Лучшего задания на следующий день после Дня рождения он и придумать не мог. Но стремление выделяться и всегда делать больше и лучше запрещало ему жаловаться на нагрузки. Задавать самому вопросы из области «а что было бы, если бы ты не рвался в бой», было для него равносильно медленному самоубийству. Да и это сняло бы остатки здравого смысла с многих поступков в его жизни.

Ситуация, с которой Сергею Савельеву и его напарнику – итальянцу Альберто Альфиери – предстояло разобраться, была проста и сложна одновременно. Сидя в последние минуты перед высадкой в эргономичном кожаном кресле и глядя на огромный экран внешнего наблюдения, Савельев пытался упорядочить возможные варианты того, с чем ему предстояло иметь дело. Несколько суток назад пассажирское  судно «Конкордиа», вышедшее из зоны «нулевого перехода» около Кентаврии – четвертой планеты этой системы скромного желтого карлика, очень похожего на Солнце, было атаковано. Довольно зажиточные пассажиры предполагали получить доброкачественную экскурсию по одной из уникальных по степени пригодности для обитания человека планете внешнего космоса,  а получили, предположительно, заключение где-то в застенках местной колонии, здорово разросшейся за пятнадцать лет ее существования. По крайней мере, по словам местного авторитарного лидера, ставшего за какие-то последние годы диктатором колонии, все пассажиры были целы и невредимы. Ситуация выглядела смехотворно не только потому, что полету корабля Компании смогли воспрепятствовать обычные, казалось бы, трудяги-колонисты, возглавляемые потерявшим остатки сознательности мужиком. И даже не в первую очередь из-за этого. Капитан «Конкордии» умудрился добраться до спасательной шлюпки и смыться вместе с парой помощниц, объяснив это на ближайшем причале, куда он прилетел тем, что ситуация вышла из-под контроля, и ничего сделать нельзя было. Ставшие из круглых квадратными глаза старшего координатора гражданских полетов, когда он выслушивал эти объяснения, как нельзя лучше отображали отношение к капитану, который был помещен под арест и ждал своей участи. Участь зависела от судьбы пассажиров и судна, которое было взято на абордаж через пробитые взрывами воздушные шлюзы и аккуратно спущено на поверхность планеты.

На Земле, тем временем, было не до смеха – в адрес Компании полетели множественные судебные иски и требования по страховым договорам – казалось, все родственники и близкие взятых в плен людей искренне радовались шансу не только избавиться он неудачливых пассажиров, но и получить с этого неплохие дивиденды. Компания готова была призвать армейские силы  отправить их на Кентаврию, но у кого-то хватило ума предложить, для начала, направить дипломатическую миссию – по крайней мере, для более качественной разведки, нежели смог устроить единственный оставшийся целым и принесший на Землю сведения разведывательный зонд – остальные отправленные туда  аппараты, как назло, оказывались повреждены некими мощными электромагнитными колебаниями и рухнули на поверхность.

И теперь Савельев был готов спуститься на поверхность, чтобы разобраться в ситуации, а Альфиери обязан был ждать на орбите и, в случае необходимости, вызвать силовую поддержку, о которой уже договорились, но удара которой многие опасались – не было однозначного понимания, выживут ли заложники при атаке. Но наиболее важно было то, как вообще договориться с колонистами – по сей день не было никаких четких требований, кроме рекомендации «не соваться сюда», приложенной к сообщению с заверением, что заложники живы. В сущности, Савельев не очень-то уповал на мирный исход. Мобильный генератор силового поля, висевший у него на поясе слева и мелкокалиберный пистолет, вложенный в кобуру справа, внушали ему гораздо больше доверия, нежели заверения колонистов-пиратов в их благих намерениях относительно пленников. Но, в любом случае, он был согласен с тем, что попробовать поговорить стоит – это давало возможность понять, как вообще мирная колония превратилась в базу пиратов с фанатичным предводителем. Причем превращение явно шло несколько лет, и только сейчас новый предводитель колонистов заявил о своих полномочиях, тогда как директор колонии был благополучно смещен – видимо, и при полномочиях в последние годы он был чисто номинально. Очевидно, его авторитет формировался все это время, подкреплялся некими сторонними силами, и теперь он имел наиболее веское слово среди людей колонии.

– Знаешь, что меня беспокоит? – Альфиери говорил с заметным акцентом, но его знание языка было практически безупречным.

– Ну, и? – через несколько секунд, словно услышавший голос партнера сквозь сон, откликнулся Савельев.

– То, что датчики электромагнитных колебаний того зонда ничего не видели в районе расположения колонии, – ответил Альфиери. – Это значит, что-то нечисто.

– Разумеется, – пожал плечами Савельев. – Было бы все чисто, нас бы тут  не было. Либо там ничего не работает – а это маловероятно, поскольку, как минимум, обслуживание кораблей – перебросчиков, на которых они атаковали лайнер, невозможно без работы на внешних стендах, – либо там силовой щит во всю деревню.

– Последнее меня беспокоит, – кивнул Альфиери. – Они явно не сидят вокруг костров с мясом и не отказались от электроприборов во имя ручного труда, а вот силовой щит может оказаться более плотным и более массивным, чем мы предполагаем. Ты можешь повредить об него корабль.

– Странно, что сейчас тоже по нулям, – Савельев постучал пальцем по экрану, показывая на соответствующие отображенные данные. – Причем везде. Пожалуй, ты прав – я возьму на километр от юридической границы колонии.

– Думаешь, они ориентируются на этот лимит? – ухмыльнулся Альфиери.

– Этот лимит был рассчитан из вполне прагматичных соображений, – поднял руку Савельев, вроде как усиливая значение произносимых слов. – Сомневаюсь, что им нужны еще и проблемы с хозяйством, они должны понимать, что им и так вскоре придется несладко.

– Компания готова начать отстреливать своих же, как считаешь? – тихо произнес Альфиери.

Савельев посмотрел на него мутным, неопределенным взглядом, приоткрыл рот, чтобы что-то ответить, но потом передумал. Ему было просто нечего сказать, хотя наверняка было бы, не прекрати он всяческие контакты со своим отцом несколько лет тому назад.

– Ладно, готовность три минуты, проверяй свою «капсулу смерти», – махнул рукой Альфиери.

Савельев натянуто улыбнулся, встал и направился к шлюзу, где его поджидал его индивидуальный аппарат спуска на поверхность. Собственно, «капсулой смерти» его прозвали не только за яйцевидную форму основной части кузова, но и за скромный запас прочности – такие аппараты были рассчитаны на два, максимум три цикла «вход в атмосферу – выход на орбиту». После такой наработки они считались крайне небезопасными и, чаще всего, после проверки на ремонтопригодность списывались в утиль и шли на переработку. Капсула Савельева, впрочем, пережила пока только один цикл, поэтому он не сильно переживал за техническую часть. Понимая, что снизу может быть неспокойно, он понимал и то, что огонь, способный уничтожить его капсулу при посадке, способен подбить и корабль-разведчик, а потому сильно переживать было попросту бессмысленно – пан или пропал, и все тут.

Проверив внешним контроллером состояние систем жизнеобеспечения, навигации, движущей секции и прочих, он отключил прибор от последнего разъема и закрылся в капсуле. Снова прикинул возможные варианты того, что его ожидало внизу. Там могло подняться восстание, могли отключить электричество от местной станции в результате бунта, могли накрыться силовым одеялом и ждать, пока придет спасение, чтобы поджарить спасителю задницу из самодельного ПВО. А могло быть все в порядке вещей, и какой-нибудь очередной муссолини мог уже повесить пленников, а потому и не сообщать о требованиях Компании. Все предположения выглядели смутно, скомкано, а реальное положение вещей наверняка не совпадало ни с одним из них. Поэтому, когда «капсула смерти» оттолкнулась от разведывательного корабля, Савельев плюнул на все эти предположения и начал управлять сближением с атмосферой планеты.

 

Гул затих, анализаторы определили состояние атмосфера как приемлемое, и капсула разгерметизировалась. Савельев тяжело выдохнул, мотнул головой и решил посидеть с минутку, чтобы прийти в себя после спуска. «Капсула смерти» не обладала необходимым набором технических средств для полноценной компенсации перегрузок, а потому каждый спуск для организму представлялся маленьким шоу с вращением в миксере и отжиманием в давилке для чеснока.

Посидев полминуты, Савельев похлопал себя по щекам, еще раз проверил показания внешних сенсоров и, удостоверившись, что ни с радара, ни с химических анализаторов не поступает неприятных или подозрительных данных, рывком откинул крышку люка капсулы, заставив взвизгнуть гидравлические стойки.

Поверхность выглядела уныло. Скудная низкая растительность покрывала, казалось, все вокруг. Колония была построена в северной части умеренного пояса, поскольку южнее, там, где по земным меркам климат мог быть оптимальным, было слишком жарко, а еще севернее становилось прохладно. Сейчас было лето, и средняя температура здесь, в довольно прилично насыщенной влагой местности – местами разряженной лесными массивами степи, пронизанной тонкими быстрыми речушками, текущими с севера на юг, – стояла на отметке тридцать-тридцать пять градусов по Цельсию. И день выдался явно жарким.

Савельев вышел, огляделся и машинально проверил наличие на месте генератора силового поля с емким сверхплотным аккумулятором, коммуникатора, кобуры с пистолетом и карманного компьютера, снабженного, помимо прочих средств для работы,  «ЛингВалом» – программой мгновенного перевода, неплохо помогавшей в общении с индивидуумами, не знающими общепринятых языков.

На колонии, впрочем, все обязаны были знать, как минимум, три общепринятых языка – русский, английский и немецкий. Третий – в степени, достаточной для общего понимания простейших фраз. Первые два – в степени позволяющей свободно общаться.

– Мать, это Сын-Первый, прием, – проговорил Савельев в микрофон проводной гарнитуры, связанной с коммуникатором.

– Сын-Первый, это Мать, слышу отлично, – раздался в наушнике бодрый голос итальянца. – Обстановка?

– Никакая. Направляюсь к физической границе Колонии. Следующий сеанс, как напоят чаем и расскажут, что к чему. Отбой, – ответил Савельев.

– Принято, отбой, – Альфиери прервал связь.

Савельев проверил свое местоположение с помощью наладонника, коротко запросил проверку синхронизации данных о своем местоположении с кораблем-разведчиком и, получив удовлетворительный результат, выдвинулся в сторону уже видневшейся стены, ограничивавшей колонию.

Как ни странно, его никто не встречал. Надо колонией не видно было никаких летательных аппаратов, а временная стена, за прошедшие годы менявшая местоположение и увеличивавшаяся несколько раз, с ростом колонии, выглядела вполне безобидно – ровно также, как и на снимках с разведывательного зонда. Вот только метрах в трехстах от стены, с другой стороны от колонии, Савельев заметил довольно контрастно смотрящуюся на местности горку черного металлического мусора. Он с горькой усмешкой подумал, что не удивился бы, совпади координаты исчезновения одного из рухнувших зондов с этой точкой на карте. Но теперь уже было поздно об этом рассуждать. Чем ближе были массивные ворота, обозначавшие один из входов на территорию колонии, тем крепче Савельев придерживал рукой выключатель генератора силового поля. Но тот факт, что он смог подойди уже на расстояние сотни шагов, а его еще не встретили, удивил его гораздо больше, чем если бы в него начали стрелять.

Тем не менее, когда он встал прямо напротив массивной двери, гидравлические створки начали раздвигаться, и из-за двери показались двое колонистов – в темно-зеленой форме, с массивными автоматами в руках. Савельев инстинктивно сжал блок генератора поля, готовый в любую секунду включить его. Тем не менее, охранники спокойно указали ему на дорогу внутрь, а один даже подал голос.

– Вас уже ждут, проходите, чувствуйте себя как дома, – и наигранно оскалился. Видимо, ему это показалось остроумным.

Савельев подтянул уголок рта, изобразив взаимную любезность, нервно оглянулся на молчаливого массивного паренька справа, потом снова посмотрел на его разлюбезного худощавого коллеги слева и рискнул зайти внутрь. Ворота за его спиной закрылись, охранники остались на месте, вроде как предположив, что он тут бывает каждый день и прекрасно знает, куда идти, поскольку его никто не встречал. Колония была окружена дорогой, от которой к центральному зданию вели узкие, но достаточные для перегона техники дорожки. Здания колонии представляли из себя бараки из металла и газобетона, изначально построенные одноэтажными, но со временем нарощенные в высоту на два-три этажа. Колония развивалась бурно с самого старта ее существования – планета, обладающая почти всеми теми же преимуществами, что и Земля – за исключением разве что климатических нюансов, из-за которых продуктивно жить и работать людям можно было только в крайней северной и крайней южной оконечностях умеренных поясов, – вызвала бурю интереса у сотен приверженцев идеи колонизации внешнего космоса, тем паче, что Компания гарантировала полноценное развитие колонии до уровня полноценного городского поселения. Обещания оказались гораздо ценнее, чем те, которые давали и по сей день политики Земли, а потому в течение первого же земного года существования у колонии Кентаврии появились свои полноценная комбинированная электростанция, водопровод, коммуникационная сеть, а также производственный сектор – единый блок металлургии, машиностроения и приборостроения. Разумеется, ко всему этому прилагался и пищевой блок – небольшое сельскохозяйственное угодье и завод пищевой  промышленности. Все это выросло, как на дрожжах, на энтузиазме колонистов и интересе к развитию Компании. И теперь все это было в руках некоего распоясавшегося фанатика, вероятно, помимо всего прочего, манипулирующего тем мнением, что колония Кентаврия слишком самостоятельна. Чтобы выполнять те или иные требования какой-то несчастной Компании. А Компания не могла отключить электроснабжение колонии или объявить бойкот поставке питания, зато Компания могла запросто стереть колонию с лица земли, а потом отстроить новую – не пропадать же планете «терра»-типа, не прошедшей еще долгий путь эволюции до появления разумных существ, впустую.

Перед Савельевым пробежала маленькая ящерка – явно местная, окрас нехарактерный для животных, которых завезли с Земли в эмбрионах и развили здесь искусственным путем для сельскохозяйственных нужд. Да и потом, таких животных не завозили вовсе. Ящерица замерла, оглянулась на человека, растопырила капюшон всех цветов радуги, но, услышав шум чьих-то шагов, свернула свое природное достоинство и сиганула за угол.

– Разбегались тут, – послышался голос справа, и Савельев, несколько очарованный видом животного, обнаружил, что на секунду потерял бдительность.

– Симпатичная тварь, – заметил он и снова прижал руку к генератору поля.

– А то – их тут таких пруд пруди, – широко улыбнулся обладатель голоса – молодой парень, с лицом, украшенным коротким лиловым шрамом. Его серый строгий рабочий костюм не говорил абсолютно ничего о его принадлежности к той или иной группе колонистов. – Вы прибыли от лица… – он жестом предложил Савельеву продолжить.

– Компании, – утвердительно кивнул Савельев. – А вы ждали другого представителя?

– Не знаю, – пространно повел рукой парень. – Может, ООН разнервничалось бы и прислало эмиссара, а то и правительство Федерации. Да, к черту все, пройдемте со мной. Можете здесь ничего не бояться, все, кто положено, в курсе, что Вы – персона неприкосновенная.

– Не может не радовать, – изобразил удовлетворенность этим фактом Савельев, но руку с генератора поля решил не убирать.

 

Путь по длинной узкой дорожке показался Савельеву чрезвычайно длинным, даже слишком. Говорило это о его обостренном мироощущении или о том, что колония чертовски сильно разрослась относительно прочих подобных ей комплексов, где он бывал, было сейчас несущественным. Наконец, дорога привела его и его проводника к двум крупным четырехэтажным зданиям замысловатой формы. Форма эта, впрочем, для Савельева была не в новинку – типовые центры координации колонии, выполненные по типовому проекту для планет «терра»-типа, мало чем отличались друг от друга.

Вопрос был лишь в том, почему зданий было два, и второе было явно относительно недавно построено. Проводник жестом пригласил Савельева в ближайшее к ним здание, и они вошли внутрь, миновав очередной пост с парой охранников – уже гораздо менее дружелюбного вида, нежели привратники у стены.

– Увы, у нас проблемы с лифтом, позволю себе предложить пройти по лестнице на третий этаж, – учтиво проговорил проводник, который так и не счел нужным представиться.

Савельев пожал плечами, даже несколько раздраженный столь деликатным, с учетом сути ситуации, обращением. Шагнул вслед за проводником вверх по массивной лестнице, почему-то украшенной причудливыми фигурками из мрамора и гипса. Чем выше они поднимались, тем четче становилось понятно, почему было построено второе здание – в этом уже не велось измерительных и наблюдательных работ, не стояло групп приборов, а интерьер перестал быть сухим и металлизированным – он стал чем-то, подобным интерьеру изысканному, за вычетом вычурности и аляповатости отдельных элементов – декоративных фигурок, странных панно, рваных инкрустаций какими-то, очевидно, местными драгоценными камнями.

Наконец, они поднялись на третий этаж и вошли в высокий зал, в котором, помимо десятка вооруженных солдат в такой же темно-зеленой форме, стояли пятеро женщин и трое мужчин, а особняком, рядом с неким нелепым подобием то ли трона, то ли рабочего кресла президента всего мира, стоял среднего роста лысоватый мужчина с непроницаемым выражением лица. Все говорило о том, что он – и есть тот самый легендарный диктатор Кентаврии.

Савельев поймал себя на мысли, что его сейчас стошнит от дешевого пафоса и манеры постановки этой явно подготовленной сцены. Должен ли его, сына мультимиллиардера, одного из богатейших людей Земли впечатлить вид самозваного короля крохотной колонии чуть ли не на краю изученной Вселенной в окружении его сомнительной свиты? На что они рассчитывали?

– День добрый, – изобразило кукольную улыбку лысоватый. – Не устали с дороги?

– Да куда там, – ответил Савельев, методично оценивая шансы окружавших его солдат в случае начала открытой конфронтации уложить его; шансы казались значительными. – Я представляю интересы Компании и хотел бы понять суть ситуации, а также услышать ваши требования касаемо заложников с Конкордии. Я один, армии за моей спиной нет, так что вы можете говорить спокойно, не опасаясь удара в спину.

– Хо-хо, – диктатор невнятным жестом приказал что-то одному из представителей свиты. – Что ж, приятно иметь дело с истинным дипломатом. Моем имя Эдуард, я Старший Большинства, если Вам это о чем-то говорит.

– Увы, – отрицательно покачал головой Савельев и поморщился. Имя и то, как его произнес этот человек, вызвали у представителя Компании неприятное чувство зажатости в каком-то безумном, сумрачном мире. – Буду весьма признателен получить разъяснения по всему, что у вас здесь происходит – Компанию сильно беспокоит истинное положение вещей.

– А Вас лично? – серьезно вопросил Эдуард. – Оставим, впрочем. Положение таково, что я являюсь старшим в нашем местном правительстве. На данный момент мы не признаем власти Компании и не воспринимаем ее представителей как имеющих юридическую силу воздействия на нас. Даже согласно земной Конституции Федерации, мы правомерно установили правление из числа наиболее важных личностей внутри сообщества. Соответственно, на данный момент мы абсолютно автономны и не имеем нужды в какой-либо помощи Компании.

– Помощи? – слегка возмущенно, приподняв брови, произнес Савельев. Наглый тон Эдуарда начал его раздражать.

– Понимайте как хотите, – пожал плечами Эдуард.

Один из солдат подкатил к Савельеву, заставив того вздрогнуть, небольшое кожаное кресло с изрядно потертыми подлокотниками и швами.

– Присядем. В ногах правды нет, как говорили наши предки, – ухмыльнулся Эдуард и уселся на свое, королевское место.

Савельев хотел в голос послать его куда-нибудь в широко известные места, поскольку весь этот цирк все сильнее вызывал у него желание достать пистолет и начать убивать всех подряд, включая женщин и детей. Тем не менее, вспомнив о своей дипломатической миссии, он, преодолев брезгливость, сел в кресло.

– Касаемо заложников… – Савельев дал жестом понять, что хочет разъяснений.

Эдуард нахмурился.

– Все просто. Мы будем держать их, по крайней мере, до тех пор, пока Компания не признает нашу независимость. Официально, юридически.

– Я позволю себе обратить Ваше внимание на два – по меньшей мере, два, – факта, противоречащих вашей логике, – Савельев ощутил острое желание дать, наконец, этому властителю понять, где его место в пищевой цепи. – Во-первых, Компания вложила в колонию Кентаврия, как и во все прочие, немалые деньги. А вложения должны окупаться. На Земле деньги все также не делают из воздуха, и Ваше поведение противоречит тем условиям, на которых Вы, как и все прочие, начали работу в Компании, под эгидой Компании и с помощью средств Компании. Во-вторых – и это несколько более важно даже, – на данном этапе Компания вполне себе готова направить сюда армейское подразделение для зачистки – юрисдикция правительства Федерации пока спорна на данной территории, законопроекты, которые сделают колонии частью юридической зоны защитников прав человека, ООН, правительства Федерации и так далее – разработаны, но они будут приниматься ну очень медленно. Ну, Вы меня понимаете, – помахал ладонью Савельев так, что Эдуарду показалось, что это произошло прямо перед его носом. – И возможность договориться сейчас – это единственный реальный шанс предотвратить резню. Даже если мирные жители не выйдут против солдат, снаряженных Компанией, потери будут катастрофическими. Если Вы выведете их – потери будут еще больше. А дальше – собрать трупы, закопать и заполнить колонию более послушными индивидуумами. Ощущаете простоту решения, по сравнению с тем, что предлагаете Вы?

– Безусловно, Компания ценит своих сотрудников, – пробормотал, глядя в сторону, Эдуард. – Что ж, теперь Вы послушайте, господин…

– Савельев.

– Господин Савельев, я понимаю, что Компания может списать любые человеческие расходы. Свои человеческие расходы, – торопливо уточнил Эдуард. – Вот только с расходами тех, чья задница, не принадлежит Компании, как принадлежит ей Ваша, выходит накладочка, поскольку Компания вовек не расплатится за расстрел мирных граждан, просто поехавших на экскурсию. Никакими деньгами. Может, об этом никто и не узнает, но я постараюсь, в случае чего, закинуть на Землю моему доверенному лицу в СМИ, гипермодуль с видео, на котором солдаты Компании расстреливают заложников, которые будут построены вокруг Колонии, из-за спин которых мы будем отстреливаться. Эти люди умрут, а Компания будет в дерьме ровно настолько, насколько позволяет ее титаническое тело.

– Отлично, – кисло произнес Савельев. Он понимал, что к такого рода угрозам может прийти, но не ожидал, что так быстро. – И в чем суть Вашего требования независимости?

– Всего лишь юридическое закрепление за нами статуса отдельного государства с финансовыми ячейками в Европе – экономический механизм уже продуман, не переживайте. Прекращение отправки разведывательных зондов. Свободная торговля ресурсами с колонией, как с равноправным партнером.

– Бартером? – задумчиво произнес Савельев.

– С чего бы? – пожал плечами Эдуард. – Повторюсь, мы будем использовать финансовые ячейки Земли, пока не выстроим местную экономическую структуру – пока в ней нет никакого смысла, но с ростом колонии он появится, и еще как – тогда мы объявим свою валюту, приравняем курс и так далее. Все сложно и просто одновременно. Но на пути всего этого – лишь жадность Компании, жажда прибыли. Компания не понимает, что мы можем здесь, на краю Вселенной, быть самостоятельны, а не быть сырьевым придатком. Ей придется это понять, либо увязнуть по уши в дерьме.

– Мне передать все это? Или есть еще какие-то нюансы? – Савельев был готов встать и уйти – ему было необходимо обдумать всю полученную информацию и отчитаться перед руководством.

– Пожалуй, Вы пригодитесь, как посредник, – кивнул Эдуард и неожиданно встал. – Но не сейчас. Сейчас Вы будете ждать здесь кое-каких изменений в ситуации, и я попрошу Вас не покидать пределы колонии.

– Хм, – Савельев встал, одной рукой придерживая генератор поля, другую положив на кобуру. – А вот эта идея совсем никуда не годится.

– Я бы не стал шутить вот с этим, – печально кивнул на кобуру Эдуард. – Здесь толпа неплохих солдат, и каждый из них может проделать дыру в Вашей голове даже без моей команды, хотя и будет за это наказан. Не рекомендую даже пытаться доставать оружие здесь.

Савельев молчал. Во рту пересохло, он судорожно прикидывал, что может сейчас сделать, и что произойдет в любом случае – мысль о лишении свободы пульсировала в его мозгу изо всех сил.

– Мы не будем применять к Вам меры физического воздействия, – лениво продолжил Эдуард. – И даже оружие можете оставить при себе. Но Вы не покинете пределы колонии до тех пор, пока не наступит Ваш черед.

– И что мне делать у вас? – вопросил Савельев, облизнув губы.

– Да что угодно, – развел руками Эдуард. – Вам выделят место для ночевки и все необходимое – обращайтесь к кому угодно, здесь любят… хм… представителей Компании.

Плоский юмор Эдуарда раздражал Савельева еще сильнее самой сложившейся ситуации.

– Вам не кажется, что это приведет к печальному результату? – процедил Савельев.

– Нет, – Эдуард положил руки в карманы. – пожалуй, все пока. А то мне надо еще собак покормить, у них, знаете, все по расписанию, – он изобразил улыбку. – Отдохните, господин… – он жестом попросил Савельева напомнить фамилию, словно успел ее забыть.

– Савельев.

– Господин Савельев, – с нажимом повторил диктатор. – Ага. До встречи, – Эдуард вышел через ближайшую дверь с двумя солдатами.

Другие двое предложили Савельеву пройти обратно, прочь из здания. Он не увидел смысла сопротивляться, пожал плечами и пошел к выходу на лестницу.

 

Альфиери подал сигнал выхода на связь, но не получил ответа. В атмосфере присутствовали помехи – должен был пройти довольно приличный фронт, но это вряд ли могло привести к проблеме со связью. Впрочем, вероятность была, и итальянца мучили сомнения. Он знал, что в случае атаки Савельев обязан был включить силовой щит и отправиться обратно в «капсулу смерти», не пытаясь отстреливаться. Искренне хотел верить, что напарник мог поступить только согласно штатного порядка. Удавалось это с трудом, Савельева он знал как «упертого сукиного сына», когда дело доходило до принятия тех или иных волевых решений – однажды он назвал его именно так, в лоб, и Савельев просто подтвердил правильность оценки.

Тем не менее, пока определенных поводов для беспокойства не было – по крайней мере, было известно, что на территории колонии могла быть выставлена блокировка радиоволн, и устройства связи вполне могли попадать в круг блокируемых. А Савельев мог просто не выходить на связь до тех пор, пока была необходимость вести переговоры внутри колонии.

 

Савельев убедился в отсутствии связи сразу после выхода из здания правления. Открытием этот факт для него не стал, но отсутствие возможности хоть что-то сообщить Альфиери было крайне неприятным. В конце концов, партнер мог счесть, что дела совсем плохи, и отправить информацию в таком виде в Компанию, а это грозило той самой резней, которую вроде как изначально планировалось предотвратить.

Савельев прошелся по паре улиц колонии, постарался изучить встретившихся по пути местных жителей. Впечатление сложилось неоднозначное – одни выглядели хмурыми, забитыми и несчастными, другие – вполне спокойными и деловито идущими по делам. Улыбающихся, болтающих, определенно отдыхающих людей он не встретил, но для рабочего дня,  который еще далеко не был закончен это было нормальным явлением – в конце концов, люди здесь жили, в первую очередь, благодаря развитию колонии и для ее роста, а это подразумевало постоянную работу – как и в любом приличном городе, где есть электричество, предприятия и средства коммуникации.

Очевидным было то, что солдаты в зеленой форме ранее являлись местными служителями правопорядка, уполномоченными на контроль выполнения общественных норм Компанией. В случае серьезных нарушений, пока юрисдикция правительств Земли не добралась до колоний, на место вылетал для проведения разбирательства представитель Компании. В остальных случаях за порядком следила небольшая группа вооруженных по минимуму людей – благонадежных, проверенных вдоль и поперек и закодированных от ряда фатальных ошибок психоинженерами. Теперь они благополучно встали на защиту власти так называемого Большинства, никаких представителей которого, кроме Старшего Эдуарда, Савельев так и не увидел. Попытавшись заговорить об этом с мужчиной из местных, он получил лишь снисходительный взгляд и пару ругательств сквозь зубы и решил, что лучше не настаивать на продолжении беседы. А ведь человек ему показался наиболее адекватным из встреченных, и пробовать дальше общаться с кем-то из тех, кто наверняка «любил» представителей Компании, ему хотелось все меньше.

Он попытался допроситься до продолжения разговора с Эдуардом или еще кем-нибудь из верхушки местной власти, но ему было отказано с намеком на возможные изменения в его статусе в случае нарушения им порядка. Это заявление отшатнуло Савельева в сторону – его словно обдало кипятком, когда он понял, что эти люди рассуждают ровно также, как слуги земных правительств и компаний, и точно также относятся к нему, как к собачке на поводке, которая должна лаять в строго определенной мере. Не разобравшись, что его больше возмутило – факт такого обращения или сама формулировка заявления сотрудника местной службы безопасности, он решил пойти к главным воротам, попытать счастья в ключе поиска возможностей договориться с конкретными солдатами – пообещать им деньги или еще что-нибудь, когда Компания снова возьмет бразды правления. Разговор не состоялся – в ста метрах от ворот его остановили и не самым дружелюбным тоном предложили вернуться к зданию правления и обратиться за уточнением информации о месте его ночлега.

В полнейшем унынии, Савельев отправился в обратный путь, уже не зная, какие аргументы привести солдатам, каждый из которых присматривал за ним, когда он проходил везде, где дежурили местные патрули.

Спустя полчаса он добрел до здания правления, периодически засматриваясь на местные маленькие дворики, уже отдыхающих молодых женщин с детьми, усталых работяг, бредущих со своих рабочих мест домой. Транспорт в колонии имелся постольку лишь, поскольку он был необходим для выполнения трудовых задач – личные нужды подразумевали перемещения пешком всех, кто мог ходить – даже несмотря на рост колонии и увеличение расстояний, проходимых среднестатистическим обывателем.

Солдат вышел ему навстречу, и Савельев уже был готов вытащить из кобуры пистолет и начать с ним разговор на равных, как тот замер, прикоснулся к наушнику, вычурно торчащему из уха, что-то выслушал, неразборчиво ответил и отпустил наушник.

– Вас желает видеть Старший Большинства, – с избыточной серьезностью выдал солдат.

Пиздец, какая радость,­ – четко оформилась в голове у Савельева мысль.

– Ну, пойдем, – произнес он вслух.

 

На этот раз Эдуард решил не устраивать показного выступления и приказал привести Савельева в его кабинет, оформленный, впрочем, также вычурно и безвкусно, как и здание правления. Дверь закрылась, и они остались наедине. Савельев сел в кресло напротив Эдуарда, не дожидаясь приглашения. Местный король сидел молча с задумчивым видом и смотрел куда-то в сторону массивного стеллажа с книгами.

Савельев решил дождаться, пока ему хоть что-нибудь скажут, или церемониально предложат выпить или закурить. Спустя полминуты, у Эдуарда прорезался голос.

– Как ведь занятно, – он повернулся в сторону Савельева, но взгляд прочно уложил на стол. – Некоторые люди считают, что их проступки никогда не будут замечены. Считают, что им может сходить с рук все, что они обосновывают для себя, а?

Тон речи Эдуарда менялся от спокойного к вопрошающему, и Савельев не уловил вопроса, на который от него хотели ответа, поэтому промолчал.

– Да, это камень в огород Компании, конечно, – покивал Эдуард и мельком посмотрел на собеседника. – Мало кому известно, что Компания вложила бешеные деньги в разработку, отладку, тестирование собственного программного обеспечения высочайшего класса, лишь бы только не пользоваться дорогими локальными сетевыми продуктами от «Майкрософт». Компания может купить все, и легче всего ей окупать терзания своей совести, не так ли?

Савельев пожал плечами, но решил и это не комментировать – он ждал, когда наступит момент внести свои мысли в поток очевидно нездорового сознания Эдуарда.

– Слушай, давай здесь без церемоний и прочей хрени, – неожиданно перешел на ты и даже направил взгляд на собеседника Эдуард. – Там есть люди, которым нужно показать что-то, что уверит их в силе власти. Здесь есть власть, которую нужно поддерживать, чтобы построенное не рухнуло. И мне не важно, как ты к этому относишься. Отсюда до Компании – миллиарды километров, и даже этого мало для того, чтобы от нас отстали. Но важно другое, господин Савельев, – он снова сделал ударение на фамилию. Это укололо слух Савельева. – Важно то, что сейчас у нас здесь в гостях сын первого президента Компании, и это дает нам некоторые, скажем так, преимущества в ходе переговоров, не так ли?

Савельев сглотнул и постарался состроить мину безразличия, но вышло не очень качественно. Его мысли понеслись к пистолету, который ему сейчас ничего не стоило достать, чтобы пробить выстрелом голову этому обнаглевшему колонисту с дурным запахом изо рта, уверенно ощущавшимся через стол. Тем не менее, он облизнул губы, на секунду поджал их и ответил.

– Не исключено. А многие ли об этом знают?

– Какая разница? – пожал плечами Эдуард. – Вон там, в углу, – он лениво тыкнул пальцем куда-то в стену напротив, – стоит автоматическая разрядная установка,  и любое твое неверное движение приведет к тому, что ее оператор жахнет в тебя пучком электричества, а это довольно неприятно, честное слово.

– Значит, целых два повода для шантажа. Умно, – произнес Савельев, сложив руки на груди. – И оно того стоит?

– Пожалуй, да, – кивнул Эдуард, – Компания начнет придумывать новые и новые способы проникнуть сюда, забрать тебя и порешить меня и прочих представителей власти. Это будет крайне своеобразная война. Но потери будут с обеих сторон, я обещаю. Ты обязан будешь сообщить это с небольшой отсрочкой, завтра и послезавтра – в зависимости от того, что доложит разведка касаемо активности Компании на орбите. И, опять же, я тебе не рекомендую геройствовать – за свои ошибки я расплачусь, в случае чего. Народ поймет и принесет, при необходимости, свою посильную жертву. А ты умрешь только один раз. И как скоро – зависит сейчас только от твоей сговорчивости.

– Откуда узнал? – поинтересовался Савельев, больше не желая выслушивать мотивационные речи Эдуарда.

– Компания не может скрыть все, – быстро ответил Эдуард. – И даже служба безопасности Компании иногда ошибается. Когда-то кое-кто ошибся, убив моего отца. Ошибся, убив его ради мести, из ненависти к его положению – уже неважно. Все это покрыли – все расследования были прикрыты, все возможности хоть что-то доказать стерты из памяти тех, кто остался жив при зачистках. Сегодня сын этого человека – убийцы – сидит передо мной, только и всего, – он пожал плечами. – Моя мать долго и тщательно воспитывала своих детей, и  когда я заявил, что не могу больше жить под надзором Компании, она нашла способ мне помочь. Я умер, согласно записей ЗАГС, давным-давно. А другой человек, который не успел оформиться как мертвый по ряду причин, которые уже не важны, дал мне новую личность. Тотальная операция по смене внешности, психоинженерная обработка – все было очень жестко и стоило мне дорого. Море боли, ночи без сна, вопли от перехода в сумасшествие. А теперь я почти ничего не чувствую, правда. Эмоциональная память – то, за что обычно цепляются психоинженеры в первую очередь, проверяя вновь прибывших рекрутов Компании. А у меня там – едва ли не пустота, только последние моменты – для отсутствия подозрений. Меня промыли вдоль и поперек, заблокировав для доступа часть памяти, чтобы я не свихнулся с концами.

Савельев покивал, не давая удивлению или отвращению, понемногу росшим в нем, выйти наружу.

– Знаешь, я, правда, мог бы уложить тебя здесь, чисто ради мести, – задумчиво произнес Эдуард. – В то же время, я знаю, что так примитивно мстить этому человеку несколько глупо, ведь его сын живет под чужой фамилией и знать его не знает, а его жена слилась с каким-то турком, – Эдуард поморщился. – Подожди пока обновлений информации. На выходе – мой ассистент – покажет тебе, где лечь спать. Все.

Савельев решил ничего к этому не добавлять, рывком встал и вышел из кабинета. Он был слишком сильно подавлен, чтобы заниматься словоблудием дальше. Его начала бить усталость. Последние несколько часов напоминали кошмарный сон, и слова Эдуарда казались порождением подсознания самого сына Александра Полкина, одного из глав Компании и организатора убийства, в частности, Антона Игнашевича.

Савельев вышел из здания, краем уха услышал, как помощник Эдуарда попытался сориентировать его, куда ему идти на отдых, но не промолвил в ответ ни слова. Он был ошеломлен и пытался разобраться в собственных мыслях, но получалось с трудом. С одной стороны, он хотел бы исключить возможность шантажа, бежать из колонии как можно быстрее, потому что подставлять Компанию и отца – в частности, – ему совершенно не хотелось. С другой, понимал, что намек Эдуарда на то, что разберутся, в случае чего, и без него, выглядел достаточно серьезно, значит, солдаты, охраняющие все ворота колонии, не погнушаются пристрелить или, по крайней мере, ранить беглеца, а это будет сомнительной жертвой. Теперь ему оставалось либо тупо ждать, пока у Альфиери сдадут нервы, и он доложит о необходимости вторжения, либо искать альтернативные пути побега.

Савельев все равно не мог понять, по меньшей мере, две вещи. Во-первых, как вообще просочилась информация о том, что он урожденный Полкин, в мозг какого-то рядового колониста, который уже давно не имел прямых дел с Землей. Во-вторых, как психоинженеры Компании проворонили поступление на службу в колонию человека с затертыми участками памяти. С другой стороны, набор в рядовые колонисты наверняка подразумевал менее щепетильную обработку, нежели в руководящий состав – в конце концов, не так уж много было желающих посвятить всю жизнь, и даже ее значительную часть работе на Компанию в сотнях световых лет от дома, с контактами с друзьями и родными только посредством гиперсвязи, да и то – от силы раз в день. Прогрессивная реклама и заманчивые условия оплаты приводили, конечно, новых рекрутов в Компанию, но нельзя было сказать, что вакансия колониста была топовой среди всех возможных даже для неквалифицированного персонала. Множество рисков и необходимость улететь с Земли порождали зачастую слишком много сомнений, и финансовая выгода по сравнению с ними меркла.

Савельев решил еще побродить по территории колонии, дабы оценить инженерное состояние и социальную обстановку – это могло пригодиться на случай организации какого-то движения внутри колонии – пожалуй, только на это и стоило рассчитывать как на альтернативу и военным действиям, и признанию независимости колонии.

Попытки поговорить с местными ближе к позднему вечеру стали несколько более продуктивными. По крайней мере, от Савельева не отплевывались, да и сам он решил заводить только разговоры на общие темы – интересоваться жизнью людей, их проблемами – и они охотно сообщали ему о том, чем наполнялась их жизнь. Благо, секретности в этом, судя по всему, не было. Ответы чаще всего состояли из коротких реплик о работе, сроке проживания в колонии, наличии хороших друзей. Как только Савельев скромно пытался поинтересоваться об отношении к местной власти, разговор начинал сворачиваться. Наиболее конструктивным был ответ мужчины с руками слесаря и комплекцией лесоруба. Он сказал просто «меня эта власть устраивает – лучше, чем было при директоре», – и пошел дальше по своим делам.

К ночи, которая обозначила себя потрясающе красочной картиной заката, людей на улице практически не осталось. В паре двориков еще сидели и болтали маленькие компании, но в остальном стало безлюдно, и Савельев отчаялся. Кроме как уйти спать, вариантов он не видел, да и усталость, скопившаяся в нем стараниями стресса, давила на него, смещая в сторону того помещения, которое ему приготовили местные хозяева.

В полукилометре от места назначения ему навстречу из двора вышел странный человек. Совершенно лысый, бледный, ниже его ростом и идущий неуверенной походкой. Человек огляделся, а затем уперся взглядом в Савельева.

Савельев занервничал. Незнакомец шел прямо не него, не оборачиваясь, просто изучая его лицо, и создавалось ощущение, что, стоит ему приблизиться меньше, чем на метр, начнется драка.

– Простите, я скверно вижу в темноте, – речь из уст незнакомца казалась синтетической, голос плавал по частотам, жестикуляция, сопровождавшая речь, казалась мелкими, истеричными конвульсиями. – Вы ведь наш гость, с Земли, да?

– Пожалуй, нет, – Савельев остановился, незнакомец подошел где-то на полметра и тоже замер. – Я давно не был на Земле. Я с базы Компании.

– Здорово, – улыбнулся одной половиной лица незнакомец. Вторая, очевидно, была парализована – то ли частично, то ли полностью. – Ну, то есть, здорово жить в космосе, на базе, да?

– Черт его знает, – пожал плечами Савельев – незнакомец перестал ему казаться таким уж устрашающим, в нем было нечто ребяческое, непосредственное, и лишь потрепанный внешний вид вызывал сомнения в его адекватности. – Меня пока устраивает. А Вы как здесь?

– Лучше всех, – встряхнул головой незнакомец. Его правая рука зашлась мелкой дрожью. – Признаться, я давно хотел встретить кого-нибудь снаружи, да.

Савельев положил одну руку в карман, другую – на кобуру. Промолчал.

– А то тут все так знакомы, прямо до боли, – незнакомец снова улыбнулся, попробовал это сделать шире, и гримаса на его лице стала отвратительной. – До боли, – он показал на шрам на голове. – Понимаете?

– Не очень, – Савельев присмотрелся к шраму – он был широким, длинным, тянулся ото лба до затылка незнакомца.

– Вы знаете, что тут происходит, помимо того, что директора посадили в карцер и держат там невесть сколько? – продолжил незнакомец. Его дрожь усилилась. – Наш Старший – большой любитель практической психиатрии. Здесь все боятся этого.

– Операционная психиатрия практически ушла в прошлое, – задумчиво произнес Савельев. – Что они делают?

– Я не смогу рассказать много, – покачал головой незнакомец. – Да и мне уже поздно. Они залезают в головы. Меняют что-то. Не знаю. Мне трудно дышать. И жить вообще стало. Мне двадцать три года, а я остался инвалидом. Мне это не нравится, понимаете?

– Еще бы, – Савельев сглотнул. По всему телу побежали мурашки.

– Знаете, здесь все просто боятся. А я уже не боюсь. Мне уже нечего терять, – незнакомец импульсивно положил руку на предплечье Савельева, заставив его вздрогнуть. – Может, Вы что-то сможете… Что-то сделать точно надо. Я не знаю, – незнакомец заплакал и убрал руку. – Простите. Я лишнего… Я пойду.

– Все в порядке, – Савельев не знал, что делать – большого смысла останавливать этого собеседника не было, да и вряд ли от него можно было добиться еще чего-то вразумительного. – Послушайте!

Незнакомец, уже развернувшийся и пошедший прочь, замер, но решил не оборачиваться.

– Если здесь начнется стрельба, – Савельев  говорил медленно и внятно, подбирая слова. – Предупредите людей на этот случай – пусть сидят дома, закроются, ни в коем случае на выходят туда, где будут стрелять. Предупредите всех, кто только Вас послушает.

– Ага, – мотнул головой незнакомец и ушел обратно в двор, из которого вышел.

В голове у Савельева завертелся еще более пестрый хоровод мыслей. Теперь, к жажде власти, выгоды и наличии целого вагона ценных заложников, прибавлялась еще и практическая психиатрия – очевидно, отсутствие безоперационных средств воздействия на психику тех, кто был слишком несговорчив, чтобы работать на новую власть, привело к необходимости экспериментировать с методами хирургическими, и это незнакомец был одной из жертв такого подхода. Разумеется, никто в разговоре «за жизнь» не упоминал ни о чем таком. Во взаимодействии новой власти колонии с ее жителями, очевидно, было гораздо больше вводных, чем было известно Компании. Отсутствие круглосуточного контроля со стороны ответственных привело к полнейшему беспределу тех, кто не постеснялся силой перехватить власть у официальной администрации. В таких условиях вооруженный штурм начинал казаться Савельеву вполне приличной альтернативой росту такой тоталитарной структуры.

Савельев побрел дальше по улице, утопая в мыслях и вариантах дальнейших действий, которые выглядели осмысленными разве что с утра. Ночью даже мысль о побеге, пока вокруг достаточно безлюдно, виделась провальной – охрана стояла у каждого выхода из колонии, и в ее бдительности сомневаться не имело смысла. А пытаться перескочить через огромную стену, не будучи замеченным, было бы, по меньшей мере, наивно.

Савельев вспомнил про ожидающего на орбите Альфиери и прикинул, насколько еще хватит терпения его напарника. Если бы его самого убили где-то рядом с колонией, датчик активности, вживленный в его тело и синхронизированный с коммуникатором, подал бы соответствующий сигнал, и Альфиери сообщил бы Компании, а дальше –стрельба, подрыв стен, груды трупов. Савельев не сомневался, что теперь этот вопрос стоит на контроле у высоких чинов Компании, и, возможно, о нем уже сообщили Александру Полкину – космическая программа находилась в его ведении, тогда как его равноправный партнер Андрей Никитин больше занимался делами земными – производствами, торговлей, международными связями на востоке. А если бы отец узнал, что его единственный сын убит какими-то отщепенцами с дальней колонии, расплаты долго ждать не пришлось. Но Савельева беспокоила не стрельба в местных солдат – он сам с радостью уложил бы десяток-другой слуг Эдуарда, благо, за прошедший день стресса скопилось достаточно. Больше его беспокоила судьба тех, кто будет вытурен из дома и вооружен, дабы прикрыть наверняка спланированное отступление местной власти. Трудно сказать, что мог придумать для спасения своей шкуры Эдуард – подземный ход, индивидуальный скоростной аэрокар, скоростной космический корабль для ухода в неизвестном направлении, – но что-то определенно у него было в заднем кармане.

Савельев погрузился в мысли глубоко, но недостаточно для того, чтобы не заметить, как из узкого прохода между домами справа выскочила девушка с какой-то небольшой сумкой, болтающая с кем-то по телефону и явно зазевавшаяся. Поздно заметив Савельева, она сделала неудачный шаг в сторону, оступилась и споткнулась о бордюр. Савельев быстро шагнул вперед и успел ухватить и сумку, и саму девушку до того, как они успели примкнуть к бетону дороги.

– Черт… давай, я перезвоню, – проверещала в микрофон беспроводной гарнитуры девушка и тыкнула на кнопку выключения связи. – Спасибо, в этом секторе такие узкие проходы… – она замерла, как только увидела Савельева.

– Да не за что, – ответил он, глупо улыбаясь.

Он не мог не узнать ее, а она – его. Наталья Зверева. Они познакомились когда-то в подготовительном центре Компании и довольно долго встречались, вплоть до момента, когда пришла пора лететь в разные концы вселенной, на разные базы Компании. С тех пор их пути разошлись.

– Господи, какими судьбами? – восхищенно произнесла Зверева.

– Да вот, хотел сделать доброе дело, а оказался в заложниках, – улыбнулся Савельев.

– Ты от имени Компании или еще как?

– Разумеется, от Компании. Куда мне еще деваться? А ты давно здесь? – вопрос показался самому Савельеву слишком шаблонным и глупым, но он был здорово растерян – мысли о местных проблемах и попытке бегства резко померкли на фоне этой неожиданной встречи.

– Да прилично, – кивнула Зверева. – Я, вообще, домой шла, – она нервно почесала щеку. – Зайдешь ко мне? Поболтаем.

– С удовольствием.

 

Комната Зверевой была обставлена довольно аскетично, но что-то в ней добавляло уюта. По крайней мере, Савельев не ощущал себя не в своей тарелке, сидя на диване и попивая кофе под болтовню со старой знакомой. Они обменивались взглядами редко, и в каждом таком обмене проскальзывали странные искры. Они оба знали, что не были готовы закончить все тогда, под конец подготовительных курсов. Они оба пообещали связаться друг с другом, и оба солгали. Жизнь повернула все ровно таким образом, чтобы они забыли друг о друге, но этого так и не произошло. Савельев только сейчас отдал себе отчет в том, что их тогдашняя связь была больше, чем случайным набором встреч и сексуальных контактов. Случайные связи у него были и после нее, да и у нее, как он подозревал, тоже. Но сейчас, как выяснилось, они оба были совершенно свободны, и это подогревало их совершенно неожиданно возродившийся интерес друг к другу.

Савельев любовался Наташей. Каждый раз, говоря ей что-то, он ловил каждую черту ее облика, временами одергивая себя на том, что это может выглядеть неприлично. У Зверевой были все такие же светлые волосы до плеч, разреженные двумя крупными зелеными прядями. Это смотрелось несколько старомодно, но явно шло ей и не портило ее облика. Голубые глаза, длинные ресницы, тонкие губы, среднего размера грудь – все эти черты радовали глаз Савельева, и он поймал себя на мысли, что в других девушках, с которыми имел дело за прошедшие годы, всегда искал что-то из этих особенностей.

– Вообще, я уже как-то загнала себя в тупик вопросом – что делать дальше, – махнула рукой, украшенной серебряным треугольным кольцом с маленьким голубым треугольником внутри большого, Наташа. Она продолжала рассказ о своей жизни в колонии. – И именно в этот момент начался так называемый переворот.

– Как это все произошло? – поинтересовался Савельев. – Как это стало возможным здесь?

– Трудно сказать, – пожала плечами Наташа. – В сущности, все готовилось довольно долго – появились определенные авторитеты среди колонистов – те, кому доверяли, кого считали достойными вести дела с администрацией, выражать свое мнение. Потом администрации пришлось говорить с этими активистами на равных, и Эдуард Прохоров был, конечно, в первых рядах. Дальше пошли вотумы недоверия директору и его заместителям. Разумеется, люди поверили, что администрация ведет себя недобросовестно, чем-то их обделяет, поверили, что Компания их обманывает – людей легко убедить в этом здесь, в отдалении от аванпостов Компании. Я работала, как и сейчас, в лаборатории, в северном секторе, и меня не сильно интересовали вопросы власти, поэтому я узнала о том, что директора скинули, уже пост-фактум.

– А что-то об экспериментах с психикой ты слышала?

– Скорее нет, чем да – я лично воспринимаю все это как слухи, и только, – Наташа отпила кофе с молоком и приняла задумчивый вид. – Хотя, наверное, это возможно.

– А ты никогда за это время не хотела отсюда улететь? – вопрос показался самому Савельеву даже слишком прямым, но его так и подмывало его задать.

– Не знаю, вот ей-богу, не знаю, – Наташа отставила кружку на тумбочку. – Наверное, да, но сейчас ситуация жуткая, мне страшно и нос высовывать лишний раз – как бы не откусили.

– Справедливо, – кивнул Савельев.

– А что у тебя? Чем ты теперь занимаешься?

– Примерно также мотаюсь по колониям и аванпостам, решаю проблемы местного значения, провожу инспекции колоний, – сухо перечислил Савельев. – В сущности, не очень весело иногда, но я вижу, как растет область внешних колоний, и мне это нравится.

– Ну да, ты всегда стремился куда-то подальше от Земли, – улыбнулась Наташа, и ее улыбка заставила пройти по телу Савельева волну странного, давно не испытываемого им возбуждения. – А что с отцом?

– Его хотят шантажировать тем, что я здесь, – поморщившись, ответил Савельев. – А вообще – ничего.

– Ты поссорился с ним, в итоге? – осторожно поинтересовалась Наташа.

– Нет, с чего бы нам ссориться, – отрицательно мотнул головой Савельев. – Он все понял и принял, как есть. А матери было плевать. По-моему, всегда.

– Странно, – Наташа пригладила волосы рукой.

– Странно то, как легко сделать из людей послушных рабов, – покачал головой Савельев.

– Ну, это не первый пример в истории, – махнула рукой Наташа.

– Да, – согласился Савельев. – Мне кажется, здесь действует какой-то остаточный эффект, донесшийся с Земли – желание толпы подчиняться кому-то, кто ей вроде как близок; желание, которое построило Гитлера, Муссолини и прочих. Люди слушают диктатора, прикидывают баланс свобод и несвобод на ближайшее время и, если баланс их устраивает, голосуют «за». А потом уже расхлебывают последствия.

– Не зря же Гитлер говорил, что народ – как женщина, хочет подчиняться и любит, чтобы с ней вели себя пожестче, – игриво улыбнулась Наташа.

– А ты все также любишь, чтобы с тобой вели себя пожестче? – хохотнул Савельев.

– Всякое может быть, – пожала плечами Наташа.

После этого они еще что-то говорили друг другу, но вряд ли кто-то из них мог ответить, каким образом их тела за следующую минуту сблизились так, что они оказались в объятьях друг друга. Савельев поцеловал Наташу, и, ощутив дрожь, исходящую от ее тела, осознал, что сам не занимался сексом, по меньшей мере, три земных месяца. Проведя ладонью по ее ягодице, он обнаружил, что под юбкой у нее нет трусиков, и это возбудило его еще сильнее. Она оттолкнулась от него и встала с дивана, он встал напротив нее. Возникла странная, непонятная ни одному из них заминка. Она помолчала несколько секунд, потом положила руки ему на плечи.

– Послушай… – и не смогла продолжить.

Но в очередном взгляде в глаза друг другу они обнаружили все вопросы и все ответы друг другу, которые могли последовать дальше.

Он обнял ее, впился губами в ее шею, заставив ее тихо, нежно застонать, снял с нее кофточку и прильнул к ее обнаженной груди с массивными набухшими от возбуждения сосками. Задача Компании, окружение, диктатор, солдаты – все стало расплывчатым, словно они остались наедине в душевой кабинке, а полупрозрачное стекло  сделало мир вокруг невнятным и ненужным.

 

Альфиери проснулся от писка будильника и ощутил падение прямо в собственное сознание – без привычной дремоты, обычно плавно выводившей его в неблагоприятную реальность. Сам факт, что он смог поспать эти три часа до рассвета на местности, где находилась колония, означал, что уведомлений о связи не было, и теперь он не видел смысла тянуть с вызовом подкрепления. Некоторые сомнения, правда, у него остались, и он решил пока отправить только предварительный запрос.

Спустя час, в нескольких тысячах километров от корабля-разведчика из «нулевого перехода» выскочил военный корабль Компании с толпой основательно вооруженных десантников на борту. И в их готовности устроить зачистку колонии можно было не сомневаться.

Альфиери смотрел на экран, в котором отображался массивный десантный корабль, и с трудом осознавал  тот факт, что сейчас только от его окончательного подтверждения тревоги зависит время начала кровавой бойни. Он поставил контрольный таймер и продолжил ожидание. Его дико пугала вся эта ситуация.

 

– Необходимо предупредить людей, чтобы оставались в своих жилищах. Мы сможем это сделать? – Савельев был на взводе.

После очередной, уже утренней беседы с Эдуардом он был в курсе того, что рядом с Кентаврией местный спутник засек массивный корабль Компании, и это не могло иметь больше одного значения. Более того, сведение повторно услышанного утверждения Эдуарда о том, что он выдвинет заложников на стены колонии, с информацией о проводимых здесь операциях на мозге, привело Савельева к однозначному выводу – заложников обработают, если уже не обработали, теми же методами, что были применены к несчастному инвалиду со шрамом на голове. Только результаты наверняка будут иными. Масштабы той бойни, которую был готов устроить ради эфемерной цели Эдуард, Савельев отказывался себе представить, и сейчас он обсуждал с Наташей план дальнейших действий.

– Средства оповещения полностью под контролем Эдуарда, – отрицательно покачала головой Наташа. – По телефону точно не следует ни о чем таком говорить, нас засекут и расстреляют. Ну, тебя, может, и нет…

– Не неси чушь. Нам необходимо запустить эту информацию, необходимо донести до них, – Савельев многозначительно махнул рукой в сторону окна, – что все серьезно. Им пудрят голову обещаниями, что Компания никогда не поднимет руку на колонию. Дерьмо собачье!

– Хорошо, я могу попробовать это сделать – есть одна идея, – задумчиво ответила Наташа. –  А что с тобой будет?

– Мне нужно бежать, – твердо произнес Савельев. – Но я не знаю, как – здесь все охраняется.

– Тебя убьют, – резко повысив голос, замахала руками Наташа. – Попробуй поговорить с местными сам.

– Меня никто не послушает, – махнул рукой Савельев. – Максимум – поржут. Они не хотят понимать серьезности ситуации, за вчерашний вечер, поговорив с толпой местных, я это понял. Это же привело их к диктату. Они выйдут перед солдатами Компании вместе с заложниками, и Компания скорее будет стрелять в них, чем в тех, за кого еще нужно оплатить страховку по невозвращению домой.

– Черт, но это просто… – Наташа замотала головой и накрыла лицо руками. – Есть кое-что…

– Рассказывай, – потребовал Савельев.

– Я бы ни за что не стала это пробовать, тебя все равно могут убить, и…

– Прекрати, все будет хорошо, – Савельев подошел к Наташе и обнял ее. – Не говори глупостей, говори, что мне делать.

– На северном посту, здесь недалеко, стоит один мой знакомый. Там есть небольшой коридор перед выходом к воротам, и он там стоит один. Если с ним попробовать договориться… – Наташа прервалась.

– Сделай это, пожалуйста, – Савельев нервно облизнул губы. – По крайней мере, попробуй, хорошо?

– Я боюсь за тебя. Мы только снова встретились, я еще не сказала тебе…

– Мы обо всем успеем поговорить, – Савельев прижал палец к ее губам. – Все будет нормально. Мне нужно только выйти, и я смогу безопасно дойти до своего корабля. Дальше все пойдет, как надо.

– Я могу пойти с тобой? – наивно спросила Наташа.

– Нет, для тебя это не так безопасно. Да и потом, с тебя – оповестить всех, кого сможешь, только ради бога, не попадись солдатам Эдуарда.

– Хорошо, – Наташа утерла выступившие на ее глазах слезы и осторожно избавилась от объятий Савельева. – Я скоро.

 

Прошло не меньше получаса с тех пор, как Наташа ушла, и Савельев начал основательно переживать. За ним следили  постоянно – иначе объяснить тот факт, что его с легкостью нашли утром в жилище Наташи, было не объяснить, и с этого угла перспектива даже добежать до открытых ворот из колонии выглядела не очень-то  радостной. Но Савельев понимал, что его присутствие внутри колонии будет сильно усложнять задачу Компании, и был готов на этот раз рискнуть – правда, в том лишь случае, если Наташе удастся договориться с охранником. Вопросы и ответы роились в голове Савельева, кусая друг друга за хвосты, и во всем этом беспорядке появление в комнате не солдата Эдуарда, пришедшего, как было обещано, за ним, а Наташи, было лучиком света в темном царстве.

– Ну как? – вскочил он со стула.

– Долго пришлось объяснять. Он славный малый, но серьезно струхнул за последствия такого должностного преступления, – покачала головой Наташа.

– Значит, дела хреновые, – почесал щеку Савельев.

– Он готов тебя пропустить, – произнесла Наташа. – Только тебе нужно добраться до ворот. Я тебя проведу.

– Ты волшебница, – улыбнулся Савельев.

Они вышли из здания и, озираясь, пошли в сторону обозначенного выхода. На улице было людно – все торопились к своим рабочим местам, и у Савельева и Наташи были шансы кое-где смешаться с потоком бредущих по своим делам людей. Тем не менее, уже в пятидесяти метрах от здания, объявился первый же солдат, положивших косой взгляд на Савельева.

– К черту проводы. Иди на работу. Только быстро объясни мне путь, – Савельев завел Наташу за угол, и она объяснила ему, как добраться до требуемого выхода.

– Только будь осторожен, умоляю, – она поцеловала его в щеку.

– Распространяй информацию как можно быстрее. В этой толпе, – Савельев кивнул на дорогу, – есть все шансы на это.

Наташа уверенно кивнула, и они разошлись.

Солдат определенно заинтересовался передвижениями Савельева, но тому уже было плевать. Уверенно расстегнув кобуру и положив руку на пистолет, он шел, обходя здания и путая, по возможности, свой маршрут для стороннего наблюдателя. Вторая его рука снова присосалась к генератору поля, и он всеми фибрами души ощущал, что на этот раз он ему пригодится. Наверняка солдаты захотят его, по крайней мере, оглушить, да и не факт, что охранник на воротах окажется сговорчивым не только на словах, сказанных Наташе. Шансы на провал виделись огромными и уродливыми, но и сидеть на месте он не мог. Оставалось только бежать.

Еще двое солдат обратили на него внимание, и один из них его окликнул, но Савельев не обратил на него внимания. Пробежал с десяток метров, повернул направо, обнаружил, что прямо за ближайшим двором должен находиться обещанный выход в коридор, ведущий к воротам. Пробежал двор поперек, перепрыгнув через скамейки и снова услышал сзади оклик солдата – на этот  раз приправленный какими-то неразборчивыми ругательствами. Выскочил из двора, увидел вход в короткий тоннель, тут же увидел приближающегося слева солдата и без предупреждения сделал два аккуратных выстрела в голову. Трое очевидцев – колонистов в ужасе побежали прочь, а солдат рухнул замертво, запачкав бетон дороги кровью и мозгом из пробитой насквозь головы. Встроенный глушитель позволили не поднять заметного шума, но это могло помочь совсем ненадолго. Второй солдат выскочил из двора, но и на этот раз Савельев не ощутил желания объясняться, тем более, что у этого оружие было уже на взводе. Еще два выстрела – в руку и в лицо – обрушили солдата наземь, и Савельев, поняв, что дальше ему также везти не может, понесся внутрь тоннеля.

В конце, на освещенной лампами площадке, действительно стоял лишь один охранник, и он встрепенулся, как только увидел Савельева, поднял автомат.

– Стой! Это меня надо пропустить, от Наташи! – вскрикнул Савельев, тем не менее, тоже направив оружие на солдата.

– А ты уверен, что я готов на это пойти? – ухмыльнулся солдат. – Ладно. К черту. Бегом.

Быстро проведя архаичной магнитной картой по сенсору замка, солдат набрал код на маленькой клавиатуре, и после этого ворота медленно открылись.

– Спасибо, – кивнул Савельев.

– Если бы я не был в охеренном долгу перед Наташкой, ты бы уже лежал здесь дохлым, – безразлично пожал плечами охранник.

Савельев натянуто улыбнулся и решил не ждать, пока охранник, которому, возможно, теперь грозила смерть, передумает. Выскочил за ворота.

– Стой, – окликнул его солдат. – Стреляй мне в ногу. Быстро.

Савельев кивнул и осторожно выстрелил солдату выше колена. Тот театрально закричал, сделал несколько выстрелов куда-то вдоль тоннеля и упал, все также театрально корчась от боли. Савельев был поражен тем, насколько сознательным и понимающим мог быть человек, служащий такому идиоту, как Эдуард. Впрочем, в гораздо большей степени его волновало то, что он выбежал на открытую местность, а сзади послышались шумные выстрелы других солдат, очевидно поднятых по тревоге в связи с его побегом.

Он отбежал на несколько десятков метро от ворот и включил свободной рукой навигатор, дабы не рассуждать, в какую сторону ему бежать дальше. Получив четкий вектор на «капсулу смерти», он оглянулся и увидел, что со стороны ворот  на него несутся трое солдат, и намерения их однозначно не миролюбивы. Включил силовое поле и побежал по вектору, выданному компьютером. Заодно он попытался достать коммуникатор, но тут же ощутил легкий удар током – в силовое поле попал первый удачный выстрел. Плюнув на связь до подхода к «капсуле смерти», он пригнулся и побежал дальше. На местности не было ровным счетом ничего, за чем можно было какое-то время отсидеться и открыть огонь по противнику. Солдаты стреляли явно на поражение, но оружие их было довольно хлипким – малокалиберные автоматы были максимумом того, что они могли позволить себе, с учетом производственных мощностей, пока, видимо, не позволявших изготавливать качественное современное оружие. Впрочем, иметь дело с безоружным населением всегда можно и с одним пистолетом, если знать подход.

В поле ударили еще три выстрела, и Савельев ощутил, как стало тяжелее бежать – динамические и тепловые нагрузки на мобильный генератор вообще действовали крайне неблагоприятно, и самым ужасным, что могло случиться, было отключение поля – в этом случае прямо в тело Савельева могли впиться множество пуль, и все было бы кончено за считанные секунды. С другого конца колонии, из других ворот, вышли на местность еще несколько охранников – Савельев не мог разглядеть, сколько их там было, да это и было не столь важно для него. Важным было то, что до «капсулы смерти» оставалось около сотни метров, и он планировал все-таки одолеть их. Он уже видел свой спасительный аппарат – на корпусе были явно заметны повреждения – кто-то из слуг Эдуарда, очевидно, пытался вскрыть «капсулу», либо, по крайней мере, сломать ее, но на время отсутствия пилота капсула довольно плотно закрывалась в районе всех щелей, и варварскими методами, которые, очевидно, применяли взломщики, вскрыть ее не представлялось возможным.

Но кое-что Эдуард, все-таки, присмотрел – когда Савельев был уже в пятидесяти метрах от капсулы, а силовое поле мерцало от попадающих в него выстрелов, и генератор начинал намекать на ослабший заряд, из-за «капсулы» как чертик из коробочки, выскочил высокий солдат и, что-то выкрикнув, выстрелил в Савельева.

Прокляв от всей души тот факт, что при включенном поле нельзя стрелять изнутри – это чревато его разрушением, Савельев быстро, за долю секунды огляделся и обнаружил справа довольно массивное продолговатое углубление в земле – что-то вроде оставленного незаконченным канала, либо результат естественного подъема почвы, – и, недолго думая, понесся к нему. Перед тем, как рухнуть на дно этого довольно неглубокого и ненадежного в качестве укрытия рва, он рывком выключил силовое поле – оставить его включенным и упасть означало совершить сознательное самоубийство.

Высунув рук. Савельев пару раз выстрелил в сторону «капсулы» и услышал громкие ругательства – очевидно, удача не отвернулась от него насовсем. Аккуратно перекатившись на пару метров правее, он высунув голову одновременно с рукой, крепко сжимающей рукоять пистолета. Солдат около «капсулы» поднимался с колена – выстрел угодил в ногу. Савельев решил не терять время, помня о приближающихся со стороны колонии солдатах, и сделала три прицельных выстрела в солдата. Один угодил в лист брони, защищающей грудь и живот воина. Два – в горло и лицо.

В метре от Савельева прошлась автоматная очередь, и он нырнул обратно в ров. Увы, с помощью этой траншеи подобраться к «капсуле» он не мог – не до такой степени ему повезло, и оставалось только надеяться на остатки удачи. Он встал, сделал несколько быстрых выстрелов и одновременно с последним включил генератор поля. Спустя долю секунды после активации щита, перед глазами Савельева вспыхнуло зарево – в поле попали сразу несколько очередей, и управляющий блок генератора застонал, предупреждая, что заряд на исходе. Савельев ринулся к  «капсуле», по дороге судорожно  прикидывая, как успеть выключить поле и зайти в капсулу, при этом не будучи убитым. В правой ноге что-то кольнуло, и он едва не рухнул наземь. Оказалось, один из выстрелов зацепил его ступню, но адреналин не позволили ему понять это сразу. Плюнув на все на свете, он подбежал к «капсуле», выдернул наладонник, сломав при этом поясной кронштейн, нажал на отдельно выведенную кнопку разблокировки и забежал за «капсулу».

По стечению обстоятельств, люк «капсулы» стоял прямо под обстрелом, и, когда он открылся, часть пуль, летевших в сторону Савельева и «капсулы», попала внутрь и отрикошетила от стенок аппарата. Савельев громко выругался, услышал, что стрельба затихла – солдаты уже были рядом, а он стоял за «капсулой», и они были готовы окружить его. Сосчитав до трех, он вскочил на скобу на стенке «капсулы», ощутил, как разряд тока ударил в его тело, прыжком достиг люка, выключил поле и рухнул внутрь «капсулы». Люк закрылся.

Снаружи стучали выстрелы, но шансов, что они могли пробить толстые стенки «капсулы смерти» было немного. Савельев тяжело выдохнул и отшвырнул пистолет. Вытащив коммуникатор, он подключил его к приборной панели «капсулы» и вызвал корабль-разведчик. Пока не пришел ответ, он снял с пояса горячий, как вулканическая лава, генератор поля и швырнул его в контейнер в хладагентом. Тут же ощутил острую боль в левом боку и со стороны правой ноги. Все-таки, он не успел заскочить в люк раньше, чем его достигли выстрелы – кровь уже залила его одежду, вытекая из живота, а в ноге обнаружилось еще одно ранение – немного выше колена. Савельев заорал от боли, которую полноценно ощутил только сейчас, где-то в глубине души поразившись тому, как адреналин и удар электричеством от силового поля могут сглаживать болевые ощущения от ранений.

– Ты че там? Тебя убивают? – взволнованный голос Альфиери прорезался сквозь крик его напарника.

– Да пиздец, – прошипел Савельев. – Короче, сейчас я буду тебе диктовать данные для координации атаки, согласно ситуации.

– Может, ты лучше поднимешься?

– Пасть захлопни, и слушай, – прорычал Савельев.

В течении ближайшей минуты, под аккомпанемент ударов огнестрельного оружия в корпус «капсулы», он разъяснял Альфиери, каким образом следует действовать солдатам Компании. Отсутствие возможности радиолокационной разведки и визуальной оценки состояния колонии могло лишить десант этих данных, а это было недопустимо. Еще за полминуты Савельев рассказал вкратце о том, почему следует начинать штурм прямо сейчас, если у Компании еще есть желание получить заложников не мертвыми и не со вскрытыми черепными коробками. Альфиери подтвердил получение и переправку данных, и связь прервалась.

Савельев активировал панель управления полетом, оценил данные на экране и запустил программу взлета. Ему становилось все хуже, в голове стучало давление, перед глазами начали скакать черные точки, а звуки и вид капсулы начали отдаляться. Запустив двигатель, он услышал, как снаружи послышался дикий, безумный вопль боли. После этого «капсула» загерметизировалась, и звуков снаружи не стало. Реальность в его голове стала размытым пятном, и он ощутил, как теряет сознание. «Капсула» задребезжала, поднялась, попыталась взлететь выше, но что-то пошло не так, и она просто начала скользить вдоль поверхности Кентаврии, не набирая высоту.

– Вот блядский… аппарат… – чуть не плача, сквозь затуманенное сознание пробормотал Савельев. – Ну, и пусть.

«Капсула» пролетела еще около двух сотен метров и начала терять и ту скромную высоту, что набрала. Савельев ощутил удар, но смутно, сквозь пелену надвигающейся, подобно морской волне, бессознательности.

Мир для него исчез.

 

Под высоким потолком медицинского блока было довольно шумно, но Савельева это не волновало. Врач обрабатывал его самую крупную рану – сбоку на животе, –  заканчивая процесс приведения представителя Компании во вменяемое состояние.

Савельев смотрел прямо перед собой, прикидывая шансы на наилучший исход. Шансы виделись довольно скверными. Как и всегда, шансы на худшее оправдывались более охотно, чем на лучшее и желанное. Штурм оказался не столь кровопролитным, сколь мог стать еще сутки спустя, когда всех заложников превратили бы в послушных рабов с перекроенными мозгами. Правда, некоторым уже успели залезть в черепную коробку, но Компания свято обещала все исправить. Эдуард был расстрелян кем-то из солдат с формулировкой «за неповиновение законному требованию армии и Компании». Скверно. С точки зрения формального правосудия, но вполне приемлемо с точки зрения Сергея Савельева. Мирные жители почти не пострадали – лишь пара десятков раненых, и они тоже уже получали помощь в медблоке. Солдат пострадало несколько больше. Многие из них погибли, не достигнув медицинской помощи.

Савельев узнал обо всем этом уже когда процесс был завершен, и по территории колонии Кентаврия прошло официальное объявление о восстановлении правления Компании в лице нового директора и администрации, которых теперь планировалось поддерживать солидной группой военных-контрактников. Самого Савельева вытянули из «капсулы смерти» со значительной потерей крови и остановкой сердца, и вопрос о его жизнеспособности был решен только в медицинском блоке – в былые времена его бы признали погибшим в бою, но современная медицина позволила привести его в кондицию, причем довольно быстро. Корабль десанта, в котором располагался медицинский блок, должен был улететь с Кентаврии, оставив несколько модулей для местной администрации и солдат Компании, уже спустя пару часов, и Савельев попросил оставить его на планете, хотя его состояние пока что не подразумевало прогулок и вообще каких-либо физических нагрузок. Его попросили остаться на борту. Настойчиво попросили, и теперь он тупо сидел и ждал, пока медик закончит окончательную обработку внешней части уже заживленной синтетическими материалами раны. Думал.

– Ну что, герой, – невесть откуда объявился широко улыбающийся Альфиери, – поздравляю с возвращением с того света.

Савельев, ощущая боль во всем теле, пожал протянутую руку так крепко, как смог.

– Какие дела там? – он пространно кивнул вверх.

– Вполне неплохие. Я спустился, чтобы тебя повидать, говорят, тебе противопоказаны физические нагрузки.

– И при этом хотят, чтобы я претерпел взлет, даже с компенсаторами, – пробурчал Савельев.

– Ха-ха, – хлопнул в ладоши Альфиери. – Кстати, тут тебя искали.

– И кто же? – вяло поинтересовался Савельев. – Журналисты?

– Не, на хер журналистов, – ругательства в устах Альфиери звучали крайне забавно. – Какая-то девушка искала, сильно беспокоилась. Она сейчас на борту, но в медблок ее не пропускают, потому что не знают, кто она. Из колонии. Кажется, Наташа.

Савельев улыбнулся и ощутил, как внутри потеплело.

– Пусть ее пропустят. С ней я готов лететь куда угодно.

 

20.07.2013г.