Томский произведен в ротмистры и женится на княжне Полине.

А.С. Пушкин «Пиковая дама»

  Женитьба Томского на княжне Полине состоялась вскоре после смерти старой графини, его бабушки. Полина, узнав о сем прискорбном известии, тут же прекратила кокетничать с Павлом, и дала согласие стать его женой, мечтая побыстрей прибрать столь богатого наследника, каким теперь являлся граф. Правда, в завещании бабушка отписала внуку во владение лишь ее огромный дом, да еще загородный домик под Петергофом. (На первых пора и это устраивало Полину).

Свадьба была шумной, с размахом, очень дорогой. А счастье молодых было недолгим. Все началось с того, что Полина решила перестроить дом графини по своему вкусу. Были найдены подрядчики, они предложили проект, по которому лишь стены оставались прежними, все остальное предлагалось заменить (сломать и выстроить заново).

-Я хочу, чтоб наш дом гремел в столице, — объяснила Полину своему супругу суть намечаемых перемен. – Все должно быть модерн и свежо.

-Он и так уже гремит, — пытался урезонить граф свою супругу. – То, что ты затеваешь оставит нас без копейки.

-Попроси денег у отца.

-Мне кажется, это ты должна поговорить со своим отцом, он так до сих пор не выплатил ни рубля из твоего приданого…

-Фи, какой вы мелочный, граф, никогда бы о вас не подумала такого!

-Я бы и сам о себе такого не подумал…

Подобные разговоры возникали все чаще, но Полина не собиралась менять своих планов. Подрядчики взялись за дело с жаром и скоро примерно треть дома представляла собою печальное зрелище, руины. Томский, понимая прекрасно, что рано или поздно эта перестройка разорит его, вновь и вновь пытался образумить Полину, но она оставалась глуха к голосу разума, в лице мужа. Правда, тактика ее изменилась, теперь, как только Томский подводил разговор к этой теме, она начинала дуться, плакать, падала в обморок.

Летом, они перебрались в Петергоф. Здесь жизнь была совсем иной, прежде всего не такой дорогой, более размеренной и семейной. Томский успокоился, тем более что отец Полины выплатил часть приданого. Сумма была незначительной, но все же этих денег хватило, чтоб поддерживать жизнь в Петергофе на приличном уровне. Что ожидало их по возвращении в столицу? Полину этот вопрос не интересовал, а Томского не только интересовал, но и мучил. Первое, что он собирался сделать, приостановить работы в доме, пока еще было не поздно. Во-вторых, поговорить с отцом и просить у него в займы.

В один прекрасный день с такими мыслями он и отправился в Петербург.

Разговор с Минихом, главным подрядчиком, был трудным, долгим, но Томскому все же удалось завершить этот разговор с пользой для себя (правда, за невыполнение новых условий ему грозили огромные штрафы). Нынешний разговор с отцом, как и разговор предыдущий, был трудным, но не долгим.  Отец напомнил Павлу, как категорически против были они с матерью, как они уговаривали его не связывать жизнь с Полиной и, что не прошло и полгода с тех пор, как в этом же кабинете…

-…ты нам с матерью чуть ли не клятвенно обещал, что ничего тебе от нас не надо, что ты все решишь сам.

Разговор закончился тем, что отец довольно двояко высказался насчет денег – «не сейчас, позже, сейчас дела не позволяют…». Из всего сказанного Павел понял, что если он и получит что-то от отца, то это, пожалуй, будет еще меньше, чем от тестя. Выйдя от родителей, он взял извозчика и отправился в клуб. Здесь он столкнулся с Нарумовым.

-Брат, а ты как здесь?! — воскликнул Нарумов, обнимая друга. – Я слышал вы с Полиной в Петергофе.

-Полина там, а я здесь, по делам, — грустно ответил Томский.

-Слыхал я про твои дела, да, брат… Поедем ко мне, вечером соберется наша славная компания, банк распишем.

-Какие мне теперь банки расписывать, от подрядчика кое-как отбрехался, сроку до сентября, что дальше делать, ума не приложу.

Они вышли из клуба и медленно двинулись вниз по улице.

-А ей хоть бы что! – внезапно взорвался Томский. – Выписывает гардеробы из Европы, какие-то салоны безумные устраивает… Нарумов, я ведь почти банкрот, и это всего за полгода.

-А что отец?

-Чей?.. А впрочем, ни тот, ни другой денег не дают.

-Что тут скажешь, Павел, тебе за тридцать, а ей чуть за двадцать, у нее о жизни свои представления за твои деньги. Ты лучше меня знаешь, о том какая она… избалованная до крайности. Вспомни, сколько она тебя за нос водила. Пойдем ко мне, выпьем мадеры!

-Нарумов, ты не богат ли деньгами, хоть тысяч пять-семь. Ты меня знаешь, я верну все до копейки.

-Нашел кого просить. На днях в пух проигрался, рысаков своих спустил.

-Да ты что, Пегаса с Персеем?!

-Так получилось, — он обнял Томского за плечи. – Завтра игра крупная намечается, повезет, отыграю. Давай и ты со мной, а?

-Нет, играть не пойду, лучше пива выпьем.

И друзья зашли в трактир.

 

Стемнело. Томский бродил со свечой по комнатам пустого дома, с тоской думая о будущем и вдруг совершенно отчетливо понял, что не любит Полину, не любит ее как женщину, не видит в ней больше того нежного существа, которое пылко воспевают поэты. Томский только теперь задумался, с какой неохотой и холодностью отвечала Полина на его ласки – как мужчина он больше не интересовал ее. Они больше не интересуют друг друга! Вот и все.

Он вошел в комнату, где частенько за шитьем или за книгой сиживала Лиза, воспитанница графини. Да, да, вот это окно, занавеска.

-Лиза, — прошептал он. – Где она теперь, что с ней?

Он опустился на стул у окна и стал вспоминать их разговоры, свои шутки. Сколько ж лет прожила она у бабки? Лет пятнадцать, должно быть, сколько ей было, когда она появилась здесь? Лет 7-8, а мне было 16… Да, помнится я катал ее на пони, а она так смеялась.

Он вспомнил тот день, когда вернулся с маневров, заехал к графине, встретил Лизу, и был потрясен той переменой, какая случилась с ней… А тот бал, когда он танцевал с Лизой чуть не всю ночь назло Полине, которая в очередной раз кокетничала с молодым Р-ским. А какой взгляд был у Лизы, как она смотрела на меня. Боже правый, почему ж нас всегда тянет к Полинам, и мы не замечаем Лизы, которая живет рядом.

Томский поднялся, быстро вышел из дома, подозвал извозчика, уселся в коляску, назвал какой-то адрес, и погрузился в размышления.

 

Томский стал бывать в столице много чаще. Он останавливался в своем доме, бродил по комнатам или часами сидел перед окном в комнате Лизы. Полине он говорил, что в столице у него дела, врал про реконструкцию дома, которая идет успешно, и потому именно «там необходимо мое присутствие». Полина радовалась, а через минуту все забывала, развлекаясь в кругу знатной молодежи.

В этот раз он застал у себя в доме Нарумова, который сидел в столовой, и пил вино из фамильного фужера.

-Ну наконец-то! – воскликнул Нарумов. – Ты чего так долго? Я в клубе встретил Лемке, он сказал, что ты выехал чуть раньше его…  Поехал на вокзал тебя встретить, да видно разминулись. Куда ты пропал?

-Куда я еще могу пропасть, заехал к родителям, выпросил у отца пару копеек. Матушка даже не вышла, — Томский налил себе вина в фужер Нарумова и выпил залпом. – Что говорить, я ее понимаю, все как она предсказывала, так и случилось.

-А что твой тесть, он что ж врал, подлец, про приданое?

-Клянется всеми святыми, что выплатит все до копейки, но позже, теперь у него большие проблемы… Да черт с ним! Скажи, узнал ли ты что о Лизе?

-Кое-что, — Нарумов взял фужер и наполнил его до половины; вино закончилось. – У меня еще бутылка есть…

-Погоди, расскажи о Лизе, — с нетерпение сказал Томский.

-Ну что. Она вышла замуж за молодого чиновника из Департамента портов, живут не бедно, в достатке. Счастлива, надо полагать.

-Да, — задумчиво проговорил Томский. – Это так здорово, когда человек счастлив.

-У меня и адрес их есть, надо тебе?

-Нет, зачем… Поехали к тебе, кутнем!

-Э, нет, — Нарумов поднялся. – Ты сейчас в расстройстве, все деньги, что отец тебе дал пробалалайничаешь, а потом, чего доброго, и пульку в лоб пристроишь. Ты вот что, брат, возвращайся-ка в полк, мы скоро в Бессарабию уходим, какая-то там заваруха намечается; повоюем, проветримся. Сам знаешь, такое дело – лечит.

-Может, ты и прав.

 

Через три недели в составе своего полка Томский и Нарумов вступали в Кишинев.

 

А что же Лизавета Ивановна, Лиза? Что с ней? От Нарумова мы узнали, что она счастливо вышла замуж за человека, который ее любит. Так оно и было. Правда, в те же дни, когда граф Томский покинул столицу, отправившись в Бессарабию, в жизни Лизы случилась большая беда: во время работ по замеру морского дна в районе Свеаборга внезапно налетевший шквал перевернул лодку, в которой находился муж Лизы и два матроса… Тела их так и не были найдены. С того дня пошел уже второй месяц, Лиза переживала случившееся очень тяжело. Она, хоть и не любила своего мужа, но всегда относилась к нему с уважением, была его другом. Они мечтали переехать из столицы на юг, на побережье Черного моря, купить там недорого поместье и зажить дружной семьей. И вот теперь все мечты рухнули, Лиза осталась одна! Нет, нет, слава Богу, не одна, в соседней комнате спит ее воспитанница Наташа, очаровательное существо шести лет, к которому они с мужем так привязались с первых же дней, как она появилась в их доме…

Лиза вытерла слезы со щек, открыла глаза и увидела, что в комнате уже совсем стемнело. Она зажгла свечу, встала, задернула шторы. В передней скрипнула половица, послышался какой-то шорох, Лиза обернулась, да так и застыла на месте, глядя перед собой глазами полными ужаса. В дверях комнаты стояла покойная графиня, которую они схоронили прошлым декабрем.

-Что, не ждала поди? – проскрипела графиня. – Ну правильно, кто же меня пождет-то?

Лиза начала подскуливать, из глаз ее потекли слезы, тело качнулось, она ухватилась рукой за штору.

-Ты что, милая моя, никак в обморок повалиться собралась? Ты это брось, некогда мне тут с тобой возиться. Сядь и слушай меня.

Лиза обессиленно опустилась в кресло.

-Знаю, твоей вины в моей смерти нет, а тот, кто повинен, давно уж наказан. Пришла я, чтоб помочь вам, тебе и Павлу, дураку этому. Все я об нем знаю, а потому, Лиза, доверяю тебе свою тайну сокровенную: три карты, что тот немец выпытать у меня хотел. Поставь на них, выиграй, спаси Павла от разорения и позора, но ему ни под каким предлогом карт не называй – узнаю, накажу. Вот эти карты.

Графиня вдруг оказалась совсем рядом возле оторопевшей Лизы, прошептала ей на ухо несколько слов и опять очутилась у двери.

-Может, получится у вас с Павлом что-нибудь, ему такую как ты жену нужно – добрую и гордую. Дай-то вам Бог, благословляю вас на всякий случай… — И графиня исчезла.

Лизавета Ивановна тут же лишилась чувств и в себя пришла лишь утром, в том же самом кресле.

 

Полк, в котором служил Томский был рассредоточен вдоль пограничной речушки. В последние дни стычек с турками не было: поздняя осень не особо способствовала поднятию боевого духа. Третьего дня выпал снег, турки и русские обживали зимние квартиры, наступило некое неофициальное перемирие.

Томский сидел в палатке, курил трубку, грустные мысли одолевали его. «Почти год, как я женат, хотя, что это за жена, а я, что я за муж! Как все скверно получилось, куда все подевалось, словно и не было ничего… А если не было, на кой черт я придумал всю эту канитель, дураком себя выставил перед всеми».

Вошел Нарумов.

-Ну наконец-то! – воскликнул Томский, увидев его. – Где тебя вечно носит?! Что, есть почта?

-А ты чего злишься, — спокойно ответил, усаживаясь, вынимая трубку и кисет. – Да, у меня для тебя письмо. Даже три.

-Давай же, дьявол!

Нарумов отдал письма, набил трубку табаком и выпустил облако дыма величиной с такое же облако, что висело над горой на вражьей стороне.

-Какой ты, однако счастливчик, тебя не забывают, пишут, доверяют свои тайны, спрашивают совета в любовных делах…

-Замолчи, — Томский раздраженно кинул на стол одно из писем. – Ты прав, не забывают, Лернер напоминает о кредиторах, что жаждут моей кровушки. Ах, шакалы!

Нарумов быстро пробежал содержимое письма, отложил его, и спросил денщика:

-Михеич, правду говорят, что ты Барклая от смерти спас?

Михеич сидел у входа в палатку на большом барабане и починял свою шинель. Это был старый солдат, прошедший с русской армией все пути-дороги начиная с Аустерлица и до самого Парижа. Он уже давно забыл сколько лет служит, семьи у него не было, другой жизни он не знал.

-Вы ваше благородие, раз пять меня о том спрашивали.

-И что ты мне все эти разы отвечал? – улыбаясь спросил Нарумов, выпуская изо рта все новые облака.

Михеич не успел ответить. В этот момент Томский разорвал письмо, прочитанное только, расшвырял клочки его по сторонам, заскрипел зубами и гневно выкрикнул:

-Как я мог… Михеич, бросай свое шитье, собирай вещи, мы уезжаем, что б к утру все было готово!

Михеича словно ветром сдуло.

-Я беру отпуск, мне срочно нужно домой, — сказал Томский Нарумову.

Нарумов молчал.

-Они, видите ли, хотят на Рождество ехать в Ниццу, их папа так решил, — продолжал Томский, бледнея от гнева. – Мерзавец! Пьянствовать в Ницце у него деньги есть, а мне помочь… Я к командиру! — Он встал, накинул на плечи плащ и нахлобучил папаху на голову.

-Я с тобой, — Нарумов выбил трубку. – Что мне здесь без тебя, да и проследить за тобой надо, а то ты таких дров наломаешь, еще и под арест угодишь.

И друзья отправились к командиру полка.

 

В столице друзья расстались. Нарумова дома ждало письмо, в котором сообщалось о тяжелой болезни его единственной тетушки. Нарумов срочно отправился к ней, в Псковскую губернию. И Томского ожидало письмо. Старый друг их семьи Булатов-Невельской, который прекрасно знал обо всех обрушившихся на Павла неприятностях, нашел покупателя на Петергофскую дачу (Томский писал ему из полка о том, что хочет продать ее). На следующий день утром они отправились в Петергоф, куда к назначенному времени должен был приехать покупатель.

Им оказался невысокий, довольно чопорный субъект из новых немцев. По-русски он говорил так отвратительно, что Булатов перешел с ним на немецкий. Томский, не понимавший ни слова, оставил их и отправился в гостиную, где был поражен тем беспорядком, в котором она предстала пред его взором. Ему было ясно, что в ней очень весело (и с огромным количеством выпитого шампанского) проводили время. Томский скверно выругался про себя, пнул со злости ни в чем не повинный маленький пуфик и уселся в кресло, раздраженный до крайности. Прошло какое-то время, течение которого Томский совершенно не замечал. Наконец дверь открылась и вошел Булатов-Невельской, он протянул Павлу пакет:

-Здесь задаток, десять тысяч.

-Что за странный немец, ничего не посмотрел, раз-два и готово.

-Ну, брат, дурного ты о нем мнения, он тут уже каждый угол облазил, в день по два раза сюда таскался, замучил меня.

-Спасибо вам, Евгений Михайлович, огромное, что б я делал без вас, по миру бы пошел.

-Ладно, Павел, люди мы не чужие, надо помогать друг другу, — Булатов помолчал. –  Павел, я что сказать тебе хотел, тут разные слухи нехорошие про жену твою…

-Я знаю, они и до меня докатились.

-И что ты?

-Я не хочу больше жить с ней, не хочу ее видеть и знать. Пусть путешествует с кем угодно, если он ей даже в деды годится, плевать на них. Уйдем отсюда, барон, холодно здесь, неуютно.

 

Лиза уже несколько раз была возле дома графини, надеясь здесь встретить Павла и рассказать ему о том, что произошло с ней тем вечером. Но окна дома были темны, двери заперты. Однажды, увидев возле ворот двух мужчин (прилично одетых), она решила их спросить о Томском.

-Не знаете ли вы где сейчас находится хозяин дома?

-Говорят на Кавказе, в полку, — ответил один из них.

Лиза поблагодарила этих господ, отправилась домой и больше не приезжала сюда.

А вот сегодня, в канун Рождества, она решил съездить в дом графини еще раз — каких только чудес не бывает в рождественские дни. А еще ей хотелось показать Наташе город, нарядившийся к Святому празднику, девочка ведь такого не видела сроду. За полквартала до дома графини она расплатилась с извозчиком. Было тепло, падал снежок, начинало темнеть. Подошли к дому, который был темен и казался огромным, словно крепость. Одинокий фонарь освещал пятачок улицы у ворот, которые еще совсем недавно впускали многочисленных гостей, а экипажи стояли длинной вереницей вдоль улицы… Лиза остановилась. На втором этаже в ее бывшей комнате у окна горела свеча и виделся силуэт человека. «Господи, подумала она, а если это опять графиня…»

-Тетя Лиза, я побегать хочу, — сказала Наташа, — а то я замерзла совсем.

-Только не далеко, — попросила Лиза, не отрываясь от огонька свечи в окне.

Силуэт тем временем поднялся, поднял свечу и тут же исчез. В окне стемнело. Не прошло и минуты, как дверь в дом распахнулась и из нее на улицу выбежал Томский. Он растворил ворота и предстал перед Лизой в наброшенной на плечи шинели.

-Лиза, это вы! Вы здесь, как, откуда?! А я вас жду, я верил, что вы обязательно придете… Я вас жду столько дней и ночей, сижу у окна в вашей комнате и смотрю на улицу, и вот вы пришли… Я счастлив!

-Вы разве не в полку? Давайте зайдем в дом, — она взяла Томского под руку. – Наташа, иди сюда, уже темно…

Девочка подбежала к ним.

-Это ваша дочь?

-Моя воспитанница, ее зовут Наташа. Наташа, это дядя Павел.

-Добрый вечер, дядя Павел. Можно мы у вас погреемся?

-У нас можно все! – воскликнул Томский, и они вошли в дом.

 

Томский топил камин. Все его мысли сгруппировались в одну: Лиза здесь, она в соседней комнате укладывает Наташу спать. Лиза, в этом доме! Камин загудел так славно, будто соскучился по теплу внутри себя. Томский подкинул еще дров и сел в кресло напротив двери. Ему так хотелось, чтоб дверь поскорее открылась и вошла бы Лиза. И вот это случилось! Томский вскочил.

-Прошу вас, — он указал на кресло.

Лиза села.

-А что вы делаете один в пустом, темном доме, и почему вы были уверены, что я приду сюда? – несколько озорным тоном спросила Лиза. – Я слышала вы были на войне?

-Да шут с ней с этой войной… Лиза, я люблю вас!

-Что?! Вы меня любите? Вы же женаты на этой, как ее…

-Лиза, я люблю вас, только вас, а с женой мы уже давно не живем вместе, я не видел ее полгода. Мне никто не нужен кроме вас. Вы не представляете сколько я всего передумал за эти дни: какой я был осел, я, столько раз бывая в этом доме, видел в вас лишь непременный атрибут этой комнаты… А вы расцвели, вы такая красавица, я влюбился в вас навсегда!

-Послушайте, граф, это так неожиданно, давайте мы поговорим об этом несколько позже, — Лиза встала из кресла. – Вы, кажется, приглашали меня поужинать с вами?

-Да, да, прошу вас, — Томский засуетился, приглашая Лизавету Ивановну к столу. – Не обессудьте холостяка за небогатый стол.

-Ничего, мне не привыкать.

Они сели к столу, выпили немного вина, отведали то, чем был богат граф Томский.

-Павел, — Лиза первый раз назвала Томского по имени, — отнеситесь к тому, что я вам сейчас расскажу по возможности серьезно. – Лиза выпила еще глоток вина. – Ко мне приходила ваша бабушка, покойница. Она назвала мне три верные карты, просила помочь вам, спасти вас от разорения, спасти этот дом.

Лиза увидела, как после ее слов глаза Томского вспыхнули, он, шлепнув ладонью по столу, воскликнул:

-Точно!

-Тише! Наташу разбудите.

-Прошу прощения, — он налил себе полный бокал вина, выпил его. – Так оно и есть!

-Я вижу, вы не удивлены, или вы считаете это игрой моего воображения?

-Милая моя Лиза, я верю вам безусловно, потому что свою недавнюю встречу с графиней считал игрой воображения.

-Как, она и у вас была?! И что? Вы говорили с ней?

-А вот послушайте, — Томский откинулся на спинку стула. – Месяца два с лишком тому играли мы у одного из офицеров в вист, пили, конечно, и надо сказать, такую пили бурду, что я с двух стаканов опьянел совершенно, а потому, бросив игру, отправился к себе в палатку (мы жили вместе с Нарумовым, он остался доигрывать). Заползаю я к себе чуть ли не на четвереньках, а на его кровати сидит бабка, головой качает и пристально на меня смотрит. Я по-настоящему и испугаться не успел, а она уже начала меня костерить: что, мол, все профукал и жену, и деньги, и дом. Я от страха трясусь, сказать ничего не могу, так и не знаю чем все закончилось. В глазах у меня помутилось, помню говорил что-то, даже плакал, кажется… Утром проснулся на полу, рядом (тоже на полу) лежит Нарумов. Разбудил его, рассказал, что помнил.

-Все, — говорит он мне. – Делай остановку.

-И что же вы? – спросила Лиза, чуть улыбнувшись.

-С тех пор только вино… Но дело не в этом, Лиза! Я ведь думал, что до приведений допился, что в желтый дом меня определять пора. Боже, как я счастлив, что это не так, что вы, как светлый ангел, принесли мне такую благую весть.

-А может быть мы оба?

-Что оба?

-Ну… видения у нас…

-Лиза, что вы, быть такого не может! – Томский вдруг успокоился. – Я понимаю, вы не питаете ко мне тех чувств… Боже, что за ерунду я несу! Конечно, вы замужем, вы счастливы, у вас девочка-воспитанница, зачем вам нужен я – несчастный, в долгах погрязший, вы из жалости пытаетесь помочь…

Лиза встала, подошла к Томскому и погладила его по волосам.

-Какой же вы глупый, граф! Да разве замужняя женщина поехала бы к почти незнакомому, погрязшему в долгах мужчине, а тем более, осталась бы у него на ночь, даже и с девочкой-воспитанницей.

-Вы не замужем?! Вы любите меня, Лиза?

Граф, не дожидаясь ответа на вопросы, с чувством поцеловал Лизу в губы. Она, немного отстраняясь от него, сказала:

-Вы опять торопитесь, граф, не повторяйте прошлых ошибок. Женщины так непредсказуемы. Прошу вас, давайте сядем. Послушайте меня и не перебивайте.

-Обещаю, — искренне сказал Томский.

И Лиза рассказала ему о том, как она жила после смерти графини, прибавив в конце:

-Вы спрашивали меня, люблю ли я вас? Да. Я влюбилась в вас в четырнадцать лет, и с тех пор ношу это чувство, как самое прекрасное, что есть у меня, а вы…

-А я – глупое создание! Слепец, который не разглядел такого бриллианта… Прости мне, Лиза, я теперь весь в твоей власти.

-Иди ко мне, глупый, — она протянула к нему ладони, которые он тут же начал целовать, задыхаясь от переполнявших его чувств.

Лиза обвила его руками, губы их соединились в долгом-долгом поцелуе, окончание которого мы ждать не станем.

 

Лиза проснулась, открыла глаза и улыбнулась солнцу, которого уже давно не видели жители столицы. Это было настоящее зимнее солнце, оно кружилось на голубом небосклоне, разгоняя все серое, чем так славен Петербург зимой. Она оглядела комнату. Одна.

-Павел, — позвала она негромко.

Никто не отозвался. Лиза села на кровати, накинула на себя шубу Томского, что лежала на полу. Выйдя из комнаты в небольшую гостиную, Лиза и здесь не обнаружила Павла, мало того, и Наташи не было в постели.

-Сколько же время? – спросила Лиза сама себя. В ответ на ее вопрос пушка пробила полдень.

-Ничего себе, поспала я сегодня. Наташа, Павел, где вы?!

Лиза обошла еще несколько комнат, но нигде не обнаружила никаких следов человеческого пребывания. Она вернулась обратно, подбросила в камин дров, умылась, оделась и стала смотреть из окна на улицу, в надежде, что Павел с Наташей вскоре вернутся. Надежда ее не обманула. Не прошло и четверти часа, как перед воротами остановился извозчик, из него вышел Томский и помог выйти Наташе, а затем вытащил какие-то коробки и пакеты. Лиза вновь накинула на себя шубу Павла и выбежала из комнаты.

Томский и Наташа не успели и глазом моргнуть, как оказались в объятиях Лизы. Они все вместе закружились по просторной прихожей, и кружились до тех пор, пока не повалились на пол. После они вместе обедали, рассказывали разные-преразные истории и смеялись, смеялись. А потом граф установил в гостиной елку и Наташа, сияющая от счастья, принялась ее украшать, Лиза помогала ей, но лишь помогала, Наташа все хотела делать сама. Томский уехал по делам и вернулся вечером в компании с Нарумовым и еще одним офицером, немецкая фамилия которого была так сложна, что выговорить русский язык ее не мог, но по имени звали его очень просто – Матвей. Так вот этот Матвей был первоклассным мастером по устройству различных фейерверков. Наташа решила, что он колдун.

Как-то само собой получилось, что дом постепенно наполнялся гостями: приехали друзья-приятели Томского, Булатов-Невельской привез родителей Павла, затем приехали близкие и дальние родственники Томских. Лиза, представленная Томским невестой, запуталась окончательно от такого столпотворения, но была счастлива и чувствовала себя полноценной хозяйкой этих стен. Одним словом, в гостиной, когда пришла пора подарков и поздравлений, уже было человек тридцать или более того.

Вы спросите, как прошло празднование Рождества? Скажу лишь одно, давненько этот дом не знал столько радушия, столько тепла и дружеского участия. Здесь собрались по-настоящему те, кому хотелось быть вместе в этот день.

 

Прошли дни Рождества, пролетел праздник Нового года. За окнами январь трещал тридцатиградусным морозом, а в доме, уютно расположившись у камина, Лиза, Томский и Нарумов вели серьезный разговор.

-Я еду с вами, — категорично сказал Нарумов. – В таком серьезном предприятии должен обязательно быть тот, кто в серьезной ситуации сможет быстро принять нужное решение.

-Эка, брат, ты завернул, — с улыбкой произнес Томский и хлопнул ладонью по плечу друга. – Да я и не сомневался в том, что ты будешь в деле, потому и рассказал тебе обо всем. Главное, нужно узнать, где в ближайшее время соберется сильная компания с настоящими деньгами.

-Это мы узнаем, — заверил Нарумов. – Лучше в Бадене, я думаю.

-Тебе видней. Узнай.

-Павел, ты уверен, что Наташа… — начала Лиза.

-Даже и не ломай голову, мы сейчас заезжали к родителям – она там, как рыба в море, мои племянники с ней, шум-гам до потолка.

-Ну хорошо, — согласилась Лиза. – Правда, я уже скучаю по ней. Как я без нее, а она без меня? Ты думаешь, что мы обернемся в три недели?

-Лиза, — Томский взял ее руки в свои. – Все наши собираются в Москву, представь себе какое это будет приключение для Наташи, она и не заметит этих недель. Согласна? Ну вот и прекрасно. Теперь о главном – наши финансы. – Граф раскрыл портфель и вытащил из него пачку кредитных билетов. – Поскрипел отец, покряхтел, но выдал все же – здесь двадцать пять тысяч.

-И у меня с собой кое-какие крохи имеются, — Нарумов достал из шинели сверток. – Это наследство моей тетки, как не хотела она мне его отписывать, но делать нечего, более никого из родных нет. Принимай ее подарок, и вот еще, наши обалдуи в полку сбросились, сам понимаешь, кто сколько смог…

-Нарумов, брат! – Павел обнял друга. – Что я без тебя… Лиза, по такому случаю можно и шампанского выпить.

-Можете и выпить, мне с вами не по пути, через час я должна быть у портнихи на примерке, — Лиза встала. – Так что adieu, господа.

Лиза поцеловала Томского, кивнула Нарумову и вышла. Граф положил деньги Нарумова в портфель, портфель закрыл в сейф.

-Ты даже не посчитал сколько там… Теткины пятнадцать, а сколько ребята накидали не знаю, может, тысяч пять.

-Все верну, ты меня знаешь, как бы там не сложилось, последнее продам, а верну.

-Мне не надо, все одно деньги шальные, я об них и не думал вовсе… Вот шампанчика сейчас было б кстати.

 

Большая игра намечалась в Ницце. Из заснеженной России русская аристократия (и не только она) съезжалась на юг Франции, где в это время проходили знаменитые «русские сезоны», поражавшие Европу своей роскошью.

Чтоб не привлекать к себе внимания, Лиза и Томский поселились во второразрядной гостинице, а Нарумов недалеко от них на постоялом дворе, на втором этаже которого находился небольшой бордель (для постояльцев постоялого дворца). Очень быстро сойдясь с хозяином и кое с кем из постоянных жильцов, он уже на следующий день знал обо всех главных новостях, которыми был полон город. Среди его новых знакомых был один из тех, кто еще пару лет назад играл здесь «так крупно, что сам тому удивлялся». В один прекрасный день он проигрался под такую чистую, что «не хватило денег, чтоб купить пистолет и застрелиться». Через него Нарумов намеревался получить всю нужную информацию о предстоящей большой игре; тот хоть от дел и отошел, но страсть жила внутри его, как и мечта «однажды вернуться и сорвать столько, чтоб унести не мог».

Лиза с Томским, в отличие от Нарумова, жили тихо, знакомств не заводили и редко покидали свой номер, на то были причины, о которых, я полагаю, не нужно особо распространяться – они наслаждались своим счастьем.

Как-то вечером к ним пришел возбужденный Нарумов.

-Завтра, — сказал он, сел в кресло и выпил залпом стакан воды. – Точно известно, будут: Мамонов, этот подлец Щеголев, немецкий фабрикант Мендельсон и…твой любимый бывший тесть.

-Они здесь?! – Томский заходил по комнате.

-Не знаю, здесь ли она, я ее не видел, но то, что он здесь и будет играть…

-Свинья! Он будет играть! Что ж, и мы будем играть!

-Павел, не ругайся, — спокойно сказала Лиза; она сидела на диване у окна и вязала рукавицы для Наташи. – Перед такими серьезными испытаниями нужно сохранять спокойствие и ясную голову. Нарумов, во сколько нам нужно быть на месте?

-Думаю, часам к десяти вечера.

 

Назавтра, минут без четверти десять Лиза, одетая по последней парижской моде, с густой вуалью, которая полностью скрывала ее лицо, в сопровождении Томского вошла в салон, где уже собралось общество. Они походили по залам, выпили шампанского. К ним подошел Нарумов и тихо произнес:

-Вторая дверь направо. Те, кто нам нужен уже там, — и отошел, слегка поклонившись Лизе.

Да, за этой дверью собрались игроки известные во многих европейских странах, здесь на ставках назывались такие цифры, которые для простого смертного были чистой астрономией. Томский оглядел зал и остался доволен, знакомых не было, бывшего тестя тоже. Для первой игры это было хорошо: меньше нервов, больше спокойствия. Лиза заняла место напротив полного господина при бакенбардах, он как раз открыл новую колоду, а затем принялся тасовать ее. Томский стоял за спиной Лизы, он был бледен, но спокоен.

-Сударыня, изволите играть?

-Да, сударь, — ответила Лиза, вытащила пачку банковских билетов и положила рядом с собой. – Здесь шестьдесят пять тысяч.

В комнате сделалось тихо, все взоры обратились на Лизу. Какая карта выиграла, я сказать не могу, поскольку сам не знаю (если помните графиня назвала три карты Лизе на ухо), но, как бы то ни было, выиграла карта, на которую ставила Лиза. Она спокойно встала, поблагодарила всех за игру и пошла к дверям, Томский, собрав деньги, опустил их в портфель и отправился следом. С минуту зал безмолствовал, а затем игра пошла своим чередом.

Через два дня Лиза играла и снова выиграла, сорвав такой банк, что все эти акулы, которые собрались здесь, наперебой кинулись знакомиться с Лизой, но она очень ловко, никого не обидев, исчезла, словно Золушка с бала.

На следующий день утром Нарумов сообщил, что в субботу намечается невиданная игра: ожидаются какие-то никому неизвестные миллионеры из Америки, что они приплывут в Ниццу на собственных кораблях, что ставки ожидаются невероятных размеров и т.д. Томский заметно нервничал, не находил себе места.

-Может, закончим на этом, — говорил он. – Денег у нас достаточно, с долгами рассчитаемся, и будем жить-поживать, добро проживать…

-Не говори глупостей, — возражал Нарумов. – Если уж мы здесь, и у Лизы есть еще один шанс, его надо брать. Верно, Лиза?

-Да. Павел, мы будем играть, — сказала Лиза. – Я чувствую, нам повезет и в третьей игре.

-Не знаю, не знаю, — не успокаивался Томский. – Если третья карта будет не той, я не прощу себе, что втянул вас в эту авантюру, я пущу себе пулю… Нарумов, ты же был там, когда Германн проиграл, ты все видел.

-Так то – Германн, а то Лиза; он графиню штурмом брал, а тут она сама помогает, по доброй, так сказать, воле.

-Я вот вам что скажу, господа, я решила играть, и я буду играть, независимо ни от чего, — почти по слогам произнесла Лиза, отложила вязание и добавила: — Давайте выпьем вина, за удачу!

 

И в третий вечер карта, названная графиней, выиграла, и выиграла столько, что даже бывалые игроки потеряли дар речи; в зале стояла гробовая тишина. Воспользовавшись этой ситуацией, Лиза и Томский покинули казино, предварительно сложив выигрыш в походный ранец пехотинца, который Нарумов третьего дня купил у старого солдата (за хорошую цену). У входа их ждала карета, запряженная четверкой черной арабской масти; за кучера сидел Нарумов, с приклеенной бородой, в куртке с чужого плеча и в шляпе с чужой головы. Лиза и Томский сели в карету, Нарумов щелкнул кнутом и лошади взяли в галоп. Следом за ними последовала еще одна (правда, не такая роскошная) карета, в которой находились несколько новых приятелей Нарумова, которых он нанял «на всякий случай, мало ли что». Все они были отчаянные сорви-головы, а потому Нарумов не стал им ничего рассказывать о игре и больших деньгах, он придумал историю о том, что его русский друг влюбился во французскую графиню, и они задумали похитить ее из казино, где она сегодня со своим братом, который охраняет ее с целой бандой корсиканцев. История эта произвела сильный эффект на обитателей постоялого двора, особенно их разозлило то, что «опять эти дикие корсиканцы суют везде свой нос». Предосторожности, что предпринял Нарумов, оказались совсем не лишними. Дело все в том, что наши герои решили покинуть Ниццу как можно быстрее, и, конечно, тайно. Было решено ехать в карете (в сопровождении приятелей Нарумова) до границы с Италией, а там либо плыть морем через Адриатику, Грецию, Турцию до черноморского побережья России, либо добираться через пол Европы поездом или лошадьми. За час до рассвета они двинулись в путь. Незадолго до границы с Италией, когда они переезжали мост через какую-то речушку, Нарумов услышал звук пистолетного выстрела, а обернувшись, увидел группу всадников, которые гнали во всю прыть, иногда постреливая. Расстояние было еще довольно большим и Нарумов знал, что ни одна из пуль не достигнет их кареты. Он остановил лошадей, соскочил на землю, бросил Томскому на ходу: «Погоня» и поднял руку, давая знак кучеру другой кареты остановиться.

-Помогите нам, задержите их, — обратился Нарумов к своим приятелям. – Это брат графини со своими злодеями-корсиканцами. Вот вам, друзья, — он протянул одному из них тугой кошель с монетами. – Распрягайте лошадей и поставьте карету так, чтоб она перегородила весь мост. У вас достаточно зарядов, вы сможете безо всяких проблем отразить их атаку…

-За те несколько дней, что мы знаем друг друга, ты стал нам братом, а если у брата беда, вся семья готова помочь ему, — искренне сказал Крошка Поль, обнял Нарумова, пожал руку Томскому. – Гоните, граница совсем близко, мы сделаем все, как надо!

 

Нарумов гнал, должно быть, целый час, и только когда они въехали в густой лес, который окаймлял собою горы, громко крикнул лошадям по-русски: «Тпр-р-у-у!». Они тут ж встали, как вкопанные. Нарумов спрыгнул на землю, из кареты вышел Томский.

-Что случилось? Где мы? – спросил он друга, помогая Лизе покинуть экипаж.

-Похоже оторвались, погони нет. Надо решать, что будем делать дальше.

Уселись тут же на траву, разложили на плаще съестное. Выпили по бокалу вина и спор закипел. Томский предлагал продолжить путь дальше сушей, меняя экипажи или ехать верхом. Нарумов возражал.

-Это большой риск. На Балканах, охваченных войной, любая банда грабителей может сделать с нами все, что захочет. Кстати говоря, я не уверен, что та банда, которая гналась за нами, прекратит дальнейшие поиски…

-Да откуда они могут знать где мы, куда поехали? – горячился Томский.

-Они знают, что мы русские, а значит будем пробираться к себе домой, путей для этого два: сушей через Балканы или морем вдоль берегов Италии и Греции до Черного моря.

-И что, они перекроют все пути-дороги, их что целая армия?!

Помолчали. Еще выпили вина. Наконец Томский нарушил молчание:

-Ты предлагаешь морем?

-И на морях неспокойно, особенно в Адриатике, а у греков – пират на пирате, — хладнокровно ответил Нарумов. – И даже если нам удастся сесть на надежный корабль, неизвестно сколько недель мы будем болтаться по морям-окиянам…

-Так как же быть, — Томский вскочил на ноги, — здесь оставаться, что ли!

-Сядьте, граф, — тихо сказала Лиза.

Томский покорно опустился рядом с Лизой и поцеловал ее волосы.

-Извини, вспылил.

-Господа, если нет возможности ехать по суше и плыть по морю, можно воспользоваться…

-Воздушным пространством! – докончил Нарумов за Лизу. – Монгольфьеров шар! Лиза, вы гений! В путь, друзья!

Собрав вещи, они распрягли коней, избавились от кареты, пустив ее под откос.

-Лиза, вы справитесь с лошадью? – спросил Нарумов. – Седло не очень удобное…

-Справлюсь, не переживайте, я обузой не буду.

Они оседлали коней и тронулись в путь: впереди Нарумов, за ним Лиза, чуть позади нее Томский, который держал повод четвертого коня. Прежде всего, решили искать тихое небольшое селение, где можно было остановиться на пару дней, купить Лизе мужское платье (чтоб она не привлекала к себе внимания), еще раз обдумать создавшееся положение и, главное, навести справки о том, где и как можно приобрести шар Монгольфьера.

 

Селение, в котором они нашли пристанище, насчитывало дворов 12-15 и располагалось у подножия высокого холма, поросшего крупным кустарником.

-В случае чего, будет где спрятаться, — сказал Нарумов, оглядывая склон холма.

Они остановились в доме немолодой вдовы, с ней жили сын-подросток и дочь, девушка лет двадцати. История, рассказанная вдове, была той же, что придумал Нарумов: влюбленные спасаются от гнева богатых родителей Лизы, которые не желают счастья влюбленным. На этот раз сама Лиза (очень достоверно) поведала свою «тайную печаль».

-Не переживайте, — успокоила их вдова, — живите сколько надо, здесь вы в безопасности, сюда редко кто заезжает. Места у нас много…

Наши герои поселились в небольшом летнем домике, в двух комнатках с кухней. Через два дня они уже перезнакомились со всеми жителями селения.

-Места у нас тихие, незнакомец к нам незаметно не проникнет, мои сыновья всегда начеку, — сказал им староста.

-Но мы же прошли, — возразил Томский.

-Вас они еще за трапезой приметили, и мне сообщили, — с улыбкой сказал староста. – Тут тропинок-то много, а к нам только одна ведет, и кому о ней знать не дано, тот никогда ее не найдет.

Одним словом, стали жить да поживать. Местное население относилось к нашим героям по-дружески; они внесли в размеренную, довольно сонную жизнь деревеньки новую струю. Лиза с утра до вечера занималась с местными детьми, открыла маленькую школу, учила детей разным наукам. Томский обучал мужчин разным военным премудростям, ходил с ними на охоту, а Нарумов (часто и подолгу) пропадал где-то, пытаясь найти какой-нибудь след, который вывел бы его на владельца монгольфьерова шара.

Прошла неделя их безмятежной жизни в этом райском, отрезанном от остального мира поселении. Утреннее солнце разбудило Лизу. Она открыла глаза, зевнула и, не увидев рядом Павла, немного расстроилась, ей так сильно захотелось, чтоб он сейчас обнял ее, поцеловал. Она встала, накинула огромный до самого пола платок, умылась. В дверь постучали.

-Входите, — сказала Лиза. Вошли Томский и Нарумов.

-Лиза, сегодня вечером мы улетаем на воздушном шаре, — несколько торжественно сказал граф. – Нарумов нашел человека, который доставит нас домой.

-Какое счастье, — прошептала Лиза.

 

День пролетел быстро. Вечером они отправились за деревню, провожали их, конечно, все от мала до велика. И вот из-за соседнего холма выплыл огромный шар и быстро приблизился к ним. Поселяне, никогда не видевшие ничего подобного и ничего о подобном не слышавшие, сбились в кучу, благоговейно глядя на небесный объект, паривший метрах в пяти над ними. Из корзины, что находилась под шаром, показалась голова мужчины, затем вниз полетела канатная лестница.

-Добрый вечер, господа, — приветствовал всех мужчина, помахивая рукой. – Ого, сколько вас, не ожидал!

-Летим только мы втроем! – крикнул ему Нарумов. – Это наши друзья, провожают нас…

-Поднимайтесь, время дорого.

Первой, трогательно простившись со всеми, поднялась Лиза; Томский внизу держал лестницу. За ней Нарумов, который, прощаясь, почему-то чуть дольше задержался возле Софии, дочери вдовы, она что-тот шепнула ему на ухо. Томский обнял вдову, крепко пожал руку старосте и сказал, обращаясь ко всем:

-Если нам доведет Господь еще быть в Италии, мы непременно навестим вас. Вы не только дали нам кров в трудную минуту, но и спасли наше счастье! Мы никогда не забудем вас!

Тут Томского обступили, пожимая руки, обнимая, говоря добрые слова на дорогу.

-Поль, — позвал сверху владелец шара. – Прошу вас!

Томский быстро вскарабкался по лестнице и оказался в пространстве довольно объемной корзины. Шар медленно поднимался, газовая горелка гудела над головами. Они еще долго махали руками тем, кто махал им с земли.

Путешествие наших героев приняло новый – воздухоплавательный — оборот.

Томский, считавший себя довольно подкованным в технической области, был приятно удивлен тому с какой скоростью двигался шар. Об этом он сказал владельцу аппарата.

-На это способен только мой аппарат, — с гордостью произнес Габриэль Ферн (так звали этого француза), и тут же принялся объяснять Томскому принципы своего изобретения, которое в недалеком будущем… — позволит человеку покорять воздушные пространства и летать из Европы в Америку и даже в Австралию.

Томский поддакивал, очень смутно представляя, где находится сия Австралия и зачем туда нужно лететь, еще меньше он понял про изобретение, о каком пространно рассказывал мсье Ферн. А заключил он свой монолог так:

-Попробуем лететь всю ночь, а потому вы первым заступаете на вахту, я так сильно измотан за этот день, мне нужно часа два вздремнуть. Не беспокойтесь, управление шаром очень простое: во-первых, стрелки на этих двух приборах должны находится в том положении, в котором они находятся сейчас; во-вторых, держите все время на эту звезду, если шар начнет отклоняться, немного крутите вот это колесо влево или вправо… ну как на лошади. Сейчас мы летим со скоростью 50 миль в час, значит до рассвета должны сделать миль триста. И ничего не бойтесь, граф, я рядом, толкните, если что.

Мсье Ферн опустился на дно корзины, рядом со спящими Нарумовым и Лизой, и надвинул шляпу на глаза.

 

За четыре дня пути они пролетели почти две тысячи миль и решили, перед последним броском до границ России, сделать привал и выспаться на земле. Местность под ними была гористой, покрытой лесом, а потому не совсем удобной для посадки.

-Как вы думаете, где мы находимся? – спросила Лиза у мсье Ферна.

-Полагаю, что это Южные Карпаты, до границ вашей империи осталось миль 300-400. Кстати, нам нужно будет точно определиться куда, в каком направлении мы полетим в России.

-В столицу, в Петербург, — сонно проговорил Томский, проснувшийся только что.

-Нет, надо лететь в Киев, там друг моего отца, у него связи в Академии наук… — возразил Томскому Нарумов, как и Томский проснувшийся только что.

-Прошу вас, господа, опять вы за старое! – взмолился мсье Ферн. – Мы с Лизой не знали, что вы проснулись, а то б не начали этого разговора.

-Я предлагаю все обсудить сегодня вечером на привале, — предложила Лиза.

-Прекрасно, но для этого нам нужно найти место для него, — изобретатель озабоченно смотрел перед собой.

Часа через два такое место было найдено: опушка леса, со всех сторон окруженная высокими деревьями, кроны которых скрывали шар и наших путешественников от посторонних глаз. За ужином спор между двумя друзьями продолжился, но не привел ни к какому результату. Решили сначала пересечь границу империи, а там уж выбрать направление. Проверив еще раз крепление якорей и натяжение тросов, мсье Ферн, пожелав всем спокойной ночи, завернулся в меховой плащ и тут же у костра уснул. Лиза и Томский, поворковав пару минут, укрылись одеялом, обнялись и, счастливые, погрузились в страну грез и сновидений. Нарумов обошел лагерь кругом, походил по окрестностям, обнаружил тропинку, ведущую вниз по склону, спустился по ней и вернулся обратно. Зарядив пистолеты, он залез в корзину, положил пистолеты справа и слева, сунул под голову ранец с деньгами и закрыл глаза. Корзина слегка качалась на ветру и вскоре Нарумов уже спал. Ночь прошла спокойно. Утром Нарумова разбудил голос Лизы. Встрепенувшись, он через секунду уже был на ногах и смотрел на нее.

-Что случилось? – спросил он, выпрыгивая на землю.

-Там внизу какие-то люди, поднимаются по тропе сюда.

-Будите Ферна, и быстро в корзину!

Томский уже собирал вещи. Мсье Ферн, сладко потягиваясь, недоуменно оглядывался по сторонам.

-В чем дело, господа? – вопросил он.

-Нежданные гости, — бросил на ходу Нарумов, — разогревайте свой аппарат… Павел, брось это! Мсье Ферн, у вас случайно нет лишнего пистолета?

-Зачем он вам?

-На охоту пойду… Шутка. – Нарумов воткнул два пистолеты за пояс. – Ждите меня пять минут, не больше, потом улетайте. – Он исчез в кустах.

Лиза, за ней Павел и мсье Ферн через минуту уже были в корзине. Француз что-то крутил-открывал-закрывал, вскоре из горелки вырвалось пламя, затем заработал большой пропеллер. В этот момент на опушке появился Нарумов.

-Там отряд человек в пятнадцать… Улетайте, я задержу их, уведу в лес!

Нарумов отвязал один из якорей и шар дернулся вверх, чувствуя скорую свободу.

-Ты что, Нарумов! – заорал не своим голосом Томский. – Не смей! – Он попытался перелезть через борт корзины, но Лиза повисла у него на шее, мсье Ферн обхватил сзади, они упали на дно. В этот момент Нарумов отвязал второй якорь и шар устремился ввысь, набирая высоту, и скоро летел над вершинами деревьев. Грянуло несколько выстрелов, одна из пуль ранила Томского, который кричал что-то своему другу, свесившись из корзины. Граф повалился без чувств к ногам Лизы.

Нарумов, спрятавшись за ствол дуба, разрядил свой пистолет в первого, кто показался на полянке. Тот упал. Стрельба по шару прекратилась и пули защелкали вокруг Нарумова, сбивая листья и кору с деревьев. Согнувшись в три погибели, он быстро зарядил пистолет, выстрелил наугад и побежал по лесу, ловко маневрируя между деревьями. Вслед ему гремели выстрелы. Он коротко взглянул на небо, увидел высоко среди облаков шар и, выдохнув, припустил еще быстрее.

 

Они летели уже больше часа. Состояние Томского внушало Лизе серьезные опасения, он бредил и в сознание не приходил. Пуля угодила в правый бок. Лиза, накладывая новую повязку, сказала:

-У него жар. Далеко ли нам еще до границы?

-Точно не могу сказать, одна из пуль разбила дальномер, но это ерунда, а вот то, что несколько пуль попали в шар, это не очень хорошо. Мы теряем скорость и высоту, я уже не могу удерживать курс. Будем уповать на Всевышнего.

Они потеряли счет времени, оказавшись во власти ветра, который нес их в неизвестность. Мсье Ферн пытался что-то сделать, как-то управлять шаром, иногда ему удавалось поднять его на высоту, но через короткое время шар вновь опускался, фактически касаясь макушек самых высоких деревьев. Лиза все это время не отходила от Томского, меняла повязку, поила его водой, разговаривала с ним, пытаясь вернуть его хоть на минуту в сознание.

-Мсье Ферн, мы должны спуститься, Павлу срочно нужен врач…

-А если мы попадем в руки каких-нибудь бандитов? Хотя, не могут же повсюду быть одни бандиты. Посмотрите, на горизонте горят огни, безусловно это чей-то лагерь или какое-то селение.

-Дотянем? – с надеждой спросила Лиза.

-Будем прилагать к этому все силы.

Нашим путешественникам несказанно повезло. Во-первых, они приземлились довольно удачно; во-вторых, это, в самом деле, оказался лагерь, лагерь греческих повстанцев, в котором находился русский офицер. Лиза рассказала ему заранее придуманною историю о том, что они – русские путешественники, что корабль, на котором они плыли был ограблен пиратами, а их держали заложниками на одном из островов в Адриатическом море; на этом же острове в заложниках держали и мсье Ферна, которого пираты похитили вместе с его шаром месяцем ранее. Случай помог бежать, но ее муж, поручик российской армии граф Томский был ранен в перестрелке, шар их поврежден, и они чудом остались живы при приземлении. Прапорщик Тиль, командир этого отряда, надо отдать ему должное, мгновенно оценил ситуацию: уже через несколько минут Томский был перенесен из корзины шара в полевой госпиталь и там, он же, Тиль, с помощью двух помощников прооперировал Павла.

Прошло долгих десять дней, в течение которых жизнь Томского висела на волоске и никак не могла определиться в какую же сторону ей качнуться окончательно. Качнулась она в нужную сторону, Томский пришел в себя. Через несколько дней Тиль отправил их с обозом в Кишинев. Шар мсье Ферна поместили в сарай, поскольку восстановлению он не подлежал, а все наиболее ценные приборы французский инженер забрал с собой.

Прожив пять дней в Кишиневе, они переехали в Киев, а оттуда отправились в столицу, которой благополучно и достигли в субботу. Так закончилось их необычное путешествие.

 

 

Эпилог

 

С того дня, когда Лиза выиграла в Ницце огромное состояние, минул год. Все долги Павла были выплачены. Та же фирма, которая начала рушить старый дом графини, теперь ударным темпом его восстанавливала.

Дом для молодых супругов был слишком велик, потому на первом этаже они открыли училище музыки и изобразительных искусств для детей и подростков из не очень состоятельных семей. Обучение здесь шло за счет семьи Томских, и на двух курсах одновременно обучалось до тридцати детей.

Павел очень тяжело переживал потерю Нарумова, и, если б не рождение сына, которого в память о друге они назвали Нарумом, еще неизвестно смог бы граф полноценно вернуться к жизни.

В день, когда Наруму исполнилось три месяца, молодые супруги решили пригласить родных и близких. В гостиной уже все было готово к приему гостей, Лиза стояла возле стола и о чем-то разговаривала с Наташей, которая раскладывала ножи и вилки возле каждого прибора. В комнату вихрем ворвался Томский с криком на устах и с письмом в руке:

-Лиза, Наташенька, Нарумов жив!

-Тише, Нарум спит, — она кивнула головой в сторону люльки, что стояла у стены. – Я всегда говорила тебе об этом, — добавила она спокойно.

-Он придет сегодня к нам в гости? – спросила Наташа.

-Послушайте, что он пишет…

-Нет, милый, ты создаешь столько шума, дай мне письмо, я сама прочитаю.

Томский отдал жене письмо и в нервном возбуждении выбежал из комнаты. Лиза вытащила из конверта небольшой листок, сложенный пополам и прочла шепотом те несколько строк, что были написаны неровным почерком:

«Милый друг, спешу сообщить, что я жив и здоров. Меня приютила та самая семья, в той самой деревеньке, где мы жили после Ниццы. Ждите нас скоро домой. Обнимаю всех вас, жми руку мсье Ферну. Ваш преданный друг Н.»

Лиза закончила читать в тот самый момента, когда в комнату вновь влетел Павел:

-Ты представляешь, он каким-то чудом вновь оказался у них… Невероятно! Наташенька, Нарумов жив и скоро будет здесь, рядом с Нарумом! Не могу поверить… — и Павел исчез в дверях.

Нарумов сдержал слово и через некоторое время, как-то вечером явился к Томским с дочерью той самой вдовы, у которой они нашли убежище на юге Франции год назад, той самой Софией, которая что-то шептала ему при расставании. Где он был столько времени, что делал, как вновь оказался в той деревушке? На эти и многие другие вопросы я пока и сам не знаю ответов, а как узнаю, обязательно сообщу вам в следующем повествовании.

 

10 сентября 2023