Владимир Курносов. «Свобода»

Цикл: «Из тысячи и одного сомнения».

Этюд от воспоминаний, как Оно начиналось…

– Цена свободы, цена свободы …  – он твердил, украдкой выбежав на балкон, затравлено, но сдерживая панику, огляделся: зимний холод серого бетона, зимний холод люминесцентного света гигантских тротуарных фонарей, снег, падающий … – «Как обстрел снежками на ветру… сбиваемый лучом надзирающего за стройкой фонаря…» – мозг языкастый в эти пятнадцать минут такой близкой опасности бесперебойно всё молотил и молотил… Сердце  – «стукатило»… «Стукактило» «этот мозг» и отредактировал: «Не «стучит», не «бухает», не «на волю рвётся», а именно что – стукатит. Вот так и только! Как будто мотор на холостом ходу, пытаясь не заглохнуть и разогреться». – «Вот так, вот так…» – болтливый его ритм сопровождал  беглеца, и он начал повторять ему послушно. Шаг, поворот головы, что-то попавшее в обзор, лишнее… – вот так, вот так.

Рука, в который раз, дёрнулась к карману штанины зимнего камуфляжного комбинезона, проникла в дырку и оттуда ещё в один карман – полтинник был на месте.

– Это ещё одна цена свободы, – перебивая неумолчную болтовню психующего сознания, он сам сказал себе и усмехнулся в общую темноту ночи.

Последнюю неделю, нет, все эти десять дней, каждый его молчаливый шаг сопровождал комментирующий голос. Теперь он вовсе себе волю взял. Руки, ноги выполняли главную команду – уцелеть и выбраться живым, а он, этот голос, как будто вопреки ему, – угрюмо молчаливому, сжавшему зубы, скалящемуся от ненависти к улыбкам, – ликовал.

Он поплотнее захлопнул дверь, увидя рядом проникший за ним луч, и ещё раз осмотрелся. Впопыхах ему казалось самым осторожным, спуститься с этого восьмого этажа по лестнице башенного крана. Только сейчас – имея все эти дни его по соседству! – он его повнимательнее рассмотрел. Всё время не обращая внимания на окружающее, на этот разгульный беспредел, он смотрел больше в бетонный пол, за который обещали денег… До крана добраться, конечно же, не стоило и мечтать.

«Нужно искать другой путь отхода». Он быстро пробежал по балкону до перегородки, отделяющей этот балкон от балкона  в другой подъезд.

Спускаться своим подъездом не было смысла, они пошли будить «своих» на нижние этажи. Там могли его увидеть если не сама тройка добровольных, «бухих» «гонцов», то бригадир или праздношатающиеся в подпитии друзья бригадира. У того вся бригада, за исключением лишь самого беглеца, были, кто вольно, кто невольно, всё одно – в «друзьях». Тем более теперь, когда в бригаде на слуху, что он не пил все эти дни и у него есть на две бутылки деньги. Литр водяры! С недельного «бодуна!!

«Перед смертью цена свободы – жизнь». – Закончил мозг своё кружение. И, поменяв тональность, зашептал провокационно – перед обледенелыми перилами.

– Хочешь–не хочешь, а – тебе тикать… Иначе – знаешь сам, но об этом лучше сейчас не думать. Дерзай, в детстве лазил, на девятом этаже…

– Ну да, соседке открывать квартиру помогал. Ну! – ввязался он в перетолки.

– Да то было летом… соседка молодая и игривая с взрослым пацаном. А сейчас дома ждёт жена за тыщу вёрст, хоть и без денег, но относительно живого. – Он сам роль мозга на себя взял и волей диктовал, и шутке находил корявое место.

С последнего аванса , семь дней назад, бригада не досчиталась пацана. Пацан упал с этажей на вон те самые торчащие из бетона прутья арматуры. Кто последним ударом в пьяном избиении уронил того через перила на штакетник арматурин? Ответить круговая порука сообщества бетонщиков не соизволила.

После происшествия он спал на месте паренька, и те, угрожая ему, намекнули, что теперь его черёд… Он видел, как уходил со стройки не известно куда отец того «беглеца». Милиция не стала разбираться и тому сказали, что, мол, должен был сам получше за сынком смотреть. На стройке мало ли чего бывает? Спросить-то не с кого… Кого теперь винить?

Винить некого. Земляк – отец и сын были с ним из одного города, и эти ему прямо сказали, что теперь его, липецкого, следующего, черёд – был сам виноват, что приехал на заработки в Москву.

Сам дома в нищете не усидел, сам с отцом что-то последнее продал, чтобы собрать на дорогу денег, сам теперь в каком-то морге московском сам лежит…

Или уже не сам? Или уже ему другие внимание и силы уделили?

– Вот и ты сам – не мешкай, полезай или толпой деньги последние отнимут и скинут. – зудело. – Они сейчас при кураже, разгорячились прошлою удачей, бахвалятся , связанные каторжным узлом, хорохорятся друг перед другом, пьют со страха. И, как в прошлый аванс, – мутные красные глаза, и снова не хватает им «догнаться». Хором всё пропили с еженедельного пособия. И даже то, что напромышляли: отняли у кого-то в переходе метро, у пьяного украли… За тобой «должок» остался: ты не выпил, ты не «подписался», ты им всем – чужой. И у тебя «заныканы» деньжата. «На том свете доказывать будешь, что не должен здесь ни одному», – «голосовал» вырвавшийся на свободу Голос, когда он ступил на заснеженный балкон, соскочив с перил обледенелых. Он перевесился обратно за своей громоздкой, хозяйственной, «челночной», клетчатой, клеёнчатой сумкой и по внезапному наитию решил: «Быстрее будет, если её просто сбросить». И сумка полетела с этажа. Удачно! Свалилась между подъездами на плиты. Чёрное на белом – что там, сразу и не разберёшь. Теперь быстрей её догнать!

Он ломанулся в ближайшую дверь. Оказалась заколочена. Не психуя, но ещё быстрей он добежал до следующей. То же! Сволочь! Куда? “Колотить, ломать? Шуметь? Нельзя. Геройствовать не перед кем, давай”…

Он стиснул зубы и в мешковатом своём, отнюдь, не альпинистском снаряжении перелез через перила и полез на нижний балкон. Мозгу объяснял, кряхтя натужно: – Не мальчик – сорок пять, положено кряхтеть, сопеть, сморкаться от простуды и … стремглав сбегать по этажам – на свободу! В другой раз будешь знать, как с бывшими уголовниками, ставшими на путь исправления на стройке водки не распить, как ездить в Златоглавую по приглашению в газете, без регистрации и с налогов рубль у государства воровать…

Читайте журнал «Новая Литература»

“Подельники”-то знали, что все мы ныне – воры! Наученные “зоной”, “понятиями”, они этого не могли не знать, а ты от общей доли морду всё воротишь! Ну, получи, фраерок, – беги!”

На “седьмой” спустился благополучно. “Дверь?” – Дверь была открыта. Он внутри себя сдержанно – не время было самодовольству предаваться! – возликовал. И на слегка подкашивающихся от пережитого испытания ногах заскакал через ступеньку вниз, вниз, вниз… Его ничего больше не отвлекало. Он выбежал на заваленное свежим снежком подъездное крыльцо. Вокруг никого. Через строительные завалы и сугробы, проваливаясь по колено, он добрался до сброшенного скарба.

С виду с сумкой было всё в порядке. Осталось покинуть территорию. «Ха!» – лазеек он знал штук пять.

«И всё! Свобода!»

Сверху, с его этажа, кто-то что-то матерно орал. Он не анализировал кто-что, заметят-не заметят. Он не мешкал. Через отогнутый лист жести окружающего стройку забора он выволок свой баул и прислонился к загородке «резервации для гастарбайтеров», как они и местные стройку называли между собой, мокрой от холодного пота спиной.

Подумал: «Простыть бы не хватало! Шевелись же, шевелись».

Пустое ночное шоссе простиралось антрацитовым мерцающим полотном. Спало. Обещало – безрадостное ночное приключение.

Он заприметил одинокую милицейскую машину, движущуюся по направлению к нему и, сам от себя того не ожидая, пошёл на встречу ей, размахивая, тормозя её рукой, как такси. «Такси» притормозило. Неторопливо открылась дверь и показалось молодое лицо старшего лейтенанта:

– Что такое? – сонно и лениво спросило сонное, ленивое полномочное лицо. – Чего гуляем? Ну у тебя, земляк и вид! Ты со стройки сбежал что ли, Недоразумение? – Шутник хохотнул.

– Подхалтурить не хотите? Там пьяный сброд колобродит. Насилу ноги утянул.

– Хорошо, что утянул. Вас таких «подснежников» только собирай весной вдоль МКАДа или за строительной оградой. – Из-за руля ожившим комментарием протянул второй.

Мент, что был на виду, спросил: – А кто нас туда пустит? Там своя охрана. Нас к стройкам не подпускают за версту. С них – тамошних начальников, паханов ваших, куда покруче наших звёздочек… – мент в не проснувшейся велеречивости запутался. – Короче, есть кому навар снимать.

Рассказывать им ночью, что охрана эта – она охрана только от них самих? Бесправна перед их хозяевами, хозяевами жизни и только вымогает с рабочих на бутылку за выход тех со стройки за пузырьком-другим?

Нет, не хотелось. Или сразу расхотелось?

 

– А может подвезёте?

– Деньги есть? – спросил тот – из-за руля.

Он отрицательно мотнул головой.

– Куда? В обезьянник? Свобода надоела? – теперь комментировал “недоразумение” второй.

– Э, нет.  Я здесь всего лишь пять минут. Мне бы к брату двоюродному, на Новые Черёмушки.

– Тогда гуляй, покуда не загребли.

– Что, совсем пустой? И денег на обратную дорогу домой нет? Ну ты, мужик, попал! Вали быстрей к брату, не бомжуй – замёрзнешь. Пиши письмо жене, чтоб денег высылала или звони кому.

– Полтинник, – промямлил он, робея от перспектив, хотя и сам всё себе уже напредставлял.

– Не густо. Даже бомж московский с тебя последнего полтинника не возьмёт. Такой у нас тут, братан, народ оседлый, не чета вам залётным, погнавшимся за московским рубальком.

– Ты бакс-то в глаза видел, мудила? – спросил толи сочувственным толи презрительным голосом второй. Нет, скорее – скучным. – Ну, бывай, гастарбайтер.  Проваливай из Москвы пока живой. А то подснежником зацветёшь весной. Сколько вас таких удобряет Подмосковье за кольцевою.

– Гастарбайтеры, вашу мать! – себе сочувствуя за что-то, подхватил напутствие первый «старшой». – И днём нашим на глаза не попадайся! Да ещё в таком виде. А то так подвезут! Переоденься и шагай. – Мент махнул в правильном направлении рукой. – Тут всего несколько станций метро по прямой, к утру успеешь. – Оба дружно хохотнули. Похоже, остановка на пути следования куда-то до пиццерии ( водитель успел про пиццерию между делом старшому упомянуть) их взбодрила.

– Спасибо.

 

Хлопнула закрывающаяся, и  отсекающая его от их жизни, дверь. Машина стражей удаляясь, задымила. Не далеко. Через сплошную двойную полосу развернулась в обратном, ранее посоветованном направлении движения к брату, и укатила.

– …

Он был опять свободен. Второй раз за ночь. Он погуляет «вором» по московским тротуарам, он «погуляет» от метро до метро… до утра… Хотел свободы? Так давай – «гуляй»! За  — Можешь «свободно» сам зайти в круглосуточный вагончик, купить у узбека продавца за тридцать рублей дагестанской «палёнки» и, не делясь ни с кем, отпраздновать, что жив… и временно свободен… пока есть полтинник мошонкой измятый!

Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Ответьте на вопрос: * Лимит времени истёк. Пожалуйста, перезагрузите CAPTCHA.