Андрей Харламов. Слово, летящее белой птицей (повесть). Глава 2. Поэтический турнир

… Брызги солнца! Янтарь и смех! И стихи.

Чудо-конь. Белоснежный. Крылья – две волны, пенные и сверкающие, глаза-звёзды, золотая грива, и серебряные искорки из-под копыт.

Уголь снял с Пегаса тоненькую девушку в розово-голубом платье, с вышитым букетом ромашек на груди, и передал её в руки флеям.

– Смелая девушка! Кто следующий?

И ловко выхватил из окружившей его толпы Аркадьюшку. Конечно, его, Дингвиса, он ни за что не возьмёт.

– Я ведь тяжёлый,- смущённо сопротивлялся Аркадьюшка.

–   Выдержим.

Конь опустился на колени, чтоб Аркадьюшке легче было залезть ему на спину. И вдруг – посмотрел на Дингвиса умными смеющимися глазами. Как человек!

Взмах крыльев!

– Ох!…

Пегас с двумя всадниками стремительно взмыл к небу.

– Как там хорошо! – восторженно воскликнула пришедшая в себя девушка-ромашка, прижав ладони к груди. Из янтарного ободочка на её запястье в глаза Дингвису прыгнул солнечный зайчик.

«Пробка, – зажмуриваясь, подумал Дингвис, – пробка».

А вслух:

– Готовьтесь! Скоро начинается главный турнир!

И двинулся напролом, яростно работая локтями, сквозь плотные ряды флеев.

– Готовьтесь! Готовьтесь!

Ведь стихи – у них тоже есть крылья. Они тоже могут поднимать нас ввысь!

Стихи, янтарь и смех!

 

Читайте журнал «Новая Литература»

И алмазные брызги – это Пегас разбивал крыльями встречные солнечные потоки.

Оп!

Солнце оказалось где-то позади и сбоку. А впереди, и вокруг – только небо. Голубое свободное небо!

– Я не думал, что так здорово летать! – выдохнул Аркадьюшка, голова у него шла кругом. – Но как бы мне не выпасть.

– Не выпадешь. Я же поддерживаю тебя. Крепче держись за гриву. Ему не больно.

– Ага, – Аркадьюшка ещё сильней сжал в кулаках длинные золотые пряди на шее скакуна – мягкие, шелковистые, но, в то же время, толстые и очень прочные, и глянул вниз.

Прямо под ними сверкала сахарная Юрюзань. Оранжевый шатёр – солнышко – раскинулся возле её ворот. А вокруг шатра – на дорогах, ведущих в Кивеж и Снежтич, на зелёных лужайках возле стен города, множество, множество малюсеньких пёстрых козявочек. Это флеи, флеи! Какие крохотные! И нежно-зелёные поля во все стороны, усыпанные слюдяными чешуйками озёр и кипучими серебристыми ручейками, а ещё дальше – изумрудная полоска леса и цепи белых гор. Вершины их золотом сверкают на солнце!

– Лечу! Лечу! – крикнул Аркадьюшка изо всех сил.

 

«Лечу», – подумал Дингвис.

Воздух звенел. Воздух полон был волшебными звуками. И флей знал: ещё немного – и всё вспыхнет, засверкает радужными огнями-переливами, ибо прочитанные стихи не исчезают: они поют, кружатся, танцуют незримыми разноцветными вихрями энергий, и врываются в тебя, и опьяняют, и отрывают от земли! Почему – о н и – нарядные и смеющиеся, в красивых красных, синих, жёлтых, зелёных курточках и платьях, в янтаре солнечном – бусы, броши. И на сапожках янтарь, и на изящных дамских башмачках. Почему – о н и – не видят, не чувствуют всего того, что видит и чувствует – он?!..

Предварительные состязания между тем закончились и флеи подтягивались с лужаек к огромному оранжевому шатру, где и должен был состояться главный поэтический турнир. Однако внутрь пока никто заходить не спешил. Все следили за белой точкой на небе.

Дингвис подскочил к трубачу возле входа в шатёр – тот тоже пялился на небо! – и дёрнул его за рукав праздничного зелёного кафтанчика так, что едва не свалил с ног.

– Почему не трубишь?!

– А? – тот испуганно взглянул на Дингвиса, затем на маленькую медную трубу, пристёгнутую на серебряной цепочке к поясу, одёрнул кафтанчик, – не все собрались, вот и не играю.

– Я собрался, я! – Дингвис ткнул себя пальцем в грудь. – Первый поэт долины флеев! А вот он, – рука у него чуть не вырвалась из плеча, – в облаках – нам праздник срывает.

– На небе нет облаков, – ответил трубач.

Дингвис метнулся прочь от него.

«У стихов тоже есть крылья, стихи тоже поднимают нас к небу!»

Бросился в самую гущу флеев – нарядных, весёлых, глупых!

– Всем на главный турнир! Главный турнир начинается! Сейчас заиграет тру-а!

Он налетел на маленького круглого человечка в сиреневой бархатной куртке, сплошь расшитой золотой нитью – колечки, кружочки, опрокинул его на землю и сам едва не упал. Пунцовый от раздражения, человечек неловко поднялся, поправляя курточку и большие янтарные браслеты на руках – это был Букль! Главный соперник Дингвиса в поэтических состязаниях!

– Дингвис, что ты всё носишься, как сумасшедший? Глаз у тебя нет?

Дингвис хотел обругать Букля, но все вокруг посмотрели на них и Дингвис, внутренне довольный, что, наконец, привлёк к себе общее внимание, сдержался и выпалил первое, что пришло ему в голову:

– Где Иваньюшка?

– Да откуда я знаю, где Иваньюшка? – возмущённо всплеснул Букль руками, вновь поднимая голову вверх. – Слежу я что ли за твоим Иваньюшкой?

– Тебе к турниру надо готовиться, а не на небо глазеть! – гаркнул Дингвис.

– Иваньюшка разговаривает с бобрами, – робко подала голос тоненькая, как цветок, девушка в платье с вышитыми ромашками на груди. И Дингвис вспомнил, что именно её Уголь катал на Пегасе перед Аркадьюшкой, и разозлился ещё больше, и уже собрался разразиться какой-нибудь гневной тирадой, но внезапный шум крыльев сверху не дал ему ничего сказать. Его сдавили, отнесли в сторону.

– Не толкайся! – заорал он.

Пегас, расстелив на освобождённом пятачке сверкающий белые крылья, ох, огромные все-таки крылья! – опустился на колени и Аркадьюшка, ступая на них, неуклюже полез с его спины. Уголь, ловко спрыгнувший с коня, едва тот коснулся копытами земли, подал ему руку. Блестящие фиолетовые латы. Белые волосы до плеч. Красивый. На поясе в синих ножнах меч с такой же синей рукояткой. Аркадьюшка, пошатываясь, обвёл окружающих ошалело-счастливым взглядом:

– Хорошо!

Дингвис больше не смотрел, не слушал, не присутствовал… Он выдрался из зачарованной толпы и побежал мимо оранжевого шатра, мимо трубача-ротозея, мимо нарядных, весёлых, глупых! Прочь! По лужайке. По полю – в траве по пояс, в цветах-разноцветах…

– Эх!

Дингвис с отчаянной силой перепрыгнул через широкий ручей. Снова лужайка. Пушистые кустики ивы.

Перед небольшой запрудой, прижав к груди свою неизменную остроконечную шапку, сидел, подогнув под себя колени, Иваньюшка, а далее, в воде, здоровенный бобёр грыз гладкий, похожий на крысиный хвост, корешок.

– Что ты тут сидишь?! – замахал на товарища руками Дингвис. – Турнир начинается, а он тут сидит!

Иваньюшка испуганно вскочил на ноги, нахлобучил шапку – криво, дурачёк.

– Дингвис, – сокрушённо произнёс он, – если б ты знал, как я трудно и долго писал эти свои стишочки. Я их не смогу прочитать перед всеми. И Букль… Разве я сравнюсь с ним?

Шапка съехала совсем ему на ухо. Он поправил её дрожащими руками.

– Сравнишься, победишь, пойдём! – Дингвис потянул друга за собой.

– Неизвестно.

– Мне известно, мне!

– Постой, – Иваньюшка кивнул на бобра, продолжавшего обгладывать корень и подозрительно поглядывать на флеев хитрыми маленькими глазёнками. – Я его спросил, понравятся ли мои стихи флеям?… Мне-то ведь не надо Букля побеждать, я не хочу… Мне б, главное, стишочки мои флеям понравились… Он сейчас докушает деревяшинку и скажет.

– Ничего он не скажет, – Дингвис обеими руками упёрся в спину Иваньюшки, – иди!

– А ты?

– Я сейчас. Иди.

Сгорбившись, Иваньюшка обречённо побрёл по лужайкам к оранжевому куполу шатра.

Дингвис покосился на бобра. Подошёл поближе. Опустился на корточки. Бобёр отступил поглубже в воду.

– Уголь специально хочет сорвать турнир, да?

Бобёр молчал.

– Я выиграю соревнование как всегда?

Бобёр перекусил корень пополам, бросил его и, отвернувшись от флея, с плеском нырнул под воду.

– Тьфу, пробка! – выругался Дингвис, поднимаясь и досадливо стряхивая брызги с брючин.

И тут, тут! – чистый звонкий голос трубы пропел призывно у ворот Юрюзани. Турнир начинался. Начинался вопреки всем его опасениям! Дингвис хлопнул в ладоши и вприпрыжку помчался вслед за Иваньюшкой.

 

Шатры на поэтических состязаниях всегда сооружались разные. На прошлом турнире, в Кивеже, шатёр, например, был в виде синей треугольной пирамиды, расшитой золотыми звёздами. В позапрошлый, в Снежтиче, походил на белый теремок, увитый плющом. В этот раз флеи Юрюзани, не мудрствуя лукаво, поставили простой оранжевый купол-солнышко, без всяких фитюлек и украшений.

 

Когда Дингвис зашёл внутрь, потеряв в сутолке у входа Иваньюшку, всё было готово к соревнованию. На круглом дощатом помосте в центре стояли гигантские бронзовые весы, раза в три выше самого высокого флея, с подвешенными на цепях массивными позолоченными чашами. На потолочных балках раскачивались за специальные рычажки огромные опахала – плетёнки из лозы, обтянутые плотной фиолетовой материей: по залу гулял ветерок и было совсем не душно. Ну а зрительские скамейки, концентрическими разводами поднимающиеся от помоста к самому потолку, быстро заполнялись оживлёнными смеющимися флеями. Между рядами скользили вверх-вниз служители праздника в зелёных кафтанчиках, с широкими блюдцами в руках, и раздавали тем, кто ещё не взял, оценочные кубики. Порядок был такой. Пара поэтов читала свои стихи. А слушатели (зрители) после их выступления отдавали кубики в пользу одного или другого. Читавшему первым – белые, второму – жёлтые. Кубики ссыпались в чаши весов и так определялся победитель. Многим, в том числе и Дингвису, такой вот способ определения победителя по весу не очень нравился. Но это была давняя традиция. А флеи всегда старались следовать традициям.

– Разрешите пройти.

В который раз сегодня это была девушка в платье с вышитыми ромашками! Дингвис недовольно посторонился, пропуская её, и она села на свободное место неподалёку.

«А ведь мне, пожалуй, тоже надо примоститься где-нибудь, – подумал Дингвис, оглядывая зал. – Где же Иваньюшка?»

И вдруг справа от себя в первом ряду увидел сидящих вместе Угля и Аркадьюшку. Последний, размахивая руками, что-то увлечённо рассказывал фиолетовому витязю.

Дингвис стремительно отвернулся и плюхнулся на скамейку рядом с ромашковой девушкой, нечаянно толкнув её локтем.

– Извините, – огорчённо произнесла она.

Дингвис не обратил на неё внимания, краешком глаза продолжая следить за этой-с умилительной парочкой. Аркадьюшка всё так же махал руками и что-то горячо объяснял гостю, тот молча слушал. Несколько раз к ним подходили флеи, мужчины и женщины, и, кажется, за что-то благодарили Угля. Тот улыбался, говорил что-то в ответ…

«Наглец! – вновь закипело в Дингвисе. – Вот пришёл и сидит, как ни в чём не бывало, хотя чуть праздник не сорвал. И кивает. И этот, рядом, хорош: прокатили разок на крылатом коне и обалдел от счастья. А сейчас, между прочим, поэтический турнир. И не к Углю, ни шиша не смыслящим в поэзии, а к нему, к Дингвису, к первому поэту долины флеев надо всем подходить. Благодарить за стихи, поддерживать всячески перед выступлением, делать приятные комплименты… Тьфу!»

Дингвис решил больше не смотреть на них.

Где же, где же, где же Иваньюшка?!

Да вон! Прямо у входа – характерная долговязая фигура в шапке-колпаке.

«Иваньюшка!» – хотел было крикнуть Дингвис, но в этот момент вновь победно, призывно запела труба с внешней стороны шатра и на деревянный помост с весами взбежал главный служитель праздника с янтарным солнышком на груди.

«Не успел, – подумал Дингвис, с досадой откидываясь на спинку скамьи. – Плевать».

Служитель праздника начал традиционную приветственную речь. Дингвис не слушал его. Он внимательно изучал группу поэтов, к ним присоединился и Иваньюшка, собравшихся у самой сцены. Все они почти были знакомы Дингвису и неопасны. Несколько новичков, затесавшихся в их ряды – Дингвису подсказывало это какое-то шестое чувство – тоже не составят ему достойной конкуренции. А значит соперником его в очередной раз будет Букль. И это успокаивало и тревожило Дингвиса одновременно. Успокаивало, потому что Букль был конечно творчески слабее его. Тревожило – ибо при своём небольшом, вообщем-то, даровании, Букль мог неожиданно сочинить стихотворение восхитительное, на голову выше всех своих обычных рифмоплёток. Такие стихи он обычно приберегал для главных поэтических сражений. Дважды Дингвис побеждал своего вечного оппонента лишь с перевесом в несколько кубиков. Что будет на этот раз?

Тем временем служитель праздника закончил свою речь. Все зааплодировали. Дингвис покосился направо – и Уголь хлопает. Флей мрачно скрестил руки на груди.

– Вы в первый раз на празднике? – весело спросила его девушка-ромашка.

Дингвис только поморщился.

– А я в первый раз, – добавила она виновато.

«Это тебя извиняет» – подумал Дингвис и процедил сквозь зубы:   – Дай Бог не последний.

И тут же вспомнил: она сказала ему что Иваньюшка разговаривает с бобрами. Откуда она знает его? Может она из Снежтича, Иваньюшка жил там раньше… Размышления Дингвиса прервал голос служителя праздника:

– Поэт из Кивежа – Иваньюшка!

Вновь рукоплескания. Дингвис подался вперёд. Служитель покинул сцену. Теперь на помост неуверенно, спотыкаясь о ступеньки, поднимался его друг. Раздражение мгновенно улетучилось из Дингвиса. Ему стало жалко товарища. Весь какой-то пришибленный, неловкий, Иваньюшка, едва не задев весы, остановился посередине сцены. Оробело глянул на зрительские трибуны и тут же опустил глаза. Было видно, как он волнуется.

«Не надо было оставлять его, надо было ободрить его перед самым началом» – укоризненно ковырнуло Дингвиса.

Иваньюшка покачнулся. Кашлянул. Ещё раз кашлянул, поднеся ко рту кулачёк… На зрительских скамьях стало тихо-тихо… И доброжелательность, только доброжелательность шла отовсюду. И Иваньюшка почувствовал это. Он поднял голову, лицо у него просветлело:

– О, ты, Луна, всегда, везде

Прекрасная такая!

Ты – как омлет в сковороде

Иль блинчик со сметаной…

И сразу стихотворение Иваньюшки всем понравилось. И Дингвису понравилось. И чем дальше читал его друг, тем прелестней и милей становилась его поэтическая фантазия на тему – покушать. Когда Иваньюшка закончил и поклонился, зал захлопал дружно и от души. И фиолетовые опахала на потолке тоже как будто аплодировали ему. Счастливый Иваньюшка, едва не расплакавшись от переполнивших его эмоций, сошёл с помоста.

Служитель праздника объявил выступление Букля.

Букль, маленький, но важный, держался куда уверенней своего предшественника. Спокойно оглядывая трибуны, дождался, пока стихнут последние хлопки. Выждал ещё секунд десять, вскинул вверх руки, отчего объёмистые янтарные браслеты на руках съехали чуть не до локтей ( «Колобок с усиками») и…

Конечно, стихотворение Букля было более мастеровитым, более отточенным по форме, да и читал Букль лучше. Но вот воздуха, души его виршам не хватало. И флеи, тонкие ценители поэзии, это сразу почувствовали.

Выступление Букля закончилось. По рядам заскользили служители праздника с большими медными блюдцами.

– Иваньюшка, – чуть свысока сказал Дингвис, бросая в блюдо белый кубик.

– Иваньюшка, – повторила вслед за ним ромашковая девушка.

Дингвис одобрительно кивнул и с интересом покосился на соседку. А она, похоже, не так глупа, как показалось ему поначалу. И ещё, между прочим, она симпатичная.

Служители праздника ссыпали оценочные кубики в чаши весов. Мнения флеев разделились почти поровну. Весы колебались то в одну, то в другую сторону… И всё-таки жёлтых кубиков оказалось в конце-концов на десяток-полтора больше. Букль всё же побеждал и выходил в следующий круг турнира.

Дингвис поморщился и покачал головой. И вдруг – почти физически ощутил на себе пристальный взгляд. Он обернулся… Уголь в упор смотрел на него… И всё сразу отошло для Дингвиса на второй план: сцена, аплодисменты, лепет девушки-ромашки, – всё стало какой-то другой далёкой реальностью, а тут, сейчас – лишь тёмные пронзительные глаза Угля… И невыносимая еле слышная мелодия, возникшая в глубине души… Оба одновременно отвели взгляд…

… На Дингвиса дул свежий ветер. Это фиолетовые крылья опахалов поднимали шатёр к небу.    Несколько несмешивающихся разнонаправленных потока заструились в воздухе, размыв какие-то невидимые грани и барьеры, и время изменило свой ход.

Выходили поэты, читали стихи, зрители хлопали им. Но всё это сновидением промелькнуло перед Дингвисом. Он прикоснулся ко лбу рукой – и Букль, поднимающийся снова на сцену, уже спускался с неё… И он, Дингвис, и одновременно как будто кто-то другой вместо него, бросил в блюдо белый камешек…

«Туэра… Туэра»… Это свет дальней звезды несётся к нему сияющей волной из чёрных глубин Вселенной, и вместе с её приближением нарастает страшная мелодия в сердце, и он не может вместить её в себе!..

«Туэра… Туэра»… Что это за голос… Что это за звуки волшебные наполнили мир?…

– Динг-вис! Динг-вис!

Дингвис встал и пошёл к сцене.

«Это ты, Дингвис?»

«Я, но мне нечего сказать тебе, фиолетовый витязь, ибо я двигаюсь уже навстречу звезде. И мелодия Бога уже овладела мной. И я не принадлежу теперь этому миру – вам, тебе, звёздам… Потому что стихи тоже умеют летать, потому что они тоже могут поднимать нас к небу, как твой летучий конь, как фиолетовые крылья опахалов. Я не принадлежу вам, ибо музыка сфер уже вспыхнула! Взорвалась во мне мильоном солнц!

… И я – белая птица, лечу сквозь хрустальные стены мирозданий, в огне и хаосе, где вздуваются виноградными гроздьями пузыри галактик, где гирлянды огненных лоз, вен лопаются, сбрасывают в светящееся небо мохнатые плоды огнеродных комет…

Я не смогу, Уголь… Мне не выразить этого… Потому что океан расплавленных звуков поглотил и сжёг меня. И только белая птица – летит, расправляя крылья, летит сквозь грохот и ад, навстречу звезде Туэре, навстречу северному ветру, в края обетованные, в таинство воды, в обитель белых гор, к храму Господнему, где ждут её уже сонмы ангелов и воинов света…

«Кольцо замкнётся. Это слёзы радости на лице твоём, брат наш. Мы все плачем, когда Бог заглядывает нам в глаза. Ибо мы понимаем всё в этот миг. Возвращайся».

Словно наваждение слетело с Дингвиса.

– Динг-вис! Динг-вис!

Зал гремел. Ромашковая девушка подбежала к самой сцене и метнула под ноги ему белый цветок. Уж не из букета на платье она его выдернула?

– Динг-вис! Динг-вис!

Флея бил озноб, но он уже приходил в себя.

– Динг-вис! Динг-вис!

Все срывались с мест, бежали к помосту. И оценочных кубиков было не нужно – он, он, Дингвис, вновь выиграл поэтический турнир!

Но первый поэт флеев не чувствовал обычной радости от победы. Он отстранял руки. Он шёл к Углю. Он видел, как бледнеет и сползает со скамейки фиолетовый витязь… Вот Аркадьюшка подхватил его… И снова, как прошлой ночью, земля колыхнулась под ногами флея, и приглушённый нарастающий рёв, топот тысяч копыт услышал он. Дингвис вырвался, спрыгнул с помоста.

– Уголь!

– Это сказано мне было Богом на Аверите… Где светит белая звезда – Туэра…

Кажется, силы уходили из Угля с каждым сказанным словом. Дингвис склонился ухом к самым его губам.

– Сказано Богом: «Когда увидите Слово, летящее белой птицей, и золотой звездой, и чудной мелодией, преодолевающей пространства, даст росток золотое зерно и вновь расцветёт Земля на берегу Млечной реки Древом жизни, и даст Древо яблоки золотые. Только пусть, передавший Слово, поспешает: силы зла начнут в этот миг последний поход. И горе всем, если он не успеет»…

Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Ответьте на вопрос: * Лимит времени истёк. Пожалуйста, перезагрузите CAPTCHA.