Олег Неустроев. Круговогод

Круговогод

(сборник миниатюр)

Бессоница

А завтра на работу. Но где-то заблудился он. Глубокий сладкий долгий сон. И где его искать, никто мне не подскажет. Всю ночь приходится держать, чтоб он не рухнул на меня, тяжелый темный потолок, упершись взглядом. И в этом тоже никто мне не поможет.

Уже сегодня на работу. А мысли, будто муравьи. Так суетливо- деловиты, что о подушку твердую, как сталь, мозоль натерли на затылке. Так уворачиваться приходиться от них. Сейчас бы дождь. Чтоб стуком равномерным о стекло, построил мысли по порядку и уничтожил, словно сахар. Как в чае, обжигающе горячем.

Вздохнуть. Перевернуться. Подняться, форточку открыть. Быть может просто душно. Пройти на кухню, воды попить. Вернуться. Лечь. И посчитать до десяти. Да хоть до сотни, черт возьми. Сначала все. По кругу. Бесконечно. До позднего утра. Когда бессмысленно уже пытаться сон поймать.

И отчего все, непонятно. Подумаешь, что жизнь проходит безвозвратно. У всех проходит также. Под небом звездным закопали миллиарды, таких как ты. И много лучше даже. И где теперь они.

О Боже, дай мне сон.

2008

Разлука

Она ушла. Шкаф опустел. Остался только запах. Я приходил. Я тосковал. Я нюхал воздух, как собака. Как одинокий верный пес. Неверный может быть. И брошенный за это.

А верный пес к двери ходил и ждал ее с работы. И прежде, чем уснуть он  жаловался мне. Но я ничем помочь не мог. Надеждой  жили с ним.

И вечерами, такими долгими теперь, смотрел в глаза он мне, умом своим собачьим никак не понимая. Зачем она ушла, когда втроем так хорошо и так уютно жили.

Мы по утрам ходили с ним привычным прежде ей маршрутом. Тоскливо сознавая, что она другим маршрутом ходит может быть, с другим мужчиной и с другой собакой.

Не знал мой верный пес, что это я во всем виновен. Что это я его любимую хозяйку до глубины души встревожил. Что это псы прощают все, а люди так не могут. Об этом я ему пока не говорил.

Мы жили долго без нее. Состарились вдвоем, когда она вернулась. Но то что с нами раньше было, конечно не вернулось.

Никогда.

2008

Мольба.

Пожалуйста, ко мне не возвращайся. Пускай с тоски я буду выть. В твоих ногах кататься и о прощении молить. Не возвращайся. Пусть будет мне урок. Я сам хотел так жить. Прошу тебя, ко мне не возвращайся.

Читайте журнал «Новая Литература»

Теперь живу я, как хотел. Хоть волком вой. И, стиснув зубы по ночам, свободно чувствую себя. В постели одинокой. В холодном доме. Как хотел. Теперь живу я.

Тебе, конечно, тоже не легко. Но ты держись. Пожалуйста, держись. И на расстоянии меня держи. К себе не подпускай. Не слушай ласковых речей моих. Значенья им не придавай.

Вот только. Вернись ко мне, когда я буду умирать. За час до смерти. Чтоб я успел тебе сказать, как это время тосковал. Как я не жил. Существовал.

2008

Круговогод

Она готовилась с весны. Под шаловливым ветерком, несущим запахи ее, с утра до ночи хорошела. Приободрялась на рассвете, тянулась к солнцу телом белым и привечала птиц. Что в листьях прятались ее. Светло-зеленых. Нежных. Клейких.

С подружками о девичьем шепталась. И перед ними красовалась завитыми кудрями, лучами лунными проткнутая насквозь прохладными ночами. До солнечного света. Когда под солнцем изумрудами сверкала.

Июнь пришел, накрыл ее. Пушистой пылью белой. Зеленую листву от взглядов занавесил. Теперь стояла как невеста. Перед венчаньем словно застеснявшись.

А жизнь все двигалась по кругу. Наматывая кольца годовые. Сжимающие ствол. Как горло перед смертью костлявою рукой. Вот о сентябрь споткнулось лето. И зажелтело все кругом. Затем дожди пыль смыли белую с нее. Листы сухие ночью однажды ветер снес.

И поняла она, что все прошло. И за день поседела.

До весны…

2008

Жизнь

А жизнь текла, как ручеек. Размеренно и ровно. Как камешки по дну так перекатывала дни. Гремела ими звонко. И собрала в запруду их. Сама себе запруду создала. И разлилась. Остановилась. И зацвела затем. Запахла. Отжившей старой кожей словно. Но старости своей не замечая. Со всеми так бывает.

Разлившись же, ручей так много места занял, что посчитал себя рекой. Огромной, полноводной. Волной сверкающей на солнце. Пусть рябь от ветра ему волной казалась. А пожелавшие купаться лишь в топком иле увязали. И  вскоре вовсе перестали на этот берег приходить.

Так жизнь остановилась. Не менялась. Себе стабильной со стороны казалась и жизнерадостной порой. А к запаху привыкла. Свое гниение не пахнет. Не напоминает ни о чем. Пока не бросит кто то камень в цветущее красивое болото. И не заметит брызг никто. Волною мягкой шевельнется ряска, затем покой вернется вновь. На зависть многим долголетие такое.

Пока ручей не пересохнет. У истока.

2008

Время года

Ни разу ей в любви не признавался. Ни словом, ни абзацем не ласкал. И не касался никогда. Своим компьютерным пером. Настолько бесталанным, что страшно к ней мне прикоснуться им.

Я созерцал. Всегда со стороны. И тосковал, когда она мгновенно проходила. Быстрее с каждым разом. В последние года почти совсем неуловимо.

И пусть прощанья долгие я тоже не люблю. Хотелось иногда при расставанье немного дольше с ней побыть. Когда тепла она, нежна и трепетна порой. Нечасто так бывает.

Особенно у нас. В далеком крае длинных зим. Суровых, снежных и морозных. Она, в коротком нежном платье желтом, гибнет моментально. И без остатка исчезает.

До следующего года. Такая грустная всегда. Почти такая же, как я. Моя подруга осень.

2008

Калик

И словно калик перехожий по морю снежному. Вдали. Чернеющей, без удалении от берега, застывшей точкой. Жирной. На бело-бело-белом. Почти у берега другого. Без продвижения. На месте. Устал уже давно. Вспотел. И шубу скинул.

Она волчицей серой на снегу. От духа человечьего стошнило.  Остановиться невозможно. Без опасения замерзнуть. Без остановки. Сожаленья. Надежды возвратится. Так снегом тотчас заметает след.

Темнеет. Мороз крадется. Смертельной лаской дышит. Освобожденьем от всего. Зарыться. В снег, как можно глубже. Согреться и уснуть. Блаженно улыбнуться прошедшей мимо смерти вдруг.

Проснуться. И по иному жить.

2008

Тайна

Когда за стол сажусь, на нем нет ничего. Лишь сваренный мне кофе моей заботливой женой. Затем вдруг из-за чашки и из-под блюдца также, а более всего из темноты, что начинается за ярким светом от настольной лампы сразу, они приходят. Теснятся поначалу. Толкутся нерешительно в тени. И, как обычно, впрочем, те, кто сзади, теснят передние ряды. Они приносят Тайну. Весь век ее хранят. И только мне ее чуть-чуть приоткрывают. Все потому, что остальные не поймут. Затем уже я сам.

Ее немного разверну. И аккуратно загляну. Увижу глубину и обомлею, и ни за что не отпущу. Обратно не отдам. Все заберу себе. В карман запрячу. И лишь по вечерам, один оставшись, в полутьме, не торопясь и наслаждаясь, ее я изучу.

Сначала осторожно. Как все, что неизвестно. Что может принести и радость, и беду. И боль. Мне самому и близким. Так непонятно. Когда непонято никем. Кроме меня. И даже мне не сразу. И не всегда. То есть до самого конца. До дна. Мне непонятно иногда.

Да что там говорить, быть точным если, то непонятно никогда.

2008

Настроение

Тоска дает мне право жить. Работать, пить, любить. И ничего не делать. Расположившись на тахте, укрывшись теплым пледом, смотреть в огонь камина и наблюдать, как он хрустит дровами аппетитно, выплевывая кости.

Безумно просто.

Прислушаться к шуршанию листвы, промокшей после ливня, к метели, ко мне спешащей отогреться, пока я не замерз. Пока огонь в камине не погас. Она в стекло скребется. И тщится влезть через окно. А то еще в каминную трубу.

Шуршит там, словно кошка.

Легко работается в такое настроенье. Слова спускаются десантом, на помощь словно. На монитор спешат, выравнивая ряд. Абзац теснится за абзацем. За мыслью пальцы еле поспевают. Без устали по клавишам стучат.

Такое наслажденье.

Умиротворенное, подобно снегопаду. Уютное, как в теплом домике в пургу. С самим собой в ладу, покоен, словно умер, а стало быть, в талант поверить свой я снова не смогу.

2008

Справедливость

Мы все умрем. И это справедливо. Не знаю ничего, что может справедливей быть. Чем смерть земная. Без всяких исключений. Без денег. Без знакомств.

Когда услышишь, как комья глины о крышку глухо бьют, спокойствие такое настигает и вечный сон приходит навсегда. И только ждешь, когда все разойдутся, и плач затихнет вдалеке, чтобы покоем насладиться наконец. Подняться над землей и посмотреть всем вслед. Проститься. Простить быть может. И пожалеть их всех, еще стремящихся к чему то, перед собою ставя цель, когда едино суть. И все пройдет. И это тоже. Уже почти проходит.

2008

Уход

Потом я умер. По крайней мере, мне так показалось. Я чуть поднялся от земли и видел белое пятно, с неровными краями, которое являлось телом только что. Таким родным. Моим. И не остыло до сих пор. Теперь его обмоют. Сожгут. Быть может, закопают.

Я мог еще спастись. Пусть воздух вышел весь, дыхание исчезло, но сердце билось, как набат. Уверенно и ровно. Остановиться мог. Избавить мысли от обиды. Все так произошло. Стремительно и с ходу. Что подготовиться к уходу не успел. Не смог еще решить, насколько вправе я уйти. Но время на раздумья мне не дали.

Трубу засунули мне в глотку и усыпили на три дня, и кислородом накачали. Я спал. Свободой бредил. Жил, короче. Но жизнью не своей. Навязанной насильно. Мечтал освободиться, как только выйдет срок. Не тут-то было. Они имели опыт. Такой не первый я у них.

Но лишь очнулся, не медля ни секунды, я вырвал эту трубку из гортани и задохнулся сразу. Безмерной жаждой жизни. Теперь меня убить никто б не смог. От смерти я ушел. Надолго ли, не знаю.

2008

Предположение

Наверно так мы будем жить. Как можно позже просыпаться. Идти на море. Там купаться. Затем лежать на берегу. И размышлять. Мечтать. Хотя о чем еще мечтать. Когда такая будет жизнь.

Растить цветы ты будешь. Я целый день работать. Писать историю о нас. Затем пойдем гулять. В сосновый бор высокий. Вековой. Так пахнущий хвоей. Что все болезни растворятся. Тоска исчезнет. Без следа.

Наверное стемнеет, когда мы заторопимся домой. Луна поднимет облик свой. Округло желтолицый. Осветит нам дорогу. Чтоб не заблудились мы в бору, стремительно стемневшем. Пойдем домой почти на ощупь.

И дома, у камина, хотя и так еще тепло, коньяк в руках согреем, и аромат вдохнув его, почувствуем себя счастливей всех на свете.

2008

Скорый поезд

Мы ехали со скоростью такой, что дождь, шуршащий за окном, сначала снегом обернулся, и в град затем, который стекла вынес в окнах, и поезд дырами зиял и продувался насквозь. Пока не въехали в тоннель. Где стало много хуже. Как в аэродинамической трубе, в которой воздух настолько плотен и упруг, что поднимает тело. К тому же холодно и сыро, и темно здесь было.

Однако все спокойно переносили тяготы поездки. Заранее все знали, на что они решились. Лишь проводницам приходилось нелегко. С большим трудом они преодолевали силу ветра, чтобы доставить чай в купе. Такой уютный чай. В граненом, в железном подстаканнике, стакане. И с непременной ложкой в нем. Горячий сладкий чай. Который в поезде невероятно вкусен отчего-то.

Мы через пургу неслись и ветра звон. Сквозь темноту и звезды. Все удаляясь от поверхности земли. И шпал, и рельсов. Проблем дневных. От удовольствий праздных. Суеты. Все ближе к небу. К покою, может быть.

Хотелось верить.

2008

В деревне

Я был один. Топил камин. И тосковал. По тем, кто мог бы быть со мною рядом. Но не был в этот час. По именам я называл и видел их в лицо. Никто из них, вот только жаль, со мною выпить не желал. А может быть не мог. Но мне хотелось думать о плохом.

Депрессией своей я упивался. Она давала смысл мне жить. Творить. И пить. И безрассудные поступки совершать. Оправдывать их. Чего не сделаешь, мол, когда тебе так плохо. Безденежно. И безнадежно. На самом деле я как всегда ленился. А выпить просто не дурак.

Но трезвость все ж с бессмысленной жестокостью приходит. И отравляет жизнь. Стирает краски. Смывает их. Они стекают у холста и яркой лужей остаются. У ног моих. Когда меня уже не будет.

2008

Отречение

Ни строчки больше я не напишу. Зачем творить и жить словами, которые никто, как ты, не понимает. И мучиться зачем и раны бередить. Зажившие давно. Лишь для того, чтоб публику потешить?

Насколько лучше, и веселей и беззаботней выращивать на огуречной грядке корнишоны. И поливая зелень ежедневно нисколько не жалеть о жизни прошлой. Почти уже прошедшей.

А может быть, устроится работать землекопом? И рыть траншеи по периметру земли. Так уставать, чтоб ни о чем не думать. Работать сутки напролет. И падать полумертвым на кровать. Забыться сном как можно дольше.

Вот только. Ночью, отдохнув, набравшись сил духовных, проснешься в темноте и вдруг застонешь от сострадания к себе. К тобой закопанному где то далеко, что не найдешь теперь никак, граненному без устали, таланту.

И это не изменишь.

2008

Игра в слова

Я написал. И слово, как патрон, легло в затвор. Чуть смазкой оружейною блестя, там притаилось, взведенного курка без спешки ожидая. Тут торопливость ни к чему. Бывает так, патрон один, и цель одна. Они должны найти друг друга. Второго шанса можно не дождаться.

Пройдут быть может дни, недели, пока затвор я передерну и осторожно, медленно прицелюсь. А сколько буду целиться, кто знает. Пока в прицеле не мелькнет тот образ дорогой, что так упорно жду.

И лишь поймав его на мушку, не медля ни секунды затвор я передерну в прицельной тишине. Услышу как патрон зайдет и плотно ляжет в ствол. Охотничий азарт найдет меня. Но тут расчет не может быть ошибкой.

Приклад прижав плотней к плечу, дыханье затаив, как можно осторожней, без рывка, курок нажму…

А дальше воля не моя.  Ту пулю, что ствол покинула, уже не остановишь.

2008

Снежный ком

У нас в Сибири это просто. Снега кругом без края. Зимой до горизонта. Конечно, летом меньше. И скатанный в начале лета ком до осени лежит. Пока дожди осенние его не отшлифуют. До корки ледяной.

Ну а зимой белейший снег его покроет. И можно накатать до истинных размеров. С пятиэтажный дом. А может даже больше. Он не растает все равно. В большую лужу мутную весной не превратится.

Как шар земной с ядром алмазным. Лежит годами во дворе. Землей и дерном, и лесами он покрывается затем. Там появляется зверье. И люди там впоследствии живут.

Похожие на сосны. Такие крепкие, высокие, устойчивые к ветру. Перед топорами с пилами беспомощные только. Руками хвойными взмахнут, со вздохом тяжким на бок рухнут и умрут. Подрубленные, как и положено, под комель.

Без стона. Без проклятий. По-христиански тихо боль приемля. Согреют снежный ком телами. Подтает он и потечет. И все исчезнет. Годами долгими что строили на нем.

Вот это будет конец света.

2008

Запоздалая весна

(Из цикла «времена года»)

Еще не все проснулось. Еще деревья спят и сок не каплет с белых ран. Колючие ежи на мягких листьях в глубоких норках спят. Храпят бурундуки. В берлогах мишки бурые носами черными сопят. Все спит. Все видит сны. О жарком лете урожайном. Медоносном. С малиновым кустом. И спящая пчела перебирает лапами и дергает крылом.

С попутным ветром птицы прилетят. На перьях с юга принесут всем бурную весну. Такую страстную, что невозможно не влюбиться. И я опять в тебя влюблюсь. Как в ту весну. Ты помнишь? Так теплый вечер шелестел и нас пьянил с тобой безмерно.

Но, как ни странно, все проходит. Пройдет весна. Наступит лето. Проснется все. Зазеленеет. Из нор появятся ежи, и барсучки, и медвежата, еще не видевшие мир. Я позавидую им.

А ты?

2008

Зимней ночью

В тишине зимней ночи, пришедшей с востока, вслед за солнцем, утратившем связь с небосклоном, уйду. Заплутаю в сугробах сибирской зимы. Хорошо я хоть в сумерках вижу, как рысь.

Темный лес незнакомый. По самому краю. Огоньки то ли хат, то ли волки по следу бегут. Или в чащу нырнуть. Оглядеться. В этой жизни как следует мне.

Одному.

Поднимусь ли, придавленный снегом. Или ранней весною найдут. Отряхнут липкий снег, к ресницам примерзший, заморозивший глаз синеву. Не взглянуть, не увидеть сквозь иней пушистый, как в хату поленом снесут. Отогреют, в искореженный рот самогона плеснув.

Поднимусь.

Ощущая, как кровь вперемешку со спиртом по венам струится. Как тепло возвратится спешит. Чтоб еще самогона глотнуть. Закусить. И уже никуда не идти. Исповедаться, прощенья просить, причаститься и жить.

2008

Горная река

Как жизнь. Все время вниз. Изгиб. Порог. Удар. Прижим. И столько сил, чтобы уйти от скал. К которым выплыл сам. Стремлением к чему вся жизнь. Посвящена.

Глубокий омут. Без движений. Вода, как капля спирта, прозрачна так, и, пьянством словно беспробудным, влечет булыжником ко дну. Неизлечимо. Страшно. Холодно. Не выплыть. Уже давно не завязать.

А утром жизнь еще текла. Чуть теплилась немножко. Пускай совсем чуть-чуть. Надежда оставалась. И в легких воздух был. А не холодная прозрачная вода.

Как капля спирта в ясный день. Пронзенная лучом. Как радуга, цветным. Но только без изгиба. А как стрела стальная в сердце словно. Таким прямым и острым. Что…

Надежды больше нет.

2008

Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Ответьте на вопрос: * Лимит времени истёк. Пожалуйста, перезагрузите CAPTCHA.