ПИШЕТ ТРЕТИЙ
И однажды наступила пустота.
Точнее — сухая точка,
максимальная точка выжимки.
Выковырял мозг, как киви ложечкой.
Всё-всё скушал.
А в пустой кожице киви не появится, как говорится,
сколько ни жди.
С идеями, конечно, получше дело.
Нужно ждать.
И я жду.
Подношу к уху, рту и глазам всякое зеленое —
фильмы, книги, полбутылки тархуна, —
может подзарядится моё исчерпанное киви, может
заработает.
Иначе нельзя.
Бросить не могу, подсел на деньги, на поиск,
на зеленое фруктовое мясо.
И сам подсел, и всех вокруг подсадил —
все ждут зеленого света:
сделанной работы, денег, моего расслабления
и внимания.
Остается облизывать кислую ложечку и ждать.
ПИШЕТ ПЕРВЫЙ
Часы опоздали
И мы опоздали
Ручьями на даче
За встречи рыдали
Тушили камин
Замеряли перо
…
Но адеквата не буде-е-ет,
Адеквата нет.
Его просто нет, дорогой мой Мумий!
Я раньше думал: чего это вдруг
разные издательства, конкурсы, студии
жалуются, что выбирать им не из кого
Как так может быть, извините, помилуйте,
если народ не живет, а пишет?
Не живет, не дышит, толком не учится, не работает,
мамочки, пока дети спят, сплошь романы рожают?
Думал всегда, что конкуренция адская,
что талантливых целая очередь прямо-таки,
и вставать в хвосте её смысла нет-таки.
Но мир спасёт неадекват. Нас всех спасёт неадекват.
Оказывается,
50% конкурсных текстов учат гладить бельё,
40% уходят на низкосортное фентези,
5% романов неплохи по задумке, но не доведены до ума,
и вот в оставшиеся 5% можно легко попасть,
если вы адекватны и деланы не левой ногой.
Не факт, конечно, что вы адекватны.
Что я адекватен.
Встал в конце очереди.
ПИШЕТ ВТОРОЙ
Никогда не угадаешь, что точно сработает —
музыка, подслушанный диалог…
Может просто лежать и смотреть в потолок,
сработает то, на что вообще не подумаешь,
и тогда, когда это вообще не нужно.
Даже не так —
это чаще самое неудобное время
и самое неудобное место.
Строка приходит и всё.
Бывает приходит просто идея —
она со сдвинутым курсором прозрачности,
она еще никакая,
её можно отложить, записать и потом к ней вернуться.
Но строки приходят яркими и острыми,
с запахом паприки или сала
сала с чесноком и перцем.
Чесночная, вонючая строка.
Приходит и твоя реальность заканчивается.
Строку нужно прикончить.
Только прикончив её, ты сможешь проветрить голову от чеснока и сала,
а потом вдохнуть свежего воздуха. Никак иначе.
Строка даже не долбит, она, скорее, как судорога,
горячая такая,
сжимает голову.
Это вот из-за этого люди подрываются по ночам,
если вы не знали, товарищи непишущие.
«Нет, только не это», — думаешь, «только не сейчас».
Но нифига.
Я однажды очнулся посреди проезжей части от звука клаксонов.
Оказывается, стал переходить на красный свет.
Как вам это?
Главное, чтобы строка не прикончила тебя раньше,
чем ты её.
ПИШЕТ ТРЕТИЙ
Сначала просто ради денег.
Если бы вам платили за то,
что вы умеете делать хорошо,
за вашу встроенную функцию,
неужто вы бы отказались?
Вот и я не дурак.
Я могу.
И это деньги.
Свои идеи и книги — это, конечно, круто,
но как-нибудь потом, на пенсии,
а сейчас, извините, я хочу съездить летом к морю,
купить машину, квартиру и на сдачу
ботинки себе зимние.
Так что вот.
И нет, это не насилие над собой.
К хуям талант, я просто умею складывать слова так,
чтобы за это платили.
Со временем начинаешь получать кайф и от этого.
От того, что ты каждый раз доишь свой мозг и молоко
таки появляется.
Пока оно даже жирненькое, а потом…, пофиг.
Люди рабы, люди денег рабы,
Людям нравится быть рабами… (не моё)
Помните, Бунину дали премию?
А он ее отдал.
Не знаю, я бы никому ничего не дал.
Я ради близких жопу рву,
а не раздавать кому попало.
Ради близких и себя.
Всё себе.
ПИШЕТ ПЕРВЫЙ
Дотянул до последнего. Дедлайн уже утром.
Сделать за сутки десятки знаков,
не просто десятки — десятки тысяч —
для меня что-то из области невероятного,
но хочется же.
Победить хочется.
Иначе нахрена это всё, верно?
И самое важное, что меня особенно подстегивает,
что я уже всё придумал, я потратил целый день на схему,
на проработку плана,
— и после этого не написать?
Сажусь печатать.
Желание бросить нападает каждые полстраницы.
Кидается прямо,
словно набрасывает черный мешок на голову,
а потом лупит битой по виску.
И это не лень, не страх, а чувство,
ну вот как будто я держу кусок льда в руках, кусок льда
с запахом земли.
Сначала держу, а потом его нюхаю.
А через полстраницы даже начинаю облизывать,
надкусывать.
А потом есть.
Вот такое это дерьмо внутри.
Даже страница ворда перед глазами уже не белая,
а черная,
чернозёмная, с вкраплением охристых камней.
Очень хочется закончить быстро.
Спешно, как попало, лишь бы.
Но я терплю.
Перечитываю и снова печатаю, тяну сюжет.
Когда кажется, что уже всё, не сворачиваю,
не бросаю, добросовестно перечитываю
сначала то, что сделал сегодня, а потом всё с начала
и до конца.
Оценить здраво смогу только утром,
перечитаю на свежую голову и сдам на почту
организаторов.
А сейчас всё закончилось.
Отморозил руки,
нажрался земли,
упорол глаза мелким шрифтом,
но ощущение,
словно хорошо потрахался.
ПИШЕТ ПЕРВЫЙ:
Слышали про кого-нибудь фразу «Он уже не тот»?
То-то же.
Если вы думаете,
что с годами и опытом
ваши тексты станут значительно лучше, то…
Нет, до какого-то времени так и будет, правда.
А потом будет пик,
вершина вашей личной Джомолунгмы,
и всё пойдет на спад:
и работоспособность мозга, и оригинальность строк,
и вообще желание что-либо делать.
И ни на какой пенсии вы уже
в свое удовольствие не попишете.
Кто-то после пика рискует расстаться с адекватом
(если он у него был, конечно),
проще говоря, двинуться.
Там же, на пике,
можно растерять друзей, коллег, близких —
там кому как повезет.
А потом все на спад: и слава, если была, и деньги,
если были.
А на нет и спада нет.
Можно и не пережить свой пик.
Когда он случится?
О, вы поймете.
Те, кто пишет, поймут.
А остальные-некоторые посмотрят на гору издалека,
поёжатся и пойдут жарить куриные кокушки с колбаской,
и всю жизнь будут пописывать свое средненькое ничего
и радоваться.
ПИШЕТ ТРЕТИЙ
Нам, говорят,
нужен новогодний сценарий про лопату и хурму.
Можешь?
Ну могу, говорю.
О, молодец, говорят, присылай.
Ага, хороший сценарий, все добротно так.
Ёлочка — это хорошо,
так, сугробы понатыкал — тоже хорошо,
мир-любовь-красота,
все герои готовятся к празднику, топят печь, пекут
пряники, наряжают берлоги, ага…
Так, а почему у жирафа хуй стоит?
(а правда, почему?)
И не надо жирафа купать, мы не можем в 3D ни воду
сделать, ни резиновую утку. Посмотри наши прошлые
выпуски на ютубе!
Переходят на вы.
Никто из героев не может смотреть в окно,
это пропаганда взглядов в окно, вы же понимаете!
И, если вы не хотите, чтобы вас привлекли за разжигание,
не надо ничего разжигать!
Вот вечно что-то да вылезет.
Сценарий не приняли.
Жирафа утопил.
ПИШЕТ ВТОРОЙ
Ну, что,
что ты смотришь как я плачу?
Да, плачу.
Прямо здесь, в автобусе, да.
Что ж мне, выходить что ли?
За проезд терять эти гребаные…
Накатило, чо.
Вот и реву.
Я если сейчас не проревусь,
потом сорвусь на кого-нибудь.
Мне это зачем?
А тебя я первый и последний раз вижу.
На душе хреново уже больше часа, а разревелся только
когда пришла строка.
Почему так? Без оформления в строку ничего
не чувствую?
то за херня в моей голове, блин…
Написал пару строк, высморкался, отдышался.
Да не пялься ты, я уже закончил.
ПИШЕТ ТРЕТИЙ
Никаких причин ныть.
Я буду нести позитив и пример.
Если долго пахать,
рано или поздно творчество начнет тебя истово ласкать
и подносить плюшки.
Если ежедневно долбить лички тех, кто выше и успешнее,
однажды они обернутся.
Я зашел в маршрутку и открыл почту.
В течение пары минут мне одобрили тестовое задание
в кинопроект,
мне дали почту отдела маркетинга и пригласили
на студию анимации,
мне заказали сценарий спектакля для частного театра…
Я вставил наушники и стал подпевать вслух.
Подпевать и бить ритм ногой.
И мне было плевать на то как это выглядит.
Тун-тун-тун. Топ-топ-топ.
Потому что эйфория — это быстро, мимолетно.
Довольство собой никогда не тешит тебя достаточно
продолжительно.
Сомнения отходят, разбегаются и прыгают, уже
не на шею, а прямо на голову.
Чувствуешь радость? Позволь себе чувствовать.
Тем более, что не радость уже, а тепло.
Не тепло уже, а отголоски справедливости —
воздаяние за труды справедливо.
И даже не тепло, а лишь осознание необходимости
порадоваться —
ведь зачем-то же ты это делал.
Вспомнить бы зачем.
ПИШЕТ ВТОРОЙ
Если уж о странностях моих говорить, то…
да ничего уже не странно, ко всему привык.
Это же я, уже много лет я.
Раньше интересовались, спрашивали как пишу.
Сейчас, конечно, никто не спрашивает, в
се уже в курсе: или сами пишут и все поняли,
либо нахрен оно им вообще.
Строчки приходят внезапно, рассказывал им.
И до сих пор также.
И нельзя нести строчку до дома в голове,
до дома,
до стола,
до навеса,
тепла и уюта,
надо сразу писать.
И я встаю, прямо посреди улицы,
застываю, достаю телефон и пишу строку.
Записываю, и, конечно, забываю.
Только это уже не страшно — все ведь теперь в памяти,
не моей.
И раньше так стыдно было,
казалось, что все смотрят,
заглядывают в телефон через плечо.
А теперь все равно.
Опыт? Возраст? Ебаная независимость от чужого мнения?
Мне просто нужны мои стихи. Мне нельзя терять строки.
ПИШЕТ ТРЕТИЙ
Через два месяца сказали они.
443 города России сказали они,
а в каждом городе по паре кинотеатров.
С проката, конечно, ничего, но разве пока недостаточно?
Конечно, достаточно, разумеется.
Сижу на рабочем месте, напротив открытого мэил-письма и не шевелюсь.
Руки трясутся, глаза заплывают.
Что, отчеты, вы серьезно?
Совещание у директора?
А не пойти ли вам в жопу?
Да вы знаете кто я такой?
Я человек, у которого внутри стремительно растет чсв,
разрастается, разрывает к *беням голову, грудь, все
к *беням разрывает.
А вы мне про работу тут.
Я разрешаю себе сегодня больше не работать.
Разрешаю себе подумать о богатой жизни и славе.
Может даже разрешу себе выпить вечером.
Денег, правда, не особо,
гонорар за эту радость я потратил еще в прошлом году,
но я что-нибудь придумаю.
Реально, надо же, год прошел…
Я год ждал, чтобы увидеть это на экране…
Родителям говорю, что скоро пойдем в кино,
а они что-то не особо горят желанием.
Я говорю, что есть повод для гордости,
— вот тогда немного оживляются.
А где поздравления?
А где шквал вопросов о том каково мне было?
А узнать, сколько мне заплатили не хотите?
Что совсем ничего не интересно?
Засыпаю вечером совершенно спокойно,
никакой эйфории.
И даже богатая жизнь мне не снится.
ПИШЕТ ТРЕТИЙ:
Так нервничаю, когда приходят редакторские правки.
Вот всегда.
В который бы раз ни открывал письмо.
Там ведь может быть какая-нибудь мелочь,
просьба заменить слово “яблоня” на “вишня”,
а может –
просьба переписать весь сюжет,
потому что, видите ли, идея хорошая, но раскрыть её стоит иначе.
Каждый раз нервничаю.
И избегаю как можно дольше этого прочтения правок.
Каждый раз говорю себе:
“Ты ведь уже этот делал.
Ты столько раз боялся,
но открывал, переделывал и сценарий утверждали.
Делал десятки раз и сделаешь еще один.
Все точно также как тогда.”
И, выходит,
что я из прошлого мотивирую себя настоящего двигаться дальше.
Преодоленный один раз страх – повод не бросать начатое.
ПИШЕТ ПЕРВЫЙ:
Интересная вещь – участие в конкурсе.
Если вам нравится самокопание,
то конкурс – максимально концентрированный его акт
и самый подходящий для этого повод.
Объявляют конкурс,
ты готовишь подборку,
отправляешь.
Разумеется, тебе хочется победить,
ты пытаешься угодить и угадать,
что же нужно жюри,
что такого отослать и в каком виде,
чтобы быть лучше всех, заметнее, интереснее…
А потом,
когда ты вдруг побеждаешь,
начинается новый виток самоанализа –
ты начинаешь пытаться понять в чем же угадал,
где он, победный фактор икс, который сулит победу.
Это важно,
потому что, поняв принцип победы,
ты сможешь победить снова.
И ты сидишь, смотришь тексты проигравших и победивших,
сравниваешь, размышляешь…
Если не выигрываешь, кстати, процесс все равно аналогичный.
Потому что нужно понять почему не в этот раз.
О, какая же у меня для себя большая лопата…
ПИШЕТ ВТОРОЙ:
…тема с письмами, кстати, близкая.
Тоже все время жду писем.
Когда занимаешься мелкой прозой и сотрудничаешь с разными конторами –
журналами, студиями, заказчиками, –
ты вынужден ждать.
Ты очень работоспособный,
ты мог бы работать очень продуктивно,
но всю линейку процесса тормозит фирма.
Можно было бы всё прогнать за сутки,
получить задание, написать, отредачить, выслать, оформить и получить деньги,
ведь каждая операция отдельно занимает совсем немного времени,
но эти дурацкие письма…
Эти недели ожиданий…
Я понимаю, что дело совсем не в письмах, не голубями же их отправляют, но фак… Сидеть и ждать своей очереди на ответ так убого.
ПИШЕТ ТРЕТИЙ:
Как интересна жизнь, неоднозначна.
Посыпаешься утром, проверяешь почту.
В одном письме тебе отказывают в публикации,
а в следующем – дают тестовое задание для работы над проектом студии.
И, вроде как, минус на плюс – получается ничего так.
Иногда между такими письмами проходит продолжительное время.
Но ты всегда ждешь,
что хорошее и плохое уравновесится.
Знаешь, что нельзя безоглядно радоваться
и нельзя уходить в печаль до самого дна.
Всё не навсегда.
Замечали такое?
Что после отказа бывает предложение,
а после хорошего контракта вас обольет грязью проезжающий грузовик.
Вот она жизнь.
ПИШЕТ ПЕРВЫЙ:
Какая-то странная штука со мной происходит…
Понял почему не могу никак закончить очередную книгу –
потому что не могу увидеть ее целиком.
Сейчас поясню, тут всё непросто.
Составить схему-план и пересказать текст устно могу,
а сцепить отдельные кусочки в единое – никак.
Потому что мне мало компьютерного экрана: е
сли я не вижу тот текст документа, что выше видимой области,
и тот, что ниже – я не могу их осознать, удержать в памяти.
Потому я так люблю короткую прозу –
наволочку проще держать в поле зрения, чем простынь…
Наверное, для меня единственный выход в распечатке документа
и выкладке в одну большую ленту:
там я смогу все скомпоновать и проследить сюжет.
Если придется что-то переставлять, буду резать и складывать мозаику.
Но как это потом собрать в электронный документ?..
Мозги заворачиваются от беспомощности.
Не представляю…
ПИШЕТ ПЕРВЫЙ:
Проигрывать в конкурсах больно.
В некоторых – особенно.
Месяц назад я подался на очень необычный отбор:
участие предполагало написание проекта
для литературного изучения и описания целого города,
далёкого и таинственного, заполярного.
Где зимой многометровые сугробы и северное сияние,
а летом – блестящая сыпь болот,
где за городской чертой шахты, заводы, разработки
и дикая природа Таймыра.
За месяц ожидания результатов я успел полюбить этот заполярный город.
Я прочел десятки статей о нем, посмотрел несколько фильмов…
Весь этот движ для меня представлялся романтической сказкой.
Еще бы! Всё как в старые добрые,
когда членам союза писателей давали задание и засылали в отдаленные уголки Родины, писать книги.
Переезд, проживание, питание, канцелярия и фотограф –
бери, работай, дорогой, пиши о нашем великолепном городе заветную книгу.
И я жаждал изучать, исследовать, общаться с удивительными людьми и рабочими,
и писать, писать, писать.
Мысленно я уже написал эту книгу несколько раз.
Я уже видел её иллюстрации, её оглавление, себя на её презентации…
И, как вы понимаете, по конкурсу я не прошел.
А ехать за свой счет в этот далекий город, в который я успел влюбиться,
почти невозможно…
ПИШЕТ ВТОРОЙ:
Странная штука – самовосприятие.
И хочется, чтобы твои стихи читали и понимали,
и чтобы они нравились, «заходили» людям…
И не веришь, когда кто-то говорит тебе, что ты крутой автор.
И чем с бОльшим азартом тебя нахваливают,
тем больше ты сомневаешься в адекватности восприятия говорящего.
Ну ладно, неплохие стихи, но зачем так то?
Щенячий восторг поэзия и вовсе вызывать не должна – это ж не цирк.
Я ж не для того писал!
Я не так писал, не в таком состоянии!
Ты что же, мазохист?
В каком месте тебя щекочет моя строка, покажи?
Вот если бы случилось то священное со-переживание, со-понимание,
не было бы никакого восторга,
был бы молчаливое пожатие руки
и тихо налитая стопка.
Им бы я поверил.
ПИШЕТ ВТОРОЙ:
С возрастом всё чаще навещают
разные боли и недомогания.
Каждый такой раз лежишь и думаешь:
а смогу ли я продолжать писать?
Осознаешь всего себя, анализируешь, пытаешься понять –
помешает ли эта конкретная боль сочинять.
А эта?
А вот такая, вот тут?
Что, если вот это вот состояние теперь со мной навсегда,
я останусь прежним?
Я всё еще смогу воспринимать,
свободно размышлять и отвлеченно слагать строки,
перехватив обезболивающего?
И пока ответ «да»,
уныние не подходит.
Изменится ли мое восприятие мира, мои темы, мой слог?
Не превращусь ли я в агрессивного нытика с текстовыми плевками и выпадами?
А если превращусь, то как скоро?
Пока размышляешь так,
боль проходит.
ПИШЕТ ПЕРВЫЙ:
Растёшь себе, растешь, развиваешься;
ну как, ты просто знаешь, что с возрастом человек развивается,
а как оно там на самом деле – хз.
Иногда кажется, что ты всю жизнь один и тот же,
и установки те же,
и мечты всё старые…
и как вообще тебя, такого юного и всё еще безмозглого,
берут на работу и даже иногда повышают?
Черт знает.
А недавно я начал замечать, что таки что-то в голове закручивается, подрастает, бродит:
я начал понимать сложные тексты,
те тексты, которые раньше казались мне полной ересью, скукотой и бредом.
Я начал получать удовольствие от того,
что раньше и в руки бы не взял.
Начал понимать советы, которые дают умные взрослые дяди,
кивать усиленно и прицокивать.
И такая тёплая надежда на будущее появляется,
такое трепетное предвкушение новых удовольствий и открытий,
что хочется жить.
ПИШЕТ ТРЕТИЙ:
Я остался в зале до самого конца
и таки прочел свою фамилию в титрах.
Лёгкая улыбка и немного жара в скулах,
мимолетного, быстро ушедшего в уши и виски.
Ни дрожащих рук, ни сердцебиения.
Самые сильные эмоции были тогда, давно,
когда я узнал, что через пару месяцев пойду в кинозал
и увижу перерождение своего текста.
А в зале – ничего.
Я просто удостоверился:
это реально кто-то снимает,
это реально кто-то смотрит,
я реально могу написать об этом в соцсетях и похвастаться –
теперь-то всё честно, сам видел.
Эйфории не было.
И я не понял, что её подавило – опыт, возраст, привычка, пофигизм?
И не важнее ли (приятнее) спокойное удовлетворение своей работой
и осознание правильности своего пути,
чем минутная вспышка радости?
ПИШЕТ ТРЕТИЙ:
Спокойно отношусь к отказам партнеров,
работодателей и кого угодно вообще.
Но чего не люблю,
так это непонятного молчания.
Причем не такого,
когда отправил рукопись в крупное издательство и только тишина в ответ,
нет, не такого.
А такого, когда вы обсуждаете с партнером проект,
уже во всю работаете над сценарием,
вносите правки или обговариваете условия,
и вдруг человек надолго замолкает.
Просто так замолкает или написав перед этим обычное житейское
«я подумаю и напишу на днях».
А когда ты, уже весь взведенный, измученный ожиданием,
через пару недель пишешь робко: «У вас все в порядке? Пропали внезапно»,
или уточняешь: «Так что нужно для начала работы с моей стороны?»,
получаешь в ответ что-то вроде: «Знаете, я подумал и решил, что мне это не походит.
Я не буду продолжать работу».
Даже без извинений.
Шта? А меня известить не пытались?
Я работаю, значит, переписываю, переделываю, готовлю материал,
а человек подумал видите ли!
Как можно забыть предупредить об остановке работы того,
с кем ты плотно общался около месяца?
Я считаю, это просто швах – так поступать с людьми.
Просто швах.
ПИШЕТ ПЕРВЫЙ:
Написание текста – рукотворного ли, невербального –
стало неотъемлемой частью жизни.
Текст в голове всегда.
Всё, что видишь и воспринимаешь,
оговариваешь текстуально –
и отключить это невозможно.
“Не уходи в себя” – говорят мне,
“будь иногда здесь”, “будь повнимательнее”, “пытайся работать”…
А я могу концентрироваться только когда работаю над текстом,
все другое мимо.
Пара секунд в реальности, и снова работа над текстом,
снова мыслями сам в себе.
Я понимаю, что текстосложение поработило меня,
перестроило,
что это может грозить потерей работы, потерей…чего еще?
А страшнее всего то, что я не могу бросить.
Пока у меня есть мозг, пока я жив –
в темноте, в изоляции, где угодно,
я буду работать над текстом.
Этого нельзя лишить –
если забрать телефон, вырубить свет, не кормить, избивать –
ничего не изменится.
Ничем нельзя перекрыть тягу к текстосложению –
ничего не может отвлечь, потому что ничего не равно по силе тексту.
Текст будет жить, пока буду жить я.
ПИШЕТ ПЕРВЫЙ:
А вот интересно, накрывает ли кого еще возбуждение от творчества?
Когда такое вдохновение, такая энергетическая волна идет,
что щеки горят и испарина на лбу.
И, если всё получается и дописывается отрывок, глава, рассказ,
испытываешь такую гордость, такое самообожание, что оно ощущается на уровне физики очень ярко.
Ведь человек слаб.
Ощущений и возможностей, вроде бы, много,
а всё сводится к одному, к простой цепочке:
радость-возбуждение-эйфория-пустота.
Вся культура, пафос, все высокие слои сводятся к элементарной физике.
Я знаю, вы такие же.
ПИШЕТ ВТОРОЙ:
В который раз сегодня довелось услышать Лиличку Маяковского,
и вдруг подумалось:
а ведь сейчас бы этот стих не проканал.
Не знай мы автора, напиши этот стих какой-нибудь Черезтридцатьтризабораногузадерищенко,
оценили бы мы стих?
Фиг там.
Современных текстов – сильных, смелых, вкусных – пруд пруди, всего повидали, накушались,
да только всё нам мало,
рыщем по пабликам да журналам,
в поисках чего-то эдакого “чтоб пробрало”, избаловались.
И находим же.
Потому что всего и на любой вкус.
И дым табачный воздух более не выедает, у нас наркота другая…
И вместо поглаживания рук мы шлём даме многозначительный смаил…
А все почему думаю…
Умные все вокруг.
В хорошем смысле.
Мы такой объем информации перевариваем,
такого каждый в жизни нахватал,
своего и чужого опыта передумал в башке,
что на выходе еще не то будет.
Если я сейчас получаю от современной поэзии такой кайф,
то что будет через год, два?
Совсем откажусь от земных удовольствий,
белков-углеводов, буду только читать, читать и тем жить.
Выбегу, тело в улицу брошу я. А там стихи, стихи, стихи…
