Из всех искусств

для нас

важнейшим является

любовь…

 

Часть 1

Глава 1

Дед Мороз

 

– Вставай, слышь, придурок, вставай!

Этот злобный бас я слышу каждый день. Каждый день, проведенный здесь, я слышу голос, возвращающий меня в реальность. Утро – не самая прекрасная для меня пора, но, поверьте, тут она становится просто невыносимой. Я никогда не слышал слов «Доброе утро», никто ни разу не будил меня поцелуями со словами «Я люблю тебя» и никогда я не просыпался в уютной, теплой постели с мыслью о том, что на кухне меня ждут горячее какао и омлет. Обычно… Не будем об этом. Потом поймете. Могу сказать, что мое утро начинается не как у всех. У меня оно поистине дерьмово. И не верьте тем, кто просыпается у себя дома, идет на работу и говорит, что утро добрым не бывает. Оно не бывает добрым у меня. И это чистая правда.

Итак, с трудом открыв глаза, я понял, что кричат не мне.

– Павлик, блядь такая, вставай, тебе говорят!

Я почему-то четко осознал, что Павлик не проснется. Я не Нострадамус, но иногда возникает чувство или, лучше предчувствие, которое тебя самого удивляет. К тому же подвал очень грязный, а клея вчера было много. Очень много.

Клей – это самый тупой наркоманский кайф, какой можно только представить. Нет ничего более амебного, чем человек, обдолбанный клеем. Нет ничего более разрушающего и уничтожающего тебя изнутри, чем пары этого химического дерьма. Убивать можно себя по-разному, но и тут есть грань, за которую лучше не переходить.

Приподнявшись с кровати, я впервые в жизни увидел труп. А еще я увидел голубые, но уже мутные стеклянные глаза этого парня…

Сегодня, да в общем как и обычно, я встретил утро в подвале. Здесь я живу уже некоторое время. Ну как живу? Существую. Меня зовут Косяк. Не знаю почему, но меня так прозвали ребята (мол, об косяк головой ударился, вот и забыл все). К ним я пришел совершенно недавно, после того как очнулся в канаве возле железной дороги в неизвестном мне месте. Конечно, кто я и откуда, не помню. Да я вообще, мало что помню. Практически ничего. Сколько мне лет – не знаю, но говорят, на вид лет 16-17.

Здесь также обитают: маленькая девочка, лет 14, по имени Машка (она обычно по хозяйству), здоровая детина по кличке Батарея(он тут самый главный) и Павлик… был.

Про помещение, в котором мы живем, ничего особенного сказать не могу. Подвал как подвал. Грязный, душный, вонючий. Подвал полуразрушенного трехэтажного дома на окраине города. Темное, большое место, с низкими потолками, трубами посередине, матрасами на полу, тряпками в качестве ширм, коробками в качестве… Да в качестве всего. Хотя, иногда кто-нибудь приносит выброшенную мебель, стараясь обустроить это место. Одно радует – здесь проходит теплотрасса, так что не холодно.

Над мертвым Павликом склонилась плачущая и орущая Машка.

– Успокойся, дура, – забубнил Батарея из дальнего и темного угла, – ему уже не поможешь, сам виноват. Даже я столько не кайфую. Ладно, успокоились все. Косяк! – обратился он ко мне, – Парня надо похоронить. Он, хоть и дебил, но человеком был как-никак. Иди за дом и вырой ему яму чем-нибудь.

Иногда мне казалось, что Батарея знал все. И он действительно все знал. Знал, что нужно делать в любой ситуации. Знал, как прокормить не только себя. Знал, как достать денег или лекарств, знал как вылечить, спасти или убить. И знал, как похоронить… Ржавой крышкой от ведра я вырыл большую яму для нашего Павлика.

Вам, наверное, интересно, что я испытывал? Не могу сказать, что сильно скорбел. Это было, скорее, как первое осознание смерти, знакомство с нею что ли, когда ты понимаешь, что не увидишь человека больше… никогда. Как бы это цинично ни звучало, но шока я не испытывал. Я вообще побаивался этого вечнообдолбанного блондинчика. Хотя, он был хорошим человеком. Нет, все-таки я буду скучать. Может быть, я когда-то и знал, что такое смерть, но позабыл, как и все остальное. И вот узнал вновь.

Он был близок мне. Даже не им. Именно мне. Думаете, здесь сильно не хватает тепла или еды? НИ-ХЕ-РА! В таких местах как это, прежде всего, начинаешь ценить в людях человечность. Именно ее и только ее. Она здесь на вес золота. Еду можно достать, деньги – украсть, согреться можно от огня или горячей трубы, а теплоты душевной просто так не достать. А у Павлика она была. И было ее, черт возьми, много. Удивительно, не правда ли? Человек, съевший массу дерьма, остался настоящим, живым и поистине добрым.

От него я узнал, что такое музыка. Именно этот парень как-то принес мне плеер и кучу разных кассет. Все это он, конечно же, украл. Просто вскрыл ночью музыкальный ларек на рынке, тем более, для него это не составило труда, ведь замки он открывал очень легко. Откуда у него был этот навык, мне неизвестно, но я знаю, что воровал он что-то, чтобы подарить. Говорил, что такой подарок ценнее. И каждому на новый год он что-то приносил. Для нас он был Дедом Морозом.

Я не знаю, сколько было Павлику лет, и почему он оказался вместе с нами. Здесь вообще никто ни о чем не спрашивал, но мне с ним мне было интересно. Он не учил меня драться, воровать или выживать на улице. Он лишь открывал мне мир. Показывал мне то, что я уже знал когда-то. Рассказывал о вещах, которые необходимо знать, когда просыпаешься без памяти и не собираешься сразу умирать. Вообще интересно, уметь то, о чем ты даже не догадываешься. Иногда срабатывает некая мышечная память, и ты удивляешь тому, что сам делаешь, не зная откуда это умеешь. Такое я тоже в себе иногда открывал.

С Павликом я мог часами ходить по улицам, выслушивая различные истории, от самых банальных до городских легенд и сказок. Он знакомил меня с людьми. Это были не бандиты и бомжи, а просто люди, что постарше и помоложе. Люди разных профессий. Люди со своими историями.

Павлик, среди таких как мы, выглядел белой вороной. Человечное существо среди озлобленного стада. Видимо, желание уйти от реальности было настолько велико, что превышало инстинкт самосохранения и чувство опасения за свое здоровье. Поэтому у него были наркотики. Всегда, и всегда разные. А когда их не было, был клей или бензин. Как говориться, если наркоман захочет убиться – он всегда найдет чем. Так или иначе, он хотел убежать, скрыться, но, как он говорил, против реальности не попрешь. И, быть может, она довела его до пика. И сделала с ним то…. что сделала.

Таким был этот Павлик. Таким был наш Дед Мороз.

 

Глава 2

Шаурма

 

Павлика мы закопали недалеко от дома. Не так, как это обычно бывает. Не было ни горьких слез, ни громких слов. Хотя, я плохо понимаю, как надо хоронить человека. Наверное, все плачут и говорят хорошие слова. А мы просто с Батареей свалили парня в яму и зарыли. Бездушно, но в нашей жизни, жизни в подвале среди вшей и помой, все само по себе становится таковым. Остается чистая механика, для того, что бы выжить. Собственно, и в мире дорогих машин, больших денег и красивых женщин дела обстоят не лучшим образом. Разве что обстановка почище и побогаче. Так говорил Батарея.

Вернувшись в подвал, мы обнаружили не только ревущую Машку, но и полное отсутствие еды.

– Черт, Косяк, нам нужна еда и немного денег, – забормотал Батарея, роясь в коробках, – здесь нихера нет. Вообще ничего. Пошли на рынок.

Раздобыть чего-нибудь пожрать, как ни странно, не составляло особого труда. Для этого у нас были помойки(это классика), металл или бутылки – это можно сдать в приемку и получить немного денег, и рынок, находящийся неподалеку, где еда была существенно свежее той, что можно найти на улице.

Когда хочешь найти еду или денег, необходимо знать, где ты это делаешь, дабы не отхватить по полной пиздюлей от местной гопоты, которая занимается тем же самым. Для этого все районы давно уже поделены. Кем и как – мне неизвестно. Но, если ты собираешь мусор не на своей земле – тебя побьют, если ты воруешь не на своей земле – тебя побьют, если ты решил “опустить” кого-то не из “своих” – тебя убьют. Таковы правила. И это вполне честно, просто и понятно. Эдакий “кодекс чести беспризорника”. Делись, не работай там, где работают другие, не лезь нарожон и умей договариваться. Все просто. И я это понял достаточно быстро. Эти правила – первое, что рассказал мне Батарея(для своих – Бат).

– И еще! Запомни. Никогда не ходи к ментам. И не попадайся им. Они твари. Все. Усек? – так он мне сказал.

Кто такие менты, для чего они нужны и почему к ним нельзя попадаться, я понял уже потом. Я был принят в маленькую семью беспризорников, где мне рассказывали о том, в какой стране мы живем, кто такие люди и как они живут, как выжить самому, и что для этого нужно.

А сейчас мы двигали на рынок, где разживались не только овощами и фруктами, но иногда и мясом. Не совсем свежим, да и не совсем мясом – но это были прекрасные дни. Конечно, это почти всегда воровство, но иногда кто-нибудь угощал нас продуктами.

Я любил выходить из подвала. Не то, что бы мне нравился рынок или люди. Мне нравился город в целом. Врать не буду, он пугал меня. Мне казалась, что эта огромная махина, страшное животное следит за мной, иронично скалясь в затылок, и готовит очередную подлость, но иногда он радовал меня или начинал любить, подкидывая мне новые лица, истории, мысли, рассказывая, что же такое жизнь. Но все-таки я его боялся, а любые страхи кажутся приятными, когда начинаешь их перебарывать. Вот и я стремился избавиться от своих, как можно скорее.

Я постоянно видел новые лица, когда мы уходили с Батом по его делам, или к нам приходили другие ребята, такие же как мы. Я отличался от всех своей историей. Точнее, ее отсутствием. Поэтому меня часто спрашивали: “Как это – ниче не помнить?”; а потом глядели с интересом.

На рынке мы ходили между рядами, подходя к лоткам с очередями, и делали вид, будто что-то высматривали. На самом деле, в толпе никто не заметит, если тонкая рука стащит что-нибудь с прилавка. За пару часов так можно было набрать хорошую сумку. С миру по нитке, а точнее с прилавка по продукту. Но не сегодня…

Играла странная восточная музыка, слышны были крики, шорох ботинок об асфальт, гул посетителей, заманивающие возгласы продавцов, ругань покупателей, мат в сторону этих же продавцов, помятые тухлые помидоры на асфальте… В общем, рынок, каких много. Люди ходили зигзагами от прилавка к прилавку, ища продукты подешевле или орали на торговцев, называя их хачиками или мошенниками. Что такое «хачик» я тогда не понимал, но меня это особо и не волновало.

Разные запахи, от самых мерзких до божественных, переплетались воедино, образовывая привычный для всех “рыночный коктейль”. Мне нравилось это разнообразие людей, картинок, цветов, ароматов, слов. Можно было пройти пару метров и почувствовать запах свежего хлеба, потом укроп… А вот тут мясо протухло… А здесь рыба, а потом еще что-нибудь. Это рынок.

Итак, мы шли, набирая понемногу все, что могли взять. Воровать вообще нелегко…поначалу… для меня, по крайне мере. Я всегда волновался, когда брал что-нибудь и радовался внутри, осознав, что остался незамеченным. Но потом, всё уходило и оставалась лишь механика рук, когда берешь и механика ног, когда нужно быстро свалить. Живя на улице всегда будь готов ввязаться в драку с другой шайкой, быть пойманным ментами, убежать или умереть. Что бы это понимать, не нужно быть семи пядей во лбу. За тебя говорят животные инстинкты.

На рынке я больше всего хотел и любил шаурму. Здесь стоял единственный ларек, запах которого можно было почувствовать издалека. Вряд ли кто угостить, а позволить себе купить такую роскошь, я мог, увы, далеко не каждый день. Да и не стоило покупать, когда можно взять, если везет.

Как-то раз я таки расщедрился на маленьких праздник, и на собранные деньги купил шаурмы. Не знаю, из чего ее делали, но было вкусно. Вообще, с нашим образом жизни, никогда не думаешь, полезно ли это или из чего сделано. Порой не думаешь даже, вкусно ли это. Просто ешь. А тут, просто божественно.

Проходя, мимо заветного ларька, я заметил, что на столе лежит целый поднос. Шаурмы там было штук двадцать. Господи, хотя бы одну, чуть было подумал я и заметил, что дверь была открыта, а продавца не было. Он видимо отошел в туалет ненадолго, оставив следить за товаром кого-нибудь по соседству. В такие моменты, я чувствую себя рыцарем, который без страха и упрека обязательно зайдет и обязательно возьмет. Да чего уж там греха таить, целый поднос и стащу, мигом смекнул я, и не успел оглянуть как уже стоя в палатке, держа в руках поднос. Страх в такие моменты постепенно проходит, и, поверьте, проходит он быстро, когда терять тебе нечего. Ведь, не имея атрибутов нормального человека, в качестве денег и документов, ты вроде как никто. А никто и не теряет ничего.

– Эй ты, сученышь, куда, бля, товар понес?! – меня как молнией прошибло, ведь передо мной стоял какой-то армян, видимо хозяин лавки.

Я даже понятия не имел, что делать в этой ситуации, но по какому-то странному наитию, я, вместе с подносом, ринулся вперед прямо на толстяка. Сбив его с ног, я бежал сломя голову через весь рынок. Я не знаю, бежал ли он за мной, кричал ли что-то вслед. Я ничего не видел и тем более не слышал. С подносом шаурмы я как-то быстро очутился в подвале, а через несколько минут прибежал Батарея, который, видимо, все видел.

– Ты, че, блядь, сделал, уебок?!

– Я нашел много еды. Смотри сколько здесь. Я молодец? – на лице Батареи я прочитал, что мои оправдания не работают.

– Ты дебил!!! Раньше мы воровали понемногу, и никто нас не трогал. А сейчас ты такой кипишь навел, что теперь нас знает вся округа!!! – я не успел и рта раскрыть, как мне в челюсть прилетел огромный кулак Батареи. – В следующий раз будешь думать, что делаешь, придурок. А пока, пораскинь, где нам хавчик теперь брать, когда закончиться то дерьмо, которые ты сегодня спиздил. Да, и еще, если это повториться, то можешь проваливать отсюда… Как шаурму-то по дороге не растерял? – с ухмылкой добавил Батарея, надкусывая то, что я принес.

Взяв два свертка с голубого пластикого подноса, я понял, что действительно лучше уйти сейчас. Ненадолго, разумеется, и не стоит попадаться сейчас на глаза подобным мне.

Когда живешь такой жизнью, очень быстро учишься всему. Не думайте, и у вас получится, окажись вы на моем месте.

Я решил, что просто прогуляюсь, поброжу вдоль железной дороги, послушаю музыку, к которой приучал меня Павлик. Я взял плеер и выбежал из подвала. В моих ушах заиграла музыка. Клевая музыка. Я посмотрел на кассету – AC/DC…

 

Living easy, living free

Season ticket on a one-way ride

Asking nothing, leave me be

Taking everything in my stride

 

Глава 3

Кошелек

 

Через несколько часов я вернулся в подвал. Встретивший на улице меня Батарея сказал, что очень сильно нужны деньги. Оговорюсь, что достать деньги на улице можно и это не так трудно, как вам кажется. Не всегда конечно законным способом, а чаще всего Незаконным, но это реально, а сумма «заработанного» зависит лишь от удачи и, пожалуй, только от нее.

Был уже почти вечер, и раздобыть монету в это время можно только в метро. Днем мы ходили по дворам, собирали бутылки или металл, а потом сдавали это местным барыгам. Прибыль, кстати, от этого была неплохая, а если везло, то попадались люди, предлагающие сделать какую-нибудь грязную работу(убрать, унести, подмести и т.д.).

Батарее почему-то деньги понадобились именно сейчас и именно, как назло, вечером. А в это время суток их проще украсть. Час-пик, набитые людьми вагоны метро, уставшие зеваки с открытыми сумками и легкодоступными кошельками. Короче, классика. Мой друг учил меня воровать, но сегодня ему приспичило, что бы я сделал это впервые сам. Воровство воровству рознь. Можно прийти на рынок, в магазин или куда-нибудь еще, схватить что-то и просто понадеется на свои быстрые ноги или постараться остаться незамеченным. А можно воровать искуссно. Залезть в карман чужого человека механически куда сложнее, чем просто взять.

– Смотри, самое главное не волноваться, – сейчас он был на диву уравновешенным и спокойным, ну прям доктор, мать его, Курпатов, – Будешь переживать, будут трястись руки – считай встрял. Первый раз, конечно, будет страшно, но потом научишься. Закрытые сумки и барсетки, пока, не трогай. С ними возни много. И внутрь курток не лезь – не умеешь еще. Бери то, что лежит на поверхности. Например, задние карманы брюк. Помни, что мы в подземке и, если ты спалишься, то бежать будет некуда. Нужно подойти к человеку как можно ближе, прицелиться указательным и средним пальцами и в момент захвата кошелька подтолкнуть его снизу коленкой. Так ты все внимание отвлечешь на толчок. Можно просто упасть на лоха, будто споткнулся, и, опять же, он ничего не просечет. Главное – быть немного решительнее и наглее. Тогда все получится. Да, и еще. Много не думай. Никогда не думай. Увидел объект – действуй. Куй железо, пока горячо, – да-да, не удивляйтесь, ибо и в этой громиле иногда всплывают нотки образованности. Откуда, я пока и сам не понял, – Будешь думать – начнешь много нервничать, начнешь нервничать – будешь тормозить, будешь тормозить – упустишь все нахрен или спалишься, что еще хуже. А как во внутренние карманы залезть или сумки, научу потом. В час пик   работать проще всего. В вагонах полно народу и на мелкого тебя мало кто обратит внимание. Поначалу старайся брать лопатники перед самым выходом на станцию. Если спалишься, есть небольшой шанс смыться.

Пока Батарея мне все рассказывал, мы успели подойти ко входу в метро. Обычная стандартная конечная станция, каких много на разных ветках.

– Смотри, сейчас подходим к турникету, – остановился он перед входом, – немного помнемся и перепрыгнем. Я первый, а ты за мной. И… да, Косяк, ничего не бойся. Все хуйня, помни это.

– Хорошо, – с решительной ухмылкой ответил я.

Все случилось на удивление гладко. Мы зашли за каким-то стариком, и я глазом моргнуть не успел, как Батарея перемахнул через турникет. Я быстро сориентировался и прыгнул тут же за ним. Мы, не привлекая внимания, смешались с толпой на эскалаторе. Кстати, об этой лестнице! Люблю эти штуки. Забавные такие. Я вообще готов часами на них ездить то вверх, то вниз. Но, мы довольно быстро спустились на станцию, к которой почти сразу подъехал поезд, и тут я начал волноваться. Слегка. Но уже начал. С каждым мгновением волнение нарастало, кончики пальцев холодели и начинали трястись.

В вагоне я увидел огромное количество людей. Абсолютно разных: и старых и молодых, и богатых и таких же, как мы, бедняков. И на удивление они были все заняты делом: кто-то читал, кто-то слушал музыку, кто-то целовался или просто разговаривал, или вообще спал. Я не знаю почему, но мне нравились эти люди. Они были живыми, не такими как мы. На лицах их можно было прочесть эмоции. Когда ты их не видишь у своих друзей, то на других ты читаешь их с легкостью. Вот сидит парень. С первого взгляда он чем-то расстроен, но на самом деле он загружен. Нет, не проблемами, а чем-то сложным. Он не думает о том, как ему живется. Он занят решением, запоминанием или чтением чего-то сложного. Ну, да, все правильно! Я увидел в его руках книжку «Диалектика русского языка». Хрен знает, что это, но я, почему-то, хочу узнать. Когда-нибудь я загружу себя такими умными книгами. А вот другой! Лицо заинтересованное, как у голодной крысы, увидевшей кусок чего-то вкусного. И снова в точку! Желтая газетенка со статьей на первой полосе о том, как кто-то кого-то изящно трахнул, а потом не совсем изящно бросил. И почему это так интересно? Что привлекающего в бреднях про чужую личную жизнь? В том, что она чужая, а своей как бы нет? А если и есть, то скудная и пресная? В общем, читать мысли по лицам мне нравилось, и я мог продолжать до бесконечности. Этому меня научил Павлик. Мне казалось, что о людях он знал все, словно ему поведали какую-то тайну о создании этих самых людей.

“Каждый по своему индивидуален и тем интересен, – говорил он, – Каждый человек – личность. Яркая краска из палитры, но если хочешь разглядеть цвет – выдели его из массы. Сама по себе она безликая и серая. Попробуй смешать все цвета и ни фига красивого не получится. Так же и с толпой. На первый взгляд ничего интересного, но стоит выделить одну единицу и тебе открывается новая жизнь, пусть небольшой ее кусочек, но отдельный и по-своему привлекательный.” Он называл это “препарировать массу”. Зачем он это делал, об этом думал и учил этому меня – мне неизвестно, но это было нечто иное. А может это и была, та самая человечность, которой так ему не хватало в нас.

Меня одернул Батарея. Пальцем он показал мне на мужчину в черной кожаной куртке и темно-синих джинсах, в заднем кармане которых торчал толстый коричневый кошелек.

– Давай, – прошептал мне мой Энердджайзер, – я хочу, что бы ты это сделал., – сказал он подтолкнув меня к мужику так, что выбора не оставалось. Надо действовать. И действовать хорошо. Если не сделаю – убьет Батарея, а если сделаю плохо, то вначале мужик, потом милиция, а до кучи в конце и мой предводитель.

Господи Иисусе, сонная артерия моя вот-вот лопнет от волнения. Я чувствую каждый удар своего сердца. Сердца, которое бьется все чаще и чаще. И вот с моего лба падает капля пота. Я замер, в ожидании чего-то: глаза уставились на толстую задницу мужика, а руки мои окоченели.

– Давай уже, ёб твою мать, – Батарея прошипел, как змей искуситель. В раю, мне кажется, именно так он заставлял Еву съесть запретный плод. Именно эти слова несчастная услышала в последние секунды своего раздумья, перед тем, как попортила легендарное дерево и обрекла дальнейшее человечество на существование на Земле. Вот сучка!!!

Я не думал, что это так тяжело. Тело мое меня не слушало, пот лил градом, сердце выпрыгивало из груди, а секунда казалась вечностью. В какой-то момент поезд стал тормозить, и я буквально лег на стоящего впереди человека. Чудом успел сообразить что к чему и вытащил кошелек из его кармана, не отказав себе, между прочим, в пинке под зад толстосуму.

Двери распахнулись, в вагоне что-то сказали о названии станции, и нас выплеснуло на платформу волной людей. Все! Дальше как в тумане – ноги ватные, голова мутная и прекрасная легкость в теле. Человек тот поехал дальше, ничего не почувствовав, а мы отошли в сторону за колону после того, как толпа рассосалась и открыли кошелек.

– Да, детка!!! Ты молодец, просто везунчик. Первый раз и такой куш, да и еще так успешно. Либо ты в прошлом музыкант с очень ловкими пальцами, либо просто дурак, которому охренительно повезло, – чуть не визжал от радости Батарея.

В кошельке у того здоровяка оказалось 10 000 рублей. Вот дебил! Такие свои большие деньги и так близко к чужим маленьким рукам. Не могу сказать, что был очень счастлив на тот момент… Нет, конечно, приятно, но от шока я не мог и слова из себя выдавить.

– Ладно, Косячок, поехали расслабимся – для первого раза достаточно. Прыгаем вон в тот поезд, и двигаем на другой конец города.

Каким – то образом мы уже очутились в вагоне и куда-то ехали. Куда, мне было неинтересно. В любом случае, там будет неплохо, почему-то я в этом уверен. Когда есть вожак, интуитивно начинаешь ему доверять. Быть ведомым авторитетным и опытным человеком в нашей жизни значило многое. А вернее сказать – все. Он думает и решает – ты исполняешь. Павлик и Батарея безусловно лидеры. Каждый в своем деле. Первый – в плане человеческих отношений и восприятия мира, другой – в проблеме выжить, а когда живешь в наших условиях, выжить – это реальная проблема, которую ты решаешь ежеминутно и, порой, плевать каким способом.

Мы не строим планов на будущее, не думаем, что будет с нами и где мы окажемся через несколько лет. Нет. Мы думаем, как поступить в следующую минуту, каким будет следующий шаг.

Я словно пьяный плюхнулся на сиденье вагона, в которым мы куда-то ехали, надел наушники трясущимися руками, запрокинул голову назад и в нее потек рок-н-ролл…

 

Глава 4

Лика

 

Минут через сорок меня одернул Батарея, мол, пора вылезать. Мы вышли на станции с грязным, совковым видом, и я сразу понял, что приехали мы далеко не в центр, а миновав его, пролетели под землей через весь город и оказались где-то в «Новоебёново». От пережитого страха, состояние мое было, мягко говоря, подвешенным. Меня отпустило, но тело мое осталось максимально расслабленным. Я еле-еле волочил ноги, и не интересовался, куда мы направляемся. Тем более, зная, хоть и немного, Батарею, уверен, что там мы не будем пить кофе и слушать Моцарта. Поднимаясь на эскалаторе, все еще улыбающаяся от сорванного куша детина, начал:

– Значит так, дружок. Постарайся в одиночку здесь не бывать. Место поганенькое. Тут цыган полно. У них вроде как табор. Мало того они сами по себе контингент нездоровый, да и еще наркотой торгуют, поэтому нариков ебнутых на голову в округе как грязи. Я тут кое-кого знаю, поэтому со мной не страшно. Один пока не лезь сюда. Усек?

– Усек.

– Сегодня ты неплохо поработал. На тебе мастер-класс.

В ту же секунду Батарея дернулся вправо и пошел уверенным шагом вперед. Тут же он столкнулся с каким-то человеком, который шел ему навстречу, вежливо извинился и вырулил в сторону. Когда мы вышли на улицу он показал мне свою руку, в который был зажат мобильный телефон. Судя по каталогам, валяющимся на улицах и большой рекламе, это была неплохая модель. Для меня, то, что он сейчас сделал осталось на грани фантастики. Его контакт с клиентом длился от силы секунды полторы, никакого шума за спиной мы не услышали, а значит никто ничего не понял, и сейчас он в руках держал аппарат. Показав его мне, он подмигнул, быстро разобрал трубку, затем собрал и засунул в карман.

– Ну как? Клево? – с нескрываемым задором в голосе спросил он.

– Ага, а как ты это с…

– Потом научу… когда-нибудь… наверное… – рассмеялся он.

Осмотрев обстановку на улице, я понял, о чем говорил Батарея. Огромное количество странного народу сновало туда-сюда. И как полагалось, фонарь был только у метро. За все время своей недолгой жизни на улице, я успел уже повидать всякого. Но такого… Нет, мне не было страшно. Страшно, когда есть что терять: жизнь, семью, имущество. А у меня ничего не было, то есть и терять нечего. Конечно, не хотелось умереть, но страшно не было точно. Все, что меня удивило, как я уже говорил, это люди. Я таких, правда, не видел. Весь сброд этого огромного всепоглощающего, многими идеализированного, города был на этих улочках.

– Ну, пиздец, – я люблю начинать оптимистично, – здесь и фамилии не спросят. Ты куда меня привел?

– Да не боись, Косяк. Здесь все будет чики-пуки. Ща познакомлю кое-с-кем. Посидим – расслабимся. Не парься, в общем.

“Ну, просто убедил. Ладно, дело его. Он же у нас тут Мозг” – подумал я. Мы шли дорогами, какими-то “огородами” и гаражами. Полуразрушенные фабрики или заводы, от которых остались лишь огромные ангары и длиннющие бетонные стены. И, конечно же, темно. Самое неприятное заключалось в том, что вдали, в темноте, в каких-то углах, закоулках и тупиках были слышны редкие шорохи. Было четкое ощущение присутствия других людей, но видно их не было. Советую вам никогда не попадать в такие места, ибо ощущение при этом непередаваемо-гадкое. Тут еще один плюс быть ведомым. Ты знаешь, что идешь в какое-то безопасное для тебя место небезопасной дорогой, но если что-то произойдет, то ОН все разрулит. В этом я не сомневался. Он умел. Может быть, и я когда-нибудь стану таким.

Спустя минут двадцать, мы подошли к невысокому, длинному дому, который внешне был больше похож на барак с маленькими грязными окошками. Из одного из них лился тусклый, желтый свет. Мы перелезли через низкий покосившийся забор, и, подойдя к двери, Батарея решительно постучал. В окне промелькнула чья-то тень и через несколько секунд, после ударов затвора замка, дверь со скрипом распахнулась.

– Здорова, мать!!!

– Батарая, ты что, совсем охренел?

– Да, ладно тебе…

– Да нихера не ладно. А если бы, я была не одна?

– Павлик умер…

– Блядь. Ладно, заходите.

Вот так, вполне невзрачно, начался диалог между Батареей и его знакомой. Не удивляйтесь. Порой они начинались намного хуже, да и вообще речь у людей уличных никогда не отличалась высоким стилем, поэтому беседа могла начаться как угодно, даже со слов бессмысленных, на первый взгляд. Но на самом деле, каждое неведомое простому человеку слово или фраза имела четкий смысл.

На пороге перед нами предстала белокурая девушка лет 19-ти в старом дырявом халате. Ее длинные, распущенные, слегка вьющиеся волосы падали каскадом на плечи и спускались дальше к узкой, пчелиной талии. Ее лицо украшали густые аккуратные брови, ровный, но не маленький нос, ничуть ее не портящий, а даже наооброт, длинные ресницы и огромные голубые глаза. В довершении всего портрета, она имела достаточно щедрый и красивый рот с пухлыми ровными губами. Все черта лица были выдающимися, можно сказать широкими и почти идеальными для девушки с прекрасной фигурой. Можно ли назвать ее красавицей? Ну, если только учитывать тот факт, что это слово ничтожно по сравнению с тем, что она из себя представляла. Вопрос в другом. Что она делала здесь? Таких на улице-то не каждый день встречаешь, чаще в рекламе каких-нибудь духов или косметики, но тут, в трущобах, на самом социальном дне, да и в компании с Батареей, чей конопатый и рябой ебальник(по-другому никак не назовешь) находился где-то между трамвайной рельсой и кувалдой. В общем, загадка.

В течении нескольких секунд она осматривала нас, а потом взглядом показала, что можно зайти. Мы шли за ней по длинному коридору, который вел нас к свету и ободранной кухне с покосившимся столом и древней, зажженной газовой плитой. По дороге я успел разглядеть несколько маленьких спален с большими кроватями. Был ли это дом общежитием, барделем или просто квартирой, я не знал, но меня вся эта ситуация заинтриговала.

– Батарея, ты, может быть, нас познакомишь, – начала ОНА, ставя чайник, в то время, как мы усаживались за старый стол.

– Ах, ну да. Лика, это Косяк. Косяк, это Лика. Свои.

Свои для нас – не просто слово. Свой – это особая каста. Это больше чем друг. Это человек, проверенный жизнью. Тот, на кого ты можешь положиться, и будь уверен – он поможет, во что бы то ни стало. Свой, значит свой. И добавить нечего.

– Забавное имя, Косяк. Что там с Павликом?, – на последней фразе девушка мгновенно поменялась в лице.

– Клей. Этот сраный клей. Да и еще этот придурок не знает меры. Все говорил, про какую, допекавшую его реальность. По-моему он просто псих, сбрендевший черт и получил по заслугам. Но жалко его все-таки, иногда он был забавным. Ладно, не будем о грустном. Мы тут сегодня немного поработали, – тут Батарея положил на стол тысячу, – Нам бы расслабиться. Организуешь?

Лика молча ушла в другую комнату, и вернулась через несколько секунд с маленьким свертком в руках

– Ну, что, Косяк? Забьешь косяк? – ухмыльнулся свой, видимо прочитав непонимание в моих глазах, – Курить-то умеешь?

– Умею… наверное.

– Ну и все!

Своими ловкими пальцами он свернул самокрутку, и дал мне со словами «Взрывай!». И я все понял, ведь начал курить обычные сигареты почти сразу, как познакомился с Батом. Я все понял и взорвал. Взорвал первый в моей “другой” жизни косяк.

Я сделал затяжку и приятный ароматный дом потек, слегка обжигая, через горло в мои легкие. Я закрыл глаза и откинулся к стене. Задержал дыхание…. Через какое-то время дым медленно вытекал из моего рта…Потом снова затяжка и я протянул “урода” Батарее. Вот, что так привлекало Павлика. Ощущение отсутствия. Через мгновенья я уже не обращал внимание на то, что говорят мои друзья. Только увидел, как Батарея взял Лику за руку и увел в одну из спален.

Перед глазами окружающая действительность потеряла всякий смысл, а в ушах стоял звон. На кухне я сидел уже один. Время будто остановилось. Не знаю, сколько его, но я услышал стоны и дыхание, раздающиеся из соседней комнаты. Срань Господня, как иногда говорил Павлик. Такая девушка и с таким… Батареей… Такого я и представить не мог.

 

Глава 5

На кого Бог пошлет

 

На кухне у Лики, по накурке, я все думал. Думал так много и дотошно, что аж сам охренел. А размышлял вот о чем.

Если на свете, на Земле или на небе, есть такой странный дядя по имени Господь Бог, то какого хрена это все происходит. Я не говорю о том, что живу в гнилом подвале, или о том, что неугомонный Батарея трахает Лику за стенкой вот уже второй час, или вообще о том, что сегодня, прекрасный и добрый Павлик отправился опровергать или подтверждать теорию о существовании рая и ада. Я лишь пытаюсь рассуждать о мире, а точнее его положении, с точки зрения 17-летнего бездомного парня, который только начинает поглощать все то, что уготовила ему судьба. Я думаю так, как думает любой человек, непонимающий пока устройство этого мира.

Так вот, мир наш находится в полнейшем дерьме. И дело вовсе не во мне, а во всем, что нас окружает. Есть люди, которые убивают и ненавидят друг друга, есть города, которые ломают судьбы, и есть дети, которые дохнут от голода в долине какого-нибудь Ганга.

Замечательная гидропоника задает мне и Ему один единственный вопрос: Нахуя?, в смысле, За что? За что страдают те, кто страдать не должен? Ну ладно, сильно верующие скажут, что Господь посылает испытания нам на души наши. Хорошо, допустим. Вы прожевали огромную кучу гавна и получили какой-то опыт, который помог вам в дальнейшем. Так? А если подойти к этому вопросу совсем цинично. Допустим, умер чей-нибудь ребенок, потому что, если бы он выжил, он, возможно, стал бродягой, детоубийцей или убил бы вас. И здесь, вроде как, Бог говорит: «Ребята, не парьтесь, он был бы дерьмом, а я избавил от мучения вас, его и всех остальных и испытал на прочность. Вы будете теперь сильнее и тверже. Вам тяжело – знаю, понимаю как никто другой, но у вас будет другой малыш – просто душка». Ахуительно, не правда ли? Так можно это оправдать? Это просто выводы из того, что говорит нам церковь. Но тогда, кто мне объяснит, почему мрут от голода дети, которые родились сиротами, не сделали ничего плохого, и у них нет близких, которых можно за что-то наказать или проучить? Почему они гибнут? Или почему не издохли в детстве те же педофилы, террористы и маньяки? Или почему хороший человек должен попасть в ад наравне с Чикотилой за то, что не молился, не соблюдал пост и любил женщин?

Да, я бросаюсь из крайности в крайность. Да, я делю все на черное и белое и не знаю полумер, но не найдя справедливости на земле, я ищу ее на небе. Кто-то же должен за все отвечать. А если учитывать все вышесказанное, то Бог несправедлив. А если справедливости нет и наверху, тогда почему ОН идеализирован?

Я недавно услышал, что Бог шутник. Просто всемогущий чудак где-то наверху ставит над нами эксперименты, как над крысами в лабораториях. А может он вообще ничего ни над кем не ставит, а просто играет в карты с дьяволом на человеческие души (да не предадут меня анафеме). Да сто пудов!!! Так и есть. Два чувака развлекаются по полной, ставя нами.

Бог не ненавидит всех нас, он просто развлекается, посылая на Землю различные ребусы в виде алчности или СПИДа. И здесь тогда все объяснимо. Он создал Землю и теперь экспериментирует. Он как химик-недоучка – добавил в колбу чего-нибудь не того, и не та реакция пошла или взорвалось все к херам. Только Ему терять нечего. Пропадет мир, он другой сотворит, учитывая ошибки первого эксперимента. Отсюда возникают следующие вопросы: Какой по счету эксперимент мы? И чего он хочет добиться в итоге?

А может мы уже в аду? А кто-то в раю. Если ты доволен собой и своей жизнью, ты делаешь все с удовольствием, то ты уже в раю. На этой самой Земле. А тот, кого все не устраивает находится в аду? А можно ли, не умирая, продолжая жить, вылезти из ада в рай? Наоборот-то явно можно. И мы, наверное, – прямое этому доказательство.

В общем, на кого, бля, Бог пошлет, во всех смыслах! Аминь.

 

Глава 6.

Немного о мечте

 

– Косяк, ты когда-нибудь видел море?

– Море? Нет, конечно. Хотя, может быть, но этого я не помню.

– Ах, ну да. Извини. Обязательно посмотри. Посмотри, во что бы то ни стало, посмотри. Оно стоит того. Я тебе честно говорю.

Мы стояли на панораме, и город в закате казался мне детской игрушкой на ладони. Тот самый огромный и безжалостный город, который мог сломать или уничтожить тебя, здесь казался таким беззащитным и безобидным. Вот поэтому я любил приходить сюда. Я знал – тут он меня не обидит. Тут я не боясь мог смотреть на него, познавать и созерцать. Было хорошо. Всегда тут было хорошо, даже когда в другом месте было очень плохо.

Никогда еще я не видел Павлика таким задумчивым. Он смотрел куда-то в небо и курил. А может он был просто под кайфом. Не знаю. Но ни до этого, ни после, я не видел, чтобы люди так курили. Очень вдумчиво, словно в последний раз пересматривали всю свою жизнь.

– А почему ты спросил?

– Да так, просто. Море – это моя мечта. Когда-нибудь я заработаю денег и уеду. Буду плавать на торговом или рыбацком судне, возить контрабанду, и проведу так всю оставшуюся жизнь. По-моему здорово.

– Черт, и кто сказал, что романтика умерла?

– Мы поедем вместе. Ты не создан для этого гавна. Ты другой, понимаешь?

– А на море будет лучше?

– Ну ты только представь, – Павлик повернулся ко мне. Таких глаз я у него еще не видел. Они не просто горели, они пылали. В них была мечта, душа, стремление и желание жить, – Там настоящая свобода. Ты работаешь и ахренитильно зарабатываешь, ни в чем не нуждаясь. Это же здорово. Здесь мы никто, мусор. У нас нет выхода со дна. Этот город слишком большой и слишком жестокий, чтобы выпустить нас наверх. Там тебе не нужно то, за что здесь люди готовы убивать.

– И что нужно? Чтобы свалить туда как можно раньше?

– Для начала – мне доделать все дела здесь, а потом заработать нам денег. Так что пока откладывай сколько можешь, а там посмотрим. Но кое-какие мысли у меня уже есть.

Так часто мы мечтали с Павликом. Почти регулярно. Со временем я понял: чтобы выжить нужно мечтать. Это является связующим звеном между гавносуществувованием сейчас и жизнью потом. Без мечты нельзя жить. Так говорил мне Паша, который стал для меня неким духовным наставником. Но и даже у него была одна большая ошибка, которую допускают многие… почти все. Очень трудно убежать от реальности, если не принял ее. Пока мы не научимся мириться с моментом “здесь и сейчас”, мы никогда не увидим “потом”. Именно поэтому я определил одну истину: не надо ненавидеть себя, нужно мечтать и делать все для достижения этой мечты.

К сожалению, желания закрыться в панцирь довело Павлика. Его смерть показала мне, что жизнь легко приходит и еще легче уходит, лишь подтверждая мою теорию о Боге и Дьяволе. Но и одновременно с этим, моя мечта стала еще прочнее. Тут, на улице, ты всегда готов принять смерть, и здесь не принято думать о будущем, но мне так хотелось. Мне хотелось этого будущего. Я не знал, чего хочу, но был уверен в одном: я не дам себе умереть от передозировки неизвестным химикатом в гадком подвале. Я не готов мириться с тем, что у меня есть.

Паша зародил во мне зерно некой рассудительности, сомнения и противостояния. Я понимал, что так, как думаем мы с ним, не думает никто. Не забыть в себе человека – вот была наша цель, до которой он, вероятно утратив силы, случайно или намеренно, не дошел.

Пока мы строим себе воображаемую реальность, пока пытаемся и хотим мечтать, мы живем. Как бы это смазливо ни звучало, но жизнь на улице доказывает мою теорию раз за разом. Хотя, скорее это я кривлю душой и нет никакой “моей теории”, есть просто некие догмы, над которыми он заставлял меня задуматься. Зачем ему это было нужно? Мне пока неизвестно. Но только пока.

 

Глава 7

Драка

 

Проходило время, и я все больше привыкал к своему новому ремеслу, которому обучил меня Батарея. Полюбить это дело для меня было невозможным, но выхода я пока не видел, поэтому просто “работал” и работал над собой. Воровать – плохо. Я это понимал каким-то неведомым мне чутьем. Откуда во мне эта мораль, я старался не думать, выключал мозг, включал руки и шел “лезть в чужой карман”.

С каждым разом “работать” становилось все легче. После боевого крещения в метро, я понял, что рынок, любая очередь, да и вообще незамкнутое общественное место – это легкая “работа”. Всегда есть шанс смыться или отвоевать свою свободу в драке. В любом случае, легче “работать” там, где все открыто, и я мог смело теперь ходить в толпу на улице. Но в “подземке” все еще побаивался. Хотя, и это пройдет, – я был уверен.

Батарея учил меня драться. Уличная драка – это отдельное явление в беспризорной жизни. Она не бывает честной. Она не должна быть честной. Если ты дерешься на улице с бездомными, то будь начеку. Тут или ты, или тебя. Не нужно для этих потасовок быть боксером или иметь хорошую физическую подготовку. Достаточно быть быстрым, юрким, внимательным и проворным. Маши всеми конечностями и старайся попасть в цель. Это нужно уметь, но это не так сложно, как кажется. Да и не всегда это нужно. Достаточно иметь в кармане цепь, ножик или осколок бутылки. Даже обломок кирпича сойдет. Нам не нужно показывать у кого круче техника или тело лучше. Нам нужно показать, кто тут главный. “Кто здесь папа” и “Чьи шишки в лесу” – это были любимые фразы Батареи. Он показал мне пару приемов и заставил их выучить. А потом, просто готовил мое нутро к бойне, порой далеко не на жизнь.

Как-то пацаны с соседней земли забили нам стрелу, узнав, что Батарея что-то делал в их “районе”. Стоит оговориться, что у нас это слово используется в ином значении. “Район” – это не всегда большая, по-другому названная территория города. Это может быть один отдельный квартал, или пара улиц, или даже, заранее кем-то занятый, пустырь.

Бат двинул в чужой “район”. Зачем, он не сказал, но другим ребятам это не понравилось и они ему предъявили. Мой “старший” был уверен, что имеет отдельное право там что-то делать. Договориться не получилось, делиться он явно не собирался, даже если и было чем, поэтому нужна была стрела. Нужно было проучить Батарею и нас – тех, кто “ходит под ним”.

Он собрал каких-то других парней и взял меня.

– Значит так, идем на “стрелу”. Косяк, ты идешь с нами. Понял? – спросил он как-то в один из вечеров, когда завалился в подвал с несколькими парнями. Он застал меня в самый неподходящий момент, когда у меня дико разболелся живот, и я чувствовал, что с минуты на минуту мне нужно будет в туалет… надолго…. очень надолго. Да и вообще, не могу сказать, что меня дико порадовала идея поколотить чужаков, а скорее всего получить от них пиздюлей, да еще так, что хватить по полной и будешь помнить еще пару лет. Как я говорил, терять нечего, но инстинкты никуда не денешь. Они работают сами по себе.

– А это обязательно сейчас? – с надеждой на непонятное что-то спросил я.

– Ты че, дурак? Или тебе втащить разок?- ответил Батарея, и я знал, что это не просто вопрос, а вполне себе конкретная угроза.

– Да ты ссыкло держишь, по ходу, Бат – сказал кто-то из ребят.

– Был вроде не бздун, – попытался оправдать меня наш старшак, но я увидел уже некое сомнение на свой счет.

– Да ладно, ладно. Куда надо, туда и пойдем. Я просто так спросил. А из-за чего стрела?

– Тебя не касается. Пошли.

 

***

Мы шли на место стрелы, Батарея давал указания:

-Значит так, ребятки, держимся плотно. Инструменты у всех, надеюсь, есть?, – инструментами у нас назывались любые подручные предметы, которыми можно было проломить башку, все – от камня до кастета или биты, – Если начнут давить – сваливаем. Не знаю как вы, но я подыхать от этих страхоебин явно не собираюсь, – повисла пауза, – Поэтому, если запахнет жаренным, я дам команду, и будем валить в сторону нашего дома. Я там клад подготовил. Как только все забежим, заваливаем главный вход, вылезаем через заднее окошко и нахлобучиваем их сзади, и уже не жалея. Это ясно?

В этот моменты он был прямо-таки Суворовым или Кутузовым. В уличной драке вообще трудно иметь стратегию, но еще труднее ей следовать. Но я знал, что он сделает как сказал.

Мы дошли до территории заброшенной стройки, нашли большую дыру в бетонном заборе и попали на пустующий котлован.

“Мдаааа, если нас тут нахлобучат, то ночка будет тяжелой. Местечко-то эти мудели с чужого “района” грамотно выбрали” – подумал я. Естественно, грамотно для них. Но деваться было некуда, оставалось надеяться на собственные силы и удачу (впрочем, как и всегда).

Мы встали вкруг, закурили и начали ждать. Нас было 7 человек. Троих из той пятерки, что привел Батарея, я уже видел один раз на рынке издалека. Они тогда чем-то обменивались. Чем – я не видел.

Правила таковы, что если тебя не хотят посвящать в какие-то темные дела, то ты никогда не увидишь и не поймешь деталей. Тебя могут взять на встречу, ты можешь увидеть лица или какие-то действия, но кто они, что им отдали и что мы взяли, ты не поймешь, даже если очень захочешь. Жизнь на улице быстро учит тому, что не всегда нужно все знать. Все знать – для нас желание достаточно глупое и быстро отпадает само по себе. Меньше знаешь – крепче спишь. Сколько раз вы слышали эту фразу? А сколько раз она обретала для вас реальный смысл? Для меня- ежедневно!

В этот раз я не взял с собой плеер, что бы не разбить его, но вспомнил слова одной песни: “Псы с городских окраин….(чего-то там)… А в этом месте по другому не прожить… “. Хорошая песня, правильная, про эту “уличную” жизнь.

Спустя минут десять, мы увидели как к нам приближается непонятная масса людей. Было уже темно, и поэтому издалека нельзя было сказать сколько их, сколько им лет и насколько они опасны. Но, наверное, опасны. Не меньше, чем мы, это точно. Они быстро подбежали к нам – их оказалось 8. Ну, почти равный бой, подумал я, если не учитывать тот факт, что все они были примерно равной комплекции, и все чуть ли не вдвое больше меня.

– Вот по ходу и началось. – прошептал кто-то один из наших себе под нос.

– Ну, че, уёбы, побазарим, – вперед вышел один из них. На вид лет 17, невысокого роста, коренастый, по всем первичным признакам – явно кавказец.

– Ты сейчас за уёбу отвечать будешь, – Батарея сделал резкий шаг вперед и оказался в сантиметрах тридцати от оппонента.

– Так, стоп, стоп, парни, давайте выясним… – в разговор влез кто-то из наших и тут же был прерван.

– Тебе пока слова не давали, -продолжил свой наезд нерусский, – Батарея, ты какого хрена законы нарушаешь?! Тут мы работаем и ты это знаешь. Так не пойдет. Будешь должен! Понял?, – его тон становился жестче. Зная своего товарища, я понимал, что беседа ничем хорошим не закончится, ибо он точно не допустим к себе такого обращения и платить явно будет, – Сорок косарей будешь должен! Так мы решили! Все, разговор окончен!

– Ни черта он не окончен, – Батарея взял слово и, на удивление, говорил негромко и спокойно. Вероятно, он хотел сказать что-то еще, но в этот момент, хорошенечко размахнувшись, кавказец ударил его в ухо…

Для меня время остановилось. Между двумя небольшими группками стояли два молодых человека крепкого телосложения. Кулак одного был прижат к голове другого. Через мгновение пустырь, на котором мы находились должен был превратиться в поле боя двух банд беспризорников. Исход этой драки неизвестен никому, но ясно было, что она неминуема. Как и неминуемы увечья каждого участника этой бойни. Такая картина была на заброшенной стройке, на выселках города, поздно вечером, где “старшики” пытались выяснить, почему чужак что-то делал не на своей земле, нанеся им, если не личное оскорбление, то некий материальный ущерб, это точно. В противном случае, вряд ли бы мы здесь собрались. И вот я подумал, что же будет дальше. Оскорбленная одним ударом сторона мгновенно даст сдачи, и оба “командира” дадут “своим” команду идти в атаку.

Страх переполнял меня. Я знал, что не выживу. Скорее, я недолго продержусь, но успею нанести кому-нибудь незначительный удар и тут же упаду замертво. “Ну, понеслась”, – промелькнуло у меня в голове…

От удара Батарея слегка пошатнулся, и в ту же секунду его рука выстрелила в горло нерусскому и резко остановилась. Повисла немая сцена. Кавказец с выпученными глазами упал на колени, и я увидел, что из его горла торчит отвертка. Он свалился на землю, не произнеся ни звука, и так остался лежать. Его друзья опешили. Было видно, что они не предполагали такую развязку. Оставшись без главного, они лишись всего. Мозгов, рук, ног, денег, силы, да и вообще шансов на дальнейшее существование на улице. Как просто. В одну секунду был убит не один, а целое стадо. Они это понимали. И мы понимали. Мстить нам явно никто не собирался. Они глядели глупо и бессмысленно. Семь крепких парней стояли, раскрыв рот, и в их глазах читалось явное непонимания, что делать дальше. И это Батарея прекрасно знал и понимал.

– Значит так, парни. Русланчика с нами больше нет, – так вот как его звали, смекнул я, – Знает кто или нет, меня зовут Батарея. А это мои люди. – он махнул рукой в нашу сторону. – Будем работать вместе. Это ясно? В ваши дела и в вашу жизнь я лезть не буду. На вашем районе тоже появляться не буду. Я буду вам помогать. И вы за это мне будете платить. Сорок процентов. Кто будет спрашивать, ссылайтесь на меня. Со старшеками говорить буду я. Расклад, бля, понятен? Я знаю, где вас найти. Приду через месяц. – Он повернулся к нам. – Пошли, парни.

Вот так просто. Мы молча развернулись и двинули домой, оставив ИХ убирать тело. Пока мы шли никто не проронил ни слова. Я почему-то стал уверен в том, что наша стратегия, разговоры о грядущей разборке, подготовка подвала к осаде, если так можно сказать, – это была лишь перестраховка, на которую Бат особо и не рассчитывал. Он знал. Он все знал. Он знал, что рискует на этом пустыре всем. Я не знал, что он делал и как “работал” на чужом участке, но я догадался, что это тоже было неспроста. Это был запланированный риск, ради той отвертки в горле Руслана, ради еще одного хлебного куска. Он все давно знал наперед и шел ва-банк. Я его недооценивал. Он намного умнее, чем я даже мог предположить. Он далеко не мелкий воришка и беспризорник. Батарея – настоящий воротила в масштабах малолеток. Я не могу сказать, что в тот момент восхищался им. Я был им потрясен. Если отбросить все человеческое и сказать предельно честно, я был доволен. Конечно, не ужасной смертью другого человека, но мне было спокойнее теперь, когда все миновало. Когда я понял, что нахожусь рядом с таким зверем и ним заодно. Хотя я его боялся и не хотел так жить, мечтая каждый день вырваться из этого дерьма. Но пока я не знал как и выхода у меня, кроме как мириться с этим существом, не было.

Это не “разгул бандитизма”. Такое время ушло, но не в глобальном смысле, но не для таких как мы. Не для бездомных, не для БОМЖей, не для “псов, с городских окраин”…

 

Глава 8

Ботаник

 

Рядом с домом мы немногословно попрощались со “своими” и пошли с Батареей в подвал. Машки дома не было. Видимо, она до сих пор просила милостыню в каком-нибудь переходе.

Я не знал как начать с ним разговор. Я не знал, что спросить и надо ли вообще, но молчать тоже было как-то неловко. Что бы не тупить весь вечер, я стал заниматься порядком в подвале и взялся разгребать скопившийся мусор, тряпье и коробки. Жрать было нечего, и я планировал чего-нибудь приготовить на скорую руку. Но Батарея успел поймать на себе мой взгляд, полный ужаса и непонимания.

– Да ты спрашивай, не стесняйся. “Свои”, чего уж там.

“Хм, спрашивай. Ну, охренеть просто. Сегодня впервые на моих глазах убили чувачка, да и еще таким непростым способом. Я свои-то мысли в кучу собрать не могу, не то что бы спросить что-то конкретное” – подумал я.

– Аааа… да я просто… Ммм…

– Слышь, малой, ты заебал. Хочешь спросить – спроси. Хуй ли мычать? – он не злился. Он был спокоен.

– Ты же знал?

– Да.

– Ты все специально подстроил, да?

-А ты умнее, чем я думал, – ухмыльнулся Бат, – Да! Я специально нарвался. Да. Я знал, что мне предъявят. Да. Я знал, что убью его. Да. У меня с ним старые счеты. И мне нужен этот участок. Поэтому все так.

Я понял, что Батарея расположен к разговору. У него все получилось, как он хотел. Он забрал соседний участок, а значит будет “зарабатывать” больше; расквитался со старым неприятелем, да и вдобавок устроил ему показательную казнь, увеличив в разы свой авторитет, который и без того был немаленький. Ну, и не стоит забывать про его года. Каким бы он ни был крутым, он молод. И тут снова все просто. Ему тоже хотелось снять маску крутого и злого парня, похвастаться и подумать лишний раз над тем, насколько он теперь пиздат. Глаза его перестали быть глазами хладнокровного убийцы, в них проснулся живой юношеский нарциссизм, и они кричали: “Дааа, парнишь, давай же поговорим. Посмотри какой я клевый”. Мое волнение отпало, я перестал без толку ворошить мусор, осмелел, вспомнил, что мы, вроде как, друзья и, не скрою, тоже хотел все обсудить. “СВОИ”, ведь.

– А старшие не предъявят за него?

– А они так и так предъявят, рано или поздно. Не за это, так за другое. Тем более, что скоро я с ними стану на равных и смогу с ними договориться, и поверну все очень в свою сторону, будь уверен. В этом и заключается умение быть страшим. И да, я знаю, что ты спросишь. Ни одна падла, из Руслановской шоблы-ёблы не вякнет. Они напуганы до усрачки, прямо как дети малые. Так что, ссать нечего. И старших, он тоже начал напрягать, борзый стал не по делу. Так-то.

– А кто эти старшие?

– Люди, Косяк, люди. Правильные. Те, что над нами, а над ними тоже есть свои люди, и так далее. Иначе, не было бы нас, бомжей малолетних. Старшики, одним словом.

– Слушай, а почему именно этот участок? И, кстати, что ты там такого натворил, ну, то есть как “работал”, что так Руслана разозлил?

Пока мы разговаривали, я нашел немного еды: булку хлебы, полбутылки водки, недавно украденные консервы, и все это отправилось на небольшой низкий столик в центре подвала. Мы сели. Ножом я вскрыл консервы, нарезал хлеб, налил водку в два пластиковых стаканчика. Принялись за еду, и Батарея продолжил:

– Там ботаник один живет. Так, сам по себе ниче дельного представляет. Лошара одним словом, но у него бабка есть. В частном секторе живет. А у бабки барак небольшой, теплый. А этот ботаник там шмаль выращивает, не поверишь. Хорошую, шмаль. Помнишь, курили?

– Угу, – жуя ответил я.

– Ну, будем. За нас, Косячок, – он поднял стакан с водкой.

– Будем, – поддержал я.

Мы выпили, молча закусили, закурили и Бат продолжил:

– Так вот, че я… а, ну да. Ангарчик со шмалью. Ботаник-то лох, барыжить не умеет, но сорт вырастил знатный. Русланчик это знал. Откуда он с лошариком этим знаком был, хер пойми. Ну, короче, прессанул тот его и предложил дурь через своих толкать, иначе пиздец. Ни лоха, ни шмали, ни бабки с бараком типа не будет. Ботаник, ясен хер, согласился. Давай еще выпьем.

Мы разлили, выпили. Батарею начало развозить, впрочем, как и меня, и разговор наш потек в более, почему-то, дружеской манере.

– А ты чего? – спросил я.

– А я тоже хочу монету иметь. И фишка в том, что про ботаника этого ни один старшак не знает. И ты знать не должен. И никто не должен.

– А если узнают они?

– То пиздец. Вырежут к ебеням и меня и тебя, за компанию.

– Весело, – я уже представил эту картину.

– Да не то слово. Короче, я 50 грамм у пацанчика в обход этой твари черномазой взял, и по беспределу на его земле банчить начал. Не перекрывался при этом. Ясен хуй, я знал, что меня за яйца скоро возьмут. Про такое долго не молчат. Только Руслан не знал, что я с этим лошком якшаюсь и его же травой торгую. А пацанчику сказал помалкивать. Или ему пиздец и от меня настанет. Короче, банчил я недолго и ждал, когда хач этот у меня объявится. Вот недельки через две, то есть три дня назад, “мышь” от него прибежал. Так и так, мол, побазарить бы надо. А я этому и рад. Ну, а дальше ты все правильно понял. И земля моя, и товар мой, и ботаник мой, и к старшекам поближе стану.

– А им чего скажешь?, – чем дальше заходил этот разговор, тем больше во мне просыпался голод и живой интерес.

– Да хрен знает. Придумаю. Пока не знаю. Но и они скоро меня спросят, мол, че такое. А там дальше как пойдет. Выкручусь. Самое главное – это ботаника хранить как следует, что бы никакая паскуда на него не вышла.

– Откуда ты его, кстати, знаешь-то? Он вообще кто?

– Да никто, лошара, я ж сказал. А вот знаю я его… Знаю, короче. Под Русланчиком кореш мой ходил. Он там был, на пустыре. Ага. Такие дела. Кто такой – не скажу. “Свой” пацан. Может и познакомлю, когда-нибудь. А пока, не скажу. Никому не скажу. Вот он мне все про ботаника и слил. Наливай, Косяк, наливай.

Я снова налил. Мы выпили, закусили, закурили. Мы были уже достаточно пьяны, голод покидал нас. Услышав легкие шаги, я понял, что, наконец-то, вернулась Машка. “Привет, парни!” – было видно, что она была уставшей.

– Привет, – я махнул ей рукой.

– О! Машка, выпьешь с нами? – Батарея явно развеселел.

– Отстань,- она была не в духе.

– Че отстань? Много насобирала? Давай все сюда, – Бата развезло и он уже склонился на локтях над столом.

Машка кинула на стол сверток с деньгами на стол и ушла за ширму переодеваться и ложиться спать. Было видно, что мы ее бесили.

Весь день она просидела на грязном полу в мерзком переходе метрополитена, выдерживая на себе презренные взгляды прохожих. Мы – мусор, и мы принимаем это как данность.

Было уже заполночь. Нужно спать. Никто не знает, что будет завтра, и что принесет нам следющий день. Но это будет борьба. Снова и снова. И вчера, и сегодня, и завтра. Каждый день – это борьба. Борьба за жизнь, борьба с людьми, с собой, со смертью, с миром. И к ней нужно быть готовым. Иначе не получится. Этому тоже учишься быстро. Быстрее, чем может показаться на первый взгляд.

Об этом я думал. Что бы выживать, нужно убить в себе все человеческое и довериться инстиктам. Тогда будешь жив. Но ты человек, и не стоит забывать об этом. Так учил меня Павлик. Он не убивал человечность. Просто в нужный момент он ее усыплял, давая ей еще один день, еще один шанс на существование.

Батарея скрутил “кропарик”, взорвал, медленно и глубоко затянувшись, плавно выдохнул и передал меня. Я сделал тоже самое. Стало легче. В этот момент подошла Машка и я отдал ей косяк.

– Ребята, давайте спать, пожалуйста, – я уже не мог даже сидеть.

– Да, бля, все, отбой, – еле-еле выдавил из себя Батарея.

В этом подвале нет долгих приготовлений ко сну. Мы просто потушили молча свет, поскидывали с себя одежду и плюхнулись каждый на свой лежак.

– А, кстати, Бат

– Че тебе, Косяк?

– За что ты в итоге Руслану-то отомстил, – видимо это был очень личный вопрос, но интерес меня распирали, и я решил рискнуть.

– Лику помнишь? Ну, та, у которой..

– Да-да, помню.

– Этот уебан ее как-то зверски трахнул и избил. Тварь, бля, – последние слова Батарея из себя уже просто выдавил.

– Эй, вы заебали пиздеть, и я просила об этой шмаре при мне не разговаривать, – Машка разозлилась не на шутку. Думаю, если б так резко сказал я, то меня он просто убил бы. Да и ее наверно тоже. Но он был слишком пьян, а ей было все равно. Это заметно. Видать, Машка ее крепко недолюбливает, и в ответ ей прозвучал лишь звучный храп Батареи.

Я вспомнил про Лику. Я пока не знаю ее истории, но я что-то почувствовал внутри, когда в моей голове всплывали картинки с ней. Мое поганое нутро наполнила теплота и дико приятное колючее ощущение. Что это? Я понял, что безумно хочу сейчас оказаться рядом с ней. Во что бы то ни стало, хочу. Я все думал и думал. Видимо, это ко мне пришло. Мы много говорили об этом с Павликом. Может, я чувствовал это и раньше, но позабыл, как и все остальное. И знаете, мне ничуть не жаль, кроме одного. Кроме этого чувства, что накрыло меня невероятно тяжелым одеялом. Я готов сделать все что угодно и перенести все что можно, лишь бы сохранить это и преумножить. Я думал. Думал о ней. Думал о Лики. Как же так? Я знал ее всего несколько дней. Знал, но даже не вспоминал ее. До этого момента это был лишь очередной персонаж моей жизни. А сейчас в моей голове всплыл ее образ, и я осознал, что меня непреодолимо тянет туда. Через весь город, через тот убогий район, несмотря на бардель, в который к ней приходили люди, меня туда тянет невидимым и прочным канатом.

Как так получается? Откуда взялось это ощущение к далекому и малознакомому человеку. Что это? Как это называется? Любовь? Страсть? Влюбленность? Эти слова, как и многие другие подобные, считаются тут слабостью. Лучше не произносить их вслух. Это будет страшно. Страшно в моем обществе оказаться слабым. Это сковывает тебя еще больше и не дает покоя. А не боялся только Павлик. Только он не боялся этих слов и открыто их произносил. И считался слабаком, тряпкой. У него хватало смелости говорить о том, что он чувствует. И в этом была его сила. Он был сильнее всех нас. И свободнее. Может быть, свобода человека и заключается в смелости признать то, что внутри тебя. Показать этот свет. И здесь я это понял. Если это слабость, то очень приятная. Хорошо быть слабым, думая о ней. Мало кто поймет это ТАМ, в нормальном мире.

 

Глава 9

В массе

 

Следующий день начался как обычно. Мы проснулись. Что-то сожрали, чего-то выпили и решили подумать, что мы будем делать сегодня. Идти работать утром было можно только тем, кто просит денег. Мы же с Батареей этим не занимались, поэтому мы были свободны минимум до обеда, а то и до вечера. Все дело в том, что, когда мы не воровали, мы собирали металл и бутылки, но в это время суток ни того, ни другого не найдешь, потому что дворники собирают все, что не взяли накануне такие как мы. Вот суки! А к вечеру раздобыть этот мусор намного проще. И еще сегодня не выходной, а значит на рынках, если они и работают, народу немного и толкучки нет. Работать там в такое время – это палево. К тому же, можно было просто за зря потратить время, а шарить по карманам в утренний час-пик в метро очень не хотелось. Не смогли бы. Вдобавок, вечер вчера был тяжелым и мы решили просто отоспаться. Машка сказала, что очень устала и плохо себя чувствует, поэтому попрошайничать тоже не пошла. В общем, утро было без напряга. Была еда – до вечера проживем, а там достанем. Все спокойно.

В подвал наш через меленькие окна едва пробивался дневной свет. Взглянув, я понял, что погода на улице хорошая. Значит, можно жить. На полу в углу стоял маленький грязный электрочайник. Уже скипел. Я насыпал себе в стаканчик порошка, который назывался кофе, залил кипятком, закурил сигарету. Отпил. Какая гадость! Но в “глянцевой жизни” утро каждого человека начиналось с кофе и сигареты. Мы тоже так хотели.

Мы жили так, как жили. Но нам хотелось этого глянца из чужой “глянцевой жизни”, как у всех “глянцевых” людей. Глянец. Нормальное желание беспризорный детей, живущих в дерьме, ощутить себя взрослыми, свободными и богатыми. Поэтому некое подобие кофе по утрам и сигареты не возбранялись, а очень даже наоборот. И это так вкусно, так приятно, хоть на 5 минут, но понять, что ты из “глянца”. “Уходи из реального мира в тот, какой хочется. Хотя бы на время. И станет легче. На время, но станет”. Павлик. Мда, часто слишком я о нем вспоминал и мне это нравилось. Я хотел быть как он. Только клея не хотел. Не хотел столько наркотиков и умирать не хотелось. “Довести его дело до конца, достигнув мечты и убраться отсюда” – вот что было нужно. Его мечтой было море. Моей – глянец. Наверное, она такая у всех, но ни у кого еще не получалось. Мы в болоте, и оно уже нас засосало по горло. Вряд ли кому повезет. Я не верю, но попробовать стоит.

Сегодня утром я понял, что появилась еще одна мечта. Еще вчера ночью. Не стоит говорить о ней Батарее. И спрашивать о ней тоже не стоит. Она – мечта.

Попробовав оценить обстановку, я понял: утро доброе, настроение у всех нормальное, все без нервов. Пожалуй, даже Батарея не будет против если я сейчас убегу… к мечте. Да, думаю стоит попробовать. Лишь бы он туда не собрался. Я все понимал, и понимал, что мне за нее будет. Да, уйду, а к вечеру поработаю один, принесу денег или еды и, вроде как, оправдаю свое отсутствие. А может ему вообще по хрену. Судя по тому, как он себя ведет и разговаривает с Машкой, Бат был в неплохом настроении тоже. Его, если можно так сказать, бизнес процветал, вчера еще больше вырос и он, по-любому, расслабиться на ближайшие пару дней.

– Бааат, – неуверенно начал я, – Что сегодня в планах?

– Да хрен знает. Ничего. А чего тебе надо?

– Так, ничего просто убежать хотел, ненадолго.

– Куда это, бля, ты собрался? – он просто так общался, никакого наезда, и я это чувствовал.

– Просто, погулять, воздухом подышать.

– Еще один ходок на мою голову. Паша все ходил куда-то, думал о чем-то. Мужики, я вас нихера не понимаю. Чего вам дома-то не сидится? Крутые, что ли?, – на удивление этот грозный парень не возмущался, а просто непонимающе разводил руками, – Искатели, бля, приключений. Ладно, пиздуй. Считай, что у тебя выходной. Вчера все нормально было. Но в гавно если встрянешь – сам выкручивайся.

– Ага, – чуть ли не вскрикнул я. – Ну все, давай, пока. Машка, пока!

– Пока.

– Вали уже, достал.

Я выскочил из подвала на свет Божий и солнце меня ослепило. “Фух, кажется, пронесло. Да, точно. Все довольны, все хорошо. Такие приятные деньки бывают редко и нужно пользоваться ими по полной”.

Не спеша, я дошел до метро.

Очень редко я погружаюсь в этот город самостоятельно. Понятно как я выглядел. Очень плохо. И это меня выдавало. Меня мог взять за жопу любой мент, хотя я догадывался, что являюсь маленькой частичкой большого механизма, который уличной работой кормит этих самый ментов.

Я постепенно вникал в эту иерархию. Сотни, таких как я, зарабатывают деньги разными способами на улицах, относят их своим “старшекам”. Те, в свою очередь, дают более старшим людям и так далее. Эта цепочка ведет к каким-то, непонятным пока для меня людям. Все просто. Мы их рабы. Мы приносим деньги, поэтому мы есть на улицах и нас не трогают, пока мы тихо ищем мелочь. То есть, нас как бы и нет и все хорошо, просто, допускается, что мы есть. Мы – выгодны. И я это понимал.

Мне страшно ходить погружаться в массу людей одному. Страшно, но интересно. Я хочу не боятся города, хочу, что бы он принял меня, и, порой казалось, он это делает. К тому же все кажется полнейшей ерундой, когда тобой управляет новое для тебя чувство к другому человеку.

Народу в метро было немного и пришлось раскошелиться на билет. Отдав последнее, я сел в поезд и поехал в нужном направлении. Я не забыл прихватить с собой плеер, заранее воткнув в него первую попавшуюся кассету. На ней было написано “Sting”.

Я плюхнулся на сидение довольный и счастливый, и погрузился в музыку. Прекрасно, просто прекрасно. Она зазвучала, я прочитал на коробочке, что под номером один записана песня “Shape of my heart”. Не знаю, что это значит, но песня очень красивая. Наверно про любовь. Все красивые песни про любовь, когда не знаешь языка. И неважно о чем в них поется.

Потом следующая песня. Тоже красивая. И другая тоже. Не знаю, что со мной происходило в последнее время, но мне нравилось. Павлик называл это эмоциями. Он говорил они яркие, они разные и они есть у меня. Пусть будут.

Дорога до Лики была долгой, и я стал разглядывать людей. Внимательно изучал то, как они одеты, о чем разговаривают, чем заняты, как пахнут. Как же мне хочется быть похожим на них. Мне хочется не быть частью подвального болота, а быть в серой массе внутри метро. Тут я тоже как “глянцевый”, будто и у меня есть дела, работа, дом, деньги. Вот только выгляжу я не очень. Совсем паршиво. Черные стоптанные кроссовки и затертый темный спортивный костюм. Хотя тоже неплохо. Вроде не дырявый. И не сильно грязный, если не разглядывать близко. Я не выгляжу как старые, почти мертвые, бомжи. Одежда на мне не рваная, от меня не воняет перегаром и мочой, бороды нет, и нет на лице язв и грязи.

Я увидел в черном стекле вагона свое отражение. Я и люди рядом.

“Да, пожалуй, я могу сойти здесь за своего, за обычного человека. По крайней мере, сегодня приятно было так думать. А еще у меня есть плеер – неплохое дополнение”.

Поезд остановился на ее станции, люди хлынули потоком на перрон, а потом наверх в город.

Днем этот район не выглядел таким ужасным. Он вообще теперь был для меня хорошим. Ее район не может быть плохим.

Я вышел из метро и пошел в сторону дома Лики. Я шел знакомой дорогой. Мда, подумал я, днем тут конечно же спокойнее.

С каждом шагом волнение мое нарастало все больше и больше. Не знаю почему, но оно было. В какой-то момент я уже не хотел туда идти, но ноги сами меня несли. Уже виднелся ее страшный старый дом. То, как она жила и чем занималась, явно не вязалось с ее образом и красотой. До дома оставалось метров сто, как я увидел, что из него выходят два мерзких полупьяных хачика(значение этого слова я все-таки уловил), громко и мерзко обсуждающих вполне выдающиеся особенности Ликиной фигуры и то, что они делали минувшие пару часов. Ублюдки! Я почти паниковал. Мне не хотелось в это верить, но глаза не врут, если ты трезвый. А я был трезвым и жалел об этом.

Мне было ее жаль. Впервые, за мою новую жизнь мне было больно. Мне захотелось плакать. Я понимал, что никогда не окажусь рядом с этой девушкой, никогда не стану для нее любимым и дорогим. Возможно, я исполню свою мечту, но она, я почти уверен, не выберется из этой жизни и все закончится очень плохо. Вероятнее, для все нас все кончится плохо. А с другой стороны, путь к концу, пусть даже печальному, но вместе, это ли не есть любовь? Лишь бы вместе, вдвоем, и я сам побегу навстречу этому концу. Побегу счастливым. В моих ушах все еще играли грустные песни Стинга про любовь. Ком поступил к горлу, но я не мог заплакать. Я уже стоял на крыльце ее дома и постучал.

Она открыла:

– Ой, привет!, – она была почему-то мне рада, наверное, но явна не злилась, как в прошлый визит с Батареей.

– Привет.

– Ну заходи скорей, пробегай на кухню.

Она едва улыбнулась и мне стало тепло. Мы прошли на кухню, она поставила чайник сразу.

– Ты какими судьбами? Батарея прислал?

– Да, нет…хмм… ну я просто, – черт, я не умел врать. Не умел и не хотел. И общаться с девушками я тоже еще не научился, поэтому просто мямлил как дурак и ненавидел себя за это, – Он даже не в курсе, что я здесь.

– А, поняла. Тогда ему лучше не знать. – Она улыбалась, – Про цены знаешь?

– Какие?

– Мои.

– Что?, – я не понял вначале, но только через несколько секунд уловил суть. “Нет, пожалуйста, не начинай”.

– Ах, блин, прости. Черт… ты правда просто в гости?, – она поняла, что сморозила глупость, и я тут не за этим.

– Просто.

– Извини пожалуйста, я думала… Не важно. Как дела?

– Да ничего, вроде. А у тебя?

– Тоже. Как решил зайти?

– Просто, захотел приехать. Вот. Приехал.

На моем лице явно читалась растерянность и она звонко засмеялась:

– Ясно. Слушай, хочешь выпить? Меня тут каким-то коньяком угостили, вроде хорошим. Только не говори никому, а то выжрут сразу, а в нашем с тобой круге это редкость. Ну, ты понимаешь. Ага?

– Да, давай, – да, нужно выпить. И закурить. Я достал сигарету и прикурил. Лика ушла в комнату за бутылкой. Очень быстро вернулась, поставила на стол и достала стаканы из шкафчика на стене. – А что это?

– Коньяк, я же сказала. – Она снова мило улыбнулась. – Погоди, а ты что, правда ничего не знаешь и не помнишь?

– Не-а, – ну, Слава Богу, разговор пошел. Ей было интересно, впрочем как и всем, и, по обыкновению, эти расспросы надолго.

– И как же ты? Мне так интересно. Расскажи. Или ты не хочешь? Прости. Тебя, наверное, все достали уже этими вопросами дурацкими. Давай выпьем.

– Все хорошо, тебе можно, – я открыл бутылку, понюхал. Я пил до этого водку, но тут запах другой и вкус, предполагаю, тоже. Я налил нам немного и мы выпили. – Вкусно, необычно. Так что это?

– Коньяк, – она засмеялась и лицо ее порозовело. Мне приятно, что на меня смотрели теплые и добрые глаза.

– Я понял. Как это делают?

– А, вот ты о чем. Делают спирт из винограда, ну типа водки, заливают в бочки из дуба, это дерево такое, и оставляют на несколько лет. Этот коньяк выдерживали три года, если верить наклейке.

– Я знаю, что такое дуб, – уже рассмеялся я.

Я рассмеялся… Я даже не помню, когда улыбался последний раз…Мы выпили еще и посмотрели друг на друга. Мне нравилось на нее смотреть. Она очень красива. Несколько секунда мы просто сидели молча. Потом она продолжила:

– То есть ты ничего не помнишь? Вообще? Ты как к Батарее-то попал?

– Я проснулся недалеко от его подвала, рядом с рельсами. Встал и пошел. А около нашего дома он ко мне пристал с каким-то вопросами. У меня очень болела голова, и я плохо понимал, что он от меня хочет. Я ему все рассказал, и он взял меня к себе.

– И что скажешь о нашей жизни?

– А что сказать? Я и другой-то не знаю. Вернее, не помню.

– Может она придет? – Вдруг спросила она, после того как мы ненадолго замолчали и уставились в окно.

– Кто?

– Память. Я где-то читала, что такое бывает. Люди ее теряют, потом она как-то внезапно возвращается.

– Не знаю, может быть.

– А ты хочешь? Что бы она вернулась?

– Не знаю. Я живу тут и не думаю об этом. Я вроде как ничего не терял. Вернее, не знаю, что потерял тогда. И жизни другой не знаю, а значит мне сравнивать не с чем. Так проще. Терять нечего и не терял ничего. Будто я вне этого мира.

– Ты знаешь, ты очень странно говоришь. Не как все. Может, ты был писателем, – она снова рассмеялась и стало совсем от этого хорошо.

Мне хотелось ее многом расспросить, узнать о ней все, но я не мог себе этого позволить. Вряд ли она с удовольствием мне расскажет. Люди, с которыми я общаюсь и живу, имеют очень гнилые и печальные истории и не любят о них говорить. К тому же сейчас я не готов погружаться в ее жизнь. Я даже не хотел спрашивать, откуда она знает Батарею. Если знает, то это уже плохо. Плохо для нее.

Истории уличных людей очень похожи друг на друга. Родители-алкоголики, лишение их прав, дальше детдом и побег оттуда (тут у каждого своя очень правдивая и очень глупая причина, ведь там ты хоть как-то защищен). Затем каждый примкнул к кому-то, нашел новый дом и начал жить так, как живет сейчас. Я их тоже не понимал. Если бы я находился в детдоме, я бы никогда не сбежал сюда. Там явно лучше. Вот, удивительно, я являюсь частью “уличной” жизни, уличных стай. Я живой их яркий пример, но порой не понимаю своих соратников.

“Может я и вправду имел “глянцевую” жизнь. Хочу ли я ее вспомнить? Не знаю. Подумаю об этом позже”.

Время шло. Мы говорили с Ликой обо всем. В эти минуты мы словно жили по-другому. Мы не говорили о нашем существовании и о наших друзьях. Нет. Мы мечтали, фантазировали, смеялись, шутили, выпивали, курили, даже вспоминали Павлика. Это было хорошо. Мы были другими тогда и я хотел, чтобы это не заканчивалось, но уже начало темнеть.

– Мне, наверное, пора.

– Да, лучше тебе идти, а-то Батарея разозлится, что ты пропал. Придется выкручиваться, а врать ты не умеешь, как я поняла, – она очень мило улыбнулась.

– Не-а. – я тоже улыбнулся. – Мне понравилось тут у тебя, – я встал из-за стола и начал собираться.

– Здорово. Ты можешь приходить ко мне. Я разрешаю. Только аккуратнее с Батареей, ну ты понял. Да, и еще …, -она замялась. Было видно, что ей неудобно говорить об этом, – Я не всегда бываю свободна, ты понимаешь. Черт, как же нам быть, – она задумалась и театрально закрыло лицо руками. Повисла пауза. Я понял о чем она. Умная девочка. Она не хочет, чтобы я видел то, что у нее творится в доме. И я сам чертовски этого не хотел. Возможно, если бы речь шла не обо мне, ей было плевать. Она хотела придумать вариант связи. Я ждал.

– Вот! Придумала! Ты можешь приходить, когда свободен. Даже можешь не стучать. Все стучать, а тебе можно просто заходить. Видишь эти красные занавесочки на окне рядом с дверью?

– Ага.

– Они будут всегда задернуты, если я не дома или не одна. Тогда можешь просто подождать, если время есть. Только не под окнами, где-нибудь рядом. Хорошо?

– Да, хорошо, – я уже открыл дверь и начал выходить, – Спасибо тебе, большое.

– Это тебе спасибо, Косяк. Я была тебе рада, честно. Приходи, но помни про занавесочки. До скорого!

– До скорого, – сказал я в ответ и выбежал из дома.

На обратном пути я летел. Прекрасное настроение и прекрасная музыка. Я был счастлив.

“Она меня приглашала! Я могу приходить еще! Что же еще мне нужно?”.

Я внезапно поймал себя на мысли, что мне нравится жить. Мне захотелось “заработать” денег и что-то сделать с нашим существованием. Я увидел надежду на исполнение своей мечты. Выбраться. “Я смогу! – Я почувствовал, что смогу, что у меня получится. – Костьми лягу, но сделаю. И ее вытащу”. Я сам себе поражался на тот момент.

На подходе к метро меня осенило. “Вот, блядь! Батарея! Я обещал ему достать денег или продуктов. Иначе, мне никак не оправдать свое отсутствие. Надо что-то придумать.”

Совсем один я еще не работал. Я опять дико разволновался, но зашел в метро.

 

Глава 10

Матерый

 

Денег не было, билет купить не на что. Я огляделся. Ну хорошо, народу много, можно рискнуть. До меня дошло, что я совсем забыл о времени, а сейчас час-пик и может все проканать. Я выждал нужный момент, перемахнул через турникет, и не останавливаясь, ринулся вниз по эскалатору. “Вот, ёпт!” За спиной я слышал какие-то вопли и свист. Это мне. Адреналин меня переполнял. Даже внизу могут взять за жопу – я это знал. Подбегая к перрону, я увидел, что поезд в мою сторону стоит на пути с распахнутыми дверями. Момент – лучше не придумаешь, и я поднажал. Кого-то толкнул, сам чуть не грохнулся с этой дурацкой лестницы.

Мне казалось, за мной идет настоящая погоню. Не знаю, что было сзади, но мне было не по себе. Одно дело, ты – человек, просто заплатишь штраф и пойдешь дальше, другое – беспризорник. Может повернуться как угодно. Проблемы с ментами мне явно не нужно. “Если ты идешь мимо, всем пофиг, но когда ты барагозишь по полной – тебя поимеют, будь уверен” – так мне говорил когда-то Батарея, и я запомнил.

Как только я заскочил в вагон, двери захлопнулись.

“Ну и толкучка же здесь. Нужно отдышаться, привести нервы и голову в порядок, оглядеться и понять, что делать дальше и как прийти домой “чистым” и с добычей. “Работать” сейчас явно не стоит начинать. Я и так привлек к себе достаточно внимания, поэтому я выйду на следующей станции и пересяду в другой вагон, где-нибудь в начале поезда. Вначале подумал сесть в следующей – херовая мысль. Он будет битком теми, кого я растолкал. Да, все верно. Сяду в следующий”. – подумал я.

Так я и сделал. Вышел на следующей станции, прошелся не спеша по перрону вперед и перед отправлением нырнул в поезд. Внутри была такая же толпа народу. Это было хорошо. Теперь можно хорошо подумать.

“Сразу начинать не стоит: можно спалиться и тогда придется валить. Как – не знаю пока. Надо проехать несколько остановок, и сделать все хотя бы ближе к своему району”.

Пока я ехал, все было хорошо. Люди то заходили, то выходили. Разные люди. Их было много. Это тоже хорошо. Я понял, что совсем скоро приеду и пора начинать. Волнение вновь усилилось.

“Ладно, поехали. Кто? Мужик, барсетка в руках. Нет. Женщина с сумкой. Тоже не вариант. БЛЯДЬ! Мент! Рядом со мной”.

Патрульный не обращал на меня никакого внимания, но я решил не рисковать. Поступил как в прошлый раз. Вышел на станции, прошелся по перрону, сел в этот же поезд, но в другой вагон.

В вагоне все было на первый взгляд хорошо. Ментов, по крайней мере, не было. Это порадовало. Я начал снова изучать людей вокруг себя. Меня зажало телами со всех сторон. Нас было набито очень много. И мне давало это некое преимущество.

“Скоро будет моя станция и пора уже начинать” – подумал я.

“Выбрал и делай сразу. Не останавливайся, а то не сделаешь вообще. Если решился – действуй сразу и один раз. Второй замах – хуже дристни”. Эти правила вбивал мне в голову Батарея, когда учил меня “лезть не в свой карман”. Он говорил одно и тоже от раза к разу. И я запомнил. Запомнил и повторял себе сейчас, стараясь головой не обращать внимание на волнение.

Ко мне лицом стоял мужчина лет 35 в легком плаще нараспашку. Отлично. Его широкие карманы были оттопырены. Я решил, что попробую. Я прижался к нему, стараясь не смотреть, и залез в его карман. “А тут уютно” – интересное ощущение. В эти секунды я весь жил кончиками пальцев. Глаза, уши, мозги – все было там. Я щупал, едва касаясь “подушечками” того, что там лежит.

В кармане лежали зажигалка и бумажник. Средним и безымянным пальцем я старался его захватить, но он выскальзывал. Первый раз, второй… Вот! С третьего раза, кажется получилось. Поезд шел неровно, беспокойно, и всех нас мотыляло из стороны в сторону. Это меня и спасло, ведь “работал” я, по правде говоря, грязно.

“Так нельзя. Батарея убил бы. Ну, да ладно”.

Аккуратно и предельно медленно я начал вытаскивать лопатник клиента. Сегодня не мой день, я это понял, когда он зацепился краешком за угол кармана и руки начали сами по себе ходить ходуном. Самая удивительная мысль, что выстрелила мне в голову: “Косяк, надо потренироваться еще”.

“Охренеть, как я начал думать. Сам в шоке”.

Поезд начал быстро тормозить, остановился окончательно и дернулся назад. В этот момент я вырвал кошелек из кармана человека, а через мгновение, двери открылись и толпа выдавила нас из вагона. Мой приз остался зажат между мокрыми пальцами. Кажется, получилось. Глядя на клиента, я выждал момент, когда он ушел далеко вперед, а я смешался с людьми и встал на эскалатор.

Волнение начало меня отпускать, и я открыл кошелек. 2300. “А я матерый!, – усмехнулся я. – Неплохо, даже очень неплохо. На это можно жить”.

Но мне не нравилось одно – я начал превращаться в профессионального вора. Когда я стоял в вагоне – решил потренироваться еще, чтобы лучше получалось, а сейчас вообще чувствовал не просто облегчение, а моральное удовлетворение и удовольствие от того, что я сделал. Это плохо, я это понимал. “Сегодня – так”, как говорила всегда Машка. Ничего не поделаешь.

Чем больше я “работаю”, чем чаще я “лезу не в свой карман”, тем глубже и крепче я вязну в этом болоте. Меня начинало осенять, что болото-то это внутри меня, а не снаружи. Возможно, я смогу убежать, начну другую жизнь и стану “глянцевым”. Но это будет внешне. Важнее то, что будет сидеть у меня внутри. Каким я буду. Это поглощающее меня болото – душевная червоточина, зерно, что прорастает все быстрее и быстрее с каждой моей “вылазкой в карман”, с каждым днем, который я провожу так. Вот только бежать я потом буду не из подвала, не от Батареи, а от самого себя. А от себя, как известно, не убежишь.

“Я становлюсь вором и воровство мое, пока оправдано. Возрастом, незнанием иной жизни, отсутствием памяти. Но потом, это станет неотъемлемой частью этой самой моей жизни, и всем известно, чем она заканчивается. Всегда везти не будет. Когда-нибудь я попадусь, меня возьмут за зад и посадят. Это точно. И это будет неминуемо”.

Выход из болота, как отбывающий поезд. Чем дольше ждешь, чем дольше тянешь, тем меньше шансов запрыгнуть в него. Вначале еле успеешь заскочить в свой вагон, потом в вагон подальше, а оставаясь на краю еще дольше, успеешь запрыгнуть только в конец экспресса “Сегодня – Завтра, Жизнь – Смерть”. Но простояв в болоте совсем долго, поезд уйдет без тебя, и тогда ничего не останется, кроме как гнить. Сначала внутри, потом снаружи.

Это правда “уличной” жизни, которую мне рассказывал Павлик. И только сейчас я начал ее понимать. Возможно, еще не поздно. Быть может, уже не локомотив, но пока еще не последний вагон. Пока. А поезда сейчас быстрые… Я подумаю об этом еще.

“Что бы совсем отвести от себя все подозрения перед Батом, да и для полного лоска, нужно раздобыть еще, хотя бы немного, еды. Да, попробую”. Решил я так, поднявшись наверх, и выйдя из метро на улицу.

 

Глава 11

Дважды матерый

 

В общем-то, мой район, собственно как и все, отдаленные от центра города, был похож на Ликин. Только люди не такие мутные, да и фонарей побольше. До дома идти минут 20, и я собирался заглянуть в какой-нибудь магазин.

Шел я быстро и не по прямой. Пройдя через несколько дворов, я увидел небольшой супермаркет. В магазинах я еще ни разу не воровал, поэтому совершенно не представлял, что сейчас буду делать.

“Коль уж могу залезть в чужой карман, то в магазине все получиться”, подумал я. На самом же деле, мне было плевать как это сделать. По карманам много не распихаешь и, скорее всего, придется сегодня еще и побегать.

Я зашел в магазин. Он был самым обыкновенным: небольшое помещение с узкими проходами между стеллажами с продуктами. На входе сидел высокий худощавый охранник, с усами и в очках, лет пятидесяти, а рядом со входом располагались кассы, за которыми сидели уставшие и замученные продавщицы. Народу здесь было немного, проход свободный, так что можно и сбежать.

В кармане я нашел небольшой пакет, который сразу положил в корзинку в раскрытом виде и прошел в зал.

“Действовать придется очень быстро, и не стоит поэтому брать много”.

А много и не нужно было: хлеб, несколько банок разных консервов, бутылка водки(желательно большая, а лучше две, ведь это тоже “наша” валюта), кусок колбасы, пакет какой-нибудь крупы. Это максимум, что я мог себе позволить забрать.

Я шел между рядами, аккуратно, не привлекая внимания, брал продукты и складывал их сразу в пакет в корзине. У проходного турникета был отдел с алкоголем. Не глядя, я взял первые повавшиеся две бутылки по НОЛЬ-ПЯТЬ(пусть так). Завернул, прошел дальше, в отдел с консервами. Две банки тушенки, три банки консервированной каши, банка какого-то салата. Прошел чуть прямо, и в корзинку упал батон хлеба и сразу же – пакет с рисом. Через десять шагов я был уже в отделе с холодильниками. Я не смотрел, что там лежит, ибо очень хотелось есть, и я снова волновался. По пути к кассам, я зацепил небольшую палку колбасы.

До выхода оставалось несколько шагов, но идти было уже невыносимо. Дыхание было тяжелым, руки тряслись, а ноги не шевелились. Оказывается, воровать “внаглую”, на виду у всех – куда тяжелее. Но, что сделано, то сделано. Я уже начал…

Перед кассой, к которой я подошел, стояло три человека. Рядом, в общую кучу под стол, я положил корзинку, намотал пакет на руку и двинул через кассы, обходя покупателей. До двери оставалось пару метров, и пока я не торопился.

“Молодой человек, вы куда?” – сказала продавщица. Я проигнорировал ее вопрос и шел дальше.

– Молодой человек!!! А… Коля!, – крикнула она охраннику. Все уставились на меня, дяденька с усами подорвался со своего места и встал перед дверью. Я сделал рывок в его сторону и через секунду, согнувшись пополам, таранил его в живот своей башкой, пробиваясь к выходу. Он явно этого не ожидал. Все произошло в одно мгновение, поэтому я сам ничего не понял. Вылетев из магазина, я побежал через дворы, не оглядываясь. Нужно было бежать, мне хотелось бежать, хотя я понимал, что никто за мной не гониться. Никому это не нужно, да и не сумеют.

Через пару улиц я остановился, отдышался и спокойно пошел пешком к нашему подвалу. Мне стало стыдно. Пожалуй, впервые за мою “новую жизнь” мне стало невыносимо стыдно. Все те люди видели меня, я видел их и воровство было не тайное, как в метро. Я зашел “по-беспределу”, и мне это не понравилось. Именно сейчас мне стало мерзко за себя и свою жизнь. В один единственный миг я возненавидел парня Косяка, Батарею, Машку и наш подвал.

“Смысл, блядь, так жить?!, – сквозь зубы прошипел я сам себе, – Лучше уж как Павлик…”. Мне хотел блевать.

Зайдя в подвал, я сразу кинул пакет с едой на стол, затем вынул из кармана деньги и положил рядом.

– Привет. Вот.

Батарея сидел за столом, курил и листал какой-то журнал с голыми бабами. Машка, как всегда, копошилась в своем угла, на этот раз – шила.

– Привет. – улыбнулась мне Машка.

– Ооо, Косяк! Здорово! А че, где был? Че делал? Эт че такое?

– Да так, гулял, воздухом дышал. Вот, подзаработал немного.

– Красавчик че, капусты нормально. Вот, Машка, учись, и еда есть. Набарагозил поди в магазине-то?

– Ну так, есть немного, – я сел и тоже закурил.

– Ну, молочек, матерый, гляди какой, – Бат явно обрадовался моим достижениям и, если хотел узнать, где я прошатался, то уже забыл об этом. На это я и рассчитывал.

Тут всем плевать, где ты ходишь и что делаешь. Главное – это “работа”. “Работа” каждого – это кормить стаю и складывать деньги в общий котел. Не важно каким способом. Если ты это делаешь – ты – молодец, правильный пацан и спроса с тебя быть не может. Самое паршивое, что теперь, каждый раз, когда я захочу провести время у Лики, мне нужно будет вот так “откупить” свое время, что бы не отвечать не скользкие вопросы. Мысль об этом пришла в мою голову довольно отчетливо, но я был к этому готов. Я готов это делать, ради нее, ради наших встреч.

– Как в метро сработал? Нормально?

– Ну, да, в подземке неплохо, но нужно побольше практики. Не все гладко прошло. Для меня.

– Не спалился и слава Богу. А научить – научим. Говно-вопрос. – Он был мной доволен, и я это понял. И научит, ведь. Других вариантов, кроме как учиться воровать у меня нет, или мне не жить в этом подвале у него.

– Да, только в магазине как-то некрасиво. Зашел, взял и выбежал. Да еще и охранника головой с ног сбил. Гнусно что ли.

– Слышь, дурачок, ты это заканчивай! Ты у Павлика что ли таких слов понабрался? – Он не злился, просто немного возмутился.

– Да я…

– И кто это у нас так говорит? Бродяга, что лоха на два с лишним рубля опустил, да и еще магаз вынес? Ты че, вообще? Мы все тут так живем. Не нравится – вали. А вообще, не думай про это. Они, – он имел ввиду всех людей из обычного, “глянцевого” мира, – Они за тебя думать не буду. Им похую. Понял? Кто ты, что ты, и что ты жрешь. И жрешь ли вообще, им похую. ПО-ХУ-Ю. Ты для них – гавно!

– Да я понял!!! Понял!!! – этот разговор стал невыносимым.

– Ладно, все. Закрыли тему. Машка, давай стол организуй. Есть пора.

Машка стала что-то накидывать на стол, вскрывать консервы, резать колбасу, налила всем, в том числе и себе, водки. Через какое-то время, мы сели за стол, начали есть, курить и пить водку. Разговор за вечерним столом был неплохим, хотя и не имел особо смысла. Мы обсуждали планы на ближайшие дни, пошло и неумело шутили. Батарея сказал, что вытащит завтра-послезавтра меня на какую-то “стрелу”. В общем, все как обычно.

Мы уже собирались ложиться спать, как Бат сказал, что уходит.

– А куда? Вернешься скоро? – заскулила Машка, как щенок, которого оставляют дома в одиночестве.

– По делам. Завтра вернусь, – сказал Батарея и молча ушел, расстроив нашу подругу.

Мы с Машкой еще покурили и молча легли спать. Я предполагал, куда он пошел сейчас. Сволочь!

 

Глава 12

Немного о Павлике

 

– Где Батарея? То есть, доброе утро – спросил я Машку, только что разлепив глаза. Она сидела в углу на своей кровати, наполовину закрытой ширмой из старой цветастой простыни.

Кстати, я сам не заметил, как часто начал спрашивать по утрам, где мой “старший”, когда не нахожу взглядом его спящее тело.

– Я не знаю, как ушел вчера, так не вернулся. Наверное, остался у этой суки…

– У кого? У Лики? А почему «сука»?, – мысль о том, что он у нее делал, меня очень взволновала.

– Да она та еще поблядушка. А этому дураку лишь бы потрахаться.

Бог ты мой! Что я вижу? Глаза влюбленной девушки. И даже не влюбленной, а искренне любящей. Ведь, в них отчетливо можно было прочитать готовность на любые подвиги ради другого человека. В юношеских глазках, я увидел настоящую ревнивую хищницу, готовую растерзать на месте все и вся. И поверьте, уж что-что, но не хотел бы я почувствовать этот взгляд на себе, от которого волосы мои зашевелятся в самых неприличных местах.

Вы не знаете, но я понял, что у людей “уличных”, не из “глянцевой” жизни, нет возраста. Если маленький человек живет с раннего детства по диким законам, то в тринадцать – это уже далеко не ребенок, а взрослая личность, со своими устоями, понятиями и огромным жизненным уличным опытом.

– А что, он так сильно ее любит?

– Это животное вообще не способно любить. Разве что себя. Забей, в общем.

– А ты? Ты любишь? – здесь непринято задавать личные вопросы, но утро, мать его, располагало. Машка закурила, и я приготовился к не самой приятной тираде в свою сторону. Сегодня я эту девочку злой увидел впервые, но уже понял, что в таком состоянии с ней лучше не шутить.

– Не знаю, Косяк, – взгляд ее стал неожиданно спокойным, даже нежным, – Мы, ведь, вместе очень давно, и все наши отношения складывались как у брата с сестрой. Но, знаешь, столько пережив, я понимаю, что он для меня намного дороже. Я очень сильно надеюсь, что когда-нибудь выберусь из этого дерьма, и, если это случиться, то хочу, чтобы Батарея был со мной. Мало кто понимает, что милее человек, который был с тобой с самого начала.

– А как вы оказались на улице?, – в любой другой ситуации, мне бы просто не ответили в лучшем случае (Павлик, по крайней мере, не отвечал никогда), но реакция Маши оставалась по-прежнему спокойной.

– Мы оба были в детдоме. Только он на четыре года старше. Почему мы там оказались, я не помню. Видимо как всех подобных, нашли выброшенными на улице или отняли у родителей алкашей-наркоманов, не знаю. В общем, типичная история. Детдом наш был в общем-то неплох, какое-то время. Потом сменилось руководство и персонал. Уж не знаю, что там произошло, но жить стало невозможно. Над нами постоянно издевались, недокармливали, за любую провинность сажали, как они говорили, в карцер. То есть, в обычный подвал, где было очень сыро, очень холодно и очень темно. Могли легко посадить дня на два. Батарея был самым смелым из нас и решил бежать. Однажды ночью я проснулась в туалет, и увидела как Батарея крался мимо по коридору. Я поняла, что он сваливает навсегда и захотела вместе с ним. Быстро оделась и выбежала следом, а когда догнала – он взял меня с собой. Это было три года назад. Мы сели на первую попавшуюся электричку и уехали. Тогда мы даже не знали куда едем. Потом перед какой-то станцией увидели контролера, пробежали в тамбур и вышли на перрон. Так мы оказались в этом городе. Побродили немного, добрели до этих домов и остались в этом подвале. Привели здесь все в порядок, Батарея поставил кровати, дверь, смастерил печку. Так и живем…

– А почему его так прозвали?

– Это еще с детдома, – на лице Машки стала появляться очаровательная девичья улыбка, – На самом деле, ничего смешного тут нет – на него упала старая батарея, окатив, ну естественно, кипятком. Так его и прозвали. Хотя, настоящее его имя Илья.

– А Павлик?

– А что Павлик?

– Как он оказался с вами?

– Косяк, это очень странная история. Он и сам странным был. Незадолго до твоего появления, ночью к нам постучался он. Батарея не любит незваных людей, и хотел ему отказать, но Павлик дал ему денег, сказав, что это за кров. И все бы ничего, но у него было много денег. Он сам, понимаешь, был не из наших. Видно, что мальчик далеко не детдомовский, а вот откуда, осталось загадкой. Он же был старше нас намного, это мы понимали. Но ясно было, что он откуда-то или от кого-то бежал. Причем бежал со страхом. Мы-то бежали с удовольствием, бежали для лучшей жизни, а он был напуган. Павлик сказал, что умеет хорошо работать: может вскрывать замки, воровать кошельки из карманов и еще много чего. Кстати, “лезть в чужой карман” Батарея научился у Павлика. Но он совершенно не был вором. В смысле, он умел и промышлял, но не любил. Это не было его жизнью. Он был кем-то из высшего общества, понимаешь? Я на разных людей насмотрелась. Это видно. По повадкам, по манере разговора, да даже по лицу. Видно, что не из наших. Он что-то знал, что-то видел. Всегда где-то пропадал, куда-то ходил, с кем-то разговаривал, знал очень непростых людей. Поговаривают, что дружил даже с каким-то вором в законе. Загадочный паренек был, хотя, очень хороший.

– Погоди, Маш, а вещи его остались какие-нибудь? Не с пустыми же руками он пришел. Документы какие-нибудь должны остаться.

– Косяк, не знаю. Но, если найду, я тебе обязательно скажу. Вообще, здесь много разного хлама, я собиралась все это разобрать, так что может чего и нарою.

Я вышел из подвала и, не думая, отправился в сторону метро. Я не хотел воровать, просто пошел туда как обычный человек. Когда нечем заняться, я просто гуляю, дышу, смотрю на людей. Павлик называл это – “проветрить мозги”. Это расставляет все по своим местам и наводит порядок в голове. А поверьте, разгрести хлам в голове мне было необходимо, и я направился на прогулку. В ушах – музыка из плеера, а в голове – полный бардак. Масса вопросов и ни одного ответа.

Отсутствие ответа. Вот что пугает больше всего. Мы не боимся его, нам страшно, когда его нет. И у меня не было.

 

Глава 13

О “глянцевой” жизни

 

Я бесцельно шатался по нашему району. За последнее время много чего произошло, что изменило меня. Умер Павлик, я все больше и больше “погружаюсь” в ту систему, в которой живу, то есть в “болото”; постоянно думаю о Лике и очень хочу двинуться дальше к выходу. Вернее, ко входу в “глянцевую” жизнь.

“Глянцевая” жизнь. Эта штука не давала мне покоя. Та серая масса, которую я так тщательно разглядывал в метро, влекла меня к себе. Батарея же ее ненавидел. Для него, она была некой полумерой между миром нашим и самым высоким и дорогим. Тем миром, о котором писали в модных журналах и снимали кино. Тем миром, о котором я даже не мечтал и ничего особо о нем не знал, кроме того, что там много денег, дорогих машин и красивых женщин. Но меня влекла серая масса простых людей. Тех, что ездят на метро, живут семьями в обычных квартирах и называют эти места домом.

Дома они любят в нем друг друга, готовят вечерами еду и смотрят телевизор. А еще в нем тепло. По-настоящему тепло. Тепло, даже когда на улице очень холодно, а тебе очень плохо, там все равно тепло. Туда ходят твои друзья, и ты называешь их гостями. На одну секунду я представил, что у меня есть такое место, и я живу в нем с Ликой. Живу, как типичный представитель этой самой массы, так ненавистной Батареей. Хожу на работу, покупаю еду и вечерами меня ждет она. Она приятно пахнет, и вся квартира пахнет ее запахом, очень теплым и самым приятным. Когда я прихожу, она обнимает меня так, будто мы не виделись целый год, а потом кормит меня вкусным ужином, который сама приготовила. А перед сном, мы просто лежим, обняв друг друга, и молчим, ведь, когда тепло – говорить не нужно. Все и так понятно. Тепло…

Я стоял недалеко от того место, где когда-то очнулся без памяти. Стоял и думай о ней. Возможно, все это глупые мысли, и так не бывает. Возможно, но я хочу, что бы было именно так, ведь это мои приятные мечты о ней. И в них хочется верить. Особенно сильно хочется, когда больше не во что. Мне, как и Павлику, невыносимо стало жить только “здесь и сейчас”. Это угнетает, поэтому нужно мечтать. Я понял, что человек может приспособиться к любому дерьму, но я не понимал, почему те, с кем я живу сейчас, не приходят к нормальной жизни. Почему в них умирает желание выбраться из болота? И было ли оно, это желание? Или дно, в итоге, становится родным и понятным, и ты не хочешь выползать наружу? Я знал одно: чем дольше тут находишься, тем сложнее выплыть наверх. Вполне вероятно, что такие как Батарея, просто сами отказываются жить не по уличным законам, презирая общество и его устои, которые меня так сильно манили к себе.

Я стоял рядом с железной дорогой и видел, как мимо мчится электричка. Тут я недавно очнулся, не помня ничего.

“Интересно, что другие люди делают, когда оказываются на моем месте? Наверное, идут к ментам, но я даже имени своего не знаю. А Батарея советовал даже близко к ним не подходить. Мол, изобьют, да еще и посадят за что-нибудь, лишь бы дело какое закрыть. Бату я верил. Он-то явно у них часто бывал. Я думаю, что нужно начать с Павлика, а точнее с его знакомых”.

Когда мы гуляли по городу, частенько заходили к разным людям. Павлика они всегда принимали очень радушно и тепло. Мы приходили в квартиры, маленькие лавочки с разными интересными вещами, как-то зашли даже в театр к сторожу. У моего друга было много интересных знакомых. Разный возраст, разная работа и образ жизни. Их вроде ничего не объединяло и ничем не отличало от остальных, но у каждого была своя история, и у них было чему поучиться.

Интересные люди – вот что привлекало Павлика. Вот в чем он видел смысл жизни. Он собирал истории и сам любил их рассказывать. Я подумал, что стоит найти кого-нибудь, зайти в те же места и поговорить. Там мне точно будут рады и, наверное, помогут.

 

 

 

***

Я вернулся в подвал. Машка была по-прежнему раздражена, но вскоре пришел Батарея, и она успокоилась. Или сделала вид, что успокоилась. Бат сказал, что сегодня никаких для меня дел не будет, а он вечером пойдет на какой-то “сходняк”, но меня это не касается. Он был доволен, и я поймал себя на мысли, что он начинает меня раздражать своей ухмылкой, ведь ночь он провел у Лики. А когда я об этом думал, мне становилось еще хуже.

Солнце сегодня светило как никогда ярко, и я чувствовал в себе много сил. Окрыленный непонятно чем, я начал забывать о своей боязни города и толпы людей. Мне захотелось поскорей окунуться в этот бешеный омут с головой и погрузиться в реальную, “глянцевую” жизнь, будто там мне комфортнее и привычнее. Может я и правда оттуда? Почему я решил, что имею право, а главное смогу там жить наравне со всеми – я не знал. Но я хотел, и это самое главное.

Беспризорная жизнь – это болезнь, от который нужно лечиться через боль и силу или навсегда в ней и останешься…

Машка с Батареей начали о чем-то спорить, но я не слушал. Включив свой плеер с любимой музыкой Павлика, я ушел из подвала. В кармане была мелочь на проезд, и я двинул в город. В самый его центр, в самое его сердце, и это будоражило.

 

 

 

 

Глава 14

“Мудрость вселенной”

 

Я знал, куда еду. Я хорошо запоминал те месте, где бывал с Павликом. Это место находилось в историческом центре города, в маленьком красивом переулке, каких там много, в старом доме. Такие мне очень нравились. Мало машин, немного людей, красивая и спокойная атмосфера. Гулять там было очень приятно. Чистые аккуратные улочки, старинные дома, деревья и красивые газоны. Здесь мне было по душе. Я вышел из метро и пошел вдоль канала, проходя сувенирные лавки, антикварные и книжные магазины. Пройдя пару улиц, я оказался на месте.

“Мудрость вселенной. Музыкально-этнический магазин”. Интересное название, смысл которого мне объяснил Павлик:

– Тут продаются виниловые пластинки и диски разной старой музыки, одежда, которую сейчас никто не носит, разные этнические (теперь я знаю, что это) сувениры и всякие штуки для курения марихуаны.

Хозяином, а так же продавцом здесь был, как сказал Павлик – “олдовый хиппарь”.

– А кто такой “хиппарь”? – спросил я тогда у Павлика.

– Хиппи – это было такое молодежное движение в 60-х. Они слушали ту музыку, которую я тебе дарил, выступали за “мир во всем мире” и жрали всякую наркоту, от которой мир становился для них прекрасней. Сейчас сам все поймешь. – добавил он, когда мы заходили внутрь.

Нас тогда встретил высокий мужчина с бородой и длинными распущеными седыми волосами, лет 65-ти, может старше или моложе – не знаю. На нем были джинсы, пестрая, в красочных разводах майки со странным знаком на груди. Позже я узнал, что это знак хиппи, а их самих уже не осталось. Мужчину звали Марк. Он очень тепло нас встретил и показал мне свой магазинчик. В первом зале было много, как они говорили, “хипповской” одежды, а во втором он продавал музыкальные пластинки. Тогда я впервые услышал винил с его характерным хрустящим приятным звуком. В этом магазине играла правильная музыка. Все было ради нее. Музыка, как сказал мне Марк, объединяющая поколения.

И вот я снова стоял здесь, у входа в магазин. Но теперь я был один.

Я вошел. Людей не было. За прилавком сидел Марк и что-то читал.

– Здрасьте. Марк, вы помните меня, я…

– Оооо, здравствуй Косяк. – Он мне действительно обрадовался. – Как ты? Где Паша? Что не заходили?

– Павлик умер. Недавно. Видимо, из-за клея… Не знаю.

– Вот бля… Это очень печально. Я скажу тем, кто его знал. А ты молодец, что пришел.

– Как у вас дела? – я, честно признаться, не знал с чего начать, но мне казалось, что разговор с Марком сложиться хорошо.

– Да неплохо, ты знаешь. Все как всегда. Продаю все эти вещи людям, которым близка моя музыка и эпоха. Такое, почти никому не нужное, погружение в прошлое.

Марк вышел из-за прилавка и крепко меня обнял

– Мне правда его жаль. Здоровский был парень, и он, кстати, говорил, что ты можешь заглянуть один, будто о чем-то догадывался. Говорил, мол, не обижай мальчишку, – он грустно засмеялся. – Но не будем искать знаков в его жизни и смерти. Просто будем помнить и любить. Так лучше. Согласен?

– Да. Вы знаете, он мне очень был дорог.

– Я понимаю, о чем ты. Он рассказывал о тебе. Хочешь чаю?

– Чаю?

– Ну да, чаю. У меня и печенья есть. Сейчас, садись.

Рядом с прилавком стояли маленький круглый стеклянный столик с коваными ножками и два кресла. Мы сели и мне разрешили курить. Магазин Марк закрыл, что бы никто не мешал. В этом магазинчике было очень уютно, играла приятная музыка и вкусно пахло.

– А чем тут так пахнет? – спросил я

– А ты не знаешь? Это благовония, – он показал мне эти черные палочки. – Их древние чуваки использовали в своей культуре, для лечения или медитаций.

Марк зажег благовония и налил нам чаю.

– Приятные они, эти благовония. Мне нравится. А вы откуда Павлика знали?

– Слушай, да я и сам не помню. Познакомились в какой-то тусовке. У него даже, ты не поверишь, работа была. Не знаю, чем он занимался, но с прошлым у него не все в порядке. Он детдомовский вроде, я от кого-то слышал. Он не говорил, а я не спрашивал. Он часто приходил ко мне. Хороший парень. Он мне нравился. У него и друзей много, может они тебе получше о нем расскажут. Друзья у него интересные все были.

– И вы….ну, тоже не как все.

– Тут ты прав. Я не как все, сколько себя помню. И он мне был другом. Знаешь, есть такая дружба, когда ты вроде ничего не знаешь о человеке, но хорошо его понимаешь и чувствуешь, словно всю жизнь с ним бок о бок. Ты тоже непростой парень, ты уж мне поверь… Я людей насквозь вижу.

– Как это, непростой?

– Ты пока себя не знаешь, но ты справишься. Я, и в правду, ждал тебя. Ты можешь приходить сюда в любое время.

– Спасибо большое.

В воздухе, среди запахов чая и благовоний, зависла пауза, но она нас не напрягала. Я откинул голову назад и закрыл глаза. Играла очень знакомая музыка. На стене висел телевизор и показывал живые концерты старых групп и певцов. Я посмотрел. На экране, за роялем, сидел чернокожий пожилой человек в солнцезащитных очках, очень экспрессивно играл и раскачивался в такт. Песня была до боли знакомой, но я не понимал откуда.

– Марк, простите, а кто это такой? Песня просто знакомая.

– О, дружок, это Рей Чарлз. Его, кстати, Павлик очень любил. Он слепой, и всю жизнь таким был. Он играет светлую музыку, советую его послушать. Его пальцы на рояле творят чудеса. Это правда. А песня… – он улыбнулся, посмотрев на меня, – Она называется “Let it be”, но не он ее написал. Ее пела группа “The Beatles”.

– Да-да! Мне Павлик давал послушать, у меня даже кассета есть. Это получается, он ее тоже спел, только по-другому.

– Это называется кавер. Когда исполнитель перепевает то, что написано и спето другим, с разрешения, разумеется.

– Очень хороший вариант песни. – Мы оба уставились в телевизор, гляда на Рея Чарльза. На тот момент, он был для меня инопланетянином, который очень странно себя вел, но это было хорошо.

На экране я видел человека, полностью подвластного своей музыке. Она творила с ним чудеса, выплескивая наружу всю энергию. Он пел, и казалось, что живет он только пока поет. Вот сейчас он перестанет, и жизнь уйдет из него навсегда. За роялем он выглядел так, будто он не человек, а существо, посланное дарить музыку людям и рассказывать в ней о чем-то прекрасном.

– Марк, а о чем он поет?

– Косяк, он поет о том, как замечательно жить. Что бы не происходило, нужно говорить “Let it be” – “Пусть будет так”, и станет тогда хорошо, будет легче. Светлая песня.

– Вы пробовали?

– Так говорить? Конечно. Если подумать, во всем есть плюсы. А плохой день все равно когда-нибудь заканчивается.

– Здорово. Не знаю, получится ли у меня так же. – я был поражен этим вечером. Мне было хорошо.

– А ты попробуй. Ищи во всем добро и любовь, и возвращай их миру.

– В этом ваш принцип хиппи?

– Ну, можно и так сказать. – Марк засмеялся, потом задумался и сказал – Да, именно в этом. Пойдем со мной.

Мы зашли в соседний зал магазина “Мудрость вселенной”, где находилась только музыка. На стенах были развешены плакаты разных певцов и групп, а в центре стоял огромный стол, весь заставленный коробками с виниловыми пластинками.

– Выбери что-нибудь, давай послушаем. – Марк стоял на пороге зала, сложив руки на груди.

Я ходил как завороженный, трепетно перебирая пластинки, узнавая знакомые названия и изучая новые. Глаза мои разбегались. Я чувствовал, что хочу знать их всех, держать в своей голове. Я выбрал одну и протянул Марку. На ней было написано “The Doors”.

– Ооо, хороший выбор. Прекрасная гитара. – сказал Марк и, достав пластинку, поставил на проигрыватель. Зазвучала новая для меня музыка, и она мне понравилась.

– Павлик хорошо тебя подготовил, – Марку нравилось, что я люблю эту музыку.

– Он как-то меня к ней приучил. Он был на ней прямо помешан.

– Да! Он – да! Собственно, как и все мы. Слушай, друг, я кое-что придумал. Я хочу сделать тебе подарок.

– О, не стоит, спасибо большое,- я вдруг очень испугался того, что мне сейчас сделают подарок. Я их боялся. Мне было приятно, но я всегда смущался, когда получал подарки от Павлика.

– Нет. Пойдем со мной. Я хочу подарить тебе одежду. Она тебе нужна, и не говори ничего.

Мы вышли в первый зал, и Марк подвел меня к вешалкам с одеждой. “Я знаю, что тебе нужно” – сказал он и начал что-то искать.

– Вот, смотри, эта клевая джинса. Я такую в советские времена в Одессе брал и фарцевал. Ни у кого такой не было, а у меня была. Нет-нет, я не хвалюсь, но у меня были лучшие вещи!

– Что вы делали раньше? Фар… – опять незнакомое слово, и я этого стеснялся.

– Фарцевал. Ну, торговал нелегально вещами, которые достать было очень трудно. Джинсы, майки, винил. Клевые времена были, скажу я тебе.

– Я хочу про это послушать.

– Обязательно, Косяк, обязательно. А сейчас примерь вот это все. – он дал мне джинсы, джинсовую куртку и пеструю майку в разводах, как у него. – Надевай!

– Марк, спасибо вам большое. Это очень приятно.

– Да, брось! Надевай! А свое тряпье положишь в этот рюкзак. Дарю! – он протянул мне рюкзак из грубой мешковины болотного цвета. – Правда, на улицах на тебя могут странно посмотреть, ведь, так уже никто не ходит, но стиль мне нравится.

Я надел все, что он мне дал, и посмотрел на себя в зеркало. Я не узнал себя, и это было здорово. Я почувствовал себя человеком. Не тем, что был раньше, не тем, что вылез из подвала. А человеком, как все, в хорошей, красивой одежде из “глянцевого” мира. “Батарея” – сказал кто-то у меня в голове. Да, пожалуй, ему это точно не понравится. Придется переодется перед тем, как зайду в подвал. Но прикид был действительно крут!

– Ну как? Нравится?

– Да, конечно! Это просто супер! Спасибо! Я теперь как они, ну, ребята, что играют эту музыку.

– Именно в их стиле. Ты прав. На еще пару маек забери, это твой размер.

– Спасибо, – я был так расстроган подарками, что бросился Марку на шею и заплакал. Я прижался к его груди, и из моих глаз хлынули слезы. Я не мог их остановить. Я даже сам не знаю, почему я так рыдал навзрыд и не успокаивался, повторяя “спасибо, вам, спасибо”.

-Ну-ну, ты чего? Я всегда рад тебе помочь. Это же просто подарок, перестань. – Марк обнял меня, пытаясь успокоить, гладил по голове. – Все хорошо, это просто хороший прикид. Знаешь что я придумал, ты можешь остаться у меня, и мы постараемся разобраться с твоими делами. Пойдем, выпьем чаю.

Всхлипывая, я оторвал голову от его груди, вытер слезы, сложил свои старые тряпки и новые майки в рюкзак, и мы снова сели за столик.

– Я серьезно, Косяк, ты можешь пожить у меня.

– Марк, спасибо вам огромное. Я приду. Обязательно, но мне нужно кое-что доделать.

– Хорошо. Я буду тебя ждать. Помни, что тут тебя всегда ждут. У человека должен быть дом. Тут дом. Кстати, на, вот. Это тебе. – Марк дал мне длинную узкую коробочку.

– Что это?

– Это благовония. Как раз для дома. Очень приятные.

– Спасибо.

Я успокоился, мы посидели еще какое-то время, и я решил, что пора идти. Мы очень тепло распрощались, и я вышел на освещенную закатным солнцем улицу. Я был одет как хиппи, и мне это нравилось. Я был безумно счастлив тому, что у меня появился такой друг.

В тот момент, когда я вышел на улице в новой одежде, я почувствовал, как быстро выросла пропасть между мной и тем миром, в котором я живу. Всего-навсего одевшись по-другому, я почувствовал, как легко можно двинуться вперед к свету из гнилого болота.

Часто ли бывает так в жизни, что маленькая деталь мгновенно меня твое сознание и прежнее восприятие мира, открывая перед тобой новые двери? Что происходит с тобой в тот момент, когда ты одеваешься иначе и сразу же становишься другим человеком? Это ощущение я не забуду никогда. Я почувствовал, что могу изменить себя, и это окрыляло. Вот только в моем случае, не все так просто. Есть еще Батарея и Лика…

Я не спеша шел в сторону метро. Окрыленный собой, я почувствовал, как город приглашает меня к чему-то новому и неизведанному. Люди, машины, витрины с продуктами и манекенами, рекламные вывески и афиши, звуки и запахи – вот чем полнился здесь и сейчас этот город, впервые распахнувший для меня свои объятия.

 

Глава 15

Первый раз

 

Я доехал до своей станции в новом прикиде и пошел к подвалу. Сегодня моя поездка в подземке была самой необычной. На меня снова смотрели, но уже по-другому, не как на молодого БОМЖа. Я чувствовал, что снова одет не как все, и мне это нравилось. А взгляды в мою сторону стали чуть мягче и веселее.

Я решил, что к Батарее в таким виде приходить явно не стоит. Он станет задавать кучу вопросов, на которые я не смогу ему ответить.

Подойдя к тому дому, где находился наш подвал, я обошел его так, что бы меня никто не видел, зашел в него с другой стороны и поднялся на второй этаж. На улице уже смеркалось. Я переоделся, засунул новые вещи в свой рюкзак и спрятал его в одной из комнат, в развалившемся шкафу, лежащем на полу. “Надеюсь, никто не найдет” – подумал я. И меня, вроде, никто не видел.

Странно было все это. Странно было снимать с себя чистую красивую одежду, прятать ее и возвращаться в старом тряпье. Странно это было потому, что я вдруг поймал себя на мысли, что вместе с одеждой начинаю меняться и я. Будто я начал жить двойной жизнью, и мне это не понравилось, но чувствовать себя хорошо одетым было приятно.

Неужели, человек так сильно зависит от того, что на себе носит, и вместе с его одеждой меняется его настроение, ритм и образ жизни? Для вас – это, быть может, нормально. Я это ощутил впервые.

Я быстро сбежал вниз по лестнице и спустился в подвал:

– Ребята, всем привет.

Батарея чего-то жевал, лежа на кровати, а Машка листала рядом с ним старый журнал.

– Привет. – ответила она.

– Здорово, Косяк. – сказал Бат, – Куда пропал? Где был?

– Ммм, я… гулял. – вот черт, я совсем забыл придумать себе отмазку. Теперь придется как-то выкручиваться.

– Где гулял? – Батарея посмотрел на меня очень странно, будто что-то почувствовал. Один глаз он прищурил, слегка повернул голову в профиль и уставился на меня правым округлившимся глазом. Интересный взгляд человека, который знает, что ты сейчас будешь врать.

– Да, просто. По городу гулял. Улицы изучал.

– Что-то ты зачастил с прогулками, в последнее время. Ты как думаешь?

– Как я думаю?

– Я тебя, бля, спрашиваю, как ты думаешь? – тон его становился жестче. Бат начинал закипать.

– Эээ… я никак не думаю. Гулял просто, – я постарался отшутиться, но понял, что атмосфера накалялась.

– А че это ты счастливый такой ходишь? Прям светишься, мать твою.

– Да ничего. Не знаю. Просто. – я решил сыграть в дурака. Зависла пауза и взгляд Бата изучал меня более подробно.

– Как же ты меня заебал со своими тупыми ответами! Ладно. Сейчас надо пожрать и двинуть по одному делу.

– Какому? – спросил я.

Когда Батарея перевел тему, мне стало легче.

– На стрелу надо сходить, но там, как в прошлый раз, не будет. Там реально поговорить нужно, обсудить все, ну, и кулаками помахать. Машка, давай жрать уже. Нам двигать скоро.

– Да-да, – пролепетала Машка что-то еще в ответ и ушла за свою ширму доставать и готовить еду.

Я задумался: “Значит, снова стрела. Интересно, как она закончится на этот раз?”

Волнение ко мне подкатывало, но, стараясь его не показывать, я предложил выпить. Он согласился.

– А из-за чего стрела? – мы вдвоем сели за стол и разлили водки.

– Черт один кента моего опустил жестко. Отжал все, что есть и отхерачил по полной. Нужно разрулить.

– Ясно.

Мы посидели еще минут двадцать. Выпили, покурили. Потом пришли друзья Бата, те, с кем мы уже однажды ходили на стрелу.

 

***

Встреча была назначена на соседнем районе, достаточно далеко от нашего дома. Пока мы шли, говорили мало, но я почувствовал, что атмосфера более расслабленная, чем в прошлый раз. То ли Батарея чувствовал свою правоту и не ввязывался в рисковую авантюру, то ли он хорошо знал, что те ребята для нас опасности не представляют. Но, как бы то ни было, держались все бодро, и мне это помогало.

Мы далеко ушли от многоэтажных домов и вошли в лесопарковую зону, когда увидели темные очертания четверых парней. Мы подошли.

– Здорово, бродяги, – сказал им Батарея.

– Здорово.

– Привет.

– Привет.- все поздоровались друг с другом

– Леня, – Бат начал диалог, – твой какой-то хуй осадил моего “близкого”. Мы с тобой, вроде, не враги. Зачем “своих” трогать, а?

– Бат, твой пацан по нашему участку разгуливал. Бухой был, “работать” пытался.

– Лёня, – Батарея подошел ближе, и, судя по его дерганным коротким движениям, он злился и волновался, что меня очень сильно удивило, – Ты меня знаешь. Я тебя знаю. И я знаю своего кента, – он стал повышать голос, что ему было несвойственно в таких разговорах, – Он, блядь, не пьёт! И не “работал” никогда!!! Ты че, епт, Ленчик, попутал? Кто-то из нас, выходит, пиздабол? А?

После таких наездов, я понял, что мирной развязки уже не будет. В ту же секунду Леня взмахнул рукой, на его пальцах я увидел что-то блестящее, вероятно кастет, и ударил со всего размаху Батарею. Тот упал навзнич, и две группы парней хлынули друг на друга.

Трудно описать то, что происходило дальше. Все не раз видели массовые драки: люди бегут друг другу навстречу, сталкиваются, беспорядочно машут руками и ногами, затаптывают лежащих и падают сами. Так и происходила моя первая настоящая драка.

После падения Бата, Леня уже через секунду стоял перед нашими лицами, а его парни – по бокам. Он тут же ударил кого-то из наших – тот повалился на землю. Началась массовая бойня, в которой трудно было что-либо разобрать. Я не смотрел по сторонам, но краем глаза видел, что люди постоянно то падают, то поднимаются, а я старался просто бить. Почти не целясь, я махал кулаками и через несколько промахов почувствовал, что в кого-то попал. Потом еще раз. Через несколько секунд я ощутил очень тяжелую и сильную боль в голове. Ноги мои подкосились, и я упал.

Плотная куча людей разлетелась по парам на маленькой поляне. Кто-то дрался, кто-то лежал. Это первое что я увидел, когда открыл глаза. Батарея лежал недалеко от меня. К нему подошел Леня, склонился на телом, достал удавку и накинул ему на шею.

“Черт, он же убьет его сейчас!” – подумал я.

Казалось, что мы стали отдельно от всей драки, ведь на нас никто не обращал внимание. Леня сидел на коленях, ко мне спиной, и медленно убивал Бата.

“Его нужно спасать! Срочно!” – эта мысль промелькнула у меня в голове.

Встав, я почти уже подошел к нему, но вдруг подумал “А что, если нет? Ведь, Бат тебя не отпустит – это факт. А сейчас его может не стать, и Лика будет только твоей. Может, подождать?”. Это был очень сложный вопрос, и я не знал как поступить. Спасти его или оставить все как есть, и самому получить свободу. Трудный выбор…

 

***

Я поднял чей-то потерянный небольшой кусок трубы, подошел к Лёне сзади, размахнулся и ударил его по затылку. Он упал рядом. Батарея был еще жив. Я помог ему встать. На поляне дрались между собой четыре человека, остальные рядом сидели или лежали без сил.

Батарея взял у меня из рук кусок трубы, подошел к дерущимся парням Лени и ударил двоих по голове. Я поднял на ноги наших ребят.

Все кончено. Драка дальше не могла продолжатся. Она была бессмысленна. Ни у кого уже не осталось сил, и мы победили. Снова мы победили. Мы все собрались, молча развернулись и пошли в сторону дома.

Глупо. По дороге домой, все успокоились и начали обсуждать минувшую стычку. Парни были довольны, это видно. Возможно, если я проживу здесь еще какое-то время, я тоже буду доволен, но не сейчас. Сейчас мне стала мерзкой эта драка, эти парни и их голоса.

Мы с Батом шли сзади. Левой рукой он закрывал красную шею с лиловой бороздой.

– Спасибо, Косяк. Ты мне, вроде как, жизнь спас, – говорил он плохо и тихо, осипшим голосом.

Я ничего не ответил. Просто не знал, что обычно говорят в таких ситуациях. Дальше мы так и шли молча до самого дома, около которого распрощались с парнями и спустили в наш подвал.

 

 

 

 

Глава 16

О смерти и счастье

 

Сегодня я спас жизнь человеку. Впервые в жизни. Интересное ощущение, когда ты понимаешь, что совершил что-то важное, особенное. Вот вопрос: зачем я это сделал? Я же мог просто лежать тогда на земле и смотреть, как умирает Батарея, как за ним приходит смерть. Смерть, которая спасла бы меня, помогла уйти из этой стаи быстро и безболезненно. Я бы смог прийти к Марку, он принял бы меня, и я стал нормальным человеком. Это было бы легко, но я этого не сделал.

Я спас ужасного человека, не зная, поступил бы он так же. Там, на поляне, я видел, как медленно смерть приходит за человеком. До этого я видел только уже ее последствия, когда заглянул в глаза Павлика.

Возможно, Батарея не заслуживает того, что бы его оставили в живых. Хотя, кто это решает и кто тогда заслуживает? Я уже задумывался над тем, что за хорошими людьми она приходит быстро, обходя стороной тех, кому уже пора. И я это знаю. И вы это знаете. Все знают. Но почему?

А может быть, смерть – это благодать, избавление от земных мучений, начало рая и побег из ада, который находится здесь, на Земле? И чем человек лучше, тем быстрее он уходит из этого мира, а негодяям и подонкам дается еще несколько шансов для исправления и перевоспитания в виде нескольких лет жизни. Может правила таковы? Да и не нужны они там Ему, насильники и убийцы.

Так что же такое смерть? Наказание или..? А есть люди, что каждый день стараются сделать этот мир лучше. И они тоже уходят, рано или поздно, оставляя возможность тем самым уродам продолжить их “дело”. В итоге, смерть не щадит никого. Об этом мы тоже думали с Павликом.

И вот что я понял:

Законы этой вселенной неясны еще ни одному человеку. У того, кто их придумал, своя логика, которую, в конце концов, поймут все. Смерть не так уж ужасна, когда относишься к ней проще, зная, что она – далеко не конец. Но у нее есть один минус – туда ты уйдешь один. Хотя, кто знает, быть может там мы все еще встретимся.

“Я живу на улице, ем что придется, ворую, общаюсь с отбросами общества и сам являюсь ярким представителем этих самых отбросов, но я счастлив. Не постоянно, конечно. Я знаю Лику, Марка, знал Павлика”.

Я понял, что полюбил жизнь, в которой есть такие люди, делающие меня счастливым. Даже в жизни беспризорника есть свои радости. Даже в жизни на улице есть свои плюсы, свое ежедневное счастье. Надежда на то, что завтра будет лучше и радость от того, что действительно завтра становится лучше. И это здорово, ведь ты знаешь, что хуже, чем сегодня, уже не будет.

Жизнь бездомного никогда не будет полна деньгами, успехом или чем-то еще. Но в такой жизни всегда будут люди. Пусть некрасивые, спившиеся, грязные, но некоторые, поистине, прекрасные. Те, что сделают твой день чуточку лучше и легче. В этом тоже есть свое счастье.

Я понял, что такая странная и переменчивая штука как счастье, никогда не определяется чем-то конкретным. Ничто не сможет сделать тебя счастливым ровно так же, как ничто не сделает тебя в этой жизни несчастным.

Два человека живут в абсолютно равных условиях, но при этом, один счастливый, другой – нет. Почему? Для себя, я нашел ответ на этот вопрос.

Жизнь – и есть счастье. Человек сам решает быть ему счастливым или нет. Для бездомного все делиться только на черное и белое. Для него нет и не может быть никаких залогов счастья. Это просто абсурд. А есть у него только одно – жизнь. И он этому рад. И я рад. А любовь и добро, лишь преумножают эту радость во сто крат.

Возможно, это глупые слова. Но ничему другому тут, в подвале, на улице, не остается радоваться как воздуху, солнцу, людям, жизни и началу новому дня, который не станет хуже.

Вы можете уехать куда угодно, иметь сколько угодно денег и невероятное количество красивых женщин или мужчин, но если вы не радуетесь малому, тому, что имеете, счастье к вам никогда не придет.

И я в это верю. Ведь, верить больше не во что, когда живешь как мы, и реальность становится иллюзией, которую ты меняешь ежесекундно, стараясь не сойти с ума. Или сходишь, может быть, но уже для того, что бы остаться человеком, не стать гниющей биомассой и не превратить каждый свой грядущий день в ужасные мучения, лишив себя того самого счастья. Так-то.

Сегодня я спас жизнь человеку, дав ему шанс что-то исправить. Вряд ли он им воспользуется, но такой шанс должен быть у каждого. Это справедливо. Хотя бы в этом она должна быть.

 

Глава 17

Конец

 

После драки мы сидели в подвале и снова пили. Почти не разговаривали. Я заметил, что взгляд Батареи изменился. Внешне он не показывал страха, но за него говорили глаза, в которых читался весь ужас, перенесенный им сегодня. Сегодня они выдавали в нем человека.

– Зачем ты это сделал? – вдруг спросил он меня.

– Что “зачем”?

– Зачем ты спас меня?

– А не должен был?

– Блядь, я спрашиваю, зачем ты спас мне жизнь?! – Батарея переходил плавно даже не на крик, а скорее на визг.

– Да, блядь, не знаю я!!! – тут уже закричал я. – Я не знаю, почему я тебя спас!!! Неужели, в твоем ебаном мире нужен сраный повод, что бы спасти твою ебучую жизнь? – мы были уже сильно пьяны и просто орали друг на друга, но я знал, что дальше криков мы не зайдем.

– Да, нужен! Нужен, твою мать. Нахера ты спасал мою ебаную жизнь? Меня сегодня убивали!!! Я знал, что когда-нибудь это случится!!! – каждое его предложение было отрывисто, и из его глаз брызнули слезы. – И я не хотел, что бы мне всадили ножик в живот или долго избивали или резали!!! Я сегодня умирал, и мне не было больно!!! Нахуя ты спас мою ебаную жизнь?!

– Да потому что она пиздата! Ты – уебок, не понимаешь, насколько она ахуительна!!! Можешь пойти и повеситься прямо сейчас, если ты не ценишь ее!!! Нахуй так жить?!

– Вот я тебя спрашиваю! Все равно все мы тут сдохнем! Не будем никакого другого конца! Только сдохнем мы с тобой не как все они, из хорошей жизни, а прямо тут. Или на помойке сдохнем! Медленно сдохнем, понимаешь, сука, или нет? Медленно, очень больно и очень страшно! Ты будешь подыхать на свалке от какой-нибудь гангрены. Очень долго будешь подыхать и сделать ничего не сможешь! Так ты хочешь? За это вы с этим долбоебом Павликом любите вашу ебаную жизнь?!

Через секунду Батарея упал на пол, потому что через весь стол в его лицо летела моя рука.

Я не выдержал и ударил его со всего размаху. Машка молча сидела в углу и наблюдала за нами взглядом, не свойственным человеку. Она была в это время как наблюдатель из другого мира, будто интересовалась, что мы, люди, делаем и как себя ведем. Голова ее была чуть наклонена на бок, а глаза выдавали истинное пренебрежение к самому близкому для нее человеку.

Я ударил его. Я собрал всю свою силу и ударил его в лицо. Батарея рухнул вместе со стулом, лежал и плакал. Я сел на свое место и сказал очень тихо и очень спокойно.

– Иди. Вешайся. Сейчас. Или сдохнешь потом, очень медленно и больно. Хочешь так? Давай. У меня будет другой конец. Потому что я так хочу, и сделаю себе другой конец. Может в этом и есть смысл жизни – жить так, что бы смерть была такой, какой хочешь ты.

Я не знаю, почему я начал говорить ему это и стоило ли, но в ответ… В ответ, Батарея зашелся истеричным смехом. Его мокрые глаза блестели, а щеки были залиты слезами:

– Аха-ха-ха!!! Глупый, глупый мальчик!!! Неужели ты думаешь, что будет у тебя другой конец? – он распластался на спине, положил голову на пол и смотрел в потолок. – Сколько раз я слышал это. Сколько раз мне говорили, что все у всех будет по-другому. И знаешь, в итоге нихуя по-другому ни у кого не получалось! Все заканчивали либо как Павлик, либо замерзали, либо умирали от болезни или травмы на помойках. Не будет по-другому, дурак! НЕ БУ-ДЕТ!!!

– Да пошел ты… на хуй.

Я встал, молча взял плеер, сигарет и вышел из подвала, а Батарея остался лежать на полу. В кармане было немного денег.

Обойдя наш дом, я поднялся к своему тайнику, где лежал рюкзак с новыми вещами, переоделся и посмотрел на себя.

“Все-таки классные джинсы, штанины которых расширяются книзу”.

Осталось решить одно – куда ехать. Вариантов было немного: вряд ли Марк до сих пор в магазине, поэтому – Лика. Думаю, если она одна, то я смогу у нее переночевать. Ну, а на худой конец – ночевать где попало – мне не привыкать.

Был уже поздний вечер, но я все еще успевал на метро. Я включил музыку в плеере и быстрым шагом двинул к подземке. Народу было мало, поэтому снова пришлось раскошелиться на билет, благо немного денег у меня было.

 

Глава 18

Совсем немного о Лики

 

В вагоне я проснулся за пару минут до остановки. Огляделся – почти никого. “Видимо, уже совсем поздно, метро вот-вот закроют и назад, если Лика не одна, я не успею”.

Не могу сказать, что меня сильно беспокоила возможность остаться на улице, хотя, в этой одежде я явно не смогу сойти за бродягу и, если что, отхвачу по полной. Я это понимал.

“Плевать”.

Лика. Вот что было в моей голове.

Я вышел из метро и очень быстрым шагом пошел к ее дому. Вечерняя картина этого района была такая же, как и в тот раз, когда я приезжал сюда с Батом: цыгане, гопники, наркоманы.

“Зря переоделся” – подумал я, но было уже поздно:

– Э, слышь! – это по мою душу. Я оглянулся. Передо мной стояли два парня, среднего телосложения, с явным опъянением в глазах. – Ты с какого района?

– Не с этого – коротко ответил я.

– А есть че?

– Что именно?

– Ты че, тупой? Деньги есть?

– Нет. – ответил я и тут же получил удар в глаз от одного из них. Я свалился на землю и меня успели несколько раз пнуть ногами, перед тем, как кто-то издалека закричал что-то про ментов. Бить меня перестали, и я услышал звук отдаляющихся шагов.

Всего за пару секунд и несколько ударов, мне успели подбить глаз, разбить бровь, из которой шла кровь, и намять бока так, что шевелиться было больно. Я пролежал на асфальте еще с полминуты – ко мне никто не подошел. Встал через боль и, прихрамывая, не спеша пошел дальше.

Я добрел до дома Лики. В одном окошке горел свет. Я вспомнил про красные занавесочки – они были не задернуты, значит можно заходить, но я все-таки постучал. Через минуту дверь открылась, и на пороге меня встретила Лика. Как всегда прекрасная!

Она была сильно удивлена и тому, что вдруг я появился, и тому, как я был одет:

– Косяк, это ты? Привет!

– Привет. Да, вот. – повисла неловкая пауза. Я пока не понял, рада ли она меня видеть. – Не помешал?

– О, нет, конечно. Все хорошо. Проходи скорей.

Пройдя на кухню, Лика тут же поставила чайник, достала из холодильничка какой-то еды, и мы сели за стол.

– Ты… ты так странно одет. – Она с большим интересом разглядывала меня.

– Тебе не нравится?

– Нет, что ты, нравится. Все хорошо. Тебе очень идет. – Она ничего не спрашивала о моем побитом лице. Она все поняла. Просто достала аптечку из маленького шкафчика над столом и начала обрабатывать ссадины и синяки. – Какими судьбами?

– Да мы просто с Батареей немного поспорили, вот я и ушел.

– Что случилось? – ее глаза были беспокойны. Ведь, зная Батарею, можно предположить, что меня могут ждать проблемы. Но это было не так. Я это знал.

– Все хорошо. Просто разошлись во взглядах на жизнь… и смерть.

– Хм, интересно. Не помню, что бы Бат когда-либо рассуждал на эти темы…

– Ну так вышло. У нас была драка, его чуть не убили. Я его спас, а он, по ходу, этому не очень оказался рад.

– Это, как раз, на него похоже.

– А ты его давно знаешь? Кстати, откуда? – Возможно, не стоило спрашивать ее об этом, но я не удержался. Лика изменилась в лице, и я понял, что надавил на больную мазоль.

– Ты реально хочешь знать эту историю?

– Наверное. Если не хочешь – не говори.

– Да нет… Просто я не хочу, что бы у меня были секреты от тебя. Он выкупил меня.

– А? – последняя ее фраза прозвучала хлестким ударом в мою голову.

– Я плохо помню своих родителей. Я росла в приюте. А когда выросла – попала к одним очень плохим людям, которые заставили меня заниматься…. Ну, ты понял.

– Я понял.

– А Бат начинал “работать” на них. Мы познакомились как-то , и он решил меня от них выкупить. Выкупил, поселил меня в этом дом, и теперь я должна отдать ему долг.

– А ты не можешь просто уйти?

– Нет. Он знает многих людей, так что меня быстро найдут. Остается только ждать.

Я слушал ее, уткнувшись в пол, а теперь посмотрел в ее глаза, полные слез. Как же все-таки было мерзко…

– На этом все. Давай больше не будем. Скажи мне лучше, откуда все-таки эта одежда?

– Один олдовый хиппарь подарил, друг Павлика.

– Такие друзья в его стиле. – она улыбнулась.

– Обещаю, как-нибудь познакомлю. Ой, у меня же для тебя кое-что есть. – я вспомнил про благовония, которые дал мне Марк. Они лежали у меня в рюкзаке. Я достал и отдал их ей. – Вот, думаю тебе понравится.

– Это очень здорово. Спасибо! – Лика очень обрадовалась, обняла меня и прижалась своей щекой к моей щеке.

Меня еще никогда не обнимала девушка. Не обнимала и не целовала. Мне было это очень приятно. Я почувствовал ее запах. Запах ее волос. Он мне очень понравился. Я смогу узнать этот запах из миллиона других, смогу найти ее в толпе людей с закрытыми глазами. Он накрывал меня бурлящей волной, пробуждая меня из опьянения и усталости. Я не понимал что это, но это погружало меня в блаженство и мучило одновременно. Это не могло продолжаться вечно.

“Возможно, я когда-нибудь вдоволь смогу насытиться этим запахом, но не сегодня”.

Я отстранился от нее и сказал:

– Слушай, давай спать. – Я понял, что хочу закончить этот вечер как можно скорее. На сегодня, с меня довольно. – Где я могу лечь?

– Где хочешь. Косяк, спасибо тебе. Я рада, что ты пришел.

– Я рад, что ты рада. Я пойду.

Я зашел в одну из комнат и рухнул на тахту.

“Кажется, я знаю, что мне нужно делать. Но это все потом, а сейчас я очень устал”.

 

Глава 19

О человеке

 

Лика подняла меня рано утром, и сказала, что у нее дела. Она не хотела меня выгонять, но и не знала, как объяснить, что мне нужно уйти. Да и не нужно было ничего объяснять. Я сам все понял. Я догадывался, что так случится.

Мы выпили кофе, покурили, я собрался и ушел. Перед уходом, она еще раз попросила у меня прощение и сказала, напомнив о занавесочках, что наш уговор в силе, и я могу приходить в любое время. “Да, я зайду, – подумал я, – Но когда-нибудь мы уйдем отсюда вдвоем”. Эта мысль молниеносно вонзилась в мою голову, и я не мог ничего с ней поделать. Нужно вернуться в подвал. Батарея, видимо, уже вернулся в свое обычное настроение, и ему точно не понравится, что его “работник” (то есть тот, кто обязан на него “работать”), получая взамен кров и защиту, вчера ушел без разрешения и не вернулся.

Зная Бата, я понимал, что меня ждет расспрос о том, где я ночевал, а потом мы двинемся опять на какое-нибудь дело. Бутылки и металл я уже не собирал. Для этого были “рабы” – ребята помладше или конченные алкаши и наркоманы, которым он платил. Попрошайничеством занималась Машка, а я был приближен к “старшему”, и мне многое позволялось, но никак не слинять, когда вздумается.

Кстати, о “слинять”. Я хотел это сделать как можно скорее. Но законы наши таковы, что ты можешь только “выкупить” себя, то есть принести определенную сумму денег за свою свободу или выполнить какую-то черную работу. Что будет, если уйти просто так – я знаю. Возможно, ничего не будет, но люди “уличные”, не из “глянцевой жизни” полны предрассудков и глупых страхов.

Боясь нечто невообразимого, они прибиваются к вожаку, с которым проще существовать. Именно поэтому, как правило, никто не хочет не уходить. Неизвестно чего они боятся, но, явно страхи беспризорников и страхи обычных людей очень сильно отличаются.

Мне тоже было страшно. Страшно от того, что я не просто живу в этой стае, а активно в ней развиваюсь, учусь “работать” больше и лучше, и забываю, что жить можно по-другому. Вот это страшно – забыть о возможности другой жизни, значит навсегда остаться погрязшим в болоте.

Вы когда-нибудь задумывались, почему вас что-то останавливает перед тем, как изменить свою жизнь? Почему мы хотим что-то сделать, но не совершаем этого?

Нас мучает жажда свежего воздуха, нам надоел тот ад, в котором мы живем, мы мечтаем ежечасно убежать, скрыться от всего, что нас окружает. Говорим себе, что это в последний раз, и завтра все будет иначе. Завтра будет другая работа, другие люди, другая жизнь, потому что тут все надоело. Тут уже невозможно, невыносимо.

Наступает завтра, и мы по-прежнему делаем то, что и раньше. Не кажется ли вам, что потом мы обвиняем кого угодно в своих проблемах и несчастье? А потом мы снова бросаемся в рассуждения о том, как могло быть все иначе. Мне же интересно, что человека вечно держит. Что не дает ему сделать так, как он желает? В чем причина этих предрассудков, которые лишь продлевают наши мучения? У нас появляются различные предлоги и оправдания, отбрасывающие нас снова в размышления о лучшей жизни. Разве, нет?

А что держит маленького БОМЖа? Почему нельзя просто послать все и начать заново? И как это заново? Где и с кем? Ведь, я даже имени своего не знаю. И самое главное – не знаю, что меня ждет в самостоятельной жизни, где нет подвала, в который я возвращаюсь; Бата, который дает мне “работу” и крышу над головой, нет устоев, к которым я привык. Эта та самая “глянцевая жизнь”, которой я хотел жить, но не знал, с чего нужно начать. И как это вообще? Жить нормально.

“Нужно уйти, пока не забыл еще это слово. Пожалуй, всегда нужно уходить, если помнишь еще, что может быть все по-другому. Не так, как нужно сейчас, а как ты хочешь”.

Так что же это? Страх? Как там было, человек – венец творения? Черта с два, он венец. Никакой, к херам, он не “венец”! Это лишь слабенькая биомасса, полная страхов и предубеждений, бросающая все свои силы и чувства на то, что ему совершенно не нужно. Страх правит человеком, и это в нем самое мерзкое. Страх изменить себя, изменить других, страх уйти в новое и неизведанное, страх признаться… признаться себе и другим. Страх – это мы сами, только мертвые, не живые.

Мы не боимся умереть, мы боимся жить. Жить, искренне любя другого, себя и саму жизнь. Страх – это липкий кокон, в который мы заворачиваем себя ежедневно, не видя самого прекрасного и удивительного мира вокруг нас. Что же может случиться с человеком, открой он свои глаза? Вот тогда он начнет жить и наступить рай. Рай здесь, на Земле. Не где-то далеко в другом мире и измерении, а прямо тут, здесь и сейчас.

И этот рай уже наступил, он вокруг нас, он ждет нас. Вот только мы сами в него не идем, не представляя что там. И нет этому оправдания. Нет и не будет.

Пока я шел до метро, я понял, почему я все еще здесь. Я осознал, что не уйду, пока не придумаю как освободить Лику, ведь не хочу уходить без нее.

“Я придумаю как. Я почти уже знаю”.

Дойдя до метро, я залез в вагон, включил музыку и поехал домой.

 

Глава 20

Квартира

 

Я вышел на своей станции. Было утро, люди бесконечно то заходили в метро, то выходили оттуда, садились тут же на автобусы и маршрутки, брали такси, шли пешком. Я уже двинул в сторону дома, как подумал, что было бы неплохо раздобыть денег и “откупиться” от лишних вопросов.

Я стоял на тротуаре и оглядывался. Рядом со мной остановился неплохой автомобиль, из него вышел мужчина и куда-то пошел. На переднем сидении своей машины этот недотепа оставил маленькую мужскую сумку, которую я и собирался взять. Отойти он решил, видимо, ненадолго, ведь авто свое не запер.

Я мигом смекнул что к чему. Оглядевшись, проследил, что бы мужик отошел подальше, и, открыв машину, схватил барсетку, заглянул внутрь и увидел небольшую пачку денег. “Это подарок” – подумал я и ринулся бежать.

Не знаю, видел ли меня тот мужик, но оглядываться я не стал. Я бежал пока не увидел наш дом. Кровь кипела, а сердце громко стучало. Воровать все-таки волнительно. Все произошло очень быстро, почти мгновенно, но так легко и без проблем, будто я делал так и раньше. И это мне тоже не понравилось.

Воровать мне становится легко.

 

***

Опасаясь того, что меня заметит кто-то из “своих”, я пробрался на верхние этажи дома, где был мой тайник, переоделся в старое, спрятал рюкзак и вынул из кармане украденную пачку. Пересчитал – пятнадцать тысяч. Возьму одну – остальное спрячу тут.

Я спустился в подвал.

– Ой, Косяк. Доброе утро! – я не успел зайти, как меня встретила на пороге Машка, которая уходила “работать”.

– Привет. Как обстановка? – мысленно я хотел подготовить себя к встрече с Батареей, ведь порой, он был непредсказуемым.

– Да никак. Как ты ушел – ничего не изменилось. Он спит, заходи. Ты где, кстати, ночевал?

– Да так, по улицам шатался. Ладно, я пойду. – я собирался уже открыть дверь в подвал, как за рукав меня одернула Машка.

– Погоди. Я нашла для тебя кое-что. Возможно пригодиться. Это из вещей Павлика. – Машка протянула мне маленькую зеленую записную книжку. – Я не знаю, нужна ли она тебе, но ты просил сказать, если найду что-то.

– Хорошо, спасибо. Это очень важно. Я потом посмотрю.

– Давай. Там люди какие-то записаны, адреса, я особо не вникала. – сказала Машка, уже уходя в сторону метро.

– Спасибо.

Мы распрощались и я зашел в подвал.

Проснувшись, Батарея сел на кровать и увидел меня:

– Ааа, бля, пришел. А че пришел?

– И тебе привет.

– Ну здорово.

– Я это, психанул вчера. Ты зла не держи.

– Не гони, нормально все. Я уж думал, ты не придешь совсем. Думал, найду – убью гаденыша. Ты где ошивался-то?

– Гулял.

– Гулял он. Короче, есть дельце надо. Провернем – все будет круто. Ты со мной? С нами еще один кент будет.

– А что за дело?

– Потом узнаешь. Он сейчас подтянется.

Батарея встал, закурил и пошел в туалет. Я сел на свою кровать и достал книжечку, которую мне дала Машка. Там были записаны имена, фамилии, адреса и номера телефонов различных людей.

От изучении записной книжки Павлика меня отвлекли приближающиеся шаги, которые я услышал. Я спрятал книжечку в коробку под своей кроватью.

Это был Бат, но уже не один. С ним зашел еще очень низкий паренек, с короткими черными волосами и квадратной, кажущейся огромной для его маленького роста, головой.

– Знакомьтесь, – сказал Бат. – Косяк, это Толик. Толик, это Косяк. “Свои”. Сядем.

Я пожал руку коротышке. Мы сели за стол, закурили.

– Короче, пацаны. Все просто. Хата чистая, работаем в перчатках. Толик, ты делаешь свое дело, а дальше на стрём. Работаем мы с Косяком. Все будет нормально – инфа верная.

Я догадался, что на этот раз Батарея решил зайти слишком далеко. В его планах было обократь какую-то квартиру по наводке. И я в этом учувствую. И это очень херово. Отказаться я не могу – не поймут, но идти с ними мне тоже не хотелось.

Отказ в нашем мире многое означает. Отказом я подорвал бы свой маломальский авторитет и пошел на конфликт с Батареей, что мне было очень невыгодно. Пришлось идти.

Мы двинулись в один из спальных районов этого злосчастного города. Точный адрес знал Батарея и нам не говорил, хотя мы и не спрашивали. Толик всю дорогу жадно потирал свои маленькие пухлые ручку в ожидании легкой наживы. Он был мне омерзителен.

“Обязательно дам ему в морду, при случае”, – подумал я.

 

***

Дойдя до обычной девятиэтажки, каких тут много, мы поднялись на третий этаж и нашли нужную дверь.

– Толик, – задорно сказал Бат, – начинай. Косячок, пойдем в пролете покурим.

Мы поднялись в пролет между третьим и четвертым этажами и закурили. Толик в этот момент начал открывать дверь. Он умел вскрывать замки. Для этого он был с нами.

Толик возился минут восемь. За это время, мимо нас никто не прошел. Обстановка была напряженная, но беды ничего не предвещало. Потом Толик поднялся к нам и сказал, что все готово и можно заходить, а он останется на стреме. Толик был в перчатках. Бат тоже был в перчатках.

Мы зашли. В трехкомнатной квартире обстановка была не самая роскошная, но и далеко не бедная. Мы прошли по узкому коридору мимо просторной гостиной, далее детской, зашли в спальню. Батарея все знал. Он либо уже был в этом доме, либо ему кто-то все в подробностях рассказал.

В спальне стоял большой комод, который, видимо, и являлся его целью.

– Так, учу, Косячок. Работаем по наводке, поэтому ничего не бери, особенно большое. Даже, если очень хочется. – Он подмигнул мне. – И не трогай ничего. Только деньги. И драгоценности.

– А откуда ты знаешь про эту квартиру? Чья она?

– А тебе зачем? Меньше знаешь – крепче спишь. Какая разница, чья хата, если она уже чья-то. Не твоя.

– Ммм, ну да, логично. – Я стоял на пороге комнаты и смотрел, как Батарея один за другим вытаскивает ящики комода и поднимает вещи, в поисках денег. Я смотрел и думал: Толик ему нужен как взломщик, про квартиру он знает все сам и тяжелого ничего брать не собирается. Так зачем ему понадобился я?

– Ага, есть! Погляди-ка. – Батарея поднял ворох вещей в нижнем ящике, на дне которого лежали две пачки денег и шкатулка с украшениями. Бат ссыпал все маленькую сумочку, типа из тех, что вещают на пояс продавцы на рынке.

Мне очень хотелось покинуть эту квартиру. Страх быть пойманным на месте и отвращение к тому, в чем я был замешан, заставляли меня сильно нервничать. Меня начало тошнить.

В коридоре послышался какой-то шорох. Мы переглянулись – Толик бы что-нибудь сказал. Возьня продолжалась какое-то время, потом шаги стали приближаться. На пороге спальни, перед нами, очутился человек в длинном коричневом пальто. Он замер на несколько секунд, потом раздался звук удара и хозяин квартиры бесформенной массой рухнул на пол.

Когда я увидел человека, страх пронзил меня. Казалось, я прирос к полу, не мог двигаться, а картинка в глазах покосилась. Я старался не смотреть ему в глаза. В голове всплыло: Все. Кончено.

Человек упал на пол, а за ним оказался Толик с какой-то каменной хреновиной в руках. Это была скульптура, которую этот злобный коротышка схватил в коридоре, идя следом за хозяином, когда тот зашел в квартиру.

– Красавчик, Толян! Вот за это я тебя и люблю. – Бата эта ситуация не удивила. Он знал. Он догадался, что такое может произойти, поэтому оставил там Толика. – Грязнова-то конечно поработали. Он все-таки нас видел, но хер бы с ним. Уходим парни. Живо!

Мы выбежали из дома и поехали в наш подвал, где Батарея подсчитал деньги – их оказалось приличное количество, отдал Толику его долю, и тот ушел.

Машка где-то “работала”. Мы остались вдвоем.

– И часто ты так? – спросил я.

– Ты про что? Про хату? Не, редко получается. Я просто так бомбить не хочу. Только по наводке, а она не всегда есть. Я ж не профессионал. Так балуюсь, иногда. Как ощущения, кстати?

– Ебаные.

– Забей. Такая же “работа”, как и в метро. Только обстановка другая.

Мы еще сидели какое-то время, курили и почти не разговаривали. Потом Батарея сказал, что ему куда-то пора и ушел. Я остался один.

 

***

Я лежал на койке и думал о том, как живут и чем промышляют “уличные” люди. Кражи и грабежи – это далеко не все, чем может заняться человек бездомный. Я знаю и уличных музыкантов, “разводил”, шулеров, попрошаек. А сбор металла и бутылок – это самое простое, что можно сделать, что бы раздобыть немного денег. И все это – “работа”. Я думал о ней, о нашей “работе”. На секунду я представил, что могло бы быть, если бы я имел нормальную работу.

Приходил бы утром в офис, наверное в костюме, пил кофе, сидел в отдельном кабинете, и на столе у меня были бы важные бумаги. У меня был бы перерыв на обед, и я шел бы с коллегами в кафе, и там пил кофе, потом возвращался и продолжал работать, совершая важные звонки и общаясь с людьми, а вечером уезжал домой. Я работал бы в каком-нибудь небоскребе и таскал с собой кожанный портфель. По пятничным вечерам я бы встречался с друзьями, что бы выпить где-нибудь пива и поговорить о том, как прошла рабочая неделя и, когда можно съездить на рыбалку. А еще, у меня были бы выходные, в которые я ездил бы в большие магазины за продуктами и к родителям моей жены. Ходил бы в кино или театр, или просто сидел дома перед телевизором.

А в понедельник утром снова возвращался в офис, что бы продолжить важные дела. Ходил бы на доклад к своему начальнику и рассказывал о том, как процветает наша компания. Получал бы раз в месяц неплохую зарплату, ездил на рыбалку с друзьями или в путешествия со своей женой и детьми. У меня, наверное, была бы машина и личный счет в банке(не знаю зачем он нужен, но пусть лучше будет).

Это интересно представить себя вдруг тем, кем никогда не был и вряд ли окажешься, ведь пока я даже не знаю, окончил ли я школу. Для меня это был образ той самой “глянцевой жизни”, в которую я так хотел попасть, не зная о ней ровным счетом ничего.

Когда я думал так, меня охватывало волнение от той мысли, сколько всего в этом мире. Сколько можно сделать, посмотреть и сколько еще мест, где можно оказаться. Все это было для меня действительно здорово. Но я вряд ли заживу когда-нибудь так, как подумал. Все дело в том, у нас мало шансов стать другими, нормальными людьми, позабыв уличную жизнь, которая оставляет неизгладимый отпечаток на душе человека.

А если представить, что я снова лишился памяти и живу в нормальном обществе? Ведь, я уже однажды её терял и научился жить здесь. Интересная штука мозг. Войдя в нормальную жизнь, кто-нибудь из нас, да тот же самый Бат, будет жить используя опыт, полученный на улице, и скорее всего, не сильно приживется. Но что, если этот самый опыт ему забыть? Что будет?

Да, херово это, память терять…

 

Глава 21

Трость

 

После ограбления чей-то квартиры, я лежал в нашем подвале и сам не заметил того, как уснул. Проспал я недолго, и проснувшись, решил, что стоит пойти помотаться по городу, погулять, посмотреть людей, заглянуть на новые улицы и дворы.

Быстро собравшись, я решил, что не стану переодеваться в свою модную одежду, подаренную Марком. К нему, кстати, я сейчас не хотел. И к Лике тоже не хотел. От одной мысли, что мы вырубили какого-то мужика и обнесли его хату, мне становилось не совсем хорошо. Возможно, это пройдет, но делиться этим я не был готов. Я спокойно сел в метро, как часто бывает, зайцем и поехал, сам не зная куда.

Выскочил из метро я где-то в центре, когда начинало темнеть, и побрел по красивым улочкам, мимо дорогих магазинов с большими витринами, огромных чудных зданий и ресторанов – в общем мимо того, чем заполнен исторический центр города. Шел я достаточно долго, абсолютно не следя за тем, куда иду и в очередной раз завернул во двор с обыкновенными пятиэтажками, широкой темной аркой, кошками, алкоголиками и детьми.

– Молодой человек, вы мне не поможете? – я обернулся и увидел сморщенного, сутулого старика в зеленой шерстяной кофте и со странным черным беретом на голове, похожем на головные уборы французских моряков, но только без помпона. Дедушка стоял в арке и искал что-то в тени.

– Да, конечно. – я подошел к нему поближе.

– Я очень плохо вижу. Помогите мне найти мою трость. Будьте так любезны.

Трость лежала на земле в паре метрах от него. Видимо, кто-то пробегая мимо случайно выбил ее у него из рук, или он сам ее уронил, а она откатилась. Очень красивая трость была. Это была не обычная клюка как у всех бабушек и дедушек. Это была изящная резная деревянная вещица темно-красного цвета, с изображением каких-то индейских рисунков и с блестящим белым набалдашником в виде головы орла (или около того).

– Вот, пожалуйста, – я подал ему трость.

– Спасибо большое. Прошу прощения, если вы никуда не торопитесь, не могли бы мне помочь дойти до дома? Я просто гулял и сам не заметил, как стало темно.

– Да, конечно. Мне и торопится-то некуда. – Он взял меня под руку и повел в сторону своего подъезда.

– А вот это правильно. Я всю жизнь говорил своим сыновьям: кто не спешит, тот никогда не опаздывает… А они торопились. Молодые были. Видимо, и туда поторопились, – старик поднял указательный палец и посмотрел наверх. – Так что, и вы не торопитесь.

Мы вышли из арки и медленно пошли к его подъезду. Видимо, старику совсем было не с кем поговорить, как это обычно бывает, и он начал мне что-то рассказывать про себя и свою жизнь. Вначале, я даже не хотел его слушать, но потом обратил внимание на его глаза. Они были уставшие и тусклые. Я увидел его взгляд. Это был взгляд человека, которому почему-то не хотелось жить, будто у него уже не осталось для этого ни сил, ни желания.

Я довел старичка до подъезда. Звали его Давид Ефимович. В благодарность, он пригласил меня подняться к нему домой и выпить чаю. Вряд ли дело было в какой-то помощи и благодарности. Старику просто хотелось поговорить – я это понял. Знаете, в этот момент мне стало его безумно жаль, и я подумал, что было бы подлостью отказать ему.

Мы поднялись на пятый этаж типовой «сталинки», он открыл массивную коричневую дверь своей квартиры и передо мной открылось не скромное жилище пенсионера, а целый музей.

Давид Ефимович поставил в угол свою трость и шаркающей походкой отправился на кухню, а я тем временем разглядывал его дом. Под ногами поскрипывал паркет, на окнах висели массивные бардовые занавески, и зал, где я находился, был наполнен красивой старой мебелью. Огромное количество книг, старых икон и фотографий, статуэток и фигур – вот чем полнилась его квартира.

Через какое-то время и почувствовал теплый запах пирожков – “Господи, как жрать хочется!”

– Молодой человек, пойдемте. – из кухни донесся голос Давида Ефимовича.

Я зашел. На столе стояли красивые чашки и… пироги. В тот, момент я мог просто потерять сознание от голода, и этот запах сводил меня с ума.

Он налил чай. Мы сели.

– Я так понимаю, что вы долго не ели, поэтому прошу вас, не стесняйтесь.

Конечно, мне хотелось смести все со стола, но я старался сдерживаться. Как выяснилось, пирожки были с мясом. Настоящие пироги с мясом! Не рыночные, не вчерашние, а домашние. А какой вкусный чай был у старика! Такого я больше не пил нигде. Правда. Уровень счастья в организме на тот момент, буквально, превышал допустимую норму.

Давид Ефимович рассказывал мне про свою жизнь, работу, семью. Он был ювелиром, а его жена следила за деньгами. В 30 лет у него родилась двойня – два мальчика, а через десять лет его жена умерла при родах третьего сына. Он когда-то мечтал о том, что сможет передать им свое дело, и его мечта практически сбылась.

Фамильное дело было почти налажено. Сыновья не успели завести жен и детей, работали вместе с отцом, и все шло своим мирным чередом, когда у них появились проблемы с какими-то бандитами. Сыновей бедного старика убили, и он теперь практически один.

По утрам к Давиду Ефимовичу приходить соседка немного помочь по хозяйству. Из-за слабого зрения он уже давно не работает, а день старается проводить во дворе, где я его и встретил.

Общаться со стариком было очень интересно. Наверное, было еще интересно потому, что я вообще мало с кем общался в своей новой жизни. Тем более, еще меньше я общался с умными людьми. Ну, и вовсе не общался с пожилыми умными людьми.

Слушая его истории, я вдруг осознал, насколько огромен и удивителен этот мир, сколькими судьбами он полниться, а я, маленький человек, в нем лишь мелкая песчинка. От этой мысли мой дух захватывало, и я почувствовал вновь непреодолимое желание познать суть и устройство этой мудрой вселенной.

Благо, сам Давид Ефимович меня ни о чем не спрашивал – все понял. А если бы и спрашивал, все равно получил бы односложные и глупые ответы. Он наверное чувствовал, что мне говорить ничего не хочется, да и нечего, а то, что есть – рассказывать стыдно. И за это его чутье и внутреннее понимание мне хотелось сказать отдельное спасибо.

Время действительно летело незаметно. Я ничуть не устал, но были моменты, которые снова заставили меня серьезно задуматься. Давид Ефимович долго рассказывал мне о людях, о их взаимоотношениях, будто чувствовал, что я не понимаю их, словно отброшен от всего окружающего мира, но стремлюсь и хочу узнать побольше.

– … Вы понимаете, – как аккуратно говорил он! – Все, что нас окружает, все это уходит и обязательно уйдет. И люди уйдут, сменятся другими людьми, и так до бесконечности. Так происходит со всем, если подумать. Русский человек живет по принципу «после нас, хоть потоп», и это, я считаю, в корне неправильно. Мы не должны так думать. После себя мы что-то оставляем. Всегда. При чем, что самое интересное, хотим мы того или нет. Обязательно оставляем. Это могут быть дети, которым мы даем свой опыт и свою мудрость, или к примеру, произведения искусства, передающие наши чувства, мысли и эмоции. Все это будет вечно. Это будет жить в других. В тех, кто примет это. К сожалению, не всегда мы можем заложить в кого-то то, что хотелось бы. И если вы не полный идиот, то не захотите оставить после себя кучку дерьма, ибо его и так много оставляют. – Он прервался и ненадолго задумался. – И, по обыкновению, никто не хочет признать его своим. И этот кто-то уходит, а куча остается. Но проблема в том, что она никуда не девается. Вокруг нее стоит наш народ, и каждый считает своим долгом добавить в нее что-то свое. И куча эта растет, и растет она вверх. А потом, начинает сыпаться на стоящих вокруг людей. Ганди говорил, что насилие порождает насилие, но только со временем я понял, что это применимо ко всему, то есть «подобное порождает подобное». Я бы хотел, что бы вы поняли и определили, что вы хотите оставить после себя. Хотите ли продолжать строить башню из человеческих нечистот, или же внесете в этот мир что-то светлое. Вряд ли, вам будут сильно благодарны люди вокруг, но точно они станут лучше…

Мы распрощались, и я вышел из квартиры, получив приглашение прийти в гости, когда мне будет удобно. Больше всего я не хотел сейчас возвращаться в свой подвал и видеть «своих». Господи, я даже не знаю, сколько мне лет и что я вообще делаю, а мудрейший из мудрейших дает мне советы на будущее о том, что оставить потомкам. В общем, что бы переварить все сказанное Давидом Ефимовичем нужно время и свежая голова.

Сегодня, я пожалуй впервые столкнулся с неловким чувством, когда стремишься убежать от одного, а судьба поддает тебе громкую оплеуху в виде еще больших рассуждений, на которые не способен мой незапятнанный памятью и интеллектом мозг. И стоит ли тогда бежать от одного, если наткнешься на другое? А если это другое поможет решить первое? Или нет? Снова вопросы, без единого ответа… Здорово. Нужно было закурить…

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Часть 2

Глава 1

Начало

 

Жизнь бездомного, хочешь – не хочешь, все-таки основывается на определенных законах, и человек, который идет против них, либо очень смелый, либо очень глупый. Ни один “старшак” не допустит, что бы его человек ушел из “стаи”, то есть перестал приносить прибыль в общий котел, потому что… В противном случае, у него есть свои “старшики”, с которыми он будет иметь из-за этого немало проблем. Я об этом знал. И еще я знал, что просто так я от Батареи уйти не смогу, и придется как-то “откупаться”.

Вот уже две недели я жил у Марка в магазине “Мудрость вселенной. Музыкально-этнический магазин”. Квартира моего (настоящего) друга находится прямо над ним, где он меня любезно приютил, выделив мне отдельную комнату, подарил много разной “хипповской” одежды и дал мне настоящую работу. И это очень здорово! Я даже представить себе не мог тогда, как на самом деле здорово жить в квартире, в своей комнате. Как здорово завтракать, обедать и ужинать дома, каждый день мыться, стирать и менять вещи. Я, наконец-то, пришел к той самой, долгожданной “глянцевой” жизни.

Марк взял меня в свой магазинчик помощником, где мы трудились с утра до вечера, слушали настоящий рок и периодически “расширяли сознание” в лучших традициях той культуры.

Однажды, я в очередной раз вернулся в подвал и не смог там остаться. Не смог, прекрасно зная и понимая, какие проблемы могут меня ждать с Батареей и его друзьями потом. И они меня ждали определенно. Но, тогда я забрал все свои вещи, записную книжку Павлика и уехал к Марку.

Я даже как-то съездил к Лике, рассказав ей о том, что происходит в моей жизни.

– Косяк, дорогой, будь осторожен. Зная Бата, могу сказать – он от тебя не отстанет, – сказала она мне тогда, хотя из всех ее слов, я услышал только “ДОРОГОЙ”.

Как-то раз я увидел недалеко от магазина одного “уличного” паренька и сдавалось мне, что это “бродяга” Бата. Не знаю как, но он меня все-таки выследил.

Я понял, что удивительные вещи творятся с человеком, когда в его жизни появляются дом и семья. Конечно, у меня не было жены и детей, но Марк для меня стал намного больше и роднее, чем просто друг. И по возрасту он годился мне не то в отцы, не то в деды… Скорее в деды.

Понимая, что мне не избежать разборок с Батареей, я все равно чувствовал себя защищенным как никогда. В этом домашнем тепле и уюте та “уличная” жизнь очень быстро стала далекой и даже чужой.

Подвал развалившегося дома, разборки, воровство – все это уже было не мое, но я, по-прежнему, чувствовал тонкую связь с тем миром, которая не давала мне покоя. И связь эта заключалась в одном единственном человеке – Лике, которую я хотел вытянуть за собой, чего бы мне это не стоило. Поэтому впереди меня ждал неприятный разговор на тему не только моего ухода, но и ухода этой девушки, которую Бат вряд ли согласится отпускать просто так, если вообще согласится.

Так же передо мной стояла еще одна проблема, о которой мне напомнил как-то Марк во время работы:

– Слушай, Косяк, я тут подумал, что нужно тебя сводить к врачам. – начал разговор Марк, разбирая винил во втором зале.

– Зачем это?

– Ну как зачем? Ты что, не понимаешь? Ты же памяти лишился.

– Ну да.

– Ну, может ее можно как-то восстановить, говорят такое бывает.

– Ха-ха, – усмехнулся я, – Марк, ну ты смешной. Как же ее восстановишь?

– Ну, не знаю. Мозг занятная штука, иногда сам все вспоминает, надо ему только помочь.

– Как помочь? – я никогда не думал о том, что память можно вернуть. – Было бы здорово все вспомнить. Вот только…..

– Что?

– А вдруг у меня ужасное что-то было и лучше это не вспоминать. А сейчас так здорово, так хорошо жить.

– Косяк, настоящее у тебя никто не отберет, кроме тебя самого. А прошлое, каким бы оно ни было, надо знать. Нельзя человеку без прошлого. И без будущего нельзя. А мне как-то сказали, что одно без другого быть может. Такие дела. Короче, не дури. Я найду какого-нибудь врача и тебе помогут. Хуже не будет – это точно.

– Ну да, ты прав. Спасибо. А что они сделают?

– Не знаю. На худой конец грибов поешь, вдруг поможет. Тоже хуже не будет.

– Каких грибов?

– Балийских, прущих. – зная Марка, я понял, что он говорит на полном серьезе, без шуток, и я ему верил. Возможно, помогут.

– А с чего ты решил, что они могут память вернуть?

– Ну… – он слегка призадумался, вспоминая свои “путешествия”, – Они много чего твоей голове подсказать могут. Слушай, что ты пристал? Надо будет – попробуешь… в медицинских целях.

– Хорошо, я тебя понял.

Мы продолжали прибираться в магазине, как вдруг он вспомнил про еще одну проблему, о которой я тоже не задумывался:

– Косяк, я вот тут подумал. А что нам с твоими документами делать?

– А что с ними делать, если их нет?

– Вот в этом вся проблема, что их нет. Никаких. Нужно, что бы у тебя и имя с фамилией были, и паспорт. Хотя бы так. Да и узнать надо, где ты учился, где жил.

– Да, надо. Если б еще знать как.

– Вот ты странный такой. Чего тут знать. В милицию надо идти. По-любому, ты числишься в списках пропавших без вести, тебя ищут друзья, родные. У тебя же было какое-то человеческое прошлое.

– Мне иногда вообще кажется, что не было ничего.

– Так не бывает. Хотя, и в это я в свое время тоже верил. – сказал Марк улыбаясь. Все-таки хиппи очень своеобразные ребята были.

– Я не хочу в милицию, Марк. Не думаю, что они мне помогут. Тем, более…ммм…- я старался как можно мягче ему объяснить все о своей “уличной” жизни. – Я много чего нехорошего успел наделать, пока на улице жил. Меня они узнать могут, а в тюрьму я не хочу. Я тут только жить по-хорошему начал. Я боюсь.

– Я тебя понимаю. Ладно, я подумаю как все лучше сделать, что б тебя к полноценной жизни вернуть.

Я почему-то об этих простых вещах вовсе и не думал раньше. Видимо, действительно, на улице не нужны были. А в этой жизни без них никак.

“Будем думать”.

 

Глава 2

Разговор

 

Прошло еще пару дней нашей идиллии. После одного рабочего дня, я вышел на улице за сигаретами. Было уже совсем темно. Проходя маленьким двориком, я увидел троих парней. В таких ситуациях я особо не переживал, ведь знал, как правильно разговаривать. Если это были ребята местные и не знакомые – мне ничего не угрожало. Хуже было встретить Бата, хотя и тут я знал, что мне скажут и как себя вести. Не скрою, как и перед любой дракой, я начал нервничать, не исключая самого маловероятного варианта – мести.

Они стояли прямо на моем пути и смотрели на меня. Да, это был он:

– Ну че, сученыш, здорово, – начал он как всегда приветливо, когда между нами оставалось метров десять. – Попиздим?

– Привет. Можно, давай.- я подошел к ним уже совсем близко и тут же получил удар под дых. Согнувшись, пропустил еще один в правое ухо. Верх живота болел, а в голове стоял невыносимый звон.

– Нет, блядь, вот теперь поговорим, – Батарея двумя пальцами толкнул меня, я упал, и он склонился надо мной, – Че, блядь, думал можешь просто так свалить? Нихера, у нас так не делается, и ты уебок это знаешь.

– Что тебе надо? – выдавил я из себя, пытаясь стерпеть боль.

– Че мне надо? Тебя, урод, как дешевую рабочую силу! В подвале ты больше не живешь, но работать на меня ты продолжаешь. Понял? И теперь на других условиях. Будешь делать то, что я тебе говорю. Это косяк, Косяк. – от такой фразы, два его друга громко и мерзко загоготали. – И этот косяк ты отработаешь. Потом подумаем, что с тобой делать.

– Сколько? – я постарался договориться, лишь бы не возвращаться.

– Что сколько?

– Сколько денег?

– Ах, вот ты про что. Не-е-ет, с таким залетом такое не сработает. Денег ты мне и так дашь. Типа…. как её…компенсация. – он щелкнул пальцами. – Вот! Но это потом. Это будет после того, как косяк отработаешь свой. А когда ты его отработаешь – решу я. Всосал расклад? Всосал, я тебя спрашиваю? – он ударил меня в ухо еще раз, но уже не так сильно. – А если не согласишься… Мы магаз твоего пидара престарелого спалим к херам. Ну, как расклад?

– Ясен расклад, ясен. – Я был подавлен. Других вариантов у меня не было. Пока не было.

– Жду тебя завтра, в подвале. В десять вечера. Не дай Бог тебе слиться. Все, парни, погнали.

Батарея с друзьями развернулись и быстро ушли. Я посидел на земле еще с минуту, думая над тем, что только что произошло.

Я встал и пошел в магазин за сигаретами. Голова гудела.

У ларька я выкурил две сигареты подряд и пошел домой… к Марку домой. На обратном пути, я решил подвести некий итог и понять, что имею.

Итак, я должен был некоторое время работать на Батарею, выполнять все его поручения, потом отдать ему какую-нибудь по нашим, “уличным”, меркам приличную сумму. Отказаться я не мог, ведь тогда Марку угрожает опасность, а этого я допустить не мог. Драться с Батом я тоже возможности не видел. Он сильнее, да к тому же все примут его сторону, ведь для его друзей, я – никто. Выход пока один – делать то, что он говорит, стараясь причинать как можно меньше зла другим, если это возможно, и постараться собрать денег, что бы выкупить себя и Лику.

 

***

Марк встретил меня на пороге. В его взгляде я увидел полное понимание ситуации. Я старался не посвящать его в свои дела, но в общем он все знал. Знал он и кто такой Батарея(думаю Павлик ему много чего рассказывал).

Мы сели за круглым чайным столиком на первом этаже в магазине, Марк поставил пластинку Джими Хендрикса и забил самокруточку.

Мы закурили:

– Что делать, Марк? Ты умный, ты старый. Ты знаешь.

– Косяк, нужно делать так, что бы всем было хорошо.

– И даже ему?

– А ему никогда не будет хорошо. Дай ему все богатства мира, и ему все равно будет плохо. Он такой человек. Спаси себя и ее. Любым способом. Помни, работая на него, ты многим сможешь причинить боль, как ты делал это и раньше.

– Хорошо.

– Да. Но давай он не будет палить мою лавку. – Эта фраза была сказана Марком с какой-то детской простотой и легкостью, что мы не выдержала и оба заржали.

То, что мы делали под хорошую музыку, действительно помогало расслабиться и подумать. Боль с тела и лица ушла, мы быстро нашли о чем поговорить еще (музыка, история рок-н-ролла и хипповских коммун). Мы знали, что все будет хорошо. Теперь, по-другому быть просто не может. Хиппари – клевые ребята.

 

Глава 3

Бату

 

На следующий день я, как и обещал, к десяти часам приехал в подвал. Всю дорогу я думал о том, что Бат меня заставит делать. Я думал об этом и боялся этого. А еще, мне вдруг стало интересно, как меня встретит Машка, чью сторону примет.

“Я-то ей точно ничего плохого не сделал”. – подумал я.

Признаюсь честно, я не думал, что когда-нибудь сюда вернусь, тем более так скоро. Сидя в вагоне, по дороге в подвал, я вспоминал свой первый день в его доме. Я вспоминал как очнулся где-то недалеко, мучился невыносимой головной болью, шатаясь по округе. Вспоминал, как он позвал меня, собираясь мне “предъявить”, но поняв, что со мной случилось, пригласил остаться у него. Предложил “работать” и жить в его доме.

Я действительно благодарен был в тот момент Бату за приют, да и вообще за все то, что он для меня сделал. Тогда он настоял на том, что бы я не просил помощи у людей, убеждая, что ничего хорошего они мне не сделают, не говоря уже о помощи. В тот день Батарея нашел человека, из которого можно было сделать собственную, полностью ему подвластную, копия самого себя. Поэтому я так долго жил в подвале, свято веря, что нельзя доверять тем, кто живет не так, как мы.

Я ничего не помнил, ничего не знал и верил всему, что он говорит. Просто не зная другого мира, я погрузился в тот, “уличный”, беспризорный, где мне поверили, защитили и накормили, впервые в моей новой сознательной жизни. Мне даже не нужно было привыкать к тому быту и тем устоям и условиям – я других-то не знал, и думал, что подвал – это норма, в которой можно и нужно жить и развиваться. Это было естественно для мальчика, не знающего ничего о жизни, взрослого младенца, что руководствуется лишь инстинктами.

Он учил меня всему. Драться, воровать, “правильно” говорить, то есть так, как это делают на улице. Презирая и отрицая все простое, обывательское, человеческое, признавая только законы и порядки улиц, он желал создать что-то вроде “уличного идеального сверхчеловека”, который не знает другого мира и, по идее, никогда не признает его для себя. Так он думал, тратя время на то, что бы я стал таким же как он, “универсальным солдатом” улиц, с которым можно делать все, что ты хочешь. Использовал ли он меня? Возможно. Пользовался ли тем, что я не имел внутри себя ничего? Быть может.

Я не вспоминал самое начало со злобой, отчаянием или чем-то еще. Нет. Я понимал, что это было даже к лучшему. Ведь, неизвестно, что бы было со мной, откажись я тогда от приглашение Бата жить в его стихии.

Там я познакомился с Павликом. И это уже стало началом конца, намеченного, но еще не примененного на мне плана Батареи. Для него – Павлик все портил, показывая мне, что мир вовсе не такой, как кажется. Павлик дарил мне эмоцию от каждого прожитого дня. Тогда, у железной дороги, родилось бессознательное тело, а Павлик выращивал в нем, то есть во мне, человека. И это правда.

Нет, я не жалел о том, что было. Если бы не Бат, я бы никогда не встретил Павлика, Марка, Лику. Тех людей, которые за очень короткий период времени, стали мне по-настоящему близки и мною любимы.

“Большое тебе спасибо, Батарея, что показал мне и этот мир. Ужасный, гиблый, вонючий, но показал. Мир, пропахший гноем и мочой. Мир, который другие не желают замечать и признавать. Мир, в котором живое человеческое тело разлагается и превращается в дерьмо. Мир, который является твоим. Возможно Бат, ты и есть то самое вселенское зло, каким хочешь казаться, но не для меня. Я сделаю то, что просишь, но тебе меня не удержать. Я сделал свой выбор, и не готов жить только ненавистью ко всему, что меня окружает. Я не знаю почему, но иной путь мне ближе. И я не жалею, что спас тебя тогда”.

Так я думал, сидя в вагоне метро, направляясь в подвал к десяти часам вечера, где меня ждет он и Машка. Я понимал, что буду скучать по ним, по-своему, но буду.

Поверьте, даже самому злейшему вашему врагу есть за что сказать “спасибо”. Я это понял. Представьте, что его, человека, который сделал вам много плохого, вдруг не стало. Нет, он не умер. А его не стало, потому что не было. Никогда. Вообще не было. Подумайте над тем, что бы вы потеряли тогда, чего бы не узнали, какой бы опыт не приобрели. Даже такие люди заслуживают свое маленькое Спасибо.

Может вы, благодаря своим врагам, стали сильнее. А может научились искренне плакать. Или может они познакомили вас с хорошими людьми, а может и вовсе уберегли от чего-то еще более ужасного; может когда-то, пусть даже случайно, они открыли вам глаза на что-то или сказали что-то важное и ценное.

Не знаю, но мне есть за что говорить спасибо даже Батарее. Человеку, который помог мне выжить, и благодаря которому я побывал и на темной стороне улицы.

“Спасибо тебе, искренне, Батарея, но теперь меня не удержать”.

Вот так я думал. Возможно я не прав. Но я не утверждаю как нужно или как хорошо. Я лишь знаю, сколько всего не было без него в моей жизни.

Вряд ли я скажу ему, что чувствую. Несмотря на оскорбления, унижения, редкие, но меткие побои, вчерашний наезд и прочее, я помню и хорошие моменты нашей “дружбы”. И все это теперь только воспоминания, осевшие в моей голове. Первые воспоминания. Самые первые. И даже них есть свои плюсы.

А таких людей как Бат, становится просто жаль. Ведь, невозможно жить в аду, где ты сам ненавидишь все и вся вокруг, не желая этой самой жизни.

“Не видя ничего за пеленой своей ненависти и злобы, ты сам упускаешь все самое прекрасное и чудное, что есть вокруг тебя. В этом ты видишь свою силу. Я вижу слабость, что убивает человека изнутри.

Прости Бат, но ты уже мертв. Аминь”.

 

Глава 4

Машеньке

 

Я спустился в подвал. Бата дома не было, и меня встретила Машка. Признаться четно, она мне была рада. Возможно, в присутствии своего возлюбленного, она меня ненавидела и корила за мой уход из “стаи”, но я видел, что Машка была приятно удивлена, увидев меня.

– Косяк! Ты вернулся! – она бросилась мне на шею. – Он зол. Он очень зол. Наверное, не стоило тебе возвращаться. Куда ты пропал, расскажи? Он просто рвал и метал, когда ты исчез…

– Маш, я знаю. Я все знаю. Я приехал не просто так. Мы встречались вчера.

– Что? – Машка не на шутку перепугалась. Она до сих пор не могла поверить в то, что мы стали врагами.

– Да. Я ушел. И вернулся я ненадолго. Мне нужно закончить дело, что бы он меня отпустил, иначе станет плохо моим близким людям. Поэтому я здесь… Извини меня, Машенька. Я здесь, но я не с вами.

– Косяк! Как ты мог? – в тусклом свете свисающей с потолка лампочки на одном проводе, в ее глазах вспыхнули слезы. – А как же мы? Ведь, мы твоя семья. Разве, нет? Вспомни, как мы жили! Зачем ты ушел?

– Я не хочу так жить. Это же пиздец как невыносимо. Ты сама говорила, что хочешь уйти из этой жизни. Почему теперь обвиняешь меня в том, что я сделал то, что захотел – стал счастливым?

– Я хотела уйти не одна. И сейчас хочу. – Машка зарыдала и я обнял ее – Но я не хочу уходить без него. Он – моя семья. А ты нас предал!!! – в истерике она начала бить меня в грудь своими маленькими кулачками.

Я крепко обнял ее и стал успокаивать:

– Я не предатель. Я живу там, где мне хорошо. И я никого не бросал. Если бы вы хотели, то могли пойти со мной. И все стало бы по-другому. “Глянцевая” жизнь. Помнишь? Ведь мы с тобой мечтали. Так хотели. Каждый по-своему, но уйти отсюда. Это так просто, ты даже не представляешь. Уходи и ты! Пойдем со мной, и я покажу тебе.

– Нет! Он не пойдет. А ты сволочь! Предатель! – она отпрыгнула от меня и, скрючившись, кричала, что было сил. – Так нельзя! Мы были семьей!!! Неужели ты не понимаешь! Мы должны быть все вместе!

– Нет, Машунь, не должны. Мы должны быть так, как нам хорошо. И мы должны быть с теми, с кем нам хорошо. Понимаешь? Тебе хорошо здесь и сейчас с ним?

Машка начала успокаиваться, на ее щеках блестели слезы, глаза были тусклыми, а лицо отрешенным:

– Я не знаю… Я не смогу… Не смогу без него… Как же я вас всех ненавижу… – очень медленным, спокойным и плавным шагом она двинулась к выходу.

– Маша, постой. Подумай, пожалуйста. Я помогу. Я теперь знаю как. Выход есть, и он совсем близко. Он открыт всегда, просто его нужно увидеть. – я не знаю, слышала ли она последние мои слова.

Не оборачиваясь, она вышла из подвала.

“Черт! Бедная девочка. Ведь, нельзя же так сильно любить эту тварь, вытирающую об тебя ноги”, – подумал я. – “Ну да, Бог с ними. Я готов всегда помочь, и она это знает. И он это знает”.

Я сел на тахту и закурил. Через пару минут вошел Батарея:

– О, блядь, явился. Че, твой пидр старый нормального шматья тебе подогнать не мог? Выглядишь как телка.

– Заткнись! – во мне проснулась дикая злоба. Не перенеся оскорбления Марка, я был готов броситься на него. Он увидел это и затих.

– Где Машка? Ма-шка!!! Машка! Ну, где ты, епт?! – он прошел по подвалу, заглянул за ширму.

– Хватит ее звать. Мне кажется она не придет.

– Почему?

– Она очень сильно расстроилась из-за нашей ссоры. Она переживает. Она плакала.

– Куда она ушла?

– Да откуда мне знать, Бат? Она выскочила и все.

– Ладно, хер бы с ней. Погуляет – придет. Не беда. Короче, есть дело одно. Надо магазик кое-какой вынести. Сегодня ночью.

– Какой?

– Не волнуйся не твоего, этого. Он мне нахер не нужен. Работаем сегодня ночью. Детали тебя не касаются. Просто будешь делать, что тебе говорят. Усек?

– Усек. Сейчас что делаем?

– Толика ждем. Пожрать бы надо. Машка!!! – он начал громко звать Машу, но ответа не последовала. – Машка! Машка!

Я не хотел на все это смотреть, сидеть с ним рядом, видеть как он ест и молча ждать Толика, этого уебка, от которого меня тошнит.

Я вышел на улицу покурить. Следом за мной вышел и Бат, зовущий Машку:

– Машка, бля!!!

“Какой же он все-таки мудак”, – подумал я.

Я ушел от него за развалины этого дома, за углом которого росло несколько деревьев с лавочками под ними, которые поставил когда-то Батарея.

– Ба-а-а-т. – затянул я.

– Чего тебе?

– Иди сюда.

– Какого хера тебе надо?

– Блядь, да иди же ты сюда, идиот!!! – я стоял за углом дома и не мог пошевелиться. На дереве висела Машка.

– А ты там не прих… – речь Батареи оборвалась на полуслове, как раз в тот момент, когда он вывернул к лавочкам и понял, в чем дело. – Бля… Она уже… все?

– Да, Илюш. Она уже все. Совсем. Навсегда.

– Черт.

Минут десять мы молча сидели на лавочке и курили. Потом Батарея принес бутылку водки. Мы распили ее почти залпом. Придя в себя, мы сняли Машку с дерева, аккуратно положили на лавку, закрыли ей глаза.

– Бат, тащи лопаты. У нас где-то были. Я тогда после Павлика в магазине свистнул.

Батарея ушел в подвал. Я слышал, как он перекидывает кучу хлама, в поисках лопат. Звук усиливался и я понял, что он не ищет их – он громит в истерике все, что попадается ему на глаза.

Через пару минуту погром прекратился(видимо кончились силы).

“Интересно, тебе первый раз в жизни так больно?” – спросил я себя вслух.

Я не стал его трогать. Я просто стоял на улице и ждал его. Он вышел через несколько минут с невозмутимым видом, дал мне одну лопату. Мы выбрали место и начали копать.

 

***

Яма была вырыта. Мы аккуратно положили туда Машу.

– Прости. – тихо прошептал я. Не зная почему, но чувствовал на себе вину за ее смерть.

Мы закопали ее быстро и очень тихо, аккуратно кидая землю вниз, будто боялись разбудить эту маленькую девочку.

– Что она тебе говорила? – вдруг спросил меня Бат, когда мы закончили.

– Что любит тебя. И хочет тоже уйти от такой жизни. Но не хочет без тебя.

– Ясно. А еще?

– Это все.

– Ясно.

Мы стояли оба, потупив взор, понимая, что только что из-за нас умер очень близкий, родной и хороший человек. Человек, которого никто никогда особо не замечал, не обращал на него внимание и пользовался им, как прислугой. Мы это понимали. Мы понимали еще, что она до беспамятства любила нас. Меня, как друга, Бата – как мужчину. Она была способна на это, и я это знал. Мы оба были виноваты в том, что произошло.

Я не мог сдержать слез.

Всем вечно было все равно на мелкую, невзрачную девчушку, которая содержала этот подвал в чистоте. По мере возможностей приносила деньги. По мере возможностей кормила нас и всех, кто сюда приходил на “сходняк”… По мере своих возможностей… По мере своих возможностей она любила его, любила меня. По мере своих возможностей, она старалась сделать нас, это место и эту жизнь чуточку лучше. По мере своих возможностей…

Я чувствовал вину и за это. За вовремя не оказанное внимание человеку, который заслуживал его больше многих.

“Прости нас, Машенька”.

 

Глава 5

Возвращение

 

Толик нашел нас в подвале, когда мы сидели за столом, молчали и курили. Этот маленький человечек был широк в плечах, с большой квадратной головой и черными жесткими стриженными волосами, с приплюснутым носом и накаченными руками, он имел очень короткие и толстые пальца с уродскими круглыми, как стеклышки часов, ногтями. У него был очень дурной характер. Он постоянно неумело и очень обидно шутил, и дико меня раздражал.

Он весело залетел в подвал, даже не подозревая о том, что произошло несколько минут назад.

– О, пацаны здорово. Как сами? – он протянул нас свою ладонь. Мы по очереди ее пожали.

– Да по тихой. – чуть слышно ответил Батарея, не глядя на него.

– Пойдет – добавил я.

– Вы чего такие убитые? Че, идем, куда хотели?

– Да, идем – ответил Батарея.

– Ну так, пошли. Че сидеть?! -Толик, возмущаясь, развел руками. – У меня тоже дела есть!

– Да идем, идем. Тебе ж сказали. – добавил я, так же отрешенно глядя на стену за Батом, который сидел напротив меня.

– Да вы заебали! Дайте хоть пожрать. Где ваша мышь мелкая, домашняя. – Думая, что очень сострил, сравнив Машу с “мышью домашней”, он расхохотался и сел рядом со мной.

На столе стояла массивная пепельница, которую я взял в руки и направил одним замахом в лоб Толика. От удара он свалился на пол. Он лежал в бес сознании, по его лицу текла тонкая струйка крови.

– Если очнется, значит живой. – Бат даже не посмотрел в сторону Толика, будто ничего не произошло. Моя реакция осталась такой же.

– Да похуй, вообще. – ответил я.

– Ну так-то да. Но он медвежатник, неплохой кстати. Он нам сегодня нужен. – сказал Бат.

Мы переговаривалсь монотонными голосами, уставившись каждый в свою точку, не гляда друг на друга.

– Это он тебе нужен. Так что мне похуй.

– Ага. – он сказал это отрешенно, но подразумевая: “Ну да, сученыш, посмотрим”.

Толик очнулся достаточно быстро. Еле стоя на ногах, он с бешенными глазами спрашивал: “Вы че? Вы че, а?!”. Ответа не получал, но и особого желания выяснять что-то при помощи рук не имел, а потому быстро успокоился. Видимо понял, что получил за дело.

Я не знал еще, что мы будем делать сегодня. Мы вышли из дома и пошли пешком, друг с другом не разговаривая. Людей на улицах уже почти не было.

Город спал. Спал и, как это обычно, не замечал того, что с ним делают по ночам. В каждом районе каждого города сейчас происходило то, о чем будут на утро говорить, вспоминать с ужасом или просто ненавидеть тех, чья душа ночью вволю развернулась. Каждую ночь кто-то что-то или кого-то грабит, ворует, насилует. Кто-то проживает каждый день только с одной мыслью: “Лишь бы настала ночь”, и тогда можно будет все. Тогда наступит жизнь. Бат и Толик были как раз из таких. Особенно Толик. Такие люди хотят сделать что-то не ради наживы, а ради зла, от которого получат удовлетворение.

Им было плевать что воровать и где. Им важен сам процесс, приносящий неописуемую волну адреналина, заряжающего, дающего силы на следующий день. Эту волну они хотели ловить постоянно. Поэтому они не смогли бы жить в нормальном обществе, которое ненавидят. Мне же было плевать.

 

***

Нашей целью был магазин с алкоголем. Цель своеобразная. Явно мы лезли сюда не за кассой, а за товаром. Может предстояла у Бата какая-нибудь важная “поляна”, или нужно было сделать “подгон” старшим, или есть покупатель на эти бутылки. А может его просто попросили таким способом нагадить, например, в отместку хозяину. Я не знал, но нужно было вынести магазин с дорогими бутылками.

Мы прошли на задний двор магазина, и Толик принялся за дверной замок.

– Там сигналка – начал он, ковыряясь в двери. – Это сто процентов. Так что недолго давайте. Я попробую ее отключить. Мне тут рассказали пару хитростей, но ничего не обещаю. Поэтому шевелитесь.

Через минуту Толик открыл дверь, и мы услышали негромкую трель сирены, предшествующую настоящему сигналу тревоги. У нас была пара минут, чтобы взять нужное и убраться, ведь, мы не рассчитывали на то, что Толик отключит сигнализацию.

– Идем сразу на склад. – приказал Бат, когда мы зашли, и не заворачивая в торговый зал, коридорами ушли в служебные помещения. Он знал что нам нужно.

На складе стояли стеллажи с ящиками и пластиковыми упаковками. Деревянные, пластиковые и картонные коробки, “батареи” бутылок, обтянутые тугим полиэтиленом, – все это наполняло небольшое квадратное помещение.

Батарея еще на улице дал мне фонарик и сказал что нужно искать.

– Э, ребят, не знаю точно получилось ли, но сигналку я вроде бы отключил. – послышался голос Толика где-то в начале коридора… Ну, по крайней мере, она затихла.

“Ну уже лучше”. – про себя подметил я.

Я в волнении шарахался по складу, но ничего не находил.

– Вот оно. Ага. Косяк, давай сюда. Это то, что нужно. – позвал меня Бат.

Я подбежал к нему, и он дал мне в руки два ящика с какими-то бутылками. Еще один ящик взял себе.

– Держи, одну Толику отдашь. Иди на выход. Мы уходим.

Выходя на улицу, я скинул одну коробку Толику. Он вышел сразу за мной. Бат появился через полминуты.

– Ну, все. Теперь домой. Мы красавцы. – весело сказал Бат, и мы пошли.

В конце квартала я обернулся, посмотрел на магазин и увидел его витрины, из которых сияло огненное зарево, освещавшее улицу. Я остановился. Зарево с каждой секундой усиливалось, и стало слышно некое волнение в той стороне. Видимо проснулись люди, живущие рядом или проходившие мимо, вызвали пожарных и ментов.

– Давай, давай. Иди. – приказал Бат, подталкивая меня ящиком в спину, – Нечего нам тут светиться. Там все правильно.

Я ничего не спрашивал. Я молча донес коробку до подвала, получил приказ ждать новых встреч, неизвестно когда, и ушел домой. К Марку домой. Было уже совсем поздно, поэтому пришлось идти пешком через весь город.

 

***

Я не хотел знать, зачем мы взяли эти бутылку, кому они предназначались и почему Бат сжег магазин. Я знал – будь в стае, получил бы на всё ответы, не задавая вопросов. Но сегодня я ничего не хотел знать. Я лишь думал о том, как было бы плохо Марку, случись с ним такое. А после – о том, как было плохо людям, которые не находили в кармане или сумке кошелька, товара на прилавке, или просто получили удар по голове в собственной квартире. Вспомнил я и про горку дерьма, которую сам же пополняю для других, не найдя иного пути сейчас.

Эти воспоминания моей “уличной” жизни слишком ярко и остро захватили меня в тот момент. И это было погано… Пожалуй, впервые настолько невыносимо, словно я пересмотрел свою жизнь со стороны другого человека.

 

***

Дорога домой была очень длинной. Я шел через широкие улицы, шоссе, жилые кварталы, наблюдая за тем, как спит этот город.

“Через пару часов все эти люди проснутся, потирая глаза спросонья, начнут готовит еду, потом хлынут в метро, после на работу, а в конце дня снова в метро, автобусы и трамваи, а там опять домой. Но сейчас они спят, и спит город, который сделает завтрашний день для кого-то лучше, а кому-то припасет целое испытание. А может быть, ничего не измениться завтра. Ни у кого. И наступит обыденный серый день, наступит незаметно и также незаметно и бесследно уйдет. Но не у меня. Моя жизнь меняется каждый день, и в этом тоже есть ее плюс. И я знаю, что хуже уже не будет. И меня это радует”.

Я вернулся почти под утро. Ноги болели, голова гудела от усталости. Звонком в дверь я разбудил Марка. Он ни о чем меня не спрашивал, и я просто пошел спать.

 

Глава 6

Любовь

 

Я проснулся ближе к вечеру. Марк попросил меня помочь разобрать и расставить по полкам новую партию товара, пока он занимался одеждой. Он вешал бирки, а я разбирал и расставлял новые приспособы для курения дурман-травы, книги и сувениры.

Мы заговорили о случившемся прошлой ночью:

– Я боюсь, Косяк, что просто так он тебя не отпустит, и нет никакой окончательной суммы. Просто будешь на него работать долго и упорно.

– А потом?

– Боюсь представить. В общем, будь осторожнее. Знай, я всегда готов помочь тебе.

Мы оба хотели перевести тему. Марк немного помолчал, а потом спросил:

– Как поживает твоя любовь?

– Какая? Лика? Не знаю. – моя голова мгновенно переключилась на образ прекрасной девушки, а слово “любовь” непривычно и остро влетело в мои уши. Хорошо это или плохо – не знаю. Но было волнительно, это точно.

Я ничего не сказал про слово “любовь”. Мне стало легче, когда я вспомнил о Лике.

– Нужно сходить к ней. Она переживает… Ну, это было бы приятно.

– Конечно, приятно. Пусть переживает. – Марк улыбнулся и подмигнул мне. – Слушай, есть идея! Познакомь меня с ней.

– Как?

– Ну, как? Приведи сюда и познакомь. Это же не сложно.

– Да, ты прав. Не сложно. Я вообще хочу видеть ее в этой, “глянцевой” жизни.

– Мысль хороша. Ты уже придумал как?

– Нет.

– Давай сядем, покурим.

Мы сели за наш любимый чайный столик и закурили. Магазин был уже закрыт, поэтому мы не боялись посетителей и спокойно могли расслабиться.

– Ты уверен, что она нужна тебе? – Марк хотел донести до меня какую-то очень важную мысль. Я видел это по его взгляду.

– А как это? Быть в этом уверенным?

– На что ты готов, ради своей девочки? – спросил он почти шепотом, с заигрывающим прищуром.

– Наверное, на многое. – его вопросы казались мне странными и пугающими.

Мне нужна была она. Но как сказать ей об этом? Как быть с ней?

– Наверное? Не думай головой. Скажи мне, что внутри тебя? Это важнее.

– Меня переполняет волна тепла, когда я думаю о ней. – ответил я, закрыв глаза. Я представлял ее, пытался описать, что чувствую, но не смог. То ли пряный дым в моей голове смутал все мысли, то ли я сам не представлял, о чем говорю.

Марк помолчал немного, а потом снова начал свою атаку страшных вопросов, которые я даже сам себе старался не задавать:

– Это прекрасно. А тебя не смущает то, как она живет?

– Я не думал об этом. Я не хочу, что б она так жила. Я хочу это исправить.

– Хорошо. На, держи – Марк передал мне папиросу. Я затянулся.

– Тогда езжай к ней. И скажи то, что должен сказать.

– А что будет потом?

– Не нужно думать об этом. Не нужно жить как все – мыслями. Живи эмоциями. Только тогда, ты ничего не упустишь. А упустить любовь можно. И это самое страшное. Если упустишь чувства – потеряешь всякий смысл. Во всем.

Я задумался. Очень взрослый, поживший, почти старый “ребенок цветов” говорит мне, как стоит жить, думать и любить. И меня удивляет, что за все время жизнь не сделала его черствым и циничным. Он действительно остался ребенком в душе. И это было искренне. Мне это нравилось. Это было хорошо.

– Расскажи ей о том, как тебе живется сейчас. Скажи, как порой может быть просто, жить светлее и чище. Пригласи ее. Сюда.

 

***

Ночь я провел в размышлениях о том, как ей все объяснить. Как сказать ей, как подобрать нужные и правильные слова. Мне хотелось быть для нее взрослым мужчиной, а не мальчиком без имени. Получалось плохо, и я это знал.

На следующий день я был у Ликиного порога. По занавескам понял, что он свободна, и зашел.

– Привет.

– Косяк! Привет, дорогой! – опять это слово “ДОРОГОЙ” поразило меня в сердце. И снова она поцеловала меня в щеку. Она была мне рада. Она не скрывала этого. – Как твои отношения с Батом?

Лика взяла меня под руку и вела на кухню. Она была обеспокоена тем, что происходит со мной. И не скрою – это было приятно.

– Да, ничего, сделали пока одно дело и все. Ничего серьезного. Как ты поживаешь?

Я присел снова за стол, а Лика кинулась ставить чайник и накрывать на стол. Мне нравилось приходить к ней и поэтому. За мной впервые в жизни ухаживают за столом. И это было очень хорошо.

– Ну как тебе сказать, – ответила она. – Вроде неплохо.

-Ну да, я понимаю. Слушай, давай погуляем. Сегодня классная погода. Походим, поболтаем. А?

– Погуляем?

– Да. Ну как это обычно бывает. Ты наденешь красивое платье и туфли. Мы будем гулять по городу, есть мороженое, разговаривать. Будет хорошо, как думаешь?

– Да, будет хорошо. – Лика на секундочку смутилась, лицо ее порозовело, а кончик носа слегка дернулся. – Черт, меня так давно никто не звал на свидание. – она засмеялась.

– Свидание?

“Как же я не подумал об этом? Я понимал, что получается свидание, но слово это было для меня страшным и непостижимым, как нечто далекое и туманное”.

– А разве нет? Ведь, когда я красиво оденусь, мы пойдем гулять, разговаривать – это будет свидание. Я так считаю.

– Наверное. – тут уже стушевался я.

– Тогда посиди немного. Мне нужно одеться и привести себя в порядок.

Лика ушла, оставив меня наедине с чаем, какой-то едой и собственным волнением.

СВИДАНИЕ! Я даже понятия не имел, как это правильно делать и что нужно говорить, когда приглашаешь на свидание. Мне стало стыдно перед ней. Я думал, что поступил очень глупо, и злился на себя.

Я слышал как Лика возилась в своей комнате, пару раз выбегала в ванную, а потом снова гремела чем-то у себя. Я еле устоял перед соблазном посмотреть, что же она там делает. Я хотел видеть, как преображается девушка, когда идет с ТОБОЙ на свидание. И это слово тогда застыло в моей голове.

Минут через двадцать она появилась. Волосы ее были туго связаны в высокий хвост, макияж был неброским, но подчеркивал красивые черты ее лица. На ней было надето синее обтягиващее короткое платье с интересным декольте, а на ногах сидели туфельки в тон на невысоком каблуке. Зрелище это потрясло меня окончательно. Лика уже не была человеком “уличным”. Нет. Она стала “глянцевой” девушкой, и это было красиво.

Мне нравилась она, но я видел, что Лика может стать другой, но почему-то, не делает этого.

-Ты выглядишь…. – я пытался выдавить из себя что-то приятное, но слова и мысли снова покинули мою голову.

-Что? Нравится?

– Очень.

– Ну что, идем?

 

***

Мы шли к метро, и мне казалось, что красивей ее сейчас нет. Я окунулся недавно в нормальную жизнь, а сейчас понимаю, что перешел в “глянцевый” мир окончательно. Только тогда я окончательно понял, что такое свобода, когда не думаешь, чтобы украсть и пожрать. Ты – просто парень, одетый хорошо, и с тобой красивая девушка, одетая прекрасно. У меня даже были деньги на билет в метро. И это тоже очень здорово.

Мы сели в вагон, и казалось, что все смотрят на нас. Это не переставало кидать меня в постоянство “глянцевой” жизни.

Когда очень сильно чего-то хочешь, и эта мечта уже на горизонте – счастье видишь даже в мелочах и их подобии. И это хорошее чувство. Я буду помнить его всегда.

Мы вышли с Ликой из метро и оказались в самом сердце города, исторической его части. Мимо шли группы туристов, было тепло, и нашему маленькому счастью ничего не угрожало.

Много людей, машин, разных звуков и запахов. Улица кипела, жила, бурлила. Она не внушала зла, и это было хорошо. Доносилась музыка уличных музыкантов, люди за столиками летних кафе сидели и радовались тому дню.

Мы шли не торопясь, куда глаза глядят. Переходили улицы, пробегали через дворы, проходили по набережным и мостам и разговаривали, стараясь не говорить об “уличной” жизни. Я был погружен в другой чудесный мир, в котором еще ни разу не был. Тогда я хотел одного – что бы это не заканчивалось.

Я взял ее за руку и понял, что не отпущу ее. Никогда. Не знаю, откуда во мне проснулась такая уверенность. Кажется, я понимал, о чем говорил Марк.

– Лика, я хочу спросить тебя. Я не знаю как сказать… – я не хотел ее обижать или пугать. Я хотел как лучше. Хотел сохранить тот маленький мирок, родившийся на светлой, доброй улице. – Я тут кажется понял, что можно и по-другому. Понимаешь. И я знаю как.

– Да, я знаю. – Лика вдруг остановилась, повернулась ко мне и посмотрела на меня очень серьезным, но простым и беззлобным взглядом. – И так будет. Но я тоже не могу просто уйти. Ты же понимаешь. Все одинаково у нас для всех.

– Это в нем дело?

– Косяк, пожалуйста. Не надо. Не лезь в это, не надо тебе этого. Я сама. Скоро все кончится. Я знаю это. Но не сейчас… – она поняла меня сразу.

Я не знал, что ей ответить, какие слова стоило сказать. Я молча стоял и слушал ее, ощущая себя идиотом.

Во мне вдруг что-то тихо взорвалось. То есть, конечно, я ничего не услышал, но почувствовал, как оборвалось внутри что-то, ссыпались последние песчинки старых часов или сломался какой-то предохранитель.

– Я люблю тебя. – я не выдержал. Я не мог больше держать это в себе.

– Ч-что? – ее взгляд вдруг помутнел, она зажмурила глаза и терла виски, будто голова ее ужасно болела. Ее потрясли мои слова, будто этого вовсе не было и ей послышалось.

– Я люблю тебя! – сказал я громче.

– Косяк… – она опустила глаза вниз, пытаясь подобрать нужные слова. – Сейчас не время… Мы можем потом об этом поговорить…

Лика не хотела меня обидеть. Но не выдержав, выдохнула и с облегчением сказала. – Господи! Да ты же сам все понимаешь, Косяк! Что ты как маленький. Я даже думать об этом боюсь.

– А когда время?

– Я не знаю.

“Я пожалел о том, что сказал. Я прогнал то маленькое счастье”.

 

***

Какое-то время мы шли молча. Потом я сказал, будто ничего не произошло: “Пойдем к моему другу в гости. Он хороший человек. Я у него живу. Недалеко его квартира и магазин.” Она ответила, что не против, и мы пошли в сторону “Мудрости Вселенной”.

На город опускались сумерки, народу становилось еще больше, зажигались фонари и было красиво. Мы пришли к Марку, когда он как раз заканчивал рабочий день, довольно-таки удачный, кстати.

– Марк привет! Это мы! – я крикнул ему с порога, когда мы зашли в магазин.

– О, привет. Проходи!

– Здравствуйте. – Лика на этот раз смутилась еще больше. Она явно не ожидала в качестве моего друга увидеть человека преклонного возраста, одетого не как все.

– Марк, это – Лика. Лика – Марк. Хм… Вроде как “свои” – теперь это, значимое во всей “уличной” жизни, слово я произнес с трудом, каким-то смущением и отвращением.

– Добрый вечер, Лика. – Марк приподнял свои большие круглые стекла очков, широко улыбнулся, и по привычке, непринужденно вскинул указательный и средний пальцы вверх, приветствуя Лику традиционным знаком мира. – Рад познакомиться. Много слышал, – сказал Марк, но понял, что сморозил глупость.

– Надеюсь, хорошего. – Вежливо улыбнулась Лика.

– Только хорошего. – Выкрутился Марк из положения и, предложив нам сесть за столик, закрыл магазин и поставил пластинку Rolling Stones (все-таки его музыка была странна, но прекрасна).

Марк заварил чай, подал к столу какие-то сладости в металлических красивых тарелочках. Играла музыка, в воздухе стоял запах благовоний, пахло вкусным чаем, и Марк скручивал косяк.

Обстановка Лику очень смущала, но при этом не отталкивала. Я это чувствовал. Она с интересом наблюдала за “олдовым хиппарем”, но при этом, попусту, не знала как себя вести.

– Лика – вдруг после долгого молчания Марк произнес, передавая мне то, что у него было зажато между пальцев. – А вы верите в любовь?

– Любовь? – Лика с неподдельным интересом взглянула на него. – Да, я верю в любовь, если знать что это такое.

– А что это такое? – с вызовом на продолжительный диалог спросил Марк. Я затянулся и замер, передавая косяк ей. – Вы когда-нибудь любили?

– Да, любила. И это было необычно. Как откровение для себя и другого человека. Но любовь губит, вам не кажется? – сказала она и посмотрела на меня, передавая Марк сигаретку.

– Кого как. Вероятно и губит. Кого-то. А кого-то окрыляет, даруя новую жизнь, к которой так легко прийти. Чистой, прекрасной, новой жизни. Хоть на время, что бы вспомнить, как это. Не перерождение ли это, любовь. Как ты думаешь? – Марк посмотрел на нее с язвительным намеком. Она поняла о чем он говорит. Я чувствовал себя неловко, присутствуя при этой игре.

– Я думаю, что некоторые просто боятся войти в эту “новую” и “другую” жизнь. – Ей явно тяжело было это говорить. И мы понимали, кого именно она имеет ввиду под словом “некоторые”. – Ведь, неизвестно, к чему она приведет, и кто может разочароваться. – на этих словах Марк покосился на меня, и я вжался в кресло.

– Я думаю, некоторым стоит подумать о том, сколько светлого таится в жизни, наполненной любовью. – ответил ей Марк и откинулся не спинку кресла, затягиваясь папиросой, а потом вновь пустил ее по кругу.

-Нужно время… – чуть было начала Лика, но Марк по-доброму, без злобы, перебил ее.

– Не нужно. – улыбаясь сказал он. – Любви не нужно время. Ее не нужно думать, ее нужно чувствовать. И не боятся.

– А если не чувствуешь? – спросила она.

– Тогда, мне вас жаль. – очень просто ответил Марк. – Но пусть попробуют… прислушаться. – вспомнил он про “некоторых”.

– Попробуют, я думаю. – ответила Лика, решив закрыть эту тему.

Повисла самая, в моей “новой” жизни, неловкая пауза, но через пару мгновений Марк перевоплотился в веселого и задорного рассказчика про свою бурную молодость, первых “хиппи” и “фарцовку”.

Мы пробыли в магазине еще часа два. Я не слышал ничего, кроме музыки, и не видел ничего, кроме двух дорогих мне людей. Самых дорогих в этой моей “новой” жизни людей. Я впервые ощутил, что такое семья. Как это здорово понимать, что находишься в “кругу семьи”. Я хотел, что бы это не заканчивалось. Меня накрывала новая волна любви к человеку, который стал для меня отцом, и девушке, о которой мечтаю.

Лика сказала, что ей нужно домой, и я решил ее проводить. До дома. Мы шли до метро, непринужденно болтая, будто ничего серьёзного до этого не происходило. Дойдя до порога ее дома, Лика остановилась, резко повернулась и тут же прижалась ко мне всем телом и поцеловала.

Я чувствовал ее влажные губы на своих губах, и сердце мое бешено застучало. Меня накрыла волна любви и тепла, руки мои тряслись. Я почувствовал, как ее язык скользнул в мой рот, и ее губы целовали мои. Они были мягкие, влажные, пухлые и очень приятные. Я открыл глаза, её – были закрыты. Мне нравилось целовать ее. Это было хорошо.

Она подалась назад, сказала, что ей пора, и ушла. Сегодня был лучший вечер из тех, что я помню. Я закурил и улыбаясь, побрел домой.

Любовь, мной правила любовь, которая была на этот раз слишком близко. Стоя за спиной, она была готова наброситься на меня и поглотить полностью. Я этого ждал.

Сегодня я впервые поцеловал девушку, которую люблю. Или думаю, что люблю. Это не важно. Важен лишь момент “здесь и сейчас”. Тот момент, от которого и получает удовольствие от жизни человек. Ибо другого не будет никогда больше. Поэтому – Здесь и Сейчас! И здесь и сейчас нам хорошо. Здесь и сейчас мы счастливы и любим друг друга, и все проблемы и все блага всех людей этого города ничтожны и неимоверно малы, по сравнению с моим, неожиданно возникшим счастьем – чувствовать губы другого человека и ее теплое дыхание.

Метро было еще открыто.

 

Глава 7

Магазин

 

Я проснулся рано утром. На работу. Мы с Марком позавтракали и открыли магазин. Марк стоял за прилавком, я помогал в зале, раскладывая товар по полкам, помогая покупателям что-то купить, или просто выполнял мелкие поручения моего начальника под звуки музыки.

Теперь, думаю стоит описать то место, в котором я работаю и живу, в моей “глянцевой” жизни. Находился магазинчик в историческом центре города, в переулках, с старом двухэтажном доме, на верхнем этаже которого жила когда-то семья Марка, теперь он. Вырос, собственно, здесь же, проведя всю свою жизнь. Здесь и детский сад недалеко, потом школа, опять же неподалеку. затем институт. Тут же, улочках этого же района начиналась история первых странных молодых людей, одетых не то оборванцами, не то клоунами, носящих знак пацифик странного происхождения и обозначения. Пластинки с новыми тогда “The Beatles”,“The Doors” и Хендриксом, да и много кем, продавались и покупались здесь же, обсуждали протест против войны во Въетнаме и мечтали о том времени, когда войн не будет, покуривая марихуану. В этой же тусовке был Марк, который мечтал о своем музыкальном магазинчике и о тех временах, когда хиппи перестанут быть изгоями.

Мечта его сбылась. Конечно, не сразу, слегка помучив и потаскав, но все же вознаградила за терпение и труд – исполнилась. Марк некоторое время назад открыл магазин для хиппи “Мудрость вселенной. Музыкально-этнический магазин”, где продавал настоящую хиповскую одежду, аксессуары ручной работы той же тематики, всякие приспособы для курения травки и виниловые пластинки, практически всех исполнителей той эпохи.

В магазине было два зала. В первом располагались отдел с одеждой, где висели куртки, джинсы, майки, сумки и немного обуви, стеклянный шкаф с “травяной” атрибутикой, рядом с ним – большая стойка с кассой и продавцом, расписанная в кислотные цвета, а так же прилавок со всякой мелочью и украшениями. На стенах висели разные плакаты, картины, предметы интерьера и флаги. В общем, красиво. А в центре стоял стеклянный чайный столик с коваными ножками, двумя креслами и одним диванчиком рядом. Во втором же зале стоял огромный стол с пластинками и несколько стеллажей с книгами.

Хиппарей уже почти не осталось, но в магазин молодые и современные “дети цветов” заходили довольно часто. Кто бонг купит, кто винил или одежду какую, а кто просто посмотреть зайдет. Ко всем посетителям Марк относился очень дружелюбно и старался с каждым поговорить, что-нибудь посоветовать.

– Марк, а у тебя есть друзья? – спросил я его как-то, подумав о том, что к нам не заходят такие же как он, “олдовые чуваки”.

– Друзья? – посмотрел он на меня сквозь большие очки глазами, полными растерянности.

– Ну да, такие же как ты.

– Друзья… Были, Косяк, и друзья, такие же как я. Кто спился, кто умер уже, а многие просто забыли про то, кем мы все были и, о чем мечтали. Вроде как, наигрались.

– А ты почему не забыл?

– Не знаю. Видимо, из-за дерьма. – Марк на секунду задумался, а потом снова уткнулся в какие-то бумаги.

“Из-за дерьма…” Я хотел спросить его, но в магазин зашел высокий парень с дредами, на которых были нанизаны разноцветные бусинки; с пирсингом на лице, в широких штанах и с льняной сумкой через плечо.

– Здравствуйте! – громко и приветливо сказал я ему, как учил меня Марк. – Что-то конкретное ищите?

– Мммм. Да. Серьги хочу, наподобие ловушки для снов, знаете, с перышками такие.

– Секундочку, я посмотрю.

Пока парень гулял по залу, я подбежал к Марку. Он сидел за прилавком. Из зала его не было видно.

– Марк, что такое ловушка для снов? – шепотом спросил я его, склоняясь над ним через стойку.

– А вот они висят. Это такие штуки, что ловят плохие сны в сети, а хорошие спускаются по перышкам в человека. Ловушки над кроватью вешают. – Он указал пальцем на стену сзади него, где висели эти ловушки разных расцветок и размеров. В магазине что-то пели про Yellow River или я плохо понял.

– Супер-хрень! А серьги такие есть?

– Да, где-то видел посмотри на прилавке. Или на складе.

На прилавке, где обычно лежала красивая мелочь, сделанная руками человека, я нашел нужные мне сережки.

– Вот пожалуйста, посмотрите. – крикнул я посетителю.

– Отлично, то, что нужно. Спасибо.

Парень расплатился и ушел, а у меня из головы не выходил ответ Марка.

– А при чем тут дерьмо?

– Какое дерьмо? – сперва он не понял, о чем я.

– Ты говорил, что не забыл все “из-за дерьма”. Ты что имел ввиду?

– Ах, да. Тут все просто – его много. А цветов мало. А любви еще меньше. Понимаешь?

– Да ты накуренный? – с усмешкой спросил я.

– Да… нет… Да не важно. Я серьезно, понимаешь? – он говорил по-детски просто. Я засмеялся. – Ты же понимаешь. Ты знаешь, о чем я говорю.

Я понимал. Я понимал, о чем он. И этот о дерьме. И Павлик, и Давид Ефимович. Все они об этом. Все они говорили о том, что его много и больше не нужно. А больше все время становится. И о том, как хочется его делать меньше. Я это понимал. Искреннее и чистое желание человека сделать что-то светлое и правильное. Или не сделать, но жить так, что бы другим не было от этого плохо. Или хотя бы отгородить себя от этого гавна. И тут я задал себе самый сложный, пожалуй, вопрос: А возможно ли это, жить без дерьма? Или образ “ребенка цветов”, борющегося за мир и дружбу – это просто прикрытие, иллюзия и самообман. Не знаю. Кто-нибудь из них троих, а может быть и все, ответили бы мне, что нужно просто верить в то, что делаешь и то, как живешь.

“Вот и я верю. Верю в то, что когда-нибудь найду родителей или близких, буду с Ликой, узнаю, как меня зовут. Верю. И радуюсь тому, что имею сейчас, вспоминая дни, когда жил в сыром подвале с Батареей, Машкой и Павликом”.

Остались только мы с Батом, и я знал, что мы еще увидимся не раз. И своими руками сделаю еще много дерьма другим. Я это знал.

– А что делать с этим дерьмом, Марк?

– А ничего не делать. Косяк, самое главное – его не делать. И другим не давать, если можешь. А все это, – он обвел указательным пальцем магазин, имея ввиду “мир хиппи”, – лишь одна из сторон жизни, где можно остановиться и дышать спокойно. А я тут просто задержался. Так бывает. И другим советую. Ничего ж плохого.

Всю историю Марка я не знал. Он не рассказывал, а я старался если и спрашивать, то немного, ведь, не знаешь на какие мозоли можешь случайно наступить. Этому меня научила “жизнь уличная”, где вопросы имели мало смысла, а ответы, по большей части, не требовались. Это принцип, как выясняется, работает и в жизни этой, “глянцевой”, где не стоит спрашивать лишнего. И это тоже было трудно. Трудно понять, как общаться теперь, как разговаривать, как себя вести. Я снова учился жить, теперь совсем по-другому, и даже не знал, где легче. Но здесь – точно приятнее.

Мысль о том, что мне придется вернуться в подвал, пусть и ненадолго, не давала мне покоя. Весь день она преследовала меня, пока я работал в магазине и обслуживал посетителей.

Уже под вечер я вышел на улицу покурить, как ко мне подошел парень. “Уличный” парень.

– Ты Косяк?

– Я.

– Завтра в три. В подвале. И капусты захвати, да не жадись. Не придешь – пиздец тебе и петуху твоему. Понял, да?

– Понял. – я ответил достаточно спокойно, но мысль о том, что бы передать привет и “посыл на хер” Бату вместе с жестоко избитым пареньком всплыла в моей голове. Единственное, что меня остановило – это Марк. Для него я проблем не хотел, поэтому сказал просто “понял”, и парень свалил также молча, как и пришел. Еще меня напугало требование “захватить капусты”. Работал я у Марка, естественно, бесплатно, отрабатывая таким образом “еду и кров”, поэтому денег у меня своих не было, просить я не хотел. Неудобно.

Докурив, я зашел в магазин с мерзкой мыслью о том, что завтра мне вновь придеться украсть денег и принести их Бату.

Марк сидел за столиком и курил. Я решил присоединиться к нему, после того, как закрою магазин и опущу ставни.

– Марк, – я сел на диван, когда все закончил.

– Я слушаю тебя, мой юный ценитель прекрасной культуры.

– Если нужно сделать какое-то дерьмо и выхода другого нет, и делать его не хочется, но нужно. Его делать?

– Ты слишком волнуешься. На, покури.

Я затянулся. Я плохо понимал, что мне делать теперь.

– А есть ради чего его делать? – спросил Марк.

– Ну можно сказать и так.

– Тебе нужно в подвал?

– Да. – Мне было стыдно в этом признаться, ведь, он понимал, что я буду делать там.

– Я понял тебя. Но ты же знаешь, зачем ты это делаешь. Вернее почему. Или все-таки зачем?

– Знаю. И зачем, и почему. Знаю. Но не хочу.

– Я тебя понимаю. Я могу помочь тебе?

– Нет, точно нет.

Я сидел на диване напротив Марка. Играла музыка, которая мне нравилась, но я ее не понимал. Хорошая музыка. Не хотелось думать о том, что будет завтра, и не хотелось никому делать больно.

Парень из всех колонок пел:

Mama put my guns in the ground

I can’t shoot them anymore

That cold black cloud is comin’ down

Feels like I’m knockin’ on heaven’s door.

Марк называл его Бобби. И мне Бобби тоже нравился. И пел хорошо. Был не самый плохой день и не самый плохой вечер, когда я нашел еще одно отличие двух моих жизней. В первой – я мог быть уверен на все сто процентов, что следующий день не будет хуже этого. И это приободряло тогда.

Knock-knock-knockin’ on heaven’s door

Knock-knock-knockin’ on heaven’s door

Knock-knock-knockin’ on heaven’s door

Knock-knock-knockin’ on heaven’s door

Глава 8

О детстве

 

С самого утра я нервничал. Я понял, что не смогу сделать это вновь. Не смогу “залезть в чужой карман” или “вынести” какой-нибудь магазин. Было около десяти утра, когда я вышел из дома заранее, одетый в свою, теперь уже любимую джинсу и светлую майку, на которой красовался чернокожий парень с большущей круглой копной волос. Я вышел из дома раньше, что бы успеть раздобыть Бату денег. Осознавая то, что у меня в руках заложено, хоть и низкое, но все же ремесло, я решил “поработать” в метро.

Было страшно спускаться в подземку и выглядывать клиентов с “легким карманом”. Так мы называли тех, кого можно было обработать без труда и особо риска. Такого я нашел…. вернее такую.

В вагоне метро, рядом со мной, стояла девушка невысокого роста, а под мышкой у нее было большая открытая сумка. По всем первичным признакам, которым учил меня когда-то Батарея, “клиентка” нервничала и постоянно, то доставала какую-то книжку из сумки, то судорожно кидала ее назад. Вероятно студентка, пытавшаяся что-то срочно выучить. Вариант – лучше не придумаешь, лишь бы повезло и на этот раз.

Я подошел к ней сзади еще ближе, почти вплотную, и не глядя на пассажиров (это всегда отвлекает), засунул руку в сумку. Нащупав узкий продолговатый предмет, похожий на женский кошелек, я аккуратно достал его в тот момент, когда поезд начал останавливаться. Да, это был он, краем глаза я успел увидеть то, что было зажато у меня между пальцев. Мужской голос сухо сообщил о станции, двери открылись, и я выскочил на перрон, оставшись незамеченным.

Я решил попробовать снова, а пока шел по переходу на другую линию, разглядывал кошелек. Красный, кожаный, красивый. Вероятно, кто-то очень долго думал о том, как должен выглядеть изящный дамский аксессуар, тщательно прорисовывал эскизы, не забыв о мелких деталях, старательно его шил, и, оставшись довольным своей работой, этот кто-то отдал его в цех, откуда на прилавки магазинов попали сотни точно таких же кошельки. Потом кто-то другой долго мучился, выбирая подарок своей девушке, жене, подруге или сестре, увидел это предмет и купил на деньги, которые, вероятно всего, заработал. И та девушка вещь оценила и с удовольствием поселила ее в своей сумочке, пока беспризорник по кличке Косяк, который не знал даже своего имени, не вытащил его в вагоне метро.

Так я думал, идя по переходу на другую станцию и разглядывая кошелек, который только что тиснул. В нем, кстати, оказалось пару тысяч, что само по себе уже неплохо. А еще, я думал, с какой легкостью мне дались эти деньги. Мне не было страшно или противно. Почему-то…

Меня наполняло лишь возбуждающее волнение, осознание того, что я хожу по лезвию ножа, и в любую секунду мне возможен пиздец. Это пугало и манило одновременно.

Не по собственной воли, я очутился за гранью, где не было плохого или хорошего. Было только желание продлить свое существование любым способом. Но сейчас? Сейчас была необходимость достать денег, и я выбрал самый легкий и проверенный способ.

Через десять минут я повторил процедуру, вытянув у своего сверстника хорошенькую сумму денег одной бумажкой из заднего кармана брюк. Неприятно было только осознавать, что снова окунаешься в болото, из которого так трудно выбраться, хотя сам механический процесс воровства никаких ужасных чувств не вызывал. Только щекотал нервы так, что после было даже приятно. Главное не задумываться о тех, кого ты обработал. Вот тогда становилось до тошноты мерзко.

Я вышел на знакомой станции и закурил. Оставалось пройти совсем немного до того места, где я когда-то начал свою жизнь – не хотелось, но меня ждали.

– А я смотрю, ты даже раньше, чем нужно. Привет. – Бат окликнул меня на подходе к дому. На удивление, сегодня он был в хорошем настроении. Мы шли вместе. – Бабло принес?

– Принес. – я отдал ему все, что взял.

– Ох бля! Фартовый что ль? Или тебе твой новый дружок помог?

– Слышь, а может хватит, а? – Я резко остановился и посмотрел на него. – Сколько тебе нужно? Может уже расход слепим?

– Столько, сколько потребуется. Понял? Когда скажу, тогда будет до… достаточно. – Батарея был под кайфом. Под “грязным” кайфом. Я это понял по его потерянным глазам и легким судорогам в руках. Мы продолжили идти, но теперь уже медленно. – С вами, пред… предателями…. так и надо.

Мы зашли в подвал, и Бат плюхнулся на кровать. По обстановке, которая почти не изменилась, я понял, что у него часто бывают люди, но живет он тут один. А по тому, что он вдруг “залип”, я понял, что этот придурок начал колоться. Все. Теперь это означало начало конца. Когда он говорил, он не заикался. Нет. Просто он “залипал”, слова проглатывал, или ему было лень их договаривать. Рядом с кроватью, на столе, валялся шприц. Теперь, точно все.

За то время, что я прожил “уличной жизнью”, я успел повстречать много наркоманов. Многим из них и не было пятнадцати. Кололи, как правило, “крокодил” или “коаксил”. Второе – сильнодействующее лекарство, которое дают психам, а на улице его варили как героин. Первое же, вообще готовили при помощи бензина или ацетона, точно не помню. У “уличных” почти никогда не было денег на морфин или героин, поэтому по вене пускали что могли добыть, попадая чаще в мышцы, отчего они начинали гнить. Таких я видел много, когда мы с Батом шатались по районам, решая какие-то его вопросы, или когда приходили другие ребята к нам.

Я видел мальчиков и девочек, чьи жизни уже заканчивались, а ноги не ходили. Такие быстро умирали. И этот умрет, но чуть позже. Ведь, он старше, поумнее да поопытнее. Но и ему не избежать гнилой и вонючей смерти.

Увидев шриц, я вспомнил труп Павлика, который был не страшен. Ему уже было легко и спокойно. И тело его выглядело так же – умиротворенно. Еще я вспомнил ребят, что умирали. Их коричневые лица, черные гангрены рук или ног и запах гнили. Вот что страшно. Самое страшное, что я видел – это живой гниющий труп, которому лет меньше, чем тебе, а он уже все понимает. Понимает, почему не ходят его ноги, не видят глаза или ужасно болит тело. Этот труп понимает, что сегодня-завтра умрет, и это страшно.

Естественное желание этих маленьких человечков, погрязших в самой низшей уличной трясине, не видеть себя и того, что их окружает, заставляет их пить стеклоразмораживатель, пользоваться одной иглой на десятерых и колоть муть, что доставляет тебе, по их словам, самый сильный в мире кайф и самые жуткие ломки. Дети, оставшиеся на улице, и вдохнувшие все ее грязные пороки полной грудью, перестают быть детьми, превращаясь в обреченных волчат, которые ненавидят людей, небо над головой, землю под ногами и себя в отражении. Поэтому двенадцатилетние наркоманы с уже отошедшими венами, пятнадцатилетние проститутки, восьмилетние алкоголики, успевшие неоднократно перенести приступ белой горячки. Поэтому метил, эфир, “крокодил”, коаксил, героин, морфин, и много еще чего. Травка здесь не считается даже наркотиком, ведь она, действительно, из всех этих зол самое меньшее. Кого-то бросили, кто-то сбежал из приюта, детдома или от родителей-алкашей-наркоманов. У кого-то есть дома, где постоянно собираются друзья их родителей, много пьют и употребляют много “дури”. Это стандарт. Таких историй масса и все они одинаковы. И поэтому уже скучны для “соплеменников”. И поэтому никто ни о чем не спрашивает, лишь протягивает пластиковый стаканчик с вонючим техническим спиртом или шприц, которым уже воспользовалась вся здешняя “комуна”. По этой же причине всем был интересен я, чья история ни на одну не похожа. Поэтому у меня еще шанс не пойти дальше безобидной, на первый взгляд, марихуаны.

Такие, как мы – невзрачные тени, наполняющие улицу своим тихим существованием. Мы быстро на нее попадаем, совершаем мелкие преступления, стараясь прокормить себя, и также быстро и незаметно уходим, оставшись без внимания, даже когда доживаем свои последние секунды где-нибудь в канаве или подворотне. В этой маленькой армии с детскими лицами нет ни одного ребенка, и каждый, понимая, что умрет рано или поздно, старается смерть эту сделать не болезненной от цирроза или сепсиса в коридоре вонючей больницы, а сладкой и легкой в наркоманском передозе, где нет холода или страха. Где можно забыть о боли, и вспомнить, что ты еще ребенок, которому просто не повезло родиться на этот свет.

 

***

Я смотрел на Батарею. Он развалился на диване, положив голову на бок. Глаза его были полуприкрыты, с уголка рта его свисала тяжелая, тягучая слюна, а руки были сжаты в опухшие красные кулаки. Тогда я подумал, что это будет продолжаться еще пару часов, поэтому мне остается только ждать.

Я не успел заметить, когда Бат “подсел”, но могу предположить, что завтра у него будет ломка. И послезавтра тоже. Возможно, я когда-нибудь смогу этим воспользоваться, но в ближайшее время, он будет требовать от меня денег, ведь теперь, они ему необходимы больше всего на свете.

Я видел однажды человека во время ломки. Эта “дрянь” превращает тебя в животное, живущее от укола до укола. А между… страшные муки, заставляющие делать все что угодно, лишь бы “вмазаться”.

Я даже не помню его имени. Помню лишь, что он извивался на полу от боли как змея, чей хвост палят зажигалкой(так любили разлекаться мальчишки на пустырях). Ломка – самый сильный стимул для любого наркомана, которому нечего терять. А любому наркоману со стажем терять нечего.

Мне стало жаль Бата. Хорошо, что Машка не видит того, как кончается ее любимый человек, как иссякает его время, а мечты о лучшей жизни растворяются в тумане прихода.

“До свидания все те, кто жил или будет жить. До свидания все, что есть на этой земле.

***

Неожиданно вспомнил о Лике и подумал, что ее стоит предупредить. Причем как можно скорее. Это важно. Не знаю, что он хотел сегодня делать, но, если не медлить, я успею к тому моменту, как придет в себя.

Я вышел из подвала и побежал.

 

Глава 9

Жалко дурака

 

С занавесочками все было в порядке. Это значит, что можно входить. Я постучал – дверь открылась.

– А я говорила, тебе можно без стука. – Лика встретила меня сияющей улыбкой и бросилась ко мне на шею.

– Привет. Лика, родная, я не надолго. Я по делу. Совсем ненадолго.

– Ну заходи, не будешь же ты в дверях торчать.

Я вошел внутрь, и как всегда – на кухню.

– Что-то случилось? Есть хочешь?

– Нет, спасибо. Лика, мне нужно тебя кое-что сказать. Про Батарею.

– Говори. – Лика села напротив и настороженно смотрела на меня.

– Бат подсел. Я не знаю, как давно и не знаю, на чем сидит. Я его видел сейчас. Он был вмазанный. Все. – я почувствовал облегчение от того, что сказал ей.

– Я не удивлена. Я давно его не видела. Но причем здесь я?

– Как причем? – этот вопрос загнал меня в тупик. – Вы же… ммм… ну, как сказать.

– Давно уже нет. – ответила она очень просто. Я же снова облегченно выдохнул.

– Просто… Черт. Просто я беспокоюсь за тебя. Всякое же может случиться. Он же теперь торчок. Будь осторожнее, пожалуйста. Неизвестно, что у него на уме.

– Я тебя поняла. Спасибо.

Она повернула голову и смотрела в окно. Лика встретила меня в своем цветастом халате. Волосы ее были распущены. Она долго смотрела, о чем-то думала, пока я не заметил, что по ее щеке скатилась слеза.

– Почему ты плачешь? – спросил я ее. Она повернулась. – Из-за Бата? Таких много было и будет. Ты же знаешь…

– Нет, – перебила она – Из-за тебя.

– Что?

– За меня никто давно не беспокоился. Всем обычно просто плевать. Я думала, и тебе. Косяк! Так нельзя, понимаешь?

– Ты о чем? – я испугался.

– Нельзя тебе переживать за меня, нельзя думать обо мне. Ты другой, ты не из наших. Не из “своих”. Ты – другой!!! – Она начинала кричать, словно от бессилия. – Ты что, дурак? Ты не видишь, кто я? Ты не знаешь, как я живу?! Ах! Ты же не знаешь ничего, не понимаешь, не помнишь!

– Я знаю, понимаю. Я все понимаю. – я пытался ее успокоить, но снова забыл все нужные слова.

– Да ни черта ты не понимаешь!!! Ты что, слепой? – она закрыла лицо руками и разрыдалась в голос.- Уходи!

– А как же мы? Ты же поцеловала меня?

Я был в панике. Я не понимал, что произошло и что будет дальше. Лика рыдала, а потом громко и по-дурацки рассмеялась. Глаза ее были мокрыми, а на щеках блестели слезы.

– Маленький!!! Маленький, глупый мальчик! Проваливай отсюда!!! Я не хочу тебя больше видеть! Переживает он! За себя переживай!

 

***

Я ушел из ее дома. Я ненавидел себя, Бата и все, что вокруг. Я не знал, почему так произошло. Я шел до метро и плакал. Мне не хотелось верить в то, что больше не увижу ее никогда. То жгучее чувство внутри меня, когда хочется разорвать себя на кусти от бессилия, от осознания, что ничего не можешь сделать, не можешь повернуть время вспять. Я закрывал глаза и видел ее, вспоминая наш первый поцелуй, ее голос, ее запах. Если бы я только мог, я отдал все, что угодно, лишь бы этого не было… лишь бы обнять ее сейчас и знать, что все хорошо.

Маленький, глупый мальчик, который даже знает, как его зовут. Мальчик с дурацкой кличкой “Косяк”, пытающийся жить как-то иначе.

“С чего я взял, что получиться у меня, когда не получалось у других? С чего я взял, что я лучше других? Почему решил вдруг, что у меня получиться? Я не понимаю тебя, слышишь? Ты! Кто дает и забирает, сидя там, наверху. Я не понимаю, чего хочешь от меня и зачем ты так со мной. И главное – за что? Что я такого сделал, что теперь живу так?”

Я упал на сидение в вагоне подземки и уснул почти сразу.

 

***

Когда я пришел в подвал, Батарея еще спал. После приема тяжелых наркотиков можно проспать долго. Я это знал и подумал, что до завтрашнего утра Бат про меня точно не вспомнит, поэтому смело пошел домой. Все, что меня сейчас заботило – это Лика. Я не мог себе простить нашей ссоры, причины которой я так и не понял. Меня мучил лишь один вопрос: “Что делать дальше?”. Как восстановить дружбу с Ликой?

Было уже достаточно поздно, когда я добрался до дома, а магазин был уже закрыт. Марк был наверху в своей квартире. Он сидел на диване, в халате нараспашку.

– О, здравствуй мой юный друг! – он был как всегда счастлив меня видеть. – Как сходил?

– Да, херово. – От усталости я рухнул на диван. – Бат начал колоться, я решил сказать об этом Лике. Поехал к ней, и мы поругались, а когда вернулся к Бату, он уже спал. Поэтому сегодня ничего не было. Черт! Черт! Черт! – от злобы я начал стучать кулаками по дивану и по коленям. – Какой ебучий день! Он же теперь сидит, он же вообще теперь от меня не отстанет. Черт! Гребаный торчок будет разводить меня на бабло ради дозы! Я ему теперь каждый день деньги носить буду. Черт! И Лика еще на меня обиделась, не пойму из-за чего! Блядь, да когда ж это все кончится!

Мне было плохо. Очень плохо. Пожалуй, как никогда плохо. У меня не было сил больше кричать, к горлу подступил ком, воздуха не хватало. Я разрыдался.

Марк раскуривал бонг.

– Мда, вот ты, Косяк, до сих пор значений некоторых слов не знаешь, а материшься вовсю. – Он засмеялся и принялся за свое. Бонг издал характерный продолжительный булькающий звук, потом свистящий, и Марк с облегчением выдохнул густое облако дыма и продолжил. – Косяк, не ходи больше к нему. Как-нибудь справимся. Что он нам сделает? А девочка… Ну не знаю, подождать нужно… наверное. У меня с девочками вообще никогда не получалось. Не любили они меня, что ли. Не знаю. Успокойся, Косяк, слышишь? Все хорошо будет. На, покури.

Я покурил – стало легче. Я начал приходить в себя, глубоко дышал, слезы на щеках высохли.

– Нет, Марк. Я решу проблему с Батом. Пока не знаю как, но решу.

– Зачем ты хочешь его спасти?

– Что? – вопрос был настолько неожиданным, что я сначала даже не понял его смысла.

– Зачем ты его спасаешь? Он же монстр, зверь. Он же не будет жить по-другому. И ты это знаешь. Он таким уже стал. За что ты его так любишь?

– Любишь?

Черт возьми! А ведь Марк тогда был в чем-то прав. Внутри меня проснулся какой-то голос, и я понял, что сам хотел его вытащить из той “уличной жизни”. Меня держало что-то внутри. То, что не давало мне окончательно от него отвязаться любым способом.

Бат был для меня олицетворением “уличной” жизни. В нем собралась вся ненависть и отвращение к “глянцевым”. Смысл всей его существования, а вернее каждого его дня, заключался в постоянной мести окружающим. Он хотел мстить каждому “глянцевому” любым образом. Он ненавидел их. Он презирал всех, у кого есть деньги, но при этом он сам жадно старался их заполучить.

Он ненавидел “глянцевых” за то, что сам не стал таким. Он ненавидел их за то, что они не приняли его таким. И он осатанел.

Мальчик, росший до пяти лет с родителями-алкоголиками в загаженной коммуналке, воспитанный на улицах маленького городка, был позже отправлен в приют, из которого впоследствии сбежал. И таких приютов было в его жизни много, и ото всюду он убегал. Он не стал “уличным” человеком. Он таким родился. Всосал весь вкус улицы и дешевой водки вместе с молоком матери. Он никогда не знал что такое любовь, забота или семья. Он знал лишь такие слова, как преданность, дружба, сила, выживание, боль, жесткость.

Во всех приютах его боялись. Его боялись порой даже учителя, но нигде надолго он не задерживался. А потом его судьба привела сюда, в этот город. И мальчик вырос. Мальчик стал взрослым бандитом, которому просто еще везло не попасться.

Бат видел это общество, которое его не замечало. Он наблюдал всех людей этой огромной пестрой массой и ненавидел. Вся ненависть и злоба, все металлоприемки и БОМЖи, воровство и разбой, “грязные” наркотики и “общественные” шприцы, вшивые волосы и вонючие душные подвалы, ночлежки и вытрезвители, запах грязного тела и человеческих экскрементов, гангрены конечностей и много крови, убийства и драки – всем этим был Бат. Он сам был улицей. Это стихия принадлежала ему, и он этим гордился. Для него в такой жизни всегда был азарт и жажда наживы, легкие деньги и наркотики, секс и полная свобода. Он мог драться со всеми, пока не кончаться силы, он готов был “работать” круглыми сутками. Он жил этим. Жил и притягивал. Много маленьких мальчиков смотрели на него с уважением. Уважали и понимали, что никогда не станут “глянцевыми” и останутся здесь. Понимали, и видели в нем цель для себя. Сделаться “героем” улицы как Бат. Вот что привлекало их, ребят, которые ничего кроме этого в жизни и не видели.

– Что? Ты что-то спросил? – я слишком глубоко задумался над вопросом Марка. – Как сказал? Любишь?

– Ну да. За что ты его любишь? Зачем спасти хочешь?

– Не знаю, Марк. Может… Он ведь меня тоже когда-то спас. Мало ли что было бы без него?

– А ты не думал, что тогда мог бы пойти в милицию, тебя постарались найти твои родные, и ты вернулся бы домой? А ты попал к нему. И сейчас вы так набедокурили, что пока стоит не высовываться. – Марк спросил меня и начал расхаживать по квартире. Отрывал и закрывал шкафчики, висящие на стене, рылся в холодильнике. (Интересная она, его квартира. Одна большая комната, где есть кухня, и еще одна – маленькая. Он сказал, что это – студия)

– Ты прав. Но я вообще ничего не понимал. А он как-то меня к себе взял. Расспрашивал много. А потом учить начал. Он вроде как мне родной… был.

– Или есть? – спросил он, когда стоял ко мне спиной и что-то искал в холодильнике. – О! Мороженое есть. Будешь?

– Или… есть… – пробубнил я себе под нос.

“Жалко дурака. Помрет ведь”.

 

 

 

 

Глава 10

All you need is love

 

Прошло несколько дней, можно сказать, безрадостных. Каждый день я просыпался и спускался на работу к Марку в магазин. Мне это нравилось, но думал я постоянно о Лике. Бат не объявлялся, и это меня тоже беспокоило.

– Марк. – я стол за прилавком, пока Марк внимательно рассматривал новый товар.

Он сидел рядом со мной на табуретке, доставал маленькие пакетики с украшениями, разглядывал их и аккуратно складывал обратно в коробку, стоящую перед ним.

– Я слушаю тебя. – ответил он.

– Что мне делать с Ликой? Наверно, нужно съездить?

– Да, съездить нужно. Спросить, может она уже не обижается.

– А что говорить нужно?

– Ну… Я не знаю… – Марк весь напрягся, пытаясь придумать что-то умное, но, не выдержав, с облегчением выдохнул. – Косяк, я не знаю, как нужно общаться с девушками. Я не умею.

– Понятно все с тобой. – я улыбнулся. Мне было забавно видеть смущение пожилого человека при разговоре про противоположный пол. – Блин, что ж говорить-то. – сказал я уже в пустоту, не глядя на Марка.

В магазина как всегда играла музыка и пахло благовониями. Это было хорошо. Парень из колонок под заводную музыку с надрывом классно пел, порой почти кричал:

When you told me

You didn’t need me anymore,

Well, you know I nearly

Broke down and cried.

 

И эта музыка заставляла двигаться, поднимала настроение.

 

Oh darling, if you leave me,

I’ll never make it alone;

Believe me when I beg you,

Don’t ever leave me alone.

В магазин заходило много людей. Были просто зеваки, которые шатались по городу и заглядывали во все магазины. Приходили и постоянные покупатели, которых знал уже даже я, и приятели Марка, которые постоянно у нас обменивали, покупали или продавали виниловые пластинки. В общем, небольшой магазинчик музыки, книг и этнической одежды “Мудрость вселенной” по-настоящему жил.

Здесь всегда было спокойно, но при этом не тихо. И мне это нравилось. Эта работа отвлекала меня от мыслей про Бата и Лику. Ближе к вечеру я вышел на улицу покурить и увидел, до боли знакомую фигуру недалеко от меня. Фигуру сутулого старика, опиравшегося на массивную деревянную трость, больше похожую на шаманский посох. Потрясающе! Рядом со мной стоял Давид Ефимович. Тот самый старик в темных очках, которому я помог найти ту трость, проводил до дома и был у него в гостях. Я не верил своим глазам.

“Как же он здесь оказался?”

Он стоял в метрах пятидесяти от меня. Я ринулся к нему:

– Давид Ефимович! Давид Ефимович! Здравствуйте!

– Здравствуйте. – он поднял голову и посмотрел в мою сторону. Глаза закрывали темные очки, и поэтому казалось, что он смотрит сквозь меня

– Вы помните меня? Вы меня как-то чаем напоили!

– Ах, здравствуй мальчик. Как же я тебя сразу не узнал. Такое редко со мной бывает. У меня очень хороший слух. Как ты поживаешь? Я ждал тебя.

– Да я… – я немного замялся. – Нормально поживаю. Вы здесь гуляете? Я просто тут живу теперь. У друга. У него магазин. Я в нем работаю. Пойдемте, я вас познакомлю. Это очень хороший человек.

– Нет, нет. Благодарю. Я просто гулял. Хотел тебя увидеть. Вот увидел. Очень рад. Слышу у тебя хорошее настроение. Лучше, чем при нашей первой встрече.

– Да, наверное. Но сейчас у меня все гораздо лучше.

– Чувствую мальчик влюбился? – он улыбнулся.

Поразительно было тогда разговаривать с ним. Он, то говорил мне “ты”, то внезапно переходил на “вы”, и понимал все почти без слов.

“Неужели он действительно искал меня?” – вот какая мысль засела у меня в голове.

– Ну как вам сказать? – я взял его за локоть и аккуратно потянул его в арку из толпы прохожих, среди которых мы стояли.

– А ничего не говорите. Я все знаю. – он махнул рукой. – Самое главное берегите то, что внутри вас сейчас находиться. Это очень важно.

Давид Ефимович приблизился ко мне, почти вплотную, поднял указательный палец вверх, наклонил голову так, что взглянул мне прямо в глаза, поверх темных очков. Мутные, почти белые, глаза смотрели в мое нутро. Он не напугал меня. Я почувствовал, что он знает все. Видит все мои мысли и всего меня. Он улыбнулся и продолжил почти шепотом:

– Вы даже не представляете, что все только начинается.

– Что начинается, Давид Ефимович? – я спросил его так же тихо.

– Жизнь, милый мой. Настоящая и прекрасная. В ваши годы, она только начинается.

Я открыл рот и хотел сказать, что не все пока гладко, но у него уже был готов ответ.

– И не переживайте на счет проблем. Не стоит? Эти проблемы… – он сделал небольшую паузу, а потом продолжил, глядя еще внимательнее. – Они решаться. Сами собой. Честно вам говорю. Поэтому, не думайте о них. Вы гибкий, а это очень хороший плюс. Поймете потом, о чем я говорю. Живите, милый мой, пока вы это можете. И любите, пока умеете.

Давид Ефимович отстранился, будто закончил свой “гипноз” и сказал уже совсем легко и звонко, будто голос его стал на это мгновение намного моложе:

– Один немецкий поэт (Когда-нибудь вы о нем еще услышите, я уверен) сказал: “Давайте жить, пока мы живы”. Милый мой, вы живите, по-настоящему, как умеете, и все будет хорошо. И не теряйте времени даром. Когда-нибудь вы поймете, что его уже не вернуть. И тогда будет поздно. Время – истинное богатство человека. Помните об этом.

Я молчал. Мне нечего было сказать. Каждое его слово звучало отголоском в моей голове и потрясало меня. Мы немного постояли молча, потом сказал:

– Мне пора. Рад был с вами повстречаться.

Давид Ефимович подержал меня за плечи и ушел. Я глядел ему вслед, раздумывая над каждым его словом. Немного отойдя он обернулся и сказал: “Гибкий мой, она еще вернется”.

Меня кто-то тряс за штанину. Маленькая собачка вцепилась в мои джинсы и нагло пыталась их порвать.

– Джуси! Джуси! – полная женщина в пестром легком платья позвала свою собачку и та, повинуясь хозяйке, отбежала от меня.

Я посмотрел в сторону Давида Ефимовича. Его уже не было. До конца квартала оставалось метров двести, а старика уже не было…

 

***

Я вернулся в магазин.

Марк сказал, что я какой-то странный. Я рассказал ему про Давида Ефимовича.

– У тебя интересные знакомые, Косяк. Это хорошо. Вообще хорошие люди – это всегда здорово. Люди – это интересно. Их есть за что любить. Понимаешь?

– Ну так. Понимаю. – ответил я. – А ты любишь людей, Марк?

– Знаешь, Косяк, я всю жизнь пытаюсь ответить себе на этот вопрос. Люди вокруг, для меня, это и незаменимый источник счастья. И горя. Одновременно. Представляешь сколько людей вокруг? – Марк восхищенно взмахнул руками и застыл. – Сколько мудрости, опыта, историй. И все это вокруг нас. Сколько была написано книг, картин, сколько придумано прекрасной музыки и построено красивых зданий. Человеком. Да посмотри на этот магазин. Все это сделано человеком. Ничего этого не было, если бы не человек. – Марк повернулся и посмотрел на большой портрет Фреди Меркьюри, висевший на стене. – Даааааа… Человек… Прекрасное создание…

Он смотрел на портрет и молчал. Время было уже позднее, я поставил чайник и стал закрывать магазин. Марк стоял неподвижно.

Эти портреты на стенах. Я мало кого знал, но Марк мне рассказывал о них. Он считал их всех великими. Он никогда не говорил, что они умерли. Для него – они уходили. Просто уходили, оставив за собой огромное что-то. Это что-то заставляло других людей радоваться, плакать, любить. Я понимал его. Он действительно их любил и грустил от того, что они больше ничего не напишут, не споют, не сыграют. Они были для него смыслом жизни. Их творения были для него всем.

Марк так и стоял, глядя на портреты на стенах. Я сел в кресло за чайный столик в центре магазина.

– Марк, но ведь они же злые.

– Кто? – он испуганно обернулся, словно вернулся от моего вопроса назад в магазин из далеких, почти забытых, и не знакомых мне времен.

– Люди. Разве нет?

– Ну, да. То есть нет. – он сел напротив меня.

– Зачем ты делишь все белое и черное? Все же по-разному.

– А как не делить?

– Косяк, ты просто еще пока мал. На черном – всегда белое, запомни. Всегда есть что-то еще. Оно не всегда заметно, но оно есть. Уверяю тебя. Просто это нужно увидеть. Ты это видишь. В тебе есть это чутье, я знаю. Взять твоего Бата. Разве ты ненавидишь его? Скажи мне.

– Нет. Я не знаю, что я чувствую.

– Ты чувствуешь любовь?

– Любовь? – я налил нам чаю.

– Да. Любовь к человеку. Даже к такому, как Бат. А?

Я вспомнил про Машку. Про эту маленькую девочку, так рьяно и бессмысленно любившую его. Ее убила любовь. Машка больше не могла терпеть такую жизнь, но не хотела уходить от него. Не хотела без него. А если бы он его не любила? Может у нее все было бы по-другому.

– Марк, но ведь и любовь тоже убивает?

– Бывает и так.

– Но зачем тогда все это? Как понять…

– А не надо ничего понимать. – Марк перебил меня. – Нужно просто жить. Каждым днем, каждой минутой, каждым человеком нужно жить. И любить тоже нужно. Только не думай. Не думай, зачем ты живешь, зачем любишь. Просто живи, и это будет здорово. Доверяй тому, что внутри тебя. Я вижу, оно светлое, хорошее. Пока ты это не слышишь, но оно есть в тебе. Эти эмоции… – он щелкал пальцами, в поисках слов. – Они важнее, понимаешь. Важнее всего эмоции. Они и есть жизнь. И любовь…

 

Nothing you can make that can’t be made

No one you can save that can’t be saved

Nothing you can do but you can learn how to be you in time

It’s easy.

Это звучало в магазине. Марк откинулся в кресле и закурил сигарету. Я плохо знаю жизнь этого мужчины, уже почти старика, но я понимаю его. Я верю ему. Он снял очки, откинул голову назад и закрыл глаза.

– Не просто так, Косяк, с тобой это произошло. Бог любит тебя, я серьезно. Я верю, искренне верю в то, что он просто уберег тебя. От чего-то очень страшного и более тяжелого. Посмотри, как интересно ты живешь. Я понимаю, не говори ничего. Тяжело было, очень тяжело. И сейчас нелегко, но бывает и хуже. Помни и об этом. Верь, что завтра будет лучше. Как ты там всегда говорил? “Хуже уже не будет”. Косяк, будет только лучше. С каждым днем все будет только лучше и лучше. В это нужно верить.

– О чем они поют?

– Они? – он поднял указательный палец вверх. – All you need is love. Всем нужна любовь.

– Нужна?

– Необходима. – сказал он это так спокойно и уверено, что спрашивать я больше ничего не стал. Я верю ему. И возможно Бог, действительно, любит меня. Ведь, я жив, здоров и вокруг меня есть люди. И за это я благодарен. Хорошие люди. Люди, которых я начал искренне любить. Люди, которые дарят мне себя и создают заново меня. Люди, без которых бы не был меня такого, какой я “здесь и сейчас”. Это стало важным. Пожалуй, самым важным.

“Спасибо вам. Я люблю вас” – подумал я перед тем, как уснуть прямо в кресле.

 

Глава 11

Хороший Андрей

 

Меня разбудила странная музыка. Она не была веселой. Красивой, но очень грустной.

– Марк, что это? – спросил я.

– Не нравится песня про дом в Новом Орлеане? – он засмеялся.

– Просто интересно, такая песня.

– Старая песня. Расскажу про нее как-нибудь. Собирайся.

– Куда?

– Вставай, собирайся. Мы едем к врачу. К моему знакомому. Я говорил с ним. Тебя нужно ему показать. Возможно, он поможет.

– Хорошо.

Это было интересно. Интересно и волнительно. Вспомнить все, что было со мной до того дня, когда я очнулся недалеко от железки. Неужели это стало возможным?

 

***

Мы ехали в метро. Я разглядывал людей вокруг. Разные. Много “глянцевых”, много “уличных”. Возможно, среди них есть те, кого я знал, и те, кто знали меня. Среди них есть те, кто очень счастлив, и те, кто страдает каждый день. Среди них есть определенно те, у кого все только начинается, и те, чей конец уже близок. Кто-то из них знает о нем, кто-то даже не догадывается, кто-то его боится, а кто-то о нем совершенно не думает. В этой толпе есть хорошие люди. Есть плохие. Злые и добрые. А есть те, кто просто. Не хороший и не плохой. Просто. Просто люди, что живут отдельно от всего мира своими мыслями.

У каждого есть свой Бог, своя мечта, свои дела и то, о чем не хочется вспоминать. У каждого в голове есть дни, которые он хочет забыть, или многое бы отдал, что бы прожить их вновь. А кто-то живет только будущим и совсем не думает о прошлом,. Таким его не жалко. Может быть не о чем жалеть, может быть просто не хочется. Не знаю. У меня мало воспоминаний, но даже мне есть что вспомнить и чему улыбнуться.

Я помню, как мы с Батареей пришли домой к одному человеку. Он был страшным, некрасивым. Еще он много пил. Он сам так сказал. Я тогда не вникал в дела Бата. Просто таскался с ним повсюду и общался с его “уличными” знакомыми. Это было интересно, и я помню наши разговоры. Того мужика. Кажется, его звали Саша.

С виду он был веселым, пытался поначалу шутить. На тот момент, он недавно вышел из тюрьмы. За убийство. Он убил человека, своего друга, когда они пили. Саша убил его ударом обуха топора по лбу, а тело выбросил в овраг рядом с домом. Ничего этого Саша не помнил. Его арестовали почти сразу.

Саша вспоминал детство, мамку, школу, ПТУ, армию, тюрьму. Он говорил, что все отдал, лишь бы этого не было. Лишь бы начать все с самого начала. Жалел, что не может этого. Не может бросить пить, не может забыть все, не может жить по-другому. Он постоянно твердил, что хочет попробовать еще раз, но не знает, как это сделать. Только отдавать Саше было нечего, и по-новому никогда не бывает. Это я уже знал.

“Вот я тебе говорю, был бы варик, все сделал бы по-другому, лярвой буду. Отвечаю. И пить бы бросил, бабу завёл. Ну, будем!” – говорил Саша. Говорил и пил. Иногда даже плакал. “Вот хули я сделал? А? Правильно. Нихера. Не учился, по улицам шатался, пить начал рано. Бухло это, проклятое. Оно всему виной. Тюрьма потом. Ну да, базара нет, там я в авторитете. Там меня уважают. А здесь что? Ты вот, память потерял. Завидую, пацан, ей Богу. Я б тоже так хотел. Себя забыть и заново зажить. Не то, что сейчас.” – он был сильно пьян и говорил плохо. – “Ты че вот думаешь…. Ад, рай… Нееее, пацаны. Мы уже в аду. И выход у нас есть только один…”

Саша повесился очень скоро. Жалко его не было. Наверно, даже наоборот. “Нельзя жить в аду, тяжело это” – подумал я, когда узнал о его смерти.

 

 

***

Люди в вагоне постоянно менялись. Одни заходили, другие выходили. Вот мы в самом сердце города, где люди не кончаются, где они сменяют друг друга, где ты чувствуешь, что они все живут, что они есть.

– Марк, а что если, ты прав. И нужно пойти в милицию?

– Не нужно. – сухо он ответил мне. – Я искал. Я спрашивал. Узнавал, листал сводки. – Марк повернулся и посмотрел мне в глаза как-то странно, очень серьезно. – Косяк, тебя никто не ищет. Тебя будто не было до этого. Никто не заявлял о тебе. Никто не ищет парня, похожего на тебя. Никто не знает о том, что ты был, а потом исчез. Никто не знает, что ты есть. У меня есть хорошие знакомые, и они не смогли нам помочь. Не знаю почему. Но что-то случилось тогда с тобой. Словно ты родился только, когда очнулся. Вот так. А может тебе просто очень не повезло.

– Ясно.

“…Будто не было до этого”. Мне было трудно это понять. Как это, не было? Но ведь как-то рос, где-то жил, у меня были родители, друзья, знакомые. Я ходил в школу, ночевал дома и не воровал. Наверное. Наверное, я был, ведь я есть сейчас”.

Мне стало грустно от этого. Я вспомнил песню про “дом”.

 

***

 

От метро мы долго шли до больницы, где работал друг Марка. Шли молча, я волновался. Я никогда не был в больницах, но знал, зачем они нужны. Внутри пахло очень странно и было много людей. Веселых людей было мало. Все они были чем-то увлечены. Обсуждали диагнозы друг друга, жаловались, ругались на врачей, читали какие-то коричневые книжечки и бумажки.

– Ну вот, мы пришли. – сказал Марк, когда мы подошли к дверям кабинета. – Готов? Сейчас мы будем пытаться тебя вылечить. Доктор хороший. Он правда сказал, что ничего не обещает, что такие проблемы еще не изучены до конца, но попробовать восстановить память можно. Авось, чего и получиться. Ну что, пошли? – Марк взял меня за руку и стал открывать дверь кабинета. Я очень волновался.

– Подожди. – я отскочил на шаг назад.

– Что? Что такое? – он не успел распахнуть дверь, а лишь приоткрыл ее, но тут же закрыл и подошел ко мне. – Что случилось?

– Я не уверен. Я не знаю, хочу ли.

– Чего? Косяк, ты в своем уме? Ты до конца Косяком хочешь ходить или нормальную жизнь хочешь вспомнить? Пошли.

– Так в том-то все и дело, Марк. А была ли она, нормальная жизнь? А? А может это шанс? Шанс начать все с начала. Может такое быть? Что там, за теми воспоминаниями? Я не знаю, Марк, хочу ли я этого знать. Видишь, меня и не ищет никто. Я не нужен никому. Зачем мне все это вспоминать? Вдруг там что-то плохое? Я не хочу этого знать… пока. А имя… Да вон, любое могу взять. Это неважно. Пойдем домой, Марк, пожалуйста.

– Ну хорошо, пойдем. Только вот поздороваться зайду к другу. Постой здесь.

Марк нырнул в дверь кабинете, а я остался в коридоре больницы. Его не было минут десять. Открылась дверь, и он вышел со своим другом-врачом. Полноватый мужчина, с румяным, почти детским, лицом.

– Ага, вот он наш герой. – он протянул мне руку. Я пожал ее. – Меня зовут Андрей. Мне Марк все рассказал про тебя. Захочешь себе помочь – приходи, буду рад тебя видеть.

– Спасибо. – кивнул я.

– Да и, – он склонился надо мной, и сказал очень тихо. – Человеку без прошлого, я пожелаю счастливого будущего. Удачи тебе.

Они с Марком о чем-то еще поговорили, о чем-то посмеялись, и мы разошлись. Доктор мне понравился. Я представлял себе его по-другому. Думал. будет долго расспрашивать, говорить непонятными словами или делать больно. Мне показался он каким-то чрезмерно живым и веселым. И понимающим. Мне это тоже понравилось. И пожелание хорошее. Хороший Андрей.

 

Глава 12

Истории

 

Это было, когда я только “родился”, то есть очнулся, и Бат взял меня к себе. Он рассказывал мне как живут все люди, которые не живут в подвалах и на помойках. Вернее сказать, что вообще есть люди, у которых есть дома, семьи, дети, машины. Потом уже я назвал их для себя “глянцевыми”, а тогда даже не понимал, кто они такие. “У них есть деньги, и это главное” – объяснял мне Батарея. Тогда я узнал, что значит “работать”, по-уличному. Можно деньги выпрашивать, можно попытаться их заработать, если что-то нужно сделать кому-нибудь. А можно их просто отнять. Силой. Так меня он тогда учил, и я запомнил.

Мы шатались поздно вечером по нашему району в поисках кого-нибудь. Машины уже не ездили, а людей практически не было. Бат сказал, что бы я запоминал и учился, а пока просто смотрел. Мы стояли темноте, рядом с подземным переходом и ждали, когда появится нужный нам человек. “Нужным” Батарея называл тех, у кого явно при себе были деньги.

Мимо нас проходили люди, но Бат их не трогал. Он заранее знал, что у них вряд ли что-то есть на карманах. Он ждал, а я просто смотрел. Когда из перехода вышел молодой парень в джинсах и темном пиджаке, Бат ткнул меня локтем в бок и мотнул головой в его строну.

– Во, наш клиент. Погнали, еп. – с этими словами он быстро пошел за парнем, который уже успел свернуть за угол. Бат догнал его так быстро, что тот даже ничего не заметил. Батарея с размаху ударил его в затылок, и парень упал.

– Ты, ты что? Ты убил его? – спросил я.

– Че, дурак что ль? Нахуй мне это надо? – Бат сел на корточки и шарил по карманам человека. – Опа, кошелечек. – он достал его внутреннего кармана пиджака и развернул. – Смотри. А в нем денежки. Пара косариков. Неплохо. Погнали отсюда, пока не спалились.

Мы шли дворами в строну нашего дома.

– А это много, пара косариков? – спросил я

– Нормально. – он ухмыльнулся. – Нам разгуляться хватит. А чего нам надо? Бухло чуток, да покурить чего-нибудь. Нормально в общем.

– Бат, а зачем так делать?

– Как так? Деньги отжимать?

– Ну да. Ведь, это неправильно, наверное. Ты его ударил. И это его деньги. А не твои.

– Слышь, ты че, бля, правильный что ли? Не нравится чего-то если, то вали. Никто не держит. А если жрать хочешь, то не вякай. Не для себя брал. Для нас. Усек?

– Что? Ну, то есть, да. Усек. – выдохнул я.

– А так мне по хрену, чьи деньги. У него они есть, у меня – нет. Вот я взял, теперь и у меня есть. А тот терпила не обеднеет. Да и вообще, все они не обеднеют.

– И часто ты так? Деньги отнимаешь.

– Да когда как. По-разному. От случая зависит. Бывает идешь вечером, смотришь, а у банкомата лошок стоит, а у меня но…

– У кого стоит? – я перебил его

– У банкомата.

– Это что?

– Бля, ну какой же ты тупой. Банкомат. Херня такая, которая деньги людям выдает.

– А ты почему не возьмешь в нем денег, если он их выдает?

– Блин, ну ты вообще тупой. Он же их по карточкам выдает. – он посмотрел на меня и понял, что я ничего не понимаю. – Ну блин, смотри. Работаешь ты, тебе бабло платят. Только выдают не в руки, а кладут в банк. Ты подходишь к банкомату, суешь в него свою карту, а он тебе твои же деньги и выдает. Понял?

– Ну так. Да.

Мы шли темными улочками в подвал. Я рассматривал дома, редкие окна, где горел свет. Смотрел на машины, закрытые магазины. Я шел и вглядывался в этот мир, в котором жил до этого, но ничего о нем не знал. И мне нравился этот мир. И мне было спокойно идти рядом с Батом. С ним я не боялся.

– Так что с лошком? – вдруг вспомнил я.

– Что?

– Ну ты говорил: “иду. вижу лошок у банкомата”…

– А. Ну да. Так вот. Идешь так вечером. Глянешь – терпила у банкомата бабло снимает, а у меня ножичек в кармане. Сзади подходишь, обнимаешь так нежно и ножичек к горлу. Так он тебе денежки свои и отдает. И такое бывает. Тут дело случая. Да ты не ссы, Косяк. Держись меня, и все будет. Научу тебя еще “работать”.

Так я узнал тогда, что такое “работа” на улице, и какой она бывает. Я узнал, что можно деньги отнять силой, можно украсть незаметно, то есть залезть в чужой карман(этому я научился позже), можно даже сделать так, что тебе деньги человек отдаст сам.

Бат меня как-то знакомил с разводилами, которые продавали левый товар людям, получали от них деньги, но при этом ничего не давали взамен. Их хитрую схему я не понял, а ребята не рассказывали. Тогда я на все смотрел со стороны.

– Эээ, брат. Развод – дело тонкое. Тебе в “разводилы” пока нельзя. Тут голова нужна. – сказал мне Бат.

Есть много способов найти деньги на улице. Иногда, даже делать ничего не нужно. Стоит просто попасть в правильный момент и быстро сориентироваться. Везение или “фарт”, как говорил Батарея, решали многое.

Этот фарт был для него всем. Ему не всегда везло, но достаточно для того, что бы называть себя “фартовым”. Он говорил об этом и гордился тем, что чуточку лучше остальных таких же. И такие же его уважали. Бат быстро понял, что уличная община – это маленькое государство, в котором есть свои законы, правила, свои короли, своя, если так можно сказать, инквизиция. Да, было и такое. А Батарея стремился попасть в самые верхи этой “уличной” иерархии. Он знал как.

 

 

 

***

Стояла душная погода, когда мы поднялись на третий этаж старого дома. Это были коммуналки, в которых жили попрашайки. Они жили в квартире и платили за это, ели и платили за это, работали на улицах и платили за это, отдавая практически все, что успели “заработать” за день. Бату нужно было отдать денег старосте этой маленькой коммуны из семи человек.

Один слепой старик, безногий мужик, косивший под ветерана войны, маленькая девочка, лет 12-ти, две старушки, одна взрослая женщина, собирающая деньги на операцию несуществующему ребенку и парень, у которого не было одной руки. Все они жили под одной крышей, каждый день выходили на “работу”, а вечером приходили сюда и отдавали деньги старосте. Его звали Маратом. Это был мужчина, лет 60-ти, с ежиком черных жестких волос с проседью, в старом, но довольно чистом костюме и рубашке в тонкую полоску.

Марат узнал, что один из его подопечных(безрукий) вот уже в течении двух месяцев собирает денег намного больше, чем отдает. И это косяк. Это очень жесткий косяк, по меркам улицы. Мы пришли как раз в тот момент, когда над пареньком должен был состояться суд с дальнейшим вынесением приговора. По-просту говоря, его должны были либо выгнать, либо жестоко избить, либо убить. Деньги безрукого нашли, поэтому с него уже ничего бы не взяли.

– О, Бат, Батик, дорогой. – захрипел Марат, увидев нас в квартире. В его желтых зубах была зажата папироса. – Здравствуй, Косяк. И тебя рад видеть.

– Здорово дядя Марат. – Бат обнял его.

– Здравствуйте. – сказал я.

– Батик, у меня к тебе просьба. Ты как раз во время. Батик, у меня беда.

– Что такое, дядя Марат?- спросил Бат, когда мы проходили на кухню и садились. Дядя Марат был страшным человеком. И это знали все. Марат был палачем, третейским судьей и много кого знал. Его все боялись. Но Бата он любил, как родного.

– Давайте присядем, ребятки. – мы сели за стол. Из трех отдаленных комнат этой темной квартиры доносилась вонь грязных тел, помойной еды и шорох. – У меня, Батик мой, горе. В моей квартире оказывается есть крыса. Понимаешь? Я оказывается змею пригрел.

– Кто? – жестким голосом спросил Бат.

– Алешка-Безрукавка. Деньги у него нашли. Много насобирал, гаденыш. Думал, у нас тут гостиница. Думал, мне можно копейки отдавать и в уши ссать. Но дядю Марата просто так не проведешь. Дядя Марат многое видит. Не все, конечно… – он посмотрел вверх и набожно перекрестился. – Но многое.

– Что делать будешь, дядь Марат?

– Судить паскуду. Так вот у меня к тебе и просьба, Батик. Ты мальчик уже взрослый, пора тебе из подвала выходить, да дела наши праведные в ручки свои белые брать. Понимаешь? Вырос ты уже. Мы, старики, тебя давно знаем, согласны тебя повысить. Еще немного поработаешь, вот, молодежь подсоберёшь, – он мотнул головой в мою сторону. – и в бой. На повышение. Ты мальчик у нас с головой. Мы со стариками в тебя верим. Но это потом. А сейчас, – он снова перекрестился, – Господи, помилуй, Алешку надобно нашего наказать, дабы другим не повадно было. И слух пустить по всему городу, средь наших. Я ведь, Батик, устал уже. Старый я, и руки уже не те. Вот и заданьице к тебе, особенное. С Алешкой надо порешать. Такие пироги. Ну а я, в свою очередь, ты меня знаешь, не забуду и словечко еще раз за тебя перед нашими старшими замолвлю.

– Совсем порешать, дядя Марат? Или так, что б понял? – Бата будто ни сколько не удивили слова Марата. Он уже думал, что именно будет делать с Алешей.

– Совсем, милый мой, совсем. Распоясались они, понимаешь. Насмотрелись на всякую дрянь, прости Господи, и думают, что вовсе и не обязаны никому. А мы ведь их как мамка с папкой брали всех по-одному. Дерьмо их вымыли, пеленочку новую постелили, сиську дали. Живи да радуйся. А тут вон оно что.

– Я понял тебя, дядя Марат. – сказал Бат, глядя в одну точку на столе.

– Конечно понял. Ты ведь сам такой же, как мы. Молодое поколение растишь, человечка под себя взял. Наслышаны, наслышаны. – он согласно закивал, глядя мне в глаза. – Одобряют это старики. Благородно. Молодец, говорят, Батарея. Не кинул живую душу. Благое дело на плечи свои взвалил. А душа благодарна. Вон как светится. Ну, дети мои, пойдемте. У меня дел сегодня много, быстро вопрос решим. – мы встали из-за стола, Бат вспомнил про деньги, достал пакет из кармана, показал Марату и положил сверток на стол. – Вижу, вижу, мой хороший. Молодец. Тебе верю. Вижу, что хорошо работаете. Молодцы. Не забудем. Ну, идем.

Мы прошли в самую дальнюю комнату. На полу, на матрасе, сидел однорукий парень и нервно дергался. Когда мы зашли, он встрепенулся, глаза его округлились, а на лице появился животный страх.

– Д… Д… Дя…дя… М… Мара… Не…- он пытался выдавить из себя хоть слово, что бы попросить прощения.

– Ну, ну, ну. Полно тебе, Алешенька. Перестань. Михал Петрович, Женя, Аленушка, Вера Ивана, Люда, Катерина. – он позвал всех обитателей квартиры, которые мигом явились на зов своего хозяина. – Вот, полюбуйтесь, голубы мои, на крысеныша нашего. Деньги платить не хотел? Не хочешь? – Марат посмотрел на бедолагу – Не хочешь. Законы не уважаешь?

– Ув… Ув…

– Не уважаешь. Придется ответить.

– Прости, дядя Марат! – закричал паренек, захлебываясь слезами.

– Бог простит, Алешенька. Батик, не томи душу грешную.

Бат молча вышел из толпы, окружившей безрукого, достал из кармана ножик и одним легким, но уверенным и резким, движением, всадил клинок в горло парня. Калека схватился за горло своей единственной рукой, страшно захрипел, упав на колени, а алая кровь заливала его грудь.

– Другим наука будет. Так-то. – сказал Марат твердо, отчеканивая каждое слово. – Голубы мои, я по делам удаляюсь. До вечера. Этого из дома убрать. И до других донести. Кто, кого и за что. До скорого.

Батарея постоял над умирающим парнем еще какое-то время.

– Все, пошли. Нечего тут делать. – сказал он и мы вышли из квартиры.

Выйдя на улицу, я спросил:

– Бат, а ты мог отказаться?

– От суда?

– Нет, Косяк. Не мог.

– А ты делал уже это?

– Да. – сухо ответил он, прикуривая сигарету.

– Ясно.

Дядя Марат был действительно страшным человеком. Я видел его еще несколько раз. Поговаривали, что у него есть большой дом где-то за городом и большая черная машина. Про Марата ходило много слухов. Говорили, что первого человека он убил в свои десять, перерезав горло опасной бритвой, и убил за свою жизнь больше тысячи людей. Не знаю, правда ли это, но опасная бритва у него была. Сам видел. И Бат с ним много общался, называя его своим учителем.

Такими историями и людьми была наполнена жизнь “уличная”. Где никогда не задают лишних вопросов и подчиняются особым законам. Где люди превращаются в маленьких роботов огромной машины. Тогда я это представлял себе так.

Глава 13

Счастливая

 

Я сидел в магазине у Марка и курил. Было раннее утро, и город еще спал. Мне приснился странный сон, который и заставил меня проснуться так рано. Картинки были неясные и почти не остались в моей голове. Мне снился Батарея. Мы разговаривали, потом поссорились и стали драться. Помню лишь, как во сне зажал его голову между колен и жестоко избивал кулаками. Я бил его, кричал и плакал.

Спать я больше не мог. Мне почти никогда не сняться сны, но этот… Даже те редкие моменты были ужасно реалистичны. До сих пор мне казалось, что кулаки мои болят, на щеках не высохли слезы, а горло я сорвал. Я сидел в кресле за чайным стеклянным столиком с кованными ножками и думал о том, что делать дальше.

Я думал о Лике, которую так глупо потерял, о Батарее, который был для меня непонятно кем, то ли врагом, то ли странным другом, о Марке, который стал самым близким человеком, и об этом городе, который полюбил меня и, которого полюбил я, но жить в нем больше не хотелось. Об этом я подумал впервые.

Я вышел из дома и двинул в сторону подвала. Мне нужно было увидеть Бата, поговорить с ним, постараться поставить точку в этой “уличной” жизни, которая никак меня не отпускала. Я вышел из дома, когда солнце только-только начало подниматься над крышами, согревая влажный и свежий утренний воздух. Улицы были пусты и дышать было как-то особенно приятно. Редкие машины проезжали мимо, сонные люди шли на работу, дворники выметали улицы. Я нырнул в метро, которое уже успело наполниться массой “глянцевых”. Они были сонными, иногда опухшими и не добрыми. В общем, ранее утро, когда тело уже идет, а мозг еще спит, но ты отчаянно сопротивляешься себе и начинаешь движение.

Они читали книги, разговаривали, спали, кто-то ругался или просто ничего не делал. Эти “глянцевые” люди нравились, ведь у них было все как-то правильно. И они знали об этом. Знали, что приедут на работу, вечером вернуться домой, где их будут ждать, потом будут выходные, а там опять по новой. Это казалось бессмыслицей, но это было правильно. И мы это знали. Это знали и “глянцевые”, и “уличные”, и даже я, который находился где-то между этих миров, так я и не поняв, какой мне ближе и нужнее.

Подвал был открыт. В нем мирно спал Батарея. Один. С уходом Машки, тут стало все еще хуже. На полу валялись бычки, пустые бутылки и шприцы. Еды не было вовсе. Я сидел на своей бывшей койке, курил, смотрел на Бата и ждал. Сколько раз я сидел так же, глядя на “своего”, и думал, чем мы займемся сегодня. Кого увидим сегодня, что украдем или доживем ли до вечера. В какой-то момент я начал ловить кайф от того стрекочущего чувства внутри меня, прикидывая убьют нас сегодня, посадят или же мы просто огребем хороших пиздюлей от таких же, как мы. А сейчас я думаю лишь о том, что хочу вернуться в магазин, где меня будут ждать Марк и Лика, а этот дурак успокоится. Хотя сделать он это может только в одном случае, к которому он так стремительно идет, всаживая в свои вены грязную иглу с наркотиком не менее грязного происхождения, который так стремительно и необратимо разъедает человеческий организм.

Желание убивать себя – это, пожалуй, культ “уличных” людей, чаще молодых, которые давно уже поняли, что никуда не денутся от этих подвалов, помоек, свалок и дядей Маратов. И чем интереснее ты себя будешь убивать, дольше и изощрённее, тем лучше. Они настолько желают не видеть действительного мира, похожего для них на прибежище обреченных гниющих уродов, которые ходят под себя, что убиваются самой последней “химозой”, становясь мучениками, которых должен кто-то пожалеть. И этот кто-то – обязательно, тот самый гниющий урод, каких много, всегда виден только в зеркале. Ими правит страх, который не дает признать этого и заставляет обвинять всех, кроме себя, в нынешнем положении вещей.

 

***

Я взял с пола тряпку и кинул в Бата. Задыхаясь и матерясь, он тут же проснулся и быстро сел на кровать. Придя в себя, он сказал:

– Ааа, это ты. Бля… Фух, вот это меня срубило. Бля… Че приперся-то? Не вызывал еще.

– Поговорить с тобой приперся.

– Понятно. Подожди тогда, дай в себя прийти.

Бат встал с кровати, пошатываясь подошел к дальнему углу, где висел умывальник. Умылся, вышел на улицу в туалет, вскоре вернулся и стал шарить по коробкам и ящикам в поисках еды, бухла или травки. Ему нужно было чем-то “сняться”, то есть снять остаточное действие сильного наркотика чем-то опьяняющим, но легким, что бы остаться в сознании. Я наблюдал за его судорожными движениями и неуверенными шагами. Он нашел какие-то консервы, вскрыл их, сел на свою кровать, залпом выпил из бутылки остатки водки, вытряхнул содержимое банки себе в рот, прожевал, громко рыгнул, и, откинувшись назад, закурил. Утро “уличного” человека началось явно неплохо. Я сел за стол, напротив него.

– Деньги принес? – спросил он, глядя на меня.

– Мы ж не договаривались.

– Точно. Мы ж вообще не договаривались.

– Да, Бат, я как раз об этом и хотел поговорить.

– А че тут говорить. – перебил меня Бат. – Деньги неси и все.

Я наклонился к нему, опершись локтями на стол:

– Слышь, Бат, это не дело. Давай решать. Мне надоело…

– А не надо ниче решать. – он снова перебил меня. Веки его были полуопущены, а голос очень спокойным. – Будешь делать как я говорю. А нет – пидорка твоего сожгу. Ты ж знаешь, что я могу. И тебя заодно. Знаешь, падла? Знаешь. – последнее он сказал ухмыляясь, нараспев.

– Знаю. Поэтому и пришел. Я вечно на тебя работать не буду. Понял? Я уж лучше к Марату пойду. И ему денег дам столько, сколько попросит, но один раз. Давай решать, Бат. Жили вместе, “работали”. Скажи цену. Или давай сделаем что-нибудь вместе, но дай уйти.

– А то, что? – голос его стал жестче. И упоминание дяди Марата тоже сделало свое дело. Мало вероятно, но такой вариант быстрого и дорогого откупа тоже мог быть.

– Плохо будет, Бат. И тебе, и мне.

– Я подумаю. Пока тут посидим, не уходи никуда, ко мне человечек один заскочить должен.

Я сел на свою кровать, закрыл глаза и ждал. Возможно, сегодня все решиться, и я стану свободным. Перестану быть “уличным” человеком, хотя я сам понимал, что эти краски мне никогда уже с себя не смыть.

 

***

Мы сидели в подвале и ждали человека. Батарея сидел на своем старом диване, рядом с самодельным столом, тупо пялился то в пол, то на меня, и иногда выходил на улицу. Я же раскинулся на своей кровати.

– У тебя сигареты хоть есть? – не выдержал он после пятнадцатиминутного молчания. В ответ я кинул ему пачку, которая пролетела через весь подвал. – Расскажи что ль, чем занимаешься “по-цивилу”?

(Он имел ввиду “цивильную” жизнь. По всей вероятности, он так про себя называл то, как живут обычные люди.)

– Работаю, Бат.

– У этого?

– Да, “у этого”. Помогаю ему в магазине.

– И че делаешь? – ему стало интересно, какую работу я могу выполнять, кроме “уличной”.

– Покупателям помогаю, продаю, товар новый по полкам раскладываю. Ну и так, по мелочи.

– Херня какая-то. – сказал он это так, будто обычная жизнь не имела никакого смысла.

– А что, Бат? Вот так, в подвале, на помойках круче? – с вызовом сказал ему я. – Зачем тебе вот так?

– А как по-другому? Ты че думаешь, умный такой? Я по-другому не умею, и не хочу уметь. Я с детства так живу. Батя сидел, мамка бухала, я по улицам мотался. Потом детдом. Сбежал. Потом опять. Ну и пошло…

– Но ведь можно не так. Ты не думал?

– Ага, мозг включи. Как “не так”? Ты идиот? Ты – БОМЖ. И бомжом подохнешь. Причем где-нибудь недалеко. А потом нахера? Че мне надо – у меня все есть. Делаю, что хочу. Если нужно деньги, я их просто забираю. Мне не нужно думать, каким тупым, ненужным и бесконечным трудом их заработать.

– Но это же не твои деньги. Они кому нужны, их кто-то заработал для себя.

– А мне похеру. Меня бесят все эти твари. Когда я малой на помойке с голода пух, мне никто не помог. Да мне срать на всех, понял, Косяк? Да что ты понимаешь, вообще? – он вскочил с дивана и теперь стоял в центре подвала и смотрел на меня. – Я их ненавижу всех. У вальну кого угодно!

– Да за что ты так всех ненавидишь?

– Потому что они – твари. Все как один! Ходят, дальше своего паршивого носа не видят. И главное для них – это их бабло. И чем его больше, тем им все его мало. И ничего они без него не могут.

– А для тебя оно что, не главное?

– Да пошел! Дебил! Нихера у тебя выйдет! Такой же! Такой же как и мы! Бомжара вонючий, который так им и останется. Только думать тебе об этом не хочется. Придурок маленький! – с этими словами Батарея вышел из подвала. Не знаю, что ему мешало сейчас просто накинуться на меня с кулаками и доказать свою правоту. Он мог. Но сейчас даже говорил со мной.

Мне хотелось все закончить сегодня. Я спокойно ждал новых указаний от Бата, как вдруг вспомнил про коробку, которая всегда стояла под моей кроватью. Возможно там остались какие-то мои вещи. Лежа, я закинул руку вниз и нащупал там картонку. Достал и удивился тому, что там лежало. Помимо ненужной мне мелочи, в коробке остался темно-зеленый блокнот Павлика размером с книжку. Его нашла, а потом отдала мне, Машка. Я же совсем про него забыл. Мы уходили на какое-то дело, и я, впопыхах, сунул его в коробку под кровать, так и не успев посмотреть, что записывал туда Павлик.

Мне было интересно, чем жил человек, какие у него были знакомые и дела, да и вообще, зачем бомж мог завести себе блокнот, и что он мог туда записывать. Я раскрыл его, но тут же услышал шаги. Кто-то спускался в подвал по лестнице.

“Вот черт. Придется снова потом. Главное – не забыть.” – подумал я, и сунул книжку в свой рюкзак, лежащий рядом.

В подвал зашел Бат. По виду – довольный.

– Ну что, Косячок! Все как надо. Будет тебе дело. – сказал он, хлопнув в ладоши. Такая доброта меня смущала. Он достал из кармана белый целлофановый сверток. – Вот. Послезавтра передашь это одному человеку. Адрес и время напишу на листочке, что б не забыл. А то, ты можешь, я знаю. – он усмехнулся.

– А что за человек?

– Да так. Нам с дядь Маратом надо типа одного проверить. Вот ты нам и поможешь. Очень, Косяк, поможешь. Даже не представляешь как. – он загадочно прищурился.

– И что потом? – с надеждой в голове, спросил я.

– А потом все. Передашь пакет и гуляй себе на все четыре стороны. И не вспомнит никто. – Бат засмеялся. – Живи себе со своим пидарком престарелым, делай, чо хошь. Слово даю.

– А в свертке что?

– А какая тебе разница? Ты просто передай. – ответил он, не глядя на меня, царапая кривым почерком адрес и время встречи на клочке бумаги. Кажется, это была развернутая сигаретная пачка. Я сидел на своей кровати – он склонился над столом.

– Вот. Бери и вали отсюда. У меня дела еще. – Бат протянул меня бумажку.

– А потом мне нужно тебе как-то отчитаться?

– Нет. Просто передашь, и все. Ты мне тоже не сдался, на твою рожу пялиться. Понял?

– Понял. Ну… тогда… пока… что ли?

– Ага, что ли. Давай.

Я взял рюкзак, встал, забрал записку, сверток кинул в рюкзак. Уже выходя из подвала, я обернулся и, неожиданно для себя, спросил:

– А как там Лика?

– А хуй ее знает. – ответил Бат, забивая косяк. – Я ее давно не видел. Надо будет к ней заглянуть как-нибудь. А че?

– Да не, просто. Ну пока. – сказал я быстро и ушел, но внутри меня покоробило от его желания.

По дороге домой, меня охватывало странное чувство. Я был рад тому, что наконец стал свободным окончательно. Почти свободным. Рад, что теперь никто не явится к Марку. Рад, что я стану “глянцевым”, и не буду жить “уличной” жизнью. Я вновь подумал и о том, что больше никогда не увижу Бата, не побываю в этом подвале, и ощущение при этой мысли было необычным.

Я рождался дважды. Первый раз – когда-то давно, в какой-нибудь больнице, какого-нибудь города, когда у меня были родители и дом. Второй – в канаве, рядом с железной дорогой. Голова была пуста, и в ней не было никаких намеков на воспоминания. У меня не было детства. Хотя, если подумать, их было два: первое- когда-то давно, в том же, каком-нибудь городе; второе, очень короткое, – совершенно недавно, сразу после того, как я “родился” во второй раз. Оно началось, когда я познакомился с Батом, поселился в его подвале и снова учился жить.

Я подумал, что, наверное, человеку всегда жалко расставаться с тем местом, где прошло его детство. И возможно, жалко не само место, а просто не хочется прощаться с детством, каким бы оно ни было, даже таким, как мое. Вот и мне, на мгновение, стало немного жаль своего, хоть и жуткого, но все же, детства. Ведь, все самое дорогое, что у человека есть внутри – это его воспоминания, память, которая проходит с ним через всю жизнь. А у меня этой памяти пока было совсем немного, да и та, не особо приятная, но ценности своей она при этом не теряла, а скорее даже наоборот.

А возможно ли человеку не терять в себе детство? Остаться таким же? А самое главное, нужно ли? Навеное, нужно, ведь это хорошие воспоминания и эмоции для него. Это хорошее и чистое восприятия мира, ощущение реальности. Хотя, люди часто отвергают его, стремятся как можно скорее от него избавиться, а жалеют только потом. Но стоит ли это самое детство хранить в себе в моем случае? Вот, что интересно.

Совсем еще немного, и уйдет от меня очень главная часть моего существования, а впоследствии – жизни. Уйдет, я надеюсь, навсегда, но я уже точно ее никогда не забуду, потому что такое – не забывается. Такое еще долго будешь видеть во снах каждую ночь. В этом я был уверен. Я чувствовал, что стою на пороге новой жизни, нового мира, где будет все не так, как раньше. И я был этому очень рад. Я стремился к свету. Послезавтра.

 

Глава 14

День первый, то есть сегодня

 

Я ехал домой в подземке. Пока сидел в вагонах и ходил по переходам между станциями, разглядывал людей. Они точно не были для меня объектами, в чьи карманы можно залезть. И больше такими не будут, хотя некоторые детали я невольно замечал и задерживал на них свой взгляд.

Я видел широко раскрытую сумку, которую хозяйка держала под мышкой, парня, который стоял рядом со мной и положил кошелек во внутренний карман куртки, а затем ее снял и повесил на свою сумку, висевшую у него на плече, мужчину, который неаккуратно сунул “пятисотку” в задний карман джинсов, заснувшего пьяного, чьи неплохие часы так легко болтались на запястье, что их можно было незаметно снять. Я даже “поймал” взглядом неудачливого карманника, который долго боялся подойти к “объекту”, а когда уже почти начал “работать”, чего-то испугался и слинял.

Мне интересно было находится на “глянцевой” стороне, но наблюдать, как “уличному”. Только наблюдать. Понимать, где начинается или может начаться влияние таких как Бат.

В вагон вошли две девушки. Вошли и сразу выделились из толпы, бросились в глаза. Они были красивы. Не знаю, задумывались ли вы, но, по-моему, есть девушки, которые очень хорошо выглядят в метро. В толпе всегда много красивых и интересных лиц. Но есть особенные, на которых взгляд задерживается сразу и надолго. Такие, слишком красивые для метро.

Меня завораживает это место контрастов. Подземка. Нигде я больше не видел столько разных людей. Одетые по последней моде и нищие, молодые и старые, самые простые, “серые” служащие и нелепые, в пестрой и странной одежде. Мне нравилось за ними наблюдать.

– Че, пацан, пялишься? Понравились девки? – от моих размышлений меня отвлек рядом сидящий пьяный мужик.

– А?

– Да, ладно тебе! Не тушуйся, – он ткнул меня локтем в бок. – Подойди, познакомься. Такие, ничего себе “крали”. – мужик подмигнул мне глазом.

– Кто? Да, как это?..

– Ну да, ты прав. Слишком расфуфыренные. К таким надо на хороших машинах подъезжать. И вести куда-нибудь, где дорого. Деньги-то у тебя есть?

– Не-а. – От его напора я немного растерялся.

– Во, и у меня нет. Тогда сиди – помалкивай. Такие даже и не посмотрят на тебя. Им с баблишком подавай. А где их взять? Да у всей страны денег нет. Разворовали все, паскуда, спиздили все.

Поезд останавливался, и мне нужно было выходить. Я ничего не хотел отвечать мужику, просто вскочил и приготовился выходить.

– Погоди, малец. Ты куда? Подкинь монет на похмел. Плохо дядьке, умирает. – кричал он мне вслед, но толпа людей подхватила меня и вытолкнула на платформу.

 

***

– Ну как сходил? – спросил меня Марк на входе в “Мудрость вселенной”.

– Хорошо сходил. Еще одно дело, и все.

– Это точно? А что нужно сделать?

– Ничего особенного, просто кое-что передать одному человеку. И на этом все кончится.

– Неправильно ты, Косяк, говоришь. Ничего не кончится. – Марк сделал многозначительную паузу и продолжил с улыбкой. – Все только начнется. Все самое интересное начнет молниеносно врываться в твою жизнь, закручивать ее, потом будет слегка отпускать, а когда наберешься сил – накроет с новой силой.

Звучала музыка. Она мне нравилась. Не знаю, о чем они пели, но явно о чем-то хорошем.

 

 

 

Let’s dance in style, lets dance for a while

Heaven can wait we’re only watching the skies

Hoping for the best but expecting the worst

Are you going to drop the bomb or not?

 

Я начал помогать Марку в магазине. Я чувствовал, что очень скоро произойдет что-то хорошее, очень важное.

– А что ты собираешься делать дальше?

Он любил задавать такие вопросы внезапно. Этот казался для меня самым тяжелым, но я не успел еще подумать над ответом, как губы сами сказали:

– Жить!

– Ясно. – сказал Марк, и напряжение на его лице куда-то растворилось. – Тогда, все правильно.

Остаток дня мы разговаривали мало. Каждый был занят своей работой. Каждый был при деле. И от этого наступало счастье. Было тихо, и это было хорошо.

 

Forever young,

I want to be forever young

Do you really want to live forever?

Forever young.

 

Глава 15

День второй

 

Марк разбудил меня рано утром. Всю ночь я плохо спал. Мне снилась пустота и голос Давида Ефимовича. Он повторял постоянно одну фразу: “Каждый должен быть на своем месте. Каждый должен быть на своем месте.”

Мы позавтракали, а когда нужно было открывать “Мудрость вселенной”, Марк сказал, что уходит и оставляет меня за старшего.

– Вернусь, наверное, только к вечеру. Не скучай! – он подмигнул мне и убежал.

Я открыл магазин, поставил первую попавшуюся под руку пластинку и начался прекрасный день, в котором я выполнял важную роль. Я чувствовал ответственность, и это было приятно.

Все важные для магазина дела были сделаны еще накануне, поэтому мне оставалось только ждать посетителей, которых было немного в течении всего дня. Все свободное время я слушал музыку из коллекции Марка и читал в энциклопедии про тех ребят, которые ту самую музыку играли.

Читать про жизнь музыкантов было интересно, но иногда очень грустно. Они были успешными и популярными, но некоторых было все-таки жалко. Особенно тех, кто умер молодыми, а именно такими многие из них ушли. И многие из-за наркотиков и алкоголя.

“И к чему это: каждый должен быть на своем месте – подумал вдруг я, вспомнив про сон. – А на своем ли месте я? И вообще, что это значит – быть на своем месте. Это делать так, как хочется, или так, как надо? И может ли человек быть вообще НЕ на своем месте?”

Мне важно было это понять.

Недавно я пришел к выводу, что в моей прошлой, “уличной” жизни, было много условностей. То есть, будто все не реалистично. “Дом”, который таковым является только как здание, но никак не “родной”, “милый” или просто “мой дом”. Не такой, в котором тебя ждут и любят, и где всегда тепло. “Работа”, которая никакая не работа, а обыкновенное воровство или попрошайничество. Имен у нас мало, в основном “погонялы”, а истории жизни – это закрытая тема, которую в обычном разговоре избегали, будто и не было никогда. Деньги тоже часто ненастоящие, а “пушнина”, лом, наркота, бухло, труд. Да и сама свобода, о которой говорил Бат, тоже весьма условна. “Уличный” человек зависим еще больше, чем “глянцевый”. Старосты коммун или “семей” (с этим тоже, кстати, все понятно), “старшики”, “крыша” и элементарное отсутствие денег привязывает бродяг к одному месту и одной “работе”. Получается, что вся “уличная жизнь” отличается от “глянцевой” только худшими условиями и более жестокими законами. И такая жизнь словно придумана и создана специально, настоящего в ней мало, кроме живых людей, которые подчиняются этому миражу, живут по его правилам и по его же правилам умирают. Но уже по-настоящему.

Вспомнив наш с Марком разговор, я пытался придумать себе имя. Настоящее, человеческое, простое. Но не получилось. Привык к дурацкому погонялу, которое уже вросло в меня, стало моей частью, как обычное имя. Понял еще, что придумывать его себе, будет тоже условностью, ведь один раз мне его уже давали (хочется верить, по крайней мере).

После обеда вернулся Марк и сказал, что вечером пойдем в одно место. Куда конкретно и зачем, он не говорить отказался, но убедил меня, что там будет круто. Мне это понравилось. Ожидать от Марка можно было только хорошего. Я это знал, поэтому остаток рабочего дня был в предвкушении какого-то маленького счастья. Я чувствовал себя ребенком, у которого вот-вот наступит маленький праздник. Марк же видел мой настрой и от этого был довольным.

 

***

Наступил вечер, мы закрыли магазин и выдвинулись из дома. Я слегка волновался, и это было приятно. Мы проехали на метро одну остановку, прогулялись и вошли в рок-клуб, где, судя по звукам, было весело. Клуб находился в подвале, на небольшой сцене играли знакомые песни какие-то ребята, люди толпились у барной стойки, сидели за столиками по краям зала, танцевали у сцены. Было много людей. Я никогда не был в клубах или кафе. Не был, по крайней мере, в этой жизни. Внешний вид и отсутствие денег не позволяли мне такую роскошь.

Мы с Марком сели за стол, закурили, он заказал поесть и пива. Нам принесли. Я наслаждался моментом “здесь и сейчас”. Вот она жизнь свободная, настоящая, “глаянцевая”!

– Я сегодня придумал кое-что! – сказал Марк.

– Что?

– У тебя нет имени, фамилии, собственного дома. И это не страшно на самом деле. Самое главное, чего у тебя нет – это праздников. Человеку нужны праздники. Хотя бы два, но обязательных. Понимаешь? Новый год и день рождения. Это же нормальный минимум. У меня, по крайне мере. – Он прервался, на секунду прищурил глаза, поправил указательным и большим пальцами правой руки очки и продолжил. – До Нового года еще далеко, а про День рождения мы можем и не узнать. Поэтому… – он снова сделал паузу, уже торжественную. – Я придумал тебе День рождения. Сегодня!

– Д-День рождения? – я даже заикнулся от неожиданности.

– Ага!

– Вот это да! Спасибо! Это очень здорово!

– Да! Нельзя человеку без Дня рождения. И в этот день положено дарить подарки. И я тебе приготовил кое-что, даже два.

– Два? Подарка?

– Ага! Вот первый! – Он положил на стол черную железную коробочку. Я открыл крышку.

– Это компас. Он указывает направление. Север – Юг, Запад – Восток. Он всегда тебе подскажет.

– Компас. Морской – завороженно повторил я. – Спасибо!

– А вот второй. Вернее, это даже не подарок, а больше пожелание. Это безделушка, но ты меня поймешь. Когда-нибудь точно поймешь. Был такой музыкант. Виктор Цой. И у него однажды спросили, какая у него была в детстве любимая игрушка. А он ответил: пластилин. А на вопрос “почему?”, сказал – “потому, что из него все получается”. Вот и я дарю тебе пластилин. Что б у тебя все получилось. И направление тебе было указано. Таким будет и мое пожелание тебе. С Днем рождения. – Марк положил на стол коробку с пластилином. Я бросился ему на шею через весь стол.

Я был рад этим подаркам. Весь вечер я говорил ему спасибо, и ощущал, как приятно иметь настоящего друга, отмечать День рождения, и как здорово получать в подарок вещь, которая укажет направление, и пластилин, из которого все получается.

В клубе мы провели очень долго. Много пили, курили, слушали музыку. Я подумал, что буду лепить, на удачу, из пластилина какой-нибудь символ дня. Или слово. Глупо, конечно, наивно, но по мне, так здорово.

Пошатываясь у барной стойки, слепил маленький тортик и три маленьких свечки. Почему три, сам не понял, но задал резонный вопрос: А сколько мне свечек сегодня?

 

 

 

Глава 16

День третий

 

Как я пришел домой и уснул, помню смутно. Голова болела, во рту сухо, но встать пришлось. В обед нужно ехать по делу Бата, и я это помнил. Картонка с точным адресом валялась в холщевом, хипповском рюкзаке. Там же валялся небольшой сверток, который нужно было передать.

Физически состояние было мерзкое. Марк сказал, что это болезнь известная, старая, пройдет. Сказал и рассмеялся. Настроение было замечательное: вчера был День рождения – первый в моей новой жизни, а со старой сегодня все кончится. И это тоже было приятно. Из моих “глобальный” проблем – оставалось только Лика. Вернее, наше с ней общение, которое нужно восстановить.

Я стоял, оперевшись на стойку, у кассы в магазине. Стоял и рассматривал на стене длинное прямоугольное полотно в “кислотных разводах”, когда вошла она. Она вбежала в магазин очень легко, будто влетела в него. На ней была юбка в цветочек и белая майка, волосы стянуты в тугой хвост.

– Привет, Косяк! Чего не заходишь? – она подошла ко мне, на мнгновение смутилась, но потом поцеловала в щеку, словно ничего не было.

– Привет. – сказать, что я был удивлен – ничего не сказать. – А ты…

– Да я недалеко пробегала просто, – перебила она. – Решила зайти, сказать, что ты можешь приходить. Все хорошо. Ты как поживаешь?

Ответить я ничего не мог, и выражение лица было, наверное, очень тупым. Она нахмурила брови, спросила: “У тебя все в порядке?”. Увидев в ответ мою улыбку, тоже улыбнулась, сказала, что ей пора бежать и, что она вообще заходила ненадолго, попрощалась, снова поцеловала меня в щеку и выбежала из магазина.

Из второго зала, где продавались пластинки и книги, вышел Бат:

– Я все слышал. Вот сейчас даже я не понял, но тебе определенно нужно сходить к ней в гости. – сказал он.

– Я сам, Марк, не понял.

– Хм! Женщины! – многозначительно сказал он и вернулся в музыкальный отдел.

– Так что, так можно было?! – закричал я, то ли от радости, то ли от непонимания произошедшего. – Можно было не переживать? Это что? Это у них такое часто? Просто забыла?

– Частенько. – ответил мне голос Марка откуда-то из дальнего зала. – Но не стоит на это постоянно рассчитывать. В другой раз может не повезти.

– Охренительно. – сказал я уже тихо, сам себе. – Вот это поворот.

 

***

Я вышел из магазина и двинулся в сторону метро. “Через час я закончу свое последнее дело в “уличной” жизни”. Эта мысль засела в моей, до сих пор мутной, голове. Но было все равно приятно об этом думать. У входа в метро ко мне подбежала невысокая полная цыганка в возрасте. На голове пестрый платок, из-под которого на плечи ниспадали черные волосы, на шее цепочки, одежда яркая и пестрая. В общем, цыганка.

– Позолоти ручку, молодой, яхонтовый!

Про цыган я знал немного. Мы старались с ними не пересекаться.

– Позолоти-позолоти. Не жадись. – настаивала она, когда я собирался молча пройти мимо. – А я тебе погадаю по ладошке. Да все тебе расскажу.

– Что? Правда погадаете?

– А ты дай мне ручку свою?

Я протянул ей ладонь. Цыганка взяла ее и долго рассматривала.

– Интересная у тебя жизнь, мой хороший. Интересная, но тяжелая. Тяжело тебе сейчас, но поменяется все, изменится-переменится, как ветер в море.

– А когда? – спросил я.

– Скоро.

– А с прошлым что?

– Тяжело тебе с прошлым. Вижу, в нищете жил. Парень рядом с тобой был. Вел тебя по жизни. Говорил чего-то. Вижу, трудно тебе было.

– А еще что было? – я почувствовал как начал волноваться, и сердце застучало сильнее

– А ничего не было. Ты, золотой мой, счастье найдешь, но не сразу. Прошлое? – Он посмотрела мне в глаза, потом снова уткнулась в взглядом в мою ладонь и зацокала языком. – Не было у тебя прошлого как будто. Пелена какая-то. А будущее… тут как повезет.

Я поначалу не понял ее слов. Уговор- есть уговор, поэтому я полез в карман за деньгами.

– Не возьму с тебя, мой дорогой. Иди. Иди с Богом. – цыганка развернула меня в сторону метро и слегка толкнула в спину. – Иди себе, яхонтовый, не оборачивайся.

 

***

“Я – человек без прошлого”. Всю дорогу я думал над словами цыганки. С прошлым я, может быть, уже свыкся, а про будущее пытался подумать. Ничего не придумал, вспомнив про то, что все эти цыгане мутные, и не стоит заморачиваться. К тому же, я стоял перед домой, куда мне нужно было отнести сверток. Поднялся на нужный этаж, нашел квартиру, позвонил. Дверь мне открыл парень в шортах, с голым худым торсом.

– Я от Бата. Он просил передать. – сказал я.

– Знаю. Заходи.

Я зашел. На пороге грязной, маленькой квартирки снял рюкзак, достал из него сверток, отдал парню:

– Вот.

– Ага, спасибо. – Парень испуганно прижал пакет к груди и посмотрел в сторону.

Вторая дверь открывалась внутрь квартиры, поэтому я не видел, кто за ней стоял. Оттуда вышел молодой мужчина в джинсах, рубашке и темной болоньевой куртке:

– Добрый день. Старший лейтенант Круглов. Вы задержаны. – Одной рукой мужик держал перед моим лицом раскрытую красную книжечку, другой – ловко защелкнул на мне моем запястье наручники. – Заходи – не стесняйся.

Пиздец близок, подумал я.

 

***

Я сидел в облезлой комнате на стуле. Рядом стояли четыре человека: старший лейтенант Круглов и, вошедший чуть позже с двумя соседями-понятыми, лейтенант Борисенко. Передо мной стоял стол, на котором разворачивали мой сверток, вернее сверток Бата, что-то еще говорили про курьера, что “наконец его взяли”, про протоколы, отдел и наркотики. Мне было страшно. Жутко страшно. От волнения я не мог различать голосов, не обращал внимание на движения в комнате. Но я понимал, что меня подставил Бат, или, скорее всего, хотел проверить этого доходягу. Он оказался “красным”, а меня взяли при передаче, и теперь закроют. Обязательно закроют. Я это понимал. Я понимал, что это конец.

“Я уйду в тюрьму, выйду через несколько лет, вернусь в подвал, откуда уже никогда не выберусь”. Так я думал.

В руках, на которых были застегнуты наручники, я держал свой, уже несколько раз осмотренный, рюкзак. Слышно было, как по улице медленно проехала машина, из окон которой играла старая знакомая песня:

 

This is the end, beautiful friend.

 

This is the end, my only friend,

 

The end, of our elaborate plans,

 

The end, of everything that stands,

 

The end, no safety or surprise,

 

The end.

 

I’ll never look into your eyes again.

 

 

Мысль была одна – бежать. Бежать любым способом и при первой же возможности. У меня не было никаких документов, и они ничего про меня не знали. Оставалось только придумать, как дать деру.

Мы просидели в комнате недолго. Понятые подписали какие-то бумаги, ко мне подошел лейтенант Борисенко, расстегнул один наручник, сразу же застегнул на своей руке, и мы пошли на улицу. Рядом со входом в подъезд, в нескольких шагах, стояла их машина. Когда Борисенко сажал меня на заднее сидение и садился сам, на детской площадке я увидел Батарею. Он увидел меня, молча встал с качелей и ушел.

Бат проверял этого парня, к которому я пришел. Когда-то я услышал выражение “пушечное мясо”, и оказался им. Вот какую “работу” он мне приготовил. Мне просто не повезло.

Я сидел в ментовской машине, прикованный к лейтенанту. Я понимал, что если мы доедем до отдела, то я не выйду из него.

– Остановите машину. Пожалуйста! – я взмолился, пытаясь изобразить приступ рвоты. – Меня сейчас вырвет.

– Ага, щас блять! Думаешь, умный такой? – ко мне повернулся Круглов с переднего пассажирского.

– Колян, ты зря! Смотри, пацан зеленый совсем. Ему реально, по ходу, плохо. Сейчас тут все заблюет. И меня вдобавок. – сказал Борисенко. Видно, от страха я и вправду выглядел не очень.

– Эээ, мужики, вы давайте, решайте с пацаном. Мне же потом тачку смене сдавать. И мыть еще. Ну нахер. – подал голос водитель-сержант.

– Ладно, останови. – приказал водителю Круглов, потом повернулся к нам. – Выведи его. Только аккуратно. Что б не свалил. Мы тут посидим.

Машина остановилась у маленького парка с фонтанчиком, и лейтенант повел меня в кусты.

– Терпи! Не блюй! Еще будешь улицу поганить! В себе держи, а то получишь. – говорил мне Борисенко.

По дороге, я пару раз для убедительности пытался припадать с приступом тошноты к его груди. Мы остановились у кустов, я раздвинул куст, согнулся пополам и стал выдавливать из себя соответствующие звуки. Решив, что пора, я еще раз изобразил рвоту и резко лягнул Борисенко ногой в пах. “Попал как надо”, понял я, когда лейтенант упал на землю и застонал. Я тут же кинулся к его карманам и стал искать ключ от наручников.

Мне было страшно. Мне казалось, что вот-вот из машины выскочат Круглов с водителем и станут стрелять, или пистолет достанет Борисенко. Руки мои судорожно рыскали по брюкам лежащего мента, в голове дико стучало, а время остановилось. Ключи я нашел в нагрудном кармане рубашки и только со второй попытки расстегнул свой наручник, потому что постоянно пялился то на лейтенанта, то на машину. Прошло всего несколько секунд, как я ударил лейтенанта, но это было очень долго. Круглов увидел что происходит и выскочил из машины. Но я уже бежал. Мне казалось, что так быстро я еще никогда не передвигался. Я перепрыгнул через кусты и маленькую оградку парка и бежал.

Я бежал еще достаточно долго, перебегая через дворы и улицы, пробежал через ряды небольшого рынка, потом заскочил в первый попавшийся трамвай и уехал в сторону другого района и другой станции метро. В кармане я наскреб мелочь на проезд, купил билет и сел у окна. Дышать было трудно, в горле драло, а колени тряслись. Я посмотрел на свои руки. “Вот интересно, а когда это я успел схватить рюкзак и как его не потерял?” – подумал я, сильно удивившись тому, что в левой руке зажал лямку рюкзака. Руки мои не забыли его схватить, даже когда я искал ключ. Странная штука мозг.

В трамвае людей практически не было, и я начал успокаиваться и убеждать себя в том, что за мной больше не гонятся и меня не найдут.

“Они не знают моего имени, но знают меня в лицо, но я живу в другом районе. Тот парень может выдать Бата, но точно не скажет, где тот живет, потому что Бат не скажет никогда не “своему”, где его искать” – мысли молниеносно пролетали через мою голову, спутывались между собой, но здравый смысл брал верх. Вроде все сходилось. Я понимал, что мне ничего не угрожает и меня не найдут, и от этого становилось легче. “Мне чертовски повезло. Просто вначале неповезло, а потом повезло”, – подумал я.

Когда выходил на трамвайной остановке и заходил в метро, я вдруг осознал еще, что теперь и Бат не станет меня искать, и я окончательно освободился от “уличной” жизни. Это меня порадовало.

Это было тяжело, но это все-таки случилось.

 

***

Пока я добрался до “Мудрости вселенной”, наступил вечер. Я вернулся, когда Марк уже закрывал ставни на больших стеклах магазина. Он накормил меня, включил музыку, потом налил чаю и стал скручивать косяк. Только тогда я ему все рассказал. Про Бата, про подставу, про ментов, про наркотики в сумке и про, как он сам потом сказал, “роковой удар по яйцам”. Я сидел в любимом кресле и курил.

“Мне сегодня чертовски повезло”, -вновь подумал я.

– Тебе сегодня чертовски повезло. – словно услышав мои мысли сказал Марк. – Там наверху тебя любят.

– Наверное, ты прав. – сказал я, но думать уже не мог. В голове играла музыка, тело было очень тяжелым, дым был густым, и я провалился в сон, сидя в любимом кресле магазина “Мудрость вселенной”.

 

Глава 17

Блокнот

 

Меня разбудил наутро солнечный совет, который ударил по моим глазам, когда Марк открыл ставни магазина. В магазине стоял благовоний, кофе и еды. Марк пожарил бутерброды, и они уже лежали на круглом столике с коваными ножками. Это было замечательное утро, наполненное свободой. Я проснулся там же, где и уснул – в кресле, а мысли в голове нисколько не поменялись. Я стал свободным!

Я потянулся в кресле и сразу же принялся за завтрак. В магазин зашел Марк:

– Доброе утро, Косяк!

– Доброе, Марк.

– Какие у тебя на сегодня планы?- спросил он.

– Начать работать! – очень радостно ответил я.

Покурив, умывшись и почистив зубы, я окончательно проснулся, и подумал, что было бы неплохо убраться в магазине, вытереть везде пыль и помыть полы. Об этом меня просил Марк уже пару дней, но все как-то не получалось.

Солнце было необычайно ярким, играла музыка, было хорошо и легко. Я носился с тряпками по магазину, вытирал каждую полочку и каждый предмет на ней, подмел и вымыл пол, протер от пыли картины и фотографии на стенах. Полдня пролетели незаметно, когда Марк сказал, что пора обедать. Мы разогрели еду, сесть решили прямо в магазине.

– Что ты будешь делать вечером? – спросил он меня, когда мы садились.

– Не знаю. Хотел доехать до Лики. Рассказать ей все. Погулять, может быть.

– Да, хорошо. Подари ей что-нибудь.

– Что, Марк?

– Черт, Косяк, ты работаешь в магазине сувениров, музыки, одежды и всякой красивой, но не нужной, херни. Выбери что-нибудь!

– Ты разрешаешь мне? – мне было приятно от того, что я смогу сделать Лике подарок.

– Ну конечно! Это ведь твоя будущая девушка. Я надеюсь. В конце концов, ты ее любишь. Возьми что-нибудь.

– Хорошо, Марк, спасибо. – сказал я.

Когда мы пили чай, я снова перелистывал блокнот Павлика.

– Что это? – спросил Марк.

– Это блокнот Павлик. Его нашла Машка и отдала мне. Вот, наконец добрался до него.

– Ммм, интересно. А что в нем?

– Пока ничего особенного не нашел. Все никак до него руки не доходили.

– Ясно.

В блокноте были непонятные заметки, адреса, телефоны, имена и фамилии разных людей, числа, между страниц были вложены какие-то бумажки. Ничего интересного и понятного.

Я перелистнул очередную страницу где-то в середине – разворот был полностью чист, только одна надпись наверху слева: “Лунный проезд, 3/74”. Чуть ниже скотчем был приклеен ключ.

– Мааааарк. – протянул я, не отрываясь от блокнота.

– Что?

– Ты знаешь, где находится Лунный проезд.

– Да. А что? Это далеко отсюда.

– Да вот, посмотри. Что за адрес у него написан?

Марк подошел и склонился надо мной, заглядывая в блокнот:

– Косяк, я знаю где это… Очень интересно.

– Что? Что интересно, Марк? – я начал волноваться.

– Косяк, это на другом конце города. И там находятся гаражи. Понимаешь? Это адрес гаража. 3 – это номер ряда, а 74 – номер бокса. А это, – он ткнул пальцем – видимо, ключ от него.

– Охренеть. – это единственное, что я мог сказать.

– Давай поедем и посмотрим.

– Да! Да, конечно! Давай! Давай прямо сейчас? – еще больше заволновался я, но резко передумал. – Нет! Я один. Я один съезжу, потому что не знаю, что там может быть. Я один. Потом лучше вдвоем поедем, если там все хорошо. А то, мало ли…

Я волновался. Я встал из-за столика, закурил и начал ходить по магазину взад-вперед, думая о гараже.

“А вдруг там машина?” – обрадовался я поначалу, но потом вспомнил, что водить не умею и документов никаких у меня нет, поэтому она мне в жизни никак не поможет.

– Косяк, успокойся. Просто поезжай и посмотри что там. – сказал мне Марк, видя мое волнение.

Я сел в кресло и случайно уронил блокнот, который лежал на краю столика. Из него вылетела какая-то серая бумажка. Наши взгляды упали на нее. Это оказался маленький обрывок газеты, сложенный вдвое. Я развернул листок и обомлел еще сильнее, когда увидел на нем себя. Молча показал Марку – тот увидел и поперхнулся, забрызгав себя, меня и стол горячим чаем.

На газетном обрывке была напечатана моя фотография и заметка.

 

***

Акробат растворился в воздухе

Известный и популярный цирк, совершающий сейчас гастроли по стране, потерял в дороге одного своего участника. Труппа цирка ехала в наш город на поезде, когда пропал акробат и воздушный гимнаст, 20-летний Феликс Аверьянов(фото справа). Как это случилось, жив ли он, никто пока не знает.

Несколько артистов выпивали в купе, в котором ехал Феликс. Вышли покурить в тамбур поезда, а когда вернулись, обнаружили лишь открытое окно и пустое купе. О том, что бесстрашный акробат, регулярно совершающий выдающиеся пируэты под куполом цирка без страховки, выпрыгнул в окно, никто и подумать не мог, поэтому друзья не подняли тревогу, спокойно разошлись по своим места и легли спать. Только наутро все поняли, что Феликса нет в поезде, а позади уже тысяча километров.

В “кулуарах” поговаривают, что артист сбежал ни то от любви, ни то от конфликта с худруком, ни то от долгов, но это всего лишь слухи и сплетни. Таинственное исчезновение стараются не выносить за пределы цирка, а его администрация от каких-либо дополнительных комментариев воздерживается, уверяя нашу редакцию, что на дальнейшей судьбе выступлений и гастролей отсутствие артиста никак не скажется.

Труппа продолжает усиленно работать, ждет возвращения гимнаста, а его исчезновение уже назвали “очередным творческим загулом”. Остается только надеется, что Феликса на арене смогут заменить, и представления пройдут хорошо, гладко и без происшествий.

Владимир Семенов.

Фото из архива цирка.

 

***

– Меня… зовут… Феликс… Какое… дурацкое имя. – это все, что я смог сказать вслух.

– А ты, оказывается… дебил. Ты зачем в окно полез? – Марк уставился на меня и замолчал.

– Я – воздушный гимнаст. И мне двадцать лет. Действительно, гибкий. – я вспомнил фразу Давида Ефимовича. Он не мог этого знать, но попал в самую точку.

Марк сел на свое место. Мы закурили. Мои глаза наполнились слезами.

– Я долго уже живу, и не думал, что смогу еще так удивится. Это невероятно. – Марк смотрел в одну точку и не мог пошевелится.

Так мы просидели долго, пока в магазин не зашел посетитель. Он посмотрел на две окаменевшие фигуры и молча прошел в музыкальный зал, выбирал винил, а мы просто молчали. Он купил пластинку “The Rainbow”, расплатился и ушел.

Ко мне начало приходить осознание начала новой жизни, о которой я и думать не мог. Я начинал понимать, что совсем скоро у меня появится работа, возможно семья, родители и все, чего так не хватает обычному, “глянцевому” человеку. Этот нескончаемый поток мыслей свалился на мою голову очень резко и очень тяжело.

“Неужели это конец моей “уличной” истории и только теперь начало совершенно иной? Означало ли это то, что Косяк вот-вот кончится и начнется, а вернее продолжиться, Феликс?”

Самое предательское в этой истории – это блокнот, который все это время был совсем рядом и хранил в себе ответы на самые главные вопросы в моей жизни.

Когда была напечатана статья, указано не было. Заметка была наскоро и неровно вырвана из газеты, и я мог лишь догадываться, что Павлику она попалась случайно, и он просто не успел мне ее показать. Я старался вспомнить тот день, накануне его смерти. Вспомнил лишь, что вернулся с Батом в подвал поздно ночью, когда все уже спали, а наутро мы нашли Павлика мертвым.

 

***

Как часто бывает в жизни, что мы чего-то очень долго и мучительно ищем, а потом находим неожиданно, прямо у себя под носом и понимаем, что все могло бы быть намного проще, обрати мы внимание на мелочи? И эта мелочь несла в себе ключ к самому дорогому и сокровенному, а я ее просто не замечал. И сколько всего могло не произойти, если бы Павлик не умер, или найди я блокнот сразу?

Я задумался: “А может все не случайно? И мне нужно было через все это пройти?”

Неизвестно, каким был Феликс человеком, но Косяк уже явно другой, совершенно новый человек, память которого теперь наполнена другими воспоминаниями. В его голове другие мысли и эмоции.

Я поймал себя на той мысли, что могу даже выбрать, кем быть. Могу остаться Косяком или вновь стать Феликсом Аверьяновым. Конечно, я уже все решил. Но потеряв однажды одну жизнь, начинаешь очень сильно ценить ту, что есть. Пусть некудышную, жалкую, мерзкую, но все-таки твою. И даже с такой прощаться хочется неспешно и не сразу…

“Стать. Я решил стать”.

 

***

Марк взял в руки телефон, телефонный справочник и сказал, что постарается узнать, где сейчас находится мой цирк. Последнее словосочетание было для меня очень непривычным, но приятным.

“Мой цирк”… – повторил я сам себе.

Я слонялся по магазину, из угла в угол, не находя себе места. “Собрать вещи, приехать и рассказать все Лике, заехать в гараж Павлика, любым способом уехать за цирком – мысли кувалдой залетали в мою голову, не давая мне покоя. – Невероятный день!”.

Последней новостью меня ошарашил Марк, после того, как около часа упорно кому-то звонил, чего-то спрашивал, а потом торжественно объявил, что я могу собирать вещи и вскоре, хочу я того или нет, но исполню нашу с Павликом маленькую мечту – увижу море, потому что сейчас мой цирк гастролирует именно на побережье, где пробудет еще две недели. На этих словах я понял, что ничего необычнее со мной никогда еще не происходило.

 

 

Глава 18

Она, и снова Она

 

Скоро мне предстояло уехать. Я этого хотел. На чем угодно и когда угодно. Я готов был сорваться, если бы не пара человек, с которыми должен был поговорить.

– Марк, я скоро уеду. – мы были в магазине и разговаривали.

– Я знаю, Косяк… То есть, Феликс… даже как-то непривычно… Я знаю, что ты уедешь. И всегда знал. Я бы поступил точно так же, будь уверен. Тем более, ты вернешься в свою счастливую и старую жизнь. Тебе нужно ехать, и чем раньше, тем лучше. Просто… Просто…- Марк оторвался о своих дел за кассой и поднял глаза. – Просто я буду чертовски скучать. – сказал он, снимая очки.

– Черт, Марк, и я буду. Спасибо тебе! Ты стал для меня как отец.

Марк встал, молча подошел и обнял меня:

– Тебе нужно собираться. Я приготовил тебе новых вещей… на память. – Он отошел к стелажу с вещами, взял с полки сверток и протянул мне.

– Спасибо, Марк. Когда я доберусь, я сразу же позвоню тебе. Может там я что-нибудь вспомню.

– Да, ты молодец. Я верю в тебя. Возьми еще что-нибудь. Подарок Лики и себе.

– Хорошо, Марк. Я выберу.

И я выбрал. Выбрал простой кожаный браслет, который сразу же надел на руку.

 

***

Перед тем, как отправиться к Лике, я решил заехать к Давиду Ефимовичу. Не знаю почему, но я понял, что должен ему все рассказать. Он будет рад, ведь он все знает и все понимает. Мне так казалось. Я легко вспомнил, где он живет и поехал.

Передо мной стоял знакомый пятиэтажный дом желтого цвета с покатой крышей и маленькими балкончиками. Я поднялся на нужный этаж и зазвонил в старую коричневую дубовую дверь. Долго никто не открывал. Позади себя я услышал звук щелкающего замка. Распахнулась дверь и напротив, в дверях, стояла толстая тетка во фланелевом халате и бигудями на голове. “Соседка, которая за ним ухаживает”- догадался я.

– Вам кого? – спросила она, отхлебывая из кружки.

– Я ищу Давида Ефимовича. Мы знакомы.

– Он умер.

– Как? Когда? Мы же с ним недавно виделись?

– Мальчик, он умер тридцать лет назад. Ты че, пьяный?

– Не может быть… – произнес я уже почти шепотом и, еле шевеля ногами, спотыкаясь, побрел вниз. – Этого не может быть. Такого просто не может быть.

– Ебанутый. – только сказала тетка мне вслед, захлопывая дверь.

 

***

Я ехал к Лике домой. Я старался не думать. Просто не думать. Не заморачиваться об этом. Просто оставить все как есть.

Передо мной стоял знакомый дом. С занавесочками все было в порядке, и я постучал в дверь.

– Косяяяк, я так рада, что ты пришел! Привет! – она поцеловала меня в щеку.

– Привет. Ты знаешь, я скучал.

– Косяк, это так мило. И я. Проходи скорее.

Я зашел в дом, и мы пошли на кухню. Лика стала накрывать на стол, я вымыл руки. Я не знал, как ей все рассказать и все объяснить. Как уговорить ее уехать со мной? Я решил пока молчать.

– Как поживаешь? – спросил я.

– Косяк… Я не знаю, как тебе ответить. Я скучала по тебе все эти дни. Честно. Я устала. Ко мне несколько раз приходил Бат.

– Что-нибудь говорил?

– Да, говорил. – Лика резко поменялась в лице. – Говорил, что тебя взяли при передачи наркоты. Я была в истерике. Я так испугалась за тебя. – Она бросилась ко мне на шею и разрыдалась.

– Все хорошо. Теперь, точно все хорошо. И будет еще лучше.

Так мы молча простояли еще долго. В доме играла музыка. Та, что нравится мне больше всего. Та, что была написана много лет назад. Мы стояли, обнимались. И это было хорошо. Я почувствовал, я понял, что не хочу ее отпускать. Никогда. Я просто не смогу уехать отсюда без нее. И не смогу сейчас разжать руки, что бы выпустить ее из объятий. Это было прекрасное ощущение. Я чувствовал ее запах, тепло ее тела. Слышал как она дышит. Она повернула голову и поцеловала меня.

Она поцеловала меня как в тот раз. Ее мягкие, приятные и влажные губы. Я почувствовал ее на своих губах. И это было хорошо. Мы целовались долго, потом я набрал в грудь побольше воздуха и сказал ей:

– Я люблю тебя.

Она поцеловала меня еще раз, взяла за руку, и мы пошли в комнату, в которой не горел свет.

 

***

Мне никогда не было так страшно. Я никогда еще так не волновался. Мы стояли и целовались в комнате, в которой не горел свет. Она стянула с себя футболку, потом с меня. Я крепко прижал ее к себе и почувствовал ее горячую кожу. Мне никогда не было еще так жарко. Она легла на кровать и потянула меня за собой. Я лежал на ней и целовал ее губы и чувствовал тепло ее тела. Она резко перевернула меня на спину и оказалась сверху. Она целовала мои губы, шею, уши. Я готов был поверить, что это скорее всего сон. Мне нравилось смотреть на нее, трогать, гладить, целовать. Меня поглощало чувство любви, которое я бы не смог передать словами. Мне не хотелось, что бы это заканчивалось. Я не верил, что это происходит со мной.

Она поднялась, разделась. Я разделся сам.

Она снова легла на меня. Я сильно возбудился. Лика прошептала:

– Просто расслабься.

Она начала целовать и облизывать мое ухо, потом стала спускаться ниже, медленно проводя своим языком по моей шее, и цепляя губами кожу. Она опускалась все ниже, и меня накрывала будоражащая волна. Мне нравилось чувствовать ее тело, трогать ее гладкую кожу.

Она спускалась все ниже.

Она была там, внизу. Ее волосы лежали у меня на животе, а ее голова медленно качалась. Я был сильно возбужден. Это было очень приятно. Это продолжалось недолго. Я думал, что это вот-вот закончится. Время остановилось, когда я зажмурил глаза, выгнул спину, по телу прошла волна напряжения, и все закончилось. У меня не осталось сил. Это случилось впервые… в моей новой жизни, по крайней мере.

Так мы лежали какое-то время. Она была все еще там внизу, я гладил ее волосы, пропуская их через свои пальцы. Я почти не чувствовал ног и не мог шевелиться. Я чувствовал ее на себе, ее горячее и влажное от пота тело. Это было хорошо.

Она переползла ко мне, перевернулась на спину, я склонился над ней и стал целовать ее. Я пробовал на вкус ее губы, уши, шею. Я пробовал на вкус ее долго. Я стал спускаться ниже, она тяжело дышала. Я гладил ее руками, и это было приятно. Я изучал губами ее тело, спускался еще ниже и попробовал ее. Мне это понравилось. Она была вкусной.

Она начала стонать. Я хотел, что бы она испытала то же самое. Это было хорошо. Она обхватила мою голову руками и прижила к себе. Она запускала пальцы в мои волосы, царапала меня, прижимала к себе так, что я почти оказывался внутри нее. Я положил свои руки ей на грудь. С каждой секундой она дышала тяжелее и тяжелее, начала извиваться, стонала все громче. Мне это нравилось. Меня это заводило.

Она успокоилась, потянула меня за плечи и прошептала:

– Иди ко мне.

Я лег на нее. Она взяла его в руку, крепко сжала и направила в себя. Так я оказался внутри нее. Я почувствовал тепло и влагу. Это было хорошо. В первый раз или впервые в своей “уличной” жизни. Я начал двигаться в ней. Первые минуты это было немного нелепо, но потом я привык, волнение отступило, и, кажется, ей это нравилось.

Я двигался, она кричала, сжимала мои ягодицы, царапала и кусала меня. Так продолжалось достаточно долго. Она то затихала, то снова начинала тяжело дышать, потом постанывать, медленно переходя на крик. Иногда она просила остановится, и тогда мы просто лежали, а потом начинали снова, но уже по-другому. Она показывала мне, как это можно делать иначе. Мне казалось, она была мною довольна. Это было хорошо. Она была красива, и мне хотелось поцеловать каждый сантиметр ее тела.

Мне нравилось смотреть, как это происходит у нас. Я не знаю, было ли такое со мной и раньше. Может и было, или нет, или было, но намного хуже или лучше. Это неважно. Я не думал об этом. В моей голове была только она. Та, которую я хотел бесконечно обнимать, целовать, трогать, чувствовать ее запах. Та, которую я хотел. Та, в которой мне все нравилось. Та, которая была для меня самой красивой. Та, которую я полюбил.

Мы занимались этим долго. Я уже почти выбился из сил, когда почувствовал, что сейчас это закончится. Я сделал несколько резких толчков, она вскрикнула, и я упал на нее.

Она лежала на животе, я лежал рядом и гладил ее спину. В комнате, в которой не горел свет, по-прежнему играла музыка. Нам было хорошо. Я засыпал.

 

 

You had the moves, you had the cards

I must admit you were awful smart

The awful truth is awful sad

I must admit I was awful bad

 

And I, I, I, I, I, I, I

I walked the streets of love

and they’re drenched with tears

And I, I, I, I, I, I, I

I walked the streets of love

for a thousand years

 

Глава 19

Конец

 

Было уже светло, когда я проснулся. Вернее меня разбудил настойчивый громкий стук в дверь. Лики в комнате не было. По тому, что было прохладно, и солнце светило не очень ярко, я понял, что еще только начинало светать. В дверь барабанили кулаком, и это не могло не настораживать. Я вскочил с кровати, когда в комнату влетела Лика и сказала, что это Бат.

– Черт, что ему здесь нужно? – спросил я, одеваясь.

– Я не знаю, но тебе лучше спрятаться.

Мысленно я уже согласился с Ней, когда до меня дошло, что… я не хочу. Я сам открою ему дверь, и мы поговорим. Из коридора послышался грохот, и мы поняли, что дверь ему открывать не придется – он ее вынес. Мы выбежали в коридор и увидели в дверном проеме пошатывающуюся фигуру:

– Ох ты! Сученыш?! Это ты?! А я думал, тебя закрыли. – Он был сильно удивлен, зол, но доволен, и изрядно пьян… или обдолбан. – Что, на сладеньком грелся? Понравилась шлюшка?

– Рот закрой! И уёбывай! – я его не боялся. Он был сильнее меня, у него в кармане обязательно было, чем меня убить. Я это знал, но страшно мне не было. Лика стояла сзади. Я знал, что Она напугана. Я слышал Ее беспокойное дыхание.

– Убью…- прошептал Бат, скалясь.

Вразвалочку, он не торопясь подошел ко мне и резко ударил меня в висок. В глазах все поплыло, я осел на пол и все померкло.

Из-за состояния Батареи, удар получился несильным и не точным, поэтому я отключился ненадолго. Я открыл глаза, когда уши болели от свиста. Этот ужасный звук разрывал мою голову. На кухне кипел чайник, который Лика машинально поставила, зайдя на кухню, перед приходом Бата. Второе, что я услышал – это Ее крик. Я потерял сознание всего на несколько секунд, а когда открыл глаза – увидел, как Батарея тащит Ее за волосы в комнату. Я попытался резко встать – рухнул на колени. Голова кружилась, пол подо мной плавал, и, кажется, подташнивало. Я попытался встать, опиравшись руками о пол. Поднялся и тяжелыми шагами пошел к Бату.

Я подошел сзади, когда он, стоя в дверях комнаты, швырнул Ее на кровать. Я подошел сзади, схватил его за руку и развернул лицом к себе. Я успел только прокричать Лике “Беги!”, когда Бат крепко схватил меня за плечи и бросил из коридора на кухню. Я пролетел через маленький кухонный стол, услышал, как по полу рассыпаются вилки и ложки. Спиной я влетел в газовый баллон, который пошатнулся и со звоном упал в угол.

Бат подошел и сел на меня.

– Убью… Я же сказал… Убью. – тяжело дыша, он обхватил руками мое горло, и я почувствовал, как становится очень больно, а дышать невозможно.

Он сидел на моей груди, сильно прижав мою левую руку своей коленкой, его руки сдавливали мое горло, а в голове засел невыносимый свист кипящего чайника. Правой рукой я нашарил на полу рукоятку какого-то столового предмета. Крепко сжав его в кулаке, я занес правую руку и наотмашь ударил Батарею в висок. Хватка его стала ослабевать, дышать становилось легче, и тело Бата опустилось на мою голову.

Спихнув его с себя, я поднялся, выключил газ, и дурацкий чайник, наконец, успокоился. В дверях дома стояла Лика, на кухне был беспорядок. Глаза Бата были полуприкрыты, а из дырки в правом виске сочилась кровь. Он не дышал. В моей руке был зажат кухонный молоток.

– Хорошая… собирай вещи… мы уходим отсюда… навсегда… – это все, что я смог произнести, когда до меня дошло, что я убил человека. Впервые в своей жизни, я убил человека. Я убил человека, который однажды спас меня, и, которого однажды спас я. Я убил его.

Я вдруг понял, что, где бы я ни жил, и чем бы ни занимался, я не стану прежним. Я переступил тот порог, который отделял меня от Бата и от всей “уличной” жизни. Мне не было от этого грустно. Просто… мир я увидел по-другому. Даже обладая “глянцевой” жизнью, я всегда буду хранить в себе “уличную”…

 

***

Лика быстро собрала небольшую сумочку с вещами и всем необходимым. Я отправил ее к метро, а сам открыл форточки, разбросал на дому тряпки, матрасы, газеты, и все это поджег. Пламя быстро побежало по полу, когда я закрыл за собой дверь и побежал к метро.

Когда мы встретились, Она спросил:

– Ну что?

Я ответил:

– Не беспокойся. Все кончено.

– Ясно. – сказала Она. – И куда теперь?

– Ты знаешь, где это находится? – из рюкзака я достал блокнот Павлика, раскрыл его и показал адрес.

– Да, это недалеко. Там гаражи вроде. Что это вообще такое?

– У тебя права есть?

– Ага… – ответила Она, понимая, что ее жизнь начинает сильно меняться.

Почти всю дорогу мы молчали. О том, что я нашел в блокноте Павлика и кто я такой, я начал рассказывать, когда мы вышли из автобуса и пошли пешком по аллеям, между бетонными гаражами. Когда Она услышала мое имя – нервозно хихикнула. Она была шокирована.

Мы нашли нужный бокс, я достал ключик и открыл ворота. В гараже стояла старенькая черная иномарка. Вернее, от слоя пыли она казалось серой, но выглядела вполне неплохо. Лика шустро вбежала внутрь, открыл дверь и забралась в машину. Достав что-то из бардачка, она вылезла наружу и сказала:

– Я не знаю, что все это значит. Может, он ее выиграл? Но тут документы, ключи и атлас дорог. Тебе чертовски везет, малышь. – заигрывающи сказала Она.

– Да, потому что мы отправляемся искать мою прежнюю жизнь. И ты за рулем.

Мы выкатили машину, завели. Я закрыл гараж. Когда садился в машину, и мы трогались, Она спросила:

– А ты, уверен, что я хорошо впишусь в твою новую жизнь?

– Да, потому что я люблю тебя.

Она помолчала, потом произнесла:

– Только на мойку заедем.

Мы выезжали на дорогу, когда я включил радио и услышал знакомую песню:

 

Gotta do what it takes

Coz it’s all in our hands.

We all make mistakes

Yeah, but it’s never too late

To start again, take another breath

and say another prayer.

 

And fly away from here,

Anywhere, yeah I don’t care.

We’ll just fly away from here.

Our hopes and dreams

Are out there somewhere.

 

Конец.