Viva Zesare moratorite Galutum.
Там где начало физического,
конец сентиментального.
Автор в динамичной острой форме рисует сложный путь становления современного молодого человека в постсоциалистическом обществе. Книга, безусловно, найдет широкий отклик в умах и сердцах самых разных слоев общества.
Об авторе:
Олег Фоменко имеет высшее гуманитарное образование и черный пояс каратэ.
Все совпадения носят случайный характер.
Дело еще не закончено.
Додж Богдана, теперь уже Богдана Викторовича Ефремова, неспешно подкатил к недавно купленной квартире, на Политехническом проспекте. Трехлитровый дизель урчал мягко и мощно. Богдан потянулся всем телом и любовно погладил инкрустированную красным деревом приборную панель. Прошло три недели после бурных событий – Семен Яковлевич поправлялся. Пуля раздробила кость, но импортные лекарства и индивидуальный уход, делали свое дело.
Зазвонил мобильный, голос был незнакомый.
– Слушаю, Ефремов.
– Вас беспокоит Невеличко.
– Слушаю, Иван Трофимович.
– Вы хорошо справились с поставленной задачей и мне не хотелось бы вас терять…
– В чем дело?
– Дело в том, что вы основной свидетель разборки на Пискаревском кладбище…
– Но ведь это дело Бульдога, тем более, что он все решил забыть…
– Вопрос в том, что эти трупы трудно на кого-то списать, поэтому он передумал.
– Какие его действия?
– Я думаю, что в самое ближайшее время вас постараются убрать. Больше я вам ничего не могу сказать. Я бы вам советовал на время следствия покинуть Санкт-Петербург.
– Спасибо за совет, – не без доли иронии ответил Богдан. А вообще спасибо за предупреждение.
На другом конце связи раздались длинные гудки.
Эх, не долго удалось насладиться покоем. Оснований не доверять чиновнику такого ранга не было. Богдан откинулся на спинку сиденья и закурил. Сладковатый дым сигареты потянулся из приоткрытого стекла доджа. Итак, на Цфаскине висят трупы охранного агентства. Единственный свидетель расправы – он. Недаром следователь на последнем допросе подозрительно заглядывал ему в глаза. Его очень интересовало время, где он находился до инцидента в кабинете Крюкова.
Необходимо взять ноутбук и деньги. Свою долю за проделанную работу Богдан оставил в платяном шкафу. Забросить их в банк у него все не было ни времени, ни желания.
Нельзя было медлить ни секунды. Богдан мягко выбросил тело из машины. Пискнула сигнализация – машина стала под охрану.
На седьмом этаже толпились двое субъектов. Они заждались, нервно куря одна за другой сигареты и собирая их в полиэтиленовый пакет со смешной надписью «Дездемона».
Один из них высокий сутуловатый субъект в вязаной шапочке, натянутой по самые глаза, второй, маленький раскаченный толстячок с оттопыренными ушами. Сквозь узкое немытое оконце на лестничной площадке, они заметили подъехавшую машину.
«Кажись он», – прохрипел долговязый, – « спустись чуть ниже». «Спустись ты сам», – злобно огрызнулся коротышка. Ему явно не хотелось быть застрельщиком. Долговязый вполголоса грязно выматерился и саданул рукояткой «ТТ» между лопаток толстяка, тот взвыл и спустился вниз на пролет.
Послышался звук открываемой двери внизу. Откуда-то снизу несло постными щами. Вошедший не стал пользоваться лифтом, а буквально побежал вверх по лестнице. Внезапно, за несколько метров до квартиры, вошедший почувствовал опасность. Какое-то шестое чувство заставило его мгновенно остановиться. Сверху выглянула толстая харя, яркая вспышка, сухо щелкнул выстрел. Левый бок вошедшего обожгло, буквально отшвырнуло назад. Сгруппировавшись, он кубарем покатился вниз по лестнице. Тренированное тело инстинктивно приняло форму шара. Летящие сверху пули вырывали круглые лунки на грязной лестничной площадке. Чертыхаясь, двое ринулись вниз, необходимо было выполнить заказ любой ценой. Иначе можно было самим поплатиться жизнью. Внезапно снизу «заговорил» «Макаров». На груди коротышки, чуть ниже левого соска, расплылось маслянистое пятно. Он обмяк на ходу и как куль овса осел на лестнице. Пробежавший вперед по инерции долговязый получил все шесть пуль в туловище. Его «Марголина» еще продолжала плеваться огнем, но это был уже не прицельный огонь. Изо рта его появились кровавые пузыри, он дернулся всем своим тощим телом и затих.
На лестнице стоял дым от использованных патронов. Пахло кровью и смертью. Богдан, шатаясь, поднялся в свою квартиру, держась за окровавленный бок. Из входного отверстия толчком била кровь, он зажимал ее большим пальцем. На лестничной площадке не было ни души, подъезд как будто вымер.
Прошло томительных несколько минут, которые показались Ефремову вечностью. Сознание то возвращалось, то покидало его. Он сидел в прихожей, на старом, начищенном до блеска паркете, заливая его кровью. Сквозь туман он услышал громкие голоса, очнулся он уже на больничной койке. Каким-то нечеловеческим усилием он успел набрать «02».
Глава 14.
Это ваша работа!
Его дела явно шли на поправку. Каким-то чудом пуля не задела селезенку. Буквально на следующий день его навестил знакомый следователь, с лисьими, мягкими манерами. Пистолет Ефремова был зарегистрирован и числился за ним, что нельзя было сказать об оружии нападавших. Оба они были в розыске и оба судимы.
Кажется, вопросов не должно было возникнуть, но Богдан инстинктивно чувствовал, что следователь хочет явно навесить на него дело.
Видимо заплатили хорошие люди хорошие деньги, – решил для себя Богдан. В палате кроме него лежало еще двое. Один дохлый старик с испитым донельзя лицом и высохшим от хронического недоедания телом. Он работал охранником на складе одной частной фирмы, и его неловко толкнула во время очередного пьяного застолья собственная дочь. Голень старика оказалась непоправимо сломана. Передвигался он на костылях с большим трудом, так как сил на передвижение почти не оставалось. Вторым, лежащим у окна, был профессиональный спекулянт цветным металлом, поучивший удар бутылкой во время потасовки в пивном баре. Как он рассказывал, он вступился за своего приятеля – собутыльника, но неудачно. Самого удара он не видел, так били явно сзади. Удар пришелся в районе левого виска, височная кость лопнула и повредила глазной нерв. В результате левый глаз практически не видел. Оба соседа безудержно курили, так сказать убивали время.
Больница находилась на окраине Санкт-Петербурга, была муниципальной, поэтому финансирование было никаким. Обшарпанные стены и тусклые лампочки. Когда Богдан очнулся, он набрал единственного, оставшегося целым и невредимым, сотрудника охранного агентства, и велел ему, чтобы тот привез в больницу денег. Отношение медперсонала к нему заметно улучшилось. Неожиданно посетил его сосед по Луге Игнат. Вообще-то фамилия его была Игнатович, но все на улице звали его Игнат, хотя, в сущности, несмотря на фамилию, ничего еврейского в нем не было, скорее цыганское. Это был невысокого роста крепкий брюнет со жгучими черными глазами. За спиной его уже были три ходки в зону по незначительным статьям. «Подломили» ларек в компании, сдернули шапку у прохожего. Но с каждой ходкой в физиономии Игната добавлялось шрамов и желтизны от выжитого чифира. Да и шел он не как обычный зек, а как рецидивист. Тем не менее, все эти обстоятельства не помешали осушить бутылочку водки бывшему менту и бывшему зеку. Игнат был прирожденный лидер, это импонировало Богдану. Правда, нарушение режима добавило красноты в ране на боку на следующий день, но это были мелочи. Один раз его навестила жена. Богдан сразу почувствовал некоторое отчуждение, когда попытался обнять ее в темном углу больничного коридора. «Видимо кто-то появился». Он решил побороться за девушку, как только поправится. А пока он большую часть времени проводил в размышлениях и в беседах с соседями по палате. Это странное больничное братство абсолютно разных людей из разных слоев общества, тем не менее, помогает держаться на поверхности жизни. Так как его дела быстро шли на поправку, то он начал длинные сидения в йоговских асанах. Казалось бы, простейшие скручивания в позах древних йогов, тем не менее, приносили ощущение колоссальной легкости. Асаны Богдан выполнял, не обращая внимания на окружающих, и те привыкли к этим его упражнениям, как привыкают к незатейливому больничному интерьеру. В одной из этих поз его застала постовая медсестра. Это была взрослая женщина, жгучая брюнетка с изумительной фигурой и великолепными стройными ногами. По ее глазам Богдан не мог определить, как она к нему относится, однако он начал вести длинные беседы по вечерам, во время ее дежурств. Выяснилось, что в свое время, совсем юной девушкой, она успела побывать в любовной связи с Владимиром Высоцким, незадолго до его смерти. «Когда я пью, я не пою», – сказал певец Арине, так звали девушку, сложной тюркской национальности, в ответ на ее просьбу что-нибудь исполнить. Она сумела сменить трех мужей, родить четырех детей и собиралась эмигрировать в Израиль. Она не была ивриткой, но Богдан чувствовал, что у нее это получится. Все ее мужья, по ее рассказам, поддерживали дружеские отношения между собой. Это был великолепный образец роскошной стервы. Последний муж разорился, промотав состояние с Ариной за год, посещая самые дорогие тусовки Санкт-Петербурга. Когда дела Богдана окончательно пошли на поправку, он переоделся в элегантный костюм и отправился с медсестрой на ночную дискотеку в центре Санкт-Петербурга, которая располагалась в бывшем кинотеатре «Титан». Вел ее секссимвол российских просторов и хлябей накаченный самбист Нагиев. Как обычно, в середине дискотеки, его очки были проданы с аукциона за несколько сотен долларов. Обычные двадцати долларовые очки made in China. Под утро толстый член Богдана заставил старшую медсестру забиться в конвульсиях от изнеможения. Выносливость Богдана не знала границ. Вернулся Богдан в палату перед самым обходом. Роскошный костюм был водружен в больничный шкаф.
Глава 15.
Кто сеет ветер, пожнет бурю.
Несмотря на нарушения режима, рана затягивалась, и в один прекрасный день перед ним возникла знакомая фигура следователя вкупе с двумя ментами.
-Что ты мне шьешь, капитан? – скрывая раздражение, спросил Ефремов.
-Превышение пределов необходимой самообороны…
-Но ведь там должна быть куча стреляных чужих гильз.
-К сожалению найдены только ваши.
-Это сколько же тебе дали, что ты успел все насчитать?
Капитан отвел взгляд. На его оплывшем от пьянства лице мелькнула гадливая улыбка.
-Не беспокойтесь, господин Ефремов, мы вас долго не задержим.
-И не забывайте, на вас в ваши молодые годы уже висят два трупа.
На руках Ефремова защелкнулись браслеты наручников. Недолгий переезд в «Кресты», и вот он уже входит в камеру. Там его уже ждали.
– Гляди, кого к нам прислали… ментяру.
Перед Богданом возникла долговязая фигура, с мордой, усеянной прыщами. Дальнейшее Богдан помнит с трудом, фигуры вставали перед ним и расплывались, только бы хватило завода. Слишком много энергии было утеряно после огнестрельного ранения. Антибиотики в больнице сняли воспаление, но, в то же время, сожрали много сил. Богдан бил жестоко, бил по болевым точкам – глаза, горло, пах и в то, что было ближе. Камера наполнилась воплями искалеченных блатных. С грохотом открылись засовы, и в камеру ввалились надзиратели. Две трети камеры оказались свободны, в этом свободном пространстве находился Богдан. В его бедре торчала заточка, но это был не стоящий внимания пустяк. Остальные зеки с ужасом сгрудились у окна. Кто стоял, кто корчился от боли на бетонном полу. Каждый получил свое, все двенадцать человек.
-Уберите эту гниду, – прохрипел пахан. Ему досталось больше других.
Богдану была оказана медицинская помощь. Его привели к начальнику тюрьмы. Это был налитый салом и страстями полковник, которого самого впору отправлять в камеру. На удивление он был вежлив. «Видимо звонил Невеличко», – мелькнуло в голове Богдана. – «Больше некому».
– Администрация тюрьмы приносит извинения за недоразумение с вами. С капитаном Щегловым будет проведено дополнительное разбирательство.
-Вы свободны – заискивающе пел полковник.
-То есть вы хотите сказать, – саркастически улыбнулся Богдан, – что мое помещение в камеру с блатными произошло, минуя вас? Бедро саднило все сильнее.
-К сожалению, Щеглов ввел нас в заблуждение. Лично я не знал, что вы в прошлом служили сержантом МВД.
-Меня ни в чем не обвиняют?
-Вы же знаете, обвинениями занимается суд. Моя задача- держать овощи в теплицах. Еще раз повторяю, администрация тюрьмы приносит свои извинения за недоразумение. Кстати, половина камеры лежит в лазарете, но на вас заявлений не поступало.
Богдан молча забрал свои личные вещи у дежурного и, хромая, вышел из тюремной калитки. Он посмотрел на часы. Пребывание в «Крестах» заняло ровно три часа. Но они были насыщенными. Пошатываясь от слабости и от голода, он побрел к остановке трамвая.
Был декабрь. В это время в Санкт-Петербурге обычно дуют обжигающие ветра с Невы. Но сегодня был на удивление теплый вечер. Глобальное потепление делало свое дело. Очень хотелось жить и очень хотелось забыть обо всем, что с ним происходило.
Богдан запрокинул голову. Окружающие здания создавали неповторимую музыку Северной Пальмиры. Гений Петра и последующих Романовых постарались на славу. Великая музыка в камне наполняла душу мощью красоты. На ум пришли слова учителя каратэ: всегда помни о духе. Делай его мощным. Если человек потерял все, но не потерял дух, он не потерял ничего. О, великая мощь расслабленной пустоты.
Сваливать надо, как можно быстрее… пока жив. Денег как у клоуна фантиков. За рубежом там сытно, спокойно…
Неужели он согнется перед каким-то Бульдогом. Нет, его место здесь и утверждаться надо здесь. Родина – это не пустой звук. Богдан вспомнил, как однажды он со своими друзьями–студентами из университета имени Ломоносова славно погуляли на дне Алых Парусов. Толпы полупьяной и откровенно пьяной молодежи клубились на Дворцовой и Университетской набережной. Весь Невский и Старо-Невский затон был заполнен ею. Тогда он увидел работу мастера драки Шкатубо, бывшего моряка военного крейсера. Их маленький отряд из пяти человек схлестнулся с превосходящим их по численности отрядом рослых фабричных пареньков. Кто-то у кого-то попросил закурить, и у кого-то сигарет почему-то не оказалось. И те, у кого просили, послали просящую сторону, как известно, по батюшке. Вечерний воздух молнией прорезали два свистящих кулака Шкатубо. Они шли в разные стороны, но, казалось, это один удар, настолько слитно и стремительно они были произведены. Два рослых отрока пали как подрезанные. Он сам с Ребрышкиным, по кличке Ребро, ударили одного несчастного одновременно с двух сторон. Пятачок перед Дворцовым мостом в мгновение ока наполнился лежащими телами. Спасшегося бегством одного парубка для полноты картины Богдан вынужден был догнать и вычеркнуть ударом в пах. Вспомнились выпученные глаза и воздух с шипением, выходящим изо рта, как будто футбольный шар проткнули гвоздем. Потом броуновское шатание по Невскому. Бутылка чернил, так называлось плодово-ягодное вино, отнятое Шкатубо у малолетних девиц, гитара, отнятая у какого-то придурка, не желавшего исполнить ничего, несмотря на вежливые просьбы, вырубленный в горляк щегол, косивший под богему, и, наконец, две приятельницы, согласившиеся составить ночной праздник ему и Ребрышкину. Причем так как у ребра ничего не получилось. Ему пришлось отдуваться одному. Да, славные были денечки. Вообще славный праздник Алые Паруса в самом начале белых Питерских ночей. Победителей все судят, решил Богдан, он не будет овцой, и тот небольшого росточка мальчик, которого прессовали в детстве, пусть останется в прошлом. В дни и месяцы стрессового ожидания всякий остается наедине с неизвестностью, и тот, кто справится с ожиданием, не поддастся малодушным мыслям о бегстве, станет в конце концов настоящим бойцом.
Богдан решил пройтись по Невскому проспекту пешком до его конца. Мимо него спешила толпа, лица людей были погруженными в повседневные заботы, но были и мафиозные физиономии. Правление президента путина дало кислород довольно приличному слою общества. Помимо олигархов начали обрастать жирком, так называемый средний класс из предпринимателей и управляющих средней руки. Мимо проплывали расфуфыренные девицы, с якобы занятым выражением лица, неся всякую чушь и ничтожную мелочь по сотовому телефону. Женщины, как известно, живут ушами. Внешне лицо Богдана было непроницаемым, но внутри, там, где находилось нижнее киноварное поле, царил положительный покой. Он только чудом избежал тюрьмы, и это дорого стоило. Все тело ломило от недавней драки. Слава богу не разошлись швы в боку, а то, что саднило бедро, это были пустяки. Внезапно внимание Богдана привлекло полузабытое, но, тем не менее, знакомое лицо. Им оказался медбрат из санчасти, из полка связи, в котором когда-то служил срочную службу Богдан. У него был врожденный вывих бедра и он, ковыляя, шел в окружении двух мордоворотов. В годы службы он обильно снабжал спиртом все начальство и старослужащих полка. Так называемая коррупция в чистом виде. Бить или не бить, вот в чем вопрос. И стоит ли прощать обиды? В свое время ему говорил Абрам, что не стоит. Но лучше всего жить своим умом. А как ты сам считаешь? Богдан резко сблизился. Медбрат тоже узнал Богдана. Его мордочка перекривилась в ужасе. Богдан стремительным неуловимым движением сжал мошонку медбрата и резко крутанул. Тот взвыл от чудовищной боли и завалился на асфальт, смешно дрыгая тощими ножками.
-Ша, ребята, – угрожающе крикнул Богдан мордоворотам, – это не ваша свадьба. Все произошло настолько быстро, что те были застигнуты врасплох. Один из них, самый квадратно – мордый и плотный, сделал шаг в сторону Богдана, но, получив чудовищный короткий хук через руку кувырком, осел на грязный асфальт.
-Я же сказал, ублюдки, это не ваша свадьба. Третий примиряющее выставил руки.
– Все, все, все. Я ничего… и кинулся поднимать второго. Медбрат продолжал кататься по асфальту, судорожно сжимая промежность. Богдан решил, что он сполна рассчитался с поддонком, не спеша удалился. В декабре темнеет очень рано. Уже в своей квартире лениво потягивая маслянистый напиток «ненесси», Богдан окинул взглядом свою короткую жизнь. Жизнь как нескончаемая череда встреч, бесед и выяснения отношений.
Дело о разборе на кладбище получило широкую огласку и, видимо, поставлено на контроль в самых высоких милицейских верхах. Единственным «засветившимся» свидетелем, а возможно и участником по версии следователей является он, Богдан. То, что его не оставят в покое, он нисколько не сомневался. Не удалось убрать в подъезде, найдут другие подходы. Для того чтобы просто элементарно выжить, необходимо предпринимать радикальное решение. Только та революция чего-нибудь стоит, которая умеет за себя постоять и дать сдачи, – перефразировал Богдан. Слова дедушки Ленина. Ахиллесовой пятой его является отношения с Леной. Это было больше, чем секс. Когда Богдан думал о ней, в душе возникало сладостно -болезненное чувство. Их роман развивался стремительно, но это ничего не значило. Если хорошие люди узнают о ее существовании, Богдан в своих действиях будет связан по рукам и ногам. Нельзя было подставить любовь. Они встретились в кафе вечером. Бабок было, как у дурака махорки. Поэтому пили самое дорогое, какое было. Французское шампанское. Приближался Новый год, и оно было как нельзя кстати.
К ним за столик подсел интеллигентного вида господин. Он извинился за вторжение и попросил Богдана выйти. Богдан кину внимательный взгляд на господина. Тот был тщедушен, отлично выбрит и от него несло дорогим парфюмом. Улыбка на сморщенном личике явно противоречила холодной блеклости глаз. Остроносые туфли, которые когда-то, когда Богдана еще не было, назывались «мокасы», блестели как у домашнего животного гениталии.
Далеко идти, – поинтересовался Богдан.
Да нет, совсем рядом. Возможно вас заинтересует мое предложение, – откликнулся господин Шибздик.
Последнее время Богдан ощущал себя загнанным зверем и ожидал удар с любой стороны. Его дух был бдителен и обостренно воспринимал окружающее пространство. Он не был камикадзе и очень хотел жить, но понимал, что смерть надо встретить достойно.
Они вышли в вестибюль. Господин представился Борисом Николаевичем.
-Вы случайно к покойному президенту не имели отношения? – вежливо поинтересовался Богдан.
-Случайно, нет, – осклабился «Борис Николаевич».
Богдан почему-то был уверен, что звали его совсем не так.
-Так что же вы хотели мне сказать?
Богдан не хоте надолго оставлять девушку одну.
-Мы знаем, что у вас проблемы…
-Мы, это кто, Николай – Второй?
-Ну, скажем одна организация или структура. Вы наступили на мозоль авторитетным людям, и они постарались вас убрать, правда, пока неудачно.
-Ну и какой вам интерес в этом деле?
-Нам нравится ваша способность сухим или почти сухим выходить из воды. И мы хотели бы предложить вам сотрудничество. Вам пора переходить от защиты к атакующим действиям.
-Это к каким же?
-Зачистить главную фигуру…
-Для начала мне хотелось бы, чтобы вы выключили диктофон. Интуиция Бодю не подвела. Брови Бориса Николаевича дрогнули. Он несколько стушевался, кивнул, закопошился в карманах и нажал кнопку выключения записи.
-О, кей.
-А вообще-то дайте-ка его сюда.
Богдан одной рукой придержал руку собеседника, другой молниеносным движением вытащил из кармана Бориса Николаевича портативный диктофон.
-Если вы не возражаете, мы его реквизируем. Руки у Шибздика были сильные, но он явно уступал в мощи Богдану, поэтому тому пришлось согласиться.
-Верните хотя бы аппарат.
Богдан извлек кассету, положил себе в карман и вернул диктофон.
-Итак, на чем мы остановились, – вежливо поинтересовался Богдан.
-У вас неплохое чувство ситуации, – перевел все в шутку «Борис Николаевич». Так вот, мы предлагаем вам сотрудничество… Скажем одна компания. В этом мире кто-то кому-то всегда мешает. Дело в том, что Бульдог нам давно перешел дорогу, и мы хотим его с вашей помощью убрать. Мы знаем, что вы у него на мушке. И мы вам предлагаем из преследуемого превратиться в преследователя.
Киллером я еще не был.
-А у вас и особенного выбора-то и нет.
-В чем будет заключаться ваша помощь.
-Мы дадим вам все на Бульдога. Где бывает, привычки, даже расположение комнат в загородном доме, а кроме того деньги. Большие деньги. Мы знаем, что они у вас есть. Но их будет явно недостаточно.
-Ого, я вижу, он вам тоже насолил.
-Да, речь идет об очень важных финансовых потоках. Мы не хотели бы все отдавать хорошему человеку из Бен Гуриона?
-Так вы что же из РНЕ?
-К РНЕ мы отношения не имеем. О Бенгурионе это так, к слову пришлось… Большие деньги международны… Мы можем дать в помощь наших агентов.
-Если я скажу да, то я буду действовать самостоятельно!
-Мы так и думали.
Решения Богдан принимал мгновенно. У него действительно особого выбора не было. Если это не провокация, то помощь ему действительно не помешает. Серьезность намерений господина Шибздика он скоро узнает.
-И какую же сумму вы намерены мне предложить в виде так сказать благотворительной помощи?
Щуплый господин вынул из нагрудного кармана промокашку и протянул Богдану. Богдан разверну. Стояла тройка с пятью нулями.
-Это все рубли простите?
-Нет, доллары!
-Это несерьезно.
-Что же вы хотите?
-То же самое в евро и вперед.
-А если вы нас надуете?
-Вы же сами говорите в моем положении нет смысла приобретать новых врагов.
-Я должен это согласовать. Простите. Шибздик набрал номер на сотовом и отошел. На всякий случай Богдан запомнил последовательность набора чисел. Пригодится. Господин вернулся.
-Хорошо. Мы согласны. Завтра вы поучите необходимые документы и деньги. На лице Богдана появилось снисходительное выражение. Они условились о завтрашней встрече, и Богдан вернулся к девушке. Необходимо было собирать силы. Один в поле не всегда воин.
Две тонкие деревянные палочки утонули в крепком кулаке доброго молодца. Сырая, якобы японская рыба давала силы и небывалое чувство сытости. Они вернулись на квартиру Богдана. Руки парня мяли упругое податливое тело девушки. Она вся раскрылась ему навстречу. Изображение их обнаженных тел отражалось под разными углами в многочисленных зеркалах огромной квадратной комнаты. Стальной член Богдана соединялся с упругой сладкой плотью Лены, принося медленно-нарастающее чувство удовольствия. Дама уже успела трижды получить оргазм, прежде чем добрый молодец извергнул свое семя могучим потоком. Он спросил, хорошо ли ей, хотя мог бы и не спрашивать. Она не смогла ответить, ибо находилась в полубессознательном состоянии. В момент оргазма щель девушки плотно сжимала член Богдана, принося ему дополнительное наслаждение, будя какие-то древние переживания. Сотни и тысячи поколений предков, по-видимому, испытывали нечто подобное, хотя наверняка всякий раз это было по-разному.
Один в поле не воин.
Богдан все еще числился в охранном агентстве, но работы пока не было. Телефоны агентства не отвечали, так как Крюков еще не окончательно выздоровел, но все дела уже вернулись к нему. Он был обязан Богдану своей жизнью, но рисковать всем и ввязываться в войну с кем бы то ни было, так явно не готов. Ну что ж придется обойтись без него. Богдан часами просиживал в медитальных позах, накапливая энергию. Она ему будет необходима в грядущей войне. Он вспомнил о своем друге Викторе Шешневе, который промышлял спекуляцией часами «командирами», которые таскал крупными партиями с Чистопольского завода. Они встретились на Невском. Виктор был ниже Богдана и плотнее. Он первые пятнадцать лет прожил в Грузии, поэтому говорил с южным темпераментом.
-Представляешь, старик, – я только что разговаривал с двумя чувихами по-итальянски, не зная ни одного итальянского слова… целых два часа… и эти дурры верили.
Богдан про себя называл Шешнева итальянцем из Грузии, а по совместительству режиссером из МХАТа. Его голос имел гипнотическое воздействие на окружающих в силу темперамента.
Его маленькие глазки смотрели пронзительно из-под белесых ресниц. Богдан знал многие его «проделки», но предпочитал не выступать в роли судьи. Каждый проживает свою жизнь, лишь бы она не противоречила праву. Он вкратце рассказал Виктору предполагаемый объем работы. В начале, когда этот узнал на кого пойдет охота, то несколько сдрейфил, но жадность все-таки победила. Тем более, что он знал бойцовские возможности Богдана и поэтому решил войти в долю.
-Я хоть и спикуль, а не киллер. Но чем могу, помогу!
Через час в их распоряжении находились два новеньких «ТТ» с четырьмя обоймами патроном, сведения о расположении резиденции Бульдога и обещанная сумма в черном дипломате.
Бульдог.
Его в детстве били все кому не лень. Он был пятым по росту среди девочек. Но дело было не в этом. Где-то по весне в классе четвертом его посетила странная вирусная болезнь, с экзотическим названием Шойерман Мау , и из него как будто выпустили воздух. Две недели он лежал трупом, а когда поднялся, это был совсем другой человек, с тусклым тоскливым взглядом загнанного зверька. Тогда в его арсенале крепкого отличника появились двойки и тройки. Замедлился рост, конечности становились синими от спазмов. Но жизнь, как известно, не оставляет звенья в покое. Чувствуя свою ущербность, он начал сторониться улицы, где его поджидала опасность. Хотя и дома его поджидал ад. Деспотизм вечно пьяного, что совсем не характерно для евреев отца и бесконечные разборки с психологически надломленной матерью. Но пытливый мозг Лешеньки Цфаскина напряженно искал выхода. Он пытался поступать в университет в Ленинграде, но неудачно. И был вынужден перекантоваться год в ПТУ. За четыре месяца с ним случилось десять драк. Вначале били его, но однажды чувство обиды пересилило комплексацию из-за своего роста, и он начал буквально превращать в отбивную котлету своего очередного обидчика, высокого паренька, который к тому же накинулся сзади. Их растащили, но Алексей почувствовал безграничную власть над окровавленным противником. И понял одну простую мысль: чтобы победить, главное не трусить и забыть о своих комплексах и слабостях, и действовать, действовать безостановочно и методично. С самого начала он фанатично посещал борцовскую секцию, постепенно его тело наливалось силой. Он не был в первых рядах, но фанатизм делал свое дело. Постепенно драки на улице стали заканчиваться в его пользу. За неукротимую свирепость и жестокость его прозвали Бульдогом. Он немного вырос, но так и остался невысокого роста. Старая обида на искореженное детство глубоко сидела в нем и двигала его поступками. Он бросил завод и занялся фарцовкой. Его несколько раз брали с поличным на гостином дворе, пока он не получил свой первый срок 6 лет за спекуляцию. В зоне он только подтвердил свое прозвище, которое превратилось в погоняло. Он не особенно старался обрисовать свое тело татуировками, но необходимые знаки у него, естественно, появились. В зоне Цфаскин научился коронному зековскому трюку – зажать бритвенное лезвие между пальцами, прикинуться испуганным, а затем полоснуть им по глазам оппоненту. Поединок моментально выигрывался. Но сейчас Бульдог уже не столько Бульдог, а больше Алексей Яковлевич. У него приличный бизнес – его казино в центре Питера приносит очень приличный доход, под задом шикарный джип, в его охране отборные отморозки. Не гнушается он выполнять ее заказы сомнительного свойства, потому что никакая кроха в каравае не бывает лишней. Но последнее дело не ладилось с самого начала, так сказать на дальних подступах. Когда ему его предложили солидные люди, он долго не хотел соглашаться. Но больно хорошие деньги были на кону. Потом все стало развиваться как снежный ком. Вначале старикан проявил резвую прыть, подключив охранное Крюкова, затем этот щенок, который в самых невероятных ситуациях выходит живой и поганит всю картинку. Сломанная челюсть срослась, но начинала ныть в самое неподходящее время. Вспоминая об этом ударе, полученном от молодого выскочки, сердце Бульдога наливалось холодной яростью. Этот щенок жить не должен, иначе с ним, с Цфалкиным – Бульдогом никто не будет считаться. Богатые люди Петербурга другим таким же отдадут свои жирные заказы. Но Алексей Яковлевич не был бы Цфалкиным, если бы не понимал, что пареньку явно сопутствует удача и надо работать осмотрительнее. Судьба его банды зависит от свидетельских показаний Ефремова. Кроме того, всем и так понятно, кто стоит за покушением на лестнице и в пресс-хате. Вспоминая о двух погибших стрелках, Бульдог яростно скрипнул зубами. Сколько зеленых бумаг пришлось переслать своим людям из МВД, одному богу известно. А так как Алексей Яковлевич был наполовину украинец, а наполовину грек, то в богах он путался.
Операция «Zet»
По времени их никто не ограничивал. Но все, что не происходит сразу и затягивается, имеет тенденцию все произойти никогда.
-Итак, Витя, силенок у нас очень мало, поэтому мы должны действовать стремительно и адресно. В голосе Богдана чувствовалась холодная решительность. Пойдем ночью, когда охрана «опочивает» и нас никто не ждет.
-Ты прикроешь мне спину. Все что от тебя потребуется, не дать стрелять сзади.
Виктора такой расклад не совсем устраивал. Может я покараулю сзади на улице.
-А от кого?
-Ну, может быть разное.
-Разного не будет. Пойдем вместе!
-Ладно, как скажешь. Он помнил, что большие деньги просто так никто тебе не даст.
-Когда пойдем?
–Сегодня ночью. Нужно, чтобы «Бультерьер» не опередил нас и не предпринял встречные действия.
Совещание в штате «друзей».
Тот, кого Богдан обозначил как «Шибздик» суетился около другого, еще более древнего старика, с еще более холодным и проницательным взглядом.
-Не стоило давать заранее такие хорошие деньги. Как мы их сможем вытащить, – пробормотал «Шибздик», он же Борис Николаевич.
-Иначе он бы не подписался?. Как ты думаешь, Боря, получится у него? Уж слишком Бульдог фигура не его масштаба. Сухие стариковские костяшки постукивали по полированной черного дерева поверхности стола. Что такое два «ТэТэшки» против армады Бульдога. Я думаю, в любом случае его необходимо будет зачистить.
-Но ведь он не знает имена заказчиков, – возразил Борис Николаевич. Да уж больно паренек удачлив.
-Все до поры до времени, Боря, до поры до времени. А кроме того, он знает тебя. А ты – это я, Боря. Короче, решено паренька, как не жалко, будем зачищать. Пошли двух снайперов к дому Бульдога, я думаю, он следить не будет. Старинные, мирно тикающие настенные часы, пробили 16.
-Хорошо, – вынужден был согласиться «Шибздик». Была отдана короткая команда по внутренней связи.
-Ну а Бульдог, – старичок невидяще посмотрел вдаль. – пусть знает сука, как тягаться с контрразведкой.
Продолжение операции «Zet».
Когда лучше всего брать человека, когда он этого не ожидает. Я думаю, Цфаскин временно оставит меня в покое, хотя не факт. Богдан лениво потягивал красное французское вино. Домой ко всему нечего соваться, там слишком много охраны и камер наблюдения, берегут драгоценную шкуру Бульдога. Единственная точка, где мы можем его встретить с минимальным количеством охраны, – это его ежедневная прогулка в Летнем саду, где он довольно часто назначает деловые встречи. Но возникает еще один щекотливый вопрос – возможное поведение наших «друзей». Будут они нас пасти или оставят действовать, как мы соизволим. Это легко проверить. Но самое неприятное, что мы не знаем о них ничего, а они знают, по крайней мере, обо мне очень многое, если не все. Надо продумать вариант отхода, я думаю, что это единственно правильное решение. Ты сможешь организовать три липовых паспорта с Шенгенской годовой визой. Вопрос в оплате не стоит.
-Ну, тогда, Бодя, это можно будет слепить? – потирая руки энергично произнес Шешнев.
-Ну, косарей 6, я думаю, будет достаточно.
-И на когда?
-Я думаю, двух дней тебе будет достаточно и три билета на вечер.
-А кто третий?
-Девушку свою возьму в свадебное путешествие. Пусть отдохнет от зимнего болотного воздуха.
-А куда собственно ты хочешь рвануть?
-Да вот в Париже я никогда не был. Про себя Богдан подумал, что кроме Северо – Запада России он так нигде особенно и не пребывал.
-Послушай, Бодя, найдем мы там себе таких красоток, пятки нам будут вылизывать и все остальные прочие места.
-А мне «таких» не надо. Знаем мы эту любовь за деньги. И вообще как бы ты назвал человека, предающего свою любовь.
-Ну не знаю, – Шешнев глубокомысленно промолчал. В его жестком мысленном пространстве картежника – шулера и махрового спекулянта, такое философское понятие не использовалось. Хотя Богдан и не надеялся на глубокий ответ. Для огромного большинства людей гораздо более важен всегда был вопрос о свежести осетрины.
-Значит так, Витюша, – на стол мягко хлопнулась толстенная пачка стодолларовых купюр. Вот тебе десять косарей, иди, организовывай прикрытие. Часам к десяти вечера, чтобы был здесь, завтра выступаем.
-А если испарюсь с боблом, – Шешнев постарался пошутить, но вышло это как-то сиво.
Богдан пристально посмотрел на него.
-Ты же знаешь, Витек, коней на переправе не меняют, их пристреливают. Постарайся почаще об этом думать.
-Да ладно, Бодя, я же это несерьезно.
-А я очень серьезно!
-Ну, вот и договорились. Ну, я пошел.
Шешнев поднялся.
-Иди, постарайся возвратиться к десяти.
-О, кей…командир.
Богдан растянулся на диване и закрыл глаза, необходимо было предусмотреть все до малейшей детали. Сбоя не должно было быть. На карту поставлено все.
Я здесь и сейчас.
Петербургское утро грязное и серое. Богдан мягко стряхнул ночной сон с его кошмарным видением. Тело и сознание окутывала адреналиновая нервозность, свидетельство организма о готовности. Рядом, на шкуре медведя всхрапывал Шешнев. Медленно, чтобы не расплескать спасительную энергию, Богдан минут двадцать «крутил» профессиональную китайскую триаду в 108 замысловатых движений. Движения, собственно говоря, могли быть какие угодно, а вот принципы… Сборы были недолгими. Виктор был довольно бесцеремонно растолкан. Выпили по чашке крепчайшего кофе, собрали амуницию и были таковы. Необходимо было еще запутать слежку, которая обязательно должна была быть. Это Богдан чувствовал кожей. Они прошли несколько дворов, прежде чем их внимание привлек старенький Жигуленок. Сигнализации естественно не оказалось. До сих пор еще рабочий класс экономит на необходимом. Мотор не сразу, раз десять чикнул, но завелся. Бензина было, судя по показаниям, литров десять, поэтому пришлось заправиться. Они выехали из города в сторону Выборга, как раз туда, где находилась резиденция Бульдога. Проехав километров десять, Богдан свернул на проселочную дорогу, а затем повернул обратно. Если слежка и была, то она обязана была их потерять. Маршрут был намечен заранее, поэтому их Жигуленок уверенно вывез их в центр Северной экс-столицы. В течение часа машина была похищена и поставлена в нескольких кварталах от ее прежней стоянки. «Торе масан» – ничего не случилось- звучит японская команда каратистов.
Прогулка.
Ровно в 12.00 секунда в секунду две сверкающие лаком новенькие машины подкатили к Летнему саду. Цфаскин любил неспешно пройтись мимо статуй. Встречный питерский народ, завидя добрых молодцев, жался по бокам аллей. Светило солнышко и Цфаскин старался дышать полной грудью. Пройдя половину намеченной дистанции, он услыхал сзади громкий хлопок – это взорвался взрыв – пакет, заботливо заложенный Шешневым. Повалил густой белесый дым, заволакивающий аллею. Гуляющий народ кинулся бежать в разные стороны. Трое плечистых охранников попытались удержать бежавших, но опоздали буквально на доли секунды. Высокий плечистый парень в темных очках двумя ладонями в грудь отбросил Цфаскина в сторону и кинулся прочь. Алексей Яковлевич отлетел к краю аллеи, но удержался на ногах. Охрана кинулась к нему, один погнался за парнем, но его следы скрыл густой дым. Внезапно острая боль в сердце заставила Цфаскина обмякнуть, на лбу выступил крупный пот. На огромной скорости он был доставлен в лучшую петербургскую клинику. Цфаскин никогда не жаловался на сердце, он жаловался на что угодно, но только не на сердце. Здесь ему был поставлен диагноз: обширный инфаркт. Самое неприятное, что его состояние стремительно ухудшалось. И тогда вспомнили о «случайном» столкновении. Вытащили кожаную куртку из дорогой телячьей кожи. На ней отпечатался широкий смазанный след, как будто кожу обожгли. Холеный доктор с трясущимися от волнения руками говорил о непонятной деформации сердечной мышцы.
Цфаскина удалось откачать. Он вышел. Из цветущего 50-летнего самца, он превратился в дряхлого инвалида с палочкой, с трудом переставляющего ноги и мутным от слабости взглядом. Его корабль потерял курс и стал беспомощен в борьбе со стихией. В Летний сад он больше не ездит, от греха подальше.
Со стороны ФСБ были предприняты беспрецендентные меры на поимку Ефремова, но тот вместе с Шешневым и Леной словно растворились в туманном Альбионе. Через неделю было решено свернуть операцию по поиску, ибо нельзя было засвечивать интерес сотрудников ФСБ к несчастному случаю с Бульдогом, кроме того, региональное руководство справедливо полагало, что попытка задержания удачливого исполнителя может обойтись потерей нескольких элитных агентов подразделений. Поэтому было решено оставить этого сукиного сына на свободе.
Следы Ефремова были обнаружены в Эмиратах, где в феврале, как известно, 300 по Цельсию, и троица лениво потягивала местную водку в отеле Шарм иль Шейха, от которой, как известно, если перепьешь, ужасно болит голова. Их тела днем ласково омывали морские волны, а вечерами они беззаботно извивались от бесконечных однообразных ритмичных музыкальных фраз, придуманных американскими, жирными и не очень неграми. А ночью они безоглядно придавались жаркой любви, к которой так располагало черное африканское небо. Иногда приходили мысли о том, что когда-то надо где-то оседать, куда-то возвращаться. Но мысли также уплывали вдаль, так как их никто не задерживал. Конец.
