День господин N., впрочем, как это обычно у него и бывает, провёл лёжа в кровати в компании неинтересной книги и только к вечеру выбрался на улицу – небрит, помят, неряшлив. Ему тридцать – красив, худощав, голубые глаза на дерзком лицемерном лице.

Отрешённый до растворения в окружающей среде, рассыпаясь скукой на части, он принимал форму и окраску улиц и был также как эти улицы сер, пуст и крив. Всё ему было безразлично. Всё кроме денег. Но это насущное, ведь нужно ему было на что-то есть, пить, платить за комнату. Покорный раб своего желудка. Но всё же превыше всего господин N. ценил свою свободу.

Каждый день он размышлял, где бы ему раздобыть денег. Но ничего не придумывалось. Разве что родная его тётушка наконец оттает и, спонсирует любимого племянника. Но прежде чем просить что-то у тёти, сегодняшний должен пройти гладко, иначе денег ему не видать. Уж сильно тётя на него обижена в последнее время.

Сегодня господин N., был среди приглашённых на обед, который собственно и устраивался его тётей, где он, с надеждой разжалобить , должен ей непременно угодить. Во многом обеды эти и устраивались ради него самого, ради племянничка, чтобы хоть как-то устроить его судьбу. Тётушка давно желала пристроить своего непутёвого племянника либо на хорошую должность, либо, на худой конец, удачно женить, так что на эти вечера приглашались только люди, занимающие высокое положение в обществе.

Однако день для господина N. с утра был испорчен тем обстоятельством, что редакция журнала отказала в выпуске сборника его стихов и в выдаче аванса, на который он, лишённый в последнее время поддержки своей пожилой родственницы, уповал. Да и ладно! Если он будет себя сегодня хорошо вести и в очередной раз не подведёт тётю, то и к нему благосклонна будет фортуна, и он уйдёт с обеда довольный, сытый и с карманами, набитыми наличными.

– Ваша поэма называется, кажется, м-м-м… «Общие дела»? – Господин N. согласно кивнул. – Хорошая поэма. Приходите через две недели. Сейчас всё расписано. Замечательная поэма. Но сейчас мы ничего не можем сделать. Я бы вам посоветовал добавить в свои произведения юмора. Понимаю, – добавил он, увидев, как господин N. отрицательно замотал головой. – Всё же сегодня это читают. Вы думали о фельетонах? Может быть, пьеса? Театры задыхаются от Шекспира, им необходимы новые имена. Нет, ну что ж. Сейчас всё расписано. Ничем не могу помочь.

Господин N. знал, что это окончательный отказ. Что ж, последние деньги истрачены, лучи литературной славы остались в прошлом, работать он не любил и не умел, так как с детства был баловником своего титулованного семейства, а в долг ему уже давно никто не давал. Знали, что он запросто просадит всё в кабаке в эту же ночь, а наутро и не вспомнит о занятой сумме.

– Ты, что ли? – спросил знакомый голос. – Сколько лет, поверить не могу.
Перед господином N. стоял его очень давний знакомый, из гимназических – Пашка.
– Ну, как ты? Болеешь, что ли? Пойдём, я здесь недалеко остановился.
До обеда оставалось каких-то пару часов, но, давно не виделись, неудобно отказывать, тем более, появилась возможно занять у кого-то денег.

Пока шли, N. размышлял о том, как Паша изменился в его лице. Они были почти одного возраста, дружили с детства, а затем и учились вместе – неуправляемые задиры, тяжёлое время для гимназии. А потом Пашку как подменили, начал взрослую жизнь, обзавёлся костюмчиком с высокой должностью и в придачу – жена, дети. И как мгновенно стал стареть, лысеть и толстеть. Пути разошлись. Господин N. представлял себе жизнь по-другому. А может быть, и просто потому, что Пашка женился, а господин N. – нет.

Когда шли и поднимались в квартиру, которую Пашка снял из-за каких-то дел в Москве – сам он давно перебрался в Петербург, – весело болтали, как старые знакомые. Когда вошли в квартиру, Пашка вынул бутылку вина, достал какую-то нехитрую закуску. Пили молча, пялясь друг на друга, каждый в своих размышлениях. Оказалось, десять лет даже для лучших друзей – огромная пропасть. Больше нет общих тем для разговора, и, наверное, даже абсолютно незнакомым людям нашлось бы о чём поговорить, но – не бывшим лучшим друзьям. Расстались бы оба с облегчением, как только бутылка опустела, если бы не произошёл странный случай, когда N. вернулся из уборной.

Стыдно говорить, но его экс-друг стоял посередине комнаты абсолютно голый. Господин N. опешил и быстро вышел, для начала он снова опаздывал на обед. Впрочем, как обычно это бывает. Об этом случае он, конечно, хотел бы сразу забыть. На самом деле он и в гимназии был странным, думал господин N.

– Что он знает о жизни? Что его жизнь? – так шёл и думал господин N., думал о себе и о других. – Штука она сложная и требует сложных решений. И рассуждать надо о ней сложно. О себе господин N. думал сложно, а о других – просто. И в простоте других видел все пороки человеческие и все их несчастья. Он ненавидел богатых, здоровых, умных. Но ещё больше он ненавидел нищих, калек, всяких дураков, болтающихся без дела. У него-то были высокие идеалы, о которых он писал в своих поэмах, на самом деле совсем не гениальных.

– Я куда лучше их всех! – злился он. – Что за чушь они говорят. Они неправильно думают. Живут ещё неправельней.

Опаздывая господин N. на обед, был награждён укоризненным взглядом тёти и в тот же миг понял, что денежных билетов не предвидится.
Без мытья рук он был усажен на пустующее место между толстым чиновником и его не менее толстой дочерью на выданье.
– Присаживайтесь, дорогой. – Чиновник жестом указал на место рядом с собой, залез при этом рукавом в тарелку с супом и оставил несколько капель на лице N.

Кроме чиновника, за столом присутствовали Аннушка – толстая и неуклюжая, как и её отец, раздражающая N. малейшим жестом. Она всё знает, у неё хороший вкус, и её отец при начальствующей должности в посольстве. Партия, по мнению тётушки, лучше не сыскать.

За столом были несколько пожилых пар, старых знакомых тёти. Дама с крючковатым носом, по капиталу превосходившая, пожалуй, всех собравшихся, как всегда была одна и со скучающим видом смотрела в окно. Хорошо ещё, что у тётушки не появилась желания женить меня на ней, – подумалось господину N. Вдова была ещё приятна, но возраст приближался к восьмидесяти.

– Режим питания – это вам не то, – продолжил словоохотливый чиновник, нанизывая огромный кусок баранины на вилку. – Человеку надобно есть помногу и вкусно, чтобы в удовольствие было. Этому ещё поучиться надо.
– Сегодня подают прекрасную баранину, – пропищала господину N. в ухо толстая Аннушка. – Прямо тает во рту.
Надо сказать, что господин N. интересовал её куда больше, чем кусок какой-то там баранины, а баранина был так, предлогом, чтобы он обратил на неё своё внимание.

По столу забегали солнечные зайчики, словно отражение голодного взгляда N., который с этой минуты никого вокруг не видел и не слышал. Впрочем, и он становился невидимкой для всех остальных. Сейчас существовали только рассыпчатый картофель со свежим изумрудным укропчиком, свиные рёбрышки, лососевые пельмени, борщ из гусиных копчёностей.

После сытного обеда все, довольные и весёлые, перешли в другую комнату, чтобы сыграть в настольные игры и освежиться холодными напитками. Собравшиеся, как обычно, попросили господина N. прочесть новых стихов. Господин N. читал в угоду тётушке, но с каждой произнесённой строкой возвращался к увиденной недавно сцене. Друг… ГОЛЫЙ друг. Читал скверно. Все вздохнули с облегчением, когда кончил.

Анна – румяная, то ли от выпитого шампанского, то ли от любовного смущения, – вертелась подле господина N. словно пчела. Собравшиеся делали вид, что им дела нет до него и Анны. Но господин N., ненароком отдходя к окну или в дальний угол комнаты, тут же обнаруживал подле себя и хихикающую Анну, обращая внимание, как все они то и дело бросают свои хитрые ухмылки в их с Анной сторону. От такого цирка ему становилось тошно. Как будто его специально приглашают на эти ужины, чтобы унизить.

Господин N. подумал о том, что с её отцом она могла бы выйти замуж, да хоть за генерала. И что она к нему привязалась. Неужели так любит?

– Мне правда пора уходить, – сказал он висевшей на его руке девушке и, высвободившись, наконец, от духоты её объятий, вышел за дверь.

Немного хлебнув уличного воздуха, господин N., порывшись в карманах, обнаружил несколько смятых купюр. Это милосердная горничная Арина, зная о ссоре его с тётей, успела положить их ему в карман, иногда она так делала. Щедрый день! Пятнадцать рублей, хватит при скромной экономии на месяц.

Возвращаясь привычным маршрутом, господин N. удивился сам себе, когда вдруг свернул на другую улицу. Это было неожиданно для него. Он всегда возвращался одним и тем же маршрутом, но не сегодня.

Улица оказалась пустынна. Не слышно ни шума проезжающего транспорта, ни многоликого говора праздной толпы. Неожиданно из тумана послышался стук каблучков, а вслед за ним выплыл силуэт девушки с высоким тонким станом. Шла она не торопясь, склонив голову так низко, как будто выискивала что-то потерянное на земле или пребывала в священной молитве. При этом в движениях её была необычайная гибкость, грация, словно она была какая графиня.

Осень была на исходе. Под ногами, несмотря на старания дворников, в кучки собирались сморщенные медно-рыжие листья и, мокрые, липли к ботинкам. Господин N. заметил, что туфли у девушки были летние, сделанные из замши, и ему понравилось то, как она тщательно старается пройти по сухому, чтобы не замочить их.

Ему захотелось взглянуть девушке в лицо, и он попытался её перегнать, но, должно быть, наступал со страшной силой, потому что увидел только прядь белых волос, выбивающуюся из-под фетровой шляпки, и резко очерченный угол рта, выражающий неудовольствие, по-видимому, из-за того, что её побеспокоили. Девушка поспешила перейти на другую сторону улицы и вскоре скрылась в одном из ближайших домов с красной черепичной крышей.

На следующее утро господин N., гладко выбрит и одет в свой лучший костюм – такой вот щёголь, – примерно в том же часу, когда накануне так скоро был оставлен понравившейся ему незнакомкой, ждал её у того же дома в надежде снова её увидеть, заглянуть под её фетровую шляпку, увидеть наконец милое личико девушки – а в том, что оно мило, он даже не сомневался – и, может быть даже, она позволит ему заговорить с ней. Этой ночью он не смог уснуть, вспоминая тонкие лодыжки в замшевых туфельках и нежные белые локоны её волос.

Долго ему ждать не пришлось, и скоро из тумана появилась та самая, ради которой господин N. сегодня крутился у зеркала не один час. Твёрдо зная, что он как никогда свеж и привлекателен, на этот раз он смело двинулся ей навстречу с протянутым букетиком спелых гвоздик.

– Кто вы? Что вам от меня надо? – спросила удивлённая девушка, вскидывая руки к лицу, словно защищаясь от алых цветов, метящихся залезть ей в лицо.
Господин N. заметил, как задрожали её руки.

– Я… я… я. Меня зовут господин N. – пробормотал он сконфуженно. – Я видел вас вчера и, кажется, меня поразил недуг, который называют влюблённостью. Я был так впечатлён вами, что не мог уснуть всю ночь.

При близком рассмотрении она оказалось старше, чем он предполагал. На самом деле ей было за сорок.

– Я замужем! – ответила быстро девушка и на этом скрылась в известном уже господину доме, прошелестя нижними юбками.

Господин N., не желая оставаться в своём горе в одиночестве, отправился в трактир, где, взяв водки, излил душу первым встречным.

– Вы должны забыть о ней, сударь. Даже если она дама высшего класса, то она ЗАМУЖЕМ!!! – давал советы один, поднося ко рту стакан дармовой выпивки. – Это погубит вас обоих, помяните моё слово.

– А если это любовь, ах, ты трусливое дерьмо! – возмущённо произнёс другой. – С ней непременно надо поговорить. Напишите ей письмо. Не поможет – соблазнять подарками, соблазнять всеми известными способами.

– Решено! Я снова поговорю с ней завтра же вечером… промычал с жаром господин N., окончив пьяные дебаты, а затем, подумав, добавил еле ворочавшимся от выпитого языком: – Нет, послезавтра, обязательно.

– Другое дело. За любовь! – ответила самодовольная физиономия ещё одного пьющего.

За любовь, пел на сцене баян, так, что в каждой ноте играла душа, и всем собравшимся хотелось плакать ему в тон.

Через два дня он снова дождался девушку у её дома, где вручил ей в руки письмо, которое она в испуге, чтобы избавиться от назойливого попутчика, скоро сунула в сумочку. Вот содержимое данного письма:

«Здравствуйте, дорогая незнакомка! К сожалению, я не знаю вашего имени, поэтому обращаюсь к вам – дорогая, – надеюсь, вы простите мне это. Хочу сказать вам, что перед вами я червяк, и жизни мне отныне без вас нет.

Когда я увидел вас на улице, то, поверьте, что вы затмили все звёзды на небосклоне своей красотой. Вы одна вправе занять небесный трон, сбросив их все на землю.

Ваше замужество меня отнюдь не пугает и, поверьте мне, встреча наша, если она всё же состоится, о чём я молю Бога, пребудет в строжайшей секретности и, напротив, если вы не пожелаете встретиться со мной, то я буду вынужден преследовать вас до конца ваших или моих дней.
Я люблю вас! В связи с чем, буду ждать вас каждый день и ночь по адресу: ул. Тверская, дом 5, кв…
Ваш отныне послушный раб, господин N.»

При прочтении письма что-то в груди девушки ёкнуло. Никто никогда не говорил ей таких слов, даже муж. К тому же, увидев несколько раз молодого человека у своего дома, она испугалась, что он будет преследовать её и дальше, поэтому через несколько дней она всё же решилась посетить его по указанному в письме адресу, чтобы сказать ему, что между ними ничего не может быть. Но… перед любовью мы все оказываемся бессильны. Любвеобильный бог всё-таки метнул амуровы стрелы и в её сердце.

При появлении в жизни господина N. Лизы, так звали эту девушку, всё в состоянии господина N. изменилось. Она как живительный ключ излечивала его душу и тело.

– Ты чудо! Чудо! – шептал он Лизе, кружа её по комнате и покрывая её лицо, шею и руки лёгкими поцелуями. Они встречались уже несколько недель, смеялись и были, несомненно, счастливы как дети. И жить хотелось господину только ради неё, а коли без неё – так и не надо вовсе. Больше всего на свете он мечтал встретить с любимой рассвет.

– Хозяйка моя! – Господину N. не хотелось её отпускать, думал даже запереть девушку на ключ и не выпускать из квартиры. Жаль, второй этаж, всё равно улизнёт.

И казалась ему Лиза в часы их встреч такой чистой и ясной, и вся она имела перед ним такой светоносный вид, что он тут же забывал и о её замужестве, и о том, что в данный момент она предаётся греху в его объятьях, и только что и трепетал как мальчишка при взгляде на свою возлюбленную. Пребывая в собственных иллюзиях, господин N. строил воздушные замки, будто бы Лиза разводится, и вместе с детьми они переезжают к морю, где живут они как супруги и тихо доживают старость в своём собственном вишнёвом саду, почивая на веранде с травяным чаем, провожая каждый вечер, оранжевое крымское солнце, клонившееся к закату.

Однажды господин N. заявился к Лизе домой. Он мучительно придумывал подходящий повод для визита, чтобы не выдать Лизу перед мужем, и вскоре такой повод был найден. Он подумал, что может сказать, что просто перепутал адрес. Казалось бы. Но что делает с людьми несчастная любовь.

– Говори тише! – просила она, с мольбой в синих глазах, открыв дверь и обнаружив за нею своего любовника. – Да, я люблю тебя! А теперь уходи, прошу тебя!
– Ухожу, милая. Обещай, что придёшь в воскресенье.
– Да. Да, я приду.

Как же он ждал каждого воскресного часа, когда он сможет наконец увидеть свою Лизу. Обнять её тонкую талию и заглянуть в её глаза, которые от наполняющей её нежности и страсти становятся васильковыми – вот оно счастье!

– Возможно ли любить без страха долго? Десять лет брака. Муж и не думает что-то менять в жизни, больше заработать. Десять лет я нахожусь на работе, которая отнимает моё здоровье. Разве я когда не мечтала об интересной жизни? И никогда я раньше не жаловалась, а нынешнее моё положение так худо. – Ей стало стыдно от нахлынувших на неё сантиментов и ещё более, что любовник стал свидетелем этой её открытости перед ним. Лиза упала на грудь господину N. и разрыдалась, может быть, в первый раз за всю свою жизнь. Вот так просто, как могут плакать только женщины в объятиях любовника.

Нередко Лиза замечала, как он, словно хищник, высматривает свою добычу, бродит у её дома, следит за ней издалека. Однажды в возмущённом тоне она высказала любовнику, что он оскорбляет её и её чувства к нему, и, если так будет продолжаться и дальше, она будет вынуждена порвать с ним. Тем более муж Лизы стал подозревать неладное.
– Дорогая, куда это вы исчезаете по воскресеньям? – спросил он её однажды, многозначительно из-под пенсне посмотрев жене в глаза. – Неужели у вас появились от меня секреты?

– К сестре Варе, – быстро нашлась Лиза, опустив при этом глаза, и тут же подумала, что непременно надо поговорить с сестрой. – Ей нездоровится в последнее время.

– Странно, вы так сблизились. Что ж, похвально. Семейные связи очень важно поддерживать. Передавай ей от меня моё почтение.

Лиза вдруг вспомнила, что её муж, нравом кроткий и покладистый, никогда не повышал на неё голоса и всегда доверял ей, что всколыхнуло в ней тёплое чувство уважения к супругу, как ветерок может всколыхнуть нежную молодую рожь. И совсем ему не к лицу быть рогоносцем.

Званые обеды остались в прошлом. Вот уже три месяца господин N. не появлялся у тёти. Чиновник был оскорблён столь явным непочтением к его персоне, ведь ему казалось, что любовное дело их с Аннушкой – вопрос уже решённый.

– Этот ваш племянничек, знаете, никудышный человек, – высказал тёте он своё неудовольствие. – Несмотря на всё к вам уважение, это всё же вы настаивали на помолвке вашего племянника с моей дочерью. А она, между прочим, в него влюбилась.

– Проявите терпение, прошу я вас! – отвечала та, взволнованно теребя подол платья. – Говоря по правде, мой племянник находится, благодаря моей милости, в весьма неприглядном положении. Я оставила его совсем без денег и, поговорив с кем нужно, распорядилась, чтобы его стихов не принимало ни одно издательство города.

– Что ж, подождём ещё, – одобряюще кивнул чиновник. – Надеюсь, ваш план скоро сработает. Не могу смотреть, как моя девочка мучится.
– Есть ещё одно. Я хочу пригрозить ему исключением его из завещания. Думаю, совсем скоро он пересмотрит своё отношение к Аннушке.
– Что ж, поживём – увидим.

Тем временем любовь разгоралась пламенем тревог и ревности. Шагая взад и вперёд, господин N. в томлении ждал свою любовницу к назначенному для свидания часу. Прождал он её и в следующее воскресенье, смотря в нервном ожидании в окно.

Недавно он видел Лизу на прогулке с мужем и детьми. Вконец обезумивший, он ревностно всматривался в лицо сопернику, с трудом сдерживая в себе желание сейчас же наброситься на мужчину. Всевозрастающее чувство гнева было готово вот-вот пролиться на ничего не подозревающего мужа Лизы в виде кровопролитного мордобоя, и только озабоченное лицо Лизы и её немое умоляющее «нет!» останавливало N.

Когда раздался нерешительный стук в дверь, господин N., сбивая на пути предметы мебели, кинулся к выходу. Его сиюминутная радость, когда он распахнул дверь, сменилась сначала недоумением, а потом гневом. Не она! На пороге стоял какой-то незнакомец. Человек, который просто ошибся дверью, в поисках каких-то людей неизвестно зачем. Господин N. взял непрошенного гостя за грудки и, зло выругавшись, спустил его с лестницы.

– Не она! – Он вернулся в комнату присмиревший, тихо опустился на стул и бессильно зарыдал.

Через две недели мучительных ожиданий, несмотря на то, что Лиза настоятельно просила никогда этого больше не делать, господин N. отправился всё же к ней домой. Он был настроен решительно и намеревался поговорить с мужем Лизы как мужчина с мужчиной.

Дверь ему открыла домоправительница, которая сообщила, что проживающая здесь семья выехала две недели назад вместе со всеми вещами. Также она сообщила, что муж Лизы получил новую должность – какую и в каком городе, ей однако неизвестно. На этом она закрыла дверь, оставив господина N. одинокого в своём несчастье.

После любовного пыла, который, спустя несколько недель, утих в отсутствии объекта любви, господин N. понял, что дочь чиновника, это та опора в жизни, за которую следует держаться. Так господин N. начал взрослую жизнь, обзавёлся костюмчиком с высокой должностью и в придачу – жена, дети. И мгновенно стал стареть, лысеть, толстеть. А сколько собственно нужно человеку времени, чтобы излечиться от настоящей любви?

Что до Лизы, то в один из вечеров к ним в дом заявился не знакомый ей человек. Не произнеся своего имени, не дожидаясь приглашения, он бесцеремонно вошёл в дверь и, пройдя в гостиную, уселся на свободный стул, закинув толстую ногу на ногу и опираясь на лаковую трость.

– Мне стало известно, – начал он, – что вы посещаете некого господина, проживающего по улице Тверской, дом пять. Ваш любовник принимает вас по воскресеньям?

– Кто вы? Чего вы хотите? – почти прокричала Лиза, в испуге заламывая руки.

– Ну…ну, вы зря возмущаетесь, хозяйка, я пришёл к вам не для того, чтобы читать лекции и призывать вас к нравственности, –успокоил тот неверную жену. – У меня к вам сугубо деловое предложение.

– Так вот что я вам предлагаю. Недавно освободилось место градоначальника, правда, городишко провинциальный, но жалование вполне приличное, и, опять же, карьера. Кажется, ваш муж служит в небольшой конторе, но человек он университетский, и я бы мог посодействовать его устройству. Я вам предлагаю новый мир. Подумайте, ради своей семьи. Ради детей. Переживать не о чем, устроено всё будет так, будто вашего мужа пригласили случайно, исключительно за его личные заслуги. Ну так что, голубушка, вы согласны? – Этот человек был тот самый толстый чиновник, который так любил званые обеды и, как оказалось, стал последним орудием в борьбе тётушки за никчёмную душу перемудрёного племянника.

Душа Лизы ликовала!