Сон. В унылом теперь состоянье моём никудышном. На перелёте. В моём перелете космическом странном  и  бесконечном и вечном.  И летаргическом.  На посадке. В чреве твоём воспалённом. Друзьям и соратникам жизни. Которые давно уж погибли.  Кончено все. Яблоки все упали  на землю. Мы опустошились. Буду надеяться. Снова захочешь опять. Висишь на ветвях опустело. Нету тебя без окончания в прошлом тысячилетьи. как и у меня, наверно, на астероиде мрачном, сошедшим с орбиты. Была ли она. И без начала. Кончено всё наконец. Я совершенно устал. И без сил нахожусь на этой планетке искривлённых понятий. В дикой звериной любви. И не знаю.  В каком состоянии я нахожусь и как очутился в этой  плоскости обрывках вечерних газет. Вырезок стёртых. Помятых. В масле после пирожков азиатских. Ранрн. Дано уж забытых. Зачем для чего и  хранились. Люди уж вымерли все со своим знаньем  своих недостроенных комплексов.  Всё сожжено ушедшим огнем. И металл мой растаял в огне твоих губ опустелых. Брошено всё.                                                                                                  Мокрые ветви чере – белое платье твоё – мух окаменели от горячей вулканной пыли кратерных, мантийных извержений. Постоянно нахожусь в мире снов. Сомнамбулов. В спичке. Превратившись, толи в тряпку, толи в камень, микроб, бактерию вечную, Без размножения. Голые обрезки снов. После скажем ночного ремонта и отдуха. Тела и мозга. И души – психики. Допинги с утра и новый, бешеный взрыв энергии. Став голодной стаей волков. Пришельцем в теле человеческом из космоса.       Смотрю в иллюминатор из ракеты на голубую землю. Всё у меня уж давно погибло и покрылось ржавчиной. Всё остались одни иллюзии. И наверно ничего нет. Сам не знаю, что есть, чего нет. Что реальность, а что нет. Лишь видимость. Повторяю, сам не знаю, что есть. Что правда. И ложь вымысел, что и где, или нигде ничего уж, наверно, нет. И мне осталось дожить секунду, мгновения дотащиться к погребальному костру. К кибитке кочевой, к жертвенному костру. Насыпному холму.                                         Получилось что-то вроде украинского борща только из пауков. Мизгирей. Космических призраков. Миражей. Получилось очень вкусно и сытно. Покушал мякотью тараканов – хищников. Микромонстрами. Из их же  паутины.                                            Несколько рыбин язей с серебряной кожей. Своей чешуёй  в берёзах утром застряли. Выпали звезды в траву. В росу и потухли. И замолчали. Ночи пришли осенние. В конце ноября. Длинные и холодные. Всё сам своё коротай. Тело молочное светит в окне. В окно изломанное за полночь постучало ко мне. Девушка. Боплазматичка моя пришла. С антенной ва пустой и чудной голове. Аристократки. Царской гимнастки. Эквелебристки. Гимнастки. И фигуристки. И балеринки. Крысенка. Девчонки. Юной грезетки. Цветка помесь с конфеткой. Я совсем одурел и спился. Снова с бутылем венерианского пойла с нарко-кратерной пылью. С земной коноплёй.                                                                                Ветер шумит в проводах. И ошалели столбы от гуденья в зимний мороз. Чашечки кофейные на железных крюках висят. Всем из Москвы звонят.

Старая дева французских бульваров. Сентиментальных романов истрепанных. И закипает в электро – чайннк забитая утром с похмелья пизда. Это болит у прокуратура прохиндеев ебнутая голова.                                                      И расстегнешь свою новую кофту. Бесшовную. Нищенка с крупных тоннелей завенереанских. Несбыточных лифтов.

Абрисы женщин чужих мне достаются. Звёзд постарелых. Престарелых. Увядших. Полуувядщих. Но ещё ничего. Давно уж сошедших со сцены. Нас ждут перемены. Но только не их. Это фантомы. Профили гусей. Приманки. Плачущие самки.                                     Ты украла два скафандра устарелого поколения. И вулкане, среди косматых твоих ягодиц. Сапоги на ароматической, в смоге удушающем, на пружинной подошве. Герметической.