… И пусть

Не думают, что мёртвые не слышат,

Когда о них потомки говорят.

Н.П. Майоров

Ранним майским утром высоко в небе правильным равносторонним клином летели белые журавли. Птиц было одиннадцать. Возглавлял строй вожак, крупный стерх. Взмахивая мощными крыльями, он уверенно вёл за собой стаю. Журавлиный клин летел в Ленинград. Птицы должны были вовремя оказаться на месте. Их ждали.

Родители назвали своего сына Иваном в честь прадедушки, Ивана Григорьевича Акимова, участника Великой Отечественной войны. В мае    45-го он, дважды тяжело раненный, вернулся в родной город Ленинград  и начал разыскивать своих одноклассников. Многих к тому времени уже не было в живых: их жизни забрала  «подлая война». Из 42-го военного года не вернулось одиннадцать одноклассников Ивана Акимова.

В 1942 году первым погиб Сергей Кожевников. Он всегда был первым: первым сдавал контрольные работы, первым из класса вступил в комсомол, на школьном вечере первым пригласил девушку на танец, первым записался добровольцем на фронт.  Его батарея отстреливалась до последнего патрона. В живых не осталось никого. Когда партизаны добрались до места сражения, чтобы похоронить убитых солдат, рядом с телом рядового Кожевникова они подняли клочок бумаги, где кровью были написаны слова: «Умираем, но не сдаёмся».

Белые журавли следовали только им известным маршрутом. Всё: вытянутые длинные шеи, красный пропорциональный клюв, распрямлённые ноги, белые с чёрными полосками на концах крылья – подчёркивало горделивую стать стерхов. Пролетая над зеленеющим полем, журавлиный лидер громко закурлыкал и словно завис в воздухе. Каждая жилка птицы напряглась, в голове отчётливо прозвучали пулемётные очереди, залпы взрывов, а  его глаза увидели другие глаза – широко открытые, устремлённые в чёрное небо глаза двадцатилетнего парня, погибшего за Родину. Громко курлыча, пернатые сделали круг над полем и полетели дальше. За вожаком уверенно взмахивала крыльями журавлиха, с детства любившая небо.

Учителя называли Зою Тимофееву «парнем в юбке».  Невысокая светло-русая девушка с большими тёмно-карими глазами обладала решительным характером и огромной силой воли. Ещё учась в девятом классе, она поступила в аэроклуб Осоавиахима, где проходила подготовку на учебном   У-2. Первый полёт с парашютом для школьницы окончился неудачно (сломала ногу), но не отбил желания летать. После окончания школы Зойка точно знала: она станет лётчицей. В 1941году Зоя Тимофеева была зачислена в ночной бомбардировочный полк. Это и её фашисты прозвали «ночной ведьмой». В августе 42-го Зоя Петровна Тимофеева заживо сгорела в своём ночном бомбардировщике. Могилой ей стала – вечная память.

В 42-м пришла похоронка на Александра Звягинцева. Сашка Звягинцев – добродушный парень, хороший товарищ, всегда мечтал совершить подвиг. Не для того чтобы прославить  своё имя, а во благо Родины, потому что, как их наставляли, член ВЛКСМ, активно участвующий в строительстве коммунизма, обязан общественные интересы ставить выше личных. Не успел Александр совершить свой подвиг. Его убил фашистский снайпер, когда солдат Звягинцев, взяв ведро, отправился на речку набрать воды для раненых. Убил не в бою, а просто так, для пристрелки. Ночью парня похоронили, но могила не сохранилась: фашисты, наступая, утюжили нашу землю танками.

Иван Григорьевич не любил рассказывать о войне.  «От этого слова до сих пор пахнет смертью», – говорил он. Щемящая боль пронзала его сердце, когда он вспоминал друзей, не доживших до Победы. 9 мая для ветерана Великой Отечественной войны действительно был праздник «со слезами на глазах».  Он плакал и не стыдился слёз, когда в 1967 году на Могиле Неизвестного Солдата зажёгся Вечный огонь. Акимов не смог найти многих могилок погибших одноклассников, но помнил их поимённо. Каждый раз в День Победы Иван Григорьевич вынимал из чудом уцелевшего в блокадном городе фотоальбома выпускную фотографию и окунался с головой в омут памяти. После выпускного вечера они, молодые, полные сил и задора, строили планы, мечтали и влюблялись.

Первая любовь… Пять лет Иван Акимов просидел за одной партой с лучшим другом Колей Яковенко, а в выпускном классе их рассадили. Из-за братьев Калинкиных, один из которых, Анатолий, попросил посадить его с девочкой. Классный руководитель переместила его к Зое Тимофеевой за первую парту, а родного брата отправила за последнюю. Иван стал соседом Олеси Мартынюк, тихой и скромной девушки с длинной косой. Математика давалась ей тяжело, зато на литературе учительница ставила Лесю в пример другим. Школьная парта сдружила молодых людей: Иван решал ей примеры, Олеся помогала ему писать сочинения. Когда однажды взгляды одноклассников встретились, Иван понял: девушка ему нравится, но сказать о своих чувствах он не решался. После выпускного вечера Олеся уехала к бабушке с дедушкой в Витебскую область.

В ноябре 1942 года деревню, где они жили, сожгли дотла гитлеровские каратели. В огне  заживо сгорело восемьдесят шесть человек: женщин, детей, стариков. На месте сожжённой деревни был насыпан курган, на вершине которого установили обелиск с устремлёнными к небу серебристыми журавлями.

 

«Отчего люди не летают, как птицы?»

Наверное, для того чтобы путь к Небу был свободен от злобы и ненависти, от властолюбивых амбиций и эгоистических планов, от мании величия «право имеющих». Наверное, для того, чтобы вспорхнувшая душа, оставив на земле все тревоги и печали, воспарила к Богу. Наверное, и для того, чтобы в бесконечной суете земной жизни было куда взглянуть и задуматься о вечном, о смысле своего существования.

Высоко в небе летели журавли и жалобно курлыкали.

 

О смерти лучшего друга, с которым они разминулись в злополучном 42-м, Иван узнал от знакомого машиниста, но в сердце теплилась надежда: «Может, ошибка! Может, однофамилец. Что-то перепутали: война ведь». С Колей он дружил с третьего класса: вместе гуляли во дворе, играли в «войнушку», ездили в пионерский лагерь, сообща выполняли домашние задания. Когда было нужно – стояли друг за друга горой. Учителя, пребывающие в добродушном настроении, подшучивали над подростками:

–  Ребята! С кого начнём опрос: с Акимова или  Яковенко? У них всё равно одна тетрадь на двоих.

– С золотой середины,- в два голоса отвечали мальчишки.

После окончания школы друзья вместе решили поступать в техникум железнодорожного транспорта имени Ф.Э.Дзержинского. Колин отец работал в локомотивной бригаде машинистом. Однажды он взял ребят с собой в железнодорожное депо, где стояло несколько локомотивов. Управлять такой техникой под «романтический стук колёс» подросткам казалось чем-то фантастическим.

В начале войны фантастика превратилась в суровые будни и бессонные ночи. В тыл эвакуировали людей и промышленные предприятия, к фронту шли вагоны с  «живой силой» и военной техникой. Иван был зачислен в эвакоэшелон, Николай же водил тяжеловесные поезда с боеприпасами к линии фронта.

В декабре 42-го  Николай Яковенко вёл к фронту эшелон с танковой частью. Появившиеся в небе самолёты со свастикой открыли массированный огонь, от которого загорелся состав. Николай попытался отцепить вспыхнувшие вагоны, но был сбит взрывной волной и погиб. Остались от молодой жизни только инициалы «Яковенко Николай Васильевич», высеченные на памятнике воинам-железнодорожникам, павшим в годы Великой Отечественной войны, воздвигнутом  в послевоенное время на узловой железнодорожной станции. По иронии судьбы Николай Яковенко был последним из одноклассников, погибших в роковой год.

Иван приехал на открытие памятника, возложил цветы, рассказывал о Николае, помянул друга и пообещал ему прожить долгую жизнь: и за себя, и за него. Иван Григорьевич выполнил обещание: он умер на девяносто третьем году жизни.

Когда правнуку Ване исполнилось шесть лет, они с дедушкой Иваном иногда рассматривали  довоенные чёрно-белые  школьные фотографии.

– Это я в третьем классе,- улыбался прадедушка.- Узнаёшь меня. Нет. Вот мой дружок  Коля, потом я, а рядом со мной два брата- близнеца Калинкины. Мы их дразнили: «Калинка- Малинка». Они огрызались: « Вот пожалуемся «дедушке Калинину» – будет вам на пряники».  Это Толик, а это Лёха. Или наоборот. Уже и не припомню. Всё время друг с другом что-то выясняли. Они жили в соседнем доме. Я утром вместе с ними шёл в школу. По дороге успевали и подраться, и помириться.

– Дедуля, а это кто с гитарой?- правнук положил перед Иваном Григорьевичем ещё одну фотографию.

-О, это Витя Никольский. Ему на день рождения мы подарили гитару. Бренчит на ней что-то. «Калинку», наверное, разучивает. Рядом с ним Ира Кузьменко. Она пела хорошо, на всех концертах выступала. После школы они начали встречаться, хотели пожениться.

– Дедушка, а где они сейчас?- спрашивал Ваня.

– В царстве небесном,- тяжело вздохнув, отвечал прадед, вспомнивший, как бежал по лестнице, чтобы узнать о своём однокласснике. Ему открыла дверь Витина мама, которую он сразу и не узнал. У неё, поседевшей от горя, были такие страдальческие глаза, что вопрос застрял в горле. Летом 1942 года двадцатилетний ефрейтор Виктор Никольский погиб «смертью храбрых» в неравном бою на подступах к городу Сталинграду.

 

«Безумство храбрых – вот мудрость жизни!… Безумству храбрых поём мы песню!»

Поём мы песню-реквием о тех, кто «…с кровавых не пришедшие полей» погиб ради жизни. Сколько их, мальчишек, рано повзрослевших, взяла к себе растерзанная, окровавленная Земля, отпустив душу к небу.

Поём мы песню-молитву, куда вложили частицу своей души и поэт, и композитор, и первый исполнитель, и «замолкаем, глядя в небеса». Оттуда нас просят: «Не забывайте!», и мы молчаливо обещаем: «Не забудем!»

Поём мы красивую лирическую песню, и грустью наполняются наши сердца. Летят проникновенные строчки из этой песни по всей необъятной Родине и  объединяют всех, живущих на территории Российской Федерации.

А как доказывают учёные, слова, сказанные от души, могут и материализоваться.

Летят белые журавли по только им известному маршруту и «выкликают чьи-то имена».

В конце ноября взводу, в котором служили братья Калинкины, было дано задание: переправиться на другой берег Волги и занять оборону. Близнецы, повздорившие из-за пустяка, сидели в разных местах понтона. На середине реки фашисты, заметив противника, открыли огонь. Первым под воду ушёл Алексей. Анатолий видел, как струйкой вытекала из его рта кровь, а дальше – снаряд, разорвавшийся неподалёку, перевернул понтон, и Толик стал медленно погружаться в ледяную реку. Два брата- близнеца, две похоронки, а могила одна. Братская, на дне Волги.

В полдень журавлиный клин пролетал над Волгой. Глаза двух стерхов пристально вглядывались в холодную воду, забравшую молодые жизни. Река словно услышала растревоженные души и прошептала плеском волн: «Вы жили не зря! Каждый из вас приближал победу. «Родина-мать» помнит поимённо всех своих сыновей и дочерей!»

Внезапно крупный журавль нарушил симметрию и начал спускаться к земле, за ним последовала ещё одна птица, громко закурлыкавшая.  Пока пернатые летали над прибрежной полосой, она пела скорбную песню о девушке, у которой война забрала  любимого. Вожак, взмахнув  выпуклыми крыльями, несколько сбавил скорость, чтобы вылетевшие из треугольника журавли вернулись на своё место в клине.

Замыкали журавлиную стаю два стерха- две журочки, две подружки. Именно их звонкие, переливчатые крики подбадривали и успокаивали летящих впереди.  В движениях одной из них чувствовалась какая-то грациозность, а в голосе иногда проскальзывали нотки ревности. Когда-то она звалась Людмилой.

Рыжая хохотушка Люська мечтала стать артисткой, но в её планы вторглась война. Как и многие девятнадцатилетние девушки, быстро повзрослевшая Людмила записалась на курсы медсестёр. В госпитале, куда её привезли вместе с ранеными, Люда прожила всего один день. Звонким смехом, шутками-прибаутками рыжее солнышко запомнилось многим выздоравливающим солдатам. Люся даже не поняла, откуда стреляют и почему ей так больно. А дальше в красивых глазах застыл немой вопрос: «За что?» Жизнь плакала проливным дождём, когда Людмилу Александровну Миронову хоронили на деревенском кладбище. За могилкой девушки долго ухаживали, пока было кому.

Именно сюда, к разбомблённому госпиталю, направилась стая белых журавлей. От войны здесь уже ничего не осталось: люди жили мирной жизнью, но рядом с деревенским кладбищем высился памятник солдату- победителю. На небольшом деревенском поле пернатые сделали привал.

Вожак дал ей сорок минут. Журочка, сделав круг над кладбищем, опустилась на землю и превратилась в двадцатилетнюю девушку с рыжими волосами. Найти заросшую высокой травой могилку оказалось достаточно трудно. Расчистив заросли бурьяна, Людмила увидела проржавевшую табличку: «Людмила Миронова 1922-1942». Перед глазами Людочки, положившей руки на могилку, пронеслась вся её недолгая жизнь:

Вот она, маленькая девочка, идёт с родителями на ёлку. Читает громко, с выражением стихотворение про зайку и получает в подарок плюшевого зайчонка.

Вот она идёт в первый класс и на школьной линейке звонко поёт весёлую детскую песню.

Вот она на школьной сцене играет Ольгу в «Евгении Онегине», а на выпускном танцует вальс с Серёжкой Кожевниковым.

Её мечта сбылась!  Студентка Ленинградского театрального института.

И всё… Она прожила всего двадцать лет. Двадцать лет! Война забрала у неё любовь, семью, детей.

Девушка горько разрыдалась. Почувствовав, что руки её превращаются в белые крылья, окаймлённые по краям чёрными перьями, нос- в острый и прямой клюв, ноги становятся ярко-красными, журочка сквозь слёзы прокурлыкала: «Не расстанусь с Комсомолом, буду вечно молодым…».

И вновь стая летела симметричным клином, метаморфозу выдавал лишь огненно-рыжий неоперённый участок на голове замыкающей строй птицы и её печальные крики.  Это крики подхватывала вторая белоснежная журочка.

Люсина подружка, Иринка, умерла от голода в блокадном Ленинграде.

Сначала было страшно: от холода и голода Ирина бабушка почти не вставала. Своим горячим дыханием девушка пыталась согреть её ледяные руки, а от них уже исходили волны смерти, лютующей зимой 1942 года в блокадном городе. Бабушка понимала, что умирает, но с её лица не сходила добрая извиняющаяся улыбка, которая поддерживала внучку. После смерти родного человека девушке не хотелось ничего: укрыться с головой и обо всём забыть.

Душа расставалась с жизнью медленно. Сначала она настойчиво требовала встать и сходить за водой и хлебом, потом долго уговаривала, отчаянно просила и испуганно теребила. Услышав последние вздохи измученной души, Смерть распахнула свои объятия. Она обжигала лицо пламенем рвущихся снарядов, она пронзала мозг стенаниями измождённых людей, она хохотала и пускалась в пляс, услышав быстрый бег метронома, но душа из последних сил прошептала ей, что русские всё равно не сдадутся и выстоят, чего бы им это ни стоило. И тогда Смерть, сев у изголовья постели, спела прощальную колыбельную песню: о зелёном поле, усеянном прекрасными цветами, о цветущих деревьях и о чистом голубом небе. Улыбнувшись, умирающая девушка из последних сил прошептала: «Под сосною, под зелёною, спать положите вы меня…»

Ирину Ивановну Кузьменко похоронили вместе с бабушкой на Пискарёвском кладбище в феврале 42-го. Сюда, где покоятся больше полумиллиона ленинградцев,  к аккуратному холмику братской могилы с плитой, на которой высечен год захоронения, стремилась попасть растревоженная душа.

Высоко в голубом небе быстро летели белые журавли.

Однажды ко Дню Победы Ивану-младшему нужно было написать сочинение о героическом поступке. Иван Григорьевич рассказал правнуку о своём однокласснике, Якове Фридмане, тоже  погибшем в 42-м в блокадном Ленинграде.

Небольшого росточка, худой, необщительный Яша Фридман получил прозвище Очкарик за очки, которые ему  категорически запрещали снимать на уроках: Яша плохо видел, а носить очки стеснялся. Ребята считали Яшку не от мира сего. Он не играл с ними в салочки на перемене (боялся упасть), не мог подтянуться на турнике (физорг Витя Никольский подсаживал его и сразу же снимал, потому что Яша громко начинал причитать), не ходил на «разборки» – в его голове жила музыка. Фридман учился в музыкальной школе игре на скрипке. Свой музыкальный инструмент он ласково называл «скрипочка». Как-то раз на комсомольском собрании комсорг класса Сергей Колесников объявил, что в День рождения И.В. Сталина нужно выступить с концертными номерами в подшефном колхозе. Все засуетились, начали что-то предлагать, только Яша безучастно смотрел в окно.

– Фридман, тебя это тоже касается. Сыграешь на своей скрипочке,- приказным тоном заявила культорг класса Люда Миронова.

На концерте Яков ударил смычком по струнам и заиграл, ребята замерли. Это был неизвестный им Фридман. Красивый, одухотворённый, зовущий в светлое будущее. Когда же напоследок он сыграл на скрипке «Калинку- Малинку», все поняли: Фридман – свой человек.

Яков Натанович Фридман погиб осенью 42-года, сбрасывая с крыши зажигательную бомбу, которая разорвалась у него в руках. Захоронен в братской могиле.

« В жизни, знаешь ли ты, всегда есть место подвигам…» Массовый подвиг жителей блокадного Ленинграда особый. Ради мирной жизни потомков ленинградцы, замерзая, умирая от голода прямо на улицах, отстояли свой город. Именно в Ленинград летел клин белых журавлей.

 

Зная, как дорога прадедушке память об одноклассниках, не доживших до Победы, повзрослевший правнук сделал ему к 92-й годовщине подарок: чёрно-белая реликвия (выпускная фотография) стала цветной.

Иван Григорьевич, надев очки, долго всматривался в юные улыбающиеся лица комсомольцев 10 «А» класса, глядевшие на него из прошлого века. Вдруг изображение стало расплывчатым, и ветерану показалось, что его одноклассники оживают и выходят из оцифрованной фотографии, чтобы поздравить с днём рождения.  Первым, как всегда, вышел Сергей Колесников и, махнув рукой, дал знак остальным. Сашка Звягинцев, подталкивающие друг друга братья Калинкины, Виктор, крепко обнимающий Иру Кузьменко, загадочно улыбающаяся Олеся предстали перед ним, как живые.

– Как, вы – живые?- всплеснув руками, обвёл всех взглядом Иван Григорьевич.

– Конечно, живые,- засмеялась рыжеволосая красотка Людмила.- Мы пришли себя показать и на тебя посмотреть.

– Колька, брат, ты как? Мне столько надо тебе рассказать,- бросился к другу Иван, но почему-то не смог его обнять.

– Порядок, Вань,- выставив вперёд большой палец, подмигнул Николай.

– Я ведь был там, на станции, когда,- Иван не смог продолжить: слёзы навернулись  на глаза.

– Не надо, Вань. Я знаю!- успокоил друг.

– Мы знаем, что ты помогал нашим близким разыскивать места захоронений,- сказал Сергей Колесников.

– Спасибо за маму, – добавил Виктор Никольский,- за то, что поддержал её в трудное время.

– Мы всё знаем,- подтвердила вынырнувшая из-под плеча Виктора девушка в лётном шлеме.

– Зоя!- воскликнул Иван.- Ты всё летаешь?

– Летаю,- кивнула девушка и добавила.- Во снах.

– Ребята, вы не подумайте, что я струсил тогда, что от смерти прятался, что жизнь свою берёг. Я дважды мог умереть. Спасибо докторам – выходили!

-Ничего такого мы не думаем, – серьёзно проговорил Сергей Колесников и ,подмигнув, добавил:- Просто жизнь, Иван, всё расставила по своим местам. Ты всегда у нас принимал удар на себя, когда первым по списку выходил отвечать и тянул время, чтоб других не спросили. А в 42-м, Ваня, спрашивать начали с «золотой середины».

– Мы пришли поздравить тебя с днём рождения и спеть нашу любимую песню.

-Ка-лин- ка, ка-лин-ка,- шёпотом начали петь одноклассники и всё громче, громче, даже со свистом продолжили пение.

– Папа, что у тебя так телевизор-то орёт,- спросила дочь, заходя в комнату.

– Калинка- калинка,- пел Краснознамённый хор имени Александрова.

– А где все?- спросил Иван Григорьевич.

-Кто все?- не поняла дочь: в комнате никого не было.

Через несколько дней Ивана Григорьевича не стало: он умер ночью во сне.

 

Рано утром 9 Мая белые журавли пролетали над Петербургом (для них любимый город так и остался Ленинградом). Они приветствовали город детства и юности радостным курлыканьем. Иван Григорьевич их ждал в условленном месте.

Ровно в пятнадцать часов по Невскому проспекту начал шествие Бессмертный полк. Тысячи жителей города торжественно несли портреты своих дедов и прадедов-фронтовиков.  Люди шли не по приказу, а по зову сердца. Пусть там, наверху, знают, что их героические поступки и жертвы не забыты потомками. Всё больше имён становятся известными, а подвиг по-прежнему остаётся бессмертным.

Семнадцатилетний правнук Ивана Григорьевича шёл вместе со своими одноклассниками. В одной руке он держал транспарант, где крупными буквами, нарисованными красной, как кровь, краской, бросались слова: «Никто не забыт – ничто не забыто», а ниже так же крупно в алфавитном порядке, как в школьном журнале, по списку были написаны инициалы прадедушкиных одноклассников, погибших в 1942 году. Напротив каждой фамилии правнук приклеил цветную фотографию, взятую из выпускного снимка и немного увеличенную. В другой руке юноша держал портрет  своего прадедушки.

Прошёл Бессмертный полк, и вдруг в небе появился клин белых журавлей. Они летели симметрично, как самолёты на Параде Победы.

– Смотрите, журавли летят!- кричали люди, поднимая глаза к небу.

– Кур-лы, кур-лы,- громко кричали красивые гордые птицы, а люди слышали:- Спа-си-бо!

– Мама,- вдруг раздался голос ребёнка.- Почему птички так громко кричат?

– Благодарят людей за Бессмертный полк,- плача, ответила женщина.

 

Птиц было двенадцать. Замыкал клин новый белый журавль.