Будущее
 
Техник отставляет кружку и смотрит на главный экран корабля. Он причмокивает, смакуя послевкусие травяного чая, привезенного прямо с Земли за безумные деньги. Вид снаружи заботит техника гораздо меньше, чем вкус чая, потому что там, снаружи, уже все понятно, а вкус еще может развиться и измениться после некоторых других вариантов заварки.

– Мне кажется, нам следует быть осмотрительнее впредь.

Техник оглядывается на командира судна, выдавшего эту полную очевидности фразу. Ничего не говорит, только пожимает плечами и снова берет кружку. Отпивает чай. Отмечает постоянную перемену в букете от понижения температуры.

– Вам так не кажется?

Командир – один из представителей нового поколения верных солдат Сообщества. Ему нужны четкость выполнения команд и постоянная связь между членами экипажа. Техник не считает себя членом экипажа. Сейчас он вообще предпочитает себя никем не считать. Потому что за последние стандартные сутки он устал до одурения.

– Разумеется, мы примем меры. Сообщество должно основательно подумать насчет дальних скачков.

– Мне кажется, этот вопрос должен стать на повестку дня Компании, – рассуждает командир корабля.

– А Вы искренне считаете, что Компания и Сообщество – это не синонимы? – усмехается техник. – Колонии основаны Компанией и не перестают быть ее собственностью. Как и задницы всех, кто на них живет. Мы все дети Земли и Компании.

– Я родился на станции, – машинально парирует командир.

Техник снова пожимает плечами. Ему не до глупых споров. Его уже не беспокоит инцидент с дальним скачком. Он просто устал. Ему нужно пойти и выспаться. Он ставит кружку на стол. Молча уходит. Командир остается. Не отрываясь, смотрит на экран.

 

Настоящее

 

Корабль висит в пустоте. На самом дел, любое определение, привычное для пространства – подвижность или неподвижность, объем или ноль – к нему сейчас не применимо. Поскольку вокруг нетто нет пространства, нет и течения времени.

– Я подозревал, что это было не очень удачной идеей.

Фраза корабельного техника Анхема – одного из двух поразительно похожих друг на другу специалистов по «нулевым переходам», прорезает тишину, повисшую на мостике.

– Мало ли что ты подозревал, – Дмитрий, ассистент руководителя экспедиции, раздражен.

– Мы добились невозможного, кстати, – усмехается второй техник – Джамиль. – Знаете ли, прорваться через гравитационный барьер дорогого стоит.

– Если бы мы еще могли вернуться… – начинает причитания Анхем.

– Не говори так, ладно? – Ольга – бортовой навигатор и специалист по связи, – нервничает, как истинная, эталонная женщина.

Снова повисает напряженная тишина. Корабль висит в пустоте, хотя должен был выйти из «нулевого перехода» в обычном порядке. Ольга вспоминает о том, что сверхдальний прыжок был задуман как обычный несложный эксперимент. Теперь доложить о его результате некому.

– Решайте. Жду отчета. Я в агрегатную, Дима со мной, – командир корабля и руководитель экспедиции Миден встает и уходит с мостика.

Дмитрий смотрит на Ольгу, копающуюся в своем терминале, очевидно, лишь делающую вид, что что-то ищет. Он хочет помочь ей, но не знает, как, потому что не знает, как помочь и самому себе. Встает. Уходит.

 

Прошлое

 

Полкин грубо ругается на Линде. Линде терпит, но ощущает, как приближается край. Полкин отходит к креслу права от руководительского и занимает его своим пополневшим за последние пару лет телом.

– Значит, прямо с утра, – утвердительно произносит Полкин.

– Мы нашли «джипиэс»-трекер, кстати, – осторожно добавляет Линде. Он не садится. Его раздражает эта диспозиция. – Сброшен в промышленной зоне.

– Значит, это был кто-то, кто не решился его разрушить, – рассуждает Марина, сидящая в своем штатном кресле рядом.

– Или кто-то, кто решил пойти ва-банк, – криво усмехается Полкин. – Черт, у меня дежавю, Линде, ей-богу, ну почему вы повторяете все те же ошибки?

– Никто не мог знать, что информация, которую он даже в лаборатории не открыл и унес с собой для доработки, каким-то образом просочится, – оправдывается Линде. – Может, нам…

– Запретить любую работу на дому, с этой минуты, проводите как санкцию службы безопасности, но от моего имени, ясно? – холодно прерывает его Марина.

Линде немного теряется. Когда Марина начинает серьезно работать, многие теряются, но многое находится.

– Нам нужны все мыслимые и немыслимые спутники – вы знаете, откуда вести поиски, – все еще раздраженно произносит Полкин.

– Уже проверяем, – кивает Линде; он хочет уйти отсюда побыстрее.

– Хорошо, до отчета, – в ответ кивает Полкин.

Занавес. За занавесом остаются Полкин и Марина.

Марина встает. Собирается тоже уйти.

– А тебе не кажется, что мы не договорили сегодня утром? – осведомляется Полкин.

У них жуткая ссора, и не первая за последний месяц. Марина делает вид, что устала от всего этого, но именно у нее хватает сил каждый раз начинать что-то новенькое.

– Мне кажется, я заебалась с тобой объясняться, – фыркает Марина.

– Прекрасно. И что теперь?

– Может, разъедемся?

Повисает тишина. Ответа не знает ни один из них. Полкин прокашливается.

– Собственно, предложение интересное.

– Господи, ну почему я должна все это терпеть, а? – Марина садится обратно в кресло. – Ты знаешь, что мне осталось совсем чуть-чуть здесь. Но ты ничего не меняешь. И я не буду видеть тебя еще большее время. Я ненавижу это. Я не понимаю, зачем мы вообще съехались в этом ключе.

– Я тебя чем-то не удовлетворяю? – прямой вопрос нравится Полкину, и он с некоторым опасением ждет прямого ответа.

– Ты удовлетворяешь меня всем, кроме своего наличия, – всплескивает руками Марина.

– Ну, хорошо, давай пока сделаем паузу, – Полкин раздражен, как минимум, двумя проблемами, ни одну из которых так просто не решить.

– Но ты понимаешь, что я не живу с паузами? – Марина внимательно смотрит на своего гражданского мужа. – И к чему это приведет? А я не хочу, чтобы это привело к тому, что… – она замолкает, на секунду замирает, отворачивается.

– Так какого хрена тогда? – Полкин понемногу теряет контроль. – Я не могу бросить то, ради чего сломал всю жизнь. Я не могу делать все иначе – я знаю, что это будет дорого стоить. А ты уже и ради слиться. В случае чего, ага?

– Бля! – Марина взвизгивает, вскакивает с кресла, теперь уже более решительно марширует к выходу, на момент останавливается и кидает свое веское. – Ты полный мудак. Теперь я в этом уверена, – и уходит.

Полкин сидит, поглаживая подлокотник кресла. На душе его уже спустя пару секунд после выхода марины из кабинета скребут кошки. Он устал от всех этих сцен. Устал от того, что стало меньше секса, больше ругани и больше непонимания. Марина собиралась уйти из Компании, и он одобрял это решение. Он вообще не очень понимал, почему ей так приспичило работать, да еще и координатором службы безопасности при живом гражданском муже-миллионере.

Полкин прикидывает, какой же фантазер сказал, что люди могут просто любить, обожать и трахать друг друга, при это не трахая друг другу мозги. Наверняка не Фрейд. Кто-то из писателей-сказочников, видимо.

Коммутатор сообщает о звонке с поста трекинга Управления. Голографическая проекция отображает пухлое, сомнительно украшенное раздвоенным огромной ямочкой подбородком лицо техника.

– Мы получили некоторые данные, позволяющие провести биосканирование. В течение пары часов должны получить ориентировочные данные по перебору.

Голос техника холоден, что говорит о достаточно обширной опыте докладов руководству Компании, шутки с которым в последние годы проходили через раз.

– Доложите мне первому и напрямую, без моего ведома данные не выдавать даже Линде, ясно?

– Хорошо, господин Полкин. Иные указания?

– Нет, работайте, – Полкин прерывает связь, преодолев желание треснуть ногой голограмму за излишне деловитый тон техника.

 

Будущее

 

Стандартная пара техников висит в космосе в маленьком, но мощном корабле. Приборы регистрируют гравитационные аномалии, и кроме как следить за ними, от людей больше ничего не требуется.

– До чего, все-таки, доводят шутки с природой, – вздыхает техник Миша.

Второй техник – Дэниел – морщится, услышав это. Проверяет несколькими касаниями к сенсору группу приборов. Откидывается в кресле.

– Думаешь, это следует расценивать именно так?

– По-моему, да, – медлительно кивает Миша. – Да вообще, техника делает людей слабыми и ленивыми. Это важно всегда помнить. Техника, ее развитие и внедрение –  это ключ к отказу от естественного отбора, мой друг.

Дэниел ухмыльнулся. Они не были друзьями. Недавними знакомыми, может приятелями – были.

– Если ты имеешь в виду медицину, то этот тут как-то ни при чем…

– Все взаимосвязано – один человек в древности вообще утверждал, что любые две точки во вселенной взаимосвязаны, – подняв длинный тонкий указательный палец, заявляет Миша. – Правда, умер он почти в безвестности, но это не важно. Так вот, все взаимосвязано – все развивается синхронно, и люди слабеют от наполнения жизни  техникой. У наших предков было больше жизни, настоящей жизни. Техника играла в ней гораздо меньшую роль, мне кажется.

– А когда-то еще кроме камня короткого и камня длинного инструментов вообще не было, – не скрывая иронию, парирует Дэниел.

– Не утрируй, – Миша корчит обиженную гримасу. – Я тебе о серьезных вещах говорю, между прочим. Наши дети  играют в одни виртуальные игры, потому что их с малых лет окружают компьютеры. Поколение за поколением люди на Земле становятся все тупее, агрессивнее, а в колониях все идет туда же, разумеется, только чуть по другому пути.

– Хорошо, – поднимает ладонь Дэниел. – Ну, а разве ты не обленился сам? Ты ездиш на машине, когда ты дома, на Земле, так? А ведь двигатель внутреннего сгорания был изобретен несколько сотен лет тому назад и дает людям возможность не ходить пешком на значительные расстояния, перевозить грузы и не использовать при этом животную силу. Этот прогресс делает людей ленивее? В какой-то мере – возможно. Но он дает шанс выжить, успев приехать в больницу, умирающему, дает возможность привозить продукты туда, где нет производств и куда их не донести пешком.

– Вот-вот, люди слабеют из-за наличия возможностей жить, пользуясь техническими благами, – махает пальцем Миша. – Ты меня не переубедишь. И дело даже не столько в старых и давно известных технологиях, сколько в технологиях современности, технологиях, которые породила гипериндустрия.

– Господи, да окстись ты, Миша, – восклицает Дэниел. – Причина проблем и деградации общества в самих людях, а не в технике.  Проблема взаимоотношений с природой не в применении технологий – технологии не противоречат природным принципам, они лишь их используют. беда в комплексах слабого по сути человека перед сильной природой. В желании уничтожать и подавлять ближнего своего. Причина не в том, что люди слабеют от техники, а в том, что они изначально слабы и реализуют слабости при первой возможности. Проблема не в том, что люди гибнут в войнах, а в том, что их вообще начинают. И так далее. Пора бы уже всему Сообществу поучиться искать причины бед не в следствиях, а в причинах. Глядишь, будет меньше таких ужасных ошибок, как эта, – Дэниел кивает на главный экран внешнего обзора.

Миша устает спорить. Он нервно усмехается. Заказывает у системы стакан газировки. Выпивает. Молчит.

 

Настоящее

 

– Мы стали рабами своего же оборудования.

Фраза завершает прерывистые рассуждения Анхема. Его манера излагать техническую ситуацию с различными красочными эпитетами и вкраплениями тонких метафор зачастую едва-едва не ставит Мидена перед необходимостью ударить техника-аналитика по голове.

– Какие варианты реальны к реализации? – Миден опирается спиной о стену, ощущая тонкую, едва заметную вибрацию из-за нее.

Джамиль вытягивает губы по старой привычке. Пристально смотрит на тонкий сварочный шов в полу. Поднимает взгляд.

– В принципе, наша основная проблема в том, что аналитическая система курсопрокладки сошла с ума. Мы находимся в нулевом переходе, в стоячей фазе, о существовании которой вообще долго шли споры теоретиков.

– А мы оказались практиками, и теперь юмор заключается в том, что мы вроде как существуем, мы не поменяли своих свойств, не замерли, не ускорили темп распада, но вокруг нас нет ни времени, ни пространства, нет гравитационных взаимодействий, – помогает рассказывать Анхем.

– Верно, – Джамиль кивает и засовывает руки в широкие карманы комбинезона. – Мы можем попробовать вручную сделать некоторые расчеты, проверить возможность обнаружения точек взаимодействия на высоких расстояниях и так далее, но мы не можем даже элементарно перемещаться.

– Мы стоим в нуле координат, а системы координат нет, – задумчиво пробормотал Миден. – Сколько времени вам понадобится, чтобы рассчитать возможность квантования?

Анхем и Джамиль переглянулись, потупили взгляд.

– В общем-то, – неуверенно начинает Анхем, – мы не уверены, что «нулевой» двигатель вообще можно будет запустить. Лично мне кажется, что ситуацию может исправить только ядерный взрыв, но не факт, что на высоких уровнях энергии мы получим такую же активность, как в наших организмах, системе обеспечения и так далее. Пространству свойственно воздействовать на материю. Нулю не свойственно, и при попытке активировать генератор первичного поля для входа в «нулевую фазу» мы можем… эээ…

– Разлететься на атомы, – истерично ухмыляется Миден. – Я тоже проходил квантовую физику. Мимо. В школе. Работайте.

 

Ольга стоит рядом с огромным иллюминатором. Ее шокирует вид снаружи, но она старается привыкнуть к нему. Экипаж в прострации, кроме техников, колдующих над расчетами. Остальные, включая Мидена, разбрелись по кораблю и ждут, пока от них хоть что-то понадобится.

Ольга помнит, что пришла в дальние полеты ради космоса – он всегда казался ей подобием океана – заполненным без границ стремящимися к неизвестной цели через всю вселенную частицами, гравитационными взаимодействиями, множеством звезд, планет, планетоидов. Она вспоминает, как мечтала выбраться за пределы первой, родной галактики. И с горечью думает о том, что мечта сбылась. За стеклом иллюминатора только пустота. Бесконечное ничто. Свет не отражается ни от чего, и создается ощущение, что иллюминатор и все внешние камеры накрыли огромным холщевым мешком.

Кто-то осторожно касается ее руки. Ольга вздрагивает. Оборачивается. Видит, что это Дмитрий. Улыбается. Они знакомы довольно приличный срок, и их взаимоотношения в зависшем состоянии, и у них пару раз был секс, но Ольга не готова к серьезным отношениям. По крайней мере, сейчас она думает именно так. Просто она не готова сказать, что любит этого человека, а без такого уровня симпатии начинать что-то стоящее считает бессмысленным. Но он ей явно симпатичен и признался в теплых чувствах уже давно. Она не гонит его, скорее наоборот – хочет, чтобы он был рядом.

– Тебе нехорошо?

– Да нет, просто… – Ольга мнется. – Не знаю, это как-то непривычно. Мне трудно принять все это, – делает паузу. – Как и всем, впрочем.

– Все ждут хоть какого-то ответа от техников, – произносит Дмитрий, в очередной раз обращая внимание на то, как элегантно сложены в аккуратную прическу длинные светлые волосы Ольги. – У нас море энергии, свежая пища на двое суток и неприкосновенный запас на пятеро. А дальше все под вопросом.

– Они не хотят просто запустить двигатель хоть как-то, и будь что будет? – шепчет Ольга.

– Есть еще шанс, что нас попробуют вытащить снаружи, – Дмитрий смотрит в бездонную ночь за иллюминатором. – Хотя и незначительный.

– Вот тебе и повод для уныния, – Ольга вытаскивает из кармана комбинезона маленький овальный предмет, похожий на идеальной формы грецкий орех – и такой же рельефный.

– Не знаю, – Дмитрий пожимает плечами. – Я даже не знаю, грустить ли, танцевать на руках или найти капитанский загашник с наркотиками. Все как-то смутно.

– Мой отец говорил – «никогда не унывай», – Ольга открывает предмет; внутри на каждой половинке две фотографии. – Когда я спрашивала, почему он так категоричен – ведь в жизни столько безысходностей, – он отвечал, что отчаиваться бесполезно во всех случаях, кроме тех, когда в твоем гробу забили последний гвоздь.

– Эта пустота может… – Дмитрий обрывает речь; ему совершенно не хочется выглядеть пессимистом и нытиком в глазах любимой девушки. – Кто это? – он кивает на медальон.

– Это главные мужчины в моей жизни, – гордо заявляет Ольга. – Отец и дед. Мой отец был космонавтом, как и я. А дед – одним из самых крутых бизнесменов и менеджеров Земли.

– Интересно, – Дмитрий вскидывает брови. – Это же глава и основатель Компании, если не ошибаюсь.

– Как-то так, – качает головой Ольга. – Отец сменил фамилию, чтобы не светиться в родстве с дедом, затер все возможные данные о нем. Все это ради того, чтобы свободно зажить в космосе, уйти с Земли. Шансы были только через работу в Компании в рядовых космических дипломатах. А я сменила и его фамилию, потому что уважала его принципы. Но я знала деда. Он был крутым. Добрым. Грустным немножко, – Ольга прикусывает нижнюю губу по центру; неотрывно смотрит на фотографии.

– Очень архаичная штука, кстати, – замечает Дмитрий. – Не знал, что сейчас вообще такие делают.

– Она из золота, платины и эйфорианского железа, – кивает Ольга. – Ее сделали по заказу отца. Он хотел, чтобы я помнила, какие корни привели меня в космос. Странно, да?

– Вполне приемлемо, – пожимает плечами Дмитрий. Смущается, – Вот только, слышал я, что Компания в последнее время что-то вечно мутит, что на ней висят нелегальные операции. Мне всегда было интересно, сколько в этом правды, а сколько агитации Сообщества.

Ольга разворачивается лицом к Дмитрию, опирается спиной о стекло иллюминатора. Прячет в карман медальон. Ей кажется, что она ощущает снаружи холод абсолютного нуля. Это в какой-то степени бодрит ее.

– Это закономерно. Компания спасла людей Земли от дефицита ресурсов и перенаселения. Но за какие-нибудь грехи прошлого ее будут еще долго поносить. Поносят и сейчас, конечно. Как-то так вышло, что фокус общественного мнения сместился с тех, кто делает деньги на ресурсах Земли, со спекулянтов и олигархов капитала, и теперь в нем оказалась Компания, во всем ее величии. Наверное, Сообщество старается усилением такого мнения укрепить свой авторитет.

– А, быть может, это задумка самой Компании, – Дмитрий подходи к Ольге, обнимает ее за плечи. – Ты жутко напряжена. Пойдем, посидим, поговорим спокойно.

– Принято, – улыбается Ольга.

 

Будущее

 

Технический совет в напряжении. Множество высказанных мнений, множество позиций.

– Мы не должны принимать на веру утверждение, что это результат закономерности, – возмущается белокурая худощавая женщина. – Мы пользовались общими формулами расчета квантования десятки лет, а теперь Вы утверждаете, что вся проблема в застарелой ошибке? Вам следует еще не раз ввести данные на серверы архива и сравнить. Только так.

– Простите, – докладчик потирает лоб. – Дело в том, что все уже прошло через серверы архива. Лучшие аналитики…

– Оставьте это, – махает длинной, изуродованной в каком-то несчастном случае пятерней член совета. – В конце концов, мы не планируем пока повторять такие эксперименты. Общие инструкции и обновленный регламент нулевых перемещений пока будет отредактирован, с учетом Ваших поправок. Но это временные меры, конечно.

– Мне все равно непонятно, почему квантование оказывает воздействие на глубину проникновения в абсолютный ноль, – смущается еще один член совета. – Но давайте опустим повторение технических нюансов. Голосуем за поправки в регламент, господа.

Поправки принимаются. Остальные вопросы откладываются на неопределенный срок. Докладчик уходит недовольным. Совет расходится.

 

Прошлое

 

Попытка поговорить с Мариной снова оборачивается провалом. Крики и ругань достают Полкина, и он, напомнив технику эксклюзивно уведомить его о результате проверки, уезжает домой.

Находит ближайшую пачку легких релаксирующих таблеток угрожающе красного цвета. Кидает парочку в рот. Запивает виски с содовой. вспоминает, что эти таблетки несовместимы с алкоголем. Выпивает газированной минеральной воды. Довольный, садится в кресло. Но расслабиться не выходит.

Наркотик играет злую шутку с разумом Полкина, и он погружается в себя. Память начинает рыться в себе сама, без помощи воли владельца. Выдает отца. Ассоциации с ним. Последние годы. Полкин ощущает, как первые же воспоминания о днях, когда он узнал, что отец умирает, вызывают острое желание заплакать. Сдерживается. Продолжает вспоминать. Прокручивает в голове одновременно несколько старых, немного поврежденных доброжелательными вмешательствами психоинженеров пленок.

Он приехал тогда к родителям в их огромный загородный дом, построенный по проекту матери Компанией, просто чтобы проведать родных. Он помнил, что отец просил как-нибудь заглянуть, но просил ненавязчиво, и у Полкина создалось ощущение, что ничего страшного не случится, если он за прочими делами немного отодвинет срок приезда. Он приехал на выходные. Мать хлопотала по хозяйству, приготовила свои фирменные блюда из курицы по хитроумным рецептам, испекла фантастически вкусные, по мнению Полкина, пироги.

Вечером первого же дня они сидели с отцом на веранде, как в старые добрые времена на даче в Ленобласти и болтали. Отец был весел и доброжелателен. Но в какой-то момент Полкин коснулся старых тем, старых бесед. Отец посерьезнел. Потом снова улыбнулся.

– Знаешь, я так устал в свое время от борьбы за идеалы, просто поразительно, как долго я этим занимался.

Полкина немного ошарашила такая формулировка. Он ничего не добавил, только навострил уши.

– Вот ведь какая штука выходит – я ведь в этой жизни ничего толком не добился, – странно улыбаясь, продолжал отец. – Ты только матери не говори, ни в коем случае, она не поймет.

– Заметано. Но объясни хоть мне тогда, – помахал рукой Полкин.

– Вещи, в которые я так долго фанатично верил, рассыпались в прах. Справедливость, демократические ценности, борьба за свободу – все это стало относительными благам для бедных духом. Вот и все. Я остался ровно там же, где и был, когда начинал писать свои философские очерки, – отец задумчиво взглянул на небо. – А оказалось, что времена меняются, и перемены подоспели с другого угла. Ты помог им произойти. И поэтому все то, за что мне казалось важным бороться, оказалось лишь онанизмом на сухую.

– Ну, что уж там, ты много важных вещей мне объяснил, – немного возмущенно произнес Полкин. – Ты научил меня тому, что помогло мне стать человеком. Ты построил меня, как личность – серьезно.

Отец смеялся.

– Не знаю. Мне так не кажется, – он посерьезнел. – Знаешь, – отец оглянулся назад, на дверь в дом; отвернулся; продолжил, – ты должен об этом знать. Совершенно точно должен. Мне недолго осталось.

– То есть? – Полкин едва не вскочил с  места.

– Тихо, – отец жестом приказал ему сидеть спокойно. – Это рак. Я регулярно пью таблетки, и если пропущу дозу, просто впаду в кому от болевого шока. Какая-то особая разновидность – говорят, это из-за ухудшения экологии и мутаций…

Отец сделал небольшую паузу, тяжело вздохнул. Полкин сидел, глядя на него круглыми глазами и искал слова.

– Послушай, я устрою тебе специалистов, которые рак лечат, как простуду, – он волновался, его глосс дрожал. – Тебе нельзя… Подумай о маме хотя бы!

– Не кричи, – нахмурился отец. – Можно сделать многое. Но я не хочу правда, я очень устал, на самом деле. Мать не знает. Она думает, что у меня… В общем, я ей объясняю все по-своему. Я должен уйти, это мой черед, правда. Я не хочу растягивать жизнь по крупицам. И мне не страшно. Знаешь, почему?

Полкин отрицательно мотнул головой. Н не хотел верить в то, что говорит отец.

– Мой сын – крутой босс и сейчас сидит со мной на веранде. Моя жена осталась мне верна, и, видимо, останется верна до конца дней. Я что-то проиграл, но я выиграл гораздо больше. Поэтому не беспокойся за меня. В конечном итоге, я делаю вывод, что все удалось, потому что я сохранил самое ценное – себя и тех, кто мне близок. Я люблю вас, очень.

– Нет, – Полкин вскочил, больше не имея терпения сидеть. – Давай поедем завтра в клинику. В хорошую, немецкую. Или в один из госпиталей Компании – там мертвых на ноги ставят, ей-богу.

– Успокойся, – прошептал отец. – Не нервируй мать. Пожалуйста, не говори ей. Время еще есть. Я сам разберусь, хорошо?

– Отец…

– Не разочаровывай меня, Саша, – взгляд отца был серьезен и пробирал Полкин-сына до костей.

Полкин заходит в ванную и умывает покрытое слезам лицо ледяной водой. Упирается ладонями в зеркало. Смотрит на свое отражение. Отворачивается.

Уже зимой срок настал. Недавно выпал первый декабрьский снег, и в день похорон, уже когда гроб опустили в могилу, снова пошел еще чистый, девственный и меланхоличный снег. Он словно знал о том, какую боль испытывал Полкин и хотел помочь ему, накрыв эту боль собой.

Процессия завершилась. Полкин сказал матери, что останется ненадолго, и подъедет позже. А снег все падал, заметая понемногу все вокруг. Полкин посмотрел на памятник, вспомнил последние слова отца. Упал на колени и зарыдал, как никогда в жизни. Он плакал не просто от горя. Он плакал от бессилия что-либо изменить. Плакал от осознания возможной ошибки, которую допустил. Или, наоборот, от того, что сделал все слишком правильно. Он решил тогда, что самая жесткая распорка в его сознании, благодаря которой мог судить, что может изменить все, что угодно в его жизни и жизни родных, сломалась – треснула ровно в том месте, на которое был наибольший расчет. Боль заполнила его, и он просто стоял на коленях, опустив голову, давая снегу закидать его вместе с кладбищем, городом, и, казалось, всем остальным миром.

Техник звонит и сообщает о результате трекинга. Пути биосканирования уводят к пустоши в области. Полкин принимает решение быстро и без сомнений. В который уже раз за последнее время он говорит себе – плевать он хотел на последствия. Но что-то его останавливает. Он набирает номер Марины. Выводит сигнал на большой стационарный голографический проектор. Ждет ответа.

– Есть данные трекинга, – заявляет он сразу координатору операций службы безопасности.

– Я уже знаю, – пожимает плечами Марина.

– Вот мудило, – бормочет Полкин в адрес техника. – И что? Надо хотя бы поверить это.

– Это территория «Сайбериа», – отвечает Марина. – Мы можем начать целую войну из-за предположения, основывающегося на наименее надежном методе сканирования. Мне это не нужно. Мы будем вести переговоры со службами «Сайбериа»

– Что ты несешь? – Полкин поддается ярости. – Какие, на хер, переговоры? Они нагло похитили нашего человека, и еще неизвестно, насколько важно то, что он должен был донести касаемо «нулевых переходов». Если мы не найдем его живым, мы можем поставить под угрозу жизни тысяч людей, не?

– Черт, да ты заебал уже нагнетать! – ответный выпад Марины не заставляет себя ждать. – У инженеров Компании не было и нет предположений на этот счет, они единогласно считают, что это все дерьмо. Человек пропасть мог по сотням причин, и наиболее вероятные с «Сайбериа», кстати, не связаны. У него блокировка синапсов на случай всех известных нам допросов. Если он не тряпка, которую расколют без вещества, то мы никуда не опоздаем. Более того, если это связано с его носителем информации, значит, за ним кто-то следил. А это значит, что мы рискуем поддаться на провокацию и расширить возможную утечку.

– Ты это назло мне делаешь?

– Как старший координатор службы, я отказываюсь инициировать операцию, – по-змеиному шипит Марина. – Хочешь – уволь меня, тогда делайте что хотите.

– Ты просто ошибаешься, – Полкин прерывает свящь.

На всякий случай, блокирует входящие со всех записанных номеров Марины. Идет в соседнюю комнату. Достает припасенные некогда капсулы-стимуляторы. Амфетамины с множеством хитроумных примочек. Принимает снова две капсулы. Рассчитывает на  бурный эффект и совершенно не напрасно.

Садится в кресло и ждет, пока вещество из капсул начнет действовать. На город падает ночь.

 

Настоящее

 

– Знаешь, я как-то смотрел один архив мультимедиа.

Анхем звучит громогласно посреди тишины на мостике. Джамиль отвлекается от расчета, разминает спину, прислушивается.

– Так вот, там был один мультфильм, доисторической давности. Жутко старый. Но мне понравился один момент, – Анхем странно, совсем по-детски улыбается. – Там говорящий пес, длинный такой, с ушами. И он оказывается типа на Диком Западе. Он моет все подряд, ну, он  типа профессиональный уборщик. И когда он видит здание, где написано «салон», а внутри стригутся мужики, что-то ему подсказывает, что надо помыть витринное стекло с надписью. И, когда он протирает, оказывается, что это не «салон», а «салун», прикинь? И там все начинают квасить пиво, виски, джин и так далее.

Джамиль смотрит на партнера с некоторым снисхождением. Улыбается.

– Не, не суть, – обращаясь куда-то в воздух произносит Анхем. – Ну, я вот о чем подумал. Мне кажется, что наши знания по нулевому переходу – это что-то из этой же области. Мы видим готовую надпись и играем в салон, но тут приходит какой-то случайный фактор – и – опа – мы уже в салуне, в пьяной драке. Как-то так, – он морщится. – Вообще, у  меня, по ходу, крыша съехала, раз я это несу.

– И у меня, раз я это слушаю и вникаю, – кивает Джамиль. – Вообще, у мня почти готов расчет квантования для преодоления с минимальным отклонением по внешним взаимодействиям. Нужны твои данные по энергии.

– Рискнем?

Джамиль качает головой. Он не знает, стоит ли оно того.

 

Ольга лежит на койке в объятиях Дмитрия.

– Знаешь, мне кажется, все это циклично.

– Катастрофы?

– Не совсем, – Ольга ерзает, словно находя более удобную позу, но остается в итоге там же. – Мне кажется, исторически мы обречены страдать от ошибок наших предков. Обречены мечтать о невозможном и не ценить то, что имеем. Мы не можем изменить прошлое. и когда оно падает нам, как снег на голову, мы бессильны.

– Мы не бессильны, – качает головой Дмитрий. – Мы можем больше, чем нам кажется. Просто конкретно сейчас ни ты, ни я не можем ничего предпринять.

– Я боюсь, если честно, – Ольга смотрит куда-то сквозь стену каюты. – Просто боюсь, как дурочка. Солдат Компании на дальнем рубеже. Глупая истеричная дурра.

– Хватит самобичевания, – Дмитрий целует ее в макушку. – Давай, просто подождем команды собраться на мостике.

 

Прошлое

 

Полкин подъезжает на расстояние пяти сотен метров до пустыря. Глушит двигатель. Осматривается. Вещество из капсул заставляет его мозг работать быстрее, обостряет восприятие. Он сам не понимает, что будет делать. У него в руках бесшумный безоткатный пистолет. Из остального оружия только временное тихое помешательство и связанная с ним масса отваги. Он планирует ворваться на объект и навести шуму. Вспоминая относительно недавние события десятого года, он понимает, что возможно все. Сейчас ему кажется, что и один в поле воин. Наркотик действует мощно и безотказно.

Полкин находит удобный путь вдоль старого бетонного забора, ныряет в длинный ров, проходит небольшой луг и теперь уже видит объект – двухэтажное здание, часть которого, очевидно, скрыта под землей, и вокруг которого тянется не очень высокий, но солидный бетонный забор. Судя по снимкам со спутника, которые он просмотрел в процессе моральной подготовки, это айсберг, поскольку сверху площадь здания кажется незначительной, а между тем это складская и организационная единица крупной национальной корпорации.

И следы пропавшего инженера, которого так упорно не хочет искать посреди ночи Марина, ведут куда-то сюда. Полкин ощущает отлив охватившей его безумной жажды приключений, прикидывает шансы остаться в живых и понимает, что ему плевать на соотношение шансов. Посылает к черты все – Марину, прошлое, Компанию. Сейчас ему важно лишь то, жив инженер или нет.

Ночь явно расслабляет представителей контроля этой территории, и Полкин умудряется, аккуратно присматриваясь к углу наблюдения охранника на вышке, проползти к самой стене вокруг здания.

Ближайший охранник, контролирующий незначительную часть стены, лениво оглядывается. Очевидно, он недостаточно отдохнул днем, и сейчас на этом сомнительной пользы посту ем убыло достаточно скучно, чтобы почти засыпать. Полкин аккуратно прицеливается и безжалостно стреляет в голову охраннику. Полкину плевать на семью, детей этого человека. Возбуждение от наркотика открывает ровно те участки его сознания и памяти, где притаились жестокость и ненависть к тем, кто вторгается на личную территорию Полкина. А Компания является его личной территорией, даже часть Никитина ощущается им так.

Полкин находит дверь в этой части стены. Сняв с охранника ключ-карту, проводит ей по сенсору, и дверь с легким шипением подтягивается к нему. Полкни открывает ее и проникает за забор. Все кажется ему даже слишком просто. Луч сканера попадает на него. Он шипит какое-то несвязное ругательство. Сверху раздается странный, тоскливый сигнал. Слышится шорох, топот ног.

Тревога.

Полкин бежит через территорию рядом с забором к ближайшему укрытию – маленькому участку между выступами здания. На этом участке стоит массивный мусорный бак, и в этом всем антураже Полкин видит шанс хотя бы попробовать спрятаться. Проклинает себя за безумную инициативу и беспечность. Права и слева одновременно слышен топот ног. Где-то справа движется какая-то тяжелая машина. Полкин сжимает пистолет и готовиться дать отпор людям с автоматами и гораздо лучшим опытом в стрельбе, нежели у него. Он не верит в успех.

Топот ног приближается. Слышится грохот со стороны главных ворот, ведущих наружу из-за забора. Топот меняет направление, слышатся крики. Фоновые шумы вокруг заливает сирена. Слышится стрельба. Полкин понятия не имеет, что происходит снаружи. Спустя несколько минут, стрельба и перебранка снаружи утихают, и он выходит, осторожно удерживая пистолет перед собой. Видит несколько раненых охранников. Три бронированных машины. Знакомые лица силовых спецов Компании.

Из бронированной машины, стоящей по центру, вылезает Марина и направляется к нему.

– Герой, блядь, Федерации, – она размахивает руками, и Полкину это кажется довольно забавным, по крайней мере, пока действие наркотика не прекратилось. – Ты вздумал в одиночку армию порешить? Совсем спятил?

Они идут вдвоем внутрь осажденного и уже взятого здания. Внутри еще пара десятков охранников. Десяток дежурящих в ночь специалистов. На нижнем уровне, как оказывается, дислоцируется подразделение службы безопасности, которым иногда пользуются спецы «Сайбериа». Все это выясняется при помощи множественных дул автоматов и решимости, написанной на лице спецов Компании, прибывших на место.

Полкин выясняет главное – инженера, совпадающего по внешним признакам с тем, кого они ищут, действительно привозили недавно и препровождали на нижний уровень. А обратно спустя сутки вывозили большой пакет. Полкин бьет ногой в лицо сообщающего ему это охранника. Ему необходимо сбросить адреналин. Марина осторожно уводит его из здания.

Полкин садится на бордюр, огораживающий выезд с объекта.

– Ты ничего не успел бы сделать, – утешает его Марина. – Судя  по названным срокам, когда мы узнали о пропаже, его уже пытали где-нибудь здесь.

– И неизвестно, сказал ли он что, – качает головой Полкин; упирается лицом в ладони.

– Мне кажется, расколись он, они вытрясли бы все, промыли ему мозги и отпустили домой, – рассуждает Марина. – В конце концов, им проще было бы не избавляться от такого трупа. Но, видимо, в какой-то момент они ошиблись в подборе методов.

Она подходит к Полкину и садится рядом. Полкин явно выглядит уставшим за час с лишним хождения по объекту с расспросами. Он чувствует себя подавленно и понимает, что принятое им зелье понемногу отпускает.

– Послушай, – Марина кладет руку ему на плечо, – поедем уже домой. К черту все эти разборки. Я и так сильно струхнула за тебя.

Полкин отрывает руки от лица. Смотрит на Марину. Обнимает ее, и они встают и уходят к транспорту Компании. Вместе.

 

Настоящее

 

Анхем нервничает. Джамиль сосредоточен на введении команд в ручном режиме. Его ошибка в отправляемых на каждый стержень данных может стоить всем жизни. Фактически, они пытаются сделать невозможное – оттолкнуться от пустоты.

Экипаж на мостике. Все принимают ту мысль, что есть риск погибнуть, и никому не хочется в последний момент быть одному. Ольга сжимает ладонь Дмитрия. Она подумывает о том, что скажет ему после всего этого, когда – и если, – они вернутся домой.

Анхем тихо матерится. Миден что-то спрашивает у него. Он цыкает в ответ, произносит ничего не значащую фразу. Молчит.

 

На базе Сообщества влетевший в приемный сектор корабль встречают аплодисментами. Анхем вываливается из корабля первым, произносит длинные, многосложные проклятия и игнорирует внимание медиков и прочих специалистов. Ему необходимо выпить. Джамиль просто устало бредет сзади. Он улыбается девушке-медику, подбежавшему к нему, чтобы проверить его состояние и дает добро делать с собой что угодно. Миден сразу обращается к представителям Сообщества, встречающим корабль. Объясняет, в чем была суть проблемы и примерно как ее удалось решить.

– Знаешь. Я была не права, наверное, – Ольга терпеливо ждет, пока ей замеряют биометрические данные.

– По поводу? – Дмитрия уже оценили, и он закатывает обратно рукав футболки.

– То есть, не совсем не права, – кокетливо улыбается Ольга. – Мы все-таки обречены становиться жертвами ошибок наших предков в процессе их исправления, но мы в наибольшей степени обречены жить дальше и исправлять не только допущенные ранее ошибки, но и успевать избегать своих. Мне кажется, нам с тобой пора прекращать совершать некоторые ошибки и становиться ближе, а?

Дмитрий обнимает Ольгу и любуется ей. Она сияет. Она улыбается, потому что искренне верит в то, что говорит.

 

30.07.2013г.