Виктор Сбитнев. Окна (сборник стихотворений)

Баллада   о   свободе

 

«Век Воли не видать!» – самое веское из русских заклинаний.

 

В бору сосновом, где река,

цветы и птицы,

топили баньку два ЗЕКа,

чтоб в ней помыться.

Один полгода отсидел,

другой – полвека:

малец-драчун и старый вор –

два Человека.

 

Один хотел сказать «Прости!»

больной невесте,

другой изладился спасти

родню от мести.

 

Стащили робы мужики,

прогрели спины,

Читайте журнал «Новая Литература»

но тихо крался вдоль реки

наряд УФСИНа.

 

Навис тревожно чуткий бор

над банной крышей.

Ругнулся злобно старый вор –

всё было слышно.

 

Подпёрла дверь его рука

железным ломом,

а младший скинул с чердака

колтун  соломы.

 

Сгорела банька. По борам

их души бродят.

Им не хотелось больше Там…

не на Свободе…

 

—–     —–     —–     —–     —–

 

***

Как ясен мир! Снега и дали,

и горизонт беспечно синь,

как будто только проскакали

к нему воители пустынь.

 

Как будто золотом пахнуло

из обустроенных  широт,

и страсть разбойного разгула

смутила таборный  народ.

 

А  ведь, наверно, так и было:

какой-нибудь удельный хан

увидел вдруг –  и зацепило…

и впились пальцы в ятаган.

 

—   —   —   —   —   —  —  —

 

Когда тень от избы откинется,

когда солнце – едва за лес,

в тесной горенке мир раздвинется

синим сумраком до небес;

 

и за чаем сходясь вечерним,

затихают вокруг стола:

есть обычай такой – сумерничать,

когда кончены все дела.

 

Кто-то сказку по кругу пустит,

Да,  такую, что кинет в дрожь,

кто-то выдохнет лёгкой грустью:

так не выдохнешь – не  поймёшь!

 

Каждый звук над столом, как тайна,

и, смотря на огонь в печи,

кто-то,  высказав всё печальное,

не заплачет потом в ночи.

 

Станет ближе всё и дороже,

и на дальнем от нас конце

скрипнет валенная подошва

и заёрзает на крыльце.

 

И, от чая с малиной взмокнув,

так приятно представить вдруг,

что родные вот эти окна

видно с поля в кошмаре вьюг.

 

—   —   —   —   —   —   —   —

 

Когда-то ты был…

Когда в голове окаянная мысль шевелится,

о том, что в последний свой путь собираться тебе,

купи в магазине «колдунью» и студня с горчицей

и тупо на жлобство столичных издательств  забей!..

 

Пусть катится всё далеко и надолго до срока,

Почувствуй июль и себя одного…на юру,

Пусть дремлющий кот лижет руку твою, и далёко

Врачуют дожди обожжённую солнцем траву.

 

Когда-то ты был интересен звериной сноровкой,

Когда-то слегка уходил в самый дальний поход,

Когда-то ты спал у костра на потёртой циновке,

А нынче и шов на подушке уснуть на даёт.

 

Мой милый, ты просто забыл о пространстве,

Которое в лодке тебя по потоку несло

От сверок, от «стрелок», от выгод, от пошлых романсов,

Но вот незадача, ты выпустил в  спешке весло…

 

И вертит тебя, и корёжит на тёмной стремнине,

И бьёт о коряги, и гибелью верной грозит…

Чего ты добился? Катал бы жену на машине

Да бабам читал про солдатские беды  свои.

 

Когда в голове окаянная мысль шевельнётся,

Что глупо топтать этот шарик и плакать над ним,

«Колдунью» купи или две, если так уж неймётся,  –

Не след повторять всё, что было с тобой молодым.

 

Не вернуть…

Вот и рвутся последние нити,

и пустОты – на тысячи миль.

Ветер мокрыми тучами вытер

над причалами звёздную пыль,

 

и растаял в осеннем тумане

этот прежде родной силуэт,

словно карточка в старенькой раме,

провисевшая тысячу лет.

 

По реке маяки растеряли

моей памяти тихую грусть,

и отчаянно всхлипнул цепями

пароходик…

его не вернуть.

—   —   —   —   —   —   —   —   —

 

 

Я слушал сказку бабушки

про доброго разбойника,

из плошки брал оладушки

на кухоньке просторненькой.

 

Всё было в этом мирике

опрятненько, уютненько…

О, бабушкина лирика

о мировом заступнике!

 

«Он пировал на травушке

середь своих приятелев», –

рассказывала бабушка…

и вышивала скатерти.

 

—   —   —   —   —   —   —

 

 

  У разлома Земли

ОДНАЖДЫ В АНДОСОВЕ… тридцать лет назад

/Осень 1989 года/

 

Ты помнишь избУ

у  земного разлома,

доставший разлад

переходной поры,

разлёт территорий?..

Ночная истома

под россыпью звёзд –

от горы до горы.

 

Как будто нас нет.

Мы у жизни в отставке.

Не  видно огней

в онемевшем селе,

и лишь от шоссе

на бессонной заправке

зазывно фонарик мигает

во мгле.

 

Займутся сосновые ветки

трескуче,

заухает филин,

лесной Гамаюн,

и ты полетишь луговиной

колючей

к заправщику Генке

за водкой «Тархун».

 

Привыкла к костру

задымлённая кожа,

качается мгла,

как круизный корабль,

и только под утро почуешь

тревожно

парок изо рта,

потому что

октябрь.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Ответьте на вопрос: * Лимит времени истёк. Пожалуйста, перезагрузите CAPTCHA.