Михаил Фитерман. Моя биография (рассказ)

(а может быть и ваша)

У человека в зрелом возрасте и в здравом уме возникает желание поворошить свою память и кое-что переосмыслить по-новому. Мне сейчас 74 года и я как раз вошел в эту фазу жизни.

Я помню себя, начиная с возраста 4 – 5 лет. В это время мы с мамой и моей сестрой Розой были в эвакуации в Казахстане, а родились мы в Ленинграде. Первое, что мне запомнилось – это горная речка Ульба, прохладная даже в летний зной. В то время у меня был туберкулез легких в крайней форме. Достаточно сказать, что когда моя мама пыталась поместить меня в больницу, ей отказали и сказали, что свободных мест нет (в основном все занимали раненые бойцы), а ваш сын все равно не жилец!

Мама отпускала меня на речку. И там я научился плавать «по-собачьи». Как-то похвастался об этом маме, и она пошла на речку со мной. Мы вместе вошли в воду. Но как только двинулись вниз по течению, резко возникла глубина. Мама испугалась, и мы стали двигаться дальше по течению, болтая руками и ногами, пока не попали на мелкое место. Естественно мама меня отругала, но все же разрешила ходить на речку. После этого произошел перелом в моей болезни. По-видимому, помогло периодическое охлаждение в речке. Но полностью я излечился от туберкулеза только к 10 годам. А до этого у меня случалось воспаление легких до 15 раз в год. Единственное лекарство тогда было рыбий жир.

Следующее памятное событие имело место после нашего возвращения в Ленинград на Ковенский переулок. Когда я выходил погулять первое, что слышал от сверстников хором: «бей жидов, спасай Россию!» Но это быстро прекращалось, и мы вместе  играли. Тогда мне казалось, что это неизбежное жизненное неудобство, и я не обращал на это внимания. Лишь много позже, во время обучения в институте, понял, что это результат внутренней политики нашего советского правительства. Нужен был враг для народа, а лучше евреев для этого не подходил никто.

Потом в 7лет началась школа. Первое, что запомнилось в начальных классах – одно мое хулиганское действо. Подзуживаемый приятелями я бросил камень в окно квартиры на первом этаже на Лиговском проспекте и разбил окно. Видимо приятели  считали, что я слишком робкий и не способен на геройские поступки. Тут же выскочил мужик, схватил меня и стал допытываться, почему я это сделал. Я рассказал все честно, как было. Он не стал меня наказывать, а повел ко мне домой (благо мой Ковенский переулок был рядом за углом) и передал моей маме. Уже не помню, что он ей сказал. Думаю, что мне это запомнилось по необычной реакции хозяина квартиры: он отнесся ко мне очень по-человечески, хотя тогда я этого не понимал и не оценил. Представьте себе, какой материальный ущерб я причинил в те времена сразу после войны. Как видите, полезно вспоминать былые дела и осмысливать их, как бы поздно это ни происходило.

Следующее памятное событие, когда мне было 11 лет. Однажды, играя на нашем переулке, мы заметили одного нашего старшего приятеля (ему было примерно лет 16), который тащил девчонку, заломив ей руку за спиной, и затащил ее в подвал. Примерно через полчаса они  вылезли и ушли раздельно, независимой походкой. Старшие товарищи мне объяснили, что там было. Тогда это не произвело на меня впечатления, а запомнилось это существенно позже, уже в моем зрелом возрасте. Так мы тогда входили во взрослую жизнь.

В школьном возрасте запоминающихся событий не было или я их забыл. Учился я хорошо, но в восьмом классе почему-то стал учиться заметно хуже, даже не знаю почему. Думаю, что дело в смене круга друзей. Мама сказала, что вместо института как мы с ней вместе планировали, дальнейшее обучение я продолжу в техникуме. После восьмого класса я поступил в Радиотехнический техникум.

В этом возрасте я уже стал интересоваться у мамы кто и где мой папа. Мама рассказала, что папа Фитерман Яков Филиппович оставил нас в начале войны, перед нашей эвакуацией в Казахстан. Он был значимой персоной: начальник отдела гидротурбин на Ленинградском металлическом заводе имени Сталина, опубликовал ряд научных трудов, часть из которых перевели на несколько иностранных языков. Папу увела его секретарша Фруза и родила ему сына Юру. Фруза затем погибла в дорожно-транспортном происшествии, а Юра стал алкоголиком, отчего скоро умер. Папу после этого охмурила и захомутала следующая охотница по имени Аня с целью присвоить его квартиру, имущество и сбережения. Вскоре после этого мой папа получил инсульт и уже не годился на руководящую должность на заводе им. Сталина. Тогда Аня устроила его на постоянное проживание  в Дом ветеранов партии в Ленинграде. Там он и умер в 1990 году.

Дальше началась моя взрослая жизнь. В техникуме я учился отлично, но моя посещаемость занятий оставляла желать лучшего. Как выявилось позже, 70% лекций я пропускал, даже вопреки тому, что увлекся радиолюбительством. Конечно, хотелось скорее стать самостоятельным и самодостаточным человеком. Появились новые друзья. Трое из них занимались угоном автомобилей, но из хулиганских побуждений: покататься и бросить. Приятель вовлек меня в эту компанию, не открывая, чем они занимаются. Пару раз пригласили покататься. Эту компанию скоро накрыла милиция. Они показали и на меня. Затем был суд. Троица получила за хулиганство от 2 до 3 лет, а мне впаяли 1,5 года. До и после суда я был не под стражей, а под подпиской. Тут меня надоумили взрослые (уже не помню кто) обратиться за помощью в министерство внутренних дел по делам несовершеннолетних. Для этого мама отправила меня в Москву к одной из своих родственниц. Там я позвонил в министерство и уже не помню, как уговорил сотрудницу меня принять. Беседа оказалось очень длинной. Я пробыл у нее в отделе для несовершеннолетних около двух часов. Сотрудница МВД выпотрошила из меня не только все обстоятельства дела, но и все,  чем я живу. Надо сказать, что она вошла в мое положение и видимо пожалела меня. В итоге она пообещала изменить мое наказание на условное, и велела мне срочно ехать домой. По приезде домой через день пришли два милиционера и отвели меня в отделение милиции якобы для снятия дополнительных показаний. Дополнительные показания вылились в то, что меня посадили в воронок и отвезли в «кресты». В камере я пробыл сутки. Утром меня отвели к тюремному начальству, объявили, что мой срок заменен на условный, обстригли и отпустили. Так закончилась эта моя попытка стать взрослым. Из техникума меня естественно исключили. Именно тогда я узнал из документов, что имел отличную успеваемость, но посещаемость лекций составила 30%.

Во время учебы в техникуме я увлекся и занимался радиолюбительством. Выписывал и регулярно штудировал журнал «Радио». Собирал звуковые усилители и радиоприемники. Высшее мое достижение был супергетеродинный всеволновый радиоприемник. Потом я променял его у приятеля на велосипед. Правда велосипед был старый и быстро пришел в негодность.

После моих выкрутасов и исключения из техникума  мама сказала, что учебу я пролетел и теперь надо работать. Меня устроили на завод на должность «выбивальщик опок». Опока – это земляная форма, в которой льют металлическое изделие. Нужно выбить из опоки эту форму и извлечь литье. Опока весит около 20 килограмм и ее нужно относить вручную в предусмотренное место и там выколачивать. За рабочий день приходилось выбивать десятки опок. Эта работа для физически сильных людей, каковым я тогда не был. Кроме того, весь рабочий день дышишь земляной пылью. Я приходил с работы, валился и засыпал. Мама будила меня, чтобы поужинать. Стало ясно, что это занятие не для меня. Во всяком случае, не для моего здоровья. Тогда мама с моей сестрой на семейном совете решили, что спасти меня может только служба в армии. (Об этом я узнал много позже от сестры.) Роза посетила военкомат и попросила призвать меня в армию. В результате я попал на срочную службу.

Служил я во внутренних войсках на охране лагеря для заключенных, вблизи города Ярославль. Что такое срочная служба, думаю, знают все. Единственное, что хочется отметить – практически отсутствовала дедовщина. Во время службы в отдельной охранной роте я предложил командованию создать заградительную охранную систему вокруг периметра лагеря. Мне поверили, и дали возможность это сделать. Я придумал обнести весь забор колонии тонким проводом и включить его в систему сигнализации его целостности. Если происходил разрыв провода, то в пункте охраны возникал непрерывный звонок. Дальше мне понравилась стрельба из винтовки, и я показал весьма хорошие результаты. Командование предложило мне заняться этим видом спорта в надежде, что я как-то прославлю свою роту. Я согласился. Мне выдали мелкокалиберную винтовку и выделили время для тренировок (естественно в личное свободное время). Я добился ощутимых результатов и на очередных соревнованиях выполнил норму третьего разряда. Затем на общевойсковых соревнованиях в Москве я получил второй разряд по стрельбе на 50 метров в стандарте: лежа, с колена, стоя. Так что я все-таки принес пользу свой роте. Из той поры моей срочной службы запомнилось одно, казалось бы, мелкое событие. Я тренировался с винтовкой недалеко от местоположения моей роты. Заметил воробья на ветвях дерева, прицелился и выстрелил. Попал. Когда подошел, он еще трепыхался на земле. И вот тут я вдруг отчетливо почувствовал жалость к нему и отвращение к себе. Это событие, видимо, сильно врезалось в мою память. В последующей жизни  я неоднократно вспоминал это событие, видел его перед глазами, обычно ночью во время бессонницы.

Другое важное, можно сказать ключевое событие также произошло во время моей службы. Это событие изменило всю мою дальнейшую судьбу и направило ее в нужное русло. Как-то нашу часть посетил директор соседней средней школы. Замполит роты вызвал меня, и директор предложил мне экстерном закончить 10 классов и получить аттестат зрелости. Мне дали время подумать. Я вспомнил наши с мамой планы моего дальнейшего обучения и сопоставил это с действительностью – моей службой в армии. И тут я отчетливо понял, что очень хочу учиться, получить знания и затем работать по хорошей специальности. На волне этого побуждения я сказал замполиту, что согласен продолжить свое обучение экстерном. Директор школы оформил мое заочное обучение в школе, познакомил с учителями и мне дали план работы. До момента поступления в высшие учебные заведения оставалось чуть больше полугода. В школе мне выдали необходимые учебники,  и я взялся за работу, благо по службе нам полагалось примерно 4 часа личного времени в день. Для получения аттестата мне предстояло сдать 16 экзаменов в школе. Я грыз гранит знаний и через три месяца начал сдавать экзамены. Успешно сдал все 16 экзаменов и получил заветный аттестат зрелости. Посмотрел список институтов Ленинграда и стал думать, куда подать заявление. Я понял, причем уже давно, что меня тянет на технические специальности. Отправил заявление вместе с аттестатом в ЛИТМО (Ленинградский институт точной механики и оптики). Тогда я не думал, что такое конкурс, и какие у меня шансы. По принципу «как молоды мы были, как верили в себя». Мне ответили, что мое заявление принято. Оставалось меньше двух недель до начала вступительных экзаменов. Меня комиссовали досрочно за два месяца до демобилизации, благо такое  разрешалось по закону о воинской службе.

По приезде домой обнаружилось, что мой единственный костюм был бы хорош, если меня укоротить раза в полтора. Брюки оканчивались после колен, а в пиджак вообще было не влезть без посторонней помощи. До первого экзамена оставалось пять дней. На экзамены я пошел в военной форме, чем весьма удивил всех абитуриентов. Конкурс оказался огромный: 25 человек на место. Первый экзамен был русский язык. Я получил четверку. Следующий экзамен –  математика. Я ответил на вопросы билета и экзаменующий задал мне дополнительный вопрос: сформулируйте свойства логарифмов. Я ответил  и на это. Тогда экзаменующий предложил мне доказать эти свойства. В школьном курсе математики такого не было. Я промучился часа полтора. Дважды пытался отвечать, но такой ответ не принимался. Наконец, что-то меня осенило, и экзаменующий сказал, что я дал правильный ответ. Когда чрез три часа я вышел из аудитории, в коридоре уже никого из моего окружения не было.  После всех экзаменов я пришел узнать свои результаты. По математике у меня было пять, а за остальные предметы по четыре. Оказалось, я прошел по конкурсу и принят в институт. Должен сказать, что экзаменующий по математике, как я теперь понимаю, проявил смелость, дав мне отличную оценку за самый решающий предмет – математику. Ведь именно на этом предмете отсеялось большинство абитуриентов. А как я узнал позже, было негласное указание отсеивать евреев в соответствии с официальной статистикой: евреев в стране всего 4% населения. Тем более что институт ЛИТМО был в этом смысле режимным предприятием. Я попал на обучение на вновь созданный факультет «квантовая электроника». Это было новое научно-техническое направление в нашей стране и в мире, связанное с созданием лазеров и мазеров.

Учеба проходила легко и весело. Как было свойственно мне, я попал в компанию таких же оболтусов как и сам. Мы прогуливали значительную часть лекций. Любили ходить в шашлычную на улице Садовой. Когда мы входили, швейцар отдавал нам честь. Правда, на стипендию прожить было трудно. Моя мама была на пенсии и получала 34 рубля в месяц. Она дополнительно работала дома: шила одежду. Но все равно за такие деньги было трудно существовать. Поэтому я летом во время каникул зарабатывал. Ездил на поездах проводником. На заработанные деньги мама покупала мне одежду. Так подошел конец учебы, и настало время распределения на работу. В то время новоиспеченные инженеры – молодые специалисты не искали себе работу сами, а распределялись  институтом. Наш куратор группы объявил нам, что число мест в Ленинграде ограничено, и комиссия по распределению рассматривает студентов в порядке их успеваемости. В своей группе я был вторым по успеваемости. Но когда дошло до распределения, я был вызван на комиссию предпоследним. (Возможно, что комиссия перепутала количественное понятие порядка по успеваемости.) На комиссии мне сказали, что все места в Ленинграде закончились, а из распределения осталось всего два места для работы: одно в сибирский город Миасс, а другое еще в какой-то тьмутаракани. В это время я уже хорошо понимал, что такое еврейский вопрос и меня это очень разозлило. А в таких ситуациях я шел напролом и не соизмерял свои возможности. И я отказался от распределения. Члены комиссии меня пугали и уговаривали, но тщетно. В итоге у меня получилось свободное распределение. Через полгода состоялись защиты дипломов. Тут опять я заметил пристальное внимание к себе со стороны администрации института. На защиту диплома я был записан в конце очереди. Причем все защиты до меня проходили без участия заведующего нашей кафедры квантовой электроники. Но перед моей защитой он пришел и включился в комиссию. Во время защиты диплома мне задали вопросы, и я на них ответил, по-моему, успешно. Затем задал два вопроса заведующий кафедрой. Я ответил и на них, но заведующий заявил, что мои ответы неверны. А нужно сказать, что специфику нашей специальности из всей комиссии понимал только заведующий кафедрой. В результате мой диплом оценили на три балла. Получилось вот такое несоответствие: успеваемость студента Фитермана на уровне четыре и пять баллов, а диплом защищен на три балла.

Дальше началась эпопея по поиску работы. Мое свободное распределение очень пугало кадровых работников, ведь это был нонсенс. Как только смотрели мой диплом и  доходило до этого, тут же выяснялось, что работы для меня в данный момент нет, возможно, будет позже. Такая патовая ситуация испугала меня и моих родных. Моя сестра подключила своего мужа, и он нашел человека, который согласился мне помочь. Меня свели с директором школы, а тот поручил своему завхозу найти для меня работу по специальности. Завхоз имел дела с работниками многих предприятий города. Он каждый день возил меня на машине к своим деловым знакомым. За это огромное спасибо, как мужу моей сестры, так и директору школы. Но, к сожалению, мы натыкались на то же самое неприятие кадровиков. Наконец, нам повезло. Нас свели с работником научно-исследовательского института ВАМИ (Всесоюзный алюминиево-магниевый институт). Он работал начальником отдела автоматизации опытного завода ВАМИ и звали его Дворкин Арон Самуилович. Дворкин привел меня на прием к главному инженеру завода. Тот подробно меня расспросил и обратил внимание на несоответствие, о котором я уже упоминал: отличная успеваемость по всем предметам и тройка за защиту диплома. Я все рассказал. В итоге главный инженер сказал, что он меня принимает на завод инженером. Здесь хотелось бы отметить одно обстоятельство относительно биографии главного инженера завода. Оказывается, он был реабилитирован после двадцатилетней отсидки как политзаключенный и назначен на пост главного инженера. Может быть, во многом поэтому, инженерный состав завода был явно переполнен лицами еврейской национальности, хотя сам главный инженер не был евреем. Во всяком случае, я ему благодарен. Так началась моя трудовая деятельность в качестве инженера по автоматизации в 1968 году.

Следующее знаменательное событие в моей жизни – женитьба. Первый раз я женился в конце учебы в институте ЛИТМО. В нашей компании мне понравилась одна девушка по имени Люся. Но оказалось, что у нее уже был толи ухажер, толи любовник. Потом она поманила меня, сказав, что без меня ей плохо. Мы снова стали встречаться, и я предложил ей выйти за меня замуж. Сыграли свадьбу. Но через год наши отношения испортились, и мы уже стали спать раздельно. Через положенное время родилась девочка, которую мы назвали Марина. Думаю, что в нашем разладе во многом повлияло не только сексуальное охлаждение межу нами, но и моя нетерпимость в отношении личной жизни. Мы развелись, и я стал платить алименты. Но уже через два года, когда я уже работал на заводе, женился снова. Моей избранницей оказалась студентка техникума промышленной теплотехники. Звали ее Лиля, и она в это время была на нашем заводе на практике. Это уже оказался союз на всю оставшуюся жизнь. Хотя жизнь еще не кончилась, но уверен – это наша общая судьба до конца. Лилю хорошо приняла моя мама. Мою первую жену Люсю мама не приближала к себе. Видимо сразу разобралось в ее натуре. Но после смерти  Лилиной матери Лиля как-то сказала моей маме: «Вы относитесь ко мне как мама». В ответ моя мама сказала: «а я и есть твоя мама».  У нас родились два сына: сначала Марик, а через 4года – Саша.

Но вернемся к моей деятельности на опытном заводе института ВАМИ. Надо сказать, что дисциплина «автоматизация» в нашей учебной программе в ЛИТМО отсутствовала. Поэтому я начал ее осваивать экстерном уже во время работы инженером в отделе автоматизации завода. Вообще-то мои обязанности заключались в обеспечении бесперебойной работы контрольно-измерительных и регулирующих приборов в глиноземном цехе завода. Но мой начальник Дворкин выделял мне время для штудирования технической литературы. Автоматизация меня увлекла, тем более что наша советская наука в этом деле еще  была «впереди планеты всей». Я читал взахлеб, как остросюжетный роман. Примерно через полтора года я уже считал себя специалистом по автоматизации технологических процессов и стали появляться собственные научно-технические идеи. Зародилась мечта защитить кандидатскую диссертацию. Дворкин свел меня с одним из специалистов института Левиным Михаилом Вениаминовичем, который иногда приезжал на опытный завод, где руководил технологическими исследованиями. Я пристал к нему со своими предложениями как банный лист. Сначала он отстранялся от меня, как от заводского работника. Но через несколько своих посещений оттаял, и мы уже нормально беседовали. Я очень просил, можно сказать умолял его помочь мне перейти на работу в институт и защитить диссертацию. Эта мечта захватила меня целиком. В конце концов, он стал моим руководителем кандидатской диссертации пока неофициально, и мы договорились, о чем будет работа. Я начал ее писать. Первый вариант Левин раскритиковал, сказав, что диссертация должна демонстрировать не общие, непроверенные практикой идеи, а  проверенные и доказанные результаты. Второй вариант уже оказался более приемлемым. Тогда Левин помог мне перейти на работу в институт (а у него был достаточно высокий авторитет у руководства института) и я стал старшим инженером в лаборатории автоматизации ВАМИ и официальным аспирантом Левина. Во время моей работы было много командировок на заводы алюминиевой отрасли – до четырех месяцев в году. В нашей стране тогда это считалось нормальным взаимодействием научного института с промышленностью. (К сожалению, когда мы вляпались в рынок, эта полезная традиция растаяла.)  В 1978 году я защитил диссертацию и стал кандидатом наук. Я получил должность старшего научного сотрудника, а это уже зарплата 350 рублей в месяц. Мне очень нравилась моя работа и коллектив лаборатории. Руководство предлагало мне заняться подготовкой докторской диссертации. Но я, дурак, отказывался. Мне казалось, что я уже достиг всего что хотел. К тому же мой руководитель Левин внезапно умер от инфаркта.

Так моя семья и весь наш народ дожили до перестройки и стали кувыркаться в рыночной экономике. Я тоже проявил инициативу, ушел из института и организовал свое предприятие под названием ООО «Алго». Сначала я назвал его ООО «Алгоритм», но оказалось, что такое название уже было зарегистрировано. Я предполагал разработать и производить телефоны с автоматическим определителем номера (АОН). Мой расчет был на моего сына Марка,  занимавшегося радиолюбительством и программированием для ЭВМ. Однако кроме программирования нужно было еще разработать соответствующую печатную плату и вмонтировать ее в стандартный телефонный аппарат. Таких специалистов – конструкторов у меня не было. А главное, правительство ввело правило, что такие разработки должны утверждаться соответствующей государственной организацией. Для нас такой организацией в Ленинграде был ЛОНИИС (Ленинградский областной научно-исследовательский институт связи). Когда я обратился в этот институт, с меня потребовали неподъемную сумму, якобы для проведения в их институте необходимых исследований. На самом деле вымогалась обычная взятка – рядовое явление в то время. На этом закончились наши начинания с созданием промышленного АОН’а. Затем мое предприятие постепенно угасло, и я его закрыл. Мой сын со всей семьей (с женой и ее родителями) эмигрировали в Израиль. Я же стал безработным. Чтобы добывать деньги на пропитание занялся извозом. К этому времени у меня был автомобиль «Жигули» 5-ой модели. В это время произошел один интересный случай. Я подвозил двух молодых людей. Они остановились возле рынка, дали мне купюру в сто рублей (а тогда это были большие деньги) и я дал им сдачу. Но когда я разгладил купюру, заметил исправленную чернилами цифру 100 рублей и понял, что это подделка. Я вылез и подозвал двух милиционеров возле рынка. После этого я увидел своих пассажиров, которые быстро удалялись по коридору рынка. Показал на них милиционерам, а они показали мне эстрадный номер. Если помните, Майкл Джексон делал на сцене шаги вперед, а при этом фактически двигался назад. У ментов этот номер получился на «бис». Я понял, что эти ребята и менты заодно и уехал. В связи с этим вспоминается еще один подобный случай, но происшедший значительно позже, в конце периода перестройки. Мне нужно было конвертировать сто долларов на рубли. Я зашел в магазин «Молодежная мода» на проспекте Косыгина, где был обменный пункт. Но, не доходя до обменного пункта, ко мне подошел молодой парень и предложил поменять доллары по более выгодному курсу. Я согласился и дал ему свою купюру. В это время к нам подошел охранник магазина и сказал, что это нарушение закона и пригрозил сдать нас в милицию. При этом парень отдал мне купюру обратно и мгновенно исчез. Охранник тоже удалился. Мои 100 долларов оказались сложенными конвертиком, на лицевой стороне которого была видна цифра 1. Я развернул купюру и обнаружил, что это не $100, а $1. Но    представление уже было окончено и занавес опущен. Здесь также налицо был сговор мелкого воришки с работником правоохранительных органов. Но к концу перестройки и перехода нашей страны в рынок подобное мелкое воровство стало превращаться в коррупцию. В нашей стране эта болезнь уже стала эпидемией. Не помог и высочайший указ по переименованию милиции в полицию. Те же менты просто стали понтами. Посмотрите, например, что творилось в нашем министерстве обороны. Привлекли мадам Васильеву, причем ее прилюдно опорочили до окончания следствия и вынесения приговора. Теперь пытаются загладить эту вину, организовав выставку ее картин. До сих пор так и неясно, воровала она военные деньги или нет. (Как у классика: «то ли у нее шубу украли, то ли она шубу украла».)  Коррупция, как любая эпидемия, это системное явление и бороться с ней можно только системными методами. Путин сейчас пытается это делать. Но одному трудно воевать с системой. Надо  подбирать войско и его командующих. А из кого? Посмотрите, что сейчас происходит на Украине. Бандиты вышли на большую дорогу, а более хитрые, как принцесса Юля Тимошенко, таятся и готовятся взять власть потом. И вешать москалей будут потом. Правда вешать – это хоть и удобно (не надо оружия и нет лишнего шума), но это действие короткое: одна – две минуты. Между прочим, именно на Украине в старину было изобретено более действенное средство борьбы с несогласными. Это средство называлось посадить на кол. Здесь действие продолжается около суток. Представьте, большое украинское поле, на котором молча сидят оппозиционеры.

Но продолжим нашу основную тему. Извозом я зарабатывал на жизнь несколько месяцев. Но, к счастью, вдруг позвонил начальник моего бывшего отдела по автоматизации ВАМИ и предложил мне вернуться в институт. В это время институт ВАМИ уже был подразделением ОАО РУСАЛ (Русский алюминий) и назывался ОАО ВАМИ-РУСАЛ. Оказалось, вернуть меня на работу в институт  предложил начальник подразделения РУСАЛ, с которым я был знаком раньше во время моих командировок на заводы отрасли. Так я снова вернулся в ВАМИ. Но институт уже стал другим – рыночным. Владелец ОАО РУСАЛ олигарх Дерипаска преобразовал научно-исследовательский институт в проектную контору. Ему не нужны были исследования. Затем, во время кризиса 2008 года, он вообще сократил 80% сотрудников института – удачно сэкономил затраты своего концерна. При этом я нашел работу в  Горном университете  и стал преподавать спецкурс по автоматизации. В этот спецкурс я включил все свои последние научно-технические разработки и заведующий кафедрой это одобрил. В процессе преподавания я уловил принципиальные недостатки нашего высшего образования. От выпускников технических ВУЗ’ов теоретических знаний практически не требуется, а ВУЗ’ы и не стараются их прививать. Так, в области автоматизации технологических процессов главным уже является знание и умение пользоваться техническими средствами (измерительными приборами и контроллерами), из которых состоят системы управления технологическими процессами, и которые в основном импортные, а знание теории автоматического управления (эта наука называется ТАУ) – это уже лишнее. Достаточно, что этим занимаются в развитых странах старого света. Такое я слышал от своих студентов, когда вызывал их на откровенность. Когда мы все ухнули вниз с вершин советского строя и вляпались в рынок,  передовая советская наука осталась лежать на дне. Хорошо, что наш президент понимает, что такое не допустимо в военной области, если мы не хотим кормить чужую армию. Попробовал бы деятель ЦРУ американцев мистер Бреннан придти с советами не на Украину, а к нам. Нашелся бы кол и для него.

В заключение своей автобиографии хочу сказать, что я достаточно покувыркался в своей жизни. Но сейчас я счастлив: живу с любимой женщиной, занимаюсь любимым делом  и абсолютно здоров.

Читайте журнал «Новая Литература»

 

 

Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Ответьте на вопрос: * Лимит времени истёк. Пожалуйста, перезагрузите CAPTCHA.