Сергей Гачегов. Притяжение земли (роман, часть 2)

Абитуриент

Володя Сухих написал домой письмо, в котором рассказал об украденном чемодане с вещами и просил помощи. Ответ пришел от отчима на адрес общежития, в которое поселили Володю на время поступления. В письме отчим потребовал мать подобными просьбами не расстраивать и ничего не просить сверх того, о чем договорились. А именно – отчим будет помогать Володе деньгами, но после зачисления в ВУЗ. А сейчас Володя уже не маленький и должен научиться самостоятельно решать свои проблемы. Он в его годы вагоны разгружал.

– Что так и написал? – удивился сосед по комнате вегетарианец Вадим. – Сейчас ты уже не маленький…

– Так и написал.

– Оригинальный у тебя батя.

– Он не батя, он отчим.

– Ну и что ты хочешь от него, сейчас уже не маленький, а отец-то есть?

– Есть.

– Вот, бате и напиши, пусть он пошевелит свои кошельком, нашел тоже кому писать – отчиму. Он сам твои шмотки не носит? Уже износил наверно? У тебя шпоры по физике есть?

– Нет, я не делал.

– Ясно, на удачу надеешься, ты, кстати, когда на экзамен?

– Послезавтра.

– А я завтра иду. Не забудь материть меня всяко разно. Прогуляться надо сходить, пошли на Каму, Вовча. Мозги отдохнуть должны перед решающим.

– Нет, я готовиться буду.

– Давай, готовься, – почесал затылок Вадим. – Девчонки, кстати, классные будут, зря ты.

– Да ладно, – махнул рукой Володя.

– Экзамен-то первый?

– Второй.

– А математику сдал уже?

Читайте журнал «Новая Литература»

– Сдал. Информатику.

– В компах сечешь?

– Да так.

– Круто. Пошли, говорю, на Каму, – заулыбался Вадим. – Сдашь ты свою физию, точно тебе говорю. Все равно больше, чем выучил, уже не выучишь.

– Нет, готовиться буду.

Вадим вздохнул. – В армию, что ли боишься, что заметут, если провалишься?

– Да не хочу я на Каму. Что я, в семейных трусах буду загорать?

– Так бы сразу и сказал. Дам я тебе трусы, нормальные плавки.

Володя с сомнением поглядел на собрата по разуму. Тот был на голову выше его и в полтора раза шире. Вадим, тем временем залез в чемодан и зарылся в него в поисках купальных трусов.

– Вот, – вытащил он плавки. – Мне они уже малы, тебе в самый раз будут.

– Я не пойду, – по слогам произнес Володя.

Вадим, похоже, обиделся. Молча впихнув содержимое чемодана обратно, развернулся и ушел, не произнеся ни слова. Володя остался один, настроения заниматься больше не было. Завалившись на кровать, уставился в потолок. Жизнь пошла наперекосяк – констатировал он. Особенно удручало, что его переписку с матерью будет контролировать отчим. Теперь так будет всегда, так стоит ли брать от него деньги? Потом еще счет выставит или будет направо и налево хвастать, что Володя выучился на его деньги. Поэтому надо учиться зарабатывать самому. Работал же он прошлым летом на вокзале дворником. А впереди будет целый август свободного времени, если он, конечно поступит.

Стратегия выживания

Лях был глубоко убежден, что красивой жизни без войны не бывает. А где война – там и потери. Себя при этом он относил к воюющей стороне – победителю. Делалось это просто, надо знать, с кем воевать и действовать лучше нахрапом, не давая противнику опомниться. А еще лучше, когда противник еще не знает, что он уже противник и к военным действиям не готов. Тогда успех гарантирован и противник в панике. Узнав, что он повержен еще не успев повоевать, противник сдается в плен и отдает свою судьбу на милость победителя.

Лях достаточно навоевался в последнее время. Его противниками стали все – от собственных рабочих, которым он не платил зарплату до любимой женщины, привыкшей к роскоши и не получающей последнее время достойных подарков. «Обломать эту суку, возомнившую себя царицей Шамаханской», и предстояло Ляху. Когда-то он купил девочке квартиру, обставил ее дорогой мебелью, Люська радовалась каждой шмотке, которую ей дарил Лях. Но последнее время все чаще и чаще она норовила показать зубки, а на прошлой неделе вообще заявила о независимости, устроившись в секс-шоп продавщицей. Лях понимал, что он ей попросту надоел, но не мог допустить, чтобы Люська ушла с миром. Это мужчина, считал он, имеет право приходить к женщине, когда он этого хочет и уходить без объяснений, а женщина должна просто ждать и не вякать.

Люська, похоже не разделяла его идеологии, и требовалось проверить, насколько «эта дуреха» готова к военным действиям против своего благодетеля. Сидя в машине, он глубоко вздохнул. Раздавить эту тварь, смешать ее с грязью Лях мог без особого труда, но это было неинтересно и унижало его достоинство в собственных глазах. Отпустить Люську от себя Лях тоже не мог, хотя – почему бы и нет? Квартира оформлена на него, Люська в ней даже не прописана. Вот эта простота решения и претила заковыристому уму Ляха. Впервые он должен был признать, что воевать с полной дуррой обратно пропорционально его интересам. Главное – не война, а вкус победы, торжество работы мозга, а тут… Но проучить ее надо, чтоб не дергалась.

Указав Славику на парковочное место, Лях приказал ему сидеть в машине и быстрым шагом, направился к подъезду. Его не было около часа, и вышел он от Люськи заметно осоловевший. Ступал по земле не как скорый поезд, а как электричка и все время лыбился.

– Пока бабу к кровати не приткнешь, Слава, она сразу меньше ворочается, – заявил он. – А как приткнешь, лежит, сучка, а потом и водкой тебя же еще угостит. Было у тебя такое?

Слава утвердительно кивнул головой, хотя вспомнить подобное не мог. Обычно водкой угощал он.

– П…шь, похоже, – пьяно съязвил Лях. – Молод ты еще, неопытен, да и денег у тебя, – махнул он рукой, – Поехали.

– Куда, Алексей Семенович?

– В больницу. Кореш у меня там, навестим.

Кореша Ляха звали Егор Поскудин. Это был необыкновенно крепкий малый, обладатель черного пояса по карате, Президент Пермской ассоциации любителей карате. Как когда-то он самоотверженно дрался на ринге, теперь так же самоотверженно пил. Правда, не часто. Но если уж это случалось, вывести его из запоя могла только крепкая доза снотворного. Друзья-одноклубники приковывали его к кровати наручниками, как Прометея к скале, и трое суток глубоко сна приводили его в чувство. Егор с детства ненавидел насилие над своей личностью, но иного способа не было. Действия коллег по цеху приводили его в состояние крайней депрессии. Он обижался на них, как маленький – всерьез и надолго. Корень таких обид скрывался в его фамилии, с детства доставлявшей Егору немало хлопот. В конце концов, кулаками заставив насмешников усомниться в правильности произношения – Пас-ку-д…, он стал Пермяком, и пресекал всяческие попытки называться иначе. Однажды с ним произошел забавный случай, о котором стоит упомянуть.

Его охранник Лось проворонил в толпе зеваку, метнувшего в А-ля Пермяка тухлым яйцом. Зевака промахнулся, но Пермяк не преминул наказать охранника рублем.

– Вот паскуда, – вырвалось у Лося, возможно, даже и не имевшего намеренного умысла сравнивать с ругательством фамилию шефа.

Парня немедленно засадили в подвал и трое суток учили его правильности произношения, отрабатывая на нем приемы карате. Когда он терял сознание, его поливали водой и задавали один единственный вопрос: «Фамилия Егора Тимофеевича».

На третьи сутки Лось научился отвечать «Пермяк» без запинки в любое время дня и ночи. Решив, что материал усвоен твердо, парня отпустили. Жил он еще целых три года.

Лях с Пермяком не были закадычными друзьями, их даже приятелями назвать можно было с большой долей осторожности. Скорее уж родственниками. Познакомились они благодаря Люське, приходившейся Пермяку двоюродной сестрой. Первым делом, заметив фингал под глазом сестренки, Егор отозвал Ляха в сторону и объяснил, как надо бить бабу без синяков. В остальном их жизненные интересы не пересекались, что делало отношения двух тяжеловесов пикантными. Они не зависели друг от друга, но Лях в любое время мог попросить у «родственника» денег, а последний мог смело рассчитывать на квартиру Ляха в случае нежданно нагрянувшего сабантуя в тайне от жены. Жену Егор не то чтобы боялся, но уважал, называя на людях не иначе, как по имени отчеству. Гимнастка в прошлом, она сейчас занималась тренерской работой в частном спортивном клубе, ей и принадлежащем.

«Под лежачий камень вода не течет, а под не лежачий водовка», – рассуждал Лях, поднимаясь на третий этаж в палату к Пермяку.

– Лежишь? – вместо приветствия коротко бросил он.

– Фу, – отвернул Пермяк голову, ощутив до боли знакомый запах свежачка. Он был уже без наручников, но из больницы выходить не торопился. Пролежав день под капельницами, Пермяк чувствовал во всем теле неимоверную слабость и дрожь в коленках.

– Здорово, – протянул ему руку Лях.

Ответив рукопожатием, Пермяк свистнул:

– Э, добры молодцы, вы на месте?

– На месте они, – хмыкнул Лях.

– Не понял? – пожал плечом пермяк.

– А ты что, меня пускать не хотел? Твоя охрана меня в лицо знает.

– Правила должны быть для всех.

Лях нахмурился, хотя прекрасно знал, что Пермяк с бодуна бывает крайне раздражителен.

В палату заглянул один из охранников.

– Звали, Егор Тимофеевич?

– Проехали уже, – отмахнулся Пермяк. – Что хотел-то? – обратился он к Ляху, поняв, что перегнул палку.

– Денег не одолжишь на недельку?

– Много?

– Пятеры хватит. Завтра с заказчиком встречаюсь, ты его не знаешь, мы парились вместе, говорит, с турками какое-то дело забодяжил.

– Ты же их пробухаешь, Лях, – вяло протянул Пермяк.

Лях поднялся с табурета, на котором сидел, качнувшись так, что затрещали ножки. Взгляд его был подобен застывшей вулканической лаве.

– Обиделся что ли? – наивно произнес Пермяк. – Дай-ка мне лучше барсетку, вон на тумбочке.

Лях подал сумку.

– На недельку говоришь? Держи.

– Ты не поверишь, – сдержанно улыбнулся Лях, беря деньги, – У меня еды дома нету.

– Ладно, давай, – устало заключил Пермяк. – Поправлюсь, навещу, еды тебе привезу.

Лях вышел из больницы и сел в машину.

– Так, – отрыгнул он, глянув на водителя. – Сначала едем на рынок, купим хорошую голову сига, я уху буду варить. Ты любишь уху?

Славик удивленно поглядел на шефа и не ответил.

– Что смотришь? – ухмыльнулся Лях. – Мамка уху не варила или, думаешь, у меня крыша поехала?

– Да нет, что вы, я и подумать ничего не успел.

– А тебе и не надо думать. Топчи педаль, юноша.

Кухня Алексея Семеновича Ляскова была образца конца семидесятых. Отделанная деревом по образу деревянной избы, она, как и положено – немного потемнела, немного засалилась, местами дала трещины и приобрела чопорный вид благодаря темным кружевным занавескам с кистями, повешенными Люськой. Об эти занавески Лях обычно вытирал руки, поэтому вид они имели слегка затуманенный и помятый. От потолка на коротком рожке в кухне свисала люстра с двумя треснутыми плафонами и одним целым, включающаяся автоматически, стоило кому-либо здесь появиться. Это не было излишеством в данном интерьере, сумеречном даже в ясный день.

Уху Лях готовил обстоятельно. Тщательно омыв голову под струей воды, он запихнул ее в пятилитровую кастрюлю и поставил на газ.

– Голову варить долго, – пояснил он Славе с видом большого знатока поварской науки уховарения. В переднике, позаимствованном у Люськи, Лях напоминал кузнеца-ремесленника, в руках которого даже приличных размеров картошина казалась не больше выведенного яйца. Не доверяя, ринувшемуся на помощь, Славе почистить картошку, Лях отправил водилу за пивом, а сам занялся этим благородным делом вручную. В принципе, у него была автоматическая чистилка картошки, подаренная кем-то из местных Кулибиных еще до третей отсидки, что называется – из первых рук. Работала чистилка по принципу избыточного давления. Для создания давления служил поршень, медленно сдавливающий содержимое колбы. Дойдя до критической отметки, поршень мгновенно взлетал кверху, давление резко падало, и от картошки отлетала кожура вместе с глазками. Сложность состояла в том, что кожура отлетала не вся, и картошку все равно приходилось дочищать руками. А если в колбе случайно оказывалась гнилая картошка, агрегат мгновенно превращался в помойное ведро, наполненное клоакой.

Почистив картошку и порезав ее кубиками, Лях повертел в кастрюле голову и принялся за лук. Неожиданно он вспомнил, что не хватает самого главного ингредиента ухи – водки, и не просто водки, а можжевеловой. Слава, только что вернувшийся с пивом Балтика тройка, был немедленно заслан обратно в магазин за джином.

Через три часа уха была готова. Выловив голову на большую тарелку, Лях обнаружил, что ухи в кастрюле осталось не так уж и много, а точнее сказать – на пару, тройку хороших порций. Разочарованно опрокинув стопарик джина, Лях вздохнул. Он уже успел позвонить Люське и похвастаться, что сварил обалденную уху и ждал Люську с минуту на минуту. Кроме того, к нему обещал заехать приятель Веня Сторожкин, человек, во всех отношениях нужный и интересный. Тоскливо повозив в полупустой кастрюле ложкой, Лях честно спросил:

– Слава, ты как, очень голоден?

– Нет, не очень, – проглотил слюну молодой человек.

– Тогда ты потом поешь или в закусочную сбегай, тут за углом. Деньги есть у тебя?

– Нету, – мотнул Слава головой.

– Тогда к столу, быстро перекусим, пока… – Лях недоговорил, в дверную дверь раздался звонок.

Лях пошел открывать и впустил в квартиру жизнерадостного, с цветущими, как яблоки, щеками Веню Сторожкина. Кивнув Славе, Веня неторопливо развязал шнурки, скинул ботинки и с облегчением выдохнул:

– Ботинки купил за двадцать пять штук в «Италмоде», жмут заразы, все пальцы стер. У тебя какой размер? – обратился он к Славе.

– Сорок первый.

– Ну-ка примерь, – пододвинул он ногой туфли молодому человеку.

Слава удивленно посмотрел на Ляха.

– У него сорок первый деревенский, глянь какая лапа широкая, – хмыкнул тот.

– Мне это и надо. Они, падлы, длинные и узкие, пусть потаскает пару деньков.

– А если они порвутся? – смущенно спросил Слава.

– В магазин обратно отнесу. Носки-то чистые у тебя?

– Чистые.

– Одевай.

Слава при помощи ложки с трудом засунул ногу в полуботинок. Ступню сжало точно тисками, но обувь на ноге смотрелась превосходно.

– А ты-то как домой пойдешь? – удивился Лях.

– Я на машине.

– Так мне и дома их не снимать? – не понял Слава.

– Спать в них даже можешь, главное, что бы через два дня я мог их нормально одеть.

Веня встал, сладко потянулся. – О деле поговорим? – спросил он у Ляха.

– Может, пивка? – предложил тот.

Слава ожидал, что гость откажется, как-никак за рулем, но Сторожкин утвердительно кивнул головой.

– Кстати, я уху сварил, – заметил Лях.

– Уху? Пожрем и уху, – согласился Веня.

Разнашивая туфли Сторожкина, Слава весь вечер бегал за пивом. Количество выпитого шефом и Веней бутылок поражало даже богатое воображение деревенского парня. Из обрывков разговора, случайно подслушанных Славой, он понял, что разговор о деле по существу, это из уст Сторожкина сводится к банальным сплетням о деловых людях и криминале, что почти не имело разницы. Веня все обо всех знал и на все происходящее имел свое мнение, часто совпадающее с мнением Ляха. Они, что называется, нашли друг друга. Было уже далеко за полночь, когда Сторожкин наконец поднялся.

– Как поедешь-то? Ложись у меня, – предложил Лях.

– Нормалек, Леха. Ночь уже, какие сейчас менты, а на крайняк взятку дам, как обычно, что они не люди что ли? Тоже люди, – ответил он самому себе, – Тоже жрать хотят. Ухи, кстати, мы так и не попробовали.

– Да уже некуда, – усмехнулся Лях.

– Но, – удовлетворенно кивнул Веня. – Я за туфлями послезавтра заеду, – напомнил он, прежде чем, переступить порог.

Лях кивнул Славе на шкаф, стоящий в маленькой комнате.

– Там пижама есть, постельное белье сейчас искать неохота, спать хочу. Переоденься и тоже ложись.

Махнув рукой, он ушел в спальню. Через несколько минут оттуда послышался храп. Спал Лясков плохо, он то рычал, как лев, то стонал во сне, как медведь, попавший в капкан охотника. Переодевшись в пижаму, Слава прошмыгнул в кухню. Свет предательски вспыхнул, но Лях и не думал просыпаться. Заглянув в кастрюлю, Слава налил холодной ухи в тарелку и принялся жадно есть. Уха была жирная, но без особого вкуса. Слава даже этого не заметил, это была его первая еда за день.

Лях запил. Запой длился две недели, и все это время они куда-то ездили, Слава на себе испытал все «прелести» изменчивого, как у капризного ребенка, настроения шефа. Он то приходил в неописуемую ярость, вселяя в молодого человека ужас, то благоволил к нему, а под легким «шафе» любил потравить байки из собственной биографии, среди которых было место и подвигу и славе. В конце концов, кончилось все тем, чем и должно было кончиться. Запой подошел к своему завершению. Эту последнюю ночь Лях спал особенно беспокойно. Его метало по широкой двуспальной кровати в поисках забвения и покоя, рычал он настолько яростно, что разбудил соседей, и кто-то забарабанил в стену среди ночи его спальни. Слава испугался, что шеф проснется, и неизвестно чем это будет грозить и ему и отчаянным стучальщикам.

К удивлению, Лях перестал скрипеть зубами, прекратил рычать, а захрапел так, что задрожали подвески у хрустальной люстры. Соседей, это по-видимому успокоило, и стук прекратился.

– Слава! – раздался из спальни голос шефа, от которого у Славы вздрогнуло все внутри.

– Я здесь, – живо отозвался молодой человек, вырастая в дверях сжавшимся комочком.

– Ясно, что не там, – буркнул Лях и посмотрел на водителя мутными красными глазами.

Отправив жестом молодого человека обратно в комнату, он облизнулся и приподнял голову от подушки. Тотчас в голове раздался взрыв в тысячном эквиваленте. С головы до пят Лях покрылся потом, создалось впечатление, что его выворачивает внутренностями наизнанку.

– Слава!

Молодой человек появился в дверях с немым вопросом в глазах.

– Который сегодня день?

– Двадцать второе августа.

– Е-мое! – хлопнул себя по лбу Лях.

Не обращая внимания на водителя, застывшего в дверях, он усилием воли сел на кровати.

– Тапочки где?

– Вы их выбросили с балкона еще три дня назад.

– Выбросил? Зачем?

– В кошку хотели попасть.

– Попал?

– Что? – не понял Слава.

– В кошку-то попал?

– Я не знаю, не видел.

– А то, что выбросил – видел? – нахмурился Лях.

Слава открыл рот, чтобы возразить, но Лях в нетерпении отмахнулся от него рукой.

Поднявшись с дрожью в ногах и во всем теле, Лях сделал шаг и поймался за дверной проем, чтобы не упасть. Обретя равновесие, двинулся дальше, сопя на всю квартиру. Добравшись до ванной комнаты, едва не упал, стягивая с себя трусы. Собрав всю волю в кулак, закинул ногу в ванную и встал под душ. Горячий душ – ледяной. Дыхание перехватило, кожа покрылась мурашками, но Лях терпел, снова горячий, опять ледяной. Обретя равновесие, вылез из ванны, провел рукой по щетине недельной давности и начал бриться. Вычистил зубы. Морда все равно была опухшей, хоть и благоухающей, но это было не суть важно.

– Слава, посмотри в холодильнике, там банка с рассолом должна где-то быть.

– Как нету? Да литровая банка, бестолковка. Нашел?

Рассол пил крупными, жадными глотками, проглатывая его вместе с семенами укропа и даже маленькими веточками. Отплюнув крупную ветку, подавился и отдал банку обратно.

– Собирайся, короче. Счас поедем.

– Так бензина же нету, – развел Слава руками.

– Как бензина нет? – нахмурился Лях. – Ты чего его пил, пока я водку?

– Так ездили же везде, мы даже до дому вчера не доехали.

– Как это не доехали? – угрожающим тоном заявил Лях.

– Бензин кончился, вы сами сказали, чтобы оставить машину и поехать на мне…- пролепетал Слава.

Губы Ляха подернула улыбка, но он тут же ее спрятал.

– Запомните, юноша, чтоб это было первый и последний раз. Ты и только ты отвечаешь за машину и за то, чтобы она была заправлена. Я давал тебе денег на бензин?

– Сначала – да, а потом их у меня обратно забрали.

– Ладно, – примирительно щелкнул Лях Славу по носу. – Сейчас решим мы эту проблему. Подойдя к аппарату, он снял трубку.

– Вован, ты?

-…

– Помощь твоя нужна. Какая, какая, обсох я, понимаешь? Бензинчику бы литров дцать.

-…

– Почему не подойдет? А? Какой у нас бензин? – повернул он голову к Славе.

– Девяносто пятый. Ясно, Вован. Но подъехать ты можешь?

– …

– Не можешь? А когда сможешь?

– …………………………………………………….

– А, ты вообще не сможешь?

Лях с раздражением бросил трубку на рычаг. Секунду поразмыслив, он набрал еще один номер:

– Александер, ты?

– Слушаю, Алексей Семенович, – прогремело в трубке.

Лях брезгливо поморщился и отстранил трубку от уха.

– Деньги нужны, Александер.

– Алексей Семенович, вы же вчера все забрали, – пропела трубка. – У нас даже на бумагу не осталось. Если ничего не придумать, к вечеру фотки будет печатать не на чем.

– А как у нас с турецким заказом?

– А я не в курсах, Алексей Семенович.

Лях молча положил трубку на рычаг. Достал барсетку, заглянув в нее, вытащил мятый полтинник. Другой наличности там не оказалось.

– На трамвай хватит, – буркнул он. – Собирайся, – бросил он Славе. Возьми две бутыли из-под воды, поставь их в сумку. Все, поехали.

На трамвае Лях аккуратно расплатился за билеты, и они благополучно доехали до ближайшей автозаправки. За десять литров бензина, наговорив что-то по поводу заблокированной карточки, Лях заложил золотые часы. Тем же путем они вернулись обратно и заправили машину.

В его голове созрел план. Деньги можно было достать только у Мани. Хотя их пути пересекались на зоне, Лях не старался иметь дела с бывшим сосидельцем. На зоне Маню опустили, и теперь он отрывался, проще говоря – беспредельничал. Бизнес, которым он занимался, был простым. Он гнал на рынок паленую водку, причем такого качества, что отправил на тот свет не один десяток любителей этого зелья. Маня был не тот человек, с которым Лях мог бы вести дела даже несмотря на то, что на воле тот здорово поднялся и хороший куш отстегивал на общак. Место его все равно было там, откуда подняться невозможно ни при каких обстоятельствах. Другое дело – договориться о деньгах. Для Мани даже сидеть за одним столом с таким человеком, как Лях, и то было событием. Так полагал Лях.

– О-о! – распростер свои объятия Маня. – Я вижу, Лях, ты опять на вожжах. Откуда у тебя столько времени? Может, поделишься секретом, а то тут едва разгребать успеваешь. Одно решаешь, в спину сотня других дел дышут. Так ты по делу ко мне? Вижу, что по делу. Маню без дела мало кто беспокоит, – сыпал он словами. – Менты, и то, Ляхуша, нынче приручены, но куда без этого. Говори, раз пришел, слушаю тебя.

Маня мужчина невысокого роста рыхлого телосложения вперил на гостя глубоко-посаженные острые глазки и выгнулся крючком навстречу Ляху.

– Хотя постой, жестом остановил он его, – Как насчет рюмашки текилы для начала? А? Я думаю – тебе не помешает?

Лях удовлетворительно кивнул головой. Словоохотливость Мани начала его раздражать, но с этим приходилось мириться.

Опрокинув по рюмашке означенного напитка, Лях почувствовал себя лучше, Маня как-то напротив, насупился.

– Ну? Выкладывай.

– Бабки нужны.

Маня задумчиво посмотрел на Ляха, как будто тот мог приехать и не только за деньгами.

Выпили еще по одной.

– Говоришь – бабки. Понимаю.

Выждав небольшую паузу, Маня предложил вспотевшему Ляху закурить, но сам курить не стал.

– Я бы мог сказать – нет, но только не тебе, Лях. Я бы мог сказать – да, но у тебя же ни черта за душой. Пустяшный салончик, да эти твои, чем они там занимаются.

– Рекламой, мы для турок делаем солидный заказ.

– Да что там солидного? – махнул Маня рукой. – Если десяток тысченок баксов набежит, а то и того меньше? А, Лях?

И хотя сумма была вдвое меньшей, чем указал Маня, Лях пошел ва-банк. – Тонн двадцать-то думаю поднять.

Маня махнул рукой, и эти деньги его не впечатлили.

– И сколько тебе надо?

– Тысяч пятьдесят деревянными.

– Это я понимаю, что не зелеными. Хорошо, я дам тебе эти деньги, – вдруг быстро добавил он. – Мне нужны акцизные марки, много, несколько тысяч в день, покупать их я затрахался, пора наладить свое производство, не уступающее заводскому. У тебя, Лях, всегда были способности к организации дел, я помню, как на зоне ты организовал цех, который кормил половину сидельцев. Возьмись за это дело, получишь еще в два раза больше, а хочешь – вообще начнем работать вместе. Так я наливаю? – кивнул Маня на текилу.

Лях кивнул головой, но вовремя опомнился.

– Подожди, Маня, не люблю пустого базара. Ты что, под монастырь подвести меня хочешь? Тут же оргтехника нужна, спецы, тут серьезная подготовка должна быть, к тому же на этих марках защита нанесена…

– По-моему, это ты ко мне пришел, – улыбнулся Маня. – Не хочешь – не берись.

– Я так не говорил, я имею ввиду, что нахрапом такие дела не делаются.

– А я тебя и не тороплю, две недели у тебя есть, а технику мы купим.

Лях почувствовал себя не лучше, чем кур, попавший во щи. Но уйти без денег означало крах всему его бизнесу. Тут же остается хоть какой-то шанс, к тому же и не такими делами приходилось заниматься, убедил он сам себя.

– Наливай, Маня, по рукам.

Осталось меньше недели до начала занятий в университете. Володя Сухих активно исследовал город, останавливаясь перед тумбами, извещавшими о работе. Объявлений было не мало, особенно у проходных заводов и фабрик, но в основном требовались рабочие специальности. Объявление о программисте компьюторщике он увидел на стенах родного университета. Не долго думая, сорвал бумажку и сунул ее в карман.

Последнюю неделю Лях жил так, как будто это была вообще последняя неделя в его жизни. С утра до позднего вечера они мотались со Славой по городу, вели переговоры, о чем-то договаривались, что-то выбивали. Настроение шефа заметно улучшилось, он даже позволил Славе небольшой аванс и пообещал день отдыха. Все это время Лях не притрагивался к спиртному, считая первостепенной задачей свое личное непосредственное участие во всех, касающихся его, процессов. Попутно они «услужили» Вовану, плакавшему по поводу уведенных инструментов. Лях разобрался с обидчиком с быстротой молнии. Одного его слова оказалось достаточно, чтобы парень вернул все назад. Лях, вмазавший ему для профилактики по лицу, заявил, чтобы больше этот козел ему на глаза не попадался. Но все это было между прочим, нерешенной оставалась главная задача, и когда позвонил молодой человек, предложивший себя в качестве компьюторщика, Лях откровенно обрадовался. Они договорились о встрече и встретились в офисе Ляскова.

Слава, сидя в машине шефа, вдруг увидев, подходящего к офису знакомого студента с вокзала, инстинктивно вжал голову в плечи. От неминуемой встречи и разоблачения его спасло темное, непрозрачное стекло машины.

Лях не привык ходить вокруг да около, поэтому сразу взял быка за рога.

– Работа не совсем официальная, – заявил он, – Но и деньги за нее другие. Одному человеку нужны акцизные марки, и если Володя откажется, разговора не было, а Лях найдет другого человека.

Сухих не отказался. Весь наш мир пронизан криминалом, – рассудил он, – И Алексей Семенович прав, откажется он, найдется другой. А деньги ох как нужны бедному студенту. Они договорились, что Володя составит список аппаратуры, кое-что для нанесения защитного кода придется изготовить вручную, но это уже детали. Суть он уловил и согласен приступить закон и не слишком об этом сожалеет. Точнее не до конца осознает, что этот самый закон преступает. Бизнес, есть бизнес, и кто не рискует, тот не пьет шампанское.

Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Ответьте на вопрос: * Лимит времени истёк. Пожалуйста, перезагрузите CAPTCHA.