Новая работа

Володе определили рабочее место на вино-водочном складе готовой продукции. Склад занимал весь первый этаж жилого здания и находился в десяти минутах ходьбы от университетской общаги. Начиная с восьми утра двери его не закрывались, и хотя продукция отгружалась многотонными фурами, запасы вина и водки в хранилище не сокращались. Действовал постоянный подвоз изделий. На складе работало восемь человек грузчиков – молодых, крепких ребят, двигающихся в ускоренном темпе, почти бегом. Фуры отгружались с молниеносной быстротой, и со стороны могло показаться, что эти молодцы вообще не знают усталости.

Внутри склада находился небольшой аппендикс в виде коридора, заканчивающегося туалетом. Рядом с туалетом находилась небольшая темная комната. В ней и расположился будущий печатный салон. Володе привезли нужную аппаратуру, среди которой был очень дорогой лазерный принтер. На нем и предполагалось производить акцизные марки. Принтер имел такое разрешение, что, как в шутку сказал Лях, хоть деньги можно печатать.

Несколько дней ушло на настройку, и вот первая партия марок торжественно «сошла на гора». Все были довольны, Володя получил свои первые дивиденды, а Лях предпочел зверя расслабить.

Зверь жил в Ляхе с самого детства. Пока Леша был маленький, зверь тоже был маленький. Иногда, чтобы потешить его, Леша мог просто поймать кошку, облить ее бензином и поджечь. Однажды горящая кошка забежала под дом, в котором жили маленький Леша с матерью. Дом был деревянный и не сгорел только благодаря соседу, чинившему крышу по соседству. Увидев клубы дыма, сосед кубарем скатился с крыши, схватил лопату и забросал горящую кошку через подвальное отверстие в стене. Дом был спасен, а маленький Леша наказан. Две недели его не выпускали на улицу, и с тех пор он понял, что кошек поджигать нехорошо и даже опасно, поэтому все последующие забавы были не столь очевидны. Другими словами – он научился хитрить. Он был прекрасно развит физически, поэтому ему ничего не стоило, например, поднырнуть под какую-нибудь девочку или мальчика и утащить их за щиколотки на глубину. Однажды это тоже едва не закончилось трагически, от утопления девочку спас участковый, проходивший мимо. Лешу поставили на учет в детскую комнату милиции, откуда он прямиком отправился в колонию для несовершеннолетних. Там он научился «ширяться». Именно «ширяво» оказалось зверю по кайфу больше всего. Зверь любил «покумарить под кайфом» и постоянно требовал дозы. Но Леша был сильным человеком, он знал, что если дать зверю волю, тот его сожрет, поэтому расслабухи были нечастыми. С годами мало что изменилось в поведении Ляха, он по-прежнему держал зверя в узде, позволяя ему лишь изредка вылезать наружу.

Найдя шефа в хорошем настроении, Слава расслабился. В столь приятном, даже умиротворенном расположении духа он видел шефа не часто, а точнее – впервые за все время.

– Куда едем?

Лях указал пальцем вперед, лениво склонил на бок голову и добавил:

– Ты езжай, а я покажу.

Они ехали долго, миновали центр города, выехали за окраины. Здесь, возле одного из старых, полуразвалившихся домов Лях приказал остановиться и ждать его. Машину тут же окружила ватага оборванных, грязных цыганских ребятишек. Они заглядывали в окна и корчили рожи собственному отражению. Ляха не было около часа, Слава вообще не понимал, что они здесь делают. Как он быстро догадался, это был цыганский поселок, и чувствовал себя крайне неуютно. Мимо машины быстрым шагом прошел фотограф. Мальчишки тут же переключили свое внимание на него, но фотограф был опытный, докучливые ребятишки его ни капельки не смутили. Уверенно прошагав мимо, он скрылся за поворотом.

Лях появился минут через тридцать. Его глаза были полуприкрыты, на лице блуждала странная, безвольная улыбка. Он взгромоздился на сиденье, махнул рукой вперед и слегка повел головой.

– Поехали к Люське.

Слава надавил педаль газа, разгоняя назойливых ребятишек, машина тронулась.

– Куда едем? – вдруг спросил Лях через некоторое время.

– К Люське, вы же сами…

– Домой. Только домой, – утвердительно мотнул Лях головой, искоса поглядев на водителя. – Бензину-то хватит?

– Полный бак, – удивленно вскинул брови Слава.

– Хорошо, что полный, – удовлетворенно кивнул Лях головой.

Остаток пути они проделали в молчании. Лях дремал на сиденьи, изредка вскидывая голову и поглядывая вперед мутными, осоловевшими глазами. Периодически его лицо озаряла все та же сумасшедшая улыбка, от которой Славе становилось не по себе. Затормозив у подъезда, он дождался, пока шеф выберется из машины.

– Ты зайдешь? – вдруг спросил тот, наклонившись к щели двери.

– Только машину отгоню, – кивнул Слава.

– Хорошо, дверь будет незакрыта.

Лях ушел домой, оставив дверь машины открытой. Поставив машину на парковочное место возле дома, Слава присел на лавочку у подъезда. Идти домой ему не хотелось, странное поведение шефа, который не иначе, как ширнулся, действовало удручающе. Слава внутренним чутьем ощущал какую-то тревогу, он чувствовал себя беззащитной вороной, залетевшей в гнездо ястреба.

Лях выглянул в форточку.

– Что не заходишь?

– Курю вот, – показал Слава зажженную сигарету.

– Сгоняй за тортом, по дороге покуришь.

Слава быстро поднялся и вошел в подъезд. Лях копался в барсетке.

– На двести рублей, купи торт, смотри, чтобы нормальный был – бисквитный, масла побольше, понял?

Слава удовлетворительно кивнул, взял деньги и вышел.

Через несколько минут он принес торт. Лях ждал его на кухне. Жестом распорядился открыть коробку и взял ложку. Торт он начал есть большими кусками, нарезая их ложкой.

– Чай поставить? – спросил Слава, кивнув на плиту.

Лях отрицательно помотал головой. – Хотя если ты хочешь с чаем, можешь себе поставить, – сказал он.

Насытившись, он тяжело поднялся из-за стола. – Поешь тут. Бросив ложку в раковину для посуды, Лях ушел к себе в спальню. Слава проводил его долгим напряженным взглядом и сел пить чай. От торта он отрезал небольшой кусок с нетронутого Ляхом, края.

– Слава! – услышал он голос шефа, едва проглотив последний кусок. Поднявшись, он отправился на зов. Лях сидел на кровати и, громко сопя, разбирал пистолет. Его детали лежали на пододеяльнике, оставляя масляные пятна вокруг себя. Пистолет был размером больше ПМ, его хромированный корпус тускло поблескивал в искусственном свете.

– Видал? – кивнул Лях на пистолет, который держал в левой руке.

Слава отрицательно качнул головой и испуганно замер.

– Берета со встроенным глушителем. – Не приходилось стрелять?

– Нет.

– А меня он выручал пару раз, один раз конкретно спас мне жизнь, – ухмыльнулся Лях. – И еще, я думаю, выручит. Иди сюда.

Слава сделал шаг в комнату и остановился.

– Ближе, – распорядился Лях, точными движениями собирая оружие. Последней он загнал в рукоять обойму.

– Я и так хорошо вижу.

– Мне пофигу, как ты там видишь, – сверкнув взглядом, сказал Лях. – Я сказал – ближе.

Поднявшись, он подошел к Славе и сунул ему пистолет в ухо.

– Раздевайся.

– Зачем? – не на шутку испугался Слава.

– Штаны снимай! – глухо прорычал Лях, надавив пистолетом на ухо. По щеке Славы побежала тонкая струйка крови. – Ну!

– Зачем, Алексей Семенович?

– Штаны, считаю до трех. Раз, два…

Слава расстегнул пуговицу на джинсах, свободной рукой Лях сорвал штаны вниз.

– Раком, – прорычал он.

Слава испуганно глянул на мутные, налитые кровью, глаза Ляха и заплакал:

– Вам что, баб что ли мало? Люська у вас есть.

– Раком! – глухо выдавил Лях и неожиданно врезал рукоятью пистолета по затылку молодого человека.

Удар был не настолько силен, чтобы Слава потерял сознание, но перед его глазами поплыли разноцветные круги и он на минуту он утратил чувство равновесия, упав лицом на кровать. Лях навалился на него всем своим весом, уперев локоть в область шеи и не давая опомниться. В следующее мгновение тупая нарастающая боль разорвала зад. Сопротивляться сил больше не было.

Лях глухо рычал, стонал и капал слюной. Зверь, живущий в нем, наконец вырвался наружу и полностью владел ситуацией. Когда зверь насытился, Лях откинулся на спину рядом со Славой и шлепнул последнего по плечу:

– Иди на очко, а то обосрешься тут.

Слава поднялся и вышел в туалет. Сознание отказывалось воспринимать произошедшее. «Бежать, бежать, бежать», – свербело в мозгу. Он ушел в свою комнату и лег на кровать, свернувшись калачиком. Через некоторое время в проеме двери появился Лях. В руке у него был пистолет, которым он по ковбойски наигрывал.

– Знаешь, как зовут мужика, которого трахают в задницу? – спросил он.

Слава молчал.

– Его зовут пидором, понял? Жрать теперь будешь отдельно. Но если захочешь смыться, найду и отдам бандюганам. Будут не только тебя иметь, но и вафлю сосать заставят. Так что не дергайся, живи, как будто ничего не случилось. О том, что ты пидор, будем знать только мы. Если болтать не станешь, никто не узнает. А это тебе за целку. Лях развернулся, принес из прихожей барсетку и достал оттуда две пятитысячные купюры. Положив их на столик у кровати Славы, Лях вышел, мурлыкая себе под нос.

Слава лежал не двигаясь. Новая реальность обрушилась на него, как снежный ком на обнаженное тело. Обожгла, разрушила все его представления о жизни, богатстве, о котором он мечтал, лишила возможности двигаться и думать. Ничего больше не хотелось, жить, есть, дышать. Слава решил, что этой ночью он сведет счеты с жизнью. Когда Лях уснет, сделает из простыни жгут и повесится. Он даже посмотрел на потолок, где была люстра. Крючок, на котором она висела, не вызывал доверия, гардина над окном была деревянной и тоже не подходила для этой цели. Лучше всего повеситься в туалете или ванной. Там есть трубы. Или отомстить? Разогнаться на вонючем Лексусе и врезаться со всей дури в столб вместе с Ляхом? Ощущение убийства обидчика вызвало прилив сил и вдохновение. Слава представил всю картину в красках. Педаль газа в пол, резкий вираж рулем, удар. Лях не любит пристегиваться, значит, его участь предрешена, и пусть потом Славу судят. Судят? Судят… А что там в тюрьме? Ответа на этот вопрос он не знал, точнее догадывался, что там может быть то же самое или еще хуже. Значит, он должен погибнуть вместе с Ляхом. Тюрьмы Слава боялся больше смерти. Так и не придя ни к какому решению, он уснул.

Утром, едва он открыл глаза, услышал голос Ляха. Тот разговаривал по телефону.

– Заедь за мной. Да, водила приболел. Все, жду.

Через несколько минут входная дверь закрылась, щелкнул замок. Лях ушел, заперев Славу в квартире. Через некоторое время тот встал и прямиком отправился в спальню хозяина.

«Где же он хранит пистолет?»

Пистолет нашелся под матрасом. Повертев его в руках, Слава приставил дуло к виску и понял, что ему никогда в жизни не нажать на курок. Безвольно опустив руки, он долго сидел не шелохнувшись. Что делать дальше, Слава не знал. Сунув пистолет обратно под матрас, он встал и отправился на кухню. В холодильнике было пусто, бесформенной грудой лежали остатки вчерашнего торта. Слава достал его и стал есть, запихивая куски торта в рот руками. Умывшись, он прошел в свою комнату и увидел деньги. Десять тысяч рублей. Его деньги, столько ему держать еще не приходилось, самая большая зарплата, которую он получал у себя в деревне, равнялась трем тысячам. Здесь было целых десять. Слава нашел свою одежду и поискал в карманах ключи от квартиры Ляха. Ключи были на месте.

Значит, он свободен. Он может собрать вещи и уехать в деревню. Вряд ли Лях будет его искать, но даже если найдет, то что? Он может просто уйти и никогда сюда не возвращаться, ключи, в конце концов, можно вернуть, подбросив, когда Лях будет дома. Пидор… теперь это о нем. Самое противное, что Славе кажется, что об этом знает весь мир, особенно страшно, если представить, что знает мать, батя. Батя его убьет.

Слава оделся, взял деньги и отправился в магазин. Первым делом он купил колбасу, которую очень любил, точнее сосиски – молочные, давно мечтал их поесть, подумал и отбил чек на водку.

Наевшись до отвала вареных сосисок, Слава влил в себя стакан водки и почувствовал, что опьянел. Ему вдруг стало все равно, что с ним будет, главное дождаться момента, когда он сможет отомстить. А такой момент рано или поздно представиться, лишь бы Лях не перепрятал свою беретту. Можно отомстить прямо сейчас, связать простынь и… Слава представил себя висящим на трубе с посиневшим лицом и высунутым языком. Однажды он уже видел висельника. Повесился его сосед, старик семидесяти лет дядя Коля. Трудно было понять, почему он это сделал, соседи жили мирно, иногда он заходил к бате в гости, они выпивали. Дядя Коля был тихий, улыбчивый и молчаливый. Его жена тетя Катя тронулась умом после самоубийства мужа. У них были дети, внуки, дядя Коля ничем не болел. Его провожали всей деревней, никто так и не понял, что случилось со стариком. Вроде все жили рядом, все знали друг о друге, но как оказалось – не все, далеко не все. Если повесится он – Слава, никто тоже ничего не поймет, если он не оставит записку. Оставлять ее он не будет, и вешаться тоже не будет, он дождется своего часа. Слава выпил еще водки и услышал, как щелкнул дверной замок. В квартиру вошел Лях.

– Ты что, пьяный что ли? – нахмурился он, узрев Славу, сидящего за столом.

– Почему пьяный? Выпил немного.

– Ты мне нужен, машина нужна. Быстро в ванну, – распорядился Лях, распахнув дверь в ванную комнату.

Слава не тронулся с места.

– Я повторять не буду, – угрожающе произнес шеф. – Ну?

Слава медленно поднялся.

Лях схватил его за загривок и поволок в ванную, на ходу сдирая с него футболку.

– Наклонись, – надавил он Славе на шею.

Включив струю холодной воды из душа, он направил ее на спину и голову молодого человека. У того перехватило дыхание, струи холодной, почти ледяной воды быстро привели его в чувство.

– Спать, – распорядился Лях. – К четырем часам чтоб был как огурец. И еще запомни, повторится, на ремни порежу.

Втолкнув молодого человека в его комнату, Лях закрыл дверь.

Слава сел на кровати. Ему хотелось плакать, но слез не было. Не было сил, чтобы противостоять «наглости» шефа. Последний подавил его волю и безраздельно владел им, как каким-нибудь предметом мебели, стулом, шкафом, телевизором. Слава упал на подушку и закрыл глаза. Он не мог видеть этого человека, слышать, как тот ходит по комнате и, скорее всего, ест его сосиски. Между тем, заглянув в комнату, Лях заметил:

– Водку больше не трогать, из дома не выходить. Жрать захочешь, я там кефир принес и батон.

Снова щелкнул дверной замок и Слава остался один. Навязчивая мысль о Беретте не давала покоя. Слава вышел на кухню и закурил. Лях не съел его сосиски, остывшие, они лежали на столе в тарелке. Докурив, Слава воткнул окурок в пепельницу и прошел в спальню Ляха. Засунув руку под матрас, он с удивлением обнаружил пустоту. Пистолета под матрасом не было.

Володя работал уже месяц. Его марки практически не отличались от государственных, единственным «проколом» можно было считать то обстоятельство, что порядковые номера на партиях периодически повторялись. Но придумать, как избежать этого ляпсуса Сухих не мог. Не позволяла аппаратура, да и на эти номера никто не обращал внимания. В университете Володя заслужил кличку Рокфеллер, в одночасье превратившись из бедного студента в обеспеченного юношу. За первый месяц работы ему заплатили почти двадцать тысяч рублей. Так что – что эти номера?

Володя продолжал работать. С утра он ходил на лекции, потом шел на склад, где пропадал до позднего вечера. Комната на складе не имела окон и вообще какой-либо вентиляции, поэтому обычно дверь, ведущую в полутемный коридор, он держал открытой. В один из дней Сухих увидел в коридоре темные тени в масках. Не успел он и глазом моргнуть, как тени превратились в людей с автоматами, поставившими его к стенке с широко расставленными ногами. «ОМОН» – успел прочитать Володя на широких спинах людей в черном камуфляже. Это был захват склада, однако кто-то успел предупредить заведующего складом о захвате, и тот успел вывезти выручку и спрятать ящики с контрафактной водкой в подвал, заваленный строительным мусором. Единственное, что не успел сделать завскладом – предупредить Сухих. У последнего был свой ключ от входа, располагавшегося в конце коридора рядом с туалетом, поэтому складские рабочие не всегда знали, когда Сухих приходит на работу, а когда уходит. Его «взяли» вместе со всем рабочим оборудованием. Отпираться было бессмысленно.

Следователь задержал Володю на сорок восемь часов, но по истечении суток вызвал на допрос.

– Твое деяние не попадает в разряд тяжких преступлений, – заявил он, – Поэтому я не только могу тебя отпустить, но и не сообщать в университет. В замен ты должен назвать фамилии тех, кто обеспечил тебя этой работой.

Сутки, проведенные в СИЗО не прошли для Володи даром. Он бы многое отдал, чтобы оказаться на свободе, но назвать фамилии было выше его сил. Даже месяц работы на складе убедил его в том, что за всем этим стоят слишком серьезные люди, чтобы он мог говорить о них. Ему не только не дадут учиться, но и отомстят за длинный язык.

– Я их не знаю, – сказал он. – Пришел по объявлению, деньги были очень нужны, на вокзале у меня украли чемодан со всей одеждой.

– Куда пришел?

– Мне назначили встречу в городе, на встречу приехал мужчина, предложил работу, объяснил чем заниматься, сказал где.

– И больше ты его не видел?

– Нет.

– А где ты получал деньги за работу?

– У кладовщика по ведомости, это было всего один раз.

Странно, но вся эта белиберда устроила следователя. Со слов Сухих составили протокол, Володя его подписал и его отпустили.

– Я все таки буду вынужден сообщить в университет, – сказал на прощание следователь.

На следующий день Володю вызвали в деканат и зачитали приказ о его отчислении.

– За все надо платить, – заявил по этому поводу Вадим, с которым они успели подружиться. – Но ты теперь Рокфеллер, чего тебе переживать-то, – со смехом добавил он. – Подумаешь, из универа вылетел, бизнесом займешься, собственное дело замастрячишь, мы тебе все еще завидовать будем. Вот только жить тебе где? Из общаги выпрут теперь. Езжай домой, там в Питере тебе твой опыт пригодится. Что, думаешь, там контрафактной водки не выпускают? Еще как выпускают. Приедешь, дашь объяву в газету – специалист по печатанью акцизных марок ищет достойную работу. Тебя там с руками оторвут. Ты, кстати, деньги печатать не пробовал?

– Не пробовал, – огрызнулся Сухих.

– И не пробуй, это совсем другая статья, – потешался Вадим. – За нее, брат, так просто не отпустят. А марки так, – махнул он рукой, – Пальчиком погрозят и отпустят. Не делай, мол, больше такого. Кстати, а лазерный принтер где?

– Конфисковали.

– Правильно, ты слышал о том, что их в ментовке регистрировать надо? Не слышал, а зря, что не слышал. Ты в следующий раз, когда марки печатать будешь, принтер официально зарегистрируй, тебя ни одна собака не тронет. Официальный бизнес как-никак.

– Ладно, кончай прикалываться, – вздохнул Володя.

– Ты не вздыхай, не вздыхай, – улыбнулся Вадим. – Ты знаешь, что твои новые друзья тебя искали?

– Меня? Какие друзья? – вздрогнул Сухих.

– Молодой интересный такой прибегал, я, говорит, от шефа. Просил передать, чтобы ты в офис зашел. Обязательно зашел, ждут они тебя.

– Зачем я им понадобился интересно?

– Премию, может, хотят тебе выписать за ударную работу, – хмыкнул Вадим. – Поделишься премией-то? Отходную поставишь?

– Да какую премию? – раздраженно бросил Володя.

– А вот и кореш твой, легок на помине, – кивнул Вадим за окно. – Опять приехал на красной машине такой. Дорогая, наверно, машина.

Володя подошел к окну, увидел красную машину, но возле нее никого не было.

– Не хотелось бы мне их видеть, – сказал он.

– Прятаться все равно бесполезно. Найдут, еще хуже будет.

– Нет, Вадим, скажи, что меня нет.

– Какать хочешь, – улыбнулся Вадим.

На пороге комнаты появился Слава. Он толкнул дверь без стука.

– Где он, пришел?

– Пришел, пришел, – кивнул Вадим, – Вон, в шкафу сидит.

Слава распахнул дверцы шкафа.

Некоторое время молодые люди молча смотрели друг на друга. Сухих сразу узнал свой джинсовый костюм и кроссовки.

– Ты? Ты меня обокрал?

– Извини, старик, – развязно улыбнулся Слава. – У меня другого выбора не было. Но бабки я тебе верну, можешь не переживать. Да и насколько я знаю, ты неплохо устроился. Пошли, шеф тебя хочет видеть.

– Никуда я не пойду.

– Это же шеф тебя из ментовки вытащил, а ты дурку включаешь. Пошли, говорю.

– Скажи, что меня нет в обмен на чемодан.

Слава задумался.

– Иди, иди, – подключился к разговору Вадим. – Ты ж не виноват, что вашу малину накрыли, ничего он тебе не сделает. Работу, может, какую предложит, не придется в Питер сматываться. А на будущий год в другой ВУЗ поступишь.

– Дело твое, – неожиданно согласился Слава. – Скажу, что тебя не нашел, хотя зря ты. Шеф тебе нормальную работу предложить хотел.

– Спасибо, не надо.

Слава согласно мотнул головой и ушел. Сухих подошел к окну и осторожно выглянул в щель шторы. Он видел, как Слава сел в машину, и она отъехала.

– Ну, вот и все, – с облегчением выдохнул Володя. – А ты предатель, Вадим, сдал меня со всеми потрохами.

– Я тебя не сдавал, – хмыкнул приятель, – Мне просто твои проблемы не нужны. У меня своих хватает.

– Ясно, – сделал глубокий вдох Володя. – Ладно, бывай.

– Куда ты сейчас?

– На кудыкину гору.

– Понял, не дурак, дурак бы не понял, – усмехнулся Вадим.

Не подав руки бывшему приятелю, Володя вышел из комнаты. Внизу на вахте ему предложили пройти к коменданту общежития. Та объявила Сухих, что вход в общежитие для него закрыт.

– Оперативно, – усмехнулся Володя.

В общежитие он возвращаться и не собирался. Его путь лежал на вокзал и на поезд. Но как ни старался Володя выглядеть бодрячком, чувство горечи камнем лежало на душе. Он сожалел, что его выгнали из университета и решил впредь никогда не связываться с криминалом. Одно было хорошо, что не посадили, хотя, даже не зная уголовного кодекса, он догадывался, что могли. Поглощенный этими мыслями, Володя вышел из общежития, спустился по ступенькам крыльца.

– Далеко собрался? – вдруг услышал Сухих знакомый баритон. Резко оглянувшись на голос, он увидел Ляха и улыбающегося Славу, стоящего у открытой двери «Лексуса» неподалеку.

– Я вижу, ты не врубаешься, что люди потеряли деньги, большие деньги, в том числе, чтобы и тебя, засранца вытащить. Садись в машину, – подошел вплотную Лях. – Ты думал, что я в Питере тебя не достану. Земля-то круглая, – повертел он пальцем в воздухе.

– Я не в чем не виноват, – отпрянул Володя.

– А кто не закрыл дверь?

– Там же никакой вентиляции, да и кто мог подумать?

– Ты должен был думать. Почему Степаныч все сделал правильно, ушел с деньгами, к нему никаких претензий. А ты дверь растворил нараспашку, заходите дорогие мусора, я вам тут подарочек приготовил. Вот он я и вся моя аппаратура. А ты знаешь, сколько она стоит? Люди в нее деньги вложили, кто теперь будет расплачиваться, ты что ли? Поставить тебя на счетчик на твою Питерскую хату?

Володя молчал. Он знал, что виноват только в одном. В том, что связался с этим человеком, а то, что была дверь открыта или закрыта, большого значения не имело. ОМОН все равно проверил бы все помещения. Ведь как не прятали паленую водку в подвале, милиция ее обнаружила. Лях между тем обратил внимание на нагрудный карман рубашки, в котором лежал паспорт Сухих. Одним движением выдернув документ у застывшего в растерянности Володи, он ухмыльнулся.

– Паспорт твой, это хорошо, у меня пока будет.

– Пока?

– Пока не отработаешь все до последнего цента. А потом к маме поедешь, если доживешь. Садись в машину, – кивнул Лях и, не оборачиваясь, отправился к «Лексусу». Ругая себя самыми последними словами за безалаберность, Володя пошел следом.

– На склад, – коротко бросил Лях своему водителю.

Слава послушно кивнул, и машина тронулась с места.

Володю не восхитила езда на шикарном авто. Оно везло его в рабство, и Сухих ничего не мог с этим поделать. Он уже ненавидел этот город, этих людей, один из которых украл его чемодан и теперь, как ни в чем не бывало, сидит и вертит баранку в его костюме, а второй… Второй сидевший много лет в тюрьме, как он успел узнать за последний месяц. Его, заплывший жиром, бритый затылок теперь торчит перед глазами. Почему он не узнал об этом раньше, почему именно ему попалось на глаза это объявление? Ведь все могло быть иначе, а теперь его ждет полная неизвестность, его ждет рабство. Вряд ли мать или тем более отчим станут его искать, но даже если и станут, им сообщат, что его выгнали из университета по представлению милиции, что он связался с дурной компанией, словом, сделал то, о чем всегда предупреждала его мать.

Ночью прошел дождь, и возле дверей склада стояла огромная лужа. Склад, к удивлению Володи, работал в обычном режиме, словно тут ничего и не происходило два дня назад. Миновав лужу, Слава остановился рядом с бетонным блоком, оставленным строителями.

– Как там? – повернулся он к Сухих.

– Нормально, грязи нет, – ответил тот, открывая дверь.

– Мне по фигу на твои ботинки, я спрашиваю, дверь о блок не поцарапаешь? – рассердился Слава.

– Не поцарапаю.

Лях уже выбрался из машины.

– Пошли со мной, – кивнул он Володе.

Они вошли на склад. Лях подошел к Степанычу – зав.складом, разгуливавшему по складу с толстой тетрадкой в руках. Подходя к коробкам, он пересчитывал их количество и делал пометки.

– Степаныч, отвлекись на минуту, – позвал его Лях.

– Ну?

– У тебя строительный инструмент есть?

– Откуда, Лексей Семенович?

– Степаныч, я знаю, что у тебя все есть, – улыбнулся Лях. – Выдай этому пи………ку пару кувалд, пару лопат и бачок какой-нибудь под мусор и ломик.

Степаныч посмотрел на Володю, вздохнул и, поджав губы, кивнул, позвав за собой. В небольшой подсобке находилась целая куча шансового инструмента.

– Куда он тебя? – тихо спросил Степаныч.

– Не знаю.

– Не повезло тебе, паря, попал, как кур во щи.

Выбрав означенный инструмент, Володя вышел из подсобки.

– Неси в машину, – кивнул ему Лях. – Только осторожней, не поцарапай там ничего.

Лопаты в багажнике не поместились, и Слава разместил их в салоне поперек заднего сиденья.

– На ходу придерживай, – сказал он Володе.

– Загрузили? Все поехали, – распорядился Лях.

Обратный их путь лежал к офису, но Лях велел тормознуть у соседнего подвала. От ржавой железной двери подвала у него был ключ.

Вниз вела довольно крутая бетонная лестница метров пять длиной. Она заканчивалась небольшим квадратным помещением, от которого шел вправо длинный коридор с парой ступенек. Потолок здесь был еще выше и достигал уровня метра четыре. Тусклое освещение выхватывало в подвале лишь центр помещений, все стены, углы и потолок были темными, прокопченными сажей. Когда-то в конце коридора находилась кочегарка, а в специальной нише была устроена угольная яма. Со временем потолок ямы забетонировали, но она успела превратиться в мусорную яму. Да и вся площадь кочегарки была засыпана шлаком вперемежку с мусором. Комната была длиной метров пятнадцать и как бы возвращалась назад параллельно коридору на треть его длины. Вторую половину подвала занимал бойлер, подключенный к центральному отоплению.

Слева от спуска в подвал находилась железная дверь, которая оказалась открытой. Здесь располагался душ с туалетом и маленькая коморка для отдыха кочегаров. Стоял стол и широкая лавка.

– Душ работает, – сообщил Лях. – Здесь ты и будешь жить. Пошли, покажу рабочее место.

Они вернулись обратно по коридору, Лях указал на мощную стену, отделявшую угольную яму от остальной комнаты.

– Стену надо убрать, кирпичи почистить и поставить новую стену вот здесь, – жестом показал он, предлагая отсечь бойлер от остального помещения. – Этим ты и займешься. Плюс надо будет полностью очистить подвал от всего мусора, разровнять шлак, привезти песка и сделать по полу бетонную стяжку. Спускай сюда инструмент, переодевайся и вперед. Есть во что переодеться?

– Нет.

– Там в шкафчиках от рабочих остался разный хлам, штаны, фуфайки, ботинки, что-нибудь подберешь себе. Ключ от подвала пока будет у меня. Жратвой я тебя обеспечу. Сделаешь – свободен.

Стоящий неподалеку Слава, ехидно заметил:

– На пару лет работы, точняк.

Лях и Володя одновременно посмотрели на него.

– Работы много. Много, но ты сам напросился, – усмехнулся Лях, переводя взгляд на Сухих. – Сходи за инструментом, – резко бросил он Славе.

Слава обиженно поджал губы и, артистично задрав голову, вихляющей походкой неторопливо направился к выходу.

– Пидор, бл…- шевельнулись губы Ляха.

Слава принес инструменты, бросил их к ногам Володи.

– Попробуй, как пойдет, – кивнул Лях на кувалду. Сухих взял инструмент, размахнулся и ударил им по стене. Полетели осколки кирпича, но стена не дрогнула. Володя ударил снова. Результат оказался оптимистичней, в связывающем кладку, растворе появилась трещина. Еще несколько ударов, и в стене образовалась ниша. Теперь дело пошло легче, удары достигали своей цели, стена начала разрушаться. Если продолбить ее вроде лестницы, можно подняться по ней на самый верх и начинать рушить стену от потолка.

– На совесть построено, – усмехнулся Лях, шевельнув ногой кирпичную глыбу. Вспотевший и покрывшийся пылью Сухих переводил дыхание.

– Ладно, хорош, – махнул ему Лях рукой. – Иди переодевайся, я домой съезжу, тоже переоденусь и помогу тебе. Еду заоднем какую-нибудь привезу.

Не глядя на Славу, Лях быстрым шагом вышел из подвала. Удивленно скользнув по Володе взглядом, Слава побежал следом. Сухих догадался, чем было вызвано удивление Славы. Он и сам не меньше удивился желанию Ляха поработать в этой грязи. Видимо, ему хочется размяться физически, рассудил Володя. О себе подобного он сказать не мог. Глубоко вздохнув, он бросил кувалду и отправился в коморку в другом конце подвала. Его парадная одежда покрылась пылью, стянув ее с себя, Володя выхлопал брюки, рубашку и заглянул в шкафчик с рабочей одеждой. Она была старая и рваная, на рабочих куртках не хватало пуговиц, но нашлось и кое-что приличное, в частности – туфли. Они были почти новые и пришлись Володе по ноге. Облачившись в «форменную» амуницию, он разорвал чью-то рубаху и сделал из нее кушак. Подпоясавшись на узел, Володя остался доволен, но на работу не спешил. Сев на лавку, он закурил и глубоко задумался, поглядывая по сторонам. Подвал имел окно, усиленное решеткой. Слой пыли и сажи на стекле делал его абсолютно непроницаемым для света. По всему было видно, что к этому окошку никто не прикасался со времен постройки этого дома. Тусклая лампочка, висевшая над столом, была такой слабой, что можно было играть в прятки не выходя из этой коморки. В углу по соседству с душевой здесь стоял еще шкаф с одной дверкой. Его полки были набиты всякой всячиной, оставшейся от электриков; провода, какие-то катушки, разобранный силовой щит, фарфоровые предохранители, куча мелких деталей, гаек, болтов, противогазная сумка, набитая пустыми бутылками. Пустые бутылки здесь вообще были всюду, в углах, под столом, открыв дверку шкафа, Володя обнаружил их, уложенные в два внушительных штабеля на полках. Одна из верхних полок оставалась свободной. На ней стояли два стакана и фарфоровая кружка с трещиной на боку. Здесь же лежали в упаковке несколько лампочек. Порывшись в них, Володя обнаружил лампочку в сто пятьдесят ватт. На вид она казалась целой, и Сухих решил вкрутить ее над столом.

Заменив лампочку, Володя сел обратно на лавку. Теперь подвал был освещен во много раз сильнее, и мрачные мысли, одолевавшие Сухих, приобрели очертания теней.

«Много ли человеку надо», – подумалось ему. – Вот вам и новый университет, Владимир Валерьевич, – сказал он вслух. – Жизненный. Не захотел нормально учиться, вот и результат.

Поднявшись с лавки, он медленно прошел по коридору, спустился на пару ступенек и поглядел на стену. Надо бы сделать «лестницу» до приезда Ляха. Взяв кувалду, он принялся рушить стену высоко над головой, отскакивая в сторону, когда на него сыпались кирпичи. Так он достал кувалдой чуть выше середины стены, и нависающая часть над выдолбленной нишей угрожающе нависла над головой. Тем не менее, другого способа добраться до верха у него не было, пришлось углублять нишу, поглядывая наверх и опасаясь, как бы нависающая часть не рухнула на него.

– Как у нас дела? – услышал он голос Ляха и увидел в клубах пыли его силуэт. – Очки надо было плавательские взять, – буркнул тот, отмахиваясь от пыли. Сухих вынырнул к нему и кивнул на угрожающую выступающую часть стены.

– Не падает никак.

Лях взял вторую кувалду и, зайдя с боку, залез на образовавшуюся груду обломков. Взмахнув кувалдой, он нанес удар значительно выше, чем это сделал бы Сухих. Удар оказался слабым, стоять на обломках было крайне неудобно. Удержав равновесие, Лях выбрал более устойчивое положение и махнул снова. В стене образовалась трещина.

– Берегись, – крикнул он и ударил снова.

Володя отскочил в сторону, но стена устояла. Лях нанес еще несколько мощных ударов и спустился с обломков. Он тяжело дышал, но на лице мелькала довольная улыбка.

– Ты попробуй, – кивнул он Сухих.

Тот занял позицию Ляха и продолжил бить в ту же точку, в которую бил Лях. Стена упорно не желала сдаваться.

– Ты смотри, какая крепкая, – удивился шеф. – Ну-ка, дай-ка я.

Они поменялись местами. Нависающая глыба рухнула неожиданно. Часть ее рассыпалась, подняв тучи пыли.

– Перекур, – махнул Лях рукой.

Они вышли в «жилую» часть подвала. Закурили.

– Машину продавать придется, – неожиданно сообщил Лях. Он сидел на скамейке, вытянув ноги в белых запыленных кроссовках, уже перепачканных сажей и бейсболке, надвинутой на глаза. Лях ни к кому не обращался. Это были его собственные мысли, его головная боль, неожиданно вырвавшаяся наружу.

– Жалко? – спросил Володя.

– Конечно, жалко. Хотя в наше время нет разницы, на какой машине ты ездишь, главное, чтобы у человека были деньги.

На пороге комнаты появился Слава.

– Я думаю, они работают в поте лица, – шутливо произнес он.

– А тебе что здесь надо? – грубо бросил Лях.

– Да жарко в машине, солнышко-то припекает.

– Пошли, – поднялся Лях. – Отдохнул?

Сухих согласно кивнул. Лях работал «на земле», а Володя забрался по разломам в стене выше. Здесь было невыносимо душно, добравшись до потолка, Сухих покрылся потом, но останавливаться было нельзя. В любую секунду Лях мог выбить из-под него точку опоры. Он и сам это понимал, поэтому первый отставил кувалду. Постояв некоторое время, наблюдая за работой Володи, который молотил кувалдой под самым потолком, сидя на корточках, он отошел на несколько метров и закурил.

– Какие два года, тебе тут месяца на три работы, даже меньше, – заявил он. – Вон сколько за раз сделали.

Володя промолчал, он был в корне не согласен с Ляхом. За три месяца тут было явно не управиться, хотя бы Нового года успеть. Они разрушили шестую часть стены, но это почти ничего не значило. Это было весьма скромное начало огромной по объему работы. Бросив окурок, Лях вспомнил, что ему пора по одному делу.

– Слава! – крикнул он.

Ему никто не ответил.

– Слава, мать твою.

– Да? – вынырнуло из коридора настороженное лицо водителя.

– Принеси из машины батон с кефиром и сигареты.

Слава убежал. Через минуту он вернулся с продуктами.

– Куда принес-то? Что он здесь, по-твоему, есть будет? – раздраженно бросил Лях.

– А куда?

– На стол отнеси.

– Понял, дурак бы не понял, – весело отозвался Слава.

– Ну, все, – буркнул под нос Лях, направляясь в коридор.

Через несколько минут громыхнула входная дверь, и стало тихо.

Усевшись на выступ из кирпичей, Володя поставил между ног кувалду и посмотрел вокруг. Ему до отвращения ничего не хотелось, долбить эту проклятую стену, убирать мусор, выковыривая его из шлака, глотать пыль и надеяться на то, что Лях его отпустит. А вдруг он решит похоронить его в этом подвале? Кто знает, что на уме у этого бандюгана? Паспорт? В конце концов, можно заявить в милицию, что его украли. Володя вздохнул. Сбросив кувалду, он осторожно спустился по стене вниз, посмотрел на горы развороченных кирпичных обломков, которые ему предстояло разобрать и очистить, и глянул на свои руки. На ладонях уже образовались волдыри, которые скоро превратятся в мозоли. Хорошо бы найти рукавицы, иначе уже через пару дней он не сможет работать. Работать. Володя опять оглядел подвал так, как будто видел его впервые. Вдруг он заметил проем в стене, прятавшийся в темноте. Он напряг зрение, и понемногу стал прорисовываться контур, уходящей в проеме, бетонной стены. Освещая путь зажигалкой, Сухих осторожно направился к проему. Он был устроен в стене, стоящей параллельно лестнице, ведущей наверх. Бетонный откос, судя по всему, и был этой лестницей, но пространство этим не ограничивалось. Пройдя под откосом, Володя натолкнулся на гору песка, лежащую справа за ним. Гора была довольно внушительных размеров, что говорило о размерах комнаты за откосом. Метра четыре на четыре. На песке грудой были свалены старые алюминиевые плафоны от больших уличных фонарей.

Зажигалка нагрелась и стала жечь пальцы. Однако в какой-то момент пламя вдруг запрыгало, сдуваемое сквозняком и погасло. Было неясно, откуда взялся этот сквозняк в глухом подвале. Несколько удивившийся этому обстоятельству, Володя развернулся и на ощупь пошел на свет. Пол под лестницей, кстати, тоже был залит бетоном. Зачем? Если здесь когда-то была мастерская, зачем сюда привезли столько песка, было не ясно.

Оставив все догадки на потом, Володя направился в противоположную часть подвала. Сполоснув под душем руки кусочком размокшего мыла, (им явно кто-то недавно пользовался) он сел за стол, надкусил пакет с кефиром и стал есть, отламывая от батона куски и запивая их кефиром. Утолив голод и жажду, он лег на лавку, положив под голову руку. Часы показывали половину шестого вечера, но глянув на свои смозоленные руки, Сухих отбросил мысль о работе и стал смотреть в потолок. Потолок выглядел живописно, следы времени и отсутствие ремонта оставили на нем проникновенные «пейзажи» из трещин, прилипшей сажи и тенет, сплетенных пауками.

Лавка была достаточно широкой для лежания и устойчивой, чтобы можно было повернуться на бок, не рискуя свалиться на пол. Вид на боку открывал обшарпанную стену с ржавыми дверями, которые до конца не закрывались и полуразвалившийся шкаф, рядом с которым висел плакат с обнаженной негритянкой. Огромная грудь была обведена шариковой ручкой, очевидно, для акцентирования ее величины, особенно «художник» постарался выделить соски, старательно придав им, объем игрой света и тени. Тень была выполнена той же ручкой, но ему этого ему показалось мало, соски явно перевешивали, вносили в плакат дисгармонию, и тогда «художник» пририсовал негритянке усы, похожие на иголки. Странно, но нижнюю часть плаката он не тронул, хотя, без всякого сомнения, именно здесь и можно было разгуляться воображению.

Лежать на боку показалось непривычно жестко и неудобно, кряхтя, Володя повернулся обратно на спину и вернулся к созерцанию потолка, на котором отсутствовали рукотворные следы человеческой пошлости.

«Зачем мне все это?» – подумалось ему.

«Попал, как кур во щи», – вспомнил он выражение Степаныча.

«Попал», – мысленно согласился он.

«Если бы образование было бесплатным, не попал бы», – возразил он сам себе.

У него не было явного убеждения, что он не хочет учиться на деньги отчима, эта мысль сидела в глубине души, как и то утверждение, что отчим не раз и не два и даже не три не преминул бы потом напомнить ему об этом. Может быть, по этому, Володе сегодня не особенно жалко, что он поменял один университет на другой и именно поэтому он, не слишком задумываясь, согласился печатать марки. Риск не оправдал себя, но интересно, если бы все повторить, поступил бы Володя так же? Кажется, он бы действительно просто закрыл дверь и надеялся бы, что ОМОНовцы пройдут мимо. Слишком большим было нежелание учиться на деньги «Семен Семеныча» и стоило представиться случаю, он им воспользовался.

Конечно, Вене и таким, как он, это совершенно не нужно. Сынков, с туго набитыми родительскими кошельками, сегодня в университете большинство. Но кому нужны такие специалисты, если Веня даже и не скрывал, что диплом ему нужен просто, чтобы был, для престижу, и он не собирается упираться, а трояк ему обеспечен? А может быть Володя и ошибается и в его душе зреет обыкновенная зависть, как у человека, оказавшегося за бортом. Страшно выпасть с корабля, страшно, что впереди полная неизвестность – шторм, который накроет его с головой или его подберет другой корабль.

Володя опять повернулся на бок и глубоко вздохнул. Обведенные пастой сиськи негритянки смеялись над ним изуродованными сосками.

«Такую красоту испортили», – усмехнулся Сухих, зевая.

У Володи не было своей девушки, можно сказать, никогда. Была одна фигуристка, в которую он влюбился в шестнадцать лет. Девушка была старше его на три года, Володя до сих пор помнил, как он помог ей застегнуть молнию на платье. Они были в ее квартире, в ее комнате, сидели на ее кровати. Пока она переодевалась, он стоял, отвернувшись к стене. Шуршали материи, слышались звуки, по которым было понятно, что она делает, тем более что ее силуэт отражался в полированной дверке шкафа. Потом она села на кровать спиной к нему, он тоже сел рядом и она попросила застегнуть его молнию на платье, в котором она обычно каталась на катке. Платье было коротким, полностью обнажавшим ее стройные ноги.

Когда он застегнул молнию, девушка вдруг засмеялась и упала на спину, потянув его за собой. Володя стушевался, неожиданно схватил подушку и, положив ее на грудь девушки, навалился сверху. Началась возня, она делала вид, что хочет вырваться, убирала подушку, Володя ее удерживал. Неожиданно его пальцы коснулись ее груди.

– Извини, – вырвалось у Сухих, и он отпрянул от девушки.

Презрительно глянув на него, она с силой отбросила подушку, которая перелетела за спинку кровати и встала.

Они пошли на каток, всю дорогу она молчала, но на катке снова развеселилась, глядя, как он бегает за ней по льду, пытаясь догнать. В конце концов, ей надоело смотреть на его жалкие потуги, и она сдалась. Они упали в снег на кромке льда, и она опять громко смеялась.

Потом они долго не виделись, казалось, она избегает его, и он «дежурил» под ее окнами, подружившись с парнями ее двора. Он увидел ее через месяц. Она шла под руку с незнакомым взрослым парнем, который был на две головы выше девушки. Так все и кончилось. Они виделись иногда в городе, кивали друг другу, как старые знакомые, но в ней многое изменилось. Куда-то делась девичья беззаботность, наивность во взгляде, она вдруг повзрослела, коротко остригла волосы и вообще стала совершенно другой. Серьезной, озабоченной, грустной.

Незаметно для себя, Володя уснул. Во сне он продолжал ворочаться и пару раз едва не свалился под стол. От падения в другую сторону удерживали толстые трубы отопительной системы, идущие вдоль стены на высоте лавки. Сухих разбудил шум и голоса, доносящиеся с лестницы. Часы показывали половину пятого утра, а по лестнице кто-то спускался и, судя по всему, несколько человек, разговаривавших громко с характерной для пьяных, интонацией.

Володя сел на лавке и через несколько секунд увидел веселую компанию из четырех молодых людей, показавшуюся в дверях.

– Мужики, а в нашем полку прибыло, – сказал первый из них, узрев молодого человека за столом.

Вся четверка остановилась, пристально, оценивающе посмотрела на Володю.

– А он, кажись, в нашей спецовке, мужики, – сказал второй вошедший, парень невысокого роста с пышной, зачесанной назад черной, как смоль, шевелюрой. Парень был трезвее остальных, но старался выглядеть пьяным.

– Ты кто, откуда тут взялся? – спросил первый, проходя к шкафу и заглядывая в него.

– Я тут работаю, – ответил Володя.

– А где мои туфли парадные? – нагнулся парень в шкафу к нижней полке.

– Эти? – спросил Володя, подталкивая туфли из-под стола на свет. Перед тем как лечь, он их снял и поставил около скамейки.

– Ты чо, в них работал что ли? – нахмурился парень, выкатив на Сухих красные, от перепоя глаза. Его большой рот болезненно скривился. – Ну, ты борзота, парниша.

Второй тоже подошел к шкафу и поддел какой-то лоскут.

– Он мою рубаху порвал, – сообщил парень.

– Да он вообще одел все мое, и спецовку и туфли новые, – икнул первый. – Я в них даже домой не каждую ночь хожу после работы.

– Подлец, – отрезал третий вошедший, парень высокого роста со скособоченным носом. На ногах он держался крепко, но рта больше не раскрывал. Быстро переместившись, он ударил Володю по лицу. Удар был профессиональный, точно в глаз, Сухих отчасти спас стол, через который боксеру пришлось тянуться. Отброшенный на трубы, Володя медленно выпрямился.

– Я же не знал, что это ваше. Мне сказали, что тут никого нет.

– Теперь будешь знать, – сказал, ухмыльнувшись, второй.

– Подлец, – повторил боксер и нанес второй удар. Бить человека по лицу для него было привычным делом, но этого ему показалось мало. Он кивнул остальным.

– Давайте по разу, пусть знает, кто тут хозяин.

Парни переглянулись, четвертый, не принимавший участия в разговоре, подошел первым.

– Руки убери от лица, – выкрикнул он.

Володя не послушался. Тогда парень оттолкнул левой ногой стол, а правой с размаху ударил по голове. Голова Володи мотнулась, руки, разбитые в кровь, соскользнули на стол. Ударившись затылком о стену, Володя на секунду потерял сознание.

– Дайте мне, – услышал он чей-то голос.

– Ногами-то зачем? – послышался голос боксера.

Приоткрыв глаза, Сухих увидел двоих парней. Боксер удерживал второго с шевелюрой.

– Димыч, с него хватит, хорош ему.

– Я с легонца только, Миха, он мою рубаху порвал, – вырвался косматый.

Отодвинув ногой мешавшую ножку стола, Димыч подошел к Сухих.

– Встань, – коротко бросил он. – Я кому говорю, ну!

Размахнувшись, он врезал кулаком в височную скулу. Удар был слабым, Володя покачнулся, но усидел. Краем глаза он заметил первого из вошедших. Он рылся в пакете, который держал в руках.

– Дай-ка я еще разок, – разошелся Серый, присев то ли для того, чтобы ударить с разбегу, то ли чтобы лучше видеть цель.

– Серый, дурку не пори, – остановил его боксер Миха.

– Стол-то поставьте на место, как пить-то будем? – достал из пакета бутылку водки первый из вошедших.

– Иди, умойся в душе, – подсел к Сухих Миха, дружески хлопнув его по плечу. – Иди, никто тебя больше не тронет.

– Стол-то поставьте на место, – повторил первый.

– Да счас, Леха, счас, – кивнул головой боксер.

Поднявшись, Володя направился в душевую. Краем глаза он заметил, как напрягся Серый, но среагировать не успел. Сделав пару шагов для разбега, тот с криком ударил его ногой в спину. Взмахнув руками, Сухих врезался лицом в стену. По щеке его побежала струйка крови, в стене торчала шляпка большого гвоздя, о которую поранился Володя.

Повернув не к душевой кабине, а налево, он прошел по коридору, завернул за угол и лег на кирпичи, спрятавшись в темноте. Нащупав рукой кирпич, он положил его под руку и замер, прислушиваясь. Из коморки слышался смех и обрывки разговора. Скоро он понял, что о нем просто забыли, и никто не собирается его искать. Лицо горело, ныла скула, знакомство с новой работой свершилось. Если так пойдет дальше, впору будет повеситься. Подумалось, что кирпич – плохая защита, вон их, сколько валяется кругом, поднявшись, Володя взял лопату и положил ее рядом. Для себя он решил, что эти крутые парни не оставили ему выбора, он будет защищаться до последнего, если даже придется кого-то убить, убьет.

Вскоре голоса их усилились и послышались шаги. Пьяная болтовня стала еще бессмысленнее. Говорили о какой-то новой продавщице, которую пытался закадрить один из них, но обломался. Парни хохотали, давали наперебой неудачнику советы, как надо поступать в подобном случае. Голоса полезли наверх и вскоре послышались с улицы. Неожиданные гости ушли. Осторожно поднявшись, Володя прошел к лестнице и увидел, что входная дверь распахнута настежь. Первой его мыслью было бежать. Оценив ситуацию и утвердившись в своем желании, он быстро прошел к шкафу, где висела его одежда, и стал переодеваться. Сунув руку в карман брюк, где лежали шесть тысяч с копейками, Володя обнаружил, что их там нет. Остальные карманы были тоже пусты. Кричать и кататься по полу было бессмысленно, в том, что случилось, виноват он сам. Не надо было оставлять деньги без присмотра!

– Зараза!

Уйти без денег с распухшим лицом, об этом не могло быть и речи. Стиснув зубы, Володя опустился на лавку. Он умышленно не пошел закрывать дверь. Пусть заходит кто хочет, пусть его тут убьют в этом гнилом подвале, чем… Чем… Сухих вздохнул. Он не знал выхода, не видел его. Это конец, решил он, закрывая глаза и готовясь отойти в мир иной. Но смерти не было, вообще ничего не случилось. В открытую дверь по лестнице спустилось солнышко, оно прокралось неправильным треугольником даже в проем второй двери. На улице гудели машины, там были гаражи, раздавались чьи-то веселые голоса, там продолжалась жизнь, жизнь, начавшаяся с утренних забот и веселья. Оторвав тело от лавки, он медленно поднялся по лестнице навстречу солнцу, услышал пение птиц, воркование голубей, бегавших по асфальту в поисках крошек, кошку, притаившуюся в кустах и готовящуюся к прыжку. Утро было прохладное, несмотря на яркое солнце, но на небе не было ни облачка. Оно, такое голубое, такое безмятежное опрокинутой чашей укрывало его. Ветерок чуть заметно шевелил кроны деревьев, нехотя падали листья. Закурив, Володя присел на край бордюра, опоясывавшего окно подвала, и подумал, что единственное, чего бы он хотел сейчас, это любви. Вот появилась бы она, улыбнулась ему, пожалела, позвала с собой и тогда все бы решилось. Он был в этом уверен.

«А земля-то круглая», – вспомнил он жест Ляха, опустивший его на землю. Докурив, Сухих поднялся и неторопливо спустился в подвал, захлопнув за собой дверь. Разорвав ту же рубаху до конца, он обмотал лоскутами руки и пошел долбить стену.

Разборки

Лях приехал около одиннадцати. Осмотрев владения, он остался доволен проделанной работой и сказал Володе, сидящему на стене.

– Спускайся, давай, я тебе поесть привез. Перчатки тебе надо найти, – заметил он намотанные на ладонях, тряпки.

Володя спрыгнул на свет, и Лях от удивления прищурился.

– Упал что ли со стены-то?

– Нет, – мотнул тот головой.

– Били тебя, что-то не пойму? – удивленно спросил Лях.

– Били.

– Ты что, вечером из подвала выходил?

– Сами пришли под утро.

– Кто пришел, что ты гонишь?

– Не знаю, вроде местные работяги.

– Да нет здесь никаких работяг, откуда им взяться-то? Мне говорили – пустой подвал, – повысил голос Лях. – Вылез, наверно, из повала и получил. Сознайся, так дело было?

– Не так, – опять мотнул головой Сухих.

– Пошли туда, чего в пыли стоим, – махнул рукой Лях. – Мойся, давай и рассказывай все по порядку. Кто приходил, во сколько, сколько их было?

– Четверо.

– Четверо? Откуда они взялись-то? Ты им сам дверь открыл?

– У них был ключ от подвала.

– И за что они тебя?

– За шмотки.

Лях понимающе покачал головой. – Так ты сейчас в своей одежде работаешь?

Володя удовлетворительно кивнул головой.

– Другой-то, как я понимаю, у тебя нет?

– Нет.

– Найдем чего-нибудь, а эту у меня дома постираешь, там и машина-автомат есть, и утюг погладить. Так что сегодня работай в ней, а я постараюсь тебе что-нибудь подыскать в течении дня. И с этими надо разобраться, что за фигня, замок, что ли поменять, чтобы они не могли сюда попасть. Тут никого, кроме тебя не должно быть.

– Они сказали, что тут у них мастерская.

– Разберемся и накажем козлов, – заверил Лях. – Ты пока обедай, я тут тебе колбасы принес, молока, сигареты. Я в офис.

Не успел он сделать и пары шагов, на лестнице послышался шум спускающихся ног, и в проеме двери показались Леха с Димычем. Оба были опухшие, в состоянии сильного похмелья, особенно первый.

– Что у вас тут? – пробормотал Леха, глянув на Ляха.

– Эти? – спросил тот у Володи.

Сухих удовлетворительно кивнул.

– Знаете меня? – остановил их жестом Лях.

– Вроде видели, – вздохнул Леха.

– Видели – уже хорошо, – кивнул Лях. – За что моего человека избили?

– Я его вообще пальцем не задел, хоть он мою робу напялил. Мне теперь работать не в чем, – хмуро заметил Леха.

– А у меня он рубаху порвал, – добавил Димыч.

– Вы откуда тут взялись вообще? Вас быть тут не должно.

– Вас не спросили, – хмыкнул Леха.

– Что? – мгновенно вскипел Лях. Схватив Леху за воротник джинсовой куртки, он оторвал его от пола. – Ну-ка повтори.

Лехины ноги повисли, болтаясь в воздухе, лицо вздулось и сделалось красным.

– Мастерская у нас тут, – в отчаянии выкрикнул Димыч.

– Эта нора? – выкрикнул Лях, опуская Алексея на пол.

– Мы в гастрономе работаем, – переведя дыхание, пояснил Леха.

– Да, я холодильщик, а он электрик, – подтвердил Димыч.

– И что, вы за эти тряпки человека по лицу избили?

– Так рабочее наше, теперь приходится в своем.

– Короче, вы, я вижу с похмела, перегаром несет, как от козлов. Ставлю вам пузырь, и мы в расчете. Он может носить это барахло.

Леха и Димыч переглянулись.

– Только туфли я не отдам, – покачал головой Леха, болезненно намор-щившись. – Они у меня новые.

– Обойдемся, – буркнул Лях. – У тебя какой размер? – повернулся он к Володе.

– Сорок второй.

– Ну, и у меня тоже почти, дома хлама полно, что-нибудь найдем. А где остальные двое? – снова повернулся он к парням.

– Какие двое? – не поняли те.

– Вас же четверо было, – с нетерпением в голосе, навалился Лях.

– Миха домой ушел, он просто, а Серый охранник из гастронома, тоже выходной сегодня взял, – ответил Димыч.

– Так, слушайте и запоминайте. Я не буду сегодня выяснять – кто такой они такие, на первый раз я вам это прощаю, как недоразумение. Но если что-то подобное еще хоть раз повторится, разговора больше не будет. Ясно?

Приятели, молча, кивнули утвердительно.

– Это мой человек и он будет здесь жить, пока не закончит работу. Это денег стоит, это тоже ясно? – добавил Лях.

– Кстати, у меня сегодня деньги пропали, – сказал Володя.

– Какие деньги? – переглянулись Леха с Димычем.

– Шесть тысяч.

– Я не видел никаких денег, – округлил глаза Леха.

– Я тоже не видел, – заверил Димыч.

– А где они у тебя были? – спросил Лях.

– В кармане в брюках, в шкафу.

– Это не мы, – твердо заключил Леха.

– Да у нас с утра башка трещит, не знаем, как опохмелиться, стали бы мы… – хмыкнул Димыч.

– А может ваши приятели взяли? – прищурился Лях.

– Они вообще к шкафу не подходили, – замотал головой Леха.

– Не лазили мы по карманам, – добавил Димыч. – Мы пузырь раздавили и ушли. Может, без нас кто заходил?

«Слава, неужели он?» – мелькнуло в голове у Володи. – «Точно, он же вчера здесь торчал, пока мы с Ляхом стену долбили. Паразит».

– Ладно, – перевел дыхание Лях. – Я в офис.

– А пузырек? – улыбнулся Леха.

Лях бросил на него негодующий взгляд и на ходу полез в барсетку. – На работе жрете, как вы в магазине работаете? Через жопу что ли дышите? Такой перегар, как будто вы вообще не просыхаете.

Приятели, увидав сотню, довольно заулыбались. Взяв ее, Леха чему-то еще и усмехнулся и тут же умчался в гастроном. Димыч опустился на лавку рядом с Володей. Глянув на его разукрашенную личность, вздохнул и опустил голову на стол.

– Ты откуда взялся-то? – вдруг спросил он.

– Студент, бывший.

– Попал?

– Попал.

– От такого попадала скоро не отделаешься. Видал, как он Леху за шею взял? Одной рукой приподнял. Силен твой начальник. Он, что, в авторитете?

– Не знаю.

– Правильно, меньше знаешь, лучше спишь.

Прибежал Леха. В руке перед собой, как флаг, он держал бутылку водки, в другой кусок колбасы. Водрузив ее на стол, кивнул Володе.

– Выпьешь с нами?

Тот отрицательно мотнул головой.

– А что, шефа боишься? – ухмыльнулся Леха, – Он у тебя крутой, как пасхальное яичко.

– А что, не крутой что ли? – усмехнулся в ответ Димыч. – Чуть голову тебе не оторвал.

– Видали мы таких, и не таких видали, – пробормотал Леха, свинчивая пробку и разливая на двоих.

– Может, выпьешь? – глянул он на Сухих, тряхнув поллитрой.

– А, давай, – махнул тот рукой.

– Держи, студент, – стукнул о его кружку Димыч. – За знакомство. Как звать-то тебя?

– Володя.

– Ну, не обижайся, не разобрались спьяну. А хочешь, врежь вон, Лехе между ушей, он не обидится.

– А ку-ку, не ку-ку? – отозвался тот с туго набитым ртом.

Сбегав за душевую кабину, он притащил оттуда стул и уселся к столу.

– Это Серый беспредельщик, научился в Чечне ногами махать.

– Его, кстати, увольнять хотят, – сообщил Димыч, доставая нож и разрезая колбасу на тонкие кружочки.

– За что?

– Бабу одну на досмотре обшомонал, говорят, никуда не постеснялся залезть.

– Да он вообще без руля, – согласился Леха.

Сухих все еще держал кружку у рта. Собравшись с духом, он сделал глубокий вдох-выдох и залпом осушил содержимое.

– Можно? – поинтересовался Димыч, кивнув на колбасу, которую принес Лях. – А то есть у нас тут такие товарищи, которые успевают сожрать всю закусь, которую приносят быстрее, чем водка заканчивается.

Володя согласно кивнул. Аккуратно порезав и ее, Димыч отломил кусок от хлебного батона и положил его на стол.

– Наливай уже, а то скоро обед кончится.

Прожевывая и делая безуспешную попытку что-то возразить, Леха разлил оставшуюся водку на двоих. Володя от «своей» порции категорически отказался. Ему и так похорошело. Прошла ноющая боль в виске, даже на миг показалось, что в подвале стало уютней.

– Пошли работать? – поднялся Димыч.

– Теперь можно, – стрельнув осоловевшими глазами на Сухих, согласился Леха. – Дожди, закушу только.

Туго набив рот колбасой, Леха запихнул туда еще и кусок батона и поднялся.

– Мо-ло-чка бы еще, – усмехнулся он полным ртом.

– А-а, – скривился Димыч, – И дристать потом целый день.

Они ушли. В голове у Сухих образовалась звенящая пустота. Все было не так, эта разборка, выпитая водка, гадко и противно. Еще ни когда жизнь не казалась такой беспросветной и нерадостной. Он сидел и дымил в потолок, к горлу подкатила тошнота. Погасив сигарету, надорвал зубами пакет молока и стал жадно пить его большими глотками. Потом завалился на лавку и не поднялся, услышав быстрые шаги Ляха, спускающегося по лестнице.

– Ты чего тут? – удивился он. – Чего не работаешь-то?

– Сейчас пойду, – сел Сухих на лавке. – Не выспался просто.

– Ты вмазал что ли? – догадался Лях, уловив в голосе Володи дребезжащие нотки.

– Молока.

– Если молока, иди работай и не паникуй. Все будет нормально. И переоденься, а ботинки я тебе привезу. Ты все понял?

– Все.

– Ну, так вперед.

Он не мог ослушаться, встал и пошел. Лях совершенно подавил его существо своей волей. Сильный, напористый, уверенный в себе, проще сказать – наглый и самоуверенный, Лях теперь соединял в себе всю свободу Сухих, его права гражданина и обязанности раба.

Кувалда показалась сто крат тяжелее вчерашнего. Володя долбил стену и постепенно сатанел. Его удары становились мощнее, стервознее, как будто он долбил не стену, а самого себя. И вдруг он вспомнил о золотой монете, зашитой в подкладку пиджака. Пиджак висел там же в шкафу. Кубарем скатившись со стены, он бросился в подсобку и пощупал полу пиджака. Монета была на месте, собственно, куда ей было деться. С облегчением выпустив воздух, Володя опять сел на лавку и закурил. В жизни появился просвет, маленький кусочек золота в подкладке, но благодаря ему у Сухих родилась надежда. Он уже не чувствовал себя таким беззащитным, как минуту назад. И хотя это была иллюзия, монета была настоящей, и главное было правильно ей распорядиться.

Славкина любовь

Лях не появлялся три дня. Это случилось в конце первой трудовой недели.В пятницу Володю накормили Димыч с Лехой, но в выходные он голодал. Несмотря на это, он продолжал работать, и даже ускорил темп. С куревом обстояло сложнее, сигарет просто не было, и это мучило сильнее голода. Лях в это время праздновал помолвку. Слава устроил ему по этому поводу скандал. Все началось с того, что Люська объявила Ляху, что она ждет от него ребенка. Для того это стало полной неожиданностью, и первый день он пил, переваривая заявление. На второй пригласил Люську к себе домой. Сразу родилась мысль, что если жениться и продать Люськину квартиру, машину можно будет оставить.

Слава, увидев в лице Люськи свою соперницу, твердо решил разобраться с Ляхом.

– На хрена она здесь, Леша? – заявил он, оставшись наедине с хозяином квартиры. Люська отправилась в магазин.

– А тебе какое дело? – возмутился Лях.

– Нам что, было плохо вдвоем? – кокетливо спросил Слава.

– Нам? – сморщился Лях и расхохотался. – Ты чего себе придумал, придурок?

– Как чего? – растерялся Слава. – Я думал…

– Петух думал, да в щи попал, – перебил его Лях. – Ты пЯтух, Слава, пидор позорный, ты серьезно думаешь, что я всегда буду с тобой жить?

– Но я же, я же, – забормотал Слава, захлебываясь.

– Что ты же?

– Люблю тебя, – робко обронил парень, чуть не плача.

– Что? – ошалело спросил Лях. – Что ты сказал?

Улыбка сошла с его лица, он посмотрел на Славу так, словно видел его впервые. Глубоко вздохнув, он взял сигарету. Слава бросился к столу за зажигалкой. Его толстые короткие пальцы дрожали и никак не могли высечь искру.

– Дай сюда, – выдернул у него зажигалку Лях. Прикурив, он пустил толстую струю дыма и отвернулся. Его так и распирало взорваться безудержным смехом, улыбка скользила по лицу, готовая сорваться с губ. Слава оценил эту улыбку по-своему и широко улыбнулся в ответ. Его губы слегка подрагивали.

– Ты вот что, – выглянул Лях в окно, – Бери машину и съезди куда-нибудь на пару дней.

– Куда?

– В свою деревню съезди. Давно мать не видел? Вот, покатаешь ее на Лексусе, мать-то, наверно, таких машин и в глаза не видела. Денег ей отвези. Хочешь, я дам тебе денег?

Слава молчал, вздыхал, как беременная женщина и молчал.

– Сколько ты хочешь? – как показалось Славе – ласково спросил шеф.

– Десять тысяч, – выдавил он.

– Ну, десять, так десять, – согласился Лях. – Столько, правда, у меня в наличии сейчас нету, но семь тысяч я тебе дам и тысячу на бензин.

Хлопнула входная дверь, и в кухню влетела Люська.

– Ой, ой-ё-ёй, Слава, – разразилась она восклицанием беспомощности, – Хватай у меня уже все, видишь, все валится из рук. Глянув на Ляха, Слава подхватил два больших пакета из рук женщины.

– Я кетчуп купила, майонез, соус чесночный, аджику, курицу с картошкой буду готовить. Огурцы у бабулек совсем даром, сделаем салат. Ее щебетание было встречено полным молчанием.

– Что это вы такие? – недоумевающее спросила она.

– Какие? – равнодушно спросил Лях.

– Как воды в рот набрали, поссорились что ли?

Лях не выдержал и расхохотался. – Славу, вон, в командировку снаряжаю по делам, сделай нам по паре бутербродов. Кстати, ты купила водку?

– Кто о чем, – усмехнулась Люська. – Купила.

Видя гримасу ожидания на лице жениха, она с той же усмешкой достала из пакета бутылку водки и поставила ее на стол. Одним движением сорвав с горлышка пробку, Лях налил полный стакан и залпом его выпил.

– У нас был один вафлер, – улыбнулся он половинкой рта, закусывая бутербродом. – Ему наливали водку в миску, крошили туда крошки, сзади связывали руки и заставляли его эту водку есть губами. Губы у него были – во, – показал Лях рукой. – Нижней губой доставал до носа.

– Издевались над мужиком, – вздохнула Люська.

– Ладно, ты занимайся тут, – засуетился Лях, – А мы пойдем в комнату. Дела надо решить, – потянул он Славу за рукав.

Ненавистно стрельнув на женщину глазами, Слава вышел, обиженно поджав губы.

– А она здесь останется? – спросил он, беря от хозяина шесть тысяч рублей. Подумав, Лях добавил еще две.

– Она останется со мной, – выдержав паузу, твердо ответил шеф.

– Значит Люська тебе дороже? – заглядывая в глаза Ляху, торжественно спросил Слава.

– Для тебя она Людмила Алексеевна, – больно ткнул тот его в грудь пальцем.

Слава тяжело вздохнул и сунул деньги в карман.

– Между прочим, не все продается, – с вызовом заметил он.

– Ладно, ладно, – замахал Лях руками. – Давай иди, садись в машину и езжай.

В его глазах сверкнули недобрые огоньки, означавшие, что продолжение дискуссии чревато не хорошими последствиями. Слава с достоинством повернулся и вышел в прихожую.

– Ты все понял? – догнал его окрик Ляха. – Вернешься через два дня!

Слава согласно покачал головой и, поджав губы, вышел из квартиры.

Мать он не видел с тех самых пор, как перебрался в город. Не писал ей и не звонил… Собственно, звонить было некуда. Телефон в деревне был только у Колышкиных, семьи зажиточной по местным меркам. Колышкин старший имел автомобиль – белую «копейку», но почти никуда на ней не ездил. Любимым его транспортом была кобыла, принесшая ему жеребенка. Его по очереди объезжали Колышкины младшие. Два сына Колышкина – Санька и Леня, больше Леня. Леня был младший, но вдвое крупнее и здоровее своего брата, ровесника Славы. Санька был не такой прыткий, но смекалистее брата, он самостоятельно разобрался в сложных агрегатах машины и пытался ее, засиженную курами и поржавевшую за последние годы, починить. Леньку интересовали только девушки. Чтобы никто не мешал его свиданиям с ними, он построил в огороде дощатый домишко, который почти никогда не пустовал с ранней весны до поздней осени. Некоторые жители деревни грозились сжечь постройку разврата, как ее называл сам Леня, но из-за близости ее к дому, на это не решались. Славу до отъезда в город больше привлекали подвиги младшего из братьев, чем копание в старой машине. Они частенько засиживались в Ленькином строении, иногда пили водку, но чаще пиво, приводили девушек, которые оставались на ночь. Теперь, вспоминая грехи «молодости», Слава брезгливо морщился. Ему были неприятны эти воспоминания, хотя в душе его шевельнулось что-то наглое, даже зверское. Он понял, что был бы не прочь остаться с барышней на ночь и сделать ей больно. Чтобы услышать, как она стонет, ощутить власть над ней, настоящую власть, а не как это было раньше, слезы, поцелуи благодарности, шепотки о любви и прочая белиберда.

Прежде, чем выехать на загородное шоссе, он заехал в центр и остановился у центра ювелирной торговли. Цены в магазине поразили его небогатое воображение, считавшего себя богачом. В кармане у Славы имелось тридцать тысяч рублей, а его желанием было приобрести себе перстенек, не слишком дорогой, но способный произвести впечатление. Цены, однако, на подобные изделия делали покупку недосягаемой. С сожалением поджав губы, Слава ретировался. На выходе к нему подошел мужичок, на которого он не обратил никакого внимания. Мужичок же следил за всеми передвижениями обладателя «Лексуса», сделал соответствующие выводы – чей-то водила, но амбициозен, наш человек.

– Что-то интересует? – ненавязчиво спросил он, двигаясь рядом с клиентом.

Слава отрицательно мотнул головой, потом, словно что-то припомнив, замедлил шаги и произнес:

– Перстень.

– Этого добра на любой вкус. Отойдем?

Они зашли за угол, и мужичок кивнул молодой женщине, стоявшей неподалеку с дипломатом в руках.

– Молодого человека интересует перстенек, – пояснил он даме, услужливо открывшей дипломат перед Славой. Здесь были кольца, перстни, сережки, цепочки, кулоны, словом, чего тут только не было. Удивление Славы еще более усилилось, когда он услышал, что замечательный перстень с замысловатым узорчатым барельефом стоит всего три с половиной тысячи.

– Он, что из сусального золота? – не понял молодой человек.

– Обижаете, – хмыкнул мужчина. – Настоящее золото, имеется проба, паспорт на изделие, все как положено. Перстенек оказался впору и сидел, как влитой. Внимание Славы приковала цепочка с крестиком, не слишком толстая, но и не нить.

– Сколько?

– Шесть тысяч. Крестик освящен…

Слава проглотил слюну. Отсчитав деньги, он немедленно надел все украшения на себя. Остановившись у зеркальной витрины, полюбовался на свое отражение. В витрине красовался парень в цветастой рубахе с расстегнутым воротником и сером льняном костюме. Костюм в конце сентября был явно не по погоде, но это был дорогой костюм, и Слава им очень гордился. Золотые побрякушки были не так хорошо заметны в зеркале витрины, но их присутствие Слава ощущал каждой клеточкой своего организма. Попробуй кто-нибудь теперь назвать его зачуханной деревенщиной, да еще а такой машине. Да Колышкины умрут от зависти. Осталось купить какой-нибудь подарок матери, вот только какой? Слава вдруг подумал, что лучше продуктов ему подарка не найти, да и самому есть что-то надо. Развернувшись, он поехал на центральный рынок. Там можно было выбрать все, что душе угодно по сравнительно низким ценам.

Затарившись, Слава выехал со стоянки и, очень довольный собой, покатил за город. У него было прекрасное настроение, если не считать маленькой занозы, сидящей в душе. Этой занозой была Люська, Слава инстинктивно чувствовал опасность, исходившую от нее, и ненавидел женщину. Дело было не только в Ляхе, даже не столько, сколько в его кошельке, куда Слава не раз заглядывал, пока хозяин спал. Ведь, несмотря на скупердяйский характер последнего, Лях никогда не знал, сколько денег в его кошельке, он просто не вел учета своим расходам, лишь изредка удивляясь, как быстро тают его финансы.