Серебряная пыль вихрилась вокруг чёрного крылатого скакуна, расплывалась облаком, тянулась, угасая, мерцающим шлейфом к фиолетовому небу, откуда они только что спустились.
Горун положил тяжёлую руку на гриву коню:
– Отдыхай.
Тот, измученный долгой непрерывной скачкой от самой планеты Салона, сразу завалился на бок, распластав огромные крылья на низкорослой, но густой, тёмно-зелёной, с серебристым отливом, траве. Светлый воин не спрашивал ни о чём Горуна, с любопытством рассматривая причудливые скалы вокруг, похожие на огромные фантастические цветы; светящуюся траву, яркое тёмно-фиолетовое небо, усеянное большими сверкающими бело-золотыми звёздами, – неясный зыбкий свет струился от них. Наверное, это он заставляет блестеть траву, превращает изломчатые скалы в чудодейные бледно-зелёные, молочно-фиолетовые бутоны, лепестки и соцветия.
– Похожий свет ночью на Аверите, – вдруг сказал Уголь. – Есть такая планета в системе Туэры.
Ярость охватила Горуна. Стараясь сдержаться, ровно:
– Ты можешь остаться здесь. На этой планете никого нет. Здесь есть вода и пища.
– Не хочу.
Горун врезался каменным взором в лицо воину. И тихо-тихо:
– А что ты хочешь?
Уголь задумался на мгновение.
– Твои друзья всё равно узнают, что я здесь, и убьют меня. Не знаю, правда, раньше или позже, чем тебя?
– Ты разве боишься смерти? – прищурился Горун.
– Нет.
– И я – нет.
– Но ты боишься Бога тьмы.
– Что ты знаешь о Боге тьмы?! – взорвался Горун и рывком притянул к себе Угля, и почти шёпотом, врубившись сверкающим взглядом – он приближается неожиданно и страшно, это не смерть, что – смерть! Это совсем другое: он рождает страх в тех, кто не ведал страха, он одолевает болью того, кто мог справиться с любой болью, он ломает волю, чью волю сломать невозможно, нет! … Он медленно надвигается – и ты начинаешь превращаться в ничтожество, в тлен, в прах, в ничто! И нет – ничего страшнее этого состояния…. И никто! – голос Горуна загремел, – слышишь – никто! – вновь шёпотом, приблизив лицо к Углю: – ни один, кого он втянул в себя за миллионы лет, не возвратился назад. И никто – даже Вэрд, даже великие учителя не знают, что там, в этой тьме…
Он оттолкнул воина.
– У тебя ещё не всё потеряно, ты ещё можешь убить меня и вернуться к Вэрду.
Горун с ненавистью покосился на бывшего пленника:
– Могу убить тебя. Только это уже ничего не поменяет. Салон ведь тоже никого не предал. Предательство совершилось внутри него. Он вдруг засомневался, что-то надломилось в нём… Так же, как наверное, – Горун запнулся, – во мне… Почему я не заколол тебя? Благородство – удел слабых. Или ты, или тебя – это закон. Что же случилось… Почему это произошло именно со мной? Почему – я?
Горун стиснул зубы, покачал головой:
– Игра, всё игра. А мы – я, ты, Вэрд – только пешки в этой игре.
– Это не игра, это Любовь, – возразил Уголь.
– Не говори мне о Любви, витязь! – Горун крутанулся к собеседнику, – я ненавижу это пустое слово! Не тебе рассуждать о Любви. Твой Бог, кто одаривает ей, не выручил тебя из плена, не вызволил из катакомб Салона, где ты жрал уголь и сажу. Я в любой момент, мне протянуть только руку, я насажу тебя на свой меч. Что ты болтаешь здесь? Нет Любви. Нет, и быть не может. Есть игра. Великая вселенская игра, и больше ничего.
Горун подошёл к лежащему коню, тот мгновенно поднялся на ноги. Вскочил в седло.
– Мне плевать, хочешь ты оставаться здесь или нет. В светлые миры я тебя не повезу, а в тёмные тебе путь заказан.
Но вдруг Уголь шагнул к нему и взял коня под уздцы:
– Подожди. Куда ты сейчас?
Горун поднял скакуна на дыбы, отшвырнул Угля на землю, наехал на него, завис над ним, удерживая своё крылатое, оскалившееся, с налившимися кровью глазами, чудовище, готовое уже растоптать лежащего под ним, гарцующим на задних ногах.
– Я хочу предложить тебе один вариант: возьми меня с собой в тёмные миры.
Горун осадил коня.
– Зачем?
– Ты убедился – я владею оружием.
Горун с интересом смотрел на бывшего пленника.
– Мы полетим вместе. Только не к Вэрду, а к какому-нибудь другому иерарху, его сопернику. У вас ведь тоже, как и у нас, нет полного единства. Ты скажешь – Вэрд не ценит тебя, а ты способен на многое; ты, действительно, способен на многое. Скажешь, что готов служить ему, этому новому иерарху, великому, разумеется, иерарху, о котором ты так много слышал, которого ты так уважаешь и так далее, хоть простым солдатом. А меня ты взял с собой, потому что я искусный воин и, самое главное, тоже хочу воевать на вашей стороне.
Уголь усмехнулся.
– Я не знаю, конечно, психологию вашего Бога тьмы, но моё предательство искупит твоё.
Горун, внимательно слушавший, что говорит светлый воин, пробормотал:
– Это, пожалуй, занятно.
Соскочил с коня. Продолжая раздумывать:
– Иерарх Гартунг знает меня. Он плохой полководец и ненавидит Вэрда. Он как раз собирает войско для большого похода и ищет хороших командиров, кто б смог это войско вести и им управлять, – сам он предпочитает руководить издали… Конечно пока придётся довольствоваться малым, принять участие в паре мелких набегов, показать себя… Но это пока. А потом – почему я не смогу возглавить армию для серьёзного похода, например, в ту же самую Солнечную систему?
Горун недоверчиво посмотрел на Угля:
– А ты действительно собираешься воевать вместе со мной, убивать своих?…
– Я же сказал – да.
– Но это ведь предательство, витязь. Твой Бог простит тебе предательство?
– Я совершаю грех. И совершу ещё не один. И отвечу за них. Но Бог в конце-концов простит меня: я предаю ради тебя. Ты тоже предал тем, что спас меня.
– Вот как? – левая бровь Горуна удивлённо вздёрнулась, глаза весело загорелись. – Хитро придумано. Ты, может, и любишь меня, да? – Всё во вселенной находится в состоянии Любви, – спокойно ответил Уголь. – Жаль, я не совсем понимал это, разговаривая на Аверите с одним человеком… Это было незадолго до моего пленения.
– Да, мы прямо как братья, – кивнул Горун. – Оба войны. Оба предали. Оба ускользаем от кары своих Богов. Брат Горун. Брат Уголь. Правда, Уголь – твоё ненастоящее имя, но оно меня устраивает. Мне дела нет до твоего настоящего имени.
Усмешка исчезла с лица тёмного воина.
– Мне некуда деваться, я принимаю твой план. Я знаю, я вновь стану иерархом, я возглавлю большой поход. Но знай и ты – я не верю тебе. Конечно ты будешь сражаться со мной рядом некоторое время, но там, где будет решаться судьба всего мироздания, ты опять перейдёшь на сторону света… Всё игра, брат Уголь, – я готов поиграть. Наконец, мы тоже игроки. Но знай, – зрачки Горуна сузились, – я убью тебя. Не знаю, как скоро, но я убью тебя – в Содружестве Солнца, на Земле, светлый воин.
– Значит, убьёшь, – сказал Уголь.
—————————————————————————
Дунул, налетел вихрь, хлестнул колючей пылью. Это был не серебристый ветер Космоса, а маленький злобный смерч земного мира, родившийся из-под ног, копыт, крыльев его мёртвого воинства, движущегося к Дикому полю, в хвост которого он попал, отдавшись воспоминаниям… Морщась, зажмуриваясь от стегающих лицо мелких камушков, Горун повёл коня в сторону и вверх, и вырвался из острых коготков вихря…
«Значит, убьёшь», – снова прозвучали в его голове слова Угля.
Наступила ночь.
«Мы несовершенны… Всё пыль и прах»…
Впереди за горным перевалом Дикое поле. Армии нужен отдых перед битвой. Мёртвые тоже нуждаются в покое. Горун усмехнулся. Помчался вперёд.
«Пыль и прах. Пыль и прах».