“Концерт для Солиста и бездны звезд” создан в марте 2013 года.
Является одним из центральных эпизодов моей второй книги.
Ее полное название – лого-стихо-изо-музыко-книга “Божественная симфония”.
Содержание и форма книги находятся на стыке поэзии, лого (знака), историографии, музыки, эзотерики, живописи и т.д. Отсюда и название.
Владимир Янке
КОНЦЕРТ ДЛЯ СОЛИСТА И БЕЗДНЫ ЗВЕЗД
(в четырех частях)
Перед вами «Концерт для Солиста и Бездны звезд» неизвестного автора. Концерт слегка мною подредактирован и дополнен IV частью – Финалом (Maestoso).
Maestoso мною взято из моего цикла «Музыка сфер».
Сочинение передал мне Маэстро. Имени автора он не назвал.
Начинается Концерт так:
С этим великим музыкантом – Маэстро,
Я был знаком поверхностно.
Встречались. Разговаривали.
Я читал ему кое-что из своего.
Подарил рукопись первой своей книги,
И начало второй …
I
Andante
(спокойно, не спеша)
Пустое это всё. Пустое.
Игра души, игра ума.
Стихи неясного покроя
И смыслы смутные твои, –
Как по воде круги, круги.
А жизнь, она мудра.
Она …
Он зарядил стакан вина
И вновь продолжил про пустое.
– Она мудра не головою –
Я не про то. Есть Бог и мы,
Неповоротливы, грешны.
Но есть в нас главное, живое,
У Грина помнишь паруса? –
Любовь к мечте. Любовь. Мечта.
Для Бога мы(!) – любовь.
Святое –
Для нас стать Богом. Вот – мечта.
Он взял стакан. И вдруг, с тоскою:
– Ты знаешь, виделся я с Ним.
И замолчал.
Зал не дышал,
Когда он паузу держал
в концертах.
– Он всегда один. Ты понимаешь?
Он(!).
О-дин.
Наедине с великой Бездной.
С Пустотою?
И вот, с какой-то гопотою, как я …
Он, в общем, звал меня.
Туда.
Я поиграл Ему. Себя,
Потом великих, и такое,
Что лишь на бис, когда в настрое.
Игралось так, как никогда.
Угар. Экстаз. Разрыв с душою.
Потом удар … и глухота.
Теперь я – Бездна (хм).
Пус-то-та.
Не принял приглашенье я.
Он приходил ко мне весною,
Теперь – зима. Зима. Зима.
Согреться бы. Давай, вина? …
О чем я?
Да, зима … Во мне,
В душе моей, в моей игре.
Мы были с ним наедине,
Мы были, вот как я с тобою.
И до сих пор я слышу – Мастер,
Ты приглашен, твое участье,
В твоих руках. Подумай, Мастер.
Лишь ты и звезды – бездны звезд,
Лишь ты и Бездна – Бездна бездн.
Вот твой оркестр. Ты – солист,
Вне сцены, публики, кулис.
В последний век, а может, два,
Заметил я – чуть-чуть, слегка
Порой фальшивит мирозданье
В космическом своем звучанье.
Им нужен Мастер. Бог. Артист.
Кто поведет оркестр – Солист.
Не принял предложенье я.
А публику
Моя игра с тех пор смущает,
А если точным быть – пугает,
Когда дыханье ледяное
За рядом ряд глухой волною
Зал накрывает. Знаешь в ком? –
Тут можно тронуться умом, –
В Шопене. Представляешь ты? –
Шопен и Бездна бездн. Следы
Той встречи,
Той игры Ему.
– Ты извини, я не пойму,
Но почему ты отказался? –
Солист, оркестр, – я смешался.
Он усмехнулся. Блекло. Тускло.
– Я жизнь люблю! – вздохнул он грустно.
Я ошарашено смотрел
На мэтра, что не захотел стать Богом.
Прошло лет пять, а может шесть,
И мэтр напомнил, что он – Есть!
Однажды, раннею весною
Я получил письмо. Скупое.
И испытал немалый шок,
Хотя всего-то – пара строк.
– Пустое все. Поверь, пустое –
Игра души, игра ума.
Я показал твои стихи,
И смыслы смутные твои
Ему.
Читает. Хмурится. Сопит.
То ли доволен. То ль сердит.
Но мне тут сердце напевает,
Что скоро свидимся. Ломает?
Пугает, брат? Вот-вот, ломает!
К письму приложен микрочип.
В нем опыт, запись, в общем, клип.
Будь осторожен!!!
Я открыл.
В раскрытьи крыл сухая надпись:
Опыт настройки Мироздания.
Концерт для Солиста с Бездной звезд
и Бездной бездн
Я дрогнул.
Переждал.
Включил.
Не жил я.
Ни-ко-гда-не-жил.
Тоска …
– Лишь ты и звезды – бездны звезд –
– Лишь ты и Бездна – Бездна бездн –
И накатило. Я поплыл.
Упал.
Сиянье.
Темнота.
Сиянье.
Го-ло-са.
Открыл глаза.
В дверях стоял Маэстро,
Рядом с ним
Тот, кто всегда один.
И словно замыкая круг,
Я почему-то вспомнил, вдруг:
– Он приходил ко мне весною,
Теперь – зима. Зима. Зима.
Согреться бы. Давай, вина? …
А впрочем, это все – пустое.
Стоят два Бога предо мною,
Я ж, как дурак, валяюсь.
Млея, Лежу молчком.
На них глазею.
Так встретился я с Ним,
С тем,
Кто всегда один.
Наедине
С великой Бездной.
С Пустотою?
II
Con moto
(с движением, подвижно)
Весна смеялась и звала, и мне смеялось –
Нас согревает иногда такая малость.
Бывают вещи посильней, но пробирает,
Вдруг, паутинка, соловей, сирень …
Бывает.
Шел месяц март – гулень, капель.
Жизнь просыпалась,
Любилась жизнь, войдя в азарт,
И мне случалось …
Удар оркестра был, как гонг – Пора!
Начало?
Качнулся маятник времен.
Был март. Смеркалось.
Опыт настройки Мироздания.
Концерт для Солиста с Бездной звезд
и Бездной бездн
Накрыло разом. Целиком. Пространство смяло,
И раскрутило в глубину, где всё сияло,
Играло тысячью огней, где всё бежало,
Сближалось, разбегалось вновь, где всё звучало.
Звучало тут, звучало там, звучало всюду,
Но, если вслушаться, то – хм, одни этюды?
Как будто гений сотворил фрагменты чуда
И, вдруг, внезапно, отложил этюдов груду.
Но был восторг и звонкий шок – звучала Вечность!
Какие, к черту, тут слова про безупречность.
И тут же вспомнил я –
… В последний век, а может, два,
Заметил я – чуть-чуть, слегка
Порой фальшивит мирозданье
В космическом своем звучанье.
Им нужен Мастер. Бог. Артист.
Кто поведет оркестр – Солист …
И был аккорд, и был другой,
И мощь оркестра
Из Бездны звезд и Бездны бездн.
И был Маэстро.
Звучал пунктирно он, штришком, но хлестко, страстно,
Он рвал, кромсал этюдов ткань.
Он был опасным.
Мотало Вечность от тычков, Sforzando*, страсти,
А он смеялся и хмелел, шалел от счастья.
А он кроил,
кроил,
кроил …
Он длил камланье,
И, вдруг, в мгновенье, разом сшил ткань Мирозданья.
И стало тихо.
Мэтр играл вполне бесстрастно,
Оркестр тянулся вслед за ним – прозрачный, ясный,
И тот первичный диссонанс этюдов груды
Обрел гармонию, массив, и свойства чуда.
Был полновесным, мощным гул планет, галактик,
И мэтр уже не вел, следил,
– стратег и тактик, –
Оркестр шел чуть впереди, за ним Маэстро,
И был величественным звук, но темп был – Presto**.
А мэтр всё чаще отпускал оркестр на волю:
Он сделал дело – расписал места и роли.
Мэтр полномочия сдавал.
Он в ре-мажоре
Оркестр вывел на финал,
И, вдруг,
Пришпорил.
И был аккорд, И был другой,
И мощь оркестра
Из Бездны звезд и Бездны бездн,
И был Маэстро.
Он не играл …
И на душе
Так
было
пусто …
Он понимал, кем, в общем, стал,
Но
было
грустно …
Весна шаталась по дворам,
Всё пробуждалось,
Одним, страдалось по углам,
Другим – мечталось.
Качало маятник времен на курсах встречных,
И был высокий смысл в том,
Что – март …
И – Вечность.
III
Adagio
(медленно, спокойно)
И будет где-то встреча, и смутных слов томленье,
Парижские размолвки, и слезы невзначай,
И вальсы,
вальсы,
вальсы –
Шопеново круженье,
Жорж Санд, и нервность речи, и горькое –
Прощай!
Маэстро улыбнулся.
– Пожалуй, Мастер, стих твой удался,
Ты ухватил то, главное, в своем Шопене,
Точнее, в вальсовом его круженье,
Что вдохновляет и меня.
Маэстро, вновь по памяти прочел –
А где-то всё печально, и поцелуй прощальный,
И ангел в изголовье потерянно сидит,
И звезды,
звезды,
звезды –
Пасхальны ли?
Нахальны?
Шопеново плетенье кружит,
кружит,
кружит.
– А ведь точно, Мастер, очень точно!
Да, у Шопена, так оно и есть.
Он в Вальсах, словно голову терял.
… кружит,
кружит,
кружит …
Он в них, как в омут с головой нырял,
И доходил в своих плетения-круженьях
До сумрачных экстазов, до видений.
В них жизнь и смерть – кружат, кружат, кружат,
Обнявшись крепко, – счастье-горе ворожат.
Шопен был в Вальсах, безусловно, гений.
Я их не раз играл со сцены,
Так что со знаньем дела говорю.
Играл, я, кстати, и Ему при первой встрече.
К чему я это всё?
К тому, что там, где я играл … – ну, помнишь, с Мирозданьем? –
Долины я встречал.
Они, как миражи: то, вроде, есть, то, вроде, нет.
Картинка так размытостью сильна,
Что,
Вдруг, – видна,
Вдруг, – не видна.
В долинах – рощицы, луга,
Река, бегущая века,
Плывут строенья над рекой.
Над всем – щемящий, левитановский покой.
Хотя.
Он все же, все же …
Там покой – иной.
Он – просветлённей, что ли?
Он, как бы точней, – святой?
Нет, вот: он – окончательный!
Надмирный там покой.
И это всё кружит, дрожит, как в полусне.
Вот в этом сне, легла тропинка прямо мне
К ногам.
Вела она в красивое, зеленое ущелье,
Где хорошо жить в тихой келье
И сочинять про то, что без греха.
Кружась, вальсируя слегка,
Тропинка, словно зазывала,
И тут же разом открывала – к кому.
Признаться должен, что тогда меня прошибло.
Был указатель, и на нем,
Как тема тем, как сцена сцен играла надпись:
– Frederik Chopin –
Звала тропинка, приглашала.
Я не рискнул. Вдруг оробел.
Не свойственно, ты знаешь, это мне.
Но тут.
Но тут.
Но тут.
Я, в общем, не посмел нарушить гения покой.
Потом я горько сожалел, но это ведь – потом.
Долины той я больше не встречал,
Хотя, искал, ох, как же я искал.
Я, как-то, рассказал Ему про рощицы, долины, про Шопена,
С намеком на вопрос – не грезы ль это?
Не игра ль воображенья?
– Твоя игра – Настройка Мирозданья – игра воображенья? – спросил Он.
А мы с тобой?
Он помолчал.
– Шопен, однажды, c вальсовым круженьем
Солистом был в Настройке Мирозданья.
Разладилось звучанье-сопряженье
Созвездья Девы и Сатурнова кольца.
Шопен тогда изящно разрешил свою задачу.
Он закружил в созвездии Стрельца созвездье Девы,
И кружева их вальсова плетенья
Набросил на Кольцо, сняв напряженье,
Грозившее коллапсом всей Вселенной.
Я был в восторге от решения Шопена.
Он, несомненно, несомненно, гений!
Тогда, приятель твой, – поэт,
Не зная про созвездья и проблемы,
Тот ритм и подхватил –
И звезды, звезды, звезды –
Пасхальны ли?
Нахальны?
Шопеново плетенье кружит,
кружит,
кружит.
Он слышит звезды, приятель твой.
И потому, он нужен мне.
Надеюсь, я ответил на твой вопрос про рощицы, долины, про Шопена.
Тогда я понял мало что, но промолчал.
А Он задумчиво смотрел куда-то сквозь меня,
Про что-то там своё легонько головой кивал.
И докивался.
Я влепил:
– А Дмитрий Шостакович был когда-нибудь в Игре?
Когда-нибудь он вёл оркестр Бездны бездн к гармонии?
Сшивал ткань Мирозданья?
Он головой-то покачал, но все ж ответил.
– Ты сам встречал у Шостаковича Покой и Тишину?
Гармонию и Соразмерность жизни? А Согласье?
Взгляни, во-он – темное пятно,
Да нет, не там, за той второй галактикой – его работа.
Светлеет пятнышко. Второй уж век светлеет.
Там ранее была, сжиравшая Вселенную,
Прожорливая Черная дыра.
Он разорвал её дичайшим напряженьем звука,
Едва не погубив окрестности. Но это, ведь, – едва!
Он замолчал.
Я больше спрашивать не стал.
Хотя хотелось. Как же мне хотелось
Спросить про Моцарта, Бетховена.
А Бах,
Вивальди,
Брамс …
Про многих,
Очень многих хотелось расспросить.
Теперь-то что уж сожалеть, скулить, да раны бередить.
Но суть я понял: про рощи, про долины.
Про – тебя!
Ты слышишь звезды.
Потому, ты нужен звездам и Ему.
И, значит, призовут.
Готов будь ко всему.
И знай,
Настройка Мирозданья отнимает всё!
Играть здесь – на Земле,
Я больше не могу.
Моё искусство убивает!
Здесь рукопись обрывается.
IV
Maestoso
(величественно, торжественно, возвышенно)
Звезды – завораживают. Звезды – при-вораживают,
Будоражат души нам звездные ветра.
Звезды нас – приваживают. Нас облагораживает
Звездная, великая, вечная игра.
Нас в партер усаживают, по плечу поглаживают,
Это – мироздание, вечность, господа!
Дирижер похаживает, инструменты слаживает,
Чтобы в вечной музыке слаженность была.
И гудит Вселенная музыкой отменною,
Сразу во все стороны звездная она.
Голоса – бесценные, имена – богемные,
На язык попробуйте – Марс, Венера.
А?
Нам поет Вселенная песни иноземные,
Песни инозвездные – звездный дождь!
Ах, да – где-то там, бесценный мой,
Где-то там, нетленный мой,
На вираж зашла крутой и твоя звезда…
Звезды – завораживают. Звезды – при-вораживают,
Будоражат души нам звездные ветра.
Нас облагораживает, нас о-бес-кураживает
Звездная, великая, вечная игра.
Дирижер похаживает, сцену прихорашивает,
Значит, продолжается звездная игра,
Только выпроваживают нас.
Притом не спрашивают,
Просто где-то кто-то
Там
Сделал ход – Е-2 …
Е-4?
Sforzando* – острый, резкий акцент.
Presto** – быстро.
