– Вот он, Улу – юл, – показал один из чулымцев на широкий разлив реки. – Улу – юл впадает в Чулым, но это очень далеко. Да ещё по Чулыму долго подниматься. Не меньше месяца у вас уйдёт, пока доберётесь до Зырянки, до впадения в него Кии. Да там ещё вёрст двести, а может, и поболе до Мариинска.

– Откуда ты всё это знаешь?

– Как же не знать? Нас, чулымцев, хоть и немного, но живём мы везде по Чулыму, да и по Кие тоже. На Кие есть такая деревня – Окунеево – так там живёт мой брат. Мы к нему в гости ездим.

– Как же вы такую даль? На коне – то не проедешь.

– А на конях мы и не ездим. На обласке. В большую воду по протокам получается и не шибко долго. За неделю добираемся.

– Не собираетесь в этом году туда?

– Думалось съездить, но ещё не решил окончательно. Подумаем.

Захар, так звали чулымца, уже на следующий день объявил своё решение:

– Завтра едем. Со мной поедет сын, – показал он на подростка лет тринадцати.- Мы поедем вперёд, вы за нами. Не отставайте только, – улыбнулся Захар.

Не отставать оказалось не совсем просто. Небольшой вёрткий обласок, под неторопливыми взмахами двух вёсел, шёл так быстро, что большая лодка со «Святителя Николая» даже силой трёх вёсел не могла соревноваться с ним в скорости. Чулымцы это понимали, поэтому время от времени, особенно на изгибах реки они останавливались, поджидая своих попутчиков. Когда солнце поднялось совсем высоко, чулымцы причалили к высокому коренному берегу.

– Обедать надо маленько. Спешить некуда, погода хорошая.

А дальше погода была разной – то солнце яркое слепило глаза, то холодный дождь с пронизывающим ветром заставлял делать длительные остановки. Какие – то речки, протоки, озёра – Тихон уже запутался в их названиях. И вот, наконец, Чулым, большая река.

– Теперь осталось совсем недалеко до устья Кии. Рядом там деревня Зырянка. Версты три до неё от устья.

Тихон задумался – с одной стороны и надо бы в село, кое – что купить, ведь даже спички уже кончились, с другой и страшновато как – то, вдруг полиция начнёт интересоваться ими.

– Вот что. Мы подождём здесь, а вы сходите в село, купите, что я вам скажу, – попросил Тихон Захара, когда они сделали остановку в месте впадения Кии в Чулым.

Захар оказался человеком нелюбопытным, не стал ни о чём расспрашивать, а полтинник за услугу его, видимо, вполне устроил.

До Окунеево дошли за день. Заходить в саму деревню не стали, не смотря на приглашение чулымцев.

– Спасибо вам, меньше, чем за неделю дошли, а то бы блуждали мы по рекам месяц, – пожал Тихон руки отцу и сыну, простившись.

– Ну, что, последний рывок до нашей цели! А что там? Но никакого выбора у нас теперь нет. Так что, вперёд, ребята!

Очень кстати задул попутный ветер, заметно увеличивающий скорость их продвижения по загогулинам новой для них реки. Рыба ловилась хорошо. Спасибо чулымцам, подарили новую сеть. За два – три часа она буквально забивалась разной рыбой. Как – то попался даже таймень – большущая рыбина, которую Тихон раньше никогда не видел.

– Вкусный, не хуже осетра, хоть вкус совсем и другой, – заключил Тихон после сытного обеда, вытирая свежей травой усы и бороду. – А вода – то совсем уж прогрелась, можно и помыться.

Дальше шли, останавливаясь только на ночлег. Редкие деревни на берегу были им без надобности – продуктов в достатке, погода хорошая – плыви, да плыви себе в удовольствие. Через три дня увидели большой железный мост через реку.

– Чугунка! Значит, прибыли.

И, правда, за мостом, в небольшом отдалении от берега увидели дома. От них к реке бежала то ли маленькая речушка, то ли большой ручей. Решили завернуть по этому ручью к домам. Оказалось, что ручей вытекает из озерца, на берег которого выходят огороды тех домов, что они увидели с реки. Причалили как раз на выходе ручья. К этому месту шёл переулок, выходящий на улицу.

– Пошли знакомиться с новым местом? – как обычно в форме то ли приказа, то ли вопроса сказал Тихон. – Ты, Никишка, оставайся в лодке, мало ли что.

Улица застроена разными домами и домишками, старыми и новыми. Навстречу шёл мужичок в посконной рубахе.

– Доброго здоровья! Не скажешь ли, любезный, где тут у вас постоялый двор?

– Это вам надо на Почтовую. Идите по этой улице, Береговой она прозывается, повернёте направо, там и спросите.

– Слушай, а ведь мы с тобой похожи на настоящих бродяг – оборвались за год – то по тайге. Сразу и возникнут у полиции подозрения, начнутся расспросы – допросы. Приодеться бы надо.

– А вот и торговая лавка. Тут мы и скинем наше бродяжье обличье.

Лавка располагалась на углу улицы и какого – то переулка. Построена была из хорошего кирпича, выглядела солидно. Тихон открыл дверь. Небольшое помещение, прилавок, за прилавком небольшого роста широкоплечий солидный пожилой мужик с окладистой бородой и с трубкой в зубах. Взгляд вроде бы и приветливый, но очень настороженный.

– Проходите, что угодно? – спросил мужик в ответ на приветствие вошедших.

– Тут, понимаете, такое дело, Вы не смотрите на наше обличье, подумаете, что бродяги мы какие, – начал Тихон заранее приготовленную речь. – По тайге мы на самом деле много шлялись, но по делу всё это было. Чтоб Вы не сумлевались, вот Вам мои документы. Это я для серьёзных дел всё говорю. – Он подал купцу, как он думал, кто сидел перед ним, паспорт и бумагу купца Ланина. Сердце его трепетало, как осиновый лист. А вдруг и сюда сообщили по телеграфу? Но телеграф сюда не дошёл, поэтому купец внимательно прочитав поданные бумаги, вдруг расплылся в улыбке.

– Не зря говорят люди, что земля круглая – не ждал, не гадал, что встречу здесь сына старого своего приятеля.

Тихон буквально похолодел от страха – вот и приехали в Мариинск! Тюрьма – то здесь, должно быть, большая. Но купец не выказывал вроде никакого желания их туда отправить. Наоборот, речь его была на удивление ласковой.

– Жаль, жаль твоего батюшку, хороший был человек. Поздно узнал я об его кончине, не получилось съездить на похороны. А ведь больше года уже прошло, однако? – полувопросительно сказал купец. У Тихона отлегло от сердца. Теперь надо быть только внимательным, чтоб не брякнуть чего невпопад.

– Правильно Вы говорите, больше года прошло уже. Похоронил я батюшку и решил махнуть в Сибирь, на новые земли. Счастья поискать.

– А что в Екатеринбурге – то не жилось? Наследство – то, чай, получил немалое.

– Какое там наследство! Дела у батюшки в последнее время не заладились, пахло полным разорением. Да и картами увлёкся мой папаша не в меру. Знаете Вы или нет, но не своей смертью умер он, – начал повторять Тихон легенду, что придумал ещё в разговоре с филёром, поняв, что нет у купца точных данных о Ланине старшем.

– А вот этого я не знал. Ладно, потом расскажешь. А теперь скажи, надолго ли ты здесь?

– Много мы с моим приказчиком посмотрели мест – всё не то. А вот теперь, когда Вас встретили, серьёзно думаю, здесь, в Мариинске осесть. Надеюсь на Вашу помощь.

– Чем могу, тем помогу. Как не помочь сыну старого друга. Тебя – то я помню совсем мальцом – то ли восемь, то ли девять лет тебе было, когда был я у вас в гостях в Екатеринбурге. Ты тогда только в первый класс гимназии пошёл. Беленький был такой, кудрявый. А с отцом твоим мы из одной деревни. Мужики мы были простые, да вот сподобил Господь в люди выбиться. Только батюшку – то твоего в солдаты взяли, а меня нет. По здоровью не прошёл, не знаю, почему. Вроде бы и здоровый всю жизнь. Папаша твой на войне отличился, даже часами его именными наградили. А сейчас – то вы куда направлялись?

– Надо бы приодеться сначала. А потом на постоялый двор. А часы – то – вот они, – Тихон вытащил из кармана часы и подал их купцу.

– Вот – вот, оне самые. Приоденем же, как пожелаете. А постоялый двор – это ты брось. Места у меня много – хватит на всех. Или у тебя ещё кто в компании есть?

– Есть ещё один человек – тунгус он.

– Он у тебя как? Заместо слуги что – ли? Но ведь тунгусы, как я знаю, в слуги не идут. Да и толку от них в этом деле нет.

– Попал он к нам совершенно случайно. Потом расскажу. История необыкновенная. А вот кем он сейчас в нашей компании служит, даже не знаю, не задумывался. Попутчик, а скорее, товарищ он нам. Помощник хороший.

– И тунгуса твоего устроим. Приказчика – то твоего как звать? А то ты нас и не познакомил.

– Абдулом меня звать, Ваша милость.

– О, да ты, однако, не простой татарин, образованный.

– В гимназии Абдул учился.

– Ну вот, попал я в общество образованных господ. Сам – то я сиволапый – только церковно – приходскую школу и кончил. А потом всё сам добивался, пробивался по жизни. Жизнь меня и учила. А на чём вы приехали сюда, на чугунке?

– На лодке с Чулыма мы поднялись.

– А там чего делали?

– Я же говорил, много мест мы просмотрели, всё выбирали, где осесть, год целый ездили. Поэтому и поистрепалась наша одёжка.

– Поистрепалась – это так. Но вижу, одёжка – то была добрая. Редингот этот немалых денег стоил. А сейчас какую одёжку надобно?

– Да чтоб соответствовала купеческому званию.

– Подберём, не волнуйся. Сначала в баньку. Сашка! – громко крикнул купец. Из внутренней двери вышел мужичок с прилизанными волосами, в бархатной жилетке.

– Это мой приказчик, Сашка. Можно и Александром Савельичем его звать. Познакомьтесь. Надобно одёжку гостям подобрать соответствующую.

– Будет сделано, – спокойно ответил приказчик. – Только придётся кое – что прикупить у жида, – добавил он, оценивая взглядом фигуры гостей.

– У Александра глаз – алмаз. Никакой мерки не надо. Посмотрит только – и на тебе, всё точно по размеру подберёт. Можно, конечно, сшить на заказ, но это долго. Это потом. Мне – то за одёжку денег не надо, а вот с жидом придётся рассчитаться.

– Не беспокойтесь. Деньжонки кой – какие у нас имеются.

– Это хорошо, что имеются. Но об этом потом. А сейчас, как я сказал в баню. Сашка, проверь, истопилась ли баня. Сегодня суббота, так что вы попали как раз в банный день. А тунгус ваш где?

– Лодку он остался сторожить, на озере.

– О, да это ведь совсем рядом. Сашка! Сбегай с гостями, устрой лодку на огороде у Салтычихи. Да, кстати, она продаёт свою хибару. Хибара – то сама, конечно, не стоит и разговора. А вот место там хорошее, да и усадьба большая – можно не один дом поставить.

– Надо подумать.

– А тут и думать особо нечего. Дело выгодное. Лучшего места, пожалуй, в городе и нет. Да и просит она всего то ли сотню, то ли полторы – даром ведь совсем.

После бани все уселись за большой круглый стол в просторной гостиной купеческого дома, что составлял с магазином единое целое. Тихон не расслышал имени купца, когда он знакомился с татарином, поэтому был в некотором смущении – ведь должен же он знать имя отцова друга. Но и тут ему повезло. Вошёл Сашка – приказчик и спросил, обратившись к хозяину по имени – отчеству:

– Баньку ещё подтопить, Алексей Силыч?

– Да чего её топить? На улице – то тепло, не остынет. Скажи бабам, чтоб шли мыться. Наши – то уже помылись. С лёгким паром, дочка! – обратился он к вошедшей как раз в это время молодой белокурой девушке. – Дочь моя это, Федосья.

– Сколько раз говорила тебе, папа, что Фаина я. Здравствуйте! – поприветствовала она всех.

– Ха – ха – ха! Не хочет быть Федосьей, по – модному ей надо, Фаиной хочет быть. По мне, конечно, всё равно. Но как – то Федосья вроде лучше. Да и назвали мы тебя так в честь твоей бабушки, матери моей, царство ей небесное. Но давайте за встречу!

Что – то вдруг как бы ударило Тихона, когда он увидел Федосью – Фаину. Что – то похожее на то, что чувствовал он тогда, давно, в цыганском таборе. Хоть и не похожа совсем была купеческая дочь на ту цыганку, из – за которой вся жизнь его пошла кувырком. Большие голубые глаза новой знакомой, как глубокие озёра в ясную летнюю погоду, смотрели спокойно и завораживающе, словно призывая окунуться в их таинственную и тем самым прекрасную глубину.

Выпив несколько рюмок, Алексей Силыч совсем развеселился и разговорился.

– Феня только в этом году закончила гимназию. Навострилась поступать на Бестужевские курсы в Петербурге – ребятишек она, видите ли, хочет учить уму – разуму. Своих ребятишек, дочка, надо нарожать. Вот, и учи их. И буду я дедом счастливым. Одна ведь ты у меня. А то уедешь за тридевять земель – я тебя больше и не увижу. Жениха ей, видите ли, на находится здесь! А вот, и приехал жених! Или ты женатый? – спросил он Тихона.

– Не сподобился ещё, Алексей Силыч. Знаете, учился пока, потом пытался устроить отцовские дела – не до этого было.

 

…

 

Зима в этом, 1904, году пришла в Сибирь едва ли не раньше обычного. Морозы начались уже в ноябре, а после нового года усилились до предела. Старые люди говорили Тихону, что такой злой зимы не было уже лет тридцать. И в сегодняшнюю ночь мороз не спал. Тихо, ни малейшего ветерка. Звёзды ярко светились в чёрном небе. Половинка луны уже высоко стояла над землёй. Тихону вдруг почему – то показалось, что луна смеётся над ним. Он перевёл взгляд на плохо видные тёмной этой ночью строения своей усадьбы, знакомые до последнего брёвнышка. И, может, впервые в жизни его охватила гордость. Гордость за то, чего он добился. Но тут же луна ему, насмехаясь, сказала:

– Богатством своим любуешься? И думаешь, что стал Суходоловым? Не – е – т, паря, никогда тебе не стать Суходоловым. Суходоловым надо родиться. А ты – мужик, правда, мужик богатый.

Тихон хотел что – то возразить, но луна, видно, не пожелала слушать его возражений и скрылась за чёрной тучей. Теперь только звёзды блестели в зимнем безбрежном небе, какая ярко, какая едва заметно. Блеск их завораживал Тихона. Ему показалось, что звёзды над ним не смеются, а, может, сочувствуют ему, разделяют его гордость достигнутыми успехами. И он решил уточнить:

– А вы что скажете, звёзды?

Но они только блестели и ничего не говорили.

– Неправда твоя, луна. Я стану таким, как Суходолов. Я ещё молодой, голова на месте, сила тоже есть.

Он снова невольно стал глядеть вглубь своей усадьбы. И снова невольно начал перечислять свои богатства. Вот его двухэтажный дом, рубленный лучшими плотниками из сухого, не плавленого, а привезённого посуху из Таёжной Александровки леса. Это, конечно, не барские хоромы с их многочисленной челядью, но и не обычный маленький дом, как у его соседей, местных обывателей. Вот ещё дом в глубине двора – крепкий одноэтажный флигель, где жили верные Абдул и Никишка. Управлялась в обоих домах его молодая жена Федосья, или Фаина, как она страстно хотела, чтоб её называли. Но священник, когда они пришли к нему договариваться о венчании, не захотел и слушать об этом новом имени:

– Как тебя нарекли при рождении, так и быть должно. Нарекали – то ведь тебя в честь православной великомученицы Федосьи.

– Папа говорил, что в честь бабушки моей, его матери.

– И оно так. Знаю я твоего батюшку, умнейший человек. Да и на храм божий не забывает пожертвовать достаточно.

Федосья тогда не стала спорить, но мнения своего не изменила. Тихону было абсолютно безразлично, как звать жену. Упорство её в желании нового имени вызывало у него только снисходительную улыбку. Ему казалось это желание сродни желанию маленького ребёнка заполучить недоступную ему игрушку, хотя она и была ему совсем не нужна. Но иногда он поражался и даже содрогался от какого – то рокового совпадения – вот он уже давно живёт под чужим именем, так что, и у жены его такая же будет судьба?

А из челяди – была только одна девка Фроська. Она прибиралась в обоих домах и делала всю чёрную работу. Шустрая девка, всё успевала. Только вот потолстела что – то в последнее время. Ни к чему это. Разговоров с Фроськиным отцом не хотелось. Сам – то он её не трогал, но вот эти раскосые друзья его…

Взгляд его остановился на завозне, где стояли сани, сделанные на заказ аж в Томске. А делал их знаменитый на всю округу мастер Ерофеев. Сделаны как будто и просто совсем, сани как сани. Тихон сначала, как их увидел в первый раз, даже разочаровался – деньги отдал хорошие, а ничего особенного в них вроде и нет. Но теперь он понял, что не зря Ерофеев взял с него деньги. Лёгкие – берёзу для них мастер выбирал в лесу сам, сушил заготовки под навесом два года. А прочные – ни льда, ни камней не боятся. Тихону вспомнилось, как недавно они уходили от погони – напрямик через курумы, едва присыпанные снегом. Но никакие сани не спасли бы их, если бы не кони. Да, не зря он столько денег потратил на этих коней. Чистокровных орловских рысаков Абдул покупал прямо на Хреновском заводе, в Воронежской губернии. Покупал ещё жеребятами. Но уже тогда было видно, что из них получится. А посоветовал брать именно орловцев тесть его покойный, когда и не был ещё тестем. Оказалось, что он очень даже неплохо разбирается в лошадях. И когда Тихон заговорил, что хотел бы иметь чистокровных англичан, Алексей Силыч сразу его стал отговаривать:

– Быстрые лошади, спору нет. Но больно уж нежные. Не могут они никакую тяжёлую работу выполнять. По камням тоже не могут бегать. В еде привередливы. А вот есть такая порода, орловской называется, по имени графа Орлова, который эту породу вывел. Говорят, что привёз он с войны захваченную у турок арабскую кобылу. От неё и пошла эта порода – кони, может, и не такие быстрые, как английские рысаки, зато крепкие и сильные дюже. Под воду и под воеводу – так говорят про них. Такие вот тебе нужны.

И вот теперь, через четыре года, нет во всём уезде лучших лошадей. Назвал их Тихон так же, как звал своих английских скакунов Суходолов: гнедого жеребца со звёздочкой во лбу Викингом, а серую в яблоках кобылу Галетой. Значения этих слов не знал он тогда, назвал просто так, потому что лучше лошадей, чем аглицкие рысаки барина, он не видел, да и казалось ему, что так он больше будет на него походить. А недавно рассказал ему новый теперешний друг Ярема Васильевич, становой пристав, что значат эти имена. Викинги – древние воины, что жили где – то далеко, на Севере, а галета – сухое печенье. Что ж, воин – это подходит. А вот сухое печенье! Однако ничего исправить нельзя – кобыла уже привыкла к этому имени. Когда лошадей выпускали на луга, она по первому зову подбегала к нему и тыкалась мягкими губами своими в его руку, зная, что там для неё зажат кусочек хлеба или сахару. Тихон никогда не бил лошадей, даже кнута у него в повозке не было. И друзья его тоже их полюбили. Для татарина Абдула хороший конь – подарок Аллаха. А тунгус Никишка, хоть раньше и не знал толком коней, воспринял их как ездовых оленей, учугов, родных для него с детства.

Послышалось тихое поскуливание – это приветствовали хозяина верные меделяны, крупные звероподобные псы, которых Абдул с Никишкой привезли вместе с жеребятами. Искали щенят этих чуть не два месяца – мало, говорили им люди, осталось таких собак. Когда – то помещики для забавы травили этими собаками медведей. А сейчас травля такая запрещена, да и помещиков – то старых почти не осталось. И имена он дал собакам такие же, как были у суходоловских меделянов – Карай и Карамба. Красиво и необычно звучали эти имена, не то, что Шарики и Бобики, что были у соседей. И тот же Ярема Васильевич растолковал ему значение этих имён. Оказалось, что переводятся на русский эти слова примерно одинаково, что – то вроде: чёрт возьми! Что ж, это совсем даже неплохо. Тем более что, когда выросли, собаки стали походить на настоящих чертей, как представлялись они Тихону, ещё больше Суходоловских меделянов. На ночь их выпускали из клеток во двор. И горе бы было тому, кто в этот двор сунулся. Впрочем, никто соваться и не пытался.

Всё это, конечно, очень даже хорошо, но это так, это не главное. Главное – золото! Правильно ведь нагадала тогда ему цыганка тётя Соня. Много уже у него этого золота. В карманах, правда, он его не носит, в карманах вообще денег много не бывает, а если и берёт с собой деньги, то только ассигнациями. Зато в банке уже весьма солидный счёт, да и в расходах на жизнь себе не отказывает. Но золота надо ещё больше, чтобы переплюнуть того Ваньку Федулова. Надо же! Забрался на мой прииск! Но за то и наказали мы тебя.