“Я повешу тебе на шею табличку: Ей только четырнадцать лет – руками не трогать” – говорила озабоченная мать своей старшей дочери. В это время младшая дочь тянула ее, с ревом, к ближайшей песочнице одного из загородных пансионатов.
Опасаться матери было чего: дочь явно выглядела старше своих четырнадцати. “Совсем недавно она была еще гадким утенком”, – думала мать, – “невзрачной девчушкой, на которую и одноклассники–то внимания не обращали. А нынче–то, нынче. Вчера, например, тот сорокалетний ловелас все вился вокруг нее, в глазки заглядывал…”
Девчушка и сама чувствовала, что изменилась. На смену угловатой неловкости пришло что-то другое, незнакомое ранее. Какое-то новое ощущение возникало в ней, когда она вдруг чувствовала на себе восхищенный взгляд случайного мужчины. Она еще не знала, что пробуждалось в ней на свет то самоеженское начало. Она смутно стала догадываться, что имеет непостижимо откудавзявшуюся, властьнад мужским полом. Это чувство было мягким и клубящимся под всей кожей. Как будто маленький котенок, оно жмурилось от удовольствия солнечных лучиков, падающих на его шерстку.
Это жаркое лето только усиливало робкое ликование от устремленных на нее мужских глаз. Только вот мать, с вечно вопящей сестрой, появлялась в совсем ненужное время. “Вчерашний случай, хотя бы, – думала она, –нусказал ей этот старик, что красивые у нее глаза. Она и сама знала: глаза у нее ярко зеленые, как у кошки, с коричнево-золотистыми лучиками. – Нет, сегодня вечером надо ускользнуть от бдительного материнского надзора. Ну, сколько можно – не маленькая же! Да и танцы нынче обещаны в этом заброшенном пансионате“. Далее мысли бежали по одному и тому же кругу, как белка в колесе: “И зачем было соглашаться на этот пансионат?! Ведь как это мать сама не понимает, что позорит, гоняясь повсюду за мной!”
Вот, наконец, и вечер. Мягко уходит в ночь, красное в закате, солнце. Притих, угомонившись, пансионат. Малышня, наоравшись за день, провалилась в детский беззаботный сон. Престарелое поколение допивало свой кефир. Где-то с танцплощадки неслось: “Раз, два, три, проверка, проверка”. Девочка, спрятавшись за дощатым углом их семейного домика, спешно красила губы. “Может, уснет. Поздно ведь уже. Небось устала, обыскивая сегодня все скамейки в парке. А что искать-то: книжку я читала, книжку”.
Докрасив губы, она отважно отправилась напервые в ее жизни взрослые танцы. Школьные вечера были не в счет. Вот и залитая мягким светом танцплощадка. Страшно- то как – колени подгибаются. “Будь, что будет“– она ступила внутрь вольера. Не успела оглядеться, а перед нею уже двое. Да еще какие! Особенно один из них: блондин, голубые глаза. Да и рост у него приличный. Другой тоже ничего: черноволосый, с такими же зелеными глазами, как у нее, коренастый. “Наверное, тяжелоатлет” – подумала она. Блондин же, наоборот, смахивал на прыгуна с шестом: весь тянущийся ввысь.
Она протанцевала с ними весь вечер. Партнеры сменялись. А она даже не передохнула ни разу. Ей казалось, что этот волшебный сон скоро прервется. “Как Золушка, останусь с тыквой” – мелькнула вразгоряченной успехом головке мысль. Как же, она ведь еще школьница. А они, поди, уже студенты. Нравились ей оба. Но больше, конечно, блондин. “Как в фильме”, – думала она, “такой красавец – и со мной!”
Праздник закончился. Конечно, не хватило совсем чуть-чуть. “Еще бы один танец!” – думала она – “блондин уже почти поцеловал. Да, и коренастый, казалось, был близок к тому же”. Первый поцелуй…. Она давно мечтала о нем. Все девчонки в классе взахлеб рассказывали о своих амурных делах. И только она молчаливо стояла у стены во время перемен. Теперь это произойдет. Обязательно. Но, понятно, уже не в этот вечер. Она простилась с кавалерами и побежала к домику. Казалось, мать спала. Девочка на цыпочках пробралась в свою комнату, натянула пижаму и счастливо уснула.
На следующий вечер обещали крутить кино. Расписание у них такое: день – танцы, день – кино. К кинотеатру пришел только коренастый. Она разочарованно надулась. Коренастый делал вид, что не замечает. Только вскользь заметил, что блондин прийти не смог. Но все равно было хорошо. Даи мать не прибежала проверять, в каком ряду они сидят.
Так и побежали своим ходом дни. Она уже почти влюбилась в этого странного все же парня. Всем он был хорош: и танцевал с ней, и цветы носил, и в кино водил. Только вот, когда прощался, всегда руку подавал. “И что он все ходит? Думала – нравлюсь ему. А он меня в умеренной зоне дружбы все держит. А когда же целоваться?!” Так незаметно подошел и последний прощальный вечер. “Ну, сегодня уж точно поцелует. И адрес должен дать…” – мечтала девчушка.
Но закончился в ее жизни и этот вечер. Поцелуя не было. Лишь пожатие руки, весело звучащее: “Целоваться, я думаю, не будем!”и фото: “На память” с чистой оборотной стороной…
Утро отъезда. Подан автобус. Толпа отдохнувших тел, втискивающихся в узкую дверь. “Возьми сестру. Займи места. Я вернусь проверить, не оставили ли чего!” – кричала мать, протягивая ей сквозь толпу визжащую, как всегда, сестру. Она поднялась в автобус, нашла свободные места и усадила сестру к окну. Сестра прекратила рев, вертелась и лепетала что-то на своем детском языке. “Мама, мама!” – закричала она вдруг, тыча пальчиком куда-то вглубь аллеи.
Под кронами лапистых деревьев стояла ее мать. Она, смеясь, что-то говорила и протягивалана прощанье руку. А напротив стояли, улыбаясь, два паренька: блондин и коренастый. Блондин держал в руках знакомый ей пакет. Это был пакет с подарками для сослуживцев, который они вместе с матерью покупали вчера в городе…
