Я увидела их в метро. Пьяный отец и совсем маленький, лет шести, сын. Отец еле держался на ногах; он был очень зол и грубо отчитывал малыша, то и дело давая ему своей нетвёрдой рукой подзатыльники. Он ругал малыша скорее всего ни за что, точнее «за всё», что часто случается с пьяными. Люди вокруг них с презрением и отвращением глядели на мужчину. Моё же внимание было приковано к мальчику. В его глазах был страх, но не за себя, нет! За отца. Он двумя маленькими ручонками вцепился в его грубую руку, при каждом толчке обнимая; малыш верил, что помогает удержаться отцу. Взгляд ребёнка был хоть и беспокойный, но в нём чувствовалась решительность, даже отвага, на сколько это возможно для мальчика шести лет. Малыш чувствовал, что отцу нужна его помощь, что на нём лежит вся ответственность за него… Он заботливо следил за каждым движением отца, и будто не замечал сыплющихся на него, хоть и не сильных, ударов. Было очень жаль малютку! Но, мне показалось, что если бы ему предложили в эту минуту море шоколада или путешествие в сказочную страну, он бы отказался. И если бы его спросили, любит ли он папу, то он бы ответил: « Я люблю папу! Да, он плохо себя ведёт, но с кем не бывает? Ведь когда мы иногда гуляем, а я начинаю капризничать, он, хоть и грозился меня оставить одного, ни разу не оставил! Что ж я-то?» ( В последний раз отец гулял с ним 2 года тому назад). « Он же меня любит! Я же помню, как он со мной играл! – продолжал бы малыш, – А на все праздники мама, когда вручала мне подарки, говорила, что они и от папы тоже!» ( А отец в это время находился обычно в вытрезвителе).
Но мальчик молчал; все молчали, кроме мужчины. Малышу некому было сказать всё это, да и не стал бы он наверно всего этого говорить. Он продолжал держать отца за руку и не спускал с него заботливых, испуганных глаз.