Август в гости к нам пришел,

Спас с собою он привел,

Приготовил пир горой –

Угостил народ честной.

Первый Спас нам мед припас,

Люд пустил в веселый пляс,

Мак рассыпал он везде,

Искупал в святой воде!

Спас второй – Преображенье,

Как Господнее веленье

Яблок вволю всем раздал,

Озимь в поле сеять стал!

Нерукотворный третий Спас –

Лесным орехам это час.

На полотне священный лик

Дарует людям счастья миг.

Три Спаса в гости заходили,

Плодами землю одарили,

С собою лето заберут,

Плутовку осень позовут!

Часть 1

 

Наконец пришел первый Спас. В народе его еще называют Спас на воде, медовый Спас, Маковеи, Происхождение честных древ животворящего ареста Господня. Повсюду, как в больших городах, так и в маленьких селеньях люд собирался в крестные хода на реки и водоемы, где вода освящалась. Люди купались сами в освященных водах и купали там скот. Это было необходимо, чтобы очиститься от нечистой силы и сохранить себя и скотину от различных недугов.

 

Не оминул обряд и небольшую деревушку под живописным названием Озерная. Называлась так местность потому, что совсем недалече от жилых домов находилось большое голубое озеро. Именно здесь на его берегах и случилась эта таинственная история, окутанная мраком.

 

На берегу природного водоема с кристально чистой водой собралась вся местная ватага. Жители Озерного, еле дождавшись освящения воды батюшкой местного прихода, шумной толпой ринули в воду. Каждому хотелось прибавить себе здоровья на долгие годы жизни и защититься от всякого зла. Люд бежал в воду сам и гнал за собой домашнюю живность.

 

Так в воде все перемешалось – люди, кони, коровы. Все, и старики, и дети, с восторгом плескались в теплой бирюзовой воде. Кто-то нырял с головой, кто-то обливал себе темя, зачерпывая полные пригоршни водицы.

 

Вдруг всеобщую атмосферу радости разорвал истошный женский вопль ужаса и отчаяния. Все на мгновенье смолкли в оцепенении. Над озером воцарилась звенящая тишина. Взоры многочисленных пар глаз воззрились туда, откуда еще мгновенье назад доносился душераздирающий крик.

 

По водной глади расползалось, словно багряная туча большое кровавое пятно, вещующее начало чего-то зловещего. Жители Озерного с ужасом стали бежать прочь из воды на берег. Что произошло, откуда на воде возникло жуткое пятно, так никто и не понял.

 

Только когда всеобщее волнение улеглось и люди начали понемногу приходить в себя, выяснилось, что пропал местный молодой хлопец Василий. Все видели, как он вошел в воду. Были даже те, кто точно помнил, как юноша плескался и резвился в водоеме. А как он вышел из озера никто не видал.

***

 

– Ой, маменька, что ж тепереча будет? – по-бабьи выла и причитала рябая деваха, обхватив руками рыжую голову. – Сгинул наш соколик, пропал кормилец наш… – завывала она.

 

– На кого ж ты, Васенька, нас оставил? – потянула вслед за рябой девахой дородная матрона средних лет. – Сыночек ты мой ненаглядный! – слезы катились по толстым щекам бабы.

 

Мать с дочкой, обнявшись, заголосили в унисон.

 

– Да-а-а-а, – с горечью в голосе нараспев протянул седобородый мужичок, – жаль Ваську. Хороший лодочник был! – за словами  последовал тяжелый вздох – Не пил и исправно дело свое делал. Завсегда, когда надо на другую сторону озера переправлял.

 

– И денег много не брал, – поддакнул седобородому рослый коренастый детина с мутным взглядом.

 

–  Да что же это такое, люди добрые? Что ж вы заранее человека хороните? – с укором в голосе из толпы зевак, что собирались на берегу и глазели на мирно плещущийся водоем в надежде найти утопленника, сказала матушка Агриппина – жена местного батюшки, что на Маковея озеро освящал. – Грех это, – она твердым шагом выступила вперед. – Мертвым Василия никто не видал.

 

– Оно-то конечно так, матушка, – окликнул Агриппину здешний конюх. – Да только среди живых лодочника тоже нет.

 

При этих словах, уж было немного успокоившаяся родня Василия, вновь запричитала, утирая слезы.  Глядя, что все ее старания немного подбодрить безутешных женщин пошли прахом, матушка тяжело вздохнула:

 

– Расходитесь, расходитесь все по домам! – звонким голосом выкрикнула она. – Не на что тут смотреть. Завтра из полицейского околотка люди приедут. Они во всем и разберутся.

 

– А как же, – хмыкнул сухенький дедок с бородой веником, – приедут сыскные. Больно им надо из-за того, что мужик утоп к нам в глушь ехать.

 

– Приедут, приедут, дед Архип, – настаивала на своем Агриппина. – Батюшка Филларет сам их позвал. Нечего здесь понапрасну собираться. У крестьян в это время свои заботы, – продолжила женщина. – Горох защипывай, паши под озимь, сей озимь, готовь гумна и овины.

 

– И то правда! – загудели люди.

 

На этих словах люд начал медленно расходиться по домам.

 

***

На следующий день, как и было обещано матушкой в селенье въехала повозка, запряженная мохнатой рыжей кобылой. Лошадка ловко перебирая ногами, мчала из самого города доставив в поселок двух благородных мужей в полицейской форме.

 

– Тпррр, – натянул вожжи возница, останавливая кобылу. – Все, господа, приехали! – лихо тряхнул бородой коренастый мужичок, сидящий на облучке. – Это, – указал он коротким толстым пальцем на большой добротный дом, возле которого он остановил повозку, – дом батюшки Филларета. – мужик ловко спрыгнул на землю, помогая уважаемым господам с их вещами. – батюшка Филларет вас с самого утра дожидается. Дело-то серьезное. Народ местный напуган. Вся надежда на вас, что вы разберетесь в этом деле.

 

Господа полицейские переглянулись и неспешно спустились на землю вслед за извозчиком. Мужчина постарше – следственный пристав Таратайко Игорь Борисович – высокий крупный русоволосый мужчина, с аккуратно подстриженной бородкой потянулся, разминая затекшие за время поездки по бездорожью глубинки члены. Он цепким взглядом голубых ясных глаз окинул селенье, немного задержав взор на доме настоятеля прихода.

 

Среди всех деревенских строений это был лучший бревенчатый дом с резными окнами да с расписными ставнями. Он словно сошел с живописной картины. Игорю Борисовичу даже на мгновенье показалось, что данный пейзаж он уже точно видел.

 

Да, действительно, эти узоры и искусно выведенный орнамент на ставнях, эта красная крыша и длинношеие лебеди на воротах. Все казалось до боли знакомым. «Не этот ли пейзаж запечатлен на картине нынче модного среди городской знати живописца и пейзажиста Алехина? Того самого, что в день открытия собственной выставки в середине июля душу Богу отдал.» – пристав в задумчивости почесал русый затылок. – «Все газеты про этот несчастный случай писали». Тогда на выставке вместе со всем городским бомондом был и сам Таратайко. Кого там только не было. Разве только отсутствовал один из организаторов вернисажа, известный в городе меценат Золотов. «Ну да это дело не касается!» – тряхнул головой Таратайко, отгоняя подальше от себя роившиеся в голове навязчивые мысли.

 

Он укоризненно посмотрел на своего помощника – письмоводителя чиновника 14 класса –  молоденького юнца, который только недавно приступил к службе. Долговязый, худощавый, нескладный юноша, которому так не шла полицейская форма. Юнец боязко озирался по сторонам, теребя в руках папку со служебными документами.

 

– Ну что же вы, Антип Захарович, топчитесь возле повозки? – насупив брови, гаркнул на своего протеже Игорь Борисович.

 

Молодой человек, которого как оказалось зовут  Загорулько Антип Захарович,  тут же поправил съехавшие на кончик курносого носа  круглые очки и быстро засеменил к дому местного священника.  Не успели гости приблизится к добротной массивной двери, как она со скрипом отворилась им на встречу. На пороге в длинной черной рясе и с большим крестом на массивной цепи на шее возник длиннобородый полный мужчина средних лет. Его круглое лицо расплылось в добродушной улыбке:

 

– Значит не почудилось мне, что вы приехали, – с распростертыми руками, словно старинных приятелей, встречал поп приезжих. – Проходите в дом, дети мои, – с этими словами отец Филларет отступил вбок, пропуская в светелку гостей. – Мы вас так ждали, матушка Агриппина уж и на стол накрыла.

 

Действительно в большой светлой комнате, возле окна стоял накрытый стол. Так как с начала Первого Спаса начался Успенский пост, то на столе отсутствовали мясные кушанья. Игоря Борисовича, голодного с долгой дороги, факт отсутствия мяса явно огорчил. Следственный пристав  не соблюдал пост. Но раз уж угораздило приехать к обеду в дом священника, то хозяев следовало уважить.

 

– Чем богаты! – прогудел зычным голосом хозяин дома, указывая на дары местных огородов. – У нас в этом году такие огурцы хорошие удались, – указал он толстым розовым пальцем на тарелку с огурчиками.

 

Действительно, на блюде красовались отменные мясистые овощи. Они на столе присутствовали не только в свежем, но и в квашеном виде.

 

– Матушка сама их квасила! – отец Филларет  нервно сглотнул слюну.

 

Помимо огурчиков стол украшали сочные красные помидоры, величиной с кулак, арбузы, дыни – все, что успело к Спасовке поспеть.

 

– Хорошо хоть на Успенский, а не на Петровский пост мы сюда заехали, – шепнул на ухо своему подчиненному Таратайко, чтоб не обидеть хлебосольных хозяев. – А то б одним луком нас подчивали.

 

На этих словах Загорулько тихо хохотнул:

 

– Это точно, – поддакнул он начальнику.

 

Приезжие вслед за батюшкой уселись на лавку, жадно вдыхая аромат свежеиспеченной сдобы. Румяные пироги с разной овощной начинкой так и манили оголодавших в дороге путников.

 

Не успели гости сесть за стол, как в комнату вошла худощавая женщина в длинной юбке и фартуке. В руках она несла поднос, на котором стояли три большие миски с гречневой кашей:

 

– Кушайте, гости дорогие, – радушно улыбаясь, матушка Агриппина, а это была именно она, подала мужчинам скромное угощение.

 

– Вы уж не обессудьте, – произнес священник, – пост нынче, говения придерживаться надобно, – с этими словами отец Филларет склонил голову над миской, сложив руки для молитвы. – Спасибо тебе, Господи, за то, что послал этот скромный обед нам, – начал возносить благодарственную молитву он.

 

Письмоводитель начал послушно вслед за попом повторять слова. Таратайко сконфужено сидел на лавке, не зная, что делать. Он с нетерпением дожидался, пока святой отец закончит затянувшуюся речь.

 

– А это случайно ли не ваш дом изображен на картине Алехина? – чтобы разорвать нависшую в гостиной тишину, воцарившуюся после благодарственной молитвы, спросил пристав.

 

Батюшка точно не ожидал такого вопроса. Он сконфужено закашлялся, но все же удовлетворил любопытство приезжих:

 

– Аккурат месяц назад, в начале июля, удостоил наше селение своим присутствием господин Алехин, – набирая в ложку с горкой гречневую кашу, повел свой рассказ отец Филларет. – Петр Иванович тогда у нас аж целую неделю гостевал.

 

– И это не удивительно. – подхватила рассказ своего мужа матушка Агриппина, которая незаметно для всех покинула комнату, а теперь вернулась в светелку с самоваром в руках. – Природа-то у нас какая – загляденье просто, – глаза женщины заискрились при этих словах.

 

Сразу было видно, что матушка очень любит здешние края.

 

– Видели бы вы. Господа, какое наше озеро на закате. Это ж залюбуешься просто. – она поставила самовар на столе и поправила белый платочек на маленькой русой головке.

 

– Ага, – поддакнул отец Филларет супруге, – матушка каждый вечер до происшествия к водоему ходила. Часами там плавала и ныряла, – ухмыльнулся батюшка.

 

А матушка, не обращая внимания на слова мужа, продолжила воспевание здешних красот:

 

– Вода на озере так и сияет, так и искрится в лучах заходящего солнца, приобретая багряный оттенок от вечерней зари, – на этих словах лицо женщины вмиг помрачнело, уголки улыбающегося рта поползли вниз. – Багряный, словно кровь, – тихо закончила свой монолог матушка Агриппина и застыла, будто в оцепенении.

 

– Это ведь именно Агриппа первой кровавое пятно на водной глади увидала, – грустно покачал головой настоятель местной церквушки.

 

– Так стало быть пропавшего лодочника так и не нашли? – дрогнувший от волнения голос чиновника 14 класса, задававшего этот вопрос, вывел женщину из оцепенения.

 

Молоденький полицейский вытащил из нагрудного кармана небольшую записную книжку и карандаш, готовясь в подробностях записывать все, что касаклось дела. Таратайко насупил редкие русые брови от такой прыти Загорулька, который кажется взял на себя слишком много, пытаясь выслужится.

 

– Нет, – покачала головой матушка и тихонько присела на край лавки, подперев острый подбородок жилистой рукой.

 

– Ни живым, ни мертвым Василия больше никто не видел, – заключил батюшка Филларет вместо жены. – А кровавое пятно так местных напугало, что они теперь в озеро ни ногой.

 

– Более того, – встряла в разговор матушка, – люди уж и по ночам выходить из дому боятся. Начали слухи ходить, что нечисть в деревне завелась, – женщина при этих словах мелко закрестилась, вытащив из-под рубахи маленький деревянный крестик светлого дерева и припала к нему губами. – Прости, Господи, – прошептала она.

 

– Надобно люд успокоить, – закончил священник.

 

***

 

Напившись чая с пирогами, следственный пристав со своим протеже решили наведаться туда, где все и началось – на берег злосчастного озера, которое по мнению селян стала населять нечисть.

 

По дороге к водоему мужчины встретили сухенького дедка с бородой веником:

 

– Зря это вы, господа сыскные, к нам в Озерное приехали, – криво усмехнулся беззубым ртом дед Архип.

 

– Это еще почему? – полюбопытствовал Игорь Борисович, разглядывая странного старика.

 

– Здесь нечисть разгуливает. Она-то и сгубила Василия, – перешел на зловещий шепот старик. – Здесь батюшка нужен, чтобы нечистую изгнать и село наше освободить.

 

– А с чего это вы, милейший, взяли, что происходящее не дело рук человеческих? – поинтересовался Таратайко.

Ему все было невдомек отчего это местные так думают.

 

– Если б человек лодочника сгубил, то тело бы нашлось, – медленно протянул дед Архип. – К тому же легенда есть. Еще сто лет назад жила в Озерном ведьма одна, – радостный, что нашел благодарных слушателей, которые внимают каждому его слову, любитель посплетничать продолжил свое повествование. – Так вот, влюбилась ведьма та в батюшку нашего прихода. А он ей стало быть взаимностью не ответил, – старик поучительно поднял вверх указательный палец. – Ну это и понятно, не мог поп на сторону тьмы и бесовства перейти.

 

– И что же дальше было? – удивленно спросил Антип Захарович, внимательно слушая и усердно записывая каждое слово старца.

 

– Так а что дальше? – почесал седой затылок дед Архип. – Пошла ведьма к Озеру да и утопилась.

 

– А нашего дела это как касается? – перебил дедка непонятливый пристав.

 

– А так касается, – крякнул дед. – Перед тем, как утопиться, ведьма прокляла Озерное и всех его жителей. Сказала, что как только водоем заплачет кровавыми слезами, начнут вурдалаки и упыри хозяйничать в поселке. Много людей сгубят. А как только соберут они свой страшный урожай из людских жизней, так и сгинет село, – переходя на протяжное завывание, продолжил старик. – Вот оно и началось. Уж две жертвы себе упыри забрали.

 

– Как две? – ахнул Таратайко, который слышал только про лодочника.

 

– Так до лодочника мой друг Прохор повесился. – старец смахнул навернувшиеся на глаза слезы. – Такой мужик здоровый был – под два метра ростом. Плечи широченные. Бородища во. – мужик руками попытался показать, какой густой и косматой была растительность на лице приятеля. – Жаль только пить любил. Вот упыри до него через зеленого змия и добрались. Повесился Прохор после того, сам бутыль беленькой выпил.

 

– А почему вы сказали, – внимательно перечитывая свои записи, немножко заикаясь то ли от волнения, то ли от страха, спросил впечатлительный письмоводитель, – что здесь батюшка нужен? – молодой человек попраил свои круглые очки, сквозь которые пристально разглядывал говорившего. – В Озерном же уже есть батюшка – отец Филларет.

 

– Да какой же это батюшка? – сплюнул на сторону местный сплетник. – Погряз Филларет в грехе. Оттого нечисть его и не боится.

 

– В каком грехе? – брови следственного пристава от удивления взлетели на лоб.

 

Батюшка казался человеком набожным и порядочным. Вся его внешность свидетельствовала о доброте душевной. Единственно только красный кончик мясистого носа выдавал в священнике любителя выпить. Но среди духовной братии это не редкость. Таратайко так и впился цепким взглядом в лицо собеседника. Дед Архип поежился, глядя в суровое лицо большого городского начальника:

 

– Так… – промямлил он, – Филларет деньги с местных требует, – словно гром среди ясного неба прозвучал неожиданный ответ. – За все службы, хоть за свадьбу, хоть за крестины, хоть за похороны. Без денег и шагу корыстолюбец не сделает, – дед Архип в бессильной злобе сжал почерневшие от тяжелой работы руки в кулаки, потрясая ими. – Так мало ему, ироду, этих поборов, он еще и дань с народа брать решил. «На нужды церковные» – говорит. А сам последние гроши у селян отбирает и себе в карман кладет. За это его-то и перевели в наш сельский приход из города.

 

Рассказ старика про мздоимство отца Филларета сильно огорчил Игоря Борисовича. Батюшка казался ему хорошим человеком. А тут такое. Не любил пристав ошибаться в людях. Да и то, что в селе до лодочника кто-то повесился было довольно странно.

 

– А как давно ваш приятель Прохор руки на себя наложил? – хоть это обстоятельство скорее всего не имело никакого отношения к делу, но все же не давало оно Таратайко покоя.

 

– Так в июле, еще 17 числа, – дедок грустно покачал взъерошенной седой головой и не прощаясь с господами полицейскими ушел прочь, что-то невнятно бормоча себе под нос.

 

***

До вечера следственный пристав со своим протеже исследовали берег злосчастного озера. Обошли его со всех сторон, под каждый куст, каждую кочку заглянули в поисках улик или тела утопленника. А вдруг труп где-то к берегу прибило.

 

Уже ближе к вечеру, на другой стороне водоема были обнаружены странные следы на земле, как будто что-то тяжелое вытащили из воды и протянули с добрый десяток метров. След волочения исчез в густой траве.

 

– Интересно, что здесь тащили? – почесал аккуратно подстриженную русую бородку Таратайко.

 

Он присел на корточки внимательно вглядываясь в оставшийся след. Антип Захарович пожал плечами. Его нескладная долговязая фигура склонилась над водной гладью, как раз там, откуда и брал начало след. Он так низко нагнулся над водой, что его круглые очки не удержались на курносом носу и свалились в озеро.

 

Загорулько чертыхнулся и полез в теплую прозрачную воду за очками. Взбаламутив песчаное дно, молодой человек все же выловил свои стеклышки и тут же резко отдернул руку:

 

– Что это? – вскрикнул он, подзывая к себе начальника. – Игорь Борисович, идите скорее сюда, – водружая на нос очки, чиновник 14 класса с ужасом смотрел на жуткую находку.

 

Таратайко быстро подскочил с земли и тут же оказался рядом со своим протеже. Из-под речного песка, словно указывая куда-то в небо, выглядывал палец. Загорулько мелко крестясь попятился назад. Его зубы начали выбивать мелкую дробь

 

– Что ж вы так напуганы, Антипе Захарович, – глядя на помощника пристав тяжело вздохнул.

 

«Ну ни на что не годится теперешняя молодежь». Мужчина аккуратно двумя пальцами подцепил находку и вытащил из воды мужскую перчатку бежевого цвета, которую долговязый очевидно перепутал с человеческой рукой.

 

Часть 2

 

С самого утра пристав сыскного управления со своим помощником стояли возле местной церкви. Со всех сторон к к бревенчатому строению с красовавшимся на крыше крестом, тянулся люд. Преображенье Господне все пишли отмечать, помолиться Всевышнему, и поблагодарить его за щедрые дары природы. В народе также праздник Преображенье именуют яблочным спасом, так как совпадал по времени он с праздником сбора яблок в садах.

 

Селяне несли к церковной паперти целые корзины спелых сочных плодов яблонь. Помимо яблок на освящение несли и другие плоды урожая: горох, картофель, огурцы, рожь, ячмень. Кто чема богат, тот то и нес. Все принесенные овощи и фрукты священник должен был благословить, прочитав над ними молитву.

 

Собравшиеся смиренно ожидали этого момента, тихо перешептываясь между собой.

 

– Снова нечисть ночью озарничала, – услышал за своей спиной женский голос Игорь Борисович. Толстощекая баба жаловалась своей подруге, с ужасом расписывая произошедшее.

 

– А что случилось, кума, я ничего не слыхала, – пропищала в ответ толстощекой ее кумушка.

 

– А как же, кумася, ты ж на околице живешь, так ничего и не знаешь, не слышишь, – тяжко вздохнула рассказчица. – А мой дом соседствует с домом отца Филларета, так я такого наслышалась, – перешла на заговорщицкий шепот кумушка. – Снова из дома батюшки вой доносился. Как только семья свещенника к нам в Озерное переехала, так почитай каждую ночь нечистая воет женским голосом, – баба схватилась за голову, покрытую праздничным цветастым платком. – Аж мурашки по коже. Я в окошко глядь, а у попа окна светятся и тени мелькают.

 

Таратайко повернул голову к говорившим, чтобы лучше расслышать все местные сплетни. «Что за чертовщина?» – подумал пристав. Однако встревать в разговор не стал. А тем временем толстощекая повела свой рассказ дальше:

 

– Вдруг за оградкой поповского дома откуда ни возьмись женщина вся в белом возникла, – баба на этих словах осенила себя крестным знамением, – вот те крест, не брешу я! – завидя в глазах подруги сомнения побожилась толстуха. – Волосы у той женщины растрепанные, седые. Сама она бледная, словно неживая.

 

– Так это ж, кумася, – перебила говорившую вторая сплетница, – и есть та самая утопшая сотню лет назад ведьма, – она схватилась за голову. – Видать по душу священника пришла, – заключила женщина.

 

– Интересная, однако, картина вырисовывается! – сказал Игорь Борисович, толкнув в бок Загорулька. – Что вы, Антип Захарович об этом думаете?

 

– Бабьи сплетни все это, – теребя в руках форменную кепку прошептал чиновник 14 класса.

 

Долговязый был бледен словно полотно. Этот факт выдавал в юноше то, что в действительности, молодой полицейский был встревожен услышанным, если не сказать напуган.  В этот самый момент дверь местного прихода отворилась. На пороге возник отец Филларет:

 

– Дети мои, – зычным голосом прогудет он, заставив смолкнуть всех собравшихся. – Мы собрались с вами в этот великий праздник, чтобы почтить Господа нашего Иисуса Христа и воздать ему хвалу за те щедроты, которыми он одарил нас в этом году, освятив урожай, данный нам землей-матушкой.

 

Таратайко пристально вглядывался в лицо батюшки. В свете всего услышанного, отец Филларет теперь виделся приставу совсем иначе. Теперь перед Игорем Борисовичем предстал не добрый, скромный  приходской поп и радушный хозяин, а мздоимец с сомнительной репутацией.

 

«Неужто человек, посвятивший свою жизнь Богу способен на разные нечестивые дела?» – размышлял сыщик. А тем временем батюшка красноречиво и жарко вел свою проповедь:

 

– Так, через несколько дней после того, как Иисус открыл своим ученикам тайну собственной смерти и воскресения, – глаголил отец Филларет, – взял он троих апостолов и отправился с ними на гору Фавор, где во время молитвы лицо его просияло словно солнце, а одежда сделалась белой и блистающей, как свет! – цитировал святое писание священнослужитель, приковывая к себе взоры селян и будоража их умы. – Появились пророки Моисей и Илия и начали беседовать с Иисусом. Вдруг необыкновенное светлое облако осенило всех. Из облака раздался голос Бога «Сей есть Сын мой Возлюбленный, в котором Мое благоволение. Его слушайте!» – издал своим могучим голосом священник, вскинув руки к небесам.

 

Эту долгую речь Таратайко практически не слушал. В его голове роились разные мысли. Он пытался тщательно проанализировать все известные факты и раскрутить этот запутанный клубок. Но пока у полицейского это не получалось.

 

Тем временем батюшка уже заканчивал свой монолог:

 

– Библия, дети мои, говорит о том, что человек не может видеть Бога и после этого остаться живым, поэтому всему миру Бог явился не в своей славе – люди не смогли бы выдержать ее, а сделался подобным людям, воплотясь в Сына своего, – такими словами закончил праздничный молебен отец Филларет.

 

Вслед за речью прошло и освящение принесенных местными продуктов. За что благодарные прихожане должны были наделить попа начатками – отдать понемногу от каждого сорта принесенных плодов.

 

Да только здесь и показалось батюшкино гнилое нутро. Он сам забрал большую половину принесенной провизии, отбирая самые сочные и спелые плоды себе в корзины. Таратайко следя за происходящим, насупил редкие русые брови:

 

– Не мудрено, что местные его не любя, – пробормотал себе под нос он, глядя, как переполненные корзины, казалось неподъемные от провизии,  с легкостью заправского вышибалы подхватила матушка Агриппина и шустро унесла их в храм. – Ну надо же, – не ожидал Игорь Борисович такой силы и прыти от этой худощавой женщины.

 

– Господин полицейский, – услышал за своей спиной Таратайко дребезжащий старческий голос.

 

Мужчина обернулся и увидел перед собой деда Архипа. Старик был бледен и сильно взволнован:

 

– Там, – махнул он рукой в сторону леса, находившегося по ту сторону озера. Мужичок нервно сглотнул слюну.

 

– Что там? – тревога говорившего передалась приставу.

 

– Там Василия лодочника нашли, – всхлипнул старик, утирая грязной рукой морщинистое лицо.

 

По всему было видно, что весть про лодочника плохая.

 

***

Оказавшись в лесу, полицейский склонился над телом мертвого Василия. Молодой парень лежал, присыпанный землей в неглубокой яме. В найденном теле сложно было опознать когда-то видного молодого хлопца. За шесть дней жары оно претерпело необратимые метаморфозы. Однако сомнений не оставалось, что перед Таратайко лежит именно пропавший лодочник.

 

– Так, так, так, – присаживаясь на корточки рядом с усопшим, протянул Игорь Борисович. Мужчина сосредоточено рассматривал глубокий порез на шее убиенного от одного уха до другого. – Что-то такое я и подозревал, – заключил он, бросив недовольный взгляд на своего помощника.

 

Долговязый нескладный Антип Захарович склонился возле высокой березы. Его тело сотрясалось в конвульсиях от приступа рвоты. Загорулько совсем недавно приступил к службе и это был его первый увиденный им труп. Зрелище оказалось не для слабонервных. На глазах письмоводителя выступили слезы. Он судорожно дрожащей рукой вытирал пересохшие губы и попытался выпрямиться. Но ноги подкашивались сами собой, Загорулько ничего не мог с ними сделать. Он в бессилии обхватил березку за тонкий стан. Его лицо исказила гримаса неподдельного страдания.

 

– Что-то вы, милейший, неважно выглядите, – заключил Таратайко, глядя на сине зеленую физиономию своего помощника. – Идите-ка вы лучше опросите тех, кто тело нашел, – раздраженно бросил мужчина, понимая, что от Антипа Захаровича помощи здесь не будет.

 

Сам же Игорь Борисович за долгие годы службы много смертей видел. Видал и такие изувеченные трупы, которые потом в кошмарных видениях являлись ему в ночи. Но это было только в первые годы службы. А потом ничего, привык. Человек ко всему привыкнуть может. Главное, все чувства и эмоции, особенно жалость не брали верх.

 

***

 

Опрос свидетелей показал, что тело нашли местные девки, которые еще на заре вышли в лес, чтоб до праздничной службы в церкви грибов набрать. Они-то случайно и наткнулись на неприятную находку. Труп из неглубокой ямы скорее всего разрыли лесные звери. В подтверждение этого Игорь Борисович обнаружил на останках погибшего следы зубов диких животных.

 

Девки так напугались, увидя изувеченный труп, что даже про службу позабыли. Так в шоковом состоянии, еле держась на ногах, добрели подруги до озера, где и повстречали деда Архипа.

 

– По всему видно, Антип Захарович, – анализируя вслух открывшиеся новые обстоятельства, начал пристав. Мужчина широкими шагами смерил комнату дома, в котором остановился на постой вместе со своим протеже. – тело лодочника не дольше, чем два дня в земле пробыло.

 

Весь прошлый день Таратайко провозился с покойником. И это в светлый праздник. Хорошо хоть найденное тело и улики на нем сдвинули дело с мертвой точки.

 

– Как же мертвец в лесу оказался? – ахнул немного пришедший в себя после вчерашнего дня Загорулько. Ему все еще было стыдно смотреть шефу в глаза. Ладно, хоть Таратайко не стал заострять внимание на постыдном поведении своего подопечного.

 

– Скорее всего тело перед самым нашим приездом кто-то в спешке спрятать пытался. – Поэтому и яма была не глубокая вырыта, – Игорь Борисович вперил взгляд в Загорулька. – А это значит… – не закончив свою мысль, сыщик умоле, будто что-то прикидывая в уме.

 

– Это значит? – с нетерпением заерзал по лавке чиновник 14 класса, не понимая к чему клонит начальник.

 

– Это значит, милейший, что не хотел убийца, чтоб тело нашлось. Примечательным является тот факт, что при убиенном была найдена мужская перчатка бежевого цвета и нательный крестик на порванной веревочке.

 

– Ага, ага, – закивал головой Антип Захарович. – Перчатка такая же, как мы с вами из озера выловили.

 

– Точно, – одобрительно кивнул Таратайко. – Только с бурыми следами, въевшимися в материю, – пристав почесал русый затылок. – Предположительно, что бурые пятна на перчатке – это кровь.

 

– Конечно, – поддакнул Загорулько, – это не мудрено, ведь горло-то покойничку перерезали, поэтому-то и веревочка на крестике оборвана, – на этих словах чувствительный письмоводитель поежился. В голове снова стоял жуткий образ мертвеца, который не давал Антипу Захаровичу всю ночь уснуть.

 

– Вряд ли  это лодочника кровь. Да и про крест ваша версия, милейший, несостоятельна, – задумчиво протянул пристав. – Василию под водой горло перерезали. Так что крестик скорее всего принадлежит тому, кто тело прятал.

 

Действительно из всех известных следствию фактов выплывало, что именно так все и произошло.

 

– Да и есть в этом деле странная деталь, – пробормотал себе под нос Таратайко.

 

«Странно, что шеф находит странной только одну деталь» – подумал Загорулько. « Тат все дело такое, что сам черт ногу сломит! Точно, что чертовщина какая-то. Правы местные.» Но озвучивать свои размышления Антип Захарович не стал. Он приготовился внимательно слушать, что скажет начальство.

 

– Ну никак не вяжутся найденные перчатки с местным лодочником. Откуда модная английская деталь гардероба взялась у простого мужика?

 

Вопрос казался резонным. Представить себе, что лодочник щеголяет по деревенской глубинке в господских рукавицах было сложно.

 

– Надобно выяснить, кому перчатки принадлежат. Кто этот таинственный «АП», чьи инициалы вышиты с обратной стороны дорогой находки.

 

– А как же это сделать? – ахнул Антип Захарович, не понимая, как возможно это осуществить.

 

Разве только по Озерному пройтись и у каждого про рукавицы спросить. Но у шефа на этот счет были иные соображения. Он отправил своего протеже с поручением обратно в город.

 

Часть 3

 

 

Антип Захарович в городе задержался на дольше, чем предполагал Таратайко. В ожидании своего протеже все восемь дней пристав сыскного управления вел опрос местных жителей по поводу злосчастной перчатки и нательного крестика, а в ночные часы следил за домом местного батюшки Но, как и думал Игорь Борисрвич опрос деревенских ничего не дал. Никто не видал дорогой модной вещицы у лодочника. А крестики такие у каждого жителя Озерного были. Ими отец Филларет селян крестил.

 

Зато наблюдение за домом священника оказалось весьма продуктивным. В одну из ночей, сидящий в засаде возле забора сыщик и наблюдающий в щель между досками, услышал истошное женское завывание, которое доносилось из дома батюшки Филларета. Игорь Борисович вздрогнул от услышанного.

 

Хотел уж было пристав вбежать во двор и выяснить в чем дело, но тут же увидал, как распахнулась входная дверь. В проеме в свете масляной лампы, падающем из помещения, появилась худощавая женская фигура в длинной рубахе белого цвета до пят.

 

Сначала Таратайко подумал, что это матушка Агриппина. Но получше присмотревшись мужчина понял, что ошибся. Выбежавшая во двор была старше. Сыщик не видел ее лица, но длинные сбитые седые пасмы, спадавшие до самого пояса свидетельствовали о том, что точно не была жена отца Филларета.

 

– Кто же это такая? – не успел пристав глазом моргнуть, как вслед за женщиной из дома метнулись две тени – мужская и женская.

 

Они цепкой хваткой схватили за руки беглянку и силой затолкали ее в дом.

 

– Интересно, – тихо себе под нос пробормотал Таратайко.

 

***

На девятый день отсутствия в селение вернулся Загорулько Антип Захарович. Приехал он аккурат к Третьему Спасу. Праздник в народе величали по-разному: Спас на полотне, Спас на холсте, Нерукотворный Спас. В глубинках же народ называл праздник – ореховым Спасом. И не мудрено, ведь в крестьянском быту это время ассоциировалось с созреванием орехов.

 

В Озерном к этому времени закончили жатву и засеяли озимь.

 

– Третий Спас, – говаривали местные, – хлеба припас!

 

Чиновник 14 класса выехал из города еще до рассвета, чтоб привезти шефу важные вести. Он вернулся как раз к праздничной службе.

 

– Предание гласит, услышал Загорулько зычный голос отца Филларета, который уже закончил службу и читал проповедь селянам, – что однажды, чтобы излечить эдесского царя от болезни, Иисус Христос послал ему полотенце, которым вытер свое лицо, и на этом полотенце так навсегда и запечатлелся облик Господа.

 

Антип Захарович вылез из повозки, держа подмышкой «ценную улику» и помахал рукой своему начальнику, от взгляда которого не укрылся приезд его протеже. Письмоводитель всю дорогу прижимал к груди ценнейшее произведение искусств современности, которое ему с огромным трудом удалось изъять в качестве улики из городской картинной галереи. Директор экспозиции, которая была временно закрыта из-за скоропостижной кончины живописца Алехина, ну ни в какую не хотел доверять сей шедевр необстоятельному долговязому представителю закона.

 

Однако после предъявленной Антипом Захаровичем официальной бумаги сдался и скрепя зубами вручил помощнику следственного пристава один из экспонатов выставленной в галерее коллекции.

 

«И что в этом полотне такого важного?» – трясясь по бездорожью раздумывал Загорулько, то и дело поправляя съезжающие на кончик носа очки.

 

Ничего особенного – обычный сельский пейзаж. На картине, за которой Антипа Захаровича отправил в город Таратайко, был изображен дом отца Филларета. Полотно искусно отображало все мельчайшие детали; красная крыша дома приходского попа, узорчатые ставни с прорисованными до мельчайших подробностей орнаментом, скамеечка под окошком, ворота с нарисованными лебедями и досчатый забор. Сквозь расстояние между досками в заборе виднелась густая зелень и цветы, которые собирала изображенная вдали матушка Агриппина. Матушка была одета в белый длинный до пят сарафан, а на ее голове была повязана белая косынка.

 

Не понимая до конца всей ценности сей сомнительной улики, которую шеф так настоятельно требовал привезти и настаивал, что именно в пейзаже кроется разгадка, Загорулько крепко прижимал ее к груди в течении всего пути. И это не мудрено, ведь грозный директор городской картинной галереи грозился с Антипа Захаровича собственноручно шкуру спустить, ежели он не вернет объект искусства обратно в целости и сохранности. Помимо привезенной начальству картины, привез помощник Таратайка и более ценные сведения.

 

***

 

Оказавшись в доме, где временно квартировали, сотрудники сыскного управления начали делиться друг с другом полученной информацией. Первым делом Антип Захарович Загорулько в подробностях изложил шефу факты, которые ему удалось выяснить в городе за время его отсутствия:

 

– Значит так, – начал он, зная, что Игорь Борисович не терпит пространных повествований. За не долгое время службы с ним молодой человек понял, что доклад следует вести кратко, четко и лаконично, излагая саму суть. – Выяснил я у родственников покойного Петра Ивановича Алехина, что найденные нами перчатки принадлежат именно живописцу, – на этих словах Загорулько зашуршал листами рабочего блокнота, отыскивая нужные записи. – О том, что это его перчатки свидетельствуют вышитые с изнаночной стороны буквы «АП» – Алехин Петр, – подытожил письмоводитель.

 

На это Таратайко утвердительно кивнул. Именно эту гипотезу и выдвинул пристав, внимательно изучив перчатки. Поэтому и отправил своего помощника обратно в город, чтобы получить этому подтверждение.

 

– А что сказали наши коллеги по поводу смерти художника? – в задумчивости протянул Таратайко, внимательно слушая доклад. – Помнится газеты месяц назад, когда Алехин умер, писали про несчастный случай, – Игорь Борисович сощурил голубые глаза, пытливым взглядом сверля собеседника.

 

– Так точно, – отрапортовал Антип Захарович. С этими словами он вытащил из-за пазухи аккуратно сложенную газету. – Вот, – ткнул костлявым длинным пальцем Загорулько  в заголовок, подавая газетный лист своему начальнику.

 

Пристав бегло пробежал глазами по ровным строчкам:

 

– Так, так, так, – почесал он русый затылок. – Значит по возвращению с вернисажа, немного захмелевший от успеха и выпитого живописец споткнулся и упал прямо на улице, ударившись виском о булыжник.

 

– Нелепая смерть, – покачав головой, причмокивая губами, заключил чиновник 14 класса. – Я снимок с места происшествия видел. Там кровищи целая лужа была, – поежился молодой человек, вспомнив злосчастный черно-белый снимок, который ему  в соседнем полицейском околотке показывали. – И как этого Алехина угораздило так?

 

Но ответа Загорулько от шефа так и не дождался. Тот был увлечен изучением заметки про смерть художника.

 

– Стало быть, это шестнадцатого июля приключилось. Ровно месяц назад, – бубнил себе под нос монотонным голосом пристав, подытоживая прочитанное. – А когда Алехин в Озерное приехал? – скорее самому себе задал вопрос сыщик. Не дожидаясь ответа от своего протеже, ответил сам, – отец Филларет говорил, что в начале июля, в первых числах.

 

Потихоньку в голове пристава, словно пазл, начала складываться вся картина преступления. Только не доставало какой-то детали. Но какой? Без нее вся стройная вепсия Таратайка рассыпалась, словно карточный домик.

 

– Так что там с пейзажем? – вспомнил Игорь Борисович, – неужто вам, Антип Захарович, удалось его сюда привезти? – ахнул пристав, который не сильно рассчитывал на такой исход. – Однако, – довольно крякнул он, разворачивая аккуратно завернутое в полотно произведение искусства. – Посмотрим в чем тут дело.

 

Пристально рассматривая пейзаж, Таратайко наморщил гладкий высокий лоб. На первый взгляд ничего необычного. Буйство зелени, конечно, завораживало взор, но никоим образом не давало разгадки.

 

– Шеф, – откашлявшись в кулак, спросил Загорулько своего начальника, тоде склонившись над холстом и глазея на уже давно изученное до сантиметра полотно. – А что мы ищем?

 

– Что-то, что указывало бы на мотив двойного убийства, – сухо отрезал Игорь Борисович, не отрывая взор от нарисованного дома отца Филларета.

 

– Двойного? – удивился письмоводитель и резко выпрямил от неожиданности свое долговязое нескладное тело.

 

– Двойного, – повторил Таратайко, – если не тройного. Что же в этом пейзаже не так? – не вдаваясь в пояснения, судорожно водил взглядом по изображению полицейский. Вдруг его лицо расплылось в улыбке. – Нашел! – громко воскликнул он, хлопнув в ладоши, чем сильно напугал своего протеже.

 

– Что? Где? – в недоумении захлопал глазами Загорулько.

 

Но скрытный пристав оставил свое поведение без объяснений. Догадайся, мол, сам.

 

– Ах да, – стукнул себя по лбу костяшками пальцев Антип Захарович, – совсем забыл сказать, – помощник Игоря Борисовича все еще тщетно всматривался в холст, пытаясь увидеть там то, что обнаружил шеф. – Я когда к родственникам Алехина заходил, так они упомянули, что накануне выставки, за день мужик какой-то к живописцу заходил.

 

– Что за мужик? – Таратайко присел на лавку возле стены и нервно закурил сигарету, пуская в воздух колечко ароматного табачного дыма.

 

Сыщик позволял себе курить крайне редко. Этот процесс помогал ему сконцентрироваться на собственных мыслях.

 

– По виду из деревенских, – продолжил свой рассказ чиновник 14 класса. – Коренастый с заросшей бородой и недюженного роста под два метра.

 

– Интересно, – затягивая в рот табачную струйку, сыщик поудобнее устроился на жесткой скамейке. – И зачем приходил сей субъект к Петру Ивановичу?

 

– А вот это самое интересное, – наконец оторвавшись от пейзажа и резко повернувшись на каблуках к начальнику, поднял вверх указательный палец Антип Захарович. – Приходил тот здоровяк к Алехину, чтобы картину купить. Эту самую, – он кивнул в сторону пейзажа. – Долго они разговаривали с живописцем. Причем разговор вели на повышенных тонах. Но видать так и не договорились. Мужик тот злой ушел. – Загорулько ненадолго умолк, ожидая реакции шефа.

 

Тот сидел не шелохнувшись. На его лице не дрогнул ни единый мускул. Так в полной тишине прошло еще несколько минут, пока пристав не разомкнул уста:

 

– А что на счет отца Филларета? – полюбопытствовал он у своего протеже. – Выяснили чего? – Игорь Борисович затушил окурок докуренной сигареты.

 

– Да, – утвердительно кивнул письмоводитель, вытаскивая из нагрудного кармана аккуратно сложенный лист бумаги.

 

Антип Захарович протянул выписку из городского архива шефу. Таратайко развернул поданную ему справку и стал внимательно вчитываться в документ

 

– Здесь все, что про батюшку удалось узнать, – развел длинные руки в стороны Антип Захарович, как бы извиняясь за скудную информацию.

 

Из документа выяснилось, что отец Филларет действительно, как говорил дед Архип тогда на речке, раньше правил одной из городских церквей. Вдовец. Когда-то был женат на Анне Золотовой, дочери городского богача и мецената Золотова.  Первая жена священника умерла. Тогда батюшка взял себе в жены другую – матушку Агриппину. За что из города был переведен в Озерное неведомо. Это не удивительно. Церковная братия сор из избы не выносит.

 

– Кстати я тут наведался в церковь в городе, где раньше правил службы отец Филларет, – тихонько откашлявшись, чтобы оторвать пристава от чтения документа, сказал Антип Захарович. – Так выяснилось, что первая жена батюшки Анна перед смертью сильно болела. Так сиделкой при ней нынешняя матушка была!  Примечательно еще и то, – прервал мысли Таратайка его протеже, – что этот самый Золотов, ну который отец Анны, является спонсором выставки картин Алехина. Что правда, сейчас он в отъезде и на открытии вернисажа его в городе не было.

 

На этих словах брови Таратайко удивленно взлетели на лоб:

 

– Теперь все ясно, – Игорь Борисович резко поднялся с лавки и широким шагом направился к выходу.

 

– Куда вы, шеф? – Загорулько от изумления разинул рот, догоняя начальника.

 

– Как куда? – бросил через плечо сыщик. – преступника арестовывать. Мы ж с вами именно за этим сюда приехали.

 

Эпилог

Оказавшись возле дома отца Филларета, Таратайко громко постучал в дверь. Батюшка уже успел вернуться с праздничной службы. Он  отдыхал, устроившись поудобнее на скамеечке в ожидании, пока супруга накроет на стол. Громкий стук в дверь заставил священнослужителя нервничать. Он сильно не любил, когда его беспокоили во время столь редких мгновений покоя:

 

– Кого там еще нечистая принесла? – с раздражением бурча себе под нос, мужчина отворил дверь. – Господа полицейские? – недоуменно захлопал он глазами. Уж кого-кого, а этих гостей он точно не ожидал. – Чем обязан? – пропуская пришедших в дом, поинтересовался поп. – Неужто нашли вы того изувера, который Василия нашего погубил?

 

Оказавшись в большой светлой комнате, Таратайко без приглашения сел на скамью:

 

– Да вы тоже присаживайтесь, отец Филларет, – распоряжаясь, словно находясь у себя дома, пристав указал рукой на сидение. – Разговор нам с вами предстоит долгий.

 

Батюшка от такой бесцеремонности побагровел. Однако спорить с полицейским не стал. Он покорно опустился на лавку, готовясь выслушать причину столь неожиданного визита.

 

– И вы, Антип Захарович, садитесь. В ногах правды нет, – Игорь Борисович бросил беглый взгляд на чиновника 14 класса, который как бедный родственник терся у двери.

 

После того, как все поудобнее устроились, Игорь Борисович начал:

 

– Считайте, уважаемый отец Филларет, что вы на исповеди, – Таратайко сверлил пытливым взглядом взволнованное лицо святого отца. = Лгать я вам не советую. Этим вы только усугубите свое положение.

 

На этих словах пристава лицо священника покрылось нервным багряным румянцем.

 

– Помилуйте, господа полицейские,  – в удивлении округлив глаза батюшка. – Неужто вы меня в чем-то подозреваете?

 

– Не юлите, отец Филларет, – бесцеремонно перебил настоятеля сельской церкви пристав. – Дело серьезное. Речь идет о тройном убийстве.

 

– Как о тройном? – ахнул батюшка. – Кто ж остальные двое? – казалось, что мужчина действительно не понимает о чем идет речь.

 

Антип Захарович даже поверил преподобному. Ну не может духовное лицо так врать! Но пристав продолжил допрос:

 

– Зачем вы отправили Прохора к живописцу Алехину в город?

 

На лице отца Филларета возникла неподдельная тревога. Его лоб покрылся липкой испариной, которую святой отец лихорадочно вытер рукавом длинной рясы. Батюшка молчал. Молчанка затянулась на долгие пять минут. Загорулько в нетерпении заерзал на месте, переводя поочередно взор со своего шефа на подозреваемого и обратно.

 

– В молчанку инрать вздумали? – Игорь Борисович резко подскочил на ноги и быстрым шагом приблизился к допрашиваемому. – Вы что не понимаете, что вас могут обвинить в тяжком преступлении?  – потрясая за плечи батюшку, чтобы вывести того из ступора процедил сквозь зубы Таратайко.

 

При этих словах позади пристава раздался громкий звон бьющейся посуды. Это матушка Агриппина от услышанного поднос с обедом уронила на пол. Глиняная посуда разбилась, ударившись о деревянный пол. По доскам разлились в причудливом узоре зеленые постные щи.

 

– Отец Филларет ни в чем не виноват, – побледневшими губами прошелестела матушка Агриппина.

 

– Конечно не виноват, Таратайко выпрямился в полный рост, сверху вниз глядя н эту хрупкую женщину. – Однако вина его заключается в том, что он вовремя не разглядел, что живет под одной крышей с душегубом.

 

От такого поворота событий Загорулько ахнул. А следственный пристав продолжил все тем же холоднокровным голосом:

 

– Значит, дело было так, – сыщик повернул голову к отцу Филларету. Тот ничего не понимая качал головой, так и не проронив ни единого слова. – Началось все с того, что приехал сюда в Озерное художник Алехин Перт Иванович. Прогостил он в селении неделю. Рисовал свои картины и общался с местными. Нарисовал он и ваш дом, уважаемая матушка Агриппина, – сыщик приблизился к женщине, но она даже не подняла на него взгляд. Матушка стояла не шелохнувшись, потупив в пол взор. – Именно из-за этой картины и были убиты трое несчастных людей.

 

– Шеф, – прервал Таратайка письмоводитель, – что ж такого изображено на полотне? Я и так, и эдак пейзаж изучал, но так ничего не увидел, – развел свои длинные руки в стороны Загорулько.

 

– На картине, – все тем же спокойным тоном продолжил сыщик, – изображен большой секрет, о котором никому нельзя было знать, – Таратайко поучительно поднял вверх указательный палец. – Я признаться и сам не сразу понял в чем дело. Только приглядевшись к фигуре изображенной на холсте матушки Агриппины увидел, что это и не она вовсе. На пейзаже изображена женщина в длинной белой ночной рубахе, которую я принял сначала за сарафан, и с длинными седыми волосами, а не платочком на голове.

 

– Кто же нарисован на картине? – любопытство так и заблестело в глазах Антипа Захаровича.

 

– Моя первая жена, – наконец-то отец Филларет разомкнул уста. Наверное понял, что таиться больше нет смысла

 

– Покойная, – вытаращил от ужаса глаза Загорулько, нервно озираясь по сторонам, ожидая что вот-вот  из-за угла откуда ни возьмись, возникнет дух покойницы. Молодой человек мелко закрестился.

 

Глядя на ужас в глазах своего протеже, Игорь Борисович поспешил скорее его успокоить:

 

– Покойница живой оказалась. И об этом никто не должен был знать.

 

– Анна, – прервал сыщика отец Филларет, явно желающий покаяться, – моя любимая Аннушка, – слезинка скатилась по круглому мужскому лицу. – Мы с ней очень любили друг друга, ждали первенца, – батюшка тяжело вздохнул. – Но Бог не дал нам наше дитятко обнять. Родился сыночек мертвым, – святой отец смахнул слезу с раскрасневшейся щеки. – Видать это расплата мне за мои прегрешения, – батюшка уронил голову на грудь, погрузившись на мгновенье в свои тягостные мысли.

 

– Что же дальше? – вопрос Антипа Захаровича вывел мужчину из задумчивости.

 

– Анна, – продолжил он, – не смогла такого горя пережить. Она быстро постарела, усохла и потеряла человеческий облик, лишившись рассудка.

 

– И вы, отец Филларет, решили избавиться от нее? – задал свой вопрос пристав.

 

– Я же священник, – начал оправдываться батюшка, – не может же священнослужитель жить с сумасшедшей. Что на это люди сказали бы? Матушка же помощницей и опорой во всем своему мужу должна быть, – мямлил священнослужитель. – Вот Агриппина и посоветовала мне вновь жениться.

 

– Агриппина тогда сиделкой при вашей больной жене была? – решил уточнить и так известную ему информацию Таратайко.

 

– Да, – утвердительно кивнул отец Филларет.

 

– Я и по сей день ей сиделка, – зло выпалила всегда спокойная матушка Агриппина. – Это все ты виноват, – она бросила гневный испепеляющий взгляд на супруга. – Не смог убить ее, как я предлагала. Навесил мне на шею эту умалишенную, – женщина желчно выплескивала на свободу накопившиеся за эти годы эмоции. – Если б мы сразу от Анны избавились, то не нарисовал бы ее на картине Алехин и не поплатился бы за это жизнью, – злобно шипела разгневанная женщина.

 

– Да как же это? – зашлепал толстыми губами священник. – Разве смерть Петра Ивановича не несчастный случай? – ахнул отец Филларет.

 

– Не несчастный, – подтвердил догадку батюшки Игорь Борисович. – Вы ведь местного мужика Прохора к живописцу отправили, чтобы выкупить полотно, так как боялись, что отец Анны может ее на картине узнать? Он же является спонсором вернисажа. – Таратайко озвучил интересовавший его вопрос.

 

– Золотов очень любил свою единственную дочь и с самого начала был против нашего с ней брака, – Филларет вытащил из-за пазухи большой носовой платок и громко высморкался в него. – Он все еще не может смириться, что его любимой Анны нет в живых.

 

– Но упрямый Петр Иванович ни в какую не хотел продавать картину, – скорее самому себе сказал Таратайко. – За это и был убит Прохором, – констатировал сыщик.

 

– Я его об этом не просил, – замахал руками отец Филларет. – Да грешен я, да выпиваю, да мздоимствую, но на изуверства не способен. – в подтверждение сказанного он осенил себя крестным знамением.

 

– Вы не просили, я вам верю, – успокоил взволнованного священника Игорь Борисович. – А вот матушка Агриппина, – он показал указательным пальцем на жену  попа.

 

Женщина этим словам лишь ухмыльнулась. Весь ее облик свидетельствовал, что она ни на мгновенье не раскаивается в содеянном.

 

– Ну что ты, муженек, так на меня смотришь, – от былой скромности матушки не осталось и следа. Отец Филларет быстро-быстро заморгал от такого обращенич к себе своими маленькими водянистыми глазками. – Да это я велела Прохору убить художника, ежели тот полотно не продаст. Я это сделала, чтобы экспозицию закрыли.

 

Пристав с презрением смотрел на убийцу:

 

– Мне вот интересно, зачем Прохор перчатки убитого прихватил с места преступления? – этот вопрос словно заноза сидел в голове полицейского. Лицо женщины исказила кривая ухмылка. – Не так прост Прохор оказался. Уж больно жаден до денег мужик был, – нервно хохотнула она. – Вздумал Прохор меня шантажировать. Видите ли тех денег, что я ему дала, мало оказалось, – матушка Агриппина скрежетнула зубами. – Он как приехал на следующий день после убийства ко мне, так окровавленную перчатку художника мне под нос сунул. На, мол, любуйся. «Если денег еще не дашь, то в полицейский околоток пойду и тебя сдам.» Так и сказал. Мразь! – сквозь зубы процедила она.

 

За это вы его и убили, инсценировав самоубийство? – уточнил пристав.

 

– Сам виноват, – со злостью в голосе выпалила подозреваемая.

 

– И все бы было хорошо, – медленно протянул Таратайко, – да только вы не знали, что в день своей смерти, по приезду из города, обронил Прохор вторую  перчатку в лодке Василия, когда тот его через озеро переправлял, – озвучил свою догадку Игорь Борисович.

 

– Раззява, – передернула плечами жена священника. – Из-за него, окаянного, пришлось душу невинную сгубить. Лодочник слишком уж честным был. Сразу признал вещь Алехина. Он-то думал, что это еще художник рукавицу обронил, когда в Озерном гостевал. Вот и решил, горемычный, ему в город дорогую вещь отвезти после первого Спаса. Сам мне об этом рассказал.

 

– А этого вы, уважаемая, допустить никак не могли, – подытожил полицейский. – Ведь если б Василий в город с перчаткой приехал, то узнал бы, что художника уже в живых нет.  Да и родственники живописца неладное заподозрили бы. Ведь эта перчатка в день смерти на покойном была. Как бы ей снова в Озерном оказаться?

 

Антип Захарович только диву давался, слушая жуткую историю. Ну никак ему не хотелось верить в то, что столь хрупкое на вид существо на убийство способно.

 

– Шеф, – не выдержал он, – а как же матушке удалось Прохора повесить, ведь он же здоровый детина. Наверно ей помогал кто?

 

– Нет. – покачал головой пристав, – разве вы не видели, Антип Захарович, как после праздничной службы матушка с легкостью подхватила две наполненные доверху корзины с провизией и быстро унесла их. – Таратайко хитро прищурился, окидывая взглядом убийцу. – внешность часто бывает обманчивой.

 

 

– Ха-ха-ха, – расхохоталась матушка Агриппина. – Я ж раньше за душевнобольными уход вела. А среди них и буйные бывают, – подавив приступ веселья, отрезала она. – За долгие годы работы я этих психов в бараний рог сворачивать научилась. Что мне тот пьяный вусмерть Прохор. С ним-то как раз все просто было.

 

– А с кем не просто? – горько усмехнулся своим мыслям Таратайко. – С Василием? Удержать под водой вы его не смогли, хоть вы и хорошая пловчиха. Не зря же вы каждый день на вечерней зорьке в озере часами плавали и ныряли, – картина преступления была окончательно ясна. Остались только мелкие детали. – Поэтому вам и пришлось под водой лодочнику горло вспороть. Вы предвидели такое развитие событий и прихватили с собой нож. А чтобы тело не всплыло, вы груз к ноге бедолаги привязали. Я след видел на теле усопшего, – с этим моментом запутанного дело, которое, наконец удалось распутать, словно сбившийся моток пряжи, было все ясно. – Затем вы, матушка, всплыли и сами, как ни в чем не бывало, закричали от ужаса при виде кровавого следа на воде, – подытожил свой монолог пристав. – Что в селении такие волнения начнутся, и отец Филларет вынужден будет полицейских позвать в Озерное, вы и не думали.

 

– Агриппинушка, да как же ты решилась на такое? – воззвал к совести свою вторую половину отец Филларет.

 

Но ответа не последовало. Преступница стояла посреди комнаты мрачная, словно туча. На ее переносице залягла глубокая складка. Матушка о чем-то глубоко задумалась.

 

– Вы думаете о том, где вы прокололись? Ведь смерть Алехина казалась несчастным случаем. – приближаясь к задумчивой матушке Агриппине и заламывая ей руки за спину, поинтересовался сыщик. – Вы в спешке, когда тело Василия накануне нашего с Антипом Захаровичем приезда прятали, вытаскивая труп из воды, обронили окровавленную рукавицу Алехина, ту самую, что у Прохора забрали, в воду, – склонившись к самому уху арестованной, чеканя каждое слово, произнес Таратайко. – Спешка ни к чему хорошему еще никого не приводила, – наставительным тоном продолжил мужчина. – Вы не хотели, чтоб тело Василия нашли и боялись, что мы решим сам водоем обыскать и труп найдем.

 

На этих словах Агриппина еще ниже повесила голову, словно провинившаяся ученица перед учителем.

 

– Поэтому вы и оттащила мертвеца в лес и прикопали землей. Вы ж никак не ожидали, что Василия найдут, – Таратайко легонько подтолкнул арестантку к выходу, продолжая свой рассказ. – Там в лесу вы не заметили, как крестик свой в яму уронили, – на этих словах мужчина вытащил из-за пазухи аккуратный деревянный крестик на порванной веревочке.

 

Отец Филларет аж подскочил с лавки. Он взял из рук пристава церковный символ веры и внимательно осмотрел его, в надежде, что сыщик все-таки ошибается. Даже признание вины из уст жены не могло его до конца убедить в том, что она могла сотворить такие страшные вещи.Но глядя на крест, все надежды, что Агриппина себя оговаривает пошли прахом.

 

– Это же крестик матушки? – пытливым взглядом сверлил Игорь Борисович святого отца.

 

– Да, – тихо пролепетал тот, – вот и щербинка на нем с краю.

 

– Я сразу понял, что крестик вам, уважаемая, принадлежит. Женские крестики немного меньше мужских размером. А у вас на груди я приметил совсем новый нательный крест еще на первой нашей встрече.

 

Агриппина удивленно приподняла изогнутую коромыслицем русую бровь. Но Таратайко и так понял ее безмолвный вопрос.

 

– Крестик, который у вас на шее еще совсем светлый, а значит новый. От длительной носки, матушка, дерево темнеет. Уводите арестованную, Антип Захарович, – обратился сыщик к своему протеже, который без лишних слов поднялся со скамьи и поспешил вывести виновницу из дома.

 

– И вас, отец Филларет, прошу с нами в околоток поехать, – обратился к батюшке Таратайко.

 

– Что ж теперь будет? – пробасил святой отец.

 

– Ответите по закону за обман и двоеженство. Суд решит, что с вами делать. А Анну мы отцу отвезем. Пусть хоть кто-то в этой истории будет рад.