Он в очередной раз проснулся от кошмара, не проспав и часа. Все его естество, казалось, было готово вырваться наружу из самого себя, и он ощутил острый приступ тошноты.  Едва успев добежать до туалета, он склонился над унитазом, и его жестко, болезненно вырвало.

На этот раз сон был просто воспоминанием, и это делало его гораздо страшнее любого кошмара. Проблевавшись до жуткой боли со стороны желудка и пищевода и поняв, что сил больше нет, профессор Виктор Джени почти ползком добрался до кровати и рухнул на нее. Перед его глазами мелькали картины увиденного накануне – словно кадры, врезанные в странный, болезненный кинофильм, основным содержанием которого была маленькая комната на станции Сообщества в открытом космосе.

Джени ощущал, как боль ударяет с каждой вспышкой перед глазами. Он вновь и вновь обращался к этой потрясающе уродливой и непереносимой картине. Он не мог и помышлять раньше, что сможет пережить тот факт, что его жена и двое маленьких милых дочурок превратились в безжизненную, плавающую в безбрежном космосе плоть. Он помнил все – каждое мгновение – взрыв, разгерметизацию, лица своих любимых девочек – полные ужас, страха; их крики, тонущие в понижающемся давлении; тело жены, разорванное взрывом; еще взрыв…

Джени ощутил, как очередной позыв рвоты начал свой путь с желудка, но он больше не мог блевать – только лежал и периодически дергался в судорогах. Он с трудом перевел взгляд остекленевших глаз на настенные часы и понял, что сейчас середина ночи по времени, которое было для него привычным. У него создалось впечатление, что он застрял на этой середине, и теперь пути ни вперед, ни, тем более, назад, нет. Спустя несколько минут он приподнялся и встретился взглядом с небольшим экраном, на котором отображался космос, начинавшийся непосредственно за многослойной стеной комнаты. Он взвыл и зарыдал. Это зрелище сейчас вызывало у него панику, отчаяние и ужас одновременно, и с этой смесью невозможно было мириться и жить. Он ударил по сенсорной кнопке, и изображение пропало. Стена стала сплошной. И в этом замкнутом пространстве Дженни стало хотя бы немного легче.

 

Утро началось с тошноты и зажимающей голову в тиски симметричной головной боли. Кто-то утверждал, что это были лишь симптомы пережитой декомпрессии, но самому Джени так не казалось. Все в этом мире – снаружи и внутри – для него свернулось в точку, где он должен был погибнуть, но по какому-то стечению обстоятельств, кажущемуся сейчас глупым и бессмысленным, выжил. Ему повезло попасть под действие дополнительного силового щита и быть выброшенным при перемене силы искусственной гравитации в коридор, прочь из закрывшегося за его спиной отсека. А его жена и дочери остались там – точнее, их останки разнесло по космосу настолько, насколько хватило силы инерции.

Джени с трудом встал, умыл лицо, посмотрел на свое отражение и, неожиданно для самого себя, ударил кулаком в зеркало. Зеркало не треснуло – сверхтонкий полимерный слой укреплял его поверхность, и чтобы разбить это стекло, требовался, как минимум, приличный кусок железа. Боль в руке на какую-то долю секунды отвлекла Дженни от остальной реальности, но спустя это время все вернулось на свои места. Он помнил, что у него была запланирована встреча с Советом Сообщества, и со станции, куда его в срочном порядке перевезли – бредящего, вопящего, истекающего слюной – он должен был полететь непосредственно в штаб Совета, висевший также в открытом космосе, фактически, на маленьком искусственном планетоиде. Представители совета жили на разных планетах, и в какой-то момент было принято решение физически изолировать Совет от мест жизни каждого члена, дабы исключить прямые договоренности на стороне при принятии важных решений. Совет не был истиной в последней инстанции, но он был проявлением высшего авторитета в Сообществе, которое и по сей день еще не окрепло. Необходимость появления Сообщества как таковой организационной структуры,  появилась примерно тогда, когда управление Компании на Земле перестало видеть возможным адекватно контролировать состояние и организационные моменты на все Колониях. Сообщество должно было стать некой всеобъемлющей структурой, а Совет – контролирующей организацией. Соответственно, все силовые и дипломатические структуры Компании, дислоцированные во внешнем космосе, вошли в подчинение Совета, которому, вроде как, было виднее, как решать те или иные вопросы среди колоний Компании. Разумеется, развитие колоний предполагало некоторое расслоение общественного мнения о том, как следует жить, и именно нахождение единых знаменателей в этом ключе стало основной задачей Совета. Поддержание порядка на столь огромной территории требовало приличных усилий, а результативность работы колоний играла роль не только для их собственного развития, но и для питания Земли требуемыми ресурсами, уже понемногу замещающими местные вследствие естественного истощения отдельных видов источников сырья. С одной стороны, Земля понемногу впадала в зависимость от все более обосабливающихся колоний, с другой – решение всех важных организационных вопросов все равно проходило через бизнес-структуры и политические структуры Земли, и чтобы найти компромисс между практикой и теорией, было принято решение придать совокупности колоний статус единого целого, под единым координирующим взором.

Джени вышел из выделенной ему комнаты, посмотрел вдоль коридора налево и направо. Типичный раздаточный коридор жилого сектора типичной пересадочной станции. Джени стало дурно, коридор качнулся, и он быстро попятился обратно в комнату. Сел на кровать. Обхватил голову руками.

Он не понимал, что делать дальше. В какие-то моменты он ощущал себя полностью опустошенным, в какие-то и испытывал кратковременную ярость в какие-то – исступление. Внутри него менялись состояния, эмоции, ему казалось, что даже личность его стала расслоившейся, и пока он не выберет подходящий слой, ему не следует никуда выходить. Через полчаса должен был подойти врач, и, как ни хотелось бы Дженни побыть одному, врача пришлось бы пустить, потому что в обратном случае его просто упаковали бы и отправили в военный госпиталь Сообщества, а этого он совершенно не хотел. Он хотел сам сделать выбор – жить или не жить дальше, действовать каким-то образом или нет. Он примерно знал, какие вопросы будут у Совета, и совершенно точно знал, какие вопросы он задаст его членам. Но он немного боялся ответов. Перед его глазами снова промелькнули взрыв и тела. Он впился ногтями в лоб и ощутил, как слезы снова прорвали оборону его временного покоя.

Он вспоминал какие-то мелочи, крупицы прошлого. Длинные светлые волосы дочери. Подвеску на шее жены – маленький круг, переливающийся на свету – рельефный, но без определенного рисунка. Худую фигурку второй дочери. Улыбку жены тем утром. Разговоры о том, что пора лететь домой, на Эндурию, в крупную, соседствующую со многими другими колониями колонию-город,  где родились профессор, его жена и их дети.

Его разрывала боль, и слезы не помогали хоть сколько-то ее уменьшить.

 

– Добро пожаловать на базу Совета.

Доброжелательная улыбка высокого худого молодого человека, встретившего Джени прямо в приемной зоне станции, сейчас не вызывала у профессора никаких эмоций. Как и приподнятый тон встречающего.

Джени кивнул, пожал протянутую в старом, но еще не сошедшем на нет жесте приветствия, руку. Рукопожатие показалось ему слишком холодным и слабым, в контраст дружелюбному тону молодого человека.

– Меня зовут Анджей Данкевич, я консультант Совета по направлению открытого космоса. Один из, – представился человек.

– Отлично. Меня Вы наверняка знаете, – снова безразлично кивнул Дженни – довольно мощное успокоительное, которое он принял, чтобы не свихнуться при полете через «нулевой переход», прекрасно действовало до сих пор, и он сейчас и ухом не повел даже если б Данкевич сплясал на голове.

– Безусловно. Позвольте принести искренние соболезнования, Ваша жена была прекрасным человеком, а дети пали невинными жертвами, это ужасно. Как Вы держитесь?

– Молодцом, – оскалился Дженни, ощущая, как сквозь пелену его наркотического безразличия просачивается злоба.

– Вы можете обращаться ко мне за любой помощью как до аудиенции, так и после. Для Вас подготовлена неплохая комната, и все, что Вам понадобится, будет лоставлено по Вашему первому запросу. Совет очень ценит Вас и уважает как специалиста. Ваша трагедия…

– Анджей, можете сделать мне одолжение? – устало пробормотал Джени.

– Безусловно.

– Заткнитесь и проводите меня к комнате, если Вам не трудно. Я немного устал с полета, – Джени старательно выговаривал каждое слово, хотя его немного покачивало от последействия наркотика.

– Ваша воля, – кивнул Данкевич, старательно скрывая недовольство.

 

Джени немного нервничал. До аудиенции было две минуты, и он уже стоял в коридоре перед дверью в зал Совета. Успокоительное давно прошло цикл обмена веществ, и его действие испарилось. Теперь он остался наедине сам с собой и снова ощущал, как боль внутри него с завидным упорством поедает спокойствие и самодостаточность, накопленные за годы работы респектабельным ученым.

Зайдя в зал, Дженни был немного ошарашен его интерьером. Создавалось впечатление, что он был слишком насыщен блестящими деталями, с избытком декорирован, помпезен донельзя. Особенно ярко это было видно в контрасте с членами Совета – по-обывательски серыми людьми, восседающими за массивным полукруглым столом. Это смотрелось не столько как олицетворение мудрости и власти, сколько как проявление дурного вкуса. Джени хмыкнул, пожал плечами и подошел ближе к полукругу стола таким образом, чтобы видеть всех членов Совета. Жестом отказался от предложенного ему кресла. Он чувствовал, что, если он сядет, истерика вновь начнет им овладевать, а напряжение стоячей позы дает свои преимущества.

Совет в лице сидящего по центру председателя выразил соболезнования. Джени любезно поблагодарил. Далее его расспросили об известных ему технических деталях трагедии. Он знал немного, но рассказал все, что мог. У него начало создаваться приятное впечатление, что Совет действительно заинтересован в том, чтобы разобраться в ситуации и наказать виновных. Через какое-то время разговор начал заходить в тупик, и Джени решил взять инициативу в свои руки.

– Позволю себе поинтересоваться, а докладывали ли уважаемому Совету о результатах первичного расследования?

– Безусловно, господин Джени, – нашелся лысый низкорослый член Совета, сидевший в правой части полукруга. – По первичной информации, атаку совершило судно, приписанное к колонии Малая Ирландия, Четвертый Колониальный круг от Земли.

– Совет уже принял решение касаемо нарушителей? – с нетерпением поинтересовался Дженни.

– Это не так просто, профессор Джени, – начала темноволосая женщина средних лет, сидевшая с левого края. – У Сообщества довольно специфические взаимоотношения с Малой Ирландией.

– Что Вы имеете в виду? – Джени счел своим долгом возмутиться, по крайней мере, немного, чтобы подхлестнуть внимание Совета; тем более, его действительно начал напрягать расслабленный тон собеседников.

– Если мы сейчас применим санкции к этим нарушителям, в обход правления Малой Ирландии, либо через правление, мы можем развязать крупномасштабную войну, – продолжила женщина.

– Не сочтите за неуважение, но Сообщество казалось мне способным поставить на место любую мелкую колонию, – голос Джени понемногу становился более хриплым, он ощущал, как глубоко внутри разрастаются, тесно сплетаясь, паника и злоба.

– Мы в любом случае не можем позволить себе боевые действия в таких масштабах, поскольку это приведет к массовому кровопролитию, а потому мы будем вынуждены временно пойти на компромисс и просто затребовать у Малой Ирландии сведений по факту разбирательства, которое, судя по сведениям наших дипломатов, уже начато, – обильно жестикулируя, закончила объяснения женщина.

– То есть, Вы хотите сказать, что есть шанс, что люди, которые убили мою семью и еще ряд ни в чем не повинных человек, продолжат жить, как ни в чем не бывало, просто потому, что у вас, уважаемый Совет, дипломатические проблемы с Малой Ирландией? – Джени вскипал.

– Вы утрируете, – заметил лысый коротышка. – Не следует говорить обвинительным тоном – мы спасаем мир, который и так дается нам кровью и потом.

– Это же просто замечательно! – неожиданно для себя выдал Джени.

Совет замолчал. Несколько секунд висела неловкая пауза.

– Господин Джени, – начал председатель Совета, – Вы уважаемы в обществе, и Ваши работы снискали почет для всех космолетчиков и военных Сообщества. Именно благодаря Вашим трудам нам немного проще контролировать мир в пределах Сообщества. Но это труднее с каждым днем, и иногда взаимоотношения с колониями не позволяют нам применять силу – это касается тех случаев, когда мы знаем, что овчинка выделки не стоит. В дальнейшем, когда ситуация поменяется, мы сможем взять реванш в нашем желании наказать конкретных преступников, но на данном этапе это будет просто неразумно.

– Здорово, – кивнул Джени. – Совет, я могу быть свободен?

– Вы в любом случае свободны, профессор, – развел руками председатель.

– Всех благ, – криво улыбнулся Джени, развернулся на месте и вышел из зала Совета.

Больше ему здесь ждать было нечего. Он услышал худшее из того, чего мог ожидать, но это не было, по крайней мере, неожиданностью.

 

Джени с час бродил по станции, обхватив себя руками и ни с кем не вступая в разговоры. Его трясло. Он быстро моргал, ощущал боль в желудке и перестук в висках.

По дороге к своей комнате он ощутил легкое прикосновение к плечу и испуганно отскочил в сторону, едва не закричав.

– Простите, Вы просто не отвечали на мой оклик, – ошарашено извинился Данкевич. – С Вами все в порядке?

Джени усмехнулся, затем одернул себя в том, что хотел ответить. Промолчал.

– Послушайте, я хотел вот о чем сказать, – не дождавшись ответа, несколько смущенно продолжил Данкевич. – Я вижу, насколько Вам, на самом деле, плохо. Это нестерпимая боль для Вас, разумеется. Но мы можем Вам помочь забыть, по крайней мере, затереть эмоциональную память этих событий – это здорово укрепит Ваше состояние.

– Операция на памяти? – Джени отвел взгляд в сторону, словно бы изучая безликую серую стену коридора.

– Разумеется, это не будет хирургической операцией – обычная психоинженерная практика затирания памяти, – покачал головой Данкевич. – Мне кажется, это Вам просто необходимо, поскольку Ваше состояние психоинженерами оценивается как исключительно неустойчивое. Обычные успокоительные могут привести Вас только к еще большей депрессии. Сообщество не хотело бы Вас потерять, Вы это понимаете, разумеется. Я лично готов инспектировать весь процесс работы психоинженеров с Вами.

Пока Данкевич старательно объяснялся, Джени, казалось, исчез из реальности. Он смотрел широко открытыми глазами в одну точку, немного приоткрыв рот, и никак не реагировал на акценты в речи Данкевича. Спустя несколько секунд повисшей между ними тишины, профессор закрыл рот, отвел взгляд, задумчиво сжал и вытянул губы.

– Знаете, – хрипло начал он. – Если бы Вы были там и видели то, что видел я, Вы нес смогли бы так спокойно об этом говорить. Оставьте свою заботу при себе.

Он отвернулся от Данкевича и торопливо пошагал к своей комнате.

– В любом случае, если я чем-то могу помочь, обращайтесь, – добавил вслед Дженни растерянный Данкевич.

 

Зайдя в комнату, Джени рухнул на кровать. В его голове вращалась карусель мыслей, затертых, словно бы чужих эмоций, суждений. Он закрыл глаза. Попытался отключиться от реальности, утонуть в приглушенном до минимума освещении комнаты. Память снова выдала ему картину пережитого, только теперь все казалось еще более ярким, насыщенным.

Он ощутил дикую, безумную боль со стороны живота, ощутил, как усилилось вращение карусели в его голове. Вскочил с кровати и, едва успев добежать до туалета, разразился рвотой. Рот наполнила горечь. Ощущение, что внутри что-то разорвалось, свело реальность к крышке унитаза и капающей изо рта слюне.

Когда приступ немного убавился, Джени попытался встать, ухватился за раковину и снова посмотрел в зеркало. Он не увидел там ровным счетом ничего. Пустое место и расплывчатое пятно рядом. В его голове пронеслась мысль о том, что он и есть пустое место, если это так оставит. Пронеслась ненависть к Совету и дипломатам, к Новой Ирландии и к Данкевичу.

Джени медленно, стараясь не ударяться ни обо что, осел на пол туалета и потерял сознание.

 

Джени проспал около десяти часов. Первым ощущением, посетившим его, стала боль в желудке, со стороны печени, со стороны селезенки. Дальше следовали раковина. Туалет. Рвота.

Он внезапно для себя понял, что все эти боли уже не являются ни результатом обозначенного врачами синдрома, ни результатом перенесенного стресса. Просто он уже который день ровным счетом ничего не ел, и жуткая рвота желудочными соками. Это сподвигло его на то, чтобы умыть лицо, прополоскать рот и, согнувшись под гнетом боли отправиться в местную столовую. По общему времени был обед, а Джени находился в списке элиты гостей, а потому местная обслуга довольно быстро и дружелюбно препроводила его в ресторанный зал и предложила выбрать столик. Он выбрал столик, зажатый между двумя колоннами, исходя из принципа замкнутости – его терзали даже отдаленные мысли об открытом пространстве. Спустя десять минут после того, как он оформил заказ и сразу оплатил его кредиткой, принесли свежеприготовленную натуральную пищу – в элитном ресторанном зале общепринятой для трудовых столовых синтетики не было вообще, она могла появиться только по спецзаказу, которым никто никогда не пользовался.

Осторожно отщипывая маленькие кусочки от бифштекса и тщательно пережевывая овощи-гриль, Джени старался не думать ни о чем. Тем не менее, мысли о том,, что делать дальше, сами лезли в его голову. В свое время, он заслужил свой авторитет именно за счет того, что не ждал, пока кто-то примет решение модифицировать то или иное устройство, а создавал концепцию и пускал ее к инженерам, дабы уже они, практики сделали вывод. Как правило, выводы удавались отменно, и Джени иногда даже поражался тому, как его техника молниеносных решений помогает не ошибаться, путаясь в доводах. Он всегда сочетал высокую квалификацию с напряженной и быстрой работой, добиваясь прекрасных результатов. На вручении премии «Почетный Созидатель Сообщества» – бутафорской, по сути своей церемонии, приуроченной ко второй годовщине окончательного юридического закрепления прав за Сообществом, – он вышел с гордо поднятой головой и выпрямленной спиной, создав прекрасное впечатление для всех, кто наблюдал за этим шоу, активно насаждавшимся по всем колониям через телевизионные гиперлинии. Сейчас от былого горделивого Виктора Дженни осталась лишь тень. А снаружи остался сгорбленный, уставший человек, которого мучает множество болей, некоторые из которых уже начали прибывать понемногу еще до трагедии на станции. Воспоминания об одном и том же моменте наполнили каждый из прошедших дней таким количеством жутких моментов, какое ему и не снилось за всю прожитую жизнь. Он был совершенно подавлен. Однако сейчас, ощущая обычный органический прилив сил за счет долгожданного обеда, Дженни начал задумываться о том, что он сам мог бы сделать, чтобы как-то сдвинуть с места не устраивающую его ситуацию. Вспомнив короткий разговор с Советом, он отвечал себе «ничего» и утыкался в тарелку. Он отпил красного вина, поморщился, отодвинул бокал на край стола и запил неожиданно неприятный ему вкус лимонадом. Свежая, естественная влага напитка снова сместила эпицентр его мыслей. Он понял, что ему необходимо изменить кое-что, что не дало бы ему и шага сделать в дальнейшем. Тут же он поймал себя на мысли, что начинает видеть какие-то смыслы жизни – и все это за какие-то последние минут десять. Когда он приступил к чаю, в ресторане показался Данкевич.

Джеми осторожно, на грани вежливости помахал своему новому знакомому, и Данкевич, что-то негромко сказав любезно подошедшему к нему служителю, направился в сторону столика между колоннами.

– Рад видеть Вас в здравии и аппетите, – улыбнулся Данкевич и присел рядом.

– Да, я, знаете ли, быстро перехожу по состояниям, – Джени поморщился, поймав ощущение, будто выдал Данкевичу какую-то серьезнейшую тайну. – Знаете, Вы очень кстати подошли.

– Есть какие-то вопросы, просьбы? – Данкевич выбрал для себя в меню обычный чай с лимоном и подтвердил заказ.

– Вы говорили, что к Вам будет уместным обратиться, – заметил Джени. – Так вот, я хотел бы, чтобы Вы помогли мне достать одноместный корабль в свободное пользование. В аренду, разумеется.

– Ну, это вряд ли может быть серьезной проблемой, – Данкевич элегантно обхватил подбородок с неглубокой, но заметной ямочкой пятерней. – Вот только необходимо указать цель съема…

– К черту это все, – махнул рукой Джени. – В таком порядке я бы и сам снял. Мне необходим совершенно свободный корабль, без трекеров и прочего дерьма. Вы можете это сделать?

– А вот с этим труднее, – Данкевич потерянно посмотрел на принесенную официантом большую чашку с чаем. – Но вообще, у меня есть определенный контакт, который сможет помочь в этом. Позволю мебе нескромность спросить – зачем Вам это? Если Вы планируете полет в зону особого внимания Малой Ирландии, то это инициатива заведомо провальная, так как на невооруженном судне Вы далеко не улетите. Судно же с оружием Вам даже господь бог арендовать не поможет.

– Что особо радует, – неопределенно произнес Джени. – В сущности, я хотел бы, чтобы это осталось при мне. Мой вопрос пока стоит в том ключе, сможете ли Вы с этим помочь. Если нет – я буду искать другие пути. Все вопросы с финансами я могу уладить – у меня есть, как мне кажется, достаточные средства для этого.

– Кстати, Вам полагаются выплаты из Компенсационного Жертвенного Фонда – он был создан для улучшения качества жизни пострадавших при космических конфликтах, и Вы входите в эту категорию.

– Знаете, – Джени быстро отпил лимонада и акуратно поставил стакан рядом с тарелкой, – я не хотел бы подачек со стороны Сообщества. Никаких. Так что не стоит волноваться по поводу денег.

– Пожалуй, лучше я сам Вам с этим помогу, – поморщился Данкевич. – По крайней мере, я буду знать, примерно куда Вас унесет.

– Меня уже унесло, дорогой мой, – покачал головой Джени. – Ничто, знаете ли, не проходит бесследно.

 

Корабль был доступен уже к ночному периоду станции. Спустившись на уровень приемных секций, Дженни, пользуясь инструкциями Данкевича, нашел корабль, вложил электронный ключ в приемное устройство, и одноместный летательный аппарат, предназначенный только для полетов типа «космос-космос», оказался в полном его распоряжении.

Джени обратил внимание на то, что под приборной панелью все также стоит щиток, прикрывающий узкий канал, через который можно было установить штатный стационарный автономный трекер, работающий, помимо стандартного режима, в режиме связи с ближайшими гипербуями – висящими  в обширный космических пространствах переносчиками информации на значительные расстояния. Только вот на винте, укрепляющем этот щиток, не было обязательной пломбировки, зато были небольшие царапины, и это успокоило Джени.

Несмотря на уверенность, которой он так и сиял, когда уговаривал Данкевича ему помочь и когда забирал у того ключ от корабля, Джени понятия не имел, куда ему лететь. Он просто хотел исчезнуть для Сообщества, по крайней мере, на время. Он не мог летать слишком долго, тем более бесконечно – без запаса подпитывающей генератор энергии высокоемких аккумуляторов, реактивного топлива и, в конце концов, провианта он в скором времени должен был пристать к какой-нибудь из станций Сообщества. Но гораздо больше его беспокоило нечто другое, притаившееся в глубине его сознания и не желающее никуда уходить, несмотря на все попытки здравого смысла устранить это. Осознание возможной самоубийственности этого начинания. И удовольствие от этого осознания. Эти две вещи будоражили в Джени яркие чувства, но он боялся их, как огня. В подростковом возрасте у него уже была попытка самоубийства, но с тех пор он совершенно изменил свой взгляд на мир. Сейчас же ему начинало казаться, что понимание своего одиночества и потеря огромного куска общего смысла жизни приводят его к некоему переходу в такое же глупое бездарное подростковое состояние оторванности от мира серьезных «взрослых» дел. И это тоже вызывало в нем противоречивые чувства.

Через тридцать минут, сделав два «нулевых» прыжка – быстрый для относительно незаметного отлета со станции и более далекий – уже в току назначения, Джени оказался там, где несколько дней назад начались его страшнейшие мучения. Сейчас космос здесь был спокоен, ближайшая планета, к которой была официально приписана, несмотря на неорбитальный характер, частично разрушенная и временно выведенная из строя исследовательская станция, смотрела на Джени своими огромными бесформенными глазами-материками с таким безразличием, будто здесь никогда и ничего не происходило.

Джени ощутил, как задрожали зубы, и в голове появился легкий холодок. Страх появления тех картин, что убивали его все эти дни, никуда не ушел, но изрядно ослаб, и Джени планировал избавиться от него окончательно, с чем, собственно, и прилетел в это место. Он направил корабль немного правее, в сторону станции, и разрушенная часть стала видна в обзорном экране гораздо лучше и казалась озлобленным чудовищем, пожирающим еще конструктивно целостную часть станции.

Джени посмотрел влево, и тут его ослепила вспышка света, ударившего в обзорную камеру. Он инстинктивно пригнулся и зажмурился. Быстро протер глаза, открыл и обнаружил, что мир вокруг покрылся черными мерцающими пятнами.

Немного отойдя от ослепления, Джени увидел на обзорном экране перед собой огромный корабль, спокойно и с кажущимся безразличием висевший в космосе напротив его маленького, одноместного и сравнительно ничтожного суденышка.

Джени посетил ужас. Он заметил в носовой части корабля странный знак – большой круг и три маленьких в ряд под ним, симметрично единой оси. Это обозначение ему ничего не сказало, и он решил просто отвести свой корабль от лобового сближения и пройти под нижней плоскостью неопознанного гиганта. Как только он начал движение, система взвыла, оповестив о перегрузке. Джени выругался, затребовал анализ систем и узлов, но корабль ответил ему слишком неопределенно. Тем временем, взвыло новое оповещение о перегрузке, и кораблик с Джени потянуло к крупному кораблю, прямо в сторону огромного светящегося отверстия в правой части гиганта.

Ну, вот и все.

Мысли Дженни путались – с одной стороны, он был готов к тому, что что-то пойдет не так, с другой – пока не был готов так просто умереть. С другой стороны, подумал он, желай кто-то просто убить его, гораздо скорее это сделали бы простым выстрелом или запуском ракеты. Рассеянное на молекулы в космосе естество корабля и человека никто уже никогда не опознал бы, и никто бы не заплатил за это преступление. Это снова вернуло Дженни к старой, лишь единожды занимавшей его сознание мысли о том, насколько в действительности шатко положение Совета Сообщества и прочих организаций, претендовавших на контроль космоса.

Джени  хмыкнул, расслабился и сел в кресло. Он решил просто руководствоваться принципом «будь, что будет».

 

В приемном отсеке, куда силовая петля затянула корабль Джени, профессора встретили трое вооруженных людей и один из них без лишних сантиментов, молчаливым жестом приказал ему следовать за ним.

Выйдя из приемного, Джени поразился тому шуму, который стоял ровно в следующем коридоре – здесь явно работали без шумоизоляции воздушные очистные установки.

Выйдя из этого длинного прохода к лифту, Джени решил проявить любопытство.

– Послушайте, а зачем было сразу после приемного отсека строить открытые очистные? Это же жутко неудобно.

– Это сделано для того, – сразу ответил тот же человек, что пригласил Джени, – чтобы каждый, кто прибывает сюда, помнил о том напряжении, которое всегда царит в космосе и не расслаблялся, потому что борьба не завершена.

– Простите, борьба? – Джени быстро пришел к выводу, что перед ним военный фанатик.

– Вам все объяснит Старший Корабля, – с безразличием сообщил человек с оружием и отвернулся к открывшимся дверям лифта.

Лифт поднял четверых человек на неопределенный для Джени этаж. Пройдя по недлинному коридору около тридцати метров, троица людей с оружием замерла, дав Джени понять, что ему требуется зайти в приоткрытую старомодную дверь на петлях слева. Недолго думая, Джени открыл дверь и зашел. Закрылась дверь уже автоматически.

В скромном, аскетично обставленном кабинете за столом восседал лысеющий худощавый мужчина. Взгляд его глубоких голубых глаз сразу начал сверлить Джени, и тому это не очень понравилось. Человек указал на место напротив стола, и Джени без лишних вопросов уселся и положил ногу на ногу, демонстрируя тем мнимое спокойствие.

– Мы были вынуждены силой притянуть Ваше судно, так как длительные переговоры не в нашем стиле, – сразу начал объяснять человек. – Мое имя Брандт.

– Джени. Очень приятно.

– Вы достаточно популярная персона в Сообществе, чтобы представляться, – с налетом брезгливости выдал Брандт. – Но суть не в этом. Мы хотим предложить Вам сотрудничество, господин Джени.

– Я бы не отказался узнать, для начала, кто Вы, и что здесь происходит, – на пределе вежливости произнес Джени. – Я что-то не разобрал маркировки на Вашем корабле.

– Без проблем, – Брандт сцепил длинные пальцы рук в замок. – Мы – Второе Сообщество, Вы могли слышать о нас ранее, если смотрели гиперновости.

– Нечасто пользуюсь этими каналами информации, но смутно что-то припоминаю, – покивал Джени. – Я что-то слышал о терактах, проводимых Вторым Сообществом.

– Безусловно, другой информации быть и не могло, – холодно заявил Брандт. – Вопрос в другом. В истинном положении вещей. Мы знаем, с каким произволом Вы столкнулись недавно. Более того, мы знаем, что Сообщество не выполняет тех задач, которое взяло на себя. Начальники и прямые слуги Сообщества – это мошенники, деятельность которых имеет сомнительную ценность, а коррумпированность зашкаливает. Вы встретились со случаем, когда восстановление справедливости, которым хвалились когда-то руководители великой и ужасной Компании, основывая Сообщество, оказалось невозможным благодаря тому, что интерес Совета был куплен определенным людьми. Мы боремся с Сообществом как с правовой системой, несправедливо эксплуатирующей колонии. Мы хотим иной власти и справедливости для всех.

– Справедливости для всех не существует, господин Брандт, – заметил Джени, стараясь игнорировать высокопарный тон собеседника. – Что, кроме агитационных речей Вы можете предложить?

– Во-первых, Вы можете сказать свое веское Сообществу извне, не находясь под его мелочной опекой, а Вам ее не избежать, откажись Вы от нашего предложения, – спокойно продолжил Брандт, не реагируя на колкость Джени. – Во-вторых, Вы можете продолжить самореализацию во благо. Вы одинокий, переживший худшую из возможных трагедий человек. Я похоронил сына благодаря бездействию Сообщества. Я понимаю Вас куда лучше зажравшихся политиканов и старых фригидных лесбиянок Совета. Мы вооружены, снабжены силами множества единомышленников, но нам необходимо улучшать средства борьбы, делать ее более продуктивной, подступаться к Совету и заявлять о своих правах. Но в первую очередь, мы обязаны вклиниться в механизм работы Сообщества изнутри и сломать все самые важные шестерни. И Вы можете помочь нам в этом.

– Eligens latere non errare, – еле слышно пробормотал Джени. – У меня будет время подумать?

– Разумеется. Вы приглашены почетным гостем на борт корабля. Вы свободны улететь при желании, никто не будет Вам препятствовать. Но подумайте основательно. Это предложение делается один раз.

Джени кивнул, молча встал и вышел из кабинета. Охранники с оружием исчезли. В коридоре было пусто и тихо. На экране, вмонтированном в стену слева, появилось уведомление для Джени с указанием координат его комнаты на корабле – уровня, секции и непосредственно номера комнаты. Запомнив данные, Джени направился к лифту и в кабине, прежде чем выбрать место назначения, развернул голографическую схему доступных зон корабля и нашел то, что ему было нужно – прогулочную палубу.

Выйдя на огромную площадку, сверху накрытую толстым слоем полупрозрачного стекла, он побрел в сторону стоящего на середине палубы памятника, изображающего человека, удерживающего все тот же символ, но в объемном виде – массивный шар и три прикрепленных к нему тонкими линиями маленьких шарика. Джени только сейчас понял, в чем заключался юмор этого символа. Сообщество обозначило себя тремя расположенными  по диагонали шариками – большим посередине, средним внизу слева и маленьким вверху справа. Это символизировало централизацию и, в то же время, равноправие планет Сообщества. Символ Второго Сообщества, очевидно, намекал на необходимость выдвижения  на уровень власти одной планеты и уравнивание всех прочих между собой. По крайней мере, такие выводы посетили голову Джени, пока он брел по площадке. Только успокоившись от поиска смысла символов, он начал прикидывать, что ему даст согласие на внезапное предложение этого выглядящего довольно злобно Брандта, параллельно рассуждая, что будет, если он откажется. Смерть ему уже не казалась чем-то пугающим. Страшнее казалось осознание того, что справедливость, которую он считал необходимой к исполнению, никогда не будет достигнута. Ему было больнее осознавать, что за смерть тех, кто нес в себе главные смыслы его жизни, никто никогда не ответит, чем что его действия могут повлечь еще чьи-то страдания и смерти. Он осознал, что чужое горе ему стало вдруг совершенно безразлично, и ему даже было плевать, насколько законно то, чем занимаются люди, фактически, взявшие его в своеобразный плен.

Ему было гораздо важнее то, что две его маленькие милые девочки никогда не увидят жизни, никогда не пойдут в школу и не поцелуют его в щеку, а его жена уже не встретит его дома с улыбкой, когда он придет с работы. Гораздо важнее.

 

После рейда по Малой Ирландии, исполнение которого являлось строгим условиям начала сотрудничества, Джени согласился начать работать с официальными политическими кораблями Сообщества.

Судно, украшенное тремя «планетами» в окружении лавровых венков, смотрелось вполне солидно, и именно на нем Джени решил испробовать новое устройство для работы с силовыми полями. Корабль вышел из «нулевого перехода» ровно там, где его ожидали, и два генератора, ведомые компьютером техника, рывком заняли позиции справа и слева от судна. Корабль Второго Сообщества немного изменил положение и встал таким образом, чтобы фронтальная камера корабля Сообщества могла фиксировать неожиданного гостя во всей красе.

– Связь, – полушепотом дал команду технику Джени.

– Это корабль Сообщества «Эксимер», назовитесь, – лицо и голос связиста на том конце линии отображали тревогу.

– Виктор Джени, профессор, инженер и просто хороший человек. Срочно дайте руководителя рейса, – спокойно произнес Джени.

Связист не стал долго рассуждать и перевел канал связи на терминал капитана судна – пухлого мужчины с бакенбардами, которые смотрелись на нем ужасно.

– Даниэль Фокс, капитан «Эксимер», Вы находитесь на опасном расстоянии от судна, прекратившего «нулевой переход». Немедленно отступите, это политическая миссия Совета.

– Вот именно этого я и хотел, – ухмыльнулся Джени. – Господа, у меня к вамочень короткий разговор.

– Джени?! – возмущенный голос со стороны был слишком знаком, чтобы его не узнать.

Джени ощутил, как самопроизвольно дернулся край рта, и немного заболел живот. Линия связи перескочила на другой терминал, и за ним сидел Данкевич.

– Господи, что Вы творите, профессор? Я до сих пор расплачиваюсь за корабль, который Вам снял. Меня понизили из-за Вашей халатности!

Тон Данкевича – резкий, язвительный, – немного раздражал Джени, но в гораздо большей степени он его забавлял, поскольку он знал кое-что, чего еще не знал Данкевич.

– Прошу прощения, я так торопился, что совершенно не успел решить этот вопрос, – Джени дал сигнал жестом технику приступать к активации силовой «сетки», которую должны были создать терпеливо ждущие своей черед недалеко от борта корабля Сообщества генераторы. – Но теперь это уже не столь важно. Впрочем, Вас лично мне немного жаль.

– Что Вы собираетесь делать? – все также раздраженно произнес Данкевич. – Корабль накрыт силовым полем, Вы будете серьезно повреждены, если мы продолжим движение сквозь Вас.

– Никто не собирается так поступать, – Джени подал технику еще один сигнал – двумя раздвинутыми пальцами. – Вы знаете, наверное, все это было закономерно – все, что случилось тогда.

– Нас зажимают силовые петли. Перегрузка генератора поля, – раздался где-то в стороне, за спиной Данкевича голос техника на мостике.

– Что это? – с ужасом изрек Данкевич, почти одновременно с ошеломленным капитаном Фоксом, вскочившим и побежавшим к технику.

– Я нашел способ, зная частоты вашего генератора защитного поля, устроить перегрузку таким образом, чтобы не потерять напряжения на конфликтном источнике. – объяснил Джени. – И теперь, после того, как поле будет снято…

– Мы остались без поля. Петли ударяют по корпусу. У нас серьезные повреждения, – бубнил техник на борту «Эксимера»

– Зачем это? Подумайте хотя бы о том, что когда-то я пытался Вам помочь! – взмолился Данкевич.

– Что поделать – лес рубят – щепки летят, – безразлично пожал плечами Джени. – Так вот, спасибо вам и всему Сообществу. Своими халатностью и безразличием вы подвели меня к своеобразному пределу прочности, за которым – либо гибель, либо всесилие. И, знаете, я жив. А мои родные нет. И вы тоже. Счастливого исчезновения, господа служители Сообщества, – Джени прикоснулся к сенсору, самостоятельно выключив связь.

Корабль Сообщества взорвался по периметру, затем светящиеся дуги прорезали корпус еще глубже, и в итоге, место приличных размеров корабля в космическом пространстве стало занимать облако из растворяющихся газов и разрозненных обломков. Генераторы отключились и вернулись на борт корабля Второго Сообщества.

Джени оглянулся и увидел запрокинувшего руки за спину командира корабля, смотревшего то ли на главный экран, где отображалась трагедия корабля Сообщества, то ли сквозь это зрелище в никуда. Но для Джени это уже не играло никакой роли. Важнее было то, что он не ощущал вины и не ощущал, что совершает некую ошибку. Теперь он считал, что, наоборот, исправляет ошибки. И был уверен, что не допустит совершения новых.

 

29.07.2013г.