Один. В поле не воин (повесть)

«За какие-такие грехи задаваться вопросом: «Зачем? и зачем? и зачем? и зачем?»
                                                               (Янка)
 
 
Часть 1.
 
 
 Мягкий розовый цвет струился отовсюду. Притяжение усилилось. Планета казалась живой. Красная порода уходила из-под ног. Мне предстояло научиться мириться с местной гравитацией. Пытаясь оглядеться – я натыкался на буруны, розовый туман (или это было облако?) закрывал мне все окрестности.. Теплое дуновение ветерка, подталкивая, помогало мне продвигаться вперед. Там за туманом я ощущал чьё-то присутствие, какую-то пульсацию, причём со всех сторон. Кажется, я стал различать источник света. Сильное волнение охватило меня…
 Я узнал тебя! Я бы всё отдал, чтобы никогда с тобой не расставаться. Это моё единственное желание, моя сущность… Но были причины высшего порядка… Я был призван! И этим всё сказано…
 Я буду помнить о тебе всегда! Ничто не заставит меня забыть тебя. Как можно разорвать эту связующую нить между нами?!!! НЕТ – это просто невозможно!.. Разрывающая боль охватило всё моё тело, я чувствовал как изнутри, вместе с этой невыносимой болью, наружу рвётся мой крик.
                                                            -x-x-x-
 
 Изумрудная листва бесшумно шевелилась за окном, лучи солнца проникали сквозь неё и пыльное стекло, норовя попасть прямо в глаза. Щурясь, малыш изо всех сил молчал, стараясь не нарушить покой и тишину этого утра. Старшая сестра склонилась над ним: «Ах, ты не спишь, Ванюша?» И громкий рёв разнёсся по всему дому. Настенька от неожиданности отпрянула: «Что с тобой? Испугался?» Прибежала мама, взяла на руки ребёнка. «Кровь! Откуда кровь?!!» Ладонь малыша была в порезах, красные струйки брызнули на одежду, пол. Сбежалась вся семья, все наперебой хотели разглядеть причину случившегося. Искали в кроватке острые предметы, за что мог зацепиться малыш. Ничего не нашли. Постепенно успокоили малыша, сами успокоились.. Все разошлись. Ванюшу отнесли на кухню, посадили в высокий стульчик, стали кормить, не забывая приговаривать: «За маму, за папу, за Настеньку, за Наденьку, за Заиньку, за Орлика, за бабу Нюру, за Кирюшу..» Такое количество родственников никак не укладывалось в голове малыша, и вновь и вновь он с удивлением обнаруживал полно народу, ради которого он должен был быть накормлен кашей. Эта каша никак не хотела помещаться  в маленьком ротике ребёнка, и почему то оказывалась на подбородке, а затем на груди Ванюши. И в тот момент, когда очередная ложка с едой появилась перед измазанным лицом мальчика – в голубом проёме столовой с торжествующим видом появилась Настюня. В руках она держала главную улику – лезвие бритвы. «Вот! – на ней кровь. Оказывается, наш Ванюша научился сам вылезать из кроватки! Видимо он заинтересовался, что у меня лежит на столе и схватился за неё.» «Но почему же он потихоньку вернулся к себе в кроватку и никого не позвал? Разве тебе не было больно, Ванюша?» Ошалевший от такого внимания к своей персоне, но в большей степени радуясь возможности отвлечься от каши, он вновь громко завопил. Даже глухая бабушка явилась из своей комнаты, и долго выпытывала обстоятельства случившегося у внучки. Был сделан громогласный вывод: « Надо спрятать все опасные предметы, которыми может заинтересоваться Ваня». Исполнение данного вопроса было поручено Насте, как главной виновнице местонахождения опасного предмета. Поднеся лезвие на безопасное расстояние перед Ванюшей, она отчётливо сказала: «Это брать нельзя! Будет бо-бо!» Она раскрыла ручонку ребёнка: указывая на красные полоски на пальцах «Ты меня понимаешь?»
                                                            -x-x-x-
 
 
 Вернувшись из плавания, отец усадил Ванюшу себе на плечи и провёл экскурсию по дому, заглядывая даже в те тёмные закоулки, которых Ваня боялся. И подробно описал, что может случиться, если, к примеру, Ванюша задумает играть со шваброй или (не дай Бог) с кочергой. Печка, любимое место в доме, была подвергнута особой критике, интонация отцовского голоса настораживала Ванюшу. Кухня, где стоял ещё и газовый котёл, надолго отбила желание исследовать её. И только большой стол в столовой, под которым можно было прятаться за скатертью, остался последним оплотом безопасности. Проплывая на папиных плечах, как на корабле, по этому, как ему казалось, огромному дому с высокими потолками, через высокие тяжелые двухстворчатые двери, открывая их, держась за массивные холодные бронзовые ручки и, оказавшись в середине комнаты, можно было коснуться рукой и услышать мелодичный звон переливчатых кристаллов на люстре и любоваться радужными бликами, пока папе не надоест держать сына на руках.
 Только в комнату к бабушке папа никогда не заносил Ванюшу, да и сам Ванюша всячески избегал бабушку, пугаясь её громкого голоса и жуткой способности незаметно появляться, когда её совсем не ждешь… Её холодные руки, неловкие угловатые движения, глаза, в упор смотрящие и, кажется, в упор невидящие тебя – настолько отвадили Ваню подходить к ней, что довольно долго Ваня при виде её неизменно повторял: « Бу!» А оставаясь с ней наедине в огромном доме, на её попечении – старался спрятаться, и если она его находила – начинал визжать, постепенно бабушка предоставила Ванюшу самому себе..
                                                            -x-x-x-
 
 Сидя на полу в огромной зале, в сумерках, Ванюша закрывал глаза и пытался взлететь, подняться в воздух, воспарить над землёй. Иногда ему казалось, что ему это удаётся, но он не решался открыть глаза. И чувствовал, что коснулся волшебных кристаллов и услышал их звон.
                                                            -x-x-x-
 
 В одной из форточек было круглое отверстие, закрывавшееся крышечкой, как бидон. Как объяснили Ванюше – раньше, в войну, когда было холодно, комнату обогревала печка- буржуйка. И в это отверстие вставлялась «вытяжная труба». Как-то Ваня услышал щебетание птицы. Крышечка была открыта, и воробей забрался в эту трубу и собирался уже впорхнуть  в комнату, как тут бабушка с невероятной ловкостью, мгновенно подскочила, и половником, который она отчего-то держала в руке, из-за всех сил ударила по трубе. Ваня решил, что злая бабка убила птичку, но отчаянное трепыхание и скрежет коготков о металл убедили Ваню, что это не так. Напуганная птица, наконец, выбравшись из трубы, улетела. А Ваня, глядя в безумные глаза бабушки с половником, тихо пятился в угол, затем незаметно прошмыгнул под стол и долго сидел там в темноте.
 
                                                            -x-x-x-
 
 Громкий звонок разнесся в пустом доме. В коридоре включился свет, бабушка поспешила открывать дверь. Осторожно выглядывая в коридор, Ваня среди пришедших увидел маму и со всех ног, босиком побежал по досчатому полу навстречу распахнутым рукам. Оказавшись на высоте голов взрослых, Ваня обнаружил, кроме своих сестрёнок, двух тёть, которые стараясь посильнее ухватить Ваню за щёки, неестественно выкатывая глаза, и перебивая друг друга, начали кричать Ване прямо в ухо: «Бога – тырь!» Улучив момент, Ваня вырвался. Непонятные слова «Бога – тырь!» заставили его срочно занять свой излюбленный форд-пост под столом, но взрослые шаги прошлёпали вслед за ним в столовую, включился свет, началась суета разворачиваемых покупок, оживлённая беседа, вдруг – некоторое затишье… И неожиданно колыхнулся занавес скатерти и возник голубой медвежонок в чьей-то протянутой руке. Он был таким чудесным, словно светился в полумраке подстолья, что Ванюша тут же схватил и крепко прижал его к груди.
 
 Расстаться с ним было уже невозможно, теперь он таскал его за собой всюду: в ванную, в сад, когда его кормили, медведь сидел рядом и засыпал Ванюша только с ним.
 
                                                            -x-x-x-
 
 Резные ножки стола из тёмного дерева, с особым терпким запахом завораживали Ваню. Водя пальцем по замысловатым узорам, иногда пытаясь процарапать поверх что-то своё, до поры до времени остающееся незамеченным, Ванюша сидел в своём убежище, обнимая Мишку, и тосковал по чему-то, ему самому неведомому, может быть неизведанному?
 
                                                            -x-x-x-
 
 Единственным неизученным местом в доме была чердачная лестница. В сенях было светло: первые ступени на чердак были достаточно хорошо освещены. Крепко держа медведя за лапу, дрожа то ли от холода, то ли от страха Ваня стал карабкаться по крутым ступеням. Сквозь щели в стенах проглядывала тьма с какими-то таящимися интересными и жуткими вещами. Пауки сплели свои сети и терпеливо ждали мошек и мотыльков на своё пиршество. На самом верху Ваня осторожно толкнул дверь, она неожиданно легко открылась, ослепив Ванюшу фонтанами отраженных от стальной крыши бликов, и, обдуваемый нагретым теплом металла, он поспешил насладиться всем этим великолепием. Оказавшись наверху, на обжигающем металле, он не смог оторвать взгляда от того прекрасного вида, который открылся отсюда. Внизу был сад, где он часто играл с сёстрами. Хотя его трудно было отсюда узнать: вон крыша сарая, на которую как-то сёстры подняли плачущего Ванюшу по лестнице к себе. Там они собирали запотевшие сливы, упавшие на поросшую мхом деревянную крышу. И выбирая сливу получше, вынув косточку, клали Ване в рот. Он сосредоточенно жевал, пытаясь соединить кисловатый вкус рыжей мякоти и никак не жующуюся кожуру, с тем ореолом таинственности, который напускали на себя сёстры, перешёптываясь и переглядываясь..  Наконец, предварительно заручившись обещанием Вани никому не рассказывать, они допустили Ваню в свой тайный штаб, располагавшийся тут же, на чердаке сарая. Атмосфера таинственности была продиктована ещё и тем, что, как обнаружилось, отец здесь развешивал и сушил рыбу на проволочных крючочках. Девочки отрывая кусочки «запретного лакомства» с важным видом обсасывая соленые плавники делились с Ванюшей, на что он, как и в случае со сливами, отреагировал по-своему: тщетно пытаясь понять прелесть вкусовых ощущений, в конце концов незаметно выплюнул и спрятал «деликатес».
 Воскликнув от радости, Ванюша различил между деревьями растянутый гамак, на котором он любил лежать, раскачиваясь, в то время как сёстры играли в индейцев, воткнув в волосы гусиное перо и целясь из самодельного лука  в дупло яблони.
 Такое знакомое с земли и незнакомое сверху кружило голову заинтересовавшемуся этим видом Ванюше. Со стороны улицы рос раскидистый американский клён и нависал над крышей. Как рассказывала Настя – этот клён посадил прадедушка, после своего посещения Америки, как память об этой стране. Клён вырос очень большим и с искривлёнными ветвями и стволом, на которые можно было забраться, что и делала вся местная детвора, налепив на носы красные сдвоенные семена клёна, или пуская их по ветру, как вертолётики.
 Сильный порыв ветра качнул ветви клёна прямо на Ваню, он с трудом удержал равновесие. Крепко держась за выступ, он продвинулся подальше от дерева. Вдалеке блестела раскинувшаяся бескрайняя вода, белые барашки волн стремились к берегу. Кажется, Ванюша различал шум прибоя.
 Этот невозможный простор поселился в его душе, давая чувство покоя и свободы. Навсегда.
                                                            -x-x-x-
 
 В большой комнате все стены были увешаны старинными фотографиями в красивых рамочках. С них глядели бородатые мужики в чёрных платьях и с крестами на животе. А также кто-то в белых халатах и в окружении блестящих инструментов. На одной из фото маленькая девочка, вся в кружевах, стояла прямо на стуле, на фоне какого-то пейзажа с фонарём. Этот фонарь мало походил на те, что Ваня видел на улице. А эта девочка была его глухой бабушкой. Хоть бабушка и уверяла Ванюшу, что это она в детстве, но Ваня ей не верил. Что такое должно было произойти, чтобы это ангелообразное белое существо превратилось в сморщенную мумию с трясущейся головой? Куда делась та чудесная девочка? Неужели это фото – единственное, что от неё осталось?
 
 Иногда к ним домой приходили другие старушки, а один раз даже старичок с красивой тростью.. Тогда накрывали круглый стол кружевной скатертью, ставили большой самовар, доливая туда воду из чайника, расставляли, позвякивая, чашки с блюдцами, раздавали серебряные ложечки. Ванюше нравилось, придвинув к себе сахарницу, доставать оттуда большие куски, и расщеплять сахар старинными щипчиками на мелкие крошки.
 Ещё в таких случаях ставили пластинки с романсами. И все хором подпевали. Освещённый круг стола, вечереющий за открытым окном сад, с навалившейся прохладой, мошки, благополучно преодолевшие шторы, и теперь вьющиеся вокруг люстры, и это нестройное пение дрожащих старческих, но ещё звонких голосов – навевали на Ваню умиротворённость и покой.
                                                            -x-x-x-
 
Ванюша всегда очень радовался, когда отец проводил с ним время. Тем более, что в тот день они отправились на другой конец города к другой бабушке, к папиной маме в гости.
 Эта полная, мягкая, тёплая, пахнущая домашним обедом и выпечкой бабулечка начинала щебетать, целовать и нахваливать Ванюшу на все лады. Разомлев от тёплой встречи и сытого обеда, Ванюша незаметно уснул на руках, словно в колыбели. И приснилось ему могучее красивое дерево. И дерево разговаривало с ним о чём-то важном, главном, о чём никогда нельзя забывать. Проснувшись, он ловил остатки сна, пытаясь воскресить только что побывавшую в его голове мысль. Но в голове остался один туман. Пожаловавшись на тяжёлую голову – он попросился погулять.
-«На улице холодно. Осень пришла.» – забеспокоилась бабушка.
-«А мы разожжём костёр!»- предложил Ванюша.
 
 Взяв спички, они с отцом пошли через парк к заброшенному песчаному карьеру. По дороге собирали красивые жёлтые листья, поминутно останавливаясь. Ванюша запрокидывал голову, как будто пытаясь что-то разглядеть в ветвях больших деревьев..
 Но папа торопил его, говоря, что скоро будет темнеть, и пора будет возвращаться домой.
 На холме, на опушке леса они повстречали мальчика постарше, который тщетно  пытался раздуть уголёк на пепелище. Увидев людей, мальчик с надеждой воскликнул: «Спички есть?!» Оглянувшись по сторонам и решив, что до карьера ещё далеко, а здесь в общем-то неплохое место для костра, отец кивнул головой. Радостно подскочив к взрослому, мальчик протянул руку. Эта загорелая, слегка грязная открытая ладонь очутилась прямо перед лицом Вани. Ему нестерпимо захотелось пожать её. Ванюша поднял свою ручонку и посмотрел на мальчика. Тот не обращал на Ваню никакого внимания, а смотрел весело и задорно прямо в  лицо Ваниного папы. Почему-то такое счастье напало в этот момент на Ванюшу, что он стал от радости носиться вокруг них и костра, подскакивая и размахивая руками.
 Дрова были мокрыми, наконец костёр занялся. Теперь из-за пламени стемнело почти мгновенно. Там, вдалеке город зажигал огни…
 
                                                            -x-x-x-
 
Детский сад располагался в старинном двухэтажном особняке из красного кирпича. Красивая чугунная, с завитушками, лестница. Высокое окно с витражом, цветные стёкла которого вызывали восхищение. Ванюша всё никак не мог подняться по лестнице, заворожёно глядя, как свет преломляется в цветных стёклах. Сколько папа, уже поднявшийся наверх, не звал, не торопил Ванюшу – всё напрасно. Пришлось ему спуститься за сыном и донести его на руках. Малыш заверещал, оторванный от своего зрелища. Тут же нашёлся повод отвлечь сына от слёз. « Шкафчик с корабликом». «Выделенный специально для Вани Смирнова». Несравненно менее интересная вещь, чем те фонтаны света и цвета на лестнице. Не  обращая внимания на сопротивление сына, отец спешно переодевал ребёнка в группу. Они остались последние в раздевалке. Тут папа обнаружил, что под колготками у Вани нет трусов. Утром в спешке забыли их надеть. Папа сказал Ване, чтобы он остался в колготках, когда их будут укладывать спать в тихий час. «А то девчонки будут смеяться»,- добавил он.
 Когда Ваня вошёл в группу – все дети сидели на стульчиках и пели. Ванюша сел на единственное свободное место рядом с рыжим кудрявым мальчиком, который тут же начал щипаться. Подпрыгнув от неожиданности, Ваня привлёк внимание педагога, но был оставлен на том же месте. Теперь, при новых попытках причинить ему боль, Ванюша лишь слабо улыбался, глядя в зеленовато-карие глаза обидчика. Несмотря ни на что, этот мальчик вызывал у Ванюши бешеную симпатию, почему то он принял действия мальчика, как проявление дружеских чувств. А может, так оно и было?
 Вскоре запахло пригоревшим молоком – пришло время завтракать! Когда, наконец, всё расставили на чудесных треугольных столиках, расписанных красивыми цветами черно-красно-золотой гамме,- Ванюша вдруг разволновался. Сидя рядом с девочкой с голубым бантом, и в окружении других детей – он отчётливо осознал важность момента. Оказывается он не один такой малыш. Вокруг сидели его соратники, будто бы он встретил землян среди инопланетных существ на чужой планете. Впервые в жизни он ощутил общность с себе подобными. Испытает ли он эти чувства когда-нибудь вновь? Ему очень хотелось, чтобы это чувство не уходило..
 Позже дети разбрелись на группки  и стали играть. Игрушек на всех не хватало, и он кочевал от одной группы к другой, наблюдая за игрой, так и не решившись к кому-нибудь присоединиться. То и дело вспыхивали ссоры – Ванюшу это очень нервировало. Почему нельзя играть мирно, без слёз и обид? Жадность некоторых детей озадачила Ваню – он отошёл к окну.
 Подоконники располагались довольно низко от пола и там, за красивыми морозными узорами можно было различить снеговика, одиноко стоявшего среди сугробов. Ванюша прикладывал палец к ледяному стеклу, растапливая окошечко побольше, когда к нему подошла девочка с голубым бантом и с интересом заглянула в образовавшуюся «проталинку».
 Когда пришло время тихого часа все столы сдвинули, а в освободившемся пространстве стали расставлять брезентовые раскладушки. Ваня никогда их не видел, и решил, что это такие игрушечные домики, под которыми можно спрятаться. Но тут обнаружилось, что почти все дети уже улеглись на застеленные спальные места. Один Ванюша не знал, что ему делать. Наконец воспитательница подвела Ваню к его месту и велела раздеваться. Ванюша медлил. Когда к нему подошли во второй раз – Ванюша лежал в колготках, накрывшись простыней. Но внимательный педагог, строго посмотрев на Ваню, подняла его и попыталась стащить с него колготки. Ваня отчаянно сопротивлялся. Силы были не равны. Увидев причину Ваниного упорства, женщина всё равно стащила колготки и равнодушно двинулась к выходу «Всем спать! Повернуться на правый бок, закрыть глаза и молча лежать!» Ваня не знал, где это – «правый бок », но его сердце бешено стучалось, он уткнулся горящим лицом в прохладную подушку и не шевелился… Он впервые испытал на себе физическое и психологическое насилие. Внезапно он ощутил знакомую боль от щипка крепкой потной ручонки. На придвинутой вплотную раскладушке лежал тот самый мальчик и внимательно разглядывал выражение лица Вани. Ваня был не в силах улыбаться… Тут рыжий мальчик одним рывком вскочил с раскладушки, откинув простынь – он был совершенно голым, и, громко шлёпая босыми ногами по полу, с радостным воплем понёсся между рядами раскладушек. Все смотрели на него, раскрыв рты. Добежав до крайней раскладушки, рыжий круто развернулся обратно. Пробегая мимо Вани, сдёрнул с него простынь и, держа её, как флаг над головой, с развевающимися крыльями, летел по комнате. В таком виде его застала воспитательница, схватив его за ухо, она отвела его, голого, в угол, и долго ему что-то очень строго внушала. Села на стуле в дальнем конце комнаты и следила за провинившимся мальчиком и за притворявшимися спящими детьми. Утолив свой воспитательский пыл, она, наконец, удалилась… История повторилась – рыжий вновь носился, а тут же «проснувшиеся» дети норовили шлёпнуть его по голой попе. На этот раз воспитательница ушла далеко и не слышала веселья в «тихий час». В какой-то момент Ванюше тоже захотелось быть таким же смелым, он восхищался этим бойким рыжим веснушчатым мальчиком и хотел подражать ему. Он встал в полный рост на раскладушке –  неожиданно она сложилась, больно ударив Ваню по лбу.
 
 Вечером он стоял у темнеющего синего окна и задумчиво процарапывал узоры по инею. За спиной он услышал пение, слов он понимал, девчачий голос выводил какую-то абракадабру, набор звуков, никак не складывающуюся в единую картину. И вдруг он словно тьма рассеялась и он прозрел: «Выхадила на белек Катюся, на высокий белек на клутой. Выхадила песню завадила пла степного сизава ола. Пла таво католаво лубила, пла таво, чи писма белегла»
 Это была та самая песня, которую утром все дети пели.
 
                                                             -x-x-x-
 
 Разухабисто громыхая и дребезжа всем, чем только возможно, со скрежетом на повороте, вывернуло из-за угла красно-жёлтое чудо и остановилось перед Ванюшей. Крепко держа ручонку сына, мама обогнула трамвай, уводя всё дальше и дальше восхищенного и испуганного малыша. Дорога была вся в колдобинах и рытвинах, и Ванюшина нога попала в ямку и проехалась коленкой по асфальту. Тут же вскочив, повиснув на маминой руке, не останавливаясь, ему пришлось преодолеть три высокие ступеньки громадного облупившегося крыльца. Внутри магазина было душно, всюду толпились полные женщины в ситцевых платьях и с авоськами. Неприятный кислый запах смешивался с ванильным ароматом сдобы. Они встали в какую то очередь. Зажатый между туловищами и гудящим холодильником- витриной, из-под которой вырывался жар, Ванюша разглядывал замысловатые пирамиды из плавленых сырков и «торты» из говяжьего жира. Коленка, обдуваемая горячим воздухом нестерпимо щипала. И Ваня принялся подувать на неё. Мама продвинулась к кассе, и тётки стали потихоньку оттирать его из очереди. Пробиться к маме оказалось невозможно. И, потеряв её из вида, Ваня запаниковал: «Мама! Мама!», но она не отзывалась. Ванюша выскочил на улицу. Не обнаружив её там – он резко развернулся, едва не выбив бидон молока у старушки. Расплескалось несколько капель. Бабуся запричитала тонюсеньким голоском. Ваня испуганно стоял перед ней, до тех пор, пока боковым зрением не заметил, что кто-то зовёт его. Какая-то женщина призывающе махала ему рукой. Ваня растерянно побрёл к ней. Задвинув пару тёток своей мощной спиной, женщина пропихнула Ваню вглубь очереди. И тут он заметил знакомую расцветочку маминого платья. Вытянув руку, ему наконец удалось зацепиться за её подол. Большая тёплая мамина ладонь легла на затылок мальчика. Несмотря на то, что ему и так было очень жарко, он стоял, не шелохнувшись, под её тяжёлой рукой, и со счастливой улыбкой разглядывал лежащую прямо перед его носом липкую обёрточную бумагу, с приклеившимися к ней мухами.
 -Что  взять – кекс или вафельный тортик?»
 -«Торт!»,- Ванюша ожидал, что им достанут тот красивый большой торт из жира, который он совсем недавно внимательно разглядывал в витрине холодильника. Но им дали маленькую картонную коробочку, сушки и сдобные булочки.
 Когда они с мамой уже почти подходили к своему дому, их догнала старшая сестра Ванюши – Настенька. Она была в красивом тёмно-синем платье и с цветами. Все были очень радостными и тут же решили сфотографироваться. Мама внесла покупки в дом и вынесла фотоаппарат. Сестра пригладила обросшую и выгоревшую шевелюру Ванюши и сказала: « Вечером мама тебя пострижёт. Завтра в школу.  Всё, детство кончилось!»
 
                                                            -x-x-x-
 
 Утренняя прохлада, изредка мелкий моросящий дождик. Астры, тесный берет на затылке, навязчивая зевота. Негнущийся, с трудом открывающийся ранец, с особым магазинным запахом.  Яблоко, распиленное деревянной линейкой. Малоизученное содержимое ранца: пенал и всё, что внутри него, набор цветных шариковых ручек: красная, синяя, чёрная, зелёная. Тетрадки, дневник, пластилин, циркуль.  Ходьба нестройным строем по переполненным коридорам школы.  И непрекращающийся гул сотен детских голосов.
 1 сентября запомнилось Ванюше скромно мнущимися в дверях класса родителями. Почти у всех были очень торжественные лица.  
 
                                                         -x-x-x-
 
 Ваня рано стал замечать, что отличается от других, но старался не думать об этом.
 Сверстники не упускали случая показать свою силу, двинув, как следует, Ваню. Зная, что он никогда не даёт сдачи… Называли «девчонкой»! Сверстницы презирали Ваню за его, как им казалось, «старомодный вид», заключающий в себе не только манеру одеваться, но и манеру поведения. С первого взгляда можно было заключить, что он «не от мира сего». И этого было достаточно, чтобы презирать его.  Настоящий фурор произвело в школе открытие, что в доме Ивана не смотрят телевизор, его просто у них нет! … Старшая сестра уехала учиться в другой город, средняя училась в старших классах. Младшенький честно пытался дружить со всеми сразу, не обращая внимания на образовавшийся вокруг него вакуум.  Улыбался во весь рот на любые обиды.  За его спиной крутили пальцем у виска.  Его загружали поручениями, не только одноклассники, но и учителя.  Он беспрестанно помогал носить какие-нибудь пособия, вытирал доску, давал списывать, сторожил портфели, принимал вину на себя, оставался после школы на уборку территории….
 Многие переключились на командный тон при общении с незаменимым слугой. Даже директор школы, отправив его с каким-то поручением, добавил ему вслед: «Дурака работа любит!»
                                                             -x-x-x-
 
 Однажды старшие ребята проявили неожиданный интерес и дружелюбие к Ванюше. Радостно поприветствовав его, они стали похлопывать его по плечу, окружив кольцом со всех сторон, и одобрительно похохатывая. Затем, подняв к себе на плечи, с гиканьем, понесли его по улице, направляясь к роще.  Вначале Ваня решил, что его выбрали королём в мальчишеской игре, и весело смеялся вместе со всеми.  У подножия большого дерева, на высоком постаменте, как на троне усадили Ванюшу. Затем обхватив его, несколько рук стали тянуть его вверх. Слишком поздно Ваня распознал подвох.  Его капюшон был вывернут наизнанку и надет на спиленный сук дерева.  Выбив из-под ног коробку, ребята, дико заржав, дружно разбежались, предварительно не забыв полюбоваться на выполненную работу.
  Долго пришлось висеть так, на своём капюшоне Ванюше. Рукава подмышками сильно врезались в руки, которые быстро онемели. Ваня пытался дотянуться до пуговиц, уже наплевав на высоту. Ему нужно было высвободиться из плена пальто. Иначе, остаться здесь на ночь и замёрзнуть, ему совсем не улыбалось. Людей  в это время здесь вряд ли дождешься… Ваня пробовал кричать, но быстро осип. Беспомощно перебирая ногами в воздухе, Ваня попытался раскачиваться из стороны в сторону. Получалось крутиться вокруг своей оси, а это вызывало приступы тошноты.  «Боженька, что мне делать? Помоги», – Ваня вспомнил наставление своей бабулечки, о молитве в трудную минуту.
 
 Ваня закоченел от обездвиженности, и от слёз и соплей, образовавших дорожки на его лице. Попытался опять подёргаться – бесполезно.  Но все-таки старался двигаться, делая нелепые движения.
 
 Ванюша закрыл глаза, пытаясь представить себя не здесь, а где-нибудь в другом месте. Неожиданно он почувствовал чьё-то присутствие.  Открыв глаза, прямо перед собой обнаружил пса, с интересом наблюдающего за ним, и очевидно принимающего происходящее за какую-то игру. «Привет!» – обрадовался Ваня, «Полай, а? Пожалуйста, ну хотя бы тявкни, но только погромче! Где твой хозяин?» Собака внимательно слушала.  Ваня испугался, что собака здесь одна, а может бродячая, и голодная… и закричал. Неожиданно перед ним выскочил дядька в спортивном костюме и лыжной шапочке с полосками. «Эхх-маа!» – воскликнул он . И тут же, оглянувшись, увидел коробку,  придвинул её. Ноги Ванюши почуяли опору, но совсем не хотели слушаться. Он сам освободил свой капюшон. И буквально рухнул в объятья озадаченного дяденьки.
 
                                                             -x-x-x-
 
 Один раз  Ванюша не  обнаружил свою обувь в школьном гардеробе. Он всех спрашивал: « Не видел кто его красных резиновых сапожек?» Никто не знал. И только старшеклассник, дежуривший на входе в школу, сказал, что вроде видел красные сапоги на одном из братьев Железновых. «Кажется, это был Женёк.  Но я тебе ничего не говорил. Знаешь где их дом? На дальней линии – второй дом от реки. Ну, ты увидишь – там всё время дед сидит – курит. Но я тебе ничего не говорил».
 Ване ничего не оставалось, как идти в сандалиях по мокрой дороге выручать свои сапоги. Никакого деда он не увидел. Зато на обочине, прямо на жёлтой листве лежал нестарый мужчина, раскинув руки. Ваня осторожно обошёл вокруг дяденьки. Вроде дышит.. Ваня потолкал его в плечо. Он не двигался… Оглянувшись вокруг, и никого не увидев – он решил зайти в дом к Железновым. Звонок не работал. Ваня приоткрыл дверь. В сенях никого не было. Он двинулся дальше. Дверь в дом была тяжёлой. Толстая бабуся, пятясь задом на Ваню, мыла некрашеные полы. Ваня оробел. Женщина хмуро спросила: «Чё те?» «Там дядя у вас под окном лежит!» «А-а-а – это Ромка опять напился, ничё проспится – пойдёт домой. И ты иди!» «Вы знаете, говорят ваш Женька надел мои красные резиновые сапоги, вот…Мне бы мои сапожки…» « Вон они во дворе играют!» – бабуся неопределённо махнула тряпкой. Ваня двинулся в ту сторону.
 Он появился в тот момент, когда один из братьев (который постарше) целился из большого ружья в бегавшего по двору мальчика. Ваня никогда не видел настоящего оружия. Вытаращив глаза, он не заметил под ногами ступенек. И, со всего размаха, с грохотом посыпавшихся откуда-то лопат и вёдер, стал падать. Раздался выстрел. Оглушённый  Ваня попытался встать. Тут он увидел перекошенное злобой лицо, И НАПРАВЛЕННЫЙ НА НЕГО ПРИКЛАД. Он уже успел представить хруст своего черепа, как вдруг чья-то рука выхватила ружьё у Железнова. И большая, мокрая половая тряпка смачно проехалась по звериному оскалу изверга. « Отец убьет тебя за то, что взял без спросу!»
 В этот момент из соседнего двора раздались крики и причитания. Все заметались. Бабуся побежала прятать ружьё. Братья Железновы бросились врассыпную. Пацан, в которого целились, весь белый, схватил Ванюшу за руку и потащил его вон из этого дома. Оказавшись на улице, они увидели несущуюся прямо на них растрепанную женщину. Она была босиком. Из соседних домов стали выходить люди. « Убийцы!»  Шальная пуля убила трёхлетнего Славика, игравшего в соседском дворе, за забором… Увидев безжизненное, как кукла, тело ребёнка, Ване нестерпимо захотелось поменяться с ним местами. Бессмысленная смерть. Невозможность вдохнуть жизнь обратно в это тело. Причастность его – Вани  к этой случайной трагедии. Вина Вани была для него самого неопровержима.
 
 Милиция долго допрашивала ребят, сначала на месте, потом в отделении… Выяснились обстоятельства случившегося: мужчина, лежавший на обочине был отцом мальчика, ставшего теперь, как и Ванюша, свидетелем случившегося. Герман – так его звали – увидел своего отца, лежащим на земле, с вывернутыми карманами. А вокруг несколько пацанов, один из которых что-то поджигал в руке пьяного мужчины. Подскочивший Герман принялся тушить огонь, и пытался разбудить своего отца. Железновы, подхватив Германа подмышки, потащили его к себе во двор, радуясь добыче: «Фрица поймали!» Там заявили, что будут пытать его, пока он не попросит прощения. Принесли ружьё для устрашения…
 Довольные милиционеры похлопывали Ванюшу по плечу: «Держись, пацан! Замстят тебе Железновы после отсидки! Как не крути, а смерть этого ребёнка и на тебе..»
 Ваня много думал об этом, и никак не мог понять: зачем всё это случилось? Есть ли какой-нибудь высший смысл в этой нелепой смерти? Его маленького мозга не хватало, чтоб осмыслить это…
                                                             -x-x-x-
 
 Теперь он всё своё свободное время посвящал Герману, забитому (для всех), но гордому изгою –  товарищу по несчастью. Как-то Ванюша позвал его к себе домой. Он согласился придти только тогда, когда Ваня сказал, что родителей не будет дома. Первым делом, напоив Германа чаем с мёдом, Ваня пытался развеселить мальчика с печальными глазами, рассказывая смешные истории из своей жизни. Вскоре, немного оттаяв, Герман стал деланно громко смеяться над любой Ваниной шуткой, при этом постоянно озираясь, словно проверяя: нет ли кого ещё в доме? Проведя экскурсию по дому, и показав все свои любимые уголки, Ваня пригласил Германа на крышу. Герман отказался – он боялся высоты.  
                                                               -x-x-x-
 
 Шло время. Кумиром Германа стал Виктор Цой – он пытался во всём походить на него, серьёзно увлёкся восточными единоборствами. Каждое утро вставал с рассветом и в саду усиленно тренировался.  Маленького росточка, щупленький, с вечно-взъерошенной шевелюрой, он выглядел очень комично: в бандане, с перевязанным запястьем, в какой-нибудь монстро-образной футболке, и, главное, с суровым выражением лица, подобающим последнему герою. Эта пародия на Виктора Цоя  потешала окружающих, тогда как Ваня всерьёз воспринимал увлечение друга, хотя и не вникал в тонкости учения сенсея. Ко дню рождения Ваня подарил Герману альбом «Кино», которого у друга ещё не было. Герман с трепетом включил его. Видя его обескураженное лицо, Ваня не мог понять, в чём дело.  «Тебя обманули, продали что-то другое.  Это не Цой.» «Не может быть! Некоторые вещи очень похожи». «Настроение совсем другое и манера исполнения». « Но это не значит, что это не он! Человек может меняться. Может он раньше такие песни писал?» «А теперь послушай это!» – Герман вставил другую кассету.
 Тёплое место, но улицы ждут
 Отпечатков наших ног, 
 Звёздная пыль на сапогах.
 Мягкое кресло, клетчатый плед,
 Не нажатый вовремя курок.
 Солнечный день – в ослепительных снах.
 
 Группа крови на рукаве,
 Мой порядковый номер – на рукаве,
 Пожелай мне удачи в бою, пожелай мне
 Не остаться в этой траве,
 Не остаться в этой траве.
 Пожелай мне удачи.
 
 И есть чем платить, но я не хочу
 Победы любой ценой.
 Я никому не хочу ставить ногу на грудь.
 Я хотел бы остаться с тобой,
 Просто остаться с тобой,
 Но высокая в небе звезда зовёт меня в путь!
 
– «Эти песни заряжают меня мощной энергией. И каждое слово в точку, точное, как выстрел снайпера. Это настолько честные и правильные слова, что ничего больше не прибавить, не убавить. Просто они помогают мне жить, и выстоять в этом мире. В мире подлости и несправедливости. Помогают не стать подлым, а оставаться честным. До конца. Надеюсь, мне хватит мужества – не отступить. Нужно быть сильным, чтобы противостоять злу, чтоб защищать слабых. И я тренируюсь, надеюсь, мне удастся, если будет необходимость, постоять за себя и близких, когда нам будут угрожать. А угрозы реальны. Ты знаешь».
– «Я знаю, но всё-таки мне кажется, что те пацаны, которые нас обижают – они только хотят казаться сильными, поэтому и унижают нас, чтоб возвысится, в своих глазах, и в глазах друг друга. Они хотят выглядеть страшными, как аборигены в страшных масках в Африке, это предупредительная мера – не подходи! Я опасен! А на самом деле – это всего лишь трусость диктует им так делать».
 – «Ну и почему я должен потакать их желанию самоутвердиться за счёт меня? Если их вовремя не остановить – они совсем обнаглеют – почувствуют свою безнаказанность, и тогда натворят что-то ещё хуже».
 – «Этот твой ответ на агрессию – попытка наказать? Вершить суд? Это ли не та же самая устрашающая маска аборигена? Такая же, как у них? Кулак на кулак, зуб за зуб, око за око?! Вендетта – она бесконечна. Разве это выход? Пока человек сам не поймёт, своей головой, – насильно ему ничего не втемяшишь! А проучать, наказывать его – это вызвать ещё большее озлобление, злость! А я чувствую, что ты злишься на них. А нужно бы пожалеть их, они как малые дети, ума им пока недостаёт! Сердце ещё не открыло им, что легко оступиться – а мучиться стыдом придётся всю оставшуюся жизнь, даже, если человек виду не подаёт, что это так, изнутри червь-то гложет!»
 – « А я то, как могу им помочь, как на них воздействовать, что бы они поняли, как они не правы?»
 – «Только своим примером. Открыть им своё сердце. Не бояться их».
 – «Ну, ты ещё предложи подставить щёку! Это не работает! За две тысячи лет это не дало никаких результатов! Чем больше ты угождаешь человеку, чем лучше ты к нему относишься, тем хуже он начинает к тебе относиться. Это и по тебе видно: вот ты откликаешься на любую просьбу помочь. Так все рады на тебя побольше навалить, да ещё и понукают, требуют! Всё им мало! А благодарности не дождёшься! Так что извини – я останусь при своём мнении. И продолжу тренировки, чтоб стать физически неуязвимым».
 
                                                            -x-x-x-
 
 В конце концов, Герман решил создать группу. Музыкальных  инструментов у него не было, и он попробовал учиться играть на чёрном старинном пианино, стоявшем в большой комнате в доме у Вани. Но дело это оказалось слишком муторное. Ванина бабушка, принявшая вначале в этом проекте активное участие, приболела и не могла больше учить Германа. Всё же иногда, заставив себя, Герман садился за гаммы, и тогда нет-нет из соседней комнаты доносилось бабушкин вопль: « Врёшь!»
 
 Наконец Герман где-то раздобыл старую раздолбанную гитару, что-то там подклеил. Самой большой проблемой были струны… Он предложил Ване скрутить с их домашнего пианино подходящие струны. Хотя бы чтоб попробовать… Струны оказались очень толстыми, и годились только на бас- гитару.
 
                                                            -x-x-x-
 
 Наступило 15 августа 1990 года. Уже вечером Герман, вернувшись, домой, шёл в свою комнату. И тут из телевизора до его ушей донеслось сообщение: «Погиб рок-музыкант Виктор Цой. Сегодня в 12 часов 28 минут на 35-м километре трассы Слока- Талси произошло столкновение автомобиля «Москвич -2141» тёмно-синего цвета с рейсовым автобусом «Икарус-280». За рулём «Москвича» был Виктор Робертович Цой. Его смерть наступила мгновенно».
 
– Нет, нет! Не может быть!
В ступоре Герман добрёл до своей комнаты. Сел на табурет и завыл. Громко, протяжно, почти по-волчьи, иногда срываясь на фальцет. Родители влетели в комнату. Они как будто впервые увидели сына. Они стояли и смотрели на него, не зная, что делать. Не знал, что делать и Герман. Он смотрел на кусочек неба в углу окна, и снова и снова, набрав воздуха, выдавал протяжное: « а-а-а-а-а-а-ааааа-ы!»
 Вселенная рухнула. Единственное, что поддерживало его в жизни и давало силы жить – перестало существовать. Как такое возможно? Почему Бог так жесток, если забрал лучшего? Того, кто очень нужен. Или просто бога нет? И всё именно так плохо… Никакой высшей справедливости? Ведь именно веру в эту справедливость и подарил Цой Герману. И свободу – свободу выбора!
 
 Холодная вода, с жаром выплеснувшаяся в лицо Герману, вывела его из ступора. Он вскочил, и, лавируя между родителями и попадавшимися предметами, начал что-то искать и кидать вещи на свою кровать: фонарик, верёвку, рюкзак, компас, фотографию Цоя…
 -«Ты куда собрался?»
 _ «Ты чё рехнулся?»
                                                            -x-x-x-
 
 Ваня бежал коротким путём через бурьян, протиснулся сквозь щель в заборе, и бегом к дверям, к крыльцу Германа. Пробегая мимо окна Германа, он услышал странный звук, похожий на мычание. Прильнув к стеклу, Ваня разглядел ужасающую картину: Герман был привязан к стулу, рот заклеен пластырем, глаз почти заплыл. Отчаявшийся взгляд молил о помощи. Ваня попытался открыть окно, к счастью оно не было заперто. Стараясь не шуметь, Ваня освободил друга, разрезав путы ножницами. Снять лейкопластырь оказалось больнее, чем думалось. Послышались шаги. Мальчики кинулись к окну. Почти выпав из окна, они бросились со двора. Вслед слышался мат отца.
 – «Они хотели сдать меня в психушку», – прерывающимся голосом выдавил из себя Герман.
 – «Почему?»
 – «Цой умер»,- Германа опять заколотило.
 – «Я знаю, я, как услышал, сразу к тебе побежал»,- что ещё сказать, чтоб утешить друга, Ваня не знал.
 – «Я поеду туда!», – сказал Герман.
 – «Куда? Где он погиб?»
 – «Хочу убедиться, что это действительно так. Может это просто какая-то подстава? Хочу увидеть своими собственными глазами, что он мм…мёртв».
 – «Я с тобой! Жди меня здесь, никуда не уходи. Я быстро».
 Тёплые вещи, и главное, нужны хоть какие-то деньги… В копилке у Вани была какая-то мелочь. «Возьму у мамы». Написал записку: «Не волнуйтесь. Мы вернёмся!» и положил под подушку.
 Денег  в месте, где он рассчитывал взять, не оказалось. Тогда Ваня пробрался в комнату к бабушке. Она спала. Он открыл верхний ящик комода. В потрёпанной книге лежала 100-рублёвая купюра. Выбегая из дома, Ваня почти столкнулся с отцом Германа, вдалеке спешила его мать. Пытаясь поймать Ваню, отец Германа упал. Он был пьян, как обычно. Пока он поднимался, Ваня был уже далеко.
 
                                                            -x-x-x-
 
 Сначала в автобусе, потом на попутках они ехали на северо-запад. Всё дальше и дальше. Один раз, водитель, который их подвозил, притормозил у поста ГАИ и пошёл туда. Герман растолкал задремавшего Ваню, и потихоньку они выбрались через водительское сиденье. Побежали в лес. Они бежали долго, почти стемнело. Долго плутали. Наконец вышли на дорогу. Машин почти не было. Всё же какой-то грузовик остановился. Пожилой водитель в кепке приоткрыл дверцу: «Вы чё тут делаете ночью, мальцы?» «Мы заблудились. Довезите нас куда-нибудь…». «Я счас на базу. А потом в деревню, домой еду. А вам куда надо?».  «Мы едем на похороны. В Питер, друг умер». « А – а, слышал.. Виктор Цой, что ль друг-то?» Пацаны напряглись. «Садитесь. У меня переночуете, завтра дальше двинете. А счас ночью вас никто не посадит в машину. А ночевать в лесу холодно. Дождь собирается».
                                                            -x-x-x-
 
Следующим днём они отклонились от нужного направления. Карты у них не было. Очень устали, хотелось спать и есть. Дед дал им буханку хлеба и бутылку молока. Остатки молока скисли. Дожевали хлеб. Собрали большую кучу ботвы на каком-то поле. Ночью опять пошёл дождь. Проснулись, дрожа от холода. Побежали, чтоб согреться. Грязь налипла к ногам, словно кирпичи. Не заметив оврага, со всего размаха  рухнули в какие-то кусты. Что-то хрустнуло. Герман застонал. Ванюша рванул к другу. «Нога!» Ваня попытался помочь подняться. «Нет, не надо!» Герман лежал в нелепой позе. « Зря ты со мной увязался» –  «Не говори так! Слышишь, никогда так не говори. Мы вырвемся, мы прорвёмся, вот увидишь!», и, помолчав немного, Ваня добавил: « Скоро солнце взойдёт».
«Умереть бы сейчас. Вот это было бы счастье. Зря ты со мной пошёл»,-  с сожалением вновь повторил Герман. «Уходи – так надо, значит. Я всё равно считай, умер». «Да ты ещё ничего не видел в жизни. Разве этого Цой хотел? Ведь не зря же всё это было?»,- Ваня весь дрожал, пытаясь подбирать правильные слова: «Ведь если Цой тебе что-то передал, твоей душе, то значит нужно что-то с этим делать! Ты должен жить. И выполнить свою, только тебе принадлежащую, миссию.» – «Ты не понимаешь – всё бесполезно. Этот мир обречён, и ничто ему не поможет. Он и так был обречён, а без Цоя тем более.» « Да почему ты так решил?» «Это не я решил. Это не я . Я лишь что вижу, то говорю – это констатация факта… прости ». – « А вдруг ты ошибаешься? Ты только представь!» – Герман молчал. « Ты мне нужен! А как мне жить без тебя? Мне что – тоже нужно умереть?» «Это твое право..»
В кустах что-то зашуршало.. «Вдруг это волки?»- пронеслось в голове Вани. И шёпотом сказал: «Ёжик наверно…» Подобрал палку, ожидая нападения. Шуршание продолжилось, уже ближе. « Если б волки – уже напали бы. И уж наверно мы их точно не услышали бы… не  успели..»
 Что-то  показалось…Ваня напряжённо вытянулся во весь рост, вглядываясь вдаль. Светящиеся в темноте глаза?   …Нет – это среди высокой травы мелькнул огонёк. Там люди. Слава Богу!
                                                            -x-x-x-
 
 Когда рассвело, оказалось, что вдалеке видно дорогу. С помощью Вани Герман попробовал подняться, он был весь горячий, но на ногу мог наступать. Было больно, но терпимо. Перелома вроде не было. Наверно растяжение. Иван разодрал подкладку куртки на полоски. Накрутил потуже на ногу друга. Вдвоём поковыляли к дороге. Шли долго. Никого. Решили передохнуть. Сели на сломанное дерево. «Тебе бы в больницу?!»,- начал трудный разговор Ваня. «Да и в таком виде нам далеко не уйти – сразу в милицию заберут. Тем более нас наверно ищут…»  Герман посмотрел на Ваню, как на предателя. Сплюнул. Под глазом красовался фингал, полученный ещё от отца. Лицо и одежда измазана в грязи. Перебинтованная нога. «Что же делать?»…
 Вдруг видят: по дороге, мимо  них бодро шагает бабуся в платочке, несёт сумки, с молоком и сметаной видно. Ваня окрикнул её. Она неприветливо оглянулась и поспешила дальше. « Наверно испугалась нас. Слушай, она идёт на автобус – в город молоко продавать. Нужно идти за ней!» Действительно вскоре на дороге появился автобус. Ваня махнул рукой. С трудом втиснулись в набитый автобус. Герману больших усилий стоило удерживать равновесие. Люди косились на нездешних ребят. Какой-то дед сурово смотрел на них, не отрывая взгляда, который, казалось, говорил: «Сбежали? Мамка-то плачет, небось? Ремня бы вам дать!» Народ как-то угрожающе глазел на них. Хотелось выйти из автобуса. Но Ваня твёрдо решил довезти друга до города.
На автовокзале, когда стояли в очереди за пирожками, к ним подошёл здоровенный милиционер. Внимательно оглядев ребят, дядька приказал: «Пошли!» Ваня, со слезами на глазах, выдавил: «Можно мы пирожок съедим – кушать очень хочется…» Милиционер промолчал, но с каменной физиономией стоял рядом, пока ребята ели.
 
                                                            -x-x-x-
 
 В отделении милиции их надолго оставили в запертом помещении, за решеткой. Затем вызвали по одному в кабинет. Долго допрашивали. Герман молчал и только иногда повторял: «Отпустите, пожалуйста, ну пожа-а-алуйста!» Ваня честно рассказал всё, как есть. Он знал – с милицией лучше не шутить…
 
                                                            -x-x-x-
 
 Германа положили в больницу. Ваню отправили в детский спецприёмник. Наконец удалось помыться. Ночь на чистом белье убаюкала его мгновенно.
 
 Утром приехали родители. Ваня плакал, обнявшись с мамой и отцом. Потом они пошли навестить Германа. Родители ни на шаг не отходили от Вани. Родители Германа ещё не приехали. Ваня предложил дождаться их. Не оставлять Германа одного. Сидя в палате на краешке кровати, Ваня и Герман переглядывались и про себя строили планы побега. У Германа одежду забрали. Но кажется, ему было всё равно, его душа рвалась туда, где был Цой, или то, что от него осталось. И он готов был идти туда хоть голый.
 
 Ваня собрался с мыслями и попытался своим родителям объяснить. Удивительно, но ему это удалось. Папа сказал: «Мы бы отвезли вас в Ленинград сами, если родители Германа позволят. Надо их дождаться и решить…»
 
                                                              -x-x-x-
 
  Когда они вернулись домой, бабушка закатила скандал. Её вопли были слышны даже на улице. Мало того, она позвонила в школу и доложила о случившемся своей давней подруге, теперь завучу. «Можешь себе представить, этот выродок – «крестьянский сын», ворюга, спёр у меня последние сто рублей! У меня – у пенсионерки, честно отработавшей всю жизнь. И это в благодарность за то, что они живут в моём доме. Со своим отцом! Так ведь скоро весь дом по дощечке, по болтику растащат, разворуют. Я занимаюсь, значит, с ним и его дружком на фортепиано, а они – выломали из инструмента струны и продали их наверно…Вот такой вот внучек у меня. Говорила я Соне не выходи « за него» замуж, а она меня не послушала – нарожала выродков – а я должна няньчится. Нет, я ещё в детскую комнату милиции позвоню, уже пора сигнализировать « куда следует»…».
 Тут впервые на глазах у Вани в бабушкину комнату вошёл отец. Он вырвал телефон из рук бабушки, оборвал шнур. Бабка, выкатив глаза, с ужасом молчала. Звенящая нота тишины после её воплей звучала оглушительней, и даже как-то угрожающе. Ни слова не говоря, отец унёс аппарат, ненавидящим взглядом пришпилив её к стулу. Бабка, вскочив, схватила шаль, сумочку и, прямо в тапочках, выскочила на улицу. «Похоже, теперь нам точно несдобровать», – промелькнуло в голове у Вани.
 
                                                            -x-x-x-
 
 «Мы ждали перемен, но не таких!» Жизнь круто поменялась. В какой-то суете паковали вещи. Едва отыскав своего любимого мишку, Ваня шёл по знакомому до мельчайшей щербинки досчатому полу в переднюю, туда, где стояли собранные вещи. И ждали машины его родители.
 Ваня оглянулся на пороге – огромный, теперь пустой дом глядел на него с сожалением, прощаясь, может быть навсегда. Уж сколько этот дом, вот так же видел уходящими своих жильцов – Ваниных предков: в «мирное время» – как говорила бабушка (значит до революции), в 20-е годы – годы голода и тифа, 30-е – годы страха, 40-е – тяжёлые военные и послевоенные, 50-е – когда казалось, что всё только начинается (но для кого-то это был конец)…Оптимистичные 60-е, счастливые 70-е и переменчивые 80-е. Что 90-е готовят? Дом глядел на Ваню обречённо…
 
                                                            -x-x-x-
 
 Угрюмое серое здание с решётками на окнах и нарисованными зверюшками на стёклах. «Неприятно наверно изнутри видеть этих зверей за решеткой. А на самом деле понимать, что это ты за решёткой, а там – свобода..» Ваня попытался заглянуть внутрь – и вдруг увидел с той стороны стекла чужое лицо. Больные облепили окно, с интересом вглядываясь в лицо мальчика с улицы. Кто-то плакал, кто-то молчал, невидящими глазами смотря сквозь мальчика, кто-то бережно держал сигарету в кармане, стараясь не сломать…
 Ваня успел изучить всю прилегающую территорию, всех прикормленных собак и нескольких, особо одарённых пациентов, награждённых сегодня уборкой территории, когда наконец, под руку с мамой, из приёмного покоя вышел Герман. Он не узнал Ваню.
 
 Ваня не верил. Он подбегал то с одной стороны, то с другой, заглядывая в лицо Германа, пытаясь выдернуть его из оцепенения, в котором пребывал его друг. И вдруг с ужасом осознал, что никогда, никогда Герман не будет так весело – заразительно хохотать, как это бывало, когда они сидели дома у Ванюши, и Герман беспрерывно шутил, и сам над своими шутками угорал…
 «Он ещё не знает. И может, никогда не узнает. Если не вернётся в себя. Не знаю, что лучше…»  Неделю назад похоронили отца Германа. После побега сына, он не выходил из запоя. По ночам из их дома доносились крики, но соседи привыкли, и не обращали внимания. Так, под утро, удивившись внезапной тишине, бедная женщина обнаружила мужа, висевшим на балке. Откуда-то хватило сил снять тело на пол. Скорая констатировала смерть.
 «Как вынести такое: муж в петле, сын в психушке – впору самой тронуться умом», – перешёптывались женщины на похоронах. Бросая жалостливые взгляды, они уходили в свои, относительно благополучные дома, и накрепко закрывали запоры.
 
                                                            -x-x-x-
 
 Теперь Ванюше приходилось мотаться к другу с другого конца города. Почти каждый вечер, после школы он спешил к Герману. Сам Герман сидел дома, в таком состоянии ему в школе делать было нечего. Мама Германа – сама ещё в шоке от случившегося, решила сделать передышку себе и сыну. Она не работала, сын не учился. Пустила всё на самотёк, на что они жили – загадка. Питались очень плохо, но мать решила быть рядом с сыном, с последней её «опорой и надеждой»…
 Герман пил таблетки, от которых у него периодически начинали закатываться глаза. Ванюша не раз наблюдал это страшное зрелище – вечно сидящего на своей кровати, как «овощ», Германа с белками вместо глаз. Несколько раз пытаясь «пробудить» Германа, Ванюша заводил старый магнитофон с записями Цоя. В ту ночь, когда Герман сбежал, отец в бешенстве разбил магнитофон, но позже, видимо раскаявшись, бережно склеил его изолентой и, как-то, наладил. Правда что-то случилось со скоростью, и Цой выводил свои слова необычайно низким голосом. Ни один мускул не дрогнул на лице Германа, словно не слышал всё то, что было ему, когда то так дорого.
 Ваня принял решение – отвезти Германа на могилу Цоя. Может это выведет Германа из ступора. Мать сначала была против, но отец Вани обещал сопровождать их и не спускать с них глаз..
                                                             -x-x-x-
 
 Уже лежал снег. Около храма парни с гитарами тихо напевали песни Цоя. Слышались голоса: «Представляете, своими глазами видел, в протоколе так и записано: группа крови 0»,  «Дурак – так в медицине обозначают первую группу крови», «Нет, это точка отсчёта – ноль, время пошло!»
 Герман остановился. «Кто все эти люди?» Молодые парни, не на много старше Германа и Вани, а ещё, если не больше, девчонки – все молча, стояли на коленях, не двигаясь, смотрели в одну точку, на могилу Цоя. Некоторых душили слёзы. Изредка кто-то вставал – тут же другой занимал это место. «Словно секта!», – мелькнуло в голове у Вани. Он с трепетом наблюдал за лицом Германа. Тот, словно только что проснувшись, озирался вокруг. Та точка притяжения – куда смотрели все – была недосягаема. Люди. Везде разбросаны пачки сигарет. Полные пачки. Он поднял одну. Открыл. Вокруг послышалось недовольное роптание: «Это Вите принесли!» Осторожно вернув на место пачку, Герман присел на землю. У него подкашивались ноги. Странное дело: уйти отсюда он не мог, это конечная цель. Но ему было неприятно присутствие рядом, сломленных таким же горем,  других людей. Таким же? Тем же? У них что, то же самое в душе? Герман с трудом мог понять и принять это… Понять вряд ли.. А принять? В его глобальном одиночестве, где был в пустоте только он сам, и где-то маячило то энергетическое поле, оставшееся от его кумира? В этой пустыне – живой источник. И он не мог к нему пробиться. Герман хотел, чтобы все эти люди отсюда исчезли. Закрыв глаза, он изо всех сил пытался представить, что их нет. Но тут же корил себя за эгоизм. «Я не верю, что кому то может быть больнее, чем мне. И ведь каждый так думает. Как это нелепо, я всё равно не верю в это»…
 Не открывая глаз, Герман двинулся вперёд, всем телом ощущая то притяжение, натяжение нити, которая тащила его к цели. В ушах стоял звон – он чувствовал, что люди разлетаются в стороны, освобождая ему путь. Наслаждаясь каждым преодолённым метром, он вдруг понял, что он рядом. Но странное дело: притяжение, эта тяга, кажется, усиливалось. Было ощущение некоего колодца, лифта, направленного в глубину. Герман рухнул, ему казалось, что почва впитывает его самого, его сущность.
 Ваня и его отец стали поднимать Германа. «Да оставьте его, пускай! Поплачет, легче будет!» Но Ваня видел, что если они оставят сейчас Германа, случится непоправимое. «Он реально растает, как Снегурочка!»
 
                                                            -x-x-x-
 
 Герман бросил пить таблетки и как-то ожил. Стал слушать музыку и играть на подаренной Ваниным отцом гитаре. Наконец продолжил учёбу. Учителя приходили к нему на дом. Мать работала. Ваня после школы сразу ехал к другу. И оставался на воскресенье с ночёвкой.
 
 – «Ну как Вань, подружился с кем-нибудь в новой школе?»
 – «Да какой там! Я же не умею общаться с ребятами правильно, по-пацански…»
 – «Уже били?»
 – «Пытались. Представляешь, за меня девчонка вступилась. Ксюша. С виду такая фифа! А оказалась… такая хорошая! Говорит: «Кто тронет Ваню – будет иметь дело со мной!» Больше никто ко мне не подходил. А потом позвала меня на концерт в рок- клуб. Оказывается, у нас рок- клуб есть. Пойдём вместе, Герман! В четверг вечером…»
 
                                                            -x-x-x-
 
 Герман оделся во всё чёрное, хотел взять гитару, но передумал. Они приехали рано. Небольшая аллейка старых тополей. Подтаявший снег. Ветрено и промозгло. «Белая слякоть лежит под окном, я ношу шапку и шерстяные носки…» – знакомые слова с кассеты, подаренной Ваней. Осипший мальчишеский голос доносился из закоулка, где прятались от холода несколько подростков. Двое ребят оглянулись на Ваню и Германа, один из них кивнул им, как старым знакомым. Немного удивлённые Ваня и Герман подошли поближе.
 Спевший песню, передал гитару мальчику с большим родимым пятном на лбу. Низко наклонив голову, завесившись волосами, пацан неумело перебирал аккорды, заунывно тренькал одну и ту же мелодию. Постояв ещё немного, Ваня и Герман пошли искать вход в здание, надеясь встретить Ксюшу.
 На большом крыльце стояли ещё несколько человек в необычной одежде, и главное, некоторые из них, парни с длинными волосами. Ксюши не было видно. Хотелось уже побыстрее попасть внутрь. Переминаясь от холода, народ развлекал себя разговорами:
– «Слышь! Игги Попа нарыл – моща!»
 – «Ха-ха! Кого?»
 – «Ты чё, не слышал Игги Попа? Культовый персонаж! Я давно его искал. Теперь вот никак не наслушаюсь. Хочу петь также!»
– « Ага, а я как Патти Смит!», – выдала выглядевшая как парень, девушка.
 
 Совершив круг, Ваня с Германом увидели значительно расширенную предыдущую компанию. Мощный бас очень крупного молодого человека, с косичкой, сносил, как цунами: « Предрассветный комар опустился в мой пожар и захлебнулся кровью из моего виска!»
 С радостным воплем подлетела Ксюха: «Приве-ет! Ты с другом? Как звать-то? Гера? Супер!» «Имя, что надо!», – оказавшийся рядом низкорослый прыщавый парень протягивал поочерёдно всем руку: «Космос!», «Космос!», «Космос!»
 – «Уважаю!», – обращаясь к Герману, заявил Космос: « Как, гопы не беспокоят? Если что, говори – я друг Космоса. Меня все знают. Я – посредник между мирами».
 Ксюша  уже разговаривала с обладателем мощного баса. Её задиристый смех заметно оживлял обстановочку. Напрочь забыв про Ваню, Ксюша двинулась вместе с толпой ко входу. Ваня с Германом поплелись следом.
 
                                                            -x-x-x-
 
 В фойе, улучив момент, Ваня подошёл к Ксюше: «Скажи, почему, ты за меня заступилась?…. и пригласила сюда?»
 Ксюша будто только увидела Ваню – насмешливо оглядев с головы до пят обоих ребят – Германа и Ивана, она громко заявила: «Да жалко стало!… А сюда позвала, чтоб ты нашёл себе друзей! Я думала, у тебя их нет…»
– «А со мной ты дружить будешь?»
– «Я?! Я – с тобой?! Да как ты мог такое вообразить!», – она отвернулась, и больше не обращала на него никакого внимания.
 Со словами: «Вот, поможешь человеку, так он хочет ещё чего-то большего!», – Ксюша подошла к  другим ребятам. Тут она стала рассказывать про какого-то их общего знакомого – Костю. Очень громко, чтобы всем было слышно, жестикулируя, показала целую «сценку в лицах» – обстоятельства их недавней встречи с этим Костей.
 Как-то, увидев его в неприглядном виде, «с какой-то бомжихой!», она стала стыдить его: «Молодой перспективный актёр и так низко пал!»
– « А, может, он просто в роль входил?»
– «Для этого нужно обниматься с бомжихой? Мне бы простая брезгливость не позволила бы!»
– «А зачем ты вообще подошла к нему?»
– «Потому что мне не всё равно! И потом, почему это я должна прятаться, если уже увидела его? Это ему должно быть стыдно, пусть он прячется!»
– «А за что ему должно быть стыдно? За то, что плохо спрятался?»
– «Ну, наверно…»
 Из-за толпы Ваня не видел, с кем разговаривает Ксюша, тот же голос продолжил:
– «Значит, ты считаешь себя лучше, чем эта, как ты говоришь «бомжиха»?»
– «Что за вопрос? Кто-то думает не так?!»
– «Чем ты лучше?»
– «Тем, что моюсь каждый день!»
– «И всё? А если «бомжиху» помыть – вы станете одинаковые?»
– «Чё за бред! Чё ты ко мне привязался? Чё ты к словам цепляешься?!»
– «Нет, подожди! Я хочу разобраться: ведь ты оговорила Костю, а он мой друг! Так чем ты лучше? Социальным статусом? Материальными благами, которыми ты обладаешь? То, что у тебя есть лишняя пара сапог, джинсы, помада, расчёска – это позволяет тебе считать себя лучше человека, который всем этим не обладает?»
– «Знаешь, расчёска, тоже, важный атрибут цивилизованного мира!»
 
                                                            -x-x-x-
 
 Концерт Ване не понравился. Выступавшие группы казались убогой самодеятельностью. Каждый изображал кого-то, никто не пытался быть самим собой. В конце вышла группа, видимо имеющая музыкальное образование. Девочка играла на скрипке, озираясь на пьяную публику. Вокалист, воздев глаза и руки вверх, тонким голосом пел напыщенные рифмы…
 Почти независимо от происходящего на сцене – на пятачке перед сценой куражилась толпа подростков во главе с Ксюхой. Их бессмысленные выплески энергии утомляли Ваню.
 «Во, зажигает!», – услышали за спиной Ваня и Герман. Позади, через два ряда, выставив ноги на спинку впередистоящего кресла, сидел рослый парень, с пивом в руке.
– «Пива хотите?», – внезапно он обратился к Ване с Германом.
Ребята отрицательно замотали головами.
– «А чё у вас такие напряжённые лица? Расслабьтесь! Нужно жить играючи!»
– «Мы так не умеем, к сожалению…», – стараясь перекричать шум, изрёк Ванюша.
– «Да вы серьёзные парни, как я посмотрю!», – заявил с ухмылкой парень. «Наум!», – крепкая рука сжала руку Вани.
– «Иван!»
– «Герман!»
– «Ну что, Иван-дурак, расскажешь мне свою сказку?»
– «Почему это он дурак?», – заступился за друга Герман.
– «Дак по лицу видно!»
Герман разнервничался, его лицо стало покрываться пятнами.
– «Вообще-то это комплимент! Иван-дурак – положительный герой! Да и дуракам везет у нас на Руси!»
– «Вот повезло-то!», – мрачно сказал Герман. Ошарашенный Ваня молчал.
 Парень встал, и стало заметно, что он сильно пьян. Пересев поближе к ребятам, он развалился на кресле: его тянуло пофилософствовать:
– «Главное Ивану-дураку не становиться пророком! Возьмёшься за гуж, пиши-пропало, распнут!»
– «Кто?», – с ужасом прошептал Ваня.
– «Жизнь распнёт! Это на примере СашБаша хорошо видно!»
– «Кого-кого?», – Ваня во все глаза смотрел на незнакомца. Герман дёргал Ваню за рукав, ему хотелось отсюда смотаться, а не продолжать разговор с пьяным.
– «Саша Башлачёв – типичный представитель племени иванушек-дурачков. Только он слишком много сказал, пришлось уйти, не попрощавшись!»
– «И Цой так же…», – тихо сказал Герман.
– «Правильно вещаешь, брат! Два пророка явлены России, кто третий? По идее, Бог троицу любит… Я вот думаю, может это был Никольский?», – парень прикрыл глаза.
– «Да причём тут Цой?», – неожиданно раздался громкий голос. Это подошёл Космос: «Ведь Башлачёв был предтечей! А Цой только развил идеи СашБаша. До встречи с ним Цой писал совсем другие песни. Он, конечно, молодец, что вовремя подхватил знамя, но первоисточник не он…»
 Герману такие жуткие вещи невыносимо было слышать, но он молчал, и только продолжал дёргать Ваню за рукав.
 Пьяный Наум «проснулся»: «Да, у человеков по жизни так: настоящий предтеча всегда остаётся незамеченным, а его последователь, часто исказивший идею, становится настоящей звездой!»
Герман от гнева побледнел: «Цой заплатил своей жизнью! И именно Цой, и никто другой перевернул моё сознание! И я готов (и думаю не я один), готов был бы умереть вместо него! Потому что именно он должен был оставаться в живых!»
– «Я тоже отдал бы свою жизнь за Цоя, брат!», – Наум положил свою руку на плечо Германа.
– «Я тоже!», – Космос начал оправдываться: «Не, пацаны, вы не поняли, речь о том, что предтеча приходит раньше своего времени. Он живёт непонятым. Как СашБаш. А Цой пришёл вовремя, когда общество стало готово принять эти идеи!»
– «О каких идеях ты говоришь?», – заинтересованно спросил Ваня.
Наум и Космос переглянулись.
– «О Войне Неба и Земли Человеческого Духа! Которая ежедневно происходит в душе каждого человека. Выбор между Добром и  Злом, важно принять правильное решение…»
– «Третья мировая уже началась. Это скрытая война. И она закончится концом света!»
– «Чего, чего?»
– «Чего?»
 Вокруг собралась приличная толпа. Концерт закончился, но публика не спешила расходиться. Подошедшие недоумённо слушали разговор.
– «Ладно, на сегодня конец света отменяется!», –  засмеялся Космос.
 
  Посыпались анекдоты про конец света. К Ване с Германом подошёл парень с причёской аля-Пресли, и, без зазрения совести, представился: «Элвис!»
– «Я слышал, вы интересуетесь русским роком? У меня есть много записей Башлачёва, «Кино», Майка, Гребня, Пети Мамонова,… «Наутилус Помпилиус», «Гражданская оборона». Захотите приобрести – о цене договоримся! Я не жадный. Вот мой телефон: звоните, не стесняйтесь! Но только, чур, до девяти! А то мама ругаться будет…»
 
– «Вот, хмырь!», – сказал Космос, когда Элвис отошёл. «Да я вам бесплатно дам переписать то, что у меня есть… Вот только «Обороны» нет, не люблю…»
– «Какой ещё обороны?», – удивлённо спросил Ваня.
– «Вы из какой деревни сюда приехали?», – поднялся с кресла Наум.
– «Да не обижайтесь на него, пацаны! Он сегодня что-то не в духе…»
– «А мы не обижаемся!», – за двоих сказал Иван, он был рад пообщаться с новыми друзьями…
– «Эт правильно, на обиженных воду возят! А поехали ко мне – я вам Башлачёва поставлю! Кого-кого, а его НАДО слушать! Великий человек! Он понял русскую душу, как никто другой! Не то, что понял… он и есть русская душа. Он так много сделал для русского народа, а простой русский народ его не знает. Парадокс!»
– «Да,  и если «поэт в России больше, чем поэт», то значит СашБаш – русский поэт в квадрате!»
– «Цой тоже великий человек. Хоть он и кореец, но он абсолютно русский человек! И всё, что ты говорил про этого СашБаша, лично я могу сказать про Виктора Цоя!  Великий русский человек, понявший самую суть русской души…»
– «Я не буду с тобой спорить… Цоя хорошо знают, ему досталась великая честь объединить многих и многих, я бы сказал, лучших мальчишек нашего времени: романтиков… Идеалистов… тех, кто пытается думать… пытается быть честным… а это нелегко… время такое, что просто выжить трудно, а выстоять, остаться с чистой совестью – это совсем не просто… Для этих мальчишек, он путеводная звезда!»
– «Да, мне кажется, что подлец не станет слушать песни Цоя, и барыга тоже…», – сказал Герман. А Ваня, воодушевленный единством мыслей с новыми друзьями, добавил: «Эти песни требуют от нас активных действий!»
– «Активные действия будут! Пошли!», – Наум стремительно двинулся к выходу. Космос за ним.
                                                            -x-x-x-
 
 Когда они вышли на улицу, уже за воротами, они увидели поджидающих их Ксюшу и  обладателя мощного баса и крупной фигуры, а также еще нескольких ребят, или скорее зевак, ждущих развлечения…
– «Это он!», – сказала Ксюша, указывая на Наума.
– «Ты пошто девочку обидел?», – заступник «Илья Муромец» выглядел устрашающе: при его габаритах, ему только богатырей в кино играть… особенно с таким голосом.
 Ребята напряглись, непроизвольно втянув шеи в плечи…
– «Я тебя обидел?», – обратился Наум к Ксюше.
– «А разве нет?»
– «Нет!»
– «Девочка обиделась! Она мне сказала об этом, и теперь ты будешь разговаривать со мной!»
– «Странные эти женщины, никогда их не понимал: сначала сами обидят человека, а потом ещё и обижаются. И сделают виновным того, кого сами обидели…»
 Большой человек засомневался… инициатива уходила из его рук…  мужской разговор не клеился… возмездие откладывалось!
– «Ты назвал её «бомжихой»! Уже одного этого достаточно, чтобы я вышиб твои мозги!», –  богатырь бравировал своей мускулатурой.
– «Я не называл её бомжихой! Это ложь!»
– «Но ты сравнивал меня с ней!»
– «Но это, не одно и то же!»
– «Зачем ты сравнивал?»
– «Она сама первая начала сравнивать себя с ней?»
– «Я?»
– «Ну да, когда сказала, что Костя, вместе с той женщиной, которую вы называете «бомжихой» – низко пал. То есть она сравнила себя с ней, когда сделала вывод, что выше того, кто «пал»!!»
– «Значит, ты считаешь, что она не выше?!»
– «Считаю, и могу доказать!»
– «Ты не будешь ничего доказывать! Ты сейчас перед ней извинишься, или я заставлю тебя это сделать!»
– «То есть вот так вот тупо: перед угрозой физической расправы сделаешь из меня Галилео? А мне останется выбор кричать: «И всё-таки она вертится!»?»
 Справедливость всё никак не хотела восторжествовать! «Публике» хотелось послушать версию Наума.
– «Последнее слово обвиняемому!»
– «Я не позволю оскорблять женщину в моём присутствии!», – здоровяк не оставлял надежды «надрать задницу» «хаму»…
– «Даже, если женщина заблуждается, и никто её не оскорблял? Я всё равно должен извиниться? Нет, я могу, конечно… но тогда я пойду против истины! Получится, что я этим я признаю, что оскорбил её!»
– «Ладно, давай, трепись, болтун! Попробуй меня убедить! Но если не получится…»
– «Тогда я извинюсь… Ладно, попробую объяснить… Все люди равны… перед Богом, и между собой, чего тут доказывать? Даже в школе этому учили… А вот приходится… Рождаются все дети одинаковыми, голыми… Потом, с детских лет, родители начинают приучать малышей к красивым игрушкам, покупают то – чего, как им сейчас кажется, самим не хватало в их детстве. На самом, деле, чего им не хватает, так это времени заниматься своими детьми. Свою любовь, которая есть божественная искра, они заменяют на крутую игрушку, модный прикид… Приучают детей меряться своей крутизной. Если у кого-то из детей появляется что-то особенное – необходимостью становится приобретение ещё более навороченного, дабы переплюнуть (мы можем себе это позволить!). Если, всё же средства не позволяют – всё равно покупается ровно такая же игрушка, чтоб не хуже (чтоб всё как у людей!). Чтобы ребёнок не чувствовал себя ущемлённым, «ущербным» от того, что у него нет чего-то такого, что есть у других! А надо ли ему это, на самом деле? Именно – обладать? Обладание – это изучение, получение информации о предмете, и наконец, наслаждение от осознания особенно ценного предмета в твоих руках. У тебя есть то, чего нет у других! И это – счастье! ….   ???   Родители с младенчества воспитывают чувство превосходства, гордыню, зависть – смертные грехи! Сами надевают кандалы… Стимулирование ложного «наслаждения» обладания предметом, и вызывает цепную реакцию потребительства на всю оставшуюся жизнь. Теперь, для получения «наслаждения» ребёнку, а затем и взрослому нужны всё более наикрутейшие, изощрённые блага, как наркоману всё большие и большие дозы. Приобретение таких «благ» становится главным стимулом в зарабатывании денег. Редкие люди могут ограничить себя только действительно необходимым…»
– «И это бомжи?!»
– «У них ничего нет! Всё материальное, что мы приобретаем в этой жизни – останется здесь! А по закону сохранению энергии: если где-то прибавилось, значит, где-то убавилось! Значит, тратя свои силы на «гонку вооружений», мы всё меньше думаем о действительно важных вещах… о духовном…»
– «Счас будет втирать про боженьку!», – Ксюша громко засмеялась: «Ой, не могу!»
– «Веру в Бога пытались заменить в советские времена на воспитание духа … но вера в добро никуда не делась! Вера в высшую справедливость, что воздастся каждому. Каждый человек, в глубине души, должен считать себя хорошим, добрым, справедливым, а иначе всю оставшуюся жизнь будет расплачиваться бессонными ночами, сгорая от стыда. Это, наверное, и есть ад на земле…»
 Ваня заметил, что у «Ильи Муромца» заблестели слёзы на глазах. «У большого человека – большая душа!», – Ксюшин заступник вызвал Ванино восхищение.
– «Ну, ты скажешь! Это убийцы может, и расплачиваются бессонными ночами…Или какие-то большие грешники, а обычному человеку столько нужно сделать, чтобы просто выжить … и если он всё время будет взвешивать все за и против – то жить-то когда?! Столько проблем наваливается, и все их нужно решать. Так, как требует жизнь, а не так, как я хочу! А если я стану рефлексировать по любому поводу, то буду вечным аутсайдером, неудачницей! Да, я тоже хочу простого семейного счастья, любви, но в нашем мире просто так ничего не даётся, всё нужно заслужить, добиться… и не я это придумала!»
– «Ты ошибаешься!»
– «Нет, это ты ошибаешься – на практике твои бредни не сработают!»
 Здоровяк молчал. Все ждали, что он скажет.
– «Ты, Каная знаешь?»
– «У моего брата с ним бизнес в Москве…»
– «А я чувствую – где-то я это уже слышал! Передавай ему привет! Хороший мужик – он мне так помог, когда я был разводящим…»
– «От кого привет-то?»
– «Он меня называл Добрыней…»
 
                                                            -x-x-x-
 
 Ванюше было жалко Ксюшу. Вспоминая её обескураженное лицо, в тот момент, когда они уходили, Ванюша сказал Науму: «Ты не попросил прощения у Ксюши!»
– «Я не знаю, о ком ты говоришь!»
– «Так зовут эту девушку, которая…», – Ваня осёкся.
– «Меня не интересует, как её зовут!»
– «Ты ненавидишь женский пол?», – это сказал уже Герман.
– «Ну, зачем же так! Просто женщины – это иные сущности… тёмная сторона – инь! У них более изворотливый ум, или даже не ум – хитрость, разные уловки, умение манипулировать мужчинами. Своей красотой. Внешность – их главное оружие, чтобы околдовать мужчину, заставить преклоняться, поработить… Где-то я слышал такое сравнение: мужчины – это собаки: честные, справедливые, преданные, они предпочитают действовать в открытую, тогда как женщины – это кошки: хитрые, эгоистичные, гуляющие сами по себе…»
– «Есть и хорошие, добрые, любящие, такие как мама…»
– «Ну, материнские чувства – это скорее инстинкт. А насчёт того, что не все такие – это правда! Есть мужики, которых и мужиком не назовёшь…»
– «Значит, мужчина – от Бога, а женщина – от дьявола?», – открыл для себя Герман.
– «Об этом даже в Библии написано!»
 
                                                            -x-x-x-
 
– «Подлецы живут долго… и, наверно, счастливо…», – невидящим взглядом Герман сверлил небо: « Почему так? Почему, почему уходят лучшие? Те, кто больше нужен! Может в этом есть какой-то смысл? Наверняка, всё не просто так! «Ведь святых на Руси – только знай, выноси! В этом высшая мера: скоси – схорони…»
 Есть кто-то, кто всем этим управляет? Или это люди сами проживают свой век или 20 лет – ровно столько, сколько способны выдержать…? Ведь жить невыносимо! «Да я сумел бы выжить, если б не было такой простой работы – жить…»
 Всё время – какой-то край! Край пропасти…
 Любимая мамина песня: «Есть только миг между прошлым и будущим, именно он называется жизнь!» Этот миг – здесь и сейчас. Прямо сейчас. Вот только что, что-то было, и нет его, уже другое, и опять. Всё обновляется каждую секунду. Вернее, это моя душа. Река, в которую дважды не войти. Страшно. Я чувствую этот ветер сквозь меня, хаотичное движение всего: меня составляющего, влияющего на меня, проникающего сквозь меня и отпущенного мною. Ежесекундно создающий мой образ и вновь распадающийся, чтобы вновь явиться в следующее мгновенье – обновлённым… Сама жизнь трепещет во мне ежесекундно, и никуда от этого не деться. Только момент смерти положит этому конец. А тяга к смерти – она велика! Не знаю, что это, но что-то тянет меня туда, за край… Наверно просто потому, что я не могу здесь находиться!»
 Ваня с болью в сердце слушал друга: только-только Герман стал отходить от таблеток, казалось, вернулся в своё сознание, но что ему это принесло? Желание смерти?
– «Но самоубийство – это страшный грех! Их даже на кладбище не хоронили. И в церкви не отпевали…»
– «Какая разница: не отпевали, не хоронили. Мне будет уже всё равно…»
– «А как же твоя мама? Она совсем одна будет…»
– «Я понимаю – я её надежда… надежда на лучшую жизнь… надежда на бессмертие.. я теперь должен только радовать её, своими успехами, и она будет гордиться мной. Теперь это её смысл жизни – знать, что всё было не напрасно, вся её жизнь… это и моим смыслом жизни должно стать. Но почему-то не становится. Не становится и всё тут! Это моя жизнь, и никто не может распоряжаться ею! Если б я мог – я посвятил бы жизнь маме – оберегал и лелеял её, но я не могу! Я чувствую, что меня сносит, как шарик на верёвочке, скоро оторвёт и унесёт в небо…»
 Они помолчали.
– « Тебе срочно нужно поговорить с каким-нибудь взрослым, знающим человеком, способным дать совет, наставить на путь истинный…»
– «Наум?»
– «Он просветил тебя насчёт рок-музыки, дал все эти записи…»
– «У меня и вправду столько вопросов к нему. Всё, что он говорил тогда… Значит все, кто достиг успеха – все так или иначе продали душу дьяволу? Или вот насчёт рока: это нечто особенное, не просто музыка и стихи, не коммерческий продукт, потому что настоящий рок в принципе не может быть коммерческим, а наоборот это то, что не даёт людям спать спокойно! То, что взрывает мир! Современное мироустройство, самые  его основы…Не даром, уже в названии – такие слова! – рок, про рок, пророки – те, кто поёт душой… Мориссон,  Хендрикс, Джанис, а у нас – Цой, Башлачёв, Янка – их так пёрло, когда они пели свои песни, целая Вселенная, от них шла такая энергия – просто сносило окружающих – словно приоткрывалась дверь в открытый космос, где есть всё, и это всё бесконечно! Это космическая сила, явленная через этих людей…
 Творчество – не творчество, спор о том, что искусство – искусственно. От слова «искус» – искуситель, якобы это дьявол искушает… и терзает душу… Но ведь то, что действительно ценно, то что запоминается на века, (не те все люди, которые якобы занимаются творчеством, искусством – а на самом деле зарабатывают деньги), а именно те моменты явленной силы – если кому-то повезло и он увидел, а кто-то даже не догадывается, так, всю жизнь…И эта явленная сила сжигает тех людей, через которых она сюда пришла.
 Жить простой жизнью обывателя, копить деньги, как-то устраивать свою жизнь… – эти люди не умеют так жить. Эти люди несовместимы с жизнью. Рано или поздно они умирают, кончают жизнь самоубийством, сходят с ума, спиваются. Их, выпавших, жизнь уже не принимает обратно. Они «слишком много знают» для нашего мира.
 Нужны ли они миру? Миру ведь что надо? Чтоб жизнь продолжалась. Всё должно быть направлено на сохранение человеческого вида. Именно обыватели (или, скажем так, – «крестьяне»), с простым, естественным, «животным» отношением к жизни – и являются основным инструментом размножения людей на Земле.
 Но всё-таки, наверно, в любом человеке – есть, что-то, что постоянно гложет его сомненьями, какая-то неудовлетворенность, заставляющая двигаться дальше. Дальше – это куда? И что это гложет – может дьявольского происхождения, а не божественного?
 Почему нас так завораживает сила страдания? Мы сострадаем, потому что знаем цену страданиям. Ведь если б люди не сострадали, возможно, и сама жизнь на Земле прервалась. Без взаимопомощи мир распался бы и погиб.
 Так где тут божественное, а где дьявольское?
 Человек, который страдает, оплакивает и «оплачивает» весь свой жизненный путь – должен ли получить воздаяние, какую-то награду за свои лишения. А здесь закон сохранения энергии сработает? Если кто-то где-то потерял, значит должен и найти? Или кто-то потерял – а нашёл другой? Стараешься делать людям добро, не то, чтоб надеешься получить от них что-то… но как говорят, как ты к людям, так и они к тебе. Всё вернется… так или иначе… но ничего не возвращается, и не надеешься уже… всё плохо… вернется, может после смерти… душа бессмертна. Что же там такое особенное может быть, какая великая награда? Ради которой любые страдания здесь оправданы. Рай? А как же те, кого мы любим, но которые не попали в рай? Как же мы сможем наслаждаться жизнью в раю, зная, что кто-то страдает в аду? Или нам  напрочь память отшибёт?»
– «Ты думаешь, что Наум ответит на твои вопросы? Он что – Господь Бог?»
– «Бог в каждом может заговорить! Но это крест: «Ведь Бог… он не врёт, разбивая свои зеркала…»
 
                                                            -x-x-x-
 
– «О каких ещё пророках, Вы говорили? Я не понял? Что они пророчествовали, как понять? Что Вы имели в виду?»
– «Во-первых, не Вы, а ты, а то я чувствую себя учителем, а я такой же, как ты. Договорились?», – сегодня настроение у Наума было более миролюбивым, чем в прошлый раз.
– «Тот, кто над нами, хоть как его назови, ну творец пусть будет, он разговаривает с нами, с жителями Земли. А у России есть особое предназначение – она спасительница мира. Потому что Святая. Не зря у неё такое имя спокон веку – Святая Русь. А почему она святая? Потому что у неё есть особое отличие от других стран – пресловутая «загадочная русская душа»… А что в ней загадочного? Это для других народов она загадочная, а для русского человека ничего загадочного нет. Говорят: «Русский человек много пьёт!» Ну, не знаю, как в других странах, я там не жил… Вопрос в другом: «Почему русский человек пьёт?» Потому что страдает, у него душа болит. Душа болит, значит она живая. Значит она сомневается. Сомнения и совесть мучают. Русский человек завсегда мучается: а правильно он поступил? Не обидел кого? А чаще от стыда мучается, потому что не совершенен русский человек: ленив! А то вдруг дурь вскипает в нём, злость затмит глаза: ну медведь медведем…
 Ленив потому, что не уверен, как правильно поступить… Не спешит дрова ломать. А зол потому, что долго ничего не делал, зол больше на себя. На свою беспомощность. Эта злость горы сворачивает…»
 Герман с болью вспомнил своего отца. На глаза навернулись слёзы.
– «А ещё русский человек очень жалостлив. Последнее отдаст…»
– «Ну, не знаю!», – Герман помрачнел. «Далеко не всякий русский последнее отдаст…Да и кого назвать русским. Цой – более русский, чем среднестатистический россиянин…»
– «Ну конечно! Я под словом «русский» имею в виду человека не со штампом в паспорте, а с особым складом души. И дело совсем не в питье, это как раз наносное, это происки тех, кто хочет уничтожить Русь – как оплот святости.
 Ведь святость, она в чём заключается? Не продаётся русский человек, ни за какие богатства мира, как бы ни хотел сатана купить святость истины простого чистого человека: его душу – ан нет! Русский человек, он плюнет в лицо совратителю, бросит в огонь все деньги мира! А потому что знает, где свет – где добро!»
– «Ты о ком это сейчас?»
– «Да о тебе, слышишь!», – Наум разгорячился: «Ведь ты видишь всё это! Вся эта мишура, вся эта дешёвка, которую нам впаривают, как образ жизни « в последней инстанции» – красивенькое, с ровненькими зубами, идеальными пропорциями – надутое и совершенно пустое внутри фуфло! Всё обман: торговля, взаимовыгодное сотрудничество, богатство, государство, и, во главе всего, горстка князьков тьмы, делящих сферы влияния, рынки сбыта, свою питательную среду – планктон! Во главе угла – сверхприбыли, бездонные аппетиты потребления: всё и сейчас! Возьми меня немедленно! Всё, что тебе нужно – это я! Либо ты участвуешь в этой безумной гонке обжорства лопнувшими пузырями, либо ты выходишь из этой игры, раз и навсегда! Ведь пустотой не насытишься! Никогда! По определению! Князьки только и заняты тем, чтоб разжигать аппетиты у людей… У меня же давно пропал аппетит! Весь мир прогнил – западный точно! К нам сюда явились! Деньги, деньги, деньги! Вся жизнь построена на то, чтобы заиметь кучу денег – и наслаждаться жизнью! Наслаждаться, наслаждаться, потом ещё, ещё… А что потом? Там видно будет – сейчас главное денег заработать или украсть, если будет возможность… Задумываться будем на пенсии. Может и в церковь зайдём. Потом. А сейчас некогда – работать надо! Деньги зарабатывать!»
– «А что русский человек манной небесной питается? Хлеб свой насущный потом и кровью зарабатывает. Только на хлеб и хватает вообще-то. Не до жиру – быть бы живу…»
– «На них-то Русь и держится! Их беспощадно обдирают и обманывают лихоимцы-хитрецы, а ничего: «пока живы – не умрем!» «Маленький» человек – это большая надежда на спасение человечества!»
 Наума заносило всё дальше и дальше: «И никто им спасибо уже не скажет. Да они и сами даже не догадываются о своей роли, наверное… Они просто живут, как умеют. Их считают дураками. Кто считает? «Умные» – выпестованные поколениями карьеристов, с доведённым до рефлекса уменьем из всего извлекать выгоду. Хитрый изворотливый ум просчитывает на несколько ходов вперёд, с разными вариантами ответов. На всё найдут ответ. Знают прикуп – живут в Сочи! Для них время – деньги! И они заставят работать время-деньги на себя. Всё это быдло, припаханное на стройке веков. Вавилон. А сами не видят себя со стороны: слишком узколобые они… создали иерархию: одни обслуживают других, те – третьих, и так далее, а наверху-то… кто?… Снизу не видно…
 Вот такие умные. Глупые умные. Не ведают, что творят… кто ими управляет…»
 
                                                            -x-x-x-
 
– «Я, кажется, о другом спрашивал…»
– «Герман, у тебя есть вопросы?! Нужен тот, кто тебе ответит на них? Есть надёжный источник!»
 Наум сел на пол в центре комнаты, прямо под люстрой. Вокруг него сели все, кто находился сегодня у Наума в гостях: всего шесть человек. Космос руководил происходящим: говорил, что делать… спустя несколько минут сосредоточенной тишины тело Наума обмякло, Космос подхватил его сзади. Все смотрели на безжизненное лицо Наума. Ваня подумал, что он умер. И тут, словно сосуд наполнился новым содержимым, под кожей Наума стало что-то происходить… его рот открылся, глаза продолжали оставаться закрытыми… чужой, не Наумов голос словно пробовал свои силы. Несколько мгновений казались вечностью, такого ужаса Ваня не испытывал еще никогда! Космос крепко держал тело Наума, обхватив его руками со спины: «Говори! Говори! Ну, говори же!» Наконец до Германа дошло, что это он должен начать разговор, он прошептал: «Кто ты?» «Я пришел говорить!», – голос «плавал» с шёпота на крик, губы Наума не шевелились, звук шёл прямо из гортани. «Что с нами будет?» – молчание. «Куда мы идём?» «Путь продолжиться…» «Скоро конец пути?» «Скоро!» «Когда?» – молчание. «Все погибнут?» «Нет, не все…» «Кто спасётся?» «Ра! Соль земли!» «Кто это?» «Первые люди – те, кто остался верен. Ра!» «Где появились первые люди?» «Ра!» «Это Русь?» «Те, кто называет всё миром!» «Да или нет?» «Да!» «Кто такой Ра?» «Свет!» «Что будет с планетой?» «Она развалится, потом соберётся…» «Каким образом удастся спастись?» «Люди, у которых появится новое качество, спасут остальных…» «Где искать этих людей сейчас?» «Они есть повсюду!» «Они чем-то отличаются от остальных?» «Да!» «Чем?» «У них есть имя…» «Какое?» «Дурак!» «Что значит это имя?» «Делающий для Ра!» «А у нас в России?» «Младший ребёнок, человек без своего имени…»
 
                                                            -x-x-x-
 
– «Ваня, я уезжаю, и на этот раз я поеду один!»
– «Куда ты уезжаешь?»
– «Я тебе не скажу, ни места, ни имени, чтобы ты не поехал меня разыскивать… Я должен сам! Это мой путь…»
– «Ну почему ты один? Вдвоём легче будет!»
– «Я должен один!»
– «А вдруг это опасно? И тебе некому будет помочь!»
– «Люди есть везде!»
– «Какие люди?! А вдруг ты в секту какую-нибудь попадёшь? Как этот, как его…. Виссарион из Казахстана. Они тебя загипнотизируют и всё! Почему, тебе мало Наума? Он же правильные слова говорит!»
– «Это не он говорит! Он лишь оболочка!»
 
                                                            -x-x-x-
 
– «Почему ты творишь над собой такое? Зачем позволяешь кому-то вселяться в себя!?»
– «Это всё, что я могу сделать, теперь. Когда-то у меня был друг, вернее он и сейчас есть, но только я не знаю, что с ним… Он сильно пострадал… но у него было достаточно физических сил отомстить гадам. Он мстил, и я не раз выходил с ним на «охоту на волков». Теперь он сидит, а я подыхаю…всё моё поколение вымирает… Вся надежда на тебя! Я верю – ты сможешь!»
– « Что ты имеешь в виду?»
– «Ни много ни мало: спасти мир?»
– «Как это?»
– «Как супергерой в американских фильмах спасает…»
– «Я – не супергерой, и американские фильмы – не жизнь…»
– «Да, это правда… не жизнь…»
– «А что я должен сделать?»
– « Да ничего особенного, просто живи, как живёшь, оставайся таким, как есть – это главное…»
– «А какой я есть?»
– « Ты Иван-дурак!»
– ….
– «Пойми только в тебе спасение человека, как вида! Ты, со своей чистой душой – единственный в этом мире угоден Богу! Тебя он не оставит без помощи. Ты – божий человек. Иван-дурак – это самое светлое звание. Я гордился бы, что знаком с тобою, если б было перед кем гордиться… и если б был смысл в гордыни.
 В тебе – гордости нет! Для любого нет унизительней слов! Для тебя – нет, опять же, потому что нет гордости, и гордыни тем более. Гордыня погубила человечество – смертный грех. Каждому надо казаться хоть чуть-чуть лучше кого-нибудь, хоть кого-нибудь, хоть в чём-то. Иначе жизнь не мила! Каждому нужно чем-то гордиться. Вот в чём фишка!»
 
                                                            -x-x-x-
 
 В квартире у Наума было не протолкнуться. Соседи уже заявляли в милицию о «притоне»… Наум, как всегда проповедовал:
– «Вы думаете, Иван-дурак – просто лентяй, лежащий на печке, и играющий на гармошке. Пробьёт час, и встанет, и победит врагов человечества. А кто главный враг человека? Тот, кто возбуждает в нас алчность, тщеславие, подлость. А Иван лишён всех этих пороков, потому что в нём есть свет, Божий свет! Тот свет, который был в каждом. Тьма стремится загасить этот огонёк, если не следить – он потухнет. А есть люди, они как звёзды! Как факел, освещающий путь… и в нашем времени есть такие, вроде простые «маленькие», неужели они способны изменить мир? Как им удаётся  – повлиять на общественное сознание? Про такого кто-то скажет: «Попал в струю!»… Ну, это из области – «наши песни нам ли выбирать?!»
 Вот смотрите: мы родились в период застоя – счастливое время! Наши родители совсем забыли тот страх, в котором жили наши бабушки-дедушки…мы родились ещё более свободными. Свободными от страха перед государственной машиной насилия над человеческой личностью. А дело совсем не в ней! Правильно заметил Булгаков про квартирный вопрос! Нужна квартира? Донеси на соседа. И чаще никто никого не заставлял подставлять ближнего. Люди сами добровольно шли на это. И эти люди никуда не делись, они и сейчас рядом живут, за стеной…
 А ведь это не только в нашей стране, то же самое везде! Алчность двигает людьми… но есть и другие люди.. Вот в 60-е в Америке появились хиппи: «дети цветов» – чистые добрые светлые… откуда они взялись и куда потом делись? Что это было? Наркотики сделали их такими? Или раскрылся их истинный лик…. благодаря ….моде?! мода докатилась и до нас. Вроде хиппи… Их «система», как ответ на советскую систему?! Просто всегда есть небольшой процент людей, которые отличны от других… и это проявляется внешне: они слушают другую музыку, по-другому одеваются … Большинство это раздражает, и это большинство пытается подстричь их под одну гребёнку. Причёска под ноль – самая любимая их причёска… А что государственная машина? Она предпочтёт назвать их  кучкой дегенератов и лечить, ведь самая свободолюбивая и думающая  часть общества – это угроза.
 Рок-музыка – это особое состояние внутренней свободы, главное отличие «последнего героя» нашего времени… он, конечно, никакой не герой – он живёт, как умеет: берётся за самые безнадёжные дела, за которые никто не берется,… не надеясь ни на что…»
 
                                                               х-х-х
 
 – «Ванюша, я вырвалась на несколько дней из Москвы, а ты никак не хочешь поговорить со мной. О тебе! Скоро закончишь школу, пора думать о будущем! Ты хотел поступать в мореходку, чтоб работать, как папа … Но знаешь, судоходство сейчас загибается… ты не найдёшь работу! В своей мечте стать капитаном, ты и до матроса не доберёшься… Может на экономический поступать будешь? Или на юриста? Там, главное всё вызубрить! Ты усидчивый, и читать любишь.. Ну, чего ты молчишь? Меня беспокоит твоё будущее!»
– «Знаешь, Настюня, у тебя бизнес в Москве, тебе нравится…но почему ты хочешь, чтоб и я жил так же, как ты?»
– «А разве это плохо? Жить, как я? Ведь это же перспектива! Постоянный рост, я, например, теперь могу оплатить твоё обучение, если ты выберешь ВУЗ. Да, что я, в самом деле, должна тебя уговаривать? Другой бы с благодарностью принял такое предложение! И всё бы сделал для этого!»
– «Спасибо, Настюня, ты старшая сестра – ты привыкла заботиться обо всех. Но, правда, не надо! Я – сам!»
– «Я что, всю жизнь буду тащить на себе вас всех? Пора и тебе позаботиться о семье, единственный сын! Кто будет содержать престарелых родителей, опять я? Мне тоже хочется завести семью, и чтоб на всё хватало… Нет уж, ты вырос – бери всё в свои мужские руки, хватит с меня!»
– «Но наши родители ещё не престарелые, до этого далеко!»
– «Надо думать о будущем!»
– «Как о нём думать, ничего не известно..»
– «Уже сейчас пора закладывать фундамент!»
– «Но разве денежная работа – это фундамент?»
– «А разве нет?»
– «Главное – чистая совесть, и не продаваться за деньги!»
– «Ах, вот ты как! Значит я такая, да? Может быть, мне тоже хотелось бы заниматься чем-то другим, а не идти в торговлю! Но я должна думать о вас!»
– «Если не хотела, зачем пошла? Ты ничего не должна!»
– «Ничего ты в жизни не понимаешь! Пока ты не научишься самостоятельно зарабатывать – ты ничего не стоишь!»
– «Все вершины на свой аршин, в том, что есть, видишь, что почём…»
 Настюня заплакала, с сожалением посмотрев на своего брата, она тяжело вздохнула… «Кем же ты станешь,  так и останешься никем? Дурачок ты Ваня! Всегда таким был, таким и останешься…»
– «Я стану священником, у нас в роду их много было.. Теперь и моя пора пришла!»
– «Ты думаешь, ты там сможешь?»
 
Часть 2.
 
 «Я посылаю это письмо тебе, доченька, в надежде, что ты никогда его не получишь… Если ты когда-нибудь обнаружишь его в этой книге, это – случайность, это – судьба. Значит, кто-то наверху решил, что так надо… Я бы с радостью  не сказала б всего этого… если б смогла…Я должна поговорить с тобой, а не писать эти дурацкие письма, но трушу…Я боюсь навязать тебе свою реальность. Ведь она ужасна! Может, ты для себя откроешь совсем другую – и она будет лучше?!
 Но кто, кроме меня поддержит тебя в трудную минуту? Сказать слова утешения, и при этом соврать? Сказать, что всё будет хорошо, и не сказать: когда? ….Когда-нибудь…
При этом понимая, что шансов выжить чистой душе почти нет…Вера не должна быть потеряна, вера в свет «в конце тоннеля».Банальные слова… что я ещё могу сказать… чтобы ты мне поверила… а лучше своему сердцу… больному трепыхающему сердцу.
 Ты чувствуешь в моих словах негативное отношение к бабушке, ты не понимаешь, за что я не люблю?  «Ведь она такая до-ообрая!» Я слишком долго избегала этого разговора, понимая, что это лишь мои обиды.. но не получается..
 Когда мы встретились с твоим папой впервые, мы сразу поняли, что не сможем расстаться уже никогда… но почему-то его мама восприняла это, как предательство со стороны сына. Видимо насчёт него у неё были другие планы…Попытавшись, но не сумев вернуть сына – она так и заявила: «Свободы захотел? Ну, так отныне – ты в свободном полёте! На меня можешь не рассчитывать! Теперь ты – отрезанный ломоть и рассчитывай только на себя, а в моём доме – ничего твоего нет, освобождай комнату и лети на все четыре стороны. Но не забывай о своих обязательствах перед твоей матерью. Я тебя вырастила – теперь ты обязан мне по гроб!»
 Нам жилось тяжело, но мы были абсолютно счастливы! И не обращали внимания на постоянные попытки свекрови «перетянуть одеяло на себя». По первому требованию являлись к ней вдвоём: повесить шкафчик, починить кран, вывести на её машине на дачу, в качестве водителя, грузчиков, озеленителей-садовников…постоянно находила срочную работу…И требовала, чтоб сын являлся один, но он говорил: без жены – никуда!
 Она изменила тактику: попыталась подружиться со мной… я почти поверила…
 Ты родилась. Она пригласила к себе пожить, якобы она будет помогать ухаживать за ребёнком…Я пошла навстречу её «бабушкиным чувствам»: через 2 недели она нас выжила. Оказывается, я не умею ухаживать за мужем и ребёнком. И вообще, всё делаю неправильно. Я, только отошедшая от тяжёлых родов, должна была готовить обеды (продукты покупал Вася), стирать пелёнки (и не только пелёнки), убираться не только в той комнате, где она нас поселила, но и во всей её большой квартире тоже. И, не дай бог, пылинку заметит. При этом она всё время за мной ходила, и всё комментировала. Не забывая сказать, что вот она, в молодости, какая была расторопная, всё успевала, и лучше всех всегда была одета (и дома тоже!), и готовила прекрасно, всегда была душой компании, и мужчины от неё с ума сходили. А вот подруг не было, а зачем они нужны? Ну, разве нарядами похвастаться…
 Однажды утром я не встала разогреть мужу завтрак – она влетела в комнату, где я лежала на кровати, и кормила грудью тебя, моя доченька! Она держала в руках носки: «Это вчерашние носки! Ты почему не подготовила своему мужу свежих? Я каждый вечер перед сном, стирала мужу носки и вешала сушиться… Ты почему не в состоянии это сделать?»
– «Так есть же чистые носки – вон там, в ящичке! Если вы выйдете, я встану и найду ему…»
– «Не смей меня высылать из моей же комнаты! Я в своей квартире, могу находиться где хочу! Или ты меня стесняешься? Чего я там не видела? И сына, и таких как ты, с пелёнок, во всех видах. Ты уж поверь мне…»
Я сказала: «Больше никогда не зайду в этот дом. Не желаю её видеть никогда в жизни!» Она рассмеялась мне в лицо торжествующе…
 К нашему счастью, Вася был не единственным родственником этой ужасной женщины. Мы изо всех сил пытались сократить общение с ней, залечь на дно… Какое-то время это удавалось… Ты подросла – она захотела видеть тебя… Кровью сердце обливается, отпуская тебя к ней… каждый раз, возвращаясь от неё, ты приезжаешь сама на себя не похожая, словно автоматическая кукла, выдрессированная… чётко реагируешь на команды… такая послушная-послушная, аж жуть!
 Бежать надо от неё, пока ты не превратилась в нечто – подобное ей! Знаешь, чего я больше всего боюсь? Что ты примешь такие отношения за чистую монету, это станет твоей нормой жизни. Ты станешь также относиться к людям. Как твоя бабушка ко всем нам, и главное – к тебе! Это очень сложное решение для меня, но как сложно для тебя! Трудно вообразить… Ты любишь свою бабушку, просто потому, что любишь… Она всячески способствует этому. Знает как завоевать детское сердце. Но как объяснить тебе, что это такая ловушка.
 Любовь, она ведь безгранична: если любишь человека – не боишься отдавать. Если любовь взаимна – сколько не отдавай – получаешь не меньше. Происходит как бы такой обмен энергиями – которые поддерживают отношения, да и саму жизнь, в критических случаях. Любовь – это основа жизни! И невозможно заставить кого-то любить. Человек отдаёт её всегда добровольно, по своему выбору. Кому-то конкретному или всему миру в целом… но непременно нужна отдача. Человек должен чувствовать свою нужность, свою уникальность, ведь любя, он совершает главный акт своей жизни – акт доброй воли: отдаёт свои жизненные силы, свою любовь, которая – печать Бога на каждом, росток жизни, явивший нас в свет. Это та божественная сила – единственное, что есть у нас! Всё -больше ничего! Ничто в материальном мире не способно заменить её. Многие пытаются сделать это – заменить пустоту внутри – там, где когда-то жила любовь! Заполнить это пространство души, хоть чем-то! Но это бесполезно, они – нищие духом – пытаются силой доказать кому-то что-то, но прежде всего себе… они называют себя сильными, несгибаемыми, упорными. К чему всё это? То, что они называют силой, на самом деле слабость и наоборот… называют слабыми, никчёмными, растяпами тех, кто не пытается играть по их правилам, не вступает в гонку, где выживает «сильнейший». «Хочешь жить – умей вертеться!», – любимая их поговорка и оправдание. И вектор жизни… а это вектор смерти…пустоты.
 В своём ледяном могуществе Снежная королева ищет, зорко прочёсывает свои владения в поисках нежной души – цветка любви – чтоб сорвать его и высосать нектар чистой энергии. Никто не способен отдать так много, как влюблённый. Ты думаешь это сказка? Старинная сказка, придуманная Г.Х.Андерсеном? Увы, это правда – самая настоящая реальность нашего времени. Это жестоко – утверждать, что твоя бабушка – твой близкий человек – такая снежная королева, с льдышкой вместо сердца. Тонкий расчёт, удовлетворение мелких похотей, чувство собственного превосходства, стремление самоутвердиться за чужой счёт! Самоутвердиться в любом месте, времени и пространстве – навязать свою волю, заставить мир крутиться себя, сказать: «Я здесь главный – точка!»
 Поймешь ты это сейчас, или позже, когда будет возможно уже слишком поздно… яд проникнет и в твою душу.. Рано или поздно – ты это открытие сделаешь – как это сделал когда-то твой папа. Каково было ему узнать, что женщина, которая родила его – не любит его?! Она ещё в детстве сообщила ему, что не хотела рожать его. А родила назло своей матери ( в этой семье вендетта в крови – и только ты в состоянии прервать её – если сможешь…)
 
 
 
 
 
 
 
                                                               х-х-х
 
 
Она бежала по темному школьному коридору, мокрый неровный паркет поблескивал, как блики на воде в лунную ночь, только вместо луны в самом конце светилась – сияла открытая дверь на главное крыльцо. А там – бушевал ярчайший май с бешеной зеленью, цветами яблонь и вишни. И в воздухе парил счастливый аромат ясного неба, беззаботного детства и бесконечной радости в ожидания чуда – каникулы!
Никто не одергивал носящихся и визжащих от радости малышей. Девочки удирали от мальчишек, но не слишком далеко, позволяя, всё же, им себя догнать, и тогда мальчики на радостях пытались ущипнуть или даже, под всеобщий визг, задрать юбку, какой-нибудь понравившейся девочке. Маруся, оглядываясь, пыталась найти свой класс. Как вдруг дорогу ей преградил Гоша, раскинув руки в стороны, в попытке поймать свою жертву, уверенный в том, что она будет сейчас убегать, Гоша крепко обнял Марусю. Она не шевелилась, только бешено стучалось ее сердце. Он ощутил эту пульсацию, словно настоящая большая живая птица попала в его руки. Это трепыхающееся, рвущееся наружу, и будто готовое улететь в любой момент сердце, внутри этой совершенно окаменевшей девочки, изумило Гошу. Несколько мгновений он был не в состоянии разомкнуть руки. Ему казалось, что если он сейчас отпустит Марусю, она рухнет замертво на землю.
                                                               х-х-х
 
 Вспоминая то неуловимое чувство, и тут же пытаясь закрыть в себе это, раскрывшееся окно иного мира, мира чужой, но такой близкой души, Гоша постепенно забывал ее, почти не веря своим тогдашним ощущениям.
Летние месяцы заполнили своими радостями всё свободное время, и только первого сентября отыскав глазами знакомую фигуру среди своих одноклассников, он реально ощутил это бешеное трепыхание, теперь уже своего, сердца в груди.
 Внимательные учителя всё чаще стали замечать отсутствующий взгляд в никуда. Но особенное выражение лица Гоши в этот момент, почему-то не позволяло учителю выдернуть его из этого состояния, что-то трагичное исходило волнами в такие мгновения из души ребенка. Сидящие рядом ученики не видели лица Гоши, и лишь когда однажды сердобольная учительница, в попытке хоть как-то смягчить горечь в глазах ребенка, выдала целый монолог о том, что жизнь прекрасна несмотря ни на что, дети обратили внимание на странное поведение Гоши. Но он, тут же, опомнившись, стал строже следить за выражением своего лица. Попытки контроля увенчались успехом, он уже ни чем не отличался от других ребят. И честно пытался жить по тем законам, которые приняты в мальчишеской среде: дразнить девчонок, драться за свою честь, и по-дружески, за компанию, лупить в туалете щуплых неудачников. Если кто-то пытался обидеть Марусю, он никогда не вступался, но его постоянный нейтралитет большинству, наверное, был ясен. Любой конфликт как бы сам незаметно рассасывался, словно качка сменялась полным штилем. И всегда, он даже затылком, ощущал, когда она входила в класс.
 Не сумев подавить в себе, а может, таким образом, пытаясь избавится от навязчивого состояния, Гоша поделился, не сумев толком объяснить, со своим другом. Выход нашёлся быстро. Видя полный ступор Гоши, друг предложил ему свои услуги в качестве посредника: подойти и сказать: «Гоша любит тебя». И посмотреть, что будет дальше. Очевидно, ожидая, что дальше будет что-то невероятное. Не поняв Гошу в главном, друг надеялся что-то разглядеть в глазах у Маши, этой странной бледной девочки. Очевидно, он думал, что она взмахнет крыльями и, выбив стекла, улетит навстречу солнцу. А может он так не думал. Но ожидание чего-то необычного, что непременно должно произойти, вся эта заинтригованность владела ими обоими. Они поджидали особого случая. Случай подвернулся неожиданно. Или, скорее всего, решив взять сразу быка за рога, и даже не заметив, что Гоши нет рядом, хотя может Гоша сам от ужаса выскочил в этот момент, он дернул за волосы сидящую впереди Машу. И когда она повернулась, выпалил: «Эй, рыжая! Гоша любит тебя». Осознав всю серьёзность положения Маша, тщетно пытаясь найти глазами Гошу, и мысленно умоляя: «Не надо кричать об этом на весь класс!». Мир ждал от нее ответной реакции. Больше всего на свете ей хотелось думать, что никто ничего не говорил. Но в классе повисла полная тишина. Невероятным усилием воли она пыталась прикинуть, что в таких случаях обычно говорят девочки. Она вдруг выпалила: «Сам ты рыжий! Рыжий, рыжий конопатый, убил дедушку лопатой!». Тишина оборвалась всеобщим смехом, учительница подхватила: «Ну что, получил?», обращаясь к растерянному мальчишке. Не хлопаний крыльев, не полета, нет даже хлопанья ресниц и брызнувших слез. Но именно такие слезы и были сейчас в душе у Маши. Она в ужасе закусила губу, чтобы не выплеснуть наружу всё, что было у нее в душе в этот момент.
Словно после удара током, она сидела оглушенная, не замечая, и не понимая, что происходит вокруг. Но самое главное не понимая, что происходит внутри неё. Она никак не могла это, прозвучавшее слово «любовь», применить к себе. В прежнем её сознании слово «любовь» вызывало разные ассоциации…то, о чем всё говорили с придыханием, в превосходной степени, сейчас воспринималось ей, почти физически, нитью, которая протянулась от нее к тому мальчику, который оставался для неё загадкой. Больше всего она хотела сейчас заглянуть в его глаза, что бы убедится, узнать в его глазах, что-то такое, что могло бы позволить ей, окунутся в какой-то другой неведомый мир и понять его душу. Но Гоша в этот день больше ей на глаза не показывался. И на следующий день, и ещё. Прошла неделя. Она понимала, что сделала что-то не так, раз Гоша исчез. Очень хотелось придти к нему домой и узнать, что с ним. В голове постоянно рождались разные варианты случившегося. Наконец он появился в школе. Тихий – тихий. Она пыталась поймать его взгляд, но бесполезно. Больше он её не беспокоил. Друзья окружили Гошу, каким-то повышенным вниманием, увлекая его в активные игры: Маша часто видела пролетающего пулей мимо неё Гошу, в погоне за кем-то и, каждый раз вздрагивая, смотрела ему вслед. Гоша чувствовал этот взгляд на своей спине, и как бы пытаясь «стряхнуть» его с себя, начинал лавировать и ускользать, как можно дальше по коридору. Он корил себя за откровенность и боялся насмешек друзей. А такое иногда случалось. И тогда он пытался всячески откреститься, и даже сказать что-то обидное в адрес Маши, вначале за глаза, но постепенно его колкости стали доходить и до ушей Маши. А его лицо при виде Маши приобретало отстраненное, а иногда и надменное, выражение лица. Маша мучила себя вопросами без ответов, но эта ледяная стена, возникшая между ними, не позволяла ей просто подойти к Гоше и поговорить с ним. Да и то, что творилось у неё в душе, никак не могло обрести словесную оболочку. Всё слова разбивались вдребезги в присутствии Гоши. Её так неожиданно и резко проснувшаяся душа, теперь болела постоянно. Слезы могли навернуться в любую минуту. Эта ранимость грозила стать её крестом, быть объектом насмешек, и возможно, перерасти в душевную болезнь.
 
                                                            -x-x-x-
 
Тотальное одиночество и невозможность поделится сокровенным абсолютно ни с кем, вынудили её обратиться в вымышленный мир: она стала рисовать. Мать, увидев её рисунки, отвела её в художественную школу, но занятия там не принесли ей спасения, а лишь немного отвлекли от тяжелых мыслей и заняли время. Всё, что там предлагалось рисовать детям, казалось ей настолько далеким от того, что хотелось рисовать ей самой, что в конце концов она перестала туда ходить. Она стала читать запоем, пытаясь заполнить ту, внезапно возникшую внутри её пустоту, которая казалась бездонной. И лишь портреты Гоши и нескладные стихи хоть как-то заполняли её.
 
                                                            -x-x-x-
 
Почему она так поступила? Побоялась насмешек класса над ней? Он же не побоялся. Вернее конечно побоялся, но … Всё произошло слишком быстро…  Её сознание отреагировало почти моментально, она сама посмеялась над Ним. Кошмар! Откуда это в ней? На искренность отвечать насмешкой. Как она могла? Конечно, теперь Он никогда к ней не подойдет близко. Что же делать? Несколько раз она хотела подойти к Нему, сказать, что… Но что сказать, слова ни как не находились. Остатки придуманного мужества покидали её, коленки дрожали, она на себе испытала выражение «душа в пятки». Находясь в полуобморочном состоянии, она ненавидела себя за трусость, ей не хотелось жить. Теперь она постоянно испытывала стыд, позор за своё собственное бессилие!
 
 Учителя замечали невероятную бледность девочки. И вдруг ярким пунцовым цветом вспыхивали её щеки при мысли о Нём. И о своем бессилии. Если в этот момент её вызывали к доске, вся красная и потная, с колотящимся сердцем, она сбивчиво, невпопад отвечала на вопросы, а чаще молчала.
 
                                                             х-х-х
 
Ведомые удивительным чутьём фотографы неизменно ставили их вместе. Как бы случайно. Хотя в повседневной жизни они избегали любого общения и даже лишних взглядов. Они никогда не разговаривали друг с другом. Но почему-то, каким-то мистическим образом, на всех школьных фотографиях Маша и Гоша оказывались рядом, и даже на той памятной фотографии в школьном дворе, солнечным майским днем, когда прозвучал их первый последний звонок, среди первоклашек Маша с удивлением обнаружила себя, почти в обмороке притулившуюся к плечу Гоши. Их лица были растерянными, и кажется удивленными. Это общее выражения их лиц сильно отличалось от радостных улыбок других детей.
 И вот снова: на выступление класса перед школой, на сцене в актовом зале, для исполнения песни, их расставили так, что Маша вновь очутилась рядом с Гошей. На скамейке, на которую пришлось вкарабкаться Маше, почти не оставалось для неё места. Поближе к Гоше она придвинуться не решалась, и стояла на одной ноге, едва удерживая равновесие. Внезапно скамья покачнулась, Маша инстинктивно схватилась за Гошину руку. Гоша отпрянул, едва не столкнув стоящих за ним ребят. «Опять она рядом со мною!»,- недовольно пробурчал Гоша. Маша в ужасе подняла на него глаза, почти не веря, что не ослышалась. Глядя на гордый невозмутимый профиль мальчика, она заметила едва заметное дрожание его губ. Громкий хлопок в ладоши вывел её из оцепенения. Учитель музыки, округлив глаза, со страшным выражением лица, вскинул руки, зазвучала громкая музыка, яркий свет слепил глаза. Белесая пелена заслонила всё вокруг. Дрожащим голосом Маша выводила: «Прекрасное далёко, не будь ко мне жестоко, жестоко не будь!»
На фотографии, оставшейся от этого концерта, ясно была видна белая засветка, в которую попали Маша и Гоша, словно в столб яркого света. И только ярко блестели от слез глаза Марии, а её спутник стоял с отрешенным видом.
 
                                                                х-х-х
 
– «Наум, Наум!», – с улицы доносились мальчишеские задорные крики. Шла игра в войну. Из-за кустов выскакивала ватага красных вспотевших «бойцов», с оружием наперевес, и неслась за угол дома. Прислушиваясь, к почти неслышным из-за дома голосам, Маша уперлась лбом в оконное стекло. Наумом во дворе называли Гошу – производное от фамилии прижилась быстро. «Наверное, его отца так тоже называли в детстве», – подумала Маша. « И его сына тоже будут так звать!»
 
У соседнего подъезда младшеклассницы мелом, по горячему асфальту, чертили классики. Вскоре послышался гулкий стук битки и шлёпанье детских ног. Нестерпимо захотелось оказаться там, рядом с ними, ощутить нагретую солнцем скамейку, поиграть в «вышибалы» или «лягушки», набивая мячом по кирпичной стене трансформаторной будки. Залезть по узловатому стволу старого вяза, на раскидистых ветвях которого, из картонных коробок и ящиков, сооружен штаб – что-то среднее между домиком и гнездом. Посидеть в зарослях душистой травы, послушать трескотню насекомых.
 
                                                            -x-x-x-
 
Маша поднялась этажом выше, позвонила в дверь:
– «Даша привет! Пойдем гулять».
– «Я сегодня наказана, буду сидеть дома».
– «За что?».
– «Назвала бабушку – дурой!».
Вышла бабушка.
– «Здравствуй Машенька! Ты что-нибудь хотела?».
– «Маша пришла узнать список литературы, для чтения в летние каникулы!», – выпалила Даша, и крепко схватив Машу за запястье, потащила в свою комнату. Маша едва успела скинуть обувь в прихожей.
 Усадив Машу на диван, Даша уселась напротив, на стуле, предварительно повернув его спинкой вперед. Оседлав, таким образом, стул, упершись локтями в спинку, Даша пристально смотрела на Машу:
– «Признавайся!»
– «В чем?»
– «Кого ты любишь?»
– «Никого!»
– «Врешь! Я знаю!»
– «Что ты знаешь?»
– «Не скажу!! Говори ты!»
– «Даша, чего тебе от меня надо?»
– «Я знаю твой секрет! Не хочу тебя дразнить или использовать его как-то против тебя… Ты сама мне все расскажешь! Мне жуть, как интересно!»
– «Мне нечего тебе рассказать»
– «Ну ладно, я тебя понимаю… С чего бы тебе со мной откровенничать!? Я тебе тоже открою свою тайну!»
Даша скосила свои зеленые глаза на свой огромный нос и выпалила:
– «А у меня месячные начались!», – и посмотрела на пораженное лицо Маши с чувством превосходства.
– «Ни у кого из девчонок в классе их еще нет, а у меня есть!»
– «Ну, теперь твоя очередь – колись!»
Маша замотала головой, и, твердо решив уйти отсюда, и как можно скорее, попыталась встать.  Да не тут-то было! Даша была очень крупной, полной девочкой. С этим, видимо, и было связано ее раннее половое созревание, дурно повлиявшее и на ее характер. Мертвой хваткой Даша вцепилась в скрещенные на груди у Маши руки, и всем своим весом навалилась на худенькую девочку. У Маши потемнело в глазах.
– «Даша, мне плохо! Правда!»
– «Врешь ты все!», – но увидев побледневшее Машино лицо, расцепила свои руки.
Маша очнулась лежа на подушке.  Даша махала перед ее носом газетой.
– «Ну что, очухалась?!», – хлопая по щекам, заботливо защебетала Дарья.
Мария попыталась подняться.  И тут же снова упала на подушку: кружилась голова.
– «Воды!», – прошептали ее спекшиеся губы.
– «Ладно, сейчас! Ты только бабушку не пугай! У нее больное сердце!»
С кухни послышалось, как хлопнула дверца шкафа, и тут же громкий разговор перешел в ругань. Через несколько секунд в комнате оказалась бабушка и заохала: «Машенька, Машенька, что с тобой, детка?» Отодвинув бабулю властной рукой со стаканом воды, Дарья авторитетно заявила: « Здоровье слабое – переходной возраст!»
Бабушка побежала за корвалолом. Маша уже сидела: – « Я пойду, пожалуй!»
– «И ты даже не хочешь меня спросить, что я о тебе знаю?»
– «Нет, не хочу»
– «Ну вот, никому нет до меня дела!», – глаза Даши зло блеснули: «А помнишь, еще до школы, со мной во дворе никто дружить не хотел, и ты тоже! Потому, что я толста-а-ая!» Слезы градом скатывались по ее красным щекам, да и вся она покрылась пятнами.
В дверях с корвалолом в руках застыла бабушка, не зная: кому корвалол нести? Родственные чувства возобладали.
– «Не надо, бабуля! Уйди! Уйди отсюда!»
Бабушка поставила стакан на стол и, обиженная, пошла из комнаты.
– « И так мне плохо!», – капризным голосом, вслед ей, прокричала Даша.
Дверь тихонько закрылась.
– «У всех есть любовь, и даже у тебя!», – с этими словами она встала, и, выхватив откуда-то какой-то клочок бумаги, швырнула им в Машу. Листок плавно приземлился на пол. Это была Машина фотография. Та самая!
 
 Тогда, в конце мая, когда оставались последние деньки учебы, Маша решилась-таки на ответный шаг Гоше. Так как напрямую она ничего не могла сказать Ему, на какой-то переменке, улучив момент, сунула Ему в учебник свою фотографию. Когда все уселись по местам, и Он тоже, Маша «всеми фибрами души» пыталась уловить хоть какое-то движение у себя за спиной в свой адрес. Но ничего не происходило. И следующие дни тоже.
 
 Маша взяла в руки фото. Откуда это у Даши? Маша перевернула фото. На обратной стороне, чужим, не ее и не Гошиным подчерком было написано: «Гоше от Маши, с любовью!»
                                                             х-х-х
 
 Жар прожигал изнутри, липкий язык приклеился к сухому небу, вызывая спазмы кашля. Вместо освобождающего для глотка воздуха порыва, удалось выдавить из себя лишь тихое жалкое: «хе-хе», и устало брякнуться головой на подушку.
 «Закат! Как я ненавижу закат!» И не было сил вырваться из этой, залитой красным светом комнаты. В бреду ей мерещилось, что везде разлита чья-то кровь. И скорее всего ее.
 Где она находится? Почему? Кто она? Что она тут делает? Жалкие попытки ее сознания хоть что-то понять тут же прерывались – она теряла сознание. И вновь очнувшись, пыталась себя идентифицировать.
 Вспоминая, она тут же судорожно пыталась забыть все. За ее спиной Он пустил по классу ее фотографию, и кто-то, для «особо тупых» сделал эту нелепую надпись: «Гоше от Маши, с любовью!»
 Маша чувствовала себя распятой этим закатом. В этих нечеловеческих условиях, в ошметках сознания, она, словно муха, уже беспомощная, облеплена паутиной со всех сторон. И где-то рядом паук, который ждет своего часа, ночи..
Постепенно закат ослабил свою хватку, стал красивым фиолетовым. Сухие глаза отдыхали… И вот уже синий квадрат окна нависал бездонным колодцем над ее душой.
 Кто-то из домашних, забеспокоившись, зашел проверить больную. Зажегся электрический свет. И этот, резкий контраст, теплого света в комнате и на рамах, и холодный оттенок, мгновенно ставший почти черным провалом, окна, так резанул Машино сердце, что она закричала…
 
                                                          х-х-х
 
 Спустя несколько дней, Маруся разглядывала в зеркало свое осунувшееся лицо. И с трудом узнавала себя. В этом незнакомом виде. Она вспоминала те минуты радости, когда она, как ей теперь казалось, была счастлива. Их детские игры с подругами на улице, теплыми летними деньками. Ничто особенно ее тогда не беспокоило, только разве: «до скольки мама разрешит погулять?» Мир казался таким прекрасным, безоблачным, без всяких дурацких проблем… о которых она и не догадывалась. Что они вообще могут быть.
 Пропитанное  тягучим зноем, звеневшее от обилия насекомых, душистое разнотравье, разноцветье детства (одна полынь чего стоит!), оставались той опорой, которую Маруся, едва нащупав, уже боялась потерять…  Почему именно эти воспоминания тех далеких дней стали для нее необходимыми сейчас? Маруся не была даже уверена, что это только лично ее впечатления детства, ведь рядом всегда были подруги, которые все это видели, и были частью всего этого. Может ли она, отделив  давнишних подруг, забрать в свою личную копилку дорогие мгновения бытия, которые по праву принадлежали и им, девчонкам, без которых, может быть, этой радости и не было бы…
 Тотальная неуверенность в себе теперь попутно вызывала еще и много вопросов к себе… Раньше так не было. Было просто счастье, неосознаваемое тогда, а сейчас очевидное. Радость познания мира, открытие каждый день нового и, несомненно, совершенного. Но таких слов-то еще и не было в ее голове. Тогда.
 Сейчас. Ей хотелось стереть свое отражение в зеркале. Чтобы исправить какую-то ошибку, вернуться в исходную точку, прожить жизнь заново. И увидеть в зеркале что-то совсем иное, чем сейчас. Пройти по земле, не оставив следа, не причинив никому боли.
 И  радости, скорей всего, тоже. Разве «это лицо» может принести радость?
 У нее не было сил даже ненавидеть себя. Не то что любить. Полная пустота. Ни желаний, ни чувств. Как-то все это не правильно. Какое-то беспокойство все еще жило в ней. «Я – человек. Жизнь – это Дар, как говорят, бесценный дар. Что-то должно быть в жизни, ради чего я явилась сюда. Может быть не сейчас, но когда-нибудь потом, я пойму что-то важное… Ради чего все это?!! НО КАК?!ДОЖИТЬ?! до этого момента?!
 Откуда взять силы? «Вроде молодая, а чувствую себя старухой…»  Почему она такая слабая? Потому что мучает себя сомнениями? А как другие люди могут жить? Они другие? Откуда в них столько самоуверенности? Что двигает их вперед, какие цели? Что есть в других такое, чего ей явно не хватает? «Чего  во мне нет – так это желания жить, основного стержня, которым я накрепко была бы прибита к Земле. Меня ничто здесь не держит. Родителей только жалко. Они старались, растили меня. Думали, будет от меня толк, а толка нет и не будет..».
 «Веры во мне маловато…» Веры в то, что все будет хорошо… когда-нибудь…Что когда-нибудь она станет сильной. А что такое сила? И зачем она? Двигаться вперед? Куда вперед? К тому краю, на котором она сейчас стоит?  И так..
 «Как мне явиться в школу? Надеть лицемерную маску и улыбаться? Продолжать общаться с одноклассниками и с Ним, как будто ничего не произошло? НЕ ХОЧУ! Никому не верю..
 
                                                          х-х-х
 
Она шла по пустынному городу среди высоких домов, пересекла аллею, вышла на дорогу. Не единого человечка или машины. В гнетущей тишине не находилось ни какого объяснения в голове девочки. Она растерянно остановилась. И вдруг от неожиданности отскочила в сторону. У нее из-за спины вылетела и дальше покатилась вниз по дороге нечто небольшого размера, похожее на разобранную детскую таратайку, но явно одушевленную. Две сферы, как два колеса, причем с разной скоростью вращения, катились себе, о чём-то явно переругиваясь на неизвестном языке. Нарастающее дребезжание, не обращающих на неё никакого внимания, существ, привело её в ужас. Что должно происходить в городе, где возникли из небытия такие существа?
Удаляющиеся на тарантайке то ли плакали, то ли смеялись.
Звон тарелок всё еще стоял у неё в ушах, когда она очнулась…
На стареньком проигрывателе начинался её любимый блюз Led Zeppelin «С тех пор, как я тебя люблю». Обхватив горящие щеки руками, с колотящимся сердцем, она сидела на кровати и тихонько подвывала Планту. Слезы текли по её щекам, и каждая нота звенела и вибрировала в её теле, отдавая болью в сердце.
 
                             -x-x-x-
 
Притихшая и совершенно выпотрошенная, Маша все же явилась в школу.
Её картины победили в районном конкурсе и теперь висели в фойе школы. Без конца подходили какие то люди, и поздравляли Машу с победой. Подруги тоже восторженно вздыхали, когда вспоминали о Машином таланте.
Их класс отправили на картошку в помощь колхозу. Было очень жарко, и Маша побежала в ближайший магазин за мороженым. Зачем-то, на все деньги, на сколько хватило, купила мороженого. Вернулась к автобусу. Все накинулись на халявное мороженое. Один мальчик даже сказал: «Какая Маша – щедрая!». Гоша этого даже не заметил, или сделал вид. Он сидел на заднем сиденье автобуса и глядел в окно. Маша сидела, слегка повернувшись в его сторону, и пыталась поймать его взгляд, и предложить ему последнее мороженое. Наконец ей удалось это сделать. Посмотрев на протянутую руку с мороженым, он, слегка сощурившись, глянул на Машу, мотнул головой, и уткнулся в окно. Маша заметила, что он чем-то сильно расстроен и всю дорогу бросала на него тревожные взгляды.
Некоторые девочки отлынивали от работы на картошке, откровенно сачкуя, и подначивая мальчишек на саботаж. В какой-то момент Маша заметила, что Гоша со своими друзьями и несколько девочек из их класса пропали из поля зрения и долго не появлялись.
 Вернувшись в город, школьники группами двинулись домой.
 – «Эй, Машка! А Игорь Наумов больше не любит тебя, он любит  Анжелу!», – крикнул Паша, Гошин друг. Спутница Маши остановилась: «Давай я крикну, что ты тоже его не любишь?»,- предложила она.  «Не надо…»,- сказала Маруся. «Ты что и правда…?», – подруга замолчала.
 На ватных ногах Маша добрела до дома. Она села на кухне на табурете и смотрела в окно на тощее деревце, с почти облетевшей листвой. И только пару листочков ещё держалось. Один, ярко-красный, сильно дрожа на ветру, оторвался и завертелся, понесся, подхваченный потоком воздуха и пылью.
 «Ну вот и всё!»,- сказала про себя Маша, слёзы привычно стекали по её щекам.
 
                                                              -x-x-x-
 
Анжела была новенькой девочкой в классе. Её отец, генерал, очень любил дочь и не жалел на неё денег. Анжела была законодательницей мод, и часто с её языка слетали новые, ещё незнакомые, словечки, которые другие девочки жадно ловили. И даже прежние фаворитки и первые модницы класса (у одной папа был начальником цеха, у другой родители – работники торговли), теперь глядели Анжеле в рот и стали её лучшими подругами. В классе торжествовал культ Барби и модных журналов. Все эти бабские разговоры о тряпках сильно раздражали Машу. Она считала этих девчонок пустоголовыми и презирала их. Они отвечали ей взаимностью. Конфронтация усилилась после общешкольного просмотра фильма «Чучело». Единственное, что задержалось в голове Анжелы и её подруг, после просмотра этого фильма – это слово «бойкот!» Они  немедленно решили объявить Маше бойкот. Кино начало реализовываться в жизни.
 Стоя перед зеркалом, Маша прощалась со своим обликом. Она вспомнила Ван Гога: «Не подправить ли мне физиономию?»
«Быть миленькой? Уметь всем улыбаться? Уметь нравиться? Или только нужным людям? Чтобы взамен получить что-то от них? Торговать своей улыбкой? Продажная оболочка? Да пошли вы все! Не хочу вам нравиться! На хрен вы все мне сдались?! Не видать вам моей прекрасной улыбки! Моих подкрашенных глазок! Моих роскошных волос!»
 Маша взяла ножницы, и стала отстригать свою русую косу. Толстая коса не поддавалась. Пришлось поискать ножницы побольше. Коротко обкромсав волосы, Маруся попыталась соорудить на своей голове нечто вроде эрокеза… нашла бритву, стала сбривать виски, сильно порезалась..  так и явилась в школу: с запёкшейся кровью на  белых висках…Вся в чёрном, и только феньки – единственное яркое пятно в новом образе Маши…  Одноклассники  глядят на неё, как на дурочку. Все окружающие крутят пальцем у виска. Но это только подзадоривает её. Мрачность и злость теперь всегда сопровождают её. Не только в школе, но и на улице Марусю все время задирают подростки. Она нарывается! На джинсах с разодранными коленками она написала: «Хочу умереть молодой!», а на другой ноге: «Убейте меня!»
 Завуч школы по воспитательной работе не могла оставаться равнодушной. Она вызвала Машу на проработку, в свой кабинет. Сначала Маруся молчала, но опытный педагог заставила её говорить. Лучше бы она этого не делала! Разгорелся ожесточённый спор о правах человека, и после фразы Маши: «Школа – это прокрустово ложе!», завуч  истерично завопила: «Вон из школы! Ты отчислена!»
 
                                                              -x-x-x-
 
 Маша сидела на кортах, привычно взгромоздясь на самую верхнюю ступеньку, в обнимку с книгой. В плейере Янка Дягилева вторила Машиным мыслям:
 «Коммерчески успешно принародно подыхать,
О камни разбивать фотогеничное лицо!
Просить по-человечески, заглядывать в глаза
До–ообрым прохожим!
Продана смерть моя!»
Глядя на вечереющее солнце, контрастные синие тени и красные дома, на Машу вновь стала накатывать та же тоска и безысходность, что и во время болезни.
 «От всей этой сверкающей, звенящей и пылающей хуйни – домой!»
 Где мой дом? Закрыв глаза, Маша попыталась представить то место, где ей было бы хорошо… Наверно не где, а с кем? Это важнее. Человек, рядом с которым ей было б легко… Больше всего ей хотелось сейчас оказаться рядом с Янкой. Ей казалось – это единственный человек, который смог бы понять её.
 
 Она открыла глаза. Внизу, на нижней ступеньке стояла рослая девушка с сильно-подведёнными чёрными глазами, и сожжёнными перекисью волосами. Её вызывающе голые длинные ноги как-то напрягали Машу. Взгляд то и дело натыкался на них.
 Девушка, улыбаясь, разглядывала Машу.
– «Привет! Ты чё тут, одна? Ты панкушка, да? Чё слушаешь?»
– «Янку Дягилеву».
– «Это хто? Дай послушать?!»
– «На»
Усевшись рядом, девчушка слушала, сначала похохатывая, потом помрачнела:
– «Я тоже неуклонно стервенею! Так вот какой оказывается панк-рок! А я слушаю хеви-металл. И скоро буду петь в группе. Меня пригласили. Клип скоро снимать будем, со мной в главной роли!»
Почувствовав себя восходящей звездой, девушка расправила плечи. Приняв гордую осанку, с изяществом представилась: «Я – Блонди! А ты?»
 Маша молчала. Крутого имени на языке не вертелось. Неожиданно и для себя самой она выдала: «Заморыш!»
«Чего? Как- как тебя зовут? Заморыш? Ой, я не могу!» Блонди покатывалась со смеху:
«Сама себя заморышем зовёт! Ха-ха-ха!»
– «Так меня в классе зовут. А вообще – я Маша! Если это кому интересно…»
– «Ну и ну! Слушай, давай лучше придумаем тебе новую кликуху, красивую…», – Блонди внимательно оглядела Машу, как бы прицениваясь: «Я буду звать тебя Звёздочка! Идёт? Ты похожа на печальную лошадь. Глаза такие же!»
«Ещё бы сказала загнанная лошадь! Кляча!», – подумала Маша, а вслух сказала:
– «Спасибо, что не Барби!»
– «Тебе не нравится Барби?!»
– «Ненавижу!»
 Недоверчиво посмотрев на Марусю, Блонди спросила:
– «А почему тебя заморышем зовут?»
– «Потому что я занимаю низшую ступень в их иерархии!»
– «В какой иерархии?»
– «Общемировой! Иерархии потому и существуют, что все стремятся залезть повыше, стать круче, обладать властью, деньгами и «всеми прелестями жизни». А я ничего этого не хочу! Они не верят, что «всего этого» можно не хотеть, что я просто «всего этого» не достойна! Потому что я – заморыш!»
– «Знаешь, иерархии разные могут быть! Мне, например, интересны неординарные люди! Вот, вижу: панкушка с Достоевским в руках сидит – круто! Это посредственности пусть каких-то глупых иерархий придерживаются, а мы можем создать свою иерархию. Из великих экспериментаторов, например! И сразу интересней жить будет!»
– «Знаешь, я не хочу быть ни в какой иерархии. Вообще ни в какой! Понимаешь?»
– «Это ты заговорила об иерархии. Да фиг с ней, с иерархией! Хотя … если подумать… иерархия – это база, на которой держится наше общество…»
– «Плевать я хотела на всё общество!»
– «Ну да, правильно! Ты же панкушка!»
– «Нет, это ты записала меня в панкушки! Я не хочу подпадать ни под какие системы, названия, определения. Не хочу ни с кем себя сравнивать, или давать кому-то ещё оценок!»
– «Ты просто человек!»
– «Ну да!»
– «Ну вот видишь, а человек – это уже определение. И любое слово, что бы оно не обозначало – это уже определение. Всё давно систематизировано, и имеет свои имена. И глупо отрекаться от того, чем пользуешься – русский язык! Ну давай, придумай другой язык, помычи, или , ну не знаю, пофыркай!»
 Маша молчала – ей надоела эта шумная девица. Ещё и в душу пытается залезть!
– «Если человек к чему-нибудь стремится, у него есть какие-то ценности, иерархия, приоритеты. У всех разные…»
– «А если человек никуда не стремится?»
– «Он живёт! И по-любому есть вещи, которые для него главнее. Как для тебя сейчас – отрицать всё!»
– «Почему? Я всё не отрицаю!»
– «Ну вот видишь! Опять отрицаешь!»
 
– «Блонди, дарова!»
– «Привет, Лев!», «Вот имя классное!», – обратилась Блонди к Маше: «Кто-то прав, а он лев!»
– «А вот и не правда! Я, конечно, Лев, но я всегда прав!»
– «Ну вот! Ещё один максималист!»
– «А кто ещё?»
– «Да вот – Звёздочка! Совсем ничего не хочет. Ничего, никогда, ни за что!»
– «Ну, это просто решается!», – Лев обратился прямо к Маше: «Выпиваешь 5 пачек димедрола, надеваешь петлю на шею, потом стреляешь из пистолета… Нет, вначале надо табурет отбросить – потом стрелять…»
 Заглянув в Машины глаза, он, кажется, понял, как, в точку, бьют его слова. И спохватился:
– «Нет, а если серьёзно: могу дать книгу, прочитаешь её и выкинешь из головы любую мысль о самоубийстве! Результат гарантирую! Хочешь?»
 Маша в шоке смотрела на этого типа: невысокого росточка, с виду подросток, но с густой чёрной бородой, как у Карла Маркса. Этот человек смотрел очень серьёзно, ничуть не улыбаясь. Большие карие глаза словно пытались её загипнотизировать.
 Маша отшатнулась.
 Блонди нетерпеливо подпрыгнула: «Пойдёмте в кофейню!» Лев сунул руку в карман, выгреб имеющуюся наличность. Красноречиво вздохнул, положил обратно.
– «Ладно, сегодня я угощаю!», – Блонди широким жестом крепко приобняла Льва одной рукой и Машу другой. «И не принимаю никаких возражений!», – сказала она, обращаясь главным образом к Маше.
 Маша на полусогнутых плелась рядом с ними, не вникая в их разговор. Она не понимала – зачем она с ними пошла? «Ну, в любой момент можно будет смотаться!», – уверяла она себя.
 
 Кофейня оказалась совсем близко. В переполненном прокуренном помещении, казалось, все друг друга знали. Перекидывались фразами из одного конца зала в другой. Свободных столиков не было. Изумительный аромат свеже-молотого кофе дразнил Машино обоняние, хотя она и не была любительницей кофе.
– «Ба! Да ты сегодня с двумя!»
Лев поспешил навстречу поднявшемуся из-за стола лысому низкорослому мужчине, в полосатом костюме. Блонди радостно побежала знакомиться. Маша в нерешительности остановилась. Люди за столом плотнее сдвинулись, освободив полтора места. Блонди, вспомнив о Маше, тут же подскочила к ней. И чуть ли не силой затолкала на диванчик. С краю села сама. Нашлось место и Льву.
– «Это Звёздочка!», – выпалила Блонди, не успела Маша и рта раскрыть.
– «Марго!», – выпустила изящное колечко дыма красивая женщина, с каре бордового цвета. Лысый не представился, в упор разглядывая Машу. Изучив её и тут же потеряв к ней интерес, переключился на Блонди. С этого момента обращался только к ней. Маша не сразу заметила, что в углу сидит очень расстроенный прыщавый молодой человек в сером свитере грубой вязки. Откинувшись на спинку кресла со скрещенными руками, высоко закинув одну ногу на другую, он с недовольным видом разглядывал вновьприбывших.
Горячий чёрный кофе, который поставили перед Машей, невозможно было взять в руки, не то, что пить. Лысый активно клеился к Блонди, Марго видимо это не нравилось. Она попыталась перекинуть его внимание на себя:
– «А вот ещё одно стихотворение Марины Цветаевой…», – и она очень низким голосом, чересчур растягивая слова, стала декламировать, держа в руке зажжённую длинную сигарету в мундштуке: «Мой милый, что тебе я сделала…»
 Её зелёные косоватые глаза сверлили Блонди, и слегка Машу. «Настоящая ведьма!», – промелькнуло в голове у Маши.
 Тут она заметила, с каким обожанием смотрит на Марго несчастный прыщавый юноша. «Как тут всё запутано! Именно так в жизни и устроено… Вот задница!» В  этот момент Маша поймала на себе взгляд Льва. Впервые в жизни на ней так смотрели. Она залилась краской. Ей бы провалиться сквозь землю.
 Наконец Марго закончила своё чтение. Блонди засобиралась: «Здесь очень душно. Пойду на свежий воздух!»
– «Я с тобой!», – выпалила Маша.
 Лев тоже вышел за ними. И лысый.
 На улице становилось прохладно.
– «А поехали ко мне! Книгу-то тебе отдать надо!»
– «Поехали!», – заявила Блонди.
– «Нет, мне пора домой!», – пролепетала Маша.
– «Да не бойся, я тебя в обиду не дам!», – зашептала ей Блонди. «На самом деле ей просто надо отвязаться от лысого!», – подумала  про себя Маша.
 Тут лысый попытался поцеловать Блонди. Блонди, ухватив Марусю под руку,  стремительно направилась прочь. Лев поспешил за ними. Из кофейни вышла Марго. Лысый стоял с мрачным видом и смотрел вслед удаляющимся фигурам…
 
 Они остановились перед дорогой. Маша думала, что они хотят перейти её, на другую сторону. Но тут прямо перед ними остановился автобус. Лев, а затем и Блонди запрыгнули в него. Откуда-то набежал народ. Люди, толкаясь, стали запихиваться в автобус, и, буквально, внесли Машу внутрь него. Кое-как добравшись  до уже сидящих Льва и Блонди, она прокляла всё на свете, и прежде всего – себя!
 Лев попытался уступить Маше своё сиденье. Маша стала отказываться. Тут же какая-то женщина с авоськами плюхнулась на освободившееся место.
Ехали очень долго. Маша с тревогой разглядывала незнакомый район за окном.
«Посмотреть номер автобуса, когда выйду. И сесть обратно!», – как заклинание вертелось у неё в голове. Наконец автобус остановился. Маша стала пробираться к выходу. Лев вышел за ней. Послышался вопль Блонди: «Выпустите меня отсюда!», запыхавшаяся, она наконец оказалась на улице, рядом с Машей и Львом.
– «Вот в этом доме я живу. На третьем этаже», – показал на большой дом Лев.
Маша направилась через дорогу. Вообще-то она шла на остановку. Все двинулись за ней. Маша остановилась.
– «Извините, я не хожу в гости к незнакомым людям!»
– «Какой же я незнакомый?! Хочешь, паспорт покажу?», – он действительно достал из-за пазухи паспорт.
– «Нет, все равно!»
– «Ты можешь не заходить! Я тебе книжку вынесу…»
– «Не надо! Отдавать потом, как?»
– «Ну, Блонди отдашь, если что!»
– «Ну, так и Вы можете через Блонди мне передать!»
– «И где мне тебя искать потом? Я что её всё время с собой таскать буду?», – запротестовала Блонди.
– «Блин! Что за изврат!  Мы уже здесь стоим! Рядом с домом. Минутное дело», – Лев покачал головой. «А если ты что-то такое думаешь, так вот: такие молоденькие девочки меня не интересуют! Я же не извращенец. Просто вижу: человеку помочь надо. И главное – я могу это сделать!»
Впервые за весь вечер Лев улыбнулся.
 
 Сразу из прихожей была видна большая комната-студия, похожая на спортзал. Таких планировок Маша ещё не видела. Лев открыл ключом какую-то дальнюю комнату.
 Блонди с восторгом носилась по просторному, почти пустому, холлу. Нетерпеливая и любопытная, она приоткрыла ту дверь, где скрылся Лев, и заглянула  туда. Затем Блонди зашла туда и пропала.
 Подождав немного на пороге, осознав всю нелепость своего положения, Маша поспешила уйти оттуда.
                                                              -x-x-x-
 
– «Прости, доченька! Это я во всём виновата!»
– «В чём? В том, что меня выгнали из школы?!»
– «Очевидно, да, это моя вина!»
– «Как это?! В чём ты виновата?!»
– «Значит, я что-то упустила, была слишком занята своими делами, не увидела чего-то, что должна была увидеть!»
– «Не проконтролировала меня?»
– «Нет, не смогла вовремя увидеть проблему. И помочь!»
– «Думаешь, ты смогла бы помочь?»
– «Я бы попыталась… Если б ты сама захотела бы этого».
– «Мамочка, я может и хочу, но не верю, что ты можешь мне помочь!»
– «Я была у директора, он в общем-то не против того, чтоб ты закончила. Всё зависит от тебя, от твоего желания!»
– «Ну и ну! Другая мать сказала бы: «Так! Всё! Надо! Шагом марш!» Ты же, всегда, оставляешь меня, перед моим выбором!»
– «Ты хочешь, чтобы я жила вместо тебя? Твоей жизнью распоряжалась? Говорила, что тебе делать? Манипулировать тобой? Ты действительно этого хочешь?»
– «Не знаю, мама! Ничего я не знаю! Ну, закончу я школу, дальше что? Пойду в институт… Да меня не возьмут! Ну, работать. Кем? Полы мыть?… Чтоб чего-то добиться – надо подстраиваться! Хочешь хорошие отметки? – сумей понравиться учителю, обаяй конкретного человека ради получения нужного результата – вот чему учат нас в школе! Да и жизнь вообще! Так, по ступеням, по «нужным» для конкретного случая людям, как по ступенькам, «по головам», карабкайся вверх! Используй «свои способности», используй людей-«лохов», в конце концов достигнешь «успеха» в этой иерархии, в этой «игре»!
Денег? Нарезанной бумаги!
Уважения? Презрения или страха!
Престижа? Выпендрёжа!
Любви? Любви тут не место! Зачем мне такая жизнь?!!! Разве для этого человек живёт? Для самопроизводства? Каждый родитель рожает себе детей, чтобы было кому в старости стать опорой для них?»
 Видя полные слёз мамины глаза, Маша покраснела:
– «Только не ты, мама! Только не ты! Нет, мама! Конечно это не так, прости…»
 
                                                              -x-x-x-
 
 В контексте советского образования, основанного на примерах героического подвига, как всего народа, так и отдельных ярких представителей, учитель литературы дала задание написать сочинение на одну из двух тем: «Смог бы я совершить подвиг?» и «Кто для меня является идеалом». В итоге учитель вслух зачитала Машино сочинение: «Подвиг всегда совершается не для себя, а ради кого-то…Невозможно никого заставить совершить подвиг, это, прежде всего веление души. А душа – она живая, она страдает, плачет, смеётся, занимается поисками истины, часто живёт своей самостоятельной жизнью. А иногда она спит. Так насколько она должна быть развита, чтобы так, почти мгновенно, презрев инстинкт самосохранения, рвануть навстречу своей смерти, не взвешивая за и против! Для большинства людей – это просто дурость, недостаток ума, а я верю – что именно это и является смыслом, мерилом человеческой жизни. Не уверена, смогла бы я, была бы готова? Но мне бы хотелось…»
 Маша так и не узнала о чём или о ком написали её одноклассники…
  
                                                            -x-x-x-
 
– «Маша, соверши подвиг – спрыгни с крыши, освободи жизненное пространство для кого-то более полезного, чем ты… Мямля, чё ты там мямлишь…?!?»
– «У тебя только полезные имеют право на жизнь?»
– «Ну да, потому что так целесообразно! Эволюция, естественный отбор… Биологию плохо учила?»
– «Это в животном мире естественный отбор. А человек отличается от животных своей человечностью. Должен бы. Хотя, я вижу, это не про тебя…»
– «Взывать к человечности, религии, богу – это всего лишь способ манипуляции. Только слабым нужны подпорки в виде религии. Сильный не будет просить «быть человечнее!»: он придет и возьмёт, что ему надо, и не будет ни у кого спрашивать! Если ты до сих пор этого не поняла, то никогда уже не поймёшь. «Никогда  ничего не просите – сами всё принесут, на блюдечке, с голубой каёмочкой!» Знаешь почему? Не знаешь? В том-то и дело! Потому что я – госпожа, а ты – прислуга! По определению, по рождению! И всё это – равенство, братство – лишь способ манипулирования… Придуманный, кстати, такими, как я, а не такими, как ты! У тебя мозгов не хватит, потому у тебя рабская психология! Ты – раб! Скажи спасибо, что я вообще с тобой разговариваю!»
 
                                                              -x-x-x-
– «Как дела в школе?»
– «Знаешь, в школе нас всё время обманывают, учителя врут всё! Все эти героические примеры, «на которых нас воспитывают», не соответствуют действительности! Они нужны лишь для того, чтоб завербовать новых простачков и использовать их способность к самопожертвованию в своих целях! Может все учителя – агенты КГБ, и они выискивают таких детей…?»
– «У тебя паранойя!»
– «Мама! Я что всю жизнь с тобой буду жить? В этой квартире?»
– «А почему нет?»
– «Это жестоко мама! Я не домашнее животное. Лучше б собаку завела! Мне нужно своё жизненное пространство, где был бы мой собственный мир! И больше ничей! Только мой!»
– «Девочка моя! Что ты от меня хочешь?!!»
– «Денег, мама! Много денег, чего же ещё! Чтоб ты была богата, и могла мне купить всё, что я захочу! Знаешь, что мне сегодня в школе сказали? Что таким, как я, нечего появляться на свет! Что таких, как моя мать, надо стерилизовать, чтобы не плодилась нищета… Если не можешь заработать денег, нечего рожать детей – было сказано мне…Миру не нужны убогие заморыши! Которых не надо жалеть, потому что через жалость мы выманиваем у сильных их энергию. Мы паразиты, мама!»
– «Что за бред ты несёшь! Кто тебе всё это сказал? Кого ты слушаешь? Какие мы нищие? Я всю жизнь работаю! Как тебе не стыдно?! Та одежда, те «тряпки», которыми снабжают других детей их родители, разве заменят духовную наполненность души? Ведь ты же не такая дура?! Зачем ты паясничаешь? Захотелось помучить несчастную мать?»
– «Вот именно – несчастную! Много счастья принесла тебе твоя «духовная наполненность»? Я всю жизнь несу на себе клеймо – «девочка из интеллигентной семьи»!»
– «Знаешь, это твоя жизнь! Если мешает это звание – откажись! Будешь зарабатывать много денег! Если сможешь!»
– «В этом-то и проблема! Страсть к накопительству – она ведь передаётся по наследству! В буквальном смысле! Начальный капитал детям таких родителей обеспечен, или хотя бы протекция… Но главное – это особое воспитание, или нет – образ жизни: умение со всего и всех получать дивиденды!»
– «У тебя есть ум, Маша! И живая душа! Прими себя такой – какая ты есть. Не я сформировала тебя и даже не ты сама. Сам Господь Бог вложил в тебя такую душу, и только Ему ведомо, к чему пригодится именно твоя, такая душа! Не сопротивляйся себе, сопротивляйся тем, кто хочет тебя сломать! Верь в себя!»
– «Знать бы ещё себя! Я подвержена любым влияниям! Всё, что мне было сказано: любое неосторожное слово, взгляд или, не дай Бог, действие – и всё! Я в смятении, я начинаю лихорадочно меняться, пытаясь подстроиться под ситуацию, хоть как-то переварить её. И всё время я разная, меня мотает из стороны в сторону. Из крайности – в крайность! Сегодня я злая, и даже жестокая, а завтра сентиментальная до слёз! Как людям удаётся сохранять стабильность? Невозмутимо шествовать по жизни, уверенные в себе, в своей правоте? Вершить самосуд над теми, кто слабее их?! Почему я так не могу, мама? Почему ты мне не подарила когти, зубы и крепкие локти, чтобы выжить в этом мире? Как мне жить, мама? Как ты сама дожила до сегодняшнего дня, мама? И зачем всё это?»
– «Эти вопросы не ко мне. Я сама всю жизнь ищу на них ответы. Одно я могу сказать точно – ты не зверь! Когти, зубы и крепкие локти не сделают из тебя человека, а превратят во что-то ужасное…»
– «Прости… я понимаю, что нет для матери страшнее слов: но я не хочу жить, у меня просто совсем нет сил сопротивляться каменному дождю людской ненависти. И я никогда не рожу ребёнка, не приведу ещё одного страдальца в этот мир. И это будет милосердно по отношению к нему!»
– «Господи, доченька! Помолись, милая, попроси помощи – Бог поможет! Дьявол рвётся в твою душу! Это он через тебя сейчас говорит! Молись со мной: отче наш, иже еси на небеси, да придет царствие твое, да будет воля твоя на земле, как на небе, хлеб наш насущный даждь нам днесь…»
– «Какие смешные слова! Да перестань, я не хочу их слушать. Я не верю, что если я произнесу их – то что-нибудь изменится. Зачем они нужны? Разве Бог и так не видит, как я страдаю? Или это какой-то ритуал: я должна сама попросить о помощи? А просто  так помочь нельзя что ли?»
– «Да, сама должна! И в этом есть сакральный смысл. Ты смеёшься и не веришь, но слова имеют силу, тем более такие: намоленные веками молитвы. И всё зависит от твоего отношения к ним, что ты вкладываешь в эти слова. Да в любые слова, не важно, что ты говоришь, главное как! Что ты вкладываешь в них, что подразумеваешь… Знаешь, доченька, есть такое выражение: «Красота в глазах смотрящего!» Встречаются такие люди, и я удивляюсь им: как им удаётся в плохом разглядеть хорошее? Откуда в них берутся силы не жаловаться, а видеть прекрасное – там, где его казалось бы увидеть невозможно! А это их светлая душа – всё добро, которое есть в них – озаряют, облагораживают мир вокруг. И обстоятельства кажутся уже не такими безнадёжными, и нам, простым смертным.
 Не злись – и зла меньше будет! Вот увидишь – сразу! Думай о хорошем – и похорошеет не только внутри тебя, но и окружающий мир тоже похорошеет! Люди добрее станут – потому что почувствуют твоё отношение к ним. Не бойся отдавать своё душевное тепло другим людям – оно непременно вернётся: это закон сохранения энергии!»
– «Мама! Чему ты меня учишь? Меня растащат на кусочки. Я физически ощущаю, как запасы моей энергии тают… Я просто доходяга! И я знаю – есть такие люди – энергетические вампиры, только одно их присутствие рядом способно выкачать всю энергию человека – до капли!»
– «К сожалению, и я знаю таких людей…»
 
                                                            -x-x-x-
 
 Маруся  любила корты за то, что отсюда открывался великолепный вид на город. И здесь, в уединении, под кронами деревьев, она наблюдала за жизнью города, за чужой жизнью, оставаясь почти незамеченной. Но когда солнце переваливало через свою высшую точку, и начинало ощутимо клониться к западу, Маша уходила в библиотеку. Здесь, в подвальном помещении, всегда было одно и то же время суток, сюда не проникали лучи ненавистного вечереющего солнца. Она боялась и сумерек, и только когда ночь твёрдо ложилась на город, Маша шла домой. Но сегодня Маше не удалось улизнуть вовремя с кортов. Блонди возникла неожиданно. У неё был несчастный вид.
– «У меня – горе!», – с ходу выпалила она. «Дай твою Янку послушаю! Сейчас она в тему будет!»
– «Я повторяю десять раз и снова: никто не знает как же мне хуёво!», – во весь голос запела Блонди, надев наушники. Невдалеке сидела кампания: к вечеру здесь становилось оживлённо. Молодые ребята с интересом глазели на поющую Блонди.
 Маша решила забрать у неё плейер. Блонди подняла неё глаза, полные слёз.
– «Мой любимый оказался наркоманом! Что же мне теперь делать? Он такой кла-а-асный!! Я не могу без него! Никогда в жизни не встречала человека, который читал бы мои мысли. А он может! Только он меня понимает, он видит меня насквозь! И мне с ним никогда не скучно. С ним обо всём можно поговорить, о чём угодно. Он так интересно рассказывает, причём может изобразить что угодно, он гений, ему бы в актёры податься. Ну, просто залюбуешься! Неважно, что бы он ни говорил – мне нравится его манера разговаривать, я слушаю тембр его голоса…
А теперь, когда я узнала… когда узнала … А я не знала… не знала… не знала! Теперь я думаю, … он стал наркоманом, потому что у него слишком ранимая, тонко чувствующая душа. Он необыкновенный человек, ему не выдержать обыденности… значит и мне туда же… Но я не хочу быть наркоманкой и ему не позволю! Но что я могу сделать?! Это его выбор!!», – Блонди тяжело вздохнула. Маша так и стояла перед ней, не решившись забрать у неё плейер, не зная, что сказать на такую откровенность. Ей искренне было жаль эту влюблённую девчушку. Как помочь, если помочь невозможно!? Выразить сочувствие? Толку-то!!
– «Я люблю его и хочу, чтоб он был счастлив, тогда и я буду счастлива. Но какого счастья ему надо? Простого семейного? Нарожать ему кучу ребятишек? А он будет ходить на работу, зарабатывать деньги… Фигня! Такого счастья ему не надо! Это точно!
 Что же делать?! Эх, Наум, Наум, ты же умный! Не зря твоя фамилия Наумов… придумай что-нибудь!»
 Маша отпрянула назад, но за спиной оказался край высокой ступени. С размаха Маша рухнула на спину. Находящиеся невдалеке ребята ахнули, и тут же подбежали поднимать. «Больно?» Маша ничего не чувствовала. Она смотрела на Блонди. Та, в свою очередь, удивлённо, и даже раздражённо, рассматривала Марусю.
 
                                                            -x-x-x-
 
 С утра лил дождь. Маша билась в истерике. Хотелось отравиться, заснуть и не проснуться. Ничего подходящего в домашней аптечке не было. Она вышла на улицу. Холодные струи дождя не охлаждали её пылающие щёки, а только щипали раздражённую кожу. Или это горючие солёные слёзы процарапывали себе путь на её лице?
 Случайные прохожие заглядывали в её глаза: подивиться откровенно страдающей душе девушки. Даже дождь не мог отвлечь их от шанса полюбоваться на чужое горе, урвать себе в копилку впечатлений кусочек чужого подлинного живого настоящего, не ведая, что забирают лишь слепок, с алмаза явленной божественной любви.
 Ноги  сами несли её прочь от этих алчных взглядов, от этого мерзкого продажного вездесущего мира. Отвращение ко всему, и прежде всего, к себе, пропитало насквозь всё её существо. Такой нелепой никчёмной, неприспособленной к этому миру, и главное, – не желающей к нему приспосабливаться, она чувствовала себя невыносимо! Прочь, прочь отсюда! Но куда, куда ей деться? Со всеми своими несуразностями, комплексами, ранимостью и прочей белибердой. И главное, со своей никому ненужной любовью, несвоевременной и беспонтовой! Сама не заметив как, она оказалась на автобусной остановке. Остановившийся перед ней автобус открыл двери. Она зашла туда. Просто потому, что она шла туда, куда её вели. Жизнь категорически не хотела останавливаться, и подтверждение тому – этот возникший автобус, предлагающий свой путь. Мозги устали думать. Они просто констатировали действительность. Её тело продолжало действовать, словно жило своей, независимой жизнью, невзирая на протест обездвиженной души.
 В почти пустом громыхающем автобусе она ехала не зная куда… Вышла на какой-то остановке. Местность незнакомая, неприветливая, да ещё и безлюдная… стало страшно, она вскочила  в первый подъехавший автобус. Снова какой-то чёрный чужой кусок города.
 Совсем стемнело. Пора было возвращаться домой. Но что это изменит?
 
 Она бежала по лужам, почти не разбирая дороги. Было жутко холодно. В дыры на коленках попадала вода. Ощупав открытые участки своих ног, Маруся рукой ощутила мурашчатую  задубевшую кожу. С макушки до пят она чувствовала эти мурашки. «Я сама как маленькая  мурашка на коже Земли», – подумала она.
 Внезапно из холодной тьмы, словно гигантский лайнер из тумана, возникший перед необитаемым островом  с Робинзоном Крузо – Машей, на неё надвинулся совершенно «кафкианский» чёрный огромный высотный дом, с вразброс зажжёнными окнами – огнями чьих-то семейных будней, мелодрам, а может и трагедий! Маша остановилась, что это? Какого чёрта? Лайнер причалил, и она с лёгкостью влетела по трапу-лестнице на третий этаж.
 Вот эта дверь. Она позвонила. С другой стороны двери висел ещё один звонок. Так на какой же надо звонить?
 Вместе с теплом натопленного подъезда не неё навалилась усталость. Присев на корточки спиной к закрытой двери, она сидела так довольно долго…
 Какие-то люди направлялись прямо к ней. Видимо семейная пара. Молодые, но очень упитанные. Женщина изучающее сверлила глазами. Мужчина нетерпеливо гремел ключами. Не было проронено ни звука. Наконец до Маши дошло, что они хотят открыть дверь, к которой она прислонилась. Вскочив на ноги, Маша с недоумением наблюдала, как эти люди открывали «чужую» квартиру. И только когда они громко хлопнули дверью перед её носом, до неё дошло: «Это же коммуналка!»
 Когда Маша была уже внизу, из квартиры выскочил Лев. Соседи сообщили ему о странной девочке в чёрной одежде. Метнувшись по сторонам, Лев спустился, и вышел на улицу. Маши след простыл. Достав сигарету, Лев обошёл дом кругом. На небе появились звёзды.
                                                            -x-x-x-
 
 В этот день Маруся была злая.  Она решила, во что бы то ни стало забрать свой плейер у Блонди.
 На верхней ступеньке широко расставив длинные ноги, развалился бледный парень и наяривал на гитаре. Его лицо показалось Маше знакомым. Деланно выворачивая припухшие губы, с напускным весельем и даже с каким-то остервенением, он терзал гитару, произнося ужасные слова:
«Холод моих глаз, как кинжал.
Это только знак, злобный оскал.
Это только вид, это только страх.
Где я живу? – в злачных местах!
Я всё вру, я всё вру!
Зачем я вру?»
 
 Яркий рот красиво оттенялся бледностью кожи. Его, почти ангельское лицо выдавали покрасневшие, блестящие сальным блеском, похотливые глаза. Очень крупный нос казался на этом лице неуместным.
 Прямо перед парнем на коленях сидела Блонди, и восхищённо хлопая ресницами, не сводила с него глаз.
 Парень кончил петь, разговорился с только что подошедшими людьми.
 
 Отвлекшись от объекта обожания, Блонди заметила Машу.
– «Супер, что ты пришла! Ты знаешь, тебя Лев разыскивает. О-оочень хотел с тобой встретиться. А ты его не отвергай – он ведь непризнанный гений. Пишет стихи, рисует картины. На-а-а-стоящий художник! Весь в творческом поиске. Ищет вдохновения и музу. Музой он выбрал тебя! Так что тебе можно только позавидовать. Представляешь, твоё имя может остаться в веках, как Наталья Гончарова…»
– «Кто Наталья Гончарова?»
– «Нет, это – … как там тебя? Э-э, Звёздочка!»
– «Маша я…»
– «А, а это Гришааа-ня!»
– «Ксю! Брось ты, я – Наум!»
 
«Ну конечно, мало ли людей с такой фамилией! И всех их наверняка кличут Наумами… Хотя… Вроде у Гоши на самом деле есть старший брат. В Москве!»
 
 – «И шестикрылый серафим на перепутье мне явился!», –  перед Машей, преклонив одно колено, возник Лев, с цветами, сорванными с ближайшей клумбы. Его глаза, похожие на глаза спаниеля, с печалью и, вместе с тем, с надеждой, смотрели на Машу.
 Маша со всех ног бросилась бежать…
 
                                                            -x-x-x-
 
Маша сидела на работе у своей матери в библиотеке и читала журнал: там была статья об Александре Башлачёве. Слёзы наворачивались на её глаза.  Никогда раньше она не читала таких удивительных стихов.
«Как из золота зерна каждый брал на каравай
Всё будет хорошо
Велика казна
Только, только
Ты только не зевай, бери – да раздавай!»
 
 Это что-то невероятное! Словно она ощутила присутствие… присутствие чего-то большего… невидимого… кто-то или нечто стояло рядом!
 
– «А я не знала, что твоя Янка такая знаменитая!», – перед столом возникла Блонди. «А ты знаешь? Или нет? – она умерла. По радио сказали – сама слышала!»
 
 
                                                            -x-x-x-
 
«Цой, а ещё раньше Башлачёв… Теперь Янка… что это всё значит? Зачем? Почему так больно?… »
 
                                                            -x-x-x-
Она шла, не зная куда. Какой-то сквер, в незнакомой ей части города. Дождь будто пытался успокоить её своей тихостью и монотонностью. Ни души. Капли дождя приятно охлаждали её горящее и опухшее от слёз лицо. Что теперь делать? Куда идти? Зачем? Она растерянно остановилась. Подняла голову вверх, большая капля попала прямо в глаз. Неприятно защипало. Вновь навернувшиеся слёзы помогли промыть глаз. Шумно вздохнув и высморкавшись, она оглянулась – невдалеке стоял под зонтом Лев, и смотрел во все глаза на неё. От неожиданности у Маши подкосились ноги, и она едва не упала на спину. Лев медленно направился к ней. Маше захотелось срочно скрыться, но силы предательски оставили её. Навалилась жуткая слабость. Ватные ноги уже не держали её. Подскочивший Лев, откинув зонтик, подхватил падающую Машу, буквально доволок до ближайшей скамейки. Рукой смахнул воду с сиденья. Маша стала приходить в себя. Что-то больно кололо лицо. Её голова лежала на плече бородатого мужчины. Ей хотелось вскочить, но на самом деле она едва подняла голову.
– «Ну, что – полегче? А я смотрю – вся красная стоишь, потом – раз, и вся белая!»
Лев достал платок, и стал обтирать Машино лицо. Хоть Маше было неприятно – она не сопротивлялась.
– «Ты вся мокрая насквозь! Тебе срочно нужно принять горячую ванну, потом выпить горячего чая. Иначе заболеешь – и я с тобой!»
– «Мне всё равно!», – пролепетали губы Маши.
– «Что случилось?»
Молчание.
– «Скажи мне! Что-то серьёзное? Кто-то умер?»
 
– «Так! Сейчас поймаю машину и отвезу тебя домой! Говори адрес!»
 Маша молчала.
 Лев решительно встал, поднял валяющийся зонтик, попытался приладить в руку Маши. Маша разжала пальцы – зонтик упал. Лев забрал зонт и ушёл. Маша вздохнула с облегчением. Лев пропал. До Машиного сознания дошла мысль, что он не вернётся. Почему-то стало ещё тоскливей. Начался озноб.
 Мария поднялась со скамьи – в этот момент, как будто только этого и ждал, из темноты появился Лев. Он снял с себя куртку и, обняв Марию за плечи, повёл её к выходу из парка. Невдалеке стоял автомобиль. Усадив Марию на заднее сиденье – сам сел вперёд.
 
 Они ехали по мокрым вечереющим улицам. Зажигались огни.
«Как пронзительно красиво!», – подумала Маша. Она вспомнила, что так и не сказала свой адрес. Куда её везут? Но вдруг поняла, что ей всё равно… Всё равно хуже уже не может быть… Она на краю. Жизни и смерти. Уже  почти ощущая ледяное дыхание небытия, ей вдруг стало так жаль, до боли в сердце, терять этот печальный никчёмный бестолковый потерянный мир… Сотни людей, в этих больших, и не очень, домах с зажигающимися огнями вели свою борьбу за жизнь. Выживали, как могли: готовили ужин, качали права, отвоёвывали жизненное пространство, совокуплялись, плодили детей, постепенно превращали их в себе подобных.
 Никакой любви Мария к ним не испытывала. И только жалость к несовершенству их подобия божественной души свербила нереализованностью потенциала.
«Неужели ничего нельзя сделать?», – мелькнуло у неё в голове… До конца она не могла в это поверить. Последняя надежда почему-то отказывалась умирать.
 Машина остановилась. Лев привёз Марию к себе домой. Горячую ванну Маша, конечно, принимать отказалась. «Тогда выпей это!», – Лев принёс рюмку, в ней была какая-то непонятная жидкость.
– «Это водка с перцем!», – прокомментировал Лев. «Народное средство. Прошибёт твою простуду – следа не останется!»
 Маша «на автомате» выпила. Жуткий ожог глотки заставил её закашляться, потекли слёзы и сопли. Лев заботливо протянул ей платок.
– «Воды! Дайте мне воды!»
– «Сначала поешь, а потом – горячий чай!», – со знанием дела заявил Лев.
 
 После еды и горячего чая Маше нестерпимо захотелось спать. Усталость навалилась на каждую частичку её тела. Ей снились дети. Она проснулась от детского визга и дребезжания кастрюлек. Хмурое утро смотрело на неё из большого окна. Маша лежала на диване, в одежде, укрытая клетчатым пледом. Лев спал на полу, смешно поджав ноги, укрытый курткой. Маша приподнялась, диван заскрипел.
– «А, проснулась! Ну как, тебе получше? Надо позвонить твоим родителям, а то они наверно тебя потеряли!»
– «Здесь есть телефон?»
 
 Это была коммунальная квартира. Пока Маша разговаривала по телефону, пытаясь что-то объяснить своей маме, соседки бесцеремонно разглядывали Машу с головы до пят. Кое-как закончив разговор, она спешно вернулась в «убежище»- комнату Льва. Обилие книг и пластинок приятно поразили, машу, она стала рассматривать их. Такого количества хорошей литературы и музыки, она не встречала дома ни у кого. Фолкнер, Сэлинджер, Гессе, Маркес…Маруся хотела взять посмотреть красиво оформленную книгу «Коллекционер» Фаулза, но передумала, когда увидела «Чайку, по имени Джонатан Ливингстон» Ричарда Баха, она взяла в руки эту удивительную книгу, разглядывая фотографии чаек, когда Лев вошёл в комнату с чайником в руке.
– «Вот эту книгу я и хотел тебе предложить почитать – в первое наше знакомство!», – он налил чай. Неожиданно снял гитару со стены: «Я для тебя спою песню, собственного сочинения, про чайку Джонатан!»
 Маша не могла поверить своим ушам. Очень мелодичная, со щемящей ноткой, песня – удивительным образом перекликалась с её состоянием души. Пока Лев пел – Маша, с удивлением, разглядывала этого человека, будто впервые увидела его. Необычайно одухотворённое лицо, выразительные глаза, трагически чёрные брови и длинные волосы – выдавали в нём человека, знающего цену страданиям. «Похож на Иисуса Христа», – мелькнуло в Машиной голове. Всё ещё держа книгу, она села на диван. На глаза навернулись слёзы. Лев немедленно остановился: «Ну, что опять?! … Птичку жалко?» Маша застыдилась своих чувств, смущённо заулыбалась.
 «Наконец-то ты мне улыбнулась!», – Лев смахнул с её щеки слезинку. «Ну может сегодня ты мне расскажешь, что же случилось?»
Маша попыталась представить ЧТО? она может объяснить этому человеку?
– «Янка умерла…»
– «Кто это? Твоя подруга?»
Маша в замешательстве молчала. Лев терпеливо ждал.
– «Нет, к сожалению – нет, – это п-певица…»
– «Что-то я про такую не слышал. Хотя я разбираюсь в музыке и всё более-менее интересное имеется в моей коллекции… Хочешь я поставлю тебе классную вещь?!», – Лев стал рыться среди дисков.
Маша замотала головой: «Лучше не надо!»
– «Хочешь – сама выбери что-нибудь. Если увидишь здесь что-то знакомое…»
Маша подошла поближе.
– «Что ты слушаешь, кроме Янки?»
– «Цоя, ещё Башлачёва хотела б послушать…»
– «Цоя не держу, а вот Башлачёва есть две пластинки! Но лучше просто почитать его стихи: он в первую очередь поэт, а в музыкальном плане это, конечно, ноль! А я люблю, чтоб мелодия красивая была… Вот лучше послушай «Отель «Калифорния»»  Иглз … «Прекрасный отель, в котором есть всё, в который многие мечтают попасть. Но если ты всё же попадёшь туда – оттуда уже не уйдёшь никогда…»»
 Лев сидел в кресле, прикрыв глаза, наслаждаясь музыкой. Музыка была красивой. Слишком красивой!
 – «Знаешь, я не люблю нашу отечественную музыку, потому что слишком хорошо знаю западную. И вижу: кто, откуда … спёр мелодию, почти все наши группы этим грешат. Именно поэтому мне они неинтересны, потому что вторичны!»
– «В нашей музыке – главное тексты!»
– «Именно – тексты! Мне, как человеку пишущему стихи, непонятно это слово…  Стихи и музыка  – это я понимаю, а тексты – ? …- это что такое??!!»
– «Главное – смысл. И чувства…. Сила чувств и их чистота… Как у Башлачёва.»
– «Ну я и говорю: Башлачёв – поэт… Хотя он и говорил, что стихи не придумывал, они как бы сами являлись ему, будто кто-то диктовал… Но я не верю, видно, человек работал, слишком всё продумано, каждое слово на месте!»
 
 Провожая Марию на автобус – Лев заглянул в машины глаза: «Приезжай ко мне ещё раз, а? Мне так не хватает живой души рядом. Видишь – я не страшный – правда?»
 
                                                            -x-x-x-
 
Маша держала под руку Льва и шла с ним по снежной улице. Большими хлопьями снег падал и падал. Вдруг Лев резко остановился.
– «Подожди секундочку, я сейчас вернусь!», – он направился к заснеженной женской фигуре, неподвижно сидящей на скамейке. Маша постояла, потом двинулась к ближайшему магазину. Стоя в тамбуре, терпеливо ожидала Льва. Вновь возникло ощущение, что она его больше не увидит…
 Быстро промелькнул силуэт Льва, пробегающего мимо. Маша выскочила из магазина. Лев был уже далеко. Она закричала!
 Лев растерянно оглянулся. Неторопливо подошёл.
– «Странные – эти женщины. Пока был рядом – был не нужен, появилась соперница – сразу понадобился!»
– «Ты о ком это?», – краснея спросила Маша.
– «Да вон сидит мадама! Швейная машинка у неё сломалась!… пообещал починить – придётся идти…»
                                                             -x-x-x-
 
В следующий раз эту женщину Маша застала в прихожей Льва, открыв дверь своим ключом.
 Лев стоял перед ней, как провинившийся школьник. Оглянувшись на Машу, женщина, набрав побольше воздуха, с запалом начала выговаривать Льву:
– «Да вы, якобы творческие люди, вы паразиты! Вы существуете за чужой счёт, кто-то должен вас содержать? Кто-то трудится в поте лица, зарабатывает на хлеб, забыв о себе, что б вы имели возможность клепать свои стишки, мазюкать свои картинки, превознося свои высокие чувства… Тьфу…» Она реально плюнула на пол.
 Лев смотрел на неё с состраданием. Развернув своё крупное туловище, она двинулась на таран Марии. Маша едва успела увернуться от столкновения. Словно гордый крейсер женщина проплыла в открытую дверь и исчезла за поворотом.
– «Кто это?!»
– «Она всё еще любит меня…», – глядя в открытую дверь, задумчиво сказал Лев.
 Тут в дверях появилась зарёванная Блонди. Не заметив Маши, она направилась прямо ко Льву и уткнулась ему в плечо. «У меня проблемы!»
 Лев развёл руками: «Я сегодня работаю «жилеткой»… Мария, прикрой дверь, пожалуйста!»
 
 – «Я сбежала из дома! Отец ударил меня, и я сказала, что больше никогда не вернусь туда!»
– «А почему он тебя ударил?»
– «Я явилась пьяная, и только под утро…Он сказал, чтоб я собирала манатки и шла туда, откуда пришла, и что нужно отвечать за свои поступки…»
– «Да- а….., суровый у тебя папаша… А где вещи?»
– «У подруги оставила… А ты что, разрешишь немного пожить у тебя?»
– «Ну, это надо у Марии спросить, разрешит она или нет…»
 Маша пожала плечами: «А я тут причём?…»
 Блонди тут же забралась в ванную. И вышла оттуда в Машином халате и чалме из соседского полотенца. Румяная и весёлая, она шумно рассказывала о своих приключениях, ни на секунду не отпуская внимания Льва. Маша почувствовала себя лишней. Она смотрела на Льва и не верила своим глазам. Лев не сводил с Блонди, ловя каждое её слово. Но почувствовав Машин взгляд, он вдруг смутился.
– «Знаешь, Ксюха – мы с Марией решили пожениться!»
– «Да?!!», – округлила глаза Блонди. Уголки её губ поползли вниз. «Ну, значит, я буду вам здесь только мешать!?»
– «Нет! Потому что для настоящей любви такие помехи не страшны…», – Лев обнял Марию за плечи.
– «Так Блонди на самом деле – Ксюха?!»
– «Ну, теперь, когда волосы у неё уже не белые, какая же она Блонди?!»
 
                                                            -x-x-x-
 
 Следующие несколько ночей Маша и Блонди спали на разложенном диване, а Лев на полу…
– «Везучая ты Машка! Как Лев тебя любит! И даже замуж предлагает… а ведь он такой суперский настоящий художник… Прямо, как в песне «Миллион, миллион алых роз..»…. Мне так жалко его – он несчастный, страдает… У него такая чувствительная душа…»
– «Почему это он страдает? Может, он наоборот счастлив?»
– «Это с тобой-то?! Ты ж его ни капельки не любишь!»
– «С чего это ты взяла?!»
– «Я же вижу… Да и Лев мне как-то проговорился…»
– «Что?! Он обсуждает это с тобой?»
– « А чё такого-то? Чё мы должны молчать, когда тебя нету?…»
 
 В следующие  несколько дней Лев стал раздражительным, Маша с ужасом ждала развязки.
 Как-то утром, Маша, проснувшись, обнаружила, что Блонди-Ксюхи нет. Лев сел на кровать: «Нам нужно поговорить!», – он избегал смотреть на Марию. Шумно вздохнув, он начал:
– «Я, кажется, влюбился. У нас ничего ещё не было, мы даже не целовались, я даже не знаю, как она ко мне относится… Я просто хочу быть честным с тобой. Другой бы вначале удостоверился, прежде, чем сжигать мосты, но я так не могу…
 Прости… Я очень виноват перед тобой. Никогда в жизни я не бросал никого – обычно меня бросали, поэтому я знаю, как это больно… Прости, если сможешь…»
– «И много раз … тебя бросали?»
– «Ну, мне не хочется говорить сейчас об этом…»
– «Это твоё право… как и твоё право влюбиться в кого-то ещё…»
Лев, отвернувшись, молчал.
– «Ну, что ж, попробуй любить Блонди..», – осторожно сказала Мария.
– «Ну ты даёшь! Нет, ну такое у меня точно в первый раз!», – Лев аж затрясся: «Попробуй!!!!», – он вскочил как ошпаренный: «Я знаю, почему ты меня не любишь: потому что я тебе не пара, да? Потому что в России евреев ненавидят! А знаешь, каково жить здесь, в России, простому бакинскому еврею? Когда все к тебе относятся, как к второсортному товару? Я для тебя «черножопый», да? Да плевать я хотел! А хочешь, я порву свой паспорт? У меня давно такое желание! Я родился в СССР, а на Россию я плюю! И на её российский паспорт! Я – человек мира!», – с этими словами, он как-то нелепо вывернул свой паспорт, который выскочил у него из рук, и улетел в другой конец комнаты…
– «И вообще: меня всё это достало! Счас вот поднимусь на крышу – и спрыгну!», – громко хлопнув дверью, он выскочил из комнаты.
 Изумлённая Маша медленно встала. Потом стала спешно собираться… потом, бросив всё, как была, в ночнушке, накинув лишь халат, устремилась вслед за Львом. Поднявшись на несколько этажей вверх, она обнаружила курящего Льва. Бросив сигарету, он побежал наверх. Мария продолжила «погоню»…  догнала его, схватила за куртку…, не рассчитав ступенек, Машина нога подвернулась – она упала. Лев остановился. Помедлив, он подошёл, помог подняться. «Ладно, как-нибудь в другой раз полетаю…»
 
 Уже стоя в дверях, держа в руках сумку со своими вещами, Мария спросила: «Знаешь, меня интересует только один вопрос: – ты мне изменял?»
– «Да!», – смело глядя в глаза, сказал Лев. «А ты?»
– «А я – нет…»
– «Ну и дура!»
 
                                                            -x-x-x-
  Чёрная мёртвая птица лежала на лестничной площадке, распластав крылья, и не было никакой возможности обойти её, только переступить.. Этот чёрный силуэт, комок горечи, безумная графика, мазок её подсознания о чём-то кричал ей… на секунду у неё возникло ощущение дежа-вю, она знала это, видела уже! Буд-то на долю секунды у неё в руках оказались нити судьбы, она видела будущее…  тут же эта память – отключилась. Маша тщетно пыталась ловить обрывки «воспоминаний», но всё бесполезно.. Маша подошла поближе: не ворона точно, похоже, что грач.. «Грач птица весенняя» – по этой книге Наум когда-то готовил школьный доклад.  Боясь прикоснуться, Мария, с тяжёлым сердцем, переступила через птицу..
 
                                                            -x-x-x-
 
 «Хватит обманывать своё сердце! Я просто хочу его увидеть, посмотреть в его глаза. И не надо думать, что я ему скажу. Столько лет я билась над этим вопросом – он неразрешим…!»
 Она позвонила в дверь – тишина. Подождав немного ещё раз нажала на звонок…
 Маша спустилась на улицу, села на лавочку у подъезда. Спустя какое-то время, подошла женщина с авоськами. Она доставала ключи.
– «О, Маша – я узнала тебя – ты училась с Юлей в одном классе. Как ты изменилась, похорошела. А Юлька уже замуж выскочила, ребёнка ждем! Ты-то как?»
– «Никак!»
– «Да и не надо так рано замуж! Куда торопиться?»
– «А не знаете: Игорь Наумов не женился ещё?»
На тётенькином лице отразился ужас.
– «Какое горе, милая, какое горе! Так уже два месяца, как его похоронили. Как мать-то жалко! Старший сын в тюрьме сидит. И Игорёк, там же, в тюрьме и умер… Неплохие мальчики ведь были… Одна стерва погубила их обоих! Влюбилась в старшого, а он на другой жениться задумал! Так эта прошмандовка, чтоб её!.., взяла и сдала его знакомым ментам, они у него наркотики нашли (подкинули, конечно)….
 А Игорёк, добрая душа, взял вину на себя. «Женись, говорит, брат, а я всё равно не жилец…» Ему ведь ещё, сразу после школы, в драке – лёгкое проткнули… так что он всё равно обречён был. Какой ему жениться, он и есть-то уже толком не мог…»
  
 
  Маша стояла на коленях перед мёртвой птицей. Сколько  людей прошло здесь, осторожно перешагивая через неё, боясь коснуться? А может только Мария видит её? «Может, я схожу с ума?» Это очевидно: птица лежала здесь только для Марии. Аккуратно сложив крылья, прижав их к холодному птичьему телу, Маша поднялась с колен, в вытянутых руках держа труп грача, вышла на балкон. И повинуясь какому-то внутреннему зову подкинула в небо птицу, разжав пальцы. Крылья раскрылись, но это не помогло: несколько раз перевернувшись в воздухе, птица рухнула спиной на землю. Она упала на проезжую часть, со всех ног бросилась Маша на улицу. Рискуя быть сбитой машиной, она кинулась к птице. Засигналили машины, звук тормозов. Как чумная, Маша поднялась, прижав птицу к груди, не слыша ругань водителей, не замечая диких взглядов бабушек, сидящих на лавочке у подъезда.  Она решила похоронить птицу под её любимым деревом на кортах.
 
 
                                                            -x-x-x-
 
«Здравствуй, Мария! Я узнал тебя! Оглянись направо, и увидишь меня. Не пугайся! Да, я разговариваю телепатически. И ты сможешь научится, если захочешь… Нет, не думай, что сходишь с ума, невидимый мир магии так же реален, как то, что называется «реальным миром»…»
 Маша оглянулась – сидящий невдалеке стриженный молодой человек помахал ей рукой. Она видела его впервые.
«Зови меня Элис. Настоящее имя нужно хранить в тайне, чтобы им не воспользовались враждебные силы. Элис – мой щит. Смерти нет – поэтому ты ещё встретишься с тем, кого так страстно хочешь сейчас видеть…»
 Маша почувствовала, что её мозг сканируют, от этого неприятного чувства ей захотелось скрыться. Она вскочила и быстро пошла прочь… «Ну вот опять ты убегаешь, как всегда…»
 Маша остановилась: «Кто ты, и что тебе от меня надо?», – вслух сказала она.
 Молодой человек встал и не спеша направился к Марии. Она старалась не смотреть на него. Ей даже показалось, что он проходит мимо. «Не стану больше тебя пугать – будем говорить вслух!»
– «Ты очень красивая, я восхищён твоим чистым сердцем и душой!», – молодой человек говорил это, теперь шевеля губами.
– «Ты пытаешься меня снять?»
Громко рассмеявшись, Эллис мягко сказал: «У меня нет такой цели, но если ты захочешь… я к твоим услугам… Просто я вижу, как ты страдаешь, и хочу тебе помочь!»
– «Хватит, мне один уже помог!»
– «Забудь о нём. Он не тот, кто тебе нужен…»
– «Что ты знаешь об этом?»
– «Всё!», – Элис серьёзно смотрел в Машины глаза. Маша стала ощущать себя так, будто её мозги покрылись инеем. «Он пытается меня загипнотизировать!», – мелькнуло у неё в голове. «Я пытаюсь снять с тебя прежний гипноз!», – сказал голос в её голове.
– «Я вам что – подопытный кролик? Хватит меня использовать в своих собственных целях!»
«Видишь – тебе уже лучше: ты пытаешься себя самоиндефицировать.  А теперь успокойся: я не причиню тебе вреда, я лишь хочу тебе помочь», – глаза по-доброму смотрели на неё. Мягкое тепло обволокло Машу, она даже стала испытывать симпатию к этому странному молодому человеку. «Откуда мне знать, что ты не причинишь мне вреда?», – всё же спросила она мысленно: «Почему я должна верить тебе?», потом неожиданно возникла мысль: «Если ты действительно хочешь мне помочь, и если ты так всемогущ, то сделай так, чтобы Он был жив!» «Я не могу изменить обстоятельства твоей жизни, но я могу помочь тебе изменить их самой!» «Как это? Я начну воскрешать мёртвых?!» «И это тоже возможно… Возможно всё! Я материализовался рядом с тобой, чтобы ты поверила, что это реальность, а не сон…»
– «О, Господи!», – Маша перекрестилась.
Парень засмеялся: «Ты будто хочешь изгнать беса!»
«Твой страх пугает тебя, избавься от страха, и ты увидишь, что нет однозначно чёрного или белого. Да, мир – единство противоположностей. То, что для кого-то является добром, для другого – зло, и наоборот. Такие ярлыки может наклеивать лишь человек с зашоренным сознанием – открой глаза, мир говорит с тобой, каждую минуту – слушай внимательно! Мир единый организм – и ты его клетка, и ты вправе знать всё, что происходит, происходило, и будет происходить во Вселенной!»
 
                                                            -x-x-x-
 
 Солнце вспыхнуло ярчайшим светом! Каждый предмет в мире, мельчайшая травинка, всё, насколько хватало глаз – ожило, заиграло, наполнилось смыслом, обладало своей собственной характеристикой, светилось чёткими гранями, превратилось из плоской картинки в животрепещущий объём, в котором был спроецирован Абсолют. Казалось, это было давно забытое, знакомое чувство – новое, идеальное тело, способное к любым спортивным рекордам, и кажется, способное даже летать! Абсолютная ясность в мозгах, на любой вопрос тут же возникал ответ, любая мысль откликалась целым гулом желающих побеседовать с тобой птиц, деревьев, растений, домов, предметов, цветов, светотеней.
 – «Люди, откуда вы взялись?! Такие открытые, всёпонимающие, дружелюбно – почти любовно ко мне относящиеся. Да и люди ли вы вообще? Я таких ещё не встречала. Откуда вы? из какой галактики?», «Почему я удостоена такого приёма? Не перепутали Вы меня с кем-то?!»
 Бесконечность знания, один вопрос порождал следующий, одна возможность открывала путь к десяткам других возможностей. Горизонта не существовало. Любое желание могло осуществиться.
Маша вытянула руку, к ней стали слетаться птицы, десятки, сотни птиц. Они могли столкнуть её с крыши. «А почему я боюсь упасть? Я наверно запросто могу взлететь!» Она запела «Чайка, по имени Джонатан» и подошла к краю крыши…
– «Не собираешься ли ты сейчас спрыгнуть?», – за её спиной стоял Элис.
– «Нет, я собираюсь полетать!»
– «Э, нет – так не пойдёт!», – он крепко взял её за руку и оттащил от края. «Ты очень разочаровала меня!», – его глаза смотрели с сожалением. И тут же, изменившись в лице, насмешливо сказал: «Потренируйся пока в безопасном месте! И знаешь, больше не пой в моём присутствии, ладно? Ты только не обижайся, но мой абсолютный слух не в состоянии выдержать такое!»
 Один парень встал, оглядел всех присутствующих на крыше, и с ужасом сказал:
– «Бля, пацаны – да ведь мы –….  наркоманы!!!…»
 
                                                            -x-x-x-
 
«Наркотики – это только слово! А что не наркотики? Весь мир сидит на игле! Телевизор, разве, не наркотик? Да любая вещь, без которой человек не может обходиться – разве не наркотик? Отними её и чела будет ломать похлеще любого нарика!»
 
 
                                                            -x-x-x-
 
 «Никто не сказал мне, что за всё надо платить! Насколько было хорошо – настолько же будет потом плохо. После каждого прихода, непременно будет отходняк!»
 То одиночество и отчаяние, которое посещали Машу раньше – не шли ни в какое сравнение с тем замогильным холодом, который преследовал её теперь. Она уже не ощущала себя человеком, те (казалось бы выдуманные) фильмы – ужастики про раскопанных мертвецов-зомби – стали для неё реальностью, и она была одной из них. Полное отупление чувств, никакой жалости ни к себе, ни к окружающим, ни к плачущим родителям. По мозгам словно проехался танк, она периодически пыталась вспомнить что-то очень важное.
– «Вспомнишь, ты непременно вспомнишь всё!», – говорил Элис, а сам избегал её.
 Чтобы хоть на мгновенье ощутить тот прежний кайф – требовались всё более и более лошадиные дозы. Элису самому не хватало, чтоб делиться ещё с кем-то.
– «Пора тебе самой зарабатывать на кайф! Хочешь, познакомлю с одним кренделем, который заплатит тебе дозой?»
– «Заплатит за что?»
– «Ну, ты уже не маленькая, чтоб задавать такие вопросы! Хотя, не уверен, знаешь ли ты, как нужно поработать ртом…?»
– «Что? Нет, никогда на такое не пойду! Ты реально предлагаешь мне поработать проституткой? Лучше сдохнуть!»
– «И сдохнешь, если не найдёшь дозу до завтра! А если не сдохнешь, то смерть покажется раем… Молись детка, самостоятельно ты с иглы не спрыгнешь!»
 
 
«Господи, помоги! Возьми мою душу назад в свои светлые руки. Прости, что отвернулась от тебя, забыла о тебе, не верила в тебя. Помоги мне, сейчас! Яви свою силу…Клянусь, что буду дорожить каждым прожитым днём, не поддаваться отчаянью, и с благодарностью радостно принимать всё, что мне уготовано…»
«Он не слышит тебя!»
Её душа словно тонула в тёмной пучине, разум почти отключился. Последняя мысль была: «Я отпускаю всё, я согласна принять смерть, это будет облегчением. Если моя душа не светла, если она такая не нужна Богу, значит, дьявол может забрать её…» В этот момент, словно светлый луч прорезался из её груди. Мощная жизнеутверждающая сила, несгибаемый стержень, дающий основу жизни! Её выдернуло из облепляющей тьмы – она вылетела наружу, к свету, к небу, на улицу. Шёл снег.
 
                                                            -x-x-x-
 
  Желание, желание. То, чего человек хочет, он непременно добьётся. Рано или поздно. Он будет идти к нему, несмотря ни на что. Тупо двигаться навстречу. Истинное желание, то, чего хочет человек на самом деле..
 Желание втереться никуда не делось. Человеческая психика такова, что человек найдёт любые оправдания своим поступкам. Ещё и пожалеет сам себя.
 Маша осознавала, что она делает, но ничего не могла с собой поделать. Ноги сами несли её знакомой тропой. Она вспомнила, что у Космоса сегодня день рождения, и он завинтит любого, кто окажется рядом. С тех пор, как у неё забрезжила эта возможность, она неслась навстречу ей, сметая все преграды!
 Внезапно на её пути возникла знакомая фигура пожилого актера местного театра. «Человек-глыба» называли его. Александр и стоял перед Марией, как скала. И мягко смотрел в Машины глаза. От его пронизывающего взгляда некуда было спрятаться. Марии стало стыдно. Перед ним. Потом перед собой. Она ощутила всю слабость, всё ничтожество своего духа. Низменность инстинктов.
 
 К ней подошли знакомые ребята из театральной студии.
– «Слушай, сегодня прощание с сыном Бражинской, помнишь такого светловолосого мальчика, он ещё в церковном хоре пел?»
– «В каком смысле – прощание?»
– «Похороны завтра, а сегодня гроб с телом выставлен в театре, чтоб простились все, кто знал. Мы туда идём. Пойдёшь?»
– «А что с ним случилось? От чего он умер?»
– «Говорят впервые вмазался – и сразу – передоз! И знаешь, кто это сделал? Вмазал его? Космос!»
                                                            -x-x-x-
 
 Она сидела на парапете моста и думала: «Куда гонит меня судьба? Словно меня испытывают – а это я вынесу? Что всё это значит? Или я сама во всём виновата? Надо проще ко всему относиться. Не искать проблем там, где их нет. Почему у меня так не получается – так же, как другие люди: просто жить и радоваться! Значит дело во мне? Ведь разве это трудности? Правильно говорит мама: вот в войну, какие ужасы человеку приходилось испытывать и выживать в прямом смысле этого слова. А я не могу выжить в мирное время. Не могу, не могу…»
 Она смотрела на тёмную воду, которая одновременно и страшила и манила к себе. Это будет легко. Плавать-то она так и не научилась. «Прими меня вода. Мне некуда деться.»
 Кто-то неслышно подошёл сзади и крепко обнял Марию. Тихий голос прошептал: «Всё будет хорошо, поверь мне!» Сердце отчаянно затрепыхалось, как тогда, ещё в школе. Она не решалась оглянуться. Слёзы текли из глаз, и вместе с ними последние силы, казалось, вытекали из её тщедушного тела. Туда, в тёмную реку.
 Сильные руки подняли её в воздух. Она впервые испытывала такое чувство. Мгновение полёта. Вся жизнь словно была взвешена сейчас. Поворот. Нежная мягкая посадка. Наконец, их глаза встретились. И тут случилось чудо! Они смотрели друг на друга и не могли насмотреться: …  Какое бесконечно прекрасное лицо… Бесконечно, вечно, вечность. Сама бесконечность, вечность склонила к ней (к нему) лицо: «Я буду любить тебя вечно! Всегда … Я обещаю. Мы будем всегда. Мы никогда не умрём. Мы будем всегда, и мы будем счастливы, потому что любовь – это счастье. И она бесконечна!»
 Мощный поток света и любви наполнял душу через глаза. Их глаза обменивались энергиями. Удивительное чувство. Никогда Маша не думала, что такое возможно: чистая энергия, живая душа, свет любви изливался на неё из глаз этого прекрасного молодого человека. Само совершенство- бог! смотрел на неё и одаривал самым ценным, что у него было: самой своей жизненной энергией! Эта энергия потоком вливалась через глаза в душу Марии, освещая и наполняя самые отдалённые закоулки её души. Свет, который давал ответы – свет истины! Эта истина, омыв и излечив Машину душу и тело, поспешила живым потоком обратно, через глаза, в глаза юноши и словно сама Маша, вместе с этим потоком попала через глаза в его душу и увидела, узрела боль и одиночество, пульсирующую живую душу, с благодарностью принимающую свет и очищение, потоком несущуюся любовь! Наполняющую смыслом и истиной всё пространство души этого прекрасного человека… этот человек, я его знаю, давным-давно… откуда я его знаю? Постепенное узнавание… Ты – это я, а я – это ты! Объединённая душа, усиленная друг другом и бесконечностью. Одна душа на двоих. Громадная бесконечная душа.
 
 Так эта душа живая и переливалась из одного тела в другое. Открывая новый путь в этом мире. Как зовут тебя в этом мире? Мария. А меня Иван. Ну, вот всё вернулось на круги своя – Иван-да-Марья.

Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Ответьте на вопрос: * Лимит времени истёк. Пожалуйста, перезагрузите CAPTCHA.