При постепенном превращении круглой земли в плоскость, мы становимся тестом для друг друга съедания и самопоедания, ибо хоронить будет некуда..

 

Если ты закопался на Марсе, много где можно откопаться, но, если ты откопаешься на Земле, то опять скоро закопаешься на Марсе. Выскользни из этого рокового круговорота — другие планеты ждут тебя.

 

Я убил в себе Достоевского и вновь реинкарнировася в Толстого и теперь не могу понять: я ли убил Достоевского или Толстой его убил во мне. Но если его во мне убил Толстой, а не я, то я и не Достоевский и не Толстой. Кто ж я тогда?

 

В рай попадут недоверчивые и подозривающие хищники, ибо доверчивые овечки сразу же  попадутся и окажутся в аду и это начало начал. Наша драма на Земле лишь проекция.

 

Истины нет, потому что нет истинных желаний, либо она есть, а наши желания все против нее.

 

Люди, которые не гладят котов – обратно становятся обезьянами.

 

Человек произошел от дурковатой обезьяны – умная бы осталась сама собой.

 

Слоны имеют вес, а мыши имеют вес в людском обществе, поэтому мыши весомее слонов.

 

Дарвин был единственным дворянином, который вписал в свою родословную обезьяну, больше ни один граф этого не сделал, хотя теорию дарвина все вроде бы и признали.

 

Курица, в которую Пушкин воткнул своё перо – полетела. С тех пор Пушкина не подпускали к курам.

 

Дурак всё делает правильно, но потом не может ничего исправить, а умный косячит и исправляет косяки.

 

Подонок насолит именно сахаром, а если исключить сахар из рациона? А если исключить «сахар» из словаря? Станут ли подонки сахаром, или с нашей помощью попадают в гробы соляными столбами?

 

Правда – это смесь верного и неимоверного.

– Нет лучше контекста, чем дождик, – размышлял решивший переквалифицироваться в художественный формат, философ и, вместо того, чтобы сжечь все философские книги, положил их под водосточную трубу во время дождя.

 

У верблюда в большом оазисе пропадает верблюжья основа и он неизбежно становится обычным ослом.

 

Не убивай того, кого ты не съешь, а кого съешь — тоже не убивай, а ешь заживо.

 

Человека из обезьяны сделала глупость Дарвина, которая, впрочем, имела творческое начало: выбор её свободен и произволен – ведь могла бы сфокусироваться и на клопе.

 

Обезьяна – это минимум, человек – это недостижимый максимум, все мы где-то посередине на уровне недоумка Дарвина.

 

Никогда не проверяй на моральную прочность Человека – он наверняка окажется обезьяной и Дарвин здесь уже не виноват.

 

В начале было предисловие, а слово… слово… Диоген искал не человека, а слово…

 

Человек произошел не от обезьян, а от их экскриментов. А Дарвин как романтик просто не мог не воспарить в их запахе, поэтому вопрос, ошибся он или  нет, даже не обсуждается.

 

Человек – он бедный родственник обезьяны, а царь природы-то как раз она, потому что ни от кого не происходила.

 

На все вопросы, которые Дарвин задавал обезьянам, они на него плевались, в результате Дарвин превратился в огромный слюнявый комок и тогда его осенило — от кого же он произошел.

 

Дарвин – это Раскольников, который после каторги эммигрировал в Англию и там себя реабилитировал доказав, что он сам всего лишь обезьяна и убил обезьяну, а у Достоевского тогда случился очередной припадок эпилепсии.

 

Мы кладем с прибором на все положительное, чтобы стать отрицательными — время обязывает, то время, которое в нас самих.

 

– Люди по любому вернутся к исходным обезьянним ценностям, но прежде они должны бессмысленно облететь миллиарды километров бессмысленной космической пустоты — завершил этими словами свой «Трактат о происхождении видов» Дарвин, но это окончание он дал на сохранение обезьян.

 

Дарвин научно форматировал обезьяну под человека, и у него не получалось, и когда он уже совсем было отчаялся, увидел, что люди уже давно сами себя подформатировали под обезьяну, но он это никому не сказал, ведь в такую теорию уже никто не уверует.

 

Дарвин жив, но его украли марсианские мартышки, чтобы он их там отчеловечил.

 

(с) Юрий Тубольцев