Я умываю руки, – сказал профессор Бескровных своей аудитории. С антресолей скатилась его любимая мартышка Чи-Чи и подала ему полотенце. А что делать с трупом? – спросил его ассистент Ахмедов. Пока ничего, – задумчиво ответил профессор. Мало-помалу аудитория опустела. Труп Переверзева, что лежал на операционном столе широко зевнул, открыл глаза, и сказал – что, уже? Да-да отдыхайте, голубчик, покойно, – сказал Бескровных ожившему трупу. Переверзев встал со стола, прошёл к окну, открыл форточку, закурил папиросу, и, выдохнув первую затяжку, сказал – 12 лет вы меня препарируете профессор и никакого толку, что я вам, силикон бездушный? Терпение, голубчик, терпение, – ответил ему Бескровных, – бог терпел, и нам велел. Бога нет, – заявил нервно труп. При этих словах мартышка Чи-Чи нервно заметалась по аудитории, а собака Авва, что лежала у ног профессора, предупреждающе зарычала. Ну вот, опять вы за своё, батенька, – сказал Бескровных Переверзеву, – 12 лет мы с вами воюем, мучаемся, и действительно – никакого толка. Посмотрел бы я на вас, когда б вы побывали на моём месте, – хмуро ответил труп патологоанатому. А что вам не хватает? у вас есть интернет, все условия для комфортной загробной жизни, даже домашние животные у вас бывают, – нарочито сказал Бескровных Переверзеву и почесал Авву за ухом. Да как вам сказать, – ответил тот, – жизни у меня нет. В дверь постучали. Да-да, – громко произнёс профессор на стук. Дверь отворилась и в её проём заглянула головка Вареньки. Обед готов, – сказала она. Ну, вот и прекрасно, прекрасно, – ответил Бескровных Вареньке. Что ж, пройдёмте, многоуважаемый, – обратился он уже к Переверзеву, и они вместе с Чи-Чи и Аввой прошли в столовую. За столом уже сидели ассистент Ахмедов и старинный друг Бескровных профессор Зайченко. Они обсуждали новости. Добрый день, Александр Евгеньевич, – улыбаясь, сказал Бескровных Зайченко, усаживаясь за стол. Добрый день, Николай Яковлевич, – ответил Александр Евгеньевич Бескровных.  Упокой ваши души, – сказал Переверзев всем и тоже сел вместе со всеми. Варенька, тем временем, дала Чи-Чи киви, а Авве предложила косточку. Обед в доме Бескровных ознаменовал выстрел пушки с общеизвестной крепости и все, помолившись кроме, Переверзева, начали молча кушать. Что нового? – спросил Бескровных Зайченко. Когда я ем, я глух и нем, – ответил тот. И то правда, – улыбнувшись довольно, ответил Николай Яковлевич. А на меня это не распространяется, – недовольно выразил себя Переверзев. Ну и хорошо, – прокомментировал того Бескровных. 12 лет мы обедаем здесь, – начал едко подтрунивать труп над обществом, – и хоть бы раз по-другому что было. А что вам собственно надо?– спросил Ахмедов. Отпустите меня, – сказал тот Бескровных, – отпустите пожалуйста, Николай Яковлевич! Не могу, батенька, не могу, – в который раз за 12 лет отвечал ему профессор Бескровных. Но почему? почему? – размышлял вслух неспокойный труп. – Потому, что это абсурд; труп разгуливающий по свету; посудите сами – вас сразу же засечёт какой-нибудь околоточный. Да, это правда, – согласился труп с Бескровных. Но что же мне делать? – не успокаивался труп среди общества. Первым делом, – научитесь себя вести, – сказал нарочито Ахмедов, – вы прочли «Анну Каренину», что я вам давал в прошлом месяце? Нет, не прочёл; а что толку, что толку в этой вашей Карениной; всё равно поезд её переедет, – ответил ему Переверзев. Хм, хм, – улыбнулся Зайченко Бескровных на реплику Переверзева. На что тот, не замедля, ответил, – да откуда ж вы знаете чем кончается книга, если вы её не читаете! Книги нужно читать не с конца, а с начала, – назидательно поправил Ахмедов Переверзева. Какая разница, – ответил тому размышляющий труп, – если нет жизни нигде; ни в книгах ваших, ни в этих обедах. Успокойтесь, пожалуста, – строго сказал Ахмедов Переверзеву, – опять начинаете? Спасибо, Вадим Николаевич, – поблагодарил Бескровных Ахмедова, – а то уж я было начал терять аппетит при всём при этом. Хм, хм, – подтвердил молчаливый Зайченко, и вновь повторил свою формулу – когда я ем, я глух и нем, а поссориться и поспорить мы всегда успеем. Никому это всё не нужно, – уныло сказал Переверзев всем присутствующим, – никому. Что Это? – заинтересовался  Николай Яковлевич у своего подопечного трупа. Да всё это, – ответил тот тому, – и вы никому не нужны, и вам никто не нужен; вы умерли ещё до своего рождения, и по инерции здесь харчуетесь, якобы работаете, как бы философствуете, типа общаетесь, вроде бы что-то любите, будто бы живёте, а глянуть на вас с нашей стороны – так вы себя мучаете и других мучаете, и вообще: в гробу я всех вас видел. Интересная точка зрения, – справедливо заметил вдруг наевшийся, Зайченко своему другу, – вы не находите, Николай Яковлевич? Мой материал как всегда преувеличивает, – ответил Бескровных другу, – в конце концов когда-нибудь в будущем он поверит в бога, исправится, станет законопослушным трупом, и тогда никто не будет его препарировать, да же Вадим Николаевич? Да же профессор, – ответил ассистент Бескровных. Вы шутите, – сказал, улыбнувшись покойник, – вам нет никакого дела до будущего, зачем вам будущее, если вы умерли давным давно? Ещё не лучше, – вставил своё слово Ахметов, нервически улыбаясь. Вот, Александр Евгеньевич, теперь вы видите с чем мне приходится работать, – ответил Бескровных другу. Во всяком случае, – он мыслит, а это уже успех, – успокоил друг друга. Какой там успех, Александр Евгеньевич, о чём вы говорите, он не ценит главного – того, что у него есть, по-вашему это мышление? – справедливо заметил Бескровных. В столовую вошла Варенька и справилась у присутствующих о чае. Я пас, – ответил Зайченко, и довольный собой встал из-за стола. Он подошёл к Переверзеву, и очень галантно сказал, – позвольте вас пригласить на танец? Начинается,– недовольно буркнул тот, но всё равно встал и, приняв приглашение, положил ему руку на плечо. Ахмедов учтиво завёл граммофон и в столовую торжественно влились «сказки венского леса». Танцующие вдохновенно предались музыке. В дом Бескровных вернулась послеобеденная меланхолия. Ахмедов и Бескровных сентиментально слезясь глазами, наблюдали за танцующими, а вдохновенная пара вальсировала вокруг стола. Обняв сухую талию Зайченко, статная фигура Переверзева вела в вальсе, а тот склонив ему голову на плечо, чему-то внимал. Милый, – шептал на ухо Переверзева Зайченко, – милый, что же нам всё-таки делать? Это ничего, ничего, – самозабвенно успокаивал тот того, – ничего, настанет заря новой жизни,  определённо настанет, вот увидишь! Надо бежать, надо срочно бежать отсюда, – не унимался вальсируемый Зайченко. Но, дорогой, – умудрено размышлял вслух под музыку его партнёр, – сам посуди: на кого я их оставлю, они же наивны как дети? Да, это правда, правда; но хотя бы обещай мне, что ты меня не забудешь, – меланхолично шептал Зайченко своему партнёру по танцу. Обещаю, – успокаивал тот того. Сказки тем временем кончились и музыка умолкла, а благородный друг Бескровных – Зайченко  церемонно поклонившись всем и партнёру, громко сказал, – спасибо большое,  ну вот, видите, Николай Яковлевич, он вальсирует сегодня куда как лучше! Спасибо вам, – заметил тому  Яковлевич, – это ваша заслуга, мне тоже приятно видеть, что ваша теория имеет несомненный успех. Да, да я всегда говорил это: только лаской и добротой можно добиться чего-либо в этой жизни, – с удовольствием подтвердил свою теорию польщённый Зайченко. Утомлённый танцем Переверзев сел в кресло и закурил. Курить вредно, – заметил тому Ахмедов. Труп улыбнулся, а Александр Евгеньевич умилённо посмотрев на него, с любовью отметил, что даже в этом тяжёлом случае его ученик по танцам – живее всех живых, и намного интересней присутствующих. И чтобы скрыть свои мысли он предложил партию дурака. Все, кроме курящего, согласились. А вам, что, особенное приглашение нужно? – строго заметил зануда Ахмедов обособившемуся Переверзеву. Вопрошаемый игнорировал зануду-ассистента коротким заявлением:

– Спасибо, я пас. Играть с вами в дурака, будучи трупом, это уже чересчур, сплошное лицемерие, мне хватает того, что вы меня и так каждый день здесь препарируете. Так если вы труп, что же с вами тут ещё делать? – справедливо оппонировал Ахмедов своему оппоненту. Спасибо ещё раз, я это уже слышу 12 лет, – нагло ответил тот. В столовую вошёл дворник Харитон с самоваром, за ним просеменила Варенька с вареньем. Накрыв на стол чайные принадлежности, Варенька удалилась. С потолка слетела до сих пор никем незамеченная жирная муха, а дворник Харитон замявшись у дверей, скромно хмыкнул. Что ещё? – недоумённо спросил Бескровных Харитона. Третьего дня, ваше благородие, их омертвелость опять фортеля выкидывали, – ябедничал тот профессору. Какие фортеля? – нервно спросил хозяин. Решётку пилили-с, – ответил дворник. Бескровных перевёл взгляд на своего подопечного трупа и спросил у него более чем серьёзно – Роман, ты опять за своё? А что мне остаётся делать? – ответил Роман Переверзев профессору Бескровных, – что мне остаётся делать, я не теряю надежду, вот и всё. Вдохновлённый вальсом Зайченко ещё раз украдкой окинул взглядом Романа; чувства прекрасного и возвышенного начинали тесниться в его душе, и он не мог не благословить своего тайного единомышленника. Ахмедов перехватил этот взгляд, и почувствовал что-то не доброе. Зайченко вовремя остановился в своих вдохновениях и по-профессорски перевёл свой строгий взгляд на того. Во всяком случае, тебе, Рома, надо избавляться от этого, это странная патология, мы с тобой рассуждаем об этом каждый день, каждую секунду, а тебе хоть в лоб, хоть по лбу; бежать отсюда это бессмыслие, – убедительно сказал Бескровных мятежному трупу. А бессмертие? – ответил тот, – бессмертие, профессор,  куда вы денете этот странный предмет? Да полно тебе Рома, тоже мне Достоевский нашёлся, какое бессмертие, ты как был трупом, так и останешься трупом; тебе, чтобы войти в бессмертие, надо согласиться с тем, что Бог есть, – значительно заметил Бескровных. Ну вы не верите, а я верю, – спокойно аргументировал Рома Бескровных, – вашу  религию с вашим богом придумали люди, чтобы подобру-поздорову, без насилия, подчинить себе других людей, а я вот живое доказательство того, что не смотря ни на что, даже здесь в ваших мрачных казематах, я существую, – весомо заявил труп своему мучителю. Хорошо сказано, – заметил гость Бескровных, Александр Евгеньевич Зайченко, глядя в глаза хозяину ситуации, – ей богу хорошо, на уровне Шекспира! Ах, бросьте вы ваши сантименты, – успокоил того Бескровных, – кому нужно его бессмертие, если по бумагам – он труп, просто труп, не забывайте об этом, мой дорогой Александр Евгеньевич! Да вы, Николай Яковлевич – бюрократ, – шутя, заметил гость хозяину, улыбаясь. Я практик, – сухо ответил тот, – и мне не нравится когда в моём доме моими вещами кто-то хозяйничает. А с чего вы взяли что это ваш дом? –  нагло  сострил Переверзев. Но-но, – осадил Романа Ахмедов, – не забывайтесь, голубчик! Вы существуете на моих органах, сами не забывайтесь, – ещё больше начал было провоцировать ситуацию Переверзев собравшемуся обществу. Ахмедов нервно вскочил и с кулаками бросился к зарвавшемуся революционному трупу. Стоп, остановитесь, Вадим Николаевич, это не наши методы, – успокоил профессор своего ассистента, и переведя взгляд на Романа, заметил тому, – да вы батенька – ревалюционэрр! Как хотите называйте это, – уже холодно ответил труп своему мучителю, – я всё равно останусь тем, кто я есть! Ну, полно, полно! Ромочка, полно! – встрял в разговор миролюбивый Зайченко, желая успокоить всех, – ты же знаешь, что это бессмысленно. Это бессмысленно, но это не значит, что это не действительно, я существую, я существую, что бы там нибыло, я живая легенда, – спокойно сказал Переверзев, глядя в глаза своему потрошителю. Тут Бескровных театрально засмеялся, и захлопав в ладоши поспешил сказать, – браво, браво, беллисимо, наконец-то мы подошли к главному, ты окарал, Рома.

– Вот теперь посмотри сам на эту ситуацию своими глазами, ты же действительно всё понимаешь, просто порой ты такой наивный: там за решёткой ты не найдёшь ничего нового, кроме того, что увидишь, что реально-живущий мир тоталитарен; тебя упекут в сумасшедший дом или тюрьму, и всё начнётся сначала; а здесь по крайней мере у тебя есть возможность общаться с нами, с теми, кто тебя понимает, ну разве это плохо, Рома?

– Это  не плохо, – ответил труп присутствующим, – но и не хорошо; вы почему-то считаете, что мне с вами будет лучше, чем с кем либо другим, а я, с вашего позволенья – так не считаю; я свободен по сути; мне не нужно препарировать то, что очевидно; я всё это вижу своей бессмертной душой!

Так, или не так, это развивалось в действительности? – я и не знаю – должен заметить автор этих строк читающим это. Эта безусловно (милая Чеховская ситуация)* – действительно гениальна! И я преклоняясь перед тенью великого классика, хочу лишь продолжить рассказ кратким содержанием последующих фрагментов жизни всех сидящих за столом. Вскоре профессор Бескровных захандрил отчего-то. Это, безусловно стало заметно для окружающих. Администрация института, где он вёл свой патологоанатомический театр, предложила ему отдохнуть. Он уехал в Швейцарию вместе с профессором Зайченко. Они отдыхали. Катались на лыжах. Купались в целебных источниках, но всё равно Александр Евгеньевич не мог не заметить, что последствия этого обеда очень навязчиво давят на Николая Яковлевича. Вскоре они вернулись домой. И однажды утром дворник Харитон увидел в спальне труп Бескровных. Варенька, вероятно, испугавшись, закричала. Пришёл околоточный и засвидетельствовал смерть хозяина трупорезки. Его тут же, естественно, перенесли на тот стол, где он 12 лет препарировал Переверзева. Теперь его препарирует профессор Зайченко, а Рома ему ассистирует в этом. Ахмедов, лишившись, своего покровителя, разумеется, уехал из этого института органов. Теперь он где-то в Бостонском колледже, штат Массачусетс, что-то препадает, не знаю что, мне он не пишет.

Вот такая история.

В качестве послесловия, я хотел бы сказать, что нет на свете ничего выше духа человека живого или мёртвого. Да. Именно. Так. Выше духа ничего нет. А человек это лишь пособие его. И всё тут. На этом – я пожалуй – закончу эту историю. А то снова войду во все патологоанатомические тонкости, и опять утрачу свой цвет.