***
Чахоточный скончается рассвет,
Испивши напоследок улиц реки,
И, словно в кровь принявшие обет,
В тиши пообещают цвесть побеги –
Взойти, созрев, и ветру вопреки
Качаться несинхронною толпою,
Касанья человеческой руки
Приняв как нежность, данную покою!
Пока серпы по стеблю не прошлись,
Пока ещё поля густы и свежи,
Любой цветок, глядящий с жаждой в высь,
Слова себе бубнит одни и те же!
***
Опять шагать в лоскутья снов тумана,
Что нежно вдохи поглощать готов,
И рвёт слова о наложенье сана,
В которых нет и капли честных слов.
Грядущим опьянясь, не видя далее
Ни звёзд, ни тёмных комнат, ни руки,
Лишь кровью освящённые медали
В дрожащих пальцах греют старики
И тянут их вперёд, прощая взглядом
Смеющихся в тумане, что с тобой
Глотает жизнь с пока безвредным ядом,
Готовую поклясться быть рабой!
***
Когда бесшумно затворится дверь
Пред тем, кто ожидал за нею много
Живых зрачков – то тьмою вокруг отмерь
Порочность дум и ясность снов и слога!
Сказать и потеряться перед ней –
Судьбой, что ныне – истина, как прежде,
Я выждал и прожил извечность дней,
Которые в закланье дал надежде
Поймать и сократить её поток,
Что родственен (как страх сродни испугу)…
Доселе я пытался, но не смог
Идти вперёд! И днесь бегу по кругу…
***
Разбиться, собираясь мир стяжать,
В ладонях хилых прах держать с улыбкой,
К цветам припав, что ласково, как мать,
Развеют сон, пропев смущённой скрипкой.
Опасть в игре частиц, в которых я
На время погребён, удар отведав,
Коль скоро плодородная земля
Изменит сотни мыслей и обетов!
Мне каждый звук таинственно твердит
О благе, что теряется беспутно,
Срываясь в неизведанность обид,
Как в буре неприкаянное судно!
***
У чаши, переполненной толпится
Безумием сражённый смертный люд,
И бренностью поношенные лица
Готовы породить ещё Иуд!
У чаши, переполненной мирами
Скопилось слишком много дураков,
Склонившихся с злачённым дарами
Своих любимых сызмальства оков!
Ту чашу, из которой льётся слава,
Пророча бурь и высей колею,
Имеющий на то отныне право,
Прогнав рабов безликих, я испью!
***
Один грядёт пугающей походкой,
Топча песок и кости павших днесь,
Твердя идущим следом: «Ныне здесь
Героем наречётся прежде кроткий!»
Восстанет прах, ветрами разнесён,
И сотканным знамёнам будет место
Свершать бесшумный бег слепых времён,
Сбежавших из домашнего ареста!
Один грядёт, и следом – сотни стен
Встают, обжегши с глиной ветер дикий,
Поймав глаза и руки в вечный плен,
Дочитанной до корки старой книги!
***
Окажется пустынным бальный зал,
Умолкнет струн и труб святое пенье,
И сотни глаз, которым ты сказал
О том, что цепь разорвана, а звенья,
Как звёзды, гаснут, падая с небес –
Тебя не пустят далее прихожей,
Чтоб мир мечты, сродни игре чудес,
Беззубой улыбнулся пьяной рожей!
Но рьяно и безумно дверь открыть,
Войти в тот зал и медленно кружиться,
Вино дрожит – и значит надо пить,
Чтоб в синь раскрасить бледной кожи лица!
***
С больных голов в здоровые идут
Беспечным хороводом мысли снова,
Погонщиком о спины гнущим кнут
Во тьме луна поймать спешит любого,
Кто будет наслаждаться этой тьмой,
Разлившейся так тихо и смиренно,
И голос пьяных мечт, смеясь со мной,
Вновь вечность обретёт, которой Сена
Полна и неприкаянна бежит
Меж улиц и камней великих ране,
Глотая свет, что в мгле святой разлит,
К которому тянулись мои длани!
***
Прославится твой образ! Хмурый взгляд,
Вернее слишком грустный и усталый,
Как те, кого во всех грехах винят,
Спустя века за рядом гробит ряд,
В которых даже звёзд достигший – малый
Пред голосом и жаждою твоей
В мундирах задохнуться пеной славы,
Чтоб добрый стал собак голодных злей,
Чтоб сотни для тебя сложили главы!
Но хмурость не покинет этот лик,
Он будет, как и прежде, полон грустью,
И голос, всё срываясь в дикий крик,
Отдаст столичный говор захолустью!
***
Скрывается, как прежде, беглый взор,
Боясь остекленеть и стать суровым,
Низины, посягнув на выси гор,
Дробят их корни неизбывным словом,
Желающим склонить к своим ногам
Камней безмерных гордость и величье,
И лишь глаза, небес приняв обличье,
Как ужин – боль несут своим врагам!
Ухмылка – самый лучший из ножей,
Готовый распороть уста, как брюхо,
Чтоб голос был продажней и свежей,
Чтоб девкой проплясала смерть-старуха!
