Константин Комаровских. Душегуб, или беспутная жизнь Евсейки Кукушкина (роман, часть 25)

Дом у Акентия был новый, как и все дома в деревне. Небольшой, одна комната с тремя окнами и печью – вот и весь дом. Недалеко от дома, правда, находился ещё один, видимо, сарай. Около него на цепи две собаки, похожие на Найду. Никакого забора не было. Две стреноженные лошади прямо за домом пытались щипать первую травку.

– Так вы, думаю, с Енисея пришли? И сколько вы уже в пути – то?

– Да уж, однако, месяц, а, может, и поболе. Всё ищем, где притулиться, где счастье нам улыбнётся.

– Ну, и что, нигде оно вам не улыбается? Я вот тоже искал, искал своё счастье, да так и не нашёл. Да и что это – счастье?

– Свобода, наверно, – самое главное счастье.

– Это ты правильно говоришь. – Акентий замолчал, видимо, что – то обдумывая. Потом спросил:

– И что же ты про меня можешь знать, ведь ты меня первый раз видишь? Али ты полицейский какой?

– Полицейский я такой же, как и ты. Только ты в Акатуе служил, а я на Каре.

– Ну, в самом Акатуе я не очень долго, всего около двух годков. Потом перевели в Александровский завод. Там и отбывал остатний срок. – Акентий как будто и не удивился, что приезжие знают о его прошлом.

– Что ж ты не спросишь, откуда я о тебе всё знаю?

– Знаешь, да и знаешь. Сам расскажешь, если захочешь. Не захочешь – твоё дело. А теперь надо вас и покормить. Тут вот щи у меня баба сварила. Сама – то за колбой побежала в лес. Скоро и вернуться должна, – Акентий взглянул на ходики. – Уже боле двух часов, как ушла.

Вошла женщина, похожая на хакаску. Акентий представил её гостям:

– Это жёнка моя, Марфа. Она селькупка. Раньше они здесь кочевали, да тунгусы ещё. Русских – то баб нету здесь, вот и женимся на ясашных.

– А кто это – ясашные?

– Это все местные, нерусские. Когда – то они платили русскому царю дань – ясак, называлось. Отсюда и стали их так прозывать. Они теперь почти все крещёные, да и имена у них русские.

– И тунгусы стали, как русские?

– Ну, нет! Имена – то у многих из них вроде как и русские, а живут по своему. А вера какая – не поймёшь. Да вы давайте ближе к столу. От щей – то отвыкли в дороге, рыба поди одна каждый день.

– Я только сбегаю к лодке, – поднялся Тихон, вспомнив, что четверть ещё не пустая.

– О, да у вас и казёнка имеется! И не выпили за месяц, надо же. Видно, не больно вы этим делом занимаетесь.

– Больно много этим заниматься – далеко не уедешь!

Читайте журнал «Новая Литература»

– Оно так. Особливо в тайге – и утонуть можно, и околеть зимой до смерти. Но маленько – можно, за знакомство ежели, – поднял рюмку Акентий. – Закусывайте вот колбой.

– А в Забайкалье черемшой её кличут.

– Это ты верно сказал. Сразу видно, что бывал в тех краях. А сейчас – то в бегах, что ли, коли шибко интересует тебя, есть ли здесь полиция? Не хочешь – не рассказывай, я и так понимаю.

– Всё – то, ясно, рассказывать не буду. Сажу только, что с полицией нет желания у нас встречаться ещё с год. А можно этот Новый Стан пройти ночью?

– Отчего не можно? Только знать надо мало – мало места. Так, у вас, что, никаких документов нету?

– Как нету? Есть. Только показывать их полиции пока рановато, да и самим показываться нежелательно. Я уже говорил, с год погодить надо бы.

– Тогда вам надо совсем в тайгу, подальше от канала – здесь людей много, тракт даже проложен, баронским его называют. Так что, не только по воде сюда можно добраться.

– А почему баронским?

– Потому, что руководил всей этой агромадной стройкой барон Аминов.

– Барон – это как барин, что ли?

– Навроде того. Я – то сам его и не видел.

– Мы думаем через канал пройти на Кеть, оттуда на Чулым.

– Далёко это. Места там, конечно, глухие. Полиции, ясно, нет. Но ведь в тайге год прожить – это уметь надо. Без жилья шибко тяжело. Надо вам избушку где – то рубить. А умеете?

Тихон вопросительно взглянул на Абдула.

– Что – нибудь придумаем, – вступил в разговор ранее скромно молчавший татарин.- Топор бы нам ещё один да пилу. Одёжку какую тёплую бы на случай холодов, вдруг в самом деле зимовать придётся.

– Найдётся вам и топор, и пила. Да и с одёжкой что – нибудь придумаем. Только придётся заплатить за это.

– Ну, а как же!

Утром вошли в Малый Кас. Течения было почти незаметно, казалось, что лодка идёт по озеру. Несколько шлюзов, домишки около них, которые почему – то назывались станами, прошли благополучно. И вот, наконец, сам канал – прямая дорога по воде, саженей пять – шесть шириной. Местами, правда, прямизна берегов нарушалась разливом, но всё равно было понятно, куда направлять лодку. Водораздельное озеро, куда они попали довольно скоро, оказалось огромным. Противоположные берега были едва видны. И если бы не солнце, не понятно бы было, в какую сторону ехать. Но всё равно, от берега старались не отходить. А вода начала спадать, всё больше чётко очерчивая берега и уменьшая глубину озера. Кое – где уже можно было достать до дна веслом. Зато рыбы стало ещё больше. Соли пока хватало. Абдул не зря говорил, что умеет обращаться с рыбой. Вскоре много её, хорошо провяленной, было сложено в мешок. Вода спала уже до летнего уровня и прогрелась так, что можно было и помыться. Но тут случилась неожиданная неприятность. Пристав в очередной раз на ночлег к болотистому берегу, Тихон решил помыться. Но только он вступил в воду, как с ужасом почувствовал, что дно в буквальном смысле проваливается под ним. Он стоял в каком – то аршине от берега, где воды было меньше, чем по колено, но тут же погрузился по пояс.

– Абдул! Тащи меня скорее!

Татарин схватил с лодки весло и протянул его попавшему в неприятное положение попутчику. Весь в грязи от илистого дна, Тихон с трудом выбрался на сушу. Какое – то время оба молча стояли, поражённые неожиданным происшествием. И вдруг разом расхохотались. Однако смех их был недолгим.

– А ведь всё могло здесь и закончиться. Не надо никакой полиции, ни каторги. Ещё бы чуть – чуть – и всё, конец бы мне пришёл. Ладно, что ты оказался рядом. Спасибо тебе. Рахмат. Правильно я говорю? – уже со спокойной улыбкой сказал Тихон.

– Да ты скоро по – татарски научишься говорить.

– Может, и научусь. А сейчас отмыться бы как – то.

Отмыться толком не получилось. Из озера черпалась только совершенно грязная вода. Но скоро мелководье огромного озера сменилось небольшой рекой, вытекающей из него. На её берегах кое – где уже был песок. Вот тут можно было и отмыться.

– Ну, что, будем заходить в Новый Стан? – спросил Тихон, сидящий нагишом возле дымокура. Прополосканная одежда его для просушки была разбросана на кустах.

– Думаешь, про нас сообщили сюда? Шибко уж далеко. Если только по телеграфу…

– А кто может знать, что мы сюда подались?

– В Стрелке трактирщик да и остальные там тоже.

– Но там же не знали, кто мы такие на самом деле. Да, думаешь, у полиции только и дел, что нас искать. Сколько народу бежит с каторги! И что, всех ищут что ли? Ищут только сразу, как сбегают или когда кто – то что – то натворил. А про наши дела никто ничего знать не может. Давай заедем. Хлеба надо купить, опять же чаю, да и соль кончается…

Новый Стан оказался большой деревней с хорошими домами, школой, больницей, торговой лавкой. Вот сюда и зашли наши путешественники. За прилавком стоял совсем молодой парень, много моложе их. Чёрные, чуть раскосые глаза явно выдавали его азиатское происхождение. Однако тонкие чёрные усики были нафабрены по – европейски.

– Чего желают господа? – со стандартной улыбкой спросил приказчик.

– Нам бы чаю, хлеба, соли, – сказал, поздоровавшись, Тихон.

– Сей момент.

Однако момента не получилось. Приказчик внимательно стал рассматривать Абдула и вдруг заговорил с ним на незнакомом Тихону языке.

– Татарин, – понял Тихон. – Ну, татары договорятся между собой.

Он вежливо отошёл даже немного в сторону, чтобы не мешать разговору, наблюдая за беседой двух молодых соплеменников. Радость на лице Абдула, появившаяся при звуках родного языка, быстро сменилась выражением какой – то тревоги и даже отчаяния. Он быстренько собрал в мешок поданные приказчиком продукты и коротко почти приказал Тихону:

– Пошли быстрее.

Тихон, не понимая языка, догадался, что случилось что – то нехорошее. Поэтому, ничего не спрашивая, вышел вслед за татарином.

– Объясни, что такое.

– Поехали, расскажу по дороге.

Несколько встреченных мужиков не обратили на них никакого внимания. Тихон замешкался, отвязывая верёвку, которой была привязана лодка.

– Давай быстрее! – тревога в голосе татарина ещё больше усилилась. Они отошли от небольшой пристани, отталкиваясь ото дна веслом, на достаточную для гребли глубину, где татарин со всеми силами, которые у него только были, налёг на вёсла.

– Греби, помогай! – опять стал командовать татарин. Тихон, понимая, что без причины не будет татарин так себя вести, тоже со всей силы упирался кормовым веслом где в воду, где в дно сильно уже обмелевшей небольшой речки. Лодка никогда ещё не шла с такой скоростью. Часа через полтора они подошли к месту впадения этой речки в другую. Течение немного усилилось, и вёсла уже не скребли по дну.

– Отдыхай! – скомандовал татарин, бросив вёсла. Тихон тоже перестал грести, только чуть подправлял лодку, чтобы он не уткнулась в берег при очередном непредсказуемом повороте реки.

– Расскажи – же, что произошло.

– Слава Аллаху, пока ничего. Но могло произойти даже очень просто. Ильяс, приказчик, понял, кто мы такие. Дело в том, что ещё с месяц назад про нас сообщили из Енисейска по телеграфу в местную полицию.

– А Ильяс откуда знает?

– У него отец служит в полиции кучером. Он и рассказал об этом дома.

– Какой здесь может быть кучер, ведь кругом вода и болота?

– Есть вдоль канала и тракт, баронский тракт. Или ты забыл, Акентий нам про него говорил.

– Я – то думал это так, одно название. Какой тракт можно проложить в таких местах!

– А вот не только проложили, но и на лошадях ездят, раз в полиции даже кучер служит. Так вот, Ильяс оказался настоящим татарином. Будь ты без меня, он, наверно, сказал бы отцу, а тот, понятно, начальству своему.

– Спасибо тебе ещё раз! Видно, теперь нам уж и вовсе судьба быть вместе.

– Как же ещё!

Лодка спокойно плыла по течению, и, если бы не гнус, можно было наслаждаться летним теплом и ярким солнцем. Вскоре они пристали к пустому берегу, чтобы не торопясь пообедать.

– А дальше – не будет полиции?

– Может быть только в Усть – Озёрном. Это уже на Кети. Думаю, что мы дойдём туда к ночи. Вот потихоньку и прошмыгнём. Жаль, что продуктов не получится взять…

Получилось так, как предсказал Абдул. В Усть – Озёрном, который они прошли уже в черноте ночи, никто ими не заинтересовался. Предрассветная мгла встретила их уже на большой реке.

– А вот и родная моя Кеть! Отсюда до моей деревни вёрст двести, а, может, меньше. Теперь, думаю, можно идти спокойно – это уже другая губерния, Томская.

– Но ведь Новый стан – это тоже Томская губерния! А там про нас знают.

– То главный посёлок на канале, столица. Поэтому и телеграф есть. А дальше Кеть почти безлюдная. Одни остяки да тунгусы, да и то редко. И кто им телеграф будет ставить! Скоро, правда, будет Максимкин Яр, небольшая деревушка. Там русские живут, есть ссыльные.

– Как в Шушенском?

– Наверно, так. Только я не бывал ни там, ни там.

– И проходить его мы будем днём, думаю?

– Пройдём другим берегом, никто и внимания не обратит.

Максимкин Яр миновали благополучно. Берега большой реки были пустынны и однообразны – длинные пески с тайгой наверху сменялись высокими глиняными ярами. Лишь изредка на берегу вился дымок от костров возле остяцких юрт. Встретился один небольшой пароход, что шёл вверх по реке да несколько лодок под парусом, идущих тоже вверх, видимо, к каналу. Одна из лодок приблизилась к ним, находящиеся там три мужика знаками попросили остановиться. Лодки подошли друг к другу. Бородатый мужик придержал рукой борт их лодки. Тихон сунул руку за пазуху, нащупал браунинг. Однако тревога его оказалась напрасной. Мужики вежливо и даже вроде радостно поздоровались и стали расспрашивать про путь на канал. Оказалось, что идут они издалека, из Тогура. Тихон с Абдулом, не зная, что такое этот Тогур, из дальнейшего разговора поняли, что там Кеть впадает в Обь. А идут мужики на канал, думают там устроиться на работу.

– Опоздали вы, ребята. Все работы на канале уже закончены. Мы вот тоже думали там устроиться. Хотя…

– Что, Митроха, поворачивать домой, что ли? – с издёвкой спросил один мужик другого.

– Ну, уж, нет! Осталось немного. Правду я говорю? – спросил мужик, которого назвали Митрохой.

– С неделю, а может, и поболе.

– Пойдём! Дольше шли. Как – нибудь устроимся, люди ведь там живут, и мы проживём. Перезимуем, а там видать будет. А вы куда направляетесь?

– Катаемся вот на лодке по Кети, отдыхаем.

– Ну, это вы бросьте – неподходяще здесь для отдыха – то. Не хотите говорить – дело ваше, – обиделся Митроха.

– Не обижайся, это мы пошутили. На Чулым мы думаем пробраться, там, может, и осядем.

– Так это вам совсем далеко – надо по Кети в Обь, потом подняться до Чулыма. Не успеете до зимы.

– Нам спешить некуда. Не успеем, так и на Кети перезимуем. Есть по дороге какие деревни?

– А вон, видишь? – Митроха махнул рукой в сторону левого берега. – Степановка это. Малая совсем деревушка, недавно её кержаки основали.

Пока они разговаривали, лодки снесло течением, и в самом деле на левом берегу показалось несколько домов.

– А кто такие кержаки? Это как тунгусы что ли или хакасы?

– Русские они. Только вера у них старая. Крестятся двумя пальцами, попов не признают. Вот и зовут их беспоповцами.

– Ну, а хлеба – то, сахару, соли продадут?

– Может, и продадут. Только вот из своей посуды не напоят. Ну, ладно. Счастливого вам пути, поехали мы.

– И вам в дороге добра желаем!

Степановка стояла в устье небольшой речушки, впадающей в Кеть. Новые крепкие дома без особого порядка были разбросаны по её берегам. Эта Степановка была совсем не похожа на ту, родную, подумал Тихон. Вспомнилось, как на каторге посмеялся над ним кандальник – Степановок, мол, в Расее тыщи… Несколько бородатых мужиков на время прекратили работу, завидев приезжих. Сруб из толстой сосны, который они рубили, поднимался уже до пятого звена.

– Здравствуйте! Можно к вам пристать?

– Доброго здоровья! Приставайте, не жалко, – довольно безразлично ответил на приветствие один из мужиков. Наступило какое – то неловкое молчание.

– Мы хотели кое – что у вас купить.

– Продадим, не жалко. А что вам надобно?

– Хлеба, соли… – начал перечислять Тихон.

– Это вам надо к Лукьяну, он у нас немного торгует.

– Где же нам его найти?

– Да его особо и искать не надо. Лукьян! – громко крикнул мужик. Из – за соседнего сруба показался невысокий крепкий мужичок.

– Вот тут люди хотят кое – что прикупить.

– Пошли в избу, – пригласил приезжих Лукьян. – Только вы на светлую половину – то не заходите, мирские вы ведь. У нас это нельзя. По старой вере мы живём. Вы уж не обессудьте.

– Мы уже слышали об этом. Дело ваше. Каждый живёт по своей вере.

– Гости у нас не часто бывают, места у нас глухие. Да и не шибко приветствует наша вера чужаков. А вы, наверно, с канала идёте?

– Оттуда. На Чулым хотим пройти.

– Далеко это. Да и шибко трудно, ежели прямиком на юг. Можно, конечно, вниз по реке, до Оби, потом выйти на Чулым. Но это уж совсем долго.

– А прямо на юг, говоришь, быстрее будет?

– Быстрее – не быстрее, не знаю. Дорога – то шибко тяжёлая. А вот, что короче – это точно.

– Зато полиции там, наверно, нету.

– Какая там полиция! Медведи там всем управляют. Не боитесь зверя – то?

– Мы с ним договоримся, – улыбнулся Тихон. Он почувствовал, что ледок, сковывающий по началу Лукьяна, начал потихоньку таять. Вскоре они разговаривали почти как старые знакомые.

– Можно подняться по этой речке, Уткой она прозывается, сколько получится, на лодке пройти, а там через болота до Улуюла. Это река такая, в Чулым впадает. А лучше, наверно, по Чачамге. Она тоже впадает в Кеть, только пониже. Дня три до неё ходу. А там также по ней вверх подняться, и дальше тайгой. Вы вроде как и беглые, и на беглых не похожи. И чего вам на Чулыме надо?

– На Чулыме нам ничего не надо. В Мариинск нам надо попасть. Дело у нас там.

– Но там – то полиция уж точно имеется. Знаю я те места. Жили мы на Кие, в горах. Но когда началось всё это дело с золотом, Антихрист пришёл, плохо нам стало. Вот и переместились сюда. Спускались на лодках по Кие до Чулыма, а потом уж сюда тайгой шли. Почти два года добирались, всё искали подходящее место.

– Так ты, наверно, и Казанку знаешь?

– Знаю, татары там живут. Но не бывал сам. Хорошие там места, вот, ежели бы не золото, бесовское дело, жили бы мы в тех краях припиваючи.

– А что, золото почему от беса, ты считаешь?

– Оттого, что из – за него всякие беды случаются. Жадность появляется в людях, забывают они божью заповедь – не убий. Обманывают друг друга да и убивают нередко. А ещё гору копают для того, чтобы достать это золото. Зверь и птица поэтому уходит. А что от него толку? Ну, блестит, когда из него, к примеру, колечко сделают. А больше – толку никакого.

– Но ведь на него можно много чего купить.

– А нам много и не надо. Всё мы делаем сами. В миру покупаем очень редко. Вот только соль да железо какое иногда. А вы – то какой веры? Ну, ты, однако, татарин. И вера у тебя, понятно, какая.

– Какая такая?

– Басурманская это вера. А ты – то не татарин ведь? Ты какой веры?

Тихон смутился, не зная, как правильно ответить. Никогда он не задумывался, какой он веры.

– Православной, наверно.

– Истинно православные – только мы, которые не подчинились врагу божьему Никону. Давно это было. С тех пор и живём своей жизнью, общинной.

– А чужих принимаете в свою общину?

– Если только веру нашу крепко примет и поймёт её. И жить будет по нашим правилам. Али ты собрался принять нашу веру?

– Это я так просто спросил. Нельзя мне сейчас никакую веру принимать. Добраться до места надо, там видно будет.

– А я ведь никогда и не слышал – новая вера, старая. Мне – то вот думается, что вера одна должна быть. Бог ведь един, – стал рассуждать Тихон, когда они пошли вниз по спокойной реке под парусом, почти не помогая себе вёслами.

– Это ты не скажи. Бог – то, наверно, един. Но у каждого он как – бы и свой. Вот, все мусульмане верят в одного бога. Нет Бога, кроме Аллаха и Магомет – пророк его. Так говорят про это русские. А у мусульман всё это много сложнее. Есть сунниты, есть шииты, есть какие – то аланиты, толи алавиты. Это мне один образованный татарин в Енисейске рассказал. И много, много там всякого сложного. Ведь есть даже специальные школы, где изучают ислам. Медресе называются.

– И чего там учить?! Аллах да Аллах, Иисус да Иисус – вот и всё!

– Ну, нет! Ты видел только что – не пустили нас толком в избу. Ну, ладно, я татарин, другая вера совсем. Но ты ведь русский – и тебя не пустили! Так что, не шибко, видно, всё это просто.

– А ты знаешь, я ведь собирался цыганом стать. Вера – то, правда, у них вроде как православная. Только живут они совсем по – другому…

– И чего это вдруг тебя в цыганы потянуло?

– А вот потянуло, и всё тут. Можно сказать, из – за этого и на каторгу попал.

Тихон умолк, выравнивая кормовым веслом лодку. Татарин по своей природной деликатности не стал расспрашивать.

Дни становились короче, а белые ночи уже стали совсем чёрными и прохладными. Хотя настоящих холодов ещё не наступило, и холстины паруса вполне хватало, чтобы не мёрзнуть ночью. Совсем изорвалась крапивная сеть, и только природное обилие рыбы позволяло хоть что – то поймать на еду.

– Ну, и как будем дальше жить? Рыбки – то скоро не поймаем совсем…

– А мы морду сделаем.

– Какую такую морду? – Тихон даже обиделся, посчитав, что татарин смеётся над ним.

– Для этого надо надолго пристать к берегу, там увидишь, какую.

Но морду сделать не вышло. На очередном песке они заметили издали что – то непонятное. Обычно пески были чистыми, только иногда валялись не унесённые водой топляки. Однако то, что предстало их взору, никак не походило на топляк. Издали понять было невозможно.

– Поглядеть надо, – тревожно сказал Тихон, направляя лодку к берегу. Желтовато – белый песок, уже просохший после ушедшей в своё летнее русло воды, блестел на ярком дневном солнце. Было совершенно тихо, не слышно даже речного журчания. Только крики редких речных чаек нарушали эту первобытную тишину. Беглецы вытащили лодку подальше от воды и двинулись к чернеющим около коренного берега предметам с браунингами наготове. Однако браунинги на сей раз не понадобились. Картина предстала им совершенно необычная и непонятная. Первое, что бросилось в глаза – огромный рыжий медведь, уже явно не живой. Песок около него в засохшей уже крови, над ним вились чёрные мухи, и вороньё уже каркало издали. В нескольких шагах валялась мёртвая рыжая тоже собака с разорванным брюхом. Когда подошли совсем близко, то увидели, что в груди медведя воткнут большой нож с очень длинной, больше аршина, рукояткой. А около коренного берега лежал человек. Мёртвый или живой – не разберёшь. Они подошли совсем близко. Множество глубоких следов медведя, человека, собаки иллюстрировали недавнюю трагедию.

– А ведь живой! – сказал Тихон, нагнувшись над ним. Глаза человека были закрыты, лицо в засохших потёках крови. А через огромную дыру разорванной кожаной рубахи видна было страшная рана на груди. Из раны редкими каплями шла кровь, тут же впитываясь в песок. Но редкое дыхание чуть – чуть шевелило растерзанную грудь.

– Тунгус это, – сказал Абдул. – Но почему он один? Никакой охоты на берегу нет. На медведя они охотятся вообще редко, а чтобы летом, да ещё один… Да и место тут не подходящее для охоты. Что – то непонятное случилось. Где – то близко должно быть стойбище. Они по одному в тайге не живут. Надо искать его родню.

– Где искать – то? Тайга ведь большая!

– Надо кровь остановить сначала.

Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Ответьте на вопрос: * Лимит времени истёк. Пожалуйста, перезагрузите CAPTCHA.