«Уголь, Уголь»…

Он вновь нёс на руках окровавленное тело Болгер…

Кто-то зовёт его?

Уголь очнулся, провёл ладонью по лбу. Огромный белый ледник слепил глаза. Вновь опустил набрякшие тяжёлые веки. Вот так же он уснул в первый раз. И вновь Уголь услышал голос, зовущий его, и вдруг увидел бледное перекошенное лицо Дингвиса. И тут же флей рассыпался, пропал, исчез. Он ведь снова спит. Какое ему дело до маленького тщеславного поэта? Схватка идёт у подножия горы, оттуда доносятся крики, – там, может быть, кто-то зовёт его – тот, кто верил ему, полководцу, кто хотел жить, и он, Уголь, не спас его.

Страшное чувство напряжёния нарастало в Угле. Он попытался вспомнить Деис, и не смог: бесконечные войны, походы, битвы, в которых он участвовал, рёв, стоны, звон мечей кровавым маревом укутали ему голову. И сквозь них – Болгер сказала: «Высохшие реки в твоём сердце. Брось свой меч».

– Уголь! Уголь!

Он открыл глаза. Перед ним стоял Тиртис, весь запыхавшийся, запылённый.

– Уголь, гниммов очень много. Похоже, Санаил бросил в бой все отряды.

– Думаю, нет. Отходите на вторую линию обороны и стойте там крепко.

Тиртис заспешил вниз по крутой вихляющейся тропинке.

Уголь посмотрел на золотисто-белый горизонт. Там, за этими снежными горами – Дикое поле. Туда спешат уже светлые отряды суфиев, он был у них, они сказали ему: «да». И отважные северные охотники сказали ему: «да». И воины-монахи Будды, и многие, многие, кого он видел, кого оповещал в своей бешеной скачке, и кто оповещал его самого – утомлённые вестники, сталкиваясь, схватываясь то и дело с передовыми отрядами Горуна, настигали его на пыльных дорогах: «Светлый воин, спеши к Дикому полю! Там предстоит последняя битва!»

И только стоиков он не видел. И никто их не видел. Молчали они в своих неприступных небесных чертогах, и никому не было ведомо, примут ли они участие в сражении, или нет, готовы ли, наконец, к бою их неуязвимые корабли Духа?

Пегас сшагнул с ледового панциря. В глубокой ложбине, под причудливым чёрно-фиолетовом навесом скалы, похожим на застывшую гигантскую волну, расположились резервные отряды гномов. Лес копий приветственно поднялся вверх.                            «Они верят мне, – подумал Уголь, – а прав ли я, приведший их в этот каменный мешок? Я действую не как полководец, я рассчитываю на психологию врага».

Он вновь взглянул на сверкающие глыбы льда, подымающиеся от ложбины вверх, к голубому небу. И снова – вдаль. Горы, снежные, сверкающие золотом горы, прекрасные и величественные, устремившиеся гордо ввысь! Они не хотят войн. Они много пережили на своём веку. Они знают истину, скрытую от него.

– Где группа, посланная на ледник?! – нетерпеливо крикнул Уголь.

Вперёд выступил один из сотников:

– Они давно ушли, они вот-вот вернутся.

И тут же из вертикальной трещины с краю фиолетового навеса начали выпрыгивать люди – без доспехов, зато с верёвками, крючьями и длинными ножами. Гномы в ложбине зашевелились, в ожидании новостей. Первый из разведчиков, в светлой рубахе с засученными рукавами, с топором за кожаным поясом, поклонился Углю:

– С противоположной стороны горы спуск нам закрыли. Там всего десятка два гниммов, но место там такое, что они одни могут удерживать всех нас на вершине хоть неделю.

Уголь кивнул.

– Как ледник?

– Мешки с солью сделали своё дело. И мы подрубили его ещё. Он рухнет.

Уголь задумался. Шум сражения доносился снизу.

 

Бой продолжался уже около двух часов. Санаил, осунувшийся, с воспалённым взглядом от бессонных ночей, напряжённо следил за ним из пещеры на противоположном лесистом холме. Глаза его лихорадочно блестели.

– Я гоню оленя, – еле слышно прошептал он.

Гномы отошли на вторую полосу укреплений – наскоро сооружённый вал из брёвен и камней, и успешно сшибали мечами и копьями наседавших на них гниммов. Санаил взглянул на сверкающий ледник, огромной шапкой свисающий с вершины горы на противоположной стороне от сражающихся. Обернулся к стоящим за его спиной четырём военачальникам.

– Герх, вводи в бой свой отряд.

Один из четвёрки поклонился и быстро вышел из пещеры.

Через некоторое время Санаил увидел, как свежие силы рыжебородых воинов, увлекая за собой прежние расстроенные группы, устремляются вверх по склону, поражаемые камнями и стрелами, лезут на вал, схватываются, падают вниз вместе с гномами. Санаил судорожно перевёл дыхание, хрипло:

– Берс, где мой конь?

– У пещеры, Величайший.

Санаил продолжал наблюдать за схваткой. Отряд Герха не удержался на валу, схлынул вниз, густо устилая склон убитыми и ранеными.

Лицо Санаила исказилось.

– Себр, веди своих гниммов.

Следующий из командиров покинул пещеру.

– Я гоню оленя, – дыша со свистом, прошептал Санаил. Глаза его запали ещё больше.

На укрепление хлынула новая волна атакующих. Но и Себр не смог овладеть валом.

– Веб, бросай свой резерв.

– Величайший, – военачальник сделал шаг вперёд, – в лобовых атаках мы потеряли много воинов. Разреши выдвинуть вперёд стрелков, пусть они поослабят гномов.

Санаил в ярости крутанулся к нему.

– У меня больше нет времени посыпать гору стрелами! Идёт бой. Вы солдаты. Идите и возьмите вал. И если ты не возьмёшь его, я повешу тебя, и Герха, и Себра, у подножия горы, и сам возьму её! Прочь!

Не успел потемневший от обиды Веб выйти из пещеры, как в неё вбежал посыльный, весь в пыли, кровь запеклась на щеке.

– Величайший!… – он задыхался. – Герх убит. Себр ранен.

Санаил отвернулся.

– Скажи Вебу: я приказываю ему взять командование сводными отрядами на себя.

Когда посыльный выбежал из пещеры, последний оставшийся командир, могучий рыжебородый гнимм со сломанным носом, приблизился к Санаилу и сказал тихо, глухим сорванным голосом:

– Я всегда преклонялся перед тобой и любил тебя, Величайший… Но Веб прав. Мы потеряли, преследуя гномов, много воинов. А сейчас потери уже вдвое больше. И если мы даже возьмём второй вал, есть ещё третий, у самой вершины. Он узкий – десять воинов удержат там сотню. Уголь наверняка оставил резервы. А вдруг он хочет измотать нас, а потом разбить свежими отрядами?

Страшным взглядом Санаил врезался в гнимма.

– Я гоню оленя, Берс. Я гоню его уже несколько дней без сна и отдыха. Я загнал его на эту ледяную вершину и обложил на ней!…

Он вдруг осклабился, засмеялся.

– А может Уголь хочет поиграть со мной в кошки-мышки, и ты прав! прав!

Санаил рывком за пояс притянул гнимма к себе, приблизил к его побледневшему лицу своё лицо.

– Но это ничего не меняет. Потому что не он – я выбрал эту гору! Что потерянные солдаты, Берс, что значат они перед тем, что ты увидишь сейчас!

Он оттолкнул гимма от себя и вновь впился глазами вдаль. Новая атака докатилась уже до укреплений. На валу закипел бой. Минуты растянулись в вечность. И тут в рисунке сражения наметилось какое-то неуловимое изменение… На бледном лице Санаила проступил румянец. Прошло ещё несколько томительных минут. И вдруг гномы, не выдержав натиска, попятились, отбиваясь от наседавшего противника, начали медленно отходить к самой вершине.

– Они отступают!

Кинулся к Берсу.

– Бери все резервы, всех стрелков, оставь сотни полторы у третьего вала, всех остальных – в обход! На леднике с внешней стороны давно подготовлены дорожки и вырублены лестницы. Мы оседлаем ледник и запрём их в ложбине на вершине горы, как крыс. И ни одна крыса не выползет из мешка! Теперь ты всё понял?

– Да, – изумлённо, восхищённо прохрипел бородач.

– Сегодня мы сделаем то, чего Горун не смог сделать за всё своё время пребывания на Земле: мы победим фиолетового рыцаря!

Он обнял гнимма.

– Иди!

– Есть!

Берс преданно, подобострастно поклонился, взглянул на полководца-победителя даже с каким-то обожанием, с чувством, – всё это как-то не вязалось с суровым обликом воина: он стал смешон, – и выбежал из пещеры.

 

Гниммы прекратили свои яростные атаки. Вся их масса, облепившая склон, вдруг стремительно скатилась вниз, в густой лес у подножия горы. У третьего вала их осталось, правда, около сотни, но этой сотни вполне б хватило в течении нескольких часов удерживать в этом узком месте всё войско гномов, пожелай они вдруг контратаковать.

Уголь ждал. Ждал Тиртис, стоявший подле него. Ждали все войны. Убитых оказалось меньше, чем он предполагал, зато раненых было очень много. Им промывали раны растопленным льдом, перевязывали под навесом.

Прищурившись, Уголь посмотрел на сияющую вершину ледника, где притаился наблюдатель. Гнетущая мысль не отступала: а если Санаил обхитрил его? Если все обустроенные дорожки да лесенки с внешней стороны ледникового козырька, обнаруженные два дня назад разведчиками, лишь уловка, чтобы заманить его на эту гору и запереть на ней? А самому с главными силами двинуться на Дикое поле. Что тогда?

Напряжение становилось невыносимым. И вдруг:

– Гниммы!

С верха ледника съезжал наблюдатель, кувыркнулся прямо под ноги Пегасу.

– Гниммы поднимаются на ледник. Их очень много.

Словно молния пронеслась под фиолетовым навесом:

– К бою! К бою!

Гномы сомкнули ряды, закрылись щитами, выставили копья.

Нет, Уголь больше не мог терпеть. Он стиснул ногами скакуна и Пегас взмыл в голубое небо. И Уголь увидел – всё войско гниммов зашло уже на ледник. Они были похожи на блестящих серых жуков, – сейчас жуки достигнут вершины, и засыпят сгрудившихся в ложбине камнями и стрелами…            И вот тут произошло то, чего он так ждал: ледник дрогнул под тяжестью забравшихся на него, из трещин взметнулись снежные фонтанчики… Колыхнулся, и гудящим потоком обрушился вниз, перемешав куски льда, камни, гниммов – вниз, вниз! В чёрные расщелины, в пропасть, в бездну…

 

Санаил не дышал. Всё шло по его плану. Гниммы стремительно, по условным дорожкам, которыми их вели проводники, заранее и тайно им подготовленные, достигли ледника. Ловко, быстро, сноровисто преодолели крутой нависающий участок, и вскоре всё его войско было уже на ледяной шапке горы. Сейчас, сейчас начнётся побоище. Он уже видел, как тучи стрел засыпают ошеломлённых растерявшихся гномов, как они бросаются в отчаянии вверх, но скользят, падают на льду, а сверху продолжают лететь стрелы, и камни, и огненные просмоленные факелы – он их тоже заранее приказал заготовить… Смерть. Смерть!

Санаил поспешил было уже к выходу, – конь ждёт его у входа в пещеру! – но боковым зрением успел заметить в последний миг фиолетового всадника, вспарившего над вершиной на крылатом белом коне.

Поздно!

– Я загнал оленя! – крикнул Санаил. И вот тут произошло то, чего не ожидал он, не мыслил, не… Огромная шапка ледника шевельнулась, десятки идущих позади, не успевших преодолеть ещё опасный участок, с криками сорвались с него. Шевельнулась ещё – и с глухим рёвом обрушилась вниз, в пропасть!… Ледника больше не было – косой ледяной слом у вершины горы… Не было больше армии гниммов. Не было больше великого полководца, возмечтавшего посрамить ненавистного Горуна… Не было больше ничего.

Некоторое время Санаил остановившимся взглядом оцепенело смотрел на облако снежной пыли, клубившееся у подножия горы, где похоронено было теперь всё его войско, затем перевёл взгляд на фиолетового витязя в небе на танцующем белом коне…

– Раб! Смерд!

Санаил визжал, Санаил заходился в крике. Он бросился из пещеры, конь! конь! Вскочил в седло…

 

Уголь ждал и этого: над лесом взвился на крылатом коне чёрный всадник и во весь опор помчался на него. Уголь развернул Пегаса и выхватил меч…

 

Все гномы, затаив дыхание, смотрели в небо. И убегающие в панике с горы остатки гниммов остановились и смотрели в небо. Чёрный и фиолетовый всадники сшиблись в голубой вышине прямо над пропастью, где только что нашло себе могилу воинство Санаила. Коротко, как две молнии, блеснули на солнце мечи, и тут же всадники разлетелись. Фиолетовый тотчас развернул коня, остановился, повис в воздухе, а чёрный болтнулся в седле, чёрный плащ соскользнул с его плеч, закружил отрубленным крылом, затем вниз полетела сверкающая спица меча… Санаил упал на гриву коню, и конь, загребая, очевидно, повреждённым левым крылом, стал неуклюже заваливаться на бок, опускаться в тёмный лес у подошвы горы…

– Ур-ра! – загремело с вершины.

– Ур-ра! – покатилось по горам, понеслось торжествующе к небу…

Но Уголь уже смотрел вдаль: там, далеко, спрятана долина флеев, а ещё дальше, где горы сливаются с прояснившимся сине-золотым горизонтом, ждёт его – Дикое поле.