Лица:
- Элеонора Эдуардовна, – «молодая» пенсионерка, активная в прошлом веке.
- Тамара, её племянница.
- Николай. Жених.
- Елена Сергеевна. Мама жениха.
- Константин. Друг Николая.
Картина первая.
( квартира Константина. К нему только что пришёл его друг Николай)
Костя. Я только поставил чайник; родственница, приездом из Америки, подкинула цейлонского чая.
Николай. Я покупаю цейлонский прямо за углом своего дома.
Костя. Ты не понимаешь. Это тот настоящий чай, который было не просто купить при СССР, когда с островом торговало государство, а не теперешние жулики, скупающие по дешёвке дерьмо. Вот попробуешь. Я сегодня уже завариваю восьмой раз – и всё не напьюсь. А ты же, ещё более утончённый ценитель.
Николай. Ничего не хочу. Если бы смерть приносила удовольствие, я бы с удовольствием умер. Сил моих больше нет. Каюсь, отказался от командировки, её же, пожалел. Как её одну оставить с больным сердцем. А она меня извела. И себя доводит до валерьянки, до скорой помощи. Одно своё, без конца: «женись и женись». Поверишь ли, и её жалко: одна меня подняла. Но хоть домой не приходи! Я уже сам нервный стал, ору на бригаду. Срываюсь.
А она не понимает, что я уже насмотрелся – ведь все одноклассники женились и развелись. Ты развёлся. Это же, почти закон. А я тем более не переношу дрязг. Зачем мне это, наученному на наглядных ошибках?
Костя. Да, тяжки твои дела! Слушай, а ведь действительно все наши развелись. Ну, мы хоть без детей, а остальные… Но, насколько знаю: никто разводом не опечален. Я, вообще, был рад. Не понимаю: сначала весело жили, не расписываясь, и как только расписались, что-то началось. А зачем напрягать друг друга? Что-то предъявлять. Не современно!
Николай. Маман не понимает, маман изо всех сил требует внуков!
Костя. Колян, ну для чего столько печали в пятницу, когда нас ждёт ночной
монастырь с монашками! Кстати, честные отношения возможны только со шлюхами. Ни тебе предъяв, ни обязательств. Сплошное откровение. Экстракт момента!
Николай. Надоел этот экстракт. Одно и то же. Домой всё равно не хочу. Я холост, но меня уже тошнит от женитьбы. Что делать?
Костя. Тут только одно есть средство.
Николай. Разве такое есть. Какое?
Костя. Разумеется, жениться. Не смотри так на меня. Один-то раз жениться всё-таки надо. Необходимо.
Николай. В чём необходимость?
Костя. Маман утихомирится. Мои предки также склоняли меня к браку. Но потом отец, поглядев на наши отношения, сказал – разводись! Зато на свободу – с чистой совестью! Один-то раз женись, будь мужиком. На крайний случай, у тебя потом будет твёрдый аргумент безбрачия.
Николай. Чего-то боязно. (подражая «Женитьбе») Этак, как подумаешь, бывало: кругом жена, дети, заботы – так и передумаешь.
Костя. Не бойся, ничего страшного, я дважды женат. Тебе говорил уже про второй случай. Зато потом, такая свобода. И неприкосновенность со стороны родителей. Лавируй, наконец! Играй обстоятельствами! То есть, прикидывайся ищущим хомут на ответственную шею.
Николай. Ну, и словечки у тебя!
Костя. Лицемерие – залог свободы! В твоём случае – единственный. Потом, строго говоря, тебе не хватает семейных ощущений. Вот я, как представлю эти ощущения – так мне хорошо!
Николай. Мне и без них хорошо.
Картина вторая.
(довольно большая комната; Элеонора Эдуардовна раскладывает на столике карты. Тамара в коротком халатике лежит на диване, разглядывая журнал мод.)
Элеонора Эдуардовна. Ничего не падает! Хоть убейся! Четвёртый день, как купила новые карты – и не выпало ни одного мужика! (со злостью швыряет карты на стол) Что за карты! Надо купить другие. Ведь странно: пока был жив Иван Андреевич, мужчины прямо вились вокруг, а как помер – всех словно ветром сдуло, как мух… не замечают! Казалось бы: вышла на пенсию, овдовела – полная свобода, живи и радуйся, а – нет ничего! А ведь прямо липли к телу! Скажи, что мне надо: похудеть или поправиться?
Тамара. Успокоиться!
Элеонора. И ты туда же!
Тамара. Туда же, это куда?
Элеонора. Ты заодно с картами. Нет, чтобы поддержать женщину в возрасте отчаяния, а ты…
Тамара. Но ты же родилась красавицей, а у красавиц, любой возраст – возраст отчаяния: они боятся старения с одиннадцати лет.
Элеонора Эдуардовна. Конечно, легко смеяться в твои годы. А ведь ты тоже давно не выходила замуж; смотри – потеряешь сноровку! Это как на пианино играть, если постоянно не перебирать клавиши. Ты уже ни с кем не кокетничаешь, а это не по-женски. Смотри, разучишься соблазнять, потом пожалеешь. Нельзя расслабляться ни на мгновение. Нельзя позволять мужикам терять миф любви. А ты теряешь сноровку.
Тамара. Какая сноровка? Красивая женщина должна только снисходить!
Элеонора Эдуардовна. Последний раз ты снизошла к Анатолию: красавец, воспитан, при деле, а чего снизошла от него так быстро?
Тамара. А, Анатолий. Нет, он невыносим в постели!
Элеонора Эдуардовна. (крайне заинтересованно) Как это: храпит?
Тамара. Нет, спит тихо, как постороннее бревно.
Элеонора Эдуардовна. Только и всего! Хотя, конечно, мало смысла, если бревно. Нет, если бревно, то конечно…, но ведь всё-таки заметный мужик. Но если бревно…
Тамара. Разве этого мало? Прикоснёшься – орёт в ужасе. Соседи вздрагивают. Спишь, как идёшь по минному полю. Всю ночь вздрагиваешь.
Элеонора. Разве с этим ничего нельзя сделать? Ведь солидный мужчина, видный.
Тамара. Можно. Спать в разных микрорайонах.
Элеонора Эдуардовна. А с Феликсом почему рассталась?
Тамара. А что с Феликсом, с ним нормально: прожили почти год, а потом так чего-то…рассредоточились.
Элеонора. Где рассредоточились?
Тамара. (лениво) В пространстве.
Элеонора Эдуардовна. А с артистом?
Тамара. Я тоже думала, что он артист, а он – просто клоун.
Элеонора Эдуардовна. Ну, вот и сидишь опять без женихов. Скучно наблюдать. Вот я в твои годы, ох, и повертела этими мужиками. Дрались из-за меня непрерывно, по двое-трое сходило с ума. Один застрелился, двое повесились. А сколько, вообще, пропали без вести. Вот, что значит, была красота! Не то, что теперь. Даже в карты никак не падают. Кончились. А ведь ты тоже красивая. Это кому-то надо полкило макияжу, а тебе – только причесаться.
Тамара. Мне достаточно куда-нибудь выйти! Но всё утомительно до скуки. Дай отдохнуть!
Элеонора Эдуардовна. Не дам. К чему и заговорила. Жених скоро придёт.
Тамара. Тетя, что за дела? Я, кажется, не нуждаюсь в помощи свах.
Элеонора Эдуардовна. Не сердись, старая подруга не может женить тридцатишестилетнего ребёнка. Уговорила принять к знакомству. Так что оденься.
Тамара. Ещё чего, сойдёт и так. Я понимаю: будет спектакль?
Элеонора Эдуардовна. Уж, не знаю: с виду-то мужик ничего – умеренный такой, средний. Но особо не заглядывайся – простой работяга. Твоя красота достойна как минимум крупного депутата. Но подыграй на просьбу, ради подруги.
Тамара. То есть, появится тоскливый гость: ни рыба, ни мясо.
Элеонора Эдуардовна. Тебе всё равно ненадолго, а человеку, если что, путёвка в семейную долю. Будет иметь представление. Ну, если соблаговолишь.
Тамара. Что-то не предчувствую восхищений. Что за благотворительность?
Элеонора Эдуардовна. Сын Елены Сергеевны! Хоть уважь. Жизнью ей обязана. Вытащила меня с того света. Да и тебя через неё устроила в ведомство.
Тамара. Понятно, маменькин сынок.
Элеонора Эдуардовна. Скорее наоборот. Но она бьётся, аж, до болезни. Мечтает.
Тамара. О чём мечтать в её годы? До болезни.
Элеонора Эдуардовна. О внуках. О чём ещё. Просила. Вся исстрадалась.
Тамара. Забавно. Но рожать пока тем более не собираюсь.
Элеонора Эдуардовна. И не надо. Дай надежду! Пусть передохнёт. Человек, пока надеется – отдыхает.
Тамара. Интересно, значит, ты отдыхаешь?
Элеонора Эдуардовна. Какой отдых, замучалась я надеяться. Видно, всё, откокетничалась. Не знаешь где старые карты, не найду.
Тамара. А что старые карты?
Элеонора Эдуардовна. Может помягче к женщине, не так упрямы.
Тамара. Новые упрямо объективны.
Элеонора Эдуардовна. Не глумись над тёткой. Лучше скажи, как быть.
Вот если чего-нибудь подтянуть.
Тамара. Куда подтянуть?
Элеонора Эдуардовна. Подбородок, щёки. Да, мало ли, чего. Грудь добавить? Выпучить тело! Пора ведь как-то действовать. Чем-то же надо выходить из забвения. Так что, по-твоему, делать?
Тамара. Витамины пить.
Элеонора Эдуардовна. Они зачем?
Тамара. Ну, для мозга. Нужен ясный ум.
Элеонора. Зачем это мне ум?
Тамара. Чтобы отказаться от лишнего беспокойства.
Элеонора. (с упрёком) Я тебя вырастила! (раскладывает карты) Опять ничего. Одно и тоже. (швыряет карты) Но я им ещё покажу!
Тамара. Картам? За их откровение?
Элеонора. Ну, я ещё покажу себя.
Тамара. Кому?
Элеонора Эдуардовна. Мужикам! Всё! Бросаю вызов! Они ещё будут страдать передо мной на коленях!
Тамара. Страшно представить.
Элеонора Эдуардовна. Ничего, надо пользоваться прогрессом хирургии. Такой шанс обмануть воображение мужиков!
Картина третья.
(звонок; Элеонора Эдуардовна посмотрела на часы и, сказав,: «торопится!», поплелась открывать. Лежавшая Тамара усаживается. Тётя возвращается с Николаем. Тот держит в руках гвоздики и шампанское.)
Николай. Добрый вечер.
Тамара. (не спеша разглядывает) Обычный.
Николай. Для меня, уже нет, согласно видению. Меня, конечно, предупреждали о вашей красоте, но в слабых красках.
Элеонора Эдуардовна. (забирая цветы и шампанское) Дайте плащ, шляпу. Присаживайтесь в кресло.
Николай. Благодарю. (садится) Какое уютное кресло! Я какое ни куплю – не то. Сейчас такое не купишь, все какие-то формальные, без души.
Тамара. (почти не скрывая разочарования) Оно специальное – для женихов.
Николай. Тогда я в теме. Чего скрывать: пришёл с целью познакомиться, с целью… (улыбнулся) Что-то меня заело на этом слове. Ах, да – Николай. Знаю: Тамара и Элеонора Эдуардовна.
Элеонора Эдуардовна. (восхищённо) Надо же, выговорил с первого раза.
Николай. Репетировал. Потом, такое имя приятно произнести.
Тамара. Вы там не договорили, но думаю, ваша цель – жениться.
Николай. (бодро) Да! Непременно! Как вы так сразу догадались? Неужели так отчаянно выгляжу?
Тамара. Так и выглядите, но с какой целью думаете жениться?
Николай. Жениться с целью женится. Что-то вроде, искусство для искусства. Знаете, пора менять ракурсы. Начать жить для чего-то, а не зачем-то.
Тамара. Крутая мысль. Чего же, тянули до тридцати шести, если не ошибаюсь?
Николай. Возможно, из-за серьёзности, я слишком серьёзен, чтобы торопиться. Поспешишь – насмешишь. А я человек особо осмотрительный, скрупулёзный.
Тамара. Даже так. Занятно.
Николай. Только вот что: я не могу беседовать на «вы». Конечно, это во времена Достоевского каждый говорил на своём языке: Дворянин говорил как дворянин, купец – как купец, доктор… и так далее. Сейчас все думают и говорят одинаковыми словами: мы, как бы, не живём своим делом, а так, кем-нибудь прикидываемся. Вот я сталевар. Поэтому долго выкать не могу. У нас в бригаде не повыкаешь. Если человек всё делает правильно, ему ничего не кричишь, молчишь пока, ждёшь, когда накосячит. Но если «накосячит», то уж не на «вы». На « вы» громко не получается. Тут самое хорошее слово, извините, «мудило». (замолчал) Я не слишком разговорился?
Элеонора Эдуардовна. (поспешно) Да, конечно, будем на «ты». Я тоже этого «вы» терпеть не могу.
Николай. Вы тоже знакомы со сталеварением?
Тамара. А сам-то, зачем выкаешь?
Николай. Очевидно, подсознательно стараюсь показаться… перестарался.
Тамара. Всё же, как же так: не думал – не думал, и надумал?
Николай. Много факторов: устал, созрел, одумался. А тут ещё мама…По секрету – самый невыносимый фактор. Прессинг.
Тамара. Всё равно, сомнительно: ты обо мне ничего не знаешь…
Николай. Это не так. Я случайно знаком с твоим бывшим мужем.
Тамара. С каким именно?
Николай. (удивлённо) Пока с Анатолием…. Советует: женись на Тамаре – будешь иметь полное представление о семейной АТМОСФЕРЕ.
Тамара. Он рекомендует?
Николай. Рассказал, будто у тебя такие холодные пальцы, что когда ночью прикасаешься к его телу, его охватывают кошмары и он в ужасе вскакивает.
Такой чувствительный человек.
Тамара. (удивлённо) Холодные? А ты не боишься?
Николай. А я, как раз, сталевар: люблю, когда женщина холодненькая, жара надоела на работе.
Тамара. Я ещё ни разу не выходила замуж по температурному режиму.
Николай. Но уже по этому режиму брала развод.
Тамара. Какие ещё интересуют параметры?
Николай. Вообще-то, я человек интуитивный: например, захожу в магазин: взгляну на вещь, понравилась – беру. Ты мне ещё раньше понравилась, если помнишь вечеринку в кафе.
Тамара. Я тебя не помню.
Николай. Не мудрено: я не столь ослепителен.
Тамара. Но говоришь не как сталевар.
Николай. Я предупреждал: нынче речь не говорит о профессии.
Элеонора Эдуардовна. Пожалуй, пойду на счёт чая, а то вы как-то умно заговорили. (уходит)
Тамара. Я не поняла: ты целишь на брак по расчету? Тогда на что рассчитываешь? Например, сколько желаешь детей?
Николай. Ну, мальчика надо. Надо. Ну и девочку надо. Рассчитываю исключительно на вечную любовь, – зачем себя сразу ограничивать.
Тамара. Отставим иронию. Значит, ты будешь приходить усталый с тяжкой работы, а я – стирай, готовь, воспитывай! Бегай по магазинам, соображай, что приготовить к вечеру, пылесось, наводи порядок и где-нибудь ещё трудись официально? Ты не переборщил?
Николай. Действительно. Чего это я? (задумался) Выходит: я рановато решил жениться. Самому страшно стало. Надо же, придти, чтобы просить тебя о таком ужасе. Неужели вокруг такая невыносимая жизнь? Я и раньше замечал, что все женатые тоскливы, а теперь понял сам. Но вы-то, Тамара, выходили замуж.
Тамара. Здорово тебя тряхнуло, что перешёл на «вы». Выходила, но не до такой же, степени.
Николай. (клятвенным голосом) Нет, я на лёгкую степень не согласен: семья — дело окончательное.
Тамара. Прямо по Чехову.
Николай. Уже по Гоголю. Чувствую – недосозрел.
Тамара. То есть, передумал. И что: я уже не нравлюсь…интуитивно?
Николай. Да, нравишься. Но, что из этого следует?
Тамара. Какой ты, Николай, рассудительный! Прямо философ. Смешной. Редко такого встретишь даже у меня, в ведомстве.
Николай. Но мне и вправду всё представлялось в ином, в более легкомысленном свете. Даже как-то хотелось, а что, думаю, плохого: ну, женюсь.
Тамара. Что ж ты такой неустойчивый в тридцать-то шесть лет?
Николай. Так опыта-то не было. Ведь всё в жизни – опыт. Вот и сталь варить приходят после институтов, прямо профессора, а без меня ничего не выходит. В человеке главное – интуиция.
Тамара. Так, что-то начинаешь хвастаться – это к чему? Или ещё не совсем передумал жениться. Ведь не обязательно на мне, я даже могу дать адрес.
Николай. Мне кажется, что мы продуктивно исчерпали эту печальную тему.
Тамара. Нет, всё-таки, как нынче выразительны сталевары: буду их, если что, иметь в виду.
Николай. Что ж, спасибо за опыт и позвольте откланяться! Мне главное отметиться, что сделал попытку. Хоть временно утихомирить мамулю.
Говорю, чтобы была понятна неизбежность инициативы. Кланяюсь.
Тамара. Валяй. Шампанское забери и цветочки, вдруг понадобятся.
Николай. Думаю, пока обойтись без этого. Думаю, заслужил спокойствие на какое-то время перед мамулей. Замучила! Говорит: «Убить меня хочешь, своим упрямством. Женись!» Уж, прости, за отнятое время. Но был вынужден… Понимаешь, у неё слабое сердце – нельзя мне наглядно противостоять.
(уходит, появляется тётя)
Элеонора Эдуардовна. А где? Если здесь плащ и шляпа.
Тамара. (разводит руками) Хорошо, лето, а то бы оставил пальто. Видишь, какое сильное получил впечатление.
Элеонора Эдуардовна. Не понравился?
Тамара. Не знаю, уж как получилось. Вообще-то, слегка смешной! Но по-своему. Вроде бы мужчина.
Элеонора Эдуардовна. А это, что значит? Уж, не запала ли? Смешной, стало быть, не настоящий? Строит из себя?
Тамара. Отнюдь, нет!
Элеонора Эдуардовна. Так чего не приласкала, зачем всё прекращать сразу. Неинтересно?
Тамара. Не успела. Он на самом деле боится брака. Я же не слепая.
Элеонора Эдуардовна. Жаль. Елена расстроится. Не отблагодарила её.
Тамара. Ну, сделали, что смогли.
Элеонора. Нехорошо, единственная подруга. Ей бедной опасно расстраиваться. У неё сердце.
Картина четвёртая.
(парк культуры или отдыха; тёплое воскресенье; на скамейке, в тени Николай листает газету; мимо томно идёт Тамара; видит Николая, останавливается, наблюдает за ним, наконец, решается подойти. Далее она почти не скрывает насмешку)
Тамара. Здравствуй!
Николай. (он отрывается от газеты; неуверенно) Здравствуй.
Тамара. Можно присесть?
Николай. Буду рад.
Тамара. (садится) А чему рад?
Николай. Дополнительной красоте.
Тамара. А-а, комплимент.
Николай. Но фактический! Основанный на моменте вашей неотразимости. Предупреждаю: у меня нет ни воображения, ни чувства юмора, поэтому вынужден говорить правду.
Тамара. Даже так!
Николай. Стремлюсь к точности.
Тамара. Судя по одиночеству, ещё не женат?
Николай. У меня аналогичное предположение.
Тамара. Разумеется. (на газету) Что пишут?
Николай. Как всегда: ничего. Двадцать две страницы слов, а ничего не написано. Прочитал и как стекла вода: ни следа не осталось.
Тамара. Так и наша жизнь.
Николай. О, что-то ты печальней, чем в прошлый раз? Случилось чего?
Тамара. Что может случиться? С начала лета, только одно событие: твоё сватовство.
Николай. Да, солидный случай! Можно сказать, вершина моих подвигов.
Надеюсь не от того печаль?
Тамара. А что, если от того?
Николай. Я не настолько выгляжу, чтобы смертельно печалить таких красавиц.
Тамара. Так или иначе, но причинил мне одну неприятность.
Николай. Неприятность? Прости ради Бога! Но в чём она?
Тамара. Заставил меня задуматься.
Николай. Я? Зачем? Сам не задумываюсь и других не поощряю: думать в наше время глупо.
Тамара. Как это глупо?
Николай. Потому что, если мы задумаемся, мы не сможем жить. Мы не сможем есть эти фальшивые продукты с пальмовым маслом, мы не сможем ими кормить детей, мы не сможем верить этим губернаторам.
Тамара. Угомонись! Куда тебя понесло! Я о другом.
Николай. О чём?
Тамара. О том, что жизнь проходит впустую. Вот ты сидишь на лавочке и просидишь еще тридцать лет. А смысл?
Николай. Смысл? Так уж и нужен смысл?
Тамара. Я же говорю – задумалась.
Николай. Сочувствую.
Тамара. Ещё год, два, три, и я не смогу стать матерью: не рожу ни мальчика, ни девочку. Ни, тем более, двоих.
Николай. (помолчав) Я не уверен, что могу тебе в этом помочь.
Тамара. Конечно, не можешь. Вот если бы хотел…
Николай. Подожди, подожди. Или у меня что-то с головой: кажется, чего-то недоулавливаю. Почему именно я в таких увлекательных темах?
Тамара. Потому что, ты уже как родственник.
Николай. Ещё больше ничего не понимаю.
Тамара. Потому что с мая месяца у меня перед глазами твои плащ и шляпа.
Николай. Боже, а я никак не мог вспомнить, где их потерял. Ну, шляпу не жалко, я её привлёк специально, по интуиции. Как бы усилить образ солидностью.
Тамара. Да, ты – режиссёр.
Николай. Есть немного. Поступал в театральный, но там слишком много суеты. Передумал. А зачем ты вдруг решила размножаться в такое наше время?
Тамара. Похоже, включился инстинкт.
Николай. Не понимаю.
Тамара. Не подозревала, что ты такой тупица.
Николай. То есть я настолько тупой? Мир полон загадок.
Тамара. Определённо, тупой.
Николай. Тогда, всё в порядке. Я так и мечтал быть тупым.
Тамара. Уверен, что всё в порядке, так мечтать?
Николай. Если всё так, как я думаю…
Тамара. И что же ты думаешь?
Николай. Если я тупой, значит, жизнь шире, и у меня ещё есть неизведанные моменты. Тупость – это сдержанная реакция на неисчерпаемость бытия. Своего рода экономное отношение к действительности.
Тамара. Ты странный тип. Я бы сказала – странный сталевар. Кстати, почему сталевар? Можешь ли объяснить.
Николай. Могу. Но что мне даст это объяснение?
Тамара. Плащ. Он пока ещё в заложниках, а скоро осень. Так что, не выделывайся – объясняй.
Николай. Да, надо внимательней уходить от женщин. Ну, раз так влип.
Тамара. Влип, влип.
Николай. Объясняю. Стал сталеваром из-за бабушки. До чего вкусный она пекла хлеб. А кральки! А я всегда спрашивал: «Баб, когда кральки?» А она отвечала: «Ну, если сегодня получатся». Говорила, что если за дело не переживать хоть минуту, выйдет что-то бездушное. Также она варила борщ.
Поэтому я стал варить сталь. Я поражён верностью её слов – если за дело не переживать хоть минуту, выйдет так себе. Почти мистика, даже пробовал, то есть, всё делал по инструкции, и градиенты точно до грамма, а выходит, что-то, мягко говоря, среднее. А вот если, чувствовать пламя, шум печи, настроение помощников, погоду… И следить не дыша… Мою сталь используют отдельно, на самые эксклюзивные нужды страны. И всякий раз не знаешь, как получится!
Тамара. Понятно – интуиция!
Николай. Примерно. Ко всему, для того, чтобы человеку быть уверенным в себе, необходимо иметь свою крепость, то есть, дело. Я сталевар, и прочее меня не колышет! А будь я, к примеру, режиссёром, путался бы в бесконечном вихре проблем. Какая уж, тут уверенность ощущений. Боже, упаси!
Тамара. То есть, ты умный жук.
Николай. Вроде того.
Тамара. Тогда мне надо подумать!
Николай. Опять подумать, что за манеры! О чём?
Тамара. О том, стоит ли с тобой заводить детей?
Николай. Ты решила довести меня до умственной инвалидности? Каких детей?
Тамара. Ну, таких маленьких, с милыми ротиками, глазками.
Николай. Я заблуждался, меня тянуло к красивым, потому что считал их умственно более независимыми от социальных шаблонов. (смеясь) Что тебя заставило поглупеть?
Тамара. ( печально) Тоска, мой друг, тоска. Тоска – особое понимание, пусть и внезапное. Похоже, ты ещё не дошёл до такой печали. Ты легкомысленный, как моя тётя… Представляешь, она ещё смертельно горюет о собственных женихах! В пятьдесят семь! Мне кажется, я тоже жила телом. Под её руководством.
Николай. Если бы я знал, что ты ко мне подойдёшь, я бы не стал читать газету. Ты взвалила на меня жизнь.
Тамара. Понимаю: ты ещё весь в иронии. Будь здоров. (поднимается со скамьи) Да, когда заберёшь плащ?
Николай. Когда-нибудь, ещё не осень.
Тамара. Похоже на метафору. (делает шаг)
Николай. (вслед) А всё-таки, как ты красива!
Тамара. (остановилась) Что же всех вас тянет к красивым?
Николай. Это просто. Красота освобождает от лишнего!
Тамара. Как это?
Николай. Вносит в жизнь облегчающий элемент абстракции: как бы уже не думается о прочих унылых вещах. Освобождает!
Тамара. Какое интересное мнение сталевара! Значит, красота — это свобода от прочего?
Николай. Ты умница, именно так.
Тамара. Выходит, глубокие натуры – эти сталевары. Хорошо ещё, если не все, а то страшно представить на каком я уровне.
Николай. Ты на уровне красоты. Цени своё изящество. Зачем чего-то ещё!
Тамара. Спасибо за инструкцию, но ценить должны другие. Например, не чувствую, что ты ценишь.
Николай. Ценю. Но не люблю толпы. Это суетливость.
Тамара. Прощаю подлый намёк.
Николай. Извини, но ведь очевидно, что я имею в виду обилие поклонников. Ты же красива!
Тамара. Ладно, успокоил. (уходит)
Николай. (разворачивает газету) Не помню, где читал. И о чём? Всё-таки, женщина перебивает любую мысль. Впрочем, можно ли, вообще, в газете напечатать мысль, которая бы стоила такой женщины. О чём это я?
Картина пятая.
(Николай удобно лежит на диване с книгой в руках; в кресле что-то вяжет Елена Сергеевна)
Елена Сергеевна. (жалобным тоном) Ну, чего ты лежишь?
Николай. Воскресенье!
Елена Сергеевна. Тем более воскресенье, когда на улицах столько много женщин!
Николай. И?
Елена Сергеевна. Самое время искать себе жену!
Николай. На улице? А как мне оповестить народ о своих намерениях?
Елена Сергеевна. Приставать к одиноким!
Николай. А схлопочу по профилю? Мне не семнадцать для такого способа.
Елена Сергеевна. Но ведь, это же не смертельно, да и в процентном соотношении… Будь оптимистом.
Николай. Мамуль, ну не западают на меня красотки.
Елена Сергеевна. Вот, значит в чём дело – красоток ему подавай. Твой максимум – терпимые внешне! Вот были же у тебя подруги: вот помню Настя.
Николай. Подцепила негра, смоталась в Африку.
Елена Сергеевна. Ирина?
Николай. Родила. Интересовался – не от меня.
Елена Сергеевна. А Даша?
Николай. Эта, вообще, уже нашла седьмого мужа. Куда мне.
Елена Сергеевна. Чувствую, ты не сильно вмешиваешься в процесс. Не борешься. Хочешь, чтобы я умерла даром? Безвнучной ?
Николай. Чем тебе не нравится твоя жизнь? Если бы я был на пенсии, я бы ничем не морочил себе голову.
Елена Сергеевна. Он бы не морочил! Убийца!
Николай. Мама, это уже слишком. Что за убийца?
Елена Сергеевна. Каждые девять месяцев из-за тебя не рождается один человеческий внук. Каждые девять месяцев ты убиваешь ребенка!
Николай. Мама, успокойся, это шизофрения. Как мне завтра работать с этим, командовать процессом.
Елена Сергеевна. Эгоист. Почему не стал ухаживать за Тамарой? Сбежал!
Всё знаю при помощи Элеоноры. Стыд. Смылся, говорит, через три минуты.
Николай. Что значит, сбежал! Я предлагал ей вместе родить даже двух ребёнков: мальчика и девочку!
Елена Сергеевна. Я разберусь, если, правда! Значит, это она ерепенится?
Николай. А чего ей на меня радоваться, сама считаешь – не красавец.
Елена Сергеевна. Красота не главное, главное воля к победе! Придётся взяться самой!
Николай. Звучит, как что-то страшное. Очевидно, шизофрения – непобедимая штука.
Картина шестая.
( Тамара одна дома; звякнул дверной звонок; она идёт открывать; впускает Николая, у него в руках, шампанское и гвоздики)
Тамара. Ты?
Николай. Позволь войти.
Тамара. Входи, но шампанское есть от прежнего визита. Гвоздики, правда, повяли. Пришлось выкинуть. Ну, озвучь цель визита. Чем вызвана его необходимость? С реквизитом.
Николай. Моей мамой. Тише, не смейся: она за дверью!
Тамара. Понимаю, конвой! Проходи, располагайся в кресле. Не стоять же.
Николай. Спасибо. Ты классная женщина.
Тамара. Разумеется.
Николай. Она считает, что я должен тебя добиваться. То есть проявить тупое упорство. Говорит, что именно так её вынудил жениться мой покойный родитель. Фирменный стиль.
Тамара. А почему именно я?
Николай. Сдуру проговорился, что ты нравишься. Ну, как-то рассеянно ляпнул, ничего не имея в виду. А она вздыбилась порывом борьбы. Я немного, если позволишь, побуду у тебя. Она уйдёт. Не смейся, услышит. Итак, житья нет. Сколько валерьянки пьёт демонстративно! По три пузырька! А я, всё-таки, её берегу – у меня больше никого.
Тамара. А я уж, подумала – любовь, увидев тебя с цветочками. Кстати, мне нравятся розы вишнёвых оттенков.
Николай. Учту при необходимости.
Тамара. А ты точно не хочешь на мне жениться?
Николай. Ты приятная дама.
Тамара. Ты не ответил на конкретный вопрос.
Николай. Допустим. И что из этого следует?
Тамара. Ты не ответил.
Николай. Конечно, хотелось бы иметь такую ослепительную жену.
Тамара. Ты не ответил на строгий вопрос.
Николай. Так сразу?
Тамара. Хорошо, посиди, подумай. Я подожду твёрдого ответа.
Николай. Не понимаю – зачем?
Тамара. Хочу знать. Любопытно.
Николай. А-а, тогда хочу.
Тамара. Ну, и жук! А женись!
Николай. Хорошо. Но к чему спешить, надо попривыкнуть к мысли.
Тамара. Сколько тебе надо минут, чтобы привыкнуть, как ты говоришь, к мысли?
Николай. Господи, напугала! Еле-еле понял, что смеёшься!
Тамара. Прости, но как не захохотать! Мама привела…. Нет, не могу: дай посмеяться. (смеётся)
Николай. Мне сколько подождать?
Тамара. (строго) Пока смеюсь. Пообедаешь со мной? Тётя в санатории, мечтает омолодить тело, с целью очаровать полоумных ровесников, а я не люблю обедать одна. Видишь ли, я стараюсь приготовить вкусно. Что-то похожее на твоё сталеварение. Изощряюсь. В молочном возрасте с удовольствием прошла курсы поваров. Но общую кухню презираю. Ценю эксклюзив.
Николай. Достаточно слов. У меня уже взрыв аппетита.
Тамара. Сейчас всё принесу. Располагайся к столу.
Николай. Располагаюсь и предчувствую!
(Тамара приносит с кухни огромный поднос: сидят за столом)
Николай. Вкуснятина. Но что это?
Тамара. Ещё не придумала, как назвать.
Николай. Как такое получается?
Тамара. Для меня все специи – ноты. Я композитор.
Николай. Скажи: сожителей кормила также вкусно?
Тамара. Нет. Тётя говорила: Ни в коем случае, ни корми мужика вкусно – потом не отвяжешься. Она считала, что мужчина – это временно. Всё играла. Вот и доигралась до бездетности. Я вместо дочери. Была красавицей, но быстро одрябла. Трагедия, одним словом. Ты кушай. В следующий раз сотворю десерт. Сама замираю от сладости.
Николай. В следующий раз? Это ловушка?
Тамара. Шучу, не бледней так сразу!
Николай. На самом деле, я восхищен. Вкусно! Я бы назвал это открытием. Чтобы создать такое блюдо, надо многое, кое-что иметь внутри.
Тамара. Ну, заглядывай как-нибудь. Не понимаю, но ты как-то меня веселишь, просто присутствием. Ты редкость.
Николай. Безусловно, редкость. Кого ещё мама приводит на свидание в тридцать шесть лет! Господь бы не придумал ничего смешнее. Или позорнее?
Тамара. Ну, что ты так, я же понимаю: бережёшь маму. Ты весёлый.
Николай. Сталевары все такие. У меня целая бригада – и все весёлые. Уж, такая смешная работа. Всё хохочем. Больше всего устаём хохотать.
Картина седьмая
( Николай вернулся с работы, он устал, прилёг на диван)
Елена Сергеевна. Почему ты молчишь?
Николай. Странный вопрос. Я пришёл с работы. Устал. Между прочим, варил сталь. Дай полежать спокойно.
Елена Сергеевна. Не дам! Ты не отчитался за вчерашнее! Как у тебя с Тамарой?
Николай. Ну, привыкаем друг к другу.
Елена Сергеевна. Привыкает он! К красавице, к умнице…
Николай. К спортсменке, к …
Елена Сергеевна. Не перебивай мать!
Николай. Мам, уймись.
Елена Сергеевна. Мама, умри. (плачет)
Николай. Нет. Так я умру первый! Ну, не дави!
Елена Сергеевна. (мгновенно перестав плакать, хладнокровно) Хорошо.
Но освети, что пока не так? Обмозгуем!
Николай. Ей не понравились гвоздики.
Елена Сергеевна. Мои любимые!
Николай. (злорадно) Видишь, не тот случай.
Елена Сергеевна. Выведай: что нравится, что – нет.
Николай. Выведал. Ей не нравлюсь я.
Елена Сергеевна. Это для нас нормально: твой отец тоже с этого начинал.
Но добился меня настойчивостью. Покорил! Так что мы на правильном пути.
(Николай отворачивается к стене) Ну, отдохни. Мы уже не отступим!
Сейчас доварю суп. Ей не нравятся гвоздики! Ну, ничего! Это уже что-то!
Ориентир! Я бы даже сказала – это зацепка.
Картина восьмая.
(Тамара открывает дверь на звонок: перед ней Николай. В руках у него красные розы)
Тамара. (с восхищением) Это мне?!
Николай. (понуро) Кому же ещё.
Тамара. ( впуская гостя) Как ты ко времени – я испекла торт! Мама чуть ниже на лестнице?
Николай. Ну.
Тамара. (смеясь) Проходи. Занимай позицию. Всё-таки жизнь – весёлое дело.
Николай. Кому как.
Тамара. Нет, всё проще – как ты к жизни, так и она к тебе.
Николай. Неужели?
Тамара. Но это надо только понять. И долго она будет тебя приводить?
Николай. Уж, прости. Смешно. Стыдно. Но я что-нибудь придумаю.
Тамара. Не переживай. Это меня только веселит… Меня, вообще, не тяготит наше общение. А тебя?
Николай. Я же говорил: ты приятна.
Тамара. О, я такое не запоминаю – надо повторять и повторять.
Николай. Надеюсь завершить процесс.
Тамара. Даже так? Ты решительный мужчина. И чем придумал завершить?
Николай. Сегодня ты так заразительно смеёшься.
Тамара. Так, по ситуации.
Николай. Намечается командировка в Африку. Скорее всего, выпрошусь я.
Тамара. Хочешь сбежать наверняка. Не ожидала, что пугаю настолько. Что за законы физики: чем к мужику безразличней, тем он к тебе горячей. И наоборот. Ладно – торт!
Николай. А где твоя незатухающая тётя?
Тамара. Моя, именно, незатухающая тётя, на переделке тела.
Николай. Чрезвычайно интересно.
Тамара. Ещё бы! Она попыталась сделать неотразимой грудь. Теперь эта грудь распространяется по всему телу. Пытаются её вернуть на место. Тётя в ужасе. Нельзя быть старой красоткой. У Господа вкус! Вот и мне надо успеть выйти замуж в эстетические сроки.
Николай. Мне, кажется, если ты не будешь стараться сделать себя ещё красивей, то останешься привлекательней всегда.
Тамара. Это ты компенсируешь Африку?
Николай. Ну, причём здесь я.
Тамара. Действительно, чего это я. Несу торт. Нет, сначала мой гуляш на парах лимона.
Николай. Хорошо. Неси прикорм!
Тамара. А что? Это идея! Вот приучу к исключительной пище – и никуда не денешься! Будешь хотя бы приходить по воскресеньям, пожизненно.
Николай. Представляю, как тебе надоем! Страшно вообразить.
Тамара. Всего-то ты боишься. Трус!
Николай. Ну, трус. У меня вообще, только один пример чрезвычайной храбрости – мой покойный сосед. Весь дом плакал на его похоронах.
Тамара. А в чём была храбрость?
Николай. В чувстве юмора. Я звал его Сократом. У него было такая страшнючеликая жена, что если посмотреть на неё дольше минуты, можно испортить жизнь. Он обычно рассказывал про обыкновенные вещи, как проснулся, поел, пошёл на работу, но все умирали от смеха. Примерно так: «Вот, сегодня опять рассвело. Всё видно. Она лежит. Всё кверху. Посмотрел – нет, на работу!» Нечеловеческая храбрость.
Тамара. А ты трус.
Николай. Выходит. Впрочем, меня устраивает моя жизнь. Нет
никакой логики её менять.
Тамара. Логика, тоже понятие диалектическое.
Николай. Ты хоть не нагнетай.
Тамара. Да, ладно, расслабься. Впрочем, я ещё не решила, что с тобой делать.
Николай. У тебя возник такой вопрос?
Тамара. Это пугает доблестного сталевара? Ох, и трус!
Картина девятая.
( понедельник, вечер, Николай читает в кресле)
Елена Сергеевна. (деловито) Ну, и как наши дела? Как ей розы?
Николай. Они её привлекают намного больше, чем я.
Елена Сергеевна. Это хорошо.
Николай. Имеешь в виду, что это как анестезия на моё присутствие?
Елена Сергеевна. Сердце женщины – качели. Если качнулись в одну сторону, рано или поздно, качнутся в другую.
Николай. (подыгрывая деловитости) Тогда, всё нормально. Продолжаем полёт.
Елена Сергеевна. Ну, тебе-то она нравится?
Николай. Это не обязательно для женитьбы. Тут те же качели. Она хороша, значит, может понравиться потом. Куда спешить.
Елена Сергеевна. (насторожилась) Что-то ты больно весело разговариваешь?
Николай. Так чем я должен печалиться? Нечем.
Елена Сергеевна. (успокаиваясь) Допустим. Но тебе пора переходить на другой культурный уровень. Ты должен пригласить её в театр, лучше в оперу. Я достану билеты.
Николай. Почему в оперу?
Елена Сергеевна. Ну, чтобы она подумала, что ты вообще!
Николай. Вообще?
Елена Сергеевна. Так в своё время сделал твой папаша. Хотя сам оперу посетил впервые.
Николай. Мы идём по его шаблону?
Елена Сергеевна. Проверено на себе!
Николай. Что ж, представление продолжается. Значит, говоришь – в оперу!
А вдруг, она любит футбол?
Елена Сергеевна. Это всё равно – опера, это опера!
Николай. Это там, где длинно поют. Растягивают на километр каждое слово.
Елена Сергеевна. Не прикидывайся. Ты же, обожаешь Моцарта.
Николай. Только не понимаю: зачем его божественную музыку портить неуместным пением.
Елена Сергеевна. Ничего, потерпишь. Моцарт же как-то терпел, что там поют.
Картина десятая.
(Тамара одна)
Тамара. В это время мама его приводила к двери. Кажется, пропадает воскресный пирог. Зря старалась. Интересный вопрос, а чего я стараюсь? Обычный мужик средней неприглядности. Что в нём такого? Вроде бы ничего. Но постепенно что-то проступает. Ни в ком ничего не проступало. Неужели жду, прошёл целый час против обычного. (звонок; оживилась, сдерживая себя подошла к двери, открыла. Он с розами в руках)
Опаздываешь, пирог остыл. Мама?
Николай. Ниже!
Тамара. Уж, подумала – без мамы. Ждала, что появишься как обычно. Не хотел идти? Упирался?
Николай. Мама сегодня не может быстро передвигаться, хромает. Но она не сдаст. У неё теперь новый план. Говорит, что я должен пригласить тебя в оперу, пугает достать билеты.
Тамара. Почему в оперу?
Николай. Для большего впечатления. Уже думаю, что под её руководством я тебя покорю.
Тамара. Даже чувствую неизбежность этого. А сейчас придётся кушать холодный пирог. Мог бы и сам прийти раньше.
Николай. Как-то, обратил внимание, что в воскресенье бываю только у тебя.
Друзья в недоумении. Тебе, думаю, уже не смешно.
Тамара. Мне? А ты знаешь, сегодня подумала, что до встречи с тобой я была легкомысленной. Тётино воспитание. Родители разбились, когда мне было семь.
Николай. Я тоже до встречи с тобой не страдал серьёзностью. Кстати, где твоя пламенная тётя?
Тамара. Тут ужас. После неудачи с грудью, не хотела жить. Еле уговорила остаться на этом свете. Но когда она передумала умирать, то сразу решила, не теряя времени, омолодить лицо. И я не смогла её отговорить! В страхе жду, что будет. Ведь нормальное, приличное было лицо для её возраста. Готовится к процедуре. Помешалась на желании нравиться. И кому уже?
Николай. Она помешалась на одном желании, маман – на другом. Ведь боюсь, чокнется на нервной почве.
Тамара. Покорно приходишь из-за этого страха? Томишься.
Николай. Забыла, что ты красавица? Прекрасное не утомляет. Терпеть приходится, в основном, тебе.
Тамара. Когда ты не появился ко времени, я расстроилась. Как-то стало пусто. Как-то так. А что у тебя с Африкой?
Николай. Пока вопрос.
Тамара. А хочется туда?
Николай. Это тоже вопрос, но внутренний, внутри меня. Знаешь, я, пожалуй, вернусь, посажу маму в такси. Чувствую: сидит у подъезда на лавочке, караулит. И никакого средства против маразма!
Тамара. Есть. Жизнь. Если просто жить. Это простое дело, весёлое.
Николай. Надо попробовать. А пока кланяюсь.
Тамара. Ладно, кланяйся, не тяни. Какой-то ты сегодня печальный.
Николай. Как-то ты сказала, что я ещё не дошёл до своей печали. Предопределила.
Тамара. Сочувствую. Чего ещё я могу.
Николай. Не надо. Сочувствие утомляет обоих. Отвезу маму, она плохо себя чувствует.
Тамара. И не вернёшься?
Николай. (замер поражённый) Зачем уже?
Тамара. Шучу. (Николай уходит)
Тамара. (держит в руках розы, глядит, любуясь) Зачем приходил? А всё-таки, лучше, что пришёл. (нежно нюхает букет)
Картина одиннадцатая.
(Николай в гостях у Кости)
Костя. Ты долго не заходил. Заглянул к тебе, но твоя маман замахала на меня руками. Чему я мешал?
Николай. Её планам меня женить.
Костя. Ты поэтому так изменился в сторону печали?
Николай. Ещё не поэтому. Мамы не стало. Инсульт.
Костя. Соболезную. Понимаю.
Николай. Больше некому меня беспокоить. Пустота! Не вернёшь.
Костя. Печально. Но теперь можно не жениться.
Николай. Можно.
Костя. Как ты это сказал чрезвычайно тоскливо. Где логика?
Николай. Смешно сказать, но я, кажется, привязался к женщине, с которой она меня вынудила познакомиться. Нет, я больше к ней ни разу не заходил.
Но что-то такое чувствую, не знаю что.
Костя. Так, надо срочно посетить ночной клуб!
Николай. А ты не замечаешь, Что нам скоро сорок?
Костя. В наше время это не имеет значения.
Николай. А что имеет?
Костя. Практически, ничего. Свобода, жизни.
Николай. То есть, бессмыслица.
Костя. Однако, как тебя развернуло. Ещё сдуру женишься.
Николай. Сам советовал один-то раз жениться.
Костя. Теперь-то зачем? В такое тяжёлое время.
Николай. Матери обещал. Дал слово.
Костя. Но, хотя бы, не торопись.
Картина двенадцатая.
(прошло два месяца; Тамара одна; звонок)
Тамара. Кто может быть? По длине сигнала – он. После двух месяцев непоявления! А-а, плащ – ведь осень. Ладно, открою.
открывает. ( Он. Красные розы) Входи.
Николай. (входит, подаёт цветы, тихо) Здравствуй!
Тамара. Привет. Думала: укатил в Африку.
Николай. Африка подождёт.
Тамара. За плащом и шляпой?
Николай. Нет, сегодня тепло и сухо.
Тамара. С мамой?
Николай. Один.
Тамара. (с наигранностью) Самостоятельно! Удивлена. А что, мама отпустила тебя одного? Рискнула!
Николай. Отпустила.
Тамара. Доверяет?
Николай. (тихо) Был инсульт. Не спасли.
Тамара. (протягивает к нему руки) Прости! Когда случилось?
Николай. Месяц назад.
Тамара. Не пришёл! Как так? Не сообщил! Такое горе.
Николай. Ну…
Тамара. (тихо) Присаживайся, посидим, помянем. Она иногда приходила к тёте. (усаживает Николая к столу)
Николай. А где твоя отреставрированная тётя?
Тамара. С тётей кошмар. Она, всё-таки, подтянула лицо. И всё бы ничего, но натянутая кожа мешала ей говорить. Без чего она, естественно, жить не могла. Лицо пришлось переделывать, но когда после процедур, ей показали зеркало, она потеряла сознание. Теперь лицо будут переделывать снова, но пока не могут сообразить, как. Лежит в клинике. Одна радость, что теперь лежит за их счёт.
Николай. Классика. Красота требует жертв…. от некрасивых.
Тамара. Если бы хоть красота. Дурость требует жертв! Я накрою на стол. Как-то неудобно поминать шампанским. Но есть коньяк. Представляешь, она его предусмотрительно купила, в надежде, что заглянет друг покойного Ивана Андреевича. Не заглянул. Даже не пришёл за своей гитарой. Мужчины любили помузицировать.
Николай. Я после того, как разбил свою гитару о голову одного гада, не брал в руки. Словно не хотел изменять инструменту, как подруге.
Тамара. Так зачем использовал подругу не по назначению?
Николай. Гитара – лучшее средство против ножа.
Тамара. Потом жалел?
Николай. Конечно. А в первый раз она спасла меня от голода. Это было в Крыму. Не заметил, как вынули бумажник. Пришлось устроить шоу.
Импровизировал. По желанию публики, почти моментально сочинял песенки на всякие заданные темы.
Тамара. Хвастун! Хотя, стоп! Сейчас проверю. Принесу инструмент. Сейчас! Только не сбеги!
Николай. Жду.
( Тамара возвращается, подаёт гитару, Николай любовно гладит корпус)
Тамара. Итак, маэстро. А вот близкая тебе тема – Африка.
Николай. Секунду. (задумался, перебирая струны) Хорошо:
Мы живём почти для смеха,
Возле глупости своей.
Если в Африку уехать,
Сердцу станет веселей.
Там совсем другие звери,
Тёмен кожею народ.
Кто не полностью уверен,
Энта жизнь не подойдёт.
Человек – кому он нужен?
Выйдешь: Африка кругом.
Но и там бывает хуже,
Чем у нас, в раю родном.
Тамара. Ну, про Африку, ты мог придумать давно. Усложним задачу. Шпарь ещё про Африку, но в другом ритме.
Николай. Секунду! (задумался)
Если вас мытарят графики,
Жизнь колючее ежа.
Уносите ноги в Африку,
Больше некуда бежать.
Люди там похожи кожею,
День ли – женщина черна.
Всё равно творенье Божие.
Даже издали видна.
И никто не кочевряжится,
Будь ты в профиль хоть какой.
Потому там всё уляжется.
Всё пойдёт само собой.
Человек, как вещь ненужная,
Хоть и Африка кругом.
Но, однако, жить не хуже там.
Не жалея ни о ком,
Проще, чем в краю родном.
Тамара. (вдруг порывисто его расцеловала) Прости за хвастуна. Ты умничка.
Какой же ты гений!
Николай. (спокойно) Средний.
Тамара. Мой средний гений! (целует его ещё)
Николай. Выходит, гитара спасает в третий раз. Меня ещё никто, так сладко не целовал.
Тамара. А ты точно не уедешь в Африку?
Николай. Ну, кто меня там так поцелует?
Тамара. Ну, если только возьмёшь меня с собой.
Николай. Нет, сначала помоги мне здесь выполнить наказ матери – родить внука.
Тамара. Можешь распоряжаться моим телом по своему усмотрению.
Николай. Распоряжусь. Но неужели всё было так просто.
Тамара. Жизнь, вообще, простое дело, весёлое. Если не считать смерть. Помянем твою маму.
Николай. Помянем.
Тамара. Мне Елена Сергеевна всегда казалась мудрее тёти. Сколько раз отговаривала её от амурных порывов в сомнительных вариантах.
( Тамара, ставит бокалы, предлагает Николаю разлить коньяк, внезапно появляется тётя; кожа на её лице натянута, как на барабан)
Тамара. Тётя!
Николай. Элеонора Эдуардовна!
Элеонора Эдуардовна. Что, узнаёте?
Николай. Однако, вы страшно помолодели. Я бы совершенно не узнал вас на улице.
Элеонора Эдуардовна. А Тамара сомневалась, что получится. Вот ещё обещали убрать живот. Есть ещё перспективы! (замечает коньяк)
Вы решили пьянствовать?
Тамара. Мы решили помянуть Елену Сергеевну. Инсульт.
Элеонора Эдуардовна. (поражена, испуганно) Инсульт! (пауза, потом чуть спокойней, рассудительно) Но она была старше. Я же её моложе!
Тамара. Да, да, тётя, ты успокойся, ты моложе. Особенно теперь. Помяни с нами. (Наливает ей немного коньяка; все выпивают алкоголь)
Элеонора Эдуардовна. (после паузы) Вот что значит, старость. Она – неожиданность! А я… мне плохо, прилягу. Впрочем, налейте-ка ещё коньяку.
(вновь наполняют бокалы; тётя выпивает с лихим удовольствием)
(Николаю) Это ты её убил. Не хотел жениться.
Тамара. Тётя! Это неправда.
Элеонора Эдуардовна. Чего теперь. Помянем. Мне ещё коньяку. Я не сдамся! Вот уберу живот, тогда… Представляете, как буду выглядеть?
Тамара. Даже не представляем!
Элеонора Эдуардовна. То-то!
Картина последняя.
( Элеонора Эдуардовна напряжённо раскладывает карты; Тамара стоит у окна, смотрит, ждёт.)
Элеонора Эдуардовна. (с озлоблением) Ну, хоть бы один мужик выпал! Ни одного! Для чего мучилась, молодела! Скажи, чего им от нас ещё надо? Морщины убрала! Кое-что добавила! Чего им ещё!
Тамара. Уверенности. Им не хватает уверенности. Робеют.
Элеонора Эдуардовна. Дураки. Ты-то чего прилипла к стеклу? Тоже, ждёшь? (с лёгким злорадством) Что, не идёт? Погадать?
Тамара. Зачем?
Элеонора Эдуардовна. Как, зачем? Будешь знать. Может уже надо искать кого другого.
Тамара. Другого такого нет.
Элеонора Эдуардовна. Ты что хочешь этим сказать? Уж не думаешь ли, с ним расписаться по-настоящему? С работягой!
Тамара. Мечтаю.
Элеонора Эдуардовна. Чтобы на всю жизнь? Сдурела!
Тамара. Я, тетя, перееду к нему.
Элеонора Эдуардовна. А с чем остаюсь я?
Тамара. С перспективой.
Элеонора Эдуардовна. Это понятно. Скажи, вот я уберу живот спереди, а надо ли мне немного прибавить сзади? Сейчас мужики больше глядят туда.
На лицо больше не смотрят – сразу глазами туда. Выясняется – зря старалась. Ну, что молчишь? Согласна? Всё-таки, надо было мне начать с задницы, а?
Задница – вот центр притяжения самцов! Вот в чём шанс амуру! Скажи мне…
Тамара. Подожди, идёт! С огромным букетом роз!
Конец.
