Лариса Маркиянова. Фиктивный брак (рассказ)

Нюра мышкой проскользнула в комнату, мелькнула тенью вдоль стены. Как всегда, ее никто не заметил, вернее, не обратил на нее никакого внимания. Мелькнула и мелькнула, лишь бы не мешала. Она и не мешала никому. Взяла со спинки стула джемпер брата, привычно натянула его на себя, сдвинула вместе три стула и улеглась на них спать. Джемпер был шерстяной, плотный и теплый, как тулуп. Так как Нюркин брат Жора большой и толстый, а Нюра невысокая и тоненькая, то джемпер ей был как пальто – почти до колен и можно в него завернуться два раза. Поэтому в джемпере ей спалось, как под ватным одеялом. И не беда, что нет подушки, вместо подушки под голову она подкладывала рукав джемпера. Стулья были мягкие, широкие. В общем, спалось Нюре сладко и крепко, не смотря на то, что в комнате всегда стоял гвалт, шум и было очень накурено. Иногда парни, работающие в этой комнате, начинали громко хохотать над особо смешным или непристойным анекдотом или яростно спорить о своем. Нюра этого ничего не слышала, спала себе и спала. Даже если бы рядом раздался взрыв или вой сирены, она, наверное, и тогда бы не проснулась. Реагировала она только на голос Жоры, произносивший фразу: «Нюрка, подъем. Домой пора».  Нюра моментально вскакивала на ноги, сонная, со всклокоченными волосами, стягивала через голову джемпер, передавая его брату, вдевала ноги с кроссовки, стоящие тут же под стулом и, покачиваясь от не прошедшего окончательно сна, бежала за ним, как верная собачка  трусит за своим хозяином. Ребят искренне веселила эта ситуация, они даже пару раз дурачась провели эксперимент: визжали, свистели или улюлюкали прямо над ухом Нюрки, пытаясь ее разбудить, но все было тщетно, реагировала она только на магические слова старшего брата, произнесенные тихим голосом: «Нюрка, подъем. Домой пора». В конце концов, на нее махнули рукой, больше не обращая внимания. Никому не мешает, спит себе в уголке, завернувшись с головой в джемпер брата, как куколка бабочки в кокон, и пусть себе спит.  Ребята были молодые, энергичные, все сплошь талантливые. В основном они были приезжими, с разных уголков нашей необъятной родины. Днем ребята работали или учились кто где, а по вечерам собирались в этом полуподвальном, не очень уютном помещении, где выдавали на гора фейерверки идей, замыслов, задумок. Они импровизировали, сочиняли сценки и тексты песен, тут же подбирая мотивы, придумывали сценарии. Фантазия их бурлила, кипела, переливалась через край, фосфоресцировала и расцвечивалась всеми цветами радуги, юмор искрил и фонтанировал. Иной раз они и сами до изнеможения хохотали над тут же придуманными сценками и сюжетами. Звучала гитара, отрабатывались ритмы песен барабанным боем ладоней по табуреткам. Если среди них оказывались временно бездомные, то случалось, что и жили здесь по несколько дней, а то и неделями, условия не бог весть какие, но на все же лучше, чем на улице.  Организатором и идейным вдохновителем всего был Максим, приехавший два года назад из Чебоксар, парень незаурядный во всех смыслах. Он был и великолепным танцором, и незаурядным певцом, и музыкантом с музыкальным образованием, а уж организатор он был от бога. За короткий срок он сумел отыскать в огромном городе единомышленников, всеми правдами и неправдами снять в аренду за сущие копейки помещение, зажечь своей идеей ребят, сплотить их вокруг себя, таких разных, непохожих, объединить их общим делом. А дело заключалось в том, что собралась в группу талантливая молодежь, создала свою программу, с которой потом выступала на разных официальных и частных вечеринках, в закрытых клубах, в ресторанах, на презентациях. Ребята юморили, разыгрывали сценки, показывали пантомиму, рассказывали анекдоты, пели свои песни, пародировали, вовлекая в свою игру и публику, делая ее соучастником своего шоу. Это не было похоже на КВН, это не был отголосок раскрученного светского «Камеди Клаб». У группы с названием «Анчар» был свой совершенно особый почерк, без штампов и пошлостей, со своеобразным юмором, рассчитанным на интеллектуальную, эрудированную публику. Люди, соскучившиеся по умному и талантливому, с удовольствием приветствовали и принимали их. «Анчар» не имел формально никакого статуса, не был официально нигде зарегистрирован, но по степени популярности в Москве уже соперничал или даже затмевал тот же «Камеди Клаб». Над ребятами ничто не довлело, им не надо было никому угождать или под кого-то подстраиваться, приспосабливаться, над ними не было цензуры, им никто не крышевал и никто их не спонсировал, тем свободнее и раскованней они были, и как вольные птицы пели, о чем хотели. И в этой свободе и раскованности был их главный плюс, их изюминка. Тем более, что ребята не теряли чувства меры, их ставка была не на юмор ниже пояса, что сейчас весьма в ходу на экранах и сценах, а на высокопробный интеллектуальный юмор, который особенно ценится россиянами.

Жора уже третий год обитает в Москве. После окончания ВУЗа он приехал из далекого уральского города Оренбурга в Москву в поисках хорошо оплачиваемой работы. Таковая сразу для него нашлась, так как программист он был от бога и компьютер для него – что кубик рубика для вундеркина. Нюра, его младшая сестренка, была очень привязана к своему брату. По сути, Жора для нее всегда был и есть единственным светом в окошке. Мать растила их одна, без мужа, поэтому все ее силы, время, здоровье и сама жизнь уходили только на то, чтобы заработать как можно больше денег для того, чтобы поднять на ноги детей, для чего корячилась всю жизнь на двух-трех работах одновременно. Фактически, растил Нюру брат. Он следил за ее учебой, ходил на все родительские собрания в школу, лечил ее, когда она болела, защищал от обидчиков, варил ей каши и супы, водил на приемы в поликлиннику и в кружок иностранных языков, к которым у Нюры неожиданно открылись большие способности. Когда брат, закончив университет, укатил в Москву, на Нюру нахлынула такая безысходная тоска по нему, что хоть вой. Она резко похудела, замкнулась в себе, чуть тяжело не заболела. Вернула ее в норму мысль, что ей надо непременно закончить с отличием школу, чтобы у нее были хорошие шансы поступить учиться в московский ВУЗ на бесплатное обучение и таким образом стать ближе к брату. Школу Нюра закончила с золотой медалью и к тайному облегчению матери уехала в Москву, где неожиданно легко поступила на бюджетное обучение на иняз. Ей как иногородней было предоставлено место в общежитие, которое чаще пустовало, чем наоборот, так как Нюра с куда бόльшим удовольствием ночевала в съемной квартире брата. По вечерам, после занятий и различных факультативов или мероприятий и самоподготовки в читальном зале библиотеки, она бежала в подвал, где обитал «Анчар», натягивала на себя теплый Жоркин джемпер и крепко спала до тех самых пор, пока брат не произносил волшебные слова: «Нюрка, подъем. Домой пора». Она тут же вскакивала, бежала за братом до его машины, плюхалась на заднее сиденье его стареньких Жигулей, купленных по случаю, и опять проваливалась в сладкую дрему до самого дома, где брат снимал квартиру. По вечерам ей все время хотелось спать по той простой причине, что вставать ей приходилось ни свет, ни заря – она сумела удачно устроиться работать дворником в соседнем доме. До начала занятий в институте ей надо было успеть привести в порядок двор, подмести или вымыть подъезд, вынести весь мусор из мусоропровода в контейнеры. Нюра была проворной девушкой, все успевала – и двор подмести, и подъезд вымыть, и мусор вынести, и даже приготовить Жоре незамысловатый завтрак. Потом она бежала к метро, чтобы успеть на занятия, и всегда успевала. Учеба давалась ей шутя, без напряга. Она к тому же была и активисткой, принимала участие во всех мероприятиях, в художественной самодеятельности, в результате получала повышенную стипендию. И только поздно вечером, когда прибегала в подвал к брату, усталость и сон сваливали ее с ног на три сдвинутых вместе стула.

Вот и сейчас, едва она закуталась в джемпер, едва сложила под голову рукав, как тут же и уснула, мгновенно провалилась в сон. Даже во сне она куда-то бежала, спешила, выдерживая немыслимый московский темп жизни. Она не слышала, как за ее спиною парни так и грохнули удачной шутке, как яростно спорили Тенгиз с Ровимом, оттачивая фразы в своем диалоге, ей не мешал крепкий табачный дым, что сизым туманом стелился по комнате. Она крепко спала.

– Нюрка, подъем. Домой пора. – И Нюрька сорвалась со стульев, не глядя сунула ноги в кроссовки и засеменила за своим братом, как Санчо Пансо за Дон Кихотом.

Утром, когда она уже стояла практически на пороге квартиры, чтобы бежать на занятия в институт, брат предупредил ее:

– Сегодня в клуб не приходи. Вечером у нас выступление за городом, на даче у одного шишковатого дядьки. Сразу езжай домой и ложись спать. Да, и не вздумай мне тут ужин готовить – на даче нас и накормят, и напоят. Приду поздно, не жди.

Нюра прошлась после занятий по магазинам, закупила на целую неделю продуктов, не смотря на предупреждение брата, все же приготовила ужин. Сама чуток поклевала, немного посмотрела телевизор – ничего интересного, и пошла спать. Едва уснула, как ее разбудил телефонный звонок.

– Добрый вечер, – сказала трубка приятным женским голосом, – мне, пожалуйста, Георгия.

–   А его нет. Он будет поздно. Что передать?

–   Да нет, пожалуй, ничего не надо передавать. Впрочем, можете ему сказать, что звонила Альбина, – и после непродолжительной паузы, заинтересованно, – А вы кто ему будете?

–   Я ему была, есть и буду младшей сестренкой Нюркой.

–   До свидания, Нюра, – обрадовалась ее ответу трубка.

–   До свидания, Альбина.

Нюра положила трубку и задумалась. Похоже, у Жоры наконец-то появилась девушка. Имя, правда, ей не понравилась. Под именем Альбина виделась толстая, неряшливая деваха, с неухоженными толстыми пальцами и тусклыми волосами, похожая на продавщиц семечек на рынке. Голос, правда, говорил о другом. В конце концов, Нюра пришла к мысли, что девушка не виновата, что ее так назвали. Ведь живет в их родном городе известная бомжиха и пьянчужка под звучным и ярким именем Мариэтта. Нюра вздохнула. Придется ей, по всей видимости, реже бывать в квартире брата, дабы не мешать ему и Альбине. У Жоры и так с личной жизнью напряженка – работа, клуб, выступления, а тут еще и Нюра все время рядом торчит. Что ж, реже, так реже. Все же это лучше, чем не видеть его долгими месяцами, как было два года назад.

Когда следующим вечером Жора вез ее домой после клуба, Нюра ему все прямо и сказала – и про Альбину, и про то, что теперь будет реже приходить к нему, чтобы не мешать его личной жизни. Судя по тому, что Жора ничего ей не ответил, она поняла, что все решила правильно, ей действительно надо бывать как можно реже рядом с Жорой. Мысль эта ее, конечно, огорчила, но она решила, что дома у Жоры будет теперь бывать реже, но в клуб приходить будет по-прежнему почти каждый день.

С недавних пор в клубе появился новичок – высокий плечистый и мускулистый парень с длинными густыми волосами и очень выразительным взглядом. Имя у парня вопреки весьма неординарной внешности оказалось самым обыкновенным – Володя. Он живо напомнил Нюрке Тарзана, того самого стриптизера, который является мужем Наташи Королевой. Нюрка даже решила, что он тоже работает стриптизером. Она бы этому ничуть не удивилась, так как приезжие ребята, из числа кучкующихся в клубе, в поисках хороших заработков кем только не работали – были среди клубников и дворник Дима, выпускник аспирантуры, и сторож Витек, охраняющий продуктовые склады, и танцор Валера с высшим медицинским образованием из подтанцовки известной поп-дивы, и продавцы с рынка, и начинающие бизнесмены, и даже пара-тройка ребят из некоей сомнительной полукриминальной группировки. Но Володя оказался не стриптизером, а тренером по фитнесу в спортивном клубе. Приехал он из Донецка, вернее, не из самого Донецка, а из поселка под Донецком. Было в нем нечто такое, что даже Нюрка, не смотря на свою весьма малую осведомленность в подобных делах, сразу почувствовала в нем мужской шарм и обаяние. Разумеется, прекрасно знал об этой своей особенности и сам Владимир, и иной раз не упускал возможности воспользоваться ею при случае, так как в фитнес-зал захаживали весьма состоятельные дамочки. Ему ничего не стоило обаять-обольстить ту или иную нужную мадам, вхожую в определенные круги, с тем, чтобы она составила ему протекцию. В результате за несколько лет пребывания в столице Володя успел и нужными связями обрасти, и деньжата у него водились, и тачку приобрел нехилую, и даже собственную однокомнатную квартиру умудрился приобрести. В клуб «Анчар» он попал случайно, друг привел полюбопытствовать, но неожиданно для себя он увлекся, загорелся общей идеей. Во-первых, ему понравилась сама атмосфера, царившая в «Анчаре»: не было никакой конкуренции между ребятами за место под солнцем, не было интриг, сплетен, грызни и желания любой ценой выбиться наверх. Наоборот, в клубе царила аура полного взаимопонимания и поддержки, все равноправны, ко мнению каждого прислушиваются одинаково внимательно, в любом деле и всегда можно было рассчитывать на крепкое дружеское плечо. Во-вторых, ему оказалась близка сама идея: можно было свободно самовыражаться, фантазировать и импровизировать, не боясь быть осмеянным или непонятым. И, в-третьих, самое главное: в «Анчаре» не было никакой фальши, притворства и  лицемерия, от которых за годы столичной жизни Владимир уже смертельно устал. В первое же свое посещение клуба Володя почувствовал себя здесь настолько уютно, комфортно, свободно и весело, что не заметил, как пролетел вечер и с чувством глубокого сожаления покинул клуб. С тех пор он стал бывать в «Анчаре» практически каждый вечер за редким исключением, и в эти часы отдыхал, оттаивал и согревался душой. Больше всех он сблизился с Максимом и с Жорой. Ребята были башковитые, с юмором и не без деловой жилки. Общение общением, но не забывали и выгоду из этого делать. Очень точно раскручивали «Анчар», отрабатывали и филигранно оттачивали очередную программу с тем, чтобы потом организовать серию выступлений. Смех смехом, но ведь и кушать хочется, и одеться прилично надо, и элементарно где-то жить, и на чем-то ездить, тем более, что все молодые, с большими запросами и амбициями, а некоторые уже и семейные. Владимиру очень импонировала такая черта в людях, когда они гармонично сочетают в себе и практический реализм, и возвышенный романтизм. Еще понравилось ему то, что в клубе было чисто мужское общество. Если бы здесь были особи женского пола, то уже невозможна была бы эта свобода и раскованность, когда можно говорить и делать все без оглядки на женщин и те условности, которые неизменно возникают в их присутствии. Нет, «без женщин жить нельзя на свете, нет», но иногда без них все-таки лучше. Нюрку, сестренку Жоры, он в расчет не брал. Во-первых, пигалица, глупая пацанка, вчерашняя школьница. Во-вторых, спит все время как сурок, пока Жорка не скажет свои волшебные слова: «Нюрка, подъем. Домой пора». Та моментально вскидывается и трусит как телок за мамой-коровой. Смешная и трогательная преданность. Жорка хоть и не показывает вида, но чувствуется, что сестренку свою обожает всей душой, заботиться о ней, не стесняется с вечеринки с деловым видом взять несколько бутербродов, сложить в пакет и сунуть в карман для Нюрки или стырить для нее веточку винограда или персик. А уж та ради брата готова, кажется, что угодно сделать. Скажи ей: «Нюрка, прыгни ради Жоры с пятого этажа», и та сиганет не задумываясь. Володьке даже немного завидно, ради него никто с пятого этажа сигать не станет. Да что там с пятого этажа, просто пустяк какой-нибудь и то не сделает. То есть, есть, конечно, несколько дамочек, которые готовы пойти на некоторые неудобства ради него, но далеко не бескорыстно, а в обмен на бурную ночь любви и на его шикарное мускулистое тело. Володька и сейчас помимо легкого флирта с несколькими девушками крутил романы с двумя крутыми дамами – дочкой банкира и женой воротилы от шоу-бизнеса. Опасно, конечно. Можно и нарваться, не ровен час. Но и жить опасно, всегда существует риск попасть под колеса машины, либо найти неожиданную смерть в собственной машине от обкуренного придурка, выехавшего на встречную полосу и смявшего в лепешку твою машину, либо просто подавиться пирожком с повидлом. Всякое бывает в жизни. Что же теперь, сидеть всю жизнь в скорлупе? Нет, Володька жаден до жизни, ему все интересно, он хочет многое успеть, узнать и почувствовать, пока молод, свободен, пока есть силы, азарт и здоровье.

На следующую субботу всю их компанию пригласили на некую закрытую частную вечеринку. Деньги были замешаны немалые, поэтому ребята без колебаний согласились. Если честно, то Володьке больше импонировали студенческие капустники или обычные корпоративные вечера, чем подобные той, на которую были приглашены сейчас. На этих так называемых высокопоставленных вечеринках публика собиралась чванливая, через чур много о себе мнящая, а фактически зажравшаяся и тупая, даже юмор для них приходилось подбирать попроще и попошлее. Зато деньжат можно было срубить немерено, не то, что с корпоративки, не говоря уже о выступлениях перед студентами, там вообще на голом энтузиазме выступаешь, так сказать, для собственного удовольствия.

В субботу к одиннадцати часам собрались в клубе, быстренько пробежались по подготовленной программе, собрали реквизит и  костюмы для выступлений, в 13.30 погрузились в присланный автобус и поехали к месту назначения. Погода была неважная – холод, колючий ветер гоняет по земле сухие листья, небо как свинец. В такую погоду лучше бы дома отсидеться с банкой пива перед телевизором. Но дело есть дело.

Они тряслись в старом автобусе, поглядывая за окно на грустный серый пейзаж. Город закончился, пошел пригород. Володька был погружен в мысли. Надо бы съездить домой к матери. Мать в письмах и телефонных звонках не жаловалась ни на жизнь, ни на здоровье, но по безрадостному тону писем и по ослабевшему голосу он чувствовал, что она сдает. Он у нее один. Так все Володькино детство и отрочество вдвоем и прожили, пока после армии помаявшись с годик в поселке и не найдя достойного применения своей молодости и силе, он не укатил в столицу. Володька трепетно и нежно любил ее, хоть и скрывал свою любовь под маской небрежной грубоватости. Мать – единственный человек в его жизни, который любит его без разных расчетов, просто за то, что он такой, какой есть со всеми его плюсами и минусами. Да, пожалуй, недели через две-три он вырвется дней на десять и поедет на свою малую родину, к маме, к друзьям с соседних дворов, которых уже, признаться, стал и подзабывать за суетой столичной жизни.

Рядом на соседнем сиденье кемарит Жорка. Голова его качается из стороны в сторону в такт движению автобуса. Опять, бедолага, видно не спал всю ночь. У Жорки роман с Альбиной. Девица симпатичная, фигура восьмеркой, но не в Володькином вкусе – заурядная, ничего особенного в ней нет. Сразу видно, что из нее получится хорошая и верная жена, но Володьке нравятся девушки яркие, эффектные, чтобы ноги от ушей росли, чтобы ухоженная была, одета была стильно и дорого. Еще ему нравилось, когда такая эффектная красотка сидела за рулем дорогой иномарки или за стойкой бара с сигаретой в руке, положив ногу на ногу так, чтобы видна была вся неописуемая красота этих самых ног. На таких девушек все мужики оглядываются. И Володька не исключение. Среди его знакомых подружек бывали, конечно, разные. Не все были с такими ногами, случались и кривоногие и коротконогие, но ради места под солнцем приходилось закрывать иной раз глаза на такие изъяны.

Читайте журнал «Новая Литература»

Володька оглянулся, беглым взглядом скользнул по фигурам ребят. В основном парни дремали. Что и немудрено. Вон Витек, например, всю ночь сторожем отсидел на своих складах. Пашка тоже сутки оттрубил в своей фирме. Ровим вообще пашет как вол на трех работах, как еще ноги таскать умудряется, да как еще сил и на клуб хватает, вообще не понятно.  Димка с утра пораньше уже вымыл доверенный ему подъезд и подмел двор. Серега тоже и работает и учится заочно. Жорка, бывает, и дома ночи напролет пыхтит над программами. Максим, их главный идейный вдохновитель, тоже всю неделю как проклятый батрачил в своем офисе менеджером. Глядя на их энергичные физиономии и светящиеся лица во время выступления, люди наверняка думали, что ребята шутя порхают по жизни, срывая цветы и аплодисменты. Никто не знал тяжелую изнанку их жизни.

Ехать еще не менее часа. Далековато забрался олигарх, в загородном доме которого им предстояло сегодня веселить народ. Подальше от города, от суеты, в экологически чистом месте Подмосковья. Или подальше от народа, чтобы никакое быдло не заслоняло земных красот от олигархических очей. Человек по имени Василий, предложивший им сегодняшнее выступление, предупредил их, что хозяин дома – дядька не простой, говнистый и гонористый, поэтому посоветовал поосторожничать с юмором, не касаться скользких тем. Программу подобрали обтекаемую, с юмором на общие темы типа «любовь-морковь» и «как прекрасна молодость». Тем более, что официальной причиной торжества было день рождение дочери хозяина некоей Эвелины.

Их встретил у ворот охранник, пропустил к огромному особняку, окруженному высокими старыми дубами. Выбежал организатор мероприятия некто Гена, шустрый малый с ранней лысинкой, заторопил, засуетился вокруг. Ребята прошли в отведенную для них комнату, не спеша стали готовить реквизит, переодеваться в сценические костюмы, гримироваться. До выступления времени еще достаточно, еще не все гости подъехали, пока все соберутся, пока начнется торжество, тамада немного публику заведет, настроит на нужный лад, а уж потом и их выступление объявят. Мелькнул Гена, спросил, не надо ли чего. «Надо!» – был дружный ответ Максима и Жоры, за которым последовал недвусмысленный намек, что у ребят с утра маковой росинки во ртах не было, не мешало бы подкрепиться чем-нибудь существенным, да и по сто граммов для поднятия тонуса не помешали бы. «По сто грамм и больше получите после того, как свое оттарабаните, – был неумолим Гена, – а бутерброды с кофе пожалуйста!». Через пять минут им действительно принесли огромное блюдо с разнообразными бутербродами, вазу с фруктами, организовали чай и кофе. Загримированный под клоуна Жорка позвонил по сотовому Нюрке, поинтересовался как ее горло, что-то она вчера сипела и покашливала. Велел горло полоскать через каждые полчаса. Взял из вазы две груши посочнее и положил в карман куртки для Нюрки.

Наконец, примчался Гена, объявил готовность номер один: «Через десять минут ваш выход». Ребята потянулись к залу, где проходило торжество. Минут через десять ведущий вечера объявил: «А теперь нашу прекрасную именинницу хотят поздравить ребята из клуба «Анчар». Последние его слова утону в громе аплодисментов и свисте. Ребята начали работать. Володька тоже показал пару своих коронных сценок «Стриптизер» и «Любовник». Работалось хорошо, ребята, как всегда, разошлись, импровизировали, в общем, были в ударе. Максим травил анекдоты, пел под гитару песни собственного сочинения, направо и налево строил со сцены глазки молоденьким подружкам именинницы, коих было здесь прилично. Сама виновница торжества, некрасивая, долговязая явно крашенная блондинка, блестя розовыми шелками и бриллиантами, снисходительно хлопала анчаровцам и даже соизволяла иной раз демократично им улыбнуться. Рядом с ней с непроницаемым лицом сидел и сам папаша. По его виду и позе можно было подумать, что это сидит сам управляющий планеты Земля. Когда вышел выступать Володька, то надменное личико Эвелины вдруг выразило явную заинтересованность. Особенно оно стало внимательным, когда Володька выступал в роли стриптизера. Когда он выходил на сцену в одних стрингах, то все дамы всегда замирали. В этот раз номер было решено сделать более скромным, Володька выходил в солидной набедренной повязке, повязанной поверх стрингов. В другой сцене Володька играл в пиджаке, надетом на голый торс, и семейных трусах в горошек, так как по сценарию он изображал любовника, спрятавшегося от неожиданно вернувшегося мужа на балконе. И опять Эвелина просто пожирала глазами Володьку и даже после его выступления самолично поднесла ему цветы. В общем, понравился он ей. Володька это, конечно, почувствовал, но мало этим заинтересовался. Во-первых, Эвелина была не в его вкусе. Вся такая напыщенная и чванливая. К тому же страшна и костлява. Да и дылдища! Почти с Володьку вымахала, а он и сам не маленький – метр 88. Во-вторых, он уже был сыт по горло подобными дочурками крутых папаш. Эти девицы норовят мимолетно использовать парней, чтобы потом выбросить к чертовой матери. Жигало и альфонсом Володька быть не желает. Нет, он конечно не архангел Гавриил, позволяет себе интрижки, но не в качестве дрессированной собачки. При любых обстоятельствах он должен быть главнокомандующим, а не наоборот.

Программа прошла на ура и без запинки. Отработав, ребята были тут же растасканы по группкам и столикам фанатами «Анчара», коих здесь оказалось немало. Развлекать и заводить публику – одна из их функций. Раздавали автографы направо и налево, юморили, фотографировались, танцевали. Володька тоже оказался в небольшой толпе поклонниц. Девчонки кокетничали и строили глазки, Володька отвечал тем же. Внезапно толпа расступилась, перед Володькой нарисовалась Эвелина: «Пойдем, потанцуем». Его покоробила и ее бесцеремонность, и то, что она к нему обратилась на «ты». На брудершафт пока не пили. К тому же он явно старше ее. Пошли танцевать. От Эвелины шел сильный и резкий запах духов. Аромат духов соответствовал своей хозяйке и тоже не понравился ему. «Разит, как от парфюмерной фабрики». Она сама его вела в танце, и это ему тоже крайне не понравилось, он твердо придерживался мнения, что в паре ведущий мужчина. Эта же, видимо, считала, что кто платит, тот и заказывает музыку. Что ж, голубушка, командуй парадом, раз твой папец олигарх. Володька потерпит один танец, так и быть. На большее его не хватит. Если Эвка решила его купить, то это у нее вмиг обломится. Володька не мальчик по вызову. То есть, он, конечно, здесь по вызову, но совсем в другом качестве. Наконец, к его великому облегчению, танец закончился. Он церемонно поцеловал своей даме ручку и повел было ее к подружкам, но в последний момент та от подружек увернулась и прошествовала мимо. Ему пришлось последовать за ней. Она вывела его на балкон, вернее, на огромную открытую террасу. Здесь стояли два плетенных кресла у дубового стола и угловой диван. Вид с террасы открывался великолепный: осенний лес был тих и задумчиво печален, неспешно протекала неширокая речушка, неся на себе опавшие листья, параллельно речке тянулась шоссейная лента дороги и над всем этим бескрайнее жемчужно-серое небо. Моментально явился вездесущий Гена, приволок нечто вроде мехового манто, которое заботливо накинул на плечи своей хозяйки и тут же деликатно исчез. Эвка уселась в кресло, царственным кивком предложила Володе сесть в другое. Кивнув на вид с террасы, заговорила: “Это все наша собственность. Целых сто гектаров. И этот лес, и эта река, – и тут же с неохотой поправилась, – не вся река, а тот участок, что протекает через наш лес. И этот участок дороги тоже наша собственность. Если захочу, то запросто могу потребовать плату за проезд по нему. Не захотят платить, пусть пролетают по воздуху”.

“Наглая, – сделал окончательный вывод Вовка, – наглая хамка. Считает, раз батя туз, то она дамка. А она вовсе не дамка, а обычная хамка. Дамка – хамка. Хм, рифма, однако.”

И вдруг без всякого перерыва она перескочила на другое:

– Если я что-то захочу, для меня отец все сделает. На прошлой неделе мне вздумалось в Париж слетать. Увидела в парижском каталоге шляпку симпатичную, просто прелесть. Настоящая французская шляпка. Ручная работа, единственный экземпляр. Я ширпотреб не признаю, исключительно эксклюзив. Так отец мне мигом самолет предоставил. И я слетала за этой шляпкой”, – она посмотрела на него таким взглядом, который подразумевал, что он должен был просто остолбенеть от ее безграничных возможностей в осуществлении желаний. Он изобразил остолбенение. Пусть радуется, а он лучше промолчит. Да и о чем с ней говорить, скажите на милость? Обсуждать последние светские сплетни? Он не в курсе этих дел. Разве что обсудить фасон французской шляпки?

– И где же сейчас находится эта удивительная шляпка? – серьезно спросил он.

– Сейчас покажу, – Эвелина состроила великосветскую улыбку, то есть, растянула губы, глаза при этом остались холодными, и, скинув манто на кресло, уплыла с террасы к величайшему Володькиному облегчению.

Он откинулся на спинку. Смотрел на лес, думал о матери. Нет, что бы ни случилось, но в самое ближайшее время он непременно поедет к ней. Соскучился страшно. С друзьями детства хочется встретиться, по лесу погулять. Не по этому, Эвелининому, а по своему. Всплыли воспоминания детства. Вдруг странный звук заставил его поднять голову. Он посмотрел в небо и замер. По серо-белесому фону пролетал клин журавлей. Буря чувств вдруг охватила его. Море эмоций бушевала в нем – и бурная радость, и ощущение счастья – сиюминутного, настоящего!, и какой-то щенячий восторг, и бескрайняя грусть, и чувство утери навсегда чего-то очень важного, главного в жизни, и надежда на нечто прекрасное и удивительное, что непременно будет впереди и еще многое чего всколыхнулось в душе, что невозможно описать и передать, а только почувствовать всей душой, всей кожей, каждой клеточкой своего тела, каждым волоском, до дрожи в пальцах, до закипающих слез в углах глаз, до горячего кома в горле. Ах, что за странная штука – наша жизнь! Бежим, бежим, расталкивая всех локтями, к некоей неведомой цели. А главное то упускаем. А что главное? А бог его знает! Быть может, вот этот журавлиный клин, пролетающий сейчас над ним, и есть самое главное, самое важное и единственно необходимое в его жизни. Он долго еще сидел опустив голову, постепенно возвращаясь к себе прежнему и к реальности.

– А вот и я! – он обернулся. Перед ним стояла Эвка. В длинном обтягивающем платье без обычных женских изгибов и округлостей она напоминала ровную розовую колонну. На голове красовалась, видимо, та самая парижская шляпка – нечто нелепое, непонятно-бесформенное, из которого торчала клочьями солома вперемежку с искусственными блеклыми розочками. Она крутанулась вокруг себя.

–   Ну и как? Шарман, не правда ли?

–   Полный шарман, – кивнул вставая Володька, – всем шарманам шарман.

Эвка подплыла ближе. В нос опять ударил резкий запах ее духов. Она обхватила рукой его шею, сильным движением склонила его голову к себе. Горячо шепнула:

–   А хочешь, вместе слетаем в Париж? Прямо сейчас и слетаем?

–   Нет. Не хочу! – хотел сказать он. Вслух сказал другое:

–   В следующий раз, Эвелина. – Осторожно, но решительно снял со своей шеи ее руку, мягко улыбнулся ей в глаза, – Мне надо идти. – Поцеловал ей руку и быстро вышел, не оставляя ей шансов что-либо сказать.

Володька заскочил в комнату, временно оборудованную под гримерку, прихватил свою сумку и вышел из дома. Прошел через ворота, кивнув охраннику. К трассе пошел прямо через лесок. Едва он успел поднять руку, как первая проезжающая мимо легковушка тут же тормознула. Водитель попался молодой круглолицый парнишка по имени Юрик, разговорчивый и улыбчивый. К тому же он оказался поклонником «Анчара», узнал Володьку, страшно обрадовался такой удаче. Заставил Володьку дать три автографа – для него, для молодой жены и даже для тещи. Всю дорогу Юрик травил анекдоты, сам же над ними заливисто хохотал. Володька вежливо улыбался, а сам думал все о своем, рассеянно поглядывая за окно.

Как приехал, позвонил матери. Мать обрадовалась, даже всплакнула.

– Кончай мокроту разводить, мать. …Да все у меня нормально. …Нормально, я сказал. … Не, жениться пока не собираюсь. Нет такого в планах моих. Дай погулять вволю пока молодой. …Да ладно тебе. Увидишь еще своих внуков, дождешься. Надоест еще сопли подтирать. Короче, приеду в начале следующей недели, скорее всего, во вторник-среду, поговорим вволю. Соскучился я по дому. Да, прими заказ на пирог с капустой и вареники с творогом. Ладно, пока. …До скорого, мамуль.

Вечером сидел перед телевизором, смотрел футбол, когда позвонил Жорка. Он недавно вернулся в город, успел съездить на свидание к Альбине, пообещал завести по пути сегодняшний Вовкин гонорар. По какой такой дороге он ехал неизвестно, возможно через Сыктывкар или Майкоп, потому что заехал он “по пути” аж в полвторого ночи. Был весел, возбужден и изрядно пьян. Вовка только головой покачал, увидев его.

– Жорж, как ты мог сесть за руль в таком состоянии? Ты же практически в стельку. Я тебя не узнаю.

– Я и сам себя не узнаю, – расплылся тот в широкой улыбке, протягивая конверт с Володькиной долей – но пьян я не от алкоголя. Я пьян от любви!

– Любовь твоя, по всей видимости, имеет запах “Столичной”. Давай раздевайся. Я тебя такого не отпущу. Спи сегодня у меня, – с этими словами отобрал у Жорки ключи от машины и, накинув куртку, пошел отгонять Жоркин Жигуль на платную стоянку. Хоть и вряд ли кто позарится на такую “роскошь”, но, как говорится, лучше подстраховаться.

Вернувшись домой, застал Жорку спящим на диване. Накрыл его пледом, себе постелил на раскладушке.

Утром встал рано, еще и семи не было. Такая вот особенность была у его организма – во сколько бы ни лег, вставал всегда рано. Жаворонком был по натуре. Жорка еще храпел, скинув плед на пол и раскидав руки-ноги. Володька принял контрастный душ, пожарил яичницу из шести яиц, заварил себе крепчайший черный кофе без сахара. Пил и думал о том, что надо на вокзал съездить за билетом на завтра, на обратном пути заодно и подарки матери прикупить.

Он уже собирался уходить, натягивал джинсы, когда из комнаты выполз лохматый и помятый Жорка.

– Куда намылился?

– На вокзал за билетом на завтра. Матери обещал, что приеду дня на два-три.

– Отменяю я твою поездку. Позвони матери, что приедешь позже. В понедельник вечером мы опять развлекаем публику. Эта белобрысая дылда, Эвелина, нас опять заказала. Девичник у нее в понедельник.

–   Придется в этот раз обойтись без меня.

–   А вот и фиг. Ты должен быть в обязательном порядке. Собственно говоря, мы, остальные, там и не очень-то нужны. Я так понял. Нас пригласили до кучи. Гвоздь программы – это ты. По-моему, она в тебя втюрилась. Видел я, как она на тебя смотрела. Как кошка на сметану. Глаз не сводила. И не моги отказываться, так как бабки такие посулили, что Максим и ребята тебя убьют, если ты им халяву эту завалишь. В общем, поедешь как миленький и отработаешь как положено. Номер свой коронный будешь в этот раз изображать в стрингах. Я куплю для тебя специальные стринги – крошечные такие, красненькие, и все в стразах. И советую в этот раз довести номер до логического конца: раз стриптизер, то не грех и раздеться один раз совсем. Покажи ты им свою задницу и еще кое-что, пусть девки порадуются. Тем более, стыдится тебе нечего, все у тебя на месте, все в наилучшем виде. Короче, хочешь – не хочешь, но в понедельник вечером будем крутить шоу. И нечего морду воротить, ничего с твоей мамой не случится, если она своего сынульку увидит на два дня позже. Хочешь, я сам позвоню Тамаре Дмитриевне и все ей объясню?

–   Не хочу.

–   Чего не хочешь?

–   Все не хочу. Не хочу, чтобы ты звонил. И сам пока в состоянии это сделать. Не хочу ехать к Эвке. Тем более не хочу в красных стрингах перед ней плясать и жопу ей показывать.

–   Насчет жопы – это на твое усмотрение. Я просто тебе идею подкинул. Остальное придется сделать. Надо, Федя, надо.

 

В понедельник вечером опять тряслись в автобусе. Впрочем, «тряслись» – это не совсем правильно. Вернее, совсем не правильно, так как в этот раз за ними приехал новенький шикарный Мерседес с кожаным салоном, затемненными стеклами, кондиционером и даже встроенным телевизором. В общем, ехали с комфортом. Правда, очень медленно, на черепашьей скорости. Оно и понятно: на трассе крайне аварийная ситуация – плотный туман и мокрое, скользкое шоссе. Только что проехали мимо опрокинутого в кювет фургона.

Ребята были в приподнятом настроении, так как деньги были действительно обещаны весьма солидные и даже выдан приличный аванс. Максим от избытка чувств треньках на гитаре и напевал себе под нос. Не в настроении был один Володька. Ему было тошно от одной только мысли, что опять придется стелиться перед Эвкой. Если бы не Жорка, не Максим, и не остальные парни, плюнул бы на эти деньги, не больно он с голодухи пухнет, чтобы пресмыкаться перед бесящейся с жиру барынькой. “Не переживай, – толкает его в бок все понимающий Жорка, – как говорится: плюнь, да поцелуй. Я попрошу Максима тебя одним из первых выпустить. Сыграешь свои два номера, и если так уж муторно будет, незаметно свалишь. Хотя, не плохо было бы, если бы ты немного там потолкался между девок, потанцевал пару раз, поулыбался. Ты же у нас любимец публики и женщин. И чего они в тебе находят, ей богу не понимаю. Не красавец, вроде, и не шибко умный. Восемьдесят пять кило мускул и только. Чем я, например, хуже, а? Красивый и толстый”. ” Ты лучше”, – успокаивает он Жорку и смотрит в окно, за которым туман еще больше усилился.

Их встречает все тот же охранник, конвоирует автобус к особняку. Распорядитель вечера, знакомый ребятам Гена, суетится вокруг, торопит ребят. Из-за тумана опоздали, вечер уже начался.

Жорка не обманул, и Максим действительно выпустил Володьку не в конце, как обычно, так сказать, на десерт, а через несколько номеров. Володьку встретил оглушительный девчачий визг и вой. В зале были сплошь девушки. Эвелина сидела за первым столиком, ближе всех к выступающим. Была в чем-то блестящем, кружевном, с пышной прической. Вторым номером у Володьки шел так полюбившийся зрителям, а особенно зрительницам, “Стриптизер”. В этот раз он выступал в стрингах, конечно, не в красных со стразами, как предлагал Жорка, а в своих обычных, синих. Девчонки аж завопили в восторге. “Сучки”, – вдруг зло подумал он про них. И про себя: “А чем я лучше? Трясу тут своим хозяйством перед ними, как последняя продажная тварь. А и правда что ли снять на фиг эти стринги, пусть порадуются?”. Разумеется, трусы он не снял, доработал свой номер до конца и ушел. Девушки еще долго хлопали, требуя его на бис, но он не вышел. Ушел в комнату, где они переодевались и гримировались. Переоделся, сложил в сумку концертные костюмы. Все. Финита. Мавр сделал свое дело, можно и уходить. Прибежал запыхавшийся Гена.

– Ты чего это? А? Опять слинять надумал? Не, так не пойдет. Придется остаться. Там одни бабы, мужиков дефицит, а ты дезертируешь.

– Так у них же девичник. Значит, должны быть одни бабы. Логично?

– Слушай, Владимир, – перешел на доверительный свойский тон Гена,  понизил голос и беря Володьку за локоть, – я тебе честно скажу, положа руку на сердце, Эвелина из-за тебя все это затеяла. Глаз она на тебя положила. Не будь дураком, лови момент. И сам в накладе не останешься, и клубу вашему перепадет. Глядишь, с твоей помощью “Анчар” сможет выползти в свет. Раскрутитесь. Такой крутяк заломите, конкуренты только застонут от зависти.

– Будь здоров, Геннадий, не кашляй. – Решительно освободил свой локоть Володька, – И не надо меня провожать. Не надо. – Он перекинул сумку через плечо и пошел к двери. Открыв дверь, неожиданно столкнулся с Эвелиной.

– Владимир, ты куда? О, нет! – погрозила игриво пальчиком, кокетливо улыбаясь. Улыбка, которая обычно красит любую девушку и женщину, ей не шла. Она становилась похожа на лошадь. На улыбающуюся лошадь. – Оставь сумку. Пойдем на террасу, покурим.

– Я не курю, – хмуро сказал Володька, все же снимая сумку с плеча, но не оставляя ее.

– А я курю, – она взяла его под руку и повела из комнаты.

Они вышли на знакомую террасу, сели в кресла. Эвелина действительно закурила, глубоко затягиваясь длинной сигарой. В этот раз с балкона не было абсолютно ничего видно, туман стоял сплошной белесой стеной. Его рваные клочья витали и на террасе. Дым от Эвкиной сигары перемешивался с туманом, и Володьке вдруг пришла в голову странная мысль, что это вокруг и не туман вовсе, а сигаретный дым. И весь божий свет задымила эта взбалмошная, уродливая девица, мнящая о себе черт знает что, а на самом деле просто очень некрасивая, неумная и наглая девушка, решившая, что раз папа богат, то она – центр вселенной.

– Я тебе совсем не нравлюсь, да? – неожиданно спросила она.

Он чуть было не сказал: совсем. Но вовремя опомнился. Какой бы она не была, не следует говорить с ней так резко. Она же не виновата, что все папины деньги не сумели сделать ее обаятельной и очаровательной. К тому же, видимо, не такая уж она и дурочка, раз почувствовала его к ней отношение и прямо спросила об этом. Володька несколько секунд поколебался и заговорил.

– Ты не можешь не нравиться. Ты, Эвелина, кому-то можешь показаться не самой первой красавицей, но никто не сможет упрекнуть тебя в отсутствии шарма. Ты обаятельна и умна. А это самое главное. Красота и юность с годами уходят, а ум, обаяние, шарм только усиливаются. Впрочем, что я заговорил о возрасте. Ты еще совсем юная девушка.

– Мне двадцать восемь.

– Да? – совершенно искренне удивился он, – Ни за что бы не подумал!

– Тем не менее, это именно так. Ты мне понравился, Владимир. Очень понравился. Как ты отнесешься к идее закрутить со мной роман?

Вот тебе и пожалел девушку! Он пожалел, не смог ответить резким отказом, так она моментально обнаглела.

– Видишь ли, Эва… Можно мне так тебя называть? Так вот, Эва, я хочу объяснить, почему и в первый раз и сейчас я попытался избежать тебя. Ты мне действительно нравишься. Но дело в том… Дело в том, что я не могу завязать с тобой отношения. Ни с тобой, ни с какой другой девушкой. Дело в том, что я скоро женюсь. Так получилось, что одна моя знакомая девушка забеременела от меня. И я, как порядочный мужчина, должен на ней жениться. Наверное, это смешно выглядит со стороны, несовременно, но у меня есть свои принципы. Я не могу бросить в таком положении девушку, а, решив жениться, не могу крутить романы с другими женщинами. Вот такой расклад. Извини меня, Эва. Рад был познакомиться. – И не давая ей времени опомнится, быстро встал, поцеловал ей руку и моментально вышел с террасы, подхватив свою сумку.

 

На следующий день во вторник с утра Володька все же укатил в свой поселок к матери. Сутки в поезде и он оказался дома. Только сейчас он понял, как действительно сильно соскучился и по матери, и по дому, и по своему родному поселку. Мать, само собой, всплакнула при встрече. Хоть и знала, что он едет, хоть и готовилась, пирогов напекла, но не удержалась, расплакалась. Прибежали соседки тетя Нина и баба Лиза, заохали, запричитали: ах, какой красавец стал! Мать смотрела на сына с гордостью – действительно, красавец. Выложил перед ними московские подарки, наелся материных пирогов до тех пор, что трудно дышать стало. Выслушал от матери, тети Нины и бабы Лизы последние новости кто женился, кто развелся, кто уехал, кто приехал, и пошел гулять по поселку. Его узнавали все встречные-поперечные, жали руку, радостно хлопали по плечу, расспрашивали о столичном житье. Зарулил к другу Сереге. Тот оказался дома, радостно заорал: здорово, старик! Долго просидели у него, потом на пару пошли дальше по друзьям, прихватив по пути в киоске десяток бутылок пива.

Домой вернулся поздно ночью, довольный и изрядно навеселе. Мать, естественно, не спала, ждала. Уже и постель ему постелила.

– Ма, как дома то хорошо! – уткнулся лицом в ее худенькое плечико.

– Вот и хорошо, что хорошо, – с нежностью погладила она его по лохматым длинным волосам, – Спи, сынок. Отдыхай.

И он мгновенно провалился в крепчайший сон, едва голова его коснулась подушки.

На следующий день по обыкновению он проснулся рано. Из кухни плыли ароматы. Мать уже хлопотала на кухне, готовя сыночку что-то вкусное. По запаху определил, что жарит его любимые блины. На душе у Володьки стало так уютно, так тепло, как давно не было, разве что в детстве, когда вот так рано просыпался и слышал, как мама гремит на кухне кастрюлями-сковородами, готовя завтрак сыночку. Эх, остаться бы здесь навсегда! Не уезжать никуда отсюда! Завтракать каждое утро вместе с мамой, потом идти на работу куда-нибудь в МТС, чтобы, отработав смену, встретиться вечером с друзьями за кружкой пива, а в выходной на рассвете уйти на рыбалку или в лес по грибы. И быть при этом вполне довольным жизнью и собой. А то все бежишь куда-то, суетишься весь день, заколачиваешь деньги, не гнушаясь при этом плясать в одних трусах, развлекая публику, и готов еще черт знает на какие низости и глупости. Ради чего? Ради кучи денег? А много ли ему надо? Вот съест он сейчас пару десятков блинов с брусничным вареньем, оденет свою любимую старую фланелевую рубашку в красную клетку, сверху накинет потрепанную  фуфайку, и пойдет бродить за окраину по полям, да лесам. И будет куда как счастливее, чем простаивая в своем новеньком Ситроене в бесконечных московских пробках.

Он вздохнул. Все это красивая лирика, но жизнь есть жизнь. И как бы ему не было здесь хорошо, но он непременно вернется через день обратно в прежнюю суетливую жизнь, потому что… А хрен его знает, почему. Просто, так надо, и все тут. А пока он еще здесь, надо как можно больше впитать в себя этот родной дух, эту атмосферу, надо как можно больше успеть пообщаться с друзьями, до одури набродиться по лесу, досыта наговориться с матерью, вволю отоспаться под уютным лоскутным одеялом, чтобы потом надолго хватило этих воспоминаний в его дальнейшей московской жизни, до следующего возвращения сюда. И он решительно откинул теплое одеяло: “Ма! Хочу блины!!!”.

 

…Он вернулся в пятницу к вечеру. Пока распаковывал большую сумку, выкладывая материны варенья-соленья, прослушивал параллельно автоответчик. Несколько раз звонил Максим, поэтому ему первому Володька и позвонил.

– Прибыл? Это хорошо. ..В клуб собираешься? Это хорошо. Приезжай, на месте все и расскажу. Есть у меня для тебя новость, – с тем Максим и отключился.

Новость заключалась в том, что в Володькино отсутствие в клуб приезжал Гена. “Эвелинкин Гена”, – пояснил Ровим. Этот самый Гена настойчиво интересовался подробностями личной Володькиной жизни. В частности, спрашивал, действительно ли Володька собрался жениться. И на ком он собрался жениться. Ребята дипломатично ответили в том духе, что вроде бы что-то такое наклевывается, но наверняка они не в курсе. Гена порекомендовал им выяснить все детали, потому что он на днях опять приедет. И еще он намекнул, что если Володька, не дай бог, все наврал, ввел Эвелину, так сказать, в заблуждение, то конец их клубу. Эвка с папашей постараются сделать так, чтобы и воспоминание об “Анчаре” не осталось. “А у нас через месяц как раз истекает срок аренды этого подвала, – вздохнул Максим, – и ежели что, не видать нам продления аренды, как своего копчика”. Ребята приуныли: да, дела. Выдержав продолжительную паузу, Максим подвел итог: “В общем, так! Хочешь – не хочешь, но у тебя, Вовка, остается только один выход: тебе надо срочно жениться!”.

– Может, тогда сразу скажешь на ком?

– Не смеши меня. У тебя подруг – как у меня мелочи в кошельке. Эта, как ее, Леночка, дочка банкира. Потом, рыжая Верка. Настя, пухленькая такая. Да в ваш фитнес-зал баб до фига ходит, выбирай любую.

– Ну, знаешь ли!..  Если бы речь шла о мимолетном знакомстве – еще куда ни шло! Но ведь ты предлагаешь мне жениться! Вот так, с бухты барахты, на ком попало!

– А что предлагаешь ты? Закрыть “Анчар”?! Да?! Пустить под откос все наши труды и усилия? Между прочим, ты здесь не один, дружок. Нас здесь шестнадцать человек – это только основной костяк, не считая остальных! И ты вот так с легкостью все перечеркнешь? В общем, так, ты заварил эту кашу, ты и расхлебывай ее. А жениться… Что ж, жениться можно и на время. Можно и понарошку. Фиктивным браком, например. Женишься, через пару месяцев разведешься. Делов то куча, подумаешь.

– Тебе легко сказать: разведешься. Как я объясню девушке, что женюсь на ней фиктивно? Кто пойдет на это? Кто!!!

–   Кто?.. – задумался Максим.

– А я знаю кто, – вдруг встрял Жорка, – Есть такая на примете. Нюрка! Подъем!!

 

 

В воскресенье Володька, как заведено, проснулся с утра пораньше. Лежал в постели, медленно отходил от сна, не вставал, прислушивался к себе. Что-то в его жизни изменилось со вчерашнего дня, что-то не так. А что не так? ..Ах, да! Он ведь вчера женился! Бог мой, забыть о таком событии! Вот так да! Ну и новобрачный! Он вынул из-под одеяла правую руку и посмотрел на тонкое кольцо, слабо поблескивающее в полумраке на безымянном пальце. А где же его законная супруга, спрашивается? Он встал, и как был в одних трусах, босой, пошел на цыпочках к кухне. Тихо приоткрыл дверь, заглянул в комнату. В раннем сером утреннем свете увидел раскладушку, стоящую посередине кухни. На раскладушке под тонким одеялом свернувшись калачиком спала его молодая жена Нюрка. Похоже, замерзла совсем под байковым одеялом, тем более, что на кухне у Володьки гуляют сквозняки – рама старая, щели с палец, так за лето и не удосужился заменить окно на пластиковое. Он вернулся к дивану, взял свое ватное одеяло и пошел накрывать им свою юную супругу. Осторожно укрыл и даже заботливо подоткнул концы. Нюрка во сне глубоко вздохнула, повернулась на спину и вытянулась во весь рост – тепло.

Володька  одел шерстяной костюм, в котором ходил дома, и опять лег на диван. Хотелось горячего чаю, а лучше крепкого кофе, но придется потерпеть, пока проснется Нюрка. На следующую ночь он все-таки уговорит ее лечь спать на диване, а сам устроится на раскладушке. А то не по-мужски получается: сам как барин дрыхнет на двуспальном диване, а девчонка, пардон, жена его, спит на неудобной проваливающейся раскладушке, да еще под тонким одеялом на сквозняках. “Нет, нет, Владимир Алексеевич, вы спите под ватным одеялом, а мне хватит и байкового. Я привычная. И вообще, не обращайте на меня никакого внимания. Я не хочу причинять вам никаких неудобств”. Неудобств, конечно, ни ей, ни ему не избежать, но придется потерпеть. Тем более, что это ненадолго – месяц, от силы два.

Еще сильнее захотелось кофе. И еще есть. Он привык по утрам плотно завтракать. Тишину рассвета потревожил телефонный звонок.

– Да.

– Здравствуй, Владимир. Разбудила?

– Ты же знаешь, что я рано встаю.

– Кто тебя знает. Ты теперь человек семейный, привычки мог и поменять. Кстати, поздравляю с законным браком.

– Спасибо.

– Признаться, я была крайне удивлена вчера, когда мне сообщили эту новость. Весьма неожиданно.

– Так получилось. Я был тоже удивлен, честно говоря.

– Странно.

– Да.

– Ответь мне только на один вопрос: ты женился по любви, по расчету или по необходимости?

– Представь себе, по всем трем причинам сразу. Извини меня, Лена, так сложилось.

– Я понимаю, Володя. Будь счастлив.

– Спасибо. Будь счастлива, Лена.

Он положил трубку. Подумал, что этот неожиданный брак помог решить ему кучу проблем. Например, расстаться с несколькими девушками, отношения с которыми предельно запутались, и он уже и не знал, как выпутаться.

Из кухни выглянула заспанная Нюрка.

– Здрасти, – смущенно улыбнулась ему.

– Привет, жена, – улыбнулся в ответ, – Ты окончательно проснулась? Или как? А то я есть хочу.

– Ой, извините меня, Владимир Алексеевич. Я вообще рано просыпаюсь, а сегодня почему-то так крепко спала.

– Потому что на свежем воздухе.  Я бы сказал, на свежайшем. Так и заболеть не долго. В общем, следующую ночь на кухне сплю я. И не возражай мне тут! Кто в доме хозяин?

–         Вы, Владимир Алексеевич, хозяин.

–         То-то же. А теперь давай умываться и завтракать. А то жрать охота.

–         Я сейчас! Я мигом! – и Нюрка метнулась в ванную.

 

Прошло еще две недели. Две недели Володькиной супружеской жизни. Они, в общем, мало чем отличались от всех остальных. Так же рано утром он просыпался, теперь на кухне на раскладушке. Завтракал, правда, в компании с молодой женой. Потом ехал на работу. Вечером, после работы, ехал в клуб. Ритм жизни остался прежним. Жизнь изменилась в мелочах. Например, завтрак ему готовила Нюрка. И надо отдать ей должное, готовила быстро, вкусно и разнообразно. Квартира его тоже менялась день ото дня, становилась уютнее, чище, и даже как будто больше и светлее. На подоконнике невесть откуда появились цветы в горшках. Кухонное окно оказалось плотно заклеенным, и спать ему на кухне теперь было тепло. К его возвращению из клуба его ждал неизменный горячий ужин. Все его вещи не валялись как попало по углам и стульям, а были тщательно выстираны, выглажены и заботливо развешаны по плечикам или сложены аккуратной стопочкой на полках в шкафу. Володьке даже пришла в голову неожиданная мысль, что не так уж и плохо, оказывается, быть семейным человеком. И чего он боялся женитьбы, как черт ладана? Все оказалось не так и страшно. Конечно, это был не настоящий, фиктивный брак. Может, поэтому все так хорошо и складывалось, что никаких претензий друг к другу у них с Нюркой не было, да и быть не могло. Кстати, у Нюрки было одно счастливое качество – она умела быть незаметной, неназойливой. Более удачной кандидатуры для фиктивного брака и придумать было нельзя, тут Жорка попал в точку. Со своей стороны, Володька тоже старался быть по возможности деликатным по отношению к ней: предупреждал, если задерживался, давал ей деньги на продукты, да и сам старался пополнять запас в холодильнике с учетом Нюркиных вкусовых пристрастий и даже пару раз приносил ей цветы. Все-таки, жена, как никак. Нюрка перед тем, как выйти замуж за Володьку, бросила свою работу уборщицы, да и в клуб теперь по вечерам не захаживала, так как все свое свободное время тратила исключительно на то, чтобы обустроить Володькино жилище и повкуснее накормить новоявленного супруга. В общем, отнеслась к доверенному ей делу со всей серьезностью и ответственностью. Только в воскресенье отпросилась у Володьки, чтобы смотаться на Жоркину квартиру. Так и сказала: «Владимир Алексеевич, а можно я к брату съезжу, сделаю у него уборку и наготовлю ему на всю следующую неделю?». «Можно», – великодушно разрешил он. Вообще, если бы кто случайно подсмотрел или подслушал как они общаются между собой, то остался бы в недоумении – нормальные супруги так не разговаривают. Самому Володьке тоже иной раз становилось смешно, и он еле сдерживал улыбку, чтобы не смутить Нюрку, когда она, например, с весьма серьезным  видом говорила ему: «Владимир Алексеевич, что вам приготовить на ужин: плов или шницель с гречкой?» или «Владимир Алексеевич, можно я завтра задержусь часика на два? У нас в институте студенческий вечер». Так, наверное, общались в прошлом – позапрошлом веках восточные женщины со своими мужьями-повелителями: «Чего желаете, господин?».

В начале третьей недели супружеской жизни навестил их и Жорка. Привез сестренке коробку конфет в подарок. Увидел в вазе цветы, подаренные Нюрке Володькой, узрел в холодильнике любимый Нюркин торт «Наполеон», остался доволен условиями жизни своей сестры. Уже собираясь домой, сделал неожиданное заявление: «Генка уже справки наводил насчет твоей женитьбы, успокоился. Потерпите чуток. Недели три-четыре пройдет, шум окончательно уляжется, тогда и тихо-мирно разведетесь. Кстати, послезавтра нас всех пригласили на открытие нового ресторана, который принадлежит Эвкиному папашке. Тебе, Вовка, велено там появится с женой. Генка так сказал. Видно, Эвелина самолично желает взглянуть на твой выбор. Так что, Нюрка, ноги в руки и айда поехали со мной приличный наряд тебе выбирать. В своей серой юбке и голубом свитере ты, конечно, выглядишь обворожительно, что и говорить, но на праздничный вечер это явно не годится. У тебя нет ничего приличного на этот случай. Короче, поехали». В компаньоны к ним навязался и Володька. Собрались, поехали.

Магазин «Ландыш» уже готовился к закрытию, посетителей почти не было, когда они зашли в него, наверное, в двадцатый по счету. На заднем сиденье Жоркиных Жигулей к этому времени уже красовалось два приличных объемов пакета с разным дамским тряпьем. Но, как говорил взыскательный Володька, это все было не то.

– Девушка, – расплылся он в очаровательной улыбке поспешившей им навстречу симпатичной продавщице, – спасите нас. СОС! На вас вся надежда. Как говориться, уповаем на ваш изысканный вкус и тонкую женскую интуицию!

– А в чем собственно дело? – томно улыбнулась в ответ продавщица, глядя на галантно расшаркавшегося перед нею Володьку.

– Дело в том, что нам вот с этим молодым человеком, кстати, его зовут Георгий и он совершенно, то есть абсолютно не женат, так же как, кстати, и я, так вот, нам надо срочно приобрести нечто элегантное и вечернее для нашей родственницы. Вот для этой девушки, приехавшей недавно из провинции. Девушка приглашена завтра на великосветский раут и должна выглядеть там ослепительно. Мы с Георгием, как вы понимаете, в этом полные профаны. Помогите нам! Сотворите из Золушки принцессу! СОС!

Продавщица глянула мельком на Жорку, скользнула взглядом по Нюрке и опять прикипела взглядом к Володьке, расточавшем комплименты и улыбки в ее адрес. Нюрка обратила внимание, что Володька спрятал свою правую руку, на пальце которого поблескивало новенькое обручальное кольцо, в карман. Нюрка тоже незаметно сняла свое кольцо и положила его в сумку.

– Что ж, – накокетничавшись вволю с Володькой, – наконец приступила к делу продавщица, – пройдемте со мной, девушка.

Володька с Жоркой сели в кресла и приготовились к очередному показу мод.

В примерочную к Нюрке зашла продавщица, которую, как она представилась, звали Неллей. Через руку у нее были перекинуты плечики с одеждой.

– Начнем с главного, пожалуй, – она решительно сняла с плечика и подала Нюрке маленький лоскут золотого цвета.

–         Что это? – удивилась Нюрка, беря в руки невесомый тонкий полупрозрачный кусок ткани.

–         Это вечернее платье.

–         Вы в этом уверены? – Нюрка неуверенно повертела в руках вещь, не понимая где перед, где зад, где верх, а где низ.

–         Быстренько снимай с себя все до трусиков, – скомандовала Нелли, – нам надо выбрать тебе сногсшибательный наряд, а магазин через полчаса закрывается.

Минут через пять Нюрка вышла из примерочной и продефилировала походкой профессиональной манекенщицы, невесть откуда вдруг у нее появившейся, перед вмиг онемевшими и остолбеневшими парнями. Те и впрямь были ошарашены: откуда вдруг у неприметной и невзрачной Нюрки взялись тонкая талия, крутые бедра, высокая красивая грудь, четко вырисовывавшаяся под облегающей тканью, длинные стройные ноги, лебединая шея. Только что на их глазах произошло чудо. Обыкновенное чудо! Гадкий утенок в мгновение ока превратился в прекрасного белоснежного, вернее, золотого лебедя. Продавщица стояла в стороне, победоносно сложив руки на груди, и любуясь произведенным эффектом.

– Вот это да-а-а, – наконец выдохнул Володька, – Неллечка, вы обыкновенная волшебница! Такую красоту сотворили!

– Да ладно вам, Владимир, – деланно заскромничала продавщица, – я почти ничего и не сделала. Просто удачно подобранная вещь совершает порой чудеса. Да Анечка у вас и сама красавица, просто вещи носит не те. Одежда может подчеркнуть, а может и зачеркнуть природную красоту.

– Берем! Однозначно берем вот это золотое! – Володька потянулся за кошельком. Жорка только кивнул.

– Это еще не все. Аня, иди и примерь еще вот это красное и это черное. Я просто уверена, что они тоже на тебе будут смотреться великолепно.

И опять Нелля попала в десятку: и темно-красное, максимально открывающее грудь на грани приличия, и черное обтягивающее, длинное до пола, сидели на Нюрке как влитые, опять превращая ее из серой незаметной мышки в юную удивительно прекрасную принцессу.

 

Вот так вот и получилось, что в среду на вечеринку Нюрка приехала  в новом золотом элегантном платье на шикарной машине своего мужа Владимира. Ее вид довершала замысловатая укладка, ради которой пришлось, плюнув на учебу, потратить полдня в парикмахерской. А еще полдня – в косметическом салоне, где над ее образом так тщательно поработали косметологи и стилисты, что она сама себя не узнала в зеркале. В общем, когда Володька явился на публике с Нюркой под рукой, то анчаровцы ее в упор не признали. Тем более, что Володька называл ее теперь не Нюркой, а Анной, так как к ее новому облику имя Нюрка категорически не подходило.

– А где Нюрка? – в лоб спросил Володьку Ровим, с нескрываемым восхищением разглядывая невообразимую красотку, стоящую под рукой с Володькой. Красотка искренне рассмеялась, отчего на ее щеках заиграли симпатичные ямочки.

– Дурак, – беззлобно ответил Володька, – это же Нюрка и есть. Жоркина сестра, а моя жена.

– Не может быть! – поразился Ровим, вглядываясь в неузнаваемую Нюрку. Но как он не вглядывался, а все же не признал в светской роскошной девушке в обтягивающем переливающемся платье с золотыми крупными локонами ту самую Нюрку, что совсем недавно почти каждый вечер спала на сдвинутых стульях в углу клуба, завернувшись в Жоркин джемпер. Но когда подошедший Жорка подтвердил, что это и есть Нюрка, удивлению Ровима не было предела. Не менее его был поражен и Максим, и остальные ребята. Новый облик Жоркиной сестры привел их в восторг и в смущение одновременно. Они с нескрываемым удивлением разглядывали неведомую Нюрку-Анну, отчего она засмущалась, раскраснелась и еще больше похорошела. Все ребята, конечно, были в курсе фиктивности брака Володьки и Нюрки, знали всю предысторию и знали, что Володька привез Нюрку, чтобы продемонстрировать ее Эвелине в качестве законной супруги.

Тем временем, вечер уже начался. Ребята были приглашены и в качестве гостей, и в качестве выступающих. Им было отведено четыре столика в углу зала. Зал был торжественно убран воздушными шарами и живыми цветами. Играл оркестр. Вел вечер популярный шоумен. Он быстро и со знанием дела повел торжество по нужному руслу, сыпал остротами, рассказывал анекдоты, раскручивая публику. И публика вскоре завелась, раскрепостилась. Официанты разносили напитки и закуски. Одна шоу-звезда сменяла другую. Выступали и анчаровцы – прямо в своих костюмах, без подготовки, импровизировали, шутили. Показал новый номер, еще не опробованный на публике, и Володька, сорвал шквал аплодисментов.

– А ты нравишься, особенно женщинам, – шепнула ему на ухо Нюрка, впервые видевшая его выступление.

– А тебе я понравился? – неожиданно спросил он ее.

– Очень, – улыбнулась ему Нюрка. И это признание было ему приятно.

Вот тут то и появилась, наконец, Эвелина. Володька уже понадеялся, что ее не будет. Гена крутился, мелькал то тут, то там, важно расхаживал между столиков и Эвелинин папаша, а вот теперь и сама Эвелина проявилась. Была она в темно синем шелковом платье странного покроя – впереди под горло, зато сзади вся спина голая, обнажая торчащий позвоночник и острые ключицы. Она  подплыла к столику, за которым сидели Володька, Жорка и Нюрка, небрежно бросила «привет», обращаясь ко всем сразу, и бесцеремонно уселась на свободный стул рядом с Володькой.

– Познакомь меня со своей женой, – растянула губы в улыбке, взглянув на Володьку.

– Моя жена Анна. Анюта, познакомься, это Эвелина, хозяйка этого ресторана.

Девушки церемонно кивнули друг другу. Эвелина пристально разглядывала Нюрку. Таким взглядом, должно быть, энтомологи рассматривают в лупу пойманную букашку необычного вида. Нюрка смотрела на Эвелину с веселым любопытством. Так вот она какая, эта Эвелина, из-за которой Владимир Алексеевич вынужден был жениться фиктивным браком. Весьма высокомерная барышня. Непростая штучка. Вся такая надменная и высокосветская. Наверняка считает себя неотразимой. А какая страшненькая! И никакая суперпудра, никакой тональный крем не могут скрыть наметившиеся мешки под глазами. Никакая в мире тушь не сделает глаза выразительными и прекрасными, если они тусклые и недобрые. И как не обводи губы карандашом, какой помадой их не крась, узкие тонкие губы не станут пухлыми и чувственными. Видимо, все это отразилось на Нюркином лице, так как Эвелина вдруг зло сощурила глаза и еще больше поджала и так тонкие губы. Она резко отвернулась от Нюрки и взглянула в Володино лицо. И выражение ее лица мгновенно изменилось. Что-то заискивающее появилось в нем. Ее глаза шарили по его лицу, словно искала на нем хоть какой-то отблеск ответного чувства. Нюрке стало вдруг очень жаль эту девушку. Очевидно, что при всем богатстве и огромных возможностях, которые обеспечивают ей папины миллионы, она несчастна и нелюбима. А все девушки в мире так мечтают о любви. Мечтает о ней, конечно, и Эвелина. И вот наконец нашла, встретила мужчину, который запал ей в сердце, зажег в ее душе огонь желания и жажду любви. Но он теперь принадлежит другой, вот этой беспородной нищей пигалице в золотом платье. И чем только взяла эта девчонка такого красавца? Нюрка все это мгновенно поняла, почувствовала, и ей стало искренне жаль Эвелину. «Ну, улыбнитесь же ей. Что вам, трудно что ли. Пожалуйста», – мысленно молила она Володю. Словно услышав ее, он словно через силу вежливо улыбнулся Эвелине. И эта улыбка высветила на ее лице ответную улыбку, сделав его довольно милым и чуть ли не симпатичным.

– Володя, давай выйдем в фойе, покурим, – Эвелина решительно взяла Володьку под руку и повела из зала.

В фойе, несмотря на работающий кондиционер, было прохладно. Они сели на кожаный диванчик, стоявший напротив зеркальной стены. Эвелина достала из сумочки сигарету, закурила. Володька сидел молча, поглядывая на их отражение в зеркале. Эвелина тоже молчала, глубоко затягиваясь сигаретой. Она поежилась в своем шелковом платье. Должно быть ее обнаженной спине было холодно от кожаной обивки. Володька немного поколебался, снял с себя пиджак и накинул его на плечи девушки. Она взглянула на него – он сидел  в белой рубашке с длинными темными волосами, блестящими в свете люстры и был так невообразимо хорош, так красив сейчас, что у нее сжалось сердце.

–         Ты счастлив?

–         Вполне.

–         Она довольно миленькая. Не красавица, нет. И породы в ней не чувствуется. Сразу видно, что дворняжка. Но миленькая. Главное, чтобы тебе нравилась. Она тебе нравится?

–         Я люблю ее.

Эвелина вздохнула. За что такое счастье этой дурочке? А он дурак. Мог бы жить как у Христа за пазухой и горя не знать, кататься как сыр в масле, не затрудняясь брать от жизни все блага. Уж она для него все бы сделала, чтобы он никогда не пожалел о том, что связал свою жизнь с ней. Но он выбрал другую. Эвелина опять вздохнула.

–         Что-то она не похожа на беременную.

–         У нее срок еще совсем маленький.

–         Ты, наверное, мечтаешь о сыне?

–         Хорошо бы. Да я и дочке буду рад.

–         Что ж, желаю тебе счастья, – она опять глубоко затянулась, – И знаешь еще что… Если у тебя не сложится семейная жизнь, мало ли что, всякое бывает, помни, что есть на свете я, которая тебя ждет.

– Хорошо, – он встал и ушел в зал, осторожно прикрыв за собой дверь. А она еще долго сидела, курила, кутаясь в его пиджак, снимая со щек пальцами редкие слезы.

Вернувшись в зал, Володька обнаружил свою жену танцующей с Максимом. Едва танец закончился, как ее перехватил для следующего танца некий важный толстый господин. Володька сидел на своем стуле и любовался Нюркой, ее грацией, ее изяществом. Как она красиво танцует! И вообще, она просто красавица. Самая эффектная девушка на сегодняшнем вечере. Не даром все взгляды мужиков прикованы к ней. И сам Володька не в силах оторвать свой взгляд от нее. Какая у него, оказывается, красивая жена. Он усмехнулся: жена. И  задумался. Ему вдруг пришла в голову странная мысль. А что, если оставить все как есть? А и в самом деле? Официально они женаты, есть штамп в паспортах, свидетельство о браке. Вот пусть так все и остается навсегда. Нюрка – прекрасная хозяйка, вкусно готовит, чуткая девушка, большая умница, а теперь, как выяснилось, еще и красавица. Володькиной матери она наверняка понравится. Жорка в качестве близкого родственника его тоже более чем устраивает. По всему получается, что лучшей жены ему и не найти. В общем, так, развода не будет, Нюрка остается его женой.

Танец закончился, но толстяк и не думал отпускать Нюрку, все пары уже разошлись, только они стояли посередине танцевальной площадки. Толстяк, обняв за талию Нюрку, делал музыкантам знак, чтобы они опять заиграли вальс, достал из кармана стодолларовую купюру и махнул ею над головой, поглядывая на дирижера. Заиграла музыка. «Ну, уж нет», – решил Володька, и двинулся к паре.

– Разрешите мне потанцевать с собственной женой? – вежливо отодвинул толстяка от Нюрки. Дядька что-то возмущенно залопотал на непонятном Володьке языке. Нюрка рассмеялась и ответила дядьке на том же языке. Тот улыбаясь покачал головой и поднял вверх руки, как бы признавая Володькины права на танец.

–         О чем это вы курлыкали? – спросил ее Володька во время танца.

–         Да он начал возмущаться, что оплатил этот танец музыкантам для себя. Пришлось объяснить, что вы мой муж.

–         На каковском языке вы калякали, я что-то не разобрал.

–         На испанском. Этот господин – партнер Эвелининого отца по бизнесу, приехал на днях из Мадрида. По-русски не говорит. Может изъясняться на английском, но не вполне свободно. Поэтому мы перешли на его родной язык.

–         Ты знаешь испанский? – удивился Володька.

–         Я знаю пять языков – английский, французский, немецкий, итальянский и испанский.  Еще будучи школьницей освоила в кружке иностранных языков. А сейчас закрепляю свои навыки в институте. У меня способности к языкам.

–         Да ты у нас полиглот! Молодец! Я все больше и больше начинаю восхищаться собственной супругой! И хозяйственная, и умница, и красавица, а теперь выясняется еще и полиглот. А что ты еще любишь?

–         По Интернету лазить люблю. Так интересно! Мир узнаешь, с разными людьми знакомишься. Я у Жорки дома иной раз ночи напролет из Интернета не вылезала. Жаль, что у вас нет компьютера.

–         Это поправимо. Я и сам давно собирался его приобрести. В общем, так, завтра же приобрету тебе компьютер в качестве свадебного подарка. А то за мной должок – свадебный подарок своей жене.

–         Нет! – она подняла на него свои глаза, и он вдруг поразился: они оказались пронзительного фиалкового цвета. И как он только сейчас это рассмотрел?

–         Почему нет?

–         Не надо никаких подарков. Ведь у нас не настоящий брак. Фиктивный. Значит и подарки фиктивные.

–         А мы все поправим. Я сделаю тебе настоящий подарок. И брак наш тоже станет настоящим. Как ты на это смотришь? Согласна?

–         Нет! – Нюрка выхватила свою руку из Володькиной ладони, сняла другую его руку со своей талии и ушла, почти убежала из круга танцующих. Оглянувшись, Володька увидел, как она выбегает из зала, прихватив по пути со стула свою сумочку. И тут же увидел Эвелину, заходившую с его пиджаком в руках, и в упор смотревшую на него…

 

Домой Нюрка ночевать не пришла. Володька ждал ее почти до полуночи. Начал уже волноваться. Позвонил домой Жорке.

– У меня она, – был ответ, – спать легла. Расстроена. Что за кошка между вами пробежала? Ладно, не хочешь – не говори. Эта тоже молчит как партизанка. Сами разбирайтесь. Кстати, поздравляю с первой семейной ссорой.

Он не спал всю ночь. Лежал на не постеленном диване, смотрел в потолок, думал. Даже закурил, хотя и бросил эту дурацкую привычку пять лет назад. Он думал о Нюре. Вернее, об Анне, о своей фиктивной жене. И чем больше думал, тем больше убеждался, какая она удивительная. Ему вдруг открылась одна простая истина, что эта девушка стала ему бесконечно дорогой. Когда, в какой момент она сумела так запасть ему в душу, в сердце? И как он глупо, неудачно пошутил сегодня на вечере, обидел ее. Надо же было сморозить такую глупость: я дарю тебе подарок, а за это ты станешь мне настоящей женой. Ведь все прозвучало именно так, хотя он и вкладывал совершенно иной смысл в свои слова. И как исправить теперь эту ошибку? И как заставить полюбить себя свою собственную жену? И что, черт побери, надо сделать, чтобы превратить этот фиктивный брак в фактический?  Так сказать, перевести его из разряда де-фикто в разряд де-факто. Изменить всего одну букву. Всего одну! Но как? Как?!!

Ровно в семь встал, позавтракал, выпил черный кофе без сахара, тщательно выбрился. Пора собираться. В десять открывается фитнес-зал, а с этими пробками на дорогах всегда лучше выезжать с солидным запасом времени.

 

Он уже заканчивал работу, подумывая о том, ехать сегодня в клуб или нет, так как настроение было на нуле, когда в тренажерный зал неожиданно вошла Эвелина. «Вот только этого мне сейчас для полного счастья и не хватало», – успел подумать. А она уже увидела его, замаршировала прямиком к нему на своих ходулях. Только меховая накидка на плечах колышется в такт шагам.

–                     Добрый вечер.

–                     Привет.

–                     Как дела? Как семейная жизнь?

–                     Нормально.

–                     Действительно? А то мне вчера показалось, что у тебя в отношениях с молодой женой не все нормально.

–                     Тебе показалось.

–                     Отойдем в сторону. Мне тебе надо кое-что важное сказать.

Он повел ее в свой кабинет инструктора – крошечную комнатку, где кроме стола, шкафчика и пары стульев больше ничего нельзя было разместить.

–                     Кофе будешь?

–                     Буду.

–                     Только у меня без сахара. Сливок и молока тоже нет. Кофе только растворимый и не самого лучшего качества. Да и к кофе ничего не найдется.

–                     Все равно буду.

Он плеснул в чайник воду из графина, включил его. Достал из стола начатую банку «Пеле».

– С чем пожаловала, дорогая Эва? Чем обязан, так сказать, такой высокой чести?

Она распахнула норковую накидку, села на стул, заложив ногу на ногу. Посмотрела на него долгим взглядом.

–                     Я только что из института, где учится твоя жена. Ездила навещать ее.

–                     Зачем? – поднял на нее удивленные глаза Володька. Он был действительно удивлен.

–                     А мне было интересно узнать ее поближе. Гена выяснил, когда у нее заканчиваются занятия, и как раз к этому времени меня туда и подвез.

–                     И… что?

–                     Она обманывает тебя, Володя.

–                     В каком смысле?.. У нее что… кто-то есть?

–                     Этого я пока не знаю. Впрочем, не удивлюсь, если окажется именно так. Раз человек способен на обман, от него всего ожидать можно.

–                     Так в чем же заключается ее обман?

–                     Она не беременна! Гена по моей просьбе наводил справки в женской консультации, так вот, она на учете как беременная не стоит. А сейчас я спросила ее прямо в лоб, беременна она или нет. Уж больно она тоненькой да стройненькой мне показалась на вечере. И она мне ответила, что нет. Нет! Ты слышишь? Она обманула тебя! Причина, по которой ты женился на ней, себя исчерпала, и ты с чистой совестью теперь можешь с ней развестись. Если у тебя есть хоть чуточку самолюбия, ты просто обязан так поступить! Иначе, какой ты мужик, если позволишь так с собой поступать. Я так считаю.

Он молчал, смотрел на Эвелину странным, не понятым ею, взглядом.

–                     Что она тебе еще сказала?

–                     Ну… Я спросила еще ее, любит ли она тебя или это тоже обман.

–                     И что она?

–                     Сказала, что очень любит. Даже заплакала. Но как можно верить человеку после такого чудовищного обмана? Ведь она фактически самым коварным образом вынудила тебя жениться на ней. А чему ты, собственно говоря, улыбаешься? Чего ты смеешься, а? Тебя, как последнего лоха, обвели вокруг пальца, а ты радуешься. Где же твое мужское самолюбие? Да ты просто дурак, Володя! Ты слепец!

–                     Вот именно, что слепец. Прости меня, Эва. Ты еще будешь счастлива. Обязательно! А мне надо домой. К любимой и любящей жене.

Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Ответьте на вопрос: * Лимит времени истёк. Пожалуйста, перезагрузите CAPTCHA.