрясла оглушающим звуком всю залу. Пули искромсали его грудную клетку, разорвав искусственные легкие и повредив электронные системы. Хартманн, шипя и дергаясь, медленно повис на арматуре, подергиваясь и искря.
Вздохнув с облегчением, Сара поднялась, прищурившись и поглядывая на его очертания во тьме. Все еще держа доктора на прицеле винтовки, девушка обошла его стороной и, не выпуская его из виду, направилась к электрощиту. Нащупав рубильник, она дернула его и вырванные ею провода мгновенно задергались и начали плеваться копнами искр. Но, все-же, по нескольким еще целым кабелям, прошла энергия и часть ламп в зале загорелась. От такого резкого освещения Сара прищурилась, прикрывая глаза рукой.
Ее всю трясло и лихорадило. Боль в шее не унималась. Сара погладила себя по груди, чувствуя, как легкие буквально лопаются изнутри. Откашлявшись, она выплюнула большой и горький кровавый сгусток себе под ноги. После этого все в груди завыло так, что она согнулась от боли, оперевшись на стену и сползая на пол. Держа винтовку в руках и сжимая ее так сильно, как только могла, Сара поглядела вперед. Загоревшийся вновь компьютерный терминал, возобновляя работу, продолжил передавать файлы. Рядом с ним катались еще теплые гильзы от пуль, а посреди лаборатории, словно сливаясь с здешним полуразрушенным пейзажем, повисло на стальном жерде тело Хартманна, подергивающееся и искрящее проводами.
Он так уверял, что все они заслужили смерть, включая его самого. Так раскаивался. Ну так пусть получит, что причитается, подумалось Саре. Еще несколько минут она сидела, просто уставившись на поврежденное и отключившееся тело доктора. Теперь он уже не выглядел так грозно. Он был жалок. Оборванные трубки исторгали последние капли циркулирующей по ним смеси. Сплетенные и перепутавшиеся провода пускали искорки. Его окуляр на уцелевшей половине черепа мерно моргал, дергаясь.
Оперевшись на приклад, винтовки и используя ее, как опору, Сара поднялась, ощущая дрожь во всем теле. Тяжело дыша и с каждым новым вздохом откашливаясь, она при этом чувствовала некое удовлетворение. Теперь, здесь, посреди залы, все было так спокойно. От чего даже биение сердца, так ужасно барабанящего в груди, начало приходить в норму. Отведя спадавшие на лицо волосы, Сара вздохнула поглубже, перетерпев накативший прилив боли и пошагала вглубь лаборатории, волоча за собой винтовку.
Теперь нужно было уходить. Уносить ноги, как можно скорее. Бежать, пока еще чего не приключилось. Схватившись за свой рюкзак, Сара открыла его, закидывая туда все необходимо из того, что заготовил доктор. Несколько ампул сыворотки, консервированные запасы еды, что ему дал Ллойд, каких-то таблеток, свою рацию и проверив обоймы с патронами для винтовки. Осталось всего одна целая. Перезарядив оружие, Сара бросила пустую обойму в сторону и, застегнув рюкзак, подошла к лежавшему неподалеку револьверу.
Подняв его и стряхнув пыль, она осмотрела оружие, переломив его и еще раз убедившись. Всего два патрона осталось. Что-ж, у нее сейчас каждый на счету. Потерев уже ставший родным револьвер в руках, она засунула его за пояс, почувствовав упирающуюся в бедро холодную сталь. Это ощущение уже привычно ассоциировалось у нее с безопасностью.
Отряхнув от грязи и пыли сброшенную и порванную доктором куртку, она надела ее на себя. Сейчас, вся в пыли, грязи, крови и засохшей жидкости экзоскелета, оборванная, уставшая и бледная, она сама на себя не походила. Нацепив рюкзак поверх своей изношенной одежды и взяв в руки винтовку, она оглянулась на мерцающий в темноте голографический экран компьютерного терминала. На нем мерно перегружались файлы с голопроектора Маргарет Райт. Сара, встав и глядя на устройство, задумалась. Если на нем столь много важной информации, пожалуй, это лучший ее способ гарантировать себе безопасность. К тому же доктор сказал, что эти сведения можно обменять каким-нибудь врагам первого министра, правильно? Канадцы, или нет, какая разница. Возможно, это устройство – их с Самантой ключ к будущему.
Подойдя и вырвав голопроектор от соединения, с терминалом, Сара убрала его в карман, вновь откашлявшись и сплюнув кровь прямо на голографический экран, отчего тот зарябил и исказился. Компьютер, принявшись обрабатывать прекращение операции, начал спешно сохранять последний поступаемый файл, а Сара, развернувшись, пошагала прочь из лаборатории. Остановившись рядом с экзоскелетом доктора, подергивающимся и скрипящим, она посмотрела на капсулу с его мозгом, испещренную трещинами и следами от пуль, но не разбитую. Из трещин в ней медленно просачивался биогель, оставляя мозг доктора без подпитания. Его окуляр дергался туда-сюда, и девушка обернулась на то, за что он цеплялся. Инкубатор, стоявший рядом. Взяв его в руки и глядя на плавающую внутри жидкость, Сара встряхнула ее, поглядев на железный труп доктора.
— Что-ж, видимо не судьба еще вашему творению пережить меня. — пожала плечами Сара, с размаху кинув инкубатор в сторону и услышав треск лопнувшего стекла. От этого ее душу как будто наполнило наслаждение. Пожалуй, все унижения что она претерпела от этого ублюдка на пути сюда, стоили этого момента. «Всемогущий доктор Хартманн обманувший смерть, повержен обычной девушкой Сарой из прибрежного городка Бей-41.» — подумалось ей. — «, наверное, такого ваш гениальный мозг и представить себе не мог, ха.»
Усмехнувшись от этой мысли и пошагав к выходу, Сара услышала топот со стороны входа. Прижав винтовку к груди, она ускорила шаг, приподнимая ствол в сторону выхода. Кого бы она там ни ждала, но влетел вниз всего лишь Ллойд, ошарашенно торопящийся.
— Что случилось? Я услышал стрельбу, а затем, закоротило питание и… — он, отдышавшись, поднял глаза на полную побоев и облаченную в рванье Сару, стоявшую напротив него с винтовкой, а затем посмотрел на поникшее тело доктора вдалеке и замер. — Святая Мария… — прошептал Ллойд и перекрестился.
— С дороги. — прошипела Сара, демонстрируя, что шутить не намерена.
— Ч-что? — вздрогнул Ллойд, покосившись на девушку.
Сара резко подняла на него винтовку, вцепившись в испуганного священника взглядом. Тот отступил на шаг назад, но дорогу ей не дал.
— Убирайтесь. Дайте пройти, а иначе, клянусь Богом, святой отец, я пристрелю вас, как и его. — кивнула Сара на экзоскелет Хартманна позади.
Ллойд, дрожащим голосом что-то промямлил, кивнул и, отступив вправо, освободил ей дорогу. Девушка ступила на лестницу, медленно поднимаясь наверх. Оттуда слышались барабанящие капли дождя и ветер завывал среди деревьев. Шаг за шагом, ступенька за ступенькой, она поднялась наверх, выходя из сарая и чувствуя, как освежающий дождь бьет ей в лицо, щекоча кожу. Прикрыв веки, она подняла лицо к небесам, ощущая, как их плач омывает ее. Постаравшись запомнить это мгновенье, полное ощущения наступившей свободы, Сара прибавила шагу, направляясь к выходу.
Ллойд, оставшийся внизу, ошарашенно глядел на представшую перед ним картину. Медленно направившись к повисшему на арматуре искусственному телу доктора, он вздрогнул, когда горящим перед ним голоэкран компьютера сообщил о том, последняя переносимая запись восстановлена. На экране вспыхнуло изображение доктора Маргарет, все такой же испуганной и дрожащей, как обычно. Ее рябящий, трехмерный силуэт загорелся прямо перед поверженным Отто Хартманном.
— Это… Это дневник Пегги Райт. — тихим, дрожащим голосом, прошептала Маргарет Райт, покручивая в руках банку таблеток. — Последняя запись. Думаю так. — По ее щекам текли слезы, но голос женщины был тверд и решителен, как никогда. Она опустила руку на живот, тяжело за него держась. — Я знаю… Знаю, что ты не захочешь слушать… И не поймешь. Я не прошу понимать. Никто из вас все равно никогда бы не понял этого, Отто. — Пегги поджала губы. — Я не прошу тебя простить меня. Не прошу отомстить. Не хочу, чтобы ты страдал, но знаю, что ты все равно будешь. Это мое решение. И это будет справедливо. В попытке сбежать от кары божьей, мы так стремимся преступать дозволенное нам, простым людям, не так ли? Но эта кара неминуема. Ни для меня. Ни для тебя, Отто. Ни для кого из нас. — Маргарет дрожащими руками сняла крышку с банки таблеток. — Наши души уже не спасти. Никто из нас не попадет в рай, как не старайся. — словно задумавшись, Маргарет пустила печальный смешок. — Все мы в аду, Отто. Все мы в аду и уже очень давно. Не надо меня прощать. И не пытайся мстить. Смирение – путь к добродетели. И я со своей участью уже смирилась. Ужасный конец лучше, чем ужас без конца. — высыпав горсть таблеток в руку, Маргарет устремила взгляд прямо в камеру. Ее уставшие глаза уже не казались живыми. — Как бы то ни было, хочу сказать только одно, хочешь ты это услышать, или нет. Ты – лучшее, что случалось в моей жизни. И я рада, что встретила тебя. Я люблю тебя, Отто. Больше всего на свете. Прощай. — утерев сползающую к губам слезу, Маргарет выключила запись. Компьютер, обрабатывая данные, вновь оцифровал ее объемное изображение, воспроизводя его на большой экран. Мигающий окуляр доктора медленно потухал, цепляясь за ускользающие от взгляда изображение. Запись все повторялась и повторялась и в конце Маргарет всегда говорила все ту же фразу. И все так же утирала слезу.

 

Глава 65

Ливень все никак не прекращал идти. Лил и лил, как назло. Барабанил по древесным стволам, кронам деревьев, земле. Превращал весь снег под ногами в вязкую массу, холодную и мерзкую. Капли, касавшиеся кожи, не были холодными. Кажется, с этим дождем еще и пришло тепло. Погода сменилась так резко. Снег, разрываемый потопом с небес уступал место грязи и слякоти. Из-под некогда заваленных сугробов проглядывала земля, уставшая от извечного холода. Виднелись утопающие в проступающей грязи корни деревьев и камни. Дождь размывал остатки зимы на глазах. Лес пробуждался от спячки, сотрясаемый мощными дождевыми потоками. Зима отступала. Она кончилась. Сара ее пережила, что не могло не вызвать у девушки улыбку.
Промокшая насквозь, до нитки, уставшая и умирающая она плелась через лес, сама не зная куда. Сколько времени прошло, она тоже не знала. Из-за помутнения в мыслях время, казалось, исчезло. Часы протекали, как дождевые капли по ее лицу, исчезая, и оставаясь незамеченными. Усталость понемногу брала над ней верх. Тяжелая мокрая одежда стесняла движения. Ноги, и без того, словно свинцовые, отказывались делать шаг. Саре приходилось заставлять себя переступать ветвящиеся на земле корни и холмики. Лес казался бесконечным. Огромным, всепоглощающим, оплетающим путников в нем своими густыми древесными стенами. В какую сторону не погляди – чащоба. Слева, справа, позади и впереди. Везде были эти деревья, одинаковые, как близнецы. Их стволы устремлялись в небо, возвышаясь над крохотной Сарой, бредущей между ними, как отбившаяся от стада овечка. Она заблудилась. Усталость и боль медленно прибивали ее к земле. Организм отходил от инъекции и привычное болезненное ощущение в легких возвращалось с новой силой. Сейчас оно ощущалось и вовсе убивающим, безжалостным. По коже бежал озноб, несмотря на то, что теплые прикосновения дождя, казалось бы, ощущались приятными. Куда идти? Она не знала. Что делать? Понятия не имела. Мир таял перед ее глазами, исчезая среди абсолютно идентичных древесных стволов, размываемый стеною дождя. Она была потеряна не только снаружи, но и внутри.
Что она натворила? Казалось бы, теперь она свободна. Вольна идти куда захочет. Делать, что ей угодно. Но даже тут, среди леса, укрывавшего ее от озлобленного мира, щетинившегося на девушку своими окровавленными клыками, она ощущала пустоту, гложущую ее изнутри. Впервые за все это время, среди плутаний, бегства и вечных поисков укрытия, она осталась одна. Одна, в мире, который ее ненавидит. Мире, в котором у нее не осталось никого, кроме Саманты. В глазах защипало. Она не могла понять, плачет она, или нет. Если и да, ее слезы давно смешались с дождем, отчего их горечь была практически незаметна.
Потянув за лямку рюкзака, Сара поправила его на плече. Сейчас он ощущался особенно тяжелым. От сырости все тело зудело, дергалось и дрожало. Внутри полыхали то обжигающий жар, то тревожный, обгрызающий кости холод. Каждая новая коряга, которую ей приходилось перелезать по пути, ощущалась все сложнее. Опираясь не древесные стволы и кое-как поднимая ноги, она переступила очередные разросшиеся корни, почувствовав, как сырая жижа заливается в ботинки. Опустив взгляд вниз, она поняла, что наступила прямиком в глубокую лужу. Пятки стонали от каждого шага, казалось, что все они уже покрылись мозолями. Стиснув зубы, девушка пошагала прямиком через глубокую преграду, черпая воду ботинками. Выйдя из нее, девушка поняла, что ее поношенные старые кеды уже разваливаются от этих бесконечных перемещений. Теперь, после погружения в лужу, они мерзко хлюпали на каждом шагу, неимоверно отвратно и громко, раздражая каждую нервную клетку на ее изнывающем от болезни теле.
Сколько бы она ни шла, лес не становился яснее или реже. Чащоба словно съела весь мир, и теперь ничего кроме этих вездесущих древесных стволов вокруг нее не осталось. Девушка уже так мерно и не задумываясь брела сквозь них в надежде хоть куда-то выйти, но лес был бесконечен и не было ему предела. Перед глазами уже рябило от этих деревьев.
Бредя вперед и вперед, она задумалась, а куда ей теперь вообще идти? Ведь идти-то действительно было некуда. Она осталась без какой-либо поддержки, отрезанная от всех людей, которым могла довериться. Даже найдя выход из леса, куда ей направиться? Возвращаться к Моралесу и его подонкам нельзя, Руди уже наверняка все им рассказал. Он, конечно, ничего толком не знал, но Моралес… Моралес догадается. Он не идиот. Мерзкий, гадкий, злобный, двуличный, но не глупый. А Руди уже и вовсе наверняка расписал ему Сару, как дьявола во плоти во всех возможных черных тонах. Пути в убежище повстанцев ей уж точно не было. А значит, она не могла добраться до Сэм.
Эта мысль, как кувалдой по наковальне, стукнула ей в голову. Что она наделала? Ведь теперь у нее не выйдет пройти в подземные ходы, чтобы спасти оттуда Сэм. Ее будут ждать. С оружием. Попытаются схватить. Свяжут и будут жечь и резать, отстреливать пальцы и медленно убивать, как мерзкий сукин сын Моралес делал это с Тиффани. Всего лишь ради ответов. А ее он ненавидел куда сильнее Тиффани. А значит ее ждала еще более страшная участь. Девушка остановилась, оперевшись о древесный ствол и замерла. Теперь ее безвыходное положение стало и вовсе катастрофическим. Ведь все ее планы рухнули ровно в тот момент, когда она засадила Руди револьвером по челюсти. Закрыв глаза и набрав полные легкие воздуха, чтобы ужасающая боль переполнила ее тело, Сара стиснула зубы до скрипа. В сердце защемило от напряжения, усталости и ненависти.
Нет, конечно, были разные варианты. Например, направиться туда под видом обычный беженки. Дафна и ее помощники принимали в заброшенных тоннелях недостроенного метро десятки, сотни людей, убегающих из городов. Наверное, в мрачных тоннелях уже засели тысячи тех, кто убегал от тирании и войны. Что если и ей пройти туда таким путем? Но эта мысль оставила ее в тот же миг, как девушка зашлась кашлем. Все ее знают там в лицо. Все, кто хоть что-нибудь значит. Это был не вариант. Стоило ей попасться им на глаза и все. Мучительный путь на тот свет ей был обеспечен. И смерть – это еще в лучшем случае, зная Генри Моралеса.
Что же теперь? Куда бежать? Что делать? Ведь она не могла добраться до Сэм. Переждать? Идти напролом? Врать и прятаться? Нет. Ну уж нет. Она устала прятаться. Устала бояться. Скулить и забираться под землю, как крыса. До боли сжав руки на винтовке в руках и посмотрев на последнюю заряженную обойму, Сара задумалась, а не прийти ли ей туда, открыв огонь по Моралесу и его прихвостням? Силой забрать Саманту? Очередной приступ кашля выбил из ее головы и эту мысль. Она не какой-то чертов робот-убийца, раскидывающий своих врагов направо и налево. Не какая-то героиня кино, гордо обстреливающая своих врагов одного за другим. Она слабая, испуганная, больная и умирающая девушка, одна потерявшаяся под дождем в густой чащобе.
Даже избавиться от Хартманна у нее вышло лишь чудом. Ей могло повезти куда меньше, и он мог убить ее. Смерть была не так страшна, как жуткая перспектива проиграть после всего, что она прошла. Боль, удары, пули и взрывы. Страх, паника, разбитые надежды. Гложущий зародыш смерти, роящийся в ее легких и пожирающий их кусок за куском каждое чертово мгновение. Да уж, проиграть сейчас было бы обидно. Но ее убьют, как только она появится на глазах у моралесовских крыс. Прикончат, без суда и следствия, как они это любят. А значит Саманта была вне ее досягаемости. Соль слез, полившихся с глаз уже от этой мысли она ощутила отчетливо.
А какие у нее еще были варианты? Роуз? Оливия? Да, они определенно помогли бы ей. Накормили, согрели, дали бы лекарств и позволили спокойно умереть вдали от убийств, смерти и бродяжничества. Даже этот вариант сейчас не казался таким-уж неприятным, и Сара начала жалеть, что тогда, когда в Мейконе началась бойня, устроенная по приказу Моралеса, она не сбежала с Роуз. Предложение было таким заманчивым и все же она предпочла Саманту любому безопасному месту, где ей предстояла бы медленная тихая смерть от болезни.
Роуз. Бедная Роуз. Она все потеряла. Куда она сбежала? Что делает сейчас? Где нашла себе пристанище? В городе ей больше не место. Скорее всего, ее попытаются убить, как той злополучной ночью. Где же может скрываться матерая журналистка? Куда она могла податься? Мысли на этот счет оставили Сару без ответа. А как там Пинки? Вечно улыбчивая, беззаботная девчушка. Такая милая, пусть и наивная. В последний раз Сара видела ее разбитой, потерянной, со слезами на глазах. Смерть Лили, оставившая Бена без матери, а Роуз без сестры наверняка сломала и их. Быть может, сейчас они потеряны ничуть не меньшее ее самой. Одни в враждебном мире, охваченным бойней и ужасом. Куда ни сунься, везде ее будет ждать подвох и ловушка. А она не столь умна, для того, чтобы все их предвидеть. Как жаль, что девушка поняла это столь поздно.
А Брэд? Ну конечно же! Брэд! Вот кто всегда готов будет ей помочь. Тот, кто наставит советом, кто подаст руку помощи, кто никогда не откажет. Брэд, тот самый, что заменил ей отца! Он и тетя Мередит никогда не будут против помочь ей. Укрыть ее от зла, держащего ее на мушке. Нужно лишь прийти к ним в небольшую уютную квартиру в Мейконе и…
В Мейконе. Квартиру в Мейконе. Сара выругалась себе под нос, с размаху взрыв сапогом мокрую землю и начав что было мочи бить кулаками по стволу дерева. Костяшки пальцев заныли от боли и ударов, Сара, прижавшись лбом к стволу, покачала головой. Ей было не попасть в Мейкон. Город был для нее закрыт. Тайные подземные ходы заполнены шныряющими туда-обратно людьми Моралеса. Они выводят людей из города. Наносят по коменданту точные тихие удары. По ним не пройти, как не старайся. Сара не в той форме, чтобы пробраться через канализационные тоннели в город. Оставались лишь официальные ворота, под охраняемыми стенами. Но, вот незадача, все входы и выходы заблокировала охрана Моралеса. Его солдаты караулят улицы, убивают всех без зазрения совести. Черные птицы комендантских отрядов бороздят небеса, причем, в ее поисках. Теперь то понятно почему. Идти туда, таким простым путем было бы бесполезно. Ее тут же схватят. Тут же поймают и отправят в Атланту.
Ворча себе под нос что-то невнятно и покашливая, Сара пробрела дальше по лесу, опираясь то на одно дерево, то на другое, перебирая мысли в голове. А что Атланта? Что, если это выход? Она остановилась, нащупав в кармане голопроектор доктора Райт. На нем есть важные сведения, которые треклятый Хартманн хотел использовать против врагов Маккриди. Так что если ей заявиться прямо с ним в руках к воротам столицы? Крикнуть: «Эй, папаша, а вот и я!», размахивая устройством в руках, а затем ждать, пока ее впустят внутрь. Конечно, она и не думала, что Маккриди примет ее за дочь, или, вообще проявит к ней хоть какое-то сочувствие. Он же тиран и диктатор. К тому же жестокий, беспощадный, использующий всех, кого можно, в собственных целях. Конечно, лично его Сара никогда не встречала, но такой образ успел у нее сложиться. И все, в какой-то мере, он был ее отцом, не так ли? От одной только этой мысли на губах выступила невольная истеричная улыбка. Да уж, кто бы мог подумать…
Вероятно, ее убьют, еще завидев у ворот Атланты. Подумают, что какая-то мусорщица забрела слишком близко. Да и как до нее дойти, до Атланты этой? Сара не знала даже, где находится. Но план этот не казался ей безнадежным. Ведь в конце концов, какие еще у нее были козыри? У нее есть компромат против Атланты в лице дневников Маргарет Райт, у нее есть правда о планах Хартманна, о местоположении Моралеса, всех его ходов и тайных лазеек, о численности его людей, о его планах и обо всем, что она успела узнать об их подпольном движении. В конце концов, у нее есть она сама. Живая копия дочери первого министра. Теперь эта мысль уже не пугала. Она, скорее, давала ей силы двигаться дальше, взрывая слякоть ногами. И правда. Что ей терять? Если она придёт в Атланту, вывалит им все, что знает. Выдаст Моралеса с потрохами, отдаст голопроектор доктора Райт и просто останется там. Ведь ее то на органы уже не пустишь. От этой мысли она снова улыбнулась, несмотря на чудовищную боль в груди.
Чем не вариант? Она готова рассказать им все. Все, что знала. В обмен на одну только вещь. Саманту. Пусть они перебьют всех. Закидают бомбами тоннели Моралеса, перестреляют каждого, кто спрятался в них, подлизывая зад этому ублюдку. Сравняют с землей все их базы и отправят на тот свет каждого, кто мог причинить им вред, от Генри Моралеса до Руди, будь он неладен. Всех истребят, кроме Саманты. Пусть она будет жить, остальное неважно. Пусть все они сдохнут и апокалипсис явиться в их крысиные норы. Но главное, чтобы Саманта осталась с ней. Да что уж, пусть хоть органы у нее забирают, если надо и пересаживают этой ничтожной Патриции Маккриди. А ей пусть предоставят какие-нибудь импланты. Она на примере Хартманна убедилась, что можно жить и без тела вообще. Конечно, ее легкие были ни к черту и Патриции бы они вряд ли пошли. Но, все-таки, лучше уж так, чем никак, да? Так она избавит Атланту от всех ее врагов, вотрется в доверие Маккриди, спасет Саманту и, возможно, даже избежит смерти. Эти мысли адреналином пробежались по телу, прибавляя ей сил и храбрости. Она увереннее зашагала по чаще, радуясь своему сумрачному гению.
Замечтавшись о том, что ее планы вполне способны стать реальностью, она не заметила очередную корягу у себя под ногами и, зацепившись об нее, споткнулась, повалившись в глубокую лужу с грязью. От удара она закашлялась, и мерзкая грязная жидкость из лужи попала ей прямо в рот. Отплевываясь и барахтаясь посреди грязной кучи, она выползла к ближайшему дереву, сев у его подножья и глядя на себя.
Вся в этом мерзком дерьме из слякоти, грязи, мокрого снега и грязной воды, она отплевывалась и откашливалась, ощущая вновь прибывающую в легкие боль. Перед глазами все поплыло, мир двоился и расходился в разные стороны. Голова кружилась. Кашель не отступал. Хватаясь за горло, Сара высунула язык не в силах вдохнуть. Что-то застряло в глотке. Легкие буквально разрывало изнутри. Она ощущала, как кровь разливается по ним, обжигая. Ударив себя по груди, Сара попыталась выбить застрявший в горе ком. С первого раза не вышло. Ударила еще. И еще. Ничего. Кислорода не хватало. Барахтаясь и ползая у древесных корней, Сара запихнула грязную руку в рот, в надежде достать мерзкий ком из дыхательных путей, но тщетно. Вместо этого она задела дрожащими пальцами небный язычок и ее тут же стошнило. Захлебываясь рвотой, она едва не удавилась, но, следом за ней, изо рта вылетел и мощный кровавый ошметок, такой большой, горький и твердый, что Сару передернуло.
В горле осталось отвратительное ощущение тошноты, легкие раздирало на куски, а весь ее рот был в крови. Отползая подальше от своих исторжений, Сара попыталась подняться на ноги, но тщетно. Голова пошла кругом и она снова рухнула, чуть было, опять не упав лицом в грязь. Дергаясь и ощущая, как припадки дрожи ползут по всему телу, девушка вновь оперлась на древесный ствол, подняв лицо к небу. Ливень смывал грязь с ее лица, приятно расползаясь по коже. Все ее тело ощущало мерзкую сырость. Одежда липла к коже. Теперь она окончательно промокла.
Открыв рот, она почувствовала, как струйка крови стекает с губ. Облизывая щеки и небо изнутри, девушка везде ощущала вкус крови. Покосившись на вывалившийся из нее кусок мяса, ей подумалось, что это и впрямь была часть ее собственных легких. Внутри все буквально переворачивалось, растягивалось и пульсировало. Она попыталась подняться вновь, но опять зашлась кашлем, сплевывая столько крови, сколько из нее, кажется, не выходило даже когда ей пробили руку гвоздем. Сползая по древесному стволу на сырую землю, она медленно уставилась в пустоту. Кровь смешивалась с дождем, расплываясь по ее подбородку и впитываясь в одежду.
Боль не оставила место для мыслей. Что было силы, она попыталась стянуть сырой рюкзак с плеча. Пальцы ели сжимались. Кое-как зацепившись за лямку рюкзака, Сара стащила его, положив на колени. Глаза щипало от сырости и слез, девушка пыталась дышать короткими, судорожными, неровными вздохами. Попытки нормализовать дыхание теперь оканчивались лишь новым приступом кашля и ее одежда обагривалась очередной порцией крови.
Почти бессознательно расстегнув молнию, она запустила внутрь руку, на ощупь пытаясь найти иньектор. Даже прикосновения к вещам ощущались болезненными. Вся ее кожа как будто горела и от этого ощущения никуда было не деться. Органы сгорали изнутри, конечности дергались в припадке. Стиснув зубы на языке, Сара ощутила, что прикусила тот до крови в беспамятстве. Взвыв, она снова рухнула на землю, выронив рюкзак и мыча от боли. На щеке почувствовалось липкое прикосновение земляной слякоти. Прохладное. Даже холодное. Рюкзак лежал прямо перед ней и сейчас, прищурившись так, что глаза заболели, она наконец разобрала среди хлама в нем иньектор с сывороткой. Оперевшись на локоть, она приподнялась, надеясь дотянуться до спасительного укола, но нет. Дрожь прошлась по телу и девушка снов рухнула лицом в грязь. Она уже вся вымазалась в этой дряни. Барахтаясь в ней, как бабочка с оторванными крыльями, она не могла ни подняться, ни позвать на помощь. Кровь хлестала из укушенного языка на губы, ее железный вкус ощущался по всему рту. Вцепившись взглядом в рюкзак и разрывая ногтями землю, Сара поползла к нему ближе. Силы снова покинули ее и она, закашлявшись, вновь упала лицом в сырую слизь. Дрожа и дергаясь, она сжала пальцы так сильно как могла, впиваясь в кожу ногтями и зарычала от бессилия.
Перевалившись на спину и почувствовав холод пропитывающей куртку воды, она оказалась ближе к рюкзаку. Ливень моросил ей прямо в лицо, глаза покраснели, их жгло от непрекращающегося потока воды. Дергающейся в конвульсиях рукой Сара пролезла в рюкзак, обхватив инжектор и вырвав его оттуда со всей силы. Тот вывалился из рук, повалившись куда-то в грязь.
Грязь. Грязь. Грязь. Сплошная грязь. Рыча и хрипя отмирающими легкими, Сара начала шарить руками в этой ненавистной грязи, нащупывая там иньектор. Взрывая горящими от боли пальцами мокрую землю, она наконец нашарила вакцину. Подняв ее перед собой, Сара не обратила внимание на испачканные в грязном месиве руки, ни на кровь, все еще сочащуюся из ее рта, ни на волосы, все слипшиеся от комков слякоти, ни на небесный плач, застилающий своим потоком глаза. Сконцентрировавшись на иньекторе, она обхватила его крышечку, сорвав ту и обратив внимание на спасительный блеск иголки. Схватившись за него обеими руками, стараясь держать тот ровно, что, конечно же, не выходило, она старательно медленно поднесла иглу к шее и, что было мочи, вогнала внутрь. За припадком, охватившим тело, этот жалкий укол был незаметен. Надавив на иньектор, она почувствовала, как густая смесь растекается по шее, расползаясь по венам. То тут, то там, боль погасала.
Выжав из иньектора все, что могла, Сара вырвала иглу из шеи, бросив ее куда-то в сторону. Дергаясь и хватаясь за грудь, девушка лежала, омываемая дождем, дожидаясь, пока кровь разнесет целительный укол по организму. Минута за минутой, боль уходила, приходила слабость, усталость, медлительность и аморфность. Распластавшись по мокрой земле, как морская звезда и открыв рот и глаза, она лежала, почти ничего не чувствуя, и ощущая лишь, как холодный до дрожи дождь омывает ее тело. Глаза закрывались и она ощутила, как боль пропала.
Сама не зная, спит она или нет, девушка просто лежала. Тот тут то там лица весело касались дождевые капли. Она даже нашла в себе силы хихикнуть. Поерзав в грязи, она приняла позу поудобнее, просто улегшись так, как ей казалось правильным. Холод земли был куда приятнее жара болезни. Потеревшись лицом о грубый холодный камень под головой, Сара лежала, не ощущая ничего, кроме барабанящего по коже дождя. Прошло, верно, не мало часов, пока мысли вернулись ей в голову и когда она поняла, что неясные дергания в легких, даже не сопровождающиеся болью, все же намекают ей, что валяться, как свинья, посреди грязи, пытаясь скрыться от страха и побега под дождем – не лучшая идея. Организм своими подергиваниями и ощущением покалывания по всему телу, заставил ее открыть глаза, набрав полную грудь воздуха и попытавшись подняться. Боли в легких не было, даже когда она вздохнула еще раз. Вместо него внутри ощущалось щекотание и чувство, как будто кто-то массажирует ее легочные мешки изнутри. Сразу после этого она откашлялась, не чувствуя неудобств, и выплюнула прямо перед лицом новый комок, напоминавший гнилую плоть. Выглядело мерзко, но затем Сара поглядела на саму себя, всю в крови, промокшую и грязную и это уже не показалось таким уж неприятным.
На то, чтобы снова встать на ноги, потребовалось время. Пара падений, пара приступов кашля, но, благо, Сара все же смогла подняться. Покачиваясь из стороны в сторону, девушка надеялась снова не повалиться наземь, потому как ноги совсем ее не держали, а колени подкашивались под ее весом, казалось, небольшим. Она уже исхудала, а кожа ее, если не считать грязи на ней, была бледной, как молоко, смертельно бледной. Подцепив рюкзак и ели-ели натащив его на плечо, она посмотрела на свои руки. Ее пальцы, кроме дрожи и царапин, были еще и худощавые, на руках, особенно в районе шрамов, выступали вены. Сара, обтерев пальцы о штаны, протерла ими глаза, которые тоже были красными и болели. Поправив винтовку и рюкзак на плече и вцепившись обеими руками в его лямку, Сара пошагала куда глаза глядят, не в силах даже размышлять толково. Из-за дрожи ее не клонило в сон, но от аморфного состояния, захлестнувшего ее, она все равно была как будто во сне наяву. Сером, холодном, жутком сне.
Ноги, практически ей не повинуясь, вывели ее туда, где лес все расступался. Густые заросли деревьев уступали место свободным полянкам, и вот, наконец, она подошла к склону, за которым открывалось свободное от леса пространство. Глаза заслезились и во рту вновь пересохло. Перед ней, достаточно далеко, но все еще открыто для глаз, предстала железная дорога. Она петляла между двух лесных стен, удаляясь куда-то за поворот, где ее снова скрывала из глаз жадная черная чащоба. Послышался грохот, Сара, оперевшись плечом на древесный ствол, сняла винтовку, взяв ее в руки. Слабость в пальцах едва позволяя девушке удерживать ее. В зрачки ударил свет, она прищурилась, скривив лицо. Из-за поворота вырвался скоростной поезд, проносясь со скоростью ветра. Его огни мигали, так непривычно сверкая посреди мрачного, покрытого серыми небесами леса. Девушка помялась, провожая поезд взглядом. Его было не догнать. Секунда. Две. Три. И вот он уже унесся за поворот, мелькнув на прощанье своими огнями. Лица коснулся порыв ветра, дождь понемногу потухал. Теперь капли бросались на землю совсем уж лениво. Постояв и задумавшись, как ей поступить, девушка пришла к выводу, что идти вдоль рельс было бы слишком опасной затеей. Есть шанс, что ее примут за грязную мусорщицу полицейские, или, что еще хуже, она нарвётся на людей Моралеса, которые часто опирались на плутание посреди лесов неподалеку от железных дорог. Так как те соединяли между собой всю страну, достаточно было идти вдоль них, чтобы не потеряться. Что Сара, в общем-то и решила сделать. Брести по лесу так, чтобы следовать за железной дорогой, но не показываться слишком явно там, где ее могут заметить. Варианта лучше в ее затуманенную голову не пришло. Последовав своим собственным спасительным рассуждениям, она развернулась, вновь направляясь в чащобу и поглядывая направо, чтобы не потерять среди древесных стволов железнодорожные пути.
Итак, теперь ей предстояло как-то перенести путь полный боли и плутаний, при том одной ногой в могиле. Но прочего выхода для того, чтобы спасти Саманту, у нее не было. Серые древесные стволы вновь становились все гуще, а их поросль перекрывала взор. Прищурившись, Сара глянула в сторону железной дороги. Она все еще где-то там, виднеется за деревьями. Значит можно и присесть, передохнуть.
Найдя место под неказистым кривым древесным стволом, Сара уселась на камень, сняв рюкзак и положив его рядом, винтовку девушка поставила как можно ближе к себе, чтобы, при необходимости, успеть ее схватить безо всяких казусов. На крайний случай, у нее был револьвер. Девушка поправила тот за поясом.
Глядя на свои руки, Сара обратила внимание на то, как сильно те покрыты мурашками и как неестественно дрожат ее пальцы. Холод ощущался не так яростно, но все еще покусывал ее конечности. Нужно было как-то согреться. Развести костер? Это была мысль. Поднявшись и начав срывать веточки с близлежащих деревьев, Сара поняла, что все они слишком мокрые. Прискорбно, но, может, все же выйдет их как-то разжечь? Обломав достаточно сучков и веток, она вновь устроилась на своем месте, скинув их в кучу и кое-как, надеясь на удачу, сложив в конструкцию, которая, по ее мнению, должна была загореться. Потерев рука об руку, она попыталась унять дрожь в пальцах. Коснувшись набухших шрамов от гвоздя и укусов, Сара прикусила губу. У нее больше не было шансов на ошибку.
Потянувшись в рюкзак за коробкой спичек, Сара обнаружила, что те промокли, все до одной. С печальным взглядом открыв коробок, она принялась вытаскивать оттуда спички, поглядывая то на одну, то на другую. Все они были мягкие и влажные. Ни на что не годились. На девушку нахлынуло уныние. Переламывая спичку за спичкой, она откидывала их в сторону, слушая щелчки ломающихся палочек. Щелк. Щелк. Щелк.
Когда последняя переломанная спичка улетела в сторону, Сара пнула тяжелой ногой конструкцию из веток перед собой, пробурчав себе под нос что-то неясное даже ей самой. Дождь крапал почти незаметно, а затем и вовсе затих. Она просто сидела на камне, глядя в пустоту и подмечая, как капли с ветвей деревьев оставляют рябь на недавно образовавшихся лужах. Прошло минут десять, как следом за затишьем с небес вновь посыпался снег. Тихий, совсем не заметающий. Снежинка за снежинкой он опускался. Зима все еще не хотела уступать свое место. Но она уже проиграла.
Удивительно, что она все-таки кончилась. Сара сама поверить не могла, что пережила ее в таком окружении, с такой болью и пожирающей ее болезнью. Бывало, что дома, в Бей-41, она жаловалась на слишком сильные снегопады или большие сугробы. Сейчас это казалось попросту смешным. Стиснув зубы и сжав кулаки, девушка покачала головой. Как бы ей хотелось вернуться в то время, когда она мирно существовала, незаметная для всех, в своей уютной квартирке. Дейзи бы заходила к ней на чай. Они бы вместе смеялись, почти до рассвета глядя какую-то чепуху по телевизору. Ее мирные деньки начинались бы с чашечки кофе, а не с грязного плутания по лужам, обгладывающего кости ветра и кашля ошметками своих легких. Да, определенно она тогда не ценила то, что имела.
Порыскав в рюкзаке, Сара поняла, что еды у нее почти и не осталось. Были несколько банок консервов, которые она второпях запихнула к себе, но не более. Достав одну из них, Сара открывала ее, обнаружив внутри бобы в томатном соусе. Не самый лучший вкус, но что уж поделать. Обтерев как попало о штаны грязные пальцы, Сара принялась черпать ими еду из банки и класть в рот. Конечно, половина содержимого по итогу оказалось на земле, но кое как желудок она все же набила. Вкуса от этих пресных консервов во рту не наблюдалось, но живот хотя бы перестал урчать. Зато заурчали легкие и она, вновь закашлявшись, сплюнула встрявший в горе кровавый ком на землю. На языке, как обычно, отпечатался кровяной привкус.
Кроме всего прочего, в ее рюкзаке лежала и рация. Та самая, что настраивал Руди. Достав ее, Сара первым делом отключила датчик геолокации. Если ее выследят по этой рации, будет неприятно. Зато, теперь, она сможет прослушать разговоры Моралеса. Если, конечно, будет достаточно близко к нему. Щелкнув на переключатель, девушка включила рацию. Никаких переговоров там не было. Только шум, режущий уши. Покрутив тюнер рации, Сара так ничего и не нашла. Вокруг были только помехи. Она не оставила попыток найти хоть какую-то связь, но тщетно. В очередной раз настраивая волну, она услышала лишь жуткое шипение и скрип.
Вдруг, неподалеку, перебивая хрипение рации, донеслись странные стуки. Сердце Сары замерло от страха. Убрав рацию за пояс, она схватилась за винтовку, накидывая рюкзак на свое плечо. Прижав оружие к груди, она поднялась, прислушиваясь к стуку. Он сопровождался жутким похрапыванием и топотом. Кто-то бежал сюда.
Подняв перед собой оружие, Сара подбежала к ближайшему дереву, спрятавшись и готовясь стрелять. Между деревьев, рядом, мелькнуло громоздкое белое пятно. Донеслось ржание. Сара кашлянула, выглядывая и присматриваясь к силуэту. Прищурившись, она подошла ближе, и не смогла поверить своим глазам. Среди деревьев, переступая с ноги на ногу, запутавшись между стволов, блуждала огромная лошадь. Ее белая шерсть запачкалась от дорожной пыли, копыта были в грязи, а грива, белее, чем все ее тело, растрёпано шевелилась на ветру. Сара, замерев, посмотрела на животное вновь. Оно было напугано. Лошадь, обернувшись на Сару, громко заржала.
— Эй, тихо! — фыркнула Сара, махнув в сторону той винтовкой. Она впервые в своей жизни видела живую лошадь. Настоящую, прямо перед ней. Не на телеэкране или голографической проекции. Потому, собственно, она не знала, как заставить ее замолчать.
Лошадь, которой лицезреть человека было явно ненастолько непривычно, фыркнула, вновь заржав и встав на дыбы. Тряся гривой и метаясь между деревьями, она пыталась пройти дальше. Убежать. И только сейчас Сара поняла почему.
Издалека донеслось еще одно шуршание. Снова топот. Это были лапы. Несколько. Десяток. Если не больше. Прорываясь между кустарников и перепрыгивая корни деревьев, поляну, на которой встали Сара и лошадь, окружили быстрые худощавые силуэты. Все мужество девушки ушло в пятки и в горле пересохло. Рыча и хрипя, подбираясь ближе, скаля зубы и завывая, их настигла стая волков.
Драная шерсть, худые тела и острые зубы. Местами их шерстяной покров проела плешь, а с пастей текла пена. Они, подбираясь ближе, остановились, заметив новое лицо. Дергая носами, стая бешенных животных принюхивалась к Саре. Их блестящие глаза впились в нее, метаясь то на испуганно перетаптывающуюся лошадь, то на девушку. Подходя все ближе, они скакали и скулили, дергая хвостами.
Сделав несколько шагов назад, Сара уперлась в лошадь, которая, испуганно отпихнула ее, тоже отступая. Стая приближалась. Руки задрожали и колени подогнулись. Пробежавшись взглядом по незванным гостям, Сара трусливо попятилась, отходя от них подальше. Их было пять. Нет! Семь! Восемь! Черные, серые, бурые, они выглядели потрёпанными и страшными. Их рык словно расцарапывал ушные перепонки. Переставляя лапу за лапой, вперед вышел самый большой из них. Черный волк, скаля свои острые зубы и махая хвостом, гордо встал, тряхнув головой и впившись в Сару настолько осознанным взглядом, насколько это было возможно. Сара не удивилась бы, если бы и внутри башки этой животины оказались чьи-то человеческие мозги.
Волки начали обступать их с лошадью полукругом. Кобыла, заржала, снова поднявшись на дыбы и, фыркнув, взрыла грязный снег под копытами, словно пытаясь угрожать подступившим волкам. Приспешники вожака, худые, озлобленные волки, тут же остановились, посматривая друг на друга. Громоздкого черного волка жест кобылы вовсе не испугал, спрыгнув с камня, он начал медленно, но уверенно, идти в сторону своих жертв. Первой же мыслью в голове Сары встал крик: Бежать! Но путь назад ей перегородила кобылица, топчущаяся на месте, а стая жутких хищников наверняка бы нагнала ее, больную и полумертвую.
Глядя ему прямо в глаза, Сара поняла, что пощады от этих животных ждать не стоит. Это были голодные, страшные, злые зверюги. И, кажется, то как яростно она глядела на вожака, лишь раззадорило его. Паника уступила место страху, а тот в свою очередь заставил кровь ударить адреналином в виски. Сара, вцепившись в винтовку так сильно, как только могла, махнула оружием, чуть ли не рыча.
— Отвали! — рявкнула она на волка. Вожак остановился, удивившись резкому крику жертвы. После очередного взмаха винтовки, он сделал шаг назад. — Убирайся! Убирайся прочь, тварь! Вали отсюда! — орала она своим хриплым, не похожим на нее саму голосом. Вся в грязи, крови и влаге, она сама выглядела не хуже прочего зверя.
Замешкавшись, вожак немного погодил, но затем, все-таки, зарычав, снова уверенно двинулся на Сару. Подняв на него винтовку, Сара попыталась крикнуть что-то внятное, но ничего, кроме отчаянного рычания снова не вырвалось из ее груди. Она сама ощутила себя не хуже дикого волка. Ее глаза снова встретились с глазами хищника. Что в тех, что в тех зрачках стоял уже безумный, животный блеск. Страх человеческий уступил в Саре место страху животному. Стоило вожаку встать в боевую позу, чтобы ринуться на нее, как Сара спустила курок и громкий звук выстрела озарил лес. Несколько пуль врезались в морду вожака, раскроив ее на куски и отнеся того в сторону. Кровь и мозги разлетелись из его мерзкой башки по грязному снегу. Благо, эти мозги были не человеческими. Это несколько взбодрило Сару, дав ей уверенности.
А вот прочим волкам смерть лидера явно поубавила смелости. Топчась на месте и поглядывая на жертв, а затем на труп альфа-самца, они явно не знали, что делать. Зарычав и поскуливая, стая вновь вцепилась в Сару взглядом. По шее девушки пробежало тепло дыхание коня, стоявшего сзади. Почему-то сейчас, глядя на расплескавшиеся по земле мозги волка и на то, как стая боится ее, Сара ощутила себя самой настоящей победительницей.
— Бегите или сдохните, как он! — крикнула волкам, что есть мочи, девушка. — Бегите или сдохните, как ваш вожак! — теперь зубы уже скалила она, сделав шаг вперед прямо на стаю.
Прежде чем волки успели сообразить, девушка подняла винтовку на одного и спустила курок. Пули врезались тому прямо в глаз и его тело свалилось в кювет. Оглянувшись на второго, заходящего с другой стороны, Сара без жалости пристрелила и его. Тот попытался увернуться, но пули вспороли ему живот, повалив на снег и заставив скулить и дергаться в предсмертной агонии. Понимая, что вообще-то точно так же сейчас могла умирать она, раздираемая волчьими пастями, Сара не испытала к нему жалости. Скорее наслаждение собственной победой.
Но наслаждение это было недолгим. Прочие волки, поняв, что нужно действовать, понеслись на Сару. Огромная туша животного мелькнула прямо перед ее лицом, вцепившись ей в рукав и повалив девушку на землю. Другие  два волка понеслись на лошадь, а последний подступал к Саре, в надежде урвать кусочек наслаждения товарища.
Челюсти волка сжимались на ее куртке, тот все еще не прокусил ее, но царапал лапами одежду девушки, трепя ее тело туда-сюда. Крича и мыча, Сара попыталась вывернуться, прикрывая от укуса шею. Махнув ногой, она пнула волка в живот, заставив того выгнуться. Зарычав, он лишь сильнее сжал челюсть на ее запястье, но это дало Саре фору. Приметившись в его брюхо винтовкой, она нажала на курок. Выстрелы разорвали его живот и волк, издав последний визг, повалился на снег. Его товарищ, испугавшись громкого выстрела, отскочил подальше.
Лошадь заржала, загоняемая в угол волками. Деревья были слишком узкие и запутанные, ее копыта заплетались в корнях, кобыле некуда было бежать. Увидев испуганный взгляд лошади и ее тщетные попытки избежать смерти, Сара чуть ли не ощутила в ней родную душу. Они обе сейчас были на одном положении и воспользоваться слабостью бедного испуганного животного, оставив ее на корм волкам, было не в ее правилах. Прижав приклад к плечу, даже не поднимаясь с земли, Сара нажала на курок, прикончив одного нападавшего на кобылку волка, а затем и второго. Кобыла, испуганно метаясь, перескочила через их трупы, дико заржав и прыгая не месте.
Но пока Сара отвлеклась на помощь животному, последний волк прыгнул на нее, широко разинув пасть и метясь прямо в горло девушки. Она вскрикнула, попытавшись пристрелить его, но тщетно. Волк вцепился в ствол винтовки, дернув ее в сторону. Паникуя и крича, Сара вжала курок и остатки магазина, прогрохотав посреди чащобы, улетели куда-то в пустоту. Волк насел на нее, все сильнее надавливая на девушку. Единственное, что спасало Сару от укуса прямо в горло, был винтовочный ствол, стоявший поперек челюстей волка. Его лапы, вонзаясь когтями в куртку девушки, разрывали ту все сильнее, пытаясь ослабить защиту Сары. Позволить вцепиться в ее горло. Дергаясь и стоная, Сара еще раз понажимала на курок. Щелк-щелк. Магазин пуст. Ничего больше нет.
Попытавшись пнуть волка, Сара лишь потратила лишние силы и животное еще сильнее насело на нее. Теперь учащенное, дикое, жаркое дыхание животного било ей в лицо. Его взгляд, красный от крови, жаждал ее смерти. Ерзая на земле, Сара вспомнила о револьвере за поясом. Но обе ее руки были заняты винтовкой, которой она пыталась отпихнуть волка подальше. Схватить свое оружие у нее бы не вышло. Очередной рывок волка как никогда приблизил его к заветным артериям на шее, он метался и рвал на ней одежду. Все те немногие силы итак покидали Сару и вот, казалось, животное почти взяло над ней верх.
Как вдруг над ней мелькнул силуэт лошади, махнувший копытом. Гулкий стук подковы о голову волка снес животное с Сары, заодно откинув ее винтовку. С грохотом врезавшись в дерево, волк упал, открыв пасть и высунув язык. Его глаза закатились, с места удара сочилась кровь. Пена во рту стала красноватой, густой. Дергая лапами, тварь издыхала, глотая воздух в свои последние мгновение.
Сара подняла голову, завидев стоявшую перед ней лошадь. Тряхнув гривой, та цокнула копытом, посмотрев на девушку и принюхавшись к ней ноздрями. Сара улыбнулась, глядя на животное. С трудом поднявшись, она отряхнулась, посмотрев на поляну вокруг. Вся стая была мертва, последовав в их волчий ад вслед за вожаком. И поделом. Оглядывая их остывающие трупы, Сара облегченно вздохнула, улыбнувшись.
— Ну, спасибо. — пожав плечами, обратилась она к лошади. — Из нас вышла неплохая команда. — пытаясь стряхнуть облепившую ее джинсы грязь, ответила Сара. Лошадь, утвердительно фыркнув, тряхнула гривой, прохаживаясь по опушке и, словно чураясь трупов, обходила их стороной. Сара, поправив сползающие на лицо волосы и стараясь отдышаться после очередного сражения, уже бессчетный раз угрожавшего ее жизни, только сейчас заметила на той седло, причем, достаточно крупное, как и сама лошадь. В попытке подойти ближе и рассмотреть его, Сара лишь вызвала у лошади недоверие. Животное, прохрипев, отступило прочь, топнув копытом и уставившись на девушку.
— Тише-тише! Видишь? Я тебя не трогаю! Полегче! — подняла руки Сара, остановившись и сделав шаг назад. Ей не хотелось, чтобы ее черепушку проломило здоровенное копыто кобылы, как та сделала это с этим проклятым зверем пару мгновений назад. Лошадь ее жест приняла, и развернувшись, начала дальше осматривать поляну, перетаптываясь с места на место.
Помассировав веки, Сара пошла вслед за лошадью, которая, поняв, что опасность миновала, теперь уже неторопливо выбиралась из леса. Растирая немеющие пальцы, девушка оглянулась назад, на трупы стаи волков. Внутри что-то защипало. Сама мысль о том, что ее могли сожрать эти твари жутко ее пугала, доводила до мурашек. Ей представилась картина, в которой огромный, взъерошенный, злой вожак, разрывая ей живот клыками начинает судорожно поглощать ее внутренности. Скривившись и утерев стекающую с губы кровавую струйку, Сара потрясла головой, пытаясь выбить из воображения эти мысли.
Снежные хлопья, сменившие дождь, растворялись на сырой земле. Подошвы хлюпали, а разодранная куртка никак не спасала от холода. Легкие, при каждом вздохе, издавали отвратительный, режущий слух хрип. Боль почти не доносилась до ее сознания, но ментально она воспроизводила ее даже сильнее, чем та была бы в действительности. В памяти эта боль въелась так, что уже ничего не могло выбить ее из ощущений. Ни мысли о чем-либо, ни хоть-какие проклятые сыворотки.
Выйдя за кобылой к железной дороге, она остановилась. Животное, принюхавшись и махая хвостом, оглянулось на свою спасительницу. Сара остановилась, стараясь не приближаться к коню, учитывая, как животное может засадить ей в лоб копытом. Однако, та, все еще с любопытством разглядывая Сару, подошла к ней ближе, нюхая девушку. Сара замерла, испуганно глядя на большую лошадиную морду. Вживую, так близко, лошадь оказалась куда больше, чем все те же животные, которых она видела на экране в фильмах. А Брэд в свое время очень любил все эти двухсотлетние вестерны.
— Что такое? — поежившись от лошади, обнюхивающей ее рюкзак, медленно отступила Сара. — Ты хочешь кушать?
Лошадь, фыркая и пожевывая удила, топнула копытом, глядя на Сару. Видимо, животное, за время своих скитаний, и впрямь изрядно оголодало. Да и ко всему, чуть само не стало предметом чужого ужина. За то, что девушка помогла этому животному, которое, в общем-то, не казалось глупым, Саре было крайне приятно. В ней проснулось чувство чего-то героического.
Приспустив рюкзак с плеча, Сара достала оттуда банку с консервами. Ничего, кроме бобов, там не было. Сара понятия не имела, едят ли лошади бобы. Но, раз уж у нее есть вариант покормить ту, в благодарность за взаимовыручку, почему бы и не попытаться?
— Эй, смотри, — улыбнулась Сара животному, открывая банку с бобами и протягивая ее к морде лошади. — это бобы. Ты ведь ешь бобы?
Лошадь, насторожившись, напрягла мышцы и отступила от Сары, поглядывая на открытую банку консервов в ее руках. Ноздри животного дернулись. Кобыла принюхалась к предлагаемому лакомству.
— Да ладно тебе, попробуй. Неужели ты не голодна? — Сара медленно отвела банку от рта лошади, но та, помешкав, подступила к девушке сама, наклоняя морду к консервам. — Вот, так-то лучше. — улыбнулась Сара. — На. Ешь. — поставив консервы на ближайший пенек, она встала рядом с лошадью, наблюдая, как та спешно опустошает содержимое банки.
Ей даже на мгновение показалось, что они с лошадью нашли общий язык. Эх, была бы здесь Сэм. Для нее это и вовсе был бы момент истинного чуда. Она не раз говорила о том, что крайне любит лошадей. Хоть никогда и не видела их вживую. Конечно, учитывая размер и мощь кобылы, Сара испытывала перед ней некий трепет, сравнимый со страхом, но, когда смогла подойти и положить ладонь ей на гриву, страх ушел.
Сначала лошадь не доверилась, дернувшись и покосившись на Сару. Но, когда девушка начала почесывать ее загривок, разглаживая растрепанную шерсть и волосы лошади, та смягчилась, позволяя себя почесать. Улыбнувшись, Сара принялась поглаживать лошадь, осматривая ее сбрую. Та была утепленной, явно на зимние времена. Однако от холода такое едва ли спасало животное. Проведя рукой по боку лошади, Сара подошла ближе к ее седлу. То было достаточно громоздким и жестким. Девушка не сразу заметила, что на седле, замерзнув и выцвев, были пятна крови.
Внутри забилась тревога. Сара отступила, смотря на красные подтеки в седле. Видимо, хозяина кобылицы убили. Откуда же тогда она сюда прискакала? Неужто… Да, ответ на вопрос девушки нашелся там же, на седле. Выгравированная на подстилке надпись гласила: «66-ой пограничный рейнджерский дивизион. Баттон-Руж.» Сара приподняла бровь, задумавшись и почесав затылок.
— Далеко же ты скакала, — обратилась она к вылизывающей остатки бобов лошади. — очень далеко. Баттон-Руж? Это где вообще? Где-то в Техасе? Рейнджерский батальон?
Лошадь фыркнула, дожевывая последние бобы и движением морды отпихнув банку в сторону. Сара, похлопав ее по боку, отступила от кобылы, чтобы не напрягать ее.
— Прискакала сюда с самих спорных земель, бедолага? — хмыкнула Сара. — Нелегко тебе, наверное, пришлось.
Прежде, чем Сара решилась угостить животное еще одной банкой консервов, вдалеке послышался шум летящего через лес монорельса. Рация у нее за поясом зашипела, а в глаза ударил яркий свет вылетающих на открытое пространство вагонов. Лошадь, взревев и заржав от неожиданности, вновь стала на дыбы, заставив Сару отбежать в страхе. Животное казалось напуганным настолько, что даже недавнее угощение Сары едва-ли сделало их друзьями.
Вагоны проносились мимо, пестря ярким бликом фар и громким звуком скрежета о рельсы при торможении на повороте. Кобыла, прыгая и издавая бешенное ржание, сорвалась с места, уносясь в обратную от Сары сторону. Ветки захрустели под ее копытами и громоздкий силуэт лошади исчез среди деревьев. Ее ржание все еще доносилось неподалеку, исчезая и растворяясь вдали. Летящий мимо поезд вновь скрылся среди чащобы. Ржание и скрежет, заполонившие все мгновение назад, испарились, словно их и не было, оставив Сару вновь, одну, посреди леса.
Девушка, постояв так с минуту и глядя в пустоту, обратила внимание на оставшиеся после лошадиных копыт следы. Ей подумалось пойти вслед за животным. Может быть, это могло бы ей помочь. Но, прежде чем она сделала хоть шаг, рация на ее поясе вновь захрипела. Сара напряглась, выхватывая ее и проверяя, точно ли у нее отключены датчики слежения. Да, ни микрофон, ни геолокатор, не работали. Значит за ней уследить не могли.
Хрип рации перерастал в уловимые волны. Теперь, за помехами, слышался до боли знакомый голос. Вызывающий раздражение и приступ ненависти. Его голос.
— Сообщение повторяется… — сквозь хрип она узнала голос Генри Моралеса. Куда уж было его не узнать. Схватившись за револьвер, Сара вытащила его, оглядываясь по сторонам и прищуриваясь. Вокруг, кажется, никого. Тишина. Вдалеке, за километры вокруг, виднеется радиовышка. Наверное, этот придурок рассылает сигнал всем своим прихлебателям. Неужто сигнал добивает оттуда?
— Сообщение повторяется, — проговорил записанный голос Моралеса. — сообщение для тебя, девка. — услышав это, Сара замерла. Нет. Нет. Нет. Не может быть! Это не может быть обращено к ней. Не может… — да, для тебя. — хрипло, сквозь помехи, проговорил тот. — Я знаю, ты это слышишь. А если нет, то услышишь позже. Я все знаю. Теперь ты больше не сможешь ничего скрывать. И убежать не сможешь. — ненавистный голос Хэнка был полон решимости. — Твоя подруга у меня, не забывай это. Если не хочешь, чтобы она сдохла, явись в указанную точку. Высылай координаты, — обратился Моралес к кому-то на фоне. Голос, отпечатавшийся на записи, напоминал Руди. — отправляйся сюда. И поживее. Попытаешься сбежать – она сдохнет. Попытаешься обмануть меня – она сдохнет. Не явишься вовремя – ты знаешь, что будет. — Моралес сделал паузу, говоря уже более тихо. — Ты не сможешь скрываться вечно, девка.
Шум помех снова заполнил радиоэфир. Сара замерла, глядя на мигающую точку направления, которую поймала ее рация. Спустя секунду, помехи вновь переросли в голос Генри, пробивавшийся сквозь хрип.
— Сообщение повторяется… — начал он.
Сара, переступив с ноги на ногу, покачнулась, плюхнувшись задницей на землю. В голове все встряслось. Перед глазами плыло. Мысли, разлетевшиеся по сознанию, как осколки битой посуды по полу, мириадами мерцали то тут, то там. Осознание слишком медленно приходило к ней. Осознание того, что все кончено. Что она доигралась в эти глупые игры. Она поняла, только сейчас, в этот самый момент, куда это ее привело.
Снег, мерно, почти лениво, опускался на ее плечи, растворяясь в пропитавшей куртку влаге. Снежинки, танцуя, бросались вниз, навстречу слякоти, умирая в грязи, смешиваясь с прочим дерьмом на земле и растворяясь в нем. Это конец. Все конечно. Она дошла до той точки, на которой повернуть уже нельзя. Хотелось оглянуться назад, броситься бежать, звать на помощь. Но это было бесполезно. Сколько она не спасай других, сколько не предпринимай попыток, себя она спасти уже не сможет. Спасти от выбора, который стоит перед ней.
Он не шутит. Он сделает то, что говорит. Мерзкий, гадкий, вонючий ублюдок Генри Моралес, гори он в аду! Сара до боли сжала кулаки, нервно потирая рукоять револьвера. Тварь! Мразь! Недоносок! У нее в голове не хватало ненависти, чтобы выплеснуть всю ее на этого выблядка. В груди зажгло, боль снова расползлась по телу, придавая жизни ее притупившимся чувствам. Адреналин хлынул в виски, заставляя мысли, сквозь мутное болото в мозгах, пробиваться в сознание. Девушка стиснула зубы, поерзав на мокрой земле.
— Сообщение повторяется… — все еще бормотала рация, проигрывая сообщение Моралеса. Его голос, как нож, впивался в сердце, проворачиваясь и разрывая все внутри.
Попытаешься сбежать – она умрет, вторил ей собственный голос в мыслях. Попытаешься обмануть его – она умрет. Не явишься вовремя – о, да, она знала, что будет. Геолокатор ярко мигал на рации, отчетливо, надоедливо, мелькая в сторону севера. В ту сторону, куда ее пытался затащить Генри Моралес. Он и все его мерзкие крысы. Выползли из тоннелей, чтобы загнать ее в угол. Загрызть, как стая волков беззащитную овечку. Нет. Ну нет. Это шантаж! Просто шантаж! Он не может ничего с ней сделать! Не может! Не посмеет!
Но здравый смысл, ударами молота бивший по вискам, говорил: нет, он это сделает. Не явишься, будешь изворачиваться или увиливать, и она умрет. Умрет. Она. Умрет. Зубы скрипнули, челюсти сжались до боли. Руки дрожали от напряжения, словно пытаясь перегнуть ствол пистолета. Резко сдунув сползающие на глаза грязные локоны, Сара покачала головой, опустив взгляд. Голос Моралеса в рации все не унимался.
— Сообщение повторяется… — стиснув в руке устройство, Сара выключила динамик резким щелчком и голос ублюдка оборвался на полуслове. Тяжело дыша и покашливая, Сара ощутила на языке вкус крови. Вкус металла, обжигающий щеки изнутри. Горький, мерзкий, отвратительный. Придающий уверенности.
Откашлявшись, девушка вновь почувствовала во рту с трудом выползший комок слизи, крови, мяса и мокроты, отдающий тухлятиной и желчью. Скрепив сердце и глубоко вдохнув, ощущая, как огонь боли, впивающийся в мозг сотнями игл, обжигает ее, убивая сомнения и страхи, она проглотила кровавый комок, облизнув языком, все в крови, губы. Этот красный оттенок остался на них, застывая на ниспадающем с небес холоде. Собравшись с силами, Сара поднялась, убирая рацию в карман и глядя на револьвер в ее руках. Переломив его, она убедилась. Два патрона. Как мало… Против нее же будет целая армия. Каковы шансы? Всего два. Два патрона. Только два патрона. Для Моралеса и для себя. Больше и не надо.
Ловушка ли это? Без сомнения. Стоит ли идти туда? Конечно же нет. Пойдёт ли она? Только ради Сэм.

 

Глава 66

Глубокая ночь опустилась на землю. Луна, и без того тускло горевшая на небосводе, выглянула из-за черных туч, погрузивших все вокруг во тьму. Следом за ней, поблескивая тут и там, звезды, яркие и сияющие, расползались по небосводу. Их далекий огонь, безнадежно горящий в небесах, приковывал даже самый отчужденный взгляд. Уставшие, старые, тысячелетние звезды, грустно возгораясь на небосводе друг за другом, словно наблюдали за ними всеми. Бегущими, страшившимися, полными решимости, озлобленными, влюбленными, разочарованными и печальными. Звезды никого не обделяли своим светом в эту роковую ночь. Их блеск был равен для всех.
Преодолевая километры по неровной земле, испещренной ямами, корягами и вязкой грязью, Сара совсем отчаялась. В ней не было сил идти. Не было сил думать. Не было сил даже вздохнуть. Ей приходилось заставлять себя делать вздох за вздохом. Организм, а в частности, ее казалось, уже отмершие легкие, словно отказывался делать это инстинктивно. Через грызущий скрежет в груди, она хлебала воздух. Глоток за глотком.
Индикатор направление мигал на геолокаторе, отображая ее приближение к цели. Все ближе и ближе. С каждым шагом на плечи будто взваливалась гора камней. Мышцы наполнял свинец. Кровь, словно загустев, пробиралась по венам, как сотни червяков. Она ощущала каждое ее движение, каждый миллиметр, когда кровь ползла по сосудам и лимфоузлам. Сердце стучало так громко, что его удары отзывались в ушах. Во рту было так сухо, что язык словно присох к небу. Губы потрескались на морозе. Продрогшая кожа покрылась мурашками и скукожилась от влаги. Сара брела, держа перед собой в дрожащих руках рацию, и вцепившись взглядом в мигающий индикатор.
Мир будто бы и не существовал вовсе. Среди темноты и мрака ночи она ничего не видела. Задевала плечами стволы, путалась ногами в корнях и падала. Откашливалась, выплевывая то, что осталось от легких, поднималась и шагала дальше. И снова падала. В ночи ничего было не разобрать. Ноги заплетались. Корни, словно чьи-то цепкие лапы, нарочно хватали ее за голени и ступни, дергая вниз. В очередной раз падая лицом в грязь, Сара стиснула зубы, утирая кровь, идущую из носа и рта. В затылке пульсировало с каждым падением все сильнее. Казалось, словно сама жизнь оставила ее. Что она живой труп, препятствуя судьбе, пытается вылезти из могилы. А может, так оно и было.
Время тянулось медленно, растягиваясь, словно расплавленная резина. Не сбавляя и так неторопливый шаг, Сара вытащила из свисающего рюкзака еще один иньектор с сывороткой, сняв с него колпачок и бросив в сторону. Глядя на блестящую во мраке иглу, девушка взглотнула комок в горле, сжав челюсти и поднеся ее к шее. Рука дернулась, и игла вошла неровно, от чего по всей шее пробежалась боль. Сара взвизгнула, оторвав иньектор и, размяв шею, быстрее вонзила иглу в другое место ближе к плечу, нажимая на него. Вязкая жидкость потекла по плечу, заставляя вены вздуваться. Перетерпев, девушка пошла дальше, остановившись у ближайшего дерева и бросив иньектор в снег. Геолокатор показывал, что осталось чуть больше километра. Немало, но, однако, какая разница? Сейчас все решится, так или иначе. Нужно дойти, а там действовать, а не предаваться размышлениям. Что было раньше – уже не важно, а что будет после она итак уже не увидит.
Лунный свет разливался по кронам деревьев. Снег, мокрый и холодный, порошил из последних сил. Лучи света едва пробивались через древесные ветви, но, среди них горели совсем другие огни. Мелькая между стволами, слепя и прорезая тьму ночи, фонари прочесывали местность вокруг. Один за другим, люди разбредались по лесу, подняв винтовки и будучи наготове. Их лица и фигуры скрывал мрак. Их оружие не было заметно в их руках. Лишь подствольные фонари, мелькающие сотнями огней. Как горящие глаза, разрезающие пустоту темноты. То тут, то там, словно очи чудовища, они расползаются по округе, рыская, цепляясь за любой шорох. Глядят, не смыкая век в ожидании жертвы.
Среди них, щурясь от огней, дрожа и согнувшись, брела Саманта, с трудом поднимая тяжелые веки. Под ее глазами зияли синяки, шрамы по всему телу пульсировали, не давая покоя. Волосы сползали на глаза, зубы стучали от озноба. Потирая руками плечи, она шагала, облизывая обмороженные и разбитые губы. От прикосновений языка по ним пробегалось обжигающее шипение. Шаги давались с трудом, но терпеть боль – одна из мерзких вещей всего мира, к которой Сэм привыкла. Кости ломило, мигрень, преследовавшая ее уже несколько дней, не отступала. Очередной овраг стал для нее почти непреодолимым препятствием. С трудом поднимая ноги и пытаясь выпрямить плечи, Саманта прошипела, не в силах выпрямить спины. Боль словно прижимала ее сапогом к земле. Но уткнувшийся в спину ствол прекрасно дал понять, что останавливаться не стоит. Прикусив губу до боли, Сэм сделала следующий шаг, выбираясь из слякоти оврага. Вездесущие огни фонарей снова ударили в глаза, а холод, кажется, высосал из нее все силы.
Бежать было некуда. Всюду враги. Она с трудом понимала, что такого произошло, раз теперь ее ведут сквозь снег и грязь, посреди ночи, свои же люди. Ее тело все так же изнывало от полученных ран. Сказать честно, она и не подумала бы, что уже способна идти без посторонней помощи. Но удар прикладом по лицу быстро выбил из нее неуверенность в себе. Метаясь взглядом по округе и везде замечая злополучные огни, Сэм понимала, ей не сбежать. Она чувствовала себя скотом, который ведут на убой. Ловушкой, которая была приготовлена для одного лишь человека.
И только сейчас, превозмогая боль, плетясь через черную чащу, она понимала, что она завела их обеих в тупик. Ошибки, которые не исправить, привели их обеих к краю, с которого было очень просто упасть. Почему-то именно сейчас, в этот самый момент, Сэм пожалела, что не решила сбежать раньше. Холодный ветер пробежался по лицу и его знойкие укусы вонзались прямиком до костей.
Прижимаясь к древесным стволам, Сара пряталась, пригибалась, ползла. Огни всюду. Бродят, по ее душу. Весь лес мерцал лучами фонарей, бегающих по земле и деревьям. За ними скрывались прицелы. Прицелы, которые, чуть-что, растерзают ее пулями. Стиснув губы рукой, она постаралась откашляться так, чтобы ее не услышали. Хруст веток под ногами идущих недалеко людей Моралеса остановился. Рассеивающийся свет их фонарей начал бегать по округе.
Набрав полную грудь воздуха, Сара посмотрела на рацию в руке. Они ждут, пока ее сигнал появится у них на локаторах. Тогда они схватят ее. И будут пытать, пока она не расскажет все, что знает. И это в лучшем случае. Что хуже, они могут пытать Сэм у нее на глазах. Утерев стекающую с губ и ноздрей кровь, девушка взглотнула очередной вставший в горле ком. Сжав рукоять револьвера и потирая курок, она нервно потерла рацию в руках. Они так хотят ее найти и поймать? Пусть попробуют.
Перещелкнув тумблер геолокатора, она подключилась к волне людей Моралеса. По ней тут же забежали множественные сигналы, сливающиеся, неясные переговоры. Огни вокруг мгновенно направились в ее сторону. Начали нестись через лес, завидев добычу, словно стая волков. Откашлявшись и сплюнув новый кровавый ком на снег, Сара замахнулась, бросая рацию со склона лесистого холма, у которого стояла. Ее мигающий свет исчез среди веток и листьев. Фонари, испещрявшие лес своими лучами, словно шрамами, тут же направились в ту сторону. Что-ж, это даст ей немного времени.
Теперь, когда обе ее руки были свободны, девушка вцепилась ими в револьвер, до боли сжав челюсти и утерев от жгучих слез глаза. Размяв плечи, она пошагала дальше, наперекор глазам-огням, всюду блестевшим вокруг. Прячась среди деревьев и прыгая в овраги, полные сырости и грязи, впитывающейся в ее еще не высохшую одежду, она укрывалась от их зловещих взглядов, так уверенно направлявшихся в место, куда она бросила рацию.
Взрывая пальцами мокрую землю, она выбралась из оврага, когда очередная группа людей торопливо прошла мимо и блеск их подствольных фонарей исчез позади. Встав с колен и закашлявшись, Сара прищурилась от усилившегося снега, бьющего в глаза. Рядом захрустели ветки и захлюпали лужи под ногами ищеек. Укрывшись между корней, она, затаив дыхание и чувствуя, как в легких что-то лопнуло, растекаясь по груди, подождала, пока фигуры пройдут мимо. Их было так много. Слишком много. Как будто они все явились сюда по ее душу. Будь ты проклят, Руди. Будь ты проклят, Моралес. Будьте прокляты вы все, мерзкие свиньи.
Когда фигуры испарились, Сара вскочила, решившись отбежать к новому месту, но, ее нога скользнула по мокрому склону и девушка, взвыв, пролетела вниз, прочертив лицом по смеси грязи и камней. Револьвер выпал из ее рук. Кашляя, отплёвываясь и выругиваясь, Сара поднялась, хватаясь за ветвь ближайшего дерева. Подхватив из грязного месива под ногами пистолет, она поднялась, выпрямив спину и сплевывая землю, попавшую в рот. Из-за ее спины донеслись шаги.
— Ну конечно, — донесся его голос. — я знал, что ты не могла не явиться.
Сердце бешено заколотилось. Кровь ударила в голову. В груди все заполыхало. Сжав рукоять револьвера, Сара утерла с губ кровь и грязь, в которой она была целиком и, положив палец на спусковой крючок, медленно развернулась, выставляя пистолет перед собой. Прямиком у нее на мушке возникли две фигуры. В горле все стиснуло, словно при удушье. Коленки вздрогнули и в животе все свело.
Сэм, побитая, дрожащая, бледная и сама на себя не похожая, стояла перед ней, сгибаясь, держась руками за живот и тяжело дыша. Ее глаза тут же встретились с глазами Сары. Облизнув губы, Сэм нахмурилась, покачав головой. Вид ее был полон укора. «Зачем ты вообще сюда пришла, идиотка?», читалось в нем.
— Медленно опусти оружие, девчонка. — прошипел Моралес, дрожащей от холода рукой держа дуло наравне с затылком Сэм. — Медленно. Положи его. И иди сюда, тварь.
Сара стояла, как вкопанная. Сэм кривилась от боли, все еще держась за живот. Ей было трудно стоять на ногах. Сара глянула в ее голубые глаза. Она увидела в них страх. Посреди ночного мрака ее зрачки наполнял ужас. Руки, стискивавшие живот, тряслись. Она была сама на себя не похожа. Сара ничего не могла с собой сделать. По кончикам пальцев пробежалась дрожь. Ее прицел, в котором стояла Саманта, опустился вниз. Она медленно подняла руки, отпустив палец с спускового крючка. Сделала шаг вперед, проминая снег, засыпавшийся в ботинки. Сэм вцепилась в нее взглядом, стиснув зубы.
— Ну давай! — она крикнула, срывая голос. — Иди. Сдавайся этому мудаку! Давай же! Маленькая тупая тварь! — ее голос дрожал, ей было сложно выдавливать из себя этот крик. Истошные вопли девушки звучали неубедительно, а по ее лицу скатились слезы. — Бросай оружие! Делай как говорит этот урод! Беги и прячься в свою конуру! Маленькая идиотка! Глупая паршивая овца!
Как бы не натянуто звучали эти слова и как бы не дрожал голос Саманты, свое дело они сделали. Ударили, словно в самое сердце. Холодная сталь ее слов пронзила грудь, Сара кашлянула. Кинжал провернулся внутри, потроша девушку заживо. Она опустила руки, утирая слезы рукавом. Сэм тяжело вдохнула, оперевшись руками в дрожащие колени. Будто она чуть ли не падала в обморок. Сара не смогла поднять на нее взгляд. Ее взор застилали слезы, из горла рвался отвратительный рвущий трахею кашель. Все это ошибка. Одна большая ошибка. Ее пытаются обвести вокруг пальца. И она так легко сдается? Нет. Ну уж нет. Взгляд Саманты, полный притворной ненависти дал ей решимости. Если она и сдастся, то точно не сейчас.
Сара резко обернулась, разглядев путь среди деревьев и, что было мочи, унося ноги. Снег, словно нарочно, стал тверже. Стопы застревали в нем, словно в цементе. На секунду донесся грохот и поясницу пронзила боль. Сара рухнула, кубарем покатившись к ближайшему дереву. Ее рука схватилась за бедро. Сквозь джинсы проступала теплая кровь, согревавшая закоченевшую на холоде ладонь. Девушка приподнялась, чувствуя, как ноги насквозь промокли в снегу.
— Нет! Сара! — донесся голос Сэм позади. Сара вцепилась ногтями в дерево, стоявшее рядом, стараясь подняться. В бок ударила жгучая боль. Кровь выступила сильнее, протекая сквозь холодные пальцы.
— Сгори в аду! — сквозь слезы закричала Сэм, ее голос надрывался и хрипел. Стиснув зубы девушка с размаху попыталась ударить Моралеса, но тот ловко отскочил, схватив ее за волосы и ударив коленом в спину. Саманта взвыла от боли, упав на колени. Моралес поднял глаза на Сару, которая вцепилась в дерево, в попытке не упасть.
— Сама сгори. — процедил мужчина сквозь зубы, не спуская с Сары глаз. Ночь озарила яркая вспышка выстрела. За секунду измученное лицо Саманты разлетелось на куски, а тело рухнуло в снег. Кровавое пятно начало расползаться по белоснежной земле, словно зараза. К горлу Сары подступила тошнота, легкие предали ее в самый неподходящий момент и глоток воздуха застрял в гортани. Перед глазами помутнело, силуэт Моралеса расплылся, сливаясь темной полосой леса. Фонарики-огоньки мигали во мгле между деревьев, снег предательски затуманивал глаза.
Лужа крови, пропитывая землю, растекалась от тела Сэм, лежавшего вдалеке. Силуэт Моралеса, переступив через него, медленно пошагал к Саре, с ужасом и паникой, глядящей на неестественно распластавшуюся по земле подругу. Этого просто не может быть. Этого не должно было случиться. Все это… правда. Ощущение горечи и кислоты ударило во рту. Тошнота стиснула горло, струйка крови сползала с губ. Ветер ударил в слезящиеся глаза Сары. Соль разъедала их, заставляя девушку неистово моргать, не в силах убрать с глаз увиденное. От нее только что словно оторвали кусок. Вырвали часть ее самой, прямо из живой плоти. Холодный снег как ни в чем не бывало начал падать на остывающее тело Саманты.
Громкий хлопок привел Сару в чувство. Пуля, выпущенная Моралесом, разнесла кору ближайшего дерева и девушка, взвизгнув, отпрыгнула от него. Все еще пытаясь поймать девушку на мушку дрожащей рукой, Генри стиснул зубы, вымечивая ее среди деревьев. Паника и животный ужас вновь охватили сознание Сары. Бежать. Только так можно было спастись. Нужно было делать то, что она умела лучше всего. Бежать, сломя голову. Бежать, не оглядываясь.
Деревья мелькали перед ней. Лес то расступался, то вновь заполнял взор. Сара неслась через чащу, воя и скуля, спотыкаясь и падая из-за подкашивающихся ног. Глаза выжигали соленые слезы, а легкие – неуемная, жгучая боль, ее вечная спутница. Хватаясь за деревья, пробегая прямиком через лужи, она бежала. Бежала и бежала. Сама не зная куда. Позади доносились выстрелы. Пули, взрывая снег, проходились прямо у нее под ногами. Вокруг все ярче загорались огни фонарей. Трещали очереди. Перемахнув через древесный ствол перед собой, Сара снова повалилась на снег. Чтобы подняться, ей потребовалось приложить все свои силы. Мышцы уже изнывали, слово сжатые в тиски. Все тело больше не хотело ей подчиняться.
Спасительное дерево рядом помогло ей встать на ноги. Прислонившись к нему, она ощутила холод коры, впитывающейся в кожу. Все перед глазами плыло от слез и ударов. Крепче сжав револьвер, Сара, как могла, пошагала через лес, везде замечая проклятые фонари, идущие в ее сторону. Грохотали очереди, взрывая снег. Все они хотели добраться до нее. Теперь это была не погоня. Это охота, в которой загоняли дичь.
Выглянувший из-за следующего дерева свет ударил Саре прямо в глаза. Вздернув в его сторону револьвер, девушка зарычала, щурясь на своего врага. Тот не открыл огонь. Слепящий свет пробежался по ее телу, опустился ниже, больше не преграждая взор. Дафна, сжимающая в руках винтовку, стояла у нее на пути, глядя на девушку растерянным взглядом. Ее уставший взор пересекся с бешенным взглядом Сары, в котором пульсировал страх погони. Дафна, неуютно потерев рукоять винтовки, опустила ту, отступив за ближайшее дерево, отводя взгляд и покачав головой, словно и не видела Сару. Девушка, опешив, проводила отходившую Веллингтон взглядом. Пугающий страх отступил место непониманию. Кажется, доброе сердце Веллингтон снова сыграло с ней злую шутку.
Пройдя пару шагов, она оглянулась на отступающую Дафну, освободившую ей дорогу. У нее промелькнула мысль прямо сейчас поднять оружие, пустив пулю ей в спину. Прострелив голову, чтобы та больше ничем не смогла помочь ублюдку Моралесу, но прежде, чем Сара подняла оружие, Дафна скрылась среди деревьев. Дрожащей рукой, выискивая ее в прицеле, Сара взвыла, чувствуя, как слезы скатываются по ее щекам. Грохот очередей донёсся все ближе. Пули взрыли снег в нескольких метрах от нее. Адреналин снова ударил в сознание и Сара, наперекор собственному телу, пустилась бежать дальше, понимая, что ее уже настигают.
Черная чаща казалось такой непроходимой. На бегу корни постоянно оплетали ее ноги, она снова падала, закашливаясь и выхаркивая все, что можно из груди. В голове пульсировала боль, страх и чувство потери. Казалось, внутри нее зияла дыра. В бедре, не переставая, пульсировала кровь. Поднимаясь, Сара держалась за него, ощущая, как та стекает сквозь пальцы. Рана была не сильная, но ее зацепило по касательной. Жизнь медленно вытекала из нее, струясь сквозь ладони. Поглядев на красные от крови руки, Сара прикусила губу, ощущая, как и из нее идет кровь.
Посреди леса виднелись вспышки выстрелов. Ее не видели, но стреляли в ее сторону. Пытались отрезать ей путь заградительным огнем. Пули раскрамсывали древесные стволы. Ошмётки коры летели ей в лицо, занозы вонзались в кожу. Хрипя и выплевывая остатки легких, Сара шагала, что было силы, по лесу. Перед ней снова вспыхнули фонари. Силуэты во тьме взяли ее в прицелы. Девушка прикрыла глаза, пытаясь поднять ослабшую руку, чтобы навести на них оружие. Но тщетно. Удар в спину повалил ее на землю и шаги нападавших окружили ее.
Их голоса, размытые и неясные, доносились сверху. Темные фигуры взяли ее в кольцо, нацелив на девушку винтовки. Она валялась на земле, судорожно сжимая револьвер и плача. Теперь она у них. Теперь все кончено. Все это было напрасно. Уткнувшись лицом в землю, Сара попыталась закричать от безысходности, но из легких вырвался лишь противный, горький хрип и во рту ощутился привкус крови. Холодный, как железо, и пугающий.
Нависшие над ней фигуры потянулись, чтобы одернуть Сару. Вдалеке, приглушенно, послышались выстрелы. Забарабанили очереди. Знакомый Саре звук. Пуля вспарывает человеческую плоть. Грохот падения. Хруст веток и снега. Смявшись комочком, как котенок, девушка рыдала, ожидая своей участи. Но ничего не происходило. Мягкая сырая земля под ней все не отрывалась от не. Никто не пытался ее поднять. А выстрелы все грохотали и грохотали. Гремящий звук двигателей зарычал где-то вокруг. Сара, поджав колени к груди, открыла глаза. Ее вновь ждал ступор.
Тела окруживших ее людей валялись мертвыми на земле. Широкие пулевые раны зияли в их груди, головах, животах. Мертвецы улеглись, опоясывая ее кругом. Винтовки выпали из их рук. Сара, поднявшись на локте, оглядела их. Все мертвы. И вправду. Их свет больше не бил в ее глаза. Они все мертвы. Но… Сара встряхнула головой, поднимая револьвер. Ее замешательству не было предела.
Ревущий звук двигателей пронесся прямо над ней. Встав на колени, Сара одернула к себе рюкзак, щурясь от света перед собой. Все небеса разверзлись светом. Будто звезды в мгновение ока вспыхнули еще ярче. Шум перестрелки и грохот стрельбы заполоняли все вокруг. Прищурив веки, Сара, сидя на коленях, подняла глаза в небо. Его, словно шрамами, рассекали голубые конденсационные следы. Яркий свет в небесах пролетел мимо, издавая гул плазменных двигателей. За ним еще один. И еще. Все небеса своими черными крыльями закрыли летевшие в них самолеты. Свет их прожекторов пробегался по земле, ослепляя и затмевая собой взгляды звезд. С них, десантируясь, на землю спускались новые фигуры. Шум их приглушенных шлемами криков и приказов доносился со всех сторон.
Лазерные указатели прицелов, словно дождем спускавшиеся с небес, проходились по лесу, открывая огонь по замеченным внизу людям, бегающим и прячущимся. Солдаты, шагавшие строями вокруг, сквозь тепловизоры и датчики движения цеплялись за все ближайшие цели, скрывающиеся от них за деревьями. Очередь за очередью, фонари людей Генри Моралеса гасли во тьме. Небо озарил свет плазменных двигателей снижавшихся самолетов. Их подвесные орудия, разогревшись, устремили свои выстрелы вдаль, по группам людей, рыскающим по лесу. Оставляя голубой след трассера, плазменные снаряды врезались в землю, ярким пламенем взрыва подрывая все вокруг и поваливая деревья. Проносясь над лесом, они поливали площадь вокруг огнем и с каждой минутой погружали все в хаос. Горящие голубым пламенем деревья рушились друг на друга, с хрустом ломаясь и падая на землю.
Пытаясь сгруппироваться, разбредшиеся по лесу повстанцы начали стрелять по наступающим солдатам старшего коменданта, столь неожиданно явившимся за ними прям сюда. Убивая пару солдат, они отступали и умирали, а люди Алекса Моралеса все наступали на пытающихся сдержать их натиск повстанцев. Грохот самолетных орудий и вспышки плазменных пушек новым солнцем сияли на небе. Каждый их залп разравнивал лес подчистую, а пламя раскаленный плазмы охватило землю и деревья. Уже спустя несколько минут лес вокруг подхватил огонь, его кипящая и шипящая плазма, испаряла снег и воду, пожирая все своим ненасытным жаром. Огонь метался по деревьям, кроны полыхали огнем, плазма въедалась в землю и над лесом взошло второе солнце.
Сара, сидя на коленях, безжизненно смотрела на все это. Яркие огненные вспышки отражались в ее глазах. Симфония перестрелки, сплетаясь из криков раненых и умирающих, горящих и пытающихся отстреливаться людей, заполонила ее слух. Вздрогнув, Сара осмотрела лежавшие вокруг трупы. Издалека к ней шли солдаты коменданта, их лазерные прицелы проходили над ее плечами, выцеливая находящихся сзади повстанцев. Земля дрожала от взрывов, а вслед за ней вздрагивала и сама Сара. От вездесущего огня на деревьях, из-за которого вместо снега с небес сыпался пепел, порошащий в глаза, Саре стало жарко. По внутренностям пробежались судороги.
Она была меж двух огней. Молот людей старшего коменданта Алекса Моралеса и наковальня убийц его младшего братца. Куда не беги, выбора не остается. Сражение сомкнулось линией фронта прямо вокруг нее. Что бы они тут не делали, как бы их не вычислили, Сара была здесь третьей стороной. Они убивают друг друга. И все из-за нее. Тела их валятся на снег, пули раскрамсывают трупы, а все что осталось обгладывает плазменный огонь. С неба сыпятся, громыхая, снаряды, а вспышки очередей и паутина лазерных прицелов переплетает лес, будто апокалипсис сейчас обрушился на мир.
Солдаты, едва ее завидев, ускорили шаг, указывая на Сару. Скрепя сердце, девушка перекатилась с колен в сторону, поднимаясь, оперешвись на ближайший труп. Солдаты шли за ней. Ну конечно. Вот только они ее не получат. Больше нет. Все, что было в ее жизни, больше не существует. А значит пусть Моралес, Маккриди и Атланта подавятся и заглотнут поглубже. Прибавив шагу, она поспешила в иную от людей коменданта сторону. Шагая прямо по линии соприкосновения сторон, она проходилась по горящей земле, вдыхая запах тлеющих деревьев. Пламя, охватившее лес, слепило ей глаза. Девушка едва ли могла что-то разглядеть. Стороны братьев Моралесов перестреливались, закидывая друг друга гранатами и покрывая очередями. Пока очередной авианалёт не сравнивал с землей позиции повстанцев, позволяя солдатам коменданта наступать, добивая бегущих.
Прикрывая лицо от пыщащего жара, Сара облизнула губы, на которых грязь и кровь смешались с ее слезами. Стрельба и взрывы слышались все дальше. А она шагала, сама не зная никуда. Пытаясь сбежать. Уже не зная зачем. Очередь взрыла снег прямо у нее под ногами. Девушка отшатнулась, испугавшись и юркнула за ближайшее дерево. Ноги подкосились и она чуть не упала. Найдя опору в виде упавшего дерева, Сара едва переставила ноги, вставая, как вдруг, налетевшая сбоку тень, ударом по челюсти, сбила ее с ног.
Взвыв, девушка вновь повалилась в грязь. Она уже не ощутила в этом ничего такого. Она уже сроднилась с этой вездесущей грязью. Потерев место удара, Сара помассировала челюсть, в которой пульсировала боль. Сплюнув кровавый ошметок на снег перед собой, она повернулась, подняв глаза. Его фигура, стоявшая в лунном свете, сразу ей узналась. Порыв вера растрепал челку и свет взрывов и звезд отразился в его безжизненных серых глазах.
Держа в руках пистолет, Руди с презрением смотрел на нее, возвышаясь над валявшейся в грязи девушкой. Поджав губы, Сара уставилась на него. Их взгляды пересеклись вновь, столкнувшись в борьбе, которая бушевала в их сердцах. Паренек, поправив свою развивающуюся челку, набрав полную грудь воздуха, щелкнул курком пистолета, сжав кулак свободной руки. Очередной взрыв вдалеке, поваливший горящие деревья, озарил его силуэт. Руди, тяжело и неровно дыша медленно поднимал пистолет, пытаясь придавить ее к земле взглядом.
Сара, захрипев и облизнув губы, проглотила кровь и слякоть во рту, вцепившись в него красным от слез глазами. Перед ее глазами вспыхнул выстрел Моралеса, раскроивший голову Саманте. В сознании донесся все тот же грохот, с которым Сэм упала не землю. Кровавое пятно под ее телом медленно пожирало все вокруг. Снег, грязь, вода. Все это в миг окрасилось в алый. Палец Сары помялся на курке, она набрала полную грудь, хрипя и постанывая.
Выстрел вспыхнул перед глазами, еще ярче озарив пылающее в ночи пламя леса. Кровавые брызги взмыли в воздухе. Струйка дыма поднялась от дрожащего в ее руках пистолета. Парень, в мгновение вскрикнув, повалился на землю, барахтаясь в снегу. Стиснув зубы, Сара планомерно встала, глядя на его тело, дергающееся в предсмертной агонии. Хватаясь за лицо, он стонал и выл, а его движения медленно затухали. Сара вдохнула поглубже, чувствуя запах порохового дыма, поднимавшегося с пистолета.
«Больше ты ни на кого не посмотришь этими своими глазами», пронеслась мысль в голове Сары, когда она глядела на тело Руди, лежавшее в снегу. Его ноги подергивались, а руки тряслись. Кровь, хлеставшая с его лица, упавшего в снег, струйкой била по земле. Фыркнув и развернувшись, Сара пошагала прочь, кашлянув и плюнув в сторону Руди кровавым ошметком.
Схватка была предрешена. Бегущие через лес люди Генри Моралеса отступали, вразнобой распыляясь среди деревьев. Меткие выстрелы солдатских винтовок поражали бегущих в спину, как только точки из лазерных прицелов пересекались хоть с чьим-то силуэтом. Гул двигателей донесся неподалеку от Сары. Прищурившись, она обернулась на него, шагая по поляне, покрытой тлеющими древесными опилками. Громоздкий головной корабль старшего коменданта опускался ниже, открывая десантные двери. Оттуда, один за одним, выбегали солдаты, прицеливаясь поверх ее плеч. Паутина лазерных меток сплелась над ее головой.
Следом за ними, поправляя свой плащ и держа пистолет-пулемет, вышел старший комендант, одёрнув пучок у себя на затылке. Сара застыла, увидев их. Внезапно один из солдат выстрелил, пуля пролетела почти у головы Сары. Затем и другие. Один за одним они открыли огонь поверх ее плеч, отчего девушка, вскрикнув, упала наземь. Из-за деревьев с другой стороны, атаковали остатки беженцев Моралеса, пытаясь достать старшего коменданта. Алекс, метко постреливая по ним вместе со своими подчиненными, отогнал тех подальше, а выстрел орудия самолета, с которым Чарли парила на минимальной мощности у земли отогнал у людей Хэнка всякое желание продолжать наступление. Где-то вдалеке еще слышались звуки перестрелки, но все силы повстанцев отступали, унося ноги в леса.
Солдаты, осматриваясь, начали проходиться по местности. Лежавшая Сара, потерев в руках револьвер, заметила приближающиеся к ней белые силуэты. Перед взором все плыло. Мышцы болели от напряжения, глаза от слез, остатки легких с кашлем выходили из трахеи, а в душе ощущалась скребущая боль. Она проиграла. Она все потеряла. Ничего больше не будет как прежде. Никогда. Подняв глаза к небу, в котором растворялись следы плазменных двигателей, Сара поджала губы, сделав глубокий вздох. Холодный воздух наполнил ее грудь, заполняя все внутри адской болью. Впрочем, это лучше, чем то, что было бы ей уготовано. Щелкнув затвором револьвера, Сара поднесла его к губам, засовывая ствол внутрь. От знакомого ощущения страха по телу пробежалась дрожь. Холодная сталь коснулась неба, прижигая его. Закрыв глаза, Сара медленно надавила на курок дрожащей рукой. Последний патрон всегда стоит оставлять для себя, да? По крайней мере, теперь ее разлука с Сэм не будет длиться долго.
Размашистый пинок коменданта врезался прямо ей по пальцам, выбивая револьвер из рук девушки. Сара взвыла, когда оружие отлетело в сторону, затерявшись во мгле. Она рычала, пиналась, плевалась и махала руками, пытаясь отбиться от подступавших к ней белых фигур. Но тщетно. Приложив что-то к ее лицу, белые тени пустили газ, который закашлявшаяся Сара тут же вдохнула. Отпихивая их и пиная, она ощутила, как все мышцы ослабли, конечности рухнули в снег, а тело размякло. Белые фигуры приподняли ее, куда-то укладывая. Небо перед Сарой потекло куда-то вдаль. Все испарилось, словно переставая существовать.
Пока ее затаскивали в самолет, старший комендант поднял ее оружие, выбитое из рук девушки и перевел взгляд на его хозяйку, нахмурившись. Солдаты продвинулись вглубь леса, выискивая оставшиеся цели. Меткий выстрел врезался одному из них прямо в стекло шлема. Затем другому в шею. Их тела рухнули на снег, пока остальные отступили к деревьям. Алекс Моралес, нажав на связное устройство на ухе, приказал им возвращаться в самолеты. Те, осторожно оглядываясь пошли к летальному аппарату, вслед за комендантом.
— Вот это я понимаю старое доброе рубилово. — усмехнулась в рацию Чарли, похлопывая по рулю высоты и оглянувшись на девушку, которую доктора погружали в десантный отсек, подсоединяя к ней капельницы. На ее радаре метка слежения мигала уже прямиком в самом самолете.
— Сворачиваемся, — сказал старший комендант в связное устройство. — Задание выполнено. Всем отрядам, повторяю, сворачиваемся. Задание выполнено.
Прежде чем вслед за остальными шагнуть в самолет, старший комендант оглянулся на шагающую из леса фигуру. Прикрываясь рукой от опадающего с пожарищ пепла, Генри вышел из леса, прицеливаясь в самолет. Пуля, выпущенная его дрожащей рукой, срикошетила прямо у обшивки, рядом с местом, где стоял комендант. Алекс тут же прицелился в брата из своего компактного оружия, вставая на поднимающийся трап и жестом указывая остальным опустить оружие. Двигатели самолета заревели, медленно поднимая его в воздух. Генри, стиснув зубы и с ненавистью впившись в брата взглядом, вновь нажал на курок пистолета, но услышал лишь щелчок. Растерянно нажав еще раз и еще, он слышал все тот же звук. Щелк. Щелк. Его обойма была пуста. Растерянно глядя на пистолет, Генри Моралес поднял взгляд на брата, держащего его на прицеле. Старший комендант, презрительно фыркнув, опустил оружие, встав и выпрямив плечи. Его самолет поднимался, воспаряя над горящими лесными кронами. Взгляды братьев, бросавшие друг другу вызов, пересеклись в очередной раз и десантный отсек самолета с шипением загерметизировался.
Выжав тягу двигателей на полную, самолет взлетел выше, разворачивая свои двигатели в горизонтальное положение. Вслед за ним, собирая оставшийся десант, в воздух всплывали прочие члены эскадрильи. Гул их двигателей ревел так, что озарял до дрожи весь лес. Огонь кидался с дерева на дерево, расползаясь своими щупальцами по чаще. Силуэты самолетов ярко освещались огнем пожара и светом звезд с небес. Устланная трупами земля медленно потухала, осыпаемая пеплом и пропитанная кровью. Перестроившись, эскадрилья по приказу Чарли двинулась на север, разворачиваясь.
Ночь рассеивалась перед рассветом. Звезды, неторопливо мерцая на небосводе, глядели с небес, равнодушно, казалось, даже не обращая внимания на всех них. Этим бликам на небосводе все равно. Блеск звезд был равен и для мертвых и для живых. Тело девушки лежало в снегу с простреленной головой. Ее содержимое расплескалось по земле, словно краска из сброшенной с крыши банки, а кровь высохла под жаром сурового плазменного огня. Снег и пепел запорошил ее волосы, пока огонь отступал и слабел. Лишь луна и звезды теперь опускали свой свет на пропитанную бойней и кровью землю, провожая их всех в последний путь. Вот же они, со своим блеском. Кажутся такими близкими. Мерцают там, словно фонарики во тьме.

Акт 3

«Перед ними стоял человек ростом с Жевуна. С головы до пят он был одет в зеленое, отчего даже его щеки казались зеленоватыми. На боку у него висела большая коробка.
Увидев Дороти и ее друзей, он спросил:
– Зачем пожаловали в Изумрудный Город?
– Мы пришли, чтобы увидеть великого Оза, – сказала Дороти.
Ее слова так озадачили зеленого человечка, что он сел и стал усиленно обдумывать услышанное.
– Последний раз я слышал подобное желание давным-давно, – проговорил он, недоверчиво покачивая головой. – Оз – великий и грозный волшебник, и если вы хотите потревожить размышления мудреца глупой или ничтожной просьбой, берегитесь: в гневе он ужасен и может уничтожить вас в мгновение ока.
– Наши просьбы не глупые и не ничтожные, – возразил Страшила. – Это очень важно для нас. К тому же нам говорили, что Оз – добрый волшебник.
– Это так, – согласился Страж. – Он правит Изумрудным Городом мудро и справедливо. Но с теми, кто решил поглядеть на него из праздного любопытства, или с людьми нечестными он бывает беспощаден. Мало у кого хватало смелости просить встречи с ним. Я Страж Городских Ворот и, поскольку вы изъявили желание встретиться с Озом, я обязан отвести вас к нему во дворец. Но сначала вам надо надеть очки.
– Почему? – удивленно спросила Дороти.
– Потому что если вы этого не сделаете, то великолепие и блеск Изумрудного Города могут вас ослепить.»

(С) Удивительный Волшебник из Страны Оз

 

Глава 67

 

Атланта никогда не спит. Городу не до сна. Ни в эту ночь, ни в какую другую. Даже в самую темную ночь его огни светят так ярко, что, глядя со стороны, возникает ощущение, будто бы разгорается новый рассвет. Сотни небоскребов полыхают неоновыми вывесками, озаряющими их от фундаментов до шпилей. Их свет, отражаясь в стеклобетонных сооружениях, бьет так ярко, что все небеса от него переливаются этим блеском. Он затмевает звезды и луну. Он затмевает все в округе, а издали приманивает все взгляды. Переливаясь цветами, отгоняет мысли прочь.
По его улицам несутся электромобили, своими быстрыми потоками озаряя многоуровневые автострады. Их фары, ярко бьющие в глаза прохожим, пролетают мимо, удаляясь прочь и оставляя за собой лишь резкие порывы ветра. Между комплексами зданий носятся вагоны, наземные и подвесные, они циркулируют ежеминутно, не зная покоя и усталости. Эти автострады и внутригородские монорельсы, заполненные до отказа, переносят по огромному городу людей, спешащих по своим, не терпящих отлагательств, делам. Они, как артерии, переносят жизнь по всему городу. То, чем живет Атланта, циркулирует по ним, как кровь по венам.
Улицы, мощенные ровной лакированной плиткой, в которой мелькает блеск витрин, заполнены. Тысячи и тысячи ног, не щадя, проходят по этим бульварам каждый день. Вдоль витрин, красующихся яркими вывесками, рекламными голограммами и стендами. Вдоль ресторанов, от которых пахнет роскошью и ароматом свежих блюд и выпечки. Стоит вдохнуть поглубже, и в любом из прохожих пробудится аппетит. А рядом с ними, вдоль этих бульваров, растекаются иные запахи. Магазины косметики и парфюмерии, особо ярко кричащие своей новомодной рекламой. На ней женщина, которую все в этом городе знают в лицо, закрывает глаза, пока в ее рот мерно стекает содержимое флакона духов. Струиться каплями с накрашенных угольно-черным губ на гладкую шею, обтекает ярко выраженные ключицы и утопает между идеальной формы груди.
«Запах ночи», скандирует мягкий, привлекательный голос, от которого по спине бегут мурашки, «твой пропуск в мир грез». Этот аромат струится вдоль улиц, смешиваясь с сигаретным дымом всех цветов радуги. Голубой, желтый, зеленый, малиновый, этот дым поднимается в воздух, наполняя его ароматом фруктовых ассорти и никотина. Этим воздухом дышит Атланта. Воздухом, полнящимся запахами синтетических сигарет и духов, запахами роскоши и изобилия дорогих блюд, запахом престижа и богатства. Престиж и богатство, это то, что витает в воздухе и ощущается сильнее аромата тысячи «Неон Блоссом», чей голографический рекламный логотип ярко вспыхивает на одном из небоскребов.
Сегодня моросит прохладный дождик. Тротуары, забитые людьми, с высоты кажутся черным потоком из-за покрывающих прохожих зонтов. Они все спешат по делам, уткнувшись в голографические экраны телефонов и планшетов, переговариваясь с деловыми партнерами и одним легким движением пальцев совершая сделки, решающие судьбы этого города. Как живой организм, он циркулирует, а за его стенами люди, не знающие покоя, постоянно куда-то идут. Огромные стены, окружающие Атланту, вцепляются в небо сотнями башен ПВО и прожекторов. Сегодня на стенах особенно людно и жизнь кипит не меньше, чем внизу, на тротуарах этого полыхающего города. Солдаты носятся по ним, перестраиваясь и перегруппировываясь. Службы безопасности не дремлют. Десятки специалистов, передавая сигналы, посылают их во все точки города.
Атланта никогда не спит. И сегодня, как и всегда, Атланте не до сна. Центр огромной республики Джорджия, она полнится небоскребами, в которых расположены офисы крупнейших корпораций. Их влияние расползается далеко за пределы республики и даже континента. Их головные центры, полные юристов, менеджеров, креативных директоров и отделов маркетинга бесперебойно составляют графики продаж, рекламные предложения и заключают деловые сделки. Эти огромные небоскребы, устремленные ввысь как монолиты, пламенные столпы, обвитые неоном, образуют деловой квартал города, расположенный посреди Атланты, после жилых районов, находящихся на окраинах.
Этот организм, переваривающий в себе тысячи, сотни тысяч людских душ, пульсирует, бьется, как сердце всей республики. А посреди него, в самом центре, возвышаясь над всеми прочими торговыми центрами, огромными моллами, башнями корпораций и элитными постройками, возвышается он. Сиренити-тауер. Почти вдвое выше и больше любого прочего здания в этом городе, он устремляет свой пик к самому небу. Кажется, что он вот-вот коснется звезд. Сто пятьдесят этажей. Когда облака плывут особенно низко, они нимбом опоясывают его вершину. Здание со всех сторон озаряется самыми яркими, мощными и эффектными голографическими инсталляциями. От фундамента до самого пика, Сиренити-тауер покрывается ожившими картинами, демонстрирующими всевозможные рекламные и патриотические сюжеты. А в особые моменты, оно вспыхивает эмблемой девушки, бросающей в воздух ярко расправляющего крылья феникса на фоне флага республики. «Атланта из пепла», значит вдаряющаяся в глаза голографическая надпись. Феникс улетает вдаль, и силуэт женщины тает, растворяясь в свете городских огней, а затем ее сменяет очередная яркая трехмерная инсталляция.
Сто пятьдесят этажей бизнес-центра по обыкновению переполнены жизнью. Самые престижные бутики, магазины, рестораны и кинозалы. Роскошный отель с сотней комнат. Бизнес-офисы и представительства торговых корпораций. Администрация республики и кабинет министров. Все это и есть Сиренити-тауер. Вавилонская башня Атланты, с вершины которой, в расположившихся там президентских люкс-апартаментах, можно глядеть на город, который никогда не уснет. Именно сюда стремятся взгляды всех людей мегаполиса. Именно тут решаются судьбы людей и именно здесь привлекательная роскошь сияет прежде всего. Ведь если Атланта – сердце Джорджии, то Сиренити-тауер – сердце Атланты.
Но и у Сиренити-тауер есть свое сердце. И бьется оно в груди, пожалуй, самой занятой женщины на всех ста пятидесяти этажах бизнес-центра. Нервно постукивая пальцами по краям голографического планшета и выверенными движениями переключая вкладку за вкладкой, она чеканит шаг своими высокими каблуками и, оглядывая сотрудников, поправляет очки в черной роговой оправе. Ее пальцы, украшенные перстнями, шустро печатают сообщения, направляемые на все этажи небоскреба. В связном устройстве, нацепленным на ее ухе, то и дело доносятся сообщения и отчеты. С максимально сосредоточенным видом, она пытается отвечать на них все.
— Нет-нет, я сказала на шестьдесят девятом этаже. Что смешного, Оливер? — недовольно возмущается она. — Не трать мое и свое время. Принимайся за шестьдесят девятый этаж. Да что ты все смеешься, Кейси?! Живо!
Щелкнув по кнопке на переговорном устройстве, та тут же переключает волну, кивнув по пути нескольким официантам, показывающим ей подносы с блюдами, направляющимися на шведский стол.
— Да, слушаю, — снова обращается к собеседнику на ином конце связи та. — конечно. Определённо. Да, именно так. Нет, со всеми из леди Андерсон все нормально. Что вы говорите? Нет. Нет, говорю же. Все подробности по проведению выставки вам стоит уточнять у министра Марсона, пожалуйста. Да, конечно, министариат заинтересован, уверяю вас, но, повторюсь, по этим вопросам вам стоит обратиться к министру Марсону. Всего доброго. До свидания.
Выдохнув, женщина останавливается у одного из панорамных окон, вновь поправляя очки и разглядывая свое в них отражение. Приподняв бровь, она поправляет спицы, держащие пучок ее золотистых волос на затылке и одергивает воротник застегнутой до самой шеи белой рубашки, выглаженной ровно, словно бумажный лист. Причмокнув ярко-красными от помады губами и отряхнув юбку, спускающуюся чуть выше колен, она улыбается своему отражению, проверяя общую презентабельность своего внешнего вида. Повертев перстни на пальцах, женщина кивает и добродушная улыбка тут же сползает с ее лица, выражающего максимальную серьёзность. Все идеально выверено, как и должно быть.
— Да? Что ты сказал? — отходя от отражения, тут же отвечает на следующий вызов она, не отрывая взгляда от отчетов, всплывающих на экране планшета. — Передай их на сто первый этаж. В смысле уже пытался? Скажи, что я сказала и они примут.
Все проходящие мимо работники обслуги небоскреба кивают и здороваются с ней, уже по привычке обращая внимание на громкий стук ее каблуков по узорчатой плитке, покрывающей пол этажа. В теплом желтом свете люстр, развешанных вдоль коридоров ее кожа бледно-оливкового оттенка блестит, словно золото. Четкий шаг, концентрация и приказной тон быстро настраивают всех, на кого падает ее взгляд на правильный рабочий лад. Потому что они знают, эта женщина спуску не даст. Либо ты работаешь хорошо, либо ты здесь больше не работаешь. Престиж заведения стоит выше всего, иначе Сиренити-тауер был бы не Сиренити-тауер.
— Слушаю. Конечно, сер. Мы всегда рады. А? Что вы сказали? Сэр?.. Сэр, вы меня слышите? — нахмурила брови женщина, коснувшись пальцем связного устройства. Связь в нем барахлила и появились помехи. Это ее озадачило.
Остановившись, она подключилась через планшет к сервисному центру, начав строчить гневные указы проверить сеть. Чтобы какой-то сбой работы сети снова нарушил ее графики? Ну уж нет. Когда ответа от сервисного центра не последовало, она сняла устройство, включив в нем режим диагностики.
— Мисс Петра, мэм, — окликнула ее проходящая мимо пышногрудая девушка в ярком фартуке горничной поверх темного платьица. Ее искренне невинный взгляд на лице, украшенном пухлыми губками с родинкой над ними озадаченно пробежался по недовольной начальнице. — что случилось?
— Глория? — обернулась на нее женщина.
— Что-то не так? — балансируя в руках подносом, подошла к ней горничная, выпучив свои большие, заинтересованные глаза.
— Связь сбоит. — повертела в руках связной наушник Петра. — Невиданная оплошность. Я понимаю, что за стенами города у нас могут быть проблемы со связью, но, чтобы ее допустили тут? В моем присутствии?
Потоптавшись на месте, Глория поставила поднос на ближайший стол, подойдя ближе и глядя то на мисс Петру, то на устройство в ее руках.
— Может, какие-то перебои вне здания? Ведь за стенами такое творится… Мало-ли, что могло произойти. Может, мне позвать кого-то из служб охраны, мисс Петра? — встала в ровную стойку горничная, выпятив вперед свою пышную грудь.
— Нет, Глория, не стоит. — поглаживала подбородок Петра, вновь нацепив устройство на ухо и заметив приходящие с разных этажей отчеты о перебое со связью. Ну, это уже было ни капли не смешно.
— Вы выглядите напряженной, — прикусила губу Глория. — я могу вам чем-то помочь? Желаете сока, или быть может легкого зеленого чая?
Поправив очки, женщина глянула на горничную, улыбнувшись ей.
— Нет, спасибо, Глория. — переключая на планшете вкладку за вкладкой, кивнула ей Петра. — Хотя, знаешь…
— Что, мисс Петра, мэм? — заинтересованно оглядывая начальницу и поджав пухлые губы, не смела сдвинутся с места горничная.
— Принеси мне воды с витаминами. И, пожалуй, побыстрее. Мне кажется нужно наведаться в сервисный этаж. Если эти остолопы сами допустили подобные неполадки, им не поздоровится. — в голосе Петры чувствовалась истинная напряженность. Она не любила, когда что-то идет не по графику, отстает от плана, или, упаси боже, выходит из строя.
— Я мигом! — кивнув, улыбнулась ей Глория, размашистыми шагами направившись в сторону ближайшего бара на этаже, попутно подхватив со стола поднос.
Горничная и впрямь сработала быстро. Не успела Петра попробовать вновь подключиться к серверам связи, пробежавшись глазами по вновь поступавшим сообщениям с нижних этажей, как Глория уже была тут, с графином минеральной воды со льдом. Аккуратно наливая бокал почти до краев, она протянула тот Петре. Женщина осторожно взяла у нее бокал, чтобы не пролить содержимое и сделала несколько глотков освежающе холодной воды с кислинкой. Глубоко вздохнув и помассировав веки, Петра прихватила планшет под руку и принялась покручивать перстни на пальцах, держа бокал обеими ладонями. Нервно постукивая кончиком туфель, она печатала ответы на отчеты о сбоях связи.
— Мисс Петра, будут еще какие-то указания, мэм? — предвосхищено уставилась на нее Глория.
Женщина погладила подбородок, задумавшись и тут же вспыхнув, словно ее осенило. Уставившись на горничную, она протянула руку.
— Тампоны, Глория. Ты не забыла? — пошевелила она пальцами, как-бы подгоняя девушку. Взволнованно вздохнув, Глория тут же достала упаковку тампонов из кармана на фартуке.
— Да, мэм. Я купила. Чуть не забыла вам отдать! — робко улыбнувшись, положила она упаковку в ладонь Петры. Та, посмотрев на подчиненную, кивнула, убирая упаковку к себе в сумочку на поясе.
— Ты бы забыла, если бы я не сказала. — укорительно приподняла бровь Петра, покручивая перстень на среднем пальце.
— Извините, мэм. — по щекам Глории пробежал легкий румянец. — Будут еще, какие-то указания?
— Да, знаешь, Глори, есть для тебя дело, — кивнула она горничной. — отправься к Оливеру и проверь, чем он там занимается. Что-то подсказывает мне, что Кейси либо отлынивает от работы, либо пытается придумать, как ему отлынивать от работы, пока я не рядом и не могу его контролировать.
Горничная улыбнулась, кивнув.
— Хорошо, мэм. Помочь Оливеру с уборкой? — поправила плечи та.
— Да, именно. — не отрывая взгляда от планшета, увлеченно осматривала его Петра, одновременно пытаясь подключить связной наушник к сети. Все еще не выходило. Кажется, связь сбоила уже на всех этажах Сиренити-тауер.
— Как скажете, мисс Петра. А где он сейчас?
— На шестьдесят девятом этаже. — бросила ей начальница.
Глория едва сдержала эмоции, поджав губы и издав лишь легкую смешинку. Петра тут же впилась в нее осуждающим взглядом, с суровым видом поправляя очки.
— Что смешного, Глория? — поджав губы, сказала она.
— Нет, — не в силах снять с лица улыбку, похихикивала горничная. — ничего, мэм. Простите.
— Вот-вот. Давай, не задерживайся. Работа сама себя не сделает. — кивнув Глории в сторону лифта, проводила ее взглядом Петра. Горничная тут же поспешила в ту сторону, прикрывая губы рукой. Вздохнув и причмокнув губами после очередного глотка воды, женщина покачала головой, поставив бокал на стол и быстро чеканя шаг, поспешила к спуску вниз.
Ситуация была не из приятных. Конечно, всякое могло случиться, но Петра особенно не любила, когда подобные казусы происходили столь неожиданно. Она пыталась контролировать все, что могла. Иначе она не чувствовала себя спокойно. Ровно, как и сейчас, от волнения, она ощутила зуд в переносице. Надавив пальцами на нос, она понадеялась, что хоть сейчас беда обойдет ее стороной. Но, кажется, она слишком перенервничала.
Один из наладчиков связи, завидевший ее, тут же ринулся к Петре навстречу. Она, не отпуская пальцев от переносицы, вопросительно взглянула на него. Техник незамедлительно отчитался:
— Системы сбоят по всему городу, мисс. — развел руками он, оглядываясь по сторонам. — Мы пытаемся наладить связь, но не выходит. Кажется, подключили глушилки.
— Глушилки? Внутри города? — нахмурилась Петра.
— Не знаю, мэм. — покачал головой техник. — Мы попытаемся разобраться, но ничего не обещаю. Может стоит связаться с кем-то вышестоящим?
— О, поверь, я свяжусь. — кивнула женщина, пошагав дальше. Вокруг царила суматоха, кажется, уже все вокруг знали об этой неполадке.
Две юные девушки, стоявшие на одном из балконов гостевого этажа, где все еще играла приятная музыка и горел мягкий теплый свет, уставились в небо. Одна из них, одетая в ухоженный белый костюм, взволнованно сложив руки на груди, следила за вспышками в небе, накручивая на пальчик свои светлые, почти белесые вьющиеся волосы. Вторая, держа ее под руку, помялась в своей лиловой кофточке и, проведя пальцем по чокеру на шее, оглянулась, заметив Петру и окликнув ее.
— Мисс Петра! — ее мягкий голосок звучно разлился по залу. — Мисс Петра! Что происходит?
— Девочки, — кивнула им она. — что такое? — быстрым шагом она приблизилась к этим двоим.
— Доброго вечера, мисс Петра. — улыбнулась ей светловолосая, поправив свои короткие волосы и принявшись поглаживать свою спутницу по ее каре, выкрашенному в яркий, кислотно-фиолетовый цвет.
— Ева, Венди, — кивнула им она поочередно, приветствуя. — добрый вечер. Не переживайте, я думаю, простые неполадки. Вот все и суетятся.
— Просто неполадки? — Венди, поправив свою лиловую кофту, на пару размеров превышающую параметры ее стройного тельца, прикусила отчетливо выкрашенные в голубоватый цвет губы. — А вы уверенны?
— А что такого? — переводила Петра взгляд на собеседниц.
— Взгляните туда. — Ева, явно волнуясь, обхватила своими руками худощавую ладонь Венди, кивнув Петре в небо. Женщина подошла ближе, поправив очки и прищурившись. Она поняла, что девушки там увидели.
— Видите? Видите? — все так же выпучив свои большие глаза на стройные ряды летящих в небесах военных самолетов, прижалась ближе к подруге Ева.
— Вы уверенны, что это просто неполадки? — Венди, задумчиво разглядывая эскадрилью, несущуюся над городом и разрезая ночные небеса десятками следов от двигателей, покосилась на Петру.
Эскадрилья, маневрируя в небе, направлялась в сторону Хартсфилд-Джексон. Люди, толпами продвигающиеся по улицам тоже на мгновение замирали, останавливаясь и провожая глазами столь редкое зрелище. Не каждый день столько самолетов, грохоча двигателями и держа ровный строй проносятся прямо над городом. Обычно небеса тут тише и спокойнее. Но не сегодня. Эта ночь, кажется, отличалась от прочих.
Петра, уставившись в свой планшет, неслабо удивилась. Отчеты не давали ей покоя. А сейчас и вовсе напугали. Башни ПВО на стенах были приведены в боевое положение. Мало того, они направляли свои орудия на пролетавшие над городом самолеты. Да что там, черт их побери, вообще происходит? Женщина присмотрелась к эскадрилье. Самолеты коменданта, спора нет. Они неслись над небоскребами достаточно низко, чтобы их силуэты были видны на фоне ночного неба. Оттого ее еще больше хватил ступор.
Внизу, спешно перекрывая улицы, неслись в сторону аэропорта, держа в руках винтовки и придерживаясь строя, солдаты городского гарнизона Атланты. Их рации полнились сообщениями не меньше, чем рабочий планшет Петры. Десятки отрядов были срочно направлены в сторону посадочных площадок. Озадаченные жители города, идущие по своим делам, были удивлены, заметив такую спешку со стороны солдат. Учитывая несущиеся над городом самолеты, людей уже было начала охватывать паника. Вдруг на улицах города началась потасовка, или, чего хуже, внутрь проникли террористы? Положение в стране сейчас было натянутым и люди боялись, что те же люди, что устроили городские беспорядки в Мейконе, вдруг явились и сюда. Полиция, заметив волнения среди толпы, принялась успокаивать их, заверяя, что ничего чрезвычайного не случилось.
Смахнув оповещения о солдатах на улицах со своего голографического экрана, Петра серьезно взглянула на девушек рядом с ней. Ева и Венди, заметив неладное, потупили взгляды.
— Картрайт, проводи мисс Эвергрин в ее комнату и спускайся на этаж персонала. — обратилась она к Венди, давая понять, что с ней сейчас лучше не спорить. От волнения у Петры уже голова шла кругом. Что происходит, она решительно не понимала.
— Хорошо, мисс Петра. — кивнула Венди, улыбнувшись подруге и проведя рукой по ее плечу, чтобы успокоить ту.
— Все ведь хорошо, мисс? — Ева, поджав плечи, оглянулась на женщину, уходя вместе с Венди.
— Да, все нормально. — утвердительно ответила ей Петра, причмокнув губами и кивнула ей, в надежде успокоить впечатлительную девушку. Не хватало еще и поднять на уши ее или ее отца. Ева, поверив женщине на слово, улыбнулась, тут же остановившись и одернув Венди.
Петра не сразу поняла, что произошло. Ева, помявшись, указала пальчиком на лицо женщины, поджав губы и неуверенно вздохнув.
— Мисс, у вас, эм… — Ева пристально уставилась на лицо Петры.
— Снова кровь, мисс Петра, — без стеснения ответила ей Венди. — у вас же есть с собой…
— Да-да! — спешно кивнула ей Петра, доставая упаковку тампонов и вскрывая их. — Есть, не беспокойся, Венди. Все нормально.
— Что-то серьезное происходит не так ли? — свела брови Венди, поправляя свое яркое фиолетовое каре. — Я же знаю, что эпистаксис у вас только тогда, когда вы слишком сильно перенервничаете.
— Нет, Картрайт, не беспокойся. — махнула рукой Петра, хмурясь и подминая один из тампонов. Промокнув им стекающую из ноздри кровавую струйку, она запихнула его внутрь, заткнув кровотечение и вздохнув через рот. — Идите к себе. Ничего такого.
— Точно? — настойчиво уставилась на нее Венди, потирая тыльную сторону ладоней Евы, которую, вся эта суматоха явно уже напрягала.
— Абсолютно. Приятной ночи. — улыбнулась им Петра, как она это умела и, сделав очередной оборот нескольких перстней на руках, развернулась, пошагав дальше. Как только она удалилась от девушек, ее улыбчивое лицо снова сменила гримаса недовольства.
На сто первом этаже тоже царило недовольство. В нем располагались рабочие кабинеты госуправления, палаты переговоров и место собрания министров. Марк Марсон, поглядывая на часы, провожал взглядом пролетающие мимо здания самолеты. Молодой темнокожий мужчина крепкого телосложения, он был самым молодым представителем министров в Сиренити-тауер. Добившись к своим тридцати годам такого карьерного роста, невольно начинаешь гордиться собой. Поправив галстук и свой темный костюм, он обернулся на пробегающую по этажу охрану. Из своего кабинета, точно так же недоумевая, как и он сам, вышла Хелен Картер, убрав руки в карманы своего пиджака.
— Что происходит, Марк? — приподняла бровь министр здравоохранения, подойдя к мужчине. Марсон пожав плечами, встал рядом с Картер.
— Какая-то жуткая суматоха. Может город атаковали? — нахмурился он.
— Я увидела в отчете, что генерал приказала привести ПВО города в боевую готовность. Это так? — Хелен нервно поерзала руками в карманах, поглядывая на собеседника.
— Серьезно? Аберкромби совсем с катушек слетела? — не то, чтобы Марк Марсон недолюбливал генерала, однако он не слишком то любил ее образ мысли. Впрочем, и Алекс Моралес не был ему близок. Он, как министр по связям с общественностью, не считал метод кнута самым эффективным. И то, что эти вояки успели начудить в Мейконе он видел сущей катастрофой. А ведь объяснять все людям приходилось именно его министерству.
— Ох, — Хелен Картер увидела на экранах в коридоре съемку бегущих по улицам отрядов солдат. Это не сулило ничего хорошего. — еще не легче.
Достав из кармана сигарету, Хелен потерла ее кончик. «Неон Блоссом» моргнула, сообщая ей о том, что осталось еще половина уровня заряда. Затянув сигарету, Хелен выдохнула струйку зеленоватого дыма с ярким привкусом мяты, не обращая внимание на горящую табличку «Курение запрещено», висящую прямо у них над головами. Министр Марсон скривился, вдохнув расползавшийся в воздухе дым. Горькие сигареты, как казалось Марку. Даже слишком.
— Господи, что же подумают люди? — причмокнул министр.
— Наверное, думают, что началась война. Или террористы проникли в Атланту. — покручивая в руке синтетическую сигарету, Хелен смотрела на поднимающийся в вверх дым, окутывающий предупреждающую табличку над ними.
— А вдруг так и есть? — явно насторожившись, глянул на нее Марк. — Вы же видели, что эти звери натворили в Мейконе? Столько трупов… А ведь их лидеры до сих пор не пойманы.
— Если бы в город ворвались повстанцы, думаю мы бы узнали об этом первыми, Марк. — бодряще похлопала его по плечу Хелен, вновь затянув сигарету. — В конце концов, Бенедикт первым поднял бы панику.
— Вы выглядите очень спокойной. Вас это не волнует?
— Волнует, Марк. — поджала губы Картер, выпуская тонкую струйку дыма. — Просто… Поверь, если бы ситуация была критической, было бы совсем иначе.
— Вы уверенны? — помялся Марсон.
— О, поверь, я знаю, о чем говорю. Я была как раз твоего возраста лет двадцать назад, когда это сумасшествие захлестнуло Мейкон в первый раз. — вынув сигарету из губ и покручивая ее в пальцах, вздохнула Хелен. — Тогда нас чуть в бункеры под городом не гнали. А сейчас?.. Думаю, это какие-то учения. Ведь они же до сих пор не урегулировали ситуацию в городе, не так ли?
— В Мейконе? — вновь глянул на часы Марсон. — Нет, там городские беспорядки подавили. Конечно, местами, экстремисты все еще нападают на патрули, но это, в основном, зарвавшиеся подростки. Серьезные городские столкновения уже прекратились. Зато теперь наш дорогой господин старший комендант ввел круглосуточный комендантский час. На улицу без пропуска носу не высунешь, как я понимаю.
— Оу, — провела рукой по своим русым волосам Хелен Картер. В них уже проглядывалась редкая седина. — сочувствую, Марк. Думаю, на твоих людей свалилась гора работы.
— Да, люди напуганы. Не только в Мейконе, но и в Саванне. Особенно там, ведь они не хотят, чтобы подобное случилось и за их стенами. Там, правда, все куда спокойнее. Пусть на улицах и усилили охрану. — Марк Марсон сложил руки на груди. — Но, да, столько работы мне еще придётся сделать, прежде чем все придёт в норму… Знаете, когда меня только назначили на эту должность, я и не думал, что придётся столкнуться с подобным.
— Представляю. — задумчиво кивнула Хелен, отведя взгляд.
— Столько отчетов. К тому же нужно согласовывать все выпуски новостей. Фильтровать журналистские статьи. Блокировать участки сети, где пытаются распространять экстремистскую информацию. Это просто ужас, Хелен. — Марк хмыкнул, грустно улыбнувшись. — Знаете, что мне сказал министр Ридли? Знаете? Он сказал – «вам же…
— …же за это и платят!» — договорила за него женщина, с усмешкой попытавшись спародировать ворчливый громогласный тон Френсиса Ридли. — Не обращайте внимания. Министр Ридли никогда не был приятной личностью. Да что уж там, мне вообще сложно сказать о нем что-либо хорошее, кроме того, что он прекрасно справляется со своей работой. Наверное, только поэтому несмотря на всю его желчность, первый министр все еще держит его на должности.
— И все же, он меня напрягает. Я в принципе не был готов к такому объему работы, мисс Картер, — начал Марк.
— Хелен, — улыбнулась ему министр здравоохранения. — можно просто Хелен. — она вновь приложилась к сигарете.
— Вы ведь работали здесь и двадцать лет назад, когда подобное уже случалось. Как вообще с этим справлялся мой предшественник. Министр Ко… — попытался вспомнить его имя Марк. — Коуди, кажется, Роудсон, правильно?
Хелен, отведя взгляд, нахмурилась, облизав губы и нервно потирая свою «Неон Блоссом», от чего та монотонно мигала. Приобняв сигарету губами и затянув полные легкие, министр Картер закрыла глаза, выпуская в воздух целое облако дыма. Подняв уставшие веки, она поглядела на Марсона, скривив губы.
— Коуди был… Он… — она глубоко вздохнула. — Он был человеком несколько иного толка, Марк. — Хелен отвернулась к окну, оперевшись на перегородку и сильнее затянув сигарету. Ее взгляд отрешенно пробежался по небоскребам вокруг.
Прежде, чем Марк успел ей ответить, в кармане Картер, завибрировав, зазвонил телефон, издавая тихую джазовую мелодию. Хелен с угрюмым видом достала трубку, завидев высвечивающуюся фотографию. Она тут же изменилась в лице, снимая трубку и приложив телефон к уху.
— Дочь звонит, — извиняясь, кивнула она Марсону, отойдя на пару шагов.
— Хорошо. — понимающе ответил ей Марк.
— Джилл, дорогая, ты где? Почему не отвечала на мои звонки? Что?! Джилл, ало! Ало! — явно взволнованно начала допрашивать дочь Хелен Картер. Насколько знал Марк, она сама пристроила юную Джилл врачом сюда, в Сиренити-тауер. Он иногда даже видел ее, пусть никогда и не говорил с ней лично. Она и впрямь была похожа на молодую и красивую министра Хелен, еще не уставшую от жизни и не затягивающую горькие сигареты при каждом удобном случае.
Вскочившая на этаж Петра тут же понеслась в сторону офисов, но заметивший ее министр окликнул управляющую, кивнув ей в знак приветствия и подходя ближе. Женщина, остановившись, тоже кивнула Марсону, пусть и не слишком горела желанием отвлекаться на разговоры. Ей надо было разобраться, что происходит.
— Петра.
— Министр Марсон. Вы что-то хотели?
— Я сильно вас отвлекаю? — почесал затылок Марк, усмехнувшись.
— Можно и так сказать, министр. — без всякого сомнения ответила ему Петра. Сейчас ей было не до любезностей.
— Тогда прошу простить, я понимаю вашу занятость. Просто хотел бы прояснить, что происходит? Мне решительно неясно, из-за чего переполох? — пожал плечами Марсон, поглядывая на тампон в носу у женщины.
— Именно это я и пытаюсь выяснить. — поправила тампон Петра, чувствуя, что тот вот-вот вывалится. — Я думала, неполадки только здесь, в здании. Но, — приподняла планшет она. — как мне сообщают, по всему городу наблюдаются перебои со связью.
— Глушилки?
— Именно. — фыркнула Петра.
— Может, стоит обратиться к агентам безопасности? — недовольно поправил галстук Марсон. — В конце концов, кто вообще инициировал это? Первый министр? Комендант? Генерал?
— Этим я сейчас и занимаюсь. Нужно связаться с мистером Маккриди и выяснить в чем дело. Они подняли на уши весь город!
— И мне за ними разгребать. — недовольно вздохнул Марк.
— Да что за чертовщина? — держа сигарету в губах, Хелен Картер совершала уже третью попытку перезвонить дочери. Связь сбоила и она не могла ничего с этим поделать. Отчаявшись, она убрала телефон в карман, подойдя к Петре и Марсону, выдувая в сторону от женщины дым.
Петра, чьи глаза сузились в возмущенном прищуре, впилась взглядом в министра здравоохранения, поправив свои очки. Хелен Картер недоуменно встретилась с ней взглядами, помявшись.
— Мисс Петра? — кивнула она ей. — Что случилось?
— Поднимите глаза выше, министр. — кротко, но сурово, ответила ей Петра, кивнув на висящую над потолком табличку. Надпись: «Курение запрещено» мигала красным цветом.
— А? — Хелен, вытащив сигарету из губ, подняла глаза и, вздохнув, повертела сигарету в пальцах. — Извините.
— Я не первый раз ловлю вас на подобном, министр. — Петра укорительно отчитала Хелен Картер, словно ребенка. — Правила для всех одни. Здесь нельзя курить, как персоналу, так и вам. Потому, будьте добры, потушите свою «Неон Блоссом», иначе я буду вынуждена выписать вам штраф. Заранее благодарю за понимание. — резко закончила Петра.
— Извините, — причмокнула Хелен Картер, легким движением пальца потушив сигарету и убирая ее в карман. — я не заметила табличку.
— Вы работаете на этом этаже каждый божий день. Не знаю, как вы умудряетесь ее не замечать. — саркастично улыбнулась Петра.
— Просто волнуюсь, поймите меня. — обиженно убрала руки в карманы министр Картер, переступив с ноги на ногу. — Не понимаю, что происходит. К тому же моя дочь не может до меня дозвонится. А я так и не знаю, где она. В чем дело?
— Мисс Парчес тоже понятия не имеет. — ответил ей заместо Петры Марсон. — Думаю, нам стоит разобраться, что происходит? Может, уточнить у генерала?
— С ней тоже нет связи. — покачала головой Петра. — Министр Картер, где сейчас находится Беверли? Уж он то должен понимать, что стряслось?
— Беверли? — задумчиво завела глаза Хелен. — Он должен быть где-то здесь, кажется, я видела его пару минут назад. Он тоже торопился куда-то на нижние этажи. Скорее всего, наведывался к первому министру и направился в бюро, по его поручению. Если вы где-то и найдете его, мисс Парчес, то там.
— Да, агент Беверли точно был здесь. — кивнул Марсон. — Я его видел.
— Что-ж, прекрасно. Осталось только потребовать от него объяснений. — кивнув, Петра сорвалась с места, направившись в сторону кабинета бюро госбезопасности на этаже ниже. Ее каблуки стучали о кафель так громко, что у проходящих мимо людей вполне могло сложиться ощущение, что Петра намеренно старается разбить половое покрытие своей недовольной поступью.
Беверли, поглаживая свои жидкие поседевшие усики над верхней губой, о чем-то спешно беседовал с двумя своими подчиненными, которые вечно отирались там, где он прикажет. Петра их недолюбливала. Как и самого агента Беверли, со всем его бюро, скажем честно. Их дотошность в проверке всего и вся и извечная секретность очень часто мешала ее работе, от чего Петре не раз приходилось обращаться к мистеру Маккриди, чтобы ей наконец позволили осуществить что-либо без постоянного контроля со стороны бюро государственной безопасности. Конечно, такая степень их настороженности ей была понятна. Было бы странно, если бы агенты Беверли относились к своей работе безалаберно, в особенности здесь, в центральном здании всей Джорджии, возвышающимся над столицей. Но, когда их параноидальные поступки касались ее работы и работы ее подчиненных… Петра с трудом находила слова, чтобы обратиться к старику Беверли достаточно этично, но с возможностью донести до него мысль, что проверять роботы-пылесосы на наличие бомб это идея не из здравых и походит уже на какую-то манию преследования. Впрочем, после того, как по машине первого министра открыли огонь прямо здесь, в центре Атланты, их паранойя была оправданна и то, как они вгрызались во все что встречали на своем пути, по болтику проверяя каждую мелочь, в общем-то, было понятно. Петра и сама была придирчива к работе подчиненных, но когда ее придирчивость скрещивала шпаги с придирчивостью кого-то другого, то жди беды. Благо для нее же, глаза людей Беверли не могли смотреть везде, как бы не старались.
— Мистер Беверли! — четко выпалив его позывной, Петра направилась к главе разведки, нахмурив брови. Пожилой мужчина сразу же услышал ее, неторопливо обернувшись и кивком отпустив своих агентов. Эти двое через мгновение скрылись у них из вида, пустившись исполнять его поручения.
Худощавый, подтянутый, но невысокий пожилой мужчина с поредевшей седой шевелюрой, от которой остались лишь поросли окаймляющие лысину и пара перекинутых через морщинистую голову волос. Погладив свои тонкие, словно нарисованные над верхней губой усики и поправив очки на крючковатом носу, он кашлянул в кулак, уставившись на подошедшую к нему Петру, взиравшую на агента свысока, благодаря каблукам.
— Госпожа управляющая? — приподнял бровь Беверли, поджав свои сухие, бледные, иссохшие губы. Его глаза пробежались по женщине, словно по листку книги, который он только что с легкостью прочитал. — Как я полагаю, вы пришли обвинить меня обрушившихся на ваш драгоценный бизнес-центр проблемах? Скажу сразу, я не имею к ним ни малейшего отношения.
— Да? — фыркнула Петра. — Напомните мне, каким бюро вы заведуете, агент?
— Как странно, вы еще так молода, мисс Парчес, а уже страдаете провалами в памяти? — легонько приподнялись уголки губ старика. — А если отставить колкости в сторонку, то, поясните пожалуйста, что вы хотите от меня услышать?
— Нет, мистер Беверли, вы не ответили на мой вопрос. — покручивая перстни на больших пальцах обеих рук, Петра явно привлекала этим действием внимание чуткого орлиного глаза старого агента. — Какого название вашего бюро?
— Что за ребячество, мисс Парчес? — блеск из-за панорамных окон отражался в его небольших очках, которые он приспустил, глядя на Петру без прикрытия линз. Когда та поправила выпадающий из ноздри тампон, пропитавшийся кровью, его зрачки тут же вцепились в ее действия. — Я не хочу играть в ваши игры.
— О, поверьте, я в ваши тоже, — сложила руки на груди Петра, потирая ими прижатый к себе планшет. — но, кажется, ваше бюро называется, если не ошибаюсь, бюро госбезопасности, верно?
— Абсолютно, мисс Парчес. — все так же не снимал улыбку с губ старик.
— И, пока меня еще не хватил маразм, я могу утверждать, что бюро госбезопасности должно обеспечивать госбезопасность посредством того, что его члены должны знать все обо всем, что происходит вокруг? — указала Петра на погруженный в суматоху город за окном. Проходящие вокруг агенты, облаченные в свои извечные темные плащи, пускали на Петру и своего руководителя юркие взгляды, от которых становилось не по себе.
— Если вам удобнее выражаться так, то пусть будет так. — кивнул ей Беверли, поправив воротник своего пальто.
— Тогда расскажите мне пожалуйста, что вы знаете о том, какого, извините меня, черта, сейчас творится в вашем городе и почему ваше бюро, напомню, государственной безопасности, не в силах обеспечить мне и моим подчиненным достаточную безопасность?! — пристукивала каблуком по полу Петра.
— Вы находитесь в абсолютной безопасности, мисс Парчес. Думаю, вам стоит поумерить свой пыл. Сходите на ресторанный этаж, присядьте, передохните, выпейте бокальчик прохладной воды и сделайте глубокий вдох. — вновь натянул очки ближе к глазам агент Беверли. — Думаю, вы переработали, раз так рьяно реагируете на простые перебои со связью в здании.
— Простые перебои со связью? И из-за них вдруг по всему городу были мобилизованы войска и системы защиты? Что-то не тянет это на абсолютную безопасность, господин агент! Интересно, если на улицы города прорвутся эти… — Петра остановилась, подбирая перед агентом наиболее подходящие слова, за которые тот бы не смог уцепится. — зачинщики уличных беспорядков из Мейкона, вы тоже посчитаете это «абсолютной безопасностью»?
Несколько мгновений Беверли молча впивался в нее взглядом, но затем, засунув руки в карманы, снова улыбнулся, пожав плечами.
— Вы вновь утрируете, мисс Парчес. Суматоха и перебои со связью начались из-за поспешных действий Кассандры Аберкромби. Госпожа генерал посчитала, что были нарушены какие-то нормативы воздушного трафика Атланты, как сообщают мне мои люди. Из-за отсутствия координации действий между генералом и комендантом Моралесом, возник этот… небольшой конфликт. Всего лишь недоразумение, которое сейчас мы и пытаемся решить.
— Недоразумение? — скривила губы Петра.
— Именно так. — наигранно любезно кивнул ей Беверли.
Прежде, чем женщина смогла пустить в его сторону колкий ответ, который уже практически провертела в голове, среди своих постоянно кипящих от работы мыслей, ее связное устройство издало характерный писк. Петра запнулась, нахмурившись и нажав на него. Прежде, чем она успела задать себе самой вопрос, кто все-таки сумел дозвониться до среди окутавшие Атланту помехи, ответ уже стал ей ясен.
Мисс Парчес стала еще серьезнее чем была, внимательно прислушиваясь к голосу в динамике. Она кивнула, отведя взгляд и, теребя кольца на руках, отвернулась от Беверли, постукивая красными ногтями по планшету. Старый агент, смерив ее взглядом, выправил плечи, пристально поглядывая за Петрой.
— Да, конечно, мистер Маккриди. — вновь кивнула Петра. — Я все поняла. Мы сейчас же все сделаем.
Женщина резко обернулась на Беверли, набрав полную грудь воздуха и медленно ее выдохнув. Пожав плечами, она кивнула Беверли в сторону лифта.
— Что сказал господин первый министр? — словно нарочно пытаясь придать озадаченности своему голосу, приподнял бровь Беверли.
— Кажется, нам нужно прибыть в Хартсфилд-Джексон. — причмокнув губами, озвучила Петра полученный приказ. — И, желательно, как можно быстрее, пока в наше отсутствие там не натворили дел.
Беверли, без лишних вопросов направившись вместе с женщиной к лифту, попытался связаться со своими агентами, чтобы получить рапорт о том, какова ситуация в городе. На улицах тем временем все и впрямь устаканилось. Люди отошли от нежданного марша солдат по тротуарам и уже вновь устремились по своим делам. Эскадрилья, пролетев центр города, делала полукруг, заходя на посадку в главный воздушный порт Атланты, который уже наводнили солдаты, во всей готовности ждавшие приземления самолетов и державших их на прицеле. Оборонные башни аэропорта тоже устремили свои пушки на приземляющиеся самолеты.
Чарли, настороженно потягивая рычаг высоты, осматривала нацеленные на них орудия. Подключив активную защиту самолета и на всякий случай запустив разогрев подвесных орудий, она приподнялась в кресле, через шлем рассматривая окружающих посадочную площадку солдат. Вывернувшись и глянув на коменданта Моралеса, который смотрел на все это действо внизу через приоткрывшиеся десантные двери, пилот заставила аппарат повиснуть в воздухе.
— Какой теплый прием дома, да, босс? — усмехнулась она, не понимающе покашиваясь на датчики приборной панели, которые указывали, что в один только их самолет нацелено не менее десятка орудий противовоздушной обороны.
— Что за чертовщина? — поправив перчатки на руках и отступив от десантной двери, в которую уже навелись несколько лазерных прицелов, Алекс Моралес подтянул пучок на затылке. — Ли, прикажи самолетам не приземляться. Поняла?
— Как скажете, босс. — кивнула Чарли, сообщая остальной эскадрилье приказ старшего коменданта. Ревущие двигатели самолетов сопровождения перестроились в вертикальное положение и те, окруженные наземными войсками повисли в воздухе.
— Что это за цирк? — Алекс перебрался из десантной каюты в кабину пилота, где Чарли виртуозно переключала тумблеры и балансировала рулем, удерживая их машину на своем месте.
— Кажется госпожа генерал согнала сюда почти весь гарнизон города. — оглянулась на коменданта Чарли, одновременно с этим пытаясь передавать команды остальным членам крыла.
— Аберкромби рехнулась? — стиснул зубы Алекс.
— А я говорила, что без соответствующих разрешений использовать целую эскадрилью, не сказав генералу ни слова, идея не из лучших. — Чарли, заметив, сколько длинных линий лазерных прицелов упирается в ее самолет и недовольно наблюдая, как десятки из них скользят по бронестеклу кабины перед ней, положила руку на спусковой крючок подвесного пулемета. — Думаю она восприняла это даже чуть жестче, чем я планировала.
— Эта абсурд, — махнул рукой Алекс. — живо свяжись с диспетчерской и запроси разрешение на посадку. Не знаю, что взбрело в голову этой взбалмошной старухе, но у нас не так много времени.
— Одну секунду, босс. — легким движением руки активировав голографический интерфейс, Чарли начала посылать во все диспетчерские сообщения о приземлении эскадрильи. Отправляемые запросы достаточно долго обрабатывались, а затем выдавали ошибку.
— Ну, что там, черт подери? — опершись о ее кресло и держась второй рукой за висящий на плече пистолет-пулемет, комендант Моралес с грозным видом пересматривал сообщения об ошибках отправки запроса. — Что это значит?
— Либо они активировали военные глушилки по всему городу, либо весь диспетчерский отдел разом ушел в отпуск. — не прекращая попыток связаться с аэродромом, пустила нервный смешок Чарли. — И зная наших генерала Аберкромби и работников авиадиспетчерской я не удивилась бы ни одному из вариантов.
Сжав кулаки, Алекс Моралес протиснулся из кабины пилота в десантный отсек, заполненный солдатами и докторами в их запачкавшихся от пыли белых одеждах. Юная доктор Картер копошилась у носилок с другими врачами, настраивая надетую на девушку дыхательную маску, пока ее ассистенты осматривали их бессознательную пациентку, измеряя ее пульс и температуру тела.
— Комендант, почему мы не садимся? — надавив пальцами рядом с шеей девушки, Джилл Картер прощупывала ее пульс. — У нас не так много времени. Что случилось?
— Случилась генерал Аберкромби, которая перекрыла нам посадочную площадку, — покачал головой комендант, выглядывая из десантных дверей наружу. По его груди тут же проскользили несколько лазерных точек прицелов и он отошел от проема, в который задувал воздух, растрепывая его волосы. — как она? — кивнул он на девушку.
— Состояние критическое, — волнительно оценила ту Джилл, проверяя температуру ее тела. — нам нужно торопиться, иначе мы ее потеряем. — пульс девушки начал резко снижаться. — Срочно, еще одну инъекцию стимулятора, — указала она стоявшему рядом врачу. — держите ее в живых, как только можете!
— Мы и без того потеряли слишком много людей, чтобы доставить ее сюда. Еще чего не хватало потерять и ее саму. — фыркнул Моралес, заглядывая к Чарли. — Диспетчерская все еще не отвечает?
— Нет, босс. — покачала головой Ли.
— Черт бы их подрал, нам надо торопиться! Снижайся! — крикнул он.
— Вы уверенны? — взялась за руль высоты Чарли.
— Давай уже. — махнул ей Моралес.
Пилот потянула за руль, медленно снижая мощность плазменных двигателей. Самолет, рыча и завывая, начал неторопливо опускаться к земле, покачиваясь. Солдаты, все еще державшие ее на прицеле, начали медленно отступать, когда ревущее плазменное пламя начало своим жаром доставать до земли. Пушки зенитных орудий направили свои стволы в их сторону. Снизу доносились перекрикивания и шум суматохи. Прочие самолеты начали снижаться вслед за Чарли. По их обшивке выпустили несколько предупредительных выстрелов из винтовок, срикошетивших и высекающих искры.
— Стой! — окликнул Чарли старший комендант.
— Вот же сукины дети, они открыли по нам огонь. — девушка развернула подвесной пулемет в сторону стрелявших, начав раскручивать его стволы. Солдаты внизу, рассредоточившись по площадке, обступали самолеты с разных сторон, держась подальше от плазменного огня двигателей, но не отступая далеко. — Не дают снижаться, босс. Дать им прикурить?
— Они ясно дали нам понять, чтобы мы не спускались. — оперевшись на приборную панель и разглядывая ситуацию внизу, прищурился Алекс Моралес. — Черт, сколько орудий ПВО они на нас нацелили.
— Около пятнадцати зениток, босс. — приценилась Чарли. — Это же наш головной корабль, естественно они целятся в него, потому что знают, что вы здесь. Как и эта девчушка. — кивнула на окружённую докторами девушку в десантном отсеке Чарли.
— Не оставляй попыток связаться с диспетчерами. Если можно, направляй сигнал хоть в Сиренити-тауер, это непринципиально. Они должны дать нам приземлится. Картер сказала, что у девушки не так много времени.
— Да, я заметила. — пустила смешок Чарли. — Если эта особа выживет, я припомню ей то, как она заблевала кровью пол моего самолета, когда вы ее сюда затащили.
— Нам не до шуток, Ли! — выпалил Моралес. — В нас целятся из половины пушек Хартсфилд-Джексона, а снизу ждет сумасшедшая Аберкромби, которая этим всем заправляет.
— Всего-то пятнадцать стволов, босс, — голос Чарли звучал вполне уверенно. — Наша активная защита и немного ловкости моих рук позволит нам вылететь из этой западни.
— Я ничуть не сомневаюсь в твоих способностях, капитан Ли, но учитывая, что у нас в десантном отсеке полумертвая девчонка, которой нужна помощь в ближайшие минуты, нам нельзя так рисковать.
— Как скажете, босс. — Чарли привстала в кресле, прищурившись на выступавшую из толпы солдат фигуру. — Глядите-ка, кто явился.
Генерал выступила вперед, прикрывая лицо рукой от несущихся порывов ветра, раздуваемых двигателями самолетов. Прищурившись и разглядывая эскадрилью, она поправила свою темную форму, отвернув лицо в сторону от горячего воздуха и потуже натягивая перчатки на руки. Треплющий ее форму ветер развеивал ее ровно стриженные до плеч волосы, серебрящиеся от седины. Взяв у протянувшего ей солдата рацию, генерал поднесла ее к себе. Голос женщины раздавался из динамиков аэропорта, от чего его не могли не услышать. Аберкромби устремила свой взгляд на головной самолет старшего коменданта.
— Немедленно деактивируйте подвесные орудия и потушите двигатели. — твердым голосом проговорила она. Ее заостренное лицо, всеми своими суровыми чертами выражавшее решительность скривилось, когда их взгляды с выглядывающим из самолета Моралесом пересеклись. — Иначе по вам будет открыт огонь.
Генерал выпрямила плечи, гордо встав прямиком напротив висевшего над землей самолета. Порывы ветра все еще били ей в лицо, заставляя щуриться, но теперь Кассандра Аберкромби стояла неподвижно, стараясь держаться несломимо перед ревущим самолетом, нацелившим на нее и солдат вокруг свои орудия.
— Я повторяю, старший комендант, скажите пилотам деактивировать орудия и медленно приземлитесь в указанные точки, — кивнула она на места, указанные работниками аэропорта, которые спешно бегали вокруг, махая указательными жезлами, в какое место направлять самолет. — пускай все ваши люди сложат оружие и выходят из летательных аппаратов с поднятыми руками. Как и вы. Это приказ. — генерал одернула свой воротник и отступила, передавая рацию солдату рядом.
Несколько секунд самолеты еще висели в воздухе, а затем осторожно начали движение в указанную для посадки сторону. Все небо было пересечено линиями лазерных прицелов, перекрещивающихся на самолетах. Аппараты медленно садились, один за другим, но все еще были в боевом режиме. Когда и самолет старшего коменданта сел, все еще нацеливая орудия на толпу, генерал, замешкавшись, отступила на несколько шагов назад, положив ладонь на кобуру, прикрепленную к ее ремню.
Когда шасси самолета коснулись посадочной площадки и десантный люк открылся, старший комендант сделал шаг вперед, приподняв взгляд вверх, когда почувствовал неспешно бьющий по коже легкий дождь. Их с генералом Аберкромби взгляды пересеклись, и комендант сделал лицо еще более хмурое, чем прежде. Генерал вновь шагнула вперед и вместе с этим несколько десятков световых прицелов тут уже уставились на Алекса Моралеса, веселыми бликами бегая по его бронежилету.
— Вы обвиняетесь в несанкционированном угоне военной техники, нарушении приказов и произволе, старший комендант. — глядя на мужчину, проговорила Кассандра Аберкромби. — Как генерал республики я приказываю вам и вашим людям сложить оружие. Вы предстанете перед трибуналом, как…
— Отставьте эту чушь, генерал. — оборвал ее Алекс, проходясь взглядом по целящимся в него солдатам. — У меня нет времени, чтобы тратить его на препирания с вами.
— Вы еще и смеете перебивать меня, комендант? — лицо генерала исказила гримаса презрения. — Если вы еще не поняли, вы – военный преступник, превысивший свои полномочия и вы будете осуждены по всей строгости закона. — стараясь держаться гордо и положив руки на ремень, громко проскандировала генерал.
— И откуда у вас такая прерогатива, мне интересно? От первого министра? — развел руками старший комендант. — Если нет, то вы сейчас препятствуете исполнению дел государственной важности в попытках потешить свое эго!
— Эго? Вы увели с военного объекта эскадрилью боевых самолетов, использовали их в личностных целях, а теперь говорите…
Коснувшись связного устройства на ухе, комендант отвел взгляд, не дослушав возмущенные причитания генерала. От этого лицо Кассандры Аберкромби налилось кровью и порозовело от недовольства. Сжав кулаки, она буквально кипела от гнева.
— Генерал, — открывая шире десантный люк и позволяя солдатам выбраться из самолета, старший комендант обратился к Аберкромби, поглядывая внутрь своей машины. — прикажите людям разойтись, у нас нет времени!
— Времени на что?! — шагнув вперед, Кассандра Аберкромби одернула свой китель, сжав кулаки.
Вводя в шею девушке еще несколько кубов обезболивающего, Джилл Картер поддерживала носилки вместе со своими коллегами-врачами. Те пытались держать тело в ровном положении, придерживая дыхательную маску на ее лице. Генерал уставилась на девушку, переносимую докторами и, одернув свой ремень, шагнула ближе, направляясь к ней. Алекс Моралес, схватившись за свой пистолет-пулемет, резко снял его с плеча, сжав обеими руками и встав на пути Кассандры.
Генерал, глядя ему в глаза, поправила воротник своей темно-синей формы. Достав из кобуры пистолет, она размяла плечи, щелкнув предохранителем.
— Не подходите. — палец Алекса Моралеса скользнул на курок.
— С дороги. — выдавила из себя женщина.
— Уберите оружие, генерал. — приподняв в ее сторону свой пистолет-пулемет, старший комендант сделал шаг назад.
В тот же миг на него снова было нацелено несколько винтовочных прицелов. Генерал подняла пистолет, направив его прямиком в лоб старшего коменданта. Она глубоко вздохнула, поправляя сдуваемые на лицо седые волосы. Солдаты коменданта, выбравшиеся из десантных кораблей и заметив раскалившуюся докрасна обстановку, тоже похватали свое оружие, целясь в членов городского гарнизона. Подвесной пулемет самолета коменданта раскрутился и Чарли направила его прямиком в сторону генерала. Лазерные лучики прицелов вновь сплелись в окутавшую посадочную площадку сеть.
Джилл, снова проверяя пульс девушки, пригнулась, дрожа, чтобы не попадаться под вероятный перекрестный огонь, но уже секунду спустя, прицелы солдат гарнизона оказались и на ней, и на прочих врачах, а парочка даже бегала по отключившемуся телу их “пациентки”, из которой стремительно утекала жизнь. По спине Джилл пробежались мурашки, она, скрепя сердце, убрала руку с пульса девушки и, несмотря на обращенные на них прицелы, продолжила оказывать ей медицинскую помощь.
Холодное молчание, нарушаемое лишь легким гулом потухающих самолетных двигателей, накрыло посадочную площадку. Генерал и старший комендант целились друг в друга, а их подчиненные, без особого разбора следуя их действиям, держали на мушке противоположную сторону. Зенитные орудия, обращенные на самолеты, замерли в ожидании приказа. Кассандра Аберкромби, поджав губы, взглотнула слюну, сцепившись глазами с Моралесом, как вдруг их немую дуэль оборвал шум несущихся в сторону столпотворения на площадке автомобилей.
Солдаты, расступаясь, отбегали, уступая место для проезда настойчиво направлявшихся к ним авто. Блеск фар ударил в глаза старшему коменданту и Аберкромби и те, щурясь и прикрывая глаза руками отступили в разные стороны. Резко затормозив, стирая шины и оставляя черные следы от колес на земле, длинный черный лимузин рассек пространство между ними, проносясь прочь и остановившись в нескольких метрах. За ним второй. Третий. Несколько машин, тормозя на всей скорости, выстроились линией между людьми Алекса Моралеса и генерала. Солдаты, стоявшие по обе стороны, тут же опустили свои прицелы, отступая за спины своих командующих.
Двери машин отворились и оттуда, один за другим, выходили агенты госбезопасности, словно заученно поправляя свои черные плащи и шляпы, отбрасывающие тень на их лица. Они наводнили пространство вокруг, расходясь и словно живой стеной перекрывая противоборствующим сторонам путь друг к другу. Комендант и генерал ненавистно переглянулись друг на друга поверх плеч спецагентов и машин, разделяющих их.
Выбираясь из стоявшего посередине лимузина и придерживая дверь, Беверли протянул руку Петре, услужливо предлагая помочь ей выйти, но та, бросив на него ехидный взгляд, прижала свой рабочий планшет к груди обеими руками, самолично переставляя каблуки на испещрённый тормозными следами асфальт и встала, отходя от машины без его помощи. Беверли, закрыв дверь, придержал шляпу на своей голове, чтобы раздуваемый двигателями ветер не снес ее, а второй рукой погладил свои тоненькие жидкие усики.
Поправив юбку и приспустив очки на носу, Петра обернулась на триста шестьдесят градусов, осматривая ситуацию вокруг. Затем, скривив губы и постукивая длинными красными ногтями по уголкам планшета, она холодно глянула сначала в сторону Кассандры Аберкромби, а затем, обвинительно, в сторону Алекса Моралеса. И тот и другая с недовольными лицами отвели от Петры взгляд, вновь покашиваясь друг на друга.
— Господа, — щелчком включив планшет, обратилась к непримиримым военачальникам Петра Парчес, вновь поправив очки ближе к переносице стройным указательным пальчиком. — предлагаю повременить с геноцидом друг друга и перестрелкой в центре города. — Петра, поглядев на лежащую в носилках девушку, кивнула на нее Беверли и его людям и те спешно начали помогать доктору Джилл занести ее в машину. — Отложите свои разборки до следующего раза. Не знаю, что это за причину вы тут нашли, — смерила взглядом бледную девчушку, которую проносили мимо нее Петра. — но теперь это дело переходит к Сиренити-тауер.

Глава 68

Сара резко распахнула глаза, щурясь от ударившего в них света. Приподняв руки, она прикрыла лицо, сморщившись и простонав. Глаза заслезились от пробуждения, веки тяжело опускались вниз. Когда сознание начало привыкать к освещению вокруг, девушка наконец позволила себе убрать руки от лица. Нахмурившись и пробежавшись глазами перед собой, она не совсем поняла, что произошло и где она сейчас. Над ней возвышался потолок мягко-белого цвета, на котором, чуть притушено, горели теплым светом лампы. Сара поморгала, чтобы снять с глаз ощущение покалывания, которое вцепилось в ее покрасневшие очи.
Тяжесть в голове быстро отошла, пока она лежала, медленно ощупывая руками покрывавшее ее легкое пурпурное одеяло. На фоне медленно и тихо играл неторопливый приятный блюз, наполнявший своим звучанием все пространство вокруг. Проведя кончиком языка по сухим губам, Сара причмокнула, сделав глубокий вдох.
Внезапно в груди что-то вздулось, непривычно, словно инородно, распирая ее изнутри. Сара вздрогнула, замерев и уставившись в потолок, который словно нарочно пытался ослепить ее горящими над ней лампами. Задержав дыхание, она лежала неподвижно, словно статуя, пытаясь понять, что вообще происходит. Медленно, словно боясь сейчас лопнуть изнутри, она выдохнула, ощущая, как теплый воздух проходит по трахее. Грудь зачесалась и Сара, сквозь одеяло, принялась водить по ней пальцами, унимая зуд. Что-то явно было не так.
Решившись, девушка медленно сделала еще один вдох. Ощущение, словно ее распирало изнутри, все еще никуда не делось. Но сейчас уже хотя бы не пугало, пусть и было столь непривычно. Выдохнув, Сара задумалась, осматриваясь вокруг. Она находилась в просторной, огромной комнате, выполненной в светлых, мягких цветах. Рядом с большим удобным диваном, на котором она оказалась, стоял миловидный стеклянный столик, украшенный вазочкой, в которой стоял распустившийся цветок. Дальше в этом большом помещении располагался стол побольше, окруженный несколькими стульями, вид с которых направлялся на огромных размеров панорамные окна, из-за которых внутрь бил свет, перебивающий освещение комнаты. На стене была большая рамка голографического телевизора. Сара удивилась. Она впервые видела такой вживую. Также вокруг было уставлено множество мебели, шкафчиков, полочек с книгами и прочей утвари, из-за которой огромное пространство комнаты казалось наполненным и живым. На другом углу, мерцая, стереосистема с большими динамиками все так же пускала одну и ту же блюзовую запись на повторе. Приятная теплота мелодии разлилась по телу с очередным вдохом.
Странное оцепенение ухватило Сару за сердце. Ее мозг, запульсировав так, словно черепной коробки ему было мало, начал метаться, пытаясь привести свою хозяйку в чувство и дать ей осознание происходящего. Но что-то помешало ее разуму это сделать. Девушка все еще была в недоумении и неподвижно лежала, осматриваясь вокруг. С новым вздохом грудь изнутри расперло еще сильнее и Сара принялась усиленно расчёсывать ее. Зуд был просто адским. И вот, когда она заглотнула столько воздуха, сколько могла и изнутри ее буквально давило, девушка осознала первое, что показалось ей странным. И что действительно было странным.
Она не ощущала боли. Выдохнув и сделав еще один вдох, Сара удостоверилась, что ей не показалось. Кажется, и впрямь так и есть. Учащенно дыша, Сара пыталась приспособиться к тому, что ее глотки воздуха не приносят никакого ощущения боли, жжения, скручивания, тошнотворных порывов, чувства разрывания изнутри и горечи. Только зуд. Этот ужасный зуд, которой охватывал ее с каждым новым вдохом, и уходил, когда она выпускала воздух из груди. Поерзав на диване, Сара растерянно принялась расчесывать грудь сквозь пеленки, в которые она была завернута. Стиснув зубы и впиваясь в кожу ногтями сквозь ткань, девушка пыталась избавиться от надоевшего ощущения. Но то, словно насмехаясь над ней, не проходило.
В бешенстве путаясь в одеяле и с трудом сорвав его с себя, Сара скинула его на пол, фыркнув и оглядев свое тело. Оно было в легком, добела вычищенном халатике, под которым, как она ощутила лишь сейчас, не находилось ничего. Замерев и поджав губы, Сара вновь осмотрела комнату. Нет. Все также. Это не похоже на галлюцинацию. Приличия ради, девушка ощупала свое тело, диван под собой, провела пальцами по лицу и даже ущипнула себя пару раз. Боль почувствовалась. К тому-же, в ладонях все еще скользило ощущение онемения. Поставив пальцы перед глазами, она покрутила ладони. На них все еще были шрамы, но теперь кожа была чистой, пусть и слегка бледной. Посмотрев на прочие части своего тела, Сара поняла, что еще ее напрягало. Она была в чистом белье, вымытая, посреди какой-то донельзя белой комнаты, напоминавшей смесь отельного номера и больничной палаты. Неторопливо почесывая грудь и одновременно с этим разминая пальцы, к которым возвращалось ощущение немоты, девушка прикусила губу, понимая, что она ничего не понимала.
Может быть, она умерла? Если это рай, то тут как-то все… слишком материально что ли? Нет, конечно она не была против роскошной мебели, техники и стереосистем, а также невероятно огромных панорамных окон, лучившихся светом на небесах, но… как-то это все по земному, что ли? Где, там, ну, ангелы?
Нет, все же она была еще не мертва. Слишком уж живо ее руки отзывались онемением в районе ран, слишком уж странное ощущение заполнения при вздохе полнилось в ее груди и слишком уж по живому ее конечности ныли, затекая. Кажется, она отлежала тут все, что могла. В попытках как-то избавиться от этого ощущения, Сара двигала ногами, массировала руки. Это чувство немоты отступало, но слишком медленно. Пытаясь не податься ему, Сара повертелась на диване, резко вскочив, лишь бы сдвинутся с места. В ногах жутко занялось чувство оцепенения и девушка, покачнувшись, снова рухнула на диван, почувствовав, как забавно тот пружинит. Оставшись в этом сидячем положении, Сара, разогнав наконец кровь на руках и принявшись вновь начесывать грудь, постаралась осознать, что вообще происходит вокруг.
Как она здесь очутилась? Что это за место? Почему все это так странно? Чем больше она думала над ответами, тем больше вопросов лезло ей в голову. Напряженно оглядываясь по сторонам, Сара нахмурилась, поглаживая шрамы на тыльной стороне ладоней. Несмотря на умиротворяющую музыку и спокойную обстановку, она ощущала себя испуганной. По телу бежали мурашки, мышцы сжимались в напряжении. Все вокруг казалось таким неестественно… спокойным?
Опираясь о подлокотник, Сара встала с дивана, сморщившись от ощущения в ступнях. Глядя на свои ноги, она обратила внимание, что на них были мозоли, которые сейчас, без ботинок, ощущались еще более болезненно. Несмотря на них, девушка сделала пару шагов, приспосабливаясь к стоячему положению. Бодрость медленно, но верно, расползалась по телу, и она приходила в чувство.
Отойдя от дивана и осматривая апартаменты, Сара не могла избавиться от ощущения ступора, в котором находилась. Ее мозг словно отказывался принимать увиденное, в мыслях стоял белый шум, который перебивал лишь ненавязчиво играющий блюз. Покачиваясь от ощущения усталости в ногах, Сара подошла ближе к центру комнаты. Здесь стояли шкафы, небольшой стол, висели какие-то картины, напоминающие измазанные красками в хаотичном порядке полотна. Оперевшись о стул, Сара рассмотрела выключенный голографический экран, занимающий большую часть стены. Вблизи он казался еще огромнее.
Удивленно осматриваясь, девушка обходила комнату, вглядываясь во все вокруг. Вещей тут было немного и все было обставлено в минималистичном стиле. Оттого взгляду словно не к чему было прицепиться. Добравшись до стереосистемы, Сара посмотрела на нее, протянув руку и коснувшись всплывающего экрана настроек. Повертев регулятор громкости, она отошла, оставив мелодию играть чуть тише прежнего. Развернувшись, она обратила внимание на бросившуюся ей в глаза штуку на потолке. Прищурившись, Сара поняла, что это была камера. Едва заметная, но все же выдающая себя на фоне белоснежного потолка.
Все сильнее впиваясь ногтями в грудь, девушка подошла ближе, встав под устройством и рассматривая его. Оно было миниатюрным, но видимо, его обзор выходил на триста шестьдесят градусов, обличая всю комнату перед взглядом того, кто сидел у мониторов. От ощущения, что на нее сейчас смотрят, Саре стало не по себе. Нахмурившись, она бросила в сторону камеры ненавистный взгляд, отвернувшись. Следом за этим ей на глаза попалось зеркало, стоявшее рядом с кроватью, на которой она очнулась. Осторожно подбираясь к нему, девушка рассматривала себя в отражении.
На ее явно исхудавшем теле, струясь, свисал легкий белый халат. Она была чистой. Действительно чистой. Вот уж странное ощущение после месяцев, проведенных в подземелье и грязи. Вплотную подойдя к зеркалу, Сара провела руками по своим волосам, таким гладким, струившимся по ее плечам и опускающимся почти до груди. На ее лице были пара ссадин, точно так же и на руках. Кожа казалось бледноватой, но судя по порозовевшим щекам, была куда более здоровой, чем Сара помнила в последний раз.
Зуд вновь пробежался в груди и девушка, оторвав наконец руку от груди, потянула за крепления халата, развязывая его. Предварительно оглянувшись на камеру позади и переступив с ноги на ногу, она раскрыла подолы халата, приспуская его и глядя на свое тело в зеркало. Удивление и оцепенение не заставили себя ждать. Меж ее грудей, тонкой, но бросающейся в глаза полоской, проходил длинный шрам, опускающийся прямиком до нижних ребер. Там он расходился в обе стороны, опоясывая ее до боков. Его красные линии были ярки и глубоки. Очевидный факт ударил по голове Сары, будто молотком.
В шоке отступив от зеркала на шаг, Сара сделала глубокий вдох, положив руку на след шрама. Ощущение, словно ее распирает изнутри, снова повторилось. Слышался легкий свист при заглатывании воздуха. Грудь поднималась, ощущалось легкое головокружение. Проведя кончиками пальцев по шраму, Сара покачала головой, вновь сделав шаг ближе и рассматривая его тщательнее. Да быть того не может. Видимо, ей все это снится.
Но, не успела она вновь подумать о нереальности происходящего, как жуткий зуд вновь пробежался по шраму и Сара, стиснув зубы, принялась расчесывать его, оставляя на коже красные следы от ногтей. Делая вздох за вздохом, она пыталась смирится с этим очевидным фактом, словно сама того не желая. Набрав в легкие столько воздуха, сколько можно, она задержала дыхание, закрыв глаза и откинув голову назад. Это было удивительно странное ощущение. Столь непривычное. Ощущение глотка чистого воздуха. Воздуха, наполнявшего грудь. Ну, или то, что сейчас в ней было. Нервно усмехнувшись, Сара выпустила воздух из легких, покачав головой, в которой этот факт все еще отказывался устояться.
Впиваясь ногтями в кожу вокруг следов операции на груди, она обратила внимание на такой же странный след на бедре. Коснувшись его, Сара съежилась, вздрогнув. По боку тела пробежалось жутковатое ощущение фантомной боли. Сжав бедро и помяв его, Сара отступила от зеркала, вновь накинув халат на плечи и, покачиваясь, пошагала прочь, в сторону полыхающих светом панорамных окон.
За ними, чуть-ли не ослепляя взор, расстилался огромный город. Мегаполис, от одного взгляда на который у Сары перехватило дыхание. Подступив ближе, она встала напротив стекла, глядя на бесконечные небоскребы внизу, громоздкие здания и торговые центры, переплетенные паутиной автострад, мигающих фарами машин. Только сейчас она осознала на какой огромной высоте она находится, если даже самые высокие здания внизу, на фоне которых большущие жилые дома кажутся скромными, с того этажа, где сейчас находилась девушка, казались не особо впечатляющими. Даже самые огромные из них, казалось бы, взирающие на небоскребы ниже, здания корпораций, едва доставали своими шпилями до той высоты, с которой на них взирала Сара. От этого странноватого ощущения закружилась голова и задрожали колени. Она еще никогда не была так высоко.
Пестрые улицы, увенчанные рекламой, расползались на километры вокруг. Несмотря на то, что за тучами виднелась луна, все вокруг горело, словно днем. Этот блеск затуманивал глаза. Восторженно глядя на пейзаж за окном, Сара протянула руку, почувствовав холод стекла. Нет, зрение ее не обманывало. Это была Атланта. Самая настоящая. Искрящая огнями и пылающая в ночи. Еще красивее, чем на экранах и буклетах. Атланта. Девушке все сложнее было поверить своим глазам. Ее еще не слишком очнувшийся разум тут же восторженно затрепетал от этих ярких разноцветных огней.
Приглядевшись к ближайшему зданию, на котором одна рекламная голограмма сменяла другую, Сара увидела все те же знакомые кадры, призывающие покупать новую линейку духов «Запаха ночи». Объемное изображение Элайн Спаркл, томно глядящее в сторону зрителя, отворило флакончик с духами и, выгибая спину, медленно выливала его содержимое на губы, заставляя капли стекать по обнаженному телу. Девушка поджала ноги, разглядывая огромную рекламную проекцию. В следующее мгновение реклама парфюма с резкой вспышкой сменилась на другую. Свет ярко разошелся по зданию и в голове Сары раздался хлопок выстрела. Вздрогнув, девушка отшатнулась от стекла, убрав от него руку и сжав холодный кулак. Мысли поплыли куда-то в сторону. Ноги стали словно ватные. Горло в мгновение ока стало сухим. Мурашки пробежались по спине.
— Сэм… — прошептала она, отступив на шаг.
Колени подкосило и девушка, ошарашенно пытаясь устоять на ногах, проскользила вниз не в силах справится с собственным ощущение паралича, охватившим ее тело. Сползая по стеклу и оставляя на нем след ладони, она опустилась на пол, поджав губы и прижав колени к груди. Ее дрожащие руки скользнули себе на плечи, как будто девушка попыталась обнять сама себя. Холодное стекло отдавало морозцем по спине и затылку. По телу, пульсируя, бегала дрожь.
Только сейчас она наконец поняла истинную причину своей тревоги. То, что заставляло ее нутро искривляться в мучительном самобичевании. То, что выскользнуло из ее головы, как дурное наваждение, когда она только открыла глаза. Теперь эта картина стояла перед ней живописно, во всех подробностях раскрываясь в ее воображении. Чаща, покрытая ночным мраком. Горящие глаза во тьме, рыщущие по ее душу. И она. Саманта. Словно по-настоящему перед ней стоящая. Все это сейчас всплывало в сознании таким реальным, живым. Рвущим душу. Гложущим.
Мрак непроглядной ночи разрезает яркая вспышка света. Ее пламя озаряет деревья вокруг, сырую землю, полную грязи и ее лицо. Пламя выстрела струится позади, словно священный свет нимба за лицом Саманты. Ее глаза, уставшие, мокрые, преисполненные ужаса, устремлены прямо на Сару. Она глядит в них, тогда, в последний раз. Огонь выстрела затухает, вокруг разносится грохот и тело Сэм падает в снег. Теплая кровь растекается лужей, смешиваясь с грязью и легкой коркой наста вокруг. Мир затухает. В нем больше ничего не осталось.
Взглотнув комок в горле, Сара сидела недвижимо, чувствуя, как нервно сокращаются ее мышцы, дергаются пальцы, мутнеет рассудок. Оглядевшись по сторонам, она все еще не может осознать. Отторгает эту мысль. Ее сознание, кричит, буквально вопит ей о том, что этого не могло произойти. Все это наваждение. Сон. Дурная иллюзия ее отравленного разума. Но нет. Она помнит все это. Она видела все это своими глазами. Это не ложь. Это случилось и от этого некуда бежать. Теперь только эта мысль наполнила ее голову. Только она крутилась, как заевшая пластинка, у нее в голове, смешиваясь с назойливым блюзом, играющим в комнате.
Сэм мертва. Все остальное в мире в этот миг отошло на второй план. Звуки, запахи, пространство перед ней. Все стало серым. Блеклым. Ничтожным.
Она мертва. Ее больше нет.
Ее сердце металось в груди, не желая смириться с этим фактом. Бешено долбясь о грудную клетку, его удары, словно громовые раскаты, проходились по телу Сары, ввергая ее в конвульсии и дрожь. Губы задрожали. Мышцы на лице судорожно дергались, пока девушка, всем чем можно пытаясь отрицать, трясла в стороны головой. Но это не помогало. В голове все еще стояла четкая картина выстрела, прерывающего жизнь Саманты. По щеке скатилась первая слеза.
Боль и пустота заполнили ее без остатка. Ее тихий плач перешел на истеричные всхлипывания, затем на стоны, а после и вовсе на вой отчаяния. Не двигаясь с места, она лишь сидела и плакала. Стиснув зубы, скривившись и дрожа. Не знала, что делать. Не знала, что думать. Она просто плакала, стонала и хрипло всхлипывала, прикрывая лицо трясущимися руками. Перед глазами стояла все та же картина. Картина, которая впечаталась в ее сознание. Больше в мире ничего не осталось. Все рухнуло. Ее трясло, словно в припадке. От горечи Сара стукнулась затылком о стекло, на которое опиралась. Затем еще раз. И еще. Сильнее и сильнее. Но даже эта боль была не в силах затмить ее душевные терзания. Слезы ручьями струились по ее лицу, сползая на шею. Девушка не просто была растеряна, или испуганна, ее мысли уже не цеплялись за то, что же с ней будет. Она просто отдалась переполнившему ее без остатка чувству потери и беспомощно рыдала, уткнувшись лицом в колени.
Время неумолимо текло, заставляя ночь убраться прочь. На горизонте задались первые лучи рассвета, золотом озаряя стеклобетонные фасады зданий. Жизнь внизу закипела еще сильнее прежнего. Город вновь перешел на свой рабочий дневной ритм. Но Саре до того не было дела. Она беспомощно лежала на обогреваемом полу, обнимая сама себя, хныча. Девушка пролежала так бессчётное множество часов. Ее красные от слез глаза болели, ломило руки и ноги, чудовищный зуд в груди не становился легче. От бесконечного повторения одной и той-же мелодии в стереосистеме, у нее кажется, уже ехала крыша. Но это все ее не волновало. Ее больше ничего не волновало, кроме бесконечного чувства опустошения, грызущегося в груди.
Всю эту ночь, которая чувствовалась нескончаемо долгой, Сара прокручивала в своей голове одну и ту же мысль. Саманта мертва. А значит теперь, тут, посреди чужого, враждебного ей мира, она осталась одна. Смириться с этой мыслью уже не получалось. Если теперь ее нет, ради чего ей дальше жить? Все последнее время, каждый день, каждый час, каждую чертову минуту и секунду она думала лишь о том, что ей нужно вернутся к Сэм. Быть рядом с ней. Прижаться к ее груди. Вдохнуть ее запах, так яро пропитанный привкусом дешевого вишневого пива. Но теперь все это казалось таким бессмысленным. Она запуталась. Понятия не имела, что теперь ощущать. Вся ее жизнь, все, ради чего она влекла свое бренное, обреченное на смерть существование, теперь не имела никакого смысла. Все это было таким бесконечно ничтожным. Абсолютно не имеющим значения.
Спина болела и больше лежать на полу она была не в силах. Корчась и стоная, Сара поднялась, едва держась на ногах. Дрожа, она проковыляла к столу, остановившись и оперевшись о него руками. Надоедливый въедчивый блюз уже впивался в мозги иглой. Опустив взгляд на свое отражение в стеклянной поверхности стола, она скривилась от отвращения. Заплаканная, трясущаяся и жалкая. Ей стало мерзко от ощущения того, кем она сейчас является. Сердце закололо до боли после очередной мысли о Саманте, пробежавшей в голове. Сара со скрежетом прочертила ногтями по стеклянной поверхности стола, поднимая взгляд налитых кровью глаз на висящую над ней камеру. Оскалившись, она уставилась в небольшой округлый прибор, снимающий ее и взирала на него, словно играясь с ним в гляделки. Если кто-то на той стороне провода сейчас смотрит на нее, пусть знает, как она его презирает.
Послышался звук открывающейся двери, от которого Сару передернуло и все внутри сжалось от напряжения. Оторвав взгляд от камеры, она посмотрела в сторону двери, которая все это время была заперта. Легонько приоткрыв ее и заглянув внутрь, из-за дверного проема показалась девушка. Заметив внутри Сару, она переступила порог, аккуратно закрывая за собой дверь.
— О, вы наконец проснулись! — радужно сказала та.
Их взгляды встретились. Перед Сарой предстала девушка, облаченная в пышное темное платьице, поверх которого был надет белый фартук. Она выглядела как самая стереотипная горничная из самых стереотипных фильмов, в которых присутствовали горничные. Заплетенные в пучок волосы и декоративный небольшой чепчик будто бы подчеркивали этот ее образ. А небольшая родинка над верхней губой довершала его.
Ровно держав в одной руке поднос с какими-то блюдцами, та улыбнулась Саре, гордо выпятив вперед приличного размера грудь и подойдя к столу, за которым та сидела. Девушка не спускала с горничной взгляда. Достаточно агрессивного, неприятного и злобного. Иного ее красные, наполненные отчаянием и болью глаза, выдать были не способны. Когда горничная заметила ее жутковатый взгляд, она остановилась, смущенно осматривая Сару, сжавшую до боли кулаки и впивающуюся в непрошенную гостью зрачками.
— Доброе утро, мисс. — после короткой паузы, добродушно сказала ей та, улыбнувшись своими пухлыми губками. Сара, кривя лицо, цеплялась за каждое ее движение, в попытке понять, зачем сюда явилась эта выряженная девка. Горничная же, в свою очередь, протянула вперед поднос, поставив его перед Сарой. — Это ваш завтрак, мисс. — услужливо кивнув ей, горничная встала рядом с подносом, снимая крышечку с первой емкости. Из-под нее тучно повалил пар, запахло чем-то вареным. — Овсяная каша с ягодным ассорти, мисс. Очень питательно и полезно, то что вам нужно для восстановления сил.
Отложив крышечку в сторону, та подвинула блюдечко к Саре, снимая крышку с другой серебристой посудины, из-под которой тоже запахло съестным.
— Яичница-глазунья, мисс. Отборные яйца. Вместе с ними две сочных говяжьи сосиски, легко поджаренные. Все это с прекрасными специями и особой приправой от нашего шеф-повара. — с улыбкой вдохнув запах, горничная подвинула тарелочку с сосисками и яйцами к Саре, которая покосилась на них с недоверием.
Тем временем легкими, но точными движениями, раскладывая перед Сарой столовые приборы и положив ей на колени тряпичную салфетку, девушка поставила рядом чашечку, обрамленную красивым дизайном из лепестков и, осторожно приподняв стоящий рядом кофейник, наполнила ту почти до краев. В воздухе, вместе с ароматом ягодной овсянки и поджаренной говядины, начал витать четкий аромат крепкого кофе.
— Ваш капучино, мисс. Свежесваренный. — шире прежнего улыбнулась та. — Чувствуете какой аромат? Кофейные нотки прямо-таки бодрят, верно?
Смерив ту надменным взглядом, Сара подвинулась от нее чуть дальше, глядя на кофе, а затем на девушку. А что если там яд? Что это вообще за хрень? Почему она сейчас выкладывает перед ней какой-то чертов завтрак? Это походило на ловушку. Одну большую ловушку, в которой она сейчас оказалась. Внутри девушки кипело недоверие и страх. А легкость и ненавязчивость этой незваной гостьи еще больше настораживала.
— Что-то не так мисс? — надув губки, та оставила кофейник. — Вы хотите другой кофе? Капучино? Американо? Или вы хотите, чтобы я разбавила ваш напиток молоком, мисс? — она переступила с ноги на ногу. — Я не понимаю. Может, вы хотите чай?
Стиснув зубы, Сара сжала руку, потянувшись к лежавшему рядом столовому ножу. Он не выглядел острым, но другого варианта у нее не было. Нужно как-то оборонять себя. Не до конца понимая, что происходит, она была в панике и меньше всего ей хотелось, чтобы ей сейчас совали какую-то мерзкую овсянку под нос.
— Мисс? — сложив руки на груди, горничная нервно поджала свои большие губы. — Что-то не так? Вы не хотите есть? Яичница слишком горячая?
Попытавшись сквозь рассеивающиеся мысли сконцентрироваться, Сара обхватила рукоять ножа, судорожно глядя на каждое мелкое движение горничной. Та, явно растерянно, стояла рядом, изображая недоумение.
— Мисс? Почему вы молчите? — осмотрев комнату, горничная на секунду задержала взгляд на камере над ними, а затем вновь обернулась на Сару. — Извините, если я сделала что-то не так, мисс. Хотите я принесу подрумяненные тосты? Сегодня к ним сделали такой вкусный малиновый джем…
Оттянув руку с ножом, Сара резко вскочила, замахнувшись и отпнув стул в сторону. Горничная, взвизгнув, отпрыгнула в сторону, с ужасом устремив взор на поднятый Сарой нож. Девушка застыла, глядя на испуганное выражение этой прислуги напротив и, помявшись, глубоко вздохнула, с ненависть ударив рукоятью ножа по столу.
— Уходи! — крикнула она горничной, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. В мыслях вновь предстал образ Сэм за мгновение до смерти. Конечности задрожали от ужаса и Сара выронила нож из рук.
— Что, мисс? — покраснев, уставилась на нее та.
— Уходи! Убирайся! Убирайся! — истерично махая руками и пытаясь сдержать льющиеся по щекам слезы, завопила Сара. — Убирайся отсюда!
— Прошу вас, мисс, простите меня! Простите! — трясла головой та, приподняв руки. — Что я сделала не так? Прошу, объясните! Вы не любите ягоды в овсянке? Глазунья вышла не слишком ровной? Вам не нравится сорт яиц?
— Иди к черту, со своей гребаной овсянкой! — схватив миску с кашей, Сара замахнулась, метнув ее со всей силы в сторону горничной. Девчушка, испуганно выпучив глаза, ели отскочила от пролетающей миски, которая врезалась в стену, запачкав ту пятном от каши. Ягоды, прилипшие к покрытию, начали мерно стекать вниз.
— Уходи! Уходи! Убирайся! — кричала Сара, не в силах выдавить из себя еще что-то. Ее поначалу грозный голос снизошел на дрожащий и нервный, а затем и вовсе превратился в скулящий вой, режущий уши. — Уходи! Уходи прочь! Пожалуйста, уйди!..
— Мисс, я… Я не понимаю. — покачивая головой и поднимая по пути к двери тарелочку из-под каши, горничная, чье лицо буквально скисло от расстройства, уставилась на Сару, пытаясь понять, что та бормочет себе под нос. Сара, у которой от заинтересованного взгляда той все внутри уже перевернулось вверх дном, всхлипнула, утирая рукой слезы с глаз и, схватив тарелку с глазуньей, подняла ее, угрожающе замахиваясь на горничную.
— Но, мисс!.. Это же отборные яйца! — едва успела выкрикнуть девчушка, когда Сара уже занесла дрожащую руку для броска.
— Засунь эти отборные яйца себе в жопу! — заливающимся от плача голосом, похожим на визг, прокричала Сара, отправляя тарелку в полет. С криком захлопывая за собой дверь, горничная едва успела укрыться от направлявшегося в нее снаряда. Тарелка со звоном отлетела от двери и две ровненьких глазуньи плюхнулись на пол, растекаясь по паркету.
— Убирай-ся… — стоная, Сара почувствовала, как ноги вновь подкашиваются. — Убир…айся… — всхлипнула она, бормоча это уже самой себе под нос. Из-за двери послышался щелчок, символизирующий закрытие замка. Утерев сопли и потирая вновь сжавшиеся от онемения кисти, Сара, хныча и рыдая, сползла вниз, опираясь на стол и уселась у его ножки, заходясь плачем. Паника и ярость вновь ушли из ее сознания, освободив место боли потери.
До скрипа стиснув челюсти, она захлебывалась слезами. Закрыв глаза и прикрыв лицо руками, Сара стонала, не желая больше испытывать это ощущение. Все вокруг раздражало ее. Казалось, что ее тошнит от всего, что ее окружало. Свет резал глаза, воздух ощущался пустым и тошнотворным, прикосновения к столу и полу, на котором она сидела, буквально доводили ее до дрожи. Даже дотрагиваясь до самой себя, Сара вздрагивала, ненавистно шипя и тряся головой. Она словно сходила с ума. Мир вокруг стиснул ее в кулак, с каждой минутой все сильнее сжимая хватку. Пытаясь выдавить из нее все соки, что у него отлично выходило.
Отвратительный, мерзкий, въедчивый блюз все еще крутился, повторяясь, в комнате. Его ужасный, сводящий с ума звук, буквально раздирал голову изнутри. Не в силах больше выносить это омерзительное пение, Сара вскочила, направившись к стереосистеме и попутно раздирая ногтями вопиющую от зуда грудь, уже красную от ее бесконечных расчесываний.
Взглянув на весело пляшущие показатели громкости стереосистемы, голограммой горящие над ней, Сара ненавистно пнула аппарат, в надежде, что тот заткнется. Но он не замолчал. Тогда девушка, в пылу эмоций, принялась пинать его ногой, до тех пор, пока та не заболела. Отступив, Сара снова расплакалась, встав у стены и почесывая грудь. Глубоко вздохнув, она покосилась на стереосистему, заметив на ней небольшую сенсорную панель, где была кнопка отключения. Покачав головой и смахнув очередную слезу, Сара шмыгнула носом и щелкнула по сенсору. Динамики тут же заткнулись и в комнате стало невероятно пусто. Где-то снаружи начали доноситься звуки города, столь приглушенные и едва заметные. Вокруг же воцарилась тишина и ничего, кроме скуления и всхлипов девушки, не наполняло комнату. Из-за этого у Сары в голове снова встал жуткий, пробирающий до дрожи образ, и она, разревевшись, рухнула у стены позади себя, тряся головой и что есть силы стуча кулаком о пол. Не найдя в себе силы сдвинутся с места, Сара отчаянно лила слезы и дрожала, пока остатки брошенной ею овсянки лениво сползали на пол со стены.

Глава 69

Стуча пальцами по клавишам, Петра поудобнее уселась в кресле, поправив плечи. После ужасной, просто катастрофической, проблемы со связью, ей пришлось немало отчитываться перед гостями Сиренити-тауер за перебои в работе. Ей было не привыкать улыбаться в лицо тем, кто, плюясь желчью, обвинял ее работников в некомпетентности или проблемности. Уж где-где, а здесь она умела держаться молодцом. И в этот раз тоже не подкачала. Все-таки, какими бы не были сотрудники этого здания, все они находились в ее непосредственном подчинении. Если кто-то обвинял, задевал или не уважал их, значит в первую очередь – он не уважал ее. А такого мисс Парчес терпеть себе не позволяла. Все-таки она тратила огромные силы и время, а главное – нервы, на то, чтобы все в этом здании циркулировало, как надо. Почти ничего, что происходило в Сиренти-тауер, не проходило мимо взгляда Петры. Потому весь свой день она проводила в заботах и проверках, контроле качества работы, обслуживания и все, чем был наполнен этот колоссальный бизнес-центр. У нее редко выделялось свободное время на что-либо. Потому что Петра знала – работа прежде всего. И если у ее сотрудников были вахтовые графики, выходные или отпуска, Петра всегда была здесь. Ведь нельзя же позволить бросить все на самотек? Что тогда случиться с этим зданием? Да даже с этим городом! Позволить себе упустить что-то из виду она не могла.
В последнее время ее очень часто донимал Айзек Андерсон, если не лично, то через своих агентов или юристов. В это время года, когда наступала весна, суматоха вокруг его выставки достигала глобальнейшего масштаба. «Андерсон Кибердевелопмент & Электроник Экспо» проходила раз в несколько лет, будучи главной выставкой достижений в кибернетике, роботостроении и прочих электронных технологиях. Особенно напряженной она была именно для нее, для Петры. Ведь не каждый день ей приходилось постоянно готовить выставочные залы к такому наплыву людей, а персонал буквально дрессировать, как себя вести и что делать в любой из возможных ситуаций. Дело в том, что Сиренити-тауер часто полнился одними и теми же гостями. Кинозвезды, телеведущие, модели, богатые акционеры корпораций, предприниматели, банкиры и министры. Все они жили тут и варились в своем собственном соку, как мясо на сковородке. Петра знала почти всех их привычки, их желания и странности, знала то, что им не нравится и то, чем их можно ублажить. Этот бизнес-центр был эдаким сосредоточием элиты всей Джорджии. Не каждый в Атланте мог попасть на верхние этажи этого здания.
Тем пуще, когда столицу наводняли приезжие, слетающиеся сюда как пчелы на мед из-за океана, или соседних республик, расположенных вдоль восточного побережья Америки. Конечно, даже несмотря на очень выборочный контроль тех, кто сюда попадет, Петра находилась в состоянии глубочайшего стресса всегда, когда выставка начиналась. Такие толпы народа обслуживать даже всем членам ее персонала, вызванным из отпусков и перерабатывающих, было очень сложно. К тому же ее жутко напрягали эти гости. Даже учитывая то, что за всеми ними тщательно следили агенты Беверли. Все-таки, Атланта была местом, достаточно изолированным от неприятного внешнего мира вокруг. Потому, когда из других стран сюда слетались все, кому повезло получить приглашение от мистера Андерсона, с них не спускали глаз. По большей части они являлись сюда взглянуть на новые достижения кибернетики, более продвинутые импланты, лицезреть представления новых моделей техники, вроде телефонов и телевизоров с голографическим экраном. Но самые важные лица всегда прибывали сюда, не чтобы взглянуть на прекрасные достижения технологий корпорации Айзека Андерсона, а чтобы закупиться частью его акций, или наладить торговлю с республикой. Именно потому «Андерсон Кибердевелопмент & Электроник Экспо» была больше, чем простым развлечением для масс, жаждущих увидеть новые дорогущие импланты, на которые они могут потратиться. Это был огромный рынок, на котором были выставлены куда более важные товары – власть и влияние. Именно потому каждый раз, когда это начиналось вновь, мигрень Петры давала о себе знать.
Глотнув освежающей минеральной водички со льдом, она продолжила распределять залы под стенды, размечая их на экране перед собой, и одновременно с этим, отвечать на непрекращающиеся звонки, направляемые колл-центром прямиком ей на связное устройство в ухе.
— Естественно, стенд для вашей выставки уже забронирован. Да, именно тот, что вы хотели. Нет, я сообщу вам, когда нужно будет прибыть для возведения вашей сцены. Нет, не переживайте. В любом случае у меня есть колл-центр.
Щелкнув по кнопке переключения звонка, Петра помассировала виски, которые уже пульсировали от напряжения. Поправив очки и не отрывая глаз от экрана, она приняла очередной звонок.
— Да? О, добрый день. Конечно, я помню о вашей заявке. Отдел заказов ее уже обрабатывает, можете не переживать. И вам всего наилучшего. Приятного вечера. — как можно более милым голосом ответила Парчес в микрофон, несмотря на суровейшее выражение ее лица, переполненное сосредоточенностью.
Выделив еще один зал, Петра пометила его, как стенд внеочередной компании, записавшейся на выставку. Их было так много, что Петра волей-неволей, чуть ли их не путала. Но ей было бы непозволительно назвать клиента другим именем, потому часто она заглядывала в свой планшет, освежая память о тех, кто бронирует места на выставке.
— Ало, — снова щелкнула Петра по переключению звонка. — а, миссис Андерсон. Да, спасибо, и вам того же. Нет-нет, конечно, я не против. Приезжайте, как только у вас выделиться время. Ваши дочери уже соскучились по вам. — махнув проходящему мимо официанту, указывая, чтобы тот поправил свой подмявшийся жилет, отвечала той Петра. — Ах, ну да, естественно. Я знаю, что в первую очередь вы приедете проверить подготовку к выставке. О, поверьте, все идет полным ходом! В этот раз клиентов даже больше, чем в прошлый раз! Конечно! Всего доброго! Мы ждем вас. Я уже бронирую вам комнату. До свидания.
Быстрыми движениями пальцев Петра набрала номер рецепшена на гостиничных этажах небоскреба, подмечая, ответят ли ей с промедлением. Нет, все было точно. Ее номер сотрудники брали куда быстрее прочих.
— Номер-люкс для миссис Андерсон. Лучший из свободных. Быстро. — суровым приказным тоном бросила она, переключаясь на колл-центр. — Свяжите меня с мисс Абигейл. Как это нет в личных апартаментах? Переведите звонок на ее мобильный телефон.
Звон в трубке продолжался достаточно долгое время. Почти полторы минуты. Неприемлемая задержка для Петры, учитывая груду дел, которая свалилась на нее на эти ближайшие месяцы. Впрочем, чего еще было ждать от мисс Андерсон. Эта девушка была крайне… своеобразной особой.
— Ало? — наконец-то выпалила Петра, когда ее звонок взяли. — Мисс Абигейл? Я вас не беспокою? О, простите, я не отвлеку вас надолго. Звонила ваша мать, сказала, что она вскоре посетит вас. — передала информацию дочери Андерсон женщина. — Что? Эм… Нет, я не знаю. Нет, не передавала. Но вы можете сказать об этом своим сестрам, я уверена, они будут в восторге. Что? Что смотрите? — Петра нахмурилась, обратив внимание на то, как нагло Абигейл Андерсон сбросила ее звонок. Кажется, сейчас она была в кино со своим молодым человеком. Причмокнув и покачав головой, Петра тут же принялась отвечать на следующий звонок. Один из многих, что переполняли ее линию.
Уже вечерело и когда Петра закончила все свои дела, разобрав кучу поступивших заявок, большинство сотрудников уже заканчивали рабочий день. Теперь в холлах Сиренити-тауер переставала кипеть деловая и начиналась ночная жизнь Атланты. Люди в своих вечерних платьях и костюмах наполняли коридоры, направлялись в бары, рестораны, кинотеатры и ночные клубы. После тяжелых трудовых часов, в которых они вертелись, как белки в колесе, наступало время для отдыха. Заветный ночной час, во время которого они наконец могли истратить свои деньги, которые текли в их карман день за днем. Проходясь по этажам снизу-вверх и проверяя заканчивающие работу отделы, Петра улыбаясь, распускала сотрудников, позволяя им наконец передохнуть после долгого рабочего дня.
Этаж за этажом, минуя холлы, полные неспешно бродящих между витринами людей, она поднималась все выше, кивая проходящим мимо гостям и желая им провести вечер как можно более приятно. Остановившись у очередной витрины и глядя на свое отражение в ее стекле, она поправила две спицы, держащие пучок у нее на затылке, чтобы они казались еще ровнее, чем были. Оглядев весь свой вид, она поддернула юбку, провела руками по выбеленной рубашке, проверяя насколько ровно она выглажена и, присмотревшись к лицу, поправила очки и помяла губы, надеясь, что помада нанесена как можно более равномерно. Теперь, когда все в своем виде ее устраивало, она улыбнулась самой себе в отражении и, покручивая перстни на пальцах, направилась к лифту.
Когда двери прибывшего лифта со звоном распахнулись и Петра шагнула внутрь, она пересеклась с министром Картер и ее дочерью Джилл. Юная девушка тут же кивнула ей в знак приветствия, а Хелен Картер, смутившись от неожиданности, попыталась поскорее убрать свою сигарету в карман, как только заметила управляющую. Петра заметила этот ее жест, но ничего не сказала, встав рядом с ними и приветственно кивнув в ответ.
— Приятного вечера. — улыбнулась им Петра, так, как улыбалась всем.
— Спасибо, мисс Парчес. — в отличии от выверенной офисной улыбки Петры, улыбка юной Джилл Картер была на удивление теплой и искренней. Темноволосая девушка, с ровно выпрямленными локонами, спускающимися ниже плеч своим милым личиком и впрямь походила на юную Хелен Картер. Ее большие глаза и ровные губы, в купе с не слишком маленьким, но аккуратным, носиком, все вместе сходились в достаточно приятную мордашку. Кроме всего ямочка на подбородке и выделяющиеся скулы один в один выдавали в ней материнские гены. Смотреть на этих мать с дочерью было словно смотреть на молодые и не слишком фото одного человека.
— Благодарю. — кивнула Хелен Картер, отведя взгляд в сторону и посматривая на ползущий индикатор этажей над дверьми. Они неслись достаточно быстро, чтобы оказаться на нужном этаже уже через пару мгновений. Это юркое путешествие на бешено скорости вверх-вниз всегда заставляло сердце Петры сжаться. От столь быстрых лифтов у нее часто кружилась голова. Именно потому она больше любила лестницы.
— Спасибо, мисс Петра. — скоромно улыбнулась ей Джилл, когда двери лифта распахнулись перед ними на нужном этаже.
— За что, мисс Картер? — поправив под рукой планшет, первой шагнула из лифта Петра, поправив очки. Доктор Джилл поправила свои вслед за ней.
— Там, в аэропорту… — вздохнула девушка.
— Оу, не стоит благодарности. — подняла руку Петра, как бы приказывая Джилл остановится. — Я всего лишь делала свою работу.
— Но вы спасли нас! Солдаты генерала прицелились в меня и…
— Стой, — оборвала ее Хелен Картер. — прицелились? Ты же сказала, что вас просто окружили. Эта сумасшедшая, что, наставила на тебя оружие?
— Ох, — вздохнула девушка, отведя от матери взгляд. — я просто не хотела тебе говорить. Все-таки…
— Все-таки что? — голос Хелен стал полным праведного негодования. — А если бы они тебя ранили? Или если бы открыли огонь?! И если… О, боже, да как она посмела?!
— Но ведь все обошлось! — выпучила глаза Джилл.
— Обошлось? Ты так это называешь?
— Мисс Парчес с агентами госбезопасности спасли нас. — пожала плечами Джилл. — Если бы не они, то вот уже тогда, возможно, все и впрямь могло кончится плохо.
— И мне об этом никто ничего не сказал? — теперь взгляд министра был обращен уже на саму Петру. — Госпожа Парчес, как так? В мою дочь целятся прямиком тут, в столице, а мне об этом никто и ничего не говорит?
— Прошу, понизьте тон, — нахмурилась Петра, пересекаясь взглядами с Хелен Картер. — я не имею к выходкам генерала никакого отношения. В конце концов тут вы заседаете в совете министров, может там и спросите у Кассандры Аберкромби, что тогда взбрело ей в голову. А на меня голос повышать… уж увольте.
Министр Картер глубоко вздохнула, убрав руки в карманы своего пиджака и медленно поравнявшись с дочерью и Петрой.
— Извините… — причмокнула министр.
— О, не стоит, вы не сказали ничего такого. — снова засияла своим театральным добродушием Петра. — Поверьте, часто, здесь, от клиентов, я выслушиваю ку-у-уда менее приятные вещи. А ваша материнская забота, скажем прямо, понятна и похвальна.
— Спасибо. — кивнула Хелен.
— А что насчет девушки? — поправила свой белый халат, одетый поверх теплого свитерка, Джилл. — Как она? Мне так никто ничего и не сказал?
— Именно это я сейчас и планирую узнать. — ответила ей Петра.
— Майерс сказала, что операция прошла успешно. — вставила свое слово Хелен Картер. — Но это был критический случай. Видимо, даже для такого… “именитого” деятеля наук, как доктор Мойра.
— Да, эта бедняжка чуть не умерла у меня на руках. — вздрогнула Джилл.
— Ты спасла ей жизнь. — нежно провела рукой по спине дочери Хелен, похлопав Джилл по плечу. — Ты молодец. Я горжусь тобой.
— Счет шел на минуты, — покачала головой Джиллиан Картер. — а ведь если бы доктор Мойра не среагировала так быстро… Знаете, в какой-то мере она гениальна.
— В какой-то… — неуверенно ответила Хелен.
— Она ведь работала с доктором Райт, правда? — мечтательно протянула Джилл. — Хотела бы я больше узнать о ней. Она была такая умная, столь многого добилась. Как жаль, что она умерла. Я хотела бы быть как она.
Министр здравоохранения, слушая дочь, нервно поджала губы.
— Думаю, было интересно поработать с ней. Может теперь, после такой опасной миссии, ты все-таки переведешь меня в более старший отдел? К доктору Мойре? Я ведь доказала свою пригодность даже в полевых условиях. — хихикнула Джилл.
— Ты считаешь это смешно? — министр вновь стала крайне серьезной. — Будь я тогда там, я бы Моралесу в глотку вцепилась, лишь бы не дать ему забрать тебя на вылет. Да как ему это вообще в голову взбрело?
— Я и моя группа были одними из немногих, кто оказался у него под рукой.
— Пф, — фыркнула Хелен. — вот окажись он у меня под рукой… Я бы показала ему как утаскивать гражданских на свои чертовы вылеты.
— Но ведь все обошлось… — Джилл явно взгрустнулось.
— Это еще как сказать. — проворчала министр.
— Я слышала, вам уже выделили средства и группы для будущих медицинских осмотров? — теперь уже Петра решилась вставить свое слово.
— Да, — кивнула министр Картер. — да. Бенедикт лично говорил со мной об этом. Когда состояние девушки придёт в норму, нам нужно будет провести полнейшее обследование. Майерс уже все мозги мне промыла с этим. Так как там девушка, Петра?
— Говорю же, именно это я и намереваюсь узнать. — сказала, попутно отвечая на отчеты в планшете, Петра.
— А можно будет мне присоединиться к этому обследованию? — сняв очки, чтобы протереть их о край кофты, обратила взгляд к матери Джилл.
— Это решение зависит не от меня. — нахмурилась министр.
— Ну, мам… — опустила взгляд девушка. — Я ведь все же спасла эту девушку. Может, мне все-таки объяснят, для чего я так рисковала жизнью?
— Здесь имеет место государственная тайна, мисс Картер. — оборвала ее мысль на полуслове Петра. — Я, конечно, ничуть не сомневаюсь в вашей честности и умении хранить секреты, но ничего с этим поделать не могу.
— Вы только еще больше заинтриговали меня, управляющая. — снова нацепив очки, усмехнулась Джилл.
— Ты, несомненно, хороший врач, Джилли, — с теплотой и явной гордостью, сказала дочери министр. — но это дело… Оно, как бы это сказать, несколько другое. Я… Ну…
— Думаю, вам придётся обойти все этажи, пересидев в сотнях офисов. От Беверли до Мойры Майерс, мисс Джилл. Пройти все эти вечные проверки… — покачала головой Петра. — А проводят их не самые приятные из людей.
— Все же, столько бучи вокруг одной девчушки? Что с ней не так? — провела по волосам Джилл. — Я, конечно, не прошу говорить. Но ведь за ней послали целую армию.
— А вот на эти вопросы ни я, ни министр Картер, тебе ответить уже не можем, Джилл. Потому что в ином случае, думаю, нам придётся иметь дело с Беверли. А это… всегда неприятно. — пустила смешок Петра. У Хелен Картер же эти слова никакого смеха не вызвали и та отвела недовольный взгляд в сторону, не находя места рукам в карманах.
— Да, понимаю, мисс управляющая. Все-таки, это госбезопасность… — с серьезным видом ответила Джилл.
— Дело не столько в этом, сколько в его запахе. — иронично улыбнулась девушке Петра, сбрасывая очередное сообщение на планшете. — Он чудовищнее любых невидимых щупалец его агентуры.
— И правда, одеколон у него и впрямь ужасен. — прикрыв рот ладошкой, посмеялась Джиллиан.
По мере их продвижения по этажу, неподалеку начали доносится крики. Все трое женщин сразу же узнали ворчливый, низкий бас, проходящийся по ближайшему коридору громогласными вскриками. Его причина мгновение спустя встала у них перед глазами. Огромный, толстый человек, непрестанно жестикулируя, кричал на мявшуюся рядом с ним Глорию, которая стыдливо отвела глаза, молча выслушивая льющуюся на нее брань.
— Прошмандовка, да ты вообще смотришь, куда прешь?! — Френсис Ридли, сжав свои толстые пальцы, напоминавшие переваренные сардельки, помахал кулаком перед лицом горничной.
Не слишком большого роста, но очень тучных размеров тела, министр иностранных дел был известен всем своим неприветливым характером и грубым языком. Выпирающее вперед пузо, которое вечно трепыхалось вверх-вниз, словно желе, при его нервном дыхании, всегда выходило из комнаты вперед его самого. Его хмурое, вечно красное лицо с потным лбом, украшал увесистый второй подбородок. Легко вьющиеся волосы уже проела седина, а со лба к затылку ползла лысина, оставляя на макушке лишь жиденькую поросль в виде вдовьего пика. Свой недостаток волос министр Ридли компенсировал обширными, густыми бакенбардами, сползающими с его седых висков и опускающимися до самого подбородка. Вьющиеся волосы на них всегда были неровными, сколько бы министр их не разглаживал. Его надутые, толстые губы и нос картошкой, тоже не придавали его виду симпатичности. Петре всегда казалось, что кто-кто, а министр иностранных дел должен выглядеть попривлекательнее.
Но, видимо, почивший президент Паттерсон считал, что внешность не самое главное в людях и потому назначил Френсиса Ридли на эту должность за более профессиональные качества. Несмотря на свой мерзкий характер и неприятную речь в обыденное время, министр Ридли был скользким подхалимом на публике. Особенно, когда разъезжал по своим представительствам в ближайшие республики, находившиеся с Джорджией по соседству, чтобы лизать пятки тамошним правителям. И, лизал он их, видимо, крайне успешно, потому как торговля республики с соседними государствами шла полным ходом. Иногда его скользкий язык, проникающий какому-нибудь развесившему уши политикану в задницу, выторговывал прямо-таки невероятные условия государственных сделок для Джорджии. Что еще нужно для политика? Наверное, именно поэтому в свое время Хьюго Паттерсон и назначил его на эту должность. И, наверное, только из уважения к решению экс-президента, первый министр не торопился снимать Френсиса Ридли с насиженного им места.
— Простите, сэр. — отступила Глория, расторопно нагибаясь, чтобы подобрать поднос, который она уронила. Френсис Ридли, скривив свою пухлую физиономию, вынул из кармана платочек, принявшись оттирать свой пиджак от испачкавшего его соуса, упавшего прямо на министра.
— Ты хоть знаешь, сколько стоит этот гребаный смокинг, криворукая ты сука? — стиснув зубы и пыхтя от одышки, которой он крайне сильно страдал, министр натирал пятно от соуса, пытаясь его свести.
— Я сейчас все уберу, сэр! — собирая рассыпавшиеся по полу блюдца на поднос, Глория торопливо пыталась сделать свое дело.
— Тупая коза, нужно же хоть иногда держать глаза открытыми! — соус явно не желал поддаваться министру, сильно пропитавшись в его одежду. — Вот же черт! Уж поверь, после такого долго ты здесь не задержишься, девка! — угрожающе бросил ей министр
Цокая каблуками, Петра резко пошагала к ним, нахмурив брови и оторвавшись от обеих Картер. Глория, протиравшая остатки соуса на полу и ворчащий себе под нос министр тут же обратили на нее внимание.
— О, госпожа управляющая! — покосился на нее Ридли, шмыгнув своим огромным носом. — Вы как раз вовремя! У меня нашлась для вас кандидатура на увольнение!
— Что?! — испуганно всхлипнула Глория, поставив поднос на ближайший столик и сжав в руках грязную тряпку.
— Что слышала, — проворчал Ридли. — ты уволена!
— Что здесь происходит? — показательно поправив очки, встала в деловую позу Петра, прижав к груди планшет и оглядывая горничную и министра.
— Эта шлюшка только что врезалась в меня и облила соусом мой новый костюм! — указал на пятно министр. — Выкиньте ее отсюда к чертовой матери!
— Я… Я… — явно побаиваясь, сжалась Глория.
Петра, поджав губы, осмотрела девушку, а затем перевела взгляд на пыхтящего от негодования министра, оставившего тщетные попытки убрать след соуса со своей одежды.
— Повторите, что вы сейчас сказали, министр Ридли, сэр? — с высоты своего статного роста поглядела на невысокого толстяка Петра.
— Что? — убирая платочек в карман, Френсис Ридли причмокнул губами.
— Я попросила повторить вас, что вы сейчас сказали?
— Я сказал, что эта мерзкая девка облила меня каким-то дерьмом, — прохрипел министр, утерев нос. — как обычно, никто ни черта не относится к своим обязанностям подобающе. Увольте эту дуру, чтобы знала, как бродить тут хер пойми как и не глядя перед собой.
Петра снова посмотрела на Глорию.
— Все было так, как он говорит? — приподняла бровь она. Горничная, покраснев, поджала губы и покачала головой. — Я так и думала.
— В смысле? Вы что, поверите этой шлюхе? — недовольно выпалил тот.
— Вы назвали мою работницу “козой”. Я пропустила это мимо ушей. Вы назвали ее “шлюхой”, но я стерпела. Но когда вы сказали, что никто в этом здании не относится к своим обязанностям подобающе… — лицо Петры наполнилось гневом. Подступив ближе к Ридли и ткнув в него пальцем, девушка буквально впилась в его мелкие, недовольные глазенки взглядом. — Здесь мои работники все и всегда отвечают передо мной. Никто и никогда не занимает свою должность, если этого не заслуживает. И если вы оскорбляете моих работников, министр, — процедила Петра. — вы оскорбляете меня. — теперь ее палец указывал на себя саму. — Глория работает тут уже пять лет. И за эти пять лет она ни разу, повторюсь, ни разу, не роняла подносы. Ни-ког-да! Я скорее поверю, что на это место сейчас упадет ядерная бомба, чем в то, что Глория “случайно” уронила этот поднос.
— Да вы рехнулись, Парчес? — взвопил Ридли. — Вы что, вступаетесь за эту суку? Да как вы…
— Попрошу подбирать выражения тщательнее, или закрыть рот, министр. — прожигая его взглядом, выпрямила плечи Петра, потерев переносицу. — Если я не ошибаюсь, вы спешили куда-то по делам? Так прошу, — отступила она в сторону, указывая Ридли дорогу вдоль коридора. — продолжайте свой путь. Больше вас я тут не задерживаю.
Министр, тяжело дыша и ненавистно глянув на Петру, одернул свой пиджак, пошагав дальше и ворча себе что-то под нос. Когда Хелен Картер кивнула ему в знак приветствия, тот не обратил на нее внимания, прошествовав мимо.
— Я буду жаловаться Маккриди! — крикнул он, указав на Петру и Глорию пальцем. — Может кроме этой кривоногой горничной нам требуется еще и новая управляющая! — жутким басом проревел он, скрываясь в лифте.
Глория, наконец выдохнув, опустила взгляд в пол, покачав головой и положив свою тряпку, которой потерла пол на заполненный посудой поднос.
— Спасибо, мисс Петра. — благодарно кивнула ей горничная.
— Не за что, Глория, — убедившись, что из носа не кровоточит, наконец убрала руку от лица Петра. — это моя работа.
— Я несла посуду на кухню, как он выскочил из-за угла и отпихнул меня в сторону, — поправила помявшийся фартук Глория. — я не смогла удержать посуду и… ну, вы видели.
— Да, редко кто управляется с горой посуды в руках так, как это делаешь ты, Глори. Помнится, как Оливер со своей шваброй чуть было не сбил тебя с ног, когда ты балансировала с двумя подносами в руках. — улыбнулась управляющая. — Я уже думала, что придётся заказывать новый набор посуды, но… Вот так удивление, ты все это удержала.
— Но тут не смогла. — надула губки Глория.
— Оу, не переживай, дорогая. Меньше слушай эти претензии и больше делай. Уж я-то знаю, какой ты кропотливый и трудолюбивый работник.
— А что, если… — горничная помялась. — А что если он уволит меня?
— Пф, — хмыкнула женщина. — чтобы уволить тебя, ему сначала придётся уволить меня. Посмотрим, как у него получится это.
— Я вам очень благодарна, мисс Петра, — улыбнулась ей девушка. — если бы не вы… Вы так вовремя…
— Стой, — подняла указательный палец Петра, прерывая ее речь. — останови свои благодарности и неси посуду на кухню. То, что тебе на пути попалась одна свинья, еще не значит, что теперь нужно превращать все здание в свинарник. — кивнула она на пятно от соуса на полу и грязную посуду на подносе. — И скажи Кейси, чтобы протер это. — кивнула она вниз.
— Уже бегу, мисс Петра! — подхватила поднос Глория, устремившись в сторону кухни.
Попрощавшись с министром здравоохранения и ее дочерью, Петра направилась к лестнице, ведущей на уровни выше. Перед этим, Хелен Картер напомнила ей о обследовании, которое ее люди должны провести. Женщина пообещала ей разобраться с этим, понятия при этом не имея, что ей делать. Хотя, в конце концов, она сама на это согласилась.
По коридору, весело вереща, пробежали две дочки мистера Андерсона, что-то друг-другу крича. Они вечно носились по всем этажам, хулиганили, делали глупости и в целом проводили время так, как проводят его все обычные дети. Но в отличии от обычных детей, этими почти не занимались родители, оттого их самомнительный характер и развязность иногда удивляли даже Петру. А, что еще забавнее, даже отчитать их ей было нельзя. Также по понятным причинам.
Остановившись неподалеку от уголка с кофейными аппаратами и машинами с закуской, Петра заметила стоявшего у них старшего коменданта. Алекс Моралес, размяв шею, пригнулся, разглядывая аппарат. Женщина, расправив плечи и подтянув юбку, вновь посмотрела на свое отражение в ближайшем стекле и, убедившись, что ничего не нарушает ее вид, состроила серьезное лицо и, кашлянув в кулак, подошла к коменданту, сжав в руках свой планшет и прижав его к груди.
— Петра. — кивнул ей в знак приветствия Алекс, глядя на аппарат и постучав по нему ладонью.
— Комендант. — легонько улыбнулась ему женщина, стараясь сохранить серьезное лицо. — Какие-то проблемы?
— Сущий пустяк, — покачал головой комендант. — но кажется этот аппарат сломался. — Моралес вновь постучал по кофе-машине. Та ворчала и кряхтела, но сквозь скрежет все же отказывалась наливать ему кофе в уже вывалившийся стаканчик.
— Что? — взволнованно приподняла бровь Петра Парчес. — Немыслимо!
— Да уж, что не день, а этот проклятый аппарат все не хочет выдавать мне кофе. — фыркнул мужчина. — Видимо я ему не нравлюсь.
— Я сейчас же направлю сюда ремонтников, господин комендант. — потерев большими пальцами края планшета, поерзала в юбке Петра.
— Думаю здесь просто нужен новый кофейный аппарат. — комендант стукнул по нему еще раз, наконец поднявшись и покачав головой. — Этот уже изжил себя.
— Да. Наверное так. — бегая взглядом от коменданта к аппарату и обратно, кивнула Петра, поджав губы.
— Закажете новый? — взглянул на нее комендант, привычно подтянув пучок у себя на затылке. Петра, поерзав, взяла планшет под руку, поправляя спицы в своем пучке, в ответ.
— Думаю да. — кивнула она.
— Может, тогда мы с вами сможем наконец нормально выпить кофе. — хмыкнул Алекс Моралес.
— О, вы же знаете, я его не пью. — держа серьезный тон сказала ему она.
— Ах, да. Точно. — отвел взгляд в сторону пейзажа города за окнами Алекс.
— Но, в ближайшее время аппарат починят. Или заменят. Обещаю.
— Не стоит нагружать себя лишними заботами, госпожа управляющая. В конце концов, сейчас здесь итак полно дел.
— И то верно. — кивнула Петра, вместе с комендантом глядя на город.
— Как там девчонка? — мельком покосился на Петру Моралес.
— Все так за нее пекутся, — пустила смешок женщина. — хотя, впрочем, оно и понятно. Ну, сейчас я как раз и иду проверить ее состояние.
— Если с ней что-то не так, первый министр мне голову открутит. — завел руки за спину старший комендант, набрав воздуха в грудь. — Она была на волосок от гибели.
— И все же вы храбро спасли ее. — улыбнулась Петра.
— Девчонка – это одно. К тому-же, она уже не проблема, раз находится здесь. Все мы знаем, кто настоящая проблема, верно, мисс Парчес?
— Разве вы не разогнали уличные беспорядки в Мейконе? — потерла переносицу Петра.
— Мы потушили пламя в Мейконе, но этим все не закончится. А все они словно не понимают этого. — нахмурился Моралес. — Мы знаем, кто стоит за всем этим. И я скажу тебе, что он не остановится. Да, он потерпел поражение. Но для нас это еще не означает “победа”.
— Ваш… кхм… — осеклась Петра. — Вы думаете, что эти террористы еще решаться нанести новый удар? Это было бы чудовищно.
— Они решатся. Когда-нибудь уж точно. — стиснул зубы старший комендант. — Мы задавили их бунт. В очередной раз. Но их лидеры все еще живы. И они на свободе. К тому-же, несмотря на то, сколько потерь они понесли, люди у них еще остались. Да, я оставил Олдриджа в Мейконе, заведовать комендантским часом. Мы усилили патрули в Саванне. Теперь из-за Аберкромби еще и вся Атланта стоит на ушах. Но значит ли это что мы защищены? Конечно нет. Но никто из них, ни Ридли, ни генерал, ни Хелен Картер… Они не понимают этого. Потому что они не видели того, что видел я каждый день на протяжении последних чертовых месяцев.
— Так может, вы попробуете убедить их?
— Шутите? — обернулся на нее Моралес. — Вы думаете я не пытался?
— Быть может, первый министр как-то сможет на них повлиять?
— Тогда найдите мне кого-то, кто смог бы повлиять на первого министра. — недовольно ответил ей комендант.
Они еще несколько мгновений стояли рядом в неловком молчании, как вдруг, с диким рыком, кофе-машина разразилась потоком кипятка, плеская им через края кофейной чашки. Петра ели успела отскочить, пока ее не ошпарило. Под автоматом из-за этого фонтана, который не желал прекращаться, уже начала образовываться парящая лужа.
— Вот черт! — прикрыв собой Петру от брызг кипятка, отвел ее в сторону старший комендант.
— Я срочно вызываю ремонтников! — недовольно протараторила Петра, переключаясь между каналами на своем связном устройстве. Еще раз переглянувшись с стоявшим почти вплотную к ней старшим комендантом, она кротко кивнула ему в знак прощания, и получив такой же ответ, поспешила подальше, от места поломки, спешно приказывая ремонтникам прибыть и разобраться с этим.
Добравшись до нужного коридора, она провела своим браслетом рядом с панелью проверки, а затем, положив ладонь на детектор, глянула в камеру, сканирующую сетчатку ее глаз. Детектор пикнул, моргнув зеленым и открывая двери.
Прошествовав по длинному коридору, вдоль которого стояли облаченные в белое охранники здания, кивавшие ей в знак приветствия, она добралась до нужной двери, остановившись у столика и щелчком пальца включив записи камер. Вспыхнув, голографическая проекция всплыла перед ней, выстраивая трехмерное изображения происходящего внутри. Все было на своих местах, как и раньше. Казалось, даже сама девчушка никуда не сдвинулась с прошлого раза, когда Петра заглядывала сюда. Она все еще сидела у окна, уткнувшись головой в колени и дрожала. Вздохнув и поправив очки, Петра волнительно покрутила перстень на большом пальце, положив свой планшет на столик. Ей нужно было что-то делать, желательно, решительно и без сомнений. Потому что ей ясно дали понять, что, если ситуация не улучшится, ею займутся люди Беверли. А вверять эту девушку в руки агентов госбезопасности ей хотелось в последнюю очередь. Значит, проблема это несомненно лежала на ее плечах.
Спешно поднимавшаяся сюда Глория прошла на этаж на пару с Венди Картрайт. Юная девушка с ярко-крашенными волосами помахала Петре, кивнув в знак приветствия. Петра ответила ей тем же легким кивком, понимая, что мисс Картрайт бежит, вероятно, по делам. Она не была самым трудолюбивым из работников, но, по определенным причинам, Петра многое ей позволяла. В конце концов, Венди была смышленой и умела, когда нужно, держать рот на замке. Именно это было одной из вещей, дававших ей привилегии на подработке в Сирентити-тауер.
Горничная, удерживая на одной ладошке очередной поднос с едой, подошла к Петре, остановившись и поставив свою ношу на столик. Помявшись, девушка волнительно посмотрела на дверь рядом, вздохнув.
— Что, снова не хочешь идти к ней? — глянула на нее Петра.
— Вовсе нет, мисс. Я не жалуюсь. — пожала плечами Глория. — Просто, понимаете, когда она в тот раз…
— Да-да, я видела запись. — управляющая посмотрела в дисплей на остатки каши, которые уже засохли на стене. — Ты так и не прибралась там?
— Каждый раз, когда я относила ей еду, я думала об этом, мисс Петра. Но все же, боясь ее разбудить, не решалась. — поджала пухлые губки Глория. — Вдруг эта девушка опять сорвется? Она чуть не попала мне в голову блюдцем из-под глазуньи!
— Сколько уже дней, ты говоришь, она отказывается есть?
— Ну, не то, чтобы отказывается, мисс… — погладила себя по шее горничная. — Просто, знаете, она даже не притрагивается к тем блюдам, что я приношу, пока она спит.
— Я спросила тебя не об этом. — резко вставила Петра. — Я спросила сколько именно дней она отказывается от еды?
— Три дня, мисс Петра. — отвела взгляд Глория.
— Вот черт. — скривилась женщина, подтянув свои очки и помассировав зазудевшую переносицу. — Это очень плохо.
— Ну, в самом деле, не с ложечки же мне кормить ее, мисс? — расстроенно оправдывалась горничная. — Нет, конечно, если потребуется, я не откажусь. Но, знаете, едва ли эта девушка мне это позволит. Она запустила мне в голову…
— Да, я помню, Глория. — снова оборвала ее Петра. — Это произвело на тебя столь сильное впечатление?
— Я… — голос девушки наполнился грустью. — Я впервые увидела такую ненависть к себе от незнакомого человека, мисс Петра.
— Ох, Глори, — посмотрела на нее управляющая, поднявшись со стула и положив руку ей на плечо. — не переживай так.
— Не могу, мисс. Это словно застряло в моей голове. Она была так зла…
— Эта девушка многое пережила. Думаю, сейчас она находится в состоянии жутчайшего стресса. Сама пойми, оказаться здесь, после операции, в таком состоянии. — потерла ее плечо Петра, пытаясь приободрить. — Не вини ее, Глория.
— Я и не виню, мисс Петра. Просто это так… странно? Мы ведь даже не знакомы. Я впервые увидела ее, а она кинула мне в…
— Слушай, я знаю, как это выглядит. Но не стоит держать зла на эту девушку. В конце концов, ну, — Петра задумалась. — как бы это сказать… Она…
— Очень важный гость здесь? — прищурилась Глория.
— Да, — резко улыбнулась ей Петра. — о-о-очень важный.
— Это я поняла еще когда ей предоставили номер-люкс на этаже президиума. — хихикнула Глория, посмотрев на девушку в записях камер. — Но что с ней стряслось? Отчего такая реакция на все? Она же… до сих пор плачет? О Господи, как мне теперь отнести ей блюда? — устремила взгляд своих большущих глаз на поднос Глория.
Петра, задумавшись и потирая подбородок, переводила свое внимание то на девушку в объективе камер, то на Глорию, то на поднос с блюдцами, от которых исходил пар и приятный запах. Покрутив кольцо на среднем пальце, она улыбнулась горничной, еще раз похлопав ее по плечу.
— Знаешь, Глори, не переживай. Я займусь этим сама.
— Сами? — удивленно вылупилась Глория. — Но, мадам, а вам удастся отвлечься на это? У вас же столько дел…
— И теперь это – одно из них. — утвердительно ответила ей Петра, как бы всем своим голосом говоря, что спорить с ней не стоит. — Думаю на сегодня твой рабочий день окончен, дорогая. Можешь идти к себе и отдохнуть. У тебя были тяжелые будни.
— Но до конца смены еще несколько часов! — удивилась та.
— Не беспокойся и отправляйся домой. — спокойно ответила ей Петра, кивнув на выход. — Я всем займусь. Тебе не стоит волноваться, Глори.
Горничная покраснела, легонько улыбнувшись и отведя взгляд к полу.
— Спасибо, мисс Петра. — выдохнула она.
— Не за что, дорогая. — положила пальцы на края подноса Петра. — Приятного вечернего времяпровождения.
— И вам, мисс. — радостно направляясь к выходу, кивнула ей та. — И вам.
Проводив Глорию взглядом, женщина посмотрела на блюдца и блюда, в них лежащие. Кухня как обычно постаралась на славу. Здесь были тонко нарезанные, подрумяненные ломтики бекона, салат с кальмаром и мидиями, суп-пюре с креветками и румяные тосты с персиковым джемом. В качестве напитка была небольшая бутылочка легкого белого вина. Осмотрев их и проверив, что нужные блюда еще горячие, Петра шмыгнула носом, в котором еще раздавались легкие нотки зуда и, поудобнее и покрепче обхватив поднос, подняла его со стола, направившись к двери, ведущей внутрь апартаментов.
Прижавшись к прохладному стеклу панорамного окна и не двигаясь с места, Сара сидела так столь долго, что потерялась в часах, времени и сутках. За окном, кажется, вечерело. Глаза жгло и щипало и девушка, почесывая грудь, поерзала на месте, всхлипывая от горя. Она не знала куда деваться, что делать? Куда-либо идти, бежать, спрятаться тоже не вышло бы. Вокруг на километры распростерся огромный мегаполис. Куда уж ей…
В животе урчало от голода. Кишечник словно сворачивался. Но Сара заставляла себя не брать в рот и кусочка. Кто знает, что ей здесь пытаются подсунуть. Она не знала, чего ожидать и оттого чувствовала себя невероятно одиноко, проводя часы и дни в этих пустынных роскошных апартаментах. В голове роились бесконечные мысли, каждая из которых лишь сильнее подстегивая ее к слезам. В очередной раз глубоко вздохнув, она зашлась плачем от бесконечного чувства опустошения и ничтожности, роящегося в ее груди.
Входная дверь распахнулась и Сара, стиснув зубы, покосилась в сторону входа. Женщина, облаченная в юбку и платье, прошествовала внутрь, держа в руках поднос с едой. Это была не та горничная, что обычно заходила сюда. Сара всегда слышала, как та пробирается сюда ранним утром и ближе к ночи. Она приносила еду. Каждый раз разную. От ее запаха рот полнился слюнями и живот сворачивало от недоедания. Но Сара притворялась, что спит и не слышит, как та входит. Столь противно ей было с кем-либо контактировать.
Но грациозно и строго прошествовавшая внутрь светловолосая женщина была совсем другой. Облачённая в юбку и белую рубашку, с ярко-красными губами и чутким, отмеряющим взглядом, скрытым за очками, отражавшими свет городских огней из-за окна, она никак не была похожа на простую горничную.
В ней было что-то от античных богинь и деловых девушек с доисторических пин-ап плакатов.
— Кхм, — показательно кашлянула, как бы привлекая внимание Сары, она, покосившись на засохшие остатки овсянки на стене. — прежде чем я войду, давай условимся, что ты не будешь раскидываться блюдами с едой и бросаться на меня с криками? Хорошо? — сказала женщина.
Сара, диким взглядом рассматривая ее и учащенно дыша, скривила лицо, даже не сдвинувшись с места. Не получив ответа, женщина прошла ближе, остановившись у стола и неторопливо поставив поднос перед собой, оперлась стройными, даже худощавыми руками, на спинку стула. Она вообще была худой. Даже слишком худой, показалось Саре. Из-за подтянутого телосложения женщины и ее тонкой фигуры, ее выпирающая вперед грудь казалось несоразмерно большой, хотя на деле была не такой-уж и выдающейся.
Отведя взгляд от ее оценивающего взора, Сара шмыгнула носом, чувствуя, как слезы, уже без всякого ее желания скатываются с глаз. Стараясь остановить их на щеках тыльной стороной ладони и постанывая от отчаяния, она отвела взгляд в сторону слепящих огней города, стараясь не поворачиваться на наблюдающую за ней гостью.
— Девушка которая навела шороху по всей Джорджии и за её пределами сидит и плачет у окна. Вот это да. — наконец сказала та, с легким скрипом отодвинув стул и устроившись на нем полубоком, закинув ногу на ногу. — Ты так и собираешься сидеть и молчать, игнорируя меня, или все-таки соизволишь наконец сдвинуться с места и попытаешься поговорить со мной?
Сжав кулаки и впившись ногтями в ладони, Сара набрала воздуха в грудь.
— А зачем мне говорить с вами? — она хотела сказать это жестко и непокорно, но вышел лишь стонающий, жалкий всхлип.
— Может, потому что у тебя есть вопросы? Или ты хочешь избавиться от некоего недопонимания между нами? — пожала плечами женщина. — Ну, как минимум, потому что вопросы есть у меня. А еще куча, просто огромная куча дел, посреди которой внезапно появилась ты.
— Как будто бы мне хотелось тут появляться. — проворчала, шмыгая носом, Сара, потирая шрамы на руках.
— Слушай, дорогуша, у меня нет никакого желания сидеть тут и препираться с тобой, выслушивая все это. Я хочу наладить контакт с тобой. По-хорошему.
— А, так вы пришли угрожать. — покосилась на нее Сара. — Все ясно.
— Угрожать? — выпучила глаза женщина. — Нет, нет, что ты. Ни в коем случае. Просто, я не хочу, чтобы дело доходило до людей, которые уже и впрямь будут пытаться тебе угрожать. А может и вовсе даже говорить с тобой не будут. Мне кажется между тобой и мной вполне можно наладить понимание, чтобы обойтись без излишней резкости, верно?
— Мне ничего от вас не нужно. Убирайтесь. — бросила ей девушка.
— Эй, я же тут пытаюсь наладить с тобой диалог? И я не собираюсь отступать, запусти ты в меня хоть все блюда трехразового питания, над которым для тебя стараются повара. — снимая крышечки с блюд, сказала та. В комнате начал расползаться запах пищи, от которого у Сары снова скрутило в животе.
— Сами давитесь этой вашей фигней. — пробурчала девушка.
— К сожалению, я уже ужинала. — поправила очки та, погладив себя по переносице и вздохнув. — Может, все же присядешь?
— Хотите заставить меня есть? — сквозь зубы прошипела Сара. — Не дождетесь. Я не буду ничего от вас брать. Если только не решитесь силой это в меня запихивать.
— Эм… — потупила взгляд женщина, непонимающе подняв бровь. — Нет, кажется ты все совсем не поняла. Я не хочу заставлять тебя есть.
— А что тогда? — наконец полноценно обернулась на нее Сара, нахмурив брови и растирая красные глаза.
— Ты прослушала все, что я сейчас говорила?
— Мне неинтересно, что вы там говорите. — бросила девушка.
— А жаль, я все-таки ради твоего блага стараюсь.
— Да неужели.
— Давай проясним ситуацию, — оперлась подбородком на руки женщина. — ты знаешь, где ты находишься?
— В Атланте. — прохрипела та.
— Это итак было очевидно. А точнее?
— Не знаю, — пожала плечами Сара, кивнув на пейзаж за окном. — наверное, это Сиренити-тауер. Выше задний в городе я не вижу.
— Какая умничка, — улыбнулась ей женщина. — а как ты думаешь, для чего ты здесь?
Сара, промолчав отвела взгляд, снова утерев выступившую на глазах слезу. Она поерзала на полу, проведя руками по волосам.
— Ну же? Нет вариантов? — устремила на нее взгляд та.
— Откуда мне знать, что вы хотите со мной сделать. Может убьете. Может, на органы пустите. — всхлипнула она. — Мне уже все равно.
— Да, в номер-люкс помещают именно тех, кого хотят прикончить и пустить на органы. Тут не поспоришь. — издевательски покачала головой та, сложив руки на груди.
— Да что бы вы знали… — проворчала Сара.
— О, поверь, знаю я многое. — усмехнулась та.
— Ничего вы не знаете.
— Да неужели, милочка? — поджала губы та, словно вторя Саре, шмыгнув носом. — Знаешь, какой из-за тебя тут устроили кавардак? И ради чего? Ради того, чтобы ты сидела тут и пыталась огрызаться на мои попытки помочь?
— Мне не нужна ваша помощь.
— А, по-моему, очень нужна. — легко и непринуждённо ответила ей женщина.
— Мне вообще ничего не нужно! — крикнула Сара. — Уйдите! Оставьте меня в покое!
— В ближайшее время тебя явно никто не оставит в покое, дорогуша. И, прошу, не повышай на меня голос. Я такого не терплю.
— А мне наплевать! — вновь рявкнула Сара. — Уйдите, если так не нравятся мои крики!
— Девушка, — твердо сказала ей та. — давай обойдемся без этого. Если сейчас ты не захочешь поговорить со мной, то завтра сюда придут люди Беверли и, если ты будешь отбрыкиваться, накачают тебя транквилизаторами и вытащат отсюда без сознания. Они все там полоумные! Так что поверь, лучше уж ты выслушаешь меня, а потом продолжишь сидеть тут и пускать слезы, если так хочется!
Сара, помедлив, переваривала ее слова.
— И куда это меня хотят отвезти? — процедила она.
— Вот, видишь? Не так уж и сложно оказалось тебя заинтересовать. Но давай будем вести беседу на равных, и ты сядешь за стол, — указала она на свободное место напротив себя. — мне претит идея общаться с тобой, распластавшейся тут, словно половая тряпка.
— Интересно, почему? — безынтересно выдавила из себя Сара.
— Может, потому что ты гость здесь? — развела руками, демонстрируя скорее не палаты Сары, а все здание в целом, женщина. — В здании, котором я заправляю?
Гость? Вот оно как? Саре не слишком хотелось верить словам этой женщины. Но сколько она не пыталась уловить ложь или ехидство в ее голосе, у нее не выходило. Она, конечно, не была мастаком в распознавании лжи, но это женщина говорила слишком твердо и уверенно в себе. Сара, нехотя, чувствуя, как кровь разливается по занемевшим конечностям, поднялась, опираясь на стекло и, опустив плечи в бессилии, в пару шагов подошла к столу, за которым уселась женщина. Запах специй и морепродуктов ударил ей в нос, заставив слюни выступить в иссохшей ротовой полости. Разбитая и обессиленная, она повалилась на стул, глядя на блюда, стоявшие перед ней.
— Ну, и? — уставилась на нее Сара глазами, испещрёнными венами и украшенными темными мешками.
— Что? — легонько нахмурилась та.
— Что вы хотели сказать? — не то, чтобы Саре было это интересно. Просто, ее мозг, уже уставший пульсировать от боли и страданий, прокручивая в сознании одну и ту же сцену, отчаянно цеплялся за попытки не сойти с ума.
— Нет-нет, так не пойдет. — остановила ее взмахом руки женщина. — Если уж мы решили вести общение на равных, то давай начнем его как равные люди и поначалу представимся.
Женщина протянула ей свою стройную ладошку, из-за худобы которой на ней выступили вены, а на длинных, красивых пальцах, красовались большие, золотые, украшенные узорами и камнями персти.
— Петра. — улыбнулась ей, представляясь, женщина. — Петра Парчес.
— Сара. — недовольно и едва различая собственные движения, подняла свою дрожащую, украшенную разве что шрамами, ладонь, девушка, пожимая протянутую ей руку. — Просто Сара.
— Как скоромно. Мне нравится.
— Ну все? Познакомились? — потирая пальцами дрожащие плечи проворчала Сара. — Теперь говорите, что хотите, и уходите.
— Ну вот, опять ты ставишь ту же пластинку, — завела глаза Петра. — мы же условились, говорим на равных. Так что давай вести себя, как взрослые люди.
— Я не хочу вести себя, как взрослые люди. Я вообще ничего не хочу. — шмыгнула носом девушка, чувствуя вновь намокающие глаза.
— Почему так?
— Мне больше незачем жить. Все… — она опять сорвалась на плач, прикрывая глаза руками. — В-все рад-ди чего… Ради чег-го я жила… Она мертва… Я… И я… — из-за страдальческого хныканья, Сара не могла связать и двух слов.
— Стоп-стоп. — приподняла палец Петра Парчес. — Давай поподробнее с этого момента? Хорошо?
— Поподробнее? — Сара сжала зубы до боли в челюсти и грозно глянула на Петру. — Отвалите со своими подробностями! Идите в жопу, если так хочется насладиться чужими страданиями!
— Уф-ф-ф, — протяжно выдохнула Петра. — Сара, дорогуша, если я и наслаждаюсь чьими-нибудь страданиями, то явно не твоими. Не строй из себя страдальческий пуп земли, к которому сводятся все дороги. Ты, конечно, гость почетный, но не настолько, чтобы каждый вокруг только и думал о тебе.
— Вы ошибаетесь. — утирая нос и жалобно кривя лицо, ответила ей Сара. Петра вопросительно глянула на нее. — Если бы не думали, оставили бы меня в покое.
— Покое для чего? Чтобы ты тут загнулась от голода? — Петра настойчиво пододвинула к ней поднос с блюдами. Запах заставил живот Сары урчать так, что слышно было по всей комнате. Петра заметила это, но не сказала ни слова.
— Да уберите это от меня нафиг! — истерично взвопила Сара, отпихнув поднос обратно на ее сторону стола. — Не хочу я жрать вашу хрень! Не хочу!
— А что ты хочешь? Умереть от голода? — насупившись, Петра пронзила ее взглядом.
— Как вариант, — прохрипела Сара, тяжело дыша. — уйдите отсюда, прошу. Я не хочу никого видеть. Не хочу говорить с вами. Ни с кем-либо еще! Я хочу, чтобы меня просто оставили в покое!
— Повторюсь, в покое тебя едва ли оставят в ближайшее время…
— Тогда уйдите и оставьте мне, ну, вот, — схватила Сара небольшой ножичек для еды, лежащий на подносе рядом с блюдцем. — это. Я покончу со всем этим! Прямо сейчас!
Управляющая, с застывшим от удивления и недоумевания лицом, поправила очки, поглубже затягивая воздух носом. Поджав губы, она приподнялась, аккуратно взяв ножичек за лезвие и вытягивая его из немощных рук Сары. Отложив его подальше, Петра помассировала переносицу.
— Прош-шу… — дрожащим голосом вновь застонала Сара. — Уйд-дите… Оставьте меня-я… — от ощущения своей собственной беспомощности, она вновь зашлась слезами. Глаза уже пульсировали от боли и покраснения.
— Извини меня, дорогуша, но не могу. Давай ты объяснишь мне, чья смерть так мощно выбила тебя из колеи? Ты потеряла кого-то, столь тебе небезразличного? — голос Петры стал спокойнее и от него у Сары по спине пробежались мурашки. А может, просто от нервов.
— Сэм… Саманта… — сквозь боль сказала это девушка, слизнув скатившуюся к губам слезу. — Я… Она… — но жуткая картина смерти подруги, яркой вспышкой вставшая перед взором, вновь заставила ее разреветься.
— Позволь спросить, ты настолько разбита, что не можешь жить без нее? Без этой?.. Саманты? Боль утраты, конечно, достаточно сильная эмоция, понимаю. Но, послушай, ты серьезно сейчас считаешь, что должна умереть из-за этого?
— А что мне еще делать?.. — подняв на ту заплаканные глаза, простонала Сара. — Я не могу жить так… Я… Я любила ее… — даже не стараясь подбирать слова, Сара говорила то, что лезет ей в голову.
— Ох, — Петра, пару раз моргнув, отвернулась, раздумывая. — Это, действительно, крайне печально. Мне жаль. — женщина пыталась выказать сочувствие, но вышло из ее уст это как-то суховато.
Сара, в припадке истерики, пыталась выжать из себя еще слез, но те уже просто отказывались течь с глаз, оставив ее просто трястись от ощущения опустошённости.
— И вот весь мир сошелся клином на мёртвой девушке, которая была тебе дорога?
— Да-да! Это вы хотели услышать? А теперь валите! Убирайтесь! Я не хочу слышать вашего лживого сострадания! — взвопила Сара, схватив поднос с едой и, переполненная гневом, яростно скинув его со стола. Чашки, блюдца и тарелки с едой посыпались на пол, звеня. Бутылочка вина, рухнув вниз, разлетелась на осколки, а ее содержимое, окрашивая пол, расползалось по поверхности. Саре стало тошно и мерзко. Петра же, чутка поерзав на стуле, возмущенно посмотрела на очередную порцию стараний кухонных работников, низвергнутых вниз со стола и, прикрыв глаза, спустила очки, массируя веки.
Тонкая густая струйка крови предательски выступила из ноздри Петры, неторопливо, словно лениво, сползая к губам женщины, накрашенным столь же ярким, как и кровь, цветом. Сара, напрягшись, прицепилась взглядом к красной линии, почти достигшей верхней губы Петры. Та, слегка сведя хмурящиеся брови, отвела наконец взгляд от обрушенной на пол еды, переведя его на девушку, которая завороженно глядела на носовое кровотечение собеседницы.
— Что? — вопрошающе изогнула брови Петра.
— Э-э… — приоткрыла рот Сара, взглотнув накопившийся в горле комок. — Это, ну… У вас…
Покачав головой, Петра запустила руку в карман, доставая оттуда упаковку тампонов и прижимая свободной рукой переносицу, чтобы остановить кровотечение. Струйка уже достигла ее губ и ярко-красный цвет кровоподтека наконец достиг идентичной расцветки губ Петры, сливаясь с ними. Подмяв тампон и промокнув им уже окрасившую губы кровь, женщина просунула его в нос, блокируя кровотечение. Тампон тут же пропитался поступающей кровью, наливаясь бледно-розоватым цветом.
— Ну что-ж, если ты хотела заставить меня нервничать, можешь считать, что тебе это удалось. — покосив взгляд на Сару, встала из-за своего места Петра, придерживая тампон в ноздре. — Ладно, пусть так. — теперь ее голос, ставший более жестким, не звучал уже столь обнадеживающе. — Если ты не хочешь принимать помощь, я не собираюсь ее тебе навязывать.
— Помощь? — прошипела девушка. — По-моему вы даже не пытались предложить мне помощь.
— Как знаешь, — вздохнула Петра, поправляя свою юбку. — завтра утром тебя отправят на обследование, чтобы проверить твое самочувствие после операции. Будут проводить полный курс исследований. И если в тебе есть хоть какая-то часть здравомыслия, то ты не будешь спорить с агентами и пойдешь с ними по своей воле. Иначе моих полномочий не хватит, чтобы их остановить.
Резко развернувшись и зацокав каблуками, Петра Парчес пошагала, не отпуская пальцев от носа, в сторону выхода. Остановившись, она покосилась на все ту же пресловутую овсянку, засохшую на стене, а затем, расстроенно вздохнув, вновь обернулась на Сару, немощно расплывшуюся на своем стуле, и переглянувшись с ней напряженно, но вовсе не злобно, едва заметно покачала подбородком, словно пытаясь ее укорить. Тишину комнаты вновь озарило цоканье ее каблуков, скрывшееся за затворяемой дверью. В комнате вновь стало пусто и тихо. Сара, у которой от этой пустоты уже стоял звон в ушах, сложила руки на столе и, кривя лицо так, словно она только что надкусила лимон, опустила на них голову, неровно дыша. Казалось, у нее больше не осталось слез и оттого глаза только больше болели.
Ее душа металась, сплетаясь вместе с рассеянными мыслями в запутанный клубок из вопросов, на которые она не могла ответить. Что ей делать? Куда теперь деваться? Как дальше жить? Почему ей просто нельзя закрыть глаза и перестать существовать? Так все было бы куда проще. Боль проблем и лишений, ощущаемая так сильно, словно небеса обрушились на нее, казалось непреодолимой. Даже среди грязи, отплевываясь кровью и задыхаясь, кажется, она чувствовала себя куда более живой. Тут же, ухоженная, посреди стерильной комнаты, с возможностью набрать полную грудь чистого свежего воздуха, она была словно мертва. Ее жизнь, с момента пробуждения ограниченная этой проклятой комнатой, с выходящими на золотой город панорамными видами, не имела больше никакого смысла.
Смириться с тем, что Саманты больше нет у нее не получалось. Все, ради чего она влачила свое и без того не слишком ценное существование, обрушилось в прах. Исчезло. Испарилось. Было уничтожено. Задушено. Истреблено. Все ее мироощущение потеряло свою значимость. Среди болот, слякоти, дрожа от холодного ветра, бьющего ливнем снега и дождя, она была куда живее. Потому что в ней теплилась надежда. Надежда, которая вела ее вперед. Будучи обреченной на смерть, она хваталась за нее, вцеплялась зубами, вгрызалась, как хищник в жертву. Вцеплялась в надежду, стирая в кровь ноги и сглатывая густые останки собственных легких, она ощущала, что ей есть ради чего жить. Но теперь?
— Сэм… — хныча, уже не в силах выдавливать из себя слезы, Сара поднялась, опираясь на стол и вновь опустилась вниз, усаживаясь на пол. На нем казалось даже удобнее. Спокойнее. Будто бы прижавшись к нему, она останется незамеченной, невидимой для всех. Словно так ее больше не тронут.
В животе потянуло и зарычало от недоедания. Облизнув губы сухим шершавым языком, девушка обернулась на рассыпанную на полу еду. Судорожно заглотнув полную грудь воздуха и почесав шрамы, она потянулась, подняв с пола промокший в разлитом супе ломтик бекона и погрузив его в рот, начала жевать, слушая, как он хрустит. От этого звука что-то внутри Сары сжималось и дергалось. Но она, несмотря на отвращение, продолжала есть и жалеть себя. Проглотив один ломтик, она потянулась за вторым, третьим, четвертым и так, пока не доела с пола весь бекон, который сама туда и уронила.
Отведавший наконец еды желудок заурчал еще сильнее и Сара, ни на секунду не выпуская мыслей о потери подруги, принялась поднимать из разлившейся жижи креветки, кольца кальмаров и мидии, спешно запихивая их в рот и глотая, почти не прожевывая, будто бы она дикая, оголодавшая мусорщица, впервые увидевшая еду за целые года. Креветка за креветкой, мидия за мидией, она подчистила все морепродукты на полу, но все еще казалось мало. Пересохшее горло уже раздражало и она, нагнувшись к луже от вина едва коснулась той губами, пытаясь хлебнуть хоть немного. Мерзкий сладкий вкус персикового напитка прошелся по горлу, вызывая отторжение, но Сара хлебала из этой проклятой лужи, ненавидя себя, потому что очень хотелось пить. Голод, превозмогая все ее прочие чувства, все еще бил по голове и девушка, отвернувшись к лучащимся сквозь стекло огням Атланты, подняла запечённый тост, макая его в кучку расплывшегося по половице персикового джема. Уминая тост за тостом, она проклинала свое существование, так желая просто перестать быть и исчезнуть. Чтобы не сожалеть, не горевать, не страдать и не корить себя за то, какое-же она все-таки ничтожество.

Глава 70

Под легонько моросящим дождем, грузчики вывозили балки и покрытия для стендов, относя их к помещениям для персонала. В такую ненастную погоду не слишком удобно, наверное, переносить эти железные штуковины, аппаратуру и прочее барахло, которое им привезли сюда добрым десятком грузовиков. Все в промокших серых костюмах, в которых им уже явно было неудобно двигаться и кое-как прикрываясь капюшонами от надоедливой воды с небес, они потоками прибивали и убывали, забирая и относя все новые и новые материалы для сцен, затем вновь возвращались-уходили-возвращались и так по вечно повторяющемуся кругу.
Щурясь и хмурясь от бьющего в лицо дождя, недовольный мужчина затянул свою «Неон Блоссом» выдувая ее легкий дым с ароматом черной смородины. Зажав ее губами и поправив черное пальто, он заглотнул еще дыма, сжав сигарету пальцами и протягивая ее стоящей рядом женщине.
— Погодка дерьмо. — констатировал факт мужчина.
— Абсолютно согласна. — перенимая подаваемую ей сигарету, кивнула ему женщина, закурив ее и не отводя глаз от переносимых элементов для постаментов и сцен, которые таскали рабочие для будущей выставки. Проходящие между ними с сканерами полицейские проверяли каждую новую проносимую партию строительных материалов.
— Сколько им еще осталось этих треклятых грузовиков? — ворчливо перенял от напарницы сигарету мужчина, делая свой по очереди затяг.
— Еще семь.
— Вот же чертовщина. Кажется, в этом году выставка Андерсона превзойдет сама себя. — прищурив глаза и пытаясь выдохнуть голубоватый дым колечками, вздохнул мужчина. Вместо колечек из его губ вылетели какие-то жутковатые разводы, и он вновь передал сигарету женщине. — Сколько у них там запланировано стендов?
— Кажется, в отчете говорилось о двадцати. — задумчиво подняла взгляд та. — Ну, или двадцати с чем-то.
— Что они там собрались показывать на этих стендах? Свои пресловутые кибер-протезы? Могли бы обойтись и презентацией поскромнее.
— Ох, брось, ты же знаешь, чем больше денег они угрохают в пиар-компанию, тем больше люди захотят использовать их продукцию. Так работает рынок.
— Использовать их продукцию? Ты серьезно, Рейнобоу? — усмехнулся мужчина, глядя за тем, как его собеседница выдувает аккуратное колечко дыма, расплывающееся в воздухе. — Я понимаю, когда такое говорят там, ну, о телефонах, или хреновых гамбургерах. Но о протезах? Ты шутишь? Все эти достижения науки меня, конечно, радуют, но, мать их, добровольно пришивать себе кибер-печенку вместо обычной печенки? В чем прикол?
— Ну, кибер-печенка способна, наверное, переработать больше алкоголя. — пожала плечами женщина. — Ну, то есть, сколько вот ты, Блю, можешь выпить рюмок бренди, прежде чем опьянеешь?
— Опьянеешь, в смысле, совсем немного? Или так, что потом с утра застрелиться хочется и пол квартиры в блевотине?
— Ну, предположим, второе. — задумчиво ответила ему женщина. Блю, перенимая у нее сигарету и попыхивая ей все в тех же тщетных попытках выдуть дымное колечко, задумался, оценивая свои возможности.
— Пускай будет бутылка. Ну, около того. — кивнул ей мужчина. — А ты?
— Оценю свою выносливость в половину бутылки. — потерев пальцами сигаретку и осматривая мигающие полоски заряда, коснулась ею губ Рейнбоу. — А значит, если мы пересадим себе имплант печени, то, наверное, тебя вынесет только с пятого литра. А меня, ну, предположим, с третьего.
— То есть, думаешь, если вшить себе хренову железку вместо печени, то будешь тратиться на алкоголь впятеро больше? — задумался Блю.
— Не знаю точно. — пожала плечами Рейнбоу. — Спроси у босса?
— Думаешь, старина Беверли скажет мне, сколько он может выжрать крепкого пойла с кибер-печенкой? Да ты хоть раз видела, чтобы он пил? — фыркнул Блю, снова обмениваясь сигаретой.
— Ты можешь попросить его попробовать. — пустила смешок Рейнбоу.
— Очень смешно. — покачал головой Блю. — Думаю, босс использует их не ради забавы. Ему уже черт знает какой десяток, не так ли? Конечно, в таком возрасте я бы тоже себе кибер-печень вшил. И кибер-легкие тоже.
— Мне думается что босс и этим располагает. — задумчиво потерла подбородок женщина. — Но не из-за возраста. Все-таки и для своих лет он еще даст всем нам фору. А, скорее, из-за практичности. Я слышала, что имплант печени способен фильтровать яды. А импланты легких – распыляемые токсины.
— Если бы все было так радужно, почему все ими не пользуются? — возмутился Блю. — Нет, конечно, я знаю многих так или иначе использующих подобную ерунду. Но, ведь, не каждый себе спешит руку на эту стремную железную фигню заменить.
— У некоторых людей есть физическая неусваиваемость имплантов, сам же знаешь. — вновь выдула несколько колечек дыма Рейнбоу. — Да и прижиться организму с такими нововведениями все же достаточно сложно. Ты подумай, Блю, вот есть у тебя, там, желудок. Он спокойно себе функционирует. А потом кто-то берет и вшивает тебе туда мешок неорганический. Ведь слабый организм может и не выдержать.
— И я о том же, Рейнбоу, и я. — кивнул ей мужчина. — Если слишком заиграться с этой модификацией организма, это-ж, блин, как во всяких дерьмовых фильмах про мрачное будущее будет. Неудивительно что люди такого побаиваются.
— Думаю, большинство людей просто не хочет, ну, или не может, тратиться на такие побрякушки. Это же очень дорогое удовольствие. Технология не для всех в первую очередь из-за цены.
— А что будет, когда они найдут там заменители какие-нибудь для своих материалов производства? Мы же будем в жопе! Каждый хренов дегенерат с подворотни будет пришивать себе стальные руки и все в таком духе. Ты представь какой это будет разгул для преступности и черного рынка.
— Да уж, в этом есть резон. — протянула ему сигарету Рейнбоу. — Это будет достаточно мрачное будущее.
— Не то слово. — засунул руки в карманы Блю, чтобы согреть ладони. — Нельзя допустить чтобы эти корпорации распускали руки. А не то мы будем жить в какой-то сраной антиутопии. А никто не хочет жить в антиутопии.
— В точку. — кивнула ему Рейнбоу. — Ну, именно в этом и состоит наша работа, верно? Не дать тому, что уже воздвигнуто рухнуть к чертям.
— Удивительно, что люди все еще недовольны. Все эти бунты, волнения, перестрелки. Почему нашу страну населяют такие идиоты? Они что, не понимают, что где-то в километрах отсюда мусорщики режут друг друга за куски помоев, а еще дальше мир словно рухнул в гребаный дикий запад. Работорговцы, мать их. Представь, какого им живется там, а? Но нет, людям все мало.
— Ну, благо ситуация в Мейконе оказалась более-менее урегулированной. Хорошо, что старший комендант знает, что делает. — проводив взглядом очередную группу грузчиков, переносящих детали для постамента, сказала Рейнбоу.
— Все равно кучи этих недобитков еще скитаются по стране. Это опасно.
— Не опаснее вооруженного городского восстания. Я думаю, что худшее уже позади. Эти террористы вновь попытались дестабилизировать ситуацию в республике и вновь проиграли.
— Вот же не сидится людям спокойно на жопе. — ворчливо выдавил Блю. — В тепле, защищенные стенами, с едой, чистой водой, без страха что завтра им перережут горло ублюдские мусорщики или еще какие недоноски. Все им мало, мать их.
— Апеллировать к широким массам очень просто. Сегодня они хвалят одного, завтра другого. — развела руками Рейнбоу. — Не знают, что хотят и не ценят, что имеют. Очень просто пообещать им «свободу и справедливость», а завтра заставить убивать людей на улицах. Потому нужно держать их в узде. Особенно в такой ситуации, как сейчас.
— Надеюсь у коменданта Моралеса все под контролем. А то после недавней заварушки тут с генералом я уже сомневаюсь в том, что он держит ситуацию в руках.
— Думаю, имели место непредвиденные обстоятельства. Вроде девчонки.
— Да, я читал рапорты. Но в них столько пустых мест и пробелов. — прикрыл лицо от дождя Блю. — Нам еще столько предстоит уточнить и заполнить. Еще немало работы нам предоставила эта девушка, которую припер сюда Моралес.
— Это все на благо республики, не так ли? — глянула на него Рейнбоу, убирая сигарету в карман.
— Надеюсь ситуация с этой девчонкой не принесет нам проблем. Да и не столько нам, сколько всему городу. Ты же читала отчеты доктора Майерс не так ли? — покосился на нее Блю.
— Про лабораторные проекты? — приподняла бровь Рейнбоу.
— Про лабораторные проекты. — кивнул ей мужчина.
— Читала.
— И я. Трудно поверить не так ли?
— Да, согласна. Звучало бы абсурдно, если бы я не знала, что это писала доктор Мойра. — поджала губы Рейнбоу. — Такие как она не шутят.
— Вот-вот. — задумчиво отвел взгляд в сторону Блю.
Прошло еще порядка получаса, а из всех машин оказалась разгружена только половина. Из-за зябкой погоды и ливня, который был не таким уж и теплым, все здесь уже промокли и замерзли. Полицейские, продолжая осматривать грузы со сканерами, не выявили ничего подозрительного. Отчего агентам Рейнбоу и Блю было, скорее, даже скучно. Неподалеку проходили люди, все также спешащие ко входам в Сиренити-тауер, возвещающийся над ними и почти никто из них даже не обращал внимание на этих двух, неприметно стоявших под навесом, скрываясь от дождя. Облаченные в невзрачные черные пальто, мирно о чем-то говорящие, они никак не выделялись из толпы. Оба средних лет с абсолютно невыразительными лицами. Невысокого роста мужчина, несколько полноватый, с чутка седевшими волосами, приплюснутым носом и густыми бровями и женщина, почти на голову его выше, с продолговатым, скучающим лицом, внимательным взглядом и светло-русыми волосами, столь же скучно, как весь ее вид, ровными локонами, спадающими на плечи. Переговариваясь друг с другом с некоторой тенью безразличия на лице, они совершенно не привлекали к себе внимания в то время, как на самом деле за ними стояла важнейшая работа, порученная самим главой госбезопасности Беверли. Не то, чтобы агентура не доверяла всем этим приглашенным гостям, представляющим корпорации на выставке, но, как верно подмечали каждый раз сотрудники разведки – осторожность не помешает.
Когда вся эта волокита уже была закончена, оба агента поспешили убраться с улицы, подальше от премерзкого дождя. Прогуливаясь по холлам, они бросали взгляды на проходящих мимо людей, витрины, разговоры, витающие в толпах вокруг. Заказав две банки кофе со сливками в близлежащей кофейне, от которой по всему этажу разносило запах жареных зерен и заварки, они поспешили на верхние этажи, попутно прослушивая переговоры по своим связным устройствам на ушах хлебая парящий напиток каждый из своей чашки. Рейнбоу окончила свой пышущий кипятком напиток прежде Блю, пока тот аккуратно, почти боязливо, похлебывал из своего стаканчика глоток за глотком.
— Ну откуда мне знать?! — покачала головой Рейнбоу, дивясь очередному вопросу своего напарника, пока они поднимались на следующий этаж.
— Просто по той же логике, если пристроить себе имплантированный хер, то выходит, он что, будет стоять сколько? Впятеро больше? — почесал затылок мужчина, дохлебывая остывающие остатки своего напитка.
— Никогда этим не интересовалась. — оглянулась на проходящую мимо горничную Рейнбоу, проводив ее взглядом.
— Ох уж эти чертовы импланты. — фыркнул Блю. — Ну, хотя, знаешь, думаю такие вложения стоят того. Я про имплант члена.
— Почему? — пустила смешок Рейнбоу.
— Сама посуди, если кибер-стояк бесконечен, то сколько денег ты сможешь зарабатывать, будучи порно актёром? — мужчина натянул улыбку на лицо. — Мне кажется такое вложение окупится сполна.
— А ты уверен, что с кибер-членом будут ощущения как с обычным?
— Хм, — насупился Блю, задумываясь. — а вот об этом я и не подумал.
— Все-таки, имплантированные конечности, хоть и функциональны, думаю, невероятно теряют в чувствительности по сравнению с обычными. — женщина погладила подбородок. — Скажем, если с руками это понятно, тебе не страшны ожоги, да и железную руку ты никак не сломаешь, то вот кибернетически заменяя половые органы, будут ли они эффектнее натуральных? Ну, кроме безграничного функционала “кибер-стояка”, конечно.
— Черт, вот я же говорю, от этих биоимплантов и всех этих сраных новых технологий одно гребаное зло. — отмахнулся Беверли. — Какой толк от кибер-хрена, если он не приносит тебе удовольствия?
— Плюсом к нему, думаю, нужно еще и закупить имплант сердца. — выдала очередное размышление Рейнбоу. — Все-таки чем дольше процесс – тем мощнее изнашивается организм, не так ли?
— Вот уж дерьмо. — скривился Блю.
— Это как с этими синтетическими сигаретами. — на губах женщины вновь отразилась тень улыбки. — Зарядник продается отдельно. — все же не смогла сдержать усмешки она.
В офисе Беверли стояла тишина, нарушаемая лишь тиканьем часов, переходящих за полдень. Пожилой мужчина, разместившись в своем кресле и еще пару раз макнув в чашку чайный пакетик, убедившись, что крепкая заварка стала почти непроглядно темной, вытащил его, отложив на блюдце. Сделав глубокий глоток горького черного чая, он продолжал рассматривать в своем голографическом планшете рапорты агента Фрайдей, которые ему передал Алекс Моралес. Старший комендант сообщил Беверли, что та давно не выходила на связь, отчего старик уже было думал о том, что Фрайдей вновь самовольно за что-то взялась. Это было вполне в ее духе. Но больше прочего его раздражало то, что та не отправляла эти рапорты, столь важные, как оказалось сейчас.
Как только Рейнбоу и Блю вошли в его кабинет, поприветствовав его легким кивком, тот, вздохнув, выключил планшет, отложив его в сторону и в пару глотков допив свой чай, поднял на них взгляд, поправляя очки.
— Ну, что там? — погладил Беверли свои усики указательным пальцем.
— Ничего интересного, босс. — первым прошел ближе, сев напротив главы разведки Блю, почесав подбородок.
— Мы проследили за этой отгрузкой. Никто не пытался провезти в грузовиках ничего эдакого. — села рядом с напарником, напротив Беверли Рейнбоу.
— Хорошо. — тихо ответил им мужчина. Немного погодя, отставив опустевшую чашку от чая в сторону и промокнув усы тыльной стороной ладони, он вновь поглядел на подчиненных. — Вы читали отчеты доктора Майерс?
— Да. — кивнул Блю.
— Конечно. — ответила Рейнбоу.
— Девчонка, — начал Беверли. — кажется, находится в состоянии аффекта. Управляющая Парчес не смогла наладить с ней контакта. Значит теперь за дело беремся мы.
— То есть? — поднял бровь Блю.
— Отправляйтесь и приведите к Майерс эту девку. Не надо ее убеждать и все в этом роде. Если будет противиться – вы знаете, что делать. Главное без рукоприкладства. Проследите за тем, чтобы она не рыпалась, и чтобы доктор смогла спокойно сделать свою работу. Затем отведите девчонку обратно.
— Нам стоит допросить ее, сэр? — вставила Рейнбоу.
— Да, если, — кашлянул Блю. — ну, если все, что описала доктор Мойра – правда, то думаю нам нужно выжать из девчонки максимум показаний. Каждый ее шаг нужен нам для дела.
— Для этого еще придёт время. — поднял ладонь Беверли, остановив их вопросы. — У меня тут отчеты, — подвинул он планшет в сторону агентов. — от Фрайдей. Она по своей привычной непокорности решила скрыть их до тех пор, пока не поймает эту девушку самостоятельно. Теперь она пропала. После того, как доставите девчонку к доктору Майерс, ознакомьтесь. Здесь много… Необычных фактов, скажем так.
— Конечно, сер. — кивнул Блю.
— Естественно. — вторила ему Рейнбоу.
— А пока идите и разберитесь уже с этим делом. — махнул рукой Беверли, включая экраны своего компьютера, на которых продолжили всплывать отчеты. — Я сообщу министру Картер, что сегодня ее отделу наконец найдется работа.
— Хорошо, сер. — отодвинув стул, встал Блю. Вслед за ним поднялась и Рейнбоу, задвигая свое сидение обратно.
— И еще, — прежде чем те вышли, привлек их внимание к себе Беверли. — поаккуратнее с ней. Иначе с меня, а затем и с вас, сдерут три шкуры. Ясно? Теперь свободны. — опустив взгляд к экранам и дав понять, что больше их не задерживает, нахмурился седой мужчина, снимая очки и вздохнув.
Меньше всего такого скорого прибытия агентов ожидала именно Петра Парчес, вновь забитая делами, без возможности отвлечься хоть на минуту. Женщина направляла несущих детали будущих сцен и павильонов рабочих, объясняя и показывая, что и куда складывать. Не все из них понимали этого с первого раза, путались и перекрикивались друг с другом что вызывало внутри управляющей кипящее чувство возмущения и гнева и ей приходилось чуть ли не за руку, как малых детей, проводить носильщиков до нужных точек. Не с первого и не со второго раза, но те все-таки поняли, что нужно делать и начали самостоятельно переносить детали туда, куда нужно. Нервозно постукивая мыском туфли Петра, поджимая губы, все же поглядывала на рабочих, то тут, то там, пуская на них недоверчивые взгляды, подозревая что те все еще могут запутаться и забрести куда-то не туда.
Получив новые вызовы с других этажей, Петра спешно носилась от одного лифта до другого, перемещая свое внимание то на сотрудников вокруг, то на планшет в своих руках. Когда большая часть дел наконец была выполнена и Петра, резким дуновением сдула сползавший на очки локон своих светлых волос, женщина позволила себе остановится, чувствуя, как пульсируют ее ноги. Она почти днями находилась на них и боялась, что такими темпами у ее и без того не особо крепкого организма разовьется варикоз. Нужно было держать это в уме каждый раз, когда она столь долго пребывала в состоянии бега по всему Сирентити-тауер. Подойдя к раковине и вздохнув, женщина сильно-сильно сжала веки, затем быстро раскрыв их, чтобы снять усталость с глаз. Повернув краник и взяв планшет под руку, Петра подставила руки под струю горячей воды, обмывая их и, откинув голову назад, наконец сделала легкий вздох. Протерев ладони и закрыв кран, женщина вышла из уборной и тут же пересеклась с проходящими мимо агентами Рейнбоу и Блю. Нахмурившись, она поняла, что ее чувство облегчения и впрямь было недолгим.
— Доброго дня, господа. — натянута улыбка Петры на этот раз слишком сильно бросалась в глаза. — Куда вы так торопитесь?
— И вам доброго, управляющая. — даже не глянув на нее, ответила ей без особой теплоты Рейнбоу.
— Погодите, вы же не… — попыталась приостановить их женщина, но агенты прошли мимо, словно бы, не обратив на нее никакого внимания. Петра, нахмурившись, погладила переносицу и, повыше натянув очки, поспешила вслед за агентами, которые уже открывали дверь к девушке в номер-люкс.
Сара вздрогнула, вновь услышав звук открывающейся двери. Развернувшись на входящих внутрь людей, она подскочила, сжав кулаки и отступив подальше от них на несколько шагов. Рейнбоу вышла вперед напарника, пошагав к девушке и засунув кисти в карманы. Ее вид заученно не выражал никаких эмоций. Блю же, скрестив руки на груди, впился в девушку взглядом, рассматривая ее. Петра осторожно выглянула из дверного проема, поглядывая за происходящим. Ее внимание было в первую очередь приковано к Саре.
— Вы пойдете с нами. — тихо, мягко, но в то же время определенно настойчиво обратилась к девушке Рейнбоу.
Сара сделала еще один шаг назад. Рейнбоу не отступила и вновь приблизилась к ней. Блю, вздохнув, тоже пошагал к девушке.
— Давайте обойдемся без эксцессов. — агент почти вплотную подошла к Саре, заставляя ту отдалится от нее в другую сторону. — Мы дадим вам пять минут, чтобы собраться и проследовать за нами.
Покосившись на Петру, Сара пересеклась с ней взглядами. Управляющая всем своим видом пыталась сказать ей, чтобы та сохраняла спокойствие и следовала тому, что говорят. Но это только сильнее разозлило девушку.
— Не дождетесь! — рявкнула ей Сара, недовольно глядя на агента, сохраняющую все то же спокойное выражение лица. — Я никуда с вами не пойду! Отойдите!
Попытавшись отступить еще назад, Сара наткнулась на уже поджидавшего ее сзади Блю. Мужчина остановил ее, без боли, но крайне крепко схватив за запястье. Сара попыталась вырвать руку, но ничего не вышло.
— Сохраняйте спокойствие. Мы не причиним вам вреда. — не слишком убедительно улыбнулся ей Блю. Сара, запаниковав, начала бить его свободной рукой, по предплечью. Агенту было все равно. — Прошу, давайте решим все мирно! — Блю одернул ее руку, тряхнув девушку стараясь успокоить.
Ярость и страх, привычные для девушки в последнее время чувства, заполонили Сару, и та, брыкаясь ногами и дергаясь, пыталась вырваться из жесткой хватки агента.
— Убери от меня свои руки, урод! — крикнула она. Блю не отреагировал. — Прочь! Прочь! Отвали, сукин сын! Отстань! — взвопила Сара. Это не подействовало. Когда очередной рывок в попытке уйти от захвата не удался, она замахнулась ногой, попытавшись врезать Блю коленом между ног, но тот оказался куда более ловким, несмотря на свою комплекцию и, отступив, увернулся, выпустив руку девушки. Сара отпрыгнула от него назад, чувствуя себя зверем в ловушке, только что вырвавшимся из капкана. Но радость ее длилась недолго. Рейнбоу, обхватив ее рот сзади, одернула девушку к себе, приставляя к шее небольшой иньектор, который вытащила из кармана в мгновение ока. Почти не почувствовав этого, Сара покачнулась, закатив глаза и, словно размякнув, повалилась вниз, прямо на Рейнбоу, подхватившую ее. Петра, покачав головой, прикрыла лицо рукой от стыда и, отвернувшись, пошагала прочь из комнаты.
— Какая неприветливая мисс. — поправил галстук Блю.
— Не столь уж это важно. — одернула бессознательное тело Сары на руках Рейнбоу, кивнув на нее. — Ну, поможешь донести?
Учитывая, какую дозу транквилизатора ей ввели, Сара даже не почувствовала, как ее переправили в палату, буквально напичканную докторами. Пока девушка без сознания лежала на столе, ее осматривали, проверяли состояние организма, сердцебиение, дыхание и все, что только можно. Хелен Картер, наблюдавшая за всем этим действием из-за стекла, смущенно вздохнула. Она надеялась испытать облегчение, поняв, что с девушкой все в порядке, но почему-то чувствовала, что эта врачебная опека, на которую бедняжку собираются обречь еще успеет причинить немало проблем и неудобств не только ей самой, но и всему отделу здравоохранения Хелен.
Меньше всего, конечно, ей хотелось иметь дела с доктором Майерс. Не то, чтобы она боялась ее, не то, чтобы она ее ненавидела. Не сказать, чтобы она испытывала что-то столь яркое в присутствии доктора Мойры. Нет, это было не так. Но Хелен Картер, каждый раз, когда ей приходилось работать с этой женщиной, а, стоит понимать, как министр здравоохранения, Хелен приходилось часто иметь с ней дело, ей было жутко некомфортно. Это было что-то, что миссис Картер было очень сложно описать. Глубокий дискомфорт, неуют и ощущение, словно внутри что-то стягивалось. Ощущение потаенной тревоги и какой-то едва различимый трепет внутри от осознания, с кем она находится рядом. Возможно, могло показаться, что министр здравоохранения в такие моменты охватывала паранойя. Но нет, это было совсем не так. Хелен Картер не страдала паранойей, она просто знала, с кем имеет дело.
— Запиши это в медкарту, пожалуйста. — указав на показатели физических данных обследуемой девушки, сказала Хелен стоявшей рядом Джилл, которая, от явного волнения, несколько не находила себе места.
Ее дочь, кивнув и кинув еще один внимательный взгляд на доктора Мойру, поспешила отойти, чтобы занести указанную ей информацию. Доктор Майерс же даже не оглянулась на девушку.
— Ее показатели стабилизируются. — оценила мелькающие на экранах перед Мойрой Майерс голографические цифры и графики министр. — Кажется, ее организм и правда сживается с имплантами.
— Именно. — ответила ей Мойра, приспустив очки и переведя взгляд от своих записей к девушке на операционном столе за стеклом.
— Значит, нам крупно повезло. Верно? — запустила руку в карман Хелен Картер, доставая оттуда свою «Неон Блоссом» и потирая ее в руках от некоторого волнения.
— Может, доля удачи тут и правда была. — кивнула доктор. — Мы не могли быть уверенны что этот образец был из тех, что не унаследовал от юной мисс Маккриди непереносимость имплантов организмом.
Хелен вздохнула.
— «Образец». — потерла она пальцем кончик сигареты, посмотрев на заряд. — Это ведь такая же девушка, как и прочие. Разве нет?
— Не обманывайте себя, министр. — несмотря на то, что Мойра говорила с ней, мысли доктора, кажется, были обращены куда-то совсем в другое русло. — Сочувствие объектам экспериментов до добра не доводит. Я знаю, о чем говорю.
— Не принимайте близко к сердцу, доктор Майерс, но… — Картер отвела взгляд. — Вы слишком циничны в ее отношении.
— Цинична? — доктор подняла на нее свой взгляд, вновь приподняв очки на переносицу указательным пальцем. — Ну что вы, Хелен. — она легонько улыбнулась. — Я просто видела, как подобных ей производят на свет. Это ничуть не похоже на тот естественно приятный процесс, посредством которого вы завели вашу чудесную дочь. Не забывайтесь.
Решив не перечить Мойре, вставая в защиту своих позиций, Хелен попросту промолчала. Ей это было не впервой. Если доктор Майерс придерживалась какой-то позиции, о чем заявляла столь же ясно, то переубедить ее, в любом случае, не было возможно. Да и говорить с этой дамой о чем-то подобном… Хелен, скажем прям, не хотелось. Эта тема была для нее тяжеловата. Даже сейчас у женщины встал ком в горле и захотелось как-то снять напряжение.
— Вы не против если, кхм, — словно стесненное дитя, спросила министр. — если я отойду? Мне нужно покурить. — приподняла она сигарету, демонстрируя ее доктору Мойре.
— Кто я, чтобы вас останавливать? — усмехнулась та. — Я лишь скромный ученый. И это не совсем мое дело, но…
— Но? — приподняла бровь Хелен.
— Я замечаю, что вы очень падки на эти новомодные синтетические сигареты. Кому, как не вам, министру здравоохранения, знать, что курение – это яд? — пожала плечами Мойра, поудобнее усевшись в своей коляске. — В конце концов, если вам нужно живое напоминание, можете взглянуть на легкие нашей препарируемой. — пустила смешок Майерс, постучав ногтями по стоявшей рядом с ней обширной банке. В ней, заспиртованные, колыхались черные, скукожившиеся, проеденные язвами и выглядящие хуже, чем у покойника, извлеченные легкие девушки. Обычно Хелен старалась даже не глядеть на них, но теперь сама доктор сконцентрировала на тех ее внимание. Скривившись, рассматривая эти полуразложившиеся огрызки, которые когда-то были органом дыхания, Хелен кашлянула, убрав сигарету обратно в карман.
— Ладно. Вы меня убедили. — нахмурившись, отошла от выхода Хелен.
— Да нет, что вы. — вновь улыбнувшись ей, сказала Мойра. — Даже не пытаюсь повлиять на вашу точку зрения. В конце концов, всем нам нужно найти, от чего умереть, не так ли? — неоднозначно усмехнулась та, вновь отвернувшись к своим записям. Радужное добродушие в тот же миг сползло с лица Мойры Майерс и ее внимание целиком и полностью вновь вернулось к работе.
Прошло больше часа, пока лаборанты брали у девушки анализы и изучали ее с ног до головы. Доктор крайне внимательно следила за процессом, постоянно делая пометки и записывая. Хелен даже не пыталась ее о чем-либо спрашивать. Пусть делает, что должна. С дозой усыпляющего агенты явно переборщили. Им нужно было, чтобы девушка пришла в себя, ведь кроме ее физических показателей, нужно было проверить и ее психологическое здоровье. Именно с этой частью, как казалось Хелен, будет сложнее всего. Все уже разошлись, разнося анализы и образцы в указанные лаборатории, а девушка все не просыпалась и не просыпалась. Даже доктор Мойра закончила свои, казалось, бесконечные конспекты и уставилась через стекло на пациентку. Минуты тикали, и Хелен уже зевала от скуки.
Вернувшись, Джилл положила перед Мойрой Майерс документы, которые та поверхностно осмотрела, отложив в сторону. Взявшись руками за колеса коляски, она отъехала от стола, поглядев на Хелен, а затем на ее дочь.
— Что-ж, думаю, мы закончили. — пожала плечами Мойра. — Дорогуша, — обратилась она к Джилл. — не могла бы ты помочь мне добраться до исследовательских комнат?
— О, конечно. — пытаясь скрыть свой восторг, поспешила к ней Джиллиан, подойдя к доктору сзади и взяв ее коляску за ручки.
— Премного благодарна. — улыбнулась ей доктор Майерс.
— Ты идешь, мам? — откатывая Мойру к выходу, оглянулась на министра девушка. Хелен, покачав головой, отмахнулась.
— Нет-нет, не буду вам мешать. — поджала губы она.
— Как хочешь. — вздохнула Джилл, направляя коляску Мойры к двери.
Когда они скрылись за дверьми, Хелен достала сигарету из кармана, потерев ее и нервно взглянув на горящие огоньки зарядки. Помявшись и кося взгляд на банку заспиртованных легких на столе, она отвернулась к стеклу, обняв сигарету губами и затянувшись. Закрыв глаза и наполнив легкие горьким дымом, она покачала головой. Джиллиан была умной девочкой, однако ее искренняя восторженность людьми вроде Маргарет Райт или Мойры Майерс настораживала министра. Она, как никто другой, знала, что делали эти люди и кого они из себя представляли. И никому бы не пожелала брать их в пример. Несмотря на то, что доктор Майерс казалась крайне любезной и доброжелательной особой, Хелен старалась ее сторонится. Все в Мойре будто затуманивало взгляд, от ее улыбки до неторопливых, размеренных движений, словно переполненных задумчивостью. Особенно сейчас, когда доктор получила ранение и передвигалась на инвалидной коляске, она и вовсе ощущалась беспомощной. Но только вот это было далеко не так. Неприметная доктор Майерс была человеком из тех, кто больше слушает, чем говорит. И министр знала, что это не следствие робости доктора. Хелен, вынужденная тащить на себе груз всех их секретов, имела все основания сторонится ее.
Выпустив тонкую струйку пара, Хелен рассматривала лежавшую на койке девушку. Ее терзало странное ощущение. Странное, в первую очередь потому, что она была… разочарованна? Нет, вряд ли так называлось чувство, которое она испытывала. С тех пор, как началась вся эта шумиха, она только и слышала то от Беверли, то от Мойры Майерс, а затем и от прочих, включая самого первого министра, об этой девушке. Столько разговоров. Столько смертей, чтобы доставить ее сюда. Министр Картер, задумываясь об этом, чувствовала, как воображение будоражит ее разум. А как иначе? Когда вокруг столько говорят о девчушке, которая каким-то невероятным образом оказалась результатом чудовищных экспериментов доктора Райт, пережившей уничтожение научного центра, твое мировоззрение несколько сходит с колеи. Все-таки Хелен пыталась как можно меньше думать о том, чем занимались эти яйцеголовые у них за спиной. Это была строжайшая тайна, скрываемая жуткой ценой, но, вероятно, Хелен где-то сильно согрешила, раз ей досталась участь быть в курсе всего этого, пока сотни тысяч находились в неведении. Множество средств на содержание этих центров и подземных лабораторий проходило через ее министерство здравоохранения. И ей, волей-неволей, приходилось закрывать на это глаза. Прошло уже немало лет с тех пор, как все эти комплексы закрыли и Картер уже было отпустила это дурное прошлое, как страшный сон, абстрагировавшись от него, но… Но вот это прошлое вновь возвращается в ее жизнь и жизнь каждого в этом городе в теле неприметной девчушки, лежащей сейчас в отключке на операционном столе. Когда женщина только услышала о ней, все у нее внутри свернулось и сжалось от неприятного ощущения. Она столько накручивала себя относительно этого и рисовала себе не самые приятные варианты развития событий. Однако, сейчас, глядя на эту девушку, она была и впрямь немного удручена. Потому что реальность не совсем оправдала ее волнений.
Любопытство взяло над женщиной верх и она, потушив сигарету и убрав ту в карман, направилась внутрь зайдя в палату и подойдя к девушке ближе. Та лежала, недвижимо и едва различимо слышалось только ее дыхание. Вблизи она казалась еще более безобидной и незащищенной. Министр, сложив руки на груди, оценивающе приосмотрелась к ее лицу. Хелен подумалось, что вообще-то, она непохожа на юную мисс Патрицию. Или по крайней мере не настолько, насколько представлялось миссис Картер. Конечно, если захотеть, в ее чертах и форме лица можно было найти что-то похожее, но сказать, что ее можно было спутать с юной мисс Маккриди? Наверное, такое возможно было бы лишь если ты не был знаком с самой Пат.
Стоило Хелен отвернутся к документам и анализам, стоявшим на хирургическом столике рядом, как девушка, поерзав, тяжело вздохнула. Отступив на шаг, министр уставилась на ворочающуюся девушку, которая, кривя лицо и хмурясь, приоткрыла тяжелые веки. Их взгляды пересеклись и министру стало даже как-то неуютно. Девушка, помявшись, подвинулась на своей койке повыше, рассматривая Хелен Картер все еще затуманенным от транквилизаторов взглядом. Министр же, прикусив губу и засунув руки в карман, переступила с ноги на ногу.
— Я-я… — промямлила, едва слышимо девушка. — В-вы…
Хелен почесала затылок.
— Ч-что… — с трудом подняв руку, чтобы загородится от явно бьющего ей в глаза света операционной, пробормотала девушка. — Г-где…
— Кхм, — кашлянула Хелен. — я думаю вам не стоит перенапрягаться, мисс. Ваш организм еще не отошел от транквилизаторов. Если вы, эм…
— Чер-р-рт. — прохрипела девушка, приподнимаясь в койке и придерживая на себе покрывало второй рукой. — Ч-что… в-вы со мной сд-делали?
— Я? — удрученно отвела взгляд Хелен. — Ну, эм, ничего.
— Уф. — фыркнула та, опустив руку, когда глаза привыкли к свету и развалившись на койке. — У меня язык… Как-будто онемел.
— Боюсь, агенты переборщили с дозировкой. — пожала плечами Хелен, волнительно переступая с ноги на ногу и нервно потирая руки в карманах. — Как ваше самочувствие?
Девушка, потупив взгляд, уставилась на министра, недовольно нахмурив брови и пытаясь переварить вопрос. Со стороны это выглядело так, словно она, как компьютер, обрабатывала данные, в попытках найти ответ.
— В-вы… Хелен Картер? — причмокнув и сглотнув комок в горле, наконец сказала ей девушка.
— Да, мисс. — кивнула ей министр.
— Я уж б-было подумала, что у меня гал-люцинации. — глубоко набрав воздуха в легкие, откинула голову на подушку девушка, принявшись расчесывать шрамы на груди.
В палате повисло недолгое молчание. Сара, помявшись в кровати, чувствовала, как к немеющим конечностям прибивает кровь, от чего она стиснула зубы и принялась двигаться пальцами рук и ног, чтобы избавится от этого ощущения. В голове еще не прояснилось, но Саре это даже не казалось чем-то необычным. Все последние дни для нее были, как в тумане.
— Ч-что вы хотите? — обессиленно выдохнув, снова подняла на нее глаза девушка. Хелен Картер задумчиво нахмурилась, явно не поняв вопроса.
— В смысле? — потупила взгляд министр.
— Не просто же так вы т-тут стоите. — ворчливо ответила девушка. На самом деле только сейчас она начала испытывать некоторое удивление. В конце концов, раньше она видела министра здравоохранения только на экранах телевидения. Быть может, сейчас она удивилась бы даже больше, не плескайся ее сознание в голове, подобно морским волнам, из-за транквилизаторов.
— Я, э-э… — приоткрыла рот Хелен. Саре начинало казаться, что та удивлена и удручена этим коротким диалогом ничуть не меньше ее самой.
Их неловкое молчание продолжалось еще какое-то время, от чего и девушке и министру стало крайне некомфортно. Однако, к облегчению обеих, отвлекла входящая в комнату Петра, которая явно не была особо довольна. По ее лицу и глазам, осуждающе глянувшим на Сару, стало понятно, что женщина крайне возмущена. В руках, кроме планшета, она держала какой-то ком тряпок. Сара не сразу распознала в нем сложенную одежду. Остановившись, прижав планшет к груди, она перевела взгляд на Хелен Картер, подозрительно ее осматривая.
— Вы закончили, министр? — приподняла бровь управляющая.
— Да, мисс Петра. — вздохнув, кивнула Хелен, ощутив наконец разрядку обстановки и, еще разок глянув на Сару, поспешила ретироваться из палаты.
Петра вновь посмотрела на девушку, подойдя к ее койке и положив на нее комплект одежды, который принесла. Сара, помявшись и почесав затылок, покосилась на управляющую. Они встретились взглядами.
— Одевайся. — сказала ей женщина.
Вздохнув и приподнявшись с кровати, Сара придерживала на себе покрывало, уставившись на принесенную ей одежду. Она была свежей. Явно новой, выглаженной. Вся белая, словно форма для больной, или, скажем, пациента психушки. Приспустив взгляд, Сара ощутила неудобство. В очередной раз. Поджав ноги, она недовольно обратилась к Петре.
— Отвернитесь. — свела брови девушка.
— Конечно. — пожав плечами, управляющая обернулась в другую сторону, потирая в руках планшет. Пользуясь моментом, Сара поднялась, присев на кровати и чувствуя, как размякли ноги, став словно ватными. Неторопливо натягивая сначала футболку, а затем носочки, от которых пахло свежим стиральным раствором с ароматом какой-нибудь «горной свежести», она поднялась, стиснув зубы и чувствуя, как ноги буквально подкашиваются от внезапного напряжения.
— Все нормально? — приподняла бровь, не оборачиваясь, Петра, услышав, как Сара кряхтит, в попытках натянуть штаны расслабленными и едва сжимающимися руками.
— Справлюсь. — фыркнула Сара, надевая достаточно свободные штаны. Затем, напялив поставленные там же тапочки, очень мягкие и удобные, она вздохнула, глядя на себя, полностью облаченную в белое. И впрямь, ей представлялось, что так и ходят в жутких клиниках для душевно больных.
— Ты закончила? — явно нетерпеливо спросила ее та.
— Угу. — пробубнила девушка, глядя на большое стекло, огораживающее палату от помещений за ней. Оно было зеркальным и Сара не сразу поняла, как оно устроено. Отсюда она могла видеть лишь себя саму и эту комнату, отражавшуюся в стекле, в то время как с иной стороны за ней вполне могли наблюдать. От этого сейчас по лицу пробежался румянец.
— Ну наконец то. — стукнув каблуком, обернулась Петра.
— Вы меня что, в психушку сдать хотите? — скрестила руки на груди Сара, ногтями унимая зуд в шрамах под одеждой.
— С чего вдруг такое решение? — явно не поняла издевки девушки Петра, сделав лицо, ничуть не уступающее девушке в хмурости.
— Вырядили меня во все белое. Хоть прям сейчас в гроб. — глубоко вздохнув, скривилась Сара.
— Нет, что ты, тебе еще рановато. — теперь уже поняла настрой Сары управляющая. — Ты как? Идти можешь?
Переступив с ноги на ногу, пусть и неохотно, но девушка кивнула ей в ответ. В голове все еще кружилось, а сознание было где-то далеко. Но хотя бы конечности начали отвечать ее приказам практически вовремя.
— И стоило оно того?
— В смысле? — Сара старалась говорить как можно более ворчливо, чтобы донести Петре свою главную мысль. Мысль о том, что ей не хочется иметь ни с кем из них дел. Ей хотелось остаться одной и не видеть ничьих лиц.
— Я говорю о твоем показательном сопротивлении. Что оно тебе дало? Ну, кроме удивительных ощущений от мощной дозы снотворного?
Скривив лицо, Сара не ответила.
— Пойми же наконец, я не пытаюсь тебе навредить. Тебе стоило послушать моего совета и не оказывать сопротивления. Чем меньше связываешься с агентами безопасности – тем лучше.
— Я заметила. — недовольно отвела взгляд Сара.
— Ну, теперь, когда ты знаешь, какими бестактными они могут быть, я надеюсь на то, что ты впредь будешь доверять моим советам больше, чем собственным бунтарским инстинктам.
— Надейтесь.
— Слушай, — поправила очки Петра. — я тут не для того, чтобы тебе потакать. Я просто делаю свою работу. Как и все прочие.
— Мне наплевать. — засунула руки в карманы своих выглаженных штанов Сара, поглядывая на собственное отражение в зеркале. Ее терзала тревога и отчаяние. Но из-за притупленных транквилизатором чувств все это не ощущалось столь ярко.
Погладив переносицу, управляющая вновь уставилась на девушку.
— Так ты готова идти? — вздохнула она.
— Куда на этот раз? — отойдя от стекла, пошагала к Петре девушка, понимая, что у нее еще не набралось сил оказывать хоть какое-то сопротивление.
— Обратно в твой номер. Ты же не думала, что я прямо сейчас потащу тебя куда-то еще? — кивнула ей на дверь Петра.
— И почему так?
— Кажется, я уже говорила, что ты здесь гость, а не пленник. А эти неандертальцы тебя усыпляют. Какая мерзость. — фыркнула управляющая. — Ты бы знала, какой стыд я испытываю.
Ответа от Сары ей не последовало. Поняв, что девушка не настроена на диалог, Петра просто открыла дверь, позволяя ей выйти из кабинета. Неохотно переставляя одну ногу за другой, она прошествовала на выход, пока управляющая, шагнув за ней, прикрыла дверь палаты. Как Сара и подозревала, напротив стекла стояли те самые двое агентов, теперь навязчиво обратившие на нее свои взгляды. Сара, стиснув зубы, отвернулась от них, пошагав дальше и стараясь преодолеть головокружение. Черт бы их побрал, подумалось ей, раз они так пристально и параноидально следят за ней. Эти двое даже выглядели странно комично. Высокая подтянутая женщина и полноватый низкий мужчина, оба с недовольным видом и облаченные в какие-то максимально не идущие им пальто, которые, они, даже сейчас, здесь не сняли.
Молча следуя за Петрой по коридору и ненавязчиво оглядывая все вокруг, она заметила идеальную стерильность коридоров и чистоту комнат. Впрочем, неудивительно, если это какой-то медпункт. В руках вновь появилось ощущение онемения и Сара принялась растирать шрамы, попутно отрываясь на почесывание груди из-за зуда. Она уже сама начала ощущать, что, наверное, смотрится со стороны как больная с вечным растиранием рук, зудом и измождённым стрессами лицом. Поймав себя на этой мысли, она тут же оторвала руку от груди, которую снова чесала и пусть зуд от этого раздался по телу еще сильнее, она, стиснув зубы, стерпела.
Вокруг, в коридоре по которому они шли, кажется, никого не было. Создавалось впечатление, что людей отсюда вывели специально, лишь бы Сара не попалась им на глаза. Такому раскладу девушка бы ни капли не удивилась, понимая, на каких правах она тут находится. Несмотря на все эти заверения управляющей о том, что она тут какой-то “гость”, Саре это все представлялось несколько… иначе. Совсем не столь радужную формулировку привела бы она сама, рассматривая свое положение.
Несмотря на то, что буквально рядом с ними находились лифты, Петра повернула в другую сторону от них и пошла дальше. Сара, почесав затылок, пошла вслед за ней. Ответ был не так уж и далеко. Вместо того, чтобы везти ее на общем лифте, управляющая, кажется, решила воспользоваться служебным, находящимся неподалеку и куда более скромным. Открыв допуск в него своим наручным браслетом, она кивнула Саре и та, следуя ее немому приказу вошла внутрь. Петра Парчес ступила вслед за ней, набрав комбинацию цифр на панели в лифте и тот, закрыв толстые двери, рванул вверх.
— Как твое самочувствие? — спросила Петра, поглядывая на быстро меняющиеся цифры пролетаемого ими этажа.
Сара не ответила.
— Послушай, игнорировать происходящее – далеко не лучший выход в твоей ситуации. — помассировала глаза Петра. — Я надеюсь, что ты поймешь это прежде, чем из-за твоего поведения начнутся какие-то проблемы.
— А какое мне до этого дело? — фыркнула Сара.
— Может, потому что, чем отзывчивее ты будешь и чем проще нам с тобой будет наладить контакт, тем быстрее твоя, и не только, жизнь, придёт в норму.
— Моя жизнь уже никогда не придёт в норму. — шмыгнула носом девушка.
— Драматизирование тебе не поможет, Сара. Будем честны.
Лифт звякнул, сообщая о том, что они прибыли на нужный этаж. Это произошло достаточно быстро, и от скорости лифта Саре даже показалось, что ее чуток прижимает к земле. Но, стоило ей выйти в коридор вслед за Петрой и глубоко вздохнуть, как это ощущение тут же испарилось. Опустив взгляд, она скривила лицо, глядя на красиво уложенный, вычищенный пол. Все вокруг казалось таким вылизанным, словно это не взаправду, а от яркого света люстр болели глаза. Открывая дверь за дверью легким движением своего браслета, Петра провела ее к злополучному номеру, жестком показывая ей войти внутрь.
— Я оставила тебе еды. — кивнула на поднос с блюдами, стоявший на столе, Петра. — Будем надеяться, что в этот раз ты не разметаешь его по комнате. Приятного аппетита.
Проводив молчаливую Сару взглядом, Петра закрыла дверь и та заблокировалась. Встав, словно вкопанная, посреди номера, девушка стояла, тяжело дыша. Лениво переставляя ноги, она дотопала до дивана, рухнув на него и устремив взгляд на поднимающийся от еды пар. Она заморгалась и по ее щеке прокатилась слеза, впитываясь в подушку. В этот момент, когда отчаяние и пустота вновь наполняли ее, девушка оценила, как же одинока она сейчас. Больше никто не придёт ей на помощь. Все, кто сейчас ее окружают думают, верно, только о том, как воспользоваться ей. И теперь, когда Сэм больше нет…
От этой мысли глаза вновь стали влажными и затуманился взор. Теперь уже она не ревела и слезы не лились у нее с глаз так рьяно. Но опустошение внутри буквально сжало ее, в горле пересохло и возникло ощущение, будто бы ей не хватает кислорода. Заглотнув побольше воздуха и прижав к себе обнимаемую подушку, Сара вновь сжалась в клубок, поджав ноги к груди и не двигалась с места. Вместо мыслей туманные образы и обрывки плавали у нее в голове. Оставшись тут, одна, она вновь ощутила себя разбитой и брошенной. Ничего не осталось кроме этого ощущения.
Вздохнув и ощутив очередной приток отвращения от собственного бессилия, Сара села на диван, поднявшись и принявшись бродить туда-обратно по просторной комнате. От этого чувство немоты в ногах быстро ушло. Взяв со стола стакан с водой, Сара мгновенно опустошила, вздохнув и откинув голову назад, уставилась в потолок. Все вокруг был так тяжело, что она больше не могла ни о чем думать. Состояние шока, которое доводило ее до дрожи все ближайшие дни, ушло. Теперь осталась только беспомощность и жалость. Сев за стул и оперевшись о руку подбородком, она взяла вилку, покрутив ее в руке. Не сразу догадалась, что теперь все столовые приборы, которые ей принесли пластиковые и даже не острые, включая нож. Видимо, ее выходки все же дали о себе знать.
Подцепив кусочек курицы из салата, Сара неохотно положила его в рот, пережёвывая. Затем другой, а за ним еще один. Сейчас они даже казались безвкусными, несмотря на все те приправы, в которых были обжарены. Заглатывая очередную порцию салата, девушка вздохнула, утирая мокрые глаза. Ей было так страшно. Как ей теперь поступить, сейчас, когда ее окружают те, кому она не может доверять? Абсолютно беззащитная, в самом сердце города, который она видела лишь с телеэкранов. Теперь он распростерся перед ней в огромных панорамных окнах, словно в этих же самых телерепортажах.
Что ей теперь делать? Правда, что? Она и понятия не имела. Никого здесь она не знала, а вот ее здесь, судя по всему, знали все. По крайней мере из тех, кто ее окружал. Ни эта Петра, ни кто-либо еще из здешних обитателей не внушал ей доверия. Она не хотела им верить, не верила, и не собиралась им подчиняться. Но только, как ей это помогло? Кажется, что никак. Если все они здесь заодно, то какой вообще смысл бороться с ними? Одной бедной девушке, против целого города? Конечно, она могла бы попытаться, но каков будет итог? Этот город сожрет ее.
Теперь, когда она столь разбита и беспомощна, без друзей и тех, кому она могла бы здесь доверять, ей нужно было понимать, как действовать. Но, к сожалению, и этого она придумать не смогла. Все ее мысли занимала потеря Саманты. Она мертва и ее не вернуть. Она умерла прямо у нее на глазах. Есть ли в этом мире чувство хуже? Сара уверенно сказала бы, что нет.
Ковыряясь вилкой в салате, она поняла, что больше в нее не лезет. Мрачные мысли отбили всякий аппетит. Набрав полную грудь воздуха и откинувшись на спинку стула, она всхлипнула носом, разминая пальцы. Кажется, все ее мечты и вправду рухнули. У нее не осталось ничего. В буквальном смысле этого слова. Подняв со стола стакан, в котором был налит апельсиновый сок, Сара покачала его в руке, наблюдая, как ярко-желтая жидкость переливается по стенкам, оставляя на них следы. Сделав глоток и ощутив, что сок слишком сладкий, она скривилась, отставив его в сторону. Опустив голову, она думала о том, как она до этого докатилась. Теперь, когда Сэм нет, и когда ей некуда бежать, причин для жизни не оставалось. Она так стремилась к лучшему будущему для них обоих. Хотела, чтобы все это проклятье закончилось. Но бесконечный кошмар не желал останавливаться. Кровь лилась за кровь и в итоге эта бесконечная ненависть вылилась в то, во что вылилась.
Перед глазами всплыла все та же картина. Яркий выстрел озарят лес, разрывая образ Саманты на куски. За вспышкой огня, отражающейся в его глазах, стоит он. Генри Моралес. Сжав кулаки, ощущая, как ногти впиваются в кожу, Сара скривила лицо. Ее зубы скрипнули. Мерзкий ублюдок. Он убил ее. Он выстрелил ей в голову. Прикончил ее. Безжалостно. Быстро. Мерзкий, гадкий, ублюдочный сукин сын. Горечь внутри Сары от мысли о нем сменилась на ярость. Кислотную желчь, словно наполняющую ее, как опустошенный сосуд. Желчь отвращения к этому недочеловеку. Отвратному слизняку. От этих мыслей все ее тело задрожало. Взглотнув ком в горле, Сара поднялась, пнув стул, на котором сидела и резкими шагами убираясь подальше от стола.
Эта тварь лишила ее всего, чем она дорожила. Этот урод, недоношенный гавнюк, мразь и сволочь. Сара чуть волосы на себе не рвала, ощущая, какая ненависть ее наполняла. Стало даже тяжело дышать. Из сознания никуда не желала уходить картина последних мгновений Саманты. В ярости Сара кинулась к стене, молотя ее кулаками и тряся головой. Ей хотелось кричать. Визжать. Вопить о своей ненависти к нему. Но ничего, кроме рычания, она не смогла выдавить из себя.
После очередного удара, костяшки на руках наконец отдали болью и Сара, взвизгнув и прошипев, обхватила ушибленную руку, потирая ее и хныча. Пошатнувшись, она опустилась к стене, вновь сползая по ней. Костяшки на ладонях набухли от ударов, налившись кровью и распухнув. Пальцы, которые она выпрямила перед собой, тряслись от боли. Опустив руки и тряся головой в попытке избавиться от мерзкого зрелища, выползающего из подсознания, Сара оглянулась на стереосистему, стоявшую рядом. Подтянувшись к ней, девушка щелкнула на кнопку включения. Мгновение спустя комнату наполнил приятный блюз, заполнивший сводящую с ума тишину. Закрыв глаза и откинув голову к стене, Сара стиснула кулаки и зубы.
Оставленная и одинокая, она была потеряна даже внутри себя. Метания ее души обрывались ровно на том моменте, когда она вспоминала смерть единственного столь дорогого ей человека. Сэм. Ее любимая Сэм. Мир никогда не станет прежним без нее. Мир никогда не изменится, видимо он теперь вечно будет черно-серой грязной массой из образов, окружающих ее. Он потерял свои краски и никогда не обретет их вновь. Пока жив крысеныш Моралес. Пока все эти страдания вокруг нее продолжаются. Пока жива она сама, это страдание будет ее вечным спутником, думалось Саре. Эта кислотная горечь душевной боли заполнила ее, ощущаясь уже словно физически. Будто тошнотворные позывы, подбиравшиеся к горлу. Одинокая и оставленная, одна в этом мире она обязана плыть по течению, которое уносит ее туда, где ей совсем не хотелось быть.
Дрожа от страха неизвестности и боли потери, Сара вновь шмыгнула носом, облизнув иссохшие губы. С ее глаз скатились слезы. Не истеричные потоки потери, сожаления себя и боли. Сухие, скорбные слезы бессилия. Это были совсем иные слезы. Слезы ярости.