Константин Комаровских. Душегуб, или беспутная жизнь Евсейки Кукушкина (роман, часть 32)

– А вот к чему. Сейчас только мне эта мысль пришла. Погода тёплая стоит, самое время купаться, да и рыбу бреднем ловить тоже хорошо в такую погоду. Организуем – ка мы пикник, как говорят образованные люди, на Арчекас, на Соколиное Гнездо. Помнишь, мы там в прощлом году поймали бреднем огромную щуку. А чтоб Ярема поверил в существование Сокола, ты перед этим за день – два разведёшь там костёр, будто был там этот чёртов Сокол. Напоим Ярему хорошо, потом предложим порыбачить. Там сначала воды по пояс, а потом сразу яма. Мы с ним пойдём с бреднем, я близко от берега, а он от берега далеко. И вот, когда он рухнет в яму, ты, незаметно поднырнув, поможешь ему не выплыть из ямы. Поднимем шум, будем сокрушаться, корить себя, что не усмотрели. Но претензий к нам серьёзных быть не может – мало ли по пьянке тонет людей!

– Он же большой и сильный, как у меня получится?

– Так он же будет пьяный! А когда он пьяный, ты же знаешь, он так шатается, что и без помощи упасть может. А женщин в это время мы отправим за цветами, подальше от берега. Только ты должен заранее приехать на другой берег. Другой дороги сюда нет. Сможешь ты на Галете переплыть реку, чтобы на этом берегу не было никаких подозрений?

– Я с ней постоянно купаюсь, воду она любит. Поеду накануне вечером. Привяжу её в кустах далеко от берега, чтобы не было видно. Ну, а если не получится?

– И ничего страшного. Главное, чтоб он тебя не увидел. Должно получиться. Другого выхода я не вижу. А ты, Никишка, останешься дома. Не любит он бродячих людей, ха – ха – ха! Не будем портить ему настроение. Через два дня Иван Купала, как раз падает на воскресение. Вот и устроим пикник!

– А что он ещё не полицмейстер? Ведь вроде бы всё уже было решено.

– Ну, знаешь, это всё разговоры. Хотя и не без основания. Да только старик не захотел уходить на покой, а в Томске у него рука волосатая – в губернском управлении полиции то ли брат, то ли сват. Вот, ещё на год, говорят, и оставили старика.

Никишка, внимательно слушавший этот разговор, ничего не мог понять – зачем они хотят утопить Ярему. Человек это, конечно, нехороший, злой, относится к Никишке с презрением и не скрывает этого, но топить?! Однако он привык беспрекословно подчиняться своему нюнгэ и не задавать лишних вопросов. Поэтому и на этот раз он ничего не стал расспрашивать – видно, так надо.

На следующий день прямо с утра, быстренько завершив самые неотложные дела в конторе, Тихон отправился в полицию. На входе спросил у дежурного городового:

– Ярема Васильевич у себя?

– Так точно, Тихон Фомич!

– Откуда ты меня знаешь?

– Кто же Вас не знает! Во – первых, личность Вы вообще выдающаяся, во – вторых, на бегах призы берёте.

– Так ты, что, тоже участвуешь в бегах?

– Участвовал, но до приза мне далеко.

– Постой, постой! Не признал я тебя сразу. Ведь тебя Емельяном звать?

– Так точно, Емельяном!

– А не признал, так как тогда ты был в цивильной одёже, а теперь, вишь, в каком мундире! Неплохо ты тогда пробежал, не на много и отстал от меня. Жеребец – то твой это собственный?

– Что Вы, что Вы! Откудова у меня деньги на такую дорогую лошадь! Из полиции этот жеребец. Ярема Васильевич на нём в командировки по деревням ездит. А иногда и сам господин полицмейстер приказывают его для своих поездок запрячь. Больше никто на нём и не ездит. Для других и лошади другие.

Ярема Васильевич не имел отдельного кабинета. При нём располагалось ещё трое полицейских чином пониже. Поэтому Тихон, поздоровавшись, пригласил своего друга во двор, на чистый воздух.

Читайте журнал «Новая Литература»

– Накурено тут у вас, как говорит моя жена, хоть топор вешай. Поговорим про отдых на улице, а то всё служба да служба.

Они сели на скамейку в углу двора недалеко от конюшни.

– Ну, и какой такой отдых ты хочешь мне предложить, что приехал прямо на службу, а не домой. Чаю бы попили дома – то. Иль забыл, где я живу?

– Почему забыл? Не забыл. Просто ехал по делам мимо, дай, думаю, заеду, навещу старого друга. Ведь с твоего дня рождения мы и не виделись. А предложить я тебе хочу пикник.

– Что за пикник ещё?

– Поедем на Ивана Купала отдыхать за город, на Арчекас. С жёнами. Поедем на Соколиное Гнездо, как называют там утёс. Красивый утёс на берегу реки. Посмотришь там своим намётанным глазом, может, и в самом деле обитает там этот разбойник Сокол, что грабит баржи. Если в самом деле он там бывает, может, организуешь там засаду. Не в этот раз, конечно. Ну, это ты сам решишь.

– А что? Неплохое предложение. Может, и Самохвалова возьмём?

– Самохвалов мужик, конечно, хороший. Только уж очень много он пьёт.

– А тебе, что, водки или самогонки жалко?

– Не жалко. Только вот не любит моя жена, когда он в пьяном виде начинает палить из своего пистолета. Фаина моя – женщина утончённая, не любит грубостей. Да и жеребцу моему тяжеловато будет. Брать же две брички не имеет смысла. А так будет всё чинно и благообразно. Женщины цветочки там пособирают, а мы с тобой бредешком рыбки поймаем да ушицу из неё заварим. Пробовал когда – нибудь уху из живой ещё рыбы?

– Уха из свежей рыбы – прелесть. А вот рыбак из меня никудышный.

– Ну, тут большого умения и не надо. Будешь тащить бредень, да потом по моей команде завернёшь его на берег. Рыбу вытащим из мотни, почистим, да и ушицу заварим.

– А могикан своих тоже возьмёшь с собой?

– Не волнуйся. Не возьму. Знаю ведь, что не по нутру они тебе. Тебе бы в Америке жить да рабами владеть. Ладно, ладно, шучу я. Сказал ведь, что будет две семейных пары – ты да я с жёнами. Ну, как, согласен?

– А что? Предложение принимается. Супруга моя давно уже просит устроить выезд на природу, как она называет то, что находится за городом, будто здесь Питер какой. И так, считай, в деревне живём. Что это за город! Одно название.

– Что ж тебе не жилось в родной Полтаве? Город – то поди поболе Мариинска. Да и сады там шикарные цветут, сам же рассказывал.

Пристав вдруг сразу помрачнел, видно, вспомнилось что – то неприятное. От Тихона не укрылась эта резкая смена настроения Яремы. Зачем я его об этом спросил, ведь откажется ехать – и полетел наш план к чёртовой матери, пожалел о своей неосторожности он.

– Ладно, это я тоже так, в шутку. А мне здесь нравится. Так как?

– Я же сказал уже, что предложение принимается. Заезжай за нами часов в восемь.

– Договорились, – Тихон пожал Яреме руку и направился к выходу из полицейского управления.

В воскресенье на Ивана Купалу к реке по Перевозному переулку подъехала бричка под управлением Тихона. На пассажирском сидении в тесноте сидели трое – становой пристав Ярема Васильевич и две миловидных молодых женщины, жёны. Сзади на бричку был устроен старый баул, с которым Тихон так и не расстался, хоть жена давно предлагала его выбросить, ибо он давно уже потерял весь свой прежний лоск. Тихона удерживало какое – то суеверие что – ли, он толком и объяснить этого не мог. Но ему казалось, что если не будет у него баула, не будет и везенья в жизни. Ведь в этом бауле впервые пришли к нему настоящие приличные деньги. А потом уж, как говорится, деньги к деньгам.

Подъехали к берегу, когда паром был на другом берегу. Пришлось выйти из брички и ждать, пока большая неуклюжая посудина разгрузится, загрузится снова и на ручной тяге, управляемая одноглазым паромщиком с помощью огромного весла, вытесанного из целого бревна, медленно пересечёт не очень широкую речку и со скрипом пришвартуется к причалу. Да ведь и пришвартоваться надо так, чтобы точно совпал борт парома с бортом причала. Получалось это не всегда сразу. Чаще сначала паром подходил под каким – то углом. С парома бросали довольно толстый пеньковый канат. Ожидающие паром мужики ловко его подхватывали и набрасывали на специально сделанные для этой цели вертикально укреплённые брёвна по краям причала. При этом стоял шум и гам, все советовали, как лучше притянуть паром, чтобы встал правильно. Советы давались при этом подчас абсолютно противоположные. Однако паромщик, дед Андрей, как его уважительно звали здесь, никаких советов не слушал. Чаще всего он сам шустро, не смотря на свой уже весьма почтенный возраст, перепрыгивал щель иногда до сажени шириной, что образовывалась между паромом и причалом, и ловко устраивал своё громоздкое неповоротливое судно на нужное место. Снималась жердь, играющая роль запора для конных повозок. И начиналась разгрузка парома. Незлобная ругань мужиков, ржание лошадей, скрип колёс – вся эта музыка была какой – то радостной, поющей о продолжении жизни. А запах дёгтя, смешанный с запахом конского пота и махорочным дымом, для любого здешнего мужика был приятнее, чем запах французских духов, если бы он их, конечно, понюхал. Но ни о каких духах, тем более французских, мыслей у здешних мужиков и быть не могло. Мысли их были простыми, мысли были о хлебе насущном – сегодня базарный день, почём будет мука, почём немолотая пшеница, а почём ситец, что надо купить на платье своей бабе, да и дочку не забыть надо.

Переправа прошла успешно. Народу из города было немного – всего три повозки. Поэтому изящная бричка Тихона первой вышла на причал, и Викинг легко неспешным шагом повёз её по ухабистой широкой улице Первой Пристани, как называлась маленькая деревня на правом берегу реки. Хотя, скорее, это была часть города. Никто, правда, об этом не думал, так как людям, живущим там, было совершенно всё равно, какой статус у их населённого пункта. Вокруг приволье – плодородные поля и луга, озёра, полные рыбы и водоплавающей дичи. Одно неудобство – в половодье река затапливала почти полностью этот мариинский пригород, и больше месяца сообщение с городом да и внутри посёлочка было только на лодках. В начале июня вода спадала, начинали устраивать паром, тогда уже начиналось серьёзное движение по этому участку Великого Московского тракта, который шёл, как говорили люди, аж до самого Тихого океана. Туда, правда, никто из здешних мужиков не ездил. И где находится этот океан, никто точно не знал. Знали только, что очень и очень далеко. Сейчас же, в конце июня, стояла страшная жара, за любой подводой тут же образовывался огромный шлейф красно – жёлтой пыли от перегретого суглинка уличной дороги, которая в большие дожди превращалась в почти непролазное месиво грязи. И бедных лошадей, которые тогда тащили телеги, можно было только пожалеть. Но разозлённые распутицей хозяева особо их не жалели, нахлёстывая их кто бичом, кто хворостиной. Иногда, правда, и хозяевам приходилось толкать застрявшую в грязи телегу, извергая при этом виртуозные проклятия всему миру, не забывая при этом ни мать, ни даже господа бога.

Но вот деревня кончилась, и дорога улучшилась. Викинг сам перешёл на рысь, и полторы версты до Второй Пристани пролетели как – то незаметно. Почему так назывались эти пригородные посёлочки, никто не знал – никаких пристаней там не было. Вторая Пристань тянулась одной улицей вдоль тракта не меньше, чем версты две. Дорога на Арчекас уходила за этой Пристанью почти под прямым углом направо, проходила мимо небольшого кладбища и вступала в невысокие пологие горы, где и незаметно терялась.

– Ну, а дальше куда? Дороги – то нет, – забеспокоился Ярема.

– Не волнуйся, я, как хорошая собака, чую, куда. Сиди спокойно. Ещё часа полтора – и мы на берегу. Подвезу тебя к самому Соколиному гнезду, как обещал.

Сказал это Тихон с уверенностью в голосе, а сам заволновался – как бы не заблудиться! Нет, едем правильно – вон сломанная берёза, её надо оставить справа, и на солнце прямо. А вскоре и совсем вздохнул с облегчением – увидел едва заметный в густой траве тележный след. Объяснять ничего не стал, просто направил жеребца шагом по этому следу.

Ярема тоже заметил тележный след:

– А как ты знаешь, куда ведёт этот след?

– Куда ж ещё, как не к Соколиному Гнезду? И проезжал, скорее всего, сам Сокол.

– Так ты, что, с ним знаком?

– Ну, это я так, больше в шутку. Ты же полицейский, вот и разберёшься, Сокол это или не Сокол.

– Его для этого поймать надо.

– А вот ты и поймай! Не мне же этим делом заниматься! Ладно, не обижайся. Что – то ты в последнее время обидчивым дюже стал. Как чуть, так и в обиду.

Незаметно в этой незлобивой перебранке подъехали к берегу реки, уходящему к воде крутой почти отвесной белой скалой. Впереди открывались бескрайние заречные дали. Спокойная и величественная природа, ещё не тронутая серьёзно человеком, словно говорила, что на земле когда – то всюду было вот так – красиво и спокойно.

– Ну, вот и приехали! С приездом, милые дамы! Прошу выгружаться!

– Ой, Поленька, ты посмотри, какое чудо перед нами! Сказка, да и только. И что это, Тиша, ни разу ты меня сюда не свозил? – восторг Фаины тут же перешёл в небольшую вроде бы обиду. Но то была обида гордости своим таким красивым и сильным мужем.

– Давайте устраиваться. А красотами здешними любоваться будем попутно. Накрывай, Фаина, скатерть – самобранку, как говорят в сказках. Только брать – то мы будем всё из этого старого баула. Долго он мне служит верой и правдой. Состарился совсем, – Тихон любовно погладил рукой растрескавшуюся от многих дождей и ветров когда – то коричневую, а теперь не поймёшь какого цвета, кожу баула.

– А вот и костёр недавний. Скажи, господин пристав, когда его жгли?

– Как я тебе точно сказать могу? Этим летом – это точно.

– А я вот скажу. Вчера его жгли, видишь, зола не тронутая водой, рыхлая. А позавчера вечером был сильный дождь, он бы прибил золу.

– Э, да тебе надо в сыщики идти с такими способностями.

– Нет уж, ты занимайся этим делом. А у меня своё дело. Оно мне пока не надоело ещё. Ладно, давайте к столу, то есть к нашей скатерти – самобранке. Сначала отведаем того, что привезли из дому, а уж потом займёмся рыбалкой.

Из дому привезено было очень много всего вкусного, много и водки. Ярема, как всегда, сразу же очень прилично выпил. Тихон же почти не пил, стараясь незаметно даже выливать содержимое рюмок в траву.

– Ну, как, Ярема Васильевич, Сокол здесь был или не Сокол?

– Да чёрт с ним, с этим Соколом, наливай лучше. Водочка уж больно у тебя хорошая, так идёт, что ещё хочется. А что, Поленька, мы – то ведь тоже что – брали с собой?

– Как же не брали! Брали, конечно.

Пелагея Петровна раскрыла небольшой саквояж, вытащила оттуда две бутылки водки и две бутылки вина.

– Ну, теперь нам хватит на весь день, – успокоился Ярема Васильевич, который вроде бы загрустил, заметив, что уменьшаются запасы спиртного на скатерти. И вскоре впал в совершенно счастливое состояние. Начались шутки и прибаутки. И снова вспомнил про дурного Евсейку Кукушонка:

– А ведь похож ты на него, Тихон Фомич, ха – ха – ха!

– Не знаю, не видел его. А ты как будто видел, что так говоришь! Дался тебе этот Кукушонок. Пошли лучше рыбу ловить.

– Рыбу ловить, рыбу ловить, – пропел Ярема Васильевич. – А где эта рыба?

– В реке. К костру она сама не подойдёт.

– А мы её заставим, ха – ха – ха! Показывай, где эта река с рыбой!

– Да вот она, прямо перед тобой, – махнул Тихон рукой в сторону реки.

Ярема с некоторым трудом поднялся на ноги и подошёл к обрыву.

– А как тут спускаться?

– Тут и не надо. Чуть дальше есть тропинка прямо к реке. Там не очень круто. Или боишься спуститься?

– А мы ничего не боимся. Пошли, – Ярема, пошатываясь, двинулся в сторону указанной Тихоном тропинки.

– Погоди немного. Надо бредень разобрать. А вы, милые дамы, пошли бы цветы поискать. А то ведь нам – то надо полностью раздеться, ха – ха – ха!

– Вот за эту палку тащи бредень, да держи её прямо, чтобы рыба не выскакивала. Понимаешь, как?

– А мы всё понимаем, – пристав был уже совсем пьян. – И ничего не боимся, ха – ха – ха! Воды – то здесь по пояс всего.

– А ты волновался, что глубоко будет.

– Ничего я и не волновался. Ловим рыбу, ловим рыбу, – опять пропел Ярема.

Дольно бурная река около этой белой скалы образовывала небольшую тихую заводь. Течение в этом месте становилось совершенно медленным и даже направлялось как бы вспять. Идти по песчаному дну было бы очень приятно, если бы не отдельные камни на дне, о которые больно ушибались босые ноги. Но Ярема не чувствовал этих камней. В тёплой воде ему стало совсем хорошо, и даже захотелось спать. Он бы так и уснул прямо здесь, в реке, если бы не бодрящие команды Тихона:

– Не заваливай палку, рыба выскочит!

– Рыба, рыба, – запел снова Ярема Васильевич, которому вода всё ещё была по пояс. И вдруг он рухнул в глубокую яму, скрывшись с головой и выпустив из рук палку бредня. На поверхности воды пошли пузыри воздуха из лёгких бравого пристава. Тихону внезапно стало жалко утопающего, и он инстинктивно бросился его спасать. Однако, споткнувшись ногой о камень, сам упал в воду, погрузившись с головой, хотя там, где он шёл, было совсем не глубоко. Поднявшись на ноги, он понял, что добраться до Яремы во – время не сможет – бредень был длиной двадцать сажен.

– Что ж, так тому и быть, – тихо сказал он сам себе. А громко закричал:

– Утонул, утонул! Спасайте!

Но спасать уже было поздно. Прибежавшие на его крик дамы бестолково метались по высокому берегу, ничего толком ещё не понимая. Абдул же, перенырнув заводь, спрятался в пещере, что была в основании утёса. Тихон, бросив бредень, вплавь добрался до места утопления и попытался вытащить утопленника. Однако ничего у него не получилось, так как глубина была в этом месте не мене двух сажен. Он начал нырять. Ногой нащупал утонувшего пристава. Несколько раз бесполезно нырял он, пытаясь ухватить утопленника за волосы, ибо голое тело выскальзывало из рук. Наконец, удалось всё – таки вытащить утопленника на поверхность воды, а потом уже с неимоверным трудом и на берег. Женщины на берегу, увидев безжизненное тело, подняли такой крик и вой, что слышно его стало, наверно, и в городе, от которого они были в нескольких верстах.

Разговоров об этом происшествии было много. Тихона никто особо не винил.

– Пьяный напился, вот и утоп, – таков был вердикт большинства горожан, пришедших на похороны. Безутешная вдова чуть не сошла с ума от горя. Отец её, Пётр Матвеевич, в разговоре с женой корил самого себя:

– Не зря был я против этого брака. Будто душа чувствовала, что не будет нашей дочери счастья с этим чёртовым хохлом.

– Ну, это ты не скажи. Мужик – то он был видный, да и к Поленьке нашей хорошо относился, а она его любила сильно. Но вот несчастье такое случилось – что ж тут поделаешь!

Пётр Матвеевич не стал спорить и только недовольно засопел, думая, как жить дальше.

С неделю в городе судачили на все лады об этом утоплении, потом разговоры постепенно стихли. А через месяц уже почти никто об этом и не вспоминал.

Тихона же начали грызть сомнения, не зря ли угробил он хорошего человека. Может, и шутил просто Ярема. Но вдруг и не шутил? Шутка – то уж больно опасная для его, Тихона, дальнейшей жизни. Но постепенно он успокоился, даже как – будто и забыл об этом происшествии, завертевшись в вихре неотложных своих дел. И новая, вернее, очень старая мысль всё чаще стала появляться в его голове: Петруха! Ведь он ещё не наказан за своё предательство. Но как его наказать? Не объявишься же в Степановке прежним Евсейкой! И тут он снова вспомнил про артиста. Он ведь может помочь изменить его внешность, и тогда под своим теперешним именем он и появится в родной деревне. Он написал артисту письмо, мол, жив и здоров, хотелось бы увидеться. Почти через месяц пришёл ответ. Артист любезно приглашал его приехать в Москву. Тихон объявил о своём решении Абдулу, ничего не сказав об истинной причине своего отъезда.

– Хочу Москву по – настоящему посмотреть, да и в театр хоть раз в жизни надо сходить, ведь мы теперь культурные люди, ха – ха – ха! А ты здесь пока один управишься, да и Никишка у тебя в помощниках. А конторе Александр справится с бумагами. А как, кстати, тебе наш новый счетовод показался?

– Неглупый вроде, считать умеет, – рассмеялся татарин. – Что ж, поезжай, раз решил. Дома – то Фаина твоя управится с двумя ребятишками? Фроське теперь со своим надо заниматься, некогда ей.

– Вот, давно ты ко мне не заходил, поэтому и не знаешь ничего. Уже с месяц, как у нас есть няня для детей. Да и прислуги сейчас уже две. И конюх есть, вы – то с Никишкой теперь отделились совсем, а мне самому лошадьми заниматься вроде бы уже и не с руки. Да и нет времени у меня на это, сам знаешь.

 

Дорога в Москву показалась Тихону весьма приятной. В вагоне первого класса было чисто и тепло. В ресторане вкусная еда. И попутчик попался опять очень уж интересный. Увидев его, Тихон стал мучительно вспоминать, где они могли встречаться, но так и не смог. И велико было его удивление, когда попутчик представился:

– Давайте знакомиться. Путь – то длинный впереди, надо познакомиться. Зубков. Михаил Иванович, купец из Енисейска.

Тихон даже похолодел, услышав это. Неужели тот филёр остался жив? Не может этого быть – удар татарина был точен, да и не подняться со дна холодного Енисея! Но тут же немного успокоился – сидящий напротив его человек был очень похож на филёра, но всё – таки это был не он. Сохраняя внешне абсолютное спокойствие, он, поклонившись и пожав протянутую руку, представился в свою очередь:

– Какое совпадение! Я ведь тоже купец. Ланин, Тихон Фомич. Из Мариинска.

– На самом деле совпадение. Видно, много купцов развелось в Сибири! – рассмеялся Михаил Иванович.

Тихон мучительно соображал, чтобы это могло значить – так похожий на убитого филёра человек с полным совпадением фамилии, имени и даже отчества. Пока ничего сообразить не мог и неловко как – то замолчал. Михаил Иванович же наоборот, вроде бы обрадованный этой встречей, продолжал разговор весьма охотно. Начал расспрашивать Тихона о Мариинске, о том, куда и зачем тот едет.

– Мариинск – город не очень большой, но торговый.

– Да – да, слышал, слышал, конечно. Золота много в его окрестностях.

– Не совсем и в окрестностях, но близко. Других городов рядом с тем золотом нет.

– А Вы не занимаетесь золотодобычей?

– Как Вам сказать? И да и нет. Непосредственно золото я не добываю, но отношение к этому делу имею, не буду скрывать.

– А у нас когда – то тоже было золотишко, да сейчас всё иссякло. Вот и город наш потихоньку теряет своё значение, хиреет. Особенно после того, как построили железную дорогу. Вот, когда строили, это да! По каналу тогда рельсы везли в огромном количестве, народу много всякого ехало. Торговля процветала, а значит, и процветал город. Домов тогда много красивых настроили, мостовые даже вымостили. Не приходилось бывать на канале?

Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Ответьте на вопрос: * Лимит времени истёк. Пожалуйста, перезагрузите CAPTCHA.