Гл. 1

 

Янина всегда хотела собственный портрет. И не просто: вышла на Арбат, села в кресло напротив любого из ежедневно находящихся там дедов максимум на час и  вот он – портрет готов, а чтобы егостарательно написал тот, кто действительно может писать хоть немного пристойные картины.

Она проходила мимо торговых центров с портретами известных людей, посещала выставки, музеи, галереи и подолгу стояла перед портретами С. И Крамской, Неизвестной и Портретом певицы Мариинского театра В. А. Дорофеевой в Третьяковской галерее. Ее завораживали портреты в фильмах, что висят у благородных особ XVIII-XIX веков, и раз уж она жила одна, ажила она довольно богато (была не плохой пианисткой), ей хотелось иметь такой же и в своей собственной комнате. Живой и светлый.

Ее идеалом была картина Яна Вермеера «Девушка с жемчужной сережкой». Именно ее репродукция сейчас занимала то место, где вскоре знаменитая пианистка предполагала повесить свой портрет.

Ее любимой книгой был роман «Портрет Дориана Грея» Оскара Уайльда. А лучшей подругой и вообще единственным человеком, с которым Янина общалась (она была интровертом-лесбиянкой и воспитанницей одного из самых плохих сиротских домов города) была ее однокурсница по колледжу Кристина. Именно сейчас она звонила в дом к Янине, которая, только что, приняв душ, уже потушила свет, разделась и легла, чтобы заснуть.

– Привет! Ты уже спать собралась? – удивилась голубоглазая блондинка, ибо ей открыли в пижаме, посмотрев в глазок.

– Проходи.

Оказалось, нетерпеливая Кристина (которая в отличие от Янины не только экстраверт, но и Близнецы – самые общительные по гороскопу) придумала то, как можно осуществить мечту подруги. И ей непременно сейчас, непременно в данный момент, лично нужно было ей об этом, пока она не забыла, рассказать. Ведь такая новость, по словам подруги, ждать не может!

Она через три руки была знакома с Марком, а Марк – Бог. Точнее, он начинающий, но довольно интересный и уже во многом зарекомендовавший себя художник. Художник, который сын художника, и который учится на последнем курсе в государственной художественной академии. В него влюблены все, в том числе и Кристина, хотя ей нельзя. Ибо она уже имела неосторожность влюбиться и отдать себя на втором курсе молодому человеку по-пьяному. Аборт делать поздно, но сей страшный джентльмен в жены ее взял, слава тебе Господи.

И Кристина училась в художественном –  да, но портрет она все-таки подруге подарить не смогла бы, ибо специализировалась на природе, а вот Марк – рисовал кадры из фильмов и иллюстрации к книгам, – он это запросто.

– Хорошо? Так вот просто? – удивилась Янина, когда разговор о ее мечте состоялся с самим Марком.

– Хорошо, – подтвердил художник и убедил, что ей это даже совсем ничего не будет стоить.

 

Гл. 2

 

И вот юноша в сером пиджаке стоял в комнате, заметно нервничая. Он только что вернулся с города, куда ездил за красками и кистями для портрета, самого лучшего портрета, портрета для Янины. Он тайно хотел сделать его своею лучшей картиной. Своею дипломной работой и переплюнуть ею Якубовского, этого задиру Верлена, который по пятам следовал за ним, картиной за картиной, а иногда и обгонял Марка. Кому такое может понравиться? Все время быть золотым ребенком, а тут раз и какой-то поляк впереди тебя. С того ни с сего! Марк уже не слезал с антидепрессантов, как раздражал его новый талант – Верлен. Это конечно не модельный бизнес, в котором работала его девушка, но тоже довольно своеобразная и жесткая борьба за славу. За первенство. За искусство. За красоту. За признание историей! Посему, когда в комнату Марка зашла сестренка и попросила одолжить краски, (а попросив и никогда не слышав отказа (ей всего было шесть), она тут же протянула за ними руку), но брат тут вдруг гаркнул на нее, как выразилась мать, и ударил по руке. Девочка заплакала, испугалась и со словами «брат меня бьет» пошла жаловаться.

Марка не наказали. На него косо посмотрели и спросили, не утомился ли он, ибо Янина пришла позировать.

Она была как статуя. Пока ее рисовали, стояла неподвижно и смотрела куда-то вдаль. Да, как эта американская статуя свободы, совершенно не двигаясь  и, Марку казалось,  не моргая.

– Как это у тебя выходит? – поинтересовался художник.

– Я когда работаю, не болтаю, – ответила Янина.

Тело ее было совершенно. Каждый изгиб лица. Форма тела. Любая впадина, ямочки были на месте. Марк хотел спросить ее, отчего она не модель? Так же, как его девушка? Ведь Янина в тысячу раз совершеннее. Но, наверное, как раз поэтому, потому что в тысячу раз совершеннее, красивее. Если ее встретишь,то и никогда не забудешь. Она была бы белой вороной среди остальных «моделей», красива своею какой-то особой красотой. Да, теперь онна моделей смотрел именно в кавычках. Модель – это, по сути, презентабельная вешалка, на которой впервые представляется новая коллекция одежды. А потом, как ее уже представили, и она уже не эксклюзив, она переносится на искусственные вешалки в магазинах, где ощупывается покупателями и продается. Модель это не Янина. Янина совершенство. Янина не модель. Он теперь понимал, почему она хотела  свой портрет. По крайней мере, он думал, что она осознает, для чего он необходим ей. Марк прививал девушке умственные способности, коими обычно не награждены представительности их профессии. Или, по крайней мере, так принято считать в обществе.    Законсервировать свою красоту навечно. Так, как консервировал совершенный нагой запах великий парфюмер великого немецкого автора.

– Янина, спасибо. Думаю, на сегодня хватит! – сказал, наконец, Марк.

– Думаю, хватит, спасибо, – сказала, наконец, Янина и тут же упорхнула.

И это был первый день.

Иногда, люди, желавшие получить свой портрет, просто себя фотографировали. А потом получались, выходя из-под кисти Марка, живее, чем на снимках.

– Но ее я должен рисовать с натуры, – думал Марк, – И рисовать так, чтобы  картина переплюнула саму натурщицу.

 

Гл. 3

 

На следующий день Янина пришла, как жители столицы сказали бы, как раз вовремя.  Явилась на полчаса позже назначенного ей времени.

– Что случилось? Я художник хотя и начинающий, но у меня совсем мало времени, – высокомерно, но как бы невзначай бросил Марк.

«Никакой ты не художник», – подумала Янина. «Ведь действительно, то, что ты где-то обучался этому ремеслу, то, что взрослые диву даются тому, что у тебя получается в твоем возрасте, еще ничего не значит. Турбина, например, тоже с четырех лет пописывала. И кто она теперь? И где она теперь? При жизни лучше не выпендриваться.

У Янины с утра и до вечера очень болела голова. «Наверное, я простудилась?» Но так как Янина ходить еще могла и так как безумно хотела свой портрет – выйти и пообщаться со смазливым и возомнившим уже о себе невесть, что мальчиком стоило.

Янина приняла вчерашнюю позу и не двигалась. Старалась не двигаться, как лондонский караул, охраняющий  часами свой Букингемский дворец и меняющийся  ровно по 45 минут, как того требует традиция. Интересно, туда берут,наверное, только самых лучших парней? Отбирают из лондонских кадетов, отсеивают среди элиты новобранцев или эта работа, сродни работе аниматора и туда нужен рост, вес, здоровье и милое личико?

Янина решила напомнить себе, чтобы не забыть об этом и где-нибудь разузнать. Хотя к чему напоминания? Она об этом не забудет, пока не докопается до истины. И интересно еще вот что. Они действительно такие безразличные, такие же черствые как она? Или стеснительные, или им по уставу не положено? Когда Янина была у них с концертом (не лично у них, а вообще, на Британских островах, в Лондоне, в Уэльсе), она с ними фотографировалась. И хоть бы один, что ли, из двух ее обнял?

 

Гл. 4

 

– Алло, алло!.. Янина? Янина, здравствуйте. Вас беспокоит… Ммм. Да. Отчего вы сегодня не пришли к… Ага. Хорошо. Ясно. Я спрошу у… Наверное, он согласится. К двум часам. Я передам. Извините.

В третий раз натурщица не явилась. Не хотела портрет? Отчего же? Хотела! Просто никогда не хворавшая до этого пианистка вдруг заболела.

Марк нервничал. Ему не терпелось продолжить работу, которая должна была стать одной из лучших в его карьере. Одной из самых или нет, он пока еще не знал. Но когда все получается, ты впадаешь в такой драйв, что хочется увидеть то, что будет в конечном варианте, скорее. Конечно, можно было так не гореть, но пошли слухи, что Верлен нарисовал какой-то там семейный портрет и вроде как тот оказался лучше всех его работ и пока он – впереди. Марк не мог допустить этого и поэтому согласился ехать к своей натурщице. К этой Джие, прямо в дом с холстом, с кистями, со всем оборудованием – в общем, при параде и писать ее. Писать, потому что сегодня он в духе заниматься именно ее портретом. Предложение Янины заниматься другими текущими делами его более не удовлетворило, потому что на самом деле ничего текущего кроме нее у него в голове-то сейчас не было, а назвал он его, чтобы поторопить ее исполнять собственные похоти.

Был снег, был ветер, Марк был теплолюбив, но все же он приехал и весь день провел у кресла, а позже и у кровати Янины. Ей все больше нездоровилось, и ему пришлось смотреть на натурщицу, которая совершенно ему не позировала. Девушка увядала на глазах, но мастерство Марка с каждым мазком оживляло ее на холсте. Ему следовало только видеть свою музу, свою Янину, иногда даже просто находиться с ней рядом, ибо иногда он совершенно в ее сторону и не смотрел, и писать, писать то, чего он хотел добиться в живописи – неподражаемой натуралистичности. Чтобы было как в жизни. Чтобы было лучше, чем как в жизни! Написать саму жизнь. Увлечь ее в рамки. Чтобы даже резвые рыбки за аквариумным стеклом (например, бойцовские петушки во время драки) не были живее его картин. Вот такая идея была у мастера кисти.

Он рисовал. Он рисовал. Он рисовал не то что, пока не стемнело, а пока он сам не выдохся и не начал засыпать за портретом с отваливающейся рукой.

Тогда он положил кисти, вздохнул и сказал, наконец:

– Думаю, уже все. На сегодня поздно. Если позволите, я приду к Вам…

Не договорив эти слова, Марк увидел, что Янина спит. Он рисовал ее спящей, а на наручных часах было давно за полночь.

 

Гл 5

 

На четвертый день к портрету Янины оставалось сделать только фон. И Марк не поехал к ней. Он хотелот звониться, предупредить, что его натурщица может спокойно отдыхать,   сегодня он поработает без нее, но, не дозвонившись, решил больше себя этим не беспокоить.

Марк работал весь день. Выпил кофе и работал без остановки всю ночь, и на следующее утро он сказал себе:

– Портрет готов! Готов!

 

Гл 6

 

На следующее утро, выспавшись, Марк отправился по адресу к Янине, чтобы показать свой портрет. Ему никто не открыл, но дверь была и не заперта, поэтому он вошел к пианистке как к себе домой.

– Куда повесим? – спросил художник натурщицу.

Марк заходил по комнате и сам обнаружил пристойное место.

– Здесь?

Он прищурил глаз и сказал:

– Потрясающее место! Ну, как Вам?

И он отправился за стулом или лестницей, чтобы залезть наверх.

– Ну?! Нравится?! Нравится же, а?! Совершенство… Мое совершенство…

Янина все так же спала, перевернувшись на другой бок. На картину, которой она так недавно была одержима, что и ее создатель, она уже не обращала внимание. Уже было все равно. Марк спрыгнул с лестницы и подбежал к ней.

– Янина! Бросьте. Вставайте! Взгляните, что получилось! Взгляните  же!

И пока он трепал девушку за плечо, пока поднимал ее – в комнату кто-то позвонил.

– Иду!

Марк подбежал открывать.

– Кто?

В глазке перед дверью стояла Кристина. Он впустил ее.

– Пойдемте, я Вам покажу шедевр! Работа закончена! Янина, конечно, дрыхнет, но… Посему Вы оцените первой!

– Вы работали, пока она болела? Одержимые! А… – Кристина затаила дыхание, – Она, она… Она прямо как живая! Вы волшебник!

Кристина то возводила руки к небу, то от удивления закрывала ими рот.

– Боже мой, Вы прелесть! Дайте я Вас обниму.

Немного прижав к себе Марка, Кристина отправилась к Янине.

– Если мы ее разбудим, ведь большой беды не сделается, – трещала восторженная девушка, – Правда?

– Да, но… Это же и бесполезно…

– Она даже на поправку пойдет, увидев, что Вы для нее сделали!

– Да?

– Янина! Янина, проснись! Ты должна это увидеть, Янина. Ян… Яни… Я… Что Вы?.. Что Вы с ней сделали? – произнесла Кристина и закричала как в японских фильмах ужасов.

Марк рассеянно посмотрел на натурщицу.

Девушка была мертва. И вообще, множество длинноногих девушек знаменитого портретиста с самого начала и до конца были мертвы. По словам Марка, то есть уже из уст преступника, он не помнил, что убивал девушек, что с хирургической точностью вонзал им в сердце нож. Он «просто настойчиво просил их не двигаться и не болтать с ним, а потом злился. И не помнил, что происходило…» «Для работы ему нужно максимум тишины. Максимум концентрации. Они сначала не слушались, а потом вдруг прекращали ему мешать и становились шелковыми».

«- Янина же молчала. Она не любит… говорить.

– Я сделал это по привычке?»

«- Но они же были мертвы! Неужели Вы не замечали этого, Марк?

– У меня в столе лежит несколько незаконченных произведений. Вот они мертвы. Ведь их никто не видел! Литературный персонаж оживает благодаря читателю. Именно он вдыхает в повествование жизнь. А что с живописью? Надо и на нее просто посмотреть. Искусство живет вечно. И они вместе с ним… И их молодость…

– Ясно все с Вами…»

 

2013