Хоть нет у пони попон, но нет для них препон.

«Пони бегают по кругу», – напевала она. Причем, напевала уже третий день подряд. «Пони бегают по кругу». Чушь какая. Надоело. Сколько можно, в конце концов. «Пони бегают по кругу». Вот заразы, никак не угомонятся. И почему пони, а не кони или на худой конец не ослики. Такие милые серые ушастые ослики. А вот интересно, ослики и пони – это одно и то же или нет? И чем отличаются от них ишаки? А может и пони, и ослики, и ишаки – это одно и тоже? Или они как лица кавказской национальности для русского человека – все на одно лицо, в смысле, на одну морду, но в действительности: ослики – грузины, ишаки – азербайджанцы, а пони – армяне? Вопрос, конечно, интересный. Надо бы на досуге поискать на него ответ.

«Пони бегают по кругу». Когда же они угомонятся, в конце концов! Попробуем выбить клин клином: «Кони бегают по кругу», «Ишаки несутся вскачь», «Ослы несутся как …как послы».

И все же: «Пони бегают по кругу», «Пони бегают по кругу», «Пони бегают по кругу»! Нет, пожалуй, это она сама скоро сдохнет, а они все будут бегать и бегать по кругу, как заведенные.

Фу, глупость какая. Надо пойти от истоков. То бишь, попробовать найти причину этой надоедливой песни. Может, она ее услышала где-то краем уха три дня назад. Внимания не обратила, а в подсознании осело и теперь терроризирует сознание. Она долго думала, вспоминала, машинально напевая при этом все ту же фразу. Нет, ни три, ни два дня назад она не слышала эту песню. Хоть бы узнать слова дальше, может тогда песня оставит ее в покое.

Позвонила соседке Фаине, потом сестре Вике, обзвонила всех подруг и родственников. Никто такую песню не знал. Выцыганила все у той же Фаины старый толстенный песенник, перелистала от корки до корки. Никакой песни про пони не встретила. Были песни про бегемотов, про медведей, что трутся о земную ось, про пингвинов, про цыплят, в общем, про кого угодно, но только не про пони. И чем, скажите на милость, пони хуже, чем те же пингвины? Почему такая дискриминация?  На ее взгляд пони были куда как лучше.

А вдруг это она сама придумала? Ну не существует в природе такой песни про пони. А она придумала. «Пони бегают по кругу». Так, начало есть, как дальше? «Пони бегают по кругу… Бегают по кругу пони… По кругу бегут пони…». К «по кругу» надо подобрать рифму. Может, «по другу»? «Пони бегают по другу». Затоптали, что ли, друга? Ужас какой! Нет, не получается из нее пиита. Надо не додумывать дальше этот бред, а избавляться от него. Это же так можно с винта совсем съехать. «Пони бегают по кругу». О, небо! С ума можно сойти!

Так откуда же у нее эта мания, эта напасть, этот идиотская песня?! «Пони бегают по кругу»! Если немедленно не избавиться от этого, она просто сойдет с ума! Вот так вот просто возьмет и сойдет с ума. И сама побежит по кругу как те самые пони. Стоп! Вот оно! Эврика (не в смысле придумала, а в смысле нашла)! Тогда, три дня назад, она вся замотанная делами подумала, что бегает она по кругу как несчастные пони. И с этого момента и пошло, поехало. «Пони бегают по кругу».

Так, знать причину болезни, так сказать, поставить правильный диагноз – это уже половина пути к выздоровлению. Теперь, остался самый пустяк – назначить правильное лечение. Сущая ерунда просто.  Итак, надо… Надо… Черт знает что, она не знает, что надо! Ага, надо позвонить Михе-психу. Миха, вообще-то, совсем не псих. Наоборот, более спокойного и терпеливого человека в мире не существует. Это у него кликуха такая – «псих». С детства осталась. Сколько она его помнит, он с раннего детства увлекался психологией, психотерапией и разными психическими тренингами. В общем, этот случай как раз по его части.

– Миха, привет. Это я. Слушай сюда. Случай клинический, как раз по твоей части, – и она все ему выложила все как есть. И даже свою мини-песенку про пони, которые бегают по кругу спела три раза подряд. Для наглядности.

Миха-псих сосредоточенно думал, судя по напряженному сопению в трубке. Наконец не спеша выдал, начиная с главного: «Жить будешь. Просто у тебя небольшое психическое зацикливание на этой музыкальной фразе, связанное, по всей видимости, с переутомлением. Ты сама себя ассоциируешь с пони, которые … в общем, сама знаешь что делают. А чтобы твои пони наконец изменили образ жизни, надо чтобы ты сама срочно поменяла свою жизнь. Причем, немедленно. Вот, например, какие у тебя планы на завтра?».

Она честно и подробно стала рассказывать о своем завтрашнем дне. Подъем в 6-00. Зарядка в виде готовки завтрака для мужа и дочек, водные процедуры, то есть замачивание белья для вечерней стирки и поливка цветов. Затем пробежка по свежему воздуху от дома до остановки и от остановки до работы. Восемь часов за компьютером с часовым перерывом на обед, во время которого надо сбегать в гастроном, где закупить продукты на вечер. После работы опять пробежка по свежему воздуху в обратном направлении от работы до остановки и от остановки до дома. Дома готовка ужина, водные процедуры, связанные с замоченным бельем и грязной посудой, параллельно проверка уроков и ответы на многочисленные телефонные звони родни, соседей и подруг. В двенадцать часов отбой до шести утра.

Выслушав ее не перебивая, Миха-псих заявил: «Вот пока у тебя такой режим дня будет, ты обречена на вечную песню про пони». «Всю жизнь!» – ахнула она. «Всю!» – подтвердил Миха. «Я же сдохну или свихнусь», – пожаловалась она. «Обязательно», – подтвердил он. «А где выход?». «Измени образ жизни. Хоть на один день. Вот представь себе, что завтра с утра твой начальник тебе скажет: бросай все и срочно выезжай в командировку на сутки. Возникла такая производственная необходимость. И ты уезжаешь в командировку на сутки. Что за это время случиться в твое отсутствие? Завод встанет? Страна развалится? Дочки и муж умрут с голоду? Квартира зарастет паутиной? Начальник скоропостижно скончается от беспросветной тоски по тебе? Поверь, ничего ровным счетом не случится. Все будет идти своим чередом ничуть не хуже, чем при тебе. Ну, разве что, самую малость похуже. Дай себе передых хотя бы на сутки. Завтра же. И тогда твои пони оставят тебя в покое. Иначе они останутся с тобой навсегда». «Упаси бог!» «Тогда делай, как я сказал».

Она положила трубку и в задумчивости покачала головой. Михе-психу легко сказать: бросай все. А работа? А семья? А всевозможные обязательства и обязанности? «Пони бегают по кругу», – машинально пропела она. О, боже! Она схватила трубку: «Пал Палыч. Здрасти, это я. А у меня тетя заболела. …При чем тут вы? Ни при чем совершенно. Просто, это самое, можно мне отгул на один день? Тетю проведать. …Вот спасибочки. Я всегда говорила, что вы хороший человек. А они: «недалекий, нечуткий». Кто «они»? А не важно. Вы очень чуткий и очень далекий человек. До свидания».

И тут же к мужу. «Вась, а Вась, меня завтра в командировку посылают. Не хмурься, только на один день – утром туда, вечером обратно. Ты как уходить на работу будешь, разбуди Дашку и Машку. Я часов в шесть уже уйду. А как с работы придешь – подогрей щи да плов и ужинайте. И проследи, чтобы уроки все сделали. А там и я явлюсь».

И дочкам: «Будьте умничками. Сделайте завтра все уроки, вечером долго не гуляйте».

И себе самой в зеркало подмигнула: «А ловко я все устроила. Ну, хитра. Пони бегают…, ах, блин, опять!».

 

Утром встала раненько, еще фонари горели. Пока варила щи да плов, фонари погасли, стало рассветать. Когда вышла из дома, уже  взошло солнце.

На вокзале, заглянув в полукруглое окошко-дырку в стекле и улыбнувшись на всякий случай сонной кассирше, сказала: «Мне один билет. Взрослый. На Канары».

Кассирша щелкнула кассой, от души зевнула и выдала билет. На билете было написано: «Станция назначения – Канары. Время отправления – 7-15».

В ожидании 7-15 походила по пустому вокзалу, купила в только что открытом буфете два холодных пирожка с повидлом.

Подошел пригородный поезд. Она зашла в первый попавшийся вагон, села на жесткую деревянную скамейку. Рядом с ней села молодая женщина с ребенком на руках. Напротив – дед с собакой неопределенной породы с надетым на нее самодельным поводком. В углу вагона группа молодых парней что-то оживленно и весело обсуждала. Поезд дернулся пару раз и, наконец, тронулся, увозя ее на Канары.

Она задремала, прислонившись к окну. Ей приснилась песенка:

«Пони сели в карусели.

Сразу пони повеселели.

Карусели завертели.

Пони в небо полетели».

Сквозь сон повторила песенку дважды, чтобы закрепить в памяти. Обрадовалась даже во сне. Наконец то, дурные животные перестали бегать по кругу и решили отдохнуть и поразвлечься. Так же как и она. Миха-псих был прав.

До Канар поезд довез ее за сорок минут. Она одна вышла на перрон, а он повез оставшихся пассажиров дальше. Еще один пони, которому судьба весь век катить по рельсам. Этому уже не сойти со своего круга никогда. Шаг влево, шаг вправо – смерть. Ей лучше: захотела на работу – пошла на работу, захотела в Канары – приехала в Канары. Это сегодня. А завтра – не захотела на работу, а пошла на работу. Все тот же круг. Но это завтра. А сегодня: «Пони сели в карусели».

Прошла по дощатому настилу мимо станции, на которой кривовато висела выцветшая вывеска «Канары». Спустилась на тропинку и пошла в сторону домов, что стояли чуть в стороне. Ей всегда хотелось сюда приехать, но приехала впервые. «Ну, ну, посмотрим, что за Канары такие».

Канары представляли собой небольшой поселочек, который лежал перед ней как на ладони чуть в низинке. Весь такой аккуратненький, крашенные опрятные домики окружены садами и огородами. В центре – магазин. Вокруг поселка желтеют поля, чем-то засеяны. Рядом начинается лес, которому до самого горизонта не видно конца.

Зашла в поселок и сразу навстречу ей тетка с двумя полными ведрами на коромысле. Хорошая примета!

– Здравствуйте, – заиграла тетка ямочками на пухлых щеках.

– Здрасти, – улыбнулась она ей, остановившись.

Тетка тоже остановилась:

– А вы к кому? – полюбопытничала.

– А я ни к кому. Я сама по себе. Просто давно хотела сюда приехать. Название интересное: Канары. Как международный курорт. Откуда такое?

– Чего не знаю, того не знаю, – пожала тетка круглым плечом, – А только у нас не хуже курорта. Лес недалеко, там вон речка протекает. Воздух как мед. Птички поют. А наш дом вон тот, с зеленой крышей. Ежели чего надо – заходьте. Я вас молочком козьим напою. Яблочками угощу. Анису в этом году уродилось видимо-невидимо.

– Спасибочки. Я так погуляю, а потом домой поеду.

– Как знаете, гражданочка. Но ежели чего – заходьте, – и опять пошла-поплыла, ритмично покачивая полными ведрами.

Она прошла через весь поселок сначала по вертикали, потом по горизонтали, потом по диагонали справа налево, потом слева направо. Все вместе с заходом в магазин заняло не более тридцати минут.

Вышла за поселочек, пошла к речке. Посидела на крутом бережку, спустилась по песчаной тропинке вниз, разувшись, походила вдоль берега по щиколотку в приятно прохладной воде. Долго сидела на теплом песке, думала обо всем, и ни о чем одновременно. Пригрело солнышко. Сняла свитер, сунула его в пакет. Вспомнила: «Сели пони в карусели…» Куда как лучше, чем бегать по кругу.

Сидела долго, пока не захотела есть. Вспомнила, что у нее есть два холодных пирожка с повидлом. Достала, стала жевать. Невкусно, а вкусно. Когда голодная. Мимо шел какой-то старик. Видимо, поселковский. Хотя что-то выдавало в нем городского. Присмотрелась и ахнула: да это же профессор Репин! Тот самый, который ей на четвертом курсе первый  и единственный раз в ее жизни влепил двойку по техмеху. Не может быть! Каким макаром он здесь? Но когда старик приблизился, она уже была уверена – это профессор Репин.

– Извините, пожалуйста. Я не ошибаюсь, вы профессор Репин? Игнатий Иванович?

– Он самый, – из-под руки внимательно всмотрелся в ее лицо профессор, щурясь на солнце.

Она вскочила, отряхивая с себя песок, и радостно заговорила:

– А я Вера Малова. Из группы ФО-02-94. Вы мне на четвертом курсе два влепили в зимнюю сессию по вашему предмету. Я потом к Вам два раза пересдавать приходила.

– Как же, помню, – сказал профессор, явно не узнавая.

– А что вы здесь делаете, Игнатий Иванович?

– А я здесь теперь живу. Как на пенсию вышел, так и переехал. Здесь хорошо – тихо, природа. А квартиру в городе сыну оставил.

– Интересные дела. Профессор – и в такой дыре.

– Смотря что считать дырой. На мой взгляд, это город со своим сумасшедшим ритмом, угарным газом и суетой – настоящая дыра. А здесь – кусочек рая. Я здесь увлекся садоводством и огородничеством. Так верите, мне это приносит куда как больше радости, чем если бы я доказал теорему Ферма. Что теорема – цифры и все. А вот вырастить такую репу, какая у меня в этом году уродилась – вот истинное счастье. Пойдем, Валя Малова, я тебя своей репой угощу. А потом свожу к своей соседке Анисье – вон ее дом с зеленой крышей. У нее молоко козье знатное, а анису в этом году видимо – невидимо. Ты воздух то вдыхай всей грудью, не стесняйся. Это там, в городе, что ни глоток, то отрава, а здесь раз вдохнул-выдохнул и одной болячкой меньше стало.

 

…Поздно вечером ехала обратно домой все в том же пригородном поезде. В пакете лежали репы, которую вырастил профессор Репин и анис, который от души накидала добрая Анисья. Настроение было прекрасное, только голова немного побаливала. Видно от свежего воздуха. С непривычки. Ничего, вот приедет в город, выйдет на перрон, вберет в себя полной грудью городского воздуха, наполненного ароматами выхлопных труб, мусорных баков, углекислого газа, выдохнутого сотнями тысяч горожан, смога, выброшенного в атмосферу заводами, и голова сразу болеть перестанет.

Она чуть дремала, прислонившись к оконному стеклу. Мысленно напевала: «Пони сели в карусели». Да, вот так то. Стоило бедным пони дать немного отдыха, и они теперь не бегают по кругу, топоча своими маленькими копытцами, а катят в каруселях, вальяжно развалившись и поплевывая на все вокруг. Хотя, если разобраться, карусели – все тот же круг, то есть, опять несвобода, невольность, запрограммированность. Как бы так исхитрится, чтобы дать им полную свободу, отпустить на луг с сочной, вкусной травой-муравой и чтобы никаких преград, препонов. И опять вдруг сочинила: «Пони едят пончики, едут в вагончике. Хоть нет у пони попон, но нет для пони и препон». Здорово! Только неправда. Не бывает в жизни так, чтобы не было препон, в смысле, препонов. Они всегда были, есть и будут. У каждого свои. Но, быть может, в этом и есть великий смысл жизни. А если бы все  чувствовали вседозволенность и всемогущество, то чтобы тогда получилось? Наверное, хаос. И потом, нет для человека большего удовольствия и важнее цели, чем преодолевать какие то преграды. И нет более высокой награды и большего наслаждения и удовлетворения, когда преодолеешь что-то труднопреодолимое, или возьмешь какую-то новую высоту. А иначе жизнь была бы пресным сухариком. Вот, например, нет у нее много денег. И никогда не будет. Се ля ви. Или, по-русски, таков ее крест. Не смертельно, конечно. Жить можно, но немного скучно. А вот если бы на нее внезапно свалились огромные деньжищи, то стало бы куда как интереснее. Вот, например, вдруг под сиденьем, где она сейчас сидит, местные мафиози нечаянно оставили бы рюкзак с миллионом долларов. Случайно забыли – миллионом больше, миллионом меньше. Она бы с чистой совестью взяла бы этот рюкзак. Все равно деньги ворованные, можно и не возвращать. И даже ни в коем случае нельзя возвращать, а то еще грохнут как лишнего свидетеля. На эти деньги в каникулы съездили бы с мужем и девчонками за границу. Нет, первым делом, заменили бы все рамы в квартире на стеклопакеты. А то замучилась по осени затыкать, да заклеивать, весной растыкать, а каждое дето красить облупившиеся рамы и замазывать замазкой щели. Всю сантехнику поменяла бы. Купила бы себе норковое манто. Хотя, зачем ей манто. В автобусе в час пик поездить пару недель, и от манто останутся одни ошметки. С другой стороны, можно будет купить автомобиль, чтобы ездить на работу. Если деньжищ море, то почему бы не купить шикарное авто для поездки на работу. Она представила, как подъезжает  на сиренево-серебристом лексусе к их конторе, выпархивает из машины на глазах остолбеневших коллег и Пал Палыча вся такая норково-бриллиантовая. А на фиг ей тогда вообще работа? Работу бросить, дочек перевести из обычной школы в частную, нанять им гувернанток, себе – домработницу. Спала бы до обеда, потом салоны, шопинг, рестораны. Никаких препонов, никаких кругов, никаких обязательств. Класс! …И тоска смертная! Как-то теряется смысл всего существования. То ли дело сейчас – бьешься за каждый рубль, каждый день ломаешь голову где бы еще сэкономить, и где бы подзаработать. Всю жизнь – яростная борьба за жизнь. Зато интересно. Жизнь держит в тонусе, не дает расслабиться и заскучать. Нет, не надо ей безграничной свободы и рюкзака с миллионом тоже не надо. Она заерзала на сиденье, устраиваясь удобнее. Пятками задела что-то твердое под своим сиденьем. Наклонившись, заглянула вниз. Там стоял рюкзак. Внутри у нее все похолодело. Выпрямившись, осторожно оглянулась по сторонам. В вагоне кроме нее еще семеро человек. Все сидят по разным углам. Три старушки и три старичка мирно кемарят, потряхивая головами в так перестукам колес. Еще один патлатый парень, сидя к ней спиной, слушает музыку через наушники плеера. Никому нет никакого дела ни до нее, ни до рюкзака. Просунув руку под сиденье, она выволокла рюкзак. Тяжеленный. Сквозь плотную ткань защитного цвета попыталась прощупать содержимое. Ладонь ощутила что-то твердое, выпирающее углами. Явно не картошка. Деньги. Однозначно, деньги, собранные в аккуратные пачки в банковской упаковке. Вопрос только в том, в рублях или долларах. В рублях, тоже не плохо. Лучше бы в долларах, но целый рюкзак рублей – совсем даже не плохо. Вспомнила свои недавние размышления. А может, к черту рюкзак? Ведь только что пришла к выводу, что счастье не в деньгах. Но счастье и не в отсутствии денег. И все-таки – брать или нет? Или взять, но не взять, в смысле, отдать, например, в детский дом, или построить на них приют для бездомных собак и кошек? Или… А в манто куда как теплее и эстетичнее, чем в ее старой десятилетней давности шубейке. И в лексусе куда как удобнее, чем в набитом автобусе. А на Канарах (настоящих Канарах, а не тех, откуда она сейчас едет) куда как комфортнее отдыхать в отпуске, чем у свекрови в деревне. Эх, пони в небо полетели! Она втащила рюкзак на сиденье рядом с собой, с трудом с помощью зубов развязала тугой узел рюкзака. Секунду еще поколебалась (а вдруг это террористы взрывное устройство подложили?) и, зажмурившись, приоткрыла рюкзак. Взрыва не последовало, и она осмелев чуть приоткрыла один глаз. И тут же распахнула оба. В рюкзаке лежали старые книги. Горький, Толстой, Чехов, орфографический словарь, братья Стругацкие, Виктор Драгунский, сказки и еще много чего внизу. Может, кто-то вывозил на дачу старые книги, да забыл или не захотел нести тяжелый рюкзак. Она опять затянула узел. Это получше миллионов будет. Представила, как зимними вечерами перед сном будет вслух читать Машке и Дашке сказки братьев Гримм. Они обожают послушать перед сном. Да и сама она большой любитель почитать в постели на сон грядущий. Тяжеловато, но она донесет. Прибыльный денек выдался – репа, яблоки, книги, впечатления.

 

А в голове все крутилось и крутилось: «Пони сели в карусели». Видимо, опять придется звонить Михе-психу. Интересная штука жизнь!