или повесть о том, как в нашей жизни, когда надежда на простое человеческое счастье, казалось бы, доживает свои последние мгновения, порой происходят удивительные события, после которых все предыдущие прожитые года кажутся скучными и пресными, прожитыми если не зря, то совсем не так, как нам хотелось бы, когда мы были молоды и нам казалось, что весь мир лежит у наших ног…

Владимир Семиряга

Одиноким

мужчинам и женщинам

посвящается

1

По воскресениям у военного пенсионера Виктора Федоровича Панкратова был банный день. Так у него было заведено. Хотя какой он пенсионер? Когда ему стукнуло 46, его часть в Чите расформировали. Офицеры, у кого были связи в штабе округа, устроились неплохо, остальных же разогнали по отдаленным гарнизонам. Предложили новую должность и Панкратову. Тоже у черта на куличках, хотя и с повышением. Подумал он над этим предложением, посоветовался с бывшим своим командиром и решил подать рапорт об увольнении. Выслуга есть, пенсия есть, а пока возраст позволяет и на гражданке приличную работу можно найти.

Не мешало бы серьезно и личной жизнью заняться. А то все полигоны, переезды, учения, какие-то медвежьи углы – там вообще женщин мало, не говоря уже о том, чтобы найти ту, с которой можно было бы создать семью. К тому же сердце стало побаливать. Да и родители как-то быстро ушли из жизни, и надо было что-то делать с их домом.

Так он оказался в Подмосковье, ну а в Москве и работу себе нашел.

Панкратов парился всегда в собственной бане, приглашая иногда составить ему компанию своих соседей по дачному поселку, в котором  постоянно проживал. Иногда наезжали армейские дружки, а иногда одиночество отставного холостяка нарушали и прекрасные дамы. Точнее, одна дама, Тамара, с которой он уже долгое время встречался. Если же все были заняты, то Панкратов парился в одиночку. Так ему даже больше нравилось. Не любил он, когда мужики почему-то обязательно всей толпой залазят в парилку и начинают там галдеть. Парилка, она ведь тишину любит и уединение. И сто грамм после бани Панкратов себе позволял. Некоторые мужики не могут пить в одиночку. Им подавай компанию. Вот они в компании и нажираются до поросячьего визга. А когда ты сам, то никогда не напьешься. Поскольку когда ты сам, ты всегда меру знаешь и свое самочувствие ощущаешь, а поговорить… Поговорить Панкратов не был большим любителем. И хотя за годы службы поколесил он по стране и многое повидал, но старался ни в какие дискуссии не ввязываться. Считал это пустым занятием. Все равно никого не переубедишь, все останутся при своем мнении, а настроение себе можешь испортить запросто.

На этот раз Панкратов решил перед баней сходить в парикмахерскую и привезти в порядок свою шевелюру.

Ему повезло: клиентов в мужском зале не было, поэтому девица за кассой сразу же указала ему кресло, куда нужно сесть. Он сел, посматривая на себя в зеркало. Вскоре к нему подошла женщина-мастер. Поздоровалась и приветливо спросила: «Как будем стричься?»

Панкратов посмотрел на нее. Женщина его не  впечатлила: особа неопределенного возраста, лет 35-40, ростом выше среднего, худощавая, с правильными чертами лица и хорошей грудью. Он это сразу отметил. И все! В ее внешности не было ничего такого, что могло бы привлечь внимание мужчины и пробудить в нем дремлющие природные инстинкты.

Панкратов объяснил, где укоротить и как подравнять и с чувством исполненного долга закрыл глаза. Расслабился. Пока с его волосами будут колдовать, можно и поразмышлять. А думать было о чем! Его, подполковника запаса, с удовольствием взяли в транспортную компанию замом по организационно-административным вопросам. Предыдущий зам проворовался, сел, а владелец компании, сам бывший военный, распорядился взять на эту должность отставника. Военным отставникам он по привычке доверял больше. Компания активно развивалась, поэтому приходилось решать массу вопросов. Причем таких, о существовании которых Панкратов, когда служил, даже и не подозревал. На гражданке все оказалось гораздо сложнее и запутаннее.

К тому же, он затеял ремонт родительского дома, а это мероприятие вообще оказалось целой спецоперацией: мастеров надежных надо найти, стройматериалы купить и завезти и, наконец, самое главное – надо постоянно контролировать ход работ. Веры нынешним работягам было мало.

И Панкратов вздохнул. Мастер моментально на это отреагировала:

– Что-то не так? – и вопросительно посмотрела на него.

– Нет-нет, все в порядке! Это я о своем, о девичьем…

Мастер улыбнулась, и Панкратов даже удивился, как простая улыбка может удивительным образом поменять лицо: еще мгновение назад это было лицо затюканной жизнью тетки, а сейчас перед ним стояла очень даже привлекательная женщина.

– Вы где живете: здесь или в Москве? – спросил он. Спросил без задней мысли, просто, чтобы поддержать разговор.

– Здесь, недалеко отсюда.

– Это хороший район.

– Да, мне он тоже нравится. Зелени много, и вообще наш поселок очень красивый.

Помолчали. Женщина продолжала приводить в порядок его голову, а Панкратов подумал о ее груди. Почему о ней подумал, он объяснить себе не мог. А тут вдруг представил, как он ласкает ее грудь. Ну, естественно, не здесь, в парикмахерской, а у него дома или у нее. И что им обоим очень хорошо.

«Ну и дела!» – удивился Панкратов своим фантазиям. Ладно была бы это красотка лет 20, а то дама… и он через зеркало посмотрел на женщину более внимательно.

Наблюдая за ее плавными движениями, за мимикой лица Панкратов вдруг почувствовал, что начинает испытывать к этой женщине необъяснимую симпатию. Она источала такую теплоту и спокойствие, такое умиротворение, что у него даже мурашки по телу пробежали. Панкратов незаметно поежился. Так ему хорошо и уютно рядом с этой женщиной стало. И вся ее непривлекательность куда-то мигом улетучилась. И вроде симпатичнее она стала, и сексуальнее.

– Ну вот и все! – голос мастера вернул его к действительности. – Посмотрите.

Панкратов сделал вид, что рассматривает свою стриженую голову.

– Вроде все нормально, спасибо!

Хотел пошутить насчет «лучших домов Лондона», но передумал. Словно внутри какой-то контролер строго посмотрел на него и пригрозил пальцем.

– А как вас звать?

Женщина в ответ еще раз улыбнулась:

– Валентина.

Он посмотрел на нее и внезапно ощутил ноющую боль в районе пупка. Это был плохой признак. Так его организм реагировал на женщин, которых  он хотел. Странное дело: мозги еще чего-то там обдумывали, взвешивали, а организм уже принял решение.

Панкратов помялся немного, раздумывая над тем, как лучше сформулировать свою мысль, но потом решил не умничать:

– Валентина, а можно вас пригласить на чашечку кофе?

И только задав свой вопрос, он осознал, что приглашает на свидание женщину, которая совершенно не произвела на него никого впечатления. И зачем он это делает, внятных объяснений у него не было. И не в груди тут дело.  Мало ли по улицам бродит женщин с хорошей грудью. Со всеми же не перезнакомишься!

Но в тоже время была у него какая-то убежденность в том, что он поступает правильно.

– Нет-нет, спасибо. Лучше не надо, – Валентина ответила твердо и с такой интонацией, что он понял: женщина не так проста. Она не ломается, не кокетничает, не набивает себе цену. Она действительно не хочет с ним встречаться и пить кофе. Быть может, она замужем или у нее кто-то есть, а вполне возможно, что Панкратов «не герой ее романа». Ведь у каждой женщины тоже есть к мужчине свои требования.

Он вздохнул, на этот раз демонстративно громко и притворно, как бы сожалея об отказе. Валентина на эти вздохи не отреагировала, но ему показалось, что она усмехнулась про себя.

Панкратов подошел к кассе. Кассирша, пробивая чек, посмотрела на него так, словно хотела сказать: «Ну что выкусил?» Панкратов в ответ поиграл желваками, расплатился и покинул парикмахерскую.

 

2

Прошло несколько дней. Панкратов сидел в машине напротив парикмахерской и ждал, когда там закончится рабочий день. Наконец двери салона распахнулись и несколько женщин вышли на улицу. Валентина была среди них. Он сразу узнал ее. Она была выше и моложе своих коллег. Женщины еще постояли минут десять что-то оживленно обсуждая. Со стороны могло даже показаться, что они давно не виделись. «Вот болтушки! – подумал Панкратов. – За рабочий день не наговорились!»

Через некоторое время коллектив распался: Валентина с какой-то женщиной пошла вдоль сквера, остальные продолжали стоять около входа. Панкратов завел машину и поехал на малой скорости, не упуская Валентину из виду. Дойдя до торгового центра, женщины, немного посовещавшись, зашли в его широкие двери. Панкратов припарковал машину и быстрым шагом направился к входу в торговый центр.

Валентину он увидел сразу: она никуда не спешила, останавливалась около каждой витрины и что-то там разглядывала. Но путь, судя по всему, держала в продовольственный супермаркет. Так оно и вышло. Женщина вошла в супермаркет, взяла тележку и отправилась вдоль прилавков. Панкратов шел по параллельному ряду, изредка поглядывая, где она находится.

Шел и тупо выговаривал себе: «Старый козел! Мозгов вообще не осталось! Поперся знакомиться! Лучше способа придумать не мог! Сказали же тебе ясно: «Не хочу!» Пошла баба в магазин, сейчас еще мужик ее нарисуется, а тут я – хрен с бугра!»

Понимал Панкратов, что поступает глупо и без всякого преувеличения можно даже сказать – по-дурацки. Но ничего не мог с собой поделать. А, быть может, и не хотел. Он наблюдал за тем, как женщина выбирает себе покупки и почувствовал, что ему нравится вот так незаметно за ней подглядывать. Валентина брала в руки какой-нибудь пакет или упаковку и начинала его внимательно изучать. Иногда что-то в этикетке с текстом ей не нравилось, и она хмурилась. Такой товар она возвращала на место. Иной ее увлекал, она переворачивала потенциальную покупку, изучая ее со всех сторон. Все было как-то непосредственно, беззащитно и мило.

«Основательная девушка», – подумал Панкратов и поймал себя на мысли, что хотел бы сейчас оказаться рядом с ней.

И еще один вывод он сделал: так не спеша, несуетливо и размеренно в магазине себя ведут только женщины одинокие. Им некуда спешить, их никто не ждет, а пустые квартиры навевают такую тоску, что даже поход в торговый центр становится настоящим развлечением.

Повернув направо и свернув на тот ряд, вдоль которого перемещалась Валентина, Панкратов, делая вид, что также пристально разглядывает овощное изобилие, выложенное на стеллажах, двинулся ей навстречу. Рассчитал он точно: буквально около следующего стеллажа их тележки столкнулись. Женщина, инстинктивно потянула тележку к себе и, даже не посмотрев на участника столкновения, стала многократно извиняться перед ним.

– Валентина, это вы? – притворно удивленным голосом произнес Панкратов.

Женщина подняла глаза и в легком замешательстве пыталась вспомнить, где она видела этого человека. Она даже не сразу сообразила, что ее, как мастера парикмахерской, могут знать многие мужчины поселка. Панкратов внес ясность:

– Вы меня стригли. Я вас еще на чашечку кофе пригласил, но вы отказались. Но видите – судьба нас опять свела.

– Да-да, припоминаю, – промямлила Валентина, в силу природной застенчивости чувствуя неосознанную вину перед человеком, которому отказала в его просьбе.

– Да я понимаю вас, как говорится, я одна, а вас много, – Панкратов старался говорить непринужденно, стараясь заглушить внезапно появившееся волнение.

Женщина откровенно пребывала в состоянии растерянности. Мужчина так внезапно нарушил ее уединение, что она даже не знала, как реагировать на то, что он ей говорил. И от этого чувствовала неловкость и досаду.

Кивнув в знак согласия, мол, так оно и есть, Валентина выпрямила свою тележку. Панкратов со словами «давайте я помогу вам выбрать овощи» развернул свою тележку и двинулся рядом с Валентиной.

Поскольку они шли вдоль стеллажа с фруктами и овощами, то Панкратов посоветовал своей спутнице обязательно включить в рацион имбирь и болгарский красный перец. И объяснил, почему это надо сделать. Рассказал и о своем рецепте приготовления овощного салата.

Это было интересно, и Валентина постепенно оказалась втянутой в разговор. Она психологически восстановилась и уже поглядывала на него и даже пару раз переспросила о чем-то. Панкратов понимал, что лед тронулся, что женщина сейчас его изучает, привыкает к его манере говорить, пытается рассеять какие-то свои сомнения. Короче, в ее сознании шла напряженная работа, хотя подсознание, вероятно, уже многое, если не все, для себя решило.

Они загрузили свои тележки и под постоянное повествование отставного подполковника, которое Валентина внимала, надо отдать ей должное, с возрастающим интересом, медленно пошли к кассам. Он умел рассказывать. Она умела слушать. Тем более, что Панкратов бывал во многих местах и переделках, так что выдумывать многое ему особенно и не приходилось. Проходя мимо кулинарного стеллажа, он взял коробку шоколадных конфет и со словами «Это мой вам маленький подарок» положил его поверх ее покупок. Валентина засмущалась и со словами «Ой, что вы, не надо» попыталась слабо протестовать. Мужчины давно ей ничего не дарили, и поэтому даже такой знак внимания произвел на нее сильное впечатление. Она откровенно не знала, как на это надо реагировать и поэтому первой, инстинктивной, реакцией был отказ от подарка. Однако решительность, с которой действовал Панкратов, не оставила ей никаких шансов.

После касс они подошли к стойке, и Валентина собралась переложить покупки в свою сумку. Панкратов помог ей, а потом поставил ее сумку к себе в тележку: «Я вас довезу до дома, даже не пытайтесь мне возразить». Причем сказал это таким твердым тоном, что женщина поняла – она попала в ситуацию, когда всякое сопротивление бесполезно и от нее самой мало что зависит. А поскольку некая сила, в данном случае в лице этого странного, но привлекательного мужчины, непонятным образом все устраивает наилучшим образом, то возражать у Валентины особых причин не было.

Очевидно, в глубине души каждая женщина мечтает о такой силе, о таком мужчине, который берет на себя решение всех житейских проблем. Природа недаром все организовала таким образом, что именно мужчина, как более сильный,  должен отвечать за наиболее важные и сложные направления жизнедеятельности семьи. Он должен принимать решение в самых непростых ситуациях. И должен отвечать за свои поступки и поступки своих близких, предвидя их возможные последствия.

Всякие внутрисемейные дискуссии о том, как решать ту или иную проблему, конечно, могут иметь место. Но речь идет о конечном принятии решения и конечной ответственности.

У женщин же свой круг обязанностей, не менее важных. Военное слово «тыл» наилучшим образом характеризует то, чем женщина должна заниматься в семье. В армии плохо организованное снабжение, медицинское обеспечение и не завезенные во время снаряды могут сорвать любую блестяще продуманную штабистами войсковую операцию. Поэтому в слове «тыл», сказанное применительно к женщине, нет ничего обидного. И чем быстрее она это поймет, тем от больших неприятностей и конфликтов в семейной жизни сможет себя в дальнейшем избавить.

Но у современных женщин с пониманием этой, в целом банальной, истины возникли трудности. Многие особы, начитавшись откровенно вредных книжек и насмотревшись не менее пошлых сериалов, почему-то решили, что семья – это вторично, что семья подождет, а главное – это надо успеть погулять, посмотреть мир и выдвинуться по служебной лестнице. Понимание того, что «погулять» и «посмотреть мир», а уж тем более «выдвинуться по служебной лестнице» это фальшивые идолы, приходило, как правило, в зрелые годы. Дамы с прискорбием констатировали, что рожать им уже поздно, что лицо и шея покрываются морщинами, а мужчин  все больше привлекали не их ноги, а – финансовые возможности.

В отличие от этих женщин Валентина была и рада стать «тылом», но кто будет у нее на «передовой»? Она всю жизнь прожила одна. Все привыкла делать сама и рассчитывала только на свои силы. И советоваться ей особо было не с кем. Поэтому она сама была и «тыл», и «передовая» в одном лице. Однако постоянная борьба за выживание в современном мире, где надо всегда держать ухо востро, изматывает, обесточивает человека. И Валентина с некоторых стала чувствовать огромную усталость.

Но больше ее угнетало не столько незавидное настоящее, сколько абсолютно безрадостное будущее. Семьи нет, детей нет, профессия парикмахера – так себе, не об этом она мечтала. Каждый день лицезреть мужские затылки – удовольствие ниже среднего.

Конечно, натура более активная и с тараканами в голове организовала бы свой бизнес, пошла бы на курсы повышения квалификации или сменила бы профессию, нашла бы в сети себе единомышленников и замутила бы какую-нибудь хрень. Но у Валентины характер был не бойцовский. Жила она незаметно и ничего особенного для себя не желала. Никаких принцев на белом коне, никаких состоятельных бизнесменов, никакой безумной любви до гроба – ей просто хотелось неприметного женского счастья. Поэтому когда Панкратов взял ситуацию в свои руки, перегрузил ее продукты в свою тележку и направился в сторону стоянки, она медленно пошла за ним, пытаясь разобраться в ворохе мыслей и чувств, которые ее в тот момент обуревали. Все случилось как-то неожиданно и сумбурно. Зашла в магазин за продуктами и на тебе… Она чувствовала, что эта встреча – не просто знакомство, а нечто большее, но что конкретно – объяснить себе не могла.

Панкратов тем временем загрузил сумки в багажник и открыл Валентине  дверцу со стороны пассажирского сидения. Она села, неловко закинув в салон обе ноги, и он понял, что поездка в машине для нее событие редкое. Сев на водительское кресло и запустив двигатель, Панкратов повернулся к Валентине и спросил: «Куда едем?»

– Улица Шолохова, тут недалеко, знаете, где это? – ответила женщина, разглаживания и натягивая на колени юбку.

– Конечно, знаю, я же местный.

Поселок маленький, доехали быстро. Панкратов помог женщине выйти, достал ее сумку из багажника и хотел донести до подъезда, но она проявила неожиданное упорство: «Нет-нет, спасибо, я сама. Спасибо, что довезли».

– Валентина, давайте вечером сходим в кафе…

– Сегодня уже поздно. Мне завтра в утреннюю смену, рано вставать.

– Тогда давайте завтра.

Женщина помолчала немного, а затем с каким-то вызовом в голосе  спросила:

– А зачем нам встречаться?

– Честно?

– Честно!

– Дело в том, что я пишу книгу. У моего героя сложные отношения с женой, которая упорно не может понять, почему ее супруг постоянно занят, почему его в любое время суток могут вызвать на работу, почему у него нет времени на нее и тому подобное, – Панкратов откровенно врал, но врал так вдохновенно, что и сам поверил в то, что пишет книгу.

– Вы что писатель? – на этот раз с уважительными интонациями спросила Валентина.

– Да нет, я журналист, работаю в газете, а книжку пишу в свободное от работы время.

–  Это все интересно, но только я здесь причем?

– Вы лично не причем. Но мне интересно знать психологические аспекты поведения женщины в такой ситуации. Я вам буду задавать вопросы, а вы мне будете отвечать.

– Но я же не психолог.

– Это-то и хорошо. Психолог будет отвечать как профессионал. А мне надо житейский взгляд на обыденные вещи, но с женской стороны. Понимаете меня?

– Понимаю, – задумчиво сказал Валентина. Как человек порядочный она верила в то, что ей говорят. Да и основания не верить не было. Но она чувствовала какой-то подвох, правда, не зная, где он. Панкратов же здорово рисковал, выдавая ей такую байку. А вдруг женщина обидеться? Мол, я думала, что я вам нравлюсь, а тут какая-то книга.

– А почему вы не поговорите об этом с другими женщинами? Ведь они у вас есть? – вдруг как-то серьезно спросила Валентина и посмотрела  Панкратову прямо в глаза.

Тот не ожидал от нее такой атаки, но взгляд выдержал.

– Если вы имеет в виду мое семейное положение, то я разведен. Знакомые женщины у меня есть. Но они моего возраста, так сказать, дамы в годах. А моя героиня примерно вашего возраста. Убедил?

Ему и самому понравилось такое разъяснение. Он как бы деликатно намекнул, что Валентина выглядит гораздо моложе своих лет и что он не догадывается о ее возрасте.

Здесь даже недоверчивый ум Валентины ничего не мог возразить.

– Хорошо, – подумав, согласилась женщина. Она просто не могла вторично отказать тому, кто просил ее о помощи.

– Так я вам позвоню?

– Хорошо, – еще раз повторила Валентина. – А как вас звать-то?

– Ой, извините, зарапортовался, меня звать Виктор.

Они попрощались. Валентина зашла в подъезд, а Панкратов вырулил из небольшого дворика и поехал к себе.

 

3

Дома, перекусив, он налил себе полстакана коньяка (чего уж тут мелочиться!), вышел на веранду, сел в свое любимое кресло и, закинув ноги на перила, задумался.

Ситуация значительно прояснилась. Отпали все  предположения, в том числе и самое существенное – у нее никого нет. В противном случае она бы не допустила, чтобы ее подвозили до самого подъезда. Да и судя по покупкам, они рассчитаны на пропитание одного человека. Если бы у нее был мужик, то в корзинке обязательно оказался бы кусок мяса. Вполне себе адекватная женщина, просто не любит сюрпризов и непонятных положений.

И тут Панкратова осенило: да она просто по-женски одичала. Она  долгое время была лишена мужского внимания и близости с мужчиной. Это сформировало у нее синдром никому не нужного существа, развило комплекс собственной непривлекательности, убогости, затюканности. С этим очень тяжело жить. Нужна воля и внутренние силы, чтобы осознавая собственную не очень удачно сложившуюся судьбу, продолжать жить, более того, наслаждаться той жизнь, которая у нее есть.

Придя к такому заключению, Панкратов совершенно неожиданно для себя почувствовал какую-то неловкость. Такое бывает, когда многое узнаешь о человеке, причем такое сокровенное, что тебе начинает казаться, будто ты без разрешения залез к нему в душу, потоптался там и ушел прочь, наследив и не попрощавшись.

Но неловкость быстро прошла, когда он вдруг совершенно отчетливо понял, что хочет эту женщину. Хочет не просто переспать с ней и удовлетворить свою страсть, а быть рядом с ней, смотреть на нее, слушать ее голос, даже трогать ее. То есть делать все то, что находится за страстью. Или перед ней…

Женская неприметность Валентины внезапно обрело какое-то противоположное, притягательное содержание. Она из серой мышки, какой он ее себе представил во время первой встречи, превратилась в желанную женщину.

Панкратов по инерции попытался найти этому объяснение, мол, у нее ладная фигура, сексуальные губки, хорошая грудь, но вскоре прекратил поиски физиологической привлекательности Валентины. Он вспомнил, как его буквально обволокло теплым облаком, когда она колдовала с его волосами. Это ощущение было столь явственным, что Панкратов даже посмотрел по сторонам, чтобы убедиться, что он один и Валентины здесь нет. Ее действительно рядом не было.

Вздохнув, он залпом заглотнул оставшийся в стакане коньяк. Такие мысли нужно было обязательно запить.

 

4

Звонок Валентине Панкратов решил в долгий ящик не откладывать. Это был тот самый случай, когда ковать надо пока горячо. Да и в своих чувствах не мешало бы разобраться: почему эта женщина так запала ему в душу. Он выждал пару деньков и позвонил.

– Валентина?

– Да, это я.

– Это ваш знакомый из супермаркета, Виктор. Помните?

– Помню, конечно.

– Вы на работе?

– Да.

– Я сейчас еду в Москву, а вечером поеду обратно. Вы же сегодня вечером работаете? Давайте я вас подвезу.

– Ну, я не знаю…

– Я знаю, – Панкратов попытался придать свою голосу и твердость, и уважительный  тон. – После работы около торгового центра я вас жду. Ой, меня гаишник тормозит. Извините. Все, буду ждать, – он отчаянно врал  насчет гаишника, чтобы можно было закончить разговор и не вступать с Валентиной в дискуссию о целесообразности такой встречи. Вдруг у нее опять какие-нибудь вопросы возникнут.

Ровно в девять он уже был на стоянке. Минут через пятнадцать появилась сотрудницы парикмахерской. Пришли все, словно весь салон красоты решил посетить торговый центр. Женщины зашли внутрь и разбрелись по секциям. Валентина осталась стоять около входа, поглядывая по сторонам в надежде обнаружить своего нового знакомого.

Он мигнул пару раз фарами и подал звуковой сигнал. Женщина не спеша направилась в его сторону. Панкратов вышел из автомобиля. Подошла Валентина. Они стояли друг против друга. «В кино в подобных ситуациях он целует ее в щечку», – подумал он.

– Привет! Ну как, устали?

– Да нет, я уж привыкла. Клиентов сегодня было немного. Хуже, когда они идут косяками. Тогда к концу смены просто с ног валишься.  А у вас работа больше сидячая?

– Сидяче-ходячая, – туманно пояснил Панкратов.

Он обошел машину и открыл дверь со стороны пассажира. Валентина села в машину, поправила  юбку, положила на колени сумочку и вопросительно посмотрела на него.

– Вы домой?

– Да, вы помните, где я живу?

– Помню.

Как часто бывает на начальном этапе всякого знакомства, разговор шел ни о чем, перескакивая с одной темы на другую. Валентина уже освоилась и не смотрела на Панкратова, как на человека, которого следует опасаться. Правда, что и ждать от него, она не знала.  Ее откровенно смущал возраст нового знакомого. По всему выходило, что он – калач возрастной. Это было видно по его манерам, суждениям, седине в волосах, натруженным рукам. Но Валентину с толку сбивала внешность нового знакомого: у него была спортивная фигура, короткая стрижка, уверенная походка, какой-то молодой взгляд, не было живота.

Валентина понимала, что мужчина должен быть старше ее. Но одно дело, когда разница 3-5 лет и совершенно другое, когда – 10-15, а то и все 20. Почему она себе придумала такие ограничения, Валентина объяснить не могла. Хотя догадывалась, с какой целью с ней познакомились. Ее подсознание говорило, что этот мужчина хочет ее как женщину. Сознание же в это не верило и отвергало этот посыл, мотивируя жесткими сложившимися штампами: «я – неудачница, никому не нравлюсь, внешность у меня не привлекательная, я не умею красиво одеваться и вообще – оставьте меня в покое».

Беседуя, они доехали до дома, в котором жила Валентина.

– Какие планы на вечер? Вы задавали такие интересные вопросы, что мне невольно хочется продлить беседу с вами, – сделал комплимент Панкратов.

– Нет, это вы очень интересно отвечали на мои глупые вопросы. Сегодня вечером я занята, давайте в другой раз.

– Как скажите. Значит, я буду вам звонить?

– Звоните, до свидания.

Панкратов проводил Валентину взглядом.

Глядя, как она одиноко идет в полумраке к своему подъезду, как гулко стучат по плитке каблучки ее туфель, он вдруг поймал себя на мысли, что ему хочется согреть ее теплом, окружить заботой, взять на себя часть ее проблем, оградить от невзгод, принести в ее дом хоть небольшую частичку счастья. Он почувствовал, что хочет близости с этой женщиной, несмотря даже на то, что она не обладала теми физическими качествами, которые он ценил и искал в других своих партнершах. Он хотел эту женщину, сумевшей каким-то непостижимым образом разбередить его душу, которая, как ему казалось, уже отправилась на покой.

Валентина же, идя к своему дому, спиной чувствовала этот мужской взгляд. Это был не тяжелый, похотливый и грубый взгляд, которым самоуверенные и наглые мужчины провожают понравившихся им женщин. Этот взгляд был как теплый луч. Валентине очень хотелось оглянуться, помахать на прощание рукой, улыбнуться, но какая-то сила сковала все ее тело. Она понимала, что если оглянется, то потом может наделать глупостей, за которые будет стыдно и обидно. И опять придется плакать в подушку, а затем долго лежать и смотреть выплаканными глазами в потолок и жалеть себя и свою судьбу.

 

5

Валентина сняла туфли, засунула ноги в домашние тапочки и, подойдя к зеркалу, висевшему на стене в коридоре, внимательно посмотрела на себя. На нее глядела немного уставшая женщина, уже немолодая, в скромной одежде, милая, но не красавица. Валентина потрогала волосы (где-то здесь был седой волосок), потом провела рукой по бровям и сняла указательным пальцем невидимую соринку из уголка глаза (а вот и морщины!)

Пройдя в комнату, она села в кресло, взяла телефон и задумалась. Было желание позвонить свой лучшей подруге Катерине, поговорить с ней, спросить совет, но что-то удерживало ее от этого поступка. Катерина была существом добрым, отзывчивым, но крайне взбалмошным. Она вначале что-то делала, а потом мучительно размышляла над тем, надо ли было это делать. Так было и в ее личной жизни. После окончания школы она выскочила замуж, вроде бы по любви. Родила двоих детей, а потом задумалась, на фиг ей такой муж, который не может обеспечить семье достойной проживание. Катерина иногда приходила к Валентине с бутылкой вина и жаловалась на своего мужа, который вместо того, чтобы пойти и заработать где-нибудь лишнюю копейку, гонял мяч во дворе с такими бездельниками как он сам. Слово «охламон» было самое приличное из всех, которыми Катерина награждала свою вторую половину. Поэтому вероятность того, что она даст дельный совет была минимальной. Валентина об этом знала, но Катерина была школьной подругой, самым близким человеком, высказаться больше было некому, а ее совет сейчас был, ой, как нужен. Даже самый бестолковый.

Катерину долго упрашивать не пришлось. Через полчаса, благо жила недалеко, с традиционной бутылкой вина она уже трезвонила в дверь. Подруги обнялись, расцеловались. Прошли на кухню. Валентина достала фужеры, нарезала колбасы и сыр, помыла зелень. Сели.

– Ну, чего звала? – было видно, что Катерина сгорает от любопытства.

–  Тут такое дело, – замялась Валентина, не зная с чего начать. Она боялась, что скажет не те слова и Катерину понесет на такие фантазии, что только еще больше запутает ситуацию.

– Короче, познакомилась я с мужиком…

– Так, хорошее начало, – бодро прокомментировала Катерина и налила вино в фужеры, – за это надо выпить.

Подруги пригубили вино.

– Я не могу в нем разобраться.

– Чего в них разбираться, – назидательно сказала Катерина, – надо брать их и все.

– Ты опять за старое – брать да брать. Тут разобраться надо.

– Ты уже тридцать семь лет разбираешься, а толку никакого. Что за мужик-то?

– Мужик как мужик. Клиент мой. На машине меня сегодня подвез. Спросил, может ли мне позвонить. В кафе звал.

– Ну и правильно, куда же тебя старую перечницу звать – в постель что ли, – и Катерина громко рассмеялась своей шутке, но увидев осуждающий взгляд подруги, скороговоркой проговорила, – ну, шучу я, шучу.

– Прекрати немедленно!

– А что прекрати! Тебе сколько лет?

– Какая разница, сколько мне лет!

– Большая! Должна знать, что мужикам от нас надо одно – перепихнуться и все.

– Но не все же такие!

– Не все, но подавляющее большинство. И твой мужик такой же.

– Понимаешь, я просто чувствую, что он не такой.

– Ой, много ты понимаешь в них, кобелях. Сколько ему лет?

– Не знаю, на вид лет 50.

–  О-го, какой славный старикашка!

– Никакой он не старикашка. Нормальный мужик, но в возрасте.

– Подруга, скажи честно: зачем нам нужен возрастной мужик?

Женщины замолчали, каждая думая о своем. Пригубили вино. Закусили сыром. Катерина, желая поддержать подругу, стала вслух рассуждать:

– С другой стороны, ну 50 лет. Подумаешь возраст! Это же не 80! – и опять громко рассмеялась, – Не будет на других баб поглядывать.

– Я что за него замуж собралась?

– А почему нет? Кстати, а он-то свободный или искатель приключений?

– Я не знаю, но кольца нет.

– Так ты узнай. Чего порожняк гонять! А если он свободен, то ты ножки раздвинь и в путь-дорогу…

– Дура ты, Катерина. Тебе бы все ножки раздвинуть.

– Это ты дура! Ты сама подумай, почему он в его-то годы и вдруг свободный?

– Почему?

– А вдруг он не может.

– Чего не может?

– Драть баб не может! Не стоит у него, вот чего!

– Кать, ты больная! Драть, ножки раздвинь – у тебя совета спрашивают, а ты все об одном и том же.

– Я тебе совет и даю. Не переспишь и ребеночку не родишь.

– Это-то здесь причем? – сердито спросила Валентина.

– Поясняю для непонятливых. Скажи, только честно, ты ребеночка хочешь?

Валентину вопрос поставил в тупик. Было время, когда она думала над этим. Только было неясно от кого? Вокруг алкаши, голубые, женатые или одноразовые партнеры. Никто не хочет нормальных долгосрочных отношений, а уж тем более жениться. Тут захочешь ребеночка, так не с кем это сделать! Но годы подпирают. Тут надо решать: или что-то делать, или ставить крест на этом желании. А что делать? И опять тот же вопрос – с кем?

– Причем тут ребеночек? – зло выпалила она.

– Нет, ты от вопроса не увиливай. Отвечай честно? Хочешь или нет?

– Ну, хочу, – выдавила Валентина, словно у нее это признание выбили пыткой. – Но поздно мне уже. Да и не поднять мне одной его.

– Ты не нукай! Во-первых, тебе не поздно. Сейчас такие технологии, что рожать можно хоть в 50 лет. Во-вторых, у тебя тетка живет в Подольске, Надежду Афанасьевну из деревни выпишем. Мы с Пашкой тебе поможем. Не дури – всем колхозом справимся! Ты лучше посмотри на своего мужика прагматично: если он не законченное чмо, но ты не хочешь с ним свою судьбу связывать, то, быть может, он сгодится, хотя бы на то, чтобы ребеночка сделать. А?

– Я так еще не думала.

– А ты подумай, подруга. Давай, наливай!

Подруги опять чокнулись и выпили свои фужеры до дна. То ли вино в небольших дозах вносит ясность в наши мозги, то ли на Валентину подействовали слова Катерины, но она задумалась: «А почему бы и в самом  деле не попробовать? Узнать мужика получше, и если он нормальный, то можно и… »

Тем временем Катерина посмотрела на часы:

– Все я пошла. Скоро мой придет, надо будет ему мозги прочистить.

– Он что опять провинился?

– Он провинился, когда родился. Для профилактики, конечно, чтоб служба медом не казалась.

Уход подруги Валентина восприняла с некоторым облегчением. Ее чрезмерная активность и сумасбродные идеи всегда давили на нее. Но сейчас над сказанным Катериной следовало основательно подумать.

 

6

Проводив Валентину, Панкратов поехал домой. Он всегда гордился своим аналитическим складом ума, умением найти наиболее важное звено в любой проблеме и сформулировать очередность шагов по ее решению. Повидав жизнь, он также был уверен, что разбирается в людях и мотивах, которыми они руководствуются, поступая таким или иным образом.

Однако сейчас Панкратов пребывал в растерянности. Валентина не произвела на него сильного впечатления – это был факт. Внешность у нее была самая обыкновенная: не было длинных ног, привораживающих глаз, соблазнительной попки – ничего такого, что заставляет мужиков пускать слюни.

Но в тоже время он почувствовал, что Валентина источает особый магнетизм, который  непонятным образом буквально притягивал к ней. С такой женщиной хотелось быть рядом, хотелось быть лучше и что-то делать по хозяйству. С ней хотелось проводить дни и ночи. На нее хотелось глядеть, задумываясь над превратностями судьбы. От нее хотелось иметь детей. Ей хотелось служить и посвящать стихи. Ради нее хотелось совершать опрометчивые поступки и жертвовать собой. В ней было Нечто, что придавало всему ее облику необыкновенное обаяние, привлекательность и неброскую сексуальность. Панкратов так и повторил про себя – «неброская сексуальность», хотя до конца так и не понял, что же это такое.

И он удивился, почему Валентина до сих пор одна.

Правда, и мужик нынче пошел мелкий, эгоистичный и безвольный. Панкратов подумал об этом с некоторой горечью, поскольку ему стало обидно за мужское сословие. Современный мужик, наоборот, от такой женщины будет шарахаться прочь, чувствуя своей мелкой душонкой, что она чище и лучше его, и поэтому он всегда будет чувствовать себя рядом с ней карликом, существом дефектным. И осознание этого сделает его жизнь, и так наполненную событиями незначительными и радостями по большей части примитивными, окончательно невыносимой. А там и спиться можно будет или удавиться от безысходности.

Да и Валентина, очевидно, размениваться не хотела. Как говорится: высокий не нагнулся, низкий не потянулся – поцелуй не состоялся.

Размышляя о Валентине, Панкратов невольно вспомнил своих прежних женщин, среди которых были дамы весьма аппетитные. С ними было хорошо, беззаботно и сладострастно. Но с ними не думалось. С ними хотелось быть животным. И уж совершенно точно они были обделены этим самым Нечто. Поэтому-то и постоянных мужиков у них не было. И хотя они были щедро одарены природой разнообразными женскими прелестями, во всем их естестве чувствовалась какая-то неприкаянность. Вот они постоянно и жаловались на свою судьбу, ныли, откровенно не понимая, почему они такие роскошные и раскрепощенные, с длинными волосами и длинными ногами, в модных платьях и дорогими украшениями идут по жизни в одиночестве. Да, они умели красиво отдохнуть, довольно искусны были в постели, их присутствие в какой-нибудь компании всегда льстило самолюбию Панкратова. И все…

Даже семейная жизнь, к которой подсознательно стремится каждая женщина, их особо не прельщала. Слишком много в ней было обременительных обязанностей, ответственности и постоянных ограничений собственных желаний. Их это откровенно тяготило. В своих бедах они винили кого угодно, только не себя. И, естественно, они не имели ни малейшего желания изменить что-либо в себе. Как можно что-то менять в совершенстве, каким они себя считали? Любовь к себе выдавила у них остатки разума, которым Всевышний и так их особо не наделил.

В душе у этих дам была зияющая пустота! Оттого-то Панкратов и расставался с ними без всякого сожалению и даже с некоторым облегчением, словно избавлялся от ненужной обузы.

Валентина была другой.

И он не знал, как соединить в себе столь разное, если не сказать – противоречивое восприятие этой женщины.

 

7

Отношения с Валентиной стали постепенно налаживаться. Они  встречались, гуляли в местном парке, один раз даже сходили в московский театр на модную постановку. Правда, Панкратов полспектакля продремал, но Валентина была в восторге. Но восторг этот был, по всей видимости, не от постановки, а скорее от самого факта посещения театра. В свет, если этот поход можно так назвать, она не выходила давно. Было не с кем. С подружками Валентина пару раз выбиралась только на песенные концерты. Поэтому за спектакль она Панкратову была благодарна.

Панкратов события не форсировал. Он хотел как можно дольше сохранить то чувство, которое вызывала у него Валентина, так как понимал, что постель может многое изменить. Хорошо, если к лучшему…

Валентина раскрывалась постепенно. О себе она не любила рассказывать. Больше слушала. Но если и вставляла какие-то замечания, то они были уместны и касались самой сути проблемы. Панкратову ее острый ум нравился. Валентина не хотела показаться лучше, чем есть на самом деле. Одевалась скромно, но со вкусом. Говорила всегда спокойно, была сама выдержанность, обо всем судила нейтрально, никого не критиковала,  свое мнение не выпячивала. У нее был какой-то внутренний стержень, который и делает любого человека – личностью.

Узнавая ее характер, Панкратов чувствовал, что переживает сейчас  странную для себя трансформацию:  женщина ему нравилась не за внешние данные (хотя во время встреч он смог убедиться, что Валентина хорошо сложена), а за то, как и что говорит, как относится к окружающему миру, как ведет себя, как одевается. Даже за то, как она на него смотрит, когда хочет лучше понять им сказанное – сосредоточенно и заинтересованно. То есть за все то, что составляет внутреннюю сущность  человека.

Сегодня они тоже договорились встретиться. Как правило, он ждал ее около торгового центра.

В условленное время его машина припарковалась на стоянке. Валентина уже прохаживалась вдоль центрального входа. Увидев знакомую машину, она помахала рукой. Вроде бы мелочь, но Панкратов понимал, что именно такие мелочи свидетельствуют о том, как к тебе относятся. Если бы он был ей безразличен, она просто подошла бы и все.

Панкратов помог Валентине сесть в салон автомашины.

– Вижу вы сегодня вся какая-то искрящаяся. Премию выдали или, быть может, день рождения у вас?

– Вы шутите – какая там премия! Просто настроение хорошее. Ну а день рождения у меня в декабре, еще нескоро.

Панкратов посмотрел на Валентину. И в очередной раз удивился тому, как улыбка ее преображает, делает очень привлекательной и милой. И даже задорной. Он такой ее еще не видел. Его взгляд непроизвольно опустился вниз на ноги Валентины. Та, заметив его взгляд, несколькими движениями натянула юбку на колени и для убедительности сверху положила сумку.

«Почему женщины испытывают смущение, когда мужики глядят на их ноги? Не нравится, так носите длинные юбки, закройтесь их на фиг, какие проблемы?» – подумал Панкратов и, чтобы сгладить неловкость, кашлянул и бодро спросил:

– А что, Валентина, предлагаю перекусить…

– А не поздно? – Она посмотрела на часы. – Вон уже почти половина десятого. На ночь кушать не рекомендуется.

– Мы не кушать будем, мы отведаем вкуснятину. Я знаю недалеко одну кафешку. Там хозяйка печет удивительно вкусные пирожки. С яблоками, абрикосами, ягодами. Пальчики оближешь! Вы же любите вкусные пирожки?

– Люблю. Очень люблю.

– Тогда вперед!

В кафе они заказали фруктовый чай с пирожками. На сей раз пирожки были с черной смородиной.

– Вы после работы, может вам что-нибудь более основательное заказать?

–  Да нет, не надо. Я не голодна. Я вообще стараюсь на ночь не есть.

Подали чай с долгожданными пирожками. Они выглядели очень аппетитно, с румяной корочкой, по бокам были видны подтеки черной смородины, что свидетельствовало о том, что повар не пожалел ягод для своего кулинарного изыска. Валентина взяла пирожок, осмотрела его, осторожно откусила небольшой кусочек, на мгновение замерла, как бы пытаясь лучше прочувствовать первые вкусовые ощущения, и стала не спеша жевать.

Панкратов с интересом наблюдал за Валентиной. Ее основательность, которая сквозила в каждом движении, и серьезность, с которой она все делала, ему очень нравились. Его предыдущие женщины такими качествами не обладали. Он вспомнил свои первые ощущения в торговом центре, когда наблюдал за тем, как Валентина делала покупки.

Та заметила, что ее очень внимательно разглядывают, и смутилась.

– Что-то не так? Вы на меня так смотрите.

– Вы с таким аппетитом уплетаете пирожок, что я невольно засмотрелся.

– Вот вы опять шутите. Что вы не видели, как человек ест?

– У вас это получается так симпатично. Вы так уважительно относитесь к пирожку, которого собираетесь съесть, что я засмотрелся. Если смутил вас, то извините.

– А вам, что, пирожок жалко?

– Да, нет, у него судьба такая – быть съеденным.

Так, подтрунивая друг над другом, они не спеша доели свои пирожки и допили чай.

Панкратов повез Валентину домой. В машине включил приемник. Женщина слушала музыку, а он напряженно размышлял. Он понимал, что в его отношениях с Валентиной нужен прорыв, какой-то необычный шаг с его стороны, который бы сблизил их. Не могут же они бесконечно ходить по кафе и театрам, ведь взрослые люди! Но какой шаг надо сделать? Пригласить к себе? Она к нему не поедет, он это чувствовал! Но если и поедет, то ничего  у них не получится. Ни такой Валентина человек. Конечно, можно попробовать, он ничем не рискует.

И уже в который раз Панкратов поймал себя на совершенно новых ощущениях: ему было так комфортно с этой женщиной, что он даже ни разу не подумал о том, чтобы затащить ее в постель. Хотя и понимал, что это рано или поздно должно случиться. Они даже на «ты» еще не перешли. Это было то редкое состояние, когда ожидание близости возбуждает больше самой близости. И сама близость становится не целью, а неким этапом развития отношений. Так бывает с женщинами, к которым испытываешь не только сексуальное влечение, но и нечто большее.

В машине тихо играла музыка, а Валентина в продолжение их посиделок в кафе что-то рассказывала на кулинарную тему. Панкратов слушал ее и музыку одновременно. И вдруг в рекламной паузе его внимание привлекло объявление какой-то туристической фирмы. Там говорилось о том, какие они хорошие и предлагались услуги по организации отдыха в Турции.

И вдруг Панкратова осенила фантастическая идея. Вначале она показалась ему такой нереальной, что он тут же хотел о ней забыть. Однако подумав, понял, что идея имеет право на жизнь. Более того, при благоприятном стечении обстоятельств ее вполне можно реализовать. А почему нет?

Начал издалека.

– Валентина, скажите, когда у вас отпуск?

– Нескоро, я же недавно работаю. А что вы спрашиваете?

– А отгулы у вас есть?

– Да какие там отгулы. Мы же работаем по графику.

– Но можно так спланировать график, чтобы у вас выпала пара-тройка свободных дня или попросить, чтобы вас подменили на это время?

– Наверное, можно. Но зачем это? Почему вы этим интересуетесь?

– Да так, есть у меня одна идея.

– Какая?

– Да, боюсь, вы меня неправильно поймете.

– А с каких это пор вы стали таким пугливым? Давайте говорите, что за идея, если начали.

–  Ну ладно, уговорили! Только дайте слово: если вам идея не понравится, вы о ней забудете, словно я вам ничего не говорил.

– Даю такое слово!

– Хорошо, тут такое дело: я давно не был в Крыму, хотя перед военным училищем там год служил. Вот хочу побывать, как говорится, в местах моей юности.

– Хорошая идея, в чем проблема?

– Проблем нет, есть загвоздка.

– Это что такое?

– Валентина, не сочтите меня за сумасшедшего, но я предлагаю вам махнуть со мной в Крым на пару деньков. Поедем, посмотрим, отдохнем.

Валентину предложение Панкратова привело в такое замешательство, словно он предлагал ей слетать на Луну. Она подняла брови, что-то осмысливая, и произнесла решительно:

– Нет, вы что! Какой Крым? Меня никто и не отпустит…

– А значит вы в принципе не против?

– Против! Я вас совсем не знаю. Как я с незнакомым человеком полечу в Крым? Нет, нет, это исключено!

Некоторое время ехали молча. Панкратов ждал, пока Валентина успокоится. Начал нейтрально:

– В Крыму красиво. А вы были в Крыму?

– Нет, не была.

– А хотели бы побывать в Крыму? Без меня, допустим с подругой? Посмотреть его достопримечательности?

– С подругой я поехала бы.

– Жаль, что я не ваша подруга.

И ему опять показалось, что Валентина улыбнулась про себя. Вскоре подъехали к ее дому. Она взялась за ручку двери машины.

– А, может быть, подумаете? Если вас смущает проживание, то жить будем в разных номерах. Вам надо отдохнуть. Смотрите, что я предлагаю: завтра идете к своему начальнику и говорите, так, мол, и так, мой молодой человек приглашает меня в небольшое путешествие. Прошу меня отпустить – у нас там два выходных – на один день. Приеду – отработаю. Надо все честно. Она по-женски поймет вас.

– Молодой – это вы? – хмыкнула Валентина.

– Хорошо, скажите с мужчиной средних лет. Так даже лучше будет, солиднее.

– И что она обо мне подумает?

– Подумает, что вам дико повезло. Летом смотаться на пару дней в Крым…

-А если…

– Валентина, если будет «если», я лично пойду к вашему начальнику, упаду перед ней на колени и попрошу отпустить вас на пару дней. О чем мы вообще говорим?

Валентина улыбнулась. Очевидно, она представила, как Панкратов падает на колени перед Ириной Павловной – женщиной строгой и без сантиментов. Он тоже представил себе эту картину, только в гораздо более живописных красках. И тоже улыбнулся. Они посмотрели друг на друга и прыснули от хохота. Эта минута беспричинного смеха разрядила обстановку, и Панкратов понял, что все будет хорошо.

– Ну, а что касается того, что вы меня плохо знаете, вот в этой небольшой поездке и познакомимся поближе.

 

8

Придя домой, Валентина позвонила Катерине. Она откровенно не знала, как реагировать на предложение Панкратова, хотя и ответила ему отказом:

– Слушай, Кать, тут такое дело. Мой знакомый, ну, помнишь, я тебе о нем рассказывала, предложил мне слетать с ним в Крым.

– Да ну! Ну ты даешь! Ай-да Валюха! Это класс! Это твой старикашка? Ну и что ты звонишь?

– Во-первых, он не старикашка. Чего я звоню – посоветоваться. Ехать мне с ним или нет?

– Нет, ты мать совсем не от мира сего. Мужик предлагает ее на халяву свозить в путешествие, а она еще кобенится!

– Я не кобенюсь. Сама посуди – мужика я почти не знаю. В путешествие – это не в кафе сходить. Мало ли что он задумал.

– Подруга! Он тебя что в Африку зовет или в тайгу? Он тебя зовет в Крым! А задумать он мог только одно: как бы тебя побыстрее трахнуть. Мужики они все такие.

– Вот это-то меня и беспокоит.

– Что тебя беспокоит?

– Он платит за дорогу, гостиницу, еду, а что я?

– Что «что я»?

– Должна же я чем-то его отблагодарить за это?

– Вот и отблагодари, как ты умеешь!

– Мне что переспать с ним надо? Кстати, а как там мы спать будем?

– Как-как, как захочешь, так и будешь! Хочешь вместе с ним в одной постели, хочешь – в разных номерах. Я не понимаю, в чем проблема. Но я бы выбрала постель.

– Катька, ты опять за свое. Ну не могу я с мужиком, которого не знаю в койку ложиться! Неужели это трудно понять?

– Ладно-ладно, чего орать-то? Ты его давно знаешь?

– Да месяца полтора примерно.

– Ну и как он тебе?

– Да вроде ничего, нормальный мужик, не пошляк.

– Я так понимаю, что он тебя еще не трахнул? Ты что забыла, о чем мы  с тобой говорили?

– Да помню я все, но как-то боязно.

– На поездку соглашайся, но сразу предупреди своего суженого, что спать будете в разных номерах, чтобы он зазря губы не раскатывал. Ну а там, как получился. Вдруг женское начало у тебя взыграет…

– Ну так соглашаться или нет?

– Конечно, соглашайся, – усталым голосом произнесла Катерина, которую нравственные страдания лучшей подруги уже измотали. – Вдруг это твоя судьба. Ты так посмотри на его приглашение. И помни, о чем мы с тобой говорили.

Валентина прекрасно понимала, что усложняет все жизненные проблемы. Но она не могла иначе. Такой у нее был характер. И она завидовала Катерине, которую, казалось, ничего не может сбить с толку. Понимала она также и то, что ее подруга, несмотря на свой цинизм, в чем-то права. Она – здоровая тетка, он – здоровый мужик, а они все по кафе чаи гоняют. Такое не может продолжаться вечно. Надо было принимать решение.

Через пару дней ближе к вечеру Валентина позвонила Панкратову:

– Добрый вечер! Это Валентина.

– Я понял. Добрый вечер, Валентина. Какие новости? Вы обдумали мое предложение?

– Конечно, обдумала. Но знаете вы такой…, – она замолчала, подбирая слово, каким можно было охарактеризовать своего нового знакомого, но одновременно и не обидеть его, – вы такой выдумщик. Надо же, в Крым!

– Всего полтора часа лета и вы на море. Можете себе представить? Итак, ваше решение? Мне придется вставать перед вашей начальницей на колени?

– Хорошо, я согласна, а вставать на колени вам не придется. Я поговорила с заведующей, объяснила ей ситуацию. Она все поняла, вошла в мое положение и отпустила меня на два дня. Правда, потом придется их отработать. Плюс два выходных. Но я ей не смогла сказать точной даты вылета.

– Точной даты и я не знаю. Надо же купить билеты.

– Только у меня одно условие: за себя я плачу.

– Валентина, мы так не договаривались. Я вас приглашаю, и я плачу. Вот когда вы меня куда-нибудь пригласите, тогда и заплатите за меня.

– Поймите меня, я не могу просто так с вами бесплатно поехать!

Панкратов понял, что сознание Валентины уперлось в какой-то нравственный бордюр. Логикой его не преодолеть.

– Хорошо, я предлагаю такой вариант. Я заплачу только за ваш авиабилет, а там каждый будет платить за себя. Причем за авиабилет вы меня будете год бесплатно стричь. Как, договорились?

Он не хотел по телефону обсуждать денежные вопросы, которые и так довольно щепетильные. Главное вытащить Валентину в Крым. Там все может быть иначе. И не позволит он ей за себя платить.

– Ой, чувствую, что вы меня дурачите, только не могу понять, где и как.

– Никак нет! Я с вами абсолютно честен. Да и зачем мне вас обманывать? Вы же не бизнесвумен с многомиллионным состоянием.

Валентина молчала. Очевидно, взвешивала все «за» и «против». Наконец она решилась.

– Хорошо, уговорили. Что надо делать?

– Я узнаю насчет билетов и скажу вам, когда и куда надо подойти с паспортом.

– Хорошо, – повторила женщина. – Я буду ждать вашего звонка.

Валентина понимала, что мужчина начал серьезное наступление и ей уже надо определиться, что с этим делать. Если она и дальше будет соглашаться на встречи, то это будет означать конец ее спокойной и размеренной жизни. Потому что эти встречи чем-то должны закончиться. И она понимала чем. Но с другой стороны, ей такая отшельническая жизнь уже обрыдла. Она смотрела фильмы, в которых красивые мужчины красиво ухаживают за красивыми женщинами. И понимала, что с ней такого не будет, но в глубине души один шанс на миллион себе все-таки оставляла. Она читала книги, в которых главным сюжетом, как правило, была любовная интрига. Тоже красивая. Она примеряла эти сюжеты к своей жизни и понимала, что с ней ничего подобного не произойдет. Она смотрела на своих подружек, которые уже все выскочили замуж, имели детей и дом. Подружкам она не завидовала, но хотела бы быть на их месте. А тут еще Катерина подзуживала ее на более активные действия.

Ее женская интуиция подсказывала, что ее новый знакомый что-то задумал, но пока все события развивались вроде бы не опасно. Ее никуда не заманивали, золотые горы не обещали, сомнительными предложениями не соблазняли. Ну пригласил он ее в Крым – не в тайгу же, правильно Катерина сказала! Конечно, Валентина догадывалась, что Виктор хочет ее соблазнить. И она, будучи женщиной взрослой, прекрасно понимала, что это нормально. Но хочет ли она быть соблазненной или нет, Валентина еще не решила.

Мужчин у нее не было давно. С ними отношения вообще складывались скверно. По молодости, когда организм требовал обмена энергией с представителями противоположного пола, у Валентины было несколько романов. Однако то ли партнеры ей попадались никудышные, то ли она сама по природе своей была холодна, секс для нее так и не стал чем-то желанным. Правда, с одним из ухажеров дело даже дошло до женитьбы. Однако в последний момент в характере ее потенциального мужа вскрывались такие черты, что она поняла, что жить с таким человеком и иметь детей с ним не сможет. С возрастом на фоне новых жизненных проблем, которые решать ей приходилось в одиночку, Валентина стала терять интерес к мужчинам. Вначале это ее пугало, а потом в этом вынужденном одиночестве она даже стала находить положительные стороны: нет разочарований, несбывшихся надежд, опасения забеременеть. Правда, в глубине души крамольная мысль, что она как женщина должна кому-то принадлежать, все же притаилась. И периодически свербила…

Что касается Панкратова, то Валентина еще не определила свое отношение к нему. Слишком уж стремительно он ворвался в ее жизнь и стал там хозяйничать. Кроме того, она вспомнила свой печальный опыт общения с мужчинами наедине. Настроение у нее испортилось, и она даже пожалела, что согласилась лететь, несмотря на всю привлекательность неожиданного предложения. Опять же Катерина – вечно собьет ее с толку своими советами. И Валентина вздохнула.

Она долго была одна, мужчины вниманием ее не баловали, кроме соседа этажом ниже Степана, который, когда она проходила мимо, всегда пытался хлопнуть ее по заднице. Она привыкла к одиночеству и редким посиделкам с подругами. У нее был годами проверенный график: дом, работа, дом, через день магазин. Иногда подруги, такие же одинокие, приглашали ее в театр или на какую-нибудь выставку. Она ходила, чтобы одной не одичать, поскольку понимала, что жизнь у нее не сложилась, по крайней мере, в обыденном понимании. Но жить-то дальше надо. Однажды дальняя родственница познакомила ее с мужчиной. Очевидно, хотела сделать лучше. Мужчина вначале вел себя адекватно: они погуляли в парке, в другой раз он пригласил ее в кино, два раз они заходили в кофе. Он всегда провожал ее до подъезда и проникнуть в квартиру попыток не предпринимал. Однажды у нее что-то приключилось с холодильником. Она об этом сказал ему вскользь, но мужчина проявил инициативу и сказал, что может посмотреть, что за поломка. Они поднялись в ее квартиру. Неисправность была пустяковая, через десять минут холодильник заработал. Сразу после этого выпроваживать гостя Валентина сочла неправильным. Она предложила ему чай. Они посидели, поговорили, но когда она пошла его провожать, мужчина неожиданно схватил ее за плечи и стал неистово целовать. Валентина от такой неожиданной агрессии просто опешила. Она пыталась сопротивляться и  все время повторяла: «Что вы делаете? Не надо!», но мужик этих слов не слышал. Да и силы были не равны. Как они оказались на диване, она не помнила. Близость была такой бестолковой, краткой и неприятной, что Валентина даже толком ничего не почувствовала. Она только испытала  небывалый доселе стыд. Она сидела на диване, поджав ноги и тупо уставившись в угол комнаты. Мужчина, застегивая брюки, тоже чувствовал себя неловко и постоянно повторял: «Вы извините меня, что-то накатило».

Она смогла ему сказать только одно слово: «Уйдите!», что мужик и сделал. Валентина после этого случая неделю ходила как неприкаянная. Даже на работе поинтересовались, не заболела ли она. Но время шло, горечь от насилия ослабла. Женщина старалась не вспоминать о случившемся и благодарила Бога только за одно, что не залетела от этого мерзавца.

 

9

С билетами было туго, и Панкратову даже пришлось раскошелиться на билеты в бизнес-классе. И то улететь они смогли только через неделю.

Выйдя из самолета в новом аэропорту Симферополя, Панкратов и Валентина сразу же окунулись в специфическую южную жару – плотную, сухую, звенящую. Время близилось к полудню. Вещи в багаж они не сдавали, поэтому минут через десять уже вышли на площадь перед зданием аэропорта. Здесь к ним сразу подскочил чрезвычайно энергичный молодой человек с брелком на указательном пальце правой руки.

– Такси, такси, куда желаете?

– В Севастополь. Сколько?

– 1500 руб.

– Хорошо, но довезешь до гостиницы, где есть места.

– Доставим в лучшем виде, – таксист был счастлив.

Дорога из Симферополя в Севастополь достаточно скучная. По обе стороны степь. Смотреть особо не на что, поэтому Панкратов стал рассказывать Валентине о Крыме. Еще будучи на службе, он бывал на военно-морской базе в Севастополе и аэродроме Бельбек. Так что вспомнить было что. Водитель вначале одним ухом внимательно прислушивался к тому, о чем говорил Виктор, а затем, со свойственной многим таксистам бесцеремонностью, незатейливо встрял в его повествование и поделился своими байками. Хотя, надо сказать, байки оказались юморными, и Панкратов с Валентиной от души над ними посмеялись.

До Севастополя доехали быстро. Но по гостиницам пришлось поездить. Все они были забиты отдыхающими. Мест не было. Ситуацию спас шустрый водитель, который хорошо ориентировался в городе. Он отвез их в какой-то отдаленный мотель, где им удалось снять две небольшие комнатушки. Также водитель рассказал им, как найти жилье и в Бахчисарае.

Переодевшись и прихватив с собой полотенца, Панкратов и Валентина отправились на море. По пути зашли в ресторанчик перекусить. В жару особенно есть не хотелось, поэтому они ограничились овощными салатами и зеленым чаем. Валентине все нравилось, и ее настороженность таяла буквально на глазах.

Сидя за столиком в ресторанчике, они любовались морем.

– Если бы мне еще вчера кто-то сказал, что я на следующий день буду на море, я бы этого человека назвала фантазером, – разоткровенничалась Валентина.

– Мы рождены, чтобы сказку сделать былью, – бодро процитировал слова песни Панкратов. – Заканчиваем питание, нас ждут морские просторы.

На пляже народа, вопреки ожиданиям оказалось немного. Большая часть отдыхающих послеобеденную жару предпочитала переждать в своих номерах, поэтому свободных лежаков было предостаточно. Панкратов снял джинсы и майку поло, сложил вещи и посмотрел на Валентину. Та раздеваться не спешила, и он понял, что она его стесняется.

– Не буду вам мешать, я пошел, я сгораю от желания побыстрее окунуться. Жду вас, – и с этими словами он направился в сторону моря.

Пока Валентина раздевалась, щупала воду ногой и прошла первые метры, Панкратов успел преодолеть расстояние до буйков и вернуться назад.  Он вынырнул перед ней:

– Как вы?

– Чудо! Вода теплая-теплая, – Валентина присела по плечи в воде, затем оттолкнулась от дна и поплыла каким-то странным стилем: смесью собачьего стиля с элементами брасса, поэтому говорила с трудом, периодически выплевывая воду, которая попадала ей в рот.

– Давайте я возьму вас на буксир, – предложил Панкратов.

– Не надо мне никакого буксира, –  и она еще энергичнее задвигала руками.

Из воды выходить не хотелось. Панкратов и Валентина наслаждались морской водой и жарким солнцем. Так радоваться встрече с морем могут только жители континентальной России. У них даже большой водоем пресной воды вызывает неподдельную детскую радость, а съездить на море вообще считается большой удачей.

После купания они легли на горячие камни, подставив  тела солнечным лучам, и перевели дух.

– Хорошо! – поделился своим настроением Панкратов.

– Да, – согласилась Валентина, – я на море сто лет не была.

Панкратов краем глаза посмотрел на ее фигуру. Сейчас, когда Валентина была без одежды, он смог убедиться, что она прекрасно сложена. В ней все было гармонично и уравновешено: ноги, грудь, талия, бедра. Панкратова так и подмывало дотронуться до нее. Особенно он хотел поцеловать ее живот, на котором еще блестели и дрожали капельки морской воды.

«Почему женщины, которых природа щедро наделила и внешностью, и характером, часто остаются одинокими? – задал он себе вопрос. – Куда смотрят мужики? На какие задницы пялятся? Какие еще женщины им нужны? И в итоге женятся на каких-то сколопендрах!»

Раздражение какими-то абстрактными мужиками, довольно быстро сменилось у Панкратова пониманием того факта, что и он сам является одним из таких близоруких растяп, которые и свое счастье профукали, и другим его не составили. «И не вписались тем самым в мировую гармонию», – закончил он мысль индийского философа и вздохнул, словно досадуя и на свои упущенные  возможности, и на проблемы с мировой гармонией.

Валентина же, прикрывшись очень смешной панамой, задремала под жарким южным солнцем. Ей не было никакого дела до мыслей, которые ворочались в голове у ее спутника. Да и собственных мыслей у нее не было никаких. Она просто лежала, расслабившись и получая удовольствия от легкого бриза и солнца.

Прогревшись на солнце и на камнях, новоявленные отдыхающие еще раз окунулись, высохли и не спеша направились к своему домику. Валентина была в легком пляжном сарафане на бретельках. Сарафан весьма условно можно назвать одеждой. Так, кусок ткани, прикрывающий женское тело. Поэтому Панкратов, глядя на свою спутницу, мог в полной мере насладиться его формами. К тому же Валентина распустила волосы, чтобы они быстрее высохли. Выглядела она невероятно привлекательно. Почему-то он вспомнил капельки морской воды на ее животе, и ему захотелось обнять Валентину, почувствовать ее тело. А она шла, весело помахивая мокрым полотенцем и купальником и посматривая по сторонам.

– А я не загорела? – вдруг спросила Валентина, поглядывая на свои голые руки.

Панкратов не удержался и весело хмыкнул.

– Я сказала что-то смешное?

– Валентина, мы с вами всего час полежали на солнце. Единственное, что нам грозит, так это то, что мы можем обгореть. До загара нам еще далеко.

– Ну да, – согласилась женщина, – я это по инерции спросила.

Во дворе их домика Валентина стала вешать свои мокрые вещи на веревку. Веревка была протянута высоко, и ей пришлось даже встать на цыпочки, чтобы все аккуратно повесить. В этот момент сарафан, который и так был немного выше колен, вслед за руками и плечами поднялся вверх, еще больше оголив ноги Валентины. Панкратов стоял сзади и видел все это.

Он вдруг поймал себя на мысли, что постоянно думает о Валентине, а когда видит ее, то ему хочется подойти и обнять ее. Именно обнять, а не лапать ее тело в предвкушении скорого сексуального наслаждения. Но уже в следующую минуту Панкратов понял, что обманывает себя и что он безумно хочет эту женщину, хочет так, как давно не желал ни одну другую. Он хотел ее, но одновременно и боялся этого своего желания. Боялся, что оно затуманит ему голову, и он наделает глупостей. И еще он понял, что его сейчас больше интересует не собственное желание, а то, что хочет Валентина. Он не хотел добиться ее расположения любой ценой. Она сама тоже должна его желать.

А он этого пока не чувствовал. Хорошее отношение – да, он ощущал, что она к нему неплохо относится. Но, быть может, это просто форма благодарности за то, что он вытащил ее в Крым. А он сейчас хотел большего!

Валентина, будто почувствовав какую-то неловкость, обернулась и вопросительно посмотрела на Панкратова.

– Ну что вы стоите? Давайте я повешу ваше полотенце, – сказала она как-то буднично, участливо, по-домашнему.

Эта простая фраза и тон, которым она была произнесена, прервала его размышления.

– Нет, нет, спасибо, я сам. Просто задумался, – пояснил Панкратов и стал сосредоточенно развешивать свои мокрые вещи.

Переодевшись в своих комнатах, они на маршрутке отправились в центр города. Доехав до Панорамы обороны Севастополя, спустились по Бастионной и улице Ленина до Морского вокзала. Там полюбовались Памятником погибшим кораблям.

Изрядно устав и нагуляв зверский аппетит, они зашли в рыбный ресторан. В зале было очень красиво и уютно. На столах горели свечи. Подали меню. Панкратов на правах кавалера поинтересовался, что будет заказывать Валентина. Женщина углубилась в изучение списка блюд, периодически спрашивая «а это что такое?» В меню и в самом деле были такие деликатесы, которые в Москове подают только в дорогих ресторанах. Она туда была не ходок. В итоге они заказали рапанов на сковороде, а также небольшими порциями кальмаров, мидии в винном соусе, устрицы и других морепродуктов, о которых Валентина читала только в книжках. Заказали также южные помидоры и много зелени. Из алкоголя Панкратов предложил бахчисарайский кагор. «Он в меру крепкий, сладкий, как раз для женщины, и очень пахучий», – объяснил он Валентине свой выбор.

Заказанные блюда подали достаточно быстро. Валентина новые для себя лакомства пробовала маленькими кусочками, пытаясь понять, какие  вкусовые ощущения они вызывают.

– Ну как? – спросил Панкратов.

Женщина замялась. Он повторил свой вопрос.

– Вкусно, – без энтузиазма ответила Валентина, – но этих морских животных много не съешь. Они очень калорийные. Я все-таки куриное мясо предпочитаю.

– Я тоже мясо предпочитаю, но это-то мы доедим?

– Конечно.

В ресторане же произошло событие, которое сам Панкратов про себя потом назвал знаковым: они с Валентином через поцелуй перешли на «ты». Правда, она этому долго сопротивлялась и отнекивалась, интересуясь, можно ли перейти на «ты» без поцелуя. Панкратова это страшно веселило, поэтому ему пришлось сказать целую речь об якобы исконно русской традиции, уходящей своими корнями в дремучую древность. Поцелуй, мол, свидетельствовал об уважении и доверии к тому, с кем целуешься.

– Вы же меня уважаете и доверяете мне? – спросил он, пристально глядя на Валентину.

Та, воспринимая происходящее вполне серьезно, молча кивнула головой.

Они перекрестили свои руки, чокнулись фужерами, пригубили вино и поцеловались. Хотя поцелуем это назвать было нельзя, скорее легкое прикосновение губами. Но Панкратов был рад и этому. Кроме того, он ощутил какой-то беспричинный восторг, словно сбылось его самое   сокровенное желание.

Потом они допоздна гуляли. У Валентины было прекрасное настроение. Ее прежняя окончательно подозрительность рассеялась окончательно.

Придя в мотель, они пожелали друг другу «спокойной ночи» и разошлись по своим комнатам. Панкратов был уверен, что Валентина думает, что он под каким-нибудь предлогом попытается зайти к ней в комнату. «Интересно, подумал он. – Если бы я зашел, какова бы была ее реакция? Ведь зрелая женщина, должна понимать, что к чему!»

Но он к ней не зашел. Впрочем, они и так провели эту ночь вместе. И то, что между ними была стенка, отнюдь не  расстроило Панкратова. Ему и так было приятно осознавать, что Валентина рядом.

 

10

На следующий день подъем был рано. Панкратов наметил два места для посещения. Они требовали времени. Вещи взяли с собой, чтобы в мотель не возвращаться. Вначале они посетили бывшую базу подводных лодок в Балаклаве. Вырубленные в скале туннели, огромные помещения с массивными металлическими дверями произвели на Валентину сильное впечатление. И хотя рас сказ экскурсовода был исчерпывающим, она, будучи по природе человеком крайне любознательным, все равно задавала вопросы. Панкратову пришлось удовлетворять ее интерес.

Пообедав в Балаклаве, они направились в Херсонес Таврический. Как всякие руины они произвели тягостное впечатление. Однако возбуждал их возраст – IV век до нашей эры. Соприкосновение с историей в прямом смысле слова. Валентина гладила колонны, словно хотела ощутить через них ту эпоху. В одном месте, заглядевшись на Херсонесский колокол, она оступилась, и Панкратову пришлось подать ей руку, чтобы женщина не упала. Затем его рука опустилась на талию Валентины. Он притянул ее к себе и чмокнул в щеку. Это было неожиданно для обоих. Женщина на мгновение замерла, как бы обдумывая, чтобы все это значило, и предприняла не очень убедительную попытку отстраниться. Панкратов не отпускал. «Что вы делаете, – возмущенным шепотом проговорила она, – люди же кругом».

И Панкратов еще раз удивился тому, как странно устроена женская натура: Валентину возмутило не то, что он ее обнял и поцеловал, чего раньше никогда себе не позволял, а наличие людей вокруг. Люди вокруг, действительно, были, но все были заняты фотографированием себя любимых на фоне древних колонн. И им не было никакого дела до того, чем занимается эта парочка. А парочка занималась тем, что делают все приезжающие на отдых на юг: выражением симпатий друг к другу.

Панкратов решил поиграть в благородного человека:

– Извини, все вышло случайно. Больше такого не повторится, – но сказал  это тоном, в котором не было и капли раскаяния.

Когда Херсонес был осмотрен, Панкратов заказал такси и уже вечером они были в Бахчисарае. В этом городе туристы и отдыхающие надолго не задерживаются, поэтому места в гостинице были. Отведав в ресторане татарской кухни и попробовав на этот раз портвейна Бахчисарайского винзавода, они вышли погулять. Но, поскольку ничего примечательного в современной части города не было, они вскоре, уставшие, вернулись в гостиницу.

Панкратову не спалось. Все дни, проведенные с Валентиной, как бы заряжали его энергией. И сейчас он чувствовал сильное возбуждение, словно зарядка невидимого аккумулятора достигла своего максимума. Он понимал, что надо что-то делать, что его энергии нужен выход, но боялся своими преждевременными действиями оттолкнуть от себя Валентину, испортить с таким трудом налаживающиеся отношения.

И вдруг он вспомнил, что когда они прощались, она не закрыла дверь на ключ. То есть ее дверь открыта…

Панкратов подошел к двери номера Валентины и легонько постучал. Она ответила сразу: «Кто там?»

Не отвечая, он вошел в ее номер. Валентина уже переоделась и полулежала на кровати в легком коротеньком халатике. У нее в руках был телефон. Она то ли собиралась кому-то позвонить, то ли только что закончила разговор. Увидев Виктора, она поднялась, села на кровать, свесив ноги и поправляя халатик, и вопросительно глядя на вошедшего.

Взгляд Панкратова почему-то уткнулся в ее колени. Не отрывая глаз от ног, он подошел к Валентине. Панкратов старался не смотреть ей в глаза, опасаясь, что они могут его остановить. Но в тоже время он четко понимал, что уже запущен некий механизм его поступков, который ни он, ни Валентина, ни какая другая сила затормозить или отключить уже не сможет. Он вдруг почувствовал, что погружается в состояние транса, когда все вокруг перестает существовать, а сознание фокусируется только на одном объекте.

Панкратов медленно опустился на колени и положил голову на ноги Валентины. Он вдруг ощутил себя младенцем, припавшим к материнской груди. Валентина успела принять душ и ее ноги пахли каким-то благоухающим шампунем. «Она хотела, чтобы я пришел», – подумал он.

Глядя на стоявшего перед ней на коленях мужчину, Валентина откровенно растерялась. Она испытывала страшную неловкость. Перед ней никто никогда не стоял на коленях, и она не знала, как реагировать на это. Она порывалась сказать: «Виктор, ну что вы, встаньте немедленно! Я обижусь!», но у нее ничего не получилось. Слова не складывались в задуманную фразу и затухали, не успев оформиться. Еще эти руки с дурацким телефоном. Она не знала, куда их деть.

Выход подсказала природа: Валентина осторожно, словно боясь обжечься, положила руки на голову Феликса. Она гладила ее, как бы успокаивая нашкодившего ребенка. Сознание женщины медленно сдавало свои позиции подсознанию. Валентина почувствовала нарастающее возбуждение. Вся ее нерастраченная женская энергия, годами пребывающая в забвении, вдруг напомнила о себе. Кровь устремилась к вискам, бешено пульсируя и как бы подталкивая к действию. Куда-то исчезли все мысли, опасения и предостережения. Валентине вдруг остро захотелось мужского участия, и она медленно откинулась на спину.

И тогда природа взыграла в нем…

За открытым окном гостиничного номера жила своей жизнью теплая крымская ночь. Изредка шуршали колеса проносившихся мимо машин, откуда-то снизу доносилась музыка, а все пространство было пронизано ритмичным пением цикад и еще неизвестно каких насекомых.

Панкратов лежал, обняв Валентину и пальцами перебирая ее позвонки от шейного раздела до поясничного. Он испытывал непривычное чувство легкости. «Наверное, левитирующие йоги переживают нечто подобное », –  подумал Панкратов. Причем ощущение левитации было столь явственно, что он даже залез рукой под спину, чтобы убедиться, что между его телом и кроватью нет воздушной прослойки.

– Ты как? – спросил он Валентину.

– У меня голова кружится.

– А мне кажется, что я сплю. Что сейчас проснусь, а тебя рядом нет. Ущипни меня.

– Я тебе покажу «меня рядом нет», – и Валентина кулачком ткнула Панкратова под бок.

– Ощущаешь?

– Ой, как сильно, конечно ощущаю. Значит, не сплю, – он крепче прижал ее к себе и поцеловал в губы.

Валентина лежала совершенно очумевшая. Она все еще не могла осознать случившееся. События развивались столь стремительно, что она, всегда считавшая себя человеком осторожным и предусмотрительным, не могла объяснить, почему согласилась поехать в Крым с малознакомым человеком и, самое главное, почему она оказалась с ним в одной постели. Последнее обстоятельство ее просто удручало, но как-то не очень сильно. И чем большее она думала именно  об этом, тем сильнее ей хотелось повторить все сначала. Таких сильных и неожиданных чувств у нее не было давно.

– Завтра во сколько подъем? – спросила Валентина.

– Уже не завтра, а сегодня. Как скажешь, но думаю часов в восемь.

– Сейчас спать?

– Спать!

Кровать была полутораместной, поэтому спать им пришлось, прижимаясь друг к другу.

Рано утром, когда сон стал не таким крепким, Панкратов почувствовал желание. Он обнял Валентину и стал гладить ее живот, опускаясь все ниже и ниже.

– Это ты? – пробормотала она, не открывая глаз.

– Да, это я.

– Что-то случилось?

– Да, случилось: я хочу тебя.

… В бывшей столице Крымского ханства Панкратов решил показать Валентине Ханский дворец, парк миниатюр и Успенский пещерный монастырь.

Ханский дворец им не понравился. Был неухож, обшарпан и жил, как сказал экскурсовод, в ожидании капитального ремонта, хотя и было интересно посмотреть, как здесь обитали крымские ханы и их жены. Очаровал парк миниатюр. Впечатлила и сама идея – в масштабе 1:25 построить все наиболее значимые усадьбы, административные здания, музеи, санатории и церковные сооружения Крыма. Всего около 70 миниатюр. Все это придумал местный житель, который вложил в предприятие свои деньги.

Но пещерный монастырь Валентину просто потряс. Он был вырублен в отвесной скале высотой метров сто. К нему ведет узкая дорожка. В обители  много разных помещений с низкими потолками. На стенах много икон. Валентина около каждой иконы останавливалась, долго стояла, смотрела, что это за икона, ставила свечки.

Идя за Валентиной по территории монастыря, Панкратов в очередной раз поймал себя на мысли, что ему нравиться за ней наблюдать. Он настойчиво пытался понять, что же его в ней все-таки привлекает. Он пытался найти те черты ее характера, которые ему нравятся, но у него не получалось. Он не мог разложить Валентину по полочкам, она воспринималась каким-то одним большим, волшебным целым.

На обратный рейс в Москву они чуть не опоздали. Хорошо, что Панкратов в монастыре периодически поглядывал на часы. Уже закончилась регистрация, и все пассажиры заняли свои места в салоне самолета. От здания аэропорта до самолета их специально отвезли на служебном автомобиле, водитель которого так недобро на них поглядывал, словно они причинили ему невыносимую боль.

Запыхавшись, они рухнули в свои кресла.

– Если бы не вы, мы наверняка опоздали бы, – восстанавливая дыхание, произнесла Валентина. Она еще не успела привыкнуть к Панкратову и осознать то, что между ними случилось, периодически обращаясь к нему на «вы».

В полете они успели подремать.

На вокзале взяли такси и поехали к себе в пригород. Валентина всю дорогу молчала. Она смотрела в окно и на все вопросы Панкратова отвечала односложно. Было заметно, что ее что-то тревожит.

Панкратов довез Валентину до ее дома, помог выйти, хотел занести сумку в квартиру, но женщина отказалась. Она как будто бы собиралась сказать ему что-то очень важное. Наконец, набравшись смелости, буквально выдавила из себя:

– Мы еще увидимся?

– В каком смысле? – Панкратов подумал, что речь идет о сегодняшнем вечере.

– В прямом: мы будем еще встречаться?

– Валентина, ты чего такие вопросы задаешь? – он был просто ошарашен.

– Как это чего. Вы же своего добились, – она мялась и не знала, как сформулировать свои мысли.

– Глупышка, – Панкратов понял, чего боялась Валентина. – Мы будем еще встречаться.

– Вы это говорите, чтобы успокоить меня?

– Нет, я это говорю потому, что ты мне страшно нравишься. И я тебя не хотел соблазнять. Просто, когда мужчина и женщина нравятся друг другу, то они должны быть вместе. Понимаешь? И что ты мне все время выкаешь? – и он притянул Валентину к себе.

Она молча уткнулась лицом ему в плечо.

– Спасибо тебе за Крым. Мне было очень хорошо, – чуть слышно произнесла Валентина и, взяв сумку, медленно пошла к подъезду.

– Я завтра позвоню, – вдогонку крикнул ей Панкратов.

Она в ответ махнула рукой.

 

11

Панкратов давно обратил внимание, что проблемы являются к нему не в одиночку, а какой-то толпой. И ему всегда приходится выбирать, какой проблемой надо заняться в первую очередь, а какую – можно отложить до лучших времен. Но обстоятельства всегда складывались таким образом, что чаще всего приходилось заниматься всеми проблемами сразу.

На этот раз ему предстояло разобраться со своими женщинами.

Собственно, их-то и было у него всего две: Тамара, с которой Панкратов встречался уже несколько лет, а теперь вот и Валентина.

С Тамарой он познакомились случайно, когда покупал себя машину. Тамара, оказывается, была владелицей автосалона. Вообще-то хозяином был муж, но он трагически погиб на охоте и Тамара унаследовала его бизнес. Она чертыхалась, но передать бизнес никому не могла: у нее были только дочери – две молодые, бестолковые телки, смысл жизни которых состоял в тусовках по ночным клубам и постоянных хождений по магазинам. Они даже институт не могли осилить. Когда Тамара с Панкратовым лучше узнали друг друга и между ними установились близкие и доверительные отношения, она даже предложила ему вести бизнес, но при одном условии – что они поженятся. И хотя Тамара как женщина Панкратова вполне устраивала, и характер у нее был сносным, и сама она была дамой эффектной, но ни жениться, ни, тем более, рулить ее автосалоном у него никакого желания не было. Поэтому Панкратов всячески тянул с ответом, в тоже время прекрасно понимая, что разговора, который грозил быть крайне непростым, все равно не избежать. Тем более, что ему с Тамарой и так было комфортно. В их отношениях все было стабильно, предсказуемо  и ровно. Но не было какого-то нерва, не нервотрепки, когда он и она терзают себя по пустякам, а именно – нерва, остроты восприятия друг друга, что и делает отношения между мужчиной и женщиной неповторимыми и запоминающимися.

Панкратов это только после поездки с Валентиной в Крым понял четко.

Теперь же в отношениях с этими двумя женщинами ему предстояло разобраться, а точнее выяснить, с кем из них придется расстаться. Встречаться сразу с двумя дамами он не мог, да и не хотел. Не в его это было характере.

Из головы не выходила Валентина. Он постоянно думал о ней, о себе и о том, насколько у них все серьезно. Кто она ему? Случайная сексуальная партнерша или нечто большее? Выбор-то небольшой. Первое он сразу же отверг. Просто сказал себе, что это не так. Но если это «нечто большее», то, что конкретно? Неужели это любовь? Панкратов был уверен, что в его годы об этом чувстве даже как-то смешно говорить. Да и после своего первого и неудачного брака, он к этому чувству относился весьма скептически и слов любви никому из своих женщин не говорил. Даже если они ему очень нравились. С какого-то момента всякие слова про любовь для него стали скорее ритуальными, нежели наполненными каким-либо смыслом. Эдаким крючком, на который ушлые мужики цепляют доверчивых дам.

Ведь в жизни как бывает, если женщине напрямую сказать, что «я хочу с вами переспать», то она, наверняка, обидеться. Вспомнит о собственном достоинстве, а из глубин подсознания всплывут литературные образы с безупречной репутацией. Но если ей вначале сказать, что «я вас люблю» или «какие у вас красивые глаза», а потом как бы ненароком – «я хочу с вами переспать», то такой обиды уже не будет. Влюбленная или кем-то любимая женщина способна на самые немыслимые, невероятные и труднообъяснимые поступки.

Но Панкратов считал ниже своего достоинства говорить женщине слова любви только с одной единственной целью – переспать с ней. Вот он и не говорил. Отделывался стандартными комплиментами. Да и его собственный опыт подсказывал, что если с женщиной правильно себя вести, то она и без слов любви окажется в постели. Главное  – не надо ее унижать и не надо скупердяйничать. Вот этого почти все женщины не любят.

Но с Валентиной все складывалось иначе. Панкратов поймал себя на мысли, что ему хочется говорить Валентине слова, которым раньше не придавал особого значения. Поскольку полагал, что мужчина должен быть сдержан в проявлении своих чувств, а всякие нежности и объяснения в любви – это удел героев мелодрам и бесконечных сериалов.

И Панкратов не решался эти слова Валентине сказать. Боялся, что такими словами может оттолкнуть ее. Опасался, что она сочтет его обыкновенным ловеласом. И он вдруг почувствовал некоторую растерянность, а затем и испуг от того, что у него с Валентиной ничего серьезного может не получиться. Он-то губы раскатал, а как она к нему относиться? То, что они переспали, ни о чем еще не говорит. Уже в следующий раз она, успокоившись, может ему сказать: «Спасибо, товарищ Панкратов, за Крым, но дальше я сама». Он ей с замиранием сердца нежные слова, а она ему: «Спасибо, конечно, но вы меня не так поняли».

И по всему выходило, что чувствам своим он пока волю дать не может. И должен хранить все свои душевные порывы внутри себя. И жить с этим, и мучиться, и постоянно задавать себе один и тот же вопрос, на который неизвестно когда последует и последует ли вообще вразумительный ответ: «Она меня любит?» И от самого этого слова «любит» ему стало противно и неуютно. Потому что не признавал он этого чувства, глумился над ним. А теперь вот, похоже, и сам…

 

12

Как-то вечером позвонила Валентина и предложила Панкратову встретиться. В предложении встретиться не было ничего необычного. Они уже настолько сблизились, что стали встречаться довольно часто. Но Панкратов уловил в ее голосе какую-то напряженность. Он спросил:

– Валя, что-то случилось? У тебя неприятности?

– Да, случилось, – ответила женщина, но потом, словно испугавшись того, что сказала, поправилась, – да, нет, ничего не случилось. Надо просто посоветоваться.

– Ну, так приезжай ко мне.

– У тебя не получится. Давай напротив торгового центра есть скверик, там на лавочке.

– На лавочке так на лавочке, – согласился Панкратов, не понимая всей этой конспирации. – Когда?

– Ты завтра сможешь часов в восемь?

– Смогу.

– Ну все, тогда пока, до встречи.

– До встречи.

Панкратов в недоумении отключил телефон. Что там у нее могло случиться? С работы что ли увольняют? Сколько он не гадал, так и не мог ничего правдоподобного придумать, почему Валентина так нервничала и почему назначила ему свидание в сквере.

Следующий день прошел, как всегда, в суете, в реализации массы мелких дел, которыми так богата загородная жизнь. Но вечером ровно в восемь Панкратов уже сидел на скамеечке в сквере так, чтобы его было видно входящему в сквер. Валентина появилась минут на пять позже, что для женщины опозданием можно даже не считать. Увидев его, она не спеша направилась к скамейке. Панкратов смотрел, как женщина шла, и в который уже раз удивлялся ее походке: степенной, исполненной какой-то внутренней уверенности и даже по-своему привлекательной. Он часто сравнивал походку Валентины с тем, как ходят другие женщины. Не с теми, которые у него были, а с теми, которые окружали его в повседневной жизни. Ему не нравилась их стремительность, суетливость, повышенная нервозность, какая-то резкость в движениях, показная деловитость. «Не женское это дело», – говорил он себе, правда не уточняя, что же конкретно не является женским делом. Но твердо был уверен в одном: женщину украшает мягкость.

Валентина сегодня была в джинсах и кожаной куртке. Такой наряд делал ее моложе и только подчеркивал ладную фигуру. И Панкратов вдруг остро почувствовал, что она ему очень дорога.

– Привет! – Валентина чмокнула его в щеку и села рядом.

– Привет! – ответил Панкратов. – Что за конспирация, почему в сквере?

Валентина молча закинула нога на ногу, поставила перед собой сумочку и вздохнула. Было видно, что она не знает, с чего начать.

– Валентина! Ты меня пугаешь. Приходишь вся такая загадочная, молчишь, может быть, все-таки скажешь, что случилось? На работе проблемы?

– Да нет, на работе все нормально.

– Может, заболела? У тебя насморк? – Панкратов пошутил, но тут же одернул себя, поскольку понял, что пошутил неудачно.

– Нет, не заболела я, точнее, заболела, ну в смысле не заболела, – Валентина окончательно запуталась и замолчала. – Я даже не знаю, как тебе объяснить.

– Говори, как есть, что тебе смущает?

– Меня все смущает, короче, – выдавила она из себя.

– Слушай, за все время, что мы с тобой знакомы, мы говорили с тобой о самых вещах. Даже очень интимных. Что сейчас ты страдаешь?

– Я беременна, – вдруг тихо произнесла Валентина. Таким убитым тоном обычно говорят люди, стоящие на краю  десятиметровой вышки перед тем, как прыгнуть вниз.

Если у мужчин и бывают глупые выражения лица, то это, как правило, в тот момент, когда их жены или подруги говорят им о своей беременности. Панкратов не стал исключением. Его лицо вытянулось, но не от того, что он не знал, что сказать – это было уже вторично, а от того, что известие и в самом деле было крайне неожиданным. И хотя Валентина произнесла эту новость тихо, для него она прозвучала, как гром средь ясного неба.

В таких щекотливых случаях, сколько не готовься говорить какие-то умные слова, вылетят все равно самые непредсказуемые, а порой и несуразные. Так случилось и на этот раз.

– Ты уверена?

– Уверена. Я два раза анализы сдавала. Мы с тобой никогда не предохранялись. Я всегда рассчитывала дни, но, очевидно, когда-то ошиблась, – продолжила она и вопросительно посмотрела на Панкратова.

«Бедная девочка, – подумал он. – Наверняка наслышалась от своих подруг, что не все мужики хотят иметь детей и предлагают сделать своим подругам аборт. Она сейчас сидит и ждет, что же я ей скажу. Хотя, возможно, она решение уже приняла, и ей просто интересно услышать мое мнение. Похоже, что сейчас решается моя судьба, а не ребенка. Чуяло мое сердце, что неспроста она меня в сквер вытянула».

– Валентина, – кашлянув, медленно начал Панкратов, – а кто будет мальчик или девочка? – и понял, что опять сморозил глупость.

– Какой мальчик, какая девочка, у меня всего восемь недель! – с некоторым раздражением ответила Валентина.

– Извини, не подумал.

Они замолчали. Каждый думал о своем. Валентина покачивала ногой, теребя ручку своей сумочки.

– Валечка, – Панкратов осторожно подбирал  слова, которые бы не обидели сидящую рядом женщину, но и выразили бы его отношение к происходящему, – не знаю, каких слов ты ждешь от меня, но скажу тебе, что я рад, что у нас с тобой будет ребенок.

Он закончил фразу и постарался услышать себя еще раз, поскольку ему показалось, что снова ляпнул что-то не то. И что говорил не он, а какой-то совершенно посторонний человек. И Панкратову стало ясно, что подсознание давно уже анализировало его отношения с Валентиной, рассматривало разные варианты их развития, включая и самый  логичный – создание семьи. И оно, подсознание, его голосом просто озвучило решение им же, подсознанием, и принятое.

Валентина перестала качать ногой и теребить ручку сумочки, осмысливая сказанное. Слова вроде бы означали одно, а смысл мог оказаться совсем иным. Женщина сидела и пыталась понять, что же получается в итоге.

– Ты сказал, что рад, что у нас будет ребенок, ты это имел в виду?

– Я имел в виду только то, что сказал.

– Нет, подожди, я не поняла, что значит твое это «у нас с тобой будет ребенок». Ты живешь своей жизнью, я – своей. Мы встречаемся, спим, потом расходимся. Я не очень понимаю, где здесь место ребенку.

«Браво, Валентина, браво! Здорово ты меня взяла в оборот, здорово, слов нет. Самое печальное состоит в том, что ты права. И я догадываюсь, куда ты меня подталкиваешь. Ребенка еще нет, а ты его уже так защищаешь. Ты будешь хорошей матерью!» – подумал Панкратов. Он никак не ожидал от Валентины таких наступательных действий.

– Хорошо, я поясню, – Панкратов чувствовал, что женщина на взводе. Он взял ее руку и погладил. – Ты только не волнуйся. Когда я говорил, что у нас с тобой будет ребенок, я имел в виду то, что мы будем вместе его воспитывать. Ты и я, понимаешь?

Валентина посмотрела на него несколько недоуменно, поскольку до нее стал доходить смысл сказанного.

– Ну что ты на меня так смотришь? Я привык писать, а говорить не очень-то умею. Короче, давай поживем вместе, если у тебя не будет возражений.

– А какие у меня могут быть возражения?

– Ну, допустим, я по ночам храплю, а ты не любишь храпунов.

– Не говори чепухи, я знаю, что ты не храпишь ночью.

– Ну, хорошо, допустим, я скряга. Женщины таких не любят.

– Не наговаривай на себя, ты не скряга, ты экономный и хозяйственный.

Панкратов, услышав о себе столько хороших слов, приобнял Валентину и чмокнул в щеку. Женщина, которую вконец измотало ожидание этого неприятного разговора и его исход, захлюпала носом, что свидетельствовало о том, что у нее окончательно сдали нервы.

Но в следующую минуту она уже взяла себя в руки, достала платочек, высморкалась в него, аккуратно, чтобы не смыть тушь, вытерла слезы и еще раз высморкалась. Панкратов понял, что Валентина инстинктивно тянула время, раздумывая, что ему ответить.

– А вы хорошо подумали, товарищ полковник, над своим предложением?

У них уже вошло в привычку обращаться друг к другу на «вы» и официальным тоном, если разговор приобретал шутливый характер. Если Валентина завыкала, значит, она оклемалась и согласна.

– А у меня, уважаемая Валентина Ивановна, такая привычка, надеюсь, что вы заметили: всегда вначале думать, а потом уже говорить, – также шутливо ответил Панкратов. – А потом я не полковник, а целый подполковник! – Он отчества Валентины не знал и поэтому брякнул первое, что пришло на ум.

– А я, между прочим, не  Ивановна, а Андреевна!

– Хм, тогда это меняет дело. Мое предложение было действительно  только для Валентины Ивановны.

– Значит, для Валентины Андреевны оно не действительно? – женщина постаралась максимально придать своему голосу угрожающий тон и одновременно плотнее придвинулась к Панкратову.

– Нет, если вы настаиваете, то я могу пересмотреть свое предложение и адресовать его вам.

– Ах, значит, вам безразлично с кем жить?

– Нет, мне небезразлич…

Он не успел закончить фразу: Валентина притянула его к себе и крепко поцеловала в губы. «Вот так мужики и пропадают», – была последняя мысль Панкратова.

Они быстро поднялись, вышли на дорогу, поймали такси и поехали к нему домой.

 

13

На следующий день они подали заявление и через две недели  расписались. Свадьбу сыграли скромно, решили не выпендриваться. Да и деньги им были сейчас нужны. Гулять решили у Панкратова. Там места было много. На застолье пригласили только самых близких друзей. Плюс к молодожену приехал двоюродный брат, а к Валентине –  тетушка. Родителей у пары не было. Стол, по традиции, был хороший. Друзья Панкратова решили вино-водочную проблему, подружки Валентины приготовили разнообразные салаты и закуски. Горячее заказали в местном ресторане.

Свидетелем у Панкратова был его армейский дружок Слава Горелик, у Валентины, естественно, Катерина. Они-то и сопровождали молодых в загс. Остальные гости подъехали сразу к Панкратову домой. Пока ждали виновников торжества, мужчины распечатали бутылку водки и начали ее потихоньку уговаривать. Валентинины подруги посмотрели на это дело и принялись тоже открывать бутылку вина. Мужчины намек поняли, помогли дамам и вскоре, как говорится, вся компания хорошо сидела. Алкоголь развязал языки, а несколько анекдотов интимного характера, которые были доброжелательно восприняты всеми присутствующими, вообще сделали обстановку непринужденной.

Поэтому когда молодожены со свидетелями приехали из загса, их встретила весьма шумная, веселая и немного подвыпившая компания. Новоиспеченный муж и жена этому обстоятельству нисколько не удивились. Они прекрасно знали своих друзей.

Валентина была как никогда хороша. На этот раз она отдала предпочтение бежевому цвету. На ней была юбка светлого бежа, пиджак темного бежа и ослепительно белая рубашка с вырезом. Соответственно и колготки, и туфли были тоже подобраны в цвет. И никаких белых балахонов за бешеные бабки. Юбка была вроде бы и не короткая, но когда Валентина садилась, она как-то натягивалась и открывала для обозрения ее ноги фактически до середины бедер. Когда Панкратов впервые увидел ее такой, он наклонился к Валентине и произнес ей на ухо: «Ты сегодня очаровательна! Я хочу тебя!»

Валентина к таким грубым нежностям с его стороны уже привыкла. Она загадочно улыбнулась – женщине любой комплимент приятен: «Мужчина, что вы такой нетерпеливый? Вы вначале девушку шампанским угостите, а потом уже об этом …»

Оба шутили и наслаждались удивительным моментом, когда прошлое уже было позади, будущее еще не наступило, а было одно наэлектризованное, возбуждающее настоящее.

Панкратов происходящее воспринимал спокойно, прекрасно понимая, что его вольготной холостяцкой жизни пришел конец. И как бы Валентина к нему хорошо не относилась, прежней свободы у него уже не будет. И как бы он хорошо к ней не относился, зная себя, Панкратов не исключал, что его увлечение Валентиной могло быть и временным. Если бы не … если бы не ребенок.

Узнав, что Валентина беременна, он не сразу осознал тот факт, что скоро станет отцом. Но ему показалось, что Валентина со своим характером, станет отличной мамой и хорошей женой. Она всегда была спокойна, немногословна, она тонко чувствовала мужскую натуру, зная, где нужно мягко надавить, а где не сопротивляться и уступить. В силу своего характера она органично вписывалась в любую обстановку, и эта черта ее характера Панкратову очень нравилась. Ну и в постели она, конечно, тоже радовала его своим темпераментом и, как это не покажется странным, своей неиспорченностью. И здесь он не соглашался с афоризмом, что все мужчины желают развратных отношений с красивыми женщинами, а все женщины – красивых отношений с развратными мужчинами.

Совершенно о другом думала Валентина. Как и большинство женщин, не сумевших создать семью до ее возраста, она поставила крест на своей личной жизни. Да и во всем остальном ей не очень повезло. Родители рано умерли, Валентину воспитывала тетка. Жили они стесненно. В вуз она не поступила, окончила курсы парикмахеров. Мужчины тоже попадались ей какие-то убогие. Поэтому все прелести настоящего секса она познавала посредством фильмов или по рассказам своих подруг, которые вышли замуж. Замужество им почему-то счастья не принесло, своих мужей они вроде бы и любили, но все время предъявляли им какие-то претензии. Тем такие наезды, конечно, не нравились, что служило причиной постоянных ссор, выяснений, кто прав, а кто виноват и кому сегодня выносить мусор.

Панкратов появился в ее жизни совершенно случайно, и она даже не знала, что с этим делать. Она понимала, что ничего серьезного у них получиться не может, слишком они разные, но в самых потаенных уголках своей души теплилась надежда, что это тот билет, о котором мечтает каждая женщина.

И только после загса Валентина поверила, что все, что с ней произошло за последние месяцы, не сон, а явь.

Настроение у всех было хорошее. Радовались подруги Валентины, которые искренне желали ей счастья, радовались и друзья Панкратова, которые давно уговаривали его покончить с мужским уединением.

Потом были танцы, между ними шампанское, а в конце вечера чай, кофе, пирожные и небольшой фейерверк.

 

14

Беременность у Валентины протекала без осложнений. У нее не было никаких хронических болезней, она никогда не курила, не делала абортов и половую жизнь начала уже вполне созревшей девушкой. Поэтому плод развивался нормально.

Будучи человеком дисциплинированным, она записалась на курсы для будущих мам. Валентина не пропустила ни одного занятия, а дома старательно осваивала физические упражнения и технику дыхания. Катерина практически каждый день звонила ей и на правах опытной мамаши давала свои советы. Как часто бывает при  первой беременности, все женщины нервничают. Валентина не стала исключением. Поэтому советы бывалой подруги ей, конечно же, были не лишними.

Именно в этот момент она все чаще задумывалась о том, что с ней произошло. Жила себе жила, никому не мешала, чужому счастью не завидовала, ни о чем таком возвышенном не мечтала, в церковь не ходила, свечки не ставила и ничего у Бога для себя не клянчила. Просто старалась жить по совести как она это понимала. И здесь такая неожиданная встреча с Панкратовым. Поездка в Крым, и вот она уже беременная. Вначале, узнав о своем состоянии, Валентина расстроилась. Однако потом, когда Панкратов повел себя как настоящий мужчина, она успокоилась. Но все равно еще опасалась, что в самый последний момент что-то может измениться и что он может ее бросить.

Однако время шло, Панкратов много работал и старался максимально сделать ее пребывание в его доме комфортным.

Валентина слишком долго была одна, чтобы сразу поверить в счастливую сказку. Да и не о себе она сейчас  думала. Все ее мысли были о ребенке.

Панкратов к роли мужа привыкал тяжело. Предыдущая его жизнь состояла из переездов и командировок. Ничего постоянного в ней не было, кроме работы. Долгое одиночество сформировало и соответствующие привычки. Решения, которые он принимал, ни с кем  не обсуждались. Поесть готовил только для себя. Телевизионные программы смотрел те, которые ему нравились.

С появлением в доме Валентины все привычки пришлось поменять, а от некоторых – даже отказаться. Однако, к удивлению Панкратова, ломка привычного образа жизни прошла безболезненно. Очевидно, одиночество подспудно ему так осточертело, что он был рад появившейся возможности позаботиться о близком человеке. Панкратов всячески огораживал Валентину от домашних забот и внимательно следил за тем, как растет ее живот. Когда через пять месяцев плод впервые начал шевелиться, он приложил руку к животу Валентины и с замиранием ощутил, как бьется новая маленькая жизнь. Они уже знали, что у них будет мальчик.

Очевидно, именно в этот момент в мозгах многих мужчин происходят некие процессы, которые заставляют их иначе посмотреть на свою жизнь и пересмотреть многие жизненные установки.

Для Панкратова стремительность в развитии отношений с Валентиной тоже была удивительной. Пришел бы он в парикмахерскую в другой день, и никакой встречи с ней не было бы. И он в сотый раз задумался о превратностях судьбы, и о том, как хрупко все в нашей жизни  устроено.

Несмотря на беременность Валентины, они продолжали вести активную сексуальную жизнь. И хотя сумбур первых встреч прошел, они так и не могли насытиться близостью друг с другом. Их неумолимо тянуло друг к другу, словно каждый из них долгое время был лишен возможности общаться с представителем противоположного пола.

Что касается Валентины, то она, действительно, последние годы жила в одиночестве. Контактов с мужчинами у нее не было никаких. Хотя ее организм зрелой женщины требовал мужских гормонов. Но, как женщина неиспорченная и с малым сексуальным опытом, она стеснялась признаться себе, что просто хочет мужчину. Она считала это распущенностью. Чтобы разрешить это противоречие и не наделать глупостей, Валентина подсознательно нашла выход своей сексуальной энергии. Она стала помогать своим подругам в житейских делах, ходить с ними по выставкам и в театры, с удовольствием подменяла на работе других мастеров. Такое перенаправление сексуальной энергии проблему не решило, но напряжение сняло, и Валентина о мужчинах уже стала думать не как о потенциальных партнерах, а как о существах, которых в силу обстоятельств работают и живут вокруг нее и временами создают разные проблемы.

Поэтому-то и появление рядом с собой Панкратова она воспринимала как некое недоразумение, которое обязательно само собой рассосется.

Но не рассосалось!

Первое время близость с Панкратовым давалась ей с трудом. Их частота и эмоциональность пугали ее. Это были новые и совершенно необычные для нее ощущения. И что с ними делать Валентина не знала. После каждого своего оргазма она чувствовала себя так отвратительно, словно совершила какой-то неблаговидный поступок. Она ругала себя за свою несдержанность, пыталась в следующий раз контролировать свое поведение, но у нее ничего не получалось. И она была вынуждена признаться себе, что побороть зов природы не в ее силах и что близость с Панкратовым ей нравится. Правда, зажатость в начале их общения мешала ей получить полное удовлетворение, да и его раскованность в постели она вначале не принимала. Однако потом, как-то совершенно незаметно, вдруг осознала, что больше не стесняется его и того, что они с ним в постели вытворяют. Более того, она от этого получает удовольствие. Кроме того, беременность еще обострила ее чувства и постоянно подогревала желание близости.

У Панкратова ситуация была другая. У него женщины были регулярно. Правда, отношения с ними вряд ли можно было назвать возвышенными. Они встречались, спали, иногда выбирались на какое-нибудь культурное мероприятие или к друзьям на шашлыки. Панкратов хотел своих женщин чисто физиологически. Когда после секса они, завернувшись в полотенце, ходили по дому и начинали умничать по какому-нибудь поводу, ему хотелось выгнать их пинком под зад. Тот самый зад, которым он еще час назад восхищался и ласкал. В этот момент они ему были неприятны. Почему так происходит, Панкратов объяснить себе не мог. Хотя в книжках и прочитал разъяснение, почему мужчины после секса охладевают к женщине. Но это разъяснение ему не понравилось. Он чувствовал, что все гораздо сложнее.

Знакомство с Тамарой его остепенило и изменило в лучшую сторону. Помимо внешней привлекательности она была неглупа, чувствовала партнера, а круг ее интересов заставил и Панкратова углубить познания в некоторых вопросах, чтобы в разговоре не выглядеть полным невеждой.

С Валентиной все было иначе. Близость с ней была какой-то ненасытной. Его возбуждало само присутствие этой женщины, ее голос, манера говорить, одеваться, даже вещи, к которым она прикасалась. Порой Панкратову казалось, что он спит или сошел с ума. Ни одна женщина не действовала на него столь магически. Часто он овладевал Валентиной не дожидаясь ночи, потому что во всем организме накапливалась энергия, которая требовала незамедлительного выхода. И после того, как страсть затихала, он не хотел выпускать ее из своих объятий.

Они лежали, обнявшись, каждый погруженный в свои мысли Он думал о ней, она думала о нем. Их мысли где-то встречались (не могли не встретиться!), соединялись, образуя одно целое и давая начало совместной медитации.

Девять месяцев для обоих пролетели в бытовых хлопотах, наслаждении друг другом и ожидании небольшого чуда.

 

15

Панкратов купил огромный букет цветов и поехал в роддом. Там уже вдоль корпуса толпилось достаточно много народа. В основном это были мужчины, но встречались и женщины. Все были с цветами, кругом царило  радостное возбуждение. Некоторые мужчины уже были навеселе. Их просто распирало от счастья и осознания того факта, что они уже стали отцами. Многие пытались докричаться до своих жен и дочерей. Панкратову даже показалось странным, что люди в порыве своих чувств забыли о существовании мобильных телефонах и кричать нет необходимости.

Он позвонил Валентине и спросил, где находится окно ее палаты и на каком этаже.  Та толком ничего не могла сказать: ее привезли в роддом вечером, утром она родила, до обеда лежала и никуда не ходила, поэтому еще ничего толком не успела узнать. Минут через пять Валентина перезвонила и рассказала, как найти окно ее палаты. Панкратов медленно пошел вдоль здания, поглядывая на окна, в которых счастливые мамы показывали своих младенцев стоящим внизу родственникам и близким.

– Вот иду, ищу тебя в окне, – сказал он Валентине.

– А, вот-вот, вижу тебя, – ответила она, но потом поправилась, – мы видим тебя.

– Ну что, привет! Как ты?

–  Как-как, вот родила.

Наконец он тоже заметил Валентину. Она стояла около окна и держала в руках небольшой белый сверток. Панкратов понял, что это их ребенок. Он помахал ей цветами. Окна палаты находились на втором этаже, и поэтому он смог хорошо разглядеть лицо Валентины. Она улыбалась и пыталась так развернуть сверток, чтобы он смог разглядеть находившегося там новорожденного. Но, несмотря на то, что расстояние было небольшое, Панкратов лица младенца не разглядел и даже пожалел, что не взял с собой бинокль.

– Я ничего не вижу. На кого он похож?

– Слушай, он все время спит. Я даже глаза его еще не видела. Но когда смотрю, мне кажется, что на тебя, а иногда кажется, что на меня. Не поймешь пока…

Глядя на женщину с ребенком, Панкратов внезапно испытал небывалый прилив сил. Он вдруг ощутил себя в совершенно новом качестве и остро почувствовал, что это маленькое существо, которое он не может увидеть, есть его продолжение. И значит он, Виктор Панкратов, будет жить до тех пор, пока живет этот малыш, у которого наверняка будет свое продолжение. И, следовательно, он через череду таких рождений обретает бессмертие. Осознание этого довольно будничного факта, настолько поразило Панкратова, что него перехватило дыхание. Он пытался прокашляться, но восстановить дыхание не удавалось. Он широко открытым ртом ловил воздух. Рядом оказалась какая-то оградкой, и Панкратов оперся на нее, продолжая тяжело дышать.

Валентина, видя, что с ним что-то происходит, заволновалась. Она пыталась дозвониться до мужа, но он трубку не брал, продолжая стоять около оградки в нелепой позе.

В какой-то момент Панкратов почувствовал себя лучше. Он поднял левую руку с цветами и помахал ей, как бы говоря Валентине, что все хорошо и волноваться не стоит. И вдруг его пронзила острая сжимающая боль в левом боку за грудиной. Инстинктивно правой рукой он попытался растереть левый бок. Но у него ничего не получилось. Боль скручивала и давила, и не было никаких сил ее терпеть. Он стал медленно сгибаться пополам, чтобы унять боль, которая только усиливалась.

Через мгновение она заполнила собой все тело. У него подкосились ноги, и он стал медленно оседать на землю. Букет выпал из его рук. Он еще глядел на окружающий мир, который удивительным образом стал преображаться. Пятиэтажный родильный дом, который стоял у него перед глазами, вопреки всем законам физики вдруг стал плавно валиться на бок. И люди тоже стали перемещаться как-то странно – словно они бегали по вертикальной стене.

Панкратов еще некоторое время лежал и угасающим сознание фиксировал происходящее. Окружающие были настолько поглощены встречей со своими любимыми, что не сразу заметили, что мужчине стало плохо. Стоящая невдалеке женщина увидела, что он лежит на земле. Она подошла к нему и осторожно дотронулась до плеча. Панкратов не отреагировал. Тогда женщина подняла голову, посмотрела по сторонам, как бы ища поддержки своим действиям, и громко крикнула: «Граждане, мужчине плохо. Вызовите врача». На ее крик откликнулось несколько человек, которые прервали общение со своими родными и подошли к лежащему на земле Панкратову. Его дыхание становилось все реже и реже. Потом у него начались судороги.

Последнее, что увидел Панкратов, это были ноги бегущего в его сторону человека в белых операционных тапочках. «Наверное, это врач», – подумал он и закрыл глаза.

 

Послесловие

У Валентины после смерти Панкратова на некоторое время пропало молоко. Малыша пришлось выхаживать детским питанием. Но женщина быстро пришла в норму. Она теперь отвечала и за жизнь маленького существа. Назвала она его также Виктором в память о человеке, который странным образом изменил ее жизнь.

Виктор Викторович рос чрезвычайно бойким мальчиком. И в детском саду, и в школе он всегда инициировал и возглавлял всякие шалости, за что и заслужил уважение одноклассников, любовь девчонок и предвзятое отношение учителей. Валентину часто вызывали в школу и просили угомонить своего сына. Она старалась, но у нее это плохо получалось. «Мама, ты не волнуйся, – успокаивал он мать, – просто так веселее, а уроки  я сделаю».

Вопрос: «А где мой папа?» он задал еще в детском саду. Валентину  вопрос смутил. Она не знала, что ответить. Сказала первое, что пришло на ум: «Папа уехал в командировку». Однако позже, как это часто бывает, правду он услышал от товарища по детскому садику: «Папки-то у тебя нет». «Есть, – возразил Виктор Викторович, – но он в командировке». «Врешь ты все, – твердил товарищ, – нет у тебя папки».

За эти слова Виктор Викторович правдолюба отмутузил. Заведующая детским садиком вызвала Валентину и имела с ней неприятный разговор. Пришлось сыну сказать правду, что далось ей нелегко.

То, что его папа был военным, запало в душу мальчика. Поэтому когда он освоил интернет, то его любимыми сайтами были не игровые, а военные. В седьмом классе Валентина перевела его в кадетский класс, а после окончания школы Виктор Викторович уехал поступать в военное училище. Он еще со школы мечтал стать военным летчиком.

Личная жизнь Валентины так и не сложилась. Она опять жила одна и продолжала работать в парикмахерской. Все ее надежды и мысли теперь были связаны с сыном, которым она гордилась. Она перечитывала его письма, в которых Виктор Викторович описывал свое курсантское житие-бытие, делился планами на будущее, и бережно складывала их в небольшую шкатулку. А когда он приезжал домой на каникулы в военной форме, то Валентина любила пройтись с ним по улицам поселка и показать всем, какой у нее сын. А еще она постоянно думала о человеке, который так внезапно пришел в ее жизнь и так трагично ушел из нее.

Внуково 2018-2020 гг.