Антон Власенко. Воспоминания дьяволопоклонника

Toi dont la large main cache les précipices
Au somnambule errant au bord des édifices
Ô Satan, prends pitié de ma longue misère!

Charles Baudelaire ‘Les Litanies De Satan’

КОРИДОРАМИ МНЕМОСИНЫ
Дьявол завладел моею душой. По грани сна и яви проник в самое сплетение мыслей, разворошил запылённое и старательно избываемое Сокровенное, нашептал новосотворённых искушений и устроил гнездо посреди огневеющих возможностей. Его не избыть. Усевшись на плече и задурманив голову, закружил в диком танце и провёл тёмными коридорами Мнемосины; сбивая с толку и то и дело меняя направление, вытолкнул вовне.
Помню нагретый полуденным солнцем песок, шишки под босыми ногами, густой сосновый бор по обеим сторонам просёлка, уходящего в гору. Помню гнетущую тишину: ни щебетанья птиц, ни шелеста листьев, ни тишайшего звука. Помню нарастающее безветрие и усиливающуюся жару – давящую и прижимающую к земле. Помню единственное ощущение – ощущение безвременья, неизменности, мёртвенности. Обречённость.
И запряжённая старой клячей телега с иссохшим стариком. И никого, кроме нас, во всём мире. Только мы и пустой, изнывающий от жары мир. Или лучше сказать перемирие? Но предчувствия конца не было, просто кружилась голова.
На телеге мы ехали по холмам, поросшим соснами, и ничего не менялось. Не рождалось ни слов, ни мыслей.
Ужас появился позднее: когда мы распрягли кобылу и пешком стали пробираться сквозь густой подлесок; когда, спустя какое-то время, выбрались на опушку и увидели бесконечную равнину, усеянную башнями-небоскрёбами. Ужас витал над пейзажем, расцвечивая его во всевозможные оттенки тёмных эмоций, а в глаза било жгучее солнце.
Каждый небоскрёб стоял на прямоугольной пятиметровой насыпи, и ни один не был достроен. Верхние этажи каждого исполина облепили чёрные руки кранов, беспрестанно снующие туда-сюда, в абсолютной тишине. Вершины одних башен тонули в облаках, другие – у самого горизонта – едва оторвались от земли.
Хотелось кричать и рвать волосы.
Мы спустились с холмов и направились к ближайшему колоссу. Башни не отбрасывали тени – солнце по-прежнему стояло в зените. Старик первым достиг подножия и начал карабкаться по насыпи. Не в силах пошевелиться, я замер в ужасе. Огромные двустворчатые двери распахнулись перед взобравшимся стариком, и он завопил, разрывая тишину. Крик оборвался, и тьма поглотила его.
Двери захлопнулись.
Тогда-то ужас и овладел мною безраздельно. Я понял, что остался наедине с чёрными гигантами. На целом свете больше не было живого существа.
Наверное, я бы сошёл с ума, если б Дьявол не услышал мой крик и не сжалился надо мною. Ища утешительного забвения, я рыдал у него на плече, незаметно погружаясь в спасительный сон. Или это было пробуждение?

ЗОВ БЕЛЬФЕГОРА
Глухой ночью я обозлился на весь мир и убежал в непролазную чащу. Долго блуждал по лесу, кружа в чернильном буреломе, и к ведьминому кругу вышел уже ближе к рассвету, но ненависть моя ничуть не угасла со временем.
Часто бывает, что вдруг, неожиданно для себя самих, мы чувствуем взрыв необъяснимой агрессии, острый приступ человеконенавистничества и тотального презрения, страшась признаться в очевидном. Именно это и случилось со мной.
Долгое время я копил обиды, прощал, забывал и вновь попадался в старые ловушки; сгорая со стыда, клял себя за глупость и мягкотелую наивность, но никак не мог решиться на серьёзный шаг.
Сейчас, когда я спрашиваю себя, что же стало последней каплей, у меня нет ответа. Кто разберёт потаённые механизмы собственного разума? Кто упорядочит эту цепочку событий, мыслей и чувств, из которых складывается жизнь? Кто в конце концов объяснит мне, что же она такое, эта жизнь? Да и есть ли смысл в ответе на эти вопросы, в ненужном самокопании? Случившегося не исправить. Сожаление, и то исчезло.
Я упал на колени в центре ведьминого круга, провёл кинжалом по левому запястью и оросил землю перед собой живым багрянцем. Затем трижды произнёс магическую формулу и обратился к холодному звёздному небу:
– Явись ко мне, искуситель рода человеческого. Стань передо мною лицом к лицу; я не отгорожусь от тебя ни крестом, ни именем бога; я без боязни увижу тебя и предамся тебе без завета. Приди на помощь тому, кто хочет служить Аду, служа себе самому. Дай, хотя бы на час, поторжествовать над теми, кого ненавижу, и повладеть теми, кого люблю. Будь товарищем моих замыслов, чтобы вечно, вечно быть моим властелином. Явись – я поклонник твой, за страшную, за ужасную плату.
Дрожащими губами я назвал свою плату, и небеса разверзлись: Он явился на мой зов. Величие Его затмило мой разум, и далеко не всё из произошедшего тогда я запомнил, а что-то и вовсе захотел забыть. Отчётливо помню, как он спросил:
– Не боишься?
Ни на миг не задумавшись, дал я ответ:
– Тому ли страшиться Ада, у кого Ад в душе?
Он рассмеялся диким смехом, и вокруг нас появились тьмы ужасных созданий из ночных кошмаров, и посреди ночного леса была разнузданная оргия, описывать которую тут я не имею ни малейшего желания. А потом на один час я стал властелином мира. Могущество моё превосходило даже Его силу. И желания исполнились, переполняя меня радостью и отвращением, ужасом и сознанием собственного величия. И ненависть ушла.
Я обрёл свободу, став рабом Бельфегора.

ХОЛМЫ ЛЮЦИФЕРА
Каждый год на излёте весны, когда в наши северные края долетают песни южных ветров и безрадостная серость сменяется цветущей лёгкостью, я смазываю свой старенький велосипед и еду в леса. Мне это жизненно необходимо: чтобы не растерять вконец детскую веру в чудеса, чтоб вешним дождиком смывать с плеч грязь обыденности, чтобы шестилетний малец во мне не умирал и продолжал сверкать озорными глазами.
Именно поэтому из года в год я еду на холмы и танцую там с феями и эльфами. Танцы эти чисты и легки, как роса поутру, и не имеют ничего общего с грязными людскими плясками. Под луной звучат песни, и время останавливается, и ночь продолжается до той поры, пока мы не устанем смеяться и танцевать, пока мягкий мох не примет нас в свои объятья.
А на радостный праздник Белтэйн Аэн Сидхе зовут меня в свой древний сид на Уиснехском холме, и пропуском служит лишь блеск глаз да чистота помыслов. Каждый новый бал в сиде становится ярчайшим впечатлением всего года. И что же есть счастье, коли не это?
Так было.
Но той весной всё пошло прахом. Не знаю, что случилось: наверное, что-то умерло во мне или вне меня. На холмах не оказалось ни эльфов, ни фей; не звучала музыка Волшебного Народца, в воздухе не разливалась благость. Душа опустела.
Я собрался было навсегда уйти с холмов, но тут увидел Люцифера, восседающего на троне из костей под сенью вяза. Он поманил меня, и я пошёл к нему не раздумывая, видя, как весенний лес вокруг оборачивается выжженной равниной Ада. Ведь лучше жить в мире с Дьяволом, чем в мире без фей; ведь даже грешники желают чудес.
Так начались мои хождения по кругу пороков.
С тех пор каждый год на излёте весны я смазываю кровью свой старенький велосипед и еду в леса. В заплечной сумке я везу дары своему Мастеру: мёртвых младенцев, распятых на кресте. И счастье вновь переполняет меня, и шестилетний малец озорно блестит глазами.

Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Ответьте на вопрос: * Лимит времени истёк. Пожалуйста, перезагрузите CAPTCHA.