К РЕКЕ
в горле: кувшин грузинского вина
диор
жвачка.
из подполья бесподобный
преисподни преподобный
покорённый исподлобья
полубогом ниц на тахте как Обломов
разлёгся –
Енисей, жердь выпятив
чёррный
как лебедь в горелом лесу.
там
опухшее синее лицо дядьки черномора по устью
убирается
вон!
а в паутине,
на берегу тогда еще сибирской ночью,
тридцать три витязя
подвешены висят
в инея шубке. и крылышки “хлоп-хлоп” жар-птенца –
последней жаровней;
гнездо только подгорает и мамина спина в ожогах.
коряга цветя наоборот – это русский закат
где камер нет и народный узор.
только мгле в лаптях бормоча:
ты экзистенциально свобо..
частокол и тропа,
где острог
и трава,
то восток и змея
и изба-колыма –
колыванушка.
ЭЛЬ-дора[д]о.
гжеля грусть перед сном в очевидности чернобога.
черноводы отошли
у румяной красавицы.
ярило храпит в усыпальнице
к печи грея брови повернут
напившийся зелёного МОЛОКА. видишь, тут уши то что называется
распяты зимой? первый снег
запекшийся как кровь устлан погребальным ковром
и зная тучи в сарафанное радио играли
надвигая холокост.
глубинка мидий
тритона болото
убранство голубик
им леший галоши из кожи Гека и Чука, фарцовщик, несёт
а там порт; сети; маяк
и солнце городских бутиков точь удильщик.
там
у цепей золотых
хозяйка – яга
сплошная тайга.
там нимфетки на ветках
севернее не найдешь
а хлеб тверже чем революция.
и голод вместо скатерти-самобранки по-язычески щедр
видишь, каково
мне твою руку блеклую вспоминать
то бишь, брюква на языке,
брюки зажевало в голове
кроет медным тазом попытку высказаться наедине
обязательно будет толпа косноязычия
косноязычить в паузах минометных арт-атак
как
у шизофреника в канун озарения
и я на берегу Енисея на твоей белой как смерть руке
Енисея черрного как венозная кровь,
Енисея страшного:
потому как плыви я с Хароном – я знаю куда приплыву,
будь я на Титанике – пошел бы ко дну,
стань контрабандой в водах чёрного моря – прибудешь в Стамбул
а что за чудище укрывает твою
изумруд-страну и русло твоё насколько велико
если я не ступив в него – безнадежно тону?
ЦЕЙТНОТ
ощипаю лебедя
в сумерках Урала
перед бюстом Ленина
а мне тошно, мама
но я весь дотошен:
держу осанку, гляжу прямо.
осень в истерике судачит на иностранном,
солнышко ревёт муркой в рваном
самолетами
небе.
у тебя глаза просто как у белуги
выглядишь: просто отпад
а я играю на ощипанной волынке,
для нас трезвонит звездопад
по пояс трын-трава
и по колено море
я спичкой поджигаю
такую вот байду.
а в каком-то океане
падали ко дну
три подлодки-сумасбродки
три селёдки на борту
три звезды-наколки
в тишине кают
а что мне подводное царство?
в моей стране свои яства:
церемония прикосновения
под липой горбатой как баба яга.
я касаюсь тебя и пахну куриной кожей,
я рожей похож на волхва
в моей руке шея кадавра гуся
а у тебя во лбу
звезда горит
и месяц под косой сидит
как бледный нарк:
га-га?! га-га?!
но ты как жадная Морана
к моим губам припала
и будто бы пиявка пила кровь
пока я
как Икари Синдзи
стоял тупил
и птички шею всё в руке давил
и капал нам на плечи липы пот
и облака нестранно так шуршали
и сам Кощей боялся подойти
и мимо жмур плывет по Каме
а у меня под страшными глазами
мешки – две спальни;
ты тащишь в свой родник из-под горы
но я как хан теперь стою
и прожигаю ясным полуночным взглядом
твои-мои в глазницах бусы
мои-твои усталые глаза.
СКАЗ О ПРОТЕСИЛАЕ
ухожу в пучину
с пыру в колдовство
Джармуш ляпку крепит
на манер кино;
в бездну щучкой –
черноты окно
между пар в универе.
там изба из дуба
и дубак и колотун
и в шубе
девка очи мажет
сажей очага
как царевна-несмеяна:
на полене колени
напалена с косяка
в глухой тени укулели
сопели на голяка
а надо мной..
надо мной гундосят облака
седовласые
плечистые
в сивые платочки.
пускай сопливят,
клубочки
чрево чутко чуйкой
чудом черное худи
марает
вязкой акварелью
как красным вареньем. вьюга и стрельба
ноги крутит туго
ОПГ берез и между
кикимора скалит.
я в сапогах, подбитый фазан
ступаю как Протесилай
как таран сквозь отчизны курган
в глубинку простынкой
тут буран лохматую морду съедает
седой каннибал
и обглодан валюсь на капкан
будто старый уставший верблюд
снег только белый ложится,
вторая щетина
зпт
каникулы провёл хорошо
видел лешего у ларька
какой-то дед банчил медвежатиной
на боку теперь шрам
приходил серый волчок
делал цок-цок
тчк
пожитки кладу в чемодан
траву бурую как гербарий в свой бестиарий
солнце в левый карман
айболит
айболит
айболит
а синяк на душе размером с Москву ты вылечишь?
КАЖДОМУ БРЮЛИКУ – СЕРДЦЕМ УЛИКУ
я по-испански счастлив
и осень молча подошла.
горит листва
и небо будто пароход
луна ушла в запой
как крот
в сгоревший чайник космоса
привычный синтезатор
играет нычку блюза
а моя муза ставит мут
на мой охрипший голос.
я как ассенизатор и
Орфей. мычу я вальс
а между алкашей
чернявит ангел крылья
как неуклюжий сука попугай
у арфы сожжены колени
и с губ течёт как ужик кровь
а золотые плечи
увиты лужей синяков.
я задвигаю челюсть бурых штор
и в наступившей полумгле
до нагиша –
её бельё я стёр,
ковром за спину скинул. тяну
как тетеву, струну. ты льдина
но этот лёд я растоплю
и зацыганит музыка строптива –
её я тоже покорю
как Чингисхан
страну широкого разлива.
вчера я скинул спички
за мной был хвост
как у кометы
а ты забила в папиросу
наши нычки,
наждачные цветы:
горела ржавчина
и пахла як болгарка.
в твоё плечо
я спрятал брюлик из Стамбула
не открывай ларец
хоть соловей-разбойник
хоть князь из Византии
хоть серый волк
хоть йотун
хоть целый полк
хоть бог
стучаться будут в твой дворец.
я на могучем смерть-коне
сквозь туч билбордов прискачу
я буйну голову твою
накрашену некрещену
зеницей ока охра-ню
я это пост-сказани-е
как гонзо-летопись пи-шу
и мне звезда Якутии
как опухоль из острого плеча
сшибает в жопу всю башку.
МОЁ ЭГО В СТИХЕ
мумию меня
в саркофаг положи
словно скоро вернешься,
как монету в фонтан.
я царь овдовевшей страны
я султан
фараон.
где-то губы погасли в ночи,
светлячки
после слов: я тебя не люблю
и какая-то моль изнутри
жрёт.
чавкая. домовой матерится.
желтые листья у падика
заморская вышивка
осень как нитка на джинсах
калитка фаянса
трагичность романса
пахнешь сыро и честно
упырка со стажем
тяжко залипнуть на пляже
в морское лицо –
тобой отдает.
налицо здесь претензия духа
появилось какое-то гадко.
акведук затянул ремень
все закоулки сторчались
глухо. поэты скончались.
огнедышащий вылез
тётка протяжно кричала
аж улица стала
жанром кино. дева Мария курила
тонкие винстон
горыныч шел
хлюпая в лужице
троицу опустив
как мотыгу.
это не день, а слякоть
протухшая мякоть хурмы
тысячу
тысячу и еще одну
еще одну ночь..
похорони же меня как вкладку
в браузере; как закладку
в водостоке;
клавиатура жестока
расскажет грязные сообщения
которые писал тебе
напален
феерИя вудстока
звякни когда я умру
звякни клаве
звякни, дорогая
не нужно монеты Харону
мне на веки класть
просто вечером наглым с пургой
опьянев от вина
ты сходи в таксофон.
может весь этот интертекст и есть я
а мозг всего лишь инсталляция
инкрустирован в божью машину
и когда какой-то алкаш орёт “вашужмать”
это древние демоны рвутся
в автозак
там с астральным связь
и может стоит с ним заорать? попуская
личный мотив
и выпуская пар как громила шаман.
вашужмать, это самообман
мария
выстрели в меня с калаша
застрели меня, мария
очередью кислых пуль
я не увижу испанию
я никогда не влюблюсь
я уже написал МАГНУМ ОПУС
и даже теперь не сопьюсь
мария
я знаю что будет суд
но кто бы там ни был
хрен проссышь эту муть
мария
я наверно и вправду цыган
раз влечет меня только свобода. только свобода
только ли
и свобода ли
то ли мы
раньше шли
то ли мы
вгашены
мы это просто конструкт
МЫ это просто роман
мы это просто группа
мы это ты да я
мы это
местоимение
мы это ты да я
мы это помощь взрослению
я – это
навсегда.
ПОХОЖЕ НА МАДРИГАЛ
приюти меня
приюти
у крылечка крыла,
серафима моя.
птица царь-града
в катакомбах твоих
ой потолки да низки
да мрачны потолки
и обиты костьми
а за речкой в глуши
за ухабами суши –
табора уши
как слоновьи лежат
и деды соловьят
беззаветные байки
о***вшей страны
приюти меня в черной землянке
где сучили свечу за свечой
пахнет мясом и тертой травой
где я сгорблен стою
и о ЧЕМ-ТО молчу
ты стоишь в сарафане
ты похожа
на Измаил
я сегодня Суворов
я сегодня в саванне
опьянен Гумилёв
и сражаюсь со львами
ты румяна
как самовар.
ты годами хранила кумар
чтобы в тесном языческом храме
приютить
мой бордовый нагар
ну, раскурим?
ОТ РЕКИ
красная
страна канарейка
страна карьеристка
не с пядью – звездою во лбу
и учитель, и машинистка
уколятся – ровно пойдут.
на берегy:
океанище
барахтается,
как кальмар
выкинувшись с 5-й океанической
на гальку.
Иван, раскудрявый шаман,
смотрит как рыба дохнет
в трофейный бинокль
а рука молиться гребёт
к ширинке.
как люфтваффе бомбить Moscu
авеню
как прилавок:
парижанки и чача
из рук утюг вымыт.
был ожог
щас – жемчуг.
поверь, браток
я не Гудини
всего лишь мыло помогло;
гуди да
я эти жемчуга
продам
и весь навар
как лиру промотаю
зарывшись в местный бар.
ты стелишь дудку мне под ноги
я в кимоно сижу на кресле
и пепел тужится пройти в неволе
от кобры ядовитых глаз.
багряный клён, японские берёзы.
ты ярче камасутры в сотни раз
ты ярче чем карелия
чем белоснежная камелия
но ты как пролитое бренди
спиртягой тянешь
раз на раз.
хмурной я санитар
поганку как жонглер кручу
таганка плачет
– я молчу.
молчанка.
заморская краса,
ведунья облака
тянула через сито
и белый порошок
ну перхоть
в объятья падал суток
верно. рыбий рот
так вот:
строили
беломорканал.
мыли золото на колыме.
прокладывали железно-дорожную магистраль.
брали женщин.
хотели в рай.
ниче так бэкграунд за москвой-рекой.
“непахан край”
русала в бикини прада
конек-горбунок вместо пони
ярмарку отыскали
мифической пали
офицеру шепнув МЫ СВОИ.
жуть.
иди и смотри:
тут каждый второй наркоман
в девчонок кидают камнями
пьяный насмерть сбивает
детей насилуют черенками
пастырь дрочит за робой
милый сосед – а кого-то съедает
нищета и провод, да в воду
что там их омут?
тут в бетоне трупы
тут проститутка, напившись
показывает фотку сына с первого сентября
за базар сажают на жопы
за одежду спрашивают
за идею бросают в карцер
дай водку
дай обнять тебя, сволочь
депутат записку будто школьник пишет
и кого-то убивают.
что, любовь?
а может развод
а может завод
а может приход
бог любит троицу:
ты родился вырос и умер
ты сделал богу приятно.
твоя мотивация – сверх-овации.
только
громче стука сердца мамы не услышишь звука
как ты ни крути
как ни улыбайся.
ну,
спаси и сохрани
06.09.20 – 16.09.20.
