Попытка не с того начать с законными и, следовательно, непредсказуемыми последствиями.

Просидел Иванушка дурачок на печи очередные 33года, а ни пиара не высидел, ни спонсора. Совсем без СМИ и подвигов героем эпоса  устал становиться, а чем же по новому сроку заняться так и не решил. Раньше бывало, за щукой якобы съездил и невесту привёз – Быль с иллюстрациями; из лужи напился, козлёночком стал, и вот он – всем пример, сказ тебе и мультфильмы. Всё, по мановению волшебной палочки, складывалось: репутация, позиционирование, былины, сказки. Ан возьми,  да и почувствовал, да возомнил себя Ильёй Муромцем, как на грех. Вот дурачина-то, простофиля. Время тикает, песочек сыпется, а толку как не было, так и нет. И не гнетёт креатив-лихоманка. Где ты, быль новая. Впору взвыть. И взвыл. Да непросто, а так, что самому чуть тошно не сделалось.  И понеслось.

Стукнул Иван себя кулаком в грудь и стал не таков. Уж его близкие усмирять пытались: – Да куда ты растопырился, ей богу? Двадцать первый век на дворе. Портки, душегрейку обновить сначала бы надо.

– Замолчи, дура. Сеструха, блин, Алёнушка. Чего разворчалась? – огрызался по-волчьи несмышлёнышем 14летним, пубертатным.

– Сам знаю. А ты чо, старый пень уставился? Заткнись. Быть, по-моему!

– К-к-как ты с дедом разговариваешь? Чему быть-то?

– А, до фени: чему быть, того не миновать.

– Ну-ну…

– Му-му! Сам сказал: двадцать первый Век. Телевизор свой плазменный вместо зеркала спялил весь, врубайся! Пойду демонстрировать или митинг учиню, свободы хочется. Свободы!

– Так ты куда? Али задница умаялась, али хребет заломило?

– Зубы зудят! – невежливый ответ. – А куда?..- раздумчиво почесав затылок, пропел детина, – так как по жизни повелось, ясен пень: сначала к магам, потом на общение с Галактикой или подвиг найду на свою … долю, как заведено испокон.

– С Га-лак-тикой,… а сам всё – пень да пень. Как пень, что ль будешь с ней знакомиться?

– Маги подскажут, не бойся.

– Да какая муха тебя укусила? Чего вычитал нечайно?

– Вам всё бы чаи гонять, не «нечайно» и не нечаянно- норовисто попрекнул Деда пристрастием пристрастный                                       внучок.

– И мух-то нет, Дед!- встряла  Алёнка. – Всё кондиционируется, фортки закрыты, жара за окном вон какая.

Дед: – Тогда, это он, небось, в холодильничек от печки наведался, опять не оттуда напился, не того.

– Да он же жопу не поднимал, подай ему всё да принеси.

– Ты меня с Иванушкой своим не путай! Б-б-б-лизнец, твою мать, однофамилец по имени. Рога бы ему поотшибать.

– Ты и на мать-сироту неведомую, походя, огрызаешься уже! – возопил дед.

– И рогов от козлёночка не осталось, – в тон с дедом проунисонила девка. – Всё атрофировалось с умишком враз.   Рога и те не прижились, братец.

Дед: – Да наживёт, долго ли. Пусть так похолостякует ещё.

– Дык, который век-то всё шляется по сказкам с печкой под попой порожняком, вхолостую. То братец ухарь – всех баб с принцессами допрежь гребёт.

Дед: -Так по-нонешнему периоду шибко стрёмно жениться, смежный пол подукрепился: слабость силой пройдошистой, сексуальностью дутой, равновеликой до мужланства, пивом, опять-таки, налилась.

Дед двинул вскользь взглядом по Алёнке. Та дёрнулась от сглаза колючего. Т. е., конечно же, которого не было, но мог бы и … Разинула, было, девка рот, да Иван встрял.

– Да чего ты орёшь! – будто сбил на лету,  ранил в  нерождённую песню, как прервал незачатую беременность.

–  Я же за вас, за всех, за Россию-Матушку пострадать хочу. Пора пришла. 2012 год зимой. Пора сани готовить – лето же, летo УЖЕ!

– И чего? – Это дед.

– Ну и … а-а-а, – проинтуичила сестра.

– И – а – а, Й-и-а, – передразнил брат. – А сама брата-богатыря лечить… К чему пустые нападки на брата?

Вот так, будто невпопад, будто из бытовых дрязг опять и сладился Иван-богатырь-Свет Ясный-да-не-Муромец, как в славные тореро любят величаться.  И пока непонятно зачем. Где ж корриду искать?

Однако сразу отчётливей очертились и вырезали что-то в пространстве многогранности загадочных персон, их родственные грани и непонятность существования. Ну да это сказке не помеха. Сказка должна сказываться, а дорога стелиться коврами. Так тому и быть.

Тут, погодя, и до старого Нечто докатилось. Хлопнул и он себя по ляжкам и почесал за ухом заднюю мысль.

– А и хрен с ним! – сказал. – Делай, что должно, и пусть будет, как суждено.

Старик был крепок телом, волей и умом, кряжист, льняные волосы до плеч…стилен. Хотя при чем здесь стилист? По всему видно, сам за собой мужик ухаживает и деньги, и время есть. О, он и не то сказать бы мог, когда бы кто от него ещё чего ждал. И сейчас он отвечал за каждое слово.

… Дурил меня и подначивал, подталкивал в свои сети. Примерно так и заварилась заваруха: метод – как есть.

– Да все есть, ты стенографируй и не зуди мыслью, – услышал я вдруг.

– Это он мне чо ли? Ни хрена себе! – Подумал я, сидя за ноутбуком. – Млеешь, сочиняешь, Дурака да Ванек валяешь, славу с гонорарами поджидаешь, а, оказывается, вторгаешься в частную жизнь. Это как?

Алёнка:- Да ты не бзди, отрок. Может Слава твой чего и поднесёт. Морально-этические проблемы и что там да как, мы с тобой тоже после порешаем.

Богатырь: – Мы лица перманентные, но сей момент  частные почти, с приватными намереньями…

–       Как те же прохожие или толпа… или очередь, – оборвал россказни девичий голосок. – Ты, Ваня, что так распинаться взялся?

–       – Словарь –путеводитель под это дело придумал завести, вот букву «П»  и приглядел для дела, осваиваю заодно.

– Все с кем-то, за кем-то, кому-то, от кого-то… – неверное сравнение: им всегда нужно чего-то. Нам нет. – Голос бодрый – Деда. – Не тормози.

– Я торможу?

–  Признаться, мы все по известным причинам тормозим. Это беспорядок вещей таков.

– Знать бы о чём речь? – отозвалась моя прострация, неосмотрительно выказав некомпетентность.

–  Узнаешь, не боись. Идущий не в свой в огород дорогу осилит. Только не при дуром в гору. – не в дурдом.

– Дед, ты гид, – вот такой я фамильярный, от Ваньки-богатыря недалеко ушёл. – А я так, значит, пру?

– Я, сынок, тебе не… умолчу. А ты мне и вовсе не… – понял? Вот и замнём, для ясности, – осадил меня старче – типа, расставил точки. Окинь окрестности, куда достанешь, моим незамутнённым взором. Кому мы здесь?

– Третьим глазом что ли? – «не допёр» я, оставив скромно без внимания щекотливый вопрос.

Девичий звонкий голосок поперёк Деда, ещё дальше от него в дебри увести меня пытаясь, теперь уже будто моей воле вопреки: – …, – опля, и не успела!

– А девка-то змея, – защекотал звонок.

Голосок: – Молчи, нераздолбай. Нахватаются на заборе выражений и талдычат.

– Моими,  говорю, смотри. Внутренним созерцаньем. – Дед вылупился на меня пугающе.

Девичий: – А ещё – литерат-то-ор, читателя хренова мученик… и тот дерьмовый, – донеслись до меня передние и задние мысли с неясными командами, затёртыми неразумением. И ещё ворчание-сетование Деда.

–       ..? – захотел подискутировать рефлекторно я, но поперхнулся немо от вдруг открывшейся перспективы. – Круто… Невыразимо.

–

***

Всё та же  глава. Хвост пришельцев…

 (притащился после кружки молока с зефиром под шоколадом).

– Семья, разбери её генеалогическое древо, – раздумчиво поёрзал крепким задом поджарый хлопец, сидя за рулём вишнёвой Копейки – (именно, с большой буквы, поскольку имя нарицательное, для понимающих, конечно, – отредактировался я.)

 За правым ухом Ухаря вилась ниточка микронаушника.

– Оп – па… – А это кто? А не одному мне семейка заприметилась. Всё интересней и интересней.

Напротив Копейки с Любопытствующим, кормой к корме (или нос к носу?)   Определить мешали какие-то помехи, эфирного что ли, происхождения? –  проявился ещё один персонаж.

– Femeli, – послышалось из его головы.

– Мать родная! – ёкнуло в моей.

– Вот и я про то же. – Последнее произнесено голосом Деда, зафиксировал в поморках мозг. Я задержал дыхание и постарался сконцентрироваться где-нибудь возле пупка. – Если мир вокруг меня начал вертеться, то центр Вселенной непременно там, – подсказывала интуиция, наощупь торя путь.

– А-а, не получается, – проскрипел ехидненький дедов голос.

 Самого его давно (Впрочем, давно ли? Время, пространство  – всё в неведомой оси координат, короче, слово-паразит) след простыл на горизонте (или за?), только голос отставший у меня в башке.

-«Давно» – слово, а не паразит. И за горизонтом – твои домыслы досужие. А паразиты все под боком и крайне мне не нравятся.

 – Дед бдел, – смог исключительно только для потомков кого-то отметить я, увязая в виртуальной чаще.

– Ты где? – звал мой тайный дежурный санитар.

– Не видишь? Спрятался!

– «Жучков» на Алёнке  двух приметил сразу, как она вошла, и принял меры. – Словно рядом докладывал Дед бред.

– С ума сойти и не возвращаться. Откуда вы, и куда меня втравили, какой заразы принесли?

– Сам зараза, – огрызнулся невидимый переговорщик. – И Ванька твой. Он кашу тебе заварил, вот и расхлёбывайте. Ты звал кого из Пятого угла? Звал. Ванька – дурак? Скажем – с причудами. Алёнка тоже – зла языком, а сердцем-то мягка и женское со скуки вот взыграло. Банкуйте, отроки.

– Хорош отрок: под полтину годков! Вот, Вова, аукнулось тебе твоё неверие, дурака в науку выслало, – я замечал.

– А и веселей  на миру помирать! Давайте вашу музыку! – разухарился я.

Отдалённый наблюдатель (очередной морок от обморока?)L:- Не нашу, а вашу. Что касается меня, низшей из моих ипостасей, которая закатилась невесть куда и вынуждает себя замещать моим ворчанием, то и она сейчас в отпуске, творит, дурачится с Иваном в охотку. Так что, попал ты по самое-самое. И впредь, считайся с этими обстоятельствами ещё одной своей вины. И поуважительней будь с незнакомцами.

– Музыку заказывает, – фыркнуло Фуркнуло. – Плясун старый! – закончило тираду Это Вообще Невообразимо Что.

Надо бы это осмыслить, да стало весело.

– Ваше Ворчательство, а насчёт «жучков», инфекций всяких, не соблаговолите ли уточнить?

 Проявился Дед: –  Девка в соку, хоть годков, по-вашему, не счесть; там напылит, сям покочевряжится, всякую новомодную дрянь на подоле в дом приносит. Я только с ней хотел профилактику начать, в морально-аморальном  = воспитательном, то есть разрезе, да Ванька взбеленился. Ты тут ещё. Куда за всем успеть? Но по жучкам двух супостатов уловил.

В голосе Деда звучала гордость и скрывающаяся просьба о сочувствии.

– Да ладно. У нас с тобой, пусть, недоумение, но с эмпатией: малой мне слово моднонючее такое заприходовал применять к тебе почаще. А  эти стражи гражданского общества? Они оба явно не по собственному, кобелячьему умыслу. В чём загвоздка-то?

– Да ты не торопись. Сходи на горшок, хлебни чего, причешись, умойся, не всё же на пупок равнение держать. Оно и неприлично, мы не в бане и не в ашраме. Вообще, будь естественней и не жди от нас потопа, как от Бахчисарайского фонтана. Вопросы чуток погодя, глядишь и не останется, если правильно формулировать начнёшь. Так что ты пока помалкивай тут. Следуй по сюжету молча. А я тем временем, так и быть, с «внучком» байку нетрезвую твою закончу-разрешу.

Я тут внутренне совсем было обмяк. В круговерти проявлений своих грёз, я все нити потерял. А старый, не менжуясь, подобрал, и чудо-троица разбирает мой завал. Я никогда такого бескорыстья не желал. Я чуть не прослезился против правил. И вдруг зарубки начал в тексте расставлять.

ЗАРУБКА: «Современным людям для выживания 25-м кадром следует показывать, как сеет и убирает пахарь хлеб, дать им вспотеть на пашне и умыться небом. Не дать пренебрегать всей малостью земли и радостью труда».

– Дед, а я в своём уме? Ты тут нарочно ничего не мутишь?

– А в чём корысть? Уймись, просил же, дай с Ванькой доразобраться. Я там закончу, вам концы сведу и умываю руки. Я вам не абы как, не причиндал в досуг. – То ли обиделся, то ли поставил в угол.

– Ну, дедуля, погоди, – подумали мы, синхронизируясь, с Иваном.

– Ага, ну да, а как же. Вот так и славненько. Эка вас распёрло,- озадаченно пролопотал старший.

– Стар ты стал, Дед. Хоть ты администратор, но много-то не мало, меру береги. Разве ж один-то в поле воин? – проникся сочувствием богатырь.

Дед, кобенясь: – Фольклор покоя не даёт?

Богатырь: – Одень колпак и спи, залазь в берлогу. Я на посту и буду править бал. Нам молодым теперь все скатертью дороги.

Алёнка: – Ты куда, дурак?

Тут Иван осёкся. Хотел было стрельнуть, пустить по-молодецки петуха или затеять по-китайски фейерверк. Да никак сглазила сестра его геройство. Осел Иван весенним сугробом прямо где стоял, там и потёк, и посерел.

– Дык, – силился он что-то доказать.

– Тык-мык, куда ты, золотой, собрался. Не ровен час ещё и впрямь кто подберёт?  – мостила заворот ему сеструха.

Тут богатырь взопрел и справился с прорухой.

– Не стой, зараза, на пути далёком чувств. Сказал как сделал!

Сеструха: – Сделал как сказал!

– Вот, вот.

– А сказать чего хотел? Да сразу не потей, присядь, подумай.

– А я и думал, пока ты всё не смешала!

– У сильного татарина всегда, блин, баба виноват.

– Ты дура!

– Дурака и слышу! Чего хотел, не знаешь? А, значит, так хотел – по-дурацки, ты и есть дурак!

 – А нечего! – распалял себя лукаво  ляпнувшийся впросак русак (не путать с зайцем!). Стоял, мялся, шарил по карманам, губами что-то там перебирал – искал.

– Я ж вроде воевать кого хотел? Кого? И где? Если понять, что мы в Москве, что я ни за ментов пока, ни за бандитов, то с кем тут воевать? Так, вспомнить бы: вот я жопой на печи, вот книжка, вот меня как будто припекло… а! сработала болевая точка! Я понял! Озарился я! Вот, блин, моя стерня: непревзойдённо я пойду культурой править! Гуманитарная отечественная вокруг идёт война. Я иду на поле брани.

Алёнка: – Матюками будешь бить? Кого ж ты ими нынче просветишь? Кому ты матюгом теперь «засветишь»? «Катюшами» вон в книжных продаются бранные словари. Свобода слова победила матюги. Ими дети малые уже не то что заборы строят, как кубики кладут – возводят замки.

– Она никак взялась меня учить? Отвянь, блондинка! Культурой, надо править! – сомкнул себя с Не-Приведи-Господи-Кем в единые ряды Иван.

  – Ура прокукарекай.

– Чур, меня! – я чуть не перекрестил богатыря. «Похоже, дежавю», – мелькнула мысль. Таким себя со стороны я видел.

– И с чего начнёшь? – Я задал очевиднейший вопрос, чтоб только вежливости ради проявить участие.

– Всю жизнь соборностью с умничаньями лукавыми, посягательством их да витийством боролись; культуру культов интуитивно-праведных адаптировали к своей бестолочи, культивировали, – как читая с листа, без выражений и «эканий» и выдал грубиян. – С базара и начну. С вершины айсберга.

– Затем с издателями ихними,  спекулянтами-извергами, которые над верой православной глумятся, ёрничают, с киллерами роднясь, потолкую. Они же над Верой, последней опорой души в век платного образования и денежно-эквивалентных отношений, изгаляются. Эзотерикам распоясавшимся дам укорот. Особенно прижму всех «инков», «ацтеков» и «толтеков». Вот иго так уж иго. На ниве его бизнеса, промаркетированного урбанистическим нашествием, шаманско-просветительского в полном плохом смысле, подвизались тати. И главное-то, что? Что гадят – тупо! Без кастанедовского хитрого надзора. Без ироний его, скрытых сарказмов, благих надругательств над  пошлостью американско-жидовской идеологии.

– Да не кривись, Вован, я сказал «жидовской», а не еврейской, и «американской» в смысле стяжательства. Ещё точнее о массмедийной её надстройки. Не  об Янках-бедолагах, не об племени Моисеевом речь.

Алёнка: – Дык, Пелевин без тебя с Майями сражается геройски, над лже-Кастанедами стебается.

– Урок не впрок: их, чурбанов-завистников кастанедовских на наших корнях вон сколько развелось: и c животными псевдонимами, и с аграрными, и с именами  шкодливыми, и голобабской атрибутикой …

– Ну как есть – дурак. Да ещё соборный. Иди ка ты…по добру, по здорову… к магам, –  всердцах послал краснобая-недоумка старче.

Алёнка: – Так что ж ты сам-то к магам посылаешь, Дед.? Или придуриваетесь? – предприняла попытку сменить прежний скандальный акцент на сотрудничающий.

– Рыдаю я. – Детина смахнул недобежавшую слезу.

– Сырость практикуешь? Изгаляешься, значит… – начала звереть … – Фемина, – подсказал мне Иван запоздало, когда я уже поднабил точек. И я понял, что и сам за пятачок купился тоже.

– Дед, к бабе – русалке я. По пути, по обычаю, по волхвам прошвырнусь, потолкую. Они ведь по дурости, точно, по жаре пожар какой учинят, до зимы и новогодних ёлок умного да дельного листика не останется.

– А-а-а…- беззлобно, безнадёжно, апатично махнул рукой, вдруг, будто устав, и в том же контексте непонятном до конца Дед.

– Ходи – всё процедура, – прости, Господи, слов твоих безобразности.

– А ты, Алёнка, не цепляй. Достала парня хрень всякая. Почитать, вишь, ему на  печи нечего.

– Сколько ж можно в книжки пялиться? Я, может, евроремонт хочу-у-у, – заныла по-девичьи Алёнка.

– Раньше отбрёхивался, мол, выучу по-аглийски-фрацузски, немецкий с итальянским, без них и евро не евро будет. Теперь – и евры есть, и брехать выучился, а опять – ноль в моём достатке-недостатке. Да там и по-русски, я видела, всё на стройматериалах пишется, для наших дураков учтено. А он палец о палец не ударит. Таджики и те на евроремонтах республику свою ханскую поднимают, а тут…

– Тоже мне аргумент, – собираясь внутренне, ответствовал степенно Иван сестре. – Мы, чай, ни дома, ни в гостях. Чай и чая не испить… А-а, да и чего нудишь, сама сказала: евры есть!

Подмигивая, мне по-свойски: – В виртуале б им ещё не быть.

– Вот и сговорись с таджиками или ещё какими местными не местными строительными гуманоидами. А мне для работы с еврами экономику нужно превзойти, уж я им тогда и здесь и там реконструирую их банковскую механику.

– Иван прав, надо смотреть в корень. Пусть попробует, шляясь, отыскать прорву поэкономичней чем у теперешних банкиров. Он не таджик. Он юридически – наследный дурак. В своём праве решать, как ему развиваться, чего развить. У нас-них теперь во всех конституциях декларируется демократ-и-я. А с его конституцией, безвылазно на печи лёжа, если не пролежни, то удар в голову получить можно.

– Какой удар, а дед? – заинтересовался былособравшийся.

Видно ценил дедовы знания невесть сколь мужавший «внук».

– Моча в голову, – сурово ответствовалось.

– Де-ед,- простонала внучка.

– Терпи молча, помни о своих бабках.

– При чём тут мои «бабки», не поняла? – встрепенулась Фемина (как ей шло прозвище!). – Я с вами рехну-усь, –  играла притворство «сестра».

– Может оно и к лучшему. Умом Россию не понять, – проронил Иван, захлопывая дверь

.***Про ЯЯЯрость.

Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Тем более что с первого же знакомства Иван оставляет по себе впечатление рассудительного основательного и не склонного – при тщательном анализе – к опрометчивости действий персонажа. Хотя, право, импульсивности его может позавидовать сама ярость. А какова скажите участь ярости в нашем с вами правовом поле? Правильно, судари мои, как у сопли в проруби. Поэтому-то Иван импульсивно, – не яростно, но ответственно – пошёл на Вы и поехал себе на метро к Олимпийскому, что на Проспекте мира, к книжным развалам.

-Куда ж это он? – прервал я томительность ожидания до разговора с дедом.

– Пора уж и напомнить о себе,- посчитал я.

Вопросы лезли червями.

-Слышал же, к волхвам. Там у них теперь самое последнее по Москве,… т.е., вернее – первое гнездо. Не догадывался?

-Догадывался. Однако смутно.

-А пора бы давненько. Сколько тебе годков-то? Чай, про то ещё не забыл?

– Да пятьдесят, т.е. скоро… через год с небольшим… будет. От тебя не скрою. Как к вам обращаться-то? – невпопад тывыкая, и набиваясь на более тщательное знакомство, задал вопрос я.

– Что в имени тебе моём? – поэтизируясь, оскалился белозубо собеседник.

– Так дико же всё! – воскликнул непоэтично я. И уже не по теме, извиняясь, спросил, – А можно я себе кофе? – по-быстрому?

– Валяй, – разрешил отче. – Я ж у тебя в голове, чего спрашивать?

– Наверно, чтоб не улетучился. Так с непривычки тобой медитировать легче… в непринуждённо уважительном ключе, – осторожно свивал ответ я. Ключики, действительно, подбирать приходилось чисто интуитивно.

– Медитируешь, значит? Уважаешь, осмысливаешь…Вылитый Иван до родов, – резюмировал по-прежнему безымянный Дед.

– А он что, и рожать умеет?

– Не всегда чтобы умеет, но рожать – рожает. Я, однако, твои роды имел ввиду. Ты всё никак не мог отелиться. Мялся, гонял клавиши, петлял, себе петельку примерял на шею. Эх, а сколько, Вовочка, верёвочка не вейся, бедолага всегда к дураку за помощью придёт.

– Ещё один твой афоризм? Хочешь соавтором быть?

– Ванька тебе соавтор, прости, Всевышний, дурней слово терзающих, аз за тебя страдаю, – выдал скрытый панегирик неизвестно кому умелец восхвалений за чужой счёт. Я смолчал, лишь виртуально Ваньке намотал на ус, пусть знает.

– И по чьему подобию родил? И почему я, а почему не Ванька, ведь он же богатырь? Вселенной при её масштабах, как я понимаю, всё до фени.

– Вселенной при её масштабах, – педалируя значительностью объекта моё легкомыслие, важно срезал меня жёсткий адвокат, – важен каждый факт. В ней превалирует порядок. Ей противопоказан твой абсурд, любой абсурд лишь вы себе несёте. В твоей и общей абсурдистской ерунде легко и Ваньку спровоцировать на роды. Но это будет лишь художественный приём. А мы с тобой не о приёмах речь ведём.

– А я не против, времени вагон.

– Не зря дизайнерша твоя зовёт тебя романтик. Нет, Вова, твоё время – малая тележка, насколько малая ты помнишь, не павлинься.

– Что?

– Да так, хотел сказать, не петушись, да только романтизм твой ввёл в искус.

– А, старый лис, тебе не чужды искушенья! Хвалю. А вот скажи, чего мне от подельника-то ждать, он то рожает что, и по чьему подобью?

– Ох, некорректно ставишь ты вопрос. Отвечу тебе так же некорректно. Чаще всего ему случалось бесподобно, но, если очень приспичит, то и в неком соответствии с тенденциями преобладающих симпатий: с кем, как говорится, поведёшься, от того и наберёшься. Твой случай тому подтверждение.

– А, так он не в прямом, в переносном смысле рожает? – обрадовался я, отгоняя очередной морок недоумения, с осложнением до приступов слабоумия. Да, не стыжусь сознаться, вам бы вот это всё, да силой слова с этим старым потягаться. Забрёл я в чёрный лес и заблудился, хотя сажал всего-то три сосны… Или лес городил вместо забора?

– Владимир – не Иван, годков помене, обличьем постарее, да тот же – дурень, – резонно и самодовольно выдал  Дед. Сказал, дескать, расслабься и – под дых.

– Вот оборотень! Вот пень! Вот горилла! – я рвано, наобум, выдёргивал попавшиеся на язык и кидал в него слова. Сжав зубы, не будя соседей, про себя, и что с того? Он без того всё слышал.

– За что? – спросил его я, поостыв. – Ты вправду дураком меня считаешь?

– Ну, – старый, ухмыляясь, отвечал, – Не знаю.

Ни слова в простоте, всё бы с занозой.

– Мне помнится, что ты нас пригласил… Не знаю,  как ты себя воспринимаешь.

– Сейчас никак, благодаря тебе. Ещё недавно, помнится, я был романтик. Мне это, памятуя дурака, прикажешь воспринимать в переносном смысле?

– Хочешь, можешь и в переносном, мне же сдаётся, что конкретно. Вон откуда у моего недоросля соборность ноги вырастила, да зуд завёлся.

– Да пошли вы все! – Не вынесло пытки самолюбие.

– О, о, о, – ещё один послал. Героев развелось, как в ресторане. А помнишь, где, ты мил голубчик, доселе был? Что делал бы, когда б ни наш дурак?  Тебя, недоповешенный, кто уродил, забыл?

Вот это поворот! Взял в оборот – оборотень-перевёртыш беспардонный : – Ты кто?

– А ты кто?

На кону мочало, начинать сначала. Но не припираться же в этой, без того абсурдной, ситуации, ещё пошлёт… гулять… к … волхвам.

– Да не пошлю, с тобой плутать придётся. Ты вот лучше отдохни пока, с кофейком покайфуй, на бубне своём шаманском побубни. А мне надо с этими соглядатаями разобраться, чтоб тебе было чего в твоём макинтоше печатать. Поди, гудит головушка?

– Не без того,- сознался я.

-Потом и побалакаем, – заключил … Кто?

-Может, Алёнка скажет?- шпионкой прошмыгнула мысль.

– Даже не думай, ты допрежь меня достал, – выскочило нелюбезное шипенье. – Тебе той нудной подготовки мало? Последний шанс повеселиться налегке решил у всех отнять?

– Веселиться?

– А чем ещё позволено нам здесь тебя занять?

– Так может быть ты станешь моей Музой и скажешь мне, что должен я писать?

– Ха, размечтался, я вообще пролётом. И только потому, что без меня нельзя. Вот заруби себе ещё одну зарубку и помести на свой тяжёлый нос. Чтоб не совать его, куда тебя не просят.

– Я сам его сую, куда хочу.

– Вперёд и с песней.

– Песни? Это в прошлом.

– Ну и пиши тогда себе конспект!

-Конспект? Слизнула сказанное в сердцах?

– Конспект! Слизнула не слизнула, тебе судить. А что может написать маляр-романтик? Что вижу, то пишу; как бы было, если б было. Ан не о том рядить. От задницы мозгами оторвись! Ведь Дед сказал, что ты романтик, так держись хоть за соломинку, что кинул тебе Ванька. Маляр-поэт,  романтик, фас, греби.

Грести я, разумеется, не стал. Но дважды наступать на вилы не хотелось. Я вынужден был написать, «Факир в отрубе, фокус не удался». Но с облегченьем, чёрт возьми! Да-с-с, странным и целебным. Я посидел, ловя, по стенам тени от проезжающих по улице авто, их фары забирались в окна. Что-то было рядом не пустое… И оно меня ласкало, но я не знал за что. Так и сидел.

– Послушай, а скажи, Иван и вправду Кастанеду прочитал? – спросил я, поглядев на потолок.

– А ты читал?

– Нет, стрёмно, с первых же страниц. За это, кстати, я его и уважаю. Станет профессор, доктор философии, антрополог всерьёз писать, как ссался на бегу?

– А что, Иван тупей тебя? Не мучит самомненье?

-Да, нет, ну то есть да, да нет, чёрт побери! Ой, отвяжись!

– Сам отвяжись. Спокойной ночи, малчик. Ведь ты же просто – Бэби, дурачок. Эх, мужики, пока вас не убьют, вы все как дети, не видите ни жизни, ни любви и не умеете всем этим дорожить. Вас извиняет лишь наличие стремлений. Всё, Дед, всё что ты сегодня хотел знать, тебе сказал. Я не затем, чтоб твои шкодливые вопросы толковать сюда слетела. Вот только ты посмей спросить зачем! Всё занавес, акт окончен, трали-вали.

– Спокойных трали-вали.

– Отвали.

Попрощались…

Чертовски устал. Голова болит, как на первые сутки после недельной попойки: от нерешительности перед решительным прекращением пьянки.

Безобразное сравнение, но хоть как-то достоверно. С достоверностью дело швах. От одного этого отче спятить можно. Ни имени, ни фамилии, зато – я, дескать, у тебя в голове. Хорош гусь! C-симбионт отыскался! Колония симбионтов. И один из них меня родил, а он, значит, типа – повитуха. Заваруха!! И не пил, но – хорошо, дьявол забери!

Только бы не спятить, как в истории с самоповешением бубнящей.

Они – то меня и отвлекут ненароком. Они или Оно? Все или Всё? – вот в чём вопрос! Чёрт, чёрт! Да я не знаю, как и вопрос то поставить! Свалилось откровение.

Как там дед говорит? Я Ивану этому  зачем-то сдался, и он меня возродит? Или, иначе, уже всё состоялось, и Иван этот меня всё равно, что родил? А я родил Ивана? Библейские роды какие-то. А ведь так оно и есть, право слово! Ох! Послеродовые схватки надо бы перекурить.

– Сезам, – зычно окрестил новой кличкой нетбук я, – закройся. У меня перезагрузка.

Скомандовал, а в сон погрузить электронную книжицу не торопился. Размышлял, курил.

И поработать сегодня не довелось, а устал, как при рождении и заорать впору слепорождённым младенцем. Что ж, будем заново глаза на мир открывать. Но приберёмся для начала. Конец рабочего дня. Требуется хоть порядок  и чистоту обозначить во мнении клиента. Как уселся “медитировать”, так больше руки ни до чего и не дошли. Скажи, что бездельничал!

Мысли текли ровно, без раздражения, словно после полноценной, результативной тренировки:

1. – Хорошо медитирует тот, кому не нужно деньги зарабатывать. Из народнейших народная мудрость.

2. – А он меня дураком…

3. – Всё, хрен вам, а не грибочки и суицидные вариации; и вдувание в ноздри всякой пепельной дряни.

4. – Я вот сейчас возьму и затру швы на половой плитке, хоть проезд автобусный отработаю.

Героический импульс просто пронзил меня.

– Точно не с похмела! А откуда б ему взяться? Хотя дед, вроде как, получается прав, родня со своим престарелым огольцом. Оказия! Какое тёмное это дело: с процессом нарождения. А все – ура! – уа!  И пусть так! – на сегодня амбец!

Закрываем, сохраняем, т.е. наоборот, и – зарабатываем!

От в Засаде до появления Конспект: Блог-чат наедине с собой, интернетом и интерактивным читателем в засаде. Хроника летального заблуждения.

**В засаде. С многой переменой сцен.

«Эх, прав, прав был Кастанеда (вот имечко, не приведи, господь): тошно без магии простому физическому лицу.

Хоть и не Пушкин, но тоже – сукин сын, похоже, пусть и нерусь, да наше достояние того экзотичней. А главное, главное, что и тот, и другой – утешение людям. Мне чтоль этого гуру все-таки собраться и дочитать. Хоть первый лист? Будет о чём с Ванькой по-богатырски поговорить. Мол, Пушкин, вот: «Я, слава Богу, мещанин. И второй, – не депутат и плодовит. Господь свидетель: не всем только б с обобранных сограждан свою “жабу” лелеять, да жён, совместимых с партиями,  развращать финансовым блудом, деток «переношенных» до перевыборов донашивать. И мне какой-никакой козырь: “я, блин, магией грешу!” – почти по-пушкински! Опять-таки, по моде – Статус. А если образование стремится к нолю, и кое-какая работа с заработком – совершенствуйся до могилы.

Помешал бы кто, попробовал!

Или же лучше так: – Помешал бы кто, хоть попробовал, – с надеждой скрытой.

– «Вова, скажи быстрее «чур, меня!» и сплюнь». – Это SMS от Безнадёги.

Иван, Иван-то каков! Эксперт по дискурсу!». Как он его просёк: «издевочки скрытые, смыслы потаённые – не для случайных шельм… Эзопы и дешифровщики отдыхают».

Мысли текут, преобразовываясь в буквы через нажатия клавиш, через цифровые  пертурбации.

Я, мой нетбук, глюки реальней жизни – мы одно целое. И всем под зад бьют кочки асфальтные.

Я ехал в автобусе к Москве родной из спутника её, на вокзале которого Анна Каренина под поезд брошена была могучей гения рукой: в угоду прибыли в фонд истины… Хорошо хоть не в ущерб последнему! Хоть это греть должно. Должно? Не греет. Об этом я писал? Не вспомню. Но, пусть на меня обзываются как на парвеню, но аристократам духа с женщиной такое делать…, где джентльменство?

Всё мне покоя не даёт условность литераторского самовыражения: за счёт навязанных книгочейскому пристрастию героев и героинь, мостить себе дорожку к грядкам, где цветёт признанье? Не по-христиански как-то… Они в величии считали, что их иначе не поймут – слабо поклонникам? Величие – в способности кинуть кость, желающему обмануться кровожадному чудаку, уверовавшему в силу слова?

Тряхануло! Мать его едрит! Как эти надолбы дорожные…

Всеми порами самоуважения я наслаждался выполненным уроком и праздно теребил клавиши, как гармонист на завалинке. Я выполнил поставленную задачу: в гостиной швы на полу меж плитками зафуговал! Ни дед с засадой, ни шпионы – своего и импортного толка – не были тут совершенно ни при чём. Ну, разве взбодрили немножко. А так, «мужик сказал, мужик сделал!» – вот врата катарсиса.

– А за ними что? – заставил меня пропечатать себя на экране Голос.

– Оп-паньки, – как говаривал отчим последние годы перед инфарктом в ванне.

– За очищением – просветление, – без удивления, как с назойливой мухой, отреагировал я.

– Ну-ну, – пнув, не запрягая, уронил дед из своего далёка. – Вы с Ванькой точно – два сапога пара.

– Шпионов разоблачай.

– Ну-ну. Сам в скипидарную ванну нацелился, а аксакала в рейд.

– Так ты корнями из рода саксаулов? A чего темнил?

– Дерзи, дерзи…

–  Сказал, «дерзи»? «Держу»! Мы в этом завсегда рады стараться! «Дерзил», «дерзю», «дерзаю», – наконец сошёлся смысл с ответом. – Имею указание, хе. – Я опять намеренно, под настроение – сдерзил: закрепил достигнутый успех.

– Вот дурачок, братнего рода не признающий.

– Э, что до брата и прочих «родственничков» по вашей линии, так ты мне хоть фамилию скажи.

– Прописку показать, так принято у вас над человеком издеваться?

– Ну, ты не обобщай совсем-то, статусы дели! А про ваши издёвки уже запамятовал? – уколол я его шиповником самозрелым – для витаминной профилактики, хе-хе…

– С Альцгеймером не встречался. – Дед даже и не почесался.

– А с маразмером? – несло меня куда-то; и словно против воли, но с ослиным упорством. Не выношу оттенков превосходства в общении.

– Да, кожа тонкая, – очередная подковырка. – Истёрлась от работ?

– О, тебе то, что за дело? А не устал ещё блох языком гонять?

– И верно, подустал с твоей подачи. Чтож, расскажи, непризнанный сынок, как ты меня нарёк, в тёмном озарении?

– Альтер эго.

Дед бухх-алом зашёлся в хохоте в опять занывшей голове. – Ух, удружил, п-потомок, проходимец, выдал, – резвился старый. – Хорошо, что не Дон Хуян или Мафусаил. Хорош родимец, самомнения полны штаны; сомнением прикрылся и уж горазд – кинул ник. Так никнул-кликнул!

– Да что ты разгунился невпопад? Я не латинский смысл вложил, мне такое «второе я» и на х… не о…сь (Версия: «иксом не обозвалось» – чтобы не обвиняли…).

– Только не пойми меня неправильно, как-нибудь напрягись, правильно пойми.

– Я понял, не буксуй. Тут тебе и «я другой», и твой немецкий, то есть буквально: «Старый Я» – здоровый, сильный, мудрый, хорош как Гёте, но ещё хитрей». В серёдку попытался угадать. Хозяйственный.

Вдруг хохма с буханьем заглохли, как подавилась. Ещё изрядней был пинок автобуса под … чресла.

– Ну, на сегодня, чуя заднюю твою мыслю, – кранты. И по мне ваши дороги не вполне…

– Сам «клаву» – то побереги. – Старец, не прощаясь, ускакал ему лишь ведомым, невидимым аллюром по бездорожью. Посочувствовать?

Завидно.

День следующий.

Ноут открыт.

– Где ты, Дед?

– Здесь я. Куда же мне деваться? А ты никак под шамана нынче косишь, а, типа, сынок? Щёлк на ввод, как в бубен, и – где ты, дед! Шаман, однако.

– Спасибо не щенок…

– Поогрызайся!

– Однако, пусть твой Ванька мало-мало магов гоняет… с чертями заодно. Саксаул…

– Ну-ну, и Ванька мой. А ты уж ножки свесил?

– Авторитет сегодня не качал? Не пойдёт, не катит. Я в профилактическом мажоре. Я выспался, поцеловал жену, полавировал на роликах и отдыхаю. К тебе вот без баловства какого, уважительно зашёл – поздороваться.  Окончим сразу препираться, а? Попробуем ещё раз: Здорово, Дед!

– И тебе здорово, Вова. Сердешность заказал? Манифестируешь расположение? Или принял ненароком? – проникновенность тона по пути фразы извратилась в миниатюру из сатиры.

«Рычащий, как с дикого бодуна ветеран из Интернета – не хило». – открылась Старому убегающая под пальцами строка.

– Сегодня вновь шлифуешь жаргонизмы? – Вскользь пробежав глазами ей вослед, без комментариев вопросил нежданный критик.

– А, всё равно некому читать. Я уж не знаю, для чего ввязался. Куда, во что, зачем? С чего она вообще взялась – Засада? Сам себя, получается и осадил… под многоточий клики.

– С того-то и взялась, подумай, время есть.

«Востёр дедок, того гляди и меня подвинет. Тем паче, что не многословен в отличие от меня с Ваньком.

– Размышляю. Малюю сам себе, несу дань вдохновенью. Не зная для чего, всё это я «несу».

С другой стороны, если кто и глянет невзначай, глядишь, прочтёт – не плюнет, и на том спасибо. Знакомое, пусть и печатное «непечатное» не напугает. То Бродский между делом заявляет, чтоб языком литературы говорить учить. Я думаю, старик погорячился. Сначала бы да научить читать, поменьше попивать, тянуться к слову…

Сегодня друга сына повстречал, спросил, на поводу у нового своего отдохновения: – Санёк, а ты читаешь что-нибудь?  – Хороший парень – не послал! Подумал и, – представляешь! – даже застеснялся и, как себе, ответил: – Нет. Вот чувствую, что мысли выразить дико не хватает слов, а почему-то не могу себя заставить читать. Может быть, когда женюсь, дети там пойдут, поневоле зачитаю.

Дед: – Оригинально. – Размышлением делясь: – Да. Не зря Иван со Словарём идею двинул: будет под Конспект бонусом костыль.

Я: – Подталкиваешь? – Дед отвернулся в сторону в ответ. «Понятно, приличествующе самоустранился. Хотя, нет! Он же объявил Засаду, предчувствуя резон. Ну-ну. Пока не станем горевать». – Я молча перетолковал его разворот и посчитал возможным продолжение беседы на посторонний казалось бы предмет.

– Осваиваешься? Про «бонус» от Алёнки, небось, узнал?

Дед, словно не услышав, всё также на сторону глядя: – Раньше про иноплеменное писали – «читаю со словарём», ныне о своём. Далеко шагнули. Ну, замнём. Я не освоился ещё в тонкостях момента, не буду трогать постороннего пока.

Я покивал удручённому думой.

Дед: – Ну, ты пока бывай. Я на осмотр.

«Он улетел, но он обещал вернуться….» – так говорила фрекен Бок подопечному Малышу про Карлсона? Что-то такое было – из мультфильма… – припомнил я.

«Нас всех спасёт Союзмультфильм!» – подумалось, – Кому бы двинуть лозунг? На граффити? Ребята там весёлые и со словом дружат.

_ _ __ Прочерк, прочерк, прочерк…

Пока я размышлял, «не стая воронов слеталась» по мою душу.

– Ты с дуба рухнул?! Что за встреча? – Явившийся Незнамо Кто внахалку заорал.

Я обомлеть не обомлел, но вздрогнул и в затруднении безропотно смолчал.

– А ты чего хотел? – Незваный молчание, видимо, принял за какую-то ему подозрительную вину.

– Нашёл в интернете сайты киношные, серию просмотрел, дал моноблоку время остыть и заглянул? Осчастливил, снизошёл? Я и говорю: играешь в магов?

«Тот про шамана, этот магом»…Безмолвствую. Чего-то как бы жду. Дождался невзначай. Алёнка проявилась, как Табаки под Шерханом, и тоже с наскоком: – Рамсы попутал? Мы что, прикомандировались на утренник? Ты что сбиваешь тульпы Деда?

– Я? Тульпы?

Эти да вдвоём: – Тульпу!!

– Я сбиваю? Он благополучно улетел.

Н. К. – Под себя, под несознанку, сволочь, косит. – Друг марухи шухарной, судя по сленгу, недавно откинулся из сериала. Ей под стать!

Я: – Что?

Алёнка: – Ни «что», а «чо»! Через плечо! Въезжаешь? Мы – реанимация. Объект, ты ложный вызов замутил. Сейчас попляшешь.

Ухарь чумовой: – Неустойку живо!!

Я: – Дурдом на выезде… Иван, Иван! – Мой Богатырь, как сквозь перекрытия под землю провалился.

Дед из Н. К., (преобразился в наказание?): – Что, Вова, в самом деле не признал или читателей морочишь?  Нет, чтобы в деле интересы доказать.

«Какой-то Дед не тот. То отдыхай, то размышляет, таперча запрягай… что, лбом об стены бейся? Что волос на себе рвать, по полу кататься?

Не разбери поймёшь».

Дед – не Дед: – Понимать не надо. Засунь свой романтизм… под пессимизм… Сказал бы я тебе куда попроще, да на то Алёнка есть и Ванька…

Я: – Ты и сам с утра уже хорош. Глазом не успел моргнуть, а ты преобразился.

Алёнка: – Ванька нынче ренегат.

Дед: – Отчётец надо отдавать в деяньях!

Я: – Да вы что? Что как взбесившиеся цепные псы вцепились? – Строка песни Высоцкого оказалась ситуации под стать. – Какие меморандумы, отчёты? Я с человеком  по-человечески не могу поговорить?

Алёнка: – С кем, с кем? – Дева заржала дикой заарканенной кобылицей.

Мне стало даже как-то стыдно за себя…

Дева: – Кто смуту сеет и террор, пусть и в своей подведомственной пьянке, того, как призывает Президент, мочить, топить и мучить положено в сортире. И нечего по интернетам сопли распускать. «Время жестоких», «Административный Гений Перестройки», «Ночные думы в Думе», «Призрак Коммунизма под Синим небом Голливуда» ты видал?

«Отстой! Застой под “белую” Засаду… – Я, внушаемый под крик, заговорил с собой «отчётным» языком. – … Они что, тоже влиянию болтанки цен на нефть подвержены? Или ещё каким-то индексациям? А казались, пусть эксцентричными, но, вообще-то, ничего…»

– Жертвоприношенья что ли ждёшь, иль мзды взыскуешь?  Ты ж видишь, – дома я, с утра на выходном. Ни по каким иным сюжетам не замечен и ни кого со стороны не привлекал. Что, перемена декораций вне  игрового поля каким-то правилам мешает? Что я не учёл? О литературе нельзя? Это я случайно. Деваться некуда, так и свернул на огонёк. – Перевёл дух, мысля «перевести бы стрелки».

– Сижу на попе дозорным пугалом, не замечен, не привлечён… – Алёнке персонально: – И ничего не стоит – никому!

Деду – в интерфейс ли или прямо – в фейс: – Ты сам засаду засадил, мы курим!

Старый оборотень насмешливо, с подначкой: – Значить, и Ванька – мой грех, и Засада, да и ты, хоть и не «сукин сын»? От всего решился, малый, откреститься? Ты, Вова, избрал хитрый путь в сукины сыны. Завидно? Зуб неймёт?

ВД вступает в кадр с антирекламой – и себе, и мне: – Когда закончится эта пустая перепалка? Никто не будет пустозвонством сыт, никто не будет вчитываться в бесконечный диалог, пусть его хоть помешательством зовут, хоть ВД, как меня нынче по моде называют. Сам жену и ту не уговоришь читать. Она, видишь ли, всё лучше на слух воспринимает. А что мы, кому и как сможем зачитать? – Я ему: – И ты Брут. – Горестно: – Все вокруг чего-то ждут.

Я – в белый свет: – Куда не кинь, а всюду клин.

И перед всем честным собраньем Отчаянным Пьеро об фейсы как об тейбл: – Один конец!

Девица-душа проникновенно: – В который раз?

Молчу.

Я, пилюлю скушав: – А как шпионы без меня, угроз не проявляли? Или чего без нас с Ваньком поустранили, теперь свирепствуете от гордости без славы?

Иван появляется на гребне конфликта: – Тебе-то какое дело? Ты отдыхаешь, отдыхай.

«И он туда же… Я схожу …»

Иван тишком по мозгу: – Ну, не обижайся! Это так надо.

Я мну мочку уха, потом другую – точки саморегуляции ищу.

– А ты ещё подумай: зачем тебе всё это, засада  чья, зачем и почему? Тут, Вова, очень много непоняток, и главная – в тебе, как ни крути. Тебе б молчать.

«А странно, что теперь Дед с Внучкой всё молчат. Через посредника заходят ко мне в тыл?», – поймал за хвост я шевеленье мысли.

Богатырь – из-за угла, увещевая, как демон-искуситель: – Маялся бы потихоньку. Ни в дураки, ни в разборки не попадал. Глядишь, со своим расходованием клавиш и умником бы прикинулся в ваших чатах, завёл блог, скрасил бы досуг.

Я, игнорируя лжевнука: – Оставим провокации, Дед. Перекур как перекур. Да и устал я строить замки на песке. Я попросту устал поминутно быть прорабом. Что ты опять берёшь меня в осаду? Ну, не туда свернул, с кем не бывает? – Я прервался. Заторопился тут же: – Но это – Это только ещё! – только Может быть.

Борзея зло: – А ты, ты, Тульпа, ты мистифицируешь мою реальность без меня!

Алёнка: – Нихрена! Вы сами здесь все в мистификациях погрязли. Какие-то суверенитеты для жулья, владычество трубы во тьме народной, с олигархическими спрутами-жрецами заключили договор… – Ещё каких-то ищет доводов, ей мало, – присяги ваши – под нераспроданное бог не знает что…

Заколку с головы она снимает и за спину бросает. «Суеверие? – гадаю я. – Вырастут вдруг тын да трын-трава, и она спрячется от упоминания про бога?»

Дед прочитал меня: – Да и того меж вами не найти.

Я Алёнке: – У тебя напряги? Ещё раз попонятней – раз, два, три…

А.: – … – Как хочешь, понимай.

Иван: – А под налоги их присяги. Правда, Вова?

Дед: – А, какое там? Ответит он – держи! Морально нездоровый гуманоид, увязший в заблуждениях депресняка и лжи.

Он – в смысле Я ему (кому, не поясняю, пример решается примерно … враз!) – молчу: Присяга – это круто. Не однозначно, но вдыхаю правоту.

Алёнка: – Видишь? Молчишь? Вот! И даже Я не знает, что сказать.

Я: – Какой?

Она: – Да никакой! – и снова ржанье.

«Ха, и я не знаю, кто вы или что?!» – Вопрос и восклицанье про себя. А вслух:

– Я же без претензий. Засада так засада, чёрт возьми! А поведение, игра в мага, – ну, просто атрибут: магия – не магия, ан стиль. Закрыл-открыл – формальное оживление сюжета. Литературный трюк, фокус, действо. Заменяет детали описания: места, погоды там, банальностей, условности картин, сопровождающих суть мгновения момента. Без лишних слов, и паче выражений, позволяет штампов избегать.

«И от себя сбегать быстрее, не говоря о вас. Ремарка: Последнее для внутреннего употребления».

В горле запершило, что как назло, заметил мой контент – богатый сам собой, мой Богатырь, которого я не решил – по пограничности рассудка – с какой, когда мне буквы поминать.

– «По пограничности рассудка шёл Вован» – сегодня такая тема сочиненья, дети». – Я перенёсся от обступивших меня тульп под своды школы для грядущих поколений. «И это от «пограничности рассудка», – прокомментировал ВД. – В котором нестерпимо маячит метроном, отбивая мерный и неумолимый шаг, не внимая бла, бла, бла».

Мой метроном, как я, сошёл с ума!

Я проглотил слюну, не в силах проглотить «мгновение момента».

Иван: – Не боись, глотай. Вован, я за тебя всё понял! Извини, подслушал и, знаешь, не могу слезы сдержать.

Моя очередь пришла ему состроить рожу. Но молча. Я его не прерывал.

– Я понял, чем ты меня из всего того – Ванька ткнул огроменной фигой в потолок – достал. И я тоже хочу знать «мгновения момента». Я там, – он повторил свой жест – есть самый офигенный пофигист. А здесь я самый охреневший твой поклонник! И потому, хотя бы потому, ты, что бы ни случалось, должен быть со мной. Поправь меня, если я употреблю не те слова – это я весь дрожу от напряженья. Это я, чуя прелесть эпизода.

– Представь себе, как я, что мы – микробы. – Затейник, как бы отогнав бушующий вокруг бедлам, обозначил жестом микроба ростом с узбекскую дыню. – Глаз у микроскопа – он повторил движение, обозначив глаз, – зрит только нас…

Я кивнул, втянутый в процесс.

– Микробов!

– …и наши проявления – слова.

– Микробов…

– У! У! У! – Дурак, танцуя угловато вокруг себя, изобразил микробное безумие. – Для глаза не важны ненаблюдаемые им прочие объекты. Мы – мгновения, слова – моменты.

– Мы  – микробы, слова – щупальца микробов.

– Ещё бы! – И я учуял его восхищённый всплеск во мне.

– Наблюдатель знает, что все мизансцены лишь мишура, аксессуары слов. Поступки тщетны без мотиваций и апофеоза! И всей картине открывающегося в окуляре мира без знаков логоса не быть! Так я всё это вижу! Короче, Вова, я… Я следую с тобой!

Дед: – Вау, я торчу. Маляр, твоя военная манёвровая хитрость производит впечатленье. Намёк, типа того: ого-го-го намёк! Хотя ты сам пока его не понял.

Я: – Я не намекал, не маневрировал, старался избежать разряженности слов, напряжённости пшика.

Алёнка безумный, холодный, смертный взгляд переводит с одного на другого по кругу (или по очереди… точно не скажу). Бессловесно угасает Снегурочкой – трансформер последнего поколения, да и только.

Я: – Я с вами скоро стану сам…  или поскачу – иго-го-го. Как «современный» ваш…

Иван, пытаясь уточнить: – Наш…, ваш… – ломает голову мою и бросает обречённое занятие.

Я закончил: – …язык и «Вау».

Дед: – Не будь самонадеянным, Вован. А я как хочу, так и злоупотребляю. Меня вон Ванька, с твоих «бодунов» «лечил». И, кстати, подучил. Из всех употребляемых жаргонов он выбрал тот, что «грузят» ваши СМИ и чаты. Теперь вот не пойму, чего я переел: дерьмократизьма или «существа вопросов»? Ещё с красоткой нашей занырнул, покушал «мыла».

Богатырь: – И ты купился?

Старче: – Я не продаюсь, но что-то в этом интерактивном есть…

Иван: – А я всегда…

Дед: – Когда?

Иван по-богатырски: – Бывало. Я говорил, излишнее стремление к стерильности и чистоте к добру не приведёт. Вот и объелись, значит, мылом не узнавши меры. И в телевизоре, и на DVD, и на компьютерах везде всё мыло, мыло, мыло, мыло. Как бы и нашу красоту не смыло. – Иван улыбчиво на свою рифму загляделся.

– Дурак как есть, – чьё-то одобрение принесло.

– И что? – c той же стороны ему каким-то эхом что-то отвечало.

Дед: – Дали снова волю дураку.

Я – ободрённый Ванькиным примером: – Ой ли? Да одному ли Дураку? Тогда внимательнее посмотри сюда.

 

Мой фокус-покус под «Явление Алёнки». « А я, однако, им не лыком шит!»

Иван: – Я умываю руки. Это без меня.

Алёнка, выступая на сымпровизированный самовольно подиум (украла у you tube). Вся в разрезах от талии и до талии, с микрофоном в руке: – Дед, да я уже говорила, маляр никому не нужен: ни занюханый натуральный, ни гипотетический шоколадный, каким он там где-то себя видел. Ванька сдуру или из любви к животным может его Malerом-передвижником себе в свиту зачислить, – он такой, (жест пальца у виска – гламур ликующий в эфире!) – но я не буду значиться в их подписном листе. – Уселась в позе лотоса пикетом.

– Мне к лицу фламанцы.

Дед: – Фламандцы.

Алёнка: – Тем более. Там даже звучней… – закатила глаза в разные стороны. – А какие краски, какие мальчики кудрявые… – тащусь… от вдохновенья, так бы и съела вместе с крем-брюле.

Богатырь мне из-за кадра: – Ценительница, только б всех сожрать.

Алёнка: – А вам бы только аффектацию свою демонстрировать, вешаться, да уши резать, как этот Ван…  точно! Ван – Иван – Вован – тёзки! А тем более этот последний, именно – последний – с многозначительными обострениями. Дедушка, полетели от них. Пока он сказки всякие про себя сочиняет и с магами, – прости, приВсевышний Христосенька, – заигрывать на нашем фоне пытается, мир всем застя, я всю подноготную его бытия в обход его файлов вызнала. И очень это доступно, без всяких апокалипсисичных сайтов и дешёвых доступов до интернетов. Я тут намедни воспользовалась старым добрым средством, видеодвойка у них называется; все последние исторические хроники, сериалы по-местному, там задокументированные лежат. Свежак за год просмотрела. Если вкратце – он настоящий сумасшедший. Он, реально, связь с миром потерял. У  них тут, реально, в каждой деревне, вообще, спецназы с вертолётами и полно продвинутых москвичей; по секрету – их там больше, чем в самой Москве, где одни горцы и азиаты; даже в сельских больницах все медсёстры после кастинга и ГИТИСов всяких актёрских, чтоб, значит, больные выздоравливали продуктивней,… а коровы под музыку доятся. Ой, да надо тебе самому вникнуть, а то ты одни новости да вести Москвы этой и видел в Вовановом исполнении. А, по правде, кроме президента и других, плохих из ящика, да этого вот Вована про деньги всерьёз никто вокруг вообще не говорит; реально, родненький. Так что, он ещё и маньяк укрывающийся. Я после одного ночного просмотра уже столько его отклонений перечислить могу, уши завянут. Уж и не знаю, какое хамство, ему жить не даёт, но то, что у него все не дома, и сам он хам – это исключительно его косяк. Так что сворачиваемся, а этого горбатого в могилу – править, общенародное и доступное всем слоям населения средство.

Дед – мне: – Ивану роги накручу, чтоб за сестрой смотрел!

Алёнке: – Иди, исчезни, внученька, с подиумом… Может, поспишь?

А.: – Хорошо, Дедуль, за лицом следить надо. – И, покрываясь дымкой: – А плохо, что в титрах ихние спонсоры и  художники не пишут, каких косметологов их главные крестьянки между съёмками посещают. Те, которые на съёмки их закрашивают, наверно, сильно им лица зарисовывают. Как же им удаётся такими гладкими и молодыми оставаться? Узнать бы… тут это не дёшево.

Дед: – Да растай уж! Баю-бай…

А. – Хорошо, Дедушка, миленький ты мой, да прибудет с вами какой-нибудь бог. Я подожду, пока всё образуется.  А я сильная. И вам дам шанс. Я теперь как коммунисты – только крепче верить стану во что-нибудь и всем вокруг навею религиозный страх. Тем более, что у меня теперь тоже есть далёкая-далёкая цель. Я тоже должна кое-что ещё понять. Я непременно узнаю, как это у местных земляных прямоходящих от тактильных ощущений дети и некая любовь случаются. Знаешь как интересно, они даже просто руками могут подержаться, а глаза у них становятся готовы к зачатию. Потом они так дышат, как на тренажёре или по команде инструкторов по фитнесу и начинают друг другу делать искусственное дыхание. Им почему-то перестаёт хватать воздуха. И ещё, и ещё много всякого.

Дед: – Ну, Вован-шарлатан, не ожидал. Всё Ивану доложишь. О, явился, не запылился!

Ивану: – Убери от меня эту ополоумевшую, дневальный! Видно, за интернетом мы ещё одно чудовище не увидели, так этот охальник воспользовался, устроил сестрице твоей ускоренный DVD показ.

Богатырь: – Вова, твои штучки? Хорошо, что Дед не тот, а этот ленив и по сокращённым функциям доступен. Но это уже чересчур даже для такого реалиста, как ты.

– Сами напросились, сколько можно меня испытывать? Я и «стал в позу». Надо было показать, что всему есть предел, и вашему  шовинизму по отношению к мирно пасущемуся на своём выгуле в Worde неофиту – тоже. Мой реализм, он требует более щепетильного отношения, чем магия. В отношении нас, «неадекватных», важны глубокие подходы! А ваш администратор, такой же хам, как прочие чинуши.

Богатырь: – Хайло прикрой! Это мой гешефт, моя добыча. Мне и ответ держать. Я сам знаю, каких чиновников привлечь, когда и сколько. Таким вот умным от начальства лучше быть подальше. А мою, «сестру» тебе лучше лет так с сотню ещё не видеть, а лучше тысячу, чтоб мне нескучно было.

Иван заводится, меня тянет буксиром эмоций, посвящает в свои дрязги:

– Расфуфырилась, карга, – играет желваками. Цитирует: – «Вован мне нравится, и шею мы ему свернём! Я с ним, если кому-то скучно, одна справлюсь, и разгуляюсь, ух, ни с кем не поделюсь».

– Когда она такое говорила?

– Не важно. Она и не такое скажет. А организму должно бы быть страшно: для иммунитета-то так безопасней. Ты, брат, главное пойми: зарядку я им сам дам и всю партию устрою, а ты, чтоб не попасть впросак, как только что, держись от них подальше.

Я оторопел. Чем дальше в лес, тем трущобы мрачнее? А я решил, что худо-бедно пронесло.

– Сам знать не знаешь, кого ты накликал, погряз в масс-медиа и нюх подрастерял. Не всякий раз свезёт, нарвёшься, не успеешь даже ойкнуть. Я миллион лет изживал в себе раба, чтоб с ними говорить почти на равных. Я знаю их малейшие нюансы, когда и с кем из них я говорю, кому то и острастку дать могу и укорот; тут, друг не психология, а опыт. А ты с полымя да заигрывать с огнём. Короче – знай, я здесь один тебе кунак. Кропай свой опыт, терпи и больше вольной отсебятиной не занимайся. Да! И, будь другом, найди мне разницу между аффектом и аффектацией, пока я отлучён от интернета; что-то там мутное в значениях.

– Как это?

– Cаксаул  объявил мне информационную блокаду назло врагу. В тайм-ауте он ложит нас под дно. Да вот ещё говорит, мол, не по дням умнею, а я же как всегда…

Заступник, чутко раздвинул ноздри: – Всё, наши на подходе. Если что, то я тебе лишь как диспетчер передавал последнее ЦУ (ценные указания, если кто не знает).

Алёнка (вся в клубнике с огурцами – поправилась?): – Что за заговор персидского кота с босяком заборным? Иван, чего тут удумал делить?

Иван: – Тебе неинтересно. Чем тут поделишься? У него взять нечего.

«Подыгрывает и не сморгнёт! А ещё собрат…» – не озвучил я попрёк.

Алёнка: – Да, мне уж передали. – Ко мне, хозяйски подбоченясь: – У людей в деревнях крыши над головой, телевизоры, их в этих телевизорах так и сяк показывают. А этот – по чужим жилплощадям шарит, по сусекам клиентским без регистрации скребёт. А всё я да я.

В. Д. по-свойски мне: «Нет, не совсем оправилась, остаточных явлений перебор».

– Хоть бы сюжет оживил чем, кроме собственных стонов и пролаз. Всё мнишь, что зуд напрасный песней отзовётся. Да что с маляра взять,  кроме чужих расходников? Ни тебе банка, ни тебе кредита, ни портера, ни Поттера, ни бизнес плана…

Иван: – Ни фимиама… – На сей раз до меня дошёл подтекст «подыгрываний». Я только хрюкнул в глубине утробной.

– Хакнули на мою причёску. – Сплюнула на красивый потолок. – Дед, ты где запропал? Ты что, от дел ушёл? Из этого авантюриста бравого дурака интернетом сделали, – ему всё нипочём, – а ты-то тут – без пенсии, без жалованья, чего молчишь?

Ванёк мне исподтишка прямо в мозг: – К ипостаси деда-делопроизводителя. Хрен его найдёшь, – щекочет мозжечок хихиканьем.

Алёна, привередничая: – …Индексации на пустом месте будешь дожидаться, с моря у Сочей погоды ждать? – Прислушивается. Тишина. Не получив ответа: – Провалился на обед. И мне пора куда-нибудь. До встречи, камикадзе.

Иван: – Пора и мне. Я с дедом не хочу пока встречаться. Он мне чуток в твоих погрешностях помог, лишил проблемы, теперь я трохи не у дел. – Он по-богатырски развёл руками: – Приходится порой и чину угождать.

Улепетнул.

Ему на смену Дед.

– Что посекретничали? Не сучи задом, слышал, знаю про твой очередной косяк. Увлекаешься, малец. Не в коня корм, до фени все мои увещевания. Чего мутишь бессмыслицу без водки?

В.Д.: – А говорил с Альцгеймером не дружит…

«Устал я что-то от мельканья сцен», – подумалось, – «переключусь ка на машинное писанье».

«Мрак! Прав Иван, я чего-то допросился. Чего? Пока ещё мне не понять. Я только был рождён! Я только начал жизнь с новым «родничком», обзавожусь ещё одним инстинктом… И породил, рожать не научившись!

И что?

«Терпи», – сказал Иван. И я не против. «Не будем забегать вперёд?» – сижу, не трогаясь, ни в вперёд, ни в зад, ни тпру, ни ну, одно лишь кукареку. Что, Дед, ещё вопросы будут?» – безответный молчаливый постук клавиш – с нашим уважением к их правилам моей игры.

«Ты только молчи. Я так, для собственной ясности. Твоим именем я не располагаю – пусть. По мистическим канонам, зная имя, мы можем управлять демонами, – я не претендую. Придёт срок, и твоё откроется, мой Сфинкс. Чем ещё обязан?»

Новый Голос Деда – доброжелательный вдруг! – лишь характерно знакомо-ворчливый, чтоб, значит, не спутать.

– Попутал ночь и день, юнец? Где этот учредитель неотложек? Оуютвою…а, – непонятное, невоспроизводимое, но очень выразительное выражение с громадным подтекстом и набором звуков, если произнесено глаза в глаза. Я даже, показалось,  что-то понял. – Что за Засада!? Обязан чем? Да с кем ты говоришь с таким апломбом?!

В.Д.: Да сколько за одно-то утро можно!?

Я – уже выученный мной твержу урок: – Не уполномочен знать, сижу в осаде. – Ответ стеснялся сам себя, звучал выпуча глаза. «Глазами должен есть начальство» подошло бы для описания старания в глазах. Вот только до конца не было понятно, как уложить старание и аппетит в глаза.

– Я рыпнулся, теперь в плену из версий и затей, расхлёбывая кашу, … в Засаде… вроде. – Ёкнуло самокритично втуне – неубедителен доклад.

Рявкнул, исправляясь: – По Вашему,  мин херц, соизволенью!

Для полного начальственного высокого понимания я вытянулся на табуреточке «во фрунт».

– Да? – Старче осмотрел меня с сомнением. – А почему мне не доложили?

Я не знал. Пожал в ответ плечами. «Гармошка плеч» пришло на ум сравненье.

– Не уполномочен довести, боюсь доносом всё окрест испортить, и Ваше мнение о себе и иже…

– «Иже да како не солгут никако» – помню, молодец. Ещё «аз, буки, веди, глаголь, ижица …к Вовкиной попе ремень движется» тоже помню… Не помню зачем… – Инвалид смерил меня требовательным взглядом сердито.

– Так говори, что нужно и сиди. Я Альтером под Сфинксов с Эго не подвизался. И глаза о монитор мозолить впрок для дурней не желаю. Извиненья принял, дальше что?

Занятно! Ещё одна личина Древнего – в забывчивости, сосредоточенности на всём сразу. Или на чём-то вовсе запредельном, как это вдруг бывает у меня?

– А я… а мне… показалось, ты мне скажешь – что? – опять пришлось замяться в скудости фантазий.

– Но, если ты сам так ставишь вопрос… – зацепился я за тонюсенькую ниточку, – … позволь уж мне тогда подвести первые итоги. Твоя сюжетная линия на данном этапе разобраться с теми, кто вторгся в ярость Ивана и заставил его оторвать задницу от печки. Точно, что это не я, клянусь, не знаю как. Он сам попёр, мин Ваше Это …, как – да будет мне позволено сравнить – бульдозер на буфет. Я только темпераменту богатырскому уступил. А вы меня, кстати, и простили. И меня и Ваньку, к слову уж сказать.

Дед отозвался нетерпеливым жестом на мою докуку.

– Не буду затруднять Вас, Отче, думать, развеять так могу прискорбные сомнения: откроюсь до стыдливой чакры у …, короче, знаешь сам. Зондируй правдивость как уролог – по поводу Ивана…

Дед, прервав: – Ты про муладхару? Знаю. – Старец согласительно кивнул, глазами и бровями доказывая, что он аналитик.

Я закрыл глаза и – типа, предоставив деду мозг, – открылся: «Мой алгоритм прост: зарабатывание денег для выживания, траты в ожидании прибыли для совершения трат. Замкнутый круг, можно сказать…» – Прервался. В.Д.: – Открылся не оттуда, не с того конца – фиаско! На счастье старец мыслями витал и слушал избирательно.

– Нельзя, – вытащил меня из конфуза голос Старче. В нём была усмешка. Нет, не насмешка – подзатыльник мудреца.

– Что? – переспросил я отрезвлённый от своих вступлений.

– Нельзя. Тебе даже Иван, Дурак наш предурацкий растолковать доступно может.

– Могу. Можно, дед? – как чёрт из табакерки, из ниоткуда вывалился Ванька.

– Изыди, – шуганул пострела дед. – Он уже вник. Вдобавок убедился, что я ничего с тобой ещё не сотворил. Ему уже было примерещилось, что я тебя сживу. Вот только б знать, откуда и зачем?

«Нет, этот точно был не тот Администратор-Дед», – я сам себе за шторкой.

– Вник в миг! – Я радостно вздохнул: – Подзатыльника некому было отвесить. Ха, но красиво-то как! Жалко, мне не дали досказать и показать.

Не-Администратор: – И что бы я увидел?

Я с энтузиазмом, как будто готовя Деду (десятому?) сюрприз: – Мало что круг, т.е. без начала, без конца, так ещё и – замкнутый…

– Вот истинный балбес! – недослушал Не-Администратор. – Замкнутый круг – это из математики! Ты в математике силён?

Эффект разбился, потерпел облом.

– Нет.

– Вот и не лезь, куда не положено. Сказано тебе – нельзя. Нельзя сказать и выразить чего не понимаешь!

– Так это-то я выразить и захотел! Эх, ты, пришелец, обломал такой шедевр. В процессе созиданья мог участвовать, как крёстный.

Иван и я в прострации объединились душой под впечатлением силы и фантасмагоричности бессмыслия, употребления непознанных значений, знаков, слов. Словно уснул в обед, а к вечеру проснулся в отремонтированной, но чужой прихожей с открытой дверью в общественный сортир.

Иван: – Брат, Вова, подбирай сравненья! – вылез из отдушины души.

– Где подбирать?

«Брат»: – Выбирай… да ну тебя совсем!

Иван, не проявляясь, на Деда без пиетета, внушаемого мне (Дед, опять что ль, поменялся?) покатил:

– А, испугался, проняло? Чёрная магия у нас с Вовой называется.

– «У нас, наша, своя», как слышишь, Вова? Приём… да, ты не ослышался – «у нас», и это звучит гордо, – подначил молодец. Иван на этот раз образовался только на вербальном уровне. Но очень ощутимо! Инкарнация Старшего Всепроникающей троицы только покачала головой.

Алёнка, проявляясь: – Я их обыскалась, а они все тут! И сеи-веи распевают.

Я ей, – не ей? – бесовке, с укола «чёрной магии» осмелев, без всяких там зазрений: – Красиво формулируешь, бабушки моей словами, откуда набралась?

– Белая магия, – из-под веника в виртуальной избе нарочито пискляво раздался Ванькин брёх. Он дурачился, резвился в кругу домашних, – мяу! – проорал. – А я щенок!

Девица в ответ: – Дурак на дураке и Дед со своркой. – И следом моим голосом меня же, как щенка, мордой в собственную лужу: – Замкнутые круги – ремесло современного домового: не того ранга по мистическим табелям, чтобы смущать демонов.

Иван-заступник ей: – Язва!

… – Многоточие моё. Хотелось вставить что-нибудь, да оно скисло.

– Тебе и карты в руки, прапрапрапрапращур, – сдержанно, «без внимания» на хулиганство проказницы, сказал я, не найдя, что бы ещё сказать. – Дерзайте, я тут не у дел. Уж больно много вас. Спокойной ночи.

Дед зыркнул косо на жаркую облитую солнцем крышу соседнего строения и исподлобья смерил меня взглядом: – И тебе ночевать покойно. – Развернувшись круто на 180 градусов лицом на свиту: – Алёнушка, гулять.

«Сестрица» собачонкой, – что-то оживляж в моём писании напоминает выгул для собак, – выскочила за  уходящим вслед. Остался я с неначатым рабочим днём и с бесполезным для работ богатырём. Он допроявленный стоял, моргал, чего-то словно ждал. А у меня палец тянулся жать на «Режим сна». Чтобы занять руки, я вынул сигарету, задымил.

Упоминание о  СЛУЧАе.

Луна как чёрная дыра, сквозь тучи мрачные без дела всё в лужу грязную глядела…

(Припев под лейтмотив – вместо эпиграфа.)

Ванька тут как здесь: – …и видела Малевича квадрат.

Я – вне зоны доступа.

Мне мстилось… Проявились и самомненье, и неверие, и посягательство на автономность духов, малодушие и отсутствие полёта – всё, что себе всегда прощал, не замечал и всё чего не ждал. Всё, всё отчётливо в некое марево сложилось. Кручу калейдоскоп…

– Куда ж нам плыть? –     спросить хотелось в пустоте у ясеня иль у какого пня. становлюсь китайцем ).

– Остряк-самоучка, – отреагировал отповедью мой запасной я-сам (В засаде на самого себя

– Вова, может про Льва Толстого? – Иван-затейник настроение уловил.

Ответил коротко: – Да что с того, что неподкованный в криминалистике мужик из справедливости бабу из высшего света под поезд неправильно уложил когда-то? У нас сейчас герои на экранах штабелями всех вокруг кладут. Заметь, без всякого литературного подхода. Проехали.

И не хотел я больше ничего добавить.

Иван: – И всё? А пояснить, чем классик нехорош?

– Всем хорош. У меня заело, по «ящику» всех «мочат» сериальщики по беспределу, вот и досталось долгожителю во мне. Отстань, я не в настроении.

– Ну, надо ж дальше жить, – нудил Иван. – Давай в досуге, пока Дед не видит, не портя плана тоже кой-кого того…

Что с дурачины взять?

– Чего того? Замочим?

– Опишем! Хрен с тобой! – когда не жалуешь ты бога.

Я в противовес: – Нечего трепать мои заморочки. Это не я сказал. Я тут не идеален, чтоб точкой зрения кого-то напугать. Я просто тормоз в верчении колеса.

Иван: – А-а-а, – сделал вид, что понял.

Между тем проявилось лишнее настроение, приподнялось, отряхнулось, завертелось.

«Кот из дома мыши в пляс», – шкодливо тёр язык назойливый рефрен. – А не порасспросить ли на досуге, пока он тёпленький, – имеется в виду Иван – про то Незнамо Что? Дед, в который раз, всё нам пять минут назад простил или забыл, что сводится к одному… – затейливо зрела незатейливая мысль, додумывая про себя, что мне не мстилось.

И, уступая произволу, я затянул издалека.

– Послушай, Ваня, что-то, мне сдаётся, что Дед не очень-то передо мной темнит. Имени не говорит, потянешь ниточку – обрубит. Но он старик, как не крути… – Я помолчал, чтобы загадочнее врать. – И, видимо, он нам благоволит. – Ещё пауза, прячущая концы в воду.

– Ты говорил, я всё помню, но всё же, мы в той или иной степени все живые, а значит и консенсус должен быть.

– Попробуй, поищи, но я таких не видел. Ты запиши в словарь, как встречу, буду знать, – ответствовал мой терпеливый Богатырь.

– Консенсус между прахом и эфиром? – Иван философски причмокнул, проверяя фразу на вкус. – Нет, пожалуй, не встречал.

– А, может, случай не представился, или он, ему ли нам ли, как-то загадочно не ворожит?

– Дед, или Случай Деду?

– Да ты меня не слушаешь совсем! Всё ваши игры?

– А ты меня послушал?! Поменьше бы курил, нервы были б в норме. Меня бы пустяками не смущал, коль я такой живой.

– Чем?

– Дуростью своей, своим рефреном и оправданиями самому себе. Как видишь, я всё слышу!

Меня расплющило от злости. Хандру как ветром отрезвляя, сполоснуло.

–  А я не сомневался! Да ты никак, брат, твою мать, переорать меня заранее решил? А расслышал, как вы все меня достали? Припёрлись, дескать, породил, а я теперь молчи и жди? Чего? Какого исступленья?  Вздрючили, а я молчи вопросы? Ещё посмел, бр-р-рат, на меня орать? – я, наконец-то отпустил собак, грызущих мозг, и наслаждался рыком. «Брат» я употреблял, как эвфемизм, чтоб не сорваться в мат. Оно звучало «круче». Я даже полюбил условность и банальность слов, за которыми так много затаилось: «брат», «доченька», «сынок», «отец» – как они офилигранены кавычечным цинизмом!

Уняв адреналин долбёжкой клавиш, я смог уже спокойнее спросить: – Прости, это, наверное, с того, что я давно уже не видел брата. – «Прокатит – не прокатит отговорка?» – прикинул втихаря.

– Какая заразная муха тебя укусила? С какого-такого ты банальностями меня грузишь, за все табачные киоски на меня орёшь? «Бросай курить», «Курение убивает» – ты мне не лёгкие темнишь, а и без того сумеречную душу. Или провокационно раздражал? – высказалось интуитивное подозрение.

– Сказал бы я тебе – провокационно…, да ты на славу за двоих долбал.

– Спасибо, аплодисментов я не ждал.

Иван коварно: – А, знать, не зря тебя Алёнка костерила. Припомни ка,  да и вложи в мои уста, получится отменный диалог.

Интуиция подтверждалась. Мной оболванено моталось головой, синхронно с его текстом. Со стороны это могло восприниматься, как согласие.

Иван его прервал: – И я про неё родимую, про душу нашу. Ну что ты озарениями своими нелюдям спать не даёшь? Ну и что, что я и Дед с Алёнкой на прочих ваших пришельцев книжных не похож? Да, я не Терминатор, испугался что ли? Меня? Алёнку? Деда? Тебе нужны другие? Или ты и меня в какой куколь запаковать хочешь? Нет, мы – не манифест. Не пройдёт! Летали – знаем. – Богатырь смягчился, услышав угрызения мои.

– Но ведь и ты ж другой. Некоторые вон – Маркса прочитают и с первых страниц коммунистами себя чувствуют, прибалдев от толщины. И ничего. Ещё и в партию вступают. А ты, ты пока всё стерпел и каешься из-за углов сознанья. Мы – иго-го ещё с тобой споём! И сказка – то ещё не начиналась.

Вот только дымом сигаретным прекращай чадить. Ложись ка лучше спать: вахта нас до срока не минует.

Возражения першили в горле, но под натиском Ванькиного слова там же застревали вязко. Я понимал, он нарочно «тянет кота за хвост», сберегая откровения. Но невольно от неприкрытой лести смутился. И, как всегда в подобных случаях, резко сдал назад. Богатырь кивнул.

– Извини, погорячился, но ты тоже хорош гусь. Все мозги мне своим никотином отравил. Алкаши жизнь глушат водкой, ты своим чадом сигаретным. Не знаю кому здесь засада от твоего самосада.

– Winston-а …

– Гремучего пердежа! Моего стона! «Самосад» – потому что никто тебя не заставляет.

– Маркизом де Садом, значит, манипулировать не будешь? – В знак примирения и я сыграл в слова.

– Литературные аллюзии от твоего куренья дохнут. Кстати к тебе из их плеяды Мазох бы подошёл скорей. Ты каждой сигаретой, как Веничка Ерофеева алкоголем, усугубляешь и усугубляешь свою тоску, играя на сосудах. Не молодой, ковбой.

– Огорошить решил? В тональности Я-мажор. – Я не поддался на его елей не освящённый. – Нечего меня за прокажённого считать, пусть не рассчитывает меж нами никто, что правда вдруг возьмёт да и всплывёт за просто так. Нет у меня её! И я её не знаю, сколь не умащивай. – Так я вспомнил применение елея – постного масла, проще говоря.

– И, Ваня, тебе «фи!». Де Cады и Мазохи, с их Фрейдами, они не mon ami, ширпотреб приватизировал, затёр. А с Веничкой тебе бы побережней.

– А я, всего лишь – точнее. Как про более – чем менее – известный в широких кругах типаж русского алкоголика, с его неизбывной тоской и неистребимой жаждой.

– Зато он гиперсексуален, романтичен, как гламурцы говорят! Ой, может, хватит, мне капать на мозги? Ты хочешь поговорить об этом сейчас? Этой главы нам хватит? – прибёг я к яду,  одновременно ненавидя себя за это.

«Засада! Сколько можно Деда ждать и моего повиновенья? Отдал бразды правленья и тужу. Кто тормозит сюжет? Чего мы ждём в «засаде» с переменой лиц до потери собственного?» – монолог внутри.

– О-о-о, какие мы! Активные курящие алкоголики. Держите меня всемером! – Ванька нарядился скоморохом. Скоморох махнул смешными рукавами, спустил штаны и голой жопой сел с размаха на бетонный пол. Наверное, ему казалось, оживляя роль по-голливудски.

«И Ваньку не минуло», – ещё подумал я.

– Ах, и этого будет мало? – поймал чудила мысль. – Тогда представь, дружок, что это ты. Аллегорическая миниатюра, брат. – Похоже, он ещё не доорал, но, к его чести, Богатырь сдержался.

– Ты что же, без меня в засадах побывал? И если было бы не так…ну, с маленькой поправкой на вашего покорного слугу, который, видимо, не в счёт …

– Иван, я не о том, – заныл я, не стесняясь, сцене в тон.

– …то парился бы ты сейчас не здесь, а мусорил в клиентской сфере обитания интернета, – торовато, пропечатал Иван.

– Деньги бы зарабатывал, – отбрехнулся я.

– Раком? Раком всех не заработать. Эх, совсем разучился народ жить. Вместо рутины и самоистязания в добыче каждодневной, за которой и жизнь замстилась, он сидит ратником в засаде, службу правит, а всё ему не так, всё как баран и лезет на рожон.

– Вот велика радость! Хрен редьки не слаще: что здесь служба, долг, что там – долг, служба. Краснобай, – мягко пожурилась мной его оптимизация процесса.

– Трепло, – ответно охарактеризовал меня Иван тепло.

– И не ори на меня! – засучил озорник сапожками 50-го растоптанного размера. – Дыши глубже. Не трогаю я пока твоих Веничек. Сказал же, – своевременно и ясно! – всего лишь брось курить, оставь свой сплин.

Как трудно держать нити проводников мысли под контролем! Ещё и за двоих. Один из которых на нас глядит со стороны. Или со всех сторон в шесть (или в сотню!) глаз и с тайнами за каждой парой этих самых глаз. Они себе распределили роли, а я? Где найти мне силы? В романе та же жизнь: скандальна, нервна, мелочно подробна; дурь и веселье только скрашивают зыбь.

Диалог с пыльным мешком на голове в ауре ёжиков в тумане вяз. Я плыл куда-то.

Подбадривался как мог, огрызался на четыре стороны света:

– Не путать только «дурь» с «той самой дурью», зевака!

Иван: – Nj-nj – описка от уныния… – То-то (исправление), жизнь мелочно подробна в твоём положении потенциального суицидника и незачем множить паузы и многоточия за знаками вопросов, – мозготряс из моего мешка тряс смыслы. – Сколько ты их наставил за одну незавершённую засаду? Себя неосуществлённого не жалко? Меня пощади. Вован, не жги мозги напраслиной, не надо фантастических сюжетов. Прими настоящее как есть. И будет всё о` кей. Научишься, и сам ещё  состряпаешь сюжет. А нам пока бы только этот расхлебать.

– О-о-о-о, зеленоглазое такси, – мне в ответ на безответность пропел напарник.

– И это – на оставленный без ответа выпад! – горько вскликнуло обиженное самолюбие.

– А песню «он только трубочку курил с турецким крепким табачком» слышал? Не сменишь пластинку?

Иван проигнорировал. Я машинально, от «бычка» прикурил. Подумал: ”А не позвонить ли маме? “- невпопад. Бил, гад, ниже пояса. Знал куда и как. Возражения отметались. Я неожиданно для себя хохотнул, чтобы встряхнуться, вспомнил звонок тётке, навестившей нас с женой у матери.

Приехала родная навестить племянника с супругой, привезла пирожных к чаю, да так в чаяньях и уехала: я ночь не спал и не в силах был оказать достойного приёма. Проспавшись после её отъезда, позвонил, дабы извиниться, и сказал, что на балконе лежит в сковороде жареный белый амур, может она захочет… Она поблагодарила. Идиотизм ситуации веселил и сейчас. Значит, что-то во мне ещё работало.

Вопросы и ответы.

– Ладно, пока проехали, но только пока. Заметь! – Последнее выдал голос первой и единственной родной жены – бывает. Иван услышал, прищурился многозначительней, чем следовало, и я, наконец-то, переключился.

– Что тебе было надо?- сделал отступление в надуманную забывчивость подельник.

– Ответов.

– Вопрос?

– Много.

– А то я не знаю!

– Вот, первый попавшийся. Зачем при изложении с применением прямой речи после вопроса или предложения писать «спросил» или «сказал»?

– Насмешил. Давай другой.

– Как вы всё слышите?

– Ну, известно, – слухом.

– Т.е. не ухом?

– Ой, придумай сам. – Мне стало стыдно за свой примитивный разум. Но я не утерпел:

– А как перемещаетесь? Нет, молчи, я угадаю сам – при помощи перемещенья!

– Ты не безнадёжен. Всё просто. Нужно только подольше с этими понятиями пожить, впитать их и воплотить через себя. Как для тебя естественно враньё, использующееся под видом озарений, как в буковках твоих корявая от многих смыслов вытекает мысль, так гармонично и естественно у нас всё остальное.

Я молча проглотил ответ. Усвою позже. Пока есть случай, не упущу волну. Поймать бы побыстрей!

– Да, слушай, – осенило, – а почему тебя добрым молодцем кличут?

– А, косность замучила народ, не ведают, что говорят – творят. Огульно в тоске по справедливости все штампами клеймят, героев и крайних назначают.

Ход мыслей примитивен, без заскоков: уж если нам что и не удалось, то по доброте душевной, что не получилось – хотели, как лучше. Вот Ванька, пусть не герой, но добрый молодец, с него ответ – он молодец и – добрый.

С того и повелось – за всех великомученик перед судом негласным совести народной. А Кощей бессмертный – это я к примеру – враг, хоть и никто его не видел. Традиция, блин.

– Нелегко тебе, однако, – прочувствовано посочувствовал я. И, чтобы как-то развлечь закручинившегося Ивана, задал вопрос: – Слушай, а Кощей бессмертный, он, почему плохой, и, по сути, кто такой?

– Эфмеизм, сам понимать должон. – Иван заокал, подцепил инфекцию от навеянных мотивов.

– Должон? Кому?

– Ты ж в роли писателя, соответствуй.

– Да знаю я. Я так, для беседы, чтоб ты не спал – в Засаде. – Я пальцем возле клавиш постучал многозначительный такой. – Но с какого бока припёка это… то, что ты сказал?

– Забыл, напомни.

Со стыдом перед многомудрым прототипом, я полез в интернет, чтобы узнать, о чём это он забыл, о чём глаголет.

– Ваньк, такого слова ни в одном словаре нет. ”Эвфемизм» есть, а «эфзмеизма» нет.

– Я что, опять дурак, по-твоему? Ты не слово ищи, коль дотошный такой, а смысл.

– В интернете? – c сомнением спросил я, впадая в невпопад, как со многими бывало не однажды. – Занятно, я думал, ты там только информацию, нарушение авторских прав и сплошное  издевательство над потребителем видишь.

– Эт как? – в свой черед озадачился Всезнай.

– Как я. Но, ведь ты понял?

– Ну…

– Ну как в телевизоре, когда, с твоих же слов, там, как оказывается, не передачи транслируют, а сплошное промывание мозгов ведут.

– А, понял. Только это для тебе подобным. Не для меня. Да, есть такое, для психов это там, психотехнология такая. Что ж, короедов и шкурников хитрожопых везде хватает. У корысти своя магия. Но это другое. А ты о том сейчас?

– Чуть в стороне. Я вот про смыслы.

– Со смыслами там полный шик-модерн, только чаще по ссылкам кликай. Как утомишься, плюнешь сгоряча на безрезультативность всех запросов, так всё и поймёшь, и огребёшь, и обретёшь… если повезёт. Интернет – это же сумбурная структура, ей без колдовских штучек не выжить, – по обычаю, свалив психологию, интернет и колдовство в одну кучу, поучал оппонент.

– Ни это, так другое, там выбор есть, ты ищи получше.

Несогласный с его широким подходом к функции выбора, приписываемый поисковикам, я, однако, воспользовался стоящим у меня русским Яндексом и получил, подтверждающий Иванову галиматью, желаемый ответ. Оказалось, – ну не чудо ли! – слова нет, а смысл есть. Это несуществующее понятие оказалось суррогатом нецензурных или нежелательных к прямому употреблению смыслов. Чудо! Борясь с охватывающим меня предрелигиозным экстазом, я все же заглянул ещё в Google. Реализм и практичность инородца расставили с присущей нерусям хитрой церемонностью всё по местам.

– Быть может, вы искали эвфемизм? – скалясь издевательски, нацепил интеллигентную маску вражина. А дальше все по-нашему и теми же словами.

«Сечёт фишку Иван», – одобрительно, но без необязательной похвалы вслух, поставил мысленный «кряк», я. Такое вот я, оказывается, тоже эвфеместичное … не скажу что. А почему – нет? А Всем всё и так понятно, а букв и цифр меньше! «Вот такое я», – притопнулось чуть ли не горделиво.

– Вижу, разобрался, – одобрил снисходительный наставник. – Именно это и называют зачастую Кощеем взрослые, рассказывая сказки детям. Херню всякую непонятную, мягко выражаясь. Куда от скудости умишка своего и сами  прячутся подчас. А бессмертие присовокупили из самоуважения и религиозности неискоренимой в натуре человеческой; да чтобы наверняка с неугодным не связываться. Мол, чего себя понапрасну гробить? Как колом осиновым застолбили тему Кощеем Бессмертным, чтоб деткам неповадно соваться в неё было, и – «трава, не расти!». Хитромудрость такая, народно-освободительная, кою несведущие суеверным страхом называют. Такой вот эвфсзмеизм из простого совокупного понятия скупости и тощей телесной конституции выросший.

Я закурил и осмотрелся, хотя и полагался целиком на дозорное мастерство Ивана. Посмотрел на его нечеканный заповедный профиль бдительного стража и задал давно мучавший вопрос: – Почему ты не женат?

Он насупился, дух эпосов, и полетел, мысль загоняя: – Дуальность не нашего мира, экстраполируемая тобой на нас, простительна. Но наша ментальность не позволяет константно иметь близких. В нашем мире нет Дневных и Ночных  Дозоров. Я один за тех и прочих всех, кого ты не можешь и представить.  Алёнка, и Дед, – вершинки того айсберга. Мы то, но и не то, чем твоя фантазия делает нас здесь и сейчас. Ты позвал, тебе нужна была сказка? Так бери её и не смотри дарёному коню в зубы, наслаждайся.

Вся трагичность в его простых словах горой легла мне на плечи.

– Дурак. – Я только мог пожалеть его, себя, а также и его в себе, а себя в нём.

– Не бери в голову. Помни – Здесь и сейчас. Твори! Ты неплохо начал. Далось тебе мое семейное положение!

-«Здесь и сейчас» – потребовало от меня осмысления. Воспользовавшись пикающей паузой в моем мозге, Иван витийствовал на славу, интерпретируя меня.

– Твой мир состоит из хозяев жизни, стремящихся организовать её под себя, и, соответственно этому, диктующим правила благоустройства своей жизни –  с одной стороны; и человеческого материала, в лучших правилах триллера, неспособного переменить эти правила, но борющегося, страдающего и мечтающего, – с другой. Я – граница. – Певец прислушался к себе, остался доволен: – Пойдёт.

– Я – граница, –  ещё раз попробовал Иван на вкус фразу, чтоб чётче отождествиться.

– Куда уж тут жениться? – вляпавшись в рифму, как всякая гармоничная личность, заключил «Богатырь».

– Да не мельтеши кавычками, зови как удобно, – заглядывая в текст стенографии выступления, разрешил оратор. Нет у тебя друзей, – зови другом. И за Моську я тебе, и за Слона, и за каюра, и за кий-стимул…

– Ох, ты же многолик, как Янус! – пришлось гужи подтянуть, чтоб не потерял мою телегу. – И уговариваешь как цыганка. Сейчас вот, прям, как вся картина «Три богатыря», – выдал я впечатление. – Крутизна наших с тобой фантазий с экстраполяциями так и прёт, аж мозг таранит. Дед не Дед – мизер от Неназванного, ипостась отпускная. Алёнка – не баба, а Яга какая-то гламурно-стервозная, плюс, в нагрузку, и – Женское начало. На вас, на всех пробы некуда ставить!

–  А я? Как видишь, я один, – и понурил, собака, простой такой, голову. – Я всегда один. Я – могучий одинокий утёс, борющийся с крутыми свинцовыми волнами неуправляемой стихии …

– Выпал в транс, – прошептал я, чтобы не нарушить медитативную стройность мантр своего Галатея.

– Галатея! – никто не ищет опечаток! Почему нет? Приписали же миф Руссо 18 века временам властвования Венеры… Захотели дать в жёны Пигмалиону толи царю, толи скульптору в жёны Галатею каменную какую-то  – дали. И на нереиду древнегреческую наплевали, и на критскую беглянку, сделавшую из девочки мальчика. Чем я хуже?

Принимайте Галатея. Захочу, вообще трансвеститом сделаю, в дань тенденциям Евросоюза, усаживающих своих компрачикосов в парламенты.

– А ты гад,- прочтя через плечо свеженаписанное, заклеймил меня Богатырь, возвратясь к страницам из далёка.

– Ты что, Вован, совсем от моего вдохновения Заратустрой себя почувствовал?

– Та не так всё понял…

– Представь, что по улицам ходят такие все из себя Заратустры, – опять увлёкся раб нетбука. – Кто на выборы пойдет, читать, кто нас будет, наконец? Галатеи с яйцами?

– Успокойся, ты такой один.

– Ожил называется. А и кто кого тут оживил? Да я роль репетировал, а ты? Ты что насочинял? Или ты там в одного лыбу давишь? – наехал на меня в отместку за вольные фантазии Иванус.

– И что, вопросов больше нет?

– Хватит, завязал. Я не железный.

– А про деда… Алёнку? – усмехнулся в усы Богатырь злостно.

– Ладно, ладно, подожду. Но не будь впредь третьей женой, у меня на этот счёт табу имеется. Но, если назвался другом, будь другом, не взыщи.

– Да, друг я, друг, в какой уж раз клянусь, – примиряюще. – И без атрибутов, – с укоризной. – А ты не мусульманин. – Иван показал умение играть тембром в подобие речных волн: набежал … и… откатил обратно, к плавному течению.

– Мир – мэрам, – я в общепринятом жесте поднял сжатые в ударный кулак кисти рук.

Визит к Случаю. (после мелкой суеты)

– А мне-то грешным делом показалось, ты про Случай упоминал, – интригующе и напевно протянул постоялец.

– Какой случай?! – досадливо, уходя под сень своей нелюбопытствующей мирной тени, отмахнулся я. – Кончили  голову морочить, сказал отвянь, я и отстал. Во что опять  играешь? Всё умней да умней показаться хочешь?

– С какой корысти мне перед тобой охорашиваться? Себя не уважать.

Я ляпнул: – Тебе видней. Комплексы от имечка, поди, одолели, – без особой прозорливости и задних мыслей, стерев досуже прежний разговор…

– Мне скучно, бес! – строфа во мне кричала.

– Х – ха, на тебя. Твоё тебе нравится? – Иван не слышал или впрямь играл.

– Не думал до сих пор! Живу, не сетую!

– С чего нам сетовать-то? И некому на судьбу кроме неё самой, как получается, пенять.

Ты русский, имя у тебя русское да ещё со значением. Если и ходят анекдоты про Вовочку, так от зависти или недалёкого ума. Вот и мне грех жаловаться. Какие же комплексы от имён заслуженных? А я вообще – бренд!

– А Дурак?

– Собака лает – караван идёт. Главное, что с большой буквы и что мы при этом думаем. Ду-ма-ем, – по слогам напел Герой.

– Тогда я буду думать, чем мне по строительству заняться. Это моя первая головная боль.

– Молодец. Кремень. Умеет Дед фактуру ухватить. И правильно, и не проси, не лезь на стены. Сами не придут и не дадут, но есть классная поговорка у тебя: «Делай, что должен, и пусть будет, как кривая выправит». Или нет, – Иван помялся в поисках лучшей тональности. – Делай, что должно и пусть оно всё будет… – и Иван махнул рукой красноречивей слов.

– Только куда ж меня, нас?

– Долго ж вы меня пасли, если поговорку вычислили? – скруглил я поворот.

– Пасли, ты прав, грехи не мне таить. И по закромам на жёстких дисках архивы потрясли. Не обессудь.

– Чего уж там. Вам Карма не страшна. Небось, и инкарнации на складе по зипам расфасованы?

– Всё в лучшем виде. Как ты пожелаешь.

– Я? А при чём здесь я?- почуял я сквозняк таинственных вселенных, тычущихся в затылке.

– А, долго объяснять. Или ты фантастикой увлёкся? Никак теорией больших чисел уязвлён? Наш алгоритм из малых величин поправить, градиент нравственности, ну, там, в степени поднять? Про Барабашек решил миру донести слово, другое?  А ты бы, лучше, с Wordом разобрался.

– Слушай, я не…

-«Уел, залётный», – необдуманно показалась из укрытия мыслишка и смылась мышкой в норку под топинамбуром. «- буром – буром – буром»… Я  просёк, что пора было менять направление разговора, но не нашёлся засыпающим сопротивлением.

– Послушай… – начал я.

-Ась? – c готовностью бесёнка отозвался корешь и даже ближе подскочил, ища мои зрачки. – Вова, что стряслось?

– Ты! Ты, вот, зачем меня сейчас сызнова трусишь?

– Я? Да ни в одном глазу! Ни в зуб ногой! Да как ты мог подумать, мы ж друзья? – дурак резвился, как тогда из под метлы. – Ох, Вова, мастак ты фразы печь, а мнителе-е-ен, как несмышлёныш. С того, думается, нам с тобой и валандаться и уму разуму учить. Я же веселю тебя, хочу тебя от ипохондрии избавить! Ну да ладно, коль так твою точку сборки заклинило, попробую тебя с дедовым дружком свести.

– С каким дружком?

– Так с которого ты контригру, сумняся начинать пытался. Случай – дедков дружок. – Как малому, едва не по слогам.

– Загадочно тупишь? – усмехнулся я. –

– Почему загадочно? – не отозвавшись на «тупишь», – дружок его, – пробубнил агрессор.

-Там и увидишь, и посмеёшься, если захочешь. А то загадочно… –  Что-то было в голосе напарника-гида, а вот что – непонятно. Случайность заглотил?

– Решили, так решили, – оборвал меня Иван. – Ложись давай и закрывай глаза. – Он раскомандовался, как от военной лихорадки.

– Не нагнетай! Зачем?

– А ты что, ещё какой-то способ получше, чтоб  дождаться случая придумал? Или иначе можешь полетать? – Сказал да и уснул, уснул, как был, вися меж полом и потолком над монитором. Прохрапел: – Давай как я.

Что дурню в его рвении сказать? Я выдумал себе короткую отсрочку.

– А куда это мы летим, не сдав поста? – полюбопытствовал я, у пребывавшего всерьёз в нирване напарника. Иначе, как про сбой его программы, думать было не под силу. «Он завис. Переутомился в усердии меня развеселить?» Прикрывшись правильностью вопроса от своего невежества, я чувствовал себя медматерью. – Быстро вырубается – посочувствовал или позавидовал в закоулочке подсознанья сверчок только что невольно мной сменённому в дозоре караульному дружку. Не удивляло меня обстоятельство действий спящего и говорящего одновременно на живую темку парубка вековечного. – Оксюморон ходячий, – подумал я вслух, на свои последние слова.

– Ну, ты готов? – спросил полуденный лунатик. – Полетели?

– Я лёг, закрыл глаза, – я повторял свои слова на деле. Прислушался к шумам воды по стоякам… и – отрубился. Помню только, что вновь подумал: – Нужно маме позвонить.