Владимир Варава. Старуха Маха (рассказ)

Мы уже несколько недель вели наблюдение за соседской старухой. С чего все началось, сказать трудно. Старух много в доме, во дворе, вообще в мире много старух; они как сухие насекомые медленно ползут по умирающим дорогам жизни. И старуха Маха (так мы ее назвали почему-то) не выделялась из общей старушечьей массы мира. Но однажды мы ее увидели с близкого, с запретно близкого, с чудовищно близкого расстояния.

Что мы увидели? Ничего хорошего, как и следовало ожидать, мы не увидели. Едкий прищур, такой ехидный и зловещий, такой нечеловечески недобрый – вот что мы увидели, стило нам чуть дольше задержать на ней свое преступное внимание. Старуха всегда бросала неодобрительные взгляды в сторону любого, особенно молодого, существа. Так поступает большинство пожилых людей, но здесь было что-то особенно неприятное и отвратительное. В ее взгляде прочитывалось, что она как бы заранее обвиняла нас в совершении гнусности, о которой мы еще и не догадывались. Она нарушала все мыслимые и немыслимые презумпции невиновности, обвиняя человека в том, что он вообще есть.

Как же можно дожить до таких злых лет, недоумевали мы? Чем же она вообще жива-то? Страх смерти и желание длить свое существование, причем, как нам казалось, за счет других, вот, собственно говоря, и всё. Других мотивов мы обнаружить не могли. Мы почему-то были уверены в том, что ее жизнь является препятствием для других жизней, что, существуя, она каким-то неведомым космическим хитросплетением судеб, мешает появлению новых человеческих существ, останавливая их где-то на уровне эмбрионального взрыва.

И вот с этого момента усилилось наше наблюдение за ней. Сначала мы наблюдали просто, движимые чистым злорадством. Для нас было совершенно очевидно, что такое гнусное существо за всю свою долгую и подлую жизнь сотворило неимоверное количество зла. Разве могло быть иначе? Об этом говорило все, и, прежде всего её всегда недобрый взгляд, всегда недовольство и какая-то упругая тяжесть исподлобья. Один раз мы были свидетелями того, как она грубо пнула малыша, замешкавшегося где-то на ее пути. Сколько жесткости и злобы, сколько ненависти! Определенно, она заслуживала смерти, и смерти самой жестокой. Дожить до таких лет казалось нам уже неимоверно дерзким преступлением. Ведь, наверное, ничего, ничего доброго и полезного не было в ее существовании, в ее, как нам казалось, животном существовании.

И вот, наконец, после долгих наблюдений и размышлений у нас родился план. Мы его назвали планом восстановления вселенской справедливости. И поскольку он родился в двух головах одновременно, то это нас утешило и вселило надежду, что мы все-таки не последние мерзавцы, решившие погубить несчастную старушку, но люди, повинующиеся естественному желанию очищать мир от скверны. Естественно, мы захотели ее убить, отобрать у нее все имущество (наверняка немалое), и раздать его нуждающимся. Десяток кандидатов у нас уже был на примете.

Сначала надо было выяснить, с кем живет это совершенно никому ненужное и бесполезное существо. Едва узнав, что она живёт одна, мы обрадовались как младенцы, расценив это как знак свыше, как подтверждение правоты наших намерений. Это намного облегчало нашу задачу.

Приободренные, мы стали действовать решительнее, установив что-то наподобие дозора за старухиным маршрутом, который, как и следовало ожидать, был прост и однообразен. Каждое утро старуха Маха (даже теперь как-то неудобно называть ее по имени, сентиментализм какой-то) выходила из свой квартиры на втором этаже и медленно, коряжисто ковыляя, доходила до ближайшего магазина. Этот выход был обязателен, и его обязательность носила крайне тягостный и гнетущий характер; какой-то ритуал, совершавшийся с тем тупым однообразием, которое всегда портит мир своей бесперспективностью. Затем, ближе к вечеру, через день или два она выходила во двор или прогуливалась до соседнего двора. Никогда ее путь не простирался дальше указанных границ. Мы это установили точно.

Одевалась старуха изысканно отвратно; такое нелепое сочетаний старых, поношенных вещей, едва напоминавших одежду, как раз соответствовало ее зловредной сути. Если уж в человеке все должно быть прекрасно, то, глядя на эту рвань, можно было представить, что творилось внутри у этого существа. Причем, нельзя сказать, что она так одевалась из-за своей бедности, она не была бедна. Это было нарочито – своим внешним видом старуха как бы подчеркивала презрение к миру, и в этом презрении чувствовалась вся ее злоба и ненависть ко всему молодому, здоровому и красивому. Это нас подзадоривало и окончательно погашало всяческие остатки совести, еще иногда высказывающие свое сомнение.

Нужно было выбрать способ убийства. Это оказалось самым сложным. Поскольку у нас совершенно не было никакого опыта в подобных вещах, то мы выбрали самое простое – пробраться тайком в квартиру к старухе и тихо ее придушить полотенцем или подушкой. Чтобы никакой крови, никакой мерзости и нечисти. Все должно быть тихо и чисто, и тогда наша совесть останется чистой на веки вечные.

Когда мы видели из окна своего шестого этажа, как медленно ползла эта злая букашка по серому асфальту, оставляя за собой грязный след пыли, то нас охватывал какой-то внутренний восторг, и пламя решимости разгоралось в наших горящих душах. Единственно, чего мы боялись, так это каких-нибудь непредвиденных обстоятельств. Мы были совершенно уверены, что старуху долго никто не хватится. Родственников у нее, по всей видимости, не было, а соседи вряд ли так быстро что-то заметят. Тем более, как мы успели понять, наша старуха Маха была давно в затяжном конфликте со всеми, кто ее знал.

Прошло немало времени с тех пор, как мы решились на убийство. Но мы все наблюдали и наблюдали, стремясь накопить как можно больше злобы, но никак не могли перейти к действиям. Всегда что-то мешало. Мы уже точно определили время ее отсутствия в ходе ее утреннего моциона; его было достаточно, чтобы беспрепятственно проникнуть в квартиру и затаиться в ней. Но всегда что-то мешало; то ли неожиданно появлялись люди на лестничной клетке, то ли мы забывали отмычку, то еще Бог весть что, но мы все откладывали и откладывали наше предприятие.

Что-то внутреннее препятствовало нашему замыслу, что-то, чему мы не могли подыскать ни названия, ни объяснения. Скорее всего, мы просто боялись, не решаясь признаться себе в этом малодушии.

Главное, что старуха ни о чем не подозревала и вела такую же пустую, бессмысленную и однообразную жизнь. За это время в нашем доме умерло несколько человек, что усилило нашу ненависть к старухе. Умерли как назло далеко не старые люди, можно сказать, что это вообще были трагические смерти. А тут это явно пережившее существо всё ходит и ходит, всё дышит и дышит, заполняя своим мерзким существом все светлые просветы бытия.

Бесполезность её существования нас выбешивала больше всего; но мы также сильно злились на самих себя, на наш страх, робость, и какую-то брезгливую жалость. Но мы точно знали, что назад хода нет. Если мы не совершим это, то не сможем просто жить дальше. Мы погибли бы, сгорели в огне самопрезрения. Её     убийство было делом чести, поскольку это было, пускай малым и незначительным, но реальным шагом к освобождению мира. Там посмотрим, дальше видно будет, что ещё нужно совершить на этом пути. Но главное было сделать первый шаг, без которого мы не смогли бы никуда продвинуться.

Вообще ситуация становилась нестерпимой: на одной чаше весов ничтожнейшее и нелепейшее существо, убив которое, мы не только бы избавили мир от зла, он и совершили бы акт милосердия по отношению к самой этой старухе. По всему было видно, как тяготится она своим бытием, как неприятно и отвратно ей самой ее существование. Поэтому по всем канонам это было добро. На другой чаше весов жизнь двух совсем молодых, активных, умных людей, которым грозила неминуемая гибель в случае не совершения этого поступка.

И вот настал заветный день и час. Было ясное утро сентября; солнце все еще горячим светом покрывало убогие кварталы нашего жилища, как бы приободряя нас и подталкивая к более решительным и смелым действиям. Накануне мы не спали, обдумывая малейшие детали и нюансы. В теории наш план выглядел безупречным. Как только старуха покидает свое логово, мы выходим на улицу, провожая ее взглядом до угла, за которым она скрывается. Это необходимое время для маневров на тот случай, если старуха решит вернуться. Она никогда не возвращалась, по-видимому, ничего не забывая. Затем мы должны были по очереди пробраться в подъезд на этаж выше того, на котором жила старуха.

После этого, я должен был остаться на этом этаже, контролируя возможные неожиданные появления людей, а мой напарник должен будет открыть дверь. Мы уже заранее подобрали отмычку; хорошо, что замок был очень простой. У старухи не хватило ума поставить что-то посерьёзнее, и она ограничилась банальным замком, который легко открывался в случае внешнего закрытия. Если бы он был заперт изнутри, то открыть его было бы нелегко, но когда дома никого не было, он открывался свободно. Мы уже неоднократно тренировались, прежде чем приступить к главному делу.

В то утро мы сделали все, как запланировали. Как только объект нашей ненависти скрылсся за углом, мы мгновенно были уже у цели. Что-то все-таки должно было нарушить наши планы, мы об этом догадывались. И действительно, замок почему-то именно в этот раз дался не легко. Десятки раз мы открывали эту дверь лёгким поворотом ключа, но в этот раз ключ застрял, как будто дверь была заперта изнутри. Пришлось применить усилие, чтобы не нарушить размеренности плана. Находясь в сильном волнении, мы как бы не осознали того, почему на этот раз замок трудно дался, но было не до этого, необходимо было проникнуть в квартиру, чтобы устроить вовремя засаду.

Мы уже неоднократно в неё проникали, изучив достаточно хорошо внутреннее убранство. У её жительницы были две довольно скромные и опрятные комнаты, в которых, как водится в таких случаях, стояла старческая затхлость и тишина. Мы искали место укрытия, и нашли его за шкафом в большой комнате. Он не виден с прохода и в нем можно будет дождаться удобного момента, когда старуха выйдет в зал, чтобы накинуться на неё сзади и разом покончить это дело. Мимоходом мы успели рассмотреть старые фотографии, висевшие в несколько рядов на стене, небольшой книжный шкаф, и несколько гравюр, развешанных в разных углах большой комнаты. Поскольку мы не нашли тайника, где старуха могла бы хранить свои деньги, которые у неё, как мы были убеждены, имеются в огромном количестве, то мы решили, что она носит их с собой, боясь ограбления. Что ж, благоразумно с её стороны, но она и предположить не могла, что её ожидает.

Как только мы вломились в комнату, справившись с замком, то сразу же отправились в место нашей засады. Мы даже заранее немного отодвинули шкаф, чтобы точно разместиться вдвоем. Мы сделали это аккуратно, опасаясь, как бы старуха чего не заподозрила и не объявила тревогу. Тогда всё бы пропало, и мы были бы уничтожены нашим собственным тщеславием. Но нет, все было в порядке, край отодвинутого ковра остался, по всей видимости, незамеченным, и это облегчало нашу задачу.

Сердца наши бились так сильно и отчаянно, что мы не сразу почувствовали, что в комнате стоит какой-то странный запах. Сначала мы списали это на какие-то химикаты, лекарства, или что-то в подобном роде. Но наше волнение, ставшее гнетущим ожиданием, усилилось и приобрело характер невроза, когда возвращение старухи затянулось на довольно долгое время. Дело в том, что мы стояли, почти застыв в одной позе, не разговаривая друг с другом и молча глядя на грязно-белую поверхность потолка. Бог знает, о чём мы только не думали в эти минуты! Это была поистине мука, в один момент нам даже захотелось бежать; это стало понятно по какому-то общему импульсу, прошедшему через наши мозги. Но мы прекрасно понимали, что не можем уйти отсюда, что уже слишком поздно. Да к тому же нас могли уже застать в чужой квартире, что было бы похоже на ограбление. А это уже никак не входило в наши планы. У нас было более благородное дело, воровать мы вообще не собирались.

Читайте журнал «Новая Литература»

И вот мы ждали и томились, и наше ожидание, усиленное становившимся нестерпимым запахом, прекращалось в сущую муку. Мы уже стали сомневаться в том, что видели, как старуха вышла из дома; нам казалось, что это была вовсе не она, а какой-то злой призрак, жестоко посмеявшийся над нами. Мы вообще уже не были уверены ни в чем.

Как на зло, солнечный свет, который мы вначале приняли за добрый знак, теперь лил на мельницу этой крайне непонятной и тяжёлой ситуации, расплавляя наши онемевшие тела. Наконец, я решился подойти к окну, чтобы как-то разрядить ситуацию и внести в неё оживление. Когда я проходил по комнате, движимый стремлением поскорее подойти к окну, чтобы в нём увидеть эту проклятую старуху, как мой взгляд невольно упал на полураскрывшуюся дверь спальни.

Вся тяжесть неразрешимости и какого-то глухого отчаяния обрушилась на нас в тот миг, когда мы вошли в маленькую комнату и увидели на кровати мёртвую старуху Маху. Нашу старуху Маху, которую мы так прилежно и старательно готовились убить. Мы замерли, остолбенели, окоченели, все что угодно, но мы перестали быть живыми и чувствующими людьми. Как завороженные, очарованные неземной красотой обнаженной девы, мы смотрели на этот труп, нет, на эту умершую пожилую женщину, и никто не сможет сказать, какие мысли и чувства мы испытали в тот момент. Удивительно, но вся мерзость и гнусность, сопровождавшая живую старуху, куда-то исчезла, оставив вместо себя вызывающий жалость и сочувствие вид умершего человека. Как-то по-детски наивно и беспомощно свисала ее рука вдоль кровати.

Нам стало стыдно и больно, и мы с неземным облегчением и благодарностью посмотрели на сентябрьское солнце, избавившее нас от страшной муки, осуществись наша затея.

 

Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Ответьте на вопрос: * Лимит времени истёк. Пожалуйста, перезагрузите CAPTCHA.