Стрижов Алексей. Ж. В. Н. (рассказ)

Посвящается О.Б.

Ж. В. Н.
(рассказ)

После нескольких строк песни, актеры разбежались по кулисам. На сцене остался только один. Это был молодой человек с весьма незаурядной внешностью. То есть, если бы он прошел мимо Вас по улице, Вы даже вряд ли бы остановили на нем свой взгляд. Одет парень был в черные джинсы и голубую жилетку с ромбиками, из которой проглядывала среднестатистическая белая рубашка. Затаив буквально на несколько секунд дыханье, он кинул взгляд в зал. Здесь было темно. Освещение было включено только на самой сцене. Прожекторы, как и положено, светили прямо в лицо, выливая на него целые тонны света. От них ему становилось жарко и душно. Немного прищурив глаза, парень оценил атмосферу зала. И вдруг вздрогнул… Мурашки пробежали по его телу. Улыбка исчезла с лица. Уверенный взгляд неожиданно расширился, а на лбу появилась тонкая струйка пота. Схватившись крепче за микрофон, актер стал нервно что-то искать в зале. В глазах зажегся небольшой огонек:
-Так, ну, вот здесь как раз и должно быть!
-Ну, нет! – сам себе отвечал взгляд – это не может быть! Не может же быть…Ну, есть ведь!.. Должен!…
Сейчас молодой человек выглядел как тот, кого буквально минуту назад уличили в какой-то пакости или пошлости. Лицо его наливалось краской. Глаза смотрели куда-то в бездну, мимо прожекторов, мимо зала, мимо всего, что было вокруг.
Музыка прекратилась. На сцене воцарилось молчание, которое растягивалось, как показалось актеру, на долгие часы. Но поделать с этим он уже ничего не мог. В голове помутнело, каждый вдох давался ему очень тяжело.
Пересилив себя, молодой человек сделал один короткий шаг ближе к авансцене. Глаза неожиданно вновь налились жизнью. Он пришел в себя. На лице мелькнула улыбка. Ощущение множества глаз, следящих за ним одним, дало силы, чтобы взять микрофон в другую руку, улыбнуться, и начать свою первую фразу:
-Ну, что ж, а мы начинаем!..

Случай у роддома

В то время, как в Японии сейчас распускалась красивая белая сакура, обычный российский турист, задержавшийся с женой в Киото, стоял под зданием здешнего роддома, и считал часы к тому моменту, когда можно будет наконец увидеть свою возлюбленную. Находится внутри было запрещено даже мужьям. Но в японскую медицину он верил, хоть она и была слишком дорогой, по его мнению. В синем жилете с ромбиками было довольно прохладно, но ему было не до этого. Он нервно ходил около двери в солидное белое здание, держа руки в карманах своих черных джинсов. Вокруг мелькал народ, бродивший как будто по кругу. В местный японский колорит огромной горой врастала европейская культура. Определенно, что новая возвышенность, вскоре могла бы обойти по высоте саму Фудзи, гордость всей Поднебесной. Но несмотря на это, он все-равно представлял момент, когда увидит своего ребенка, как-то по-японски: То ему представлялось, что жена вынесет ребенка, которого спеленают как очень маленького война ниндзя, с вырезом в пеленке только под глаза, у которого, определенно, будет сзади торчать два боевых меча, то, как будто, ему вынесут девочку с размалеванным белой краской лицом. А порой ему представлялось, что ребенок будет требовать у матери вместо груди соевый соус, в котором потом будет валять роллы с тунцом.
Простояв под окнами около часа, он начал замечать, что возле него так же под окнами стоят еще три мужчины, которые также, видимо, ждали вестей из роддома. Все были в нетерпении. Это было видно по тому, какие действия они выполняли:
Один постоянно хватался за сигареты, за час выкурив порядка половины пачки. Другой пристально смотрел на часы, через каждые пять минут совершая уже как ритуал движение до двери роддома и обратно. Третий держался бодрее всех, то ли из-за знаменитых самурайских особенностей характера, то ли из-за опустевшей бутылочки сакэ.
Мужчины посматривали периодически друг на друга. В конце концов, второму часу молчания пришел конец, и постепенно стали знакомиться. Оказалось, что все они говорят по-русски. Один был бурятом, другой – казахом, тот, что попьянее – сыном русского посла в Китае.
Слово за слово, темы для разговоров испарились, остановившись на рассказах каждого про свою жену.
-Друзья, а вы умеете играть в покер? – неожиданно дал новую волну для беседы русско-китайский представитель у японского роддома.
Как ни странно, все умели играть в покер. И пользуясь тем, что здесь их никто не уличит в азартной игре, не побрезговали купить новую колоду карт в канцелярском магазине через дорогу.
Через 10 минут крыльцо японского роддома превратилось в дальневосточную российскую игральную зону, откуда постоянно слышался мат-перемат. Представители Советов, а так же сталинист Байши, то есть друг советов по линии по линии Мао Цзэдуна, сели за стол «переговоров» очень оживленно, разбавляя речи «содокладчиков» этническими диалектами.
Через час игры, игроки уже не замечали происходящего вокруг. Интерес к рождению детей практически исчез с их лиц. Но вдруг из окон роддома раздалось четыре женских голоса:
-Жаргал!
-Байши!
-Азамат!
-Ваня!
Все обернулись в сторону, откуда раздавались голоса. По ту сторону окон стояли четыре красивые девушки, с немного уставшими глазами, и растрепанными волосами. На руках у всех было по ребенку.
Лица папаш на секунду сделались умиленными, да так, что не сразу и признать в них азиатские корни. Все трое, как по команде, вместе крикнули:
-Кто?
Ответы последовали незамедлительно:
-Мальчик!
-Мальчик!
-Мальчик!
-Сейчас посмотрю, подожди…мальчик!
Опьяненный счастьем и сакэ, Байши заявил:
-Четыре валета! Каре, господа!

Когда мальчиков вынесли на руках из роддома показать папашам, то трое мужчин сказали:
-Ути, какой!
И лишь Ваня:
-Не, ну, как знал! – в руках у русского туриста был мальчик спеленатый как японский ниндзя с двумя маленькими мечами.

***
За кулисами все суетились – кто-то переодевался, кто-то бегал и сбивал всех своими поисками какого-то парика. Одним словом, находиться здесь конферансье Артему было душно. Сцена неожиданно показалась ему местом, где, несмотря на все то, что произошло с ним на первом выходе их актерского состава, было хорошо. Жизнь за кулисами длится долго, в свет же ты выходишь на раз.
Его звали Артем Иванович Панов, родился он в семье учителей. Закончив в школу, мечтал попасть в театральное училище в своем городе, но что-то не сложилось, – то ли лень, то ли недостаточное желание. Учеба на механико-математическом факультете давалась ему сложно. Понимать материал, который проходил, он решительно отказывался. Учился, как говорят, «от сессии до сессии». На первый взгляд, неказистый студент. Он не был интересен ни преподавателям, которые искали те умы, которые в дальнейшем можно было бы «раскручивать», да и в студенческой жизни не был отмечен.
Однако, на своем втором курсе, случилось ему познакомиться с однокурсником Мишей Дмитриевым, который только начинал играть в КВН. Как оказалось, тот организовал в институте уже свою команду. На пару игр Артем сходил. Сначала ему не понравилось, а потом вроде как и втянулся. Пришел к Мише и сказал:
-Мишк, хочу у вас в команде играть!
А тот и не против был. И состав команды расширился с четырех до пяти человек. Игра проходила раз в три месяца, примерно, – ВУЗ у них был не сильно известный, да и студенты не особо активные. Одним словом, далекая провинция. Было всего в институте у них три команды. В жюри приглашали представителей профкома, которые, находясь в почетном уже возрасте, очень гордились тем, что их куда-то молодежь еще приглашает.
Готовились к играм долго. По месяцу, а иногда и больше. Собирались командой почти каждый вечер, в любом месте, где тепло было, и был стол. Садились кругом, брали чистые листки, и писали юмор. Потом зачитывали все, что написали, и вместе отмечали то, что всем показалось смешным. Хоть и приходилось потом большинство шуток выкидывать, так как оказывалось, что не все из этого зрителю.
Так, Артем на семь лет и влез в КВН. И понять сейчас он совсем не мог, что произошло с ним несколько минут назад.
Полный народу огромный концертный зал, наполненный перед началом игры, большим количеством людей как будто вымер. Выйдя на сцену, Артем не ощутил ни одного взгляда. Он чувствовал, что он стоит один, а напротив него бесконечность. И смотрит на него совсем не зритель, а что-то необычайно большое и глубокое, которое готово в любую минуту просто поглотить его. Однако, ощущение наличия в своей голове рациональной составляющей, говорило о том, что в зале сидят обычные люди, которые пришли просто посмеяться.
Убрав со лба выступивший пот, поправив воротник рубашки, он пошел второй раз на сцену.
На сцене было очень жарко. После первого «случая» еще играла музыка. Зал, кажется, аплодировал. Хотя, Артем, не исключал, что это ему только кажется.
Наконец, раскачивающая зал, мелодия утихла. Конферансье поднял микрофон, чтобы объявить следующее действие, и опять приостановился. Взгляд расплылся. Стоя на авансцене, он посмотрел вниз, и увидел под собой пустоту. Оторопел. Сделал шаг назад. Взгляд вверх. Вдох. В темноте, которая обволакивала сцену, появилась какая-то маленькая искра, чье присутствие, до этого, возможно, только чувствовал Артем. Прожектор как будто потух. Напротив человека зажглась звезда. Зажглась без причины.

Случай во дворе

Три бабки сидели у совершенно обычного подъезда жилой пятиэтажки, и обсуждали все самые насущные проблемы их очень глубокобальзаковского возраста. Так как, Глафира Анисимовна, Маргарита Петровна и Елена Кирилловна, жившие здесь от самого основания дома, почти никогда не расставались, то обсуждения, касательно домашней жизни, обычно заходили в тупик, посему они, как только садились на лавку, сразу начинали обсуждать все то, что творится в их дворе.
-Смотри, Глаш, – обращалась Елена Кирилловна, – Ромка из восьмой квартиры как вырос!
В это время тот самый ничего неподозревающий Роман шел в клуб. То ли по празднику, то ли еще по какому поводу, он оделся весьма экстравагантно, чем сразу спровоцировал дополнительные вопросы старых соседок:
-Куда собрался-то, милок?
-В клуб «Солярис», теть Лен!
-Это там ныне диджей Фашист выступает?
-Да
-Возьми моего деда с собой!
-А зачем ему туда?
-Ну, как зачем?!…знаешь, у него последнее время какое-то чувство не до конца выполненного долга перед Родиной!
Роман поднапрягся. Елена Кирилловна продолжила:
-А так, глядишь, развеется!
-Дед?
-Диджей Фашист! – и бабки засмеялись. Рома чтобы не обидеть бабушек улыбнулся, и быстренько поспешил прочь.
А бабки тем временем вспомнили молодость, капустники, агитбригады, студенческие театры, посетовали, что нынче-то чувство юмора у молодежи не то, и опять ударились в обсуждение происходящего вокруг.
В вечернее время, во дворе всегда можно было увидеть толпы детей, которые по осени, обычно, либо стрелялись друг в друга красной рябиной из аптечных напальчников, либо играли в футбол, либо, как и бабки, сидели с семечками на лавках и ждали, когда их позовут домой. Как только наступал определенный час, все расходились на ужин. Если по наблюдать за жизнью одного такого двора, хотя бы дня четыре, то легко можно вычислить, то самое время вечерних трапез дома, подойти под окна и крикнуть громко, или из мегафона: «Всем приятного аппетита!».
Сегодня дворик наполняли рабочие из теплоснабжения. К месту событий весь день подходил кто только мог. Отопления в пятиэтажке не было на месяц дольше положенного, а между тем на улице становилось все холоднее и холоднее. Насколько же печальна участь тех обычных мужичков на окладе, которые в тоскливый осенний день ремонтировали трубы, где очень часто любила посидеть вся дворовая детвора, а что с них возьмешь – им сказали ехать сегодня сюда, они приехали, сказали бы раньше – приехали бы раньше. Сейчас же пять здоровых мужчин чувствовали себя олицетворением всего мирового зла, которое могло только скопиться на земле.
-Вот, смотри, Машенька, это и есть дед мороз, из-за которого в наш дом так рано пришла зима! – говорил немного маразматичный старик своей внучке, указывая на одного из работников. – Спроси-ка у этого волшебника: может он тебе за неустойку подарок хоть какой-нибудь даст?!
Внучка засмущалась и убежала к сверстникам, стоявшим чуть сзади. Мужики делали вид, что ничего этого не слышали, и как ни в чем не бывало разбирались с трубами.
Сначала они односложно вместе кивали на «звоните начальству», «администрация денег не дает», но отвечать на все эти вопросы уже после часа работы, им надоело. А послушать мат про то, что кто-то кого-то на чем-то уже вертел не раз, можно было и без лишних слов.
В остальном работа шла гладко. Постепенно рабочие привыкли к постоянному вниманию со стороны, и сконцентрировали свое внимание на конкретной проблеме. Но, говорят же в народе, – не говори «гоп», пока не перепрыгнешь, так вот и здесь – к вечеру, когда работа почти была завершена подоспели три представительницы всем всегда недовольных, а именно, уже известные, – Глафира Анисимовна, Маргарита Петровна и Елена Кирилловна.
Догадались ли рабочие о начале финальной стадии самосуда или нет, остается загадкой. Толпа притихла. Народ с одной из сторон стал толпиться в стороны. И вот перед местом технических работ стояли три толстые бабки.
Мужики переглянулись, почувствовав что-то неладное, и ускорили работу.
-Ну, и чем это вы тут занимаетесь, господа? – властным голосом спросила одна из них.
Рабочие продолжили копать. Но это не остановило высший суд двора от дальнейших расспросов:
-Слышь, кучерявый, ты мне отопление в квартире включишь, или мне лыжню начинать прокладывать?
Реакции также не последовало. Тогда вмешалась другая:
-Маргош, ну, ты же знаешь этих работничков, такие же ведь нам крышу по весне чинили! С ними не так надо разговаривать! – три морщинки на лбу Глафиры Анисимовны фантастичным образом мгновенно исчезли. Глаза расширились. Она свистнула:
-Три стула сюда, пожалуйста!
Как по приказу, им бегом вынесли три стула, и поставили рядом. С другой стороны подбежала какая-то молодая девушка, видимо невестка сына одной из бабушек, и поднесла три белых парика.
-Ох, уж эта формальность! – явно не без радости в голосе сказала Глафира Анисимовна, и надела парик. Ее примеру последовали и другие две старушки. Парики оказались чистыми, белыми, сделанные по примеру париков английских судей в исторических фильмах про век, эдак, девятнадцатый.
-Ну, не хотели по хорошему! Извольте! – продолжила расправляться с жертвами Маргарита Петровна.
Толпа плотнее обступила работников. Да, так, что мужички уже не интересовались трубами, а пристально ошарашено вглядывались в глаза трех властительниц.
-Что вы себе позволяете, вашу мать? – занервничал один из них, попытавшись выйти из обступившей их толпы.
-Ничего страшно…Как Вас звать?
-Виктор!
-Ничего страшного, Виктор. Мы сейчас с вами поговорим. А дальше уж и решать будем. Вы пока присаживайтесь поудобнее, мы уж тут месяц терпим, – ну, и денек-другой еще потерпим.
Виктор, а также его напарники – Егорыч, Федор, Лёнька и Петька, еще раз переглянулись, отказываясь понимать что происходит вокруг, но все же, как и было предложено старушкой, присели.
-Что ж вы, окаянные, делаете? – неожиданно сорвалась Елена Кирилловна, которая до этого только периодически покрякивала.
-Леночка, ну, они же люди! Будь с ними по-вежлевее! Где присущая тебе гуманность? – спокойным голосом обратилась Глафира Анисимовна, и продолжила, – Друзья мои, мы официально предъявляем вам обвинение в отсутствии сострадания к жителям нашего дома…
-Да, мы всего-лишь…
-Не перебивайте учителя!
-Кого?
-Да, Глафира Анисимовна раньше на полставки учителем труда у девочек подрабатывала, – объяснила Маргарита Петровна.
-Марго, я тебя умоляю! Не стоило! – разбавила неоконченный приговор старушка. – Так, вот! За отсутствие сострадания перед истцом, то есть перед всеми присутствующими, вы обязаны!
-Постойте-ка! Не в чем мы перед вами не обязанные! – вмешался Егорыч, – Мы выполняем то, что нам говорит начальство, поэтому все претензии к нему, а мы, извините, вот сейчас доделаем вам трубы, и удаляемся!
-Нет! В прошлый раз ушли, в этот раз не получится! – не унималась Елена Кирилловна. – Продолжай, Глаш!
Глафира Анисимовна достала из кармана пакет из под молока, куда по свойственной их возрасту традиции, складывались основные документы, и вынула из него какую-то бумагу:
-Сейчас вы подпишите вот этот документ…
-Ничего мы вам тут подписывать не будем! – отвечали испуганные мужички. – А что это?
-Так-то лучше! Это обвинительный приговор, который вы должны подписать! Ознакомьтесь!
Уже через долю секунды около Глафиры Анисимовны стояла та самая девица, которая выносила старушкам их белые парики. Тихо и безропотно взяв из рук владычицы документ, она мелкими шагами устранила разницу в расстоянии между судьями и, непосредственно, подсудимыми.
-Девушка! – тихо окликнул исполнительницу высшей воли, Федор. – Девушка! Зачем вы их слушаете? Это же не демократично!
-Демократия демократией, а я от ее сына ребенка хочу! – обрубил «посол».
Таким образом, приговор оказался в руках работников теплоснабжения. Все вместе они взглянули на документ.
Написан он был от руки, корявым подчерком. Но когда находишься в опасной ситуации, и не такой прочтешь. Поэтому уже через минуту, мужики возмущались:
-Что это у вас за самосуд такой?
-Вы что, издеваетесь?
-Сталина на вас нет! – зачем-то ляпнул один из них.
-Вам это с рук не сойдет!
Бабки блажено улыбались, то ли от осуществления их мечты, то ли от предвкушения последней серии любимого сериала, который должен был начаться через полчаса.
Документ состоял из нескольких страниц, в котором излагались основные требования старушек, их послужной список, а также жалобы на всех людей, младше 60 лет.
Если изложить вкратце то, чего хотели три диктаторши, то получается примерно так: во-первых, им хотелось, чтобы был осуществлен ремонт крыши и немедленная подачу в дом горячей воды, во-вторых, бабки хотели признания их небольшого авторитарного «государства», ну, а в-третьих, – поставить памятник трем вождям дворового пролетариата – непосредственно, Маргарите Петровна, Глафире Анисимовне и Елене Кирилловне.
-Что за бред? – еще раз прочитав первую часть документа, начал шуметь Егорыч. – Какое, нафиг, признание вашего государства?
-Ну, как Ватикан – государство внутри другого государства! – засмущалась Глафира Анисимовна.
-Давайте не будем оправдывать маразм маразмом!
-Хамло! – запищала Елена Кирилловна.
– Вы отдаете себе в этом отчет? – продолжила Глафира Анисимовна. – Подумайте еще раз!
Вместо этого мужики еще внимательнее продолжили читать документ.
После первой части с требованиями, шел послужной список государынь. Нужно отдать должное, – он действительно был большой. Все три дамы были когда-то школьными учителями. Одна вела биологию, другая – труды для девочек, третья – историю. Все они вели уроки в школе по 17-20 лет. Потом, видать, помешались и были уволены.
Вряд ли кто-нибудь во дворе мог предположить почему три «примера для подражания» ни с того, ни с сего, сошли с ума. Одно известно (кстати, тоже отражено в документе), что, например, Глафира Анисимовна была очень эрудированным человеком. Вместе со своим мужем, когда-то, она путешествовала по разным странам, общалась не с одной сотней интересных представителей народов мира. Его заслуги она также не поленилась вписать в послужной список.
Удивлению мужиков не было предела, – с одной стороны, у них перед глазами были три маразматичные бабы, с другой – эталоны советского образования.
Заслуги перед отечеством плавно переходили в третью часть документа, а именно – в заслуги их социально-активной стариковской среды:
-Это мы охраняем тишину и порядок в подъездах!
-Это мы перед сном выключаем телевизор из розетки, чтобы большой счет за электричество не приходил!
-Это мы – монополисты сидячих мест в общественном транспорте!
-Это мы – основатели сарафанного СМИ в любом дворе!
-Это к нам вы отправляете своих внуков, якобы «погостить», когда сами уезжаете отдыхать в Турцию.
-Это мы поставляем вам бесплатную плодово-овощную продукцию, про которую вы на застолье друзьям говорите: «Это вам не какая-нибудь покупная химия! Это всё с огорода!»
-Это мы вас откармливаем, когда вы к нам в гости приезжаете, чтобы не росли «худющими» и «хилыми».
Таких примеров было на два листа. С прочтением каждого довода, чувствовалось, что это очень наболевшее, и спорить ни с одним из пунктов не стоит, поэтому мужичкам пришлось подписать данный документ, и ничего другого им не оставалось.
Нельзя сказать, что обвинительный приговор имел юридическую силу, поэтому бабки на всякий случай, отпуская бригаду рабочих, заручились их обещаниями.
Елена Кирилловна долго настаивала взять у них паспорта в залог, но до этого дело так и не дошло.
-Зачем уж так, Леночка? – отвечала ее требованиям Маргарита Петровна – Уж больно как-то по-европейски это. Не по-людски, не по-русски!…Не выполните, – лично порешу вас, нахрен! – обратилась к мужикам бабка.
От неожиданной смены интонации, рабочий даже вздрогнули, еще раз сказали, что сделают все возможное, и удалились.
Уже через месяц, в середине двора, стоял памятник трем столпам обособленного дворового политического режима, с позолоченной подписью снизу: «Они дали двору уют и тепло!». Старушки были изображены сравнительно молодыми, в своих самых нарядных костюмах молодости. Елена Кирилловна в синем сарафане, Маргарита Петровна в женском деловом костюме, Глафира Анисимовна – в японском кимоно, в котором когда-то, перед рождением сына, посетила с мужем гору Фудзи.

***

-Я совершенно серьезно тебе говорю: в зале нет ни единого зрителя! – пытаясь сохранить спокойствие, говорил Мише Артем.
-Как это «ни единого зрителя»? – он выглянул тихонько из-за кулисы, убедился, что все в порядке, и продолжил повторять текст финального номера. – Это, брат, ты, видимо, много коньячку перед игрой выпил.
-Да, ей богу, не пил!
На секунду Миша оторопел, а потом глотнув воды сказал:
-Ну, вот и зря!
-Понимаешь, мне показалось, что передо мной большая бездна, и свет прожекторов на сцене – единственное, что сдерживает эту всепоглощающую пустоту от того, чтобы взять нас всех, и поглотить, смять, растерзать, не знаю, на что она еще способна…Ты, конечно, скажешь, что я помешался, но если хотя бы только предположить, что это правда…То, что это перед нами?
-Тём, в зале сидят обычные люди…Но если уж хочешь представить, что было бы если…
-Да, хочу – перебил Артем.
-Ну, хорошо! Допустим, зрителя нет…Но неужели ты не чувствуешь хотя бы постоянных взглядов на себе? Ты ведь играешь уже не первый год, ощущение, когда ты интересен окружающим, когда на тебя смотрят, давно уже должно было появиться в твоей голове!
-Что ты этим хочешь сказать?
-Ничего, кроме того, что тебе нужно немного отдохнуть…Давай я объявлю следующий номер?
-Да, нет, все нормально, я и сам справлюсь. Наверное, просто немного устал.
Миша посмотрел на Артема недоверчивым взглядом, промолвив:
-Ты смотри у меня! Я ведь не просто тебе товарищ по команде, я вроде как еще и твой друг. Несу ответственность, между прочим, перед твоей мамой и девушкой, – они мне не простят, если ты из-за какой-то пустяковой игры сойдешь с ума!
-Спасибо, дружище! Но мне действительно, кажется, стало лучше! – улыбнулся Артем.
-Ну, тогда давай я пока буду повторять текст! А ты, вот как только сейчас закончится миниатюра, выбегай! Да, пободрее, не умирай!
Парни обнялись. Тем временем, музыка вновь начала бить по ушам, и конферансье вышел из-за кулис.
Зал хлопал. Да, да, именно хлопал! Не было всего того, что сначала привиделось Артему. От этого сделалось легко, и все пошло как всегда. Намного проще показать себя тому, о ком ты имеешь хоть какое-то представление, понимая, что тот, кто смотрит сейчас не ищет в твоих словах чего-то жутко важного. Слова эти обречены на смерть через неделю. А сколько будут жить мысли, которые ты пускаешь неизвестно куда – неизвестно в какое время и какое пространство. И если время умрет вместе с самим человеком, потому что даже само представление о нем возможно только в восприятии самих людей, то пространство, в котором сохранятся эти слова, как представлялось самому Артему, останется неизменным. Только эта единственная надежда, грела его сердце всю жизнь, потому что, если не останется и его, то не останется и всей жизни, и будет лишь одна смерть. Тогда, вообще, получается, что жизнь – это случайность, которая каким-то непоправимым образом возникла в царстве смерти. И в чем тогда смысл ей дорожить, если она ни к чему не ведет?
От этого потока мыслей Артему стало жутко, поэтому он оставил их, и перенес все внимание на зал. Ни единой звезды, он один стоял и смотрел в темноту.
И все-таки, что же это было? Иллюзия? Мираж? Или перед ним открылась вторая действительность? Может, все, что сейчас он видит не более чем лесть его зрению?
-Чушь! Я схожу с ума! – пронеслось в голове молодого человека. – Об этом определенно нужно немедленно забыть. И пускай, даже, в том о чем я рассуждал есть доля правды…Но как хорошо об этом не думать. Не я ж один буду жить с отстранением от этой темы. Однако, насколько же легче будет жить без нее, зная, что она есть? – этот вопрос останется без ответа. Надо выбирать. Если я соглашусь с мыслью о том, что передо мной сидят не такие же люди, как я, а нечто большое, неподвластное человеческому зрению, но способное показаться мне хотя бы через ощущения, то придется сойти с ума, ибо я не смогу держать это только в голове. Нет, инстинкт самосохранения меня еще настолько не покинул, чтобы осознанно повторить чеховскую «палату №6». Есть и другой вариант – попытаться забыть, забыть как страшный сон. Но это осуществить у меня уже точно не получится, потому что моя память всегда будет помнить наличие альтернативы. А если даже предположить, что память получится, скажем так, заглушить, то велика ли вероятность, что мой разум не придет к этому умозаключению снова? Вопрос просто останется нерешенным, – я всегда буду ходить по замкнутому кругу, от своего повторного рассуждения к новому временному избавлению от знаний.
Вполне определенно Артем пришел к выводу, что у него есть только один выход – попробовать посмотреть в зал так, чтобы убрать мираж, который, возможно, существует только в его голове (хотя ни в чем он сейчас не мог быть точно уверенным). Да, впринципе, не только его, а всех людей, то есть, тех, кто способен видеть только привычное.
Взгляд скользнул по передним рядам, пробежал до входа в зал, и резко поднялся вверх к прожектору. В глаза ударил огромный поток света. От этого, конферансье на секунду ослеп. И когда уже он смог снова видеть – перед ним открылось огромное полотно из миллиардов звезд. Часть из них были очень далеки, часть – близки, да, так, что складывалось ощущение о том, что до них можно дотянуться рукой.
Трудно передать то, что испытал Артем. Ощущение удовольствия от того, что он смог увидеть постоянно менялось ощущением невозможности в полной мере понять то, что перед ним открылось. Его радость, а между тем, и горе можно было сравнить с радостью человека, томимого жаждой, и припадшего к роднику, но не получающего с каждым новым глотком пресыщения. И для чего теперь была ему абсолютная свобода, так отстаиваемая им по жизни? Свобода – это глупость, если кто-то считает ее целью, к которой нужно стремиться. Цепляясь за заманчивость слова, люди идут к ее крайностям, противопоставляя ей тоталитарные системы и прочую дребедень. Свободный от всего человек – это мертвый человек, в прямом и переносном смысле. Зачем ему, Артему, свобода от источника новой жизни? Любого стремящегося к абсолютной свободе, он сейчас бы с удовольствием, наверное, назвал большим кретином. Но ни о чем таком он и не мог подумать, поскольку наслаждение от сияющей над ним истины, удаляло его от размышлений, и меж тем осветляло и делало ее чище.

Случай утром (Почти анекдотичный)

-Дорогой, вставай! Уже девять утра! – Ева стояла передо мной в нижнем белье, и быстро одеваясь, продолжала будить – Вставай, я тебе говорю! Так весь день проспишь!
Голова гудела. Очень хотелось спать.
-Насчет три! Раз! Два!…- пронеслось в голове, и прежде, чем сказать следующее слово, я поднялся с постели.
В квартире было пусто. Столы, которые вчера были все уставлены всяческими салатами, выпивкой, и прочим, были убраны и сложены в углу спальной.
Зимой утро приходит поздно. Свет только начинал проникать в квартиру, и Ева решила зажечь люстру.
-Ты куда торопишься? – спросил я девушку еще немного заспанным голосом.
-Я тебе вчера говорила, что сегодня мне нужно на работу к десяти!
-Ах, да…забыл! – постепенно память начинала опять приходить в работу.
Ева бегала по квартире, то исчезая, то вновь появляясь в поле моего зрения:
-Завтрак на столе!
-А что сегодня?
-Сегодня у тебя макароны с сосиской!
-Хорошо! Ты надолго сама сегодня?
-До самого вечера!
-Ну, когда я приду, стало быть, ты будешь уже дома?
-Конечно! Только ты не задерживайся особо долго! А то я знаю, – как с Мишкой засядете в какой-нибудь бар, так и не вытащишь потом вас оттуда! – немного недовольно сказала Ева.
Надо сказать, что порой ей очень даже шла строгость. Она была блондинкой среднего роста, с длинными прямыми волосами, и относилась к числу тех девушек, которых при первой встрече только замечаешь, что такая есть, а потом увидев уже второй раз, – влюбляешься. Сама внешность оберегала девушку от всяческих легких романов. И вот, когда эта строгость появлялась на ее лице, в сияющую красоту проникала какая-то неуловимая черта, которая кажется тебе феноменальной: увидев, как будто, что-то не присущее этой внешности, ты сначала удивляешься, а потом, буквально через мгновение, проникаешься самой большой симпатией.
Между тем, Ева была отличной домохозяйкой. Как только она попала в мою жизнь, а потом вошла в доверие к маме, в квартире появился определенный порядок. На столе перестали валяться книги, которые я прочитал уже много лет назад, и забыл убрать обратно в шкаф, на стульях перестали лежать стопки одежды, окна стали чистыми.
-Ладно, я пошла на работу! Не скучай тут! – сказала Она уходя, и тихонько хлопнула дверью.
-Эх! Завидуйте мне, мужики! Такую девушку проморгали! – улыбаясь, вслух выпалил я, и стал одеваться.
Голова была забита чем угодно, только не делами, которые мне предстояли. Как и положено, мысли летали как частицы, периодически сталкиваясь друг с другом. Время от времени, они как будто бы влетали в мой завтрак, изучали свободное пространство между макаронами, и испачкавшись в кетчупе, влетали обратно в черепную коробку.
Я достал сотовый, и решил набрать сообщение Еве. Ей всегда нравилось лишнее внимание с моей стороны. Не знаю кем там она меня считала, но всегда боялась потерять, видя как много девушек есть в моем окружении. Сам я понимал, что все это глупая ревность, причем ничем не обоснованная, но объяснять это ей было бесполезно.
Сообщение содержало довольно пустые слова: «Дорогая, я уже соскучился!». Хоть слова оказались несложными, но кому бы не было приятно, что просто о нем вспомнили?!
Как только я отправил эти слова Еве, раздался звонок в дверь. Открывать не хотелось, более того – не хотелось одевать штаны. Дребезжание повторилось.
Нехотя, мне пришлось подойти к двери:
-Кто? – спросил я.
-Здравствуйте! Это ваша новая соседка!
-Сейчас. Подождите! – сказал я, и открыл дверь.
У входа стояла красивая девушка, лет двадцати пяти. У нее были шикарные черные волосы, большая грудь, зеленые живые глаза, которыми она смотрела, не отрываясь прямо на меня, что вызывало небольшое неудобство. По всем параметрам, ей принадлежало второе место по сексуальности во дворе, сразу после Евы.
Всяческие истории из анекдотов про безумные романы с соседкой, я сразу отбросил, не только потому что в них не верилось, а в первую очередь, из-за всё тех же черт лица незнакомки: в ее лице чувствовалось что-то свободолюбивое, северное, и в меру, дикое.
-Здравствуйте! Меня зовут Лили! – довольно низким голосом сказала девушка, но меж тем только усилив симпатию с моей стороны. – Я ваша новая соседка, из 106ой!
-Ах, да…Елена Борисовна умерла, и насколько знаю, ее сын занимался продажей…
-Хмм…Мне сказали, что Елена Борисовна только съехала!
-Странно! Ну, будем считать, что съехала с этого света! – отшутился я.
Легкая улыбка скользнула и по лицу Лили, но осталась там ненадолго:
-А как Вас, зовут?
-Ой, простите. Забыл представиться! Я –…
-Впрочем, не важно! – перебила наглая молодая соседка. – Мне и без того очень приятно.
-Взаимно! – улыбнулся я.
-Я, на самом деле, к Вам…
-Можно на «ты», думаю!
– Я к тебе зашла по довольно глупому вопросу, – не останавливаясь на какие-то дополнительные эмоции, продолжила Лили – Вопрос не подразумевает ничего пошлого, как принято считать в обществе…– начала неожиданно мямлить девушка.
После первых нескольких брошенных фраз с ее стороны мне начало казаться, что эту девушку когда-то давно мне доводилось знать, и, возможно, очень даже близко. Но так как моя память пока еще никогда не давала, вроде бы, сбоев, то я отбросил эту мысль в сторону, и помог красавице скинуть с себя образовавшуюся нерешительность:
-Что ты хочешь спросить Лили?
-Амм…У тебя нет дома соли?
Я не удержался и засмеялся. Соседка сначала покраснела, потом тоже захохотала.
-Извини! Просто весело получилось! – сказал я.
-Так, стало быть, есть?
-Вроде, была. Проходи, посмотрим!
Лили не была из тех девушек, которая испугалась заходить в квартиру к незнакомому молодому человеку. После моих слов, у нее на лице не проскользнуло не единого опасения. Она ответила:
-Давай посмотрим!
Тихо, как одним дуновением южного ветерка, она вплыла в квартиру.
-Один живешь?
-Нет. С девушкой. Кстати, ее Ева зовут, если встретишь как-нибудь…
-Хм…странно! – обронила таинственная соседка.
-Что, прости? – не разобрав сразу слов, сказал я.
-Да, нет, это так…мысли вслух!
Я удалился на кухню. Сам никогда особо не употреблял соль за едой. А готовит у меня девушка!
-Какая у тебя хорошая подруга! – донесся из коридора голос Лили.
-А ты не умеешь готовить?
– Почему же! Как раз умею, и как мне кажется, очень хорошо. Просто я не привыкла ни за кем ухаживать.
-О! Стало быть, парня у тебя нет?
-Ага.
Найдя коробку с солью в верхнем ящике кухонного стола, я пошел к Лили.
-Вот, нашел! У тебя есть во что отсыпать?! Впрочем, впринципе, возьми коробку, если что… – как только я подошел к коридору, моя фраза приостановилась многоточием.
В голове пробежала мысль:
-Вот это ничего себе…соль!!!!
А произнес:
-Лили, почему ты голая?!…
-Замолчи!
И эта бесноватая поцеловала меня со всей страстью, которую мне доводилось когда-либо встречать.

-Мне сейчас нужно будет идти! У меня сегодня очень много дел! – пробубнил я, лежа на диване.
-Ну, что ж, тогда я пошла? – девушка, которая только-только прильнула головой к моему плечу, резко встала и начала одеваться, причем топтавшись по тем же самым местам, что и Ева несколькими часами ранее.
-Нет, подожди! – я потянулся к ней рукой, пытаясь зацепить край сорочки, а в идеале – взять руку. – Я могу провести с тобой еще сколько-то времени!
-Что ж…-девушка приостановилась. – давай тогда пить глинтвейн!
-Глинтвейн?
-Ага! – немного улыбнувшись, сказала Лили.
-Но у меня нет никаких ингредиентов, наверное…
-Не страшно. Одевайся, а я сейчас быстро сбегаю до своей квартиры и обратно!
-Хорошо
-Кстати, соль, которую просыпал, убери с пола! – хихикнула она, блеснула передо мной красивыми зелеными глазами, и громко хлопнула входной дверью.
-Колдунья! – подумал я, и начал немедля собираться.
Как ни странно, никакого чувства измены у меня не было. То, что я получил, и еще, как ни странно, получал, от таинственной соседки, расплывалось в одной небольшой улыбке на моем лице.
Раздался телефонный звонок. Звонил друг, который, наверное, уже был в центре города, и ждал меня у памятника Ленину.
-Алло! Ты где? – негромко заголосил телефон.
-Я пока еще дома!
-Ты с ума сошел?
-Да, нет. Просто…приеду все объясню!
-Хорошо – пытаясь, взять себя в руки, прорычал телефон – Когда ты будешь?
-Где-то через полтора часа!
-Хорошо! Давай, постарайся быстрее там! Как приедешь, позвони!
-Хорошо!
Связь прервалась. Я прочитал пропущенное сообщение от Евы:
«Я тебя очень люблю! Приходи сегодня поскорее вечером. Тебя ждем сюрприз!»
-Я тут! – раздался голос Лили.
Лили не проронила больше ни слова, и прошла сразу на кухню. В руках у нее была бутылка какого-то вина, и железная коробка, как я понял, со специями. Не спрашивая у меня ни «какую кастрюлю можно взять?», ни «а где у тебя сахар?», она стала возиться с ингредиентами.
Тем временем, я занялся уборкой просыпанной соли. Когда же я подошел к девушке, она уже разливала горячий темно-красный напиток по двум хрустальным фужерам, которые я не доставал уже приличное количество времени.
-Классно! – сказал я, пытаясь изобразить восхищение тем, что увидел.
Она промолчала.
-Держи! – прошептала колдунья и поставила передо мной бокал.
От горячего содержимого фужера, шел тонкий вкусный запах, который, как мне показалось, мог бы целиком и полностью отразить натуру той, кто его приготовил.
Я сделал глоток и ошпарил язык.
-Тише! Не торопись! Глинтвейн надо пить так же, как любить весь мир, – тихими глоточками, и улыбаясь. – Пролепетала Она.
-Хорошо. Сейчас попробую! – я поднял за ножку небольшой бокал, и тихонько прикоснулся к нему губами. Лили подхватила мою руку и дала сделать ровно такой наклон бокала, чтобы горячий напиток легкой небольшой струйкой влился в мой рот.
-Лили – очень красивое и необычное имя, редко встречается! – подметил я, в образовавшуюся паузу между глотками.
-На самом деле, мое полное имя – Лилит!
-Еще необычнее!
-Конечно, тебе это слово ничего не говорит?
-К сожалению, нет…Но очень хочу, чтобы говорило!
-У него очень длинная история, восходящая ко многим тысячелетиям назад!
-Хм…Ты заинтриговала! – внося долю иронии в диалог, добавил я.
-Я абсолютно серьезно! Ты был долгое время в беспамятстве, поэтому много чего не помнишь! – таинственно произнесла Лили.
-Ты про что?
-Ну, мы с тобой уже знакомы…
-Да, точно! Именно это я тебе хотел сказать еще тогда, когда ты появилась у порога квартиры!
-Хм…стало быть, не так все плохо! – загадочно улыбнулась девушка, и достала откуда-то сигарету.
-Подожди! Какое еще такое беспамятство?
-Обычное, человеческое!
-Но я никогда не терял память!
-А я не говорю, что ты ее терял, просто для того, чтобы ты существовал, тебе нужно периодически, выражаясь на сленге программистов, – форматировать свои знания, умения, и все прочее, оставляя неизменной только форму.
-Ты хочешь сказать, что я уже давно живу на планете!
-Ага. С этом даже бесполезно спорить!
-Наверное, ты – буддистка, да? Я слышал что-то о постоянных перерождениях в колесе сансары…Стало быть, ты в это веришь?
-Нет. Буддизм здесь не причем!
Без какого-либо разрешения на курение внутри квартиры, она пустила первое кольцо дыма в мою сторону:
-Мы с тобой очень давно знакомы. У нас с тобой даже есть дети!
Я засмеялся, но ответной реакции с ее стороны не последовало, она лишь серьезно повторила:
-У нас есть дети!
-Что? Ты о чем? Какие дети, Лили? Ты бредишь!
-Скажем так, я готова тебе все рассказать! Но ты в это не поверишь?!
-Ну, а ты попробуй! – взволновано сказал я, пустив по глотке еще одну тонкую струйку глинтвейна. – Ты очень интересно меня разыгрываешь! И хотя я это понимаю, мне все же интересно, как ты это будешь делать!
-Ничуть я тебя не разыгрываю! Я знаю, Артем, практически все про твое прошлое! От твоего рождения до твоего знакомства с Евой!
Небольшой поток глинтвейна как бы застыл у меня в горле на долю секунды:
-Откуда ты знаешь мое имя? – уже немного обмякший от изрядно выпитого глинтвейна, произнес я.
-Оттуда! Оттуда! Молчи лучше и слушай: Много, очень много лет назад, мы были знакомы. Были в другом обличии, да, и склада другого! Ты был – Адам, я была – Лилит. Мы жили с тобой недолго, но счастливо. Никто друг другу ничего не смел навязывать. Но, как и все живое, созданное равным – мы обречены были, в конце концов, расстаться. – Лили еще раз затянулась сигаретой, и выпустила большое колечко дыма прямо мне в лицо, – ты захотел стать главным в наших отношениях, я же считала, что только равность во всем может дать паре истинную любовь. Ты хотел долгой любви, – я отвечала, что сильные чувства не могут быть вечными, а если и возможно такое, то они обречены на пустоту…А потом появилась Она…У тебя есть шоколад?
Я не заметил этого вопроса. Шокированный тем, какой бред рассказывала соседка, я не знал даже как реагировать на все то, что она передо мной разыгрывала:
-Кто Она?
-Ну, Она…Ева!
-Брось, Лили, это не смешно!
-А это и не КВН, дорогой! – очень странно подмигнула мне девушка.
Я посчитал, что КВН был упомянут только к слову, и не придав этому значения, спросил:
-То есть, ты хочешь сказать, что это правда? Что мы жили с тобой и Евой много лет назад?
-Именно!
-Чушь! – обрубил я – Лили, я искренне хотел, может, в это поверить, но…
-Что но? Ты хочешь сказать, что познакомился и со мной, и с ней совсем недавно? – продолжала говорить Лили своим непоколебимым голосом.
-Да – нервно отвечал я.
-Глупость! Это было еще до существования тебя как Артема!
-Что???? Я ничего не понимаю!
-Я говорю, не об Артеме, ибо это только часть одного организма. Я говорю про Человеке.
Мы замолчали. Каждый подумал о своем.
-У тебя шизофрения! – начал я, как мне показалось, беспричинно поднимать голос.
-Это у тебя шизофрения, Тёмочка! – вскричала Она – Ты ощущаешь себя сейчас чем-то уникальным и неповторимым! А ведь это даже не эгоизм! Это было бы более чем мягкое определение, которым можно описать твое состояние! Да, впринципе, не только твое, но и всех «ингредиентов» Человека. Пойми, ты – лишь его часть. Как ты не можешь понять, что твое имя не только Артем? Ты – Петя, Лена, Вася, Леша, Маша, Себастьян. Весь мир наполняешь именно ты! Разбитый на два духа всех времен – мужской и женский, ты постоянно ищешь единения. Женщина и Мужчина – единица одного большого пропащего организма.
-Ну, сейчас все стало чуточку яснее! – пытаясь остановить конфронтацию, обронил я – Да, согласен! Каждый индивид нашего общества – есть ничто иное, как часть одного…подвида! Оба мы с тобой человеки, оба – хордовые!
-Сам ты хордовый! Ты опять меня не так понял! Человек – это один организм, который никогда не умирает, который живет от начала времен, и все, что он теряет – это только память, потому что если бы он помнил абсолютно все, что было с каждой его клеткой, он бы не просто сошел с ума, он бы разорвался на миллиарды частиц, парящих в космосе.
-Следуя твоей логике, можно предположить, что все то, что УЖЕ без нашего вмешательства летает в космосе – это…Бог?
-Почему нет? Мне кажется, он слишком много знал!
-Стало быть, Бога нет?
-Я такого не говорила! Все, что имеет возможность находиться в пространстве не может умереть, но может менять форму. Впрочем, мы отвлеклись! Я доказывала тебе, что Ты ни разу не умирал: Залезь в какой-нибудь гроб, который пролежал в земле год – что ты там увидишь?
-Кости!
-Правильно! Кости! Но ты не увидишь там Человека! Почему? Потому что Он всегда жив! Как биологические ткани, Артем, Петя, Вася, умрут! Но Человек останется жить! Неужели так сложно уловить суть? Давай скидывай с себя эти лохмотья пропахшего мертвечиной материализма, и начни смотреть на мир открытыми глазами!
Глотнув еще глинтвейна, Лили продолжила:
-Человек – это не материальная единица! Он находится внутри всех вас, меж тем, становясь, над всеми вами! Заметь, что как только заболевает несколько клеток в мире, начинает заболевать и весь организм! Надеюсь, тебе хватит сил не посчитать данным определением, простуду, оспу, и другие особенности физической жизни клеток?
-Хватит! – буркнул я.
-Ну, и отлично! Тогда я продолжу: Как и кровь в физическом теле каждого индивида, вы двигаетесь по этакой своеобразной кровеносной системе! Поэтому, как только любой из вас отмирает, как клетка, он все равно продолжает движение внутри единого организма! И здесь не надо вновь апеллировать к буддизму – ты не переродишься. Я лишь говорю тебе, что ты не перестанешь быть единицей Человека, чтобы не случилось!
-А ты кто тогда, черт возьми? – опешил я.
-Я? Я – наверное, та клетка, которая портит вашу стабильную систему отношений. Я – ваши любовницы, секретарши, опять же, – соседки, и тому подобные.
-Стало быть, тоже единица Человека?
-Возможно! – улыбнулась девушка. – Но вряд ли! Когда-то польстившись на свободу абсолютно во всем, я отпала от духа Человека. Стала ничем иным, как единственной клеткой, которой нет в организме.
-Тогда, наверное, ты нечто вроде инфекции?
-Вот это, думаю, что ближе! – засмеялась собеседница.
-Тогда получается, что ты несешь Человеку зло?
-Наверное, да. В некоторой средневековой литературе, например, можно встретить меня в виде демона, что само по себе уже не дает положительной окраски образу. Ты же всегда изображал сам себя победителем. Особенно, самооценка у тебя очень высоко подскочила в эпоху Возрождения. Но, как ни странно, это и приблизило тебя к истине – ты начинал испытывать радость от восхваления, не одной частички Человека, а его всего.
-Но что же ты мне тогда сейчас прикажешь делать, если твое присутствие несет Мне один только вред?
-Ну, вот с этим бы я поспорила! Любое происшествие в жизни имеет две стороны медали.
-Как же тогда поступать?
-Слушай меня, и воспринимай все только самое хорошее в моей речи.
-Но как я узнаю, что хорошо, а что плохо?
-Это ты должен решить сам! Понятия добра и зла лишены объективности!
-Расскажи, все-таки, до конца историю нашего с тобой знакомства, Лили! Мне она показалась весьма интересной!
-А ты не будешь меня перебивать, и кричать, что это чушь? – подмигнула левым глазом Лилит.
-Нет! Обещаю! – не зная, проникся ли я тем, что Она говорит, я жаждал каждого ее слова.
Девушка отпила еще немного глинтвейна, и продолжила:
-Когда появилась Ева, ты, то есть, Адам, оказался перед выбором – либо постоянство, либо хаос любви…-после этой фразы осеклась, как бы испугавшись быть непонятой – Я так сказала, подразумевая серьезным отношениям не полную непостоянность, как могло показаться, а только постоянную смену фаз любви.
-Не понимаю!
-…Хаос и порядок не являются, в моем понимании, противопоставлениями, так как порядок – это всего лишь одно вечное состояние какого-либо объекта, а хаос – это не простой разброс, а огромная коллекция таких расстановок. Скажем так, хаос – это система всевозможно порядков, поскольку в любой момент запечатленное состояние чего бы то ни было, образует все новую и новую структуру. А исходя из этого умозаключения, разве можно считать такую систему противопоставлением частности, в дано контексте?
-Я все равно ничего не понял!
-Тогда ты сказал тоже самое! – хихикнула соседка, и продолжила. – Ты выбрал постоянство, которое предложить могла только Она. Тогда я бросила тебя, взмахнула крыльями, и полетела!
-Крыльями?.. Куда? – голова начала дико гудеть. То, что она начала нести, стало так походить на чушь, что я не хотел больше во все это верить.
-На юг, к Красному морю!
-Ах, значит, к Красному морю! – начал неровным голосом говорить я.
-Именно! – улыбнулась Лили.
-Да, за кого ты меня держишь? Я что, по-твоему, идиот? – начал уже почти кричать я – Воспользовалась тем, что я доверчивый, и давай мне лапшу на уши вешать! Сначала я слушал, и думал: «Ну, а вдруг действительно так…», но крылья, Красное море…чушь!!!
Собеседница притихла.
-Хорошо. Я как и тогда, скажу тебе то, что ты хочешь услышать, но после этого я покину тебя.
Она выждала небольшую паузу, видимо, надеясь, чтобы я ее остановил, но делать этого мне не хотелось.
-…Родился ты, Артем, в Киото. Отец был турист, мать – заслуженный учитель СССР. Очень большую неожиданность испытал твой папа, когда тебя вынесли из роддома в костюме маленького ниндзя с двумя мечами. Об этом он долго рассказывал своим друзьям, но никто так и не поверил. Учился и рос ты, как и все. Во дворе никто не смел тебя обижать, поскольку мама, будучи уже в годах, и разведенная в тридцать лет с отцом, пользовалась большим авторитетом. Более того, – несколько лет назад, помешалась, но свою власть во дворе не потеряла, а наоборот – даже усилила. Памятник даже себе и подругам во дворе воздвигла! – на этих словах Лилит посмотрела в окно, и когда лицо вновь ее обернулось ко мне, то по нему уже бежала чистая девичья слеза.
-Что???? Ты…ты…ты…- моему непониманию не было предела. Отвечать на все то, что она произнесла, я мог только мычанием.
-Откуда? Откуда ты это знаешь? – выдавилось из меня. Никакого сопереживания к трагедии «старой» знакомой я не испытывал, поскольку просто стоял ошарашенный всеми теми фактами моей биографии, которыми она не могла обладать.
Вдруг по Лили прошла небольшая судорога. Глаза налились чем-то суровым. Темно-зеленые зрачки расширились и стали более яркими. Только тут я вспомнил о ней, но было уже поздно.
Жестким низким голосом, в конвульсиях, Она прокричала:
-Да, потому что только в это ты мог поверить! Ты не готов больше ничего услышать, кроме привычного! Слепой и глухой! Ты, Она, весь ваш род! Я ненавижу вас! – и громко засмеялась.
Вдруг девушка прекратила извиваться как змея в конвульсиях, и резко встала обеими ногами на пол. Я испугался. Лилит подбежала к раковине, и перебила всю посуду, которая там лежала.
-Что ты делаешь? –заорал я.
Девушка не ответила. Как будто не замечая меня, она продолжила громить кухню.
У меня зазвонил сотовый. Это была Ева, которая, видимо, хотела узнать как идет у меня подготовка к вечерней игре. Она всегда любила подбодрить меня, и, надо сказать, у нее это действительно хорошо получилось. Но сейчас я не знал даже что ей отвечать. В моей квартире проходила какая-то чертовщина: почти невменяемая соседка, которая совсем недавно невинно просила соли, уже носилась по моей кухне и крушила все, что попадется ей под руку.
Я решил начать с того, что отойду с кухни, приду в себя, и отвечу на звонок. На всякий случай, я вышел в коридор, где шум бьющейся посуды был не стол сильным, и нажал кнопку принять вызов:
-Да, любимая!
-Привет, зай! Ты уже на генеральной репетиции?
-Аммм…да, дорогая! На ней самой! – пытаясь как можно более непринужденно наврать Еве.
-Ясно…А я вот на работе мучаюсь!
-Бывает!…А чего звонишь? – пытаясь быстрее разобраться с этим звонком, пока Лилит не уничтожила кухню, спросил я.
-Ну, как же…Как всегда, подбодрить моего любимого квнщика! – хихикнул телефон. – Как там Мишка? Как всегда бегает по залу и суетится?
-Да, нет. Слушай, дорогая…- из кухни раздался смачный грохот, который, видимо, подразумевал, что телевизор нашел свой последний приют.
-Что у тебя там происходит?
-Да, так…
-Где ты? – обеспокоено, почувствовав что-то неладное, стала интересоваться Ева.
-Слушай, любимая, давай я тебе попозже перезвоню, просто тут за сценой что-то упало. Пойду посмотрю! – почувствовав что девушка на том конце линии не поверила сказанному, я добавил – Потом тебе обязательно объясню! Все! Давай! Я побежал! Целую!
-Целую! – как-то недоверчиво донеслось с того конца линии.
Как только я положил трубку, из кухни вышла Лилит. Подошла тихо. Волосы были растрепанными. Тушь потекла. Сорочка была уже в чем-то измазана.
-Лили! – Чуть промолчав, обратился я к девушке, которая разглядывала меня в данный момент как нечто инопланетное, которое человек силится понять, но у него не получается. – Лили! Нам нужно многое прояснить…
-Тссс! – прошептала успокоившаяся дьяволица. – Глупо это все! Ничего я тебе не буду говорить – бесполезность родит новую бесполезность, и не более! Запомни меня все-таки! Мы обязательно еще увидимся! Обязательно!
Девушка засмеялась. Я не знал, что могу ответить на всю ту неразбериху, которую она мне наговорила.
Не успел я придумать что сказать, как вдруг Лили дико заорала, а потом и завыла, как будто от адской боли, и упала прямо на меня без сознания. Это был второй припадок.
-Что с тобой, Лили? – я схватился рукой нервно за телефон, а другой подхватил падающую девушку. – Алло! Скорая? Человеку плохо!
Вдруг я почувствовал, что в руке, которая только что держала красивую помешанную, стало происходить какое-то изменение – я почувствовал что вместо плеч держу уже что-то совсем не хрупкое, а наоборот сильное и, меж тем, мягкое!
Я повернул Лилит так, чтобы посмотреть на ее спину, но не успел этого сделать, как сорочка порвалась. Девушка оказалась абсолютно голой, а за спиной у нее виднелось два огромных черных крыла.
Ошарашенный, я встал напротив того тела, которое только что лежало в беспамятстве, и ничего не мог сделать. – Передо мной стояло по природе дикое фантастическое существо, которое недавно поило меня вкусным горячим глинтвейном. От прошлой Лили остались только черты.
-О, Боже… – пробубнил я под нос.
Вдруг одно из крыльев поднялось надо мной и швырнуло мое тело об угол, близ умывальника. На мою голову посыпались коробки со всяческими специями, крупами. Я потерял сознание. Последнее что я помнил, так это то, как Лилит смеясь улетала через разбитое окно.

В три часа дня Артем еле-еле поднял голову, которой, видимо, во время падения стукнулся об косяк. Вокруг было чисто. Беспорядок как будто бы только приснился ему. Окно было не разбито. Телевизор стоял на своем положенном месте. Тогда он поднялся, засунул руку глубокого в шкаф, где стояли хрустальные фужеры, которые когда-то купил в поезде, и понюхал. Пыльный бокал едва-едва пах глинтвейном:
-Может, действительно, это все когда-то было?! – пролетела мысль в голове молодого человека. – Хотя нет. Всего этого просто не могло быть. Мне Она только приснилось!

Финальный номер «Глас вопиющего»

Артем вновь стоял под прожектором на сцене. Воспоминания от последнего показанного случая, который буквально сегодня с утра произошел с ним, не давал ему покоя. Ночь тонкой черной вуалью в крапинку окутывали и кружили его над всем тем, что принято называть мирозданием.
-Что же мы показываем? – думал, наверное, Артем – И кому? Ведь тому, что я вижу не нужно все это знать, потому что Оно уже все это знает. Зачем ей это нужно? Возможно, передо мной, действительно Он! Точнее, его новая, недоступная для нашего понимания, форма. Мне кажется, он действительно слишком много знал! Ну, в смысле, ОН! Ты понял о ком я?
-Да, понял! – отвечал сам себе внутренний голос.
-Просто, я подумал, что как-то очень пошло назвать Его!
-Возможно, ты прав!
-…Тогда я решительно не понимаю тех, кто напрямую заявляет о своей вере и безверии! Это как эксгибиционизм!
– Открыться душой, как мне кажется, можно только перед, как сказала Лилит, второй равноправной частью твоей клетки, – отвечало alter ego Артема.
-Да, брось! Ты действительно хочешь сказать, что Она мне не приснилась?
-Ага
Первый был, видимо, сам не в себе после этих слов:
-Можно я порассуждаю?
-Конечно!
-Я проснулся в три часа дня в углу кухни, в который, следуя твоей логике, меня толкнула крылом Лилит. Голова стукнулась об косяк. Но где хотя бы шишка? Ее нет! Значит, и Ее тоже не было! А мне надо просто сходить к врачу! Хотя, знаешь, у меня есть, кажется, один способ проверить твою или мою правоту – я позвоню Еве.
-Зачем?
-Во время того, когда Лилит бегала по кухне, было много шума, тем более, там рухнул на пол телевизор, на что, согласно воспоминаниям, обратила внимания Ева! – Первый полез за телефоном, но Второй остановил его, легко перехватив руку:
-Нет. Ты не понял. Я спрашиваю: зачем узнавать это?
-Как зачем? – оторопел Артем.
-Какой бы ответ не дала сейчас Ева, ты все равно продолжишь искать аргументы в пользу своего довода!
-Хм…наверное, ты прав!
-Ты просто должен не забывать то, что говорила Лилит. Она сказала много правильного, на мой взгляд.
-Да, и на мой тоже! – вставил Первый.
-Тогда зачем тебе знать о существовании или отсутствии формы, в которую ты не хочешь верить? Просто воспользуйся знанием!
Наступила небольшая пауза. Небо как кострище, тихо сияло, закапывая далекие планеты, как картошку, поглубже в угли звезд, дабы быстрее их испечь.
-Думай, Артем, думай! Что ты можешь сказать Ему? Когда Он снова сможет или захочет открыться перед тобой? Это должно быть чем-то простым, наверное…Потому что кичиться знанием перед ним бесполезно. Что можно сказать Тому, кто все знает?
-Может, нужно не сказать, а сделать?
-Что ты имеешь в виду?
-Я все вспоминаю слова Лилит. Что если предположить, что ты лишь часть Человека. Независимый от смерти и жизни, ты вечно наполняешь его артерии, и меж тем, он проявляется в каждом из вас?
-То есть, ты думаешь, что я способен вместить всю глубину Человека в себе и сделать что-то хорошее?
-Что за бред? Какая глупость? – усмехнулся собеседник. – Думай сам! Я – твое alter ego, а следовательно – твоя иллюзия. Зачем пытаться говорить сейчас со своим воображением? Прочувствую всего Себя!
-Кого Себя? – спросил Артем, но ответ не последовал, как будто бы образ двойника, возникшего в воображении, повесил телефонную трубку на той стороне сознания.
Тогда Артем постарался сконцентрироваться на одной из звезд, и представить как бы на нее смотрел весь мир людей, населяющий Землю.
Через секунду глаза закрылись. Но все та же темнота, и все та же звезда, оставались с ним и под тяжестью век. В голове поплыла планета. На фоне сверкающего небольшого светила, полетели дома, леса, поля – все, где ступала нога Человека. В черепной коробке все за бурлило, и через еще мгновение раздался щелчок, как у электрического чайника, говорящий о том, что вода вскипела. Глаза раскрылись.
На встречу Артему из-за кулис шел его друг Миша. Но походка его была очень странной. Как ведомый, не замечая ничего вокруг, он шел напролом в сторону конферансье. Артем испугался, что вот-вот Миша собьет его своим мощным телом, но не пошатнулся. Капитан команды приблизился к объявляющему, остановился в нескольких сантиметров, а потом сделал шаг внутрь Артема. Шок. В глазах сперва все задвоилось. Потом зрение опять приступило к своей постоянной работе, но оно уже было каким-то более объемным.
Вслед за Мишей, из кулис посыпался весь остальной народ. Толпа шла на Артема, и сам невероятный процесс еще пугал его. Он сделал шаг вперед в сторону темноты, оступился, но не упал. Тишина, как твердая рука, поддержала его и поставила на место.
В голове поплыли чьи-то воспоминания. Мелькали случаи из других жизней: случай у роддома, в аптеке, в театре, как инспектор ГИБДД остановил какую-то блондинку, как жена застала мужа с любовницей и так далее. Но молодой человек не решил увлекаться чужими воспоминаниями, а сконцентрировался на звезде. Как только в его тело заходила очередная порция Человека, она начинала светить еще ярче, как бы поддерживая Артема в его начинании.
Скорость, с которой в него уже буквально влетали люди с разных концов света, неумолимо росла, преодолевая силу трения.
Зрение вдруг стало острее в миллиарды раз. Взгляд сам по себе долетел до той самой звезды, и увидел, как она взорвалась где-то в очень далекой перспективе.

***

Человек стоял один на один со Вселенной, и наслаждался открывающимся видом. Он не испытывал ни грусти, ни радости. Созерцание – все то, чем на самом деле наградила его судьба. Огромные толпы его клеток, строят историю, двигают технический прогресс, делают вклады в искусство, а что еще остается Ему самому?
Он может только молча смотреть на звезды, и искать в них новые откровения. Тщетно эпохой за эпохой он рыщет взглядом по пустоте, надеясь невзначай встретить оправдание своего бытия. Земля круглая, куда бы он не взглянул – везде небо. Отрадой Его юдоли остается только утро с долгожданным рассветом, чего еще может ждать Человек, стоя у сверкающего океана неизвестности?

Читайте журнал «Новая Литература»
Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Ответьте на вопрос: * Лимит времени истёк. Пожалуйста, перезагрузите CAPTCHA.