*      *      *

 

Сколько лет живу на свете,
А практически один.
Все лечу в своей ракете –
Миллер. Точка. Константин.

 

 

 

КИСТОЧКА СЧАСТЬЯ

 

Разноцветен этот круг

Круг, в котором сорок дуг

И на каждой на дуге

По руке

 

А в руке зажато в ком

То ли небо, то ли дом

То ли печка, то ли свечка

То ли речка

 

А у речки на волнах

Да на разных берегах

То березы, то акации, то ивы

Или сливы

 

А на сливах урожай

Хоть бери и сам рожай

Хоть белугою кричи

Хоть ручьем журчи

 

Непонятен мыслей ход.
Да и кто же их поймет,
Коль я сам не понимаю.

 

В красках небо растворяю,
Кисточкой туда макаю

И от счастья замираю.

 

 

 

 

*      *      *

 

Твой номер три, мой сто тринадцать,
Нам вместе сто шестнадцать лет.

Я так люблю в тебя перемещаться,
Пытаясь отыскать в тебе ответ.

 

 

 

Ты вся светилась бронзой кожи

И волны бедер волновали глаз.

Твой корпус так прекрасно сложен,
И так пленителен подчас.

 

В твоих глазах балдело лето,
Салютами сиял пожар.

Меня не пригласили в это, –
Что делать, я преклонно стар!

 

Теперь сижу в своей избушке,
Пью горький (от запора) чай:
Тебя увидеть невзначай

Хочу на дне бездонной кружки.

 

 

 

АКУЛЬЯ СТРАСТЬ

 

Я опишу тебе любовь

Огромную, как страсть акулы,

Так горяча она, что сводит скулы

И на плите вскипает кровь.

 

Ее стремительность извечна,
По временам она – юнна,
Как та столетняя война,
Что пролетела быстротечно.

 

Внимай мне, нынче я готов

Тебе поведать все секреты –

От синих гор и до рассвета,
И, безо всяких, право, слов!

 

И без малейшего накала,
И без влияния извне –

То в буре снежной, то в огне

Степная тьма меня лакала.

 

Под маской плясок половецких

Столпотворения в ночи,
Два пламени одной свечи

В глазах твоих, увы, не детских.

 

Невыносимо видеть это –
Как стеарином пышет рай:

Безумной жизни каравай

Мы испекли июльским летом.

 

И потекла событий лава,
И понесло, и понесло:

Сначала я сломал весло,
Потом меня качнуло вправо…

 

А после в Восхожденья Дом

Нас бестолковых поселили;
Мы локти грызли, слезы лили

Перуна встретив в доме том.

 

 

 

 

P.S.

 

Как быть нам слабым, где ютиться?

Кому поклоны с горя бить?

Я пью тебя и буду пить

И не боюсь тобой напиться.

 

 

 

РАНА ПОСЛЕДНЕГО БОЯ

 

Примчавшийся всадник был с ног до головы в мыле,
Как и прекрасный вороной конь под ним.

Деревья, глядя на них, мгновенно застыли

И вокруг случился воздушный Гольфстрим.

 

Всадник вынул из кармана донесение

И протянул его лихому командиру.

Мы гадали – гибель наша в нем или спасение –

Тягостное молчание разлилось по эфиру.

 

Командир читал по слогам, не отрываясь

От листа, который держал с обеих сторон.

Я приподнялся на цыпочки стараясь

Увидеть то, что не сможет увидеть он.

 

Судя по линейному расположению строк,
Текст не был посланием доброй воли.

От напряжения затылок мой взмок,
Пальцы проковырял дырку в камзоле.

 

Остальные стояли утесами гранита –

Не шевелясь, не куря, не чеша лбы.

Я понял, что карта наша пробита,

И деревья от страха превратились в столбы.

 

Командир уронил лист донесенья,
Наступив на него, как плитой, сапогом.

А в небе все пело легко, по-весеннему,
За лесом стреляло, над пашнею – гром.

 

Примчавшийся всадник обмер от страха,
Понимая, конечно, кто всему здесь виной.

Командир вынул шашку, поправил папаху

И спросил: «Кто в атаку со мной?»

 

Мы единой шеренгой едино шагнули,
Понимая, как важен будет будущий бой.

В ветвях уже бились в конвульсиях пули,
Развлекаясь полетом и холодной войной.

 

Командир нас построил в колонны

Наподобие древних македонских «свиней»:

Впереди, острым клином дивизии конных,
А за ними пехота под прикрытьем коней.

 

И сорвались в мажор иерихонские трубы,
Мы спускались в долину – наш прославленный взвод:

Впереди знаменосцы – посиневшие губы,
Кот Чеширский за ними, уморительный кот.

 

 

Пересказывать бой, право слово, не стану,
На войне места хватит для всех;

Я парю над собой и смотрю в свою рану,
И врачую ее, что, конечно же, грех.

 

Если пал ты героем, значит доля такая

И завоет запоем безутешным семья…

Ну на кой тебе это, Бог с ним, пусть умирает!
Я расправил закрылки и покинул себя.

 

 

 

 

ПРОТИВОЯДИЕ

 

В голове моей играют трубы,
А в сердце гремит барабан.

Я вижу: движением грубым

Ты мир выливаешь в стакан.

 

Привычные глазу предметы

Теряют осанку и стать,
А стены, не веря в приметы,
Себя продолжают ломать.

 

За городом в рощах бальзамных

Гнездятся на ветках дрозды,
Себя сберегая тем самым

От страшных ударов судьбы.

 

А там впереди, за горами

Облитый гуашью восход
Встречает себя вместе с нами

И звонкую песню поет.

 

Песню отчаянной радости

И прославленья труда.

И, когда наступает пятница,

Я отправляюсь туда.

 

Тропою омытою бурей,
Дорогой разбитых осин –

И пусть распухает до дури

На левой ноге мокасин.

 

Смотрю – перемены погоды

Раскатами яда грозят;
Я выпью чего-нибудь с содой

И сплюну в траву этот яд.

 

 

 

 

*      *     *

 

Утро не предвещало ничего необычного:
Воробьи чирикали нечто зычное,
Дворник переругивался с пьяной собакой –

Все происходило под определенным знаком.

 

 

 

С тополей осыпался безжизненный пух,
И что-то резало мой непроснувшийся слух.

Откуда-то доносились радио-позывные,
Диктора гремели челюсти вставные:

 

Сталевары ударно завершили плавку стали,
Рапортуя об этом родимой стране.

От этой новости мозги сплавились, устали,

Что-то медленно шевельнулось во мне.

 

То ли внутреннее напряжение,
То ли внешнее раздражение

И беспрекословное поражение

Милитаристского блока.
Что-то зовет в далеко и высоко –

То от Ван Гога, а то и от Блока.

 

Мой блок помят, укутан пеленою,
За пеленою трансформатор взвыл,

По волнам памяти холодною волною,
От фланга к флангу оголяя тыл.

 

Ван Гог исчез, остались в небе тучи,
Сквозь тучи – ярким светом – Фаэтон.

Клянусь, то был обычный случай,
Как растворившийся в галактике фотон.

 

А вот река,  и мне б напиться

Прозрачных вод из этого ручья!

На дне сомов невыспавшихся лица,
И фланги сомкнуты – победная ничья.

 

В нас Божьего осталось на мгновенье,
У нас разрушены структуры всех структур,
И, в ожидании второго озаренья,
Мы тихо-мирно объявили перекур.

 

Сидим на заваленке, курим,
Дуги надбровные хмурим,
Глазами солнце жмурим.

И плывет по течению вдоль

Странный звук – перетертый бемоль –

Белоснежнее даже, чем соль.

 

Ах бемоль! Вот где суть и разгадка
В нем скрещенье священных мечей!

Я шепчу в темноте (для порядка),
Поедая остатки свечей.

 

 

 

*      *     *

 

Расскажи мне сказку про любовь,
И про то, как ночами грустила,
Как меня вдруг взяла и простила,
Как весна в тебе вспыхнула вновь.

 

И я усну, рассказом убаюкан,
Размякну, как на солнце леденец,
А ты меня порежешь вместе с луком

И после сваришь новогодний холодец.

 

ЦВЕТОФОР

 

Пронзенный острием стрелы

Из лука, срезанного в мае,
Облитый соком из свеклы,
Познал я прелесть урожая.

 

В нем черный принесет строка,
Наполнив до краев бокалы,
А желтый, выпив молока,
Мгновенно превратится в алый.

 

А голубой, всю ширь небес

Глотком осеннего настоя

Вдохнул, а выдохнув исчез

В хрустальных далях травостоя.

 

Зеленому – хоть мой года –

От краски леса не отмыться.

Там, где зеленый, там всегда

В глубинах странное светится.

 

На белой плоскости холста

От масла запах пьяно-пряный,
Как бесконечно непроста

Тех запахов нирвана.

 

В них тут же исчезает злость

И свет струит от веси к веси –

Я пропитался им насквозь

И растворился в этой смеси.

 

Во мне и желтый и пурпур,
И зелень неба голубого,
В меня, счастливого такого,
Она ввинтилась, словно бур.

 

 

 

ИЗ ПИСЬМА БГ ДЖОНУ ЛЕННОНУ

 

…Помнишь последнюю встречу

У общих друзей –

Портвейн и запальные свечи,

Пена схлынувших дней!..

 

Русалки спели два раза

О том, куда двинулся лед,

И где ожидает приказа

Летящий к тебе самолет.

 

В апреле гроза обновленья

Нас вновь обошла стороной,
И я, как и все поколенье,
Не знаю как двинуть собой.

 

Я больше не верю русалкам –

Они меня водят за нос.

Любви мне, по-прежнему, жалко,
Хотя, это хилый закос.

 

Куда-то исчезли все тени

И даже Гарсон номер два.

Да, после таких приключений,
Ко мне не стучится трава.

 

И двери ее на засове,
За дверью полярная тьма.

Нет суффикса к данной основе,
И горе сошло от ума.

 

Маша, Медведь и матросы

Скупили в Тунгуске бамбук;

Им просто плевать на вопросы,
На сердца естественный стук…

 

…Я помню то время, в котором

Я верил ему, как отцу.

Теперь он разорван запором,
Ладони приклеил к лицу.

 

Все то, что он видел в музее

Свело бы с ума и тебя:
В парадном летучие змеи,
А в залах остатки огня.

 

Лукьянов, монах из Тибета,
Недавно свалил на покой;
В четверг пролетала комета,
Он к ней прикоснулся рукой.

 

Но это не повод для драки,
Не повод взывать к небесам;
Спроси у бродячей собаки

Как ей проживается там,

 

Где нет ни святых, ни распятых,
С утра – только цирк Марабу,
Где в-первых, в-седьмых, в-сорок пятых
Я видел все это в гробу.

 

Сестра принесла передачу –

В ней плещет живая вода,
Преставь себе сложность задачи,
В которой любовь – навсегда.

 

Вчера мы гадали на крести,
Узнали ужасную весть:
Отменяются кодексы чести
И сама отменяется честь.

 

P.S.

 

Уплываю, бросая вириги,
Пусть лягушки сыграют отбой!

В чемодане три главные книги,
Я гребу, обгоняя прибой.

 

 

 

 

 

 

НОВОСТИ О КАЩЕЕ

 

Нам все казалось интересным

Покуда звездная пыльца

Под покрывалом сим небесным

Слетала с Божьего лица

Казалось это вечно будет

И новый век нас не осудит
Рубашкой нас не осмерит
Заклятьем не заговорит

Но время вывернуло время
Ему хотелось доказать

Как самое себя спасать

Под пулю подставляя темя

Рожденный с этим, этим дышит

И ничего вокруг не слышит

 

Читаю Пушкина, Булгакова Михаила, –

Мощь, духовная навеки сила,
Родник, в котором суть всех вещей…

А миром правит все тот же Кащей.

 

 

 

 

*     *    *

 

Дом сгорел под небом светлым,
Улетели соловьи.

От пожара кроме пепла

Не осталось ни скамьи.

 

Все подмел веселый дворник,
Все и всех и нас с тобой,
Правда, я, в минувший вторник,

Вырос сорною травой.

 

Жизнь моя переменилась,
Я весь в корень ухожу,
Я земле родной служу –

Чтоб весной заколосилась.

 

 

 

 

ЗАКОН СКОЛЬЖЕНИЯ

 

Все начинается с остатка вчера,
Остальное – рождение звука.

А если ты чувствуешь запах пера,
В тебе поселилась наука

 

Читать по деревья, по цвету бобов,
По странным узорам на пляже,
И ждать, что какой-то из старых богов

Тебе что-то важное скажет.

 

И мы соберем урожай спелых слив,
Накормим всех страдущих в мире.

Мне тягостен воздух, в котором я миф,
Укрытый стенами квартиры.

 

Фантастика люстры, пожар мостовой

Расчерченный светом неона.

Какие законы, когда надо мной

Октябрь – мудрей всех законов

 

Такая, представь себе, звездная смесь,
Такие на небе предметы.

Я раньше не ведал, что именно здесь

Рождаются наши заветы.

 

Что именно это и есть тот закон,

Что двигает нашим движеньем,
Он знает, чем дует из этих окон,

Что свет превращает в скольженье.

 

Я думал, скольженье скольжению рознь

И мы проскользнем в подпространство

Летящею пулей – барьеры насквозь –

Пробьем нулевым постоянством…

 

P.S.

 

Мы бегали, бегали, каждый был рад

Забросить закон и святыни.

Мы бегали год и столетье назад,
Мы бегаем там и поныне.

 

 

 

ПОЧТИ БЕЗЗВУЧНЫЙ ДЖАЗ

 

Почти что ночь, почти без слов,
Совсем беззвучно – джаза трубы.

Слова скользят по плоскости зубов

И вдохом покидают губы.

 

Влетая в воздух, исчезая в нем,
Его питая, как младенца,

Стучась в стекла оконного проем,
Ютясь в изгибах полотенца.

 

Как хороши виденья, этот джаз

И запах мебели, и эти книги.

Под звездами холмы в который раз,
Железный царь и освященный флигель.

 

Я много дней смотрел туда,
В ту точку, из которой хлещет током,
И хлещет так, что страшно иногда,
А не сметет ли нас таким потоком?

 

Откуда мысли эти?.. Джаз иссяк,
Программа новостей убила звуки.

Я встал умылся, снял пиджак

И поменял местами руки.

 

Подергал пальцами – суставы хороши,
Фаланги состыкованы отлично.

А домовой газетою шуршит

И время в ходиках – тик-так – несимметрично.

 

 

 

УШЕДШЕЕ В СТЕБЕЛЬ

 

Опушка деревенской крыши,
Где пьют крестьяне хмель с утра,
Где наковальня молот слышит

И цедит влагу из ведра.

 

Где все дороги-огороды

Бурьяном алым зацвели,
Где неожиданные всходы

Полезли к солнцу из земли.

 

Крестьяне бросили хмельное,
Не веруя глазам стоят –

Жнивье отменное такое,
Что в их глазах огни горят.

 

Вот это да! Вот это праздник!

Теперь, как в сказке заживем –
Любой воспрянет безобразник

С таким-то, милые, жнивьем.

 

Отмечали праздник так долго,
Что в стебель ушло жнивье.

Потом положили зубы на полку

И повели обычное житье.

 

 

 

ЛЕГЕНДА О КУКУЕ

 

Плохи шутки с Богом,
Вот и не шуткуй.

Во мгновенье ока

Отправит на Кукуй.

 

Что там на Кукуе?
Как там и куда? –

О Кукуе в суе

Никогда.

 

Но известно точно:
Там уж не спасет

Ни крутых «примочки»,
Ни гранaтомет.

 

Ни заслуги в Думе,
Ни травы мешок.

Там конец раздумий,
Там Кукуй, дружок.