Владимир Курносов. Эпизод 2-3 с файлом “Душа”

(Файл, хапнутый из папки «Выхино – Железнодорожный»).
Езжу трассой Венечки: Москва – Петушки. На стоянке Выхино седлаю автобус и трясусь до подмосковного Железнодорожного. Опять в пути, пути параллельному ерофеевскому Венечке.
Ещё тем знаменателен мой отрезок пути до заработка, что, со слов клиентов, некогда станция Железнодорожный называлась Обираловка. Именно на ней Анна Каренина разрушила узилище своих проблем, с неё прибыла в школьную программу бронепоездом: во всеоружии аристократических духовных проблем, снаряжённая пудами морально – этических предрассудков и ненасытной жаждой совокупления по собственному хотению изобретательного гения. Как она гвоздила толстовским снайперским ясным словом и учебной программой рабоче-крестьянских недорослей, вымогающих грамотность у учителей гладким поведением!
«И зачем он её так неправильно задавил?» – риторический вопрос. Хотел и задавил, значит, так надо – школьникам урок. Спаси нас, Кто-нибудь, от кровожадных сих! Хм, ха-ха, хм…
(Пояснение для диалога: Нет, я не чтобы какой-то особый пацифист – Куда мне до графа! – но так осточертели безнаказанные телевизионные продюссеры, складирующие трупы штабелями на экране, что у меня развилась гипертрофированная жалость ко всем без исключения персонажам, гибнущим от авторов своих – безотносительно к мотивациям. Толстой бы меня понял. И в нашем времени не стал бы “мочить” своих героев ни “в сортире”, ни в поездах. А тем более кого-то опрокидывать под них.)
Продолжим.
Сейчас славнее, несомненно, Выхино. Там, на выходе из тоннеля перехода, что под линией надземного метро, стоят милые женщины, каких немало где ещё найдётся по Москве. Они принимают заказы на… – выглядит довольно двусмысленно, особенно для находящихся под прессом сериалов и детективных, иже дефективных, романо-читалок. Впрочем, судите сами:
«Принимаем заказы» – и у ног траурная мраморная табличка с фото, на которых миловидные средних лет женские лица. Приманка оперативников уголовки на женоненавистников? Чёрный юмор агентства мокрашников? Колоритно!
А цены на продукты по цене тары, в которой их привезли? А цены на лёд, равные ценам замороженной в них снеди? А козье молоко со вкусом коровьего? А разносолы – в разы бесценней, чем в других местах? Это вам пособлазнительней пушкинско–онегинского стола с ростбифом сыроватым.
***
Эпизод 3.
Папка с файлом «Душа».
«Душа-это сублимация всех неосознанных стремлений. Можно добавить для экспрессии ещё и – неосуществлённых, но будет длинно, и субъективность потребует целого эссе. А мне не до того. У меня, только и всего, утреннее пробуждение».
Вот так я просыпаюсь! Открыл глаз, нащупал ноут и зарисовал себя в тезисе.
Это всё Сон – сподобился опять оживить.
Я – Дали эпистолярный. Нет, без амикошонства, метод применил. Сам к себе, чтоб не потеряться совсем в приступах дикого одиночества и не бормотать на улицах во всеуслышание. Отправляю эпистолы спросонья: для ориентации в пустоте окружающего пространства и для ясности прочтения своего пути. Это, порой, – спасительное упражнение. Такой вот тренажёр бестолковый у меня. Никакого действия и прогресса за ним, но хотя бы фиксация. Результат? Четвёртый год я справляю своё пятидесятилетие и ещё жив. Чем не результат! – стабильность мироощущения, рондо без летальности. Впору патентовать метод.
Но – вернёмся к нашим баранам.
Этап последнего похмелья: очередное явление во сне.
На вечернем проспекте широком, с яркими упорядоченными фонарями и старыми, тенистыми в их неоновом свете деревьями без названий, под одним из них, стоит деревянный павильончик. Мимо – шествуя, бредя или торопливо – живёт толпа граждан. А на асфальте перед павильончиком, среди жизни, лежит грузноватый пожилой мужчина то ли стриженый, то ли лысый в дорогом костюме и галстуке. О состоятельности господина мысль приходит позже. Озвучивание и осознание в явлении следуют за видеорядом и синхронизируются запоздало в кадре – за тоненьким, будто сюсюкающем, то ли шепелявящем, но требовательным, почти детским голоском.
Вот, не достать же мне его из башки под описание!
И голосок громок: – Да помогите же кто-нибудь человеку, люди!
Но граждане идут, обходя препятствие и не слыша требовательной просьбы. И не видят, откуда исходит голосок. И только я, бесплотно парящий среди толпы, вдруг нахожу взглядом маленького, щегольски стриженного йорк-терьера.
Существо собачьего происхождения сидит на ступеньках вагончика–павильончика, подсвеченное сзади льющимся из двери желтовато-зеленоватым светом разноцветных электрических свечей. И Йорк вопит своими крупно-смородиновыми глазками, горящими страстью изнутри и глянцующими в свете неоновых фонарей.
– Помогите, помогите ему, – подскуливая, вторит себе просительно.
И вдруг, по смешению толпы, я вижу, что голос услышали сразу все. Не видя инициатора, не разглядывая его как я, от некоего замешательства переходящий непроизвольно из парящего фантома в телесное воплощение, прохожие окружают господина и стремятся оказать помощь или услуги. Некоторые начинают искать ребёнка, который позвал на помощь. Кто-то даже гладит по голове оказавшегося поблизости малыша, принимая его за маленького кликушу. Ну а я за исчезнувшей в двери собачонкой проследовал в «её будку».
Вид окружающего интерьера представлял собой рабочий вагончик, исполненный в стиле, показываемом в кино про жизнь цирковых передвижек: некая пёстренькая желтовато-коричневая драпировочка по внутреннему каркасу стен, вдоль стенок столики, стульчики, диванчики, телевизор в дальнем от двери углу, работающий с выключенным звуком. Всё опрятно.
Две девушки, хозяйки и две крошки йорк-терьеров занимались своими делами. Недавняя спасательница, как ни в чём не бывало, заскочила на ближний от двери диван и стала посматривать на стоящую к нам спиной брюнеточку.
Вторая девушка читала вслух книжку своей в бантике подружке и показывала что-то на странице. Та, мельком зыркнув на меня, вернулась к процессу и уставилась, куда ей указывала читающая. Брюнетка, оборотясь ко мне, приветливо, как мне показалось, улыбнулась. В ответ на мой немой вопрос произнесла утвердительно:
– А, это вы.
Как будто она меня знавала!
– Просто мы учим их читать и быть людьми.
– А ещё и говорить… – с идиотской иронией, многозначительно и туповато констатировал я.
– А разве люди не разговаривают? – опять отвлеклась на меня крошка от книжки.
В интонации вопроса прослушивалось неудовольствие от того, что разговоры ей мешают и прерывают приятное занятие.
Моё появление ни кого и ни к чему не обязывало, не отрицалось, «проходило в рабочем порядке». Внутренние ощущения в ответ шептали: – Спасибо, что не выгнали.
Не успевая следить за уже исчезающим сном, я наспех подумал, что здесь вряд ли уместны были бы мои, – опять и вдруг! – появившиеся сравнения для чувства одиночества. На этот раз оно сопоставлялось с хождениями Данте по кругам Ада с завязанным ртом. Одиночеству в этой атмосфере не было бы оправдания.
И тут я проснулся.
Проснулся внезапно счастливый.
***
Никто не комментирует.

Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Ответьте на вопрос: * Лимит времени истёк. Пожалуйста, перезагрузите CAPTCHA.