Александр Треумов. Обычная история

Командир эскадрильи встретил меня слишком приветливо.

-Остаешься за меня.

Дело обычное, но вот эта приветливость настораживала. А когда командир вежливо, но очень настойчиво потребовал, что бы я «раз уж остаюсь за старшего», то должен занять его кресло, я понял, что подставляют меня по полной. В голове крутились мысли:

«Комиссия из управления? Да, сколько комиссий любого масштаба переваривал мой шеф, и страшно не было».

«Комиссия из райкома? Так это с утра бы все знали. Райкомовские только заранее спланированную внеплановость уважали».

«Правоохранительные органы командир взял бы на себя. Потому как здесь одно неверное движение и под статью можно попасть, а чужой свободой шеф рисковать не будет».

Подставить шеф может, только если предстоит что-то крайне неприятное, но не опасное.

Понятно. Понедельник. Жалобы на летный состав. От соседей, родственников, жен.

Теперь мне стал понятен смысл обрывков фраз, которые я услышал, проходя мимо курилки: «телевизор», «цветной», «еще рассрочка не выплачена», «в окно», «Валерке в торец», «жене тоже».

Ситуация приобретала очертания. Обычная история о дружбе, любви и человеческих эмоциях. Если коротко, то жили два товарища Коля и Валера. Учились вместе в летном училище, вместе попали в одно подразделение, снимали одну комнату. Оба парни были видные, да еще и летчики. Только Валерке с девушками было проще. Общительный и разговорчивый, ему не стоило труда вскружить голову любой. Коля же молчаливый и замкнутый терялся рядом со своим приятелем. Это барышни постарше могли оценить спокойствие и основательность Николая. Но сейчас друзья были молоды, а их подружки были ещё моложе. Поэтому Валерка пользовался большим успехом среди юных созданий, с коими были оба знакомы. Но не портить, же дружеские мужские отношения из-за чего-то очень малозначимого, из-за красивой девушки. Это примерно так же, как ссорится в пустыне из-за песка, возле реки из-за воды, снежной зимой из-за снега. Девушек вона сколько, а настоящего друга найди, попробуй. Так рассуждал Валера, когда им обоим приглянулась Валентина. Валере она понравилась сразу. Томные глаза. Молчалива. Скромна. Но детское личико подчеркивало очень недетские формы. С такой скромницей Валера был согласен не просто на мимолетные отношения, а на что-то более серьезное – можно, пожалуй, и неделю-другую погулять. Но когда Колян сказал, что он бы женился на Валентине, Валерка не задумываясь, переключился на Валентинову сестру. Которую, впрочем, оставил через несколько дней. Кто больше нравился Валентине неизвестно, но отсутствие внимания со стороны Валерия и настойчивость Николая довели ситуацию до логического завершения – до свадьбы.

Но наша история на этом только начинается. Как и положено, где-то через 8-9 месяцев после свадьбы родился у Валентины и Николая прекрасный пацан. То есть теперь у Николая была замечательная семья, был у Николая настоящий друг, но была у Николая еще и сестра. Дура. Дура не по уму, дура по жизни. Сколько не объяснял ей Николай, что ничего ей мечтать о Валерке, она все не могла оставить мысли, что раз они целовались с Валерой на Колиной свадьбе, то все ещё может быть. Хоть и видела она, что тот ни одной юбки не пропустит, что он с ней как с родственницей, а все мечтала и мечтала. Пока невостребованные чувства не заставили её возненавидеть свой недавний объект обожания. Два средства лечат от любви: ненависть и брак. Пришлось ей воспользоваться доступным. Потому и стала она отваживать Валерку от дома своего брата. Да глупо это так делала. То скажет брату, что волосики у его сынишки точь-в-точь как у Валерки. То поинтересуется, где был Николай за девять месяцев до дня рождения сына, а где был Валерка. То анекдот смешной расскажет, в котором муж узнает, что не он отец своего ребенка. Только все эти глупости не испортят дружбу. Не замутят мужских отношений. Выпадут в осадок. Но осадок все равно остается. Там глубоко-глубоко. Но если не встряхивать, то кому это мешает?

А вот встряхнулось.

Был у Николая день рождения в эти выходные. Закуска, выпивка, тосты. При этом все за здоровье именинника. Приходится имениннику принимать еще и еще, чтобы тостующих не обидеть. Перебрал Николай, стало быть. Ну и делов-то? Выпил человек лишнего и уснул. Гости «не заметив потери бойца» переключились пить за его хоть и вторую, но прекрасную половину, которая в отличие от мужа говорила «спасибо» и ставила стакан на место. А дальше продолжили за друзей, за родителей, за гостей. Одним словом гулянка, как гулянка кончилась за полночь. Гости разошлись, Валерий как настоящий друг остался помочь убраться. Пить он не пил. Не потому, что непьющий или не уважал друга, а потому, что назавтра после обеда летал. А компания была летчицкая, и настаивать никто не настаивал. Потому как все понимают. Пока гости допивали, расходились, и Валерий с Валентиной стол убрали, Николай проспался. Поднялся и пошел на кухню водички попить, да узнать, почему благоверной рядом нет.

И видит Николай на кухне такую картину. Чистота и порядок и за столом в довершение его друг и его жена разговаривают о чем-то. Трезвые до неприличия. По интеллигентному все. А он вырубился, как пьянь какая-то.

Он получается здесь лишний!

Нет не напрасно сестра говорила, что волосики у сынишки как у Валерки!

Вот и трезвые оба!

Еще неизвестно чем они здесь занимались за уборкой да за мытьем посуды!

Валерка в этот момент увидел друга и даже не смутился. Только спросил:

-Ну, ты как? Я, пожалуй, домой пойду.

Читайте журнал «Новая Литература»

И вот это самое противное. В глаза смотрит. Ни замешательства, ни смущения. Немного усталости и все. И жена тоже ни смущена, ни растеряна. Улыбнулась по-доброму:

-Садись, Коля, чайку налью.

Вот эта их наглость, что даже не смутились, что глаз не отвели, и стала последней каплей.

«Ах, какие же вы сволочи, – крутилось у Николая в голове,- Хоть бы постеснялись. Или сделали вид. Или вы меня за такого дурака держите, что и бояться не стоит? Сейчас мы увидим кто из нас дурнее».

-Всем сидеть!!! Чем вы здесь занимались?! Мужа напоили и за старое??? Тоже мне друг называется!

Дальше в памяти только отдельные фрагменты:

«-Коля, ты в своем уме? – и глаза жены обиженные и испуганные»

«Удар не сильный»

«-Николай, возьми себя в руки!»

«-А ты почему защищаешь?»

«Удар очень сильный. Валерка отлетел к стене. Стоит и смотрит»

От этого взгляда и от вида плачущей жены, от осознания «какая же ты скотина» становится невыносимо тошно на душе. Такая тяжесть, от которой нужно избавиться любым способом иначе все внутри взорвется. Любым способом эту тяжесть нужно сбросить. Нужно сбросить. Потому как эта тяжесть тяжелая. Такая тяжелая как… как этот… этот… телевизор. И вот телевизор уже в руках. Телевизор тяжелый, это хорошо. Цветной, очень хорошо. Они с Валеркой, а это замечательно, только позавчера на второй этаж поднимали. Эх, пропади все пропадом! На балкон и со второго этажа, как тяжесть с души. Потом свалился на кровать, и со словами «Какая я скотина» уснул мертвым сном.

Утром было плохо и гадко на душе и просто стыдно и от своего свинского поведения, и от благородного поведения своей благоверной. Она, конечно, и не совсем простила, но и не вспоминала. А в глазах была ещё и жалость. А из упреков только, что «рассрочку за телевизор ещё платить и платить, а деньги тебе не с неба падают, хоть там ты их и зарабатываешь».

И на том бы эта история и закончилась, если бы не сестра Валентины. Как же это не вмешаться по-родственному в такую историю. Когда она узнала о вчерашнем от сестры она вознегодовала, как только может негодовать из-за поведения сестренного мужа-летчика сестра, не имеющая летчика-мужа. «Бьет, значит, любит» это для подруг. Для сестры подходит: «Бьет, значит сволочь!» и «Это ему даром не пройдет!».

-Не оставляй этого, – настаивала сестра,- раз слабину дашь, считай, пропало!

-Так он же извинился, – вяло сопротивлялась Валентина.

-Все они такие,- упорствовала незамужняя сестра, – пока им хвост не прижмешь, все без толку.

-Да, что я могу сделать? Только уйти от него. А уходить я не хочу. Мне никто другой не нужен, – пыталась закрыть тему Валентина.

-Так и не уходи. А проучи. На работы к начальству его сходи. Там знаешь как строго. Вмиг наместо поставят. Хочешь, я с тобой пойду? – от такой перспективы говорить с летным начальством глаза у сестры аж заблестели.

-Да нет. И так стыдно жаловаться, а ещё с сестрой, – уже менее активно сопротивлялась обиженная супруга.

-Так для него это лучше будет! Увидишь.

Это был самый точный удар и Валентина сдалась.

Вот здесь и начинается моё участие в этой истории. Зная, что мой шеф не боится ничего кроме женских слез, медкомиссий и замполитов, я понял его радость по поводу того, что и слезы женские и возможность общения замполитом он сбросил на своего зама, то есть на меня.

И теперь эти томные глаза смотрели на меня с вызовом и испугом одновременно. Что делать я не знал, и потому последовал совету своего приятеля: «Когда не знаешь, что делать лучше ничего и не делай». Поэтому будем слушать:

-Рассказывайте.

Что она расскажет, мне было уже понятно, а учитывая, что Валентина старательно прятала глаза, можно спокойно заняться своим делом. Благо график предо мной на столе. Только периодически нужно вставлять нейтральные «Хм» и «Ну и дела». Длинную историю собеседница изложила за три минуты.

-А теперь напишите.

-Что написать?

-Заявление. Не со слов же меры принимать.

И когда через полтора часа после пяти-шести просьб «а ещё чистый листочек можно?» передо мной лежало заявление, я уже знал что нужно делать. Быстро пробежав по тексту, я внимательно и пристально посмотрел заявительнице в глаза. Там в глазах было видно, что первоначальный испуг и робость сменилась чувством исполненного долга.

-Теперь мы примем меры. Надо же так себя вести! Такие меры, что мало не покажется.

Чувство исполненного долга постепенно менялось чувством удовлетворения.

-На всю жизнь запомнит, как это руки распускать. Десять раз подумает впредь, чем что-то делать.

Чувство удовлетворения меняется чувством глубокого удовлетворения.

-Вот посидит на земле месяца три-четыре посмотрит тогда что к чему.

К чувству глубокого удовлетворения добавляется легкая тревога.

-Посидит на окладе. Будет знать, что сколько стоит.

Уже никакого удовлетворения только растущая тревога буквально выплескивается их глаз.

-120 в месяц грязными! Это будет поделом!

Тут уже не тревога, а паника:

-Так не надо…

-А как надо? Мы, что жалеть нарушителей будем? Нет! Нарушил, отвечай!

Просящий взгляд:

-Может как-то по-другому?

-Бить, что ли?

-Нет. Бить не нужно.

-Да мы и права бить не имеем. Только рублем. Это эффективно.

-Нам ещё и рассрочку платить… Не нужно рублем.

-А иначе мы не можем.

-Тогда никак не нужно! Дайте заявление. Я передумала жаловаться.

Заявление легким движением отправляется в ящик рабочего стола, стол закрывается на ключ, ключ в карман. Я встаю, показываю, что разговор закончен.

-Ещё раз спасибо за сигнал.

В глазах растерянность сменяется настойчивостью.

-Николая нельзя отстранять от полетов.

-А что прикажете нам делать?

-Отдайте заявление.

-Не могу. Вы написали заявление. Потом передумали. Где гарантия, что Вы опять не передумаете. А я потом и отвечать буду, что не отреагировал.

Настойчивость меняется упорством:

-Я не передумаю.

Я не очень хороший актер, но сыграть сомнение все же могу:

-Ну не знаю, не знаю.

Упорство меняется попыткой очаровать:

-Ну, пожалуйста. Вы же знаете что делать.

Приходится играть и то, что я на эти чары поддался:

-Давайте сделаем так. Вы пишете заявление, что предыдущее заявление можно считать недействительным. И если вдруг Вы передумаете, у меня будет объяснение, почему я не дал ход Вашему первому заявлению.

Через некоторое время после ухода заявительницы, даже если так можно выразиться дважды заявительницы, как бы невзначай появился замполит. Это некоторое время было выбрано таким образом, что бы факт отсутствия информации о имевшем место событии уже можно было рассматривать как попытку сокрытия. Но только попытку.

-Как дела? Что новенького? Как выходные?

-Все нормально. Происшествий не было.

-Так уж и не было?

-Никак нет.

-А у меня другая информация.

-Может Вы об этом? – я достаю из стола первое заявление.

Замполит пробегает глазами по тексту, содержание которого уже хорошо знает. В глазах появляется охотничий азарт. Он на своей территории, в своей стихии.

-Что будем делать с этим? Что будем делать с вами за укрывательство мы потом решим.

-Ничего! – и элегантным движением я достаю второе заявление, – погорячилась женщина. С кем не бывает? Осознала, раскаялась.

Это очень короткое заявление замполит перечитывает несколько раз. Недоуменно смотрит на меня. В глазах профессиональная зависть:

-Высший класс!

Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Ответьте на вопрос: * Лимит времени истёк. Пожалуйста, перезагрузите CAPTCHA.