Константин Комаровских. Душегуб, или беспутная жизнь Евсейки Кукушкина (роман, часть 26)

Не нашлось ничего другого кроме не очень чистой тряпки, которую они использовали в качестве полотенца. Но кровь остановилась. Другой тряпкой, смоченной водой, они оттёрли кровь с лица. Тунгус был совсем молодым парнем, видимо, моложе их.

– Ну, что, пошли искать? – спросил Тихон, когда они закончили свою неумелую медицинскую помощь. – Поднимись на берег, может, что – то увидишь. А я хоть мух от него отгоню. Вот ещё нежданная беда приключилась. Не бросишь его просто так – человек ведь. Надо к родне его определять, ничего другого нет.

Татарин поднялся на не очень высокий берег, поросший сосняком. Белый чистый мох стелился под ногами шикарным ковром. Но кое – где во мху можно было заметить вмятины – человеческие и медвежьи следы. Следы были абсолютно беспорядочны, не образуя тропы. Абдул прошёл вглубь бора. Следы стали едва заметны в сумерках леса, но можно уже было понять, откуда кто шёл. Человек подходил к медведю почти под прямым углом. А, может, наоборот, медведь подходил к человеку. Собачьи следы рассмотреть в мягком моховом покрывале было невозможно. Татарин двинулся по следам человека и довольно скоро почуял запах дыма. Подойти к стойбищу, всё рассказать? Он немного знал язык тунгусов, понимал, но сам говорить на этом языке никогда не пробовал. Он остановился, мучительно вспоминая тунгусские слова. Басто – мужчина, бэе – парень, сокжой – олень… Но хватит ли этих слов, чтобы рассказать диким тунгусам о том, что они увидели. Никак не мог вспомнить, как по – тунгуски сказать – мёртвый. И как они его встретят? Дикие ведь… Наверно, будет лучше, если они принесут раненого в стойбище. Тунгусы должны оценить их заботу о соплеменнике. И он повернул назад, к берегу.

– Стойбище не очень далеко, с версту.

– Так ты до него дошёл? А что вернулся один?

– Я почуял дым, понял, где стойбище. А сам один идти к ним побоялся.

– Вдвоём что ли пойдём, а его оставим здесь?

– Надо его нести к ним, тогда они нас лучше примут.

– Может, ты и прав. А то пока туда – сюда, он и кончится. А нам надо живого его к ним доставить.

Они срубили пару тонких сосёнок, нарезали краснопрутника и сделали носилки. Когда стали укладывать на них раненого, заметили, что тот пытается открыть залепленные засохшей кровью глаза и что – то говорить.

– Одыбывается вроде. А что говорит – понимаешь?

– Понимаю только – амикан. Это они медведя так называют. Больше ничего не могу разобрать. Я ведь плохо знаю их язык, да и говорит он невнятно.

– Ладно, потащили. Там разберёмся. А что – амикан, так это и так понятно. Вроде и победил он этого амикана, а и сам чуть живой.

Чистый сосновый бор скоро сменился густым смешанным лесом. Следов уже не видно совсем, и только едва ощутимый запах дыма подсказывал, куда идти. Вдруг заметили несколько оленей с привязанными к передней ноге берёзовыми поленьями – значит, стойбище близко. И с самом деле, скоро им навстречу выскочила ватага собак и вышли два тунгуса. Тихон с Абдулом остановились, положив на землю свою ношу. Тунгусы тоже остановились, видимо, ещё не понимая, что случилось.

– Здорово, земляки! – поздоровался по – русски Абдул. Как назло, вылетело из головы, как приветствие надо сказать по – тунгуски. Тунгусы однако недолго оставались в замешательстве. Что – но невнятное буркнув в ответ на приветствие татарина, они склонились над раненым. И снова Тихон с Абдулом услышали уже знакомое – амикан. И тут же выяснилось, что один из тунгусов немного говорит по – русски.

– Иди дю, – сказал тунгус, показав рукой примерно в том же направлении, в каком шли Тихон с Абдулом, и откуда пахло дымом. А сами тунгусы ушли к реке, видимо, чтобы разобраться в происшествии.

– Что он сказал?

– Сказал, чтобы мы шли к стойбищу. Дю – это чум, то есть дом, по – ихнему.

На большой поляне, окружённой густым лесом, стояло несколько островерхих шалашей, крытых берестой – летние чумы. Это их тунгус называл дю. Большое озеро неподалеку блестело спокойной водой. Всё немногочисленное население стойбища обступило прибывших с печальной ношей чужих людей. К раненому склонилась женщина, возраст которой определить было невозможно, и мужик, видимо, мать и отец. Подошла и тут же, осмотрев рану, отошла старуха. Гробовое молчание первых мгновений вскоре сменилось всеобщим плачем, не плачем даже, а, скорее, воем. Вой этот продолжался довольно долго. И вдруг стих. Недалеко от лежащего на носилках раненого двое тунгусов развели большой костёр, к которому из стоящего немного на отшибе чума вышел необычно одетый старик с бубном.

– Шаман, – тихонько сказал Тихону Абдул. Шаман несколько раз ударил небольшой палкой по бубну, застыл в какой – то неестественной позе, закатил узкие щелочки глаз к небу и вдруг начал что – то гортанно то ли петь, то ли кричать. Звуки его голоса то затихали до шёпота, то становились очень громкими и страшными, как медвежий рык. При этом он прыгал вокруг костра и дёргался, будто его одолевали судороги. Шкуры его одежды тяжело колыхались в такт с ударами бубна и странными его прыжками. Колокольчики, привязанные к шкурам, бесперебойно и беспорядочно звякали. Продолжался этот концерт не менее часа. С лица шамана во все стороны летели крупные капли пота, падали в костёр, издавая при этом необычное какое – то шипение. Тихону показалось даже, что от шамана исходит какой – то свет. Наконец, громко вскрикнув, он упал уже, видимо, без сил около костра и довольно долго оставался без движения. Все остальные обитатели стойбища молча наблюдали за этим человеком, который в это время общался с духами. Наконец, он уселся лицом к костру и начал что – то тихо бормотать. В это время вернулись с берега тунгусы, которые встретили Тихона с Абдулом. Лица их были суровы и в то же время, как показалось Тихону, печальны. Они долго тихо разговаривали с шаманом, потом к их разговору присоединилось ещё несколько тунгусов. Разговор стал уже громким, чуть ли не до крика. Зарыдала с завываниями мать раненого, стала рвать на себе волосы. Было понятно, что дальнейшая судьба раненого складывается для него неблагоприятно. Переговоры закончились, к чужим людям подошёл уже знакомый тунгус, знающий русский язык. Тихон жадно вслушивался в его речь, пытаясь что – понять в этой странной мешанине исковерканных русских, незнакомых тунгусских слов и жестов. Понять ему удалось только то, что дело плохо. Абдул же основное понял и тут же перевёл Тихону.

Читайте журнал «Новая Литература»

– Шаман общался с духами. Главный добрый дух – Сэвеки – не захотел с ним говорить, а главный злой дух – Авай – говорил с ним долго. Приказал ему плыть по какой – то реке духов, тут я не всё понял, и искать душу этого парня. В детстве его звали – Корбо, что значит безволосый. А сейчас зовут Инникса – собачья шкура. Но приезжий поп окрестил его Никифором, поэтому они зовут его и Никишкой. Шаман душу Никишкину не нашёл. А тунгусы, которые ходили смотреть на берег, рассказали шаману всё, что там произошло. Получилось, что Никишка этот убил Самого большого рыжего медведя, покровителя рода этих тунгусов. За такое преступление положено самое страшное наказание. Поскольку каторги у тунгусов нет, и смертную казнь они не применяют, самое жуткое наказание – изгнание из рода.

– Так как, они его такого, без памяти, раненого, прямо сейчас и выгонят?

– Не так быстро. Надо ещё посоветоваться с вождём рода. Он, правда, не приказывает, а советует. Но совет этот, видно, как приказ, и окончательное решение будет принято только после этого совета.

– А где этот вождь?

– Он кочует в другом месте, на Ингузете. А здесь только три семьи. К нему отправятся люди, чтобы привести его. Поедут на оленях два парня, которых мы встретили, когда шли сюда. Это сонинги – воины, которые специально занимаются, чтобы стать очень сильными и смелыми. А пока его будут лечить. Ты видел старуху, которая подходила к нему? Она занимается у них лечением. Она тоже вроде как шаманка, только не такая сильная, как старик – шаман. Да вот она.

Раненый всё это время лежал без памяти около дымокура, в который заботливо подбрасывали еловые ветки его родители. Иногда слабо стонал, но не произносил ни слова. Старуха – шаманка сняла с раны тряпку, посыпала в неё чего – то, похожего на золу. Поводила над раненым руками, помахала, будто отгоняла мух. Потом брызнула в лицо из берестяного туеска какой – то жидкости и эту же жидкость влила в рот, который разжали родители Никишки. Дыхание раненого стало ровнее, и он перестал стонать.

– Да ведь она же угробит его! – воскликнул Тихон и машинально выхватил браунинг.

– Спрячь. Ты только всё испортишь. Ничего мы не сможем сделать. Нас они слушать не будут. У них свои порядки. Угробить она его не должна. Подождём.

Тихон подошёл к раненому. Тот спокойно спал. И если бы не рана и не полностью стёртые потёки крови на лице, можно было бы подумать, что спокойно спит человек, уставший от долгого таёжного пути. А сонинги собирались в дорогу, привести сюда главного в этом роду человека, который должен был окончательно решить судьбу бедного парня, которого так некрасиво и непривычно, даже оскорбительно для русского уха звали собачьей шкурой. Но у тунгусов, видимо, не считается оскорбительным, коль так назвали человека, подумалось Тихону.

Тихон впервые в жизни увидел тунгусов верхом на оленях. Они сидели чуть не на шее небольших, по сравнению с лошадью, животных. Ноги всадников почти волочились по земле. Тихону казалось, что вот – вот всадники раздавят бедных оленей. Но те вели себя совершенно спокойно, не делая ни малейших попыток сбросить тяжёлую ношу. И вот отряд из двух человек двинулся в путь. Буквально через несколько минут их уже не стало видно в густой тайге.

– А нам – то что делать? – спросил Тихон Абдула.

– Придётся ждать, пока вернутся.

– И когда они вернутся?

– Туда три дня и столько же обратно, если я правильно понял.

Шаман, отдохнув после своего неистового танца, снял с себя весь свой тяжелейший наряд и голый по пояс спокойно сидел около дымокура, вроде не обращая на чужих людей никакого внимания. И вдруг заговорил с ними на исковерканном, но вполне понятном русском языке, изредка вкрапляя в свою речь тунгусские слова.

– Слушай, гирки ( это друг, перевёл сразу Абдул). Инникса, – шаман показал на раненого, – убил Самого большого рыжего медведя. Этот медведь был сыном Дуэнтэ, духа – хозяина тайги и Дуннэ Мусун, духа – хозяйки всей земли. Теперь Дуэнтэ и Дуннэ Мусун прогневались и не будут давать нам добычу. На оленей наших нападёт мор. Род наш может умереть с голоду. Инникса должен уйти от нас, если так же скажет и нюнгэ ( вождь, перевёл Абдул). Но мы его сначала вылечим. Дадим ему оленей и пальму.

– Как же он будет жить в тайге один, он же погибнет?

– Это будет зависеть от того, кто возьмёт верх – Сэвэки или Авай. Они всё время борются друг с другом за души людей.

– Но он же крещёный! Так что, может, его судьбу будет теперь решать Иисус Христос?

– Если он уйдёт к русским, то Сэвэки и Авай не будут иметь над ним силы.

Шаман замолчал, видимо, решив, что понятно объяснил чужим людям, что не от злости своей выгонят они бедного Никишку, а только ради спасения всего своего рода.

День кончался. Малиновое солнце низко висело над горизонтом, собираясь вот – вот его покинуть и уйти на покой. Захотелось есть, и Тихон с Абдулом очень пожалели, что не взяли из лодки никакой провизии. Но тунгусы, хоть и были дикими, по мнению Тихона, понимали, что гостям тоже надо покушать. Сам шаман пригласил их к своему костру. Положил перед ними на доске по большому куску варёного мяса, налил в небольшие берестяные туески чаю из смородины. И положил ещё два ножа. Тихон, не зная, как принято у тунгусов, сказал «Спасибо» и молча сидел, не смея приступить к еде. Смотрел на шамана, думая, чтобы не обидеть его, делать также, как он. А шаман взял в левую руку такой же большой кусок мяса, впился в него зубами и ловко отрезал мясо ножом прямо около рта. Тихон попытался сделать так же, но побоявшись порезаться, вытащил кусок изо рта и, отрезав небольшой кусочек, отправил его в рот. Мясо оказалось хорошо проваренным, вкусным, но совершенно несолёным. Шаман не оставил без внимания смущение гостя и его неумелые действия. Он широко осклабился и сказал:

– Кушай, как знаешь. Ты ведь не тунгус.

Гости быстро расправились с поданными им кусками мяса, весом не менее фунта. Тут же из котла руками было выловлено ещё примерно по такому же куску. Второй кусок шёл уже медленнее, и едва хватило сил с ним справиться. Чай, как назвал Тихон по привычке то, что было в туеске, обычный чай напоминал мало. Отчётливо ощущалась смородинные ветки, этот вкус Тихон знал и раньше. А вот, что ещё там было, не понять. Жидкость была чуть горьковатой, но приятной.

– Пей, пей, – опять улыбался шаман. – Будет тебе хорошо. Тут мало – мало гриб. Это у нас как водка.

– А Никишке тоже вливали в рот гриб?

– Гриб. Вот он и спит.

– Долго будет так спать?

– До утра. Проснётся, не будет шибко болеть.

– Так он и будет здесь спать всю ночь? Холодно ведь ночью.

– Это тебе холодно – ты русский. А он тунгус, ему тепло. Но мы его прикроем – чтобы собаки не лезли. А вы идите в тот дю, – шаман показал на стоящий прямо на берегу озера чум. – Там живут сонинги, которые уехали на Ингузет к нюнгэ.

В чуме на земле валялось несколько оленьих шкур и одеяло, сшитое из таких шкур. Глаза у путешественников буквально слипались то ли от усталости, то ли гриб действовал.

Проснулись рано. Но солнце уже пробивалось узкими лучиками сквозь перистые облака, и было совсем светло. Тихон посмотрел на часы – шесть. Они вылезли из чума. Стойбище уже проснулось. Уже горели костры, возле которых что – то делали женщины, видимо, готовили завтрак. Шамана видно не было. Раненый, укрытый оленьим одеялом, лежал на прежнем месте, не подавая явных признаков жизни.

– Может, он уже всё, кончился? – спросил Абдула Тихон. – Нет, дышит, – ответил он сам себе, когда они подошли к раненому близко. Дыхание было ровным, глаза закрыты – спит человек себе спокойно, будто ничего с ним и не случилось.

– Ну, что нам дальше делать – то? Идти, оставить его здесь? Неужели они его на самом деле выгонят?

– Ты думаешь, что они пошутили? Так не шутят. Всё это очень даже серьёзно. Только вот когда они его будут выгонять?

– Явно, не раньше, чем приедет этот вождь, нюнгэ, так они вроде его называют. А приедет он через неделю. Придётся нам ждать, не можем же мы его бросить в таком виде, коль встряли в это дело.

– Допустим, он поправится, что, возьмём его с собой?

– А почему бы и не взять? Ему одному в тайге ох как тяжко будет, а нам он пригодится.

– Но вдруг он не захочет с нами идти?

– А куда ему деваться? Да и злого духа своего он будет бояться. А ты помнишь, что сказал шаман – если будет он жить среди русских, то судьбу его будут решать уже не тунгусские духи, а Иисус Христос. Он по ихнему разумению – самый главный дух у русских. Так я думаю. К нам они относятся вроде бы хорошо. Только вот неудобственно как – то дармоедами жить среди них. А чем помочь им – не знаю.

Появился шаман, который приветствовал гостей невнятным взмахом руки. Он подошёл к Никишке, застыл около него опять в какой – то неестественной позе, после чего начал руками как бы отгонять от него мух. Подошла старуха – шаманка. Теперь они уже вдвоём отгоняли несуществующих мух и что – бормотали. Старуха снова брызнула в лицо раненого жидкости из туеска. Рану на груди намазала каким – то жиром и закрыла листьями подорожника. На листья положила кусок тонкой мягкой кожи и завязала вокруг груди всё это тонкими ремешками. Раненый то ли от этих действий, то ли время для этого пришло, открыл глаза и заговорил со старухой. Даже попытался встать, но сил ему на это не хватило. Голова его снова упала на землю. Тихон с удивлением заметил, что лежит он не на голой земле, а на оленьих щкурах. Когда и кто их положил под раненого, ни Тихон, ни Абдул не видели. Заботятся всё – таки, подумал Тихон. И в то же время выгонять собрались – чудно, ей – богу, сказал он Абдулу. В это время один из тунгусов, видимо, по указанию старухи, принёс из озера в туеске воды, которой напоили раненого. Тот смотрел на всех уже открытыми узкими своими глазами и всё что – то рассказывал. Старик – шаман и все остальные внимательно его слушали, изредка покачивая головами и что – то бормоча. Через какое – то время двое тунгусов поднялись и ушли в тайгу. Вернулись скоро, ведя в поводу оленуху, важенку, как называли её тунгусы. Мать раненого принялась её доить.

– Так доят козу, – вспомнилось Тихону. Молока набралось совсем немного, шкалика три – четыре. Молоко дали выпить раненому. Тот с жадностью втянул его в себя – видимо, очень вкусным было это молоко. На этом всеобщее внимание закончилось. Около раненого осталась одна его мать, остальные отошли по своим делам.

Шаман на правах хозяина пригласил гостей к завтраку. Теперь это была уже какая – то большая птица, тоже сваренная в котле. И тоже вкусная, как показалось гостям.

– Глухарь, – определил Абдул.

– А что, много здесь глухаря? – спросил он шамана.

– Есть глухарь.

– А как вы его добываете? Из ружья?

– Ружьё у нас есть. Но тратить на глухаря порох и дробь не надо. Его можно и без ружья поймать. Ты ведь татарин, должен знать, как.

– Знаю маленько. Но ты знаешь лучше. Научишь нас хорошо добывать глухаря?

Шаман не ответил прямо на вопрос, а спросил сам:

– Вы что здесь делаете? И куда идёте?

– Идём мы на Чулым. Дела у нас там. А здесь случайно оказались. И проехали бы дальше, если бы не этот случай, – Тихон показал рукой на лежащего на шкурах Никишку, который поднял голову, прислушиваясь к разговору чужих людей с шаманом.

– Далеко это. В верховьях Чачамги шибко большой хой. Надо знать дорогу, а то утонешь в нём. Вы только зимой сможете пройти, когда хой замёрзнет.

– Это про болото он говорит, – пояснил Тихону Абдул.

– Когда вы пойдёте?

– Мы думаем на лодке подняться по Чачамге, а там пешком через тайгу. Можем взять с собой и Никишку, коль вы его выгонять будете.

– Берите, берите, – вроде бы даже обрадовался шаман. Видно, ему тоже было жалко бедного Никишку. Но так ему приказали духи, ослушаться их он не может. В том, что нюнгэ не будет противиться воле духов, шаман, не сомневался. Так что, совет нюнгэ был нужен только для соблюдения порядка.

– Так ты научишь нас хорошо ловить глухарей?

– Идите вечером с Лептыро. Он вам покажет, как делать слопцы. Лептыро, – позвал он тунгуса средних лет и стал говорить с ним по – тунгуски, показывая рукой на чужих людей. Тот согласно закивал головой. Оказалось, что он тоже немного понимает по – русски. Видно, его польстило, что шаман назначил ему в ученики этих русских людей. Он заговорил с ними, с трудом подбирая русские слова:

– Айда глухарь взять. Слопцы, – он ударил одной рукой о другую, изобразив, как действует это устройство для ловли глухарей.

– А рыбу вы ловите? – спросил Абдул у шамана.

– Рыбу ловим. Гида.

Заметив, что гости его не поняли, шаман принёс довольно короткий тонкий и гибкий берёзовый прут, на конце которого была привязана оленья жила с металлическим крючком.

– Удочка, – пояснил Тихону Абдул. Тихон и сам это понял. Не понял он только, где они берут железные крючки. Об этом он и спросил у шамана.

– Сами делаем.

– Так, у вас, что, кузница есть? – Тихон постучал рукой об руку, изображая молоток.

– Мы знаем железо. Только у нас его здесь нет. Оно далеко, там, – шаман показал рукой на восток.

– Это, видно, он толкует, что руды железной здесь нет, она где – то далеко. Но куют – то железо они, похоже, здесь. Ведь у них ножи, пальма эта, которой Никишка убил медведя, из железа сделана. Значит, и кузница какая – то должна быть.

Шаман, видно, понял, о чём идёт речь, так как снова позвал того же тунгуса и заговорил с ним на своём языке. Тот опять радостно закивал головой и обратился к гостям:

– Айда!

Он подвёл их к самому дальнему чуму, возле которого было много золы. Тунгус залез в чум и вскоре вытащил оттуда небольшую наковальню и молоток. Ударил молотком по наковальне, показывая, как происходит процесс ковки.

– Знаю я это дело, – улыбнулся Тихон. – Могу вам и помочь.

Тунгус, видимо, не совсем понял, потому что спросил:

– Ты -, он постучал снова молотком по наковальне, не зная, как сказать по – русски.

– Могу, могу, – снова рассмеялся Тихон. – Но это потом, если будет надо.

– Надо, надо, – обрадовался тунгус.

– Что надо сделать, покажи.

На сей раз тунгус понял. Он побежал в стойбище и принёс пальму, которой Никищка убил медведя.

– А из чего делать?

Тунгус вытащил из чума большой бесформенный кусок железа и клещи.

– Разводи костёр! – скомандовал Тихон. Тунгус развёл большой костёр из берёзовых дров. Когда они почти прогорели, насыпал туда берёзовых углей. Тихону вспомнилась цыганская кузница.

– А что! Примерно так же. Попробуем.

К концу дня пальма была готова. Посмотреть на работу собралось всё стойбище.

– В чём будем закаливать? – спросил Тихон шамана. Тот что – то сказал Лептыро, который вытащил из чума большой берестяной туес с каким – то жиром на дне.

– Это жир орлов, – пояснил шаман. – Теперь всё буду делать я. Так надо.

Шипящий от нагретого металла жир издавал резкий неприятный запах, который, однако, вскоре рассеялся на ветру. Шаман остудил большой нож – пальму в воде. Воткнул его в землю и начал снова общаться с духами, правда, уже без своего тяжёлого наряда. Общение на сей раз оказалось коротким. Шаман, видимо, даже не устал, и был явно доволен новым свиданием с потусторонними силами.

Лептыро оказался добрым и услужливым человеком. Он старательно объяснял гостям где словами, где жестами, как строить слопцы, как ловить гидой рыбу. Тихон был немало удивлён, когда на грубый большой крючок этой самой гиды они поймали в озере несколько очень крупных, фунта по три, карасей. И даже Абдул удивился:

– Я ловил маленькими магазинными крючками, так и то так быстро поймать таких крупных карасей не получалось. Видно, не зря они встали на этом озере.

– Ты ведь сам мне как – то говорил, что им всё тайга даёт. Но, видно, не просто так даёт. Знать её надо. Вот и озеро это выбрали они не случайно.

– А ты сможешь выковать такие крючки? Пригодятся ведь нам они, наверно.

– Попробовать можно. Но надо спросить разрешения у шамана. А как к нему обращаться? Ведь не будешь же говорить: эй, шаман! – смеясь, спросил Абдула Тихон.

– Имя его Баякай. Но у них как – то очень сложно в обращении и разговоре с именами. Как я понял, человек в жизни несколько раз меняет имя. И напрямую они обычно не говорят, не называют человека его именем. Они говорят, например, это брат Мирчагана умер. Так что, даже и не знаю, как правильно. Да ты не волнуйся – скоро ведь уедем, не век с ними жить.

Раненый на удивление быстро выздоравливал. На второй день он уже смог подняться на ноги. Начал самостоятельно есть и разговаривать. Рана оказалась не такой страшной, как показалось Абдулу с Тихоном, когда они впервые увидели его на речном песке. Скорее всего, медведь сильно ударил его лапой по голове, выбив из памяти. Мог и совсем убить, ведь ударом лапы он убивает даже лося, заключил Абдул, когда они в очередной раз обсуждали случившееся. Не понятно было, знал ли уже Никишка о страшном повороте своей судьбы. Тихон с Абдулом быстро с ним познакомились. Соплеменники, было понятно, рассказали, какое отношение имели к нему эти чужие люди. Видимо, поэтому он общался с ними довольно охотно, старался, по своим понятиям, быть с ними любезным. Он довольно сносно понимал причудливую смесь языков и жестов, на которой общался Абдул с обитателями стойбища. А через неделю, когда приехал нюнгэ, Никишка поправился едва ли не полностью. Рану его старуха замазывала теперь кедровой смолой, и она довольно быстро заживала.

Вождь, нюнгэ, оказался сухощавым, как и большинство тунгусов, стариком. Одет был нарядно. Рубаху из мягкой замши украшал бисер, на голове шапка из оленьих камусов. Поведение его заметно отличалось от поведения простых тунгусов. Говорил медленно и, видимо, проникновенно, так как остальные тунгусы слушали его с нескрываемым почтением. Движения его были неторопливы и полны какого – то первобытного достоинства. Чужих людей он едва удостоил небрежным кивком головы. Однако они были приглашены к костру, возле которого был устроен по случаю прибытия большого человека пир. Пир этот заключался в поедании большого количества мяса оленя, которого зарезали специально в честь прибытия главы рода. Ни Тихон, ни Абдул не знали, как себя вести на том пиру. Тунгусы, взбодрённые, видимо, отваром гриба, который оказался простым мухомором, оживлённо разговаривали друг с другом, не обращая вроде бы на гостей никакого внимания. Но когда у них закончилось мясо, перед ними тут же появилась вяленая рыба, а после неё в туеске черника, растущая в бору в огромном количестве.

– Может, мы немного развеселим хозяев? – спросил Абдула Тихон.

– А осталось у нас ещё сколько – то?

– Осталось. Сбегай, принеси. И давай подарим вождю нож, тот, что бросили наши убийцы.

С вождя мгновенно сошла вся его спесь, едва он увидел четверть, больше чем на половину наполненную водкой. Он расплылся в широкой улыбке и стал необычайно любезен. Оказалось, что он довольно сносно, лучше других, говорит по – русски. Вождю и положено быть умнее остальных, мелькнуло в уме у Тихона. Нюнгэ принял с почтением четверть из рук Тихона, даже сказав – спасибо, гирки.

– О, это хороший знак. Может, он и отменит приговор? – шепнул Тихон Абдулу. Но ни наступившее от выпитой водки веселье, ни даже подаренный нож, который очень понравился вождю, не изменили приговора. Тунгусы не могли нарушить обычая и волю духов, как не могут перелётные птицы нарушить закон природы, заставляющий их осенью улетать на юг.

Весело беседующий с шаманом нюнгэ в какое – то мгновение вроде как совершенно протрезвел. Поднявшись на ноги, он с суровым выражением лица огласил свой совет. Услышав это окончательное страшное решение, зарыдала, запричитала Никишкина мать. Сам приговорённый к изгнанию нарушитель устоев тунгусского общества выслушал приговор с каменным лицом. Только несколько крупных слёз скатилось по не полностью ещё зажившей ране на его лице. Нюнгэ продолжал ещё что – то говорить, показывая рукой на Тихона с Абдулом.

Никишка встал со своего места и подошёл к ним.

– Садись, Никишка. Не горюй сильно. Будешь теперь с нами, так что не тронет тебя Авай. Не будет у него власти, так как охранять тебя теперь будет самый сильный русский дух – Иисус Христос.

– Исус – хороший дух. Он русский дух. Я тунгус.

– Он сомневается, что Иисус будет охранять тунгуса. По его понятию, у каждого народа свои духи, и охраняют они только свой народ. Как ему объяснить?

– Но ты же крещёный, поп тебя крестил. Значит, Иисус признает тебя за своего и будет тебя охранять. Но это только, если ты будешь жить с нами. Не знаю, понял он или нет, – сказал Тихон уже Абдулу.

– Надо, чтоб ему это объяснил шаман. Попробуем сначала мы сказать это шаману.

– Он же сам нам это говорил.

– Говорил. Но поймёт ли он, что это надо объяснить Никишке.

Шаман на удивление быстро сообразил, о чём идёт речь. Он довольно долго объяснял Никишке тонкости веры. Всё ли понял Никишка, так и осталось неизвестным, но в конце лекции он заулыбался и как – будто даже радостно сказал:

– Исус – хорошо. Исус – тунгус – хорошо.

Ударил себя в неповреждённую часть груди и даже неумело перекрестился. После этого серьёзно заявил:

– Русский – тунгус – айда!

Но сразу «айда» не получилось. И Тихон, и Абдул прекрасно понимали, какой трудный путь им предстоит, поэтому надо было окончательно залечить раны. Благо, прямо сейчас из стойбища их не гнали. Никто ничего конкретно не говорил, когда им покинуть родной Никишкин дом. Они потихоньку осваивали премудрости таёжной жизни и были даже благодарны этому страшному делу, без которого не прошли бы они тунгусский «университет». Теперь же их уже меньше пугала перспектива возможной зимовки в дикой тайге. Да и Никишка, когда выздоровеет, будет очень даже им полезен. Но куда его девать потом, когда они выйдут из тайги к людям? Сможет ли он жить в городе или даже в русской деревне? Надо ещё выйти, с горечью усмехнулся про себя Тихон. Ведь это только так они думают, доберутся до Мариинска, там шикарно устроятся… А кто их там ждёт? Мать родная, что ли? Тихон старался гнать от себя эти мрачные мысли, но они всё чаще и чаще его посещали.

Через день уехал нюнгэ в сопровождении тех же сонингов. Перед отъездом любезно пригласил Тихона с Абдулом в гости, пояснив, что они не проедут мимо, так как его стойбище находится там, где Ингузет впадает в Чачамгу. Рассказал также, что дальше на лодке навряд ли получится подняться, так как там река очень мелкая. И что в его стойбище Никишке дадут оленя и тёплую одежду.

Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Ответьте на вопрос: * Лимит времени истёк. Пожалуйста, перезагрузите CAPTCHA.