-Осторожно, двери открываются! – раздался давно знакомый голос в метро.
День складывался обыкновенно – все ждали вечер пятницы, чтобы отдохнуть, встретиться с друзьями, сходить в кино с девушкой, провести время с родными или остаться в тишине один на один со своими мыслями.
Толпа разгорячённых людей заполняла платформу: студенты, бизнесмены, учителя, работяги, журналисты, актёры, военные и просто хорошие люди. Все куда-то бежали, летели, неслись. Куда? И эти мгновения совершенно не менялись, казалось, судьба в суете дней показывает одни и те же картины, одни и те же дороги и знакомые, почти уже всем надоевшие лица. Вот взять мой маршрут Марьина роща – Пятницкое шоссе.
Я знаю здесь почти каждое лицо, вглядываюсь в черты моих случайных знакомых, пытаясь угадать их судьбы, их цели и замыслы, победы и поражения. Иногда я вижу новые лица, но они слишком похожи на старые. И только иногда… Но не важно.
Каждый вечер мне попадается профессор университета транспорта. Он по-своему изящен: правильные черты спокойного лица, умные, внимательные тёмные глаза, скрывающие истинное благородство души, строгое чёрное пальто совершенно классического кроя, белый шарф, словно у военных. Он обычно читает томик «Мастера и Маргариты» в бумажной обложке, садясь на крайнее место в вагоне, в самом углу. Словом, русский интеллигент.
Ещё всегда на Трубной садится красивая парочка: романтичная блондинка с острым носиком, в короткой ультрамодной кожаной юбке и парень, извечно ей преданный балагур. В нём всё просто: джинсы, толстовка и лукаво смеющаяся улыбка. Есть ещё старушка со Сретенского бульвара – у неё глаза непонятно какого цвета: то ли бутылочного, то ли графитового, совершенно сонные. Она обычно одета в страшненькое пальто и читает старую газету. Как будто кто-то ещё читает газеты… бумажные…
Нет, есть ещё дама: в ней всё гармонично. Деловые карие глаза с интригующим огоньком, в чертах лица одновременно и строгость, и стабильность. Это в начале она кажется такой хладнокровной. Нет, мне иногда удавалось видеть, с какой нежностью она смотрит на людей. Она любит наблюдать за всеми: порой озорная девичья улыбка колыхнёт её губы, а глаза заблестят янтарным огнём, когда она услышит какую-нибудь нелепую студенческую шутку или робкий комплимент, произнесённый громким шепотом на ушко какой-нибудь модницы. Она может улыбаться своим мыслям, планам на вечер и случайным встречам. Дама не устаёт быть элегантной: аккуратная укладка, меховая жилетка из белой лисы, какие по-настоящему ценят лишь на севере, дорогие золотые часы. В общем, не бедна, но и не свободна.
Да, есть ещё смешная семейка. Видимо, они ездят каждую пятницу куда-то гулять. У них два сына, оба страшных баловника, но очень милые. У них всех ярко-голубые, даже лазоревые, глаза, которые смотрят с неподдельной искренностью и добротой. И вообще отчего я их встречаю только по пятницам? Если бы на вас смотрели так каждый день, то вы были бы безумно счастливы.
Ещё? А кто ещё? Эти скучные люди, заснувшие в своём смартфоне, в котором заключена вся их жизнь. У них одинаковые глаза и одинаковые выражения лиц. А одежда? Разве этакую тоску в глазах скрасит какая-нибудь одежда, золотые кольца или ультрамодные худи? Тоска, она и в Африке тоска.
Нет, иногда и среди этих лиц я увижу нежную улыбку, или изящность жеста, или влюблённый взгляд, или искреннюю печаль, или задиристый и яркий смех. Но это редко, чертовски редко.
В круговороте всех этих разгорячённых мыслей приходилось подбираться к своему крайнему вагону. И тут удалось увидеть (должно быть мешали суетливые люди), что этот вагон совершенно пустой. Ни одного человека! Это в пятницу-то, после рабочего дня! Вот удивительно, чёрт возьми!
Рассуждения мои были здравы: «Зачем игнорировать пустой вагон, тем более с новыми добротными сидениями?» Конечно же, мелькнула мысль, что странно, безумно странно… Что ж остальные люди – слепаки?
Зайти в вагон – дело нехитрое да недолгое, а уж сесть и подавно. И снова возникло ощущение, что всё это неспроста, больно уж чудно! И что-то будет! Наверняка будет!
Так и пришлось ехать до Достоевской в пустом вагоне. Ведь прелесть, скажите, пожалуйста! Эти люди в остальных вагонах толкаются, суетятся, снуют, бросают друг на друга косые взгляды. А тут – первый класс! Поезжай себе тихо-спокойно! Однако в душу забралась тень сомнения, злая тоска, тупая иголка… (Да ведь не Берлиоз, к чему все эти глупости!) Но скучать не пришлось.
На Достоевской зашла удивительной красоты девушка: с нежным белым лицом, характерным для северянок, вдумчивыми изумрудными глазами. Они обладали необыкновенным свойством: при определённом освещении зрачки становились нереально крупными, и от этого глаза казались ещё более прекрасными. Красные губы её сияли ироничной и немного грустной улыбкой. Длинные вьющиеся рыжие волосы, напоминавшие тёплое мартовское солнце, спускались вниз, попадая в роскошное глубокое декольте. Она была одета в красное платье, шею и грудь украшали алые стеклянные бусы, переливающиеся на свету.
Она села, делово закинув ногу на ногу, и посмотрела на часы. Вместо цифр были какие-то сияющие точки. Сейчас удалось заметить, что взгляд её сосредоточенно-томный и чуть ли не влюблённый. Она смотрела куда-то вдаль, как будто кого-то ждала. Прошло секунд десять.
Кто-то действительно появился, тем более им оказался мужчина в чёрном элегантном костюме, брюнет, с благородными, но резкими чертами лица, орлиным носом и умными тёмными глазами, в которых прыгали хитрые искорки. Он был прекрасен. Его точёный чёрный силуэт выделялся в белом свете вагона.
Она встала, он обнял её и начал очень страстно целовать – в шею, в губы и ниже. Его волосы казались ей очень мягкими, губы – тёплыми, и ей никогда не было так хорошо ни в чьих, кроме его, объятьях. Эта вспышка, эта страсть пропитала все клетки тела, воздух заполнился сладким чувством, словно перед грозой.
Никогда он никого не целовал так, как её. В ней было всё прекрасно, даже эта маленькая щербинка или оспинка на правой щеке. Без неё она была бы другой, какой-нибудь безымянной женщиной, каких много в метро, на работе, в парках, клубах и театрах.
У меня перехватило дыхание. Меня никто не видел. Или не замечал. Только в воздухе зависло напряжение, что аж мурашки по коже. И так хотелось смотреть на этот порыв безумной страсти и тоже кого-то жарко любить…
Но вдруг всё закончилось. Она посмотрела на часы – стрелки таинственно сошлись под углом сто восемьдесят градусов.
– Ровно шесть, – сказал нежный, немного хриплый женский голос. В этот же момент состав подошёл к Сретенскому бульвару, и она выскочила из вагона, растворяясь в мерных и гордых шагах своих каблуков.
Он бросил тоскующий взгляд в её сторону, затем в одну секунду переменился – сделался важен, тщеславен и красив, и, выйдя из вагона, направился в сторону Чистых прудов.
Всё произошедшее поразило меня, как молния, как раскат грома. Тупая иголка выпрыгнула из сердца, оставив тонкую, как паутина, осеннюю грусть.
«И куда мы бежим? И за чем? И почему так строго смотрим на часы?»
Но от этих мыслей меня отвлёк мужчина, показавшийся мне знакомым. Дело в том, что разгорячённая толпа людей наконец-то увидела крайний пустой вагон и теперь стремилась его занять всеми разумными способами. Знакомый брюнет сел рядом со мной, поправив брошь в виде чёрного пуделя на лацкане пиджака, и подмигнул мне зелёным хитрым глазом…

19.10.2021